Геннадий Ганичев
.
Перевод с немецкого
.
Гейне
.
Цикл «Возвращение домой»
.
1
.
В моей слишком мрачной жизни
Милый образ мне сиял.
Но поблек тот светлый образ,
Поглощён я тьмой ночной.
.
Когда дети в темноте,
Им совсем не по себе.
Чтобы страх прогнать, они
Песню громкую заводят.
.
Так и я, ребёнок глупый:
Вот пою я в темноте.
Песня страх мой прогоняет,
Хоть она и простовата.
.
2
.
Не знаю, что сталось со мною,
С чего я погрустнел.
Мне вспомнилась старая сказка,
Так живо представилась мне.
.
Воздух хладен и тёмен,
Спокойно струится Рейн.
Вершина горы сверкает,
Солнце садится под вечер.
.
Прекрасная юная дева –
Чудесна она в вышине.
Ее украшенья сверкают,
И злато волос она чешет.
.
И чешет гребнем из злата,
И песню при этом поёт,
И песня за душу хватает,
И песня за душу берёт.
.
И дикая боль сковала
Вдруг душу моряка –
Он смотрит вверх, на скалы,
Лодка несется на риф.
.
И волны лодку поглотят,
А с нею и моряка.
Той песни мощь не унять.
Такая она, Лорелея.
.
3
.
Сердце, сердце моё тревожно,
Хоть вокруг радостный май.
Я стою, прислонившись к липе,
Высоко на старом Бастае.
.
Внизу голубеет города ров.
Он сверху особенно тих.
Мальчик в лодке гребет.
Он удит и свистит.
.
А выше дома и люди
Дружны в разноцветьи приятном,
Быки и луга, и лес –
Как игрушки, они занятны.
.
Служанки бельё полощут
И бегают по траве.
Мельница брызжет алмазами,
Шум ровный ее вдалеке.
.
На старой серой башне
Часовой свою будку пасёт:
Рыжеволосый парнишка
Болтается взад и вперед.
.
Играется он с ружьишком,
Штыком на закате сверкнёт.
Пусть дальше с ружьем он играет –
И пусть он меня убьёт.
.
4
.
В лесу брожу и плачу.
Вдруг на ветке вижу дрозда.
Прыгнув, запел он чудно:
«А что у тебя за беда?».
.
Ласточки, твои сестры,
Беда, расскажут, о чём:
Они-то вьют свои гнезда
У либхен моей под окном.
.
5
.
В ночи сырой и бурной,
Когда и звезд-то нету,
Молча в лесу шатаюсь,
Клонятся деревья под ветром.
.
Далёко зовёт огонёчек:
Егеря дом одинокий.
Не соблазнит на чаёк:
С виду угрюмый и дикий.
.
Вижу, старушка слепая
В кожаном кресле сидит,
Зловеща она, неподвижна
И, словно из камня, молчит.
.
Сын егеря рыжий ярится:
Винтовку бросает на стенку,
Зашёлся в насмешке и злости,
И бешено он матерится.
.
Красавица-пряха слезами
Лён весь свой измочила.
К ногам ее верный пёс
Прижался и заскулил.
.
6
.
Когда мне в пути и случайно
Любимой семья повстречалась,
Сестренка, и папа, и мама -
Меня все с улыбкой узнали.
.
Спросили меня, как здоровье –
И сами ответили мне,
Что я, как и был, всё тот же,
Да только лицом стал бледнее.
.
Спросил я о тётях и дядях,
Помянул знакомых прилежно.
Спросил я, что сталось с собачкой,
Что лаяла столь нежно.
.
Спросил между тем о любимой,
Мол, нет ли каких новостей –
И дружески мне отвечают:
- «А Гретхен теперь на сносях».
.
Её я любезно поздравил
И ласково так прошептал:
- «Передайте мои приветы!
Я искренне, искренне рад!».
.
Сестренка ее закричала:
- «Собачка, что нежной была,
С годами совсем одурела,
Мы в Рейне её утопили».
.
Малышка схожа с любимой,
Когда она засмеётся.
И глазки ее такие ж.
Как вспомню, сердце займётся.
.
7
.
Сидели в домике рыбацком
И всё смотрели мы на море.
Туман вечерний лёг на волны,
Потом рассеялся, поднялся.
.
С высоких башен маяки
Там друг за другом загорались,
И в свет попал ещё корабль,
Но он в совсем уж дальней дали.
.
Мы о крушеньях толковали,
О моряках, их жизни трудной
Всегда меж небом и землёй,
И радостью, и страхом полной.
.
Зашла тут речь о дальних странах,
Народы там так необычны,
На юг ли глянуть иль на север:
У всех столь странные обычьи.
.
Вот Ганг, тот пахнет и сияет,
Там дерева столь огромадны,
А люди тихи и прекрасны,
Пред лотосом они в молитве.
.
Тут люди грязны и невзрачны,
Народ уродливый и грубый.
И вкруг огня все на карачках.
Рыбёшку жареную - в рот.
.
Девчонки нас слушали жадно,
И вот замолчали мы все.
Корабль вовсе скрылся из вида,
К тому ж и стемнело совсем.
.
8
.
Прекрасная рыбачка
.
Прекрасная рыбачка,
Лодку скорее причаль.
Подойди и сядь-ка рядом.
Тебя я приласкаю.
.
Головку мне на сердце положи.
Не бойся: не дикое море.
Доверяешь ты бурному морю,
Всяк день ты в его просторах.
.
А сердце моё – тоже море:
В нем бури, приливы, отливы.
Тебе в нём понравится очень.
И в нем - жемчугов переливы.
.
9
.
Луна взошла над нами,
Рассыпалась по волнам,
Любимую я обнимаю,
И наши сердца в волненьи.
.
В объятьях чудной девы
На бреге стою один.
«Что слышишь ты в ветра вое?
Что белая ручка дрожит?».
.
Но вовсе не шум это ветра:
То старые девы запели.
Мои это, знаешь ли, сёстры.
Давненько уж их утопили!
.
10
.
С темных высот с дикой силой
На корабль наш обрушился дождь.
Словно б ночь то море поглотит,
Словно б море в ту ночь истечет.
.
А ветер, как живой, всё бьётся!
Он словно б одетый в волны.
Бичует волны изо всей силы
Те воют, шипят и стенают.
.
Чайка пытается на мачту сесть
С хриплым визгом и пеньем.
Боязливо трепещет, словно б рвётся
Предсказать кораблю крушенье.
.
11
.
Взыграла буря в танце,
Свистит, вопит, орёт;
Корабль, как щепку, носит.
Веселая, дикая ночь.
.
Живая гора водяная
Властвует в море ревущем.
Опустится – черная бездна видна,
Поднимется – в бездне ты белой.
.
Проклятья, звук рвоты, молитвы
Доносятся из каюты.
Я крепко держусь за мачту
И думаю: “Домой бы”.
.
12
.
Что-то с вечером случилось,
И над озером туман.
Слышу тайну в шуме волн,
Небеса взялись белеть.
.
Дева морская выходит из волн,
Садится со мною рядом.
Грудью белой волнует,
Что высится под покрывалом.
.
И давит меня, прижимает меня, -
Да мне-то чуть не больно!
«Послушай, да ты задавишь меня!
Всё, красотка! Довольно».
.
“Да ты ничего не понял!
Жму я тебя – так и что?
Жарко хочу я обнять!
Нынче холодно что-то».
.
Луна всё бледнее смотрит
Из сумрачных облаков
«А взор твой, красотка, мутный.
