ВТОРАЯ ЧАСТЬ​​ 

 

* * *

* * *

 

Великая Отечественная​​ 

1941 – 1945

 

* * *

* * *

 

Оглавление

 

1941

Речь Сталина.​​ 

На рытьё оборонительных линий. ​​ Микешины, ​​ студентка Валя Самохина, Варенцовы

Леонид в школе сержантов

Варя – медсестра. Ее мать пропала, отец в Свердловске

Сергей Дмитриев – талант артиллериста

Блокада Ленинграда

Объявляется родственник Варенцовой: Степан Васильевич Переверзев

Битва под Москвой

Брак Полины и Владика​​ 

 

1942

Кохашинский умер в феврале 1942-го. Его дочь Светлана Юрьевна рисует Ленинград с натуры

Микешин посещает Эйзенштейна

Петровский погиб в первых рядах народного ополчения

У Олега умирает сестра Галя​​ 

При бомбежке дом Сергея Дмитриева разрушен, погибли и его близкие

Варя встречает Олега в госпитале

Любимое немецкое стихотворение Сикорского

Ржевская битва. Сергей Дмитриев

Артист Вася Кононов и тенор Виктор Копылов выступают на фронте в составе артистических групп​​ 

Лёня в госпитале после ранения

Под Сталинградом в окружении армия вермахта

Серконин и Влад. Гостиница «Москва»

 

1943

Курская битва

Кононов и Сокольницкая в Душанбе.

Ярослав Смеляков знакомит Владика с поэзией Ксении Некрасовой

 

1944

Снятие​​ блокады Ленинграда

Варя открыла в себе дар портнихи

Лёня вернулся домой

Влад открывает в себе талант ремонтника

Сергей Дмитриев уже капитан

Тенор Копылов встречает Варю

Осенью ЛГУ возобновил работу

 

1945

Однокурсница Вера Сиверцева – дочь Ангелины. Избранник Веры - хирург Кудрявцев​​ 

Анна Ангелиновна​​ (Ангел) и Варя

Влад и Полина закончили Литинститут

Олег и Катя

Встреча. Варя, Олег, Лёня, Влад, Сергей

Степан Васильевич и Анна Ангелиновна

Свадьбы Веры и Вари

Кудрявцев и Варенцов.​​ Несостоявшаяся дружба

Фальк и Рихтер​​ 

 

* * *

* * *

 

Эпиграф:

Гераклит:​​ «Всё происходит через силу и по необходимости».

 

* * *

 

22 июня Германские войска вторгаются на территорию СССР. Германия объявила войну СССР.​​ 

 

* * *

 

Варя уже в семь утра прибежала в комнату друга:

-​​ Лёня, Лёнечка! Началась война. Я еду домой.​​ Я бы хотела ехать с тобой, но я не уверена, что уеду. Что творится! Что творится!​​ 

-​​ Откуда ты знаешь​​ про войну?​​ – закричал ошеломленный Леонид.

-​​ Об этом все знают!​​ В нашей гостинице уже все на ушах!

-​​ Варя, у тебя же нет билета!

-​​ Я иду на вокзал и постараюсь его достать.​​ Побежали! Мне очень страшно. Я боюсь за маму.

У матери Вари родственники жили в Белоруссии – и она поехала к ним, - так что Варе было, чего пугаться. ​​ 

-​​ Варя!​​ – удивился Лёня.​​ 

Он молчал.​​ Он никак не мог понять сильного волнения своего друга.

-​​ Руководитель группы нам достанет билеты – и мы все уедем, - резонно, как ему казалось, ответил он.​​ -​​ Мне хочется посмотреть античные коллекции.

-​​ Я не буду ждать!​​ – закричала Варя.

Варя не могла понять, что с ней творилось, почему ей было так страшно.

-​​ Тогда встретимся в Питере,​​ -​​ ответил ошарашенный Лёня.

Он не понял остроты ситуации.​​ Его не первый раз подвела его житейская глупость.​​ 

-​​ Да,​​ -​​ покорно​​ ответила Варя.​​ 

У нее не было сил спорить.​​ Варя была в таком смятении, что не могла отвечать еще и за него.​​ 

Она помолчала и с​​ ужасным волнением​​ сказала:

-​​ Лёня, прости, но мне надо ехать:​​ я​​ буду искать маму. Она поехала к родным в отпуск в Белоруссию.​​ Если немцы перешли границу, ее могут убить!​​ 

Леонид​​ не ответил, он только испуганно смотрел на Варю.​​ Он, как и Варя, был в смятении, но недооценивал опасность.

