Геннадий Ганичев

.

Перевод с немецкого

.

Гейне

.

Цикл «Возвращение домой»

.

1

.

В моей слишком мрачной жизни

Милый образ мне сиял.

Но поблек тот светлый образ,

Поглощён я тьмой ночной.

.

Когда дети в темноте,

Им совсем не по себе.

Чтобы страх прогнать, они

Песню громкую заводят.

.

Так и я, ребёнок глупый:

Вот пою я в темноте.

Песня страх мой прогоняет,

Хоть она и простовата.

.

2

.

Не знаю, что​​ сталось со мною,

С чего я погрустнел.

Мне вспомнилась старая сказка,

Так живо представилась мне.

.

Воздух хладен и тёмен,

Спокойно струится Рейн.

Вершина горы сверкает,

Солнце садится под вечер.

.

Прекрасная юная дева –​​ 

Чудесна она в вышине.

Ее украшенья сверкают,

И злато волос она чешет.

.

И​​ чешет​​ гребнем​​ из злата,

И песню при этом поёт,

И песня за душу хватает,

И песня за душу берёт.

.

И дикая боль сковала

Вдруг душу моряка –​​ 

Он​​ смотрит вверх, на скалы,

Лодка несется на риф.

.

И волны лодку поглотят,

А с нею и моряка.

Той песни мощь не унять.

Такая она, Лорелея.

.

3

.

Сердце, сердце моё тревожно,

Хоть вокруг радостный май.

Я стою, прислонившись к липе,

Высоко на старом Бастае.

.

Внизу голубеет города ров.

Он сверху особенно тих.​​ 

Мальчик в лодке гребет.

Он удит и свистит.

.

А выше дома и люди

Дружны в разноцветьи приятном,

Быки и луга, и лес –​​ 

Как игрушки, они занятны.

.

Служанки бельё полощут

И бегают по траве.

Мельница брызжет алмазами,

Шум ровный ее вдалеке.

.

На старой серой башне

Часовой свою будку пасёт:

Рыжеволосый парнишка

Болтается взад и вперед.

.

Играется он с ружьишком,

Штыком на закате сверкнёт.

Пусть дальше с ружьем он играет –

И пусть он меня убьёт.

.

4

.

В лесу брожу и плачу.

Вдруг на ветке вижу дрозда.

Прыгнув, запел он чудно:

«А что у тебя за беда?».

.

Ласточки, твои сестры,

Беда, расскажут, о чём:

Они-то вьют свои гнезда

У либхен моей под окном.

.

5

.

В ночи сырой и бурной,

Когда и звезд-то нету,

Молча в лесу шатаюсь,

Клонятся деревья под ветром.

.

Далёко зовёт огонёчек:

Егеря дом одинокий.

Не соблазнит на чаёк:

С виду угрюмый и дикий.

.

Вижу, старушка слепая

В кожаном кресле сидит,

Зловеща она, неподвижна

И, словно из камня, молчит.

.

Сын егеря рыжий ярится:

Винтовку бросает на стенку,

Зашёлся в насмешке и злости,

И бешено он матерится.

.

Красавица-пряха слезами

Лён весь свой измочила.

К ногам ее верный пёс

Прижался и заскулил.

.

6

.

Когда мне в пути и случайно

Любимой семья повстречалась,

Сестренка, и папа, и мама -

Меня все с улыбкой узнали.

.

Спросили меня, как здоровье –

И сами ответили мне,

Что я, как и был, всё тот же,

Да только лицом стал бледнее.

.

Спросил я о тётях и дядях,

Помянул знакомых прилежно.

Спросил я, что сталось с собачкой,

Что лаяла столь нежно.

.

Спросил между тем о любимой,

Мол, нет ли каких новостей –

И дружески мне отвечают:

- «А Гретхен теперь на сносях».

.

Её я любезно поздравил

И ласково так прошептал:

- «Передайте мои приветы!

Я искренне, искренне рад!».

.

Сестренка ее закричала:

- «Собачка, что нежной была,

С годами совсем одурела,

Мы в Рейне её утопили».

.

Малышка схожа с любимой,

Когда она засмеётся.

И глазки ее такие ж.

Как вспомню, сердце займётся.

.

7

.

Сидели в домике рыбацком

И всё смотрели мы на море.

Туман вечерний лёг на волны,

Потом рассеялся, поднялся.

​​ .

С высоких башен маяки

Там друг за другом загорались,

И в свет попал ещё корабль,

Но он в совсем уж дальней дали.

.

Мы о крушеньях толковали,

О моряках, их жизни трудной

Всегда меж небом и землёй,

И радостью, и страхом полной.

.

Зашла тут речь о дальних странах,

Народы там так необычны,

На юг ли глянуть иль на север:

У всех столь странные обычьи.

.

Вот Ганг, тот пахнет и сияет,

Там дерева столь огромадны,

А люди тихи и прекрасны,

Пред лотосом они в молитве.

.

Тут люди грязны и невзрачны,

Народ уродливый​​ и​​ грубый.

И вкруг огня все​​ на карачках.

Рыбёшку​​ жареную -​​ в рот.

.

Девчонки нас слушали жадно,

И вот замолчали мы все.

Корабль вовсе скрылся из вида,

К тому ж и стемнело совсем.

.

8

.

Прекрасная рыбачка​​ 

.

Прекрасная рыбачка,

Лодку скорее причаль.

Подойди и сядь-ка рядом.

Тебя я приласкаю.​​ 

.

Головку мне на сердце положи.

Не бойся: не дикое море.

Доверяешь ты бурному морю,

Всяк день ты в его просторах.

.

А сердце моё – тоже море:

В нем бури, приливы, отливы.

Тебе в нём понравится очень.​​ 

И в нем - жемчугов переливы.

.

9

.

Луна взошла над нами,

Рассыпалась по волнам,

Любимую я обнимаю,

И наши сердца в волненьи.

.

В​​ объятьях чудной девы

На бреге стою один.

«Что слышишь ты в ветра вое?

Что белая ручка дрожит?».

.

Но вовсе​​ не шум​​ это​​ ветра:

То старые девы запели.

Мои это, знаешь ли, сёстры.

Давненько уж их утопили!

.

10

.

С​​ темных высот с дикой силой

На корабль наш обрушился дождь.

Словно б ночь то море​​ поглотит,

Словно б море в ту ночь истечет.

.

А ветер, как живой, всё бьётся!

Он словно б одетый в волны.

Бичует волны изо всей силы

Те​​ воют, шипят и​​ стенают.

.

Чайка​​ пытается на мачту сесть

С хриплым визгом и​​ пеньем.

Боязливо трепещет, словно б рвётся

Предсказать кораблю крушенье.

.

11

.

Взыграла буря в танце,

Свистит, вопит, орёт;

Корабль, как щепку, носит.

Веселая, дикая ночь.

.

Живая гора водяная

Властвует в море ревущем.

Опустится – черная бездна видна,

Поднимется – в бездне ты белой.

.

Проклятья, звук рвоты, молитвы

Доносятся из каюты.

Я крепко держусь за мачту

И думаю: “Домой бы”.

.

12

.

Что-то с вечером случилось,

И над озером туман.

Слышу тайну в шуме волн,

Небеса взялись белеть.

.

Дева морская выходит из волн,

Садится со мною рядом.

Грудью белой волнует,

Что высится под покрывалом.

.

И давит меня, прижимает меня, -

Да мне-то чуть не больно!

«Послушай, да ты задавишь меня!

Всё, красотка! Довольно».

.

“Да ты ничего не понял!

Жму я тебя – так и что?

Жарко хочу я обнять!

Нынче холодно что-то».

.

Луна всё бледнее смотрит

Из сумрачных облаков

«А взор твой, красотка, мутный.

Какой-то он не такой».

.

«А взор потому мой мутный,

Что в очи вода попала.

С чего ты взял что он мутный?

Он у меня нормальный».

.

Чайки кричат печально,

Море бушует и злится.

“Ты что так разволновалась,

Красотка моя морская?”.

