Личный сайт писателя Геннадия Ганичева

ПЕРЕВОД

Элиот

Четыре квартета

Квартет 1

БЕРНТ НОРТОН

Хотя логос присущ всем, большинство людей живет,

как если бы у них было собственное разумение всего.

Гераклит

Путь вверх и путь вниз - один и тот же путь.

Гераклит

Настоящее и прошедшее,

Вероятно, найдём мы в будущем,

А будущее заключено в прошедшем.

Если время всегда настоящее,

Значит, оно с нами всегда.

Что быть могло б – лишь абстракция,

Что остается вечной возможностью

Из области предположений.

Несбывшееся и сбывшееся

Заканчиваются в настоящем.

Шаги эхом отдаются в памяти

Вниз по непройденному проходу

К двери, что всегда закрыта,

В сад роз. И вот мои слова

Находят эхо в тебе.

Но для чего

Прах стряхивать роз с чашечки,

Не знаю я. Через первую дверь,

В наш первый мир, последуем мы

За дроздом? В наш первый мир.

Там они, величественные, невидимые,

Воздушно шли по опавшим листьям,

В осенний жар, в звенящем воздухе,

И птица звала, словно в ответ

Неслышимой музыке, скрытой в кустах,

И лучи глаз невидимых пересекались,

Ибо розы смотрели навстречу взглядам.

Мы были у них, но как хозяева – приглашенные и приглашающие.

Мы все двигались по некоему формальному образцу,

Вдоль пустой аллеи, в кусты букса,

Чтоб глянуть на пустой бассейн.

Сух бассейн, сух бетон, по краям побурел,

А был полон водой из солнечного света,

Поднялись лотосы кротко и тихо, спокойно,

Сверкала вода, словно в ней сердце света,

И они были позади нас, отражаясь в бассейне.

Облако нашло - и бассейн опустел.

- Иди, - сказала птица, - за кустом прячутся дети,

Они волнуются и сдерживают смех.

- Иди, иди, иди, - сказала птица, - людям очень тяжело, когда реальности слишком много.

Настоящее и прошедшее,

Что могло бы быть и что было,

Всё равно ведут к настоящему.

Чеснок с сапфирами в грязи

Приклеились кой-как к колесам.

А проволока вся в крови

Про раны старые напоминает

И с войнами нас примиряет.

Кровь в артериях танцует

Съединяя ткани тела

Есть она в планет движеньи

Летом же в древах она

Древо увлекает нас

Освещен листок узорчат

Слышишь на полу промокшем

Что внизу борзая и кабан

Порядок не теряйте взятый

Он примиренье в звездах обещает.

В неподвижной точке вращающегося мира. Ни плоть, ни бесплотность;

Ни отсюда, ни сюда; в точке недвижной есть танец,

но нет ни остановки, ни движения. Но недвижностью не называйте

Место, где прошлое рядом с будущим. Не движенье сюда и отсюда,

Не подъем и не спуск. Кроме точки, недвижной точки,

Танца нет нигде, только в ней - танец.

Я могу только сказать, там мы были, но где, не знаю.

И я не могу сказать, как долго: нет точек во времени.

Внутренняя свобода от житейских желаний,

Освобождение от действий и страданий, освобождение от внутреннего и внешнего принуждения, все же окруженное

Милостью чувства, что за белый свет неподвижен и движется,

Экзальтация без реального движения, сосредоточенность Без неприятия мира, обеих миров – нового и старого – объяснение, понятое

В завершении их частичного экстаза,

В разрешении их частичного ужаса.

Всё ж связь прошлого и будущего

Соткана из слабости изменяющегося тела,

Защищают человечество от неба и проклятия

Чего не вынести плоти.

В прошлом и в будущем

Сознанью почти нет места.

Сознавать – значит, быть вне времени

Именно во времени может быть

Миг в саду роз,

Миг в беседке под проливным дождём,

Миг сквозняка в церкви, полной ладана, -

Это и в прошлом, и в будущем.

Только время может победить само себя.

III

Здесь больше нет чувств

Время между концом и началом

При тусклом освещении: не в свете дня

Свет наделяет форму прозрачным покоем

И тень обретает эфемерную прелесть

Медленность означает постоянство

Тьма не очищает душу

Не опустошает чувственного

Не очищает чувственного от бренного.

Ни полноты, ни пустоты. Только мерцание

В напряженных, изношенных лицах

Развлечением развлеченных от развлечений

Вычурные и бессмысленные

Вялое равнодушие рассеянности

Люди и клочки бумаги в вихре холодного ветра

Что дует к началу и после конца

Ветер входит в больные легкие и выходит из них

Время между концом и началом.

Изрыгание нездоровых душ

В поблекший воздух, оцепенелые души

Ветром гонимы что несется над мрачными холмами Лондона, над Хэмпстедом и Клеркенуэллом, Кэмпденом и Патни,

Хайгейтом, Примроузом и Ладгейома. Нет его,

Нет тьмы в этом щебечущем мире.

