ПЕРЕВОДЫ
.
Поэты Италии
.
* * *
* * *
.
Оглавление
.
* * *
* * *
.
Чезаре Павезе. Придет смерть, и у нее будут твои глаза
Cesare Pavese. Verrà la morte e avrà i tuoi occhi
.
Валерио Магрелли. Английские сюиты
Valerio Magrelli. Suites inglesi
.
Габриэле Д’Аннунцио. Дождь в сосновом лесу
Gabriele D’Annunzio La Pioggia Nel Pineto
ПЕРЕВОДЫ
.
* * *
* * *
.
Чезаре Павезе
.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза
эта смерть, с нами она всегда,
с утра до вечера, и сна не знает,
и глуха, как старое раскаяние
иль абсурдный порок. Глаза твои
станут напрасным словом,
криком немым, тишиной.
Такими ты видишь их каждое утро,
Одна, склонясь над своим отражением
в зеркале. О, дорогая надежда,
в этот день узнаем и мы:
ты – жизнь, ты же - ничто.
.
У смерти для каждого взгляд свой.
Смерть придёт - и у нее будут твои глаза.
Это как порвать с привычкою скверной
как увидеть в зеркале
лицо твоё мертвым,
как услышать сомкнутые губы.
Мы сойдем в водоворот немыми.
.
* * *
* * *
.
Валерио Магрелли
.
Английские сюиты
.
Ролану Барту,
мастеру сольфеджио
.
Я пошел к нему в студенческие годы
по поводу диссертации, но мы поболтали
о нотах, которые я носил с собой.
Он играл на фортепиано Баха – и бег
этого «ручья» толкал
катушки и петли.
В чем смысл игры?
В слепом послушании,
в боевом искусстве. Это аскетизм,
и это, наконец, звук, что всегда подобен,
Вечно-подобен
в своей упорной надежде –
и, если он не успокаивает,
то мягко облегчает.
.
* * *
* * *
.
Габриэле Д’Аннунцио
.
Дождь в сосновом лесу
.
Помолчи. На опушках
леса не слышу
слов, ведь они – человека,
но слышу слова я новее:
слова капель и листьев
далёких.
Слушай. Моросит
из рассеянных облаков.
Дождь на тамариске,
солоноватом и горьком,
дождь на соснах,
чешуйчатых и ощетинившихся,
дождь на миртах
божественных,
на цветах пылающего
дрока,
дождь на наших лицах
лесных,
дождь на наших руках
обнаженных,
на нашей лёгкой
одежде, что душа открывает
и рассказывает
прекрасную сказку,
что вчера
тебя чаровала, а сегодня меня,
о, Эрмиона.
.
Слышишь? Падает дождь.
Как же листва
одинока.
Треск ее длится,
в воздухе меняясь,
и дождь покорен листьям:
он то реже, то чаще.
Слушай. Отвечает
плачу пенье
цикад:
их ни южный плач дождя,
ни пепельное небо
не пугают.
И у сосны
есть особенный звук, а у мирта
другой, у можжевельника свой –
словно бесчисленны пальцы дождя
и разно
на растеньях играют.
И мы в этом
духе
лесном,
мы в древах сих живущих,
и лик от дождя
твой в восторге, и нежен,
как листочки растений,
а волосы благоухают,
как светлый дрок,
о, земное творенье
с именем
Эрмиона.
.
Слушай, слушай. Согласное пенье
воздушных цикад
потихоньку
всё глуше,
плач дождя заглушает его –
и он всё растёт.
Но какая-то песня вмешалась,
и глуше она –
оттуда она, с высоты,
где далёкая влажная тень.
Звук всё глуше, тускнеет,
ослабевает и гаснет.
Только одна нота
все еще дрожит, гаснет,
поднимается, дрожит, гаснет.
Не слышно голоса моря.
Вот слышно, как на ветвях
расшумелся
серебряный дождь,
чистит листья,
меняется
листьев шум,
капли то реже, то чаще.
Прислушайся.
Дочь воздуха, птица,
нема; но дочь
далекого ила,
лягушка,
поёт, где сгущается тень,
но в какой стороне, не понять.
И дождь ресницы твои,
Эрмиона.
.
Дождь на твоих черных ресницах.
Ты плачешь.
но плачешь от счастья; словно бы
вышла ты из коры,
вся зеленеющая.
И вся жизнь в нас свежа
и благоухает,
и сердце в груди, как
нетронутый персик,
меж ресницами очи
как родник среди трав,
и зубы твои
как незрелый миндаль.
Всё в кустах мы идем –
и то реже они, а то чаще,
и свежая грубая зелень
оплетает наши лодыжки,
мочит наши колени.
Вымокли все мы.
Дождь на наших лицах
лесных,
дождь на наших руках
нагих,
на наших лёгких одеждах,
на наших радостных мыслях,
а в душе уже чудо ликует,
и прекрасна сказка,
что вчера обманула,
и обманывает сегодня.
О, Эрмионе.
.
* * *
* * *
.
.
* * *
* * *
.
.
* * *
* * *
.
.
* * *
* * *
.