.

«Ах, сердце моё расходилось,

Его я уже не уйму.

Так ты мне полюбился!

Человек, тебя я люблю».

.

13

.

Когда утром я мимо дома

Твоего обычно иду,

Так радостно, моя крошка,

Тебя в окошке увидеть.

.

Твои черно-карие глазки

Удивленно меня вопрошают:

«А кто ты, чужой и больной?

Чего от меня тебе надо?».

.

«Один немецкий поэт я,

В Германии меня знают.

И я довольно известен

Средь прочих знаменитых.

.

А что мне надобно, крошка,

То надо в Германии многим.

Моё имя часто в ходу,

Коль речь об ужасной боли.

.

14

.

А море сияло нам так далеко!

Последние солнца лучи.

Был так одинок рыбацкий наш домик,

Сидели угрюмо мы молча.

.

Поднялся туман, и море вскипело,

Чайка летала туда-сюда.

Из глаз твоих слезы лились,

Любимая, падали слёзы.

.

Слёзы текли по твоей руке -

Я в горести встал на колени.

Но слёзы катились по белой руке.

А что? Это слёзы. Не лень им.

.

И с этой минуты я сам не свой:

Тоска мне душу съедает.

Несчастная что учинила со мной:

Слезами ее я отравлен.

.

15

.

Там, высоко, на той горе,

замок стоит прекрасный.

Три девы чудные там живут,

любовью я их наслаждаюсь.

.

В субботу целует Этта,

Юлия- в воскресенье

Кунигунда – та в понедельник:

Больно прижмёт! Нет спасенья.

.

Во​​ вторник​​ в замке был​​ праздник

У девушек трёх моих.

Кто в коляске, кто на коне​​ 

Съехались все соседи.

.

Меня-то не пригласили!

Да что же вы, дураки?

Родня, смеясь, зашептала:

«Тебе, братец, тут не с руки».

.

16

.

На дальнем​​ горизонте

Вижу, словно б в тумане,

Как город и башни его

Закутаны темнотой.

.

Сырой ветерок рябит

Серую водную гладь.

Печально гребёт рыбак,

И я чего-то не рад.

.

На прощание солнце встает.

Луч последний оно бросает

На том дом, где я встретил тебя.

Но увижу ль тебя? Я не знаю.

.

17

.

Привет​​ тебе,​​ огромный​​ 

И тайны полный​​ город.

Когда-то мою зазнобу

Скрыл ты в своей утробе.

.

Скажите,​​ врата и башни,

А нынче​​ любимая где?

Давайте-ка отвечайте!

Я​​ вам же её​​ доверил.

.

Да башни-то чем виноваты?

Там и стоят, где стояли,

Когда она, вся в поклаже,​​ 

Из города удирала.

.

Да и​​ врата​​ равнодушны​​ 

К отъезду моей дорогой.

Ворота всегда открыты,

Если захочет дура.

.

18

.

Снова​​ блуждаю по улочкам старым:

Уж так они мне знакомы!

Вот и моей любимой дом:

Стоит и пустой, и заброшен.

.

И улицы узкими кажутся мне!

Как вынести мне мостовую?

На голову падают мне дома!

Скорей унести бы ноги.

.

19

.

.

Опять я вошел в те залы,

Где верность ты мне обещала.

Там, где твои слезы упали,

Там змеи повыползали.

.

20

.

Улицы спят, ночь так тиха.

Любимая в этом доме жила.

Ею давно этот город покинут.

Дом всё стоит, как это было.

.

Там кто-то стоит, на окно твоё смотрит,

И сжал кулаки, чтобы боль одолеть.

Как страшно лицо мне его подсмотреть:

Меня самого в лунном свете узреть!

.

Но это ж двойник мой, и бледный такой!

Ну что, расскажи мне о боли любви!

Скажи, что измучило так тогда:

В те ночи, что так давно прошли?

.

21

.

Не спи, не спи спокойно:

Я жив еще, я жив!

Сумею разозлиться,

В тебе я оживу.

.

Что, сказку подзабыла,

Как ожил вдруг мертвец

И утащил в могилу

Любимую девицу?

.

Поверь же мне, прекрасное,

Чудесное дитя:

Я жив, и я сильнее:

Сильнее я всех мёртвых!

.

22

.

Девушка​​ в комнате​​ спит,

Луна​​ на нее засмотрелась.

С улицы шум поднялся –​​ 

Что-то похоже на вальс. ​​ 

.

«Ну-ка, в окошко взгляну

Кто там мешает спать».

Видит, стоит скелет,

Поёт, да еще играет:

.

«Помнишь, танец ты обещала?

Тогда обманула меня.

На кладбище нынче бал.

Ну, приходи, потанцуем».

.

Деву как ветром снесло,

Опрометью из дома.

И пляшет она со скелетом,

И танец-то ей знакомый.

.

Ух, как девушка разошлась!

Скелет как​​ стучит костьми!

Луна сияет, череп кивает

В этой ночной жути.

.

23

.

В тёмных каких-то снах

Образ ее мне явился –

И этот любимый образ

Тайно во мне ожил.

.

И губы, дрогнув, стали

Чудесною улыбкой,

И слезы задрожали

В ее очей уголках.

.

От слёз мои вымокли щеки:

Так долго я плакал и горько.

Нет, я не могу поверить,

Что я тебя потерял.

.

24

.

Я - тот несчастный Атлас! Мир,

Весь мир боли должен нести я.

Я несу невыносимое, и знаю,

Что сердце моё разорвётся.

.

Ты, гордое сердце! Ты само хотело этого!

Счастья хотело ты, бесконечного счастья,

Или - бесконечной боли. Сердце, это твой выбор.

И вот ты несчастно.

.

25

.

Люди за годы стареют,

От смерти никто не спасён.

Только любовь не уходит:

Та, что в сердце моём.

.

Я на краю могилы. Хоть раз бы тебя увидеть!

Пред тобой на колени упасть,

И на прощание молвить:

«Мадам, а ведь я люблю Вас!».

.

26

.

Мне снилось, грустно сияла луна,

И звёзды смотрелись грустно.

И вот я в городе, где она,

За тысячу вёрст отсюда.

.

И что-то меня к её дому ведёт,

Целую любимой ступеньки.

По ним, вижу, ножка любимой идёт,

И платья так близки складки.

.

А ночь так длинна и так холодна,

Замерз я совсем на ступеньках.

Но кто же в окошке? Я вижу: она!

Вся залита лунным светом.

.

27

.

Слеза зачем так​​ одинока?

Зачем​​ туманит мне взор?

Из прошлого что ты вернулась?

Былое напомнишь зачем?

.

У тебя было столько сестричек:

Сверкали они, да исчезли.​​ 

Страданья и радость исчезли,

А с ними и слёзы ушли.

.

Рассеялись, словно в тумане,

И​​ звёздочки голубые​​ -​​ 

А муки и​​ радости​​ снова

Воскресли, как будто живые.

.

Ах, жалко, жалко мне всё же:

От любви так мало осталось!

Слезинка! Всего-то слезинка.

Слезинка. Какая малость.​​ 

.

28

.

Бледный осенний месяц

Смотрит из облаков;

На кладбище дом священника

Стоит одинок.

.

Библию мать читает,

Сын на луну смотрит.

Дочь старшую клонит ко сну,

А младшая говорит:

.

«Боже ты мой, как скучно!

Время тянется еле.

Вот, если б кого хоронили,

Так было б на что посмотреть».

.

Мать, хоть читает, сказала:

«Ты четырех позабыла,

Что после смерти отца

Мы у ворот схоронили».

.

Старшая дочь зевнула:

«С вами тут голодай!

Завтра пойду я к графу,

А он влюблен и богат».

.

Сын тут как рассмеётся:

«В небе охотника три:

Пируют. Меня обещают

Деньги ковать научить».

.

В худое его лицо

Мать Библию бросает:

«Проклятый, так ты задумал

Людей на дороге грабить!»

.

И вдруг кто-то стук в окно!

