Письмо в правительство

(политический памфлет ребенка)

Первая глава.

Господин президент! В моем лице вам обращается таинственная организация таинственных дристачей. Я сам – Сережа Степанов, вернее Дристачев. Звезд с неба не хватаю, но и у меня мыслей много.

Все же, что ни говори, а ужасно во цвете лет вот так ни за что, ни что про что обосраться. Так все же печально сидеть на стульчаке! Уже и солнце зашло, и грустить устал, а  все не прокакаться.

Измучен поносом,

Сижу, чуть живой,

И грозные тучи

Плывут надо мной.

Да, да! Вы  уже понимаете, что произошло: к сожалению, у меня ужасный понос. Так несет, что уже не грустно. Как это обидно: столь ужасно обосраться в день вашего переизбрания! Мама и папа ушли на выборы, а я вот корчусь на горшке.

К сожалению, так уж бывает, что, несмотря на все предосторожности, обкакаешься.  Сидишь ​​ на горшке - и порою так грустно становится, что хоть плачь.

О, не прокакаться мне боле!

Уж ни во сне, ни наяву

Не рвусь мечтою к лучшей доле,

Живу, хоть мучаюсь.  Живу!

Наверно, понос связан с общим строем моих мыслей.  Напишу, что ли, еще стихи какие.  Тогда, может, пройдет.

Песнь об унитазе

Волшебный унитаз

у нас,

он удивляет каждый раз:

то он ломается и бьётся,

то в песни звонкие вдаётся.

И кто б ни писал,

кто б ни какал,

он перед этим горько плакал.

Что тут сделаешь? Ахнуть не успеешь, а уже весь в го-не. Тут даже раскаиваться, и то поздно.  Что за трудная судьба! ​​ Видно, так на роду ​​ написано обси-аться время от времени.

Я постараюсь объяснить некую невольную странность моей фамилии.  По паспорту, я – Степанов, а по призванию и вдохновению Дристачев. ​​ Да, я – Дристачев, - и не боюсь этого слова.  Да, порою я дрищу – и что тут зазорного? Все живое какает. Я вот знаю мальчика, который годами не мог прокакаться. Я как подумаю, что тысячи людей ходят непрокаканными, так сразу слезы из глаз. ​​ Да, да! Это философский вопрос. ​​ Ведь на самом-то деле, никто точно не знает, подкакан он или нет. Потому что этого знать - не дано. Сама жизнь распорядилась, чтоб люди так много о себе не знали. Статистика говорит: каждую секунду в мире какается 982,3 человека. Вот эти ​​ самых три десятых - ​​ это я: я всегда немножко готов обкакаться.

Так что, если быть точным, я не просто засранец, а дробь-засранец. Для вас это пустяк, а меня утешает.

Так что я бы на каждом углу на всякий случай поставил по туалету. ​​ 

Кстати, разве это – не наша национальная идея? ​​ И пусть бы везде приветливо выглядывали кабинки! ​​ Можете не поверить, но тогда даже и я б перестал какаться.

Конечно, нет ничего ужаснее нашей закаканской ​​ судьбы, но, с другой стороны, тут наше существование возвысилось до философской категории. ​​ Став символом закаканства, ​​ мы надеемся обессмертить себя.

Да! Можно только представить себе, как мы страдаем, но ​​ зато ​​ нельзя не восхищаться ​​ нашей поразительной судьбой. ​​ 

Есть только два состояния души и тела человека: в штанах и без штанов. Я вот в школе всегда в штанах, а потому и думаю плохо. ​​ А тут на стульчаке, наоборот, особенно много мыслей.

Надо ли говорить, что тут же на стульчаке делаю домашние задания? Вам трудно в это поверить, ​​ но я пересиливаю себя и делаю алгебру. ​​ Сожму зубы, да и решу уравнение! ​​ Даже в столь трудном положении я понимаю, сколько в жизни интересного.  Так что не думайте, что я какой-то жалкий двоечник, который какает только потому, что ему больше делать нечего. Отнюдь, господа! Отнюдь.

Господин президент! ​​ Мы вам пишем, потому что мы вас уважаем, а главное – мы в вас верим, и потому сплотились в вашу сторону. Наши папы говорят, вы обосрались с демократией, - и хоть многие так считают, мы не верим, не смеем верить. Конечно, было бы интересней быть в оппозиции, ​​ как наши предки, ​​ но мы считаем долгом поддержать вас. Просто для равновесия в семье. Папа вас критикует, но я-то не считаю его критику конструктивной.

Нет,  демократия – не го-но! Мы свято верим в это, а потому и пишем к вам, пишем в видах глубочайшего к вам уважения. Повествование мы разбили на главы; оные же постарались аккуратно проложить эпиграфами, чтобы не выпадать из современных литературных традиций.

Вторая глава

Фраза из романа¸ который папа только собирается написать:

-Сударь, вы мне в душу нас-али! - мрачно вымолвил джентльмен и достал наган.

Фраза племянника Алексея Максимовича Горького:

Подойду сейчас к окну,

И вниз на публику какну.

Вчера вот сижу на алгебре, а надо признаться, нет ничего страшнее этого предмета. ​​ Что ждать от училки?  ​​​​ Все тарахтит да тарахтит: никакого спасенья. ​​ Все так скучно – и вдруг ​​ на всем скаку в класс влетает ​​ Д'Артаньян ​​ и грозно рявкает, выхватив шпагу:

-Кто тут пукнул, господа?

Тут уж не до математики, все в смятенье, - и только я спокойно жду, что же скажет королевский мушкетер.

