ИНСЦЕНИРОВКА

Повести Бориса Васильева «ЗАВТРА  БЫЛА  ВОЙНА».

Поставлена в Лужском народном театре в 1984 году. Режиссер – Никулина Нататья Николаевна.  В последующие годы было еще несколько постановок.

Первое действие

Сцена 1

(Включается свет. На сцене 9 «Б» плечом к плечу. В центре - Николай Григорьевич Романихин, директор школы с потрепанным, прижатым к груди баяном. Он в широченных галифе, мягких шевровых сапогах «шимми» и су­конной гимнастёрке с огромными накладными карманами. На учащихся - одежда 30-ых годов.

Директор становится перед строем).

Директор: Ну, готовы, черти полосатые?

(Начинает играть «Мы – красные Кавалеристы». Класс увлеченно поет песню от начала до конца.  Директор отстукивает ритм ногой.

После окончания пения директор становится в строй. Свет гаснет, поднимается задник. В слабом луче прожектора из глубины сцены ряды учащихся медлен­но редеют, создавая впечатление размытой, созданной памятью фотографии. Пятнадцать оставшихся передничков   белеют в темноте.

Свет медленно гаснет в тишине).

Сцена 2

(Шум завода. Митинг в честь открытия нового цеха. Шум машин постепенно стихает, его вытесняет звуковая атмосфера митинга. На трибуне - сцена залита мощным, создающем ощущение праздничности светом - мать Искры. В толпе - Люберецкий, Валентина   Андроновна, представитель Гороно, отец Артема, отец Зины. Около них Ландыс, Иск­ра и Вовик Храмов. Мать Искры в потертой чоновской кожанке, в сапогах. Кожанка перехвачена широким ремнем. Слышны последние слова материИскры).

Мать Искры: Революция продолжается, запомнмте. И будет продолжаться, пока мы не сломим сопротивление классовых врагов. Готовьтесь к борьбе, суровой и беспощадной. Открытие цеха - наша общая победа в этой борьбе.

(Она говорит резко ж коротко, словно командуя. Искра, представитель Гороно, Валентина Андроновна бурно аплодируют. К ним, спохватившись, присоединяется Вовик Храмов. Остальные аплодируют сдержанно. Саша Ландыс

не аплодирует).

Искра (Ландысу): Как ты можешь не хлопать?! Это же моя мама.

Ландыс: На встрече с испанскими детьми она говорила то же самое.

Сцена 3

(Свет гаснет. Сышен шум школы: от писка первоклашек до выкриков десятиклассников. Свет на авансцену. Шум резко обрывается.

На авансцене Валендра и представитель Гороно).

Представитель: Ваша школа - прекрасный подарок детворе. Значит, так. На первом этаже - первые и вторые классы; наверх не пускать, чтоб на перилах не катались. На втором, соответственно, третьи и четвертые, и так далее по возрастающей. Чем старше учащийся, тем более высокий этаж он занимает.

Валендра (ее фигура источает строгость и целеустремленную готовность

следовать самым новейшим распоряжениям и циркулярам): Это удивительно точно, даже символично в прекрасном, нашем смысле этого слова.

Сцена 4

(Говорившие уходят с авансцены в глубь сцены. Сцена сейчас изображает класс: ученики вносят попарно пластмассовые пармы и демонстративно грохочут ими об пол. Валендра и представитель стоят лицами в зал, учащиеся к залу спиной. Начинается комсомольское собрание. Принимают в комсомол Искру. Обычная церемония принятия, но необычна воодушевленность Искры, сила ее веры).

Валендра: Цель вашей жизни?

Искра: Я хочу стать комиссаром, как моя мама. (Она говорит лицом в зал)

Валендра: Какое первое комсомольское поручение вы хотели бы выполнить?

Искра (как всегда, звонко и четко): Не надо выгонять из школы Сашу Стамескина. Перед лицом своих товарищей по Ленинскому комсомолу я торжественно обещаю, что Стамескин станет хорошим учеником, гражданином и

даже комсомольцем.

(Класс аплодирует. Все расходятся. К Искре подходит Зина).

Искра: Жаль, на собрании не было мамы.

Зина (кричит): Ненормальная! Нашла, кого перевоспитывать! Да он же поколотит тебя. Или... Или, знаешь, что может сделать? То,  что сделали с той  девочкой в парке, про которую писали в газетах! (серьезно и доверительно) Хочешь, я тебе помогу?

Искра: Я обещала комсомольскому собранию, что сама справлюсь со Стамескиным. Понимаешь, сама!

(Свет гаснет).

Сцена 5

(Стамескин один. Пока он рисует очередной самолет, зритель замечает стол и узкую железную кровать, заваленную рисунками, грязную посуду на табуретке, кастрюльку на подоконнике, из которой торчит ложка.

Входит Искра).

Саша (зло): Чего приперлась?

Искра (деловито рассматривая один из рисунков): Таких самолетов не бывает.

Саша: Что ты понимаешь!

Искра: Интересная конструкция, но самолет не взлетит.

Саша: Почему не взлетит? А если взлетит?

Искра: «Если» в авиации понятие запрещенное, в авиации главное - расчет. У

тебя явно мала подъёмная сила.

Саша (настороженно): Чего?

Искра: Подъёмная сила крыла! Ты знаешь, от  чего она зависит?

Саша: Я хочу, чтобы самолеты летали. Разве мало того, что я так хочу?

Искра: Мало. Нужен расчет. Ты хочешь, чтобы твои самолеты полетели?

Саша: Хочу.

Искра: тогда завтра ты пойдешь в школу.

Искра: А сейчас пойдем в Дом пионеров,  ты запишешься в авиамодельный кружок.

Саша (вздыхая): Ладно, только с тобой. А то сбегу.

Они выходят на авансцену. Шум машин обозначает, что они идут по улице.

Искра: Вот скажи, ради какой цели ты живешь?

Саша: Ради самолетов.

Искра: Тогда ты должен подчинить мелкие личные слабости главной цели. Ты не знаешь, как радостно преодолевать себя. Надо стремиться. Человек не может рождаться просто так, ради удовольствий. Иначе мы должны будем признать, что природа - просто какая-то свалка случайностей, которые не поддаются научному анализу. А признать это – значит, пойти на поводу у природы, стать её покорными слугами. Можем мы, советская молодежь, это признать? Я тебя спрашиваю, Саша.

Саша (уныло): Не можем.

Искра: Правильно. А это означает, что каждый человек - понимаешь, каждый! - рождается для какой-то определенной цели. И нужно искать свою цель, свое призвание.

(Шум улицы прекращается в тишину подворотни. Слышны их шаги).

Искра: Нужно отбрасывать все случайное, второстепенное, нужно определить главную задачу жизни.

(Им навстречу лениво, враскачку, загребая ногами, выходят трое мальчишек).

Их реплики: Эй, Стамеска!...  Куда топаешь, Стамеска?

Стамескин (неуверенно): По делу.

Старший (как бы нехотя): Может, подумаешь сперва? Отшей девчонку, разговор есть.

Искра (кричит): Назад! Сами катитесь в свои подворотни!

Старший (насмешливо): Что такое?

Искра: Прочь с дороги! (толкает его двумя руками)

Стаарший: Ну, гляди, бомбовоз. Попадешься нам - наплачешься.

Искра (волоча Стамескина): Не оглядывайся! Они все трусы несчастные. Стамескин (вздохнув): Знала бы ты…

Искра (не дав договорить): Знаю! Смел только тот, у кого правда. А у кого нет правды, тот просто нахален.  Вот и все.

(Подходят к районному Дому  пионеров. Навстречу выходит строгий, в очках, руководитель авиамодельного кружка).

Искра: Это Стамескин Саша, из нашего 9 «Б». Возьмите его в кружок. Руководитель: Как учится?

Искра: Учится пока плохо, но я за него уже взялась. Саша - мое первое комсомольское поручение, он будет учиться хорошо.

Руководитель кружка: Отстающих не беру. Вот пусть сперва...

Искра (перебквает): Он не простой отстающий. Думааете, из одних отличников

получаются хорошие люди? А Том Сойер? Так вот, Саша - Том Сойер.  Правда, он еще не нашел своего клада. Но он найдет его, честное комсомольское, найдет! Только чуть-чуть помогите ему. Пожалуйста, помогите человеку.

Руководитель кружка (улыбаясь): А знаешь, девочка, мне сдается, что он уже нашел свой клад.  

Сцена 6

Свет   гаснет. Слышен шум школы. Свет на авансцену: на Валендру и Романихина.

Валендра: Согласно распоряжению Гороно, на первом этаже размешаются первые и вторые классы, на втором…

Романихин: Кадетский корпус.

Валендра: Распоряжение гороно, товарищ директор.

Романихин: Жить надо не распоряжениями, а идеями. А какая наша основная идея? Наша основная идея - воспитатъ гражданина новой социалистической Родины. Поэтому всякие распоряжения похерим и сделаем таким макаром: первый  этаж - первый и шестой классы. Второй этаж - второй, седьмой и восьмой. Третий этаж-третий и девятый. Четвертый этаж - четвёртый, пятый и десятый. Вот. Все перемешается - и начнется дружба. Где главные бузотеры? В четвертом и пятом; теперь они на глазах у старших, значит, те будут приглядывать.  И никаких дежурных, пусть шуруют по всем этажам. Ребенок-существо стихийно-вольное, и нечего зря решетки устанавливать. Это во-первых. Во-вторых, у нас девочки растут, а зеркало - одно на всю школу, да и то в учительской.  Завтра же во всех девчоночьих уборных повесить хорошие зеркала.

(Балетный номер «Ожившая школа».  Прорвавшаяся лавина человеческих тел.

Финал номера - проход девочек с огромными бантами к мудреными челками)

Валендра: Кокоток растить будем?

Романихин: Не  кокоток, а женщкн. Впрочем, вы не знаете, что это такое...  Жизнь бушует.

Валендра: Страсти преждевременно будим.

Романихин: Страсти - это прекрасно, хуже нет бесстрастного человека. И поэтому надо петь. (Всей школе, в микрофон) Все на спевку в спортзал.

(В спортзале собираются старшие классы. Романихин играет на сво­ем потрепанном баяне, отстукивая ритм ногой. Все поют первый куп­лет «Мы - красные кавалеристы». Звенит звонок, вносится политическая карта мира – и в 9 «Б»  начинается урок географии. Вовик Храмов добро­совестно    отвечает о  «климатических условиях Индии».

Романихин (рассердившись): Что ты мне все по Гангу указкой лазаешь? Плавать придется, как-нибудь разберешься в притоках, а не придется, так и не надо. Ты нам, голуба, лучше расскажи, как там народ бедствует, как анг­лийский империализм измывается над трудящимся людом. Вот о чем надо помнить всю жизнь!

Вовик: Известное дело.  Что ждать от капиталистов?

Романихин: Садись, молодец.  Тема сегодня: степи. Берем Сальские степи (на карте аккуратно обводит указкой маленький клочок). Что характерно? А то характерно, что воды мало, и, если случится вам летом там быть, поите коня с утра обильно, чтоб аж до вечера ему хватило!  И наш конь тут не годится, надо на местную породу пересаживаться: они привычнее.

(входит восьмиклассник)

Восьмиклассник: Карпетяев Васильеву вдарил. Он нарочно.

Романихин: Где девочка?

Восьмиклассник: Она плачет и домой убежала.

Романихин: Карпетяева найти и доставить. Немедленно.

Восьмиклассник: Мы его за шкафом в классе держим.

Романихин: 9 «Б», урок закончен. (в микрофон) Все в спортзал.

(Директор на авансцене, держа Карпетяева за ухо, обращается к залу)

Я не знаю, кто стоит перед вами. Может, это будущий преступник, а, может, отец семейства и примерный человек. Но знаю одно: сейчас перед вами стоит не мужчина. Парни и девчата, запомните это и будь­те с ним поосторожнее. С ним нельзя дружить, потому что он предаст, его нельзя любить, потому что он подлец, ему нельзя верить, потому что он изменит. И  так будет, пока он не докажет нам, что понял, ка­кую совершил мерзость, пока не станет настоящим мужчиной. А чтоб ему было понятно, что такое настоящй мужчина, я ему напомню.

Настоящий мужчина  тот, кто любит только двух женщин. Да, двух, что за смешки! Свою мать и мать своих детей. Настоящий мужчина  тот, кто любит ту страну, в которой он  родился. Настоящий мужчина  тот, кто отдаст другу последнюю палку хлеба, даже если ему самому суждено умереть от голода. Настоящий мужчина тот, кто любит и уважает всех людей и ненавидит врагов этих людей.  И надо учиться любить и учиться ненавидеть -  и это самые главные предметы в   жизни!

(Искра аплодирует первой. За нею аплодирует весь зал)

Романихин (улыбаясь): Тише, хлопцы, тише. Между прочим, в строю нельзя в ладоши бить. (Карапетяеву, негромко) Иди, учись. Средний род. (Звонок на урок) Все по классам, занятия продолжаются.

(Остается 9 «Б». Урок зоологии. На стене - карты эволюции животных, на  столе - микроскоп.

К доске вызывают Артема. Он мямлит что-то о членистоногих. В классе шумно.

Учитель: Садитесь. Два. (всем) Я выйду  только на минуту, сидите тихо.

(Ландыс и Артем за партой)

Артем: Ну, я же с тобой нормально говорю?! И ничего у меня не болит, и пот не прошибает, и про этого... про Рахметова могу рассказать. А в классе не могу.

(Сумка Вовика Храмова начинает летать по классу)

Ландыс: Ну, еще бы. Ты у доски помираешь, а она гляделки пялит.

Артем (сердито): Кто она? Кто она? Ты, это... Знаешь, кончай свои штучки.

(Артем попадает сумкой в микроскоп. Сразу становится очень тихо. Входит учитель)

Учятель (шепотом): Кто? (пауза. Громко) Кто  это  сделал?

Зина: Я! Честное-пречестное, но не нарочно.

Учитель: Завтра в школу отца. Понятно?

Зина: Понятно.

(Свет гаснет. Два луча: на Зину и на Артема. Звонок с  урока. Общий свет)

Искра: Идем к Артему форму мерять.

(Искра, Ландыс, Артем, Зина, Лена Бокова, Вовик, Валька Александрова, Пашка идут по улице)

Пашка (громко): Что-то наша Валендра  заюлила?

Лена: Льет масло в бушующие волны страстей человеческих.

Ландыс: Ворвань она льет, а не масло. Откуда у такой задрыги масло?

Искра (строго): Прекрати. О старших так не говорят, и я не люблю слово  «задрыга».

Ландыс: А зачем же произносишь, если не любишь?

Искра: Для примера. Нехорошо  это, ребята. Получается, что мы злословим всем классом.

Валька: Искра, мы же не в школе.

Искра: Все равно не надо.

Сцена 7

(У Артема дома. Артем в красноармейской отцовской форме. Вся компания с восхищением рассматривает его. В соседней комнате родители и младший брат Матвей. На кухне старший брат Яков.

Матвей входит в комнату Артема)

Матвей: А мне померять можно?

Артем: Ты, это, еще маленький.

Яков (кричит из кухни): А ты когда большим стал, шпендик? Тащи молоток! В кухонном столе гвоздь вылез, мама может оцарапаться.

Мама: Яша, почему вы опять ссоритесь? (отцу)  Не надо мне никакого богатства, а дайте мне хороших детей.

(Сыновья сразу стихают)

Валька: Я присобачу. (уходит на  кухню)

(Слышно, как Валька забивает гвоздь. С вызывающим: грохотом падает ведро. В комнату Артема вбегает Валька)

Валька (радостно): А если я к водопроводному крану примусную горелку присобачу?

Ландыс: Чтобы чай был с керосином?

Валька: Нет, чтобы подогревать. Чиркнешь спичкой, труба прогреется, и вода станет горячей.

Зина (умоляще): Не надо. (всем) Ко мне придет, тоже все высматривает, что бы изобрести. Тот раз стенку продырявил и трубу согнул. Папа  ругается.

(Валька грустно пожимает плечами и садится в углу, рядом с Вовиком. Вовик сидит с прямой спиной, аккуратно сложив руки на коленях. Отец Артема отрывается от чертежей, идет к Артему)

Отец: Затянулся слишком туго. Ослабь ремень. (Искре) Здравствуй, отличница. Тоже примерять будешь? (всем) Командирами хотите стать?

Искра: Мы хотим быть комиссарами - и не смейтесь. Это одежда нашего поколения, мы хотим, чтобы наши судьба была суровой.

Отец (Вовику): И ты, отличник, в армию хочешь?

Бовин: Я буду танкистом.