Все видят: рука им машет.

Мертвый отец за окошком

Стоит в своей сутане.

.

29

.

Погода плохая на редкость:

И снег, и дождь, и ветер;

Сижу у окна и смотрю:

Темно, и буря лютует.

.

Огонёк одинокий мерцает

И медленно так идёт.

Мамочка это с фонариком

По улице там бредёт.

.

И масло купила она,

Купила яичек, муки -

И хочет испечь пирог

Для доченьки любимой.

.

А доченька нежится в кресле

И щурится сонно на свет;

И кудри златые вьются,

И бури в лице ее нет.

.

30

.

Верит народ, я расстроен

Муками любви.

В итоге, поверил и я

Вслед за людьми.

.

Дева с большими глазами!

Тебе я всегда говорил,

Полюбил, мол, тебя до безумья,

Доведёшь ты меня до могилы.

.

Но говорил-то себе я

Этаким макаром.

Когда же она была рядом,

Сразу я замолкал.

.

Что же вы, ангелы злые,

Тогда заткнули мне рот?

Из-за этих ангелов злых

Так мне всю жизнь не везёт!

.

31

.

Пальчики твои лилейны!

Хоть бы раз поцеловать их,

И прижать бы нежно к сердцу,

Умереть бы в тихом плаче.

.

А глаза как две фиалки

Днём и ночью предо мной.

А скажи мне, что же значат

Эти глазки голубые?

.

32

.

Разве знака не давала,

Что любовь твоя видна?

Разве и в глазах ее

Не прочел любви ответной?

.

Разве в душу не проник

Взор ее чудесных глаз?

Не совсем же ты дурак,

Милый друг, в таких делах.

.

33

.

Любили они друг друга, но оба

Признаться в этом не смели.

Внешне были враждебны,

Хоть огромной любви хотели.

.

И вот жизнь их разлучила,

Они виделись только во сне.

Давно уже умерли оба,

А любовь прошла в стороне.​​ 

.

34

.

Когда я​​ про боль​​ вам свою​​ рассказал,

Вы лишь равнодушно зевали.

Когда ж мою боль я в стихи облекал,

Всегда меня очень хвалили.

.

35

.

Я​​ чёрта позвал -​​ и он пришёл.​​ 

Смотрю на него удивлённо.

Совсем не урод, не хромает.

Приятен мужчина и даже чарует.​​ 

Ну, в общем мужчина в расцвете.

Галантен и вежлив, и мир он знает.

В беседе он опытный​​ дипломат:

Красиво о​​ церкви, налогах вещает.

Но что-то он бледен – и это не чудо:

Санскрит​​ он​​ и Гегеля​​ нынче учит.

Его любимый​​ поэт, как всегда,​​ Фуке.

Он​​ критику совсем забросил:

Он​​ полностью​​ ее передоверил

Достойной бабушке Гекате.

Он в изучении законов мои старанья похвалил.

А впрочем, он давно уж знал о них.​​ 

Он намекнул, друзьями близкими

Не станем мы – и тут кивнул,

Спросив, а не встречались ли мы раньше

Там, у испанского посланника в гостях?

Тут посмотрел я на его лицо с вниманьем.

Да, он! Да, для меня лицо его – не новость.

.

36

.

Человек,​​ не плюй на беса!

Жизнь твоя ведь коротка.

А проклятие навеки –​​ 

То не бред, совсем не шутка.​​ 

.

Все твои грехи припомни!

Иногда​​ грешить​​ придётся:

Жизнь-то всё-таки​​ длинна!

Жить честней не удаётся.

.

37

.

Святые Три Короля с Востока

Спрашивали повсюду:

«А где тут дорога в Вифлеем?

Там мальчик родился чудесный».

.

Никто не знал: ни стар, ни млад –​​ 

И шли Короли дальше.

Вела их одна золотая звезда:

Светила тепло и нежно.

.

Над​​ домом Иосифа​​ встала звезда,

Туда Короли вошли.

Запели тут наши Три Короля.

Овечка блеяла, плакал малыш.

.

38

.

Дорогая, детьми мы были,

Радостными детьми.

Спрячемся под солому,

Когда залезем в курятник.

.

Бывало, идёт прохожий,

А мы кричим «Кукареку!».

И думали эти люди,

Что это кричит петух.

.

Найдём на дворе нашем тару –

И соорудим наш дом!

Ящик каждый обклеим –

И в доме живём мы том.

.

Старый соседский кот

Часто ходил к нам в гости;

Встречали его мы с почетом:

Как королевского гостя.

.

Мы вопрошали: «Живёшь как?»

С заботой и дружеским тактом.

«Да ничего, жить можно», -

Отвечал доверчиво кот.

.

А то говорим мы долго

С разумностью пожилых,

Что во времена былые

Лучше нам всё же жилось.

.

Мол, верность, любовь и вера

Исчезли из мира, растаяв,

И кофе как дорожает,

И денежек так не хватает! - - -

.

Ах, где же, детские игры!

Всё, всё умчалось куда-то!

Ни денег мне нет, ни покоя,

Ни верности нет, ни счастья.

.

39

.

С​​ тоской​​ и печалью я​​ вспомню

Тепло моих дней ушедших.

Я трепет былого припомню,

Покой моей жизни прошлой.

.

Всё ухнуло разом - беда!

С чего бы? С ума сойти.

И дьявол сгинул в аду,

И умер Бог в поднебесьи!

.

И всё​​ как-то жутко, противно,

Запутано, гнило​​ и хладно.

Но есть всё же капля любви –​​ 

И жить мне не так уж отвратно.

.

40

.

Сквозь мрачность облаков

Луна ярко светит мне.

Я вспомнил светлый образ -

Да, был он в жизни моей.

.

На палубе все мы сидели,

Гордились: плывём-то по Рейну,

И летне брега зеленели

В солнышка в свете вечернем.

.

Задумавшись, сел я у ног

Дамы, красивой и гордой;

На милом и бледном лице

Закатное злато играло.

.

Наяривал оркестр, а дети пели,

На радостях все чудно разошлись!

И небо стало голубей,

И душу поднимало ввысь!

.

И сказочно проплывали

Горы, замки, долины.

И все они ярко сияли

В очах прекрасной любимой.

.

41

.

Любимую видел во сне я.

Смотрит так робко, печально.

Поблекло и похудело

Прежде цветущее тело.

.

На руках у нее ребенок,

Ведет за ручку другого.

В походке, во взгляде, в одежде –

Во всём и печаль, и горесть.

.

Куда-то брела по рынку –

И меня случайно встречает.

Смотрит, а я спокойно,

Но с болью её привечаю:

.

«Пойдем со мною в дом мой,

Ведь ты бледна и больна;

Для тебя я буду работать,

Не будешь ты голодна.

.

Я окружу заботой

Детей, что вижу с тобой,

Но главной заботой ты будешь,

Несчастный ребёнок мой.

.

Тебе никогда не скажу,

Что тебя я сильно любил,

А если, дитя, ты умрешь,

Заплачу я на могиле».

.

42

.

«Друг мой милый! Так ли надо

О любви петь бесконечно?

Так яички нам приносит

Кура на своём насесте.

.

Вот скорлупка затрещала –

И цыплятки появились.

А ты раз их – в свою книжку,

Лишь они на свет явились».

.

43

.

Вы уж только потерпите,

Если старые страданья

Вдруг прорежутся порой

В моих новых песнопеньях.

.

Подождите только: эхо

Моей боли отзвучит, -

Моё сердце исцелится –

И весна в нём зазвучит.

.

44

.

Время пришло за ум мне взяться,

От глупостей всех избавиться.

Так долго, как будто актер,

В комедию глупо игрался.

.

Кулисы были на диво,

Был стиль высоко романтичен,

Рыцарем в мантии был я красивым,

Чувства мои были чутки, изящны.

.

И как ни скоблил я себя,

Чтоб вырвать из плена безделок,

Но всё же не до конца:

Я всё играю комедию.

.

О, Боже! Шутил я и говорил

Ведь только то, что чувствовал.