Тут он заглянул мне в лицо и строго сказал:

-Сережа, это не ты. Я знаю.

И тут он обратился ко всем:

-Это пукнул Веревкин! ​​ 

-Мальчики, кто из вас испортил воздух? Признавайтесь, - просит училка.

-Ольга Сергеевна! А мы думали, что это наш Сережа Дристачев, - сказала Светка Кожанова.

Это ее хобби: обвинять меня во всех смертных грехах.

-Да, бывает, что Сережа пукает, - солидно прорычал Д'Артаньян, - но все равно, это хороший мальчик. ​​ Какой все-таки у вас пердучий класс! Прямо, не класс, а Ассамблея пукачей. Подпердыши и подпукаты.

-Но кто вы, сударь? ​​ - строго спрашивает училка.

-Я?!  ​​​​ Я - Д'Артаньян.

-Если вы - Д'Артаньян, то что же вы тут делаете, как вы здесь, сударь, оказались? – возмутилась было наша училка.

-Проездом, милостивая государыня. ​​ Сейчас скачу за подвесками в Лондон, а как узнал, что Сережу обижают, сделал небольшой крюк. ​​ Специально, чтоб сказать, что пукнул не Сережа.

Спасибо, Д'Артаньянюшка! – думаю. - ​​ Сочиню-ка еще стихов!

Далекие пуки на взморье

Доныне смущают мой ум.

Сижу на уроке, задумчив,

Решителен, прост и угрюм.

А вот я сам себе загадал такую ​​ загадку:

Кто там, дерзкий и веселый,

Грозно скачет на коне?

Крики, пуки раздаются

В полуночной тишине.

Сам нашел и ответ: Пукачатушка. Не думайте, что это какое-то мифологическое существо. ​​ Нет! Этот простой человек ходит среди нас. ​​ Меня вот все спрашивают:

-А что же такое пук?

И я отвечу:

-Это не какой-то там пук, а Пук самый настоящий. И не вообще Пук, а гражданин Пук - это больше всего соответствует настрою общества. Есть великий Пук, а есть и великий Как. И не некто Пук, а Пук Василий Петрович.  ​​​​ Именно гражданин Пук. ​​ А если б тут был мой папа, он бы назвал его депутатом.

Да, Пук. И пусть вас это не смущает! По-нашему, должно быть больше фамилий, соответствующих действительности. Например, Распукаев Герман Иванович. Подпердяев Семен Валерьянович. Что-нибудь такое.

Если училка опять дерзко спросит про квадратный корень, а ей ничего не отвечу, а просто печально пукну.

Когда печальный пук раздался,

Тут наш учитель показался

И говорит: ​​ А чтой-то вдруг

К нам в гости ходит этот пук?

-А Степанов опять о чем-то мечтает. ​​ Степанов! Сережа! Что с тобой? В каких облаках ты витаешь?

-Я думал, Ольга Сергеевна.

-О чем? Лучше скажи, сколько будет квадратный корень из девяти.

-Как вам сказать? По-моему, четыре.

-С чего ты так решил?

-Пусть будет четыре. Что вам, жалко?

-Сережа, ты - хороший мальчик, но на уроках ты не работаешь.

-Ольга Сергеевна! Нельзя сводить смысл жизни к какому-то там «квадратному корню».

-Степанов! Опять все смеются. ​​ Опять ты прекращаешь урок в цирк. ​​ Пожалуйста, работай.  ​​​​ Опять получишь «тройку» за четверть. ​​ Ты ​​ же вчера сказал, что квадратный корень из девяти – три. Почему сегодня стало четыре?

-Для разнообразия.

-Это не смешно, Степанов.

Печальный Пук, один, во тьме долины,

Таинственно и горестно блуждал.

А ведь мало кто знает, что это такое «печальный пук». ​​ Он раздается из глубины души, из самых недр моего существа – и все удивленно оглядываются: да что ж это такое? ​​ Приходят какие-то важные люди, никто не понимает, откуда они, и только я догадываюсь, что это проверка от самого правительства.

Все, конечно, ​​ перед ними забегали, а один, самый главный, спрашивает:

-А кто это так изумительно пукнул?

Ему говорят:

-Это вот  ​​​​ этот ​​ простой мальчик.

Он даже не удивился:

-Это, - говорить, - наверно, Сережа Степанов.

Тут я подхожу к нему и спрашиваю:

-Откуда вы меня знаете?

-Да как же тебя не знать? ​​ Мне ​​ сам президент сказал: «Я знаю Сережу. Это хороший мальчик. Он хотел прийти на мои перевыборы, но, к сожалению, немножко обкакался».

Тут президент разозлился и говорит:

-Хватит его мучить! Ишь, понимаешь, придумали квадратный, понимаешь, корень, чтоб над ребенками издеваться! ​​ Властью, мне данной, именем Российской Федерации, освобождаю Сережу от алгебры навсегда. Бысть посему!.

-Так и сказал?

-Так и сказал, Сереженька. И послал меня, депутата, это тебе передать. ​​ 

-Так вы – депутат?

-Да.

-А папа говорит, вы все – засранцы.

-Ты сам видишь: это – неправда. ​​ Я пришел дать тебе волю. И еще наш президент сказал:

-Если, - говорит, - ​​ я поймаю человека, который придумал ​​ алгебру, я ему все уши оборву.

-Так и сказал?

-Да, Сереженька. ​​ Я, конечно, не президент, ​​ но ​​ и я от себя и я скажу прямо: горе тому, кто придумал квадратный корень. Горе и - ни дна, ни покрышки! Всё, Сережа! ​​ Мальчик ты хороший, так что больше не учи алгебру. Никогда в жизни. Забудь ее, как страшный сон.