 

В 12.00 с речью о начале войны выступил нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов. ​​​​ 

 

Но чутье Варю не подвело: в течение дня в Москве​​ в душах людей​​ воцарился настоящий хаос, хоть внешне жизнь как бы и не изменилась. ​​ Она с боем прорвалась на питерский поезд, используя всё своё девичье обаяние,​​ даже вздремнула на верхней полке​​ и глубокой ночью вышла на Московском вокзале.

 

Уже на перроне Ленинграда​​ она​​ -​​ к своему великому изумлению​​ -​​ встретила руководителя их группы.

-​​ Александр Николаевич! И вы тут?!

Руководителем был ректор истфака.

-​​ Варенька, я – военнообязанный.​​ 

Он постарался ответить как можно ласковее.

-​​ А как же группа?​​ – закричала она с обидой.​​ – Вы же обещали продолжить учебную программу, вам все поверили!

Мужчина постарался ответить спокойно:

-​​ Они доживут в гостинце оставшиеся три дня и вернутся домой.​​ 

Конечно, Петровский​​ не верил своим словам, но надо же было что-то сказать!

-​​ Но вы же обещали купить обратные билеты!!​​ Мне это сказал Лёня!!

-​​ Ни вам, ни ему​​ я этого не говорил, - твердо ответил​​ 

Петровский.

Он соврал!

Александр Николаевич​​ неожиданно разозлился:

- ​​ Нет,​​ Варвара Николаевна! Вы сами​​ и вся группа​​ просили​​ обратные билеты​​ не покупать!!​​ Вы хотели еще пожить в Москве после учебного курса!

Высокий, темноволосый,​​ Александр Николаевич​​ неожиданно для себя стал кричать на девушку:

-​​ Вы все хотели​​ остаться в Москве, все!​​ 

Варя испуганно смотрела на него.

-​​ Вы хотели​​ после занятий погулять по Москве​​ - теперь вот и нагуляетесь!​​ – отрезал он. ​​​​ 

Он отвернулся и со злостью зашагал к вокзалу.

Тут Варя вспомнила, что и она сама надеялась пожить в Москве после занятий! ​​​​ 

 

Какой тревогой за Леню была она переполнена после этого тревожного разговора с ректором!​​ 

- Лёнька брошен на произвол судьбы! – подумала она.​​ -​​ Что с же с ним будет?

Она жалела, что не уговорила Леонида ехать вместе с ней.

 

Александра Николаевича​​ ждало ополчение. Все его надежды на особые отношения с Варей с началом войны​​ рухнули. ​​​​ Он вернулся и потому, что боялся за дочь Надю. Этого он Варе не сказал.

 

Варя сразу позвонила Варенцовым и успокоила их, сказав, что сих сыном всё хорошо. Что еще она могла сказать?

 

* * *

 

Приказ об эвакуации коллекций Эрмитаж получил на второй день войны, уже двадцать третьего июня. Все сотрудники были спешно мобилизованы на упаковку экспонатов. Из Ленинграда готовили к вывозу более миллиона​​ ценных артефактов.

Надежду Николаевну Варенцову хорошо знали в музее и как профессора университета, и как жену хранителя отдела гемм – и все же было необычным ее самое активное участие в трудной музейной работе. Ее зачислили в штат, учтя и заслуги, и авторитет Варенцова, и всю ситуацию в Ленинграде (все понимали, что остаться без работы означало, скорее всего, физически не выжить).

Уже стало известно, что в эвакуацию Варенцовы не поедут.​​ 

 

Варенцовы были в панике.​​ 

- ​​​​ Вот начинается война, - с кислой миной сказал​​ Сергей Никифорович.​​ -​​ По Аристотелю, прав победитель!​​ 

-​​ Да, Сережа, так он жесток, твой кумир.

-​​ Жесток, но и прав.​​ Я уже понял, чем буду заниматься: закончу книгу о стоицизме! Я знаю​​ первые строчки моей книги:​​ «У стоиков Бог и первоматерия​​ -​​ одно и то же: единое, живое,​​ «умное тело», рассматриваемое только с двух сторон: как субстрат и как действующее начало».​​ 

-​​ Да,​​ -​​ согласилась Надежда Николаевна. – Это заумь, но она спасет нас. ​​​​ Почему Лёнька из Москвы не возвращается?​​ 

 

Вечером позвонил Леонид​​ и попал на отца:

-​​ Папа, я не могу выехать!

