-2-
ЖАН ЛУИ БАРРО
Отрывки из книги
ИСКУССТВО ЖЕСТА
И в наши дни встречаются выдающиеся актёры, которые искренне отрицают искусство жеста, связывая все свои надежды с текстом, с тем, что написано. Но то, что написано, уже прожито, уже ушло, а театр - искусство настоящего. Если в театре предпочитают написанное, то происходит такое негативное явление, как «колокол». Это касается лишь западного театра, ибо восточный сохранил искусство жеста в силу глубины традиций: актёры из поколения в поколение хранили выразительность жестов.
Однако и на Западе уже одно и даже два поколения всемирно известных артистов театра защищают мима и обосновывают необходимость его появления на театральных подмостках.
Поскольку писаная драматургия прочно засела в жизни театра, важно показать значение мима и даже преувеличить его для того, чтобы выиграть битву за мима.
Первые, ещё робкие попытки работать в маске были сделаны в лоне «Старой голубятни» под началом Жака Копо. Его идеи подхватил Шарль Дюллен, а затем Декру с его монашеской преданностью театру. Достижения Чарли Чаплина в немом кинематографе, совесть всего нового Марсель Марсо, интересные начинания Фабри, а также некоторых других - всё это уже тридцать лет привлекает самое серьёзное внимание широкой публики к бесконечным ресурсам жеста, и в частности, к пантомиме. Но даже сегодня, при столь очевидном интересе к пантомиме, активность её, для нас полная привлекательности, многим кажется неискренней. В глазах большинства искусство жеста - всего лишь искусство апарта. Более того, некоторые мимы фанатично отделяют искусство жеста от других видов театрального искусства, а те, что любят сразу и театр и искусство жеста, поддерживают мнение, что смешать эти жанры невозможно, что сочетать слово и жест можно лишь в исключительных случаях.
Итак, есть три сорта людей: говорящие актёры, мимы - реформаторы и те, кто сомневается в возможности синтеза тех и других. На этот вопрос поистине драгоценный свет проливает вся история развития человеческого общества и, в частности, история самого театра. Искусство жеста восходит к самой древней античности, её отзвук слышен и в наши дни.
Гомер, обольщённый благородством и бесконечными ресурсами этого искусства, квалифицировал его как безупречное, Квинтиллиан считал, что оно родилось в эпоху мифических героев, Кассиодор идентифицировал его с музой Полимнией, Плутарх связывал с танцами Аполлона.
Известно, что знаменитый мим Телест, современник Эсхила, представлял в пантомиме малейшие нюансы его пьесы «Семеро против Фив».
Известны слова Аристотеля: «Большинство сальтатеров - от глагола «сальтаре» прыгать - имитируют лишь ритм, не заботясь о гармонии. Ритм объединяет их жесты, которыми они имитируют нравы, страсти и действия людей». Платон, Аристотель, Ксенофонт, Геродот, Пиндар - все они восхищались искусством жестов. Приведём и цитату из Лукиана: «Происхождение этого искусства восходит ко времени сотворения мира. Это искусство так же древне, как и любовь, оно более древнее, чем сами боги».
Как только человек поднимается над своими низменными страстями, он чувствует потребность выразить себя в звуках своего голоса и движениях тела. Примитивный язык первобытного человека уже был синтезом голоса и жеста. Этот первый язык называется музыкой. Выражая свои любовные желания, проникая в суть вещей, человек творит музыку. Он ещё очень близок к животным, своим братьям. И чем же иным, если не музыкой, назвать то, как ведут себя человек и животные, когда они одержимы любовной страстью? Птицы топорщат свои перья, бьют крыльями, петухи передёргивают своими шпорами и издают возвышенные воркующие звуки. Коровы выгибают хребты и мычат. У собак сводит судорогой хвост, они начинают тявкать. Коты вытягиваются и мяукают. Человек танцует и поёт.
Уже при происхождении музыки ею назывался таинственный и магический сплав поэзии, пения и танца. Связи в этой триаде сложны. Плутарх говорил: «Жест - это немая поэзия», - и добавлял: «Поэзия - это говорящий танец».