-Да, да! – ​​ всей душою встрепенулся я. – Если б вы знали, как меня мучают алгеброй! Училка просто приставила нож к горлу! Сколько ж мне ​​ страдать? Есть хоть какая-то справедливость?

-Сережа! Вот я и пришел, чтоб тебя освободить. Хватит страдать, выбрось алгебру из головы.

-Вот сегодня Ольга Сергеевна пристала с квадратным корнем! Я уж ей говорю: «Сколько можно? Неужели нет вещей поинтересней? Пожалейте меня!». А она? «Нет, Сережа, я не отстану, пока ты не скажешь, сколько квадратный корень из девяти». Я не хочу больше страдать!

-Забудь, Сереженька, что ты когда-то учил алгебру, забудь этот печальный факт твоей биографии. ​​ Я - большой начальник, и я тебя освобождаю от математики.

-Навсегда?

-Конечно. Наш президент знает, что живет такой хороший мальчик Сережа, а его ни за что пытают алгеброй. И оттого ему очень грустно.

-Правильно! ​​ За что ж ​​ меня пытать?

-Обязательно скажу.

-Степанов! Да что ж это такое! Сережа! Сережа!

-Да, Ольга Сергеевна. Я вас слушаю.

-О чем ты думаешь?  ​​​​ Да что с тобой сегодня, Степанов? ​​ Ты будешь работать или нет?

Вы думаете, это вам шутки – Пукачатушка? ​​ Совсем нет. Не красота спасет мир, а мальчик, вроде меня. ​​ Пукачатушка - вот еще один вариант нашей национальной идеи!  ​​​​ Вот единственный, кто сплотит нас. ​​ Пока он не пукнет, вы ни за что не догадаетесь, что это именно он. ​​ Он может запросто распукать толпу или митинг, но не подумайте, что это какой-то злостный пукач, который только и знает, что пердеть! ​​ Нет, это джентльмен, а если прямо сказать, то и интеллигент. ​​ А чем отличается интеллигент от простого человека? Мой папа объяснил: он называет го-но «фекалием», но вообще такой же, как и мы все.

Папа, например, - не интеллигент и гордится этим. ​​ Интеллигент скажет «нанотехнологии», а папа «нафигтехнологии». ​​ Папа даже ​​ предложил мне написать книгу «Нанотехнологии и пук». Значит, он числит за мной какие-то способности.

Иной пукнет, а потом всю жизнь думает: ««А зачем я это сделал?». Он не понимает, какой большой смысл в этом, вот что!  ​​​​ Он просто не знает, что ​​ сейчас в Африке открыли пукоядные растения. Вот ты пукнешь, а оно заколосится и пышно расцветет. Какой-нибудь крокодил пукнет - и вся долина разом зацветет.

Открыли также, что в пустыне живут необычные пуковидные существа. Ночами они спят, а чуть взойдет солнце, принимают форму пука.

Я верю, мир достигнет такого уровня цивилизованности, что ​​ закаканство признают формой прогресса.  ​​​​ Во всяком случае, мне бы очень хотелось, чтоб прогресс повернул именно в эту сторону. Хватить ему блуждать туда-сюда.

Третья глава

Этот   сумрачный понос

Грезы вешние   унес

Я хотел бы рассказать вам о нашей главной резиденции: замке великого Кака. ​​ Если вы захотите его посетить, ​​ надо пройти за школу, в ​​ лес, ​​ а там, на перекрестке десяти дорог, ​​ и стоит наше обиталище.

После уроков мы частенько прячемся в этом одиноком ​​ замке от домашних неприятностей. Одиноко и пусто в глухом лесу, зато там ничто не мешает предаваться размышлениям о сущности закаканства.

Но что это? ​​ Кто отважился нас потревожить?

Чу! ​​ Мы слышим шаги! Кто осмелился ​​ бродить по нашему царству?

-Кто ты, печальный незнакомец? - строго ​​ вопрошаем мы.

Тут мы видим, что странник ​​ весь закакан, и сменяем гнев на милость.

-Как тебя звать-величать, добрый молодец? ​​ Кто твой батюшка? ​​ Какого ты роду-племени?

-Звать меня Саша Егоров, я из пятой школы.

-Милостивый государь! ​​ Отчего ты весь в говне?

-Оттого я подкакан со всех сторон, что горе лютое приключилось со мной нынче в общественном транспорте. Я хотел только немножко пукнуть, но получилось...

И тут незнакомец горько зарыдал:

-Если одним словом, я ужасно обосрался.

-Сударь! Каковы ж, однако, причины вашей слабости?

-Я обкакался, потому что задумался о чем-то более важном. ​​ Я заметил: когда начинаю ​​ думать о смысле жизни, непременно обсираюсь.

-Войди, печальный рыцарь, в наш замок, - торжественно говорим мы. – Ты этого достоин.

Да, большинство в нашей организации - дети, избирательного возраста  не достигли, но зато мы горячо вам сочувствуем, а главное, мы мыслим. А что обкакиваемся, то тут нет оппозиции иль вольнодумства какого, а просто нам не просраться. ​​ Все какают, и мы – тоже. Поверьте, мы вас любим, и нам будет очень приятно, если вас переизберут.

А вчера, знает, как мне стало обидно, когда в классе сильно напердели! Можно и должно подпукивать, но нельзя злостно пердеть! Далеко не все понимают такие простые вещи. У нас в классе кто-то постоянно подпускает шипунка - и все, конечно, уверены, что это я. А ведь я этого никогда не сделаю хотя бы из идеологических соображений.