Какой-то он не такой».
.
«А взор потому мой мутный,
Что в очи вода попала.
С чего ты взял что он мутный?
Он у меня нормальный».
.
Чайки кричат печально,
Море бушует и злится.
“Ты что так разволновалась,
Красотка моя морская?”.
.
«Ах, сердце моё расходилось,
Его я уже не уйму.
Так ты мне полюбился!
Человек, тебя я люблю».
.
13
.
Когда утром я мимо дома
Твоего обычно иду,
Так радостно, моя крошка,
Тебя в окошке увидеть.
.
Твои черно-карие глазки
Удивленно меня вопрошают:
«А кто ты, чужой и больной?
Чего от меня тебе надо?».
.
«Один немецкий поэт я,
В Германии меня знают.
И я довольно известен
Средь прочих знаменитых.
.
А что мне надобно, крошка,
То надо в Германии многим.
Моё имя часто в ходу,
Коль речь об ужасной боли.
.
14
.
А море сияло нам так далеко!
Последние солнца лучи.
Был так одинок рыбацкий наш домик,
Сидели угрюмо мы молча.
.
Поднялся туман, и море вскипело,
Чайка летала туда-сюда.
Из глаз твоих слезы лились,
Любимая, падали слёзы.
.
Слёзы текли по твоей руке -
Я в горести встал на колени.
Но слёзы катились по белой руке.
А что? Это слёзы. Не лень им.
.
И с этой минуты я сам не свой:
Тоска мне душу съедает.
Несчастная что учинила со мной:
Слезами ее я отравлен.
.
15
.
Там, высоко, на той горе,
замок стоит прекрасный.
Три девы чудные там живут,
любовью я их наслаждаюсь.
.
В субботу целует Этта,
Юлия- в воскресенье
Кунигунда – та в понедельник:
Больно прижмёт! Нет спасенья.
.
Во вторник в замке был праздник
У девушек трёх моих.
Кто в коляске, кто на коне
Съехались все соседи.
.
Меня-то не пригласили!
Да что же вы, дураки?
Родня, смеясь, зашептала:
«Тебе, братец, тут не с руки».
.
16
.
На дальнем горизонте
Вижу, словно б в тумане,
Как город и башни его
Закутаны темнотой.
.
Сырой ветерок рябит
Серую водную гладь.
Печально гребёт рыбак,
И я чего-то не рад.
.
На прощание солнце встает.
Луч последний оно бросает
На том дом, где я встретил тебя.
Но увижу ль тебя? Я не знаю.
.
17
.
Привет тебе, огромный
И тайны полный город.
Когда-то мою зазнобу
Скрыл ты в своей утробе.
.
Скажите, врата и башни,
А нынче любимая где?
Давайте-ка отвечайте!
Я вам же её доверил.
.
Да башни-то чем виноваты?
Там и стоят, где стояли,
Когда она, вся в поклаже,
Из города удирала.
.
Да и врата равнодушны
К отъезду моей дорогой.
Ворота всегда открыты,
Если захочет дура.
.
18
.
Снова блуждаю по улочкам старым:
Уж так они мне знакомы!
Вот и моей любимой дом:
Стоит и пустой, и заброшен.
.
И улицы узкими кажутся мне!
Как вынести мне мостовую?
На голову падают мне дома!
Скорей унести бы ноги.
.
19
.
.
Опять я вошел в те залы,
Где верность ты мне обещала.
Там, где твои слезы упали,
Там змеи повыползали.
.
20
.
Улицы спят, ночь так тиха.
Любимая в этом доме жила.
Ею давно этот город покинут.
Дом всё стоит, как это было.
.
Там кто-то стоит, на окно твоё смотрит,
И сжал кулаки, чтобы боль одолеть.
Как страшно лицо мне его подсмотреть:
Меня самого в лунном свете узреть!
.
Но это ж двойник мой, и бледный такой!
Ну что, расскажи мне о боли любви!
Скажи, что измучило так тогда:
В те ночи, что так давно прошли?
.
21
.
Не спи, не спи спокойно:
Я жив еще, я жив!
Сумею разозлиться,
В тебе я оживу.
.
Что, сказку подзабыла,
Как ожил вдруг мертвец
И утащил в могилу
Любимую девицу?
.
Поверь же мне, прекрасное,
Чудесное дитя:
Я жив, и я сильнее:
Сильнее я всех мёртвых!
.
22
.
Девушка в комнате спит,
Луна на нее засмотрелась.
С улицы шум поднялся –
Что-то похоже на вальс.
.
«Ну-ка, в окошко взгляну
Кто там мешает спать».
Видит, стоит скелет,
Поёт, да еще играет:
.
«Помнишь, танец ты обещала?
Тогда обманула меня.
На кладбище нынче бал.
Ну, приходи, потанцуем».
.
Деву как ветром снесло,
Опрометью из дома.
И пляшет она со скелетом,
И танец-то ей знакомый.
.
Ух, как девушка разошлась!
Скелет как стучит костьми!
Луна сияет, череп кивает
В этой ночной жути.
.
23
.
В тёмных каких-то снах
Образ ее мне явился –
И этот любимый образ
Тайно во мне ожил.
.
И губы, дрогнув, стали
Чудесною улыбкой,
И слезы задрожали
В ее очей уголках.
.
От слёз мои вымокли щеки:
Так долго я плакал и горько.
Нет, я не могу поверить,
Что я тебя потерял.
.
24
.
Я - тот несчастный Атлас! Мир,
Весь мир боли должен нести я.
Я несу невыносимое, и знаю,
Что сердце моё разорвётся.
.
Ты, гордое сердце! Ты само хотело этого!
Счастья хотело ты, бесконечного счастья,
Или - бесконечной боли. Сердце, это твой выбор.
И вот ты несчастно.
.
25
.
Люди за годы стареют,
От смерти никто не спасён.
Только любовь не уходит:
Та, что в сердце моём.
.
Я на краю могилы. Хоть раз бы тебя увидеть!
Пред тобой на колени упасть,
И на прощание молвить:
«Мадам, а ведь я люблю Вас!».
.
26
.
Мне снилось, грустно сияла луна,
И звёзды смотрелись грустно.
И вот я в городе, где она,
За тысячу вёрст отсюда.
.
И что-то меня к её дому ведёт,
Целую любимой ступеньки.
По ним, вижу, ножка любимой идёт,
И платья так близки складки.
.
А ночь так длинна и так холодна,
Замерз я совсем на ступеньках.
Но кто же в окошке? Я вижу: она!
Вся залита лунным светом.
.
27
.
Слеза зачем так одинока?
Зачем туманит мне взор?
Из прошлого что ты вернулась?
Былое напомнишь зачем?
.
У тебя было столько сестричек:
Сверкали они, да исчезли.
Страданья и радость исчезли,
А с ними и слёзы ушли.
.
Рассеялись, словно в тумане,
И звёздочки голубые -
А муки и радости снова
Воскресли, как будто живые.
.
Ах, жалко, жалко мне всё же:
От любви так мало осталось!
Слезинка! Всего-то слезинка.
Слезинка. Какая малость.
.
28
.
Бледный осенний месяц
Смотрит из облаков;
На кладбище дом священника
Стоит одинок.
.
Библию мать читает,
Сын на луну смотрит.
Дочь старшую клонит ко сну,
А младшая говорит:
.
«Боже ты мой, как скучно!
Время тянется еле.
Вот, если б кого хоронили,
Так было б на что посмотреть».
.