Отец (задумчиво): Да. Понравилась вам новая школа? Спортзал вам отгрохали, будь здоров. Парты уже изрезали?

Ландыс: Еще нет. И фикусы еще целы.

Отец: А директором кого?

Ландыс: Валендру сняли.Теперь Николай Григорьевич.

Отец: Романихин?

Ландыс: Да.  Мировой дядька. Этот что надо.

Отец: Да не «дядька», а командир буденовского эскадрона. (строго) Все - по домам, Артем - за уроки. (Артему) Слышишь, двоечник?

Зина: Ребята, пойдем ко мне.

(Уходят. Остаются домашние)

Яков: Мам, мы с Матвейчиком сходим в парк?

Мама: Только ненадолго. На полчасика.

Яков: Хорошо. (уходят)

Отец: Не возьму в толк: читаешь ты много, контрольные пишешь не хуже других, а как говорить – нивкакую. Почему?

(Артем молчит. В буденовской форме он кажется особенно грустным)

Мама: А  ты ему форму отдал, лодырю.

Отец: Выпросил он. Парень все лето канавы копал... А Роза где? Сегодня заявилась среди ночи. Вот приду со смены, я ей ремня задам. (уходит)

Мама: Поешь, двоечник. Суп будешь?

Артем: Нет.

Мама: А кашу?

Артем: Буду. Только я не с маслом, мам, я хочу с сахаром.

Мамаа: Ешь с сахаром, привереда.

Артем: Мам, я вчера расчет получил. (он достает из портфеля деньги) Вот. (выкладывает деньги на стол)

Мама (берет с буфета новый кошелек): Для трудовых денег нужен хороший кошелек. Положи в него свои деньги и сходи в магазин вместе с Розочкой.

Артем: Нет, мам. Это тебе. Для хозяйства.

Мама: У тебя будет костюм, а у меня будет удовольствие. Ты думаешь, это мало: иметь удовольствие от костюма, который сын купил на собственные деньги?

(Входит Роза)

Мама (тихо): Роза, ты где была ночью? Роза, здесь мальчик, а то бы я спросила не так. Тебя один раз нахлестал по щекам отец, и тебе это, кажется, не понравилось. Роза (кричит): Оставьте вы меня! Хватит, хватит и хватит!

( Мама, чтобы сдержаться, доливает чайник и ставит на примус)

Мама: Я сажала тебя на горшок и чинила твои чулочки.  Неужели же сейчас мне нельзя сказать всей правды?

Роза: А мне надоело, вот и все! Я люблю парня, и он меня любит, и мы распишемся. И если надо уйти из дома, то я уйду из дома. Но мы все равно распишемся; вот и все.

( Молчание тонет в темноте)

Сцена 8

(В квартире Зины. Если в быте дома Артема  отражается суровость

отца, то в быте семьи Коваленко во всем  чувствуется заботливость матери, все домашнее, женственнее. Зина, Искра, Ландыс, Лена, Пашка, Валька в комнате Зины. В соседней комнате беззвучно возится по хозяйству мать Зины)

Искра: Ребята , 9 «А»  опять выиграл соревнование, они пишут папанинцам письмо.

Ландыс: Из-за Стамескина: опять двойку схватил.

Искра: Ты мстишь. Подумаешь, он тебе зуб выбил. Будь мужчиной. Не из-за Сашки, а все виноваты. И что ты злишься?! Ты же был вчера на открытии цеха? Выиграл стометровку - и попал в делегацию.

Зина: Искорка, разве Жорка может злиться? Он в том году выиграл четыре апельсина и разделил на весь класс. Леночка, прочти что-нибудь!

(Лена  читает отрывок из  «Думы про Апанаса» Багрицкого. Во время  чтения свет гаснет, два прожектора нащупывают лица Пашки и Лены.

Опять общий свет, и Лена  читает уже не так естественно, а подчеркивая свою «артистическую манеру».

Ландыс: Ленка  в артистки метит.

Зина: Жорка, успокойся. Кто тебя сегодня завел?

Искра: Ребята, завтра фотографируемся всем классом. И с новым директором.

Зина: Любишь ты мероприятия проворачивать.

(Отец Зины приходит с работы)

Отец: А, молодежь? Здравствуйте, здравствуйте. Ну, что новенького?

Искра: Как вы рассматриваете заключение договора о ненападении с фашисткой Германией?

(Коваленко неуверенно пожимает плечами и виновать улыбается)

Искра: Я рассматриваю это как большую победу советской дипломатии. Мы связали руки самому агрессивному государству мира.

Отец: Правильно. Это ты верно  рассудила. А у нас сегодня случай был: на заготовки подали сталь не той марки. Понимаете (он  размахивает руками, сердится), не та сталь, не годится: плохо закалена. (Он замечает, что все равнодушны) Ну, это мелочь, конечно. Надо шире смотреть, я понимаю. Пирогов хотите?

Зина: Папа, ты завтра зайди в школу: я микроскоп разбила.

Отец: Зачем ты, Леночка? (всем) Сейчас принесу пирогов.  (уходит)

Зина (Искре): Какой-то он у меня безответный. Никак не могу его перевоспитать, прямо беда.

Искра: Родимые пятна. Люди, которые родились при ужасающем гнете царизма, очень долго ощущают в себе скованность воли и страх перед будущим.

Пашка: Какой страх? Я в бане видел: у него вся спина штыками исколота, в шрамах.

(Коваленко приносит пироги)

Коваленко: Нажимайте, молодежь. (приносит чаю и карамелек)

Сцена 9

(9 «Б» и Романихин у фотоателье. Александра Дездемоновна, заслуженная артистка, руководительница драматической студии, с собачкой Ментиком)

Искра (заглянув в фотоателье): Там тесно. Будем ждать здесь. Я - Пифия. Ленка, завяжи мне глаза: вещать буду.

(С завязанными  глазами она идет к  ребятам, дотрагивается до Ландыса)

Искра: Ты подаришь людям новое лекарство.

(дотрагивается до Пашки)

Искра: Твой сын будет гениальным поэтом.

(дотрагивается до Вальки)

Искра: Ты построишь самый красивый в мире Дворец пионеров.

(дотрагивается до Вики)

Искра: У тебя будет куча детей и вагон счастья.

(Срывает повязку)

Искра: Вика, извини.

(На сцене в слабом свете - застывшие фигуры. На авансцене под ярким лучом прожектора - Валендра за столом лихорадочно пишет письма и складывает в большую стопку. Она заканчивает и читает вслух последнее письмо)

Валендра:  школа в руках авантюриста, я уверена в этом.  Сегодняшняя линия директора ошибочна, его методы непедагогичны. Я считаю, нельзя доверять школу столь безответственному руководителю.

(она сгребает все письма, двумя руками прижимает их к  груди, поднимается над 9 «Б» к колосникам и жадно, пачками,  разбрасывает письма)

Сцена 10

(Квартира Зины.  На полу остатки писем, что не успели собрать рабочие сцены.  Теперь они – только мусор.  Зина и ее мать)

Мама:  Подмети пол. Белью кипятиться еще два часа; керосину мало, так что не забудь. И вот здесь у меня три наволочки - обязательно прогладь. Я пошла.

Зина: До свиданья, мамочка.

Мама: Не забудешь? (уходит)

Зина (одна): Ясненько-ясненько-прекрасненько!

(Она выключает свет и уходит в глубину сцены. В слабом, розовом свете видно, как она  раздевается до трусиков и лифчика. Она  рассматривает себя в зеркале, и ее чувства выражается флейтой. Звучит «Эвридика в раю» Глюка. Флейта замолкает. Зина крутится перед зеркалом и поет «Утомленное солнце». Звонок. Зина лихорадочно одевается. Звонок)

Зина: Кто  там?

Искра: Это я, Зиночка.

Зина:  Искра? (открывает дверь) Знала бы, что это ты, сразу бы открыла. Я думала...

Искра: Саша из школы ушел.

Зина: Как ушел?

Искра: Совсем. Ты же знаешь, у него  только мама. А теперь за ученье надо платить, вот он и ушел.

Зина (краснеет): Вот ужас-то!

Искра (строго): Что ты натворила?

Зина: Я? Да что  ты! Я ничего не натворила.

Искра: Не смей врать. Я прекрасно знаю, когда ты краснеешь.

Зина: А я не знаю, когда я краснею. Я просто так краснею, вот и все. Наверно, я многокровная.

Искра (сердито): Ты полоумная. Лучше признайся сразу, тебе же будет легче.

Зина: А! Просто я пропадушка.

Искра (переспрашивает): Кто ты?

Зина: Пропадушка. Пропащий человек женского рода. Неужели непонятно? Искра: Болтушка ты, а не «пропадушка»! Вот кто. Разве можно  с тобой серьезно разговаривать? Представляешь, Саша - с его-то способностями! - не закончит школу. Ты соображаешь, какая это потеря для всех нас, а, может быть, даже для всей страны.  Он же мог стать конструктором самолетов. Ты видела, какие он делал модели?

Зина: А почему Саша не хочет пойти в авиационную спецшколу?

Искра: А потому что у него уши! Он застудил в детстве уши и теперь его не принимает медкомиссия.

Зина: Все-то  ты знаешь и про модели, и про уши.

Искра: Нет, не все. Я не знаю, что нам делать с Сашей. Может, пойти в  райком комсомола?

Зина: Господи, ну при чем здесь райком? Искра, тебе за лето стал тесным лифчик?

Искра (удивленно): Какой лифчик?

Зина:  Обыкновенный. Не испепеляй меня, пожалуйста, взглядом. Просто я хочу знать, все девочки растут вширь, или я одна  такая уродина.

Искра: Ты не тем интересуешься, Зинаида. Совершенно не  тем, чем должна интересоваться комсомолка.

Зина: Это я сейчас комсомолка. А потом я хочу быть женщиной.

Искра: Как не стыдно! Нет, вы слыхали, ее мечта, оказывается, быть женщиной! Не летчицей, не парашютисткой, не стахановкой, наконец, - а женщиной - игрушкой в руках мужчины!

Зина: Любимой игрушкой. Просто игрушкой я быть не согласна.

Исрка: Перестань болтать глупости. Мне противно слушать, потому что все это отвратительно. Это буржуазные пошлости, если хочешь знать.

Зина: Какие пошлости? Мне страшно, Искорка.

Искра: Все равно, мы не имеем права быть слабыми (у нее трясутся плечи, она едва сдерживает слезы)

Зина: Скажи ты, что с тобой.

Искра: Маме плохо.

(Свет в другую часть сцены. Комната Искры. Искру и ее мать разделяет шкаф. Искра спит. Мать, согнувшись и зажав голову руками, стонет. Перед матерью стол, на котором разбросаны фотографии.

Искра выскальзывает из-под одеяла и долго смотрит на мать, остолбенев от удивления)

Искра: Мамочка, что случилось? Что с тобой, мамочка?

(Мать медленно поднимается ей навстречу, сдергивает с себя ремень)

Мать: Подглядывать? Подслушивать? (коротко и зло) Лечь на живот. Живо!

(Свет в части сцены, где шло действие, гаснет, Искра подходит к Зине)

Искра: Я не знала, что она так одинока.

Зина: Тебе тоже страшно, как и мне.

Искра: Откуда у тебя складочка на переносице?

Зина: Я некрасивая, Искорка. У меня только взрослая грудь, а все остальное как у каракатицы. У меня страх другой, не как у тебя: я не боюсь своего страха, я сама иду к нему. Искра, сегодня меня целовал мужчина.

Искра (с ужасом): Что?!

Зина: Во ссне.

Искра: Все равно, как  вы могла!

Зина: Искра, подо мной пропасть, я ее чувствую, мне страшно.

Искра: Все равно, это глупости,

Зина: Но рано или поздно их придется узнать. Но ты не волнуйся, и давай лучше говорить о Саше. Ты была у него?

(Свет гаснет. Искра идет к Саше. Она в глубине сцены. На нее нападают трое дружков Саши. Она вырывается, вбегает в комнату Саши. Дома и мама Саши, и сам Саша)

Искра: Меня задержали. Там, внизу. Извините, пожалуйста. (падает на табурет и плачет)

Мама: Да что вы, Искра? Да господи, что сделали-то с вами?

Искра: Шапочку жалко. Мама  расстроится, заругает меня за шапочку.

Мама: Да как же это, господи! Водички выпейте, Искра, водички.

(Саша убегает. Возвращается с шапочкой, его лицо разбито)

Саша: Будем заниматься, что ли?

(Свет в другой угол. Искра идет к Зине)

Зина: Сашке не везет.

Искра: Может быть, мы соберем ему деньги на учебу?

Зина: Ты вот то умная-умная, а то - дура-дурой! Собрать деньги - это ты подумала. А вот возьмет ли он их?

Искра: Возьмет.

Зина: Да! Потому что ты заставишь. Ты даже меня можешь заставить съесть

пенки от молока, хотя я наверняка знаю, что умру от этих пенок. Деньги! Это же милостыня какая-то, и потому ты - дура. Дура, вот и все. В смысле неумная женщина. Ему нужно устроиться на авиационный завод.

Искра: Ему нужно учиться... Думаешь, это так просто? Это совершенно секретный завод, и туда принимают  только очень проверенных людей.

Зина: Сашка-шпион?

Искра: Глупая, там же анкеты. А что он напишет в графе «отец»? Что? Даже

его собственная мама не знает, кто его отец.

Зина: Что ты говоришь?... А Вика Люберецкая? Я сама попрошу! Вика - золотая девчонка, честное комсомольское.

Искра: У тебя все золотые.

Зина: Ну, хоть раз, хоть разочек доверь мне. Хоть единственный, Искорка!

Искра: Хорошо. Но не откладывать.  Завтра.

Зина: Вот  спасибо! Увидишь сама, как замечательно все получится. Дай, я

тебя поцелую за это. (целует)

Искра: Ты не можешь без глупостей. Я - к Саше! Как бы он чего-нибудь от

растерянности не наделал. (уходит)

(Зина одна. Садится на табурет и думает. Медленно гаснет свет)

Сцена 11

(Квартира Артема. Дома мама и сын)

Мама (старательно пряча глаза): Мальчик мой, тебе придется обмануть своего отца.

Артем (очень удивленно): Как обмануть?

Мама: Это большой грех, но я возьму его на свою душу. Завтра Розочка празднует свою свадьбу с Петром, и ей будет очень горько, если  рядом не окажется никого из  родных. Может быть, ты сходишь к ней на полчасика, а дома скажем, что  ты смотришь какое-нибудь кино.

Артем: А какое? (Мама пожимает плечами) «Остров сокровищ»! Я его уже смотрел и могу рассказать, если Матвей попросит.

(Мама уходит. Матвей одевает новую курточку и выходит на авансцену - это означает, что наступило «завтра». Сквозь шум улицы Артем идет на свадьбу Розы, цветы несет перед собой, как в церкви носят свечи.  Когда Артем открывает

дверь в комнату, где свадьба, его оглушают смех и крики. Он топчется у входа, пытаясь за горами винегретов разглядеть Розу. Она в фате)

Яков (он сидит рядом с Розой): Тимка пришел! Передайте сюда моего братишку!

(Артема поднимают, несут вдоль столов и ставят на ноги рядом с Розой. Кто-то из общежитских кричит: «Принимай подарок, Роза!»)

Яков: Молодец, шпендик. Гляди, отцу не проболтался.

(Звучит вальс. Несколько пар танцуют. Артем и Роза на авансцене)

Артем: Мама сказала купить костюм.

Роза: Костюм - это вещь. Я знаю, какой  надо: мосторговский. Или ленинградский. А еще бывает на одной пуговице, «спортивный покрой» называется. А может, ты на заказ хочешь? Купим материал бостон.

Артем: А мне и в куртке хорошо. Мне, это, шестнадцать. Дата?

Роза (утвердительно): Дата. Хочешь, чтоб к дате?

Артем: Хочу, это… (солидно помолчав) Отметить хочу.

Роза: Ага. Значит, вместо костюма?

Артем: Вместо. А про деньги скажу, что потерял. Или стащили.

Роза (серьезно): Вот это не надо. Это просто никак не годится: первая получка - и вранье? Получается, с вранья жизнь начинаешь. Так получается? Это во-первых. А  во-вторых, мать с отцом зачем обижать? Они тоже порадоваться должны на  твое рождение. Разве не так? Иди к маме и скажи, что меняешь костюм на день рождения.

(Комната Ландыса. На  стене - увеличениые марки конца  тридцатых)

Ландыс: Нужён список. Не весь же класс звать.  (берет бумагу и карандаш) Ты,  я, Валька Александров, Пашка Остапчук... Девчонок пиши  сам.