А что говорит наш замечательный директор Евгений Семенович?

-Вот вы пукаете, а я лысею, - утверждает он, и мы видим, что он чуть не плачет. - Я стал часто грустить, потому что в школе полно пукачей. И что за пукачатое племя народилось? Вы ходите в школу не учиться, а пукать - и оттого мне грустно. ​​ Я вам, дети,  ​​​​ скажу прямо: нам не надо пукачей.

Бедный Евгений Семенович!  ​​​​ 

Великий Как явился из-за туч,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Блистающий, как молньями, очами.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Огромен, жизнестоек и пердуч,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Он весело ​​ парит под небесами.

Вчера Веревкин взял, да навонял, а все, как по команде, посмотрели на меня. Я дерзко им всем отвечаю:

-Можете не поверить, но это не я.

-Нет, это ты, Дристачев! – торжественно восклицает Колька, - и все почему-то смеются.

Это их дома подучили смеяться надо мной.

Почему же мир против меня? Я еще не успел  по-настоящему обкакаться,  только чуть штанцы подмарал, а весь мир уже об этом знает и злорадно рукоплещет.

-Это кака-террорист! - объявляет общественность и грустно качает головой.

Это несправедливо, господа!

Хотя, если правду сказать, истории известны такие случаи: бывает, обкакаешься, а сам об этом не знаешь.

Невыразимая печаль мучает душу, когда пишу об этом, но из песни слова не выкинешь. Да! Другие все уже давно знают, что ты – в го-не, а ты сам - еще нет. Так что сделаем скидку и на загадочность нашего мира.

Нет, мы не отрицаем нашу ответственность. ​​ Что ж обижаться на мир, если ты сам ​​ грызешь ​​ ногти? Понятно, что понос воспоследует всенепременно. Да и пусть он явится, этот самый злодей Понос! Я все равно его не боюсь!

Другое дело, что после тяжелых и тягостных размышлений, мне чудится, понос мог бы принимать более примирительный характер, что ли. Совсем не надо так меня мучить! Немножко - и хватит. А когда сам процесс поноса принимает столь необратимый характер, это, простите,  уже не просто понос, но явление мира, его феномен, его идеология.

Вы спросите, причём тут идеология.

А как же? Папа часто говорит маме:

-Ты у нас одна такая «идеологиня».

А бывает, он и не так скажет:

-На-ер твою идеологию!

И ничего удивительного, если я частично усвоил терминологию моих родителей. В конце концов, я их сын.

Нет, мы совсем думаем, ​​ будто только мы вас любим. ​​ Конечно, нет. У иных папы и мамы ​​ иной раз даже и плачут от ​​ большой любви к вам.  ​​​​ Любят, потому что любить вас приятно, любят, чтоб хорошо думать о себе.   Мне вот приятно оттого, что я - хороший мальчик. Я не только маме, я и себе нравлюсь.

Но я все куда-то отклоняюсь, а мы непременно должны решить, что же такое понос. Это можно обсуждать смело, потому что сам понос ни в коем случае не выражает наших политических взглядов, но лишь ясно указывает на несокрушимую мощь обстоятельств.

Вчера вот папа стал смотреть съезд.  Посмотрел полчаса и ни с того, ​​ ни ​​ с ​​ сего мрачно изрек:

-Го-но бурлит.

А через три часа, после съезда сказал еще одну загадочную фразу:

-Общественность опять обос-алась.

Значит, и общественность ходит в штанах, а у государства есть свои штаны! Значит, и оно может обос-аться почище нашего! Как меня поразили эти такие понятные и простые слова!

Тогда за что же корить нас, мальчиков? Словно б мы способны делать такое нарочно.

Как это все получается? А я вам объясню.

К примеру, я вчера вечером юркнул в холодильник, цап колбаски, цап сметанки, а там еще  и сникерса подъел. 

-Дорого же, - сказал я себе, - ты заплатишь за это удовольствие!

Проклинаю себя, а сам лопаю. Что потом? Какие-то грома в животе, но, вроде, ничего страшного. За ночь, думаю, пропукаюсь и схожу с родителями на выборы. Утром вскакиваю от шурум-бурума в брюхе. Прр, прр, прр да прр-прр-прр, а там и пррррррр. На глазах  растут грозы и зреют оглушительные пуки - и вдруг на самом деле как ахнуло! И такая пошла дезинтеграция, что еле успел до туалета добежать.

Это еще почище дезинтеграции народного хозяйства! Столь печально обкакаться в такой исторический момент! Да, мы уверены, что вас переизберут, но как же обидно, что в самые решительные моменты истории у нас понос.

Но пусть мы корчимся на горшках, это не в силах нам помешать  мыслить смело.  Как устоять нашим неокрепшим организмам пред этой стихией, которой, однако, не чужда демократия?

Я вот вчера так хитро подкакнул, что весь мир удивил.  ​​​​ Махонькую такую говешечку на асфальт положил: выпала через брюки, - ​​ а весь мир удивляется: кто же это так ​​ изящно подвалил? ​​ Что за удивительная такая собачка? ​​ А это не собачка, господа, а Сережа.

А бывает и вовсе загадочно.   Иду по улице и вдруг ужасная мысль, как гром, сражает меня: уж не обос-ался ли я? И точно! По всем приметам, штаны подкаканы. Страшное дело! О, тут не жди добра! А с начала я просто так, чуточку подкакнул, да и ждал, что же будет. И, вроде, так хитро-хитро подкакнул: будто весь мир обманул.  И, кажется, только чуть-чуть, для души, подкакнул, а прихожу домой – весь в го-не.