Ниже спускайся, спускайся

В мир вечного одиночества,

Мир ли это, тот ли то мир

Внутренняя тьма, отказ

И уход от собственности,

Опустошение чувств,

Уход от мечтаний

Бездействие духа;

Это одна дорога, а другая

Такая же, но она не в движении,

Но в воздержании от движения; в то время как мир движется

По инерции, по проложенным путям

Прошлого и будущего.

Время и колокол сей день схоронили,

А туча черная и солнце унесла.

Повернется ль к нам подсолнух? Ломонос

Склонится ль к нам?

Усики, вьюнки

Тин тонг?

Тис,

Хоть пальцы его хладны,

Приютят? Вот и крылья зимородка

Светом на свет подмигнули, мир умолк, а свет далёк

И недвижна мира точка, хоть вращается весь мир.

Слова движутся, музыка движется

Только во времени; но то, что в пределах жизни,

Оно и в пределах смерти. Слова, отзвучав, достают

До безмолвия. Только формой и ритмом

Могут и музыка, и слова достичь

Недвижности древней китайской вазы,

И в ней вечного движения недвижности.

Не недвижность скрипки, пока длится нота,

не только это, но и со-существование,

скажем, начала с предшествующим концом.

Так и конец, и начало всегда были там

До начала и после конца.

И всё всегда происходит сейчас. Слова напрягаются,

трескаются и иногда ломаются под тяжестью,

Под напряжением, соскальзывают, сползают, погибают,

От неточности распадаются, сдвинутся с места,

Не остановятся. Осаждают всегда их

Визгливые голоса, брань,

Насмешки иль просто болтовня. В пустыне Слово

Более всего атаковано голосами искушения,

Плачущей тенью в похоронном танце,

Громким плачем безутешной химеры.

Движение – деталь сада букса,

Так и в лестнице с десятью ступеньками.

Желание само - движение

По сути нежелательное;

Любовь по сути – недвижность,

Она только причина и конец движения,

Любовь вне времени, вне желания

Кроме особенной страсти преодолеть

Ограничения времени на пути

От бытия к небытию.

Внезапно в солнца луче

И видно движенье пылинок

Скрытый смех раздается

Детей в листве

Скорее, здесь, сейчас, всегда -

Нелепо бесплодное грустное время

Между концом и началом.

Квартет 2

Ист-Коукер

В моем начале - мой конец. Друг за другом

Дома поднимаются и рушатся, обваливаются, расширяются,

Переносятся, сносятся, восстанавливаются, - а на их месте Открытое поле, или фабрика, или объезд.

Старый камень в новое здание, старые бревна

в новое пламя,

Старое пламя в золу, а зола в землю,

И она уже плоть, фекалии и налёт,

Кости людей и скота, кукурузные стебли и листья.

Дома живут и умирают: есть время строить

И время для жизни и для рождения

И время ветру обрушить расшатанную панель

И трясти деревянную обшивку, где бегает полевая мышь,

И раскачивать лохмотья гобелена с вытканным с безмолвным девизом.

В моем начале мой конец. Поперек голого поля

Падает свет, освещая длинную проселочную дорогу,

Затененную ветками в ранней темноте.

Ты держишься ближе к обочине, пока проезжает телега,

И сама дорога направляет

В деревню, которая загипнотизирована

Близкой грозой. В теплой дымке горячий свет

Поглощают, не отражая, серые камни.

Георгины спят в пустой тишине.

Дождись первого уханья совы.

В этом голом поле

Если ты не подойдёшь слишком близко, не слишком близко,

В летнюю полночь ты услышишь звучанье

Слабое дудок и барабанчика

Ты увидишь танцующих у костра -

Это обычай - сочетанье мужчины и женщины

В специальном брачном танце, провозглашающем брак,

Достойное и удобное таинство.

По двое, как велит обычай,

Держат друг друга за руки или за предплечья,

И это значит согласие. Они кружатся вкруг огня,

Прыгают через костер или водят хороводы,

По-деревенски то степенны, то радостны

Неуклюже и тяжко в танце вздымают ноги,

Эх, ты, земля, эх, ты, глина, всё на радость

Тех, кто давно уж под землей всё на память

Тех, кто землю питает.

Ритм они держат

Ритм он в их танце

Ритм он их жизни, в времени года

В времени года, в звездах круженье

Есть время доить, есть время для жатвы

Время соитий супружеской пары

И случки скота. Время для танца.

Время обеда. Время землю навозить.

Время навозом стать самому.

Восход занялся, новый день

Жару готовит жару с тишиною. И ветр морской рассвета морщит волны. Здесь я

Или там, или еще я где-то. В моем начале.

Разве нужны концу ноября

Эти весны потрясенья,

Нежданное летнее пламя,

Подснежники корчатся под ногами,

Мальвы алые вверх хотят

Поздние розы из снега торчат.

Гром же, гремя, увлекаем светилами,

Этак грохочут автомобили,

Как расходилась небесная битва

Тут Скорпион угрожает Солнцу,

Солнце, Луна, - те спешат закатиться

В плаче кометы, Леониды летят

Небеса и равнины в разладе

Вот и огонь из него зародился

Мир весь пожрёт деструктивное пламя

Шапка льдяная мир весь покроет.