Артем (испуганно): Нет, нет, зачем это? У тебя почерк лучше:  натренированный. Ландыс (с удовольствием):  Это точно. Знаешь, куда я письмо накатал? В Лигу Наций насчет детского вопроса. Может, ответят? Представляешь, марочка придет!

Артем: Вот и давай. С кого начнем?

Ландыс (смеясь): Задача! Лучше скажи, кого записывать, кроме Зинки Коваленко.

Артем: Искру. Ну, кого еще? Еще Лену Бокову, она с Пашкой дружит. Еще... Ландыс (перебивая): Еще Сашку Стамескина. Из-за него Искра надуется ,а без Искры...

Артем: Без Искры нельзя. (машет рукой) Пиши Стамескина.

Лаандыс: И Вику Люберецкую.

(День  рождения Артема в его комнате. Вика, Пашка, Валька, Ландыс, Зина, Искра, Артем. Родители Артема на кухне)

Валька (Артему): Мировые у тебя старики. У меня только и слышишь: Валька, ты что там делаешь?

Пашка: Заа тобой, Эдисон, глаз нужен, а  то ты такое изобретешь.

Валька: Я уже изобрел и сейчас продемонстрирую. (приносит примус с приделанной на шланге клизмой. Начинает «накачивать» примус)

Пашка: Эдисон кого-нибудь спалит!

Искра: У Эдисона  тоже не все получалось.

Пашка: Может, мне Вальку разок за уши поднять?  Эдисона один раз подняли, и

он сразу стал великим изобретателем.

Искра: Я считаю, что человеку нельзя связывать крыльев. Если человек захочет изобрести полезную для страны вещь, ему необходимо помочь. А смеяться над ним просто глупо!

(Примус неожиданно вспыхивает. Ландыс курткой сбивает пламя. В присутствии Вики он молчалив, и пламя он сбивает молча, деловито, точно)

Вика: Глупо по всякому поводу выступать с трибуны.

Искра: Нет, не глупо. Глупо считать себя выше всех только потому, что…

Валька (миролюбиво): Девочки, девочки, я фокус знаю!

Пашка: На сегодня хватит. Эдисон, если ты еще что-нибудь подпалишь, я тебе точно голову откручу.

Вика (Искре, улыбаясь): Ну, договаривай. Так почему же?  (Искра молчит) Потому что у меня папа - крупнейший руководитель? Ну, и что же здесь плохого? Мне нечего  стыдиться своего папы...

Зина (отчаянно кричит): Артемон! Налей мне ситро, Артемон...

(Все хохочут. Затем по предложению Искры играют в шарады. Поют  «Каховку»и «Орленка». Зина и Артем неожиданно оказываются рядом)

Зина (виновато): Ты прости, пожалуйста, что я назвала тебя Артемоном. Я вдруг назвала, понимаешь? Я не продумывала, а - вдруг. Как выскочило.

Артем (от близости Зины волнуется и вертит глазами): Ничего.

Зина: Ты, правда, не обижаешься?

Артем: Правда. Даже, это.. Хорошо, словом.

Зина: Что хорошо?

Артем: Ну, это. Артемон этот.

Зина: А... А  почему хорошо?

Артем: Не знаю. (решается заглянуть ей в глаза) Потому что ты, понимаешь? Тебе можно.

Зина: Спасибо. Я иногда буду называть тебя Артемоном. Только  редко,

чтобы ты нескоро привык.

(Зина заводит старенький патефон и приглашает Искру. Фокстрот. Пашка приглашает Лену. Валька приглашает Вику)

Вика: Я танцую или  вальс или вальс-бостон,

(Мама Артема приходит из кухни посмотреть танцы. Когда танец заканчивается, Артем яростно заводит патефон и приглашает Искру. Танцевать он не умеет и постоянно наступает Искре на ногу.  После  танцев  читают любимые  стихи: Искра – Багрицкого; Лена - Пушкина, Зина - Светлова. Когда читает Ландыс, он так смотрит на Вику, что все начинают улыбаться)

Вика (достает из настоящей дамской сумочки тонкий потрепанный томик): Я прочитаю три моих любимых стихотворения одного почти забытого поэта.

Ландыс (пытается сострить): Забытое - значит, ненужное.

Вика: Ты дурак. Он забыт совсем по другой причине.

(Вика читает «Дай, Джим, на счастье лапу мне», «Шагане ты моя, Шагане», «Никогда я не был на Босфоре»)

Искра: Это Есенин. Это упадочнический поэт. Он воспевает кабаки, тоску и уныние.

(Вика молча улыбается)

Зина: Ну, и пусть себе упадочнический-разупадочнический! Это изумительные стихи, вот и все. И-зу-ми-тель-ны-е!

Искра (Сашке): Мама  сказала, что Есенин - кабацкий поэт, мама ошибиться не может, - но стихи мне понравились. (Ландысу) А  тебе?

Ландыс: Ничего в этом не смыслю, но стихи мировецкие. Знаешь, там такие строчки... Жалко, не запомнил.

Искра (задумчиво): Шагане ты моя, Шаганэ...

Ландыс (вздохнув): Шаганэ ты моя, Шаганэ... Искра, я понял: Есенину просто завидуют, вот и все. И хотят, чтоб мы его забыли.

(на улице два раза  рявкает автомобильный сигнал)

Вика: Ты умная, Искра?

Искра (опешив): Не знаю. Во всяком случае, не дура.

Вика (улыбаясь): Да, ты не дура. Я никому не даю эту книжку, потому что она папина, но тебе дам. Только читай не торопясь. (протягивает томик Есенина)

Искра: Спасибо, Вика. Верну в собственные руки.

Вика: Передай Стамескину: пусть завтра приходит на завод в отдел кадров. Искра: Спасибо.

(все уходят. Артем и мама)

Мама: У тебя очень хорошие друзья, мальчик мой. У тебя замечательные друзья, но знаешь, кто мне понравился больше всех? Мне больше всех понравилась Зиночка Коваленко. Мне кажется, она очень хорошая девочка.

Артем: Правда, мам?

Сцена 12

(Искра и Валендра на авансцене)

Валендра: Ты знаешь, зачем я тебя вызвала, Искра? Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Искра: Ничего.

Валендра: Жаль. Как ты думаешь, почему я обратилась именно к  тебе? Я могла бы поговорить с Остапчуком  или Александровым, с Ландысом или Шефером, с Боковой или Люберецкой, но я хочу говорить с тобой, Искра. Я обращаюсь к  тебе не  только как к заместителю секретаря комитета комсомола. Не только как к отличнице и общественнице. Не только как к человеку идейному и целеустремленному. (пауза) Но и потому, что хорошо знаю твою маму как прекрасного партийного работника. Ты спросишь, зачем это вступление? Затем, что враги используют сейчас любые средства, чтобы растлить нашу молодежь, чтобы оторвать ее от партии, чтобы вбить клин между отцами и детьми. Вот почему твой святой долг немедленно сказать...

Искра: Мне нечего вам сказать.   

Валендра: Да? А  разве тебе не известно, что Есенин - поэт упадочнический? А ты не подумала, что вас собрали под предлогом дня рождения - я проверила анкету Шефера: и  родился второго сентября. Второго, а вас собрал через три недели! Зачем? Не для того ли, чтобы ознакомить с пьяными откровениями кулацкого певца?

Искра: Есенина читала Люберецкая, Валентина Андроновна

Валендра (удивленно): Люберецкая?

Искра: Да, Вика. Зина Коваленко напутала в своей информации.

Валендра:  Значит, Вика? Да, да, Коваленко много болтала лишнего. Кто-то ушел из дома, кто-то в кого-то влюбился, кто-то читал стихи. Она очень, очень несобранная, эта Коваленко! Ну что же, тогда все понятно и…   И  ничего страшного. Отец Люберецкой - крупнейший руководитель, гордость нашего города. И Вика очень серьезная девушка.

Искра (встав): Я могу идти?

Валендра: Что? Да, конечно. Видишь, как все просто  решается, когда говорят правду. А твоя подруга Коваленко очень, очень несерьезный человек.

Искра: Я подумаю об этом. (уходит)

(Во дворе школы. Зина в обществе десятиклассников Юрия и Сергея. Появляется

Искра. Берет Зину за руку и молча тащит за собой)

Зина: Куда ты меня тащишь?

Искра: Ты кто - идиотка, сплетница или предатель?

(Зина плачет)

Искра: Значит, предатель. Ты все лето была в пионерлагере помощником вожатой. Чему ты учила детей, если сама предаешь?

Зина (перестает плакать): Я - предатель?

Искра: Что ты наговорила Валендре?

Зина: А я наговорила? Она поймала меня в уборной перед зеркалом. Стала ругать, что верчусь и...  кокетничаю. Это она так говорит, а я вовсе ие кокетничаю и даже не знаю, как  это делают. Ну, я стала оправдываться. Я стала оправдываться, а она - расспрашивать, подлая. И я ничего не хотела говорить, честное слово, но… но все рассказала. Я не нарочно рассказала, Искорка, я же совсем не нарочно.

Искра: Утрись, и идем к Люберецким.

Зина: Куда?

Искра: Ты подвела  человека. Завтра Вику начнет допрашивать Валендра, и нужно, чтобы она была к  этому готова.

Зина: Но мы же никогда не были у Люберецких.

Искра: Не были, так будем. Пошли!

Сцена 13

( У Люберецких. Домработница протирает старинное зеркало. На буфете

подарочный фотоаппарат и часы. Звонок. Вика ждет открывать. Входят Зина и Искра)

Искра: Извини, мы по важному делу.

Зина: Какое зеркало!

Вика: Старинное. Папе подарил знакомый академик.

( Выходит Леонид Сергеевич Люберецкий)

Люберецкий: Здравствуйте, девочки. Ну, наконец-то и у моей Вики появились подружки, а то все с книжками да с книжками. Очень рад, очень! Проходите в столовую, я сейчас подам чай.

Вика: Чай может подать Поля.

Люберецкий (улыбаясь): Может, но я лучше.

(Он приносит пирожные и конфеты в нарядных коробках. Непринужденность Люберецкого помогает девушкам разговориться. Зина постоянно оборачивается на хрусталь за стеклами буфета, подглядывает в зеркало)

Искра: Леонид Сергеевич, классная руководительница  за Есенина меня так  распекала! Завтра она, наверно, то же самое скажет Вике.

Люберецкий (тяжело вздохнув): Девочки,  это все несерьезно. Никто Сергея Есенина не запрещал, в стихах его нет никакого криминала. Надеюсь, что ваша учительница и сама все понимает, а  разговор этот, что называется, под горячую руку. Если хотите, я позвоню ей.

Искра: Нет. Извините, Леонид Сергеевич, но в своих делах мы должны разбираться сами. Надо вырабатывать характер.

Люберецкий: Молодец. Должен признаться, я давно хотел с вами познакомиться,  Искра. Я много наслышан о вас.

Вика: Папа!

Люберецкий: А  разве это тайна? Извини. (снова Искре) Оказалось, что я знаком с вашей мамой. Как-то случайно повстречались в горкоме и выяснили, что виделись еще в гражданскую, воевали в одной дивизии. Удивительно отважная была дама. Прямо Жанна д’Арк.

Искра (тихо, но твердо): Комиссар.

Люберецкий: Комиссар. А что касается поэзии в частности и искусства вообще, то мне  больше по душе то, где знаки вопросительные превалируют над знаками восклицательными. Восклицательный знак есть перст указующий, вопросительный - крючок, вытаскивающий ответы из  вашей головы. Искусство должно будить мысли, а не убаюкивать их.

Зина: Нет. Искусство должно будить чувства.

Искра: Зинаида!

Люберецкий: Зиночка абсолютно права. Искусство должно идти к мысли через чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями, любить и ненавидеть. Растревоженный человек пытлив и любознателен, а состояние покоя и довольства собой порождает леность души. Вот почему мне  так дороги Есенин и Блок, если брать поэтов современных.

Искра (тихо): А Маяковский? Маяковский есть и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи.

Люберецкий (улыбаясь): В огромнейшем таланте Маяковского никто не сомневается.

Вика: Папа был знаком с Владимиром Владимировичем.

Зина: Знаком?! Не может быть!

Люберецкий: Почему же? Я хорошо знал его, когда учился в Москве. Признаться,  мы с ним отчаянно спорили, и не только  о  поэзии. То было время споров, девочки. Мы не довольствовались абсолютными истинами, мы искали и спорили. Спорили ночи напролет, до одури.

Искра: А разве можно спорить с...

Люберецкий: Спорить не только можно, но и необходимо. Истина не должна превращаться в догму, она обязана все время испытываться на прочность, и целесообразность. Этому учил Ленин, девочки. И очень сердился, когда узнавал, что кто-то стремится перелить живую истину в чугунный абсолют.

(В дверь заглядывает пожилая домработница)

Поля: Машина пришла, Леонид Сергеевич.

Люберецкий: Спасибо, Поля. Всего доброго, девочки. Пейте чай, болтайте, слушайте музыку, читайте хорошие стихи. И, пожалуйста, не забывайте о нас с Викой.

Вика: Ты надолго, папа?

Люберецкий: Раньше трех с совещаний не отпускают. (уходит)

(Искра и Зина на улице)

Зина: Я же  говорила, что Вика золотая девчонка, ведь говорила же, говорила! Господи, восемь лет из-за тебя потеряли. Какая посуда! Нет, ты видела, какая посуда? Как в музее, честное комсомольское, как в музее! Наверное, из такой посуды Потемкин пил.

Искра (вслушиваясь в свои слова): Истина. Зачем же с ней спорить, если она - истина?

Зина (передразнтивая Валендру): «В образе Печорина Лермонтов отразил типичные черты лишнего человека...». Попробуй, поспорь с этой истиной – и  Валендра  тебе  «очень плохо»  вкатит.

Искра: Может, это не истина? Кто объявляет, что истина - это и есть истина?

Зина: Старшие. А  старшим - их начальники. Мне домой налево. Дай я тебя поцелую. (уходит)

(Дома у Поляковых. Стол на авансцене. Мать Искры одна. Она сжигает фотографии отца Искры. Они горят в пепельнице. Всюду разбросаны пустые и начатые пачки  «Дели». Входит Искра)

Мать: Ты где была?

Искра: У Люберецких. Мама, что такое истина?

Мать: По-моему, ты небрежно сформулировала вопрос. Уточни, пожалуйста.

Искра: Тогда скажи: существуют ли бесспорные истины? Истины, которые не

требуют доказательств?

Мать: Конечно. Если бы не было таких истин, человек остался бы зверем. А ему нужно знать, во имя чего он живет.

Искра: Значит, человек живет во имя истины?

Мать: Мы - да. Мы, советский народ, открыли  непреложную истину, которой учила нас наша партия. За нее пролито  столько крови и принято  столько мук, что спорить с нею, а,  тем более,  сомневаться - значит, предавать  тех, кто погиб… (подумав) и еще погибнет. Эта истина - наша сила и наша гордость, Искра. Я правильно поняла твой вопрос?

Искра: Да, да, спасибо. Понимаешь, мне кажется, что у нас в школе не учат спорить.

Мать: С друзьями спорить не о чем, а с врагами  надо драться.

Искра: Но ведь надо уметь спорить?

Мать: Надо учить самой истине, а не способам ее доказательства. Это казуистика. Человек, преданный нашей истине, будет, если понадобится, защищать ее с оружием в руках. Вот чему надо учить, а болтовня - не наше занятие. Мы строим новое общество, нам не до болтовни. Почему ты спросила  об этом?

Искра: Мама, если ты так справедлива, почему ты так несчастна? Может, это твоя справедливость делает тебя несчастной? Прежде ты сожгла письма отца, а сегодня - его фотографии. Мама, но он тоже был комиссаром и тоже считал себя справедливым.

Мать: Искра, он оказался слабым человеком. Он не имел права быть слабым. Искра: Мама, но он - мой отец. Я ничего о нем не знаю, только фотографии, - а ты их сожгла. У тебя стало привычкой быть беспощадной.

Мать: Это Люберецкий натолкнул тебя на  такие мысли.

Искра: Мама, мне обидно: ты сожгла даже фотографии отца, а Вика отцом гордится. У меня пустое место, а у нее отец. И она открыто гордится отцом, гордится его  орденами, его служебной машиной. У нее есть платья из Парижа, швейцарские часы, шуба из сибирской белки, настоящая женская прическа - и это все от отца. А ты сражаешься даже с памятью об отце! И ты, и Леонид Сергеевич уверены в своей правоте, но Вике хорошо, а мне больно.

Мать: Ты просто эавидуешь

Искра: Да, завидую. И все девчонки  ей завидуют. Ты слишком справедлива, мама. Это жестоко - быть такой справедливой. Какие ты мне оставляешь записки? «У меня ответственное совещание. Приду поздно, меня не жди. Ложись спать вовремя». Мама, ты не на фронте.

