Геннадий Ганичев

.

Переводы стихов​​ Рильке​​ с немецкого

.

.

 

* * *

.

Оглавление

.

.

.

Жертва ​​  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Opfer

.

Вызов бытия​​ Der​​ Schauende

.

Песнь​​ любви ​​​​ Liebes-Lied

.

Пантера ​​ ​​ ​​ ​​​​ Der​​ Panther

.

Нарцисс ​​ ​​ ​​ ​​​​ Narziss

.

ДИАЛОГ​​ древних​​ поэтесс​​ 

Эранна​​ –​​ Сафо​​ Eranna​​ an​​ Sappho

.

Смерть​​ поэта​​ Der Tod des Dichters

.

Песня​​ женщин​​ поэту ​​​​ Gesang der Frauen​​ an den Dichter

.

Память​​ о​​ снеге​​ ​​ Le souvenir de la neige

(перевод с французского)

.

Ранний Аполлон​​ Früher​​ Apollo

.

Осенний​​ день​​ Herbsttag

.

Лебедь​​ Der​​ Schwan

.

Вечерняя песня ​​​​ Abend-Lied

.

Гробница​​ юной​​ девушки ​​​​ Grabmal​​ eines​​ jungen​​ Mädchens

.

Сапфо​​ ​​ Алкею ​​​​ Sappho an Alkaïos

.

К​​ музыке​​ An die Musik

.

Ты видишь, многого хочу я ​​​​ Du​​ siehst​​ ich​​ will​​ viel

.

Одинокий ​​ Der​​ Einsame

.

Ноябрьский дрозд, он так звучит ​​ Wie​​ ein​​ Ton,​​ der​​ in​​ Spiegel​​ schaut

.

Мне ль​​ славить​​ города ​​​​ Soll​​ ich​​ die​​ Städte​​ rühmen

.

Жизнь и смерть ​​ Todes-Erfahrung

.

Душу​​ твою​​ я​​ пою​​ Deine Seele sing ich

.

Их ощутить зовут все​​ вещи в​​ мире ​​ Es​​ winkt​​ zu​​ Fühlung

.

Я лицо твоё однажды ​​ Einmal​​ nahm​​ ich​​ zwischen

.

Одиночество ​​ Einsamkeit

 

Поэт ​​ ​​​​ Der​​ Dichter

 

Ребенком​​ был я, размечтался​​ Ich​​ war​​ ein​​ Kind​​ und​​ träumte​​ viel

.

Люди ночью  ​​​​ Menschen​​ bei​​ Nacht​​ 

 

Жаль,​​ бусинки​​ летят ​​​​ Perlen entrollen

 

 

 

* * *

* * *

 

СТИХИ

 

* * *

* * *

.

Жертва

.

Жизнь бьётся аж из каждой жилки.​​ 

Узнал тебя – и сразу же расцвел:

Смотри, я разогнулся, ожил.

А ты? Кто ты? Как ты живёшь?

.

Как жаль! Мы всё же расстаёмся.

Так древо, постарев, теряет листья.​​ 

Твоя улыбка лишь звучит, как звёзды.​​ 

Всё, что осталось, от влюблённых близких.​​ 

.

О, детство! Ты прошло так непонятно.

Вот так вода на солнышке блестит.​​ 

Мечтал тебя назвать пред алтарём.

И волосы твои горят, и мы вдвоем,

И шорох платья нежно шелестит.​​ 

.

* * *

* * *

.

Вызов бытия​​ 

.

Вся бурь в деревьях отразилась мощь -​​ 

И ураганы дней, что стали тёплы,​​ 

Бьют в ставни моих окон боязливых –​​ 

И слышу говор о событьях я далеких.

Без друга бед не вынесешь таких,

И без сестры любить их ты не сможешь.​​ 

.

Сквозь лес и время рвётся буря

Преображая всё вокруг,

И всё перевернулось вдруг:

Как строки из псалма нас жгут,

Пейзаж обрел ​​ и мощь, и вечность.