И все же, господин президент, президент и нынешний, и будущий, я берусь утверждать, что и поносу, как всякому положительному преобразованию, не чужда демократия.

Понос – это же стихия, порыв! В одно мгновение так уделаешься, что годами не отстирать. Идешь из школы, хорошее настроение, ни заботы тебе, ни  печали - и вдруг далеко-далеко, как будто в другой стране, прошелестит понос. Ты удивленно оглядываешься и вдруг чувствуешь, что весь в го-не. Даже подумать не успеешь! Как это грустно! Иду раскорякой до ближайшего подъезда с одной мыслью: если уж трусы пропали, хоть бы брюки спасти.

-Да так ли уж это плохо – го-но? – спрашиваю я себя.

Что поделать, если обстоятельства - вы сами это видите - сильнее меня? ​​ Так что не забывайте: понос - не образ мысли, а простительная слабость. Мы ведь еще дети. Мы не всегда знаем, какие сочетания особенно опасны (сметана и сникерс, к примеру), мы не способны порой сделать жесточайший выбор между гастрономической и политической жизнью - и в этом вся слабость нашего понимания демократии. И все-таки мы мыслим. Можно ужасно обкакаться, но при этом глубочайше мыслить.

Да,  лучшие годы нашей жизни мы проводим на горшках, но эти годы не потеряны для цивилизации. Порой наши раздумья тягостны, но может ли быть иначе? Ведь понос - очень хитрый, даже загадочный, а когда грянет, ты всегда бессилен пред сей разбушевавшейся стихией.

Четвертая глава

А ужасный крокодил

До небес наворотил.

Эта глава посвящается таинственным силам природы.  

Я вот твердо знаю, что под нашим домом живет дракон, и когда у него понос, го-но всплывает.

Но как об этом расскажешь папе? Он просто посмеется.

А когда тигры, драконы, медведи запоносят все разом, получится цунами го-на. Того и гляди, что не то, что нашу школу, всю  цивилизацию смоет.

Поверьте, я не придаю значения своим фантазиям, - но как ужасно они порой подтверждаются!

Был обычный тихий вечерок,  когда ужасные крики огласили окрестности.

Вдруг позвонила всегда пьяная, всегда растрепанная ​​ соседка Нюра и заорала в открытую дверь, как сумасшедшая:

-Васька, нас го-ном затопило!

Как все бегали, как все кричали!  Я сунулся в ванну, там печально плавал фекалий.  

Да, именно фекалий. ​​ Это хоть и ученое слово, но ясно выражает суть бедствия.

Что тут скажешь! Я опять пошел делать алгебру, но мысль о потопе не давала мне покоя.

Наконец, поздно вечером к папе пришел знакомый водопроводчик ​​ Семеныч и поведал душераздирающую историю.

-Васька, ты не представляешь, какие это гады!  Это в сорок шестой опять назюзюкались и по ошибке бросили в унитаз пакет с картофельными очистками. По пьянке.

-Что с них возьмешь? Такие твари.  А с другой стороны, из-за какого-то пакета – сыр-бор на весь дом.   Трубы, что ли, не выдержали? Их меняли и года не прошло.   Другой раз вот так трубы рванут – и всех нас го-ном унесет.  Ей-богу.

-А я тебе скажу, - тут водопроводчик открыл страшную тайну, - что их вовсе не меняли. Деньги дали, чтоб поменять, - но денежки – тю-тю! Уплыли налево!

Васька, а ведь трубы прохудились,  держатся на соплях!  Надо новый стояк поставить, а они, гады, деньгу налево пускают. Вон какие дачи себе отгрохали. Вот заплывет все го-ном - что делать будем?

Тут я сразу, ни слова ни говоря, разразился набросками целой поэмы:

Уж отопительный сезон

Грядет, поземку поднимая, -

А трубы, трубы терпеливо горбятся,

надеясь выстоять.

Скоро, скоро затопят!

Но приходит печальный день:

Нынче, ребята, с утра

Грозно взбурлило го-но.

Песней таких - вот беда! -

Мы не слыхали давно.

Сначала никто не поверил, что трубу прорвало.  

Семеныч,  водопроводчик,

закаленный в битвах с фекальем, веско изрек:

-Трубы ужо прохудились, -  и  понурил устало седую главу.

Потом он дерябнул рюмашку и мрачнеючи буркнул:

-Эх, заплыви все го-ном!

Всех нас го-но унесет

В море бальшой окиян.

Тут все мужи собралися.

Как нам г-но одолеть? –

Друг друга они вопрошают.

Кто нам предложит спасенье?

Тут-то Семеныч, в битвах с г-ом поседелый,

Твердо и грубо промолвил:

Или поставим стояк, -

Или наш маленький город

В море г-ом унесет.

И еще раз увесисто брякнул:

-Не усмирится стихия, доколе

Нам не заменят стояк!

Мрачно бушует г-но,

Громоздя огромадные волны.

О, горе нам, горе!  

Сурово вздымаются волны.

Вот и школу совсем затопило, 

нынче занятий не будет.

Но что я вижу? Училка на лодке ​​ гребет, 

Мне издалека кричит:

-Сереженька! Алгебру делай. 

-Ольга Сергевна! Смотрите:

нашу любимую школу 

в море уносит г-ном.

Алгебру можно не делать.

Но и начальство не дремлет.

Виктор Петрович, пузан,

Настырный и злой мужичина,

Что нынче пошел в депутаты,

Семеныча так вопрошает:

-Что? Неужели погибли?

Что же нам делать?

-Виктор Петрович!

Поставьте стояк, как обещали

До выборов сделать.