Мать: Что произошло? Я не думала, что ты можешь быть такой жестокой. Искра, а кто такой Саша Стамескин? Вас все время видят вместе.

Искра: Саша - моя первая осуществившаяся мечта. Был двоечником и вором,  а сейчас работает на авиазаводе. Он рисует немыслимые, сказочно гордые, свечой взмывающие в небо  самолеты. Мама, мне казалось такой несправедливостью то, что он уходит из школы, а сейчас я думаю иначе. Может, и в твоей справедливости надо что-то изменить? Пусть твоя справедливость будет добрее. У Вики мама умерла, но Леонид Сергеевич не сжигает ее писем и фотографий, он хорошо о ней говорит - и в этом такая добрая справедливость, мама, такая нужная справедливость.

Мать: Что с тобой, Искра, что с тобой? Не читай пустопорожних книг. Я хочу проверить твой библиотечный формуляр, да все никак не соберусь. На ужин выпьешь стакан молока, я ничего не успела сготовить, а мне завтра предстоит серьезное выступление. (Свет гаснет)

Сцена 14 

(Зина на авансцене за партой. Мечтает, облокотясь на парту)

Зина: Кого я полюблю в этом году? Все равно, кого, только бы любить. (вздохнув) Артемон, Динозаврик и Жердь, я вас люблю.

(Свет на  среднюю часть сцены. По всей длине сцены стоят Юра, прозванный Динозавриком, Артем и Сережа-Жердь)

Зина: Ждала-ждала любви - и вот сразу трое. (пишет письмо Юре) «Юра, друг мой! Знал бы ты, как я страдаю. Я так  одинока, но пока не могу открыться. Почему - это страшная тайна, страшная. Скажу только: я безумно и безнадежно люблю, и с чувством мне пока не совладать. Пока не жди моей любви: я слишком печальна и  одинока. Я буду страдать одна. Помни обо мне, Юра».

Теперь Артемону. «Уважаемый друг и товарищ Артем! ...». (подумав) Ф! напишу то же самое. (быстро пишет) Теперь Жерди. «Друг мой, Сережа!». То же самое.

(Зина поднимает письма, и зритель видит, какие они огромные. Она бросает письма Сереже и Юре, те с письмами подмышкой уходят со сцены, а Артему    вручает письмо сама.

Артем читает письмо)

Артем: Я, это, не понял. У тебя, это...неприятности?

Зина (кротко вздохнув): Да.

Артем: Может, помощь нужна?

Зина: Помощь? Женщине может помочь только слепой случай или смерть.

Артем: Может, это... Морду кому-нибудь набить надо? Ты, это… Ты говори, не стесняйся. Я для тебя...

Зина: Нет, нет, что ты! Не надо мне ничего, я сама справлюсь со своим пороком.

Артем: С каким пороком?

Зина: Я не свободна. Мне не нравится тот человек, я даже ненавижу его, но я дала слово.

Артем: Этот человек - Юрка из 10 «А»?

Зина: Что ты, что ты! Юрка – это было бы просто. Нет, Артем, это не он.

Артем: А кто?

Зина: Ты никому не скажешь? Никому-никому? Это такая тайна, что, если ты меня выдашь, я утоплюсь.

Артем: Зина, это, если не веришь, лучше не говори. Я вообще не треплю, я для тебя...

Зина: Это взрослый человек. Он женат и уже бросил из-за меня жену. И двоих детей. То есть одного, второй еще не родился.

Артем: Ты же еще маленькая.

Зина: А  что делать? Ну, что делать, ну, что? Конечно, я не пойду за него замуж, ни за что не пойду, но пока - пока, понимаешь? - мы с тобой будем как будто мы просто товарищи.

Артем: А мы и так просто товарищи.

Зина: Да, к сожалению. Я поздно разобралась в ситуации, если хочешь знать. Но теперь пока будет так, хорошо? Пока, понимаешь?

Артем (помолчав): А ты маме очень понравилась.

Зина (улыбаясь): Неужели? У тебя замечательная мама, я в нее влюбилась. Я почему-то быстро влюбляюсь. Привет! (уходит)

(В кабинете директора. Романихин просматривает бумаги. Входит Валендра с письмами Зины)

Валендра (протягиваег ему письма): Полюбуйтесь.

Романихин (прочтя): Вот дуреха. Ну, до чего же милая дурешка писала!

Валендра: А мне не до смеха. Извините, Николай Григорьевич, но это все ваши зеркала.

Романихин: Да будет вам. Девочки играют в любовь, ну, и пусть себе играют. Все естественное разумно. С вашего разрешения (комкает письма)

Валендра (рванувшись к  столу): Что выделаете?

Романихин: Возвращать неудобно, значит, надо прятать концы в воду, то бишь в огонь.

Валендра: Я категорически протестую. Вы слышите, категорически! Это документ…

Романихин: Никакой это не документ, Валентина Андроновна.

Валендра: Я знаю, кто это писал. Знаю, понимаете? Это писала Коваленко: она забыла хрестоматию...

Романихин: Мне это неинтересно. И вам тоже неинтересно. Должно быть неинтересно, я имею в виду... (приказывает) Сесть. (сжигает письма) И запомните: не было никаких писем. Самое страшное - это подозрение. Оно калечит людей, вырабатывая из них подлецов и шкурников.

Валендра: Я уважаю ваши боевые заслуги, Николай Григорьевич, но считаю ваши методы воспитания не только упрощенными, но и порочными! Я заявляю откровенно, что буду жаловаться.

Романихин: Идите и пишите. Скорее, пока пыл не прошел.

(В парке. Искра и Стамескин)

Искра: Сашка, ты очень изменился.

Стамескин: Да?

Искра: У тебя теперь на  все свое мнение, и говоришь устало как старик. На заводе лучше, чем в школе?

Стамескин: Лучше. Я был уверен, меня никогда не подпустят к настоящему самолету.

Искра: Почему?

Стамескин: А кто я такой?! Хулиганье, сын  судомойки, а отца и в глаза не видел. А вот ты за меня, как говоришь, «взялась» - и у меня все получилось. Чего только не вытворял до тебя: уголь из школьной котельной воровал, стекла бил, - мать вызывают в школу, она придет оттуда и плачет. Я уже привык к ее  слезам.

Искра: Ты не помнишь, кто в восьмом классе в чернильницу зинину косу обмакнул?

Стамескин: Я, конечно. Она много  говорила.

Искра: Тогда, в первый раз, я очень испугалась: у вас в квартире коридор такой длинный, темный и кошками так пахнет; и ты почему-то очень разозлился, когда меня увидел.  

Стамескин: Ты меня удивила. На меня все давно махнули  рукой, даже мама. Ты одна в меня поверила.

Искра: Я тебе всегда завидовала, Сашка. Сейчас самолеты - самое главное. Ты делаешь самое нужное дело.

Стамескин: Не знаю. Иначе я просто не могу. На завод мне посоветовал идти руководитель кружка. Очкастый, помнишь?

Искра: Помню. Сашка, как  ты думаешь: справедливость - это главное?

Стамескин: Не знаю. Искра, ты пишешь стихи?

Искра: Прежде писала  «Думу про Комиссара», но появились дела более важные... Сашка, как  ты считаешь, все справедливо или...

Стамескин (улыбаясь виновато): Не знаю.

Искра: Почему ты улыбаешься? Ты спорь со мной и отстаивай свою точку зрения.

Стамескин: Искра, ты умная.

Искра: Это не по-товарищески, Стамескин: я тебе вопрос, - а ты улыбаешься. Ты стал ужасно хитрым.

Стамескин: Я не хитрый. А улыбаюсь оттого, что мне хорошо.

Искра: Почему это тебе хорошо?

Стамескин: Не знаю. Хорошо  - и все. Давай сядем. (садятся на высокую скамью) Искра: Понимаешь, если  рассуждать логически, то жизнь одного человека представляет интерес только для иего одного. А если  рассуждать не по мертвой логике, а по общественной, то он, то есть человек...

Стамескин (перебиваег): Знаешь?  Ты не  рассердишься, если я...

Искра (тихо и испуганно): Что?

Стамескин: Нет! Ты наверняка рассердишься.

Искра: Да нет же, Саша, нет! Ну же? Ну?

Стамескин: Давай поцелуемся... Ну, вот. Я же ведь просто так…

Искра: Давай. (целуются) Пусти. Ну же.

Стамескин (вздыхает): Вот...

Искра: Страшно, да? У тебя бьется сердце?

Стамескин: Давай еще, а? Еще разочек.

Искра (строго): Нет. Со мной что-то происходит и... И я должна подумать. До  свиданья, Саша. Мне еще надо зайти к Вике, отдать Есенина.

(Квартира Люберецких. Вика встречает входящую Искру)

Искра: Я хочу вернуть  Есенина.

Вика: Проходи.

Искра: Спасибо, Вика.

Вика: Пожалуйста. Надеюсь, теперь ты не станешь утверждать, что это вредный стихи?

Искра: Это замечательные стихи. Я думаю, нет, не вредные, я даже уверена, что скоро их оценят и Сергею Есенину поставят памятник.

Вика: А какую надпись ты бы сделала на этом памятнике? Давай проведем конкурс: я буду сочинять свою надпись, а ты свою. Я бы написала: «Спасибо тебе, сердце, которое любило  так искренне и много».

Искра: Лучше так: «Спасибо тебе, сердце, которое билось для нас».

Вика: Ты победила, только давай «...болело за нас»?

Искра: Давай... Я никогда не задумывалась, что такое любовь. Наверно, это стихи заставили меня задуматься.

Вика: Папа говорит, что в жизни есть две святые обязанности, о которых

нужно думать: для женщины - научиться любить, аа для мужчины - служить своему делу. Как ты представляешь счастье?

Искра: Счастье? Счастье - быть полезной своему народу.

Вика: Нет, это - долг, а я спрашиваю о счастье.

Искра: А как ты представляешь?

Вика: Любить и быть любимой. Нет, я не хочу какой-то особой любви: пусть она будет обыкновенной, но настоящей. И пусть будут дети. Трое! Я вот одна - и это невесело. Нет, два мальчика и девочка. А для мужа я бы сделала все, чтобы он стал… Не так: чтобы ему всегда было со мною хорошо. И чтобы мы жили дружно и умерли в один день, как  говорит Грин.

Искра: Кто?               

Вика: Ты не читала Грина? Я тебе дам, и ты обязательно прочтешь.

Искра: Спасибо. А тебе не кажется, что это мещанство?

Вика: Я знала, что ты это скажешь. Нет, это никакое не мещанство. Это нормальное женское счастье.

Искра: А работа?

Вика: А я ее не исключаю, но  работа - наш долг, только и всего. Папа считает, что это  разные вещи: долг - понятие общественное, а счастье - сугубо личное.

Искра: А что говорит твой папа о мещанстве?  

Вика: Он говорит, что мещанство - это такое состояние человека, когда он делается рабом незаметно для себя. Рабом вещей удобств, денег карьеры, благополучия, привычек. Он перестает быть свободными, и у него вырабатывается типично  рабское мировоззрение. Он  теряет свое «я», свое мнение, начинает соглашаться, поддакивать тем, в ком видит  господина. Вот как папа объяснял мне, что такое мещанство как общественное явление. Он называет мещанами  тех, для кого  удобства выше чести.

Искра:  Честь - дворянское понятие. Мы ее не признаем.

Вика: Я хотела бы любить тебя, Искра, ты - самая лучшая девочка, какую я знаю. Но я не могу тебя любить и не уверена, что когда-нибудь полюблю тебя, как хочу, потому что ты - максималистка.

Искра: Разве плохо быть максималисткой?

Вика: Нет, не плохо, и они, я убеждена, необходимы обществу. Но с ними очень трудно дружить, а  любить их просто невозможно. Ты, пожалуйста, учти это, ты ведь будущая женщина.

Искра: Да, конечно. Мне пора. Спасибо  тебе...за Есенина.

Вика: Ты прости, что я это сказала, но я должна была сказать. Я  тоже хочу говорить правду и только правду, как ты.

Искра: Хочешь стать максималисткой, с которой трудно дружить?

Вика: Хочу, чтобы ты не ушла огорченной. (хлопает дверь) А вот и папа! И ты никуда не уйдешь, потому что мы будем пить чай.

( Искра и Вика садятся за стоя. Люберецкий накрывает, но сегодня он задумчив)

Вика: Мы с Искрой немного поспорили о  счастье, да так и не разобрались, кто прав.

Люберецкий: Счастье иметь друга, которым не отречется от тебя в грудную минуту. Кто прав, кто виноват… (вздыхает) Как вы думаете, девочки, каково высшее завоевание справедливости?

Искра: Полное завоевание справедливости - наш Советский Союз.

Люберецкий: Пожалуй, это  скорее завоевание  социального порядка. А я говорю о презумпции невиновности. То есть, об аксиоме, что человеку не надо доказывать, что он не преступник. Наоборот, органы юстиции обязаны доказать обществу, что данный человек совершил преступление.

Вика: Даже если он сознался в нем?

Люберецкий: Даже когда он в этом клянется. Человек - очень сложное существо, и подчас готов со всей искренностью брать на себя чужую вину. По слабости характера или, наоборот, по его силе, по стечению обстоятельств, из желания личным признанием облегчить наказание, а то и отвести глаза суду от более тяжкого преступления. Впрочем, извините меня, девочки: я, кажется, увлекся. А мне пора.

Вика: Поздно вернешься?

Люберецкий: Ты уже будешь видеть сны. (уходит)

Искра: Вика, поздно, я тоже пойду.

(Искра на авансцене встречается с мамой)

Искра (радостно): Мама! Человек счастлив, когда он доверяет! Справедливость - в доверии. Когда веришь в человека, это его окрыляет, он делает чудеса. Я поверила в Стамескина – и я его  спасла. И  надо верить в каждого, даже в первоклашку. Мать: Это что такое, кто тебя надоумил?

Искра: Разве я неправильно сказала?

Мать: Кто рассказал тебе об этом?

Искра: Леонид Сергеевич Люберецкий.

Мать: Рефлектирующий интеллигент! Что он еще тебе наговорил?

Искра: Ничего. То есть, наговорил, конечно. О справедливости, о том, что… Мать: Так вот откуда: все это - сопли, ненужная болтовня.

Искра: Мама, это несправедливо

Мать: Справедливо только то, что полезно обществу, только это и справедливо, запомни!

Искра: А как же человек? Человек вообще?

Мать: А человека вообще нет. Нет! Есть гражданин, который обязан верить. Верить!

Сцена 15

(Поздний вечер. Зина уже в кровати. Мама сидит рядом и  вяжет)

Зина (недовольно): Мама, я уже взрослая, что мне твои советы?

Мама (ласково): Не злись. С мужчиной надо быть очень ровной.

Зина: А если    он ругается?

Мама: Стерпи.

Зина: Нет, терпеть не буду. Я его лучше ударю кастрюлькой.

Мама: Никогда не обижай мужа, девочка. Всегда надо быть ровной, ласковой

и приветливой. Наша власть в нежности. Ну, спи.

Зина: Я усну, но ты больше на ночь не расскааывай мне о мужчинах.

Мама: Почему?

Зина: Да не люблю я их! Если тебе нравятся мужчины, это не значит, что они должны и мне нравиться.

(Гаснет свет. Утро. Мама будит Зину. У нее в руках теплое нижнее  белье)

Мама: Вставай, доченька

Зина (увидев штаны, возмущенно): Мама, что это такое? Ну, что это такое?

Мама: Первое октября. Пора носкть  теплое белье.

Зина: Но я уже не маленькая, кажется!

Мама: Ты не маленькая, но это  только так кажется.

Зина: Ну, почему, почему мне такое мученье!

Мама: Потому что ты садишься, где попало, и можешь простудиться.

( Входит  отец)

Коваленко: не бунтуй, Зинаида! Мы не в Африке, надевай, что климатом положено.

Зина: Это мамой положено, а не климатом! Все девочки как девочки, а  я у вас как уродина!

Мама: Сейчас ты и вправду уродина. Немытая, нечесаная и неодетая.

(Зина с плачем убегает)

Мама: Растет наша девочка.

Отец: Невеста!

(Зина уже в пальто и идет в школу. Появляется  Юра)

Юра: Привет.

Зина: Привет, Дракончик.

Юра: Что вечером делаешь?

Зина: Еще не знаю, но буду очень занята.

Юра: Может, в кино пойдем? (показывает билеты) Мировой фильм. По блату на последний сеанс. Или тебя, как малышку, в девять часов спать заго­няют?