С собственной смертью я всё шутил,

Умирающего бойца я играл.

.

45

.

Король-то Вишвами́тра,

Из всех силенок рвался:

Васи́штхи он корову

Заполучить пытался.

.

Король ты Вишвамитра!

Да, бык-то ты на славу,

Раз много ты сражаешься,

И всё - ради коровы!

.

46

.

Сердце, сердце, не грусти.

Потерпи свою ты участь.

Новая весна вернёт,

Что зима смогла украсть.

.

Много так тебе дано,

Мир-то всё-таки прекрасен!

Всё, что в мир сём по нраву,

Смеешь полюбить ты смело.

.

47

.

Ты как цветок какой-то:

Мила, чиста, красива.

Смотрю на тебя – и тоска

Моё наполняет сердце.

.

Хотел бы руками коснуться

Головки я милой твоей

И Бога молить, чтоб хранил

Тебя Он такой красивой.

.

48

.

Детка, было бы ужасно –

Да и я уж постараюсь,

Чтобы, боже упаси,

Ты в меня бы не влюбилась.

.

Удалось легко мне это!

Только это огорчает.

И приходит мне на ум:

Все же полюби меня ты.

.

49

.

Лежу я больной в постели,

Я весь в одеялах, в подушках,

А нежный образ какой-то

Вокруг так изящно витает.

.

Глаза едва закрываю

В своей я тихой дремоте,

Как образ тот подкрадётся

И нежно в душу он входит.

.

Проснусь я утром, а сон тот

Тревогой дня не разрушен.

И я ношу его в сердце

Весь долгий день.

.

50

.

Девочка, красен твой ротик,

Глазки и ясны, и милы.

Милый, хороший ребёнок,

У меня о тебе все думы.

.

Зимний вечер так длинен,

И хочу я побыть с тобой.

Давай посидим, поболтаем

В комнатке укромной.

.

Губы хочу я прижать

К беленькой ручке твоей.

Слезами хочу увлажнять

Нежную белую ручку твою.

.

51

.

Хоть за окошком сугробы растут,

Сыплет ли град, бушует ли буря,

Ставни ль от ветра трясутся,

Я ни на что уж не жалуюсь:

В сердце моём хранятся всегда

Образ любимой, весенняя радость.

.

52

.

Иные молятся Мадонне,

Петру и Павлу – уж другие.

Одной тебе молюсь я, дорогая.

Одной тебе: прекрасное ты солнце.

.

Ну, поцелуй же! Меня порадуй.

Будь добра, ну, пожалей же!

Самая прекрасная среди женщин.

Знаю, под солнце тебя нет прекрасней.

.

53

.

И как в лице моём поблекшем

Ты не прочла, что от любви страдаю?

Мне пред тобою на колени встать?!

Ты гордость мою хочешь раздавить?

.

О, нет! Я слишком горд!

Могу поцеловать и пошутить.

Сейчас, когда от боли умираю,

Могу немного я и поязвить.

.

54

.

Друг мой милый, ты влюблен,

Новой болью ты охвачен.

В головёнке потемнело,

А сердечко прихватило.

.

А признаться ты не хочешь,

Милый друг, что ты влюблен, -

Только вижу, сквозь жилет

Сердце-то твоё пылает.

.

55

.

Мне побыть с тобой хотелось:

Просто рядом посидеть.

Ты же вдруг заторопилась:

Мол, сегодня много дел.

.

Я сказал, моя душа -

Вся она полна тобою.

Ты давай же хохотать -

Реверанс еще при этом.

.

А чтоб меня позлить

В любовном ожиданье,

Отказать ты мне решила

В поцелуе на прощанье.

.

Кажется, всё так уж плохо,

Что мне в пору застрелиться!

Не надейся, дорогуша!

Сколько раз уж так случалось!

.

56

.

Глаза твои – сапфиры:

И милые, и сладкие.

И тот счастливый трижды,

Кого любовью даришь.

.

А сердце твое - алмаз!

Сверкает так благородно.

И тот мужчина счастлив,

Кому сияет любовно.

.

А губки твои – рубины:

Прекраснее всех на свете.

О, трижды счастлив мужчина,

Кого любовью приветишь.

.

Узнай я такого счастливца,

Встреться мне такой молодей,

В лесу бы вот так повстречался, -

Его счастью пришел бы конец.

.

57

.

Я любовными речами

К сердцу твоему привязан.

Не заметил сам, и как

Шутка стала так серьёзна.

.

А теперь ты вечно шутишь,

От меня бежишь, шутя.

Силы ада расшалились,

Застрелюсь я без тебя.

.

58

.

И жизнь, и мир уж слишком фрагментарны!

Пойти к немецкому профессору​​ надо.

Он знает, как жить сложить из ее осколков

В систему, чтоб всем была понятна.

.

Кусками​​ ночных​​ колпаков и​​ спальных​​ халатов

Он штопает дыры в мире подлунном.

.

59

.

И так я думал, и этак, и днем я думал,

И ночью, - не мог я понять, в чем дело.

Лишь чудные очи любимой моей

Помочь мне в этом сумели.

.

Куда ж мне теперь без милых глаз?

Они так умны, так прекрасны…

А то, что однажды влюблюсь опять,

Подумать мне было б ужасно.

.

60

.

Ты там: в весёлой компании, -

И дом весь залит светом.

А наверху есть окно –

За ним стоит силуэт.

.

Меня ты не видишь. Я в темноте

Стою здесь совсем один.

Тем более в сердце моё заглянуть

Тебе совсем не дано.

.

И кругом темнота, и в сердце темно.

Тебя я люблю и страдаю.

И сердце моё дрожит, всё в крови, -

А ты об этом не знаешь.

.

61

.

Найти б волшебное единственное слово,

Чтоб выразило все мои страданья!

И пусть весёлые его подхватят ветры,

Чтоб обо мне тебе напоминало.

.

Ветра тебе то слово донесут,

А в нем узнаешь ты мое страданье.

Ты будешь слышать его каждый миг,

Где ты ни будь, тебя найдёт моё желанье.

.

Едва пред сном свои глаза закроешь,

Как это слово снова пред тобой.

В глубоком сне оно пребудет снова!

И там услышишь голос мой.

.

62

.

Твои - бриллианты и жемчуг!

Чего бы еще пожелать?

И глазки твои чудесны.

Да что же еще тебе надо?

.

На глазки твои расчудесны

Стихов я наслал аж армаду -

Бессмертных песен моих.

Да что же еще тебе надо?

.

Вот эти-то глазки чудесны –

Огромных причина страданий:

Едва не погиб я от них.

Да что же еще тебе надо?

.

63

.

Тот, кто первый раз влюбился,

Хоть и безответно, - Бог.

Кто второй раз безответно

Полюбил – тот уж дурак.

.

Я – такой дурак и есть!

Безответно вновь люблю.

Вся вселенная хохочет!

Мне смешно, я… умираю.

.

64

.

Наставляли на истинный путь,

Хвалили меня неустанно.

И даже сказали, ты, мол, подожди:

Тебе непременно поможем.

.

Только при всей я протекции вашей

Помер давно бы уже с голодухи!

Храбрый мужчина в ту пору пришёл –

Он в моей жизни порядок навёл.

.

И впрямь, он храбр: меня он кормит.

Не будет мною никогда забыт!

Поцеловать его хочу, да жаль:

Да жаль, нельзя: ведь это ж – я.

.

65

.

Все же стоит нам подумать,

А потом любви признаться:

Этот мальчик нас чарует

Устрицами и рейнвейном.

.

Брючки и сюртук изящны,

Галстук - тот совсем уж чудо.

С возгласом «Всё ль хорошо?»

Он ко мне идёт всяк утро.

.

Про мою расскажет славу,

Спросит и про настроенье.

И старается вовсю,

Чтоб попасть мне в услуженье.

.

Вечерком, уже в собранье,

В раже и раздухорившись,

Декламирует он дамам

Мои лучшие стихи.

.

Не сказать, как мне отрадно

Этакого парня встретить!