Мать, хоть читает, сказала:
«Ты четырех позабыла,
Что после смерти отца
Мы у ворот схоронили».
.
Старшая дочь зевнула:
«С вами тут голодай!
Завтра пойду я к графу,
А он влюблен и богат».
.
Сын тут как рассмеётся:
«В небе охотника три:
Пируют. Меня обещают
Деньги ковать научить».
.
В худое его лицо
Мать Библию бросает:
«Проклятый, так ты задумал
Людей на дороге грабить!»
.
И вдруг кто-то стук в окно!
Все видят: рука им машет.
Мертвый отец за окошком
Стоит в своей сутане.
.
29
.
Погода плохая на редкость:
И снег, и дождь, и ветер;
Сижу у окна и смотрю:
Темно, и буря лютует.
.
Огонёк одинокий мерцает
И медленно так идёт.
Мамочка это с фонариком
По улице там бредёт.
.
И масло купила она,
Купила яичек, муки -
И хочет испечь пирог
Для доченьки любимой.
.
А доченька нежится в кресле
И щурится сонно на свет;
И кудри златые вьются,
И бури в лице ее нет.
.
30
.
Верит народ, я расстроен
Муками любви.
В итоге, поверил и я
Вслед за людьми.
.
Дева с большими глазами!
Тебе я всегда говорил,
Полюбил, мол, тебя до безумья,
Доведёшь ты меня до могилы.
.
Но говорил-то себе я
Этаким макаром.
Когда же она была рядом,
Сразу я замолкал.
.
Что же вы, ангелы злые,
Тогда заткнули мне рот?
Из-за этих ангелов злых
Так мне всю жизнь не везёт!
.
31
.
Пальчики твои лилейны!
Хоть бы раз поцеловать их,
И прижать бы нежно к сердцу,
Умереть бы в тихом плаче.
.
А глаза как две фиалки
Днём и ночью предо мной.
А скажи мне, что же значат
Эти глазки голубые?
.
32
.
Разве знака не давала,
Что любовь твоя видна?
Разве и в глазах ее
Не прочел любви ответной?
.
Разве в душу не проник
Взор ее чудесных глаз?
Не совсем же ты дурак,
Милый друг, в таких делах.
.
33
.
Любили они друг друга, но оба
Признаться в этом не смели.
Внешне были враждебны,
Хоть огромной любви хотели.
.
И вот жизнь их разлучила,
Они виделись только во сне.
Давно уже умерли оба,
А любовь прошла в стороне.
.
34
.
Когда я про боль вам свою рассказал,
Вы лишь равнодушно зевали.
Когда ж мою боль я в стихи облекал,
Всегда меня очень хвалили.
.
35
.
Я чёрта позвал - и он пришёл.
Смотрю на него удивлённо.
Совсем не урод, не хромает.
Приятен мужчина и даже чарует.
Ну, в общем мужчина в расцвете.
Галантен и вежлив, и мир он знает.
В беседе он опытный дипломат:
Красиво о церкви, налогах вещает.
Но что-то он бледен – и это не чудо:
Санскрит он и Гегеля нынче учит.
Его любимый поэт, как всегда, Фуке.
Он критику совсем забросил:
Он полностью ее передоверил
Достойной бабушке Гекате.
Он в изучении законов мои старанья похвалил.
А впрочем, он давно уж знал о них.
Он намекнул, друзьями близкими
Не станем мы – и тут кивнул,
Спросив, а не встречались ли мы раньше
Там, у испанского посланника в гостях?
Тут посмотрел я на его лицо с вниманьем.
Да, он! Да, для меня лицо его – не новость.
.
36
.
Человек, не плюй на беса!
Жизнь твоя ведь коротка.
А проклятие навеки –
То не бред, совсем не шутка.
.
Все твои грехи припомни!
Иногда грешить придётся:
Жизнь-то всё-таки длинна!
Жить честней не удаётся.
.
37
.
Святые Три Короля с Востока
Спрашивали повсюду:
«А где тут дорога в Вифлеем?
Там мальчик родился чудесный».
.
Никто не знал: ни стар, ни млад –
И шли Короли дальше.
Вела их одна золотая звезда:
Светила тепло и нежно.
.
Над домом Иосифа встала звезда,
Туда Короли вошли.
Запели тут наши Три Короля.
Овечка блеяла, плакал малыш.
.
38
.
Дорогая, детьми мы были,
Радостными детьми.
Спрячемся под солому,
Когда залезем в курятник.
.
Бывало, идёт прохожий,
А мы кричим «Кукареку!».
И думали эти люди,
Что это кричит петух.
.
Найдём на дворе нашем тару –
И соорудим наш дом!
Ящик каждый обклеим –
И в доме живём мы том.
.
Старый соседский кот
Часто ходил к нам в гости;
Встречали его мы с почетом:
Как королевского гостя.
.
Мы вопрошали: «Живёшь как?»
С заботой и дружеским тактом.
«Да ничего, жить можно», -
Отвечал доверчиво кот.
.
А то говорим мы долго
С разумностью пожилых,
Что во времена былые
Лучше нам всё же жилось.
.
Мол, верность, любовь и вера
Исчезли из мира, растаяв,
И кофе как дорожает,
И денежек так не хватает! - - -
.
Ах, где же, детские игры!
Всё, всё умчалось куда-то!
Ни денег мне нет, ни покоя,
Ни верности нет, ни счастья.
.
39
.
С тоской и печалью я вспомню
Тепло моих дней ушедших.
Я трепет былого припомню,
Покой моей жизни прошлой.
.
Всё ухнуло разом - беда!
С чего бы? С ума сойти.
И дьявол сгинул в аду,
И умер Бог в поднебесьи!
.
И всё как-то жутко, противно,
Запутано, гнило и хладно.
Но есть всё же капля любви –
И жить мне не так уж отвратно.
.
40
.
Сквозь мрачность облаков
Луна ярко светит мне.
Я вспомнил светлый образ -
Да, был он в жизни моей.
.
На палубе все мы сидели,
Гордились: плывём-то по Рейну,
И летне брега зеленели
В солнышка в свете вечернем.
.
Задумавшись, сел я у ног
Дамы, красивой и гордой;
На милом и бледном лице
Закатное злато играло.
.
Наяривал оркестр, а дети пели,
На радостях все чудно разошлись!
И небо стало голубей,
И душу поднимало ввысь!
.
И сказочно проплывали
Горы, замки, долины.
И все они ярко сияли
В очах прекрасной любимой.
.
41
.
Любимую видел во сне я.
Смотрит так робко, печально.
Поблекло и похудело
Прежде цветущее тело.
.
На руках у нее ребенок,
Ведет за ручку другого.
В походке, во взгляде, в одежде –
Во всём и печаль, и горесть.
.
Куда-то брела по рынку –
И меня случайно встречает.
Смотрит, а я спокойно,
Но с болью её привечаю:
.
«Пойдем со мною в дом мой,
Ведь ты бледна и больна;
Для тебя я буду работать,
Не будешь ты голодна.
.
Я окружу заботой
Детей, что вижу с тобой,
Но главной заботой ты будешь,
Несчастный ребёнок мой.
.
Тебе никогда не скажу,
Что тебя я сильно любил,
А если, дитя, ты умрешь,
Заплачу я на могиле».
.
42
.
«Друг мой милый! Так ли надо
О любви петь бесконечно?
Так яички нам приносит
Кура на своём насесте.
.
Вот скорлупка затрещала –
И цыплятки появились.