Поэт - создатель этой триады. Насколько он писатель, настолько и создатель танца. Впрочем, ни одно из этих слов не оригинально по своему происхождению: поэзия рождается из памяти, музыка, строго говоря, рождается спонтанно из игры на флейтах и барабанах, танец - это сальтация.
Поэта иногда называют «сальтатером». Он творит самостоятельно. Слово «сальтация» произошло не от обозначения искусства прыгать, но от искусства делать жесты. Существует легенда, что слово произошло от Сальта, жившего в Аркадии: он первым преподал римлянам это искусство. Подобно тому, как во время оплодотворения природы всё цветёт и очаровывает, человек в музыке воссоздаёт всё лучшее, что в нём есть. И эта музыка - единственный и нерасторжимый сплав, поверенный духом анализа, обожествлённый в поэзии, пении и танце. Человек выражает себя всецело: он говорит, поёт и танцует - и тем выражает себя единственно и до конца. Музыка - однородный сплав слова, ритма и движения тела.
Танец в те дни - это не последовательность различных па, не симметрия фигур, и, тем более, не абстрактное искусство современного танца, которое восхищает нас, - но, как сказал Платон, танцем является имитация всех жестов и движений, которые человек способен сделать. Танец был или кубистическим (название произошло от слова «кульбют», кувырок), или «сферистическим», или «орхестическим». Кубистический танец - это неистовые прыжки, хищные конвульсивные движения, это основа вакханалий. Это танец имущих, ибо в этом танце бог показывал своему адепту, как он, бог, превращал его в коня. В ответ, будучи в состоянии опьянения, посвящаемый в культ выражал свои желания акробатически. Сферистический танец (название произошло от слова «мяч») был последовательностью движений ладони. Орхестический танец был распространён только в театре. Участники античного хора, конечно, владели сценической речью, пением и орхестической сальтацией.
Благодаря специализации и счастливым находкам жанры со временем разделились, но их сущность осталась неизменной. И до наших дней продолжаются поиски синтеза слова, пения и танца, причём этот поиске
нет ничего «интеллектуально - маниакального», поскольку мимы физически воплощают бытие человека, и форме этого воплощения присуща как оригинальность, так и проникновенность, и естественность, и музыкальность выражения.
Мим появился вместе со специализацией. Известно, что в досократический период мимы жили в городах. Мимы, скорее всего, существовали уже в Египте за две тысячи лет до Иисуса Христа. Из греческих мимов назовём Телеста, современника Эсхила. Мимы были важной частью театра, но частью неотъемлемой. Специализируясь в искусстве жестов, мим был частью целого, создаваемого пением, чтением текста пьесы и орхестрации. Ритм определял в целом движение на сцене, ему были подчинены и отдельные движения, например, взмахи рук.
Чтобы жест неожиданно отделился от декламации, понадобился случай. Известно, что в 514 году до новой эры в Риме Ливий Андроник, грек по национальности и вольноотпущенник некоего Салинатора, выступал с драматической программой, в соответствии с традицией объединявшей поэзию, музыку и игру. Он имел большой успех, но неожиданно потерял голос. Тогда он добился разрешения на то, чтоб звучащую часть его роли исполнял раб, на сцене находящийся впереди флейтиста. Сам Андроник в это время жестикулировал. Это нововведение принесло актёру шумную славу. Так родилось исполнение роли персонажа двумя актёрами, один из которых декламировал, а другой жестикулировал.
Именно благодаря этому случаю и родилась пантомима. Стоит признаться, она родилась неполноценной: как искусство человека, который не может говорить. Выражения «пантомим», «имитирующий всё» и «универсальный имитатор» получили своё истинное значение в связи с деятельностью Пилада, знаменитого мима, жившего в эпоху Августа. Отметим, что в период от Андроника до Пилада пантомим один играл несколько персонажей, постоянно меняя костюмы и маски.