-​​ Ты где сейчас?​​ 

-​​ Я в Москве, всё хорошо,​​ -​​ но на поезд попасть невозможно.​​ Я еще три дня могу жить в гостинице!​​ Звоню с Главпочтампа с Тверской.​​ Час стоял в очереди.​​ Стал ходить по Москве и зашёл в военкомат. ​​ Меня мобилизуют отсюда.​​ 

Неожиданно он​​ спросил:

- Что с Варей?

Первый раз в жизни он боялся за свою подругу.

- С Варей всё хорошо, - ответил Варенцов, -​​ она дома.​​ 

Леонид продолжил:

- В военкомате меня​​ поставили на учет.​​ Я рассказал ситуацию – и они решают, что со мной делать. ​​ А как вы? Как мама, как ты?

-​​ Спасибо, что позвонил. Мы, как все, на ушах.​​ 

-​​ Можно поговорить с мамой?

-​​ Ее нет дома.​​ 

«Всё хорошо»​​ было сказано​​ Варенцовым, чтобы успокоить​​ сына, и уж никак не отражало сложившейся ситуации.

 

Леонид позвонил и Варе, но не застал ее дома.​​ Лишний раз из Москвы позвонить было нельзя: везде на звонки стояли очереди.​​ 

 

* * *

 

23 июня

В СССР по всем военным округа объявляется общий мобилизационный призыв граждан 1905-1918 годов рождения на военную службу по мобилизации.​​ 

 

Словакия объявила войну СССР.

 

Немецкими войсками взят город Вильнюс (Вильно).

 

* * *

 

24 июня​​ -​​ сообщения о военных действиях стало давать Совинформбюро.

 

25 июня - Финляндия объявила войну СССР.

 

* * * ​​​​ 

 

-​​ Я все время думаю об этой противоположности стихий, в которые превращается огненная первоматерия! ​​ ​​ -​​ сказал​​ Сергей Никифорович.​​ -​​ Обыкновенный огонь и воздух, с одной стороны,​​ -​​ и вода, и земля​​ -​​ с другой.​​ 

-​​ А что же душа, Сережа?​​ – спросила жена.

-​​ Душа есть только жизненная теплота, теплое дыхание, а дух​​ -​​ особый тонкий огонь. Что нового, Надя?

-​​ Сообщения о военных действиях стало давать Совинформбюро. ​​​​ Вот слушаю.

Варенцовых​​ подавляла огромность предстоящего испытания.​​ ​​ Они понимали, что будет ужасно,​​ -​​ и культуре античности предстояло спасать их от депрессии.

 

* * *

 

27 июня​​ -​​ Венгрия объявила войну СССР.

 

* * *

 

На рытьё оборонительной линии приехали не только Микешины, но и студенты его жены. ​​ Тут была и  ​​​​ Валя Самохина, в которой​​ Анастасия Николаевна​​ признала свою студентку. Эдуарду она понравилась.

На другой день родители Эдуарда не пошли на рытьё, а он поехал с надеждой увидеть Валю.​​ 

Потом они встречались каждый день после работы Эдуарда.​​ 

 

* * *

 

28 июня

Немцы заняли Минск.​​ Нацистами создано Барановичское гетто.

 

Закончилось крупное танковое сражение в районе Луцк-Дубно-Броды; разгромлены пять мехкорпусов РККА.

 

* * *

 

-​​ Вот мы с тобой говорим,​​ -​​ признался Сикорский​​ Варенцову,​​ -​​ и это как пир во время чумы.​​ Гитлер хочет затопить наш город!

Сикорский готовился к эвакуации. Он понимал, что встреча с​​ Варенцовым может быть последней.​​ Друзья избегали говорить об этом.​​ 

-​​ Мало ли, что он хочет,​​ -​​ возразил Варенцов.​​ – Полно идиотов.​​ Но что ты еще хотел сказать о Бергсоне?​​ 

-​​ А, помню!​​ ​​ Он противопоставляет некую подлинную​​ «жизнь»​​ материи и духу: мол, они​​ -​​ продукты её, жизни, распада. Главное: жизнь не может быть схвачена интеллектом. И вот на первое место выдвигается интуиция!

-​​ Фу, бред, Колька!

-​​ Сереженька, очень популярный бред.​​ «Эмоционально-интуитивное»​​ постижение действительности. Самонаблюдение!

-​​ Вот-вот! Это и есть Пруст?​​ -​​ ехидно заметил​​ Сергей Никифорович.

-​​ Так ты его почитал?