А ты раз их – в свою книжку,
Лишь они на свет явились».
.
43
.
Вы уж только потерпите,
Если старые страданья
Вдруг прорежутся порой
В моих новых песнопеньях.
.
Подождите только: эхо
Моей боли отзвучит, -
Моё сердце исцелится –
И весна в нём зазвучит.
.
44
.
Время пришло за ум мне взяться,
От глупостей всех избавиться.
Так долго, как будто актер,
В комедию глупо игрался.
.
Кулисы были на диво,
Был стиль высоко романтичен,
Рыцарем в мантии был я красивым,
Чувства мои были чутки, изящны.
.
И как ни скоблил я себя,
Чтоб вырвать из плена безделок,
Но всё же не до конца:
Я всё играю комедию.
.
О, Боже! Шутил я и говорил
Ведь только то, что чувствовал.
С собственной смертью я всё шутил,
Умирающего бойца я играл.
.
45
.
Король-то Вишвами́тра,
Из всех силенок рвался:
Васи́штхи он корову
Заполучить пытался.
.
Король ты Вишвамитра!
Да, бык-то ты на славу,
Раз много ты сражаешься,
И всё - ради коровы!
.
46
.
Сердце, сердце, не грусти.
Потерпи свою ты участь.
Новая весна вернёт,
Что зима смогла украсть.
.
Много так тебе дано,
Мир-то всё-таки прекрасен!
Всё, что в мир сём по нраву,
Смеешь полюбить ты смело.
.
47
.
Ты как цветок какой-то:
Мила, чиста, красива.
Смотрю на тебя – и тоска
Моё наполняет сердце.
.
Хотел бы руками коснуться
Головки я милой твоей
И Бога молить, чтоб хранил
Тебя Он такой красивой.
.
48
.
Детка, было бы ужасно –
Да и я уж постараюсь,
Чтобы, боже упаси,
Ты в меня бы не влюбилась.
.
Удалось легко мне это!
Только это огорчает.
И приходит мне на ум:
Все же полюби меня ты.
.
49
.
Лежу я больной в постели,
Я весь в одеялах, в подушках,
А нежный образ какой-то
Вокруг так изящно витает.
.
Глаза едва закрываю
В своей я тихой дремоте,
Как образ тот подкрадётся
И нежно в душу он входит.
.
Проснусь я утром, а сон тот
Тревогой дня не разрушен.
И я ношу его в сердце
Весь долгий день.
.
50
.
Девочка, красен твой ротик,
Глазки и ясны, и милы.
Милый, хороший ребёнок,
У меня о тебе все думы.
.
Зимний вечер так длинен,
И хочу я побыть с тобой.
Давай посидим, поболтаем
В комнатке укромной.
.
Губы хочу я прижать
К беленькой ручке твоей.
Слезами хочу увлажнять
Нежную белую ручку твою.
.
51
.
Хоть за окошком сугробы растут,
Сыплет ли град, бушует ли буря,
Ставни ль от ветра трясутся,
Я ни на что уж не жалуюсь:
В сердце моём хранятся всегда
Образ любимой, весенняя радость.
.
52
.
Иные молятся Мадонне,
Петру и Павлу – уж другие.
Одной тебе молюсь я, дорогая.
Одной тебе: прекрасное ты солнце.
.
Ну, поцелуй же! Меня порадуй.
Будь добра, ну, пожалей же!
Самая прекрасная среди женщин.
Знаю, под солнце тебя нет прекрасней.
.
53
.
И как в лице моём поблекшем
Ты не прочла, что от любви страдаю?
Мне пред тобою на колени встать?!
Ты гордость мою хочешь раздавить?
.
О, нет! Я слишком горд!
Могу поцеловать и пошутить.
Сейчас, когда от боли умираю,
Могу немного я и поязвить.
.
54
.
Друг мой милый, ты влюблен,
Новой болью ты охвачен.
В головёнке потемнело,
А сердечко прихватило.
.
А признаться ты не хочешь,
Милый друг, что ты влюблен, -
Только вижу, сквозь жилет
Сердце-то твоё пылает.
.
55
.
Мне побыть с тобой хотелось:
Просто рядом посидеть.
Ты же вдруг заторопилась:
Мол, сегодня много дел.
.
Я сказал, моя душа -
Вся она полна тобою.
Ты давай же хохотать -
Реверанс еще при этом.
.
А чтоб меня позлить
В любовном ожиданье,
Отказать ты мне решила
В поцелуе на прощанье.
.
Кажется, всё так уж плохо,
Что мне в пору застрелиться!
Не надейся, дорогуша!
Сколько раз уж так случалось!
.
56
.
Глаза твои – сапфиры:
И милые, и сладкие.
И тот счастливый трижды,
Кого любовью даришь.
.
А сердце твое - алмаз!
Сверкает так благородно.
И тот мужчина счастлив,
Кому сияет любовно.
.
А губки твои – рубины:
Прекраснее всех на свете.
О, трижды счастлив мужчина,
Кого любовью приветишь.
.
Узнай я такого счастливца,
Встреться мне такой молодей,
В лесу бы вот так повстречался, -
Его счастью пришел бы конец.
.
57
.
Я любовными речами
К сердцу твоему привязан.
Не заметил сам, и как
Шутка стала так серьёзна.
.
А теперь ты вечно шутишь,
От меня бежишь, шутя.
Силы ада расшалились,
Застрелюсь я без тебя.
.
58
.
И жизнь, и мир уж слишком фрагментарны!
Пойти к немецкому профессору надо.
Он знает, как жить сложить из ее осколков
В систему, чтоб всем была понятна.
.
Кусками ночных колпаков и спальных халатов
Он штопает дыры в мире подлунном.
.
59
.
И так я думал, и этак, и днем я думал,
И ночью, - не мог я понять, в чем дело.
Лишь чудные очи любимой моей
Помочь мне в этом сумели.
.
Куда ж мне теперь без милых глаз?
Они так умны, так прекрасны…
А то, что однажды влюблюсь опять,
Подумать мне было б ужасно.
.
60
.
Ты там: в весёлой компании, -
И дом весь залит светом.
А наверху есть окно –
За ним стоит силуэт.
.
Меня ты не видишь. Я в темноте
Стою здесь совсем один.
Тем более в сердце моё заглянуть
Тебе совсем не дано.
.
И кругом темнота, и в сердце темно.
Тебя я люблю и страдаю.
И сердце моё дрожит, всё в крови, -
А ты об этом не знаешь.
.
61
.
Найти б волшебное единственное слово,
Чтоб выразило все мои страданья!
И пусть весёлые его подхватят ветры,
Чтоб обо мне тебе напоминало.
.
Ветра тебе то слово донесут,
А в нем узнаешь ты мое страданье.
Ты будешь слышать его каждый миг,
Где ты ни будь, тебя найдёт моё желанье.
.
Едва пред сном свои глаза закроешь,
Как это слово снова пред тобой.
В глубоком сне оно пребудет снова!
И там услышишь голос мой.
.
62
.
Твои - бриллианты и жемчуг!
Чего бы еще пожелать?
И глазки твои чудесны.
Да что же еще тебе надо?
.
На глазки твои расчудесны
Стихов я наслал аж армаду -
Бессмертных песен моих.
Да что же еще тебе надо?
.
Вот эти-то глазки чудесны –
Огромных причина страданий:
Едва не погиб я от них.
Да что же еще тебе надо?
.
63
.
Тот, кто первый раз влюбился,
Хоть и безответно, - Бог.