Не в пример – то время​​ наше:

Всё готово огорчить.

.

66

.

Мне снится: я всеми любимый Бог,

Высо’ко на небо забрался.

И ангелов сонм вокруг меня –

И все стихи мои хвалят.

.

Пирожные ем я, конфеты ем –

Иным не по карману.

И дорогое я пью вино,

И должен-то я никому.

.

Но как же всё это наскучило мне!

На землю опять захотелось.

И, если б я не был богом сейчас,

То чёртом стать – то ли дело!

.

«Ты, долговязый Гавриил,

Давай-ка поднимайся –

И Женю, друга дорогого,

Сюда мне доставляй-ка.

.

В библиотеке не ищи:

Он пьёт вино токайское;

И в церкви тоже вряд ли он!

Скорей всего, в притоне».

.

Тут ангел крылья распростер,

На землю он летит стремглав!

Схватил он Женьку и принес

Мне дорогого сорванца.

.

«Что, Жэка? Видишь, я вот - Бог,

И миром заправляю!

А то тебе не говорил,

Что я всего добьюсь?

.

Всяк день творю я чудеса,

Тебя-то осчастливлю, -

Но больше: нынче я хочу

Порадовать берлинцев.

.

Пусть каждый камешек брусчатки

Тут в устрицу преобразится –

И чтоб свежа была, вкусна, -

Так пусть берлинец насладится.

.

Лимонный сок пусть оросит

Всех жителей дождём,

Пусть рейнское вино течет

По улицам потоком.

.

Как рады уж берлинцы все –

И все давай уж лопать.

На улице уж пьяны все –

И даже члены рата.

.

Поэты просто вне себя:

Кругом жратвы навалом.

И бедные, и господа –

все с улицы лакают.

.

А кто попроще – тот умней!

Те всех умней, конечно.

- А что такого? - говорят.

- Пускай так будет вечно».

.

67

.

Оставил вас в разгаре я июля,

А в январе опять вы повстречались;

Тогда-то на жаре вы всё сидели –

Сейчас замёрзли. Даже простудились.

.

Вот разведусь, так как-нибудь вернусь к вам, -

А вам-то будет что за дело?

Умрёте – я приду к вам на могилу.

О, сердце бедное! О, как ты постарело!

.

68

.

Всё было хорошо, но я-то вдруг отринут!

Уже не поцелуев, ни объятий!

Свиданье прервано – и ею я покинут!

А почему? Родня пришла некстати.

.

Да что за жизнь такая?! Вечно мука!

Всё расставайся и прощайся вечно!

Но почему нам суждена разлука?

И как не смог меня остановить твой взор сердечный?!

.

69

.

Мы ехали вместе в ночном

Почтовом фургоне всю ночь.

Мы просто болтали беспечно,

Шутили, смеялись охотно.

.

А утро когда наступило,

О, как мы с тобой удивились:

Меж нами сидел Купидон.

Такой безбилетник случился!

.

70

.

Черт его знает,​​ где живет

Эта безумная​​ баба!

Всё проклиная, под дождь,

Обегал весь город ей-богу!

.

Обегал все отели я

От одного к другому –

В ресепш мне всегда​​ в ответ:

- «Не знаем мы такой!».

.

Взглянул в одно окошко –

Она мне вдруг мигает.

Так вот где ты живешь!

Отель чудесный, знаешь!

.

71

.

Как темные сны, стоят

В длиннющий ряд дома.

Весь завернувшись в пальто,

Молча шагаю мимо.

.

Вот уж двенадцатый час

Башня собора вещает,

Знаю, объятьями встретит

Та, что меня ожидает.

.

Луна идёт вслед за мною,

Приветливо светит мне.

А вот уж и дом любимой –

И тут говорю я ей:

.

«Спасибо старой знакомке,

Что путь освещала ты мой.

Но мне это больше не нужно:

Свети теперь людям другим.

.

Найдёшь вот такого влюбленного,

Что одинок и несчастен,

Утешь ты его, как меня!

Тобою всю жизнь я утешен».

.

72

.

Как только ты станешь моей женой,

Тебе все завидовать станут.

И заживёшь ты, как герцогиня,

От радости даже устанешь.

.

Ори сколько хочешь, дури хоть всегда –

Я буду страдать терпеливо.

Но, если стихов не похвалишь, тогда

Развод, знаешь ли, неминуем.

.

73

.

К плечику белому, милому

Голову я приложил,

Втайне подслушать могу

Сердца желанье.

.

Труба уж полк зовёт в поход,

Гусары уж в воротах –

И утром покинет меня

Та, что всего дороже.

.

Да, утром меня ты покинешь,

А нынче еще ты моя.

В объятьях твоих прекрасных

Дважды счастлив я.

.

74

.

Труба уж полк зовёт в поход,

Гусары уж в воротах,

А я в это время любимой

Несу букетик роз.

.

Войны известна дикость!

Беда, а дух воинствен.

Тут ты с своим сердечком –

В нем полк расквартирован.

.

75

.

Как и все, я в младости

Много настрадался

От любви огня.

Но любить накладно стало –

И огонь-то затухает –

Так ли плохо для меня?

.

Это помни всё ж, красуля, -

И не надо глупых слёз.

Глупо от любви страдать.

Раз уж ты живешь на свете,

Новую любовь приветь ты!

И позволь тебя обнять.

.

76

.

Что ж ты так со мной враждебна?

И когда ж так изменилась?

Всем пожалуюсь на то!

Как же ты несправедлива!

.

Губы, вы неблагодарны!

Гадости такие молвить!

И мужчине, что когда-то

Целовал вас – и с любовью.

.

77

.

Ах,​​ опять эти​​ глаза!

Привечали вы​​ так нежно.​​ 

Эти губы снова вижу!

Подсластили вы мне жизнь.

.

И​​ опять всё тот же​​ голос,

Что я так любил послушать!

Только я-то уж не прежний:

Изменился после странствий.​​ 

.

Снова я в твоих объятиях,

Твои руки так прекрасны –​​ 

И лежу, к тебе прижавшись, -​​ 

Только я подавлен, грустен.

.

78

.

Понимали вы меня не часто,

Редко я вас тоже понимал, -

Но в дерьмо попали по несчастью –

И пришли мы к мненью одному.

.

79

.

А кастраты возопили,

Как стихи я напечатал.

Разом все заговорили,

Что пою я неприлично.

.

Пели же они так сладко

Тоненькими голосками.

Так воздушны были трельки,

Пели чистенько, красиво.

.

Пели о тоске любовной,

О любовных излияньях.

Дамы все в слезах бывали

От такого наслажденья.

.

80

.

На просторах Саламанки,

Нежны, милы, дуют ветры.

Там с моею гордой доньей

Мы гуляем вечерком.

.

Тело стройное прекрасной

Я рукою обнимаю.

Пальчикам приятно чуять

Груди гордой колыханье.

.

Но какой-то страшный шепот

Пробивается сквозь липы,

Мельницы ручей темнеет,

Будто нам пророчит гибель.

.

«Ах, сеньора, чую я,

Что меня ушлют куда-то –

И просторов Саламанки

Нам уж больше не видать».

.

81

.

Мой сосед – то Дон Энрикес,

И зовут его прекрасным.

И живем мы стенка в стенку,

Да и стенка-то тонка.

.

Дамы Саламанки млеют,

Коль на улицу он выйдет.

Звякнет шпорой, ус закрутит,

И при нём собаки свитой.

.

Все же вечерком он тихим

У себя совсем один,

И в руках его гитара,

Обуян он грёзой дивной.

.

Струны страстно он теребит,

грёзой в небо унесётся.

Так коты весною воют!

Чёрт бы взял его стенанья!

.

82

.

Едва увидели друг друга, и голос, и глаза

«Любовь!» - вот так сказали!

Не будь мамаши рядом – не везёт! –

Мы сразу бы поцеловались.

.

А утром мне уж в путь пора,

Уже свои дела одолевают.