Зина: Вот  еще! Просто  решаю, как отказать  одному человеку. Ладно, после уроков решу.

Юра: Ты скажи, пойдешь или нет?

Зина: Пойду, но скажу после уроков. Тебе ясно? Ну и топай вперед, я не хо­чу никаких осложнений.

( Юра  резко сворачивает.

На авансцене Зина, она мечтает под ту же мелодию Глюка. Пласти­ческое  выражение мечты. На втором плане  сцены идут уроки.

Зина за партой. Занятия закончены)

Искра: Пошли. Я вычитала одну интересную мысль... Да что с тобой?

Зина: Ничего со мной.

Искра: А почему ты сидишь?

Зина: Потому что мне надо к врачу . То есть сначала к маме, а уж потом...

Куда поведут.

(Искра уходит, Зина выходит  на авансцену. Подходит Юра)

Зина: Привет.

Юра: Чего это Артем на меня зверем смотрит?

Зина: Не знаю.

Юра: Ну, так как насчет кино?                   

Зина: Уладила. Когда и  где?

Юра: Давай полдесятого у «Коминтерна», а?

Зина: Договорилиоь.

Юра: Я провожу тебя?

Зина: Ни в коем случае! (уходит)

( Лена и Пашка)

Лена (сердито): Пашка, ну что ты как тень, что ты везде за мной ходишь?

Пашка (отворачивается): Хочу и хожу.

Лена: Тебе же на тренировку нужно. (строго) Я кому сказала, иди на тренировку! (Пашка уходит).

(Появляется Зина)

Зина: Ты куда?

Лена: К Александре Дездемоновне, на художественное чтение.

Зина: А я домой, сяду за алгебру.

Лена: Знаю, какая у тебя «алгебра»: я тебя с Дракончиком видела.

Зина: Ну и что?

Лена: Редкий дурак, вот что. Его и  старостой за  это выбрали. Зина, не верь ты мужчинам!

Зина: Где ты видишь мужчин? Дракончик - это, по-твоему, мужчина? И что ты вдруг о мужчинах?

Лена: Вижу, как тебя к  ним тянет, вот и советую. То Артем, то Дракончик,  - у тебя слишком много мужчин, Зинка.

Зина: Сколько надо. Хватит тебе, Ленка. Пока. (уходит)

(Лена и заслуженная артистка Александра Дездемоновна, руководительница драматической студии)

Лена (читает): Безумных лет отрадное веселье

Мне тяжело, как тяжкое похмелье.

Но, как вино, отрава прежних дней   

В душе моей, чем старе, тем сильней.

Александра Дездемоновна: Леночка, пожалуйста, не делай резких движений    ртом, держи губы.

Лена: А  где же ваш Ментик?

Александра Дездемоновна: Будочник увел.

Лена: Как он мог?!

Александра Дездемоновна:  Я зашла в булочную, а он увел.

Лена: Александра Дездемоновна, я вам сейчас его приведу. (убегает)

(Лена у Зины дома)

Лена: Ментика будочники забрала!

Зина: А ты где была?

Лена: При чем здесь я? У Александры Дездемоновны увели. Она зашла в булочную…

Зина: Не оправдывайся! Ты болтала с Пашкой Остапчуком. Одни мужчины на уме.

Лена: Да не мужчины! Ты представляешь, что будет с ней? У нее же никого, кроме Ментика.

Зина: Пока. Бегу к Искре.

(дома у Искры)

Зина: Ты себе не представляешь?

Искра: Да что такое? Говори?

Зина: Будочник Ментика увел!  С него сдерут шкуру.

Искра: Что за Ментик?

Зина: Собака Александры Дездемоновны.

Искра: Как же я забыла! Их продают в научные институты. Слушай! Должен же быть магазин или собачий склад! Надо идти в милицию: милиция знает все.

(вывеска «Милиция». Под ней - хмурый дежурный.  Зина и Искра)

Дежурный (строго): Собаками не занимаемся.

Искра: А кто занимается? Нет, вы нам, пожалуйста, объясните. Ведь кто-то должен же знать, куда свозят пойманных собак?

Дежурный: Ну, не знаю я, не знаю!  Понятно?

Искра: Тогда  скажите, куда  нам обращаться. Вы не имеете права отказывать

гражданам в справке.

Дежурный: Тоже нашлись граадане!

Искра: Да, мы - советские граждане со всеми их правами, кроме избирательного. И мы очень просим вас помочь старой заслуженной актрисе.

Дежурный: Вот какая настырная девчонка! Ну, иди в горотдел, может, они чего знают, - а меня уволь. Дети, собаки, старушки - с ума с вами сойдешь.

Искра: Спасибо. Только с ума вы не сойдете, не надейтесь.

(уходят)

Зина: Здорово ты его!

Искра: Стыдно. Очень мне стыдно, что не сдержалась. А он старенький. Значит, я скверная сквалыга.

(под вывеской «Горотдел» сидит молодой милиционер)

Искра: Вы не скажете, куда забирают собак?

Милиционер: Кольцовская, 17.

Зина: У нас не бродячая.

Милиционер: Не бродячая, значит, отдадут.

(снимает вывеску и уходит.

Слышен лай собак. Входит косматый сторож)

Сторож: Зачинено-заборонено!

Зина: Но нам нельзя без собаки, понимаете, просто невозможно. Там старая актриса, заслуженная женщина...

Сторож: Зачинено-заборонено!

Искра: Послушайте, мы будем жаловаться.

Сторож: Зачинено-заборонено!

Зина: А  сколько стоит, чтобы разборонить?

Сторож: А, девка, далеко пойдешь.

Искра (Зине): Не смой давать взяток. Взятка унижает человеческую личность.

Сторож: Трояк! Как просить, так все у Савки, а как дать, так нету их. (Девочки растерянно переглядываются) Вот-вот. Чирей, и тот бесплатно не вскочит.

Зина: Чем же вы, такие, собак кормите?

Сторож: Да ничем. Они  друг дружку едят,

Зинаа: Ужас какой.

Искра: Артем близко живет. Беги, Зинаида! В долг: завтра в классе соберем!

(Зина бежит. Она стучит в дверь квартиры Артема. Открывает дверь мама)

Мама: А Тимки нет, он ушел к Жоре делать уроки.

Зина: Ушел?

Мама: Проходи, девочка, и  рассказывай, что случилось.

Зина: Случилась ужасная вещь: Ментика собачники забрали и не отдают. Дайте нам в долг три рубля, мы завтра соберем и отдадим. Нам надо выкупить Ментика.    

(Мама молча достает деньги)

Мама: Возьми. Мирон, поди-ка сюда.

(входит отец Артема)

Отец: Расскажи еще раз про собаку.

Зина: Тут у одной заслуженной артистки была собака, а больше никого не было. Собаку увезли, будочник за нее теперь три рубля требует.

Отец: Как выглядит сторож?

Зина: Тулупчик у него весь рваный. Его, наверно, собаки не любят.

Отец: Ты будешь сорить деньгами, когда вырастешь. Это не такой уж страшный грех, но твоему мужу придется нелегко. Я схожу сам, а то как бы этот пропивоха не обидел девочек.

Мама: Заходи к нам, Зина. Нам с отцом очень нравится, что ты дружишь в Тимской.

Хина: До свиданья.

(Отец и Зина идут на Кольцовскую, 17)

Отец: Артем - хороший парень. Знаешь, почему он хороший? Он потому хороший, что никогда не обидит ни одной женщины. Не знаю, будет ли у него счастливая жизнь, но  знаю, что у него будет очень счастливая жена. Я эти    слова повторю и перед богом. (кричит сторожу издалека) Я слышал, ты обижаешь девочек, Савка? Ты с них берешь контрибуцию, как сам Петлюра?

Сторож: А кто  это?  Зачинено-забо... Господи, да это ж Мирон Абрамыч!

Здрасте, Мирон Абрамыч, наше вам.

Отец: Отчиняй ворота и  отдай девочкам собаку. Но-но, только не говори мне свои сказки. Я тебя знаю 15 лет, и за эти 15 лет ты не стал лучше ни на  один день. Вытрите слезы, девочки, и получите собаку.

(Сторож открывает калитку - и вырывается лай собак. Лена возвращается с Ментиком.

Дом Люберецкий. Скамейка в стороне. Юра и Зина)

Юра:  Посидим немного или ты торопишься?

Зина: Давай. (садятся)

(Слышен шум подъезжающей «Волги». К дому Люберецких направляются три милиционера. Юра пытается обнять, но Зина вырывается)

Юра: Ну, что ты? Что?

Зина: Подожди..  Да  отодвинься же!

(Милиционеры вошли в дом)

Зина: Пыхтишь, как бегемот.

Юра: Ну, и черт с ними.

Зина: Тихо  сиди!... Господи, почему же так долго?

(Из дома выходит Люберецкий. Он одет наспех. За ним выходит милиционеры. Неожиданно из дома выбегает Вика. Она в одном халатике)

Вика: Папа, папочка! Это неправда, неправда! (милиционер держит Вику)  Пустите меня!

Люберецкий: Телеграфируй тете, Вика! А лучше поезжай к ней! Брось все и уезжай! Я ни в чем не виноват, доченька, это какая-то ошибка! Я - честный человек, честный! (Люберецкого уводят)

Занавес.

Второе действие

Сцена  16

(Дом Искры. Громкие удары в дверь. Мать Искры открывает дверь. Врывается Зина)

Мать: Искра спит.

Зина: Пустите! Искра!

Искра (проснувшись): Зина? Что? Что случилось?

Зина: Милиция арестовала папу Вики Люберецкой. Только что.  Я сама видела.

(Мать Искры страшно смеется)

Искра: Мама, ты что?

Мать: Я верю в справедливость, девочки.

Искра: Да, да. Я тоже верю. Там разберутся - и его отпустят. Правда , Зина?

Зина: Я очень хочу заплакать, и не могу. Очень хочу, и очень не могу.

Мать: Сейчас надо спатъ. Ложись с Искрой, Зина; только не болтайте до утра. Я схожу к твоим и все объясню, не беспокойся.

(Квартира Коваленко. Родители Зины и мать Искры)

Мать Зины: Детей жалко.

Мать Искры: Дети у нас дисциплинированы и разумно воспитаны.

Отец: Я этого товарища не знаю, но где  тут  смысл, скажите мне? Признанный товарищ, герой гражданской войны, орденоносец. Ну, конечно, руководство торговлей, мог ошибиться, мог доверигься. Дочку сильно любит, одна она у него, Зина  рассказывала.

Мать Искры: Хорошо помню, как Люберецкий не хотел идти  в торговую сеть - три дня уламывали. Уговаривали, просили, доказывали: партия, дорогой товарищ, требует укрепления нашей советской торговли проверенными кадрами. Ты коммерческое училище окончил! Кому, как не тебе? Еле уломали

Отец: Уломали, а  оно вон как. Ошибки не допускаете?

Мать Искры: Я сразу же позвонила одному товарищу, а он сказал, что в милицию поступил сигнал об очень крупной растрате. Утром я уточню. Люберецкий - руководитель, следовательно, должен отвечать за все. За все сигналы.

Отец: Это безусловно, это, конечно, так…

Мать Зины: Что с девочкой-то будет? Пока разберутся... матери у нее нет… ой, несчастный ребенок, несчастный ребенок. 

Отец: Нельзя ей одной, а, Оля? Мы, конечно, не знаем, как там положено в таких случаях, так вы поправите. Извините, как вас по имени-отчеству?

Мать Искры: Зовите «товарищем Поляковой». Относительно девочки: я к себе взять ее думала, - да разве у меня семья? Я собственную дочь и то... Берите вы Вику к себе. У вас нормально, хорошо у вас. (подходит к дверям) Иногда думаю: когда же надорвусь? А иногда - что уже надорвалась. (уходит)

(в кабинете директора школы Романихин, мать Искры, отец Зины)

Полякова: Триумвират. Покурим, повздыхает и  разойдемся.

Романихин: Чушь какая-то! Это же чушь, это же нелепица полная!

Полякова: Возможно. Поправят, если нелепица.

Коваленко: Пока поправят, девочка, что же, одна будет? Может, написать родным, а ее к нам пока, а? Естъ насчет этого указания?

Романихин: Что указания, когда она - человек взрослый, паспорт на руках. Предложите ей, хотя сомневаюсь. А родным написать надо, только не в этом же дело, не  в  этом!

Коваленко: Так ведь она же девочка...

Романихин: Не в этом, говорю, дело. Вот мы трое - коммунисгы, так? Вроде как ячейка. Так вот, вопрос ребром: верите Люберецкому? Лично верите?

Коваленко: Вообще-то, конечно, я этого товарища не знаю, но, думаю, ошибка это. Ошибка, потому что уж очень дочку любит. Очень.

Романихин: А я так уверен, что напутали там в каких-то отчетностях! Сам директор, знаю, как бумаги на ходу подписывать приходится. И Люберецкому я верю, просто  запутался товарищ. И товарищ Полякова тоже так считает. Ну, а раз мы, три большевика, так считаем, то наш долг поставить в известность партию. Правильно я мыслю, товарищ Полякова?

Полякова: Прошу пока никуда не писать.

Романихин: Это почему же?

Полякова: Кроме долга, существует право. Так вот, право писать о Люберецком есть только у меня. Я знала его по гражданской войне, по совместной работе здесь, в городе. Это аргументы, а не эмоции. И сейчас это главное: милиции требуются аргументы. Идет предварительное следствие, как мне объяснили, и на этом этапе пока достаточно моего поручительства. Поэтому никакой самодеятельности. Нужно будет - напишем все вместе. И еще одно: никому о нашем разговоре не говорите. Это никого не касается.

( в 9 «Б» урок литературы. Зина и Искра в луче прожектора  шепчутся в микрофон)

Искра: Вика не пришла в школу. Никому ни слова! Смотри у меня, Зинаида.

Зина: Ну, что ты!  Я же не идиотка.

Валендра: Полякова, перестань шептаться с Боковой!  Я  все вижу и слышу.

Искра: Значит, не все.

Пашка: Из Искры возгорелось пламя!

(Откуда-то сверху появляется слух «У Вики Люберецкой отца милиция арестовала». Настойчивый, внятный голос шепчет откуда-то издалека)

Валендра: Продолжим урок. Ландыс, ты много вертишься, а следовательно, много  знаешь. Вот и изволь...

(Ландыс медленно идет к доске)

Искра: Валентина Андроновна, разрешите мне выйти.

Валендра: Что с тобой? Ты нездорова?

Искра: Да, мне плохо. Плохо (убегает)

(Артем встает)

Валендра: Садись, Шеффер. Ты же не можешь сопровождать Полякову туда, куда она побежала.

Лена (встает): Я могу ее сопровождать.

Валендра: Что происходит? Нет, вы объясните, что это, заговор?

Лена: С моей подругой плохо. Разрешите мне пройти к ней или я уйду без разрешения.

Валендра: Ну, иди. Все стали ужасно нервными. Не рано  ли?... Ландыс, выучил стихотворение?

Ландыс: Да.

Валендра: Рассказывай.

Ландыс: «Да, были люди в наше время». (молчит)

Валендра: А дальше?

Ландыс: Дальше не выучил.

Валендра: Садись. Два.

Ландыс: Спасибо.

(Школьный женский туалет. Искра, Лена, Зина)

Искра: Сергунова  Вера, стань у нашей уборной и не пускай никого. (Вера  становится) Коваленко, чья это записка? (протягивает записку Зине)

Зина (читает): «Болтают, что сегодня ночью милиция арестовала отца Вики…». Не я.

Лена: А кто?

Зина: Ну, не я же, господи! Честное комсомольское, девочки. Не я, не я, не я!

Искра: А кто? Если ни ты, то кто?

Лена: Я сейчас отколочу ее. Она – предатель, Иуда она проклятая!

Искра (Лене): Подожди. (Зине) Я спрашиваю тебя, Коваленко, кто мог натрепаться, кроме тебя? Молчишь?

Лена: Ух, как дам сейчас!

Искра: Нет, мы не будем ее бить. Мы всем, всей школе расскажем, какая она. Она - не женщина, она - средний род, вот что мы скажем. Мы объявим ей такой бойкот, что она удавится с тоски. (в дверь уборной сильно стучат)

Искра (Вере): Пусти их. Это третьеклашки, они в штаны могут написать.

Зина: Обождите! Я знаю, кто натрепал: Юрка из десятого  «А». Я не одна была у дома Вики. Пусть у меня никогда не будет детей, если я сейчас вру. (встает на колени)

Искра: Встань, я верю тебе. Лена, Артема сюда.

Лена: Сюда нельзя.

Искра: Ах, да. Тогда узнать, сколько у Юрки уроков. Пойдем, Зина. Прости нас и не реви.