-​​ Попробовал читать,​​ -​​ ответил Варенцов. – Это раздутое​​ «я». ​​ Зачем читать такое?

-​​ Ты с водой выплеснул ребенка! – возразил Сикорский. – А Дильтей?​​ 

-​​ Слушай, да к чёрту этих выпендрёжников!

-​​ Ну вот,​​ -​​ обиделся Сикорский. – А еще читал Джойса. Ты что, и элитарность культуры не принимаешь? Совсем стал советский.​​ 

-​​ Ты серьёзно?

-​​ Ну дак! – недовольно ответил Сикорский.​​ 

 

И на самом деле, этот их разговор оказался​​ последним.​​ Сикорский был назначен​​ одним из​​ хранителей​​ экспонатов во время эвакуации; ему предстояло сопровождать их​​ в​​ Свердловск.​​ 

 ​​​​ 

Вильгельм Дильтей Wilhelm Dilthey.

19 ноября 1833, Бибрих-на-Рейне​​ -​​ 1 октября 1911, Зейс.

Немецкий историк культуры и философ-идеалист, представитель философии жизни, литературовед.​​ 

 

* * *

 

30 июня​​ -​​ немцы заняли Львов.​​ После занятия города немцами, представители ОУН (Организация украинских националистов) во главе с Ярославом Стецько объявили акт «О восстановлении независимости Украинского Государства».

 

* * *

 

Лёня опять позвонил с центрального телеграфа на Тверской:

-​​ Папа, я зачислен в школу сержантов!​​ 

-​​ В Москве?!​​ – удивленно спросил Сергей Никифорович.  ​​​​ 

-​​ Да, уже учусь.​​ Отпустили позвонить.​​ Мама дома?

-​​ Да, дома. Поговори с ней.​​ 

 

К телефону подошла​​ Надежда Николаевна.

- Как ты,​​ Лёнечка?

-​​ Мама, я остаюсь в Москве. Решили за меня.

Пусть кому-то​​ из читателей​​ не покажутся странными​​ разговоры этого времени:​​ тогда​​ патриотизм был всеобщим.​​ 

-​​ Лёнечка, конечно,​​ ты прав.

- Тут я встретил Сергея Дмитриева.​​ Ты его не помнишь?

- Не помню.​​ 

- Мы с ним встретились в военкомате! Мы поехали на практику, а он прикатил к родственникам.​​ Он когда-то приходил к папе в Эрмитаж- и всё никак не может забыть камею Гонзага.​​ 

- Я его не помню, - ответила​​  ​​ ​​​​ Надежда Николаевна.

- Мама, передайте привет Варе! Я не могу ей дозвониться.

- Хорошо, сыночка.​​ 

​​ 

Вскоре​​ Сергей Дмитриев, несмотря на все сложности, сумел вернуться в Ленинград.​​ Леонид при всей его некоммуникабельности не мог на такое рассчитывать.​​ Он зашел в первый попавшийся военкомат и спросил, как быть, не помогут ли ему вернуться в Ленинград. Военком решил, что Леонид пригодится и тут, в Москве.​​ 

 

​​ * * *

 

-​​ Я хочу, чтоб ты поехала в эвакуацию,​​ -​​ настаивал Николай Варфоломеевич.​​ 

-​​ Я не поеду, папа,​​ -​​ и ты меня не заставишь, - ответила Варя. -​​ Я жду маму. Я буду медсестрой. Это куда лучше, чем ехать с тобой. Я не хочу быть слабой.

-​​ Подожди, Варенька!​​ Я же – твой отец.​​ Послушай меня…,​​ -​​ начал было он.

-​​ Мне восемнадцать, мне восемнадцать! – кричала она, задыхаясь от слез.​​ -​​ Мне восемнадцать – и я буду ждать маму.

-​​ Да успокойся ты! Как же ты выживешь, девочка моя? Ведь тебе надо на что-то​​ жить.

-​​ Я пойду в медсестры.

-​​ Ты так решила?! – изумился отец.

-​​ Я так решила.​​ 

-​​ Варенька, это тяжело! Видеть слезы, боль, раны, смерть – это тяжело!! ​​​​ А в Свердловске​​ ты будешь при экспонатах! Ты будешь заниматься искусством!​​ 

-​​ Папа, я не хочу заниматься искусством. Я не люблю искусство.

-​​ Но ведь это куда легче, чем быть медсестрой, - убеждал Сикорский.​​ 

-​​ Папа, но я – человек: я не могу спрятаться и ждать, пока все уладится.​​ 

-​​ Ты хочешь борьбы, испытаний,​​ -​​ а ты уверена, что их выдержишь?​​ Тут ты можешь умереть с голода!