.

Как дрязги нашей жизни мелки,

Как велико что против нас!

Когда б, как вещи, покорились

Мы буре, когда бы буре уступили,

В высоком выросли б тотчас.

.

А что мы побеждаем? Малость.

Успех наш унижает нас.

А ​​ как же вечность, небанальность?

Они недостижимы нам.​​ 

Так ангел старого завета

Явился, чтоб найти врага!

Соперники сразиться жаждут –​​ 

И вот сцепилися однажды –​​ 

Так из-под пальцев звуки арфы,

Мелодия летит, полна отваги.

.

Кого тот Ангел одолеет –​​ 

Ты часто с ним борьбы боялся –​​ 

Тот в битве с Ним познал себя,

Собою тот гордиться смеет.

Твой рост, он в глубине сраженья.

На верном ты стоишь пути.

Нашел себя ты в пораженье,

Чтобы к великому идти.​​ 

.

* * *

* * *

.

Песнь любви

.

О, как бы мне так душу сохранить,

Чтобы не трогала твою? Как мне​​ 

Подняться над тобой к другому миру?

Туда бы, в чуждость, в тишину,

И в темноту мне так бы потеряться,

Чтобы твоей коснуться глубины,

Но все же в мире этом мне остаться.​​ 

Мы – рукоять и тетива, один мы лук,

И всё, что нас коснётся, станет вдруг

Каким-то изумительным звучаньем.​​ 

Какой же чудный инструмент – и ты, и я.​​ 

В руках звучим мы скрипача –​​ 

И эта песня так нежна!

.

* * *

* * *

.

Пантера

В​​ Ботаническом саду, Париж

.

Мельканья прутьев перед ней бессчетны

Ей чудится, от клетки нет спасенья!

Усталость заставляет думать, прутьев тыща

И ими мир ее жестоко ограничен.​​ 

.

И мягкий ход шагов упругих, сильных,

Вращающихся в очень узком круге, -​​ 

Как танец силы вкруг своей средины,

Когда порыв огромный силой воли сужен.

.

Лишь иногда глаза свои откроет​​ молча,

Чтоб мир впустить, – и образ мира проникает​​ 

В неё,​​ проходит молча​​ напряженье членов, -​​ 

Но вот, достигнув​​ сердца, умирает.

.

* * *

* * *

.

Нарцисс​​ 

.

Нарцисс ушел.​​ Присущей ​​ красоте благодаря​​ 

Он к сущности своей поднялся шаг за шагом,

Что столь насыщенна, как аромат​​ гелиотропа.

Себя же созерцать предписано законом.​​ 

.

Он любит то, что иссякает, что​​ 

Не вернуть... Покинувшее ветер,​​ 

Оно ​​ хранит и ​​ образ, и восторг.​​ 

Но вот оно летит - ​​ и всё ушло в ничто.

.

* * *

* * *

.

ДИАЛОГ древних поэтесс

.

Эранна​​ ​​ Сафо

.

Ты, дикая, так далеко копьё бросаешь!

И слуха моего в твоих стихах оно достигло.

В звучании стихов так много силы,

Что я дрожу и что со мной, не знаю.

К самой себе вернуться я бессильна.​​ 

.

А сестры ткут, они заботливы привычно.

Шаги любимых в доме не смолкают.​​ 

А для меня мир нов и необычен,

Чего-то жду и таю, таю, таю.

Вот так мне в душу заглянула вечность,

И жизнь моя в моей любви воспрянет.​​ 

.

ОТВЕТ

.

Сафо​​ ​​ Эранне

.

Со мной узнаешь беспокойство.

Со мной познаешь страсти бурю!

Как смерть, войду в твое я существо,

И вечности я, как могила, вверю.

И так я растворю тебя во Всём.

.

* * *

* * *

.

Смерть поэта

.

Поэт​​ лежал.​​ И выставленный лик

Был отрешён и бел, и высока подушка.