Можно бы сказать и так, да ответ-то подойдёт ли:

Этакая ученая перифраза в банальной поэтической манере, Обрекающей на непосильный рестлинг

Со словами и смыслами. Не в поэзии тут дело.

Это не то (повторюсь), ждали чего мы.

Ценность желанного в чём? Много ли стоит тогда

Покой долгожданный, осеннее душевное равновесие

И возраста мудрость? Не обманули старцы ли нас

Или себя они обманули, эти тихоречивые старцы,

Завещавшие только расписку в обмане?

Просветленность всего лишь преднамеренное тупоумие,

Мудрость – не больше, чем знание мертвых тайн,

Бесполезных во тьме, в которую они всматривались,

От которой отворачивались. Кажется нам,

Только ограниченной ценностью –

И это в лучшем случае – обладает опытное знание.

Знание налагает некий фальшивый паттерн,

А он обновляется каждый момент,

И каждый миг он новый и шокирующий. Кто же нынче не лгун?

Тот лишь, кто врёт, но врёт безобидно.

Хватит вранья на половину пути? Хорошо б и подольше.

Весь путь в темном лесу, в чернике,

На краю болота, где проваливается нога,

И угрожают монстры, и заманивают огоньки,

Увлекая наваждениями. Так что какая там

«Мудрость старейшин»! Нет, их прямое безумье!

Всего-то боятся они: и безрассудства, страха,

И обладания, и зависеть от других иль даже от Бога.

Надеяться смеем достигнуть единственной мудрости,

И это мудрость смирения: смирение бесконечно.

Исчезли дома в пучине морской.

Танцоры все почили в гробах.

III

О тьма тьма тьма. Все они уходят во тьму,

В вакантные места меж звезд, в пустоты уходят пустоты

Начальники, банкиры, именитые писатели,

Достойные меценаты, госдеятели и правители,

Выдающиеся госслужащие, председатели многих комитетов,

Промышленные магнаты и мелкие подрядчики – все уходят во тьму.

Во тьму и Солнце, и Луна, и «Готский альманах»,

И «Биржевая газета», и «Справочник директоров»,

И чувство не греет совсем, и нет оснований для дела.

И вместе мы с ними уходим, и тихо идёт погребенье.

Но некого нам хоронить – и мы никого не хороним.

- Тиха будь, душа, - сказал я, - пусть тьма на тебя снизойдет

Будет то Господа тьма. Так и в театре,

Чтобы сменить декорацьи, свет гаснет

Словно б за сценой гул крыльев, одна темнота сменяет другую,

И мы знаем, что холмы и деревья на заднике сцены,

И наглый, внушительный фасад увезён уж -

Так в метро надолго застрянет поезд меж станций,

Разговор разгорится и тут же потухнет в молчанье,

И ты видишь, как в каждом лице пустота вырастает,

Позволяя страху расти оттого только, что не о чем думать;

Так под наркозом работает мозг, объявляя, что ты без сознанья –

- Тиха будь, душа, - сказал я, - жди без надежды,

Ибо на ложное мы полагаемся; жди без любви,

Ибо и любим мы то, что нам лжёт; есть еще вера,

Но вера, любовь и надежда – это то, что ты ждешь бесконечно.

Жди без мысли, ведь для мысли еще не готов ты.

И вот светом тьма станет, а танцем недвижность.

Шепчи о потоках бегущих и молниях зимних.

Невидимый дикий тмин, и земляника лесная,

Смех в саду отозвался восторгом,

Тот восторг всё живет: на агонию указал он

Рожденья и смерти.

Вы говорите, я повторяюсь.

Кое-что я уже сказал прежде. Я повторю.

Опять мне то же повторить? Чтобы прийти туда,

Прийти туда, где вы есть, попасть туда, где вас еще нет,

Идти вы должны по пути, где не будет восторга.

Чтобы прийти к познанию того, чего вы не знаете,

Вам нужно идти по пути, - и он - дорога невежества.

Чтобы обладать тем, чего у вас нет,

Вам нужно идти путем отречения от обладания.

Чтоб стать другим, не тем, кем кто вы есть,

Вам нужно идти по пути, на котором вас нет.

И то, что вы не знаете, - единственное, что вы знаете

И то, что вы имеете, вам не принадлежит,

И там, где вы, там вас нет.

Хоть ранен врач, ножом своим

Готов отрезать часть больную тела

И руки все испачкал кровью

И в состраданье весь целитель

И так загадку боли разрешает.

А всё здоровье наше - в нашей хвори.

Вот медсестричка чуть живая нами правит.

Она не комплименты говорит,

Ссылается на Библию и наставляет,

Сто после пика боли вы пойдете на поправку.

Наш госпиталь – то целый мир

Заложена больница правда

Но там при поведении примерном

Нам обеспечена забота

Так позаботятся что уж живым не выйти

Хлад поднимается от ног к коленям

Озноб распелся в голове.