-​​ Но у меня нет выхода: я должна, должна выдержать!​​ – ответила дочь.

Сикорский, словно опомнившись,​​ замолчал.

-​​ Хватит ругаться, - сказал он дочери устало.​​ -​​ Пошли попьем чаю.

 

На кухне они сели друг напротив друга и молчали.

-​​ Так ты решила, Варя? – спросил отец.

-​​ Я решила, папа,​​ -​​ твердо ответила она.

-​​ Хорошо, - согласился он.

 

* * *

 

Из выступления​​ по радио 3 июля 1941 года Иосифа​​ Виссарионовича​​ Сталина:

 

Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! ​​ К вам обращаюсь я, друзья мои! ​​ Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, - продолжается. ​​​​ Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность…

 

* * *

 

-​​ Ты в курсе, Надя? ​​ - спросил Варенцов. -​​ Сталин​​ говорил​​ по радио!

-​​ А где он был раньше?​​ – возмущалась Надежда Николаевна.​​ -​​ Прятался, как мышь.

-​​ Я даже кое-что запомнил! – сказал Варенцов. - ​​ ​​​​  ​​ ​​​​ «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!». Не​​ «сёстры», а​​ «сестры»!​​ Что-то новое! Старославянский стиль.

Речь Сталина так потрясла​​ Сергея Никифоровича, что он запомнил куда больше ее текста, чем ему казалось. ​​​​ 

-​​ Да ему подсказали, что​​ «ё»​​ куда моложе прочих букв.​​ 

-​​ Но всё равно, Надя, всё равно! Он проснулся.​​ «Над нашей Родиной нависла серьёзная опасность»! Да, это третье июля сорок первого не забудется.

 

* * *

 

4 июля​​ -​​ массовое убийство польских учёных и писателей во Львове немецкими войсками.

 

5 июля - немецкие войска дошли до реки Днепр.​​ 

 

* * *

 

10 июля

Начало Смоленского сражения (10 июля​​ -​​ 10 сентября 1941 года).

 

Захват Пскова немецкими войсками.

 

Командующим войсками РККА Юго-Западного направления назначен маршал СССР С. М. Будённый.​​ 

 

* * *

 

- Рядом с таким материализмом стоиков и Платон, и Аристотель оказываются абсолютными дуалистами! ​​ 

- Надя, потом поговорим.​​ 

 

* * *

 

Варя была дома, когда вечером раздался​​ телефонный​​ звонок.

- Это Варя?​​ 

- Да, я - Варя! А вы кто?​​ – раздраженно ответила она.​​ 

Она уже работала в госпитале.

- Я - Владик.​​ 

У Вари захватило дух от волнения: в такое страшное время он помнит о ней!​​ ​​ Но почему не​​ звонит Лёня?​​ Практичный​​ Влад звонил из квартиры Полины, которую не покидал после объявления войны, а Леонид никак не мог позвонить из школы сержантов.​​ 

- Владик, если это ты, почему ты мне не написал?​​ 

- Я не смог! Ты не представляешь, что тут, в Москве, творится!

-​​ Тут тоже бог знает, что творится. Идёт война! Так-то, поэт, - наставительно​​ заключила она.

Она ждала звонок Лёни, а позвонил Влад!​​ Это делало Влада таким неприятным, что Варя едва скрывала раздражение.

- Я как раз поэтому сейчас тебе и звоню, потому что идет война. Приезжай в Москву!​​ 

Он жил с Полиной, а Варю приглашал! Влад от самого себя не ожидал такого сумасшествия. Уже не первый раз он, когда говорил с Варей, безудержно лгал.​​ 

- Он не сумасшедший? – подумала Варя.​​ 

Она ответила со злостью:

- Почему я должна ехать к тебе? ​​ 

- Потому что Ленинград вот-вот будет в блокаде - и ты умрешь с голоду! Варенька, я не хочу, чтоб ты умерла!! Давай я к тебе приеду и заберу! Еще не поздно!​​ 

Казанцев ​​ Владислав Геннадьевич задыхался от восторга!​​ В этот момент он был уверен, что говорит правду.

