ПЕРЕВОДЫ с английского
.
Паунд
.
* * *
* * *
.
Оглавление
.
.
ЦИКЛ ПЕСНИ Cantos
.
Песнь 1 Canto I
.
Песнь 65 Canto 65
.
* * *
* * *
.
ЦИКЛ ПОГАСШИЙ СВЕТ A LUME SPENTO 1908
.
Переход от мнимой зари к истинной That pass between the false dawn and the true
.
На смерть любимой IN MORTE DE
.
На Его Эпитафию In Epitaphium Eius
.
Плотин Plotinus
.
Благословенная дева Donzella beata
.
Вана Vana
.
Мотив Motif
.
Вопль глаз The cry of the eyes
.
В старости IN TEMPORE SENECTUTIS
.
Милость Бога прежде песни Grace before Song
.
Девственница A Virginal
.
* * *
* * *
.
ЦИКЛ ЛИЧНОСТИ PERSONÆ 1909
.
Старость души In the old age of the soul
.
* * *
* * *
.
Странно! Любимая, что ж ты забыла Strange! Love, hast thou forgotten
.
Искусство L'art
.
Игра в шахматы The Game Of Chess
.
Одиночество Loneliness
.
Греция Greek
.
Апрель April
.
Отъезд из Венеции Partenza di Venezia
.
Генеральные поставщики Purveyors Generals
.
Греческая эпиграмма Greek epigram
.
.
.
* * *
* * *
.
ЦИКЛ ПЕСНИ Cantos
.
Песнь 1
.
А потом спустились к кораблю,
Перенесли на волны судно, в божественное море,
Над черным кораблем воздвигли мачту, парус,
Овец мы погрузили, затем взошли и сами,
отяжелев от слёз, и ветер от кормы понес
нас всех вперед на парусах раздутых,
что Киркой вытканы, богинею с прической аккуратной.
Сидели мы на корабле в средине, а ветерок поигрывал кормилом
Натянут парус, шли по морю до дня скончанья.
Вот тень легла на целый океан, в дремоту впало солнце, Когда мы подошли к границам глубочайших вод,
Где киммериян земли: там большие города
Тумана плотной паутиною покрыты тумана,
блеск солнечных лучей им недоступен, - закрыто ль солнце звездами иль попросту ушло.
Над нами, грустными, тут ночь чернейшая простерлась.
Вспять океан пошел, но мы достигли места,
предсказанного Киркой.
Здесь Перимед и Эврилох обряды совершали,
Я меч достал из ножен
И выкопал я яму в локоть.
Свершили возлиянья всем мы мертвым
начатком мёда, и вином, и воду замешали мы с мукой.
Потом молился много я какой-то чахлой мертвой голове.
Потом, как и положено в Итаке, быков из лучших выбрал я для жертвы, в огонь же бросил много всякого добра,
Тиресию же – черного барана, что с колокольчиком: то стаи вожака.
Кровь черная стекала в углубленье.
Эреба души, жуткие, как трупы, - невест
И юношей, и стариков, страдавших много;
Все в пятнах от недавних слез. И девы нежные,
И множество мужей, чьи главы медью острою разбиты.
Добыча битвы - сколь они унылы –
И все толпой вокруг меня сгрудились. С воплем.
Побледнев, я крикнул своим людям, чтобы привели они еще зверей на жертву;
Стада убили мы, стада убили бронзой.
А я лил мази и взывал к богам,
И восхвалял Плутона сильного Прозерпину;
Меч узкий обнажив,
Сидел, не подпуская порывистых бессильных мертвецов,
пока Тиресия я не услышу.
Но Эльпенор – пришел он первым, друг наш Эльпенор,
Непогребенный, выброшенный в поле.
Был труп его оставлен в доме Кирки –
И не оплакан, не похоронен, поскольку слишком торопились мы.
Да, бедный дух. Тут закричал я в торопливой речи:
- О, Эльпенор, как ты попал на этот темный брег?
Пришел пешком и нас ты обогнал?”
И стонет он в ответ:
- Злой рок, обильное вино тому причиной. Я в доме спал у Кирки.