Все ж девушку мою я подстерёг –

И ей в окно я мой «Привет» бросаю.

.

83

.

Над горами уж солнце встаёт,

Бубенчики ягнят звенят далёко.

Ягненок мой, и солнышко, и радость,

Увидеть бы тебя ну хоть разок!

.

У дома твоего высматриваю, как ты.

- «Прощай, дитя мое, я ухожу отсюда!».

Не слышит. Занавешено окошко.

Наверно, спит ещё – и, может, я ей снюсь.

.

84

.

На рынке в павильоне

стоят два громадных льва.

Отродье павильонное,

Ишь, как тебя приручили!

.

На рынке в павильоне

Стоит большой великан.

Стоит с мечом неподвижно.

Окаменел со страха.

.

На рынке в павильоне

Стоит большая церковь.

И братство, и землячество –

Все молятся там исправно.

.

85

.

Летний вечер, и темнеет

По-над лесом и лугами;

Небо голубое, а луна златая,

Сея свет, ароматы источает.

.

У ручья сверчок стрекочет,

Шелестит дождь над водою,

Странник слышит в тишине

И дыхание, и всплески.

.

У ручья одна, прекрасна,

Расплескалася наяда.

Руки, шея - белы, милы, -

В лунном свете размерцались.

.

86

.

Ночь лежит на мире чуждом,

Больно сердцу, и устал я.

Свет луны – он, как молитва,

Мою душу утешает.

.

Милая луна, спасибо:

Изгоняешь ужас мрака.

Мои муки – мимо, мимо.

И немножко я поплакал.

.

87

.

Смерть, как ночь,​​ холодна,

Жизнь - это​​ душный​​ день.

Уже темно,​​ и клонит в сон.

День этот утомил меня.

.

И древо высо’ко стоит надо мной,

И там соловей распелся.

Он​​ звонко​​ поет о любви​​ ​​ 

И песня входит в мой сон.

.

88

.

«Скажешь, куда делась либхен,

Что когда-то ты воспел?

Пламенем объят ты был,

Сердце чудно запылало».

.

Пламя это уж погасло,

В сердце холодно и мрачно,

А стихи мои – то урна:

пепел в ней моей любви.

.

89

.

Гибель​​ богов

.

Май, он​​ здесь с его​​ огнями​​ золотыми!

И шелковый весь мир, и​​ пряный ветер веет.

Как друг, май нас мани’т расцветшей белизной.

И тысячи фиалок голубых встречают нас,

И расстилается ковер зелёный, многоцветный.

Пронизан​​ солнечным​​ он​​ светом и росой,

И​​ призывает май людей всех наслаждаться.

На​​ первый​​ зов​​ спешит народ уж глупый.

Мужчины​​ в брюках​​ нанковых​​ спешат,

И пуговички сюртуков блестят на солнце,

А платья женщин​​ белы’​​ и​​ невинны.

Усы весной не те – и молодёжь их вьёт,

И девушки выпячивают груди.

Поэты городские​​ суют​​ в карманы

Бумажки, карандашик​​ и лорнет; - и,​​ ликуя,

К​​ воротам​​ змейкою толпа несётся

И, выйдя,​​ на зеленой​​ уж​​ лужайке.

Даются диву: как деревья подросли!

С цветочками играют: они так пестры, так нежны, -

Веселых птичек пению внимают,

И рады в небо синее кричать.

Ко мне пришёл май тоже. Трижды​​ постучал​​ 

Он в​​ дверь и крикнул: «Я​​ ​​ май!

Ну что,​​ бледный мечтатель?!​​ 

Ко мне! Я тебя поцелую!».

Но запер тут я​​ ​​ дверь​​ и​​ крикнул:

- «Плохой ты гость!​​ Напрасно​​ меня​​ манишь.

Уж ты мне как знаком! Познал ​​ 

Строенье мира я, его я насмотрелся!

Так глянул глубоко, что радости не стало, -

И горечь переполнила мне душу.

Я​​ вижу очерствевшие сердца, людей,

Что спрятались за стенами домов, –​​ 

И ложь везде, убожество, обман.

Я в человечьих ликах читаю мысли -​​ 

И как они ужасны!

Стыдливо девушка в​​ румянце​​ покраснеет –​​ 

Уж​​ вижу​​ я,​​ что похоть​​ в ней​​ трепещет;

А юноша, хоть он и горд,​​ восторжен,

На нем я вижу клоунский колпак.

И на земле я вижу только тени жалкие

И морды – и уж я не знаю,

Я в доме сумасшедших​​ иль​​ в​​ больнице.

Насквозь я вижу землю, как будто​​ бы​​ она​​ 

Из хрусталя, и вижу ужас,

Прикрыть​​ который зелень мая​​ 

Напрасно​​ тщится.​​ Я вижу мертвых;

Лежат​​ они​​ внизу, гроба их узки,

А руки сложены, глаза открыты,

Белы одежды​​ их, белы их​​ лица,

И черви желтые ползут​​ по​​ их​​ губам.

Я вижу, сын​​ сидит с​​ своей​​ любимой

Забавы ради на гробу отца.

И​​ соловьи​​ кругом​​ насмешливо распелись.

И злобно нежные​​ цветочки​​ луговые​​ рассмеялись.

И заворочался в могиле умерший отец,

И​​ тяжко​​ вздрогнула​​ сырая​​ мать-земля.

О, бедная земля, я знаю твою боль!

Я вижу,​​ жар​​ в твоей груди​​ кипит,

Я​​ вижу, как кровь течёт из вен твоих,

Смотри,​​ раскрыта и​​ зияет твоя рана​​ ​​ 

И дико​​ рвутся​​ из неё и​​ дым,​​ и кровь, и​​ пламя.

Я вижу​​ дерзких​​ сыновей-титанов:

Отродье вечности​​ из темных​​ бездн грядёт.

И​​ факелами​​ красными махают.

Вот из железа​​ ставят​​ лестницы​​ свои,

К​​ небесной​​ тверди​​ ломятся, как буря.

За ними вслед толпа премерзких гномов -​​ 

И с треском​​ рассыпаны​​ все золотые звезды.

Дерзкой рукой​​ раздран уж занавес златой​​ 

Жилища​​ Бога – и​​ с воем​​ низвержены

Все​​ набожные ангелов​​ чины.

А на​​ ​​ троне​​ - побледневший​​ Бог.

Корону он срывает,​​ и​​ рвет​​ в смятенье​​ на себе волосы –

А рать, подземная и дикая,​​ всё​​ ближе.

Гиганты​​ красны факелы​​ бросают​​ 

В обширное​​ небесное​​ пространство, гномов

Огненны бичи по спинам ангелочков ударяют –​​ 

Те извиваются, в мученьях корчась​​ ​​ 

За волосы тут их бросают прочь.​​ 

И собственного ангела​​ я вижу.

И кудри золотистые его, и​​ милые​​ черты​​ лица,

И на его устах​​ любовь​​ вечна,

И счастье в​​ голубых​​ его очах.​​ 

И​​ вот​​ ужасный, мерзкий, гадкий гном –​​ 

Мой ангел побледнел – его хватает​​ ​​ 

С насмешкой зрит он благородство тела –​​ 

И только с виду нежно, но на деле крепко -​​ 

И​​ крик​​ пронзительный​​ несётся в мирозданье –​​ 

Столбы разрушены, и ни земли, ни неба –​​ 

Ночь древняя над миром воцарилась».

.

90

.

Бог снов принёс меня куда-то в поле –​​ 

И ивы замахали сразу «Здрасьте».

Длинны и зелены их руки, и в цветах;

Как сестры, умно, молча на меня смотрели.

Доверчиво мне щебетали птицы,

И даже лай собак казался мне знакомым.

И чьи-то лики, голоса мне говорили: «Здравствуй», -

Как будто старый друг какой-то - всё же всё

Столь чуждым мне казалось, до удивленья чуждым.