Кто второй раз безответно
Полюбил – тот уж дурак.
.
Я – такой дурак и есть!
Безответно вновь люблю.
Вся вселенная хохочет!
Мне смешно, я… умираю.
.
64
.
Наставляли на истинный путь,
Хвалили меня неустанно.
И даже сказали, ты, мол, подожди:
Тебе непременно поможем.
.
Только при всей я протекции вашей
Помер давно бы уже с голодухи!
Храбрый мужчина в ту пору пришёл –
Он в моей жизни порядок навёл.
.
И впрямь, он храбр: меня он кормит.
Не будет мною никогда забыт!
Поцеловать его хочу, да жаль:
Да жаль, нельзя: ведь это ж – я.
.
65
.
Все же стоит нам подумать,
А потом любви признаться:
Этот мальчик нас чарует
Устрицами и рейнвейном.
.
Брючки и сюртук изящны,
Галстук - тот совсем уж чудо.
С возгласом «Всё ль хорошо?»
Он ко мне идёт всяк утро.
.
Про мою расскажет славу,
Спросит и про настроенье.
И старается вовсю,
Чтоб попасть мне в услуженье.
.
Вечерком, уже в собранье,
В раже и раздухорившись,
Декламирует он дамам
Мои лучшие стихи.
.
Не сказать, как мне отрадно
Этакого парня встретить!
Не в пример – то время наше:
Всё готово огорчить.
.
66
.
Мне снится: я всеми любимый Бог,
Высо’ко на небо забрался.
И ангелов сонм вокруг меня –
И все стихи мои хвалят.
.
Пирожные ем я, конфеты ем –
Иным не по карману.
И дорогое я пью вино,
И должен-то я никому.
.
Но как же всё это наскучило мне!
На землю опять захотелось.
И, если б я не был богом сейчас,
То чёртом стать – то ли дело!
.
«Ты, долговязый Гавриил,
Давай-ка поднимайся –
И Женю, друга дорогого,
Сюда мне доставляй-ка.
.
В библиотеке не ищи:
Он пьёт вино токайское;
И в церкви тоже вряд ли он!
Скорей всего, в притоне».
.
Тут ангел крылья распростер,
На землю он летит стремглав!
Схватил он Женьку и принес
Мне дорогого сорванца.
.
«Что, Жэка? Видишь, я вот - Бог,
И миром заправляю!
А то тебе не говорил,
Что я всего добьюсь?
.
Всяк день творю я чудеса,
Тебя-то осчастливлю, -
Но больше: нынче я хочу
Порадовать берлинцев.
.
Пусть каждый камешек брусчатки
Тут в устрицу преобразится –
И чтоб свежа была, вкусна, -
Так пусть берлинец насладится.
.
Лимонный сок пусть оросит
Всех жителей дождём,
Пусть рейнское вино течет
По улицам потоком.
.
Как рады уж берлинцы все –
И все давай уж лопать.
На улице уж пьяны все –
И даже члены рата.
.
Поэты просто вне себя:
Кругом жратвы навалом.
И бедные, и господа –
все с улицы лакают.
.
А кто попроще – тот умней!
Те всех умней, конечно.
- А что такого? - говорят.
- Пускай так будет вечно».
.
67
.
Оставил вас в разгаре я июля,
А в январе опять вы повстречались;
Тогда-то на жаре вы всё сидели –
Сейчас замёрзли. Даже простудились.
.
Вот разведусь, так как-нибудь вернусь к вам, -
А вам-то будет что за дело?
Умрёте – я приду к вам на могилу.
О, сердце бедное! О, как ты постарело!
.
68
.
Всё было хорошо, но я-то вдруг отринут!
Уже не поцелуев, ни объятий!
Свиданье прервано – и ею я покинут!
А почему? Родня пришла некстати.
.
Да что за жизнь такая?! Вечно мука!
Всё расставайся и прощайся вечно!
Но почему нам суждена разлука?
И как не смог меня остановить твой взор сердечный?!
.
69
.
Мы ехали вместе в ночном
Почтовом фургоне всю ночь.
Мы просто болтали беспечно,
Шутили, смеялись охотно.
.
А утро когда наступило,
О, как мы с тобой удивились:
Меж нами сидел Купидон.
Такой безбилетник случился!
.
70
.
Черт его знает, где живет
Эта безумная баба!
Всё проклиная, под дождь,
Обегал весь город ей-богу!
.
Обегал все отели я
От одного к другому –
В ресепш мне всегда в ответ:
- «Не знаем мы такой!».
.
Взглянул в одно окошко –
Она мне вдруг мигает.
Так вот где ты живешь!
Отель чудесный, знаешь!
.
71
.
Как темные сны, стоят
В длиннющий ряд дома.
Весь завернувшись в пальто,
Молча шагаю мимо.
.
Вот уж двенадцатый час
Башня собора вещает,
Знаю, объятьями встретит
Та, что меня ожидает.
.
Луна идёт вслед за мною,
Приветливо светит мне.
А вот уж и дом любимой –
И тут говорю я ей:
.
«Спасибо старой знакомке,
Что путь освещала ты мой.
Но мне это больше не нужно:
Свети теперь людям другим.
.
Найдёшь вот такого влюбленного,
Что одинок и несчастен,
Утешь ты его, как меня!
Тобою всю жизнь я утешен».
.
72
.
Как только ты станешь моей женой,
Тебе все завидовать станут.
И заживёшь ты, как герцогиня,
От радости даже устанешь.
.
Ори сколько хочешь, дури хоть всегда –
Я буду страдать терпеливо.
Но, если стихов не похвалишь, тогда
Развод, знаешь ли, неминуем.
.
73
.
К плечику белому, милому
Голову я приложил,
Втайне подслушать могу
Сердца желанье.
.
Труба уж полк зовёт в поход,
Гусары уж в воротах –
И утром покинет меня
Та, что всего дороже.
.
Да, утром меня ты покинешь,
А нынче еще ты моя.
В объятьях твоих прекрасных
Дважды счастлив я.
.
74
.
Труба уж полк зовёт в поход,
Гусары уж в воротах,
А я в это время любимой
Несу букетик роз.
.
Войны известна дикость!
Беда, а дух воинствен.
Тут ты с своим сердечком –
В нем полк расквартирован.
.
75
.
Как и все, я в младости
Много настрадался
От любви огня.
Но любить накладно стало –
И огонь-то затухает –
Так ли плохо для меня?
.
Это помни всё ж, красуля, -
И не надо глупых слёз.
Глупо от любви страдать.
Раз уж ты живешь на свете,
Новую любовь приветь ты!
И позволь тебя обнять.
.
76
.
Что ж ты так со мной враждебна?
И когда ж так изменилась?
Всем пожалуюсь на то!
Как же ты несправедлива!
.
Губы, вы неблагодарны!
Гадости такие молвить!
И мужчине, что когда-то
Целовал вас – и с любовью.
.
77
.
Ах, опять эти глаза!
Привечали вы так нежно.
Эти губы снова вижу!
Подсластили вы мне жизнь.
.
И опять всё тот же голос,
Что я так любил послушать!
Только я-то уж не прежний:
Изменился после странствий.
.
Снова я в твоих объятиях,
Твои руки так прекрасны –
И лежу, к тебе прижавшись, -
Только я подавлен, грустен.
.
78
.
Понимали вы меня не часто,
Редко я вас тоже понимал, -
Но в дерьмо попали по несчастью –
И пришли мы к мненью одному.
.
79
.
А кастраты возопили,
Как стихи я напечатал.