Неосторожно стал спускаться я по лестнице высокой,
Задел за балку головой,
Затылок размозжил – и тут душа к Аверну устремилась.
О вспомни, царь, молю, меня! Не похоронен я и не оплакан.
Оружие моё ты собери, у моря будет пусть моя могила – и напиши на ней:
«Муж злой судьбы, чьё имя не забудут.
И на могиле ты оставь весло: то самое, которым с вами грёб».
.
Увидев Антиклею, я ей приблизиться не дал. За ней пришел Тиресий Фивский.
Держал он жезл златой, меня узнал и молвил первым:
«Второй уж раз! А почему? Муж злой звезды
опять ты здесь в печальном, темном мёртвых месте?
Ты отойди от рва, дай мне напиться крови
Для предсказанья».
Назад я отошел,
И он тут говорит, уж сильный от крови выпитой: «Одиссей По морю темному вернется, Нептуна злобе вопреки, Товарищи же все погибнут». И снова Антиклея подошла.
Спи тихо, Див. - Я думаю, ты про Андрея Дива, в мастерской Векелия, год 1538. Там из Гомера.
И как он плыл, и про сирен, потом всё дальше, и дальше –
и до Кирки.
«Достойная почитания» -
Критянин так сказал. А ты с короною из злата, о Афродита,
Кипра высот владычица, ты - веселье; и орихалки -
Златые пояса, и лента на груди, ты, темновекая,
Несущая ветвь золотую Аргициды. Итак:
.
* * *
* * *
.
Песнь 65
.
Мужи ученые во страхе
и европейский разум бьёт тревогу
Уиндем Льюис предпочёл ослепнуть
чем попросту сойти с ума
Вот ночь под ветром посреди гвоздик
чьи лепестки едва трепещут
Сульмона и Линней и Моцарт
Когда друзья друг друга ненавидят
Покой в такой вот мир уж не придёт
Их резкости меня все ж развлекли
в мою эпоху что несовершенна
Взорвали оболочку что-то завершилось
но свет он вечен и поет
И над болтами сиянье бледно
Трава там шепчется с приливом и отливом.
Время, пространство,
но ни жизнь, ни смерть - вот всему ответ.
Ответ нам всем, что в поисках добра,
но зло свершающим.
В моей Германии,
Где мёртвые бродили
.
* * *
* * *
.
ЦИКЛ ПОГАСШИЙ СВЕТ
.
Переход от мнимой зари к истинной
.
Она уносится ветрами, но вот куда, не знаем.
Как будто семена рассеяны по ветру.
Так ветр целует ветр, и снег так тает.
Так мимолетно жжет презрение других.
Так гроздья сна всегда благоухают.
Где ночь, где утро, нам не отличить.
То ветром рождено; что именно, не знаем.
Приветствуем мы каждый час. Он уплывает,
К его оттенку льнёт других оттенков груда.
Картина Совершенная дана. Мы разрываем
Криком порыв к гармонии – и Роза тут рыдает,
Ветрами рождена. А цель ее не знаем.
.
* * *
* * *
.
На смерть любимой
.
Дух сладкий, как вино, куда же ты исчез?
Иль беспокойный ветр унёс неведомо куда?
Так тени призрачны дымятся в небесах:
Пугливый сон их музыкой разбит.
Ты, нежная, живешь в моем разбитом сердце.
Внезапно так оставлено оно, и без тебя болит.
Дух сладкий, как вино, куда же ты исчез?
Так пламя угольков в камине долго тлеет;
Блуждая, исчезает наконец бесследно –
И нету эльфа, чтоб тебя вернуть, -
И тщётны слезы: твой исчез и след.
Дух сладкий, как вино, куда же ты исчез?
.
* * *
* * *
.
На Его Эпитафию
.
Слуга, певец и Трубадур,
Тот, кто любил! Он боле каждое прекрасное лицо
Любил, чем иной бездельник малодушный однолюб.
.
Любовью тою был он одарен, что «движет солнце и светила».
Изменчивым он слыл, но имя «Биче» сияло
Пламенем, хоть он и много женщин обнимал.
.
Любил и честность он в ее обличьях скрытых:
Он узнавал ее всегда, хоть это было трудно.