(на авансцене Искра, Зина, Лена, Артем, Жорка и Пашка)

Артем: Так. Теперь ясно.

Пашка: Помощь потребуется?

Артем: Сам. Жорка свидетелем будет.

Искра: Не свидетелем, а секундантом.

Жорка: Где стыкаться?                                               

Артем: В котельной.

(на сцене Артем и Жорка. Выходит Юра)

Артем (подходит к Юре): Надо поговорить.

Юра: О чем, малявка?

Артем: Идем. Можешь взять Серегу.

Юра (кричит): Сергей! На на  разговор девятиклашки зовут! (выходит Сергей)

(в котельной)

Артем (Юре): Я тебя сейчас, это, битъ буду.

Юра: Малявка! Да я из  тебя котлету!

Сергей: В чем дело? Просто так, что ли?

Артем: Он знает. Видишь, он ни  о чем не спрашивает.  А тебе скажу: дружок у тебя, это, дрянь-дружок. Трепло дешевое.

Сергей: Да что это он, всерьез?

Ландыс: Тихо, Серега, тихо. Наше дело, чтоб все по правилам, без кирпичей и палок. А полезешь, я тебе буду зубы считать.

Сергей: Да ведь до первой крови полагается!

Ландыс: А  это не  оговаривали. Может, сегодня и до последней дойдет.

(драка происходит в полутьме. Благодаря микрофону мы слышим дыхание дерущихся и удары.

Когда зажигается свет, мы видим прежнюю компанию из 9 «Б»)

Искра (прикладывал пятак к глазу Артема): Легче?

Жорка: Лучше всего коньки оттягивают.

Пашка: Ну, как было дело?

Ландыс: Классная стычка. Отделал его под полный спектр, как Джо Луис. Раз так саданул - я думал, ну, все. Ну, думаю, открывай счет, Жора.

Искра: Хватит подробностей! Все в сборе? Тогда пошли!

Пашка: Куда?

Искра: Как куда? К Вике.

Лена: Может, не стоит?

Искра: Значит, для вас дружба - это пополам радость? А если пополам горе -

 наша хата с краю?

Артем: Это Ленка сдуру.

(все у дома Вики)

Пашка (Артему): Ну, и рожа у тебя.

Артем: Завтра хуже будет.

Лена (шопотом): Может, дома нет?

(Искра толкает входную дверь. Дверь открывается, все входят в полутемную комнату. Искра включает свет, и мы видим Вику, неподвижно сидящуй в кресле)

Искра: Вика!

Вика (как бы самой себе): Зачем вы пришли? Я не просила вас приходить.

Артем: Ты, это, не просила, а мы пришли.  Мы верно  сделали. Ты сама, это... потом скажешь…

Вика: Ну, проходите.

Зина: Ты уезжаешь.

Вика: Поля, садитесь, раз пришли. Мне некуда уезжать. Это сестра отца все так перевернула: искала свою сберкнижку.

Искра: А  где она?

Вика: Уехала в деревню. Насовсем.

Искра (яростно): Так! За дело, ребята. Все убрать и расставить.  Девочки – белье, мальчики – книги. Дружно, быстро и аккуратно.

Вика: Не надо. Ничего не надо.

Искра: Нет, надо! Все должно быть, как было. И – как будет! Ты кому-нибудь писала?

Вика: Мне некому писать. Андрей Иванович приходил, Зинин папа. Хотел, чтобы я к ним переехала. Пока.

Искра: Это же замечательно, это же...

Вика: Замечательно? Уйти отсюда, значит, поверить, что папа и насамом деле вор.   А он ни в чем не виноват, он вернется, обязательно вернется,  и я  должна его ждать.

Искра: Извини, ты абсолютно права.

Вика: Почему вы пришли? Ну, почему?

Искра: Мы пришли потому, что знаем Леонида Сергеевича и  ... и тоже уверены, что  это ошибка. Это кошмарная ошибка, Вика, вот посмотришь.

Вика: Конечно, ошибка, я знаю. Он сам сказал мне на прощание. И знаешь, что? Я поставлю чай, а? Есть еще немного папиных любимых пирожных.

Искра: А ты обедала?

Викаа: Я чаю попью.

Искра (Зине): Зина, марш на кухню! (Вике) Нет, это не годится. (Зине) Посмотри, что там  есть: Вика сегодня не ела ни крошечки.

Зина: Я вкусненько приготовлю! (уходит на кухню)

Вика: Артем, почему у тебя такое красное лицо?

Артем: Я упал с лестницы. (все смеются)

Зина (входит с яичницей): Ну, и замечательно, ну, и замечательно! Все будет хорошо, вот посмотрите. Я предчувствую, что все будет хорошо!

(Вика ест яичницу. Остальные пьют чай)

Искра: Вика, мы по домам, ладно? Ты завтра приходи в школу.

Лена: Хочешь, я зайду за тобой? Мне по пути.

Вика: Спасибо.

Искра: До свиданья. Дверь никому не открывай.

Все: До свиданья. (Уходят)

(Стамескин и Искра на авансцене)

Стамескин: Ты где была!? Я два часа тебя жду. Измерзся, как собака.

Искра: Я была у Вики Люберецкой.

Стамескин: Ну, знаешь... Знал, что ты ненормальная, но чтоб до самой маковки!

Искра: Что ты бормочешь?

Стамескин: А то, что Люберецкий этот - ворюга! Он миллион растратил. Миллион, представляешь?

Искра: Сашка, ты врешь, да? Ну, скажи, ну...

Стамескин: Я точно знаю, поняла? Он меня на работу устраивал, на секретный завод. Личным звонком. Личнем! И жду тебя, чтоб специально предупредить.

Искра: О чем? О чем ты хотел предупредить меня?

Стамескин: Вот об этом.

Искра: Об этом? Спасибо. А Вика что растратила? Какой миллион?

Стамескин: Вика? При чем  тут Вика?

Искра: Вот именно, не при чем. А Вика - моя подруга. Ты хочешь, чтобы я предала ее? Даже если то, что ты сказал, правда, даже если это - ужасная правда, Вика ни в чем не виновата. Понимаешь, ни при чем! А ты....

Стамескин: А что я?

Искра: Ничего. Может быть, мне показалось. Иди домой, Саша.

Стамескин: Искра...

Искра: Я сказала, иди домой. Я хочу побыть одна. До свидания.

Сцена 17

(Около школы. Артем и Искра идут рядом. Входит Вовик)

Вовик: Вика с Ленкой идет в школу.

Искра: Не кричи. Все как  обычно, уразумел? Чтоб было все, как всегда.

(Вовик уходит. Появляется Сергей из 10 «А»)

Сергей: Искра, я как раз вас ищу. Валендра пошла к директору. Теперь вас начнут тягать, так хочу объяснить. В тот день после стычки нас Валендра встретила, когда я Юрку домой вел. А у него рожа – картина  ужасов, твой приятель постарался. Ну, она вцепилась: кто да за что?  Я и сказал: обычная драка. Подчеркиваю, я сказал. Юрке было не до разговоров, ты ему челюсть своротил.

Артем: Ну, спасибо. У вас все трепачи в десятом или хоть через одного?

Юра: А что я мог сделать? Она, как пиявка, сам знаешь. Гнала Юрку в поликлинику, чтобы он справку об избиении взял, но Юрка не пошел. Так что вали на обычную драку. Мол, из принципа...

(в кабинете у директора Романихии, Валендра, Артем.

Входит Искра)

Искра: Вызывали?

Валендра: Обожди в коридоре, Поляква.

(Искра выхид из кабинета, но остается на сцене)

Валендра (Артему): За что ты избил Юрия Дегтярева из 10 «А»?

Артем: За дело.

Валендра: Какое дело?

Артем: Наше дело.

Валендра: Ну, так я тебе скажу, почему ты его избил. Ты избил его потому,  что отец Юры служит в милиции... Да, да! Нечего на меня таращиться!

Ромаанихин: Ну, это уж слишком, Валентина Андроновна.

Валендра: Я разобралась в этом вопросе досконально, Николай Григорьевич.

Досконально!

Артем (громко): Убейте меня. Ну, эт... убейте! (уходит. Искра уходит за ним)

Валендра: Шефер! Шефер, вернись!

Ромаанихин: Не надо. Валентина Андроновна, вы неправильно вели себя. Нельзя швыряться такими обвинениями.

Валендра: Я знаю, что делаю! Вам, кажется, разъяснили, до чего может довести ваш гнилой либерализм, так не заставляйте меня еще раз сигнализировать! А этот Шеффер - главный заводила. Думаете, я забыла ту вечеринку с днем рождения? Я ничего не забываю. И если Шефер не желает учиться в нашей советской школе, то пойдет работать. И я это ему устрою! (кричит) Полякова!

(Валендра выходит из кабинета)

Валендра: Полякова! Ты где, Полякова?

(Валендра возвращается в кабинет.  Появляется Искра. Она проходит в кабинет рядом с Валендрой, словно не замечая ее. Искра неожиданно оборачивается и спрашивает:

Искра: Что вы сказали Артему, Валентина Андроновна? Что вы сказали ему?

Валендра: Это тебя не касается.

Искра: Он же чернее земли. Я спросила, а оон выругался. Он так страшно выругался...

Валендра: Он еще и ругается! (Романихину) Вот плоды вашей надклассовой демократии! (Искре) Где вы были вчера?

Искра: У Вики Люберецкой

Валендра: Ты подговорила  ребят пойти туда? Или Шефер?

Искра: Предложила я, но ребята пошли сами.

Валендра: Зачем? Зачем ты это предложила?

Искра: Чтобы не оставлять человека в беде.

Валендра: Она называет это «бедой»! Вы слышите, Николай Григорьевич? (Искре опять) Значит, организовала субботник? Как благородно! А может быть, ты не веришь? Может быть, ты считаешь, что Люберецкий не мошенник, а невинная жертва? Почему ты молчишь?

Искра: Я все знаю.

Валендра: Мы не будем делать выводов, отмечая твое безупречное поведение в прошлом. Но учти, Полякова. Завтра же проведешь экстренное комсомольское собрание.

Искра: А повестка?

Валендра:  Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И вообще, я считаю, что дочери растратчика не место в Ленинском комсомоле.

Искра: Но за что? За  что же? Вика же не виновата, что ее отец...

Романихин: Даа! Конечно, конечно.

Искра: Я не буду проводить этого собрания.

Валендра: Что ты сказала?

Искра: Я не буду проводить собрания…

Валендра: Что?

Романихин: Да ей же плохо!     

(Искра падает в обморок. Свет гаснет. Кабинет директора превращается во врачебный кабинет. Валендра уходит. Появляются друзья Искры)

Романихин: Как дела, хороший человек?

Искра: А откуда вы знаете, что хороший?

Романихином: Ох, и  трудно ж догадаться было. До дома дойдешь или, может, машину где выпросить?

Искра: Дойду.

Романихин: Да и провожатых у тебя достаточно. (показывает на друзей Искры) А собрание будет через неделю, так что не волнуйся пока. Я сам в райком звонил.

Искра: А Вика?

Романихин: А о Люберецкой пока ничего хорошего не обещаю. Я поговорю, сделаю, что смогу, но ничего не обещаю. Сама понимаешь.

Искра: Понимаю. Ничего я не понимаю.

(На авансцене Зина, Вика, Лена, Пашка, Жорка и Валька. Искра подходит к ним)

Искра: А где Артем?

Жорка: Ушел. Вернулся, взял сумку и потопал прямо с урока.

(подходит директор)

Романихин (Искре): Хоть о Шефере-то не беспокойся. Ну, в другой школе будет учиться, не пропадет. Если бы просто драка, а...

Валька: А драка, Николай Григорьевич, была справедливой. Я в тот день

болел и могу беспристрастно обрисовать.

Зина: Артем дрался из-за меня, потому что я ходила с Юркой в кино.

Романихин: Из-за тебя? Точно из-за тебя?

Зина: А что, из-за меня и подраться нельзя?

Романихин: Можно. Можно и нужно. Только, чтоб Артему твоему полегче было,

напиши-ка ты мне, Коваленко, докладную.

Зина: Что?!

Романихин: Ну, записку. Изложи, как было дело, вскрой причины. Полякова тебе поможет. И завтра, не позже.

Зина: А зачем?

Романихин: Ну, надо же, надо! Гора с плеч свалится, если будет твоя записка, понятно?

(Вика и Искра)

Вика: Спасибе тебе, Искра. Папа не зря говорил, что ты самая лучшая.

Искра: С  комсомолом будет очень трудно, Вика.

Вика: Я знаю. Мне все объяснила Валентина Андроновна. Мы долго говорили с ней наедине. Николая Григорьевича куда-то  вызывали, и вернулся он какой-то... Какой-то не такой.

Искра: С комсомолом будет трудно, но ты не отчаивайся. Николай Григорьевич  обещал что-нибудь сделать.

Вика: Да, да. А потом ведь собрание только через неделю. (уходит)

(Искра входит в доме Шефнера. Мама Артема выходит ей навстречу)

Искра: А где Артем?

Мама: Как так «где Артем»? Разве он не в школе?

Искра (растерянно): Нет, это я не в школе. Я не была в школе и думала...

Мама: Ты не умеешь врать, девочка. Конечно, это хорошо, но твоему мужу придется несладко. Рассказывай, что такое ужасное натворил мой сын.

Искра: Юрка из  10 «Б» сделал подлость, и Артем его избил. Драка была честной, вы не подумайте. Валентина Андроновна хотела его выгнать из школы, но Николай Григорьевич заступился. Я сейчас найду Артема и успокою. Пусть приходит в школу.

Мама: Ай, нехорошо драться. Он смелый мальчик, ты согласна? У такого отца, как мой муж, должны быть смелые сыновья. Мой муж был пулеметчиком у самого Буденного, и я таскалась за ними с Артемом на  руках. Так вот, я уже все знаю. Этот негодник прячется у Розы. Очень трудно воспитывать мальчиков, хотя, если судить по Розочке, девочек воспитывать еще труднее. Ты знаешь, где строительное общежитие?

Искра: Знаю.

Мама: Роза в  25-ой комнате.

(Комната Розы. Входит Искра)

Искра: Здравствуйте. Вы - Роза?

Роза: Я Роза.

Искра: Я ищу Артема.

Роза: Сейчас придет. Я послала его в магазин. Ты - Искра? (Искра кивает) Ну, правильно! Артем так и сказал, что, если кто его найдет, то  только Искра.

Искра: Мне Артем рассказывал, что вы из дома ушли.

Роза: И правильно сделала. Если любишь и головы не теряешь, значит, не любишь и любовь потеряешь. Вот что я открыла.

Искра: Давайте, я вам буду помогать. (подходит к столу и видит «Строительные материалы) «Строительные материалы». Это вы читаете?

Роза: Я. Сессия в институте скоро.

Искра: Читаете и гладите сразу?

Роза: Да.

Искра: У вас, кроме утюга, ничего в комнате нет.

Роза: Не выдумывай, в шкафчике все лежит... Помогать мне не надо, а лучше говори мне «ты». Спросишь, почему лучше? Потому что я глажу рубашки своему парню. (прижимает рубашку к лицу) Знаешь, какая это радость?

Искра: Вот вы... ты говоришь, что любить – значит, терять голову, - но голова совсем не для того, чтобы ее терять. Это как-то обидно! Женщина такой же человек, как и...

Роза: Вот уж дудочки! Если хочешь знать, самое большое счастье – чувствовать, что  тебя любят. Не знать, а чувствовать. Так при чем здесь голова? Вот и выбрось из нее глупости и сделай себе прическу.

Искра: Говорить так - значит отрицать, что женщина - это большая силе в деле строительства...

Роза: У, еще какая сила! Силища! Но только не для того, для чего ты думаешь. Женщина не потому силища, что камнем может ворочать похлеще мужика, а потому она силища, что любого мужика может заставить ворочать эти камни. Ну, и пусть они себе ворочают, а мы будем их заставлять.

Искра: Как  это «заставлять»? Принуждать, что ли? Навязывать свою волю? Стоять с кнутом, как плантатор? Как?

Роза: Как? Ручками, ножками, губками. (проходит по комнате, все это демонстрируя) Вот я какая, видишь? Скажешь, не сильная? Ого! Мой парень как посмотрит на меня, так не то, что камни - железо перегрызет! Вот это и есть наша сила. Хотите, чтобы мы увеличили производительность труда?  Пожалуйста, увеличим. Только дайте нам наряды, дайте нам быть красивыми - и наши парни горы свернут! Да они за нашу красивую улыбку, за нашу нежность...

(Входит Артем)

Артем (Искре): Привет. (Розе) А сахару опять нет. Говорят, завтра в семнадцатом будут давать по два кило.