Разом все заговорили,
Что пою я неприлично.
.
Пели же они так сладко
Тоненькими голосками.
Так воздушны были трельки,
Пели чистенько, красиво.
.
Пели о тоске любовной,
О любовных излияньях.
Дамы все в слезах бывали
От такого наслажденья.
.
80
.
На просторах Саламанки,
Нежны, милы, дуют ветры.
Там с моею гордой доньей
Мы гуляем вечерком.
.
Тело стройное прекрасной
Я рукою обнимаю.
Пальчикам приятно чуять
Груди гордой колыханье.
.
Но какой-то страшный шепот
Пробивается сквозь липы,
Мельницы ручей темнеет,
Будто нам пророчит гибель.
.
«Ах, сеньора, чую я,
Что меня ушлют куда-то –
И просторов Саламанки
Нам уж больше не видать».
.
81
.
Мой сосед – то Дон Энрикес,
И зовут его прекрасным.
И живем мы стенка в стенку,
Да и стенка-то тонка.
.
Дамы Саламанки млеют,
Коль на улицу он выйдет.
Звякнет шпорой, ус закрутит,
И при нём собаки свитой.
.
Все же вечерком он тихим
У себя совсем один,
И в руках его гитара,
Обуян он грёзой дивной.
.
Струны страстно он теребит,
грёзой в небо унесётся.
Так коты весною воют!
Чёрт бы взял его стенанья!
.
82
.
Едва увидели друг друга, и голос, и глаза
«Любовь!» - вот так сказали!
Не будь мамаши рядом – не везёт! –
Мы сразу бы поцеловались.
.
А утром мне уж в путь пора,
Уже свои дела одолевают.
Все ж девушку мою я подстерёг –
И ей в окно я мой «Привет» бросаю.
.
83
.
Над горами уж солнце встаёт,
Бубенчики ягнят звенят далёко.
Ягненок мой, и солнышко, и радость,
Увидеть бы тебя ну хоть разок!
.
У дома твоего высматриваю, как ты.
- «Прощай, дитя мое, я ухожу отсюда!».
Не слышит. Занавешено окошко.
Наверно, спит ещё – и, может, я ей снюсь.
.
84
.
На рынке в павильоне
стоят два громадных льва.
Отродье павильонное,
Ишь, как тебя приручили!
.
На рынке в павильоне
Стоит большой великан.
Стоит с мечом неподвижно.
Окаменел со страха.
.
На рынке в павильоне
Стоит большая церковь.
И братство, и землячество –
Все молятся там исправно.
.
85
.
Летний вечер, и темнеет
По-над лесом и лугами;
Небо голубое, а луна златая,
Сея свет, ароматы источает.
.
У ручья сверчок стрекочет,
Шелестит дождь над водою,
Странник слышит в тишине
И дыхание, и всплески.
.
У ручья одна, прекрасна,
Расплескалася наяда.
Руки, шея - белы, милы, -
В лунном свете размерцались.
.
86
.
Ночь лежит на мире чуждом,
Больно сердцу, и устал я.
Свет луны – он, как молитва,
Мою душу утешает.
.
Милая луна, спасибо:
Изгоняешь ужас мрака.
Мои муки – мимо, мимо.
И немножко я поплакал.
.
87
.
Смерть, как ночь, холодна,
Жизнь - это душный день.
Уже темно, и клонит в сон.
День этот утомил меня.
.
И древо высо’ко стоит надо мной,
И там соловей распелся.
Он звонко поет о любви –
И песня входит в мой сон.
.
88
.
«Скажешь, куда делась либхен,
Что когда-то ты воспел?
Пламенем объят ты был,
Сердце чудно запылало».
.
Пламя это уж погасло,
В сердце холодно и мрачно,
А стихи мои – то урна:
пепел в ней моей любви.
.
89
.
Гибель богов
.
Май, он здесь с его огнями золотыми!
И шелковый весь мир, и пряный ветер веет.
Как друг, май нас мани’т расцветшей белизной.
И тысячи фиалок голубых встречают нас,
И расстилается ковер зелёный, многоцветный.
Пронизан солнечным он светом и росой,
И призывает май людей всех наслаждаться.
На первый зов спешит народ уж глупый.
Мужчины в брюках нанковых спешат,
И пуговички сюртуков блестят на солнце,
А платья женщин белы’ и невинны.
Усы весной не те – и молодёжь их вьёт,
И девушки выпячивают груди.
Поэты городские суют в карманы
Бумажки, карандашик и лорнет; - и, ликуя,
К воротам змейкою толпа несётся
И, выйдя, на зеленой уж лужайке.
Даются диву: как деревья подросли!
С цветочками играют: они так пестры, так нежны, -
Веселых птичек пению внимают,
И рады в небо синее кричать.
Ко мне пришёл май тоже. Трижды постучал
Он в дверь и крикнул: «Я – май!
Ну что, бледный мечтатель?!
Ко мне! Я тебя поцелую!».
Но запер тут я дверь и крикнул:
- «Плохой ты гость! Напрасно меня манишь.
Уж ты мне как знаком! Познал
Строенье мира я, его я насмотрелся!
Так глянул глубоко, что радости не стало, -
И горечь переполнила мне душу.
Я вижу очерствевшие сердца, людей,
Что спрятались за стенами домов, –
И ложь везде, убожество, обман.
Я в человечьих ликах читаю мысли -
И как они ужасны!
Стыдливо девушка в румянце покраснеет –
Уж вижу я, что похоть в ней трепещет;
А юноша, хоть он и горд, восторжен,
На нем я вижу клоунский колпак.
И на земле я вижу только тени жалкие
И морды – и уж я не знаю,
Я в доме сумасшедших иль в больнице.
Насквозь я вижу землю, как будто бы она
Из хрусталя, и вижу ужас,
Прикрыть который зелень мая
Напрасно тщится. Я вижу мертвых;
Лежат они внизу, гроба их узки,
А руки сложены, глаза открыты,
Белы одежды их, белы их лица,
И черви желтые ползут по их губам.
Я вижу, сын сидит с своей любимой
Забавы ради на гробу отца.
И соловьи кругом насмешливо распелись.
И злобно нежные цветочки луговые рассмеялись.
И заворочался в могиле умерший отец,
И тяжко вздрогнула сырая мать-земля.
О, бедная земля, я знаю твою боль!
Я вижу, жар в твоей груди кипит,
Я вижу, как кровь течёт из вен твоих,
Смотри, раскрыта и зияет твоя рана –
И дико рвутся из неё и дым, и кровь, и пламя.
Я вижу дерзких сыновей-титанов:
Отродье вечности из темных бездн грядёт.
И факелами красными махают.
Вот из железа ставят лестницы свои,
К небесной тверди ломятся, как буря.
За ними вслед толпа премерзких гномов -
И с треском рассыпаны все золотые звезды.
Дерзкой рукой раздран уж занавес златой
Жилища Бога – и с воем низвержены
Все набожные ангелов чины.
А на троне - побледневший Бог.
Корону он срывает, и рвет в смятенье на себе волосы –
А рать, подземная и дикая, всё ближе.
Гиганты красны факелы бросают
В обширное небесное пространство, гномов
Огненны бичи по спинам ангелочков ударяют –
Те извиваются, в мученьях корчась –
За волосы тут их бросают прочь.
И собственного ангела я вижу.
И кудри золотистые его, и милые черты лица,
И на его устах любовь вечна,
И счастье в голубых его очах.