Рек – и смутилось начальство.

Старшой тут встает, главный начальник,

Молвит, мрачно очами играя:

-Зятю и дщери прекрасной

Досок вагон я послал

На строительство дачи.

Ухнул все деньги туда.

Фига теперь, а не деньги.

Кажется, нет уж спасенья,

но Семеныч трубу перекрыл,

Человечество спас от потопа.

Горе мне: школа стоит! 

Снова ее принесло.

-Мы победили стихию!

– дерзко бурчит телевизер.

Семеныч доволен:

Премью уже обещали,

Бутылка уже наготове.

Чу! Стаканы' застучали.

Больше го-но не бурлит.

Много воды утекло

С тех событий прискорбных.

Город теперь ​​ наш - Засранск.

Пятая глава.

Зачем же ты луга и нивы,

и всю природу обосрал?

Само существование поноса, господин президент, ставит пред цивилизацией неразрешимые проблемы. Со всей остротой мы затрагиваем вопрос о добротных трусах. ​​ Вы ведь знаете, что бывают сомнительные штаны, а бывают настоящие.

Конечно, и вы понимаете, что человеку с нашим характером нельзя выходить на улицу без запасные трусов. Осознаете ли вы, что такое надежные трусы? Случается - и особенно в дни больших волнений, как сегодня - ты подкакиваешь трусы, снимаешь их в подъезде - и тут казус повторяется. Почему? Потому что нет настоящих трусов!!

Да, понос всесилен, и все же он только бывает, только случается, - а значит, с ним можно бороться, - и потому мы требуем понимающих, ​​ живых, ​​ хитрых резинок  для трусов. Нужны настоящие резинки снизу, чтобы писай и какай, сколько хочешь. Так мы понимаем свободу, и мы будем отстаивать наше понимание, чего бы это нам ни стоило. И пусть эта беспощадная правда прозвучит как раз сегодня, в день вашего переизбрания!!

Почему это у женщин настоящие, добротные трусы, на настоящих, добротных резинках, - а у нас – непонятно, что?

Какие уж тут ​​ «равенство», «свобода», ​​ «братство»! Какое же это равенство, если милая сердцу концепция настоящих, добротных трусов забыта, а предлагают памперсы: вовсе не трусы.

Мы настаиваем: трусы – общая задача всей нашей демократии.  Ее самые сложные проблемы надо обсуждать открыто. Ведь открытость общества - наше общее завоевание.

Слишком многие ходят с подкаканными штанами, чтобы эту проблему можно было замолчать. Все знают: закаканство - необходимый этап в  жизни каждого гражданина - и как без надежных трусов сохранить репутацию и чувство собственного достоинства?

Поставим проблему шире: что это за мир, в котором есть наподдавание, но нет достойных трусов? Мы гневно протестуем, ведь каждый выход из дома грозит обернуться катастрофой!

Мы протестуем - и не можем иначе. И пока таких трусов нет, мы будем какаться из чувства протеста! Вы думаете, если мы - неокрепшие организмы, то и за свои права побороться не можем?

Да, ужасно обосраться в день ваших выборов, но мы бы не склонились бы перед судьбой, будь трусы надежней. Ведь что такое человек без трусов? Да это насмешка, а не человек! Или ты в трусах, или ты и не человек, и не граждане, и не демократ.

Шестая глава.

Как пукнется,

так и аукнется.

Как аукнется,

Так и откликнется.

Устремимся к другому, не менее важному аспекту нашей деятельности: к пуку. Что же такое пук на наш скромный взгляд? Это не просто философская категория, но часть познавательного процесса и самый образ жизни. Сколько раз бывало: сидишь в классе, учиться скучно, а подпустишь шипунка - и уже, вроде, веселей. Казалось бы, маленький такой пук, и не пук даже, а пуковенье, - а сколько в нем смысла и радости!

Среди нас нет таких пукачей, чтоб ​​ весь мир отравил. Нет, что вы! Таких злодеев мы не держим. Мы пукаем, но так, что это другим не мешает; более того, это украшает их жизнь, хоть они сами об этом не знают.

Самые страшные пуки - по ночам! Такие пуковенья, что стыдно за людей и за мир. Только кажется, что тихо, а на самом деле Великий Пук только и ждет, чтоб всех напугать.  ​​​​ 

Папа как выдаст! Ему-то что, а я в ужасе просыпаюсь, хоть мы спим в разных комнатах. Во-первых, я боюсь за маму, ведь она рядом с этим чудовищем, а во-вторых, у взрослых это получается натужно, мрачно, словно б в отместку миру.

Только не подумайте, господин президент, что ваши подданные - сплошь пердучие племена и орды таинственных дристунов! Мы пукаем в этот мир просто потому, что больше некуда.

Закончу эту главу шуткой дедушки.

-Серега, - говорил он, - у нас вот в Тамбовской губернии случáй был: корова пернула - и у нее рога отвалились.

Седьмая глава.

И отрок сей ужасным пуком

Леса и долы оглашал.

Поставим со всей силой вопрос: что же такое мы? Наше впечатление, мы - и не люди вовсе и даже не дети, а самые простые мысли самых простых людей. Разве не достойно похвалы наше желание найти себя в историческом процессе? Мы говорим о поносе не из желания заявить о себе любым, хотя бы и не должным образом, но из необходимости осознать себя в новых, пока что складывающихся процессах демократии.

Да, мы поносим, - но не в демократию, а в мироздание! Наши попы выставлены не на улицу, а во Вселенную. Так что по убеждениям мы гораздо шире, чем кажемся. Это у кого-то просто понос, а у нас жанровое сранье-с.