Согреться как? Чистилища огонь

Трясёт, я от него продрог

Приятно пахнет дым, а пламя – это розы.

Уж если пьём, так кровь Господню.

А коль едим, так Его плоть.

При этом думать нам угодно,

Что нашу плоть не побороть.

И отмечаем мы тот день, когда распят был наш Господь.

Я здесь, в середине пути, переживший двадцатилетие,

Можно сказать «потерянное двадцатилетие» entre deux

guerres ((между двух войн (франц.))

Пытаюсь по-новому использовать эти слова и каждая попытка –

Совсем новое начало, и опять ошибаюсь, но иначе

Ведь человек решил, что он лучше слов.

Он за то, что больше не нужно говорить, или за то, каким образом он больше не расположен это говорить. И каждая попытка понимать -

Это новое начало, рейд в нечленораздельное,

Когда средства для понимания изношены,

Царит общая неразбериха неточных чувств,

Недисциплинированных отрядов эмоций. Но то, что ты хочешь покорить

Силой ли, покорностью ль, уже было открыто

И раз, и два, и многажды людьми, которых я не надеюсь превзойти - и тут нет соревнования,

А только борьба за то, чтоб вновь открыть то, что утрачено И найдено, и утрачено снова и снова: и в наши дни,

Когда ситуация кажется неблагоприятной.

Но, возможно, тут нет ни выигрыша, ни потери.

Нам остаётся пытаться. Остальное не наше дело.

Дом - то, откуда начинают путь. Мы старимся,

И мир становится все незнакомее, усложняются

ритмы

Жизни и умирания. Не один яркий момент

Без прошлого и без будущего,

Но вся жизнь, горящая каждый миг,

И не только жизнь какого-то человека,

Но и древних камней, чьи письмена разгадать невозможно.

Одно время - для вечера при сиянии звезд,

Другое - для вечера при обычной лампе

(Это вечер со старым семейным альбомом).

Любовь так близка ты к сути своей

Когда здесь и теперь не имеет значенья.

И в старости надо исследовать мир

Здесь или там - не имеет значения

Путь недвижный мы должны продолжать

Уже в другой интенсивности

Для единения и сопричастности

Сквозь холод и тьму, холод и пустоты отчаянья,

Крик волн, крик ветра, бескрайние воды

Буревестник и морская свинья. В моем конце - мое начало.

Квартет 3

ДРАЙ СЕЛВЭЙДЖЕС

(ДРАЙ СЕЛВЭЙДЖЕС – название, предположительно, из «три диких» ((французский)) - это небольшая группа скал с маяком у северо-восточного побережья Кейп-Энн, штат Массачусетс. «Salvages спасение» произносится в рифму с «assuages успокоениями». Стонущий Groaner: свистящий буй.)

Много о богах не знаю, но думаю, что река -

Некая богиня, бурая, угрюмая, неукротимая,

В чем-то все же и терпеливая, а главное, это граница,

Полезная и ненадежная в обращенье коммерческом;

Вот непростая задачка для мостостроителей.

Однажды был мост наведен, и богиня почти что забыта

Населением городов, но богиня неумолима всегда:

Буйствует по своему расписанью, напоминает о том,

Что людям удобно забыть. Человеков не чтит,

Сих поклонников техники, но ждёт. Наблюдает и ждёт.

Уж в детстве моем я чуял ритм ярости этой,

Как и айланты дрожать начинали в апреле.

Осенью ритм проникал в виноград, в его запах,

Зимой же в газовом свете родные его ощущали.

Река внутри нас, а море нас обхватило;

Море еще и край суши, в гранит

Оно бьётся, и пляжи оно заливает,

И нам намекает о сотворении мира:

Вот медуза и краб, и китовый хребет;

А заводи любопытным покажут

И нежные водоросли, и анемоны морские.

Иль выплеснет сеть, рыбачью потерю,

Горшок для омаров, обломок весла,

Бродяг ли – откуда они? – снаряженье. У моря много голосов.

Много богов и много голосов.

Соль его на шиповнике,

Туман его в елях.

Морской вой

И морской визг - это разные голоса,

Часто слышные вместе: нытьё в снастях

Угроза и ласка волны, разбивающейся о воду.

Отдаленный скрежет гранитных зубьев

и предостерегающий вой с приближающегося мыса

Это все голоса моря: и сирена с буя, и чайка;

И под гнетом молчаливого тумана

Стонет колокол –

Не наше время он отмеряет –

Его звуки вторят зыби моря –

И время старше того, что измерено, старше

Времени объятых тревогой, беспокойных женщин,

Что, гадая о будущем, ночи проводят без сна,

Разгадать всё пытаясь, что будет, что было,

Расплести и снова собрать воедино

Меж рассветом и полночью, былое когда - наважденье,

Когда то, что будет, не будет. Так пред утренней вахтой

Время стоит, но не думает вовсе кончаться;

Моря же зыбь, что есть и была от начала,

Бьёт

В колокол.

Где же конец им, беззвучным рыданьям,

Немому увяданью осенних цветов,

Что роняют лепестки и не шелохнутся?