Роза: Придется побегать. Мой парень – ужас, какой сластена.

Искра (Артему): Все в порядке, завтра приходи в школу. Николай Григорьевич тебя отстоял.

Артем: Что с Викой?

Искра: Собрание через неделю.

Сцена 18

(Проходит неделя. Медленно срываются листки календаря и кружатся вместе с листьями. 9 «Б» в Сосновке. Куст шиповника. Ландыс, Вика, Артем, Искра, Зина, Лена, Валька.

В руках у Вальки корзинка с едой)

Валька: Куда пойдем?

Вика: За дачным поселком лес, а за ним речка.

Лена: Ты бывала здесь?

(Вика молчит. К ней подходит Ландыс)

Ландыс: Быстро дачники свернулись.

Вика: Да.

Ландыс: Я бы здесь до зимы жил. Здесь хорошо.

Вика: Хорошо,

Ландыс: В речке купаются?

Вика: Сейчас холодно.

Ландыс: Нет, я вообще.

Вика: Там купальни были. (Искре) Вот наша дача.

(Дача – голубой, аккуратный домик на берегу. Все долго смотрят на него)

Зина: Красивая.

Вика: Папа сам красил. Он любил веселые цвета.

Искра: А сейчас...

Вика: Сейчас все опечатано. Я хотела кое-что взять из своих вещей, но

мне не позволили.

Артем: Пошли. Чего глядеть-то?                                                      

Искра: Артем, ребята, делайте костер.

(все расходятся: Валька и Артем идут за хворостом. Девочки - Искра, Зина, Лена - уходят за  сцену. Ландыс и Вика остаются вместе)

Вика (Ландысу): Хочешь, я покажу тебе одно место?

Ландыс: Хочу.

(Вика медленно идет к кусту шиповника. Они садятся около куста. Шиповник нависает над ними)

Вика: Я любила читать здесь. (Ландыс встает и начинает обрывать ягоды) Не надо. Пусть висят; красиво. Их потом птицы склюют.

Ландыс: Склюют.

Вика: Сядь. Рядом сядь, что ты за спиной бродишь? (Ландыс поспешно садится)  Ландыс, ты любишь меня, Ландыс? (Он молчит) Ты долго будешь любить меня?

Ландыс: Очень.

Вика: Спасибо тебе. Поцелуй меня,  Ландыс. (Ландыс прижимается губами

к щеке Вики) И обними. Пожалуйста, обними меня покрепче. (Ландыс быстро обнимает, затем опять садится в прежнюю позу: он изо всех сил сжимает руками колени и смотрит мимо Вики)

Ландыс: Тебе нельзя быть одной. У тебя большие красивые глаза, ты будто видишь очень далеко, видишь какую-то свою красоту и улыбаешься ей.

Вика: Скажи еще.

Ландыс: У тебя красота не девчонки, а женщины. Ты совсем взрослая, у тебя уже дети получились бы. У Зины так рады гостям, не будь одна.

(Крик Вальки: «Вика, Жорка,  где вы там? Кушать подано». Свет гаснет.

Вика и Искра одни на сцене. Они прощаются)

Искра: Завтра понедельник.

Вика: Я знаю. Может, я не приду на уроки, но ты не волнуйся, все будет, как надо.

Искра: Значит, на собрании ты будешь?

Вика: Да, да, конечно.   (уходит)

(появляется Стамескин)

Стамескин: Значит, не взяли меня. Лишний я в вашей компании.

Искра: Да, лишний. Нас приглашала Вика.

Стамескин: Ну, и что? Лес Вике не принадлежит,

Искра: Тебе хотелось поехать с Викой?

Стамескин: Мне хотелось поехать с тобой!

Искра: Не сердись, пожалуйста, просто я не подумала вовремя.

Стамескин: Завтра увидимся?

Исккра: Завтра, Саша, никак. Завтра комсомольское собрание.

Стамескин: Ну, не до вечера же!

Искра: А что с Викой после него будет, представляешь?

Стамескин: Опять Вика?

Искра: Саша, ну нельэя же так. Ты же добрый, а сейчас говоришь плохо.

Стамескин: Ну, ладно. Ну, я вроде не прав. Но послезавтра-то увидимся?

Сцена 19

(Комсомольское собрание в 9 «Б».  Кроме класса, Валендра и представитель гороно)

Валендра: Где Люберецкая?

Зина: Еще не пришла»

Валендра: Так я и знала! Коваленко, беги сейчас же за ней и тащи силой! Может, начнем пока?

Представитель: Придется обождать. (он сидит за партой Зины и Вики)

Валендра (представителю): Нет, вы уж, пожалуйста, за стол.

Председатель: Мне и здесь удобно. (кивает на девочек) Народ кругом.

Валендра: У нас есть время поговорить и поразмыслить, и, может быть, то, что Люберецкая оказалась жалким трусом, даже хорошо. По крайней мере, это снимает с нее тот ореол мученичества, который ей усиленно пытаются прилепить плохие друзья и плохие подруги.

Да, да! Плохие друзья и плохие подруги! Хороший друг, верный товарищ всегда  говорит правду, как бы горька она ни была. Не жалеть надо - жалость обманчива и слезлива, - а всегда оставаться принципиальным человеком. Всегда! С этих принципиальных позиций мы и будем разбирать персональное дело Люберецкой. Но, разбирая ее, мы не можем забыть и кое-какие иные имена. Мы не должны забывать о зверском избиении комсомольца и общественника Юрия Дегтярева. Мы не должны забывать и б увлечении чуждой нам поэзией некоторых чересчур восторженных поклонниц литературы. Мы не должны забывать о разлагающем влиянии вредной, либеральной, то есть буржуазной демократии. Далекие от педагогики элементы стремятся всеми силами проникнуть в нашу систему воспитания, сбить с толку отдельных легковерных учеников, а то и навязать свою гнилую точку зрения. (Класс гудит) Тихо! Тихо, я сказала! Вопрос о бывшем директоре школы решается сейчас...

Пашка: О бывшем?

Валендра: Да, о бывшем! Романихин освобожден от этой должности и... Представитель: Минуточку. Зачем же так категорически? Николай Григорьевич пока не освобожден, вопрос пока не решен, и давайте пока воздержимся.

Валендра: Возможно, я не права с формальной стороны. Однако я, как честный педагог... (смех в классе) Прекратите смех! Да, я форсирую события, но я свято убеждена в том, что...

(вбегает Зина)

Валендра:  А Люберецкая? Ну, что ты молчшиь? Я спрашиваю: где Люберецкая? Зина: В морге.

(Свет гаснет.

Искра, Зина, Лена у дома Вики)

Зина: Дом-то без нее какой страшный стал... Что тебе сказал следователь?

Искра: Вика оставила записку: просит никого не винить в ее смерти. Девочки, как умирают от снотворнрго?

Лена: Вика - от снотворного?

Искра: Да. Большая доза.

Лена: Что нам теперь делать. Может, в милицию обратиться?

Искра: В милицию? Конечно, можно и в милиции: пусть Вику хоронят, как бродяжку. Пусть хоронят, а мы пойдем в школу. Будем учиться, шить себе новые платья и читать стихи о благородстве.

Лена: Но я же не о том, Искра, не о том, ты не поняла меня!

Искра: Можно и в милицию. Можно…

Зина: Только что мы будем говорить своим детям? Прежде, чем воспитывать, надо воспитать себя.

Лена: Я - дура, девочки. Я - дура и трусиха ужасная. Я сказала так потому, что не знаю, что нам теперь делать.

Зина: Все мы дуры. Только теперь умнеть начинаем.

Искра: Нам поможет мама Артема. Она все знает. Она старенькая, и ей наверняка приходилось... Приходилось хоронить. Я знаю одно: Вику должны хоронить мы!

(в глубине  сцены появляется Вика. Она в луче прожектора и говорит в микрофон. Она смотрит в зал)

Вика: Дорогая Искра! Мне не больно, не горько и не стыдно. Я никому

на свете не стала б объяснять, почему я делаю то, что сегодня сделаю, - но тебе я должна объяснить все, потому что  ты - мой самый большой и единственный друг. И еще потому, что я однажды солгала тебе, сказав, что не люблю, а на самом деле я тебя очень люблю и всегда  любила, - еще с третьего класса, - и всегда завидовала самую чуточку.

Лена: Искра, нам уйти?

Искра: Не уходите. Мы вместе: и ты, и Зина, и Вика, и я. Мы вместе.

Вика: Папа сказал, что в тебе строгая честность, когда ты с Зиной пришла к нам в первый раз и мы пили чай и говорили  Маяковском. И я очень обрадовалась, что у меня есть теперь такая подружка, и стала гордиться нашей дружбой и мечтать. Ну, да не надо об этом: мечты мои не сбылись.

А  говорю я не для того, чтобы объясняться, а для того, чтобы объяснить. Меня вызывали к следователю, и я знаю, что папу обвиняют в том, что он будто бы растратил огромные деньги. А я ему верю и не могу от него отказаться, и не откажусь никогда, потому что мой папа - не вор и не обманщик. Он - честный человек, он сам мне сказал, - а раз так, то как же я могу отказаться от него? Я все время об этом думаю: о вере в отцов - и твердо убеждена, что только так и надо жить. Если мы перестанем верить своим отцам, верить, что они честные люди, то мы очутимся в пустыне. Тогда ничего не будет, понимаешь, ничего. Пустота одна. Одна пустота останется, а мы сами перестанем быть людими. Наверно, я плохо излагаю свои мысли, и ты, наверно, изложила бы их лучше, но я знаю одно: нельзя предавать отцов. Нельзя, иначе мы убьем самих себя, своих детей, свое будущее. Мы разорвем мир надвое, мы выроем пропасть между прошлым и настоящим, мы нарушим связь поколений, потому что нет на свете страшнее предательства, чем предательство своего тца.

Нет, я не струсила, Искра, что бы обо мне ни говорили, я не струсила! Я осталась комсомолкой и умираю комсомолкой, а поступаю так потому, что не могу отказаться от своего отца. Не могу и не хочу.

Уже понедельник, скоро начнется первый урок. А вчера я прощалась

с вами и Жорой Ландышем, который давно был влюблен в меня, я это чувствовала. И поэтому целовалась в первый и последний раз в жизни. Я не спала ночь да и предыдущую тоже не спала – и, наверно, усну легко.

А мы с тобой ни разу не поцеловались. Ни разу! И я сейчас целую тебя за все прошлое и будущее. Прощай, моя единственная подружка! Твоя Вика.

(Гаснет свет. Когда он вновь загорается, мы видим Искру дома. Она сидит на стуле, подобрав коленки и сжав голову руками. Входит мама)

Мама: Пора брать себя в руки, Искра.

Искра: Конечно.

Мама: В жизни будет много  трагедий. Я знаю, что первая - всегда самая страшная, но надо готовиться жить, а не тренироваться страдать.

Искра: Может быть, следует тренироваться жить?

Мама: Не язви, я говорю серьезно. И пытаюсь понять тебя.

Искра: Я очень загадочная?

Мама: Искра!

Искра: У меня имя - как  выстрел. Прости, мама, я больше не перебью.

Мама: Самоубийство - признак слабости, это известно тебе? Поэтому человечество исстари не уважает самоубийц.

Искра: Даже Маяковского?

Мама: Прекратить!

Искра: Прости, мама.

Мама: Ты, конечно, пойдешь не похороны и... и это правильно. Друвьям надо отдавать последний долг. Но я категорически запрещаю устраивать панихиду. Ты слышишь? Категорически!

Искра: Я не очень понимаю, что такое панихида в данном случае. Вика успела умереть комсомолкой.  При чем же здесь панихида?

Мама: Искра, мы не хороним самоубийц за  оградой кладбища, как это делали в старину. Но мы не поощряем слабовольных и слабонервных. Вот почему я настоятельно прошу... никаких речей и тему подобного. Или ты даешь мне слово, или я запру тебя в комнате и не пущу на похороны.

Искра: Неужели ты сможешь сделать это, мама?

Мама: Да, да! Потому что нее не безразлично твое будущее.

Искра: Мое будущее! Ах, мама, мама! Не ты ли учила меня, что лучшее будущее - это чистая совесть?

Мама: Совесть перед обществом, а не... Ты - единственное, что есть у меня, доченька. Единственное. Я плохая мать, но даже плохие матери мечтают о том, чтобы их дети были ечастливы. Оставим этот разговор: ты умница, ты все поняла и... И иди спать. Иди, завтра у тебя очень тяжелый день.

(У школы.  На сцене 9»Б», директор, Валендра. Отдельно стоят Артем, Роза, мама

Артема, Искра)

Роза: Машины так и не дали.

Артем: Ладно. Мы, это... мы на  руках ее понесем.

Мама: Далеко.

Артем: Ничего. Нас много.

Романихин (объявляет в микрофон): Дети! Сегодня не будет занятий. Младшие могут идти по домам, а старшие...  Старшие проводят в последний путь своего товарища. Трагически погибшую ученицу девятого 9 «Б» Викторию Люберецкую.

Валендра: Вы ответите за это! Вы ответите за это.     

(несение гроба. Шорох дождя. Артем, Пашка, Ландыс, Валька несут гроб. Вовик в обнимку несет огромный куст шиповника)

Роза (кричит): Стойте! Невесту хороним, невесту! Зина, возьми два букета. Нужны белые цветы. (Вика в цветах)

Романихин: Товарищи! Парни и девчата, смотрите. Во все глаза смотрите на вашу подругу. Хорошо смотрите, чтобы запомнить. На всю жизнь запомнить, что убивает не только пуля, не только клинок или осколок! Убивает дурное слово и скверное дело, убивает равнодушие и казенщина, убивает трусость и подлость. Запомните это, ребята, на всю жизнь, запомните!..

Искра:                     

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый друг, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди...

Коваленко: Не уберег  я  тебя, девочка, не уберег...

Роза: Прощайтесъ. (целует Вику в лоб)

(сцена пустеет. Остаются Ландыс и Артем. Они долго сажают куст)

Сцена 20

(дома у Искры. Искра и ее мама)

Мама: Ты устроила панихиду на кладбище? Ты?

Мама: Молчать. Я предупреждала! (снимает ремень)

Искра: Мама, подожди... Я очень люблю тебя, мама, но если ты хоть раз, хоть один  раз ударишь меня, я уйду навсегда.

Мама (опустив ремень): Переоденься. Все переодень: чулки, белье. Ты насквозь мокрая. Пожалуйста.

(Мама уходит.  Освещается задняя часть сцены: урок в 9 «Б». Входит

Романихин)

Романихин: Простите, я  попрощаться зашел. (класс встает) Садитесь.

(садится один Вобик)

Артем (Вовику): Встань!

Романихин: Вот прощаться зашел. Ухожу. Совсем ухожу. Трудно расставаться с

вами, черти вы полосатые, трудно! В каждый класс захожу, всем говорю:

счастливо, мол, вам жить, хорошо вам учиться. А вам, девятый «Б», этого

сказать мало. Были бы бойцы, а командиры всегда найдутся. А в этих бойцов я верю: они первый бой выдержали. Они обстрелянные теперь парни и девчата, знают, почем фунт лиха. Я верю в вас, слышите? Верю, что будете настоящими мужчинами и настоящими женщинами! Верю, потому что вы смена наша, второе поколение нашей великой революции! Помните об этом, ребята. Всегда помните!

(Романихин уходит. Входит Валендра. Начинется урок литературы. Зина и Искра рядом, за одной парной. Они шепчутся в микрофон)

Зина: Николая Григорьевича Валендра съела. Спевок больше не будет. Это все взрослые. Они живут в своем страшном мире и ненавидят друг друга.

Искра: У каждого по своей жестокой истине. Почему нам так больно от их взрослых истин?

Зина: Закончилось мое детство, Искра, а я не хочу быть взрослей.

Искра: И я не хочу. Хоть бы выпал снег. Как там Вика под шиповником?

Зина: Она вчера так промокла. Мы не смогли ее защитить даже от дождя. Она там  в розовом красивом платье, я всегда мечтала о таком. Вика была белее цветов. Цветы от дождя потемнели, а ее лицо белело все ярче, все больше. Ее лицо тоже было похоже на белый цветок.

Искра: Она была взрослой. Детство у нее уже нельзя было отнять... Какие мы плохие, Зина: в школе все по-прежнему: Артем запинается, Вовик читает романы, Жорка подсказывает на весь класс. Разве ничего не изменилось?