.
Он тот, кто суть любил, но не любил похожесть.
Он в схожести умел найти зерно и суть.
.
* * *
* * *
.
Плотин
.
Как тот, кто продерётся через суть вещей,
Протянет нить к познанью сути мира,
Дождется: тишина вдруг запоёт, как лира,
А хаос мира вдруг предстанет вещим.
Я позабыл круги моих скитаний,
Частичкой был при сотворенье мира,
Пребыл в неведенье, пока себя не покорил.
О, Боже! Быть ли мне на струнах дланью?
И был я одинок, как в детстве дети.
Я плакал, но мой плач терялся в пустоте.
Огромность одиночества рождала мысли,
И образы во мне росли чудесно.
И с ними примирилась моя сущность,
А страх тогда покинул мою вечность.
.
* * *
* * *
.
Благословенная дева
.
Душа,
Запуталась ты в розовых сетях
Земной прекрасной плоти.
Склонись же, чтоб нести
Прекрасный груз. Будь
Златобелым светом для меня,
Зане иду по темной я тропе.
Конечно, ты смелей
Того, кто полон слез и страхов.
Стоит у врат небесных в поясе лилейном
Под Диадемой Звезд и страждет
В надежде все же обрести с тобою встречу.
.
* * *
* * *
.
Вана
.
Напрасно стремился
научить мое сердце тебе поклоняться,
напрасно сказал ему:
«Есть певцы, что поют лучше тебя».
Но приходит ответ его, как ветры и как молитва,
Как неясный плач в ночи.
Я весь в тревоге, шепчу непрестанно:
«Песни твоей, только б песни».
Эхо молитв и ветров в сумерках кличут друг друга
В поисках песни.
В муках я песню ищу.
От многих скитаний пылью застало глаза,
Они багряными стали.
И все же в сумерках я в дрожи,
И красный эльфик взывает: «Песни!»,
И серый эльфик плачет о песне,
И бурый листочек вопит: «О, песнь»,
И зелёный листочек молит о песне.
Слова, те – как листья: так прошлого года листья
весной
Дуют, незнамо куда, в поисках песни.
.
* * *
* * *
.
Мотив
.
Я слышал, ветерок меня искал,
Сквозь тихие леса перелетая.
Я видел, ветерок меня искал
Над тихим морем.
Сквозь серые леса
Я в путь пустился.
Тот ветерок всегда искал
Над тихою водой.
.
* * *
* * *
.
Вопль глаз
.
Что, Шеф? Ты отдохни, иначе мы устанем.
Почувствуем тогда, как пальцы ветра
Касаются тяжелых наших век,
Что, как свинец, легли на наши очи.
Брат, отдыхай, ну да! Светает без!
Уж пламя желтое бледнеет
И тает воск, и свечка оплывает.
Нас отпусти. Красот не надо красок,
Но зелени хотим цветов и мха
И отдохнуть в прохладе у деревьев.
Нас отпусти: мы просто гибнем
В однообразии текучем
Корявых знаков, что чернеют
На белизне пергамента.
Уж пожалей той ради
Чья улыбка значительней
Чем всё познанье мира
Хотелось бы нам на нее смотреть.
.
* * *
* * *
.
В старости
.
Раз постарели мы,
То умирает страсть земная;
При нас был при смерти он столько раз,
И ветер с горя провожал его, рыдая,
Раз постарели мы
И страсть в нас умирала столько раз
Не уставали ждать ее возврата
И память, ослабев, ушла от нас,
И лотос в ветре больше не звенит
Не уставали ждать ее возврата
Раз постарели мы.
Ночами твои очи странны и чудесны –
И это чудо живо, пусть и страсти нет:
Она ушла в потоке звезд Арктура –
И где она? Ее исчез и след.
Пусть мои губы хладны без твоих
Мы двое я всегда с тобою,
Чудесна и странна над нами ночь
И трепет листьев сохраняет наше чудо,
Ветр странными словами наполнил наши рты
И наше чудо – чудо не стареет.
Вот видишь, мы опять с тобою –
И счастье наше не дает зоре взойти.
Ночное чудо странное ведет рассвет,
И наше счастье зори отпускает.