Где же конец судов дрейфующим обломкам,

Молитве трупа на пляже и бесполезной

Молитве при ужасном извещенье?

Нет, не сейчас конец: вперед чредою

Дней, часов – и так до смерти,

Когда бесчувственность свой набирает ход –

И вот ты на обломках жизни –

Она казалась слишком уж надежной,

Зато отречься от нее хотим мы слишком.

Что в старости дано? И гордость тут

Ни к месту, и горечь из-за слабости своей,

И преданность – к кому, ты сам не знаешь, - и оттого не кажется она такой большой.

Так лодка, хоть плывёт, немножко протекает.

Безмолвно слушай, с чем нельзя поспорить.

Благовествует колокол в последний раз.

Где ж лодкам тем конец,

Что, ветрам в хвост несясь, в тумане тают?

Как время может быть без океана?

Не может океан быть без последствий бурь.

И будущее ни за что не отвечает,

И прошлое – где направление, куда оно несётся?

Что думать нам о них, трудягах вечных?

Их матерь - море, им пропитание дается нелегко.

Места всё ищут там, где берег неглубокий.

Забота, рыбу где продать, да парус высушить.

Бывает, всё впустую, ничего не заработать,

Бывает и такой улов, что курам на смех.

Здесь нет конца удержанному стону,

И осени увяданию цветов увядших,

Движенья боль безбольна и недвижна,

Движенья моря, и движение обломков кораблей,

И мертвые в мольбе к их Богу: Смерти. Но едва ль, едва ль молитва та возможна.

Молитва про какое-то Спасенье.

Кажется, по мере старения

Прошлое обретает другой паттерн и перестает быть просто последовательностью -

Или даже развитием: последнее является частичной ошибкой,

Поощряемой поверхностными представлениями об эволюции,

Что становится, в массовом сознании, средством отречения от прошлого.

Моменты счастья, а не ощущение благополучия,

Реализации, свершения, безопасности или симпатии,

Или даже очень хороший обед, но внезапное озарение-

У нас был опыт, но мы упустили смысл,

И приближение к смыслу возрождает наш опыт

В другой форме, вне всякого смысла.

Счастье присваивает эту форму. Я повторяю,

Что прошлый опыт снова обрел значение.

Это не только опыт одной жизни,

Но многих поколений и поколений, не забывавших

Что-то, кажется, вовсе невыразимое -

Взгляд назад вопреки увереньям

Литературы по истории, осторожный взгляд назад

Через плечо в первозданный ужас.

Сейчас мы приходим к тому, что миги агонии

Столь же постоянны, как само время.

Независимо от причины: от непонимания ли, или оттого, что человек надеялся на ложное, или он боялся ложного.

Мы ценим больше

Агонию в других, почти пережитую:

В ту агонию мы вовлекаем себя больше, чем в свою собственную.

От нас наше прошлое скрыто потоком наших поступков,

Но мученья других остаются переживанием свежим:

Оно не изношено частыми воспоминаниями.

Люди меняются и улыбаются, но страдание остается.

Время все разрушает, и время все сохраняет.

Как река, где и мертвые негры, и коровы, и куры,

Горьким яблоком и надкусом на нём.

И бурями потрепанная скала в бурных водах,

Волны её омывают, туманы скрывают её;

В ясный день это памятник просто,

Судоходна погода - для капитана то веха.

Мрачно ль на море, иль буря,

Скала остается скалой.

III

Временами гадаю, не это ль имел в виду Кришна,

Кода говорил в разное время по-разному об одном:

Что будущее – иль исчезающая из памяти песня, иль Королевская Роза или побег лаванды,

Засохший меж желтых страниц никогда не открытой книги.

Говорил, что будущее - сожаленье для тех, кого еще нет на свете,

И что путь вверх на самом деле путь вниз, а путь вперед – это путь назад.

Не отводя глаз, вы долго не сможете смотреть на реальность жизни, а между тем, это так и есть:

Это время не лечит: пациента здесь больше нет.

Когда поезд тронется, и пассажиры рассядутся

Кто с бананом, кто с периодикой, кто с деловым письмом

(А провожающие, что на них смотрели, покинули платформу),

На их лицах печаль сменяется облегчением,

Под усыпляющий ритм времени.

Вперед, путешественники! Вы не бежите от прошлого

В другие жизни или в некое будущее

Вы уже не те люди, что покинули эту станцию

Или кто прибудет на конечную станцию

По рельсам, что сойдутся позади вас.

И на палубе барабанящего лайнера,

Наблюдая за бороздой, которая расширяется позади тебя,

Вы не должны думать, что "с прошлым покончено".

Или "будущее перед нами".

С наступлением ночи в снастях и антеннах

Детский голос какой-то (не уверен, что слышу: это шепчущая раковина времени ни на каком языке):

«Вы, кто думает, что путешествует, вперед!

Вы из тех, кто не увидит удаляющуюся гавань

И не из тех, кто сойдет на берег,

Здесь между ближним и дальним берегом.