- Владик, я никуда не поеду. Я устроилась в госпиталь медсестрой.​​ 

- Ты твердо решила? У меня есть, где жить, - смело соврал он.​​ 

- Я твердо решила, - она повторила его слова.​​ 

И уже насмешливо спросила:​​ 

- Ты мне напишешь?​​ 

- Да! Обязательно. Позвонить в блокаду​​ будет​​ уже нельзя, так что​​ напишу​​ обязательно. Что еще сказать, Варя? Надеюсь тебя встретить. До свидания, Варя.​​ 

- До свиданья, Владик.​​ 

 

Влад не понимал, что просто напугал Варю. Она недавно была в Москве - и​​ там​​ было так интересно, что она забыла про Влада. ​​ 

Как ни тяжела была работа в госпитале, Варя не могла прийти в себя: недавно ей исполнилось восемнадцать лет, - а мужчина пригласил ее жить с ним! В этом было что-то наглое, чудовищное, но​​ при этом​​ на фоне ужасов войны чудовищным не казалось. И что бы она могла думать об этом? На фоне ранений, что она видела каждый день, предложение Владика не было чем-то экстраординарным. Если б такая весточка была от мамы!​​ 

 

И Влад, и Полина​​ проводили целые дни на работах возле Москвы: копали траншеи.​​ Эта работа их особенно сблизила: прежде они никогда так долго не бывали вместе. Они понимали, что прежней жизни уже не будет, - и что ждать от жизни новой?​​ 

И все же это такое счастье – быть вместе!​​ Они радовались этому счастью.

 

Влада не могли призвать в действующую армию по состоянию здоровья: он был сердечником. Его здоровье ему не позволяло сколько-то значительные перегрузки.​​ У Вари не было глубокого интереса к нему, так что ей и не пришло в голову задать ему вопрос:

- А почему ты не на фронте?

Влад понимал, что Полина – его жена, а увлечься можно Варей.​​ Было решено, что и в браке Полина сохранит свою фамилию Аксакова и для жизни, и для своих стихов.​​ 

 

Но почему Лёня не мог дозвониться Варе? Но ведь он уже не принадлежал себе. Из военного учебного позвонить было нельзя.​​ 

 

С началом войны Поля и Влад решили жениться. Влад стал​​ жить в квартире Поли и ее мамы.

 

* * *

 

18 июля - вышло постановление ЦК ВКП(б) об организации борьбы в тылу немецко-фашистских войск, положившее начало партизанской войне.

 

* * *

 

19 июля

Сталин возложил на себя обязанности Народного комиссара обороны СССР.

 

Нацистами организовано гетто в Островно.

 

В ходе Смоленского сражения немецкие войска заняли Ельню. Три советских армии оказались отрезанными в районе Смоленска.

 

22 июля​​ -​​ расстреляна группа старших офицеров и генералов Западного фронта РККА, обвинённых в разгроме фронта.​​ 

 

* * *​​ 

 

Несмотря на все проблемы, научная работа не могла остановиться – и Варенцов подготовил цикл лекций по стоикам.​​ ​​ Он понимал, что​​ блокада Ленинграда​​ вот-вот начнется.​​ 

Еще в первой декаде июля Варенцовы узнали, что Псков был занят немцами – и уже жили в постоянном страхе, что немцы вот-вот войдут в​​ Ленинград. С конца июня они в общей команде, мобилизованной от Эрмитажа, несколько дней вместе со всем гражданским населением​​ города​​ рыли окопы на подступах к городской черте. В такой день они шли к Балтийскому заводу,​​ и оттуда трамваем их доставляли на место работы. ​​ 

Всё это было так непривычно и страшно, что Варенцовы осунулись и похудели. Продовольственные карточки ввели​​ уже​​ в июне.​​ 

 

-​​ Что с нами будет? – спросила Надежда Николаевна.​​ 

Она беспомощно смотрела на мужа.

Сергей Никифорович постарался улыбнуться:

-​​ Так ты и не пудришься больше!​​ 

-​​ Да, Серёжа,​​ -​​ она в свою очередь постаралась улыбнуться.​​ -​​ Ты уж как-нибудь это переживи.

-​​ Формально я​​ до сих пор​​ чем-то заведую, но на самом деле я не понимаю, что же со мной происходит,​​ -​​ признался он.​​ -​​ Какой-то страшный сон – и я не могу из него вырваться. Если б я очень попросил, нас бы с тобой, возможно, и эвакуировали вместе с коллекцией в Свердловск,​​ -​​ но как просить в такое время?​​ 

На самом деле, в Свердловск была отправлена только часть экспонатов – и операция была столь секретной, что о ней знали только те сотрудники, что уезжали вместе с предметами искусства. ​​ Фонды музея распределялись по разным городам Урала.​​ 

 

-​​ Сережа,​​ в​​ Свердловске твоя часть коллекции​​ – и этот город​​ фактически становится столицей России. Москва может пасть! Представляешь, какой ужас. ​​ Разве можно привыкнуть к этой мысли! ​​ 

-​​ Перед отъездом​​ мы​​ посидели с Колей,​​ говорили и​​ об этом…​​ -​​ начал было он.