Вот у рассвета пальчики девичьи
И розовы, и тонки – у рассвета.
Он: «Воинственный рассвет весь в копьях красных
Из старых…».
.
* * *
* * *
.
Милость Бога прежде песни
.
Ты, Боже наш небесный, мир милостью украсил,
Молитвы чередою ты ночь и день направил.
И вечность вся твоя! Оттуда ты воззрил
На наши дни: дождём они летят в волну морскую.
.
Боже, брось мои песни как яркие белые капли на море!
Сделай песни такими для убогих, для всех, для народа!
.
Пусть мечтают, сверкают и, упав, ловят солнце,
Мимолетно сверкнули чтоб в каждой опаловой капле.
Великолепью быть недолговечно!
Смелей, мои Стихи! Как капли, вы не вечны.
.
* * *
* * *
.
ЦИКЛ ЛИЧНОСТИ PERSONÆ 1909
.
Старость души
.
Но нет: не выберу дремоту! Во мне кипит
Былая странная деяний жажда.
Как старый воин вдруг меча коснулся,
Эфеса иль потрепанного шлема –
И в нем проснулась жизнь и мастерство,
Вот так душа состарилась моя -
Состарилась в набегах и турнирах,
В трудах сражений и походов –
И вот-те раз: дремли без дела!
Огонь опять в моей душе пылает,
Зовет забыть заветы стариков:
Мол, ты же правишь! Больше не сражайся.
Мол, для тебя и меч уж тяжек!
Но нет! Огонь души зовет на доблесть.
.
* * *
* * *
.
«Странно! Любимая, что ж ты забыла
Красные копья рассвета,
Знамена утра?».
Она: «Нет, помню, но только сейчас
Наступает Рассвет и Час Мотылька
Следом приходит – нежно,
Ведь старые мы».
.
* * *
* * *
.
Искусство
.
Когда ярчайшие цвета, похоже, что померкли,
А благородные искусства потеряли гордость,
Когда ученики бессмысленно рулят,
В искусстве не найдёшь ты больше доблесть.
Не надо этаких нам блюд!
Их просто невозможно есть.
Не мастер это, сразу видно! Не тем поляну он засеял.
Случайность тут, не глас судьбины вещий.
Гораций, мы тебя переосмыслим.
Закрутим бог весть что в сонет.
Воздушный Шелли нам поможет текст сварганить.
Давай сюда моллюсков, Скотта, Китса –
И чтоб попроще и послаще чтобы!
Воруй и переваривай в утробе!
.
* * *
* * *
.
Игра в шахматы
.
Красные рыцари, коричневые слоны, яркие королевы,
То ударяясь о доску, падая яркими буквами «Л»
по цвету.
То достигая и поражая углами,
выдерживая линии в одном цвете.
Эта доска светом оживлена;
эти фигуры живут в форме,
Их ходы ломают и перестраивают схему:
Сияют зеленые ладьи,
Сталкиваются с крестиками ферзей,
что зациклены прыжками коня.
Вы, пешки, рассекайте, заходите с фланга!
Кружись! Все – к центру! Приятель! Король погружен в водоворот,
Столкновение, перескакивание полос, прямые полосы насыщенного цвета,
Свет заблокирован, но работает внутри. Спасается. Возобновление битвы.
.
* * *
* * *
.
Одиночество
.
Одиночество, одиночество,
Ты – дар взорвавшихся огней.
Ты - чаша Богочеловека,
Что ад и рай свила тесней.
Да что сказать? Я дик и странен,
И человечины не ем.
Мой дом – вам лишь противный дождь,
Моё питьё – то дождь со снегом.
Что музыка по мне, для вас всего сумбур,
И непонятный, и безумный самый:
Навроде лязга тысячи тарелок.
Так сфинкс в песках свой зев оскалит.
Виолончели этак отпевают королей,
Коль ими дирижер безумный правит.
Изыскан, одинок, не чту барьеры,
А почитаю знак я безымянный.
Таков уж моего нутра закон:
Моей святыне и не нужно имя.
На крыльях ноты я взлечу, вам незнакомой,
На ваши предписанья наплевать мне,
Моя дорога всем вам недоступна.