Пока время уходит, подумайте о будущем

И о прошлом с равным пониманием.

В миг, когда нет ни действия, ни бездействия,

Вы можете понять такое: «В любой сфере бытия

Сознание человека может быть сосредоточено

На смертном часе, - и эта мысль - единственное из действий (а смертный час – это каждый час),

Которое даст плоды в жизнях других людей.

Но не думайте о грядущих плодах.

Плывите вперед.

О путешественники, о моряки,

Вы, пришедшие в порт, и вы, чьи тела

Пострадали от суда и приговора моря,

И как бы вы ни жили прежде, вот конечный пункт вашей жизни».

Или какое бы то ни было мероприятие, это ваше настоящее место назначения».

Кришна увещевал Арджуну

На поле битвы.

Не скажу «Всего вам доброго»,
Но вперед, путешественники.

Ты, чья гробница стоит на мысе,

Молись за всех, кто на кораблях, за тех

Чей бизнес связан с рыбой, и тех,

Кто торгует ею законно,

И тех, кто ведёт корабли.

Те, кто занимается любым законным движением

И те, кто их проводит.

Также повтори молитву свою женщинам,

Которые смотрели вслед сыновьям и мужьям,

Что отплыли и не вернутся:

Дочь своего сына,

Мария, Царица Небесная.

Также молись за плывших на кораблях

И кончивших путь на песке, на кромке моря,

Или в темном зеве, что не отпустит,

Или там, где до них не может долететь звук морского колокола.

Вечный ангелус.

Общение с Марсом, разговор с духами,

Донесение о жизни морского монстра,

Составление гороскопа, гаруспиции или предсказания,

Гадание по почерку, узнавание

Биографии по морщинам на ладони

И трагедии по рисунку пальцев; высвободи предзнаменования,

Сортируя, или по чайным листьям,

Угадай неизбежное

С игральными картами, разгадай пентаграммы,

Исследуй барбитуровые кислоты, или изучи

Превращения повторяющегося образа в предсознательные страхи -

Исследуй утробу, могилу, иль сны; всё это обычные

Развлеченья, наркотики и свойства прессы -

И всегда они будут такими, особенно во времена

Народных бедствий и смятений

То ли в Азии, то ли на Эджвер-роуд.

Человеческое любопытство обследует прошлое и грядущее и цепляется к этим понятиям. Но постигать

Точку пересечения вневременного

С временем - занятие для святого,

И не занятие даже, но нечто такое,

Что дается и отбирается,

И платится умиранием для любви,

Горением, бескорыстием и самоотдачей.

Для большинства из нас существует лишь незаметный Момент, момент вхождения во время и выхода из него ,

Приступ рассеянности, затерявшийся в лучах солнечного света,

Невидимый дикий тимьян, или зимняя молния

Или водопад, или музыка, которая на такой глубине,

Что ее вообще не слышно, но ты и есть музыка.

Ты есть, пока звучит музыка.

А это только намеки, догадки,

Догадки вслед за намеками; а остальное -

Молитва и послушание, мысль и действие.

Намек полуразгаданный, дар полупонятый есть Воплощение.

Здесь невозможный союз

Сфер существования становится реальным,

Здесь прошлое и будущее

Побеждены и примирены,

А иначе б мы действовали, словно

Лишены своего источника внутреннего движенья,

Но движимы демоническими, хтоническими

Силами.

Но истинное действие - свобода

От прошлого с будущим,

Чего большинство из нас

Здесь никогда не достигнет;

От пораженья

Спасает нас только стремленье.

В конце же концов мы довольны

Если наше временное возвращение питает

(Не слишком далеко от тиса)

Жизнь этой нужной почвы.

Квартет 4

ЛИТТЛ ГИДДИНГ

Весна в средине зимы ни на что не похожа:

Вот воцарилась, хоть оттаивает лишь к закату.

Так на дню ты между полюсом и экватором.

Когда краткий день необычайно ярок, с морозом и огнем,

Короткое солнце пламенеет на льду прудов и канав.

Нет ветра – и чувствуешь сердца тепло,

И солнце в оттаявших лужах играет,

И ранний вечер закатом тебя ослепляет.

И сиянье сильнее, чем жаровни иль пламени ветки,

Немоту души будоражит немой дух: то не ветр, но пламя Духова дня

В темное время года. Между таянием и замерзанием

Душа трепещет. Здесь нет запаха земли,

И ничто живое не пахнет. Сейчас весна такой,

«как всегда», быть не хочет. Теперь живая изгородь

На час забелеет – словно цветочки

Из снега, но цветение стремительней

Летнего – ни расцветания, ни увядания,

Вне законов природы.

Где лето, невообразимое

Первоначальное лето?

А приди вы сюда этим путем,

Путем, которым вам свойственно проходить,

Оттуда, откуда вам свойственно приходить,

Если бы вы прошли этим путем в мае, вы бы увидели живые изгороди –

И они снова белые, в Мае – и цветут они уже сладострастно и сладко.