Но самый мир и что поэт о нем сказал

Уже повисло безучастно –​​ 

И в отрешенности своей поэт поник.​​ 

.

И мы, кто с ним живым общался, жил,

Открыли его общность с миром только тут:

Глубины и луга, деревья, что растут, -​​ 

Столь многое слилось в его безмолвном лике.

.

Пространство и его лицо еще не разделила вечность,

И жизнь еще вокруг лица ютится и поёт.​​ 

Но маска всё плотней и мертвеннее жмёт,

Хоть прошлой жизни нам открыта нежность.

Вот так и фрукт на воздухе гниёт. ​​ 

.

* * *

* * *

.

Песня женщин поэту

.

Ну, вот открылось всё – и ты нас видишь.

И главное в нас то, что мы несем блаженство.

Что было тьмой и кровью в звере диком,

Преобразилось в наших душах в совершенство​​ 

.

И покорило мир, и вот идет к тебе.

Но что в твоем лице читаем?

Лишь нежность и терпенье.​​ 

Да тот ли ты, о ком мы так мечтали?

.

Да как же так? Мы все – в тебе!

В тебя вложили души без остатка.

И где еще нам быть, как не в тебе?

.

Нам совершенство наше пусто без тебя.

Будь нашим ртом, надеждой нашей сладкой,

Всё выскажи за нас, будь нашим «я».

.

* * *

* * *

.

Память о снеге

.

О снеге память​​ 

жизнь стирает;​​ 

видна земля,​​ 

а снег растаял.

.

Стук лопат​​ 

Уже нам слышен;

зелени цвет

предпочитаем.

.

Уже на склонах​​ в ряд стоят,​​ 

нежны решётки винограда.

Твоей руке знакомой рад,​​ 

зовёт тебя он за ограду.​​ 

(перевод с французского)

.

* * *

* * *

.

Ранний Аполлон

.

Сквозь сучьев наготу однажды утро

Проникнет, о весне оповестив.​​ 

Глядишь на Аполлонову скульптуру –​​ 

И убивает красота стиха,

Готового родиться.

Свободно от теней его лицо,

и холодны виски его для лавра,

но позже из его бровей

воздвигнется вдруг сад из роз высоких,

из каждого листочка, задрожав,

поднимутся поодиночке почки,

рот, всё молчавший, тут вдруг разольёт

улыбку, что сопутствует веселью,

и песня, чудится, задышит.

.

* * *

* * *

.

Осенний​​ день

.

Пора, о, Боже! Лето было столь огромно.

Добавь же Ты теней всем солнечным часам,

А ветры распусти в раздолье комнат.

.

Плодам последним накажи обилье.

Еще подкинь им пару теплых дней,

Чтоб стала щедрость их еще ясней.

А терпкому вину добавь очарованья.

.

Коль дома нет сейчас, то не построишь дома.

Коль одинок, то это уж надолго.  ​​​​ 

Читай и бодрствуй, письма пиши долго,

В аллеях нервничай, броди туда-сюда,

А листья ветер пусть вовсю гоняет.​​ 

.

* * *

* * *

.

Лебедь

.

Ты к творчеству идешь, ты в муках –​​ 

Идти так тяжело, так надо –

Ты в этом лебедю сродни: идет он неуклюже.

.

И умиранье наше есть незавершенность​​ 

Основы той, на коей каждый день

Покоим страхов наших ношу.

.

А лебедь что? В воде он нежно принят,

Играется и счастья не унять,

Его теченье нежит.

.

Он бесконечен тишиной и верой.

И зрел и царствен, как король.

Как он покоится в безбрежном!

.

* * *

* * *

.

Вечерняя песня

.

Моей дорогой Рут на​​ десятилетие.

.

Звезда​​ моя дорогая, кто ты,​​ 

что​​ прямо​​ мне​​ в сердце​​ смотришь?

Самое потаённое, самое скрытое​​ 

от меня не таишь.

.