Зина: Ты не права: в школе  совсем тихо. Ты не слышишь, а я слышу. Не нам одним больно, Искра, не только в нас что-то умерло. Валендру даже не любить перестали: она для всех умерла, при жизни умерла. Она нас боится. У нее плечи дрожали, когда она в журнал смотрела. Знаешь, как она боится нашей мертвой тишины! Когда тихо, сразу видно, какая она маленькая и одинокая.

Искра: Спасибо за правду. Я не могу осуждать отца Вики. Я думала, только Валендра что-то напугала в справедливости, - а сейчас вижу: есть что-то страшное в справедливости, такое страшное, что в нее нельзя верить. А есть ли справедливая справедливость, я не знаю.

(микрофон выключается)

Валендра: Коваленко, кто тебе разрешил пересесть?

Зина: Мне никто не разрешал. Я думала...

Валендра: Немедленно сядь на свое место.

Зина:  Валентина Андроновна, я хочу сидеть с Искрой.

Валендра:  Без разговоров, Коваленко. Разговаривать будем, когда вас вызовут.

Артем: Значит, все же будем разговаривать?

Валендра:  Что за реплики, Шефер? На    минуточку забыл об отметке по поведению? (Зине) Что такое, Коваленко? Ты стала плохо слышать?

Зина: Валентина Андроновна, пожалуйста, позвольте мне сидеть рядом с Искрой. Пусть парта Вики будет свободной.

Валендра: Ах, вот в чем дело! Оказывается, вы намереваетесь устроить памятник? Как трогательно! Так вы забыли, что это школа, где нет места хлюпикам и истеричкам. И марш за свою парту. Живо!

Зина: Не смейте. Не смейте говорить мне «ты». Никогда. Не смейте, слышите? (убегает плача)

Валька: А ведь вы не правы, Валентина Андроновну. Конечно, Коваленко я

тоже не защищаю, но и вы тоже.

Валендра: Садись, Александров! (Валька продолжает стоять) Я, кажется, сказала, чтобы ты сел.

Валька: А я еще до этого сказал, что вы не правы. У нас Шефер, Остапчук, Ландыс уже усы бреют, а вы - будто мы дети. Мы не дети. Уж, пожалуйста, учтите это, что ли.

Валендра: Так. Уяснила. Кто  еще считает себя вэрослым? (поднимается весь класс) Понятно. Садитесь

(на сцене Стамескин и Искра)

Стамескин: Я за тобой. Я билеты в кино купил.

Искра: Ты почему не был на кладбище?

Стамескин: Не отпустили. Не веришь? Вот в кино и проверишь, мы всей бригадой идем. Свидетелей много.

Искра: Только в кино мы не пойдем,

Стамескин: Понимаю. Может, погуляем? Дождя нет, погода на ять.

Искра: А вчера был дождь. Цветы стали мокрыми и темнели на глазах.

Стамескин: Черт его дернул с этой растратой.

Искра: Саш, а ты точно знаешь, что он украл миллион?

Стамескин: Точно. У нас на заводе все знают.

Искра:  Как страшно! Понимаешь, я у них пирожные ела. И шоколадные конфеты. И все, конечно же, на этот миллион.

Стамескин: А ты как думала? Ну, кто, кроме воров, может позволить себе каждый день пирожные есть?

Искра: А Романихина, по-твоему, правильно сняли?

Стамескин: Правильно. Не надо лезть на рожон.

Искра: Не лезть на рожон! Сколько тебе лет, Стамескин? Сто?

Стамескин: Дело не в том, сколько лет, а...

Искра (кричит): Нет, в том! Как удобно, когда все вокруг старики! Все будут держаться за свои больные печенки, все будут стремиться лишь бы дожить, а о том, чтобы просто жить, никому и в голову не придет. Не-ет, все тихонечко доживать будут, аккуратненько доживать, послушно: как бы чего не вышло. Так это все - не для нас! Мы - самая молодая стран в мире, и не смей становиться стариком никогда!

Стамескин: Это тебе Люберецкий растолковал? Ну, тогда помалкивай, поняла?

Искра: Ты еще и трус, к тому же?

Стамескин: К чему это - к тому же?

Искра: Плюс ко всему.

Стамескин: Это, знаешь, слова все. Вы языками возите, «а» плюс «б», а мы работаем. Руками вот этими самыми богатства стране создаем. Мы… (Искра уходит) Искра! (Он догоняет) Искорка, я пошутил. Я же дурака валяю, чтобы ты улыбнулась. (обнимает) Трус, говоришь, трус? Вот я и биделся... Ты же все понимаешь, правда? Ты же у меня умная и... большая совсем. А мы все, как дети. А мы большие уже, мы уже рабочий класс...

Искра: Ты не понимаешь, как ты повторяешься! Совсем как тогда, под лестницей. Я тогда убежала от тебя к Вике. А теперь бежать мне теперь не к кому. (уходит)

(дома у Искры. Искра и мама)

Искра: Мама, без Ромашина я в школу не пойду.  

Мать: Пойдешь. Ты плакала?

Искра: Мне больно, мне одиноко, мама.

Мать: А мне всегда больно, всегда одиноко. Все равно, слабой быть нельзя, одиночество - еще не самое страшное, доченька. К горю трудно привыкнуть, я знаю. Нужно научиться расходоваться, чтобы хватило на всю жизнь.

Искра: Неужели так много будет горя?

Мать: Если останешься такой, как сейчас  и я убеждена, что останешься – горя будет достаточно. Есть натуры, которые впитывают горе обильнее, чем радость, а ты из их числа. Надо думать о будущем.

Искра: Какое оно, это будущее, мама? Я не хочу быть такой одинокой, как  ты, не хочу такого будущего. Не хочу.

Мать: Все равно, ты еще ребенок, ты должна закончить школу.

Искра: Нет, я взрослая: моя боль старше меня. В школе нет справедливости, я не люблю школу. Ты считаешь, Романихина уволили справедливо?

Мать: Я не знаю, доченька.

(включается свет, мы видим огромный коридор, уходящий от зрителя в глубину сцены, коридор, переполненный дверьми. Жизнъ дверей: двери по-разному скрипят, хлопают. Люди, лиц которых нельзя разглядеть, с деловитой бестолковостью снуют из одной двери в другую, чудом не сталкиваясь. Их движения однообразны, как движения кукол.

Из глубины коридора, встречаемый лучом прожектора, выходит отец Зины)

Коваленко (в микрофон): Романихина увольнять нельзя. Нельзя, товарищи. Если и вы откажете, я дальше пойду. Я  в Москву, в Наркомпрос, я до ЦК дойду.

(На сцене нет света. Шум демонстрации переходит в гром песни)

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца - пламенный мотор.

(Свет.  Весь 9 «Б»)

Зина: А Вики больше нет. Совсем нет. А мы есть. Ходим, смеемся, поем.

«А вместо сердца - пламенный мотор». Может, у нас вправду  вместе сердца - пламенный мотор?

Искра: Ребята, а ведь Николая Григорьевича не было с нами.

Валька: Зайдем? Он недалеко живет.  Я знаю: я ему баян относил.

(рабочие сцены вносят старое кожаное кресло и уходят. Входит Романихин и садится в кресле)

Искра (кричит): Николай Григорьевич!

Романихин (не сразу поднимая глаза): Вы зачем сюда?

( 9 «Б» подходит к директору)

Искра: Мы пришли поздравить вас, Николай Григорьевич, с великим праздником Октября.

Романихин: А-а. Спасибо... Ну, как демонстрация?

Зина: Хорошо.

Романихин: Весело?

Искра: Весело.

Романихин: Это хорошо. Хорошо. И правильно.

Искра: Песни пели.

Романихин: Песни - это хорошо. Песня дух поднимает.

Зина: А почему вы не были с нами?

Романихин: Я? Так. Занемог немножко.

Лена: А врач у вас был? И  почему вы не лежите в постели, если вы больны?               (Романихин молчит)

Искра: Вы не больны, вы... Почему вы больше не поете? Почему вы баян

домой унесли?

Романихин: Из партии меня исключили, ребятки. Из партии моей, родной партии.  (закрывает лицо  руками)

Искра: Николай Григорьевич, моя мама вам поможет. Посмотрите на меня. Посмотрите. (Романихин отрывает ладони от глаз. Искра начинает петь)

Мы - красные кавалеристы

и про нас...

(песню подхватывают все. Романихин встает, берет баян, подыгрывает и отстукивает ритм ногой. На втором куплете песни свет неожиданно  гаснет, лишь два прожектора освещают края авансцены. В лучах Искра и Зина. Они шепчутся в микрофоны. Остальной 9 «Б» застыл в разнообразных позах. Романихин сидит в кресле с баяном на коленях)

Искра: Я одна, Зина.

Зина: А Стамескин?

Искра: Что Стамескйн?

Зина: Вы целовались?

Искра: Да.

Зина: Понравилось?

Искра: Не скажу, чтобы очень. Сашке только бы быть правым, как маме. Вика умерла и оставила меня одну.

Зина: Как ты можешь жить без любви?

Искра: Я жду.

Зина: Искорка, надо не ждать, а любить.

Искра: Не хочу так любить, не хочу торопиться. Зина, какие у тебя сны?

Расскажи что-нибудь о мужчинах.

Зина: Зачем тебе?

Искра: Я тоже хочу снов с мужчинами.  У меня теперь всегда сны наяву,

Мне за них тревожно и больно. Всегда вижу Вику и небо рядом с ней.

Зина: И давно так?

Искра: Давно. Я их видела и раньше, но думала, это не мои сны,  чужие, случайные. Мои сны сильнее меня, Зина. И Жорке сейчас плохо. Ландыш, ты

нас слышишь?

(Ландыс выходит на авансцену к третьему микрофону)

Ландыс (тоже шепчет): Слышу. Вы были у Вики? Мы с Артемом там цветы посадили, дерн сделали.

Зина: Что с нами будет, Ландыс?

Ландыс: Я сойду с ума. Я не могу, как Вовик, дни напролет читать романы, или, как Валька, заново изобретать велосипед. Я когда-то любил школу за то, что в ней была Вика, занимался спортом, собирал марки, - а сейчас мне все противно. Это было в другой жизни, не в моей. В моей жизни этого больше не будет.

Искра: Я тоже не знаю, что делать.

Ландыс: Девчонки, главное, давайте быть вместе.

(лица 9 «Б» поворачиваются в зал, на сцене свет, все шепчут: «Давайте быть вместе». При постепенно гаснущем свете все уходят со сцены. Остается Артем с гвоздичкой и Зина)

Артем (протягивает гвоздику): Зина, ты, это, возьми.

Зина: Спасибо. (берет гвоздику)

Артем: Помнишь, ты разбила микроскоп?

Зина: Конечно, помню.

Артем: Что тебе было за него?

Зина:  Ничего. Папу отругали.

Артем: Я тебя три дня не видел.

Зина: Зачем тебе меня видеть?! Ты еще маленький.

Артем: Ты тоже.

Зина: Нет, я теперь взрослая.

Артем: Раз ты взрослая, тогда и я. Я тоже знаю, что такое любовь. Роза ушла из дома, а добрее и справедливее моих родителей не бывает.

Зина: Ты только видел любовь, а сам ты ее не чувствуешь.

Артем: Как это «не чувствую»? Очень даже чувствую,

Зина: Ты хоть знаешь, мальчишка, какое большое (Зина показывает руками) чувство любовь?

Артем: Знаю. Вот такое. (тоже показывает руками) Столько и чувствую. Знаешь, почему я пролмикроскоп? После того, как ты его шаараахнулаа, я понял, что люблю тебя. Ты у меня одна. Я тебе про это письмо написал. (достает из кармана скомканный лист бумаги и протягивает Зине)

Зина (разворачивает): Как курица лапой. (долго читает) Почему только три слова? Мало, глупый ты мой, мало.

Артем (виновато): Сколько мог. Я же тебе, это, говорю: чувство большое (Артем показывает руками опять), а слов мало.

Зина (вздыхает): Ладн. Что есть.  Мне домой нужно.

Артем: Я провожу. (уходят)

(В темноте начинает расти слух: «Любередкий вернулся домой!». Дается свет, и мы видим Искру и ее мать, стоящх друг против друга. За ними – дом Люберецкого)

Искра: Мама, Леонид Сергеевич вернулся домой.

Мать: Я знаю.

Искра: Значит, ты была неправа, ты была несправедлива, мама.

Мать: Да. Со всем, что связано с Люберецким, я и не чувствовала себя правой. От меня требовали быть правой, и, как могла, я была справедлива.

Искра: Мама, это потому, что у тебя своя маленькая истина. И ты, и Валентина Андроновна, вы правы только по-своему.  А кто поверил вашей маленькой истине, тот виноват больше всех. И ты виновата так же, как Валендра, хоть ты никуда не писала писем.

Мать: Искра, нельзя быть такой жестокой. Ты перечеркиваешь слишком многое.

Искра: Мама, но я говорю правду. Правда нужна, даже если она жестока. Мама, у тебя фициальиые истины, бесчеловечные, такие истины не могут не лгать.

Мать: Искра, все равно нужно верить (уходит)

(пантомима: танец Ландыса.

На сцене 9 «Б»)

Артем: Тихо! Пойдем к нему.

Зина: Куда?

Артем: К Люберецкому.

Искра: Стойте! У него горе, он должен быть один.

Артем: Нет, мы должны войти.

Пашка: Ну, Артем, ты – железный.

(дается свет на дом Люберецкого, и мы видим его самого. Он сидит за столом, ссутулившись, положив перед собой крепко сцепленные руки, голова его низко опущена. Входят девятиклассники)

Искра: Мы - друзья Вики.

(Люберецкий обводит их тяжелым, припоминающим взглядом. Он узнает Искру, кивает ей. Опять опускает голову)

Искра: Мы хотели рассказать. Мы до последнего дня были вместе. А в воскресенье ездили в Ссновку.

Артем (громко): Вы были на кладбище?

Люберецкий: Да. Ограда голубая. Цветы. Куст хороший.  Птицы склюют.

Ландыс: Склюют.

Валька: Уходить надо. Мешаем

Артем (толкает Люберецкого в плечо): Послушайте, это... Так нельзя! Нельзя! Вика вас другим любила. И это... мы тоже. Нельзя так.

Люберецкий: Что? (медленно оглядывается) Да, все не так. Все не так.

Артем: Не так? (идет на авансцену) Идите  сюда, Леонид Сергеевич. (Люберецкий неподвижен) Идите, говорю! Пашка, помоги ему. (Люберецкий встает и выходит на авансцену. (Артем показывает на зал) Смотрите. Все бы здесь и не уместились.

Люберецкий (в зал): Милые вы мои, милые мои ребятки... (Искре) Зовите всех, Искра.

Зина: Я чай поставлю. Можно?

Люберецкий: Поставьте, Зиночка. (поднимает с пола чайник) Какой тяжелый год! (отдает чайник Зине)

Зина: Знаете, почему? Потому что високосный. Следующий будет счастливым, вот увидите!

(гаснет свет. В луче прожектора на краю авансцены Романихин в луче прожектора)

Романихин: Следующим был тысяча девятьсот сорок первый год.

(свет из глубины сцены. 9 «Б». Впечатление размытой фотографии, как в первой сцене)

Романихин: Эдисон. (луч прожектора на Вальку) Так его звали в школе. Искра считала, что он станет великим изобретателем... Валентин Александров  горел в танке. Сейчас работает на часовом заводе.

Павел Остапчук. (прожектор на Пашку) Ранен в ногу на Днепре.

Лена: После войны ко мне не вернулся.

Романихин: Герой Советского Союза, летчик-истребитель Георгий Ландыс. (луч на Ландыса) Жора Ландыс. Марки собирал.

Артем... (луч на Артема) Артем Шефер. Из школы его выгоняли за принципиальность, а он ее доказал, принципиальность свою, доказал! Когда провод перебило, он сам себя взорвал вместе с мостом. Просторная у него могила, у Артема нашего!

Владимир Храмов. (луч на Вовика) Вовик, отличник наш, тихий самый. Его даже в переменки и не видно было и не слышно. На Кубани лег возле  «сорокапятки» своей. Ни шагу назад не сделал. Ни шагу...

Искра По… (плачет) Искра, Искра Полякова, Искорка наша. А как ее маму звали, не знаю, а только гестаповцы ее на два часа раньше доченьки повесили. Так и висели рядышком - Искра Полякова и товарищ Полякова, мать и дочь. А подполье жило! Жило и било гадов! И мстило за Искорку и маму ее, жестоко мстило!..

(Романихин замолкает, и начинает звучать мелодия «Мы - красные кавалеристы». Свет нарастает. В центре оказывается куст шиповника и могила Вики. Весь 9 «Б», все участники спектакля заполняют авансцену. Последней выходит Вика. Все напряженно смотрят в зал. Зал должен встать)    

Конец.