-​​ Он взял с собой Варю? – с тревогой спросила Надежда Николаевна.​​ 

Она знала о странном характере девочки.​​ 

-​​ Нет! Варя отказалась. Сказала, пойдет в медсестры.​​ Она уже работает!

Варенцовы переглянулись. Они по-разному относились к Сикорским, но смелый поступок Вари​​ приятно​​ поразил Надежда Николаевну.​​ А Варенцов давно знал, характер Вари.

-​​ Так вот,​​ - продолжил Варенцов, -​​ Колька рассказал, что задумал Гитлер: Ленинграда просто не будет: нацисты его затопят. Так что​​ нам​​ ничего не остается, как всем стоять насмерть. Чему бывать, того не миновать.​​ 

- ​​​​ Он описал это в​​ «Моей борьбе»? – спросила жена.​​ 

Об официальном издании этой книги Гитлера в Советском Союзе не могло быть и речи, но ее зловещие мысли давно были известны в продвинутых музейной и университетской средах.

-​​ Нет,​​ -​​ ответил Варенцов. – Это рассказывают военные.​​ 

И он с тревогой посмотрел на жену:

-​​ Надо дождаться писем от Лени. Где вот он сейчас? Никак не узнать: такой хаос. ​​ 

- Он не в военной школе?

- Он там официально, - ответил Сергей Никифорович, - но реально его могут в любой момент послать на фронт.​​ 

 

Их пугало происходящее в мире. Да за что же всё это? Распродажи шедевров Эрмитажа и Оружейной Палаты, закрытые границы, коллективизация, ​​ безудержный поток арестов и смертей​​ -​​ и вот еще это страшное испытание: война.​​ 

Прежде​​ они​​ еще спрашивали себя, стоит​​ ли​​ революция таких жертв, но теперь каждый понимал, что только чудом не станет жертвой новой, ужасающей чумы. По доходившим слухам о свирепости немцев на оккупированных территориях было очевидно, что немцы ставили целью полное уничтожение Советского Союза, а из общей обстановки в мире все понимали, что Запад поддержит агрессию хотя бы своим молчанием.

 

* * *

 

25 июля​​ -​​ нацистами создано гетто в Витебске.

 

* * *

 

Нужны были умные командиры – и командование решило​​ испытать новобранца​​ Леонида Сергеевича Варенцова.​​ По своей фигуре он подходил к схватке в рукопашной​​ ​​ -​​ и его готовили к руководству взвода автоматчиков.​​ ​​ Не командиры ошиблись, но так изменился Леонид!​​ 

 

Леониду очень тяжело давалось обучение в школе сержантов, но он увлёкся этой тяжестью.​​ Мало того, что приходилось постоянно общаться, так теперь необычное остервенение переполнило его жизнь: всё, что он отныне делал, он делал первый раз в жизни: поднимался​​ рано утром,​​ бежал​​ в потном строю, завтракал, изучал​​ строение оружия, маршировал…​​ Его прошлая жизнь, считал он, перечеркнута.​​ 

Он попал в пехоту. Потери пехоты с самого начала войны были столь большими, что каждый пехотинец понимал: если он останется живым, то только чудом.​​ 

 

* * *

 

27 июля​​ -​​ Смоленское сражение: немецкие войска заняли Соловьёвскую переправу, замкнув кольцо вокруг Смоленска. В смоленском «котле» попали в плен более 300 000 человек, было потеряно 2000 танков и 1900 орудий.

 

* * *

 

-​​ Все бытие у стоиков​​ -​​ только разная степень напряжения божественно-материального первоогня,​​ -​​ сказал Варенцов жене.

На ней​​ он, как обычно, проверял содержательность текста.​​ 

-​​ Слово​​ «напряжения»​​ бросается в глаза.​​ 

-​​ Это​​ «напряженность бытия».

-​​ Непонятно, Сережа!​​ 

-​​ Все равно, я так и напишу,​​ что​​ она​​ характерна​​ онтологии​​ и Платона, и Аристотеля, и всей античности…

-​​ И что дальше?

-​​ Дальше?​​ «Напряженность»​​ стоиков​​ -​​ это напряженность в бытийственном, непосредственно-субстанциальном виде.​​ 

-​​ Непонятно.