А кто же ты в душе?

Подвижен неба свод.

Ты подросла уже,​​ 

и я уже не тот.

.

-​​ Кто ты?​​ - спрошу тебя. Но ты не отвечай.

Твой взгляд мне в сердце не забуду.

«Невестой лучшей стать я чаю:​​ 

примерной девочкой я буду».

.

* * *

* * *

.

Гробница​​ юной​​ девушки

.

До сих пор​​ мы​​ помним.​​ Мы должны,

Ведь однажды это может повториться:

Похожа ты на деревце лимона:

В бурление Его крови, ты, как оно,​​ 

Своей груди легко несешь ты поступь

.

- но кто же он, твой «Бог»?

А был всего он​​ стройный

Беглец​​ и​​ женщин​​ баловень.

Как​​ мысль​​ твоя,​​ светящийся​​ и​​ теплый,​​ 

он твоего бедра коснулся мило,

к твоим бровям он наклонился.​​ 

.

* * *

* * *

.

Сапфо​​ -​​ Алкею

​​ Фрагмент

.

Мужчина, что бы ты мог мне сказать?

Как ты б мою затронул душу?

Перед невысказанным очи опускать?

На близость наших душ надеешься уже?

Мы и без вас вошли в легенды,

Дана нам слава, и дана нам вечность.

Что ж, ради вас мы отдадим

Девичество? Его же нежность -​​ 

Сам Бог ее хранит – и её мы ​​ 

Нетронутой несем, и ночью​​ 

Митилена вся нашим запахом омыта,

Сады же пахнут нежностью​​ 

Грудей растущих наших –

.

Да знаешь ли ты нежность, ты, бродяга?

Тебе что наша грудь, а что подушка.​​ 

Стыдись, стыдись, сто раз стыдись, бедняга.

Оставь ты наши лиры, наши души.

Тебя увидев, девы замолкали.

.

Пойми и то: вдвоем мы лад нарушим.

Лишь мне одной богини славу дали.

.

* * *

* * *

.

К музыке

.

Музыка:​​ дыхание статуй.​​ Возможно, это

Застывшие образы. Там, где ты,​​ Язык,

кончаешься. Ты, Время,​​ 

истомленным сердцам не потрафишь.​​ 

.

Ты, чувство, к кому? О ты превращение​​ 

Чувств во что? -: в пейзаж, что услышишь.

Ты, Иное: Музыка. Ты растущее​​ 

Пространство сердца. Наше самое близкое, -​​ 

что поднимается в нас и из нас рвется из нас, -​​ 

святое прощание:​​ 

самое глубокое обступает нас​​ 

как даль,​​ к которой мы давно привыкли, как другая

ипостась ​​​​ пространства:

чистая,

необъятная,

необитаемая.

.

* * *

* * *

.

Ты видишь, многого хочу я.

Наверно, я хочу Всего:​​ 

пусть в темноту паденье бесконечно​​ 

и чтоб подъем стал чудом озаренья.

.

Столь​​ многие живут и ничего не жаждут,​​ 

иль думают, что слишком легким будет суд​​ 

мирскому жалкому подвластны.

.

И как я рад тому, кто страждет,​​ 

кого позвал Ты своей властью.

.

Ты радость всем принес, кто пред Тобой​​ 

склонился.

.

Не поздно никогда признать молитвы силу​​ 

и жизни обрести покой,​​ 

уйдя в Твои зовущие глубины.

.

* * *

* * *

.

Одинокий

.

Как тот, кто​​ все моря исплавал,

так дома я, где бы я ни был.

Да, вкруг меня ликует бытие,​​ 

но я-то всё гляжу чего-то вдаль.

.

В моем​​ лице​​ покоится весь мир,​​ 

но он необитаем, как луна,

там много чувств, и ни одно – кумир,​​ 

и все слова в лице заселены.

.

И вещи, что принёс я издалёка, -​​ 

да, странными покажутся они:​​ 

они животных родине сродни,​​ 

и от стыда дыхание таят.