Хор исчез, и его место пришлось кстати для антракта. Чтоб его заполнить, появляются специальные мимы, выступления которых предваряет начало пьесы. Эти гистрионы (тосканское «гистер» значит «сальтатер», но, возможно, слово произошло от имени знаменитого сальтатера Этрурии Гистера ) имели порой больший успех, чем актёры, играющие в пьесе. В период декаданса гистрионы были единственными, кто поддерживал слабый огонёк театра.
Вернёмся к римской эпохе. Римляне, поначалу воинственные и жестокие, игнорировали искусство театра. Процветали фокусники из Этрурии, разыгрывавшие грубые фарсы, традиционно состоящие из декламации песен и сальтации. Появление гистрионов было ценно именно тем, что они выражали себя не столь однообразно. Сальтатеры, эти поэты - актёры, работали в плотном контакте с публикой, прямо обращались к публике за поддержкой и получали её.
Вернёмся к Андронику. Он имитировал сатирические пьесы греков, а когда неожиданно потерял голос, то роль, которую прежде исполнял он один, разделилась между двумя актёрами: декламатором и мимом. Вскоре мимы отделились от декламаторов и завоевали полную независимость. То, что делали декламаторы, стало антрактами.
Заслуга пантомимы ещё и в том, что по прошествии некоторого времени
она служит связующим звеном в действии ателланской трагедии и тем самым сближает два её типа. Оба они некогда выросли из энтузиазма создателей этого жанра. Те же самые процессы в комедии привели к размежеванию типов внутри её, что дало толчок развитию всего жанра.
И вот жанр создан, и мы можем его определить: пантомимой является достоверная имитация слов и действий людей. Жанр создан - и мимы становятся знаменитыми и почитаемыми. Приведём в пример Лаберия:
современник Цицерона, он - почтенный римский гражданин.
Женщины тоже могли быть мимами. Известно, что в одной пьесе, разыгрывавшейся во время игр, посвящённых богине Флоре, они появлялись обнажёнными, их позы были призывны, а жесты неприличны. Пьеса прославилась своей неприличностью. Среди женщин - мимов попадались и высокого происхождения (Аалия).
Мимы работали везде. Гистрионы участвовали в похоронах; при этом они облачались в одежду покойного, закрывали лицо маской, напоминающей черты лица умершего, и в драматическом действе воссоздавали подобие борьбы добра и зла так, чтобы это в чём-то походило на жизнь покойного.
Успех гистрионов неизменно рос, ведь это искусство могло выразить то, что голос и литература выразить не могли. Известно, что с пантомимой
связан Овидий. Мим Мемфий представляет на сцене пифагорейскую философию. В эпоху Августа, когда пантомима расцветает, в это искусство приходит молодое поколение, которое достигает высот мастерства в трагическом миме Пиладе и комическом Батилле. Они играли в богатых костюмах и масках из дорогого дерева, декорации были пышны и достоверны, а сопровождал их игру профессиональный оркестр, в котором, кроме дактилической флейты, были сифары, цимбалы и другие инструменты, помещавшиеся на специальном возвышении. Пилад, Батилл и их ученики имели огромный успех. Различали мимов - одиночек (монопропозы) и мимов, работающих в ансамбле (полипропозы). Их жесты и были их языком, руки - ртом, их пальцы говорили. Работа мима в ту эпоху можно заключается в искусстве рук (хирономия), ног (альма) и искусстве прыжков (лактизм).
Вслед за расцветом пантомима становится всё более необузданной и поэтому вызывает общее презрение. Характерно отношение к мимам императоров: Тиберий преследует мимов, Калигула снимает запрещение на их постановки, Вителлий в свою очередь их изгоняет, а Гелиобал даже участвует в постановках (роль Венеры в «Суде Париса»)!
Мало-помалу мимы тонут в забвении. Как они работают в этот период?
Кто знает, что сталось бы со святым неугасающим огоньком театра, не
играй они на фермах, в деревнях, в частных домах. Многое из того, что они делали, не представляет интереса, зато то, что было прекрасно в их искусстве, оказалось на редкость живучим - и на эти прекрасные обломки мы смотрим, как на чудо! Как говорит Клодель в своей пьесе «Атласный башмачок»: «Важно не надеяться на прекрасное, но знать, что оно вечно».
1982