Приманки ваши? Я смеюсь над ними.
Не оправдаю ожиданий ваших, вот!
Умчусь я красным пламенем в туман.
Мой диссонанс не разрешится в ваш аккорд.
.
* * *
* * *
.
Греция
.
БУДЬ во мне, как вечное настроение
холодного ветра, и не
Как преходящие вещи –
то лишь радость цветов.
Возьми меня с собой в боль одиночества
в темные ущелья
И седые волны.
Пусть боги нежно говорят о нас
В грядущие дни,
тенистые цветы Оркуса,
Запомните это.
.
* * *
* * *
.
Апрель
.
Три духа пришли ко мне,
Разорвали меня на части -
И оттащили туда, где ветви оливы
Лежали обнаженными на земле:
Бледный кошмар в ярком тумане.
.
* * *
* * *
.
Отъезд из Венеции
.
Ты не сравнишься с женщиной любимой!
Так больно мне с тобой расстаться.
Каналы мне кричат «Останься!»,
В них солнце отраженное смеётся.
Три месяца в тебе, край сказочный, я жил,
Венеция мечты, и кораблекрушенья
В волнах маячило какое-то виденье.
Вот скрыто облаком, вот в солнце
Обманчивой реальностью вернулось –
И в страх ввергает эта неизвестность –
И тут мы слышим тихий ясный глас:
«Не дух я. Ты меня не бойся!».
Вот так когда-то шторм собрал их в Галилее.
Не приближаясь, отложили страх
Пред тайной более высокой Мэтра.
Мы ошарашены, но мы в тебя все верим,
Такое ты, Венеция,
Нам кажешь мастерство.
.
* * *
* * *
.
Генеральные поставщики
.
Восхвалим же одиночек!
Их лёгкость - она вас пленяет -
Носиться по отчим морям!
От вас родились, между прочим.
.
В поисках новых открытий
Пересекли мы весь мир,
Много чудес мы собрали.
Знаем, о них вы мечтали,
Вы, домоседы.
.
Это наши души прошли сквозь хаос,
Это они пылали и рвались,
Ветер морской их крутил –
Всё, чтобы вы в роскоши жили,
Чтобы никто из вас не тужил.
.
Странных народов, новые сказки
Вам принесли из далеких морей,
В водах далеких брегов мы купались,
Только б доставить вам тайн поскорей,
Только б побольше вам солнца прибавить.
Вы, лежебоки!
.
Да, мы за этим, чего у вас нету,
В горечи бродим по целому свету.
Вы же не знаете нашей печали.
Мы одолжили вам эти
Страны и царства
О, как необъятны
Новые сказки, новые тайны.
.
Мы новые песни сложили из ветра,
Только б вам сладок был вечер далекий,
Только б вам было не одиноко.
Только б дарили вам наши встречи
Столь вами любимый мир и покой.
.
* * *
* * *
.
Греческая эпиграмма
.
День и ночь не знают скуки.
Вот и Он, сам Бог творенья,
Дню и ночи создаёт
И закаты, и рассветы.
Так что, если я устану восхвалять их превращенья,
К сонму избранных бессмертных ты меня не причисляй.
Но сочти меня бессильным,
Лишь скотиной бессловесной,
Иль простым рабом на бартер.
.
* * *
* * *
.
Девственница
.
Нет, ты уйди! На днях расстался с нею я.
Я не испорчу ауру ее сияньем меньшим.
После неё и свет вокруг меня – его всё больше.
И крепко держат ее руки, хоть слабые они,
Меня покрыли словно б пеленой эфира.
Я в листьях нежных, я высокой чистотою окружён.
Я рядом с ней наполнен волшебством.
В одежды мне её хотелось бы облечься.
А ты уйди! Дай мне её хранить ты аромат:
О, как же нежен он! Как ветерок с берёзок.
Зеленеют побеги, апрель на ветвях зацветает –
И она своей хрупкой рукой зимние раны врачует.
А знаешь весной берёзы аромат?
Жизнь леди так бела, как дерева кора.
.
* * *
* * *
.
.
* * *
* * *
.
.
* * *
* * *
.