.

* * *

* * *

.

Ноябрьский дрозд, он так звучит,​​ 

как будто в зеркало посмотрит звук.​​ 

Как будто ты своих волос коснешься,​​ 

или обед на радость удается.​​  

.

А зяблик, тот наутро в феврале​​ 

осмелится​​ сказать такое что-то,​​ 

чего никак не скажешь в ноябре,​​ 

чего​​ ещё​​ не помнит​​ этот​​ год.

.

* * *

* * *

.

Мне ль​​ славить​​ города​​ (дивился​​ я​​ им),​​ эти​​ 

всё пережившие великие​​ созвездия Земли?

Так мир огромно лёг на сердце, что только

славить я могу его. И, собственно, моя печаль становится наградой страдающему сердцу.

Никто​​ мне​​ не​​ скажет, что я​​ не люблю​​ настоящее:​​ 

оно меня раскачивает, оно несет меня, оно дает мне

этот​​ огромность​​ дня, этот древний рабочий​​ день,​​ 

в котором я нуждаюсь… Настоящее​​ бросает небывалые ночи в заверенное свыше великодушие​​ моего​​ существования.

Рука​​ настоящего​​ крепко лежит на мне,​​ судьба же держит меня снизу – и, погрузи она меня поглубже, мне пришлось бы​​ попытаться дышать внизу.​​ Я​​ б запел охотней, если б меня поднять чуть повыше.​​ 

Подозреваю,​​ судьба​​ просто хочет,​​ чтобы я вибрировал, как она.​​ Это когда-то поэт​​ пел​​ за пределами поля битвы! Что сейчас один его​​ голос​​ в этом​​ новом​​ грохоте​​ металла, когда время сжимается под напором бурного​​ будущего!

Настоящее едва ль​​ нуждается в призыве​​ поэта, его​​ собственный шум битвы заглушает песню. Так что позвольте мне пока оставаться в стороне от происходящего;​​ я​​ не​​ буду​​ обвинять, но​​ лишний раз буду восхищён.​​ И если что-то​​ происходящее у​​ меня на глазах​​ подвигнет​​ меня жаловаться, пусть​​ это будет упреком для вас. ​​​​ Что же народам помоложе не сломать это гнилое и бесславное строение мира? Будь иначе,​​ требуй это хоть какой осторожности,​​ это было б​​ несправедливо по отношению к​​ свершающемуся​​ Великому.​​ Кого больше не вдохновляют​​ дворцы или сады, кого не увлекает вечное в картинах или статуях, тот уходит от этого и делает свою ежедневную работу. Но Великое уже подкрадывается к нему – и Оно скоро его настигнет, хочет он этого или нет.​​ 

.

* * *

* * *

.

Жизнь и смерть

.

Не знаем​​ мы​​ об этом​​ ничего: ведь смерть​​ 

молчит. Что, удивляться ей? Ее нам​​ 

ненавидеть? Любить ее? Как отнестись?

По смерти рот нам закрывает маска.

.

Трагичен зов и странно искажён.

Мир полн ещё ролей – и нам играть их –​​ 

И мы заботимся, как их сыграть получше…

И – смерть! Не нравится, но вот играет тоже.

.

А смерть уйдёт – и луч пробьётся в сцену:​​ 

реальность щель свою находит.

Ты – в эту щель: там так реальна зелень,​​ 

реален лес, луч солнца настоящий.

.

Усвоенное​​ тяжко и страшит, а мы-то всё играем.​​ 

Поднимешь руку – жест себя же отрицает.

От нас удалено существованье смерти, -​​ 

оно весомо все ж и творчески тревожит.

.

Порой тобою завладеет смерть: так знанье​​ 

реальности вдруг схватит нашу душу.

С восторгом, вдохновясь, играем жизнь.

К чему и похвала, коль мысль о смерти душит?

.

* * *

* * *

.

Душу твою я пою, что воскресла во мне.