Стоял​​ я​​ перед​​ домом​​ деревенским​​ с наличниками,

И что-то волновался, голова же​​ 

Холодною была – и спокойно стряхнул я​​ 

Пыль с моих одежд​​ дорожных,

Пронзительно вскричал звонок – дверь отворилась.

.

Мужчин​​ и​​ женщин​​ я увидел – лица их

Мне так​​ знакомы. ​​ И тихая печаль​​ пронизывала все,

И тайный​​ робкий страх. С тревогой, странно​​ 

на меня смотрели. Почти с сочувствьем.​​ 

Притом душа моя полна тревоги,

Я весь в​​ предчувствии​​ неведомой беды.

Я Маргрет старую узнал​​ тотчас;

Я испытующе​​ в глаза её​​ смотрел,​​ она​​ же всё​​ молчала.

Спросил я: «Где Мария?», - но молчит она,​​ молчит,

И тихо за руку​​ берет меня,​​ ведет

Чрез​​ множество​​ покоев,​​ длинных, освещенных,​​ 

Великолепных, пышных. Там тишина мертва.

И вот я в комнате, где полумрак царит.

Показывает​​ Маргрет,​​ отвернувшись,​​ 

на​​ некую​​ фигуру, что на софе сидит.​​ 

«А это вы -​​ Мария?»​​ ​​ спросил я.​​ 

И голос мой на удивленье твёрд.

Её же голос, что окаменел, но без металла,

Мне отвечает: «Да. Люди так зовут меня».​​ 

Боль резкая​​ пронзила​​ мою душу,

Ведь этот звук,​​ холодный​​ и глухой, -

Когда-то​​ голосом он был Марии​​ милой!

И женщина в бледно-лиловом платье,​​ -​​ 

Одета кое-как, и грудь дрожит,

С застывшим взором, щёки в напряженьи,

А белое лицо так одряхлело –​​ 

Ах, эта женщина была такой красивой,

Цветущей, гордою, прекрасною​​ Марией!

«Вояж ваш очень затянулся!»​​ - сказала она​​ громко

С зловещей фамильярностью​​ и хладной,​​ -

«На грустного вы больше не похожи, сердечный друг.

Вы здоровы, и в талии вы явно округлись.

Солидны вы».​​ Слащавая улыбка

Задрожала на​​ желтовато-бледном рту.

В смятении​​ воскликнул​​ я:

«Сказали​​ мне, вы​​ замужем?».

«Ах да!»,​​ -​​ смеясь и​​ равнодушно,​​ сказала она громко.

«Есть палка у меня,​​ покрыта​​ кожей,​​ 

А​​ называется​​ «супруг». Но деревяшка остаётся деревяшкой».​​ И​​ так противно и​​ беззвучно​​ рассмеялась,

Что страх​​ холодный​​ мою​​ душу пронизал,

Засомневался я:​​ -​​ да это​​ ль невинные​​ 

И чистотой подобные цветам​​ Марии​​ губы?

Но вот она взвилась, взяла со стула

Кашмировую шаль и обвила ее​​ 

Вкруг шеи, повисла на моей руке –​​ 

И вот меня влечёт сквозь дверь открытую​​ 

В​​ поля,​​ луга, долины.

.

Диск ярко-красный солнца​​ плыл

Уж низко, пурпур​​ солнца​​ затемнял

Деревья​​ и​​ цветы,​​ и реку,​​ 

Что вдалеке торжественно плыла.

«Вы видите огромное златое око там,​​ 

В​​ голубой воде?»​​ -​​ торопливо​​ воскликнула Мария.

«Да замолчи, бедняжка!»​​ -​​ я​​ сказал, засмотревшись

На​​ сумерек​​ таинственную вязь.

Туман с полей поднялся – и образы​​ 

Свивалися в объятьях белых, мягких;

Фиалки нежно друг на друга воззирали, с тоскою

Клонилися друг к другу чаши лилий;

И розы все сияли сладострастно;

Гвоздики жаждали под ветром разгореться;

Блаженным ароматом все цветочки упивались,

От радости всё плакало утешно,

И всё «Любовь! Любовь! Любовь!» кричало.

Порхали бабочки, все яркие, златые,

Жуки жужжали песенки прекрасных эльфов,

Вечерний ветерок шептал, шумели

Дубы, и изливался в песне соловей –

И средь всего и шепота, и пения, и шума, -​​ 

Холодный глас, беззвучный, жестяной​​ 

Увядшей женщины: той, что на мне повисла:

- «Ночной порой делишки ваши в замке знаю;

Кто с длинной тенью, тот простак хороший.​​ 

Кивает, кажет на того, кто вам угоден;

Кто в юбке голубой, тот ангел; а Красная

С мечом блестящим – та всем вам враг».

И далее болтать всё продолжала – всё​​ 

Необычные, диковинные речи – и вот, устав,​​ 

Присела – и мы уж на скамье, поросшей мохом, -​​ 

Той, что стоит под старым дубом.

.

И так, грустны и молчаливы, сидели мы,

И всё смотрели друг на друга - и всё печальней становились.

Уж дуб вздохнул, как будто умирая,

И соловей запел с глубокой грустью.

Но всё же красный свет проник через листву –​​ 

И в нем мерцало Марии белое лицо.​​ 

И жар ее недвижных глаз манил,

И прежним сладким голосом спросила:

- «А как же ты узнал, что я страдаю?

Так песни твои дики, но там об этом есть».

.

Тут острый хлад пронзил мне грудь, я испугался -​​ 

Уж не сошёл ли я с ума. Или еще сойду?

И потемнело у меня в мозгу – и тут​​ 

От ужаса проснулся я. Проснулся.​​ 

.

91

.

Донья Клара

.

По​​ вечернему, по​​ саду

Дочка мэра разгулялась.

В замке же внизу гуляют:

Шум​​ литавр и барабанов.

.

Как мне танцы надоели!

Речи льстивые – да ну их.​​ 

Да и рыцари: «изящно»

Меня сравнивают с солнцем.

.

Всё б давно осточертело,

Да в лучах луны увидел

Рыцаря​​ того, чей голос

Я в ночи тайком услышал.

.

Вот стоит он,​​ стройный, храбрый,

И глаза, сияя, блещут, лик же​​ 

Благородно​​ бледен, -​​ 

Вылитый​​ Святой​​ Георгий.

.

Донья Клара​​ обомлела!

Взор потупила она.

Видит, рыцарь​​ незнакомый​​ 

И прекрасный перед нею.

.

Вот уже слова любви, вот и ручек пожиманье –​​ 

В лунном свете ходят-бродят.

Дружески зефир им льстит,

Сказочно кивают розы.

.

Розы сказочно​​ приветят,

Распылалися влюбленным.

-​​ «Милая, скажи, что ты​​ 

Так внезапно покраснела?».

.

«Комары заели, милый!

Знаешь, летом​​ комары​​ ​​ 

Ненавижу так проклятых,

Словно б то евреи были».

.

«Ну, не надо комаров, заодно и иудеев», -​​ 

Рыцарь молвит тут, ласкаясь.

А​​ миндальные​​ деревья

Сыплют белы лепесточки.

.

Тысяча​​ цветочных хлопьев

Источают аромат.

- «Милая, скажи мне, правда,

Ты ко мне неравнодушна?».

.

«Да, люблю тебя​​ я,​​ милый,

И​​ Спасителем​​ клянусь,

Коего евреи-гады

Так​​ предательски убили».

.

«Ну, зачем ты про Него, заодно и про евреев?», -​​ 

Рыцарь молвит тут, ласкаясь.

Вдалеке, как будто сказка,

Лилии во свете нежном.

.

В свете нежном​​ лильи белы,

Взоры устремили​​ к звездам. –

- «Милая, верна ли клятва,

Что меня ты вправду любишь?».

.

«Да клянусь тебе, любимый!​​ 

Нет в крови моей ни капли​​ 

Чуждой мавританской крови

Или крови иудеев».

.

«Ну, зачем ты мне про мавров, а еще и про евреев?» -​​ 

Рыцарь молвит тут, ласкаясь.

И в укромную беседку​​ 

Он уводит дочку мэра.