То же самое было бы в конце путешествия –

Ночью ль придете, как разорившийся король,

Днем ли придете, не зная, зачем пришли,

Конец пути тот же: когда покинете неровную дорогу

И обогнете свинарник, то уткнетесь в унылый фасад

И надгробную плиту. И цель, ради которой, вам казалось, вы пришли –

Только оболочка, шелуха смысла –

И от нее цель отделяется при ее достижении.

Если это вообще произойдет. Либо цели не было,

Либо она за границей того, что о ней думали

И цель при ее достиженьи оказалась другой.

Есть и другие края,

Края света тоже они: то ли в пучине морской,

Над темным озером то ли, или в пустыне, иль в граде, -

Но этот-то ближе всего – совпало и место, и время,

В Англии это сейчас.

Если прийти сюда

Любым путем и откуда угодно

В любое время года и суток,

Конец-то всё тот же: придется вам отсрочить

Чувства и мысли. Вы тут не для того, чтоб сверить,

Научиться, или удовлетворить любознательность,

Иль отчитаться.

Вы пришли сюда, чтобы склонить колени,

Ведь молитвы отсюда что-то значили. Молитва – больше, чем порядок слов, чем сознательное занятие,

Когда ум в состоянии молитвы, и не звук голоса в молитве.

О чем мертвые не говорили при жизни,

Они вам откроют, будучи мертвыми: общение

мертвых пронизано огнем, превосходящим язык живых.

Здесь перекресток вневременного и мгновенного.

Это Англия и нигде. Никогда и всегда.

Пепел на рукаве старика –

Всё, что осталось от розы, – горстка.

Столб поднявшейся пыли

Значит конец истории, начало были.

Пыль, что ты и дом дышал, -

Стены, обшивка, мышь,

Вот и надежда зачахла –

Так умирает воздух.

То ты залит водой,

То жжет тебя зной,

Вода и песок мертвы,

И мертвый под ними ты.

И выпотрошена земля,

И больше сеять нельзя.

И больше нельзя смеяться,

Раз уж земля мертва.

Вода и огонь победят

Пастбище, сор и град.

Воде и огню наплевать

На нашу благодать.

Вода и огонь снесут

Забытые нами устои.

Снесут и колонны храма.

Это смерть воды и огня.

В неопределенный час перед утром

Близко к концу нескончаемой ночи

В повторяющемся конце бесконечного

После того, как темный голубь с трепещущим клювом

Скрылся за горизонтом своего возвращения

И мёртвая листва еще гремит жестянкой

В асфальт, и звуков нет других

Средь трех, дымящих трубами, районов

Тут я бродягу встретил - он то медлил, то спешил –

Как будто бы его несло навстречу с той мёртвою листвою,

Гоним он был рассветным необоримым ветром.

Уставился я на него, но взора он не поднимал.

Я пристально, я с вызовом смотрел, ведь я

Впервые видел незнакомца, а сумерки сгущались.

Внезапно я поймал и взгляд его. О, кто-то из великих!

Я знал его, забыл, опять припомнил.

Ну да, знакомый кто-то. Лицо темно, слились его черты.

Глаза – знакомы или незнакомы? Так близок он, но кто он, не понять.

И тут решился на двойную роль я и закричал -

И слышу чей-то голос: «Что? ты здесь?».

Вот диалог, но нас-то нет. Я был самим собой,

Но и другим я тоже был при этом.

Но лик его уж обретал черты, а им же сказанное прежде

Позволяло его узнать.

И так, напору ветра уступая,

Чужие слишком, чтоб не понимать друг друга,

По воле пересекшихся времен

Мы встретились в нигде, ни в «до», ни в «после»

И зашагали в мертвом патруле.

Сказал я: «Чудо: мне с тобой легко.

И легкость – вот причина чуда. Скажи же:

«Чего не помню я? Чего не понимаю?».

А он: «Не стоит повторять

Мои теории и мысли, раз вы их забыли.

И так им мир воздал уж по заслугам; оставим их в покое.

С тобою то же будет. Молись, чтоб так простили

Добро и зло твоё. Весь прошлогодний уж съеден.

Нажрётся зверь, так миску отпихнёт.

Все прошлогодние слова уходят с новым годом,

А новые слова ждут голоса, который их озвучит.

Препятствий нету нынче вовсе

Для духа, что блуждает неустанно

Меж миром тем и этим, что похожи, -

И потому я нахожу слова, что мёртвыми считал,

На улицах, которые не чаял уж увидеть,

Когда оставил плоть на дальнем берегу.

Раз речь была заботой нашей, только нации

Язык наш очищать,

Толкала взвешивать все «за» и «против»,

Позволь открыть мне для старости «подарки»:

Тот, так сказать, «венец» усилий нашей жизни.

Во-первых, то раздор хладеющего чувства,

Очарованья нет и обещанья тоже.

Невкусен горький плод и призрачен к тому ж.

И тело, и душа уж ни на что не годны.

Второе: понял ты своё бессилье

Род человеческий исправить – и не забавно уж

Над ним смеяться.