Я проходил совсем рядом – молча стояла она,

словно забытая вещь, вовсе без признаков жизни, совсем незаметно.​​ 

Неужели​​ я ангел,​​ раз​​ сразу​​ ее ухватил?

Что ж я​​ так ярко горю​​ в​​ тайне моей​​ 

одиночества?

Смотри,​​ узнал я ее,​​ 

вот она рядом,​​ 

повернулась к лицу моему.

Душа, неприметная,

о, изумлена как была​​ ты,

открыв мне

невыплаканное.

Ночью​​ мне​​ говори​​ ​​ 

только не теми словами,

что нам известны, а теми,​​ 

что тебе бытие создадут –​​ 

и в этом разломе,​​ 

в этом всхождении​​ 

ты обретёшь освобождение​​ 

и пребыванье в событиях мира.

Душа, о,​​ тебя бы​​ 

я пел,​​ ты, растущая.​​ 

Я бы молчанье возвысил​​ 

к твоему молчащему центру,​​ 

чтоб разорвать мою грусть​​ 

и свет там схватить.

О, обрети ж равновесье

нежная эта душа

.

* * *

* * *

.

Их ощутить зовут все​​ вещи в​​ мире.

«Меня запомни!», - вещи все взывают.

Тот день, что провели мы взаперти,

Впоследствии подарком​​ величают.

.

В делах души возможен ли «доход»?

И в том, что есть, не много ли былого?

И опыт не из детства ли идёт,​​ 

что в каждом от другого слишком много?

.

А что растопит наше​​ равнодушье?

И​​ дом,​​ и​​ луг, и ты,​​ вечерний свет,​​ -​​ 

придёт так близко и обнимет –​​ 

и ты в ответ обнимешь тоже.

.

На​​ всех одно пространство в мире:​​ 

души. И птицы тихо сквозь меня​​ 

летят. Кто жаждет в мир расти? Да я!

гляди: в душе уж прорастает древо.

.

Волнуюсь я – и дом во мне​​ восстанет.​​ 

Подуло ветерком – и шляпа уж в душе.

Возлюблен миром я: прекрасного уже​​ 

на мне творенья образец напечатлен.

.

* * *

* * *

.

Я лицо твоё однажды взял в мои ладони –​​ 

лунный свет в него пролился.

Никогда тебя мне не понять, луна!​​ 

Я в рыданьях в вечер тот излился.

.

Словно б я навеки замолчал,​​ 

а лицо твоё предстало просто вещью.

В мире не было еще прохладней ночи,​​ 

удержать тебя я был уже не в силах.

.

Почему лицо твое так важно?

Ведь оно так мало, но зовёт​​ 

все наши сердечные порывы.

Наши слабости и нашу похоть –​​ 

почему лицу всё отдаём?​​ 

.

Ах, чужому, кто неверно понял,​​ 

ах, другим, кто нам не повстречался,​​ 

иль рабам, что нашу жизнь связали,​​ 

или ветру, что весной гоняет,​​ 

тишине ли, что нас покидает.

.

* * *

* * *

.

Одиночество

.

А одиночество​​ – как будто​​ дождь идёт.

От моря ближе к вечеру найдёт,​​ 

с равнин далёких вдруг к тебе придёт,​​ 

и поднимается отсюда к небу, где всегда.

Оттуда вниз, на нас, на города.​​ 

.

Дождь льёт, когда уже светает,​​ 

когда на утро переулки повернули​​ 

и страсть любовников уже растает –​​ 

разочарованы они, печальны.

А люди, что друг другу ненавистны,​​ 

в одной постели вынуждены спать.

.

Час одиночеству в речной поток стекать.

.

* * *

* * *

.

Поэт

.

Ты, время, избегаешь ты меня.

Крыло эпохи грозно: оно ранит.

Мой голос и мой рот – что для тебя?

Как мне себя в сём мире сохранить?

.

Я наг, я нищ. Ни дома, ни любимой.

