Оксана Кусля, ее статья для газеты «Истринские Вести» от 20 марта 2013

3

Оксана Кусля, ее статья для газеты «Истринские Вести» от ​​ 20 марта​​ 2013

 

- Геннадий Яковлевич, Ваша первая книга «Гомо скрибенс» - это сборник рассказов. Все они разные: как по сути, так и по содержанию. ​​ Что же, на Ваш взгляд, является связующим звеном для этих произведений? Какой лейтмотив сборника «Гомо скрибенс»?

 

ГЯ -​​ Основная тема – становление человека. ​​ Конечно, прежде всего, речь идет обо мне, - но не только.  ​​​​ Это все же не дневник, а именно желание понять себя через традиции литературы.  ​​​​ Одна из главных тем – смерть родителей. ​​ Да, тут – все ​​ мое: преодоление кошмаров, связанных с их смертью (оба умерли от рака),​​ было трудно задачей и в жизни.  ​​​​ Я понимал, что рационального «выхода» нет – и показываю, ​​ как герой пытается найти себя в реальной жизни. ​​ 

 

- Кого из русских или зарубежных классиков Вы можете назвать своим духовным учителем? Чьи произведения Вам особенно близки?

 

ГЯ -​​ Достоевский, Джойс, Музиль, Бодлер – вот особенно близкие имена. ​​ Но учили и кинематограф, и музыка, и ​​ живопись. ​​ Так что стоило б назвать в этих областях не менее двадцати имен.

​​ 

- Ваша вторая книга – это роман «Иисус из Клазомен». Что побудило Вас взяться за такое масштабное произведение?​​ 

 

ГЯ -​​ Когда я стал заниматься литературой профессионально: после смерти матери, с 22 лет, - у​​ меня появилась мечта написать романы о ​​ Христе и Дон Жуане. ​​ Меня самого очень удивляет, что я сумел пройти этот трудный путь: от мечты до реальности. ​​ 

Когда я поступил в университет, занятия античностью входили в программу обучения​​ – и я сразу увлекся этой безграничной областью.  ​​​​ Под знаком античности прошла вся жизнь: с 25 до 60 лет! ​​ Даже мне этот факт кажется странным, но это факт.  ​​​​ Материал собирался трудно – детали этой работы можно найти в моих дневниках.

​​ 

- «Иисус из Клазомен»​​ -​​ роман сложный, с колоссальной смысловой нагрузкой и потому рядовому читателю после первого прочтения трудно вникнуть во все нюансы произведения. Скажите, на какую читательскую аудиторию рассчитан Ваш роман?

 

ГЯ -​​ Если писатель «рассчитывает ​​ на читательскую аудиторию», он, скорее всего, никогда ничего не напишет. ​​ Странно заранее надеяться на отклик! ​​ Писатель пишет потому, что не может не писать.  ​​​​ В душе я не верю, что это может кому-то понравиться: люди думают о насущных проблемах, - а искусству придают мало значения.​​ 

 

- Вам доводилось странствовать по Турции, где Вы оставались на ночлег возле заброшенных мечетей. Таким образом, Вы хотели познать философию Востока?

 

ГЯ -​​ Путешествия рано стали моей страстью.  ​​ ​​​​ Можно даже сказать, это моя большая слабость.  ​​ ​​​​ Другое дело, что без этой «слабости» я бы не узнал мир.  ​​ ​​​​ Скитаться по Турции – опасная авантюра.  ​​​​ Увы, я​​ понял это только в самой Турции. ​​ Правда, в душе я ​​ всегда считал и считаю ​​ Стамбул Константинополем. Я ездил в корни русской нации, а не в столицу Турции – и ради этого был готов потерпеть неудобства.​​ 

 

- ​​ Известно, что Италия – культурная кладовая мира. Не кажется ли Вам, что вечный город Рим как бы застыл во времени от такого изобилия памятников архитектуры?

 

ГЯ -​​ Как может «застыть» душа человека? Когда мы с любовью созерцаем культуру, мы оживляем ее, а ​​ она дает нам силы жить.

Если у человека нет такой способности, так только его жаль. Рим не «застынет» ​​ никогда: столь важно искусство слишком многим людям. Если в Стамбуле я скитался в прародине, то в Риме – в истории всего цивилизованного человечества. ​​ 

 

- Вы недавно побывали в Нью-Йорке, для большинства россиян Нью-Йорк: это статуя Свободы, небоскребы и одноименная песня Фрэнка Синатры. А Ваши ассоциации со словом «Нью-Йорк»?

 

ГЯ -​​ Вы перечислили статую Свободы, небоскребы и песню Фрэнка Синатры – это суть мифологии американцев.  ​​​​ Это у них в голове.​​ Может быть, лет сто назад это и сияло на весь мир, а сейчас это блеск померк, - но уж не для самих американцев. ​​ Я искренне не понимал и не понимаю этой мегаломании, этой претензии на какое-то особенное чувство мощи и справедливости. ​​ При столь большом количестве социальных проблем стоило б быть поскромнее.​​