И вот ужасный, мерзкий, гадкий гном –
Мой ангел побледнел – его хватает –
С насмешкой зрит он благородство тела –
И только с виду нежно, но на деле крепко -
И крик пронзительный несётся в мирозданье –
Столбы разрушены, и ни земли, ни неба –
Ночь древняя над миром воцарилась».
.
90
.
Бог снов принёс меня куда-то в поле –
И ивы замахали сразу «Здрасьте».
Длинны и зелены их руки, и в цветах;
Как сестры, умно, молча на меня смотрели.
Доверчиво мне щебетали птицы,
И даже лай собак казался мне знакомым.
И чьи-то лики, голоса мне говорили: «Здравствуй», -
Как будто старый друг какой-то - всё же всё
Столь чуждым мне казалось, до удивленья чуждым.
Стоял я перед домом деревенским с наличниками,
И что-то волновался, голова же
Холодною была – и спокойно стряхнул я
Пыль с моих одежд дорожных,
Пронзительно вскричал звонок – дверь отворилась.
.
Мужчин и женщин я увидел – лица их
Мне так знакомы. И тихая печаль пронизывала все,
И тайный робкий страх. С тревогой, странно
на меня смотрели. Почти с сочувствьем.
Притом душа моя полна тревоги,
Я весь в предчувствии неведомой беды.
Я Маргрет старую узнал тотчас;
Я испытующе в глаза её смотрел, она же всё молчала.
Спросил я: «Где Мария?», - но молчит она, молчит,
И тихо за руку берет меня, ведет
Чрез множество покоев, длинных, освещенных,
Великолепных, пышных. Там тишина мертва.
И вот я в комнате, где полумрак царит.
Показывает Маргрет, отвернувшись,
на некую фигуру, что на софе сидит.
«А это вы - Мария?» – спросил я.
И голос мой на удивленье твёрд.
Её же голос, что окаменел, но без металла,
Мне отвечает: «Да. Люди так зовут меня».
Боль резкая пронзила мою душу,
Ведь этот звук, холодный и глухой, -
Когда-то голосом он был Марии милой!
И женщина в бледно-лиловом платье, -
Одета кое-как, и грудь дрожит,
С застывшим взором, щёки в напряженьи,
А белое лицо так одряхлело –
Ах, эта женщина была такой красивой,
Цветущей, гордою, прекрасною Марией!
«Вояж ваш очень затянулся!» - сказала она громко
С зловещей фамильярностью и хладной, -
«На грустного вы больше не похожи, сердечный друг.
Вы здоровы, и в талии вы явно округлись.
Солидны вы». Слащавая улыбка
Задрожала на желтовато-бледном рту.
В смятении воскликнул я:
«Сказали мне, вы замужем?».
«Ах да!», - смеясь и равнодушно, сказала она громко.
«Есть палка у меня, покрыта кожей,
А называется «супруг». Но деревяшка остаётся деревяшкой». И так противно и беззвучно рассмеялась,
Что страх холодный мою душу пронизал,
Засомневался я: - да это ль невинные
И чистотой подобные цветам Марии губы?
Но вот она взвилась, взяла со стула
Кашмировую шаль и обвила ее
Вкруг шеи, повисла на моей руке –
И вот меня влечёт сквозь дверь открытую
В поля, луга, долины.
.
Диск ярко-красный солнца плыл
Уж низко, пурпур солнца затемнял
Деревья и цветы, и реку,
Что вдалеке торжественно плыла.
«Вы видите огромное златое око там,
В голубой воде?» - торопливо воскликнула Мария.
«Да замолчи, бедняжка!» - я сказал, засмотревшись
На сумерек таинственную вязь.
Туман с полей поднялся – и образы
Свивалися в объятьях белых, мягких;
Фиалки нежно друг на друга воззирали, с тоскою
Клонилися друг к другу чаши лилий;
И розы все сияли сладострастно;
Гвоздики жаждали под ветром разгореться;
Блаженным ароматом все цветочки упивались,
От радости всё плакало утешно,
И всё «Любовь! Любовь! Любовь!» кричало.
Порхали бабочки, все яркие, златые,
Жуки жужжали песенки прекрасных эльфов,
Вечерний ветерок шептал, шумели
Дубы, и изливался в песне соловей –
И средь всего и шепота, и пения, и шума, -
Холодный глас, беззвучный, жестяной
Увядшей женщины: той, что на мне повисла:
- «Ночной порой делишки ваши в замке знаю;
Кто с длинной тенью, тот простак хороший.
Кивает, кажет на того, кто вам угоден;
Кто в юбке голубой, тот ангел; а Красная
С мечом блестящим – та всем вам враг».
И далее болтать всё продолжала – всё
Необычные, диковинные речи – и вот, устав,
Присела – и мы уж на скамье, поросшей мохом, -
Той, что стоит под старым дубом.
.
И так, грустны и молчаливы, сидели мы,
И всё смотрели друг на друга - и всё печальней становились.
Уж дуб вздохнул, как будто умирая,
И соловей запел с глубокой грустью.
Но всё же красный свет проник через листву –
И в нем мерцало Марии белое лицо.
И жар ее недвижных глаз манил,
И прежним сладким голосом спросила:
- «А как же ты узнал, что я страдаю?
Так песни твои дики, но там об этом есть».
.
Тут острый хлад пронзил мне грудь, я испугался -
Уж не сошёл ли я с ума. Или еще сойду?
И потемнело у меня в мозгу – и тут
От ужаса проснулся я. Проснулся.
.
91
.
Донья Клара
.
По вечернему, по саду
Дочка мэра разгулялась.
В замке же внизу гуляют:
Шум литавр и барабанов.
.
Как мне танцы надоели!
Речи льстивые – да ну их.
Да и рыцари: «изящно»
Меня сравнивают с солнцем.
.
Всё б давно осточертело,
Да в лучах луны увидел
Рыцаря того, чей голос
Я в ночи тайком услышал.
.
Вот стоит он, стройный, храбрый,
И глаза, сияя, блещут, лик же
Благородно бледен, -
Вылитый Святой Георгий.
.
Донья Клара обомлела!
Взор потупила она.
Видит, рыцарь незнакомый
И прекрасный перед нею.
.
Вот уже слова любви, вот и ручек пожиманье –
В лунном свете ходят-бродят.
Дружески зефир им льстит,
Сказочно кивают розы.
.
Розы сказочно приветят,
Распылалися влюбленным.
- «Милая, скажи, что ты
Так внезапно покраснела?».
.
«Комары заели, милый!
Знаешь, летом комары –
Ненавижу так проклятых,
Словно б то евреи были».
.
«Ну, не надо комаров, заодно и иудеев», -
Рыцарь молвит тут, ласкаясь.
А миндальные деревья
Сыплют белы лепесточки.
.
Тысяча цветочных хлопьев
Источают аромат.
- «Милая, скажи мне, правда,
Ты ко мне неравнодушна?».
.
«Да, люблю тебя я, милый,
И Спасителем клянусь,
Коего евреи-гады
Так предательски убили».
.
«Ну, зачем ты про Него, заодно и про евреев?», -
Рыцарь молвит тут, ласкаясь.
Вдалеке, как будто сказка,
Лилии во свете нежном.
.
В свете нежном лильи белы,
Взоры устремили к звездам. –
- «Милая, верна ли клятва,
Что меня ты вправду любишь?».
.
«Да клянусь тебе, любимый!
Нет в крови моей ни капли
Чуждой мавританской крови
Или крови иудеев».
.