Мне на земле и места вовсе нет.​​ 

И всё, чему я отдаю себя, -​​ 

Оно берёт меня и обрастает смыслом.

.

* * *

* * *

.

Ребенком​​ был я, размечтался,​​ 

а дело было к маю.

И вот какой-то человек​​ 

проходит, распевая.

С​​ тревогой​​ маме говорю:

- «Меня, мам, отпусти...».

Вот он поёт – и я горю,​​ 

мне сердце оборвалось.

Еще не пел он, а я знал,​​ 

что жизнь моя начнётся.​​ 

Не пой! Так я тебе сказал:​​ 

моя ведь жизнь начнётся.

Зачем поёшь ты жизнь мою?

Ты спел её, что дальше?

Так рано спел судьбу мою,​​ 

а я еще живу, живу –​​ 

и я умру – за что?

Он пел.​​ Его​​ шаги​​ затихли​​ ​​ 

он должен был уйти.

Мои страданья​​ спел – нет их!

И счастье спел, а сам затих!

И взял, и взял меня с собой –​​ 

куда, поди пойми.

.

* * *

* * *

.

Люди ночью

.

Ночи, они не для толп​​ созданы’.

Ночь​​ отделяет тебя от соседа,​​ 

всё же не надо искать-то его.

Если ты ночью свечу зажигаешь,​​ 

чтобы лицо человека увидеть,​​ 

знай ты заране, кого.

.

Свет, он людей превращает в уродов;​​ 

свет, он свисает с их лиц.

Люди ночную затеяли сходку​​ ​​ 

видишь, как мир ходуном​​ 

заходил.

И лбы их странно пожелтели –​​ 

изгнала мысли желтизна.​​ 

Вино во взорах замерцало,​​ 

и жесты рук отяжелели, –​​ 

а тяжесть эта им и смысл дает,​​ 

и без неё не сладить разговора.

И​​ говорят​​ они всё «я» да «я»,​​ ​​ 

но в мыслях этот «я» - другой.

.

* * *

* * *

.

Жаль, бусинки летят. Задел я шнур.​​ 

А как бы снова нанизать их? Ты почувствуй:​​ 

тебя мне, как застежки​​ крепкой, не хватает.

.

А было ль время?​​ Как​​ утро ждёт рассвета,​​ 

так ждал тебя, разбитый тяжкой ночью.

Всё, как в театре настоящем: крупный план лица –​​ 

и рост – он то ли средний, то ль высокий.​​ 

О,​​ так залив​​ к открытости стремится!​​ 

От​​ вытянутого​​ маяка​​ 

пространства,​​ что​​ сияют, залив бросает ввысь.

На русло так реки, иссушенной в пустыне,​​ 

обрушился вдруг ливень​​ с чистых гор​​ -​​ 

Так пленник, встав, ответ звезды​​ возжаждал –​​ 

и рвётся он в безгрешное окно –​​ 

и тёплые он костыли отбросил,​​ 

решетки принял за алтарь,​​ 

лежит и чуда ждёт.​​ 

«Смотри! Не будет чуда – я не встану!».​​ 

.

Только тебя я​​ хочу.​​ Трава под асфальтом пробилась, но трещины мало ей, мало. ​​ Бедняжка! Хочется всей ей весны. Смотри же: весна на земле.​​ 

В​​ деревне на​​ пруду луна​​ без помощи созвездий так бледна! Нужна ей эта чуждость. А если будущее нам навстречу не пойдёт – причем вся полнота его – не будет вовсе на земле событий!

.

Ты, несказанное! А разве ты​​ – не в нём? Ну, хорошо. Я всё же не настаиваю больше. ​​ Да что со мной? Старею, иль ребёнком становлюсь?

.

* * *

* * *

.

 

* * *

* * *

.

 

 

.

* * *

* * *

.

* * *

* * *

.

 

 

.

* * *

* * *

.

 

* * *

* * *

.

 

 

.

* * *

* * *

.