Надежде Николаевне была неприятна манера мужа писать, как ей казалось, вычурно и непонятно.

​​ 

* * *

 

30 июля​​ -​​ Продолжение резни в Глине: усташи зверски убили 200 сербов в сербской православной церкви в Глине (Хорватия), около 700-2000 человек были убиты в течение следующих нескольких дней.

Усташи – хорватские фашисты. В ходе усташского геноцида вовремя войны погибло от 197 до 800 тысяч сербов, 30 тысяч евреев, 80 тысяч цыган.

 

* * *

 

Из Свердловска Сикорский первый раз позвонил Варенцову​​ по спецсвязи: телефону, связавшему кабинет директора Эрмитажа​​ и кабинет во временном пристанище картин.​​ ​​ Пользоваться этой связью полагалось только по служебной необходимости​​ –​​ и на самом деле друзья поговорили о сохранности коллекции гемм.​​ Тревога не дала им говорить сколько-то долго, а они так много хотели сказать друг другу.​​ 

 

- Представь, что’​​ я недавно видел: иерихонская шапка мастера Михаила Давыдова!​​ Семнадцатый век, первый Романов!​​ – сказал Сикорский.

- ​​ Но как это возможно? - усомнился Варенцов.​​ 

- Да как? – услышал он. –​​ Экспонаты из​​ Кремля-то​​ -тут: и соборы, и Оружейка.​​ 

- Я помню этот шлем по альбомам: где-то 1620-ый год. Для первого Романова: Михаила Федоровича. Но как ты пересекся с москвичами? Так тебя и пустили посмотреть?​​ 

- Да как! Общая столовая.​​ У нас тут уже подобралась своя компания.​​ Конечно, мимоходом, - но все-таки! Я попал на распаковку. Жаль, до революции мы не ходили в Оружейку! ​​ Но не смогли бы: мы – не дворяне, не белая кость.

-​​ Да, чудеса! – согласился​​ Варенцов.​​ 

 

* * *

 

-​​ Тебе надо начать книгу о стоиках главой о Гераклите!​​ – посоветовала ​​ Надежда Николаевна.​​ – Он сильно повлиял и​​ на​​ скептиков, и​​ на​​ стоиков.

 

* * *

 

8 августа​​ -​​ сопротивление окружённых частей Красной армии под Уманью прекратилось. В окружение попали 20 советских дивизий: около 100 тыс. солдат и офицеров, в том числе 4 командира корпусов и 11 командиров дивизий. Потери убитыми и ранеными составили около 200 тыс. человек.​​ 

 

* * *

 

Первую зарплату Варя несла домой, зажав​​ бумажки​​ в кулаке. ​​ Всё - самой! Самой мыть пол, готовить еду, мыть посуду, покупать продукты. Усталость, ожесточение – всё уходило от радости победы над трудностями. Она – может!! Она может быть самостоятельной, она может жить сама. Такое огромное открытие!​​ 

 

* * *

 

9 августа​​ -​​ встреча президента США Франклина Д. Рузвельта и премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля на борту крейсера «Огаста».​​ 

14 августа учреждается «Атлантическая хартия», устанавливающая цели послевоенного международного сотрудничества.​​ 

 

* * *

 

Десятого августа по третьей волне общей мобилизации в СССР и Варя, и Сергей, и Олег попадают в призывники. Но они уже призвали самих себя, они не ждали, пока их призовут. В войне участвует вся нация.​​ 

 

18 августа​​ -​​ Советские войска при отступлении взрывают плотину ДнепроГЭСа.

 

* * *

 

После​​ месячного обучения в школе сержантов Леонид попал в часть и получил в свое​​ распоряжение взвод в двенадцать человек.​​ 

-​​ А чем ты занимался, Лёня?​​ – как-то спросил его один из солдат, веселый Санька Васильев.

-​​ Я учился в университете Ленинграда.​​ 

-​​ На кого?

-​​ На историка, - ответил Леня со вздохом.​​ 

-​​ Какого историка?

-​​ Античника.​​ 

- А про что это?​​ – спросили Лёню.​​ 

- Ты не слышал про Аристотеля?

- Вообще-то нет, - признался Сашка. – Вспомнил!​​ Мы в школе проходили. Помню учебник​​ «История древнего мира».

-​​ А ты кто по профессии?

- Шофёр.​​ 

-​​ Вот, Саша!​​ Говорим​​ с тобой, а завтра нас не будет на свете!​​ – зачем-