«Ну, зачем ты мне про мавров, а еще и про евреев?» -
Рыцарь молвит тут, ласкаясь.
И в укромную беседку
Он уводит дочку мэра.
.
Сетью нежною любви
Тронул сердце доньи Клары.
Мало слов, объятий много,
А сердца вовсю трепещут.
.
Чудно свадебную песню
Соловей поёт прелестный
Огненные черви пляшут,
В факельном исходят раже.
.
А в беседке тише, тише,
Только слышно, как украдкой,
Мирты зашептали мудро,
И цветочки завздыхали.
.
Но литавры и барабаны
Зазвучали вдруг из замка.
И очнулась донья Клара –
Из объятий она рвётся.
.
«Вот зовут меня, любимый!
Но скажи же на прощанье,
Назови твоё мне имя:
Ты его скрывал так долго».
.
Рыцарь улыбнулся нежно,
Пальцы Доньи он целует
Он целует губы, лоб,
Да и молвит на прощанье:
.
«Я, сеньора, ваш любимый!
Мой отец – учёный муж,
Уважаемый, великий,
Раввин он из Сарагосы».
.
92
.
Альманзо́р
.
1
.
В Кордове собор огромный.
Там колонн аж тыща триста.
Тыща триста там колонищ,
А на них огромный купол.
.
На колоннах и на стенах
Тянутся от верха к низу
Изреченья на арабском,
Затканы цветочной вязью.
.
Он арабами построен
Для Аллаха вечной славы,
Много раз был перестроен –
Времена лихие были.
.
С башни прежде муэдзин
Призывал людей к молитве,
А теперь там глас печальный
С христианский колокольни.
.
На ступенях, там, где суры
Древние Корана пели,
Нынче лысина попа,
Скука проповеди чинной.
.
Манекены разноцветны,
Перед ними всё в круженье,
Дым кругом, поют чего-то,
И мерцают глупо свечи.
.
И в огромном том соборе
Альманзо́р Бен-Абдулла
Молча смотрит на колонны
И тихонечко он шепчет:
.
«О, колонны, вы Аллаху
Мощью, красотой служили.
А теперь вы в услуженье
Ненавистных христиан!
.
Но пришлось вам покориться –
Примирились все вы с роком.
Человек так слаб от века!
Остаётся только сдаться».
.
Альмансор повеселел,
Альмансор-то - бен Абдулла!
Поклонился он крещальне,
Что в соборе том испанском.
.
2
.
Поспешил он из собора.
Дикий вороной под ним.
Кудри все еще в слезах,
Шляпы перья на ветру.
.
Вот он скачет в Алколею,
Рядом брег Гвадалквивира,
И расцвел миндальчик белый,
Апельсины золотятся.
.
Весело несётся всадник,
И свистит, и хохочет –
Птицы заодно поют,
Заодно журчат ручьи.
.
Донья Клара де Альварес
Проживает в Алколее.
На войне сейчас отец –
В замке мило ей живётся.
.
Альмансор издалека
Слышит звуки барабанов,
Вот сквозь тень деревьев
Видит замка он огни.
.
Танцы нынче в замке этом.
Дюжина красивых дам,
Рыцарей, тех то ж двенадцать,
Но изящней всех наш рыцарь.
.
Весело и окрыленно
Распорхался он по залу.
Каждой даме, между тем,
Он польстить как раз сумеет.
.
Изабеллы ручки дивны! Он их
Быстренько целует. Что?!
Уж пред Эльвирой он!
Радостно глядит ей в очи.
.
Рассмеявшись, Леоноре:
- «А сегодня я вам нравлюсь?».
Он показывает даме
Крестиками плащ расшитый.
.
Каждой даме он твердит,
Что ее одну он любит, -
Всякий раз при том божится!
Этак тридцать раз за вечер.
.
3
.
Стихло уж в замке Алколеи
Нет уж больше звуков танца,
Ни мужчин, ни женщин нет там,
Все исчезли, свет погас.
.
Донья Клара, Альмансор
Уж одни остались в зале;
И свечи свет догорает,
На прощание мерцая.
.
В кресле восседает дама,
Рядом на скамейке рыцарь.
Он устал, главою он
На коленях у любимой.
.
Из флакончика златого
Дама кудри умащает –
Всё с заботой – кавалера –
и вздыхает он сердечно.
.
Нежно нежными губами
Кудри рыцаря ласкает, -
А каштановые кудри! –
Рыцаря ж чело темнеет.
.
Видя это, дама плачет.
Вся теперь она в заботе.
Гладит его кудри, гладит, -
Рыцарь злобно зубы стиснул.
.
Ему снится: он в соборе,
Голову склонил со злости,
Месса христиан идёт,
Много мрачных голосов.
.
Слышит он вдруг, как колонны
Злобно, гневно зашептались:
Им не вынести позора!
Вот колеблются, дрожат -
.
Страшно рухнули колонны.
Побледнел народ, священник –
Тут обрушился и купол.
Боги христиан трепещут.
.
93
.
.
Паломничество в Кевла’р
.
1
.
Стояла мама у окна,
В постели сын лежал.
«Послушай, сыночка, меня:
Поедем-ка в Кевлар?».
.
«Я болею, мама, видишь!
Так мне всё теперь постыло.
Думаю о мёртвой Гретхен:
Сердце всё о ней болит».
.
«Нет уж, сыночка. Пойдём!
Чётки, Библию бери.
Божья матерь нам поможет:
Нам сердечко исцелит».
.
Вот веют церковные флаги,
Поются молитвы усердно.
И тянется процессия
У берега, у Рейна.
.
Идёт мать за толпою,
А в ней ведёт и сына,
И подпевают хору:
«Хвала тебе, Мария!».
.
2
.
В Кевларе Божья Матерь
Сегодня в лучшем платье:
Больных-то, ой, как много –
И всем помочь-то надо.
.
Как жертвоприношенье,
Больной народ несёт
То, что болит, из воска -
А если повезёт?!
.
Принес из воска руку –
Нет раны на руке,
А коль нога из воска –
Здоровой быть ноге.
.
Кто с костылём добрался,
Танцует на канате.
Кто пальцами не двигал,
Играет на альте.
.
Из свечки восковой
Мать сделала сердечко.
«Неси, сынок, Мадонне:
Она сердечко лечит».
.
Сын взял сердечко это,
Пред Девой Божьей пал,
И, весь в слезах, он тихо
Так страстно зашептал:
.
«О, Ты, благословенная!
Пречистая Ты Дева,
Царица Ты Небесная,
Тебя молю сердечно!
.
Я жил с моею мамой
В огромном граде Кёльне.
Церквей там много сотен,
Не меньше и часовен.
.
А рядом жила Гретхен –
Сейчас она мертва
Вот восковое сердце –
Утешь мою ты рану».
.
Врачуй мне рану сердца,
А я всю жизнь тогда
Молиться, петь я буду:
«Хвала тебе, Мария!»».
.
3
.
И мать, и сын больной
Уснули в комнатушке.
Вот входит Богоматерь
Неслышными шагами.
.
Склонилась над болезным,
Рукой своей коснулась
Его сердечка тихо,
Исчезла, улыбнувшись.
.
А мать во сне всё видит:
Мария ей вещала.
От дрёмы вот очнулась:
Собака громко лает.
.
Вот распростёртый сын:
Он мёртв, он перед нею.
Заря на бледных щеках
Зарделася, алея.
.
Мать складывает руки
В смятенье покорясь.
Благоговейно шепчет:
«Хвала тебе, Мария!».