.

Сетью нежною любви

Тронул сердце доньи Клары.

Мало слов, объятий много,

А сердца вовсю трепещут.

.

Чудно​​ свадебную​​ песню

Соловей​​ поёт прелестный

Огненные​​ черви​​ пляшут,

В факельном исходят раже.

.

А в​​ беседке тише,​​ тише,

Только​​ слышно, как украдкой,​​ 

Мирты зашептали​​ мудро,

И цветочки завздыхали.

.

Но литавры и барабаны

Зазвучали вдруг из замка.

И очнулась донья Клара –​​ 

Из объятий она рвётся.

.

«Вот зовут меня, любимый!

Но скажи же на прощанье,

Назови твоё мне имя:

Ты его скрывал так долго».

.

Рыцарь​​ улыбнулся нежно,

Пальцы Доньи​​ он целует

Он целует губы,​​ лоб,

Да и молвит на прощанье:​​ 

.

«Я, сеньора,​​ ваш​​ любимый!

Мой отец – учёный муж,

Уважаемый, великий,

Раввин он​​ из Сарагосы».

.

92

.

Альманзо́р

.

1

.

В Кордове​​ собор огромный.

Там колонн аж тыща триста.

Тыща триста там колонищ,

А на них огромный купол.

.

На колоннах​​ и на​​ стенах

Тянутся от верха к низу

Изреченья​​ на арабском,

Затканы цветочной вязью.

.

Он арабами построен

Для Аллаха вечной славы,

Много раз был перестроен –​​ 

Времена лихие были.

.

С башни прежде муэдзин

Призывал людей​​ к молитве,

А теперь там глас печальный

С​​ христианский колокольни.

.

На ступенях,​​ там,​​ где​​ суры

Древние Корана​​ пели,

Нынче​​ лысина попа,

Скука проповеди чинной.

.

Манекены разноцветны,

Перед ними всё в круженье,

Дым кругом, поют чего-то,

И мерцают глупо​​ свечи.

.

И в огромном том соборе

Альманзо́р Бен-Абдулла

Молча смотрит на колонны​​ 

И тихонечко он шепчет:

.

«О, колонны, вы Аллаху

Мощью, красотой служили.

А теперь вы в услуженье​​ 

Ненавистных христиан!

.

Но пришлось вам покориться –​​ 

Примирились все вы с роком.

Человек так слаб от века!

Остаётся только сдаться».

.

Альмансор​​ повеселел,

Альмансор-то -​​ бен Абдулла!

Поклонился он крещальне,

Что в соборе том испанском.

.

2

.

Поспешил он​​ из​​ собора.

Дикий вороной под ним.

Кудри все еще в слезах,​​ 

Шляпы​​ перья​​ на ветру.

.

Вот он скачет в​​ Алколею,​​ 

Рядом брег​​ Гвадалквивира,

И расцвел миндальчик белый,

​​ Апельсины​​ золотятся.

.

Весело несётся всадник,

И свистит, и хохочет –​​ 

Птицы заодно поют,

Заодно журчат ручьи.

.

Донья Клара де Альварес

Проживает в​​ Алколее.

На войне сейчас отец –​​ 

В замке мило ей живётся.

.

Альмансор​​ издалека

Слышит​​ звуки барабанов,

Вот сквозь​​ тень​​ деревьев

Видит замка он​​ огни.

.

Танцы нынче в​​ замке​​ этом.

Дюжина красивых дам,

Рыцарей,​​ тех то ж двенадцать,

Но изящней всех наш рыцарь.

.

Весело и окрыленно​​ 

Распорхался он по залу.

Каждой даме, между тем,​​ 

Он польстить как раз сумеет.

.

Изабеллы​​ ручки дивны! Он их​​ 

Быстренько целует. Что?!

Уж пред Эльвирой он!

Радостно глядит ей в очи.

.

Рассмеявшись, Леоноре:

- «А сегодня я вам нравлюсь?».

Он показывает даме

Крестиками плащ расшитый.

.

Каждой даме он твердит,

Что ее одну он любит, -​​ 

Всякий раз при том божится!

Этак тридцать раз за вечер.

.

3

.

Стихло уж в​​ замке Алколеи

Нет уж больше​​ звуков танца,

Ни мужчин, ни женщин нет там,

Все​​ исчезли,​​ свет​​ погас.

.

Донья Клара,​​ Альмансор

Уж одни остались в зале;

И свечи свет догорает,

На прощание​​ мерцая.

.

В кресле​​ восседает​​ дама,

Рядом на скамейке рыцарь.

Он устал, главою он

На коленях у любимой.

.

Из флакончика златого

Дама кудри умащает –​​ 

Всё с заботой – кавалера –​​ 

и​​ вздыхает он сердечно.

.

Нежно нежными губами

Кудри рыцаря ласкает,​​ -​​ 

А каштановые кудри! –​​ 

Рыцаря ж чело темнеет.

.

Видя это, дама плачет.

Вся теперь она в заботе.

Гладит его кудри, гладит, -

Рыцарь злобно зубы стиснул.

.

Ему снится: он​​ в соборе,

Голову склонил со злости,

Месса христиан идёт,​​ 

Много мрачных голосов.

.

Слышит он вдруг, как колонны

Злобно, гневно зашептались:

Им не вынести позора!

Вот колеблются, дрожат -​​ 

.

Страшно рухнули колонны.

Побледнел народ, священник –​​ 

Тут обрушился и купол.

Боги христиан трепещут.

.

93

.

.

Паломничество в Кевла’р

.

1

.

Стояла мама у окна,

В постели сын лежал.

«Послушай, сыночка, меня:

Поедем-ка в Кевлар?».

.

«Я болею, мама, видишь!

Так мне всё теперь постыло.

Думаю о мёртвой Гретхен:

Сердце всё о ней болит».

.

«Нет уж, сыночка. Пойдём!

Чётки, Библию бери.

Божья матерь нам поможет:

Нам сердечко исцелит».

.

Вот веют церковные флаги,

Поются молитвы усердно.

И тянется процессия

У берега, у Рейна.

.

Идёт мать за толпою,

А в ней ведёт и сына,

И подпевают хору:

«Хвала тебе, Мария!».

.

2

.

В Кевларе Божья Матерь

Сегодня в лучшем платье:

Больных-то, ой, как много –

И всем помочь-то надо.

.

Как жертвоприношенье,

Больной народ несёт

То, что болит, из воска -

А если повезёт?!

.

Принес из воска руку –

Нет раны на руке,

А коль нога из воска –

Здоровой быть ноге.

.

Кто с костылём добрался,

Танцует на канате.

Кто пальцами не двигал,

Играет на альте.

.

Из свечки восковой

Мать сделала сердечко.

«Неси, сынок, Мадонне:

Она сердечко лечит».

.

Сын взял сердечко это,

Пред Девой Божьей пал,

И, весь в слезах, он тихо

Так страстно зашептал:

.

«О, Ты, благословенная!

Пречистая Ты Дева,

Царица Ты Небесная,

Тебя молю сердечно!

.

Я жил с моею мамой

В огромном граде Кёльне.

Церквей там много сотен,

Не меньше и часовен.

.

А рядом жила Гретхен –

Сейчас она мертва

Вот восковое сердце –

Утешь мою ты рану».

.

Врачуй мне рану сердца,

А я всю жизнь тогда

Молиться, петь я буду:

«Хвала тебе, Мария!»».

.

3

.

И мать, и сын больной

Уснули в комнатушке.

Вот входит Богоматерь

Неслышными шагами.

.

Склонилась над болезным,

Рукой своей коснулась

Его сердечка тихо,

Исчезла, улыбнувшись.

.

А мать во сне всё видит:

Мария ей вещала.

От дрёмы вот очнулась:

Собака громко лает.

.

Вот распростёртый сын:

Он мёртв, он перед нею.

Заря на бледных щеках

Зарделася, алея.

.

Мать складывает руки

В смятенье покорясь.

Благоговейно шепчет:

«Хвала тебе, Мария!».