Мало того! Наша засранчатость не противоречит прогрессивным тенденциям человеческой цивилизации: скорее всего, мы даже оные тенденции поощряем. Только скажите нам:

-Не пукайте, друзья! Хватит, пердячее племя!

- и мы навсегда прекратим это безобразие. Так горячо вас любим.

Все мы – засранцы, но в некоем высоком смысле. ​​ В ​​ нашем лице самопознание заходит слишком далеко. ​​ Да, мы какаем, но разве это не является ярким выражением современных традиций современного искусства?  Мы, однако, не авангардисты и не какие-нибудь пост-пост-пост-постразреалисты!! Мы ​​ виртуозы, ​​ мы умеем подкакнуть и подпукнутъ изящно, но не подумайте, что этот модернизм нас увлекает.

Мы призваны быть - и с нас довольно сего призванья.

Восьмая глава.

Ода Жопе.

Один мыслитель, крепко задумавшись, что же лежит в основе цивилизации, столь же неожиданно, сколь и громогласно заявил, что это жопа.

И впрямь, судя по обилию жоп на рекламных стендах, Её Величество Жопа стала квинтэссенцией нашего трудного времени. Даже если что-то в этом мире прямо не жопа (как торт, к примеру), то всё равно норовит круглиться навроде жопы. Возьмите, к примеру, торт. 

Вы легко поймете, почему я столь часто возвращаюсь к этому драгоценному образу: наша семья – сплошь сладкоежки. Что бы мы прожили неделю без торта?! Да такого и не представить.

Это большое, пышущее здоровьем, радующее глаз творение.    Это  создание, полное надежд и радости!   Разве не его хочется подарить всем на свете: и маме, и папе, и депутатам, и - всем, всем, всем?!

Попа - в подарок!! Ты ешь такую попу, а она на глазах розовеет до нежных, мечтательных тонов. О, эти сладкие, огромные жопы, что сверкают над миром, как солнца!

Я уверен, люди не просто живут, но с выставленными попами.  Весь мир, если присмотреться - одна огромная жопенция. Жопа - и символ, и трансценденция, аз и веди современного человека.

Итак, посмотрим куда завела человечество эта сияющая, концептуальная жопа.

Да в жопу и завела! Поэтому ничего не остаётся, как её эстетизировать.

Итак, вы уже догадались, что мы - философы Жопы. Поповидность, попообразность, попенчатость, прррр...- ведение - всё это мы изучаем и тут же преподаём.

В жизни наша философия сказывается в том, что мы веселы. Этим и хороши.  Водим себе хороводы, а учиться не хотим. Обычно я запеваю первый:

Бздедачата, бздедачи,

пердачата, пердачи,

говночата, говночи! Эх!!

Все подхватывают:

Бздеволята, бздеволятки, бздеволятушки,

засранчата, засранчатки, засранчатушки!

Бздеденята, бздюдики, бздедёныши,

засрючочки-говнючки.

Кто мы? Если одним словом, мы - засранцы, каких свет не видел.

И ко всему прочему, мы - фаталисты. Если у иного человека спадают штаны, он их просто подтянет, а если такое случится со мной, это - судьба.

Девятая глава.

Обос-ался весь добрый молодец.

Весь, как есть, в го-не. Снизу доверху.

Зачем само наше существование, огромность которого, господин президент, вы пока что ясно себе не представляете, если оно не направлено на поддержку демократии в России? История - вот наш удел, наша вотчина, - и мы будем в ней участвовать, чего бы нам это ни стоило. Мы нацелены в будущее, ведь в обновленной России найдется место и нам, поносникам и подкаканцам.

Будущее, несомненно, лучезарно, - но что ж действительность? Она засранчата по определению. Я спросил папу, что такое  демократия, а он ответил:

-Это когда душа в огне, а сам в го-не.

Он считает, все, что вы делаете, получается го-енно, что происходящее в России - лишь бурление го-на, не более того. Так что мой папа – это моя оппозиция. Зачем он так говорит? Мы ведь все так ли, сяк ли демократы. Что, при демократии поноса, что ль, не бывает? Да хоть какая глобализация, а порой в неделю не прокакаться.

Когда мне папа говорит:

-Серега, ты - ровесник демократии. Ты потому такой засранец, что родился  демократом, -

я ему не верю. Это он так шутит.  Если сделаю уроки, с ним можно и пошутить. Я рассказываю ему о нашем празднике: Дне Пука. Уже с утра входит Его Сиятельство Пук - и на нас находит необыкновенная весёлость. В такие дни все предметы обретают форму пука. Нечто пуковидное проглядывает не только в доме напротив, в небе, но и в природе вещей. Я вижу, как пукоядные динозавры ходят по улицам и машины их вежливо огибают.

Только выйдешь на улицу, к тебе бежит милиционер с криком:

-Вы арестованы, гражданин Распукаев!

Мы так все празднуем и веселимся, пока кто-то невидимый и грозный не рявкнет на нас из бездны эфира:

-Хватит пердеть, господа!

Я это рассказываю потому, что кто бы на земном шаре ни пукнул, все говорят:

-Это Дристачёв. Сколько нам ещё терпеть это безобразие! Довольно мы натерпелись этих Распукаевых и Дристачёвых!

Будто я ретроград какой-то! Просто, все живое пукает и дрищет, - и демократы тоже! Если б вы знали, как мы любим новые, передовые преобразования и технологии! Мы даже боимся спать: и потому, что боимся проспать новое, и потому, что нам страшно за мир: ведь именно ночами в массовом масштабе напрягаются мочевые пузыри и зреют  неслыханные пуки!