И, наконец, боль жуткая от повторенья

Всего, что делал ты и кем ты был; стыд

За мотивы, что ты поздно понял, осознанье

Плохих поступков, что другим вредили другим,

А ты-то думал, это твоя доблесть.

И жалит одобрение глупцов, и честь пятнает.

От зла ко злу бредет сердитый ум,

Покуда не очистит вдохновенье – и должен ты

Ты творить в том ритме, что оно диктует».

День начинался. Среди разрушений

Оставил он меня (напутствием прощанье получилось):

Исчез под звуки рога.

III

Есть три состояния, они часто выглядят похожими,

Но на самом деле совсем разные, растущие на той же самой изгороди:

Привязанность к себе, к вещам и к людям; отстраненность

От себя, от вещей и от людей; и то, что растет между ними, - безразличие, которое похоже на них, как смерть похожа на жизнь, когда смерть между двумя жизнями,

Между живой и мертвой крапивой. Это использование памяти:

Освобождение. Это не избавление от любви, но расширение

Её за пределы желания - и, в итоге, это освобождение

Как от будущего, так и от прошлого. Так любовь к стране

Начинается как преданность к своей собственной сфере деятельности –

И тут мы понимаем, что это действие не имеет большого значения,

Хоть что-то да значит. История может быть неволей,

История может быть свободой. Смотрите, как они исчезают,

И лица, и места – вместе с собственным «я» человека, который, как мог, любил их, -

Исчезают, чтоб обновиться, преобразиться по другому паттерну.

Грешить – это прилично, но

Всё будет хорошо, и

Всё во всём будет хорошо.

Если опять подумать об этих местах

И людях, не очень-то и достойных,

И не родных, и не добрых,

но обладающих особым духом,

объединенных борьбой,

которая их разделяла;

Если я думаю о короле, как тьма настанет,

О троих и больше на эшафоте,

И о многих, кто умер забытым

Здесь, за границей, в других местах

И о том, кто умер слепым и безмолвным,

То с чего мы должны величать

Больше тех мертвецов, чем умирающих нынче?

Это не для того, чтоб набатом вызвать кошмары

И это не заклинание,

Чтобы вызвать призрак Розы.

Не удастся возродить прежний парламент

И возродить его прежнюю политику,

Никого не увлечет прежний барабанный бой.

Эти люди и те, кто был против них

И те, кому они все противостояли

За закон признали молчанье

И в партию одну соединились.

То, что мы наследовали, - удача,

Мы это взяли у побежденных:

Эти нам обязаны были оставить - символ:

Символ, совершенствуемый в смерти.

Всё будет хорошо, и

Всё во всём будет хорошо.

Через очищение причин

На почве наших молений.

Слетая, голубь рассекает воздух

Огнем: то ужас раскалённый –

И возвещает пламя духу:

Спасенье – только в очищеньи.

И лишь надежда - иль отчаянья молох

Диктуют выбрать нам кострище погребальный

Иль костерок: так от огня спастись огнем.

Но ты, любовь, всегда была мученьем.

Скажи, любовь, тебя мы не забыли?

Из пламени любовь, из огорчений –

Нам в наказанье эта быль.

Нам не избыть огонь сомнений.

И мы живём, и дышим мы

Огнем пожарища палимы.

Что мы называем началом, часто – конец,

А закончить - значит начать.

Мы начинаем с конца. И каждая фраза,

И правильное предложение (где каждое слово на месте:

Оно занимает его, чтоб поддержать другие слова,

Слово не робкое и не показное,

Связывает прошлое и будущее,

Распространенное слово точное и без вульгарности,

Формальное слово, точное, но не педантичное,

Полное согласие в общем ритме)

Каждая фраза и каждое предложение - это конец и начало,

каждое стихотворение - эпитафия. И любое действие –

Шаг к преграде, к огню, в бездну морскую

Или к неразборчивым буквам на камне: вот с чего мы начинаем.

Мы умираем вместе с умирающими:

Смотрите: они уходят - и мы уходим с ними.

Мы рождаемся с теми, кто умер уже:

Смотрите, они возвращаются и приводят нас за собой.

Мгновения розы и тиса

Одинаково длятся. Народ без истории

Не избавлен от времени, ибо история - это паттерн

Моментов вне времени. Так темнеет зимним днем

в одинокой часовне

История - это сейчас и Англия.

С зарисовкой этой Любви и голосом этого Вызова.

Мы не прекратим мыслить

И концом всех наших исканий

Будет место, откуда мы начали,

И словно впервые его увидим.

Через незнакомые и все же незабытые врата

Мы увидим, что открыть нам осталось только

То, что было в начале:

У истоков реки самой длинной

Голос скрытого водопада

И детей за яблоней

Их не видно, раз на них не смотрят

Но слышно их, полуслышно, в тишине

Меж двумя морскими волнами.

Скорее, здесь, сейчас, всегда -

Условие полной простоты

(Стоит не меньше, чем все остальное)

И всё будет хорошо и

Всё будет хорошо

Когда языки пламени сплетутся

В увенчанный огненный узел

И там огонь и роза - одно.

Октябрь – ноябрь 2023