Десятая  глава.

Веселится весь народ,

И ликует, и поет:

Пукачатушка идет.

Итак, господин президент, вы уже поняли, что нас много, а я, Сережа Дристачев, - царь Великого Закаканского Царства. Мы торжественно восседаем на горшках, а в иные знаменательные дни, вот как сегодня, стремительно проносимся над миром.

Раз уж нас много, раз уж дристачество во всех его видах решительно заявляет о себе, раз уж мы, махонькие закаканчики, за вас горой, то не честнее ли смело заявить о своем существовании, вступить в передовую дискуссию, отмочить что-то особенно прогрессивное?

Да, мы - засранцы, - но мы и часть общества!

Кому-то еще может показаться, что нас мало, но на самом деле, мы сбиваемся в отряды - и везде подразделения дристачей готовы прийти вам на помощь.  Если вы прикажете, мы обкакаем, кого надо.  Если попросите. Кого не надо, тоже закакаем.

У нас мало званых, но много избранных - разве это не демократия?  Убеждение, что обществу нужны объединительные идеи, сформировало наше сознание. Если уж человекам не удалось стать братьями по классу, раз нас разъединяют языки и границы, то станем братьями по горшку! И пусть все разлетаются в разные стороны, но - непременно ​​ каждый на своем горшке! Таков наш объединительный порыв.

Осознав же объединяющую основу, укрепив теоретическую базу, мы указываем на конкретные действия, которые могут объединить сразу всех.

Мы, например, любим проветривать попы. Просто, ходишь по комнате, ветерком прохватывает и - хорошо. Если хочешь увеличить циркуляцию воздуха, открой форточку. Если обществу нужны укрепительные меры, мы предлагаем чай с шиповником.

Вот вы не выдерживаете и сердито кричите:

-Кто вы есть, засранцы?

Так вы не верите, что нас много? Хорошо, я отвечу. Вот состав, конечно, неполный ввиду конспирации, нашего общества. Вы заметите, что тут не только дети, но и ассоциированные члены нашей таинственной организации.

Дристан Васильевич Дристанов

Говнянский Распердяй Дристанович

Говняковский Засран Засранович

Говным Говнович Закакаев

Говнецов Петр Сергеич

Задрищев Аполлоний Пердяевич

Пердункевич Семен Васильевич

Пуков Саша

Пуковецкий Пук Пукович

Говнецов Захар Сергеевич

Пердецов Николай Петрович

просто Говненко Коля

Говнович Василий Дурыкович

Николай Распердяевич Трешкин

Конопатко Сергей Заговняевич

Петя Говёных.

Виктор Сергеич Пердяч

Пукменеджер Сергеев

Вот имена наиболее достойных. Представить всех нельзя, так нас много. Например, только что на оттаявшем пляже мы нашли подкаканные трусы. Их владелец из нашего царства, хоть и не знает об этом.

Вот и второй пример. Из леса выходит человек, бережно поддерживающий штаны. И этот не осознал своего признания!

А еще одного из нашего царства я вчера вечером встретил на соседней улице. Этот человек  шел, широко расставив ноги, так что я не мог не понять, в чем тут дело.

-Штаны, штаны! - грустно шептал он, и взор его был печален.

-Что с  вами, гражданин? – трепетно спросил я. - ​​ Вы случайно не обосрались?

-Нет, - гордо ответил он и тихо побрел своей дорогой.

Вот они, мои дристачата всех возрастов и категорий: они никогда не срутся просто так, - но непременно с философской подкладкой.

Я старался быть кратким. Возможно, величие задачи и толкнуло на иные

подробности и даже повторения, - но чего не сделаешь ради вас? От меня лично и от дристачей всего мира примите наши лучшие пуковенья.

                        Сережа Степанов

1996

Letter to the government.

A child who suffer from the ​​ diarrhoea tries to justify his feebleness. He falls into the verbiage, he speaks too much. This sophisticated child ​​ speaks directly with the president of Russia.

Увещевания папы

Не пукай напрасно, не пукай!

Учись, мой несчастный пукач!

Напрасно ты уперся рогом

И алгебру учить не захотел:

Часто объявляют землетрясения, наводнения, пожары, а никогда не понимают, что понос важнее, что, если его объявить, всем сразу станет интересно. Тогда все о нас узнают.

-Что-то нынче пукотко, - сказал дедушка.

Его брови таинственно кустились и собирались в тени.

"Жопа бывает разной, - нахмурился старый профессор. ​​ -Эта - гносеологическая".

Из прозы взрослых.

Стансы.

Только купили диван,

Я его весь обосрал.

Мама в слезах, отец

Грозно ремень достает.

То-то засранцам беда!

Плачу, душою скорблю,

Больше не сраться божусь.

Так свершается времени ход,

Так и лето с весной настает.

Что же, не будет мне счастья,

Какаться буду всегда.

Сколько людей ходит подкаканными и даже не знает об этом! ​​ 

Нельзя себе представить человека, который бы порой не мечтал пукнуть. Я, пока не пукну, - не человек.

Сказал Карбузов

По-моему, нет ни рас, ни национальностей, ни границ, но только ​​ два типа людей: в штанах

Если скажу себе строго "Покакай!", то непременно покакаю.

Конечно, каждый о себе думает, что хочет, но мое впечатление, что все ходят подкаканными.

Василий Сергеич Пуко'

Ты скажи-тко, ты откулешной, дородный добрый молодец,

Тебя как-то молодца да именем зовут,

Звеличают удалого по отчеству

Так-то я равнодушен к газетам, а если сяду на них голой попой, то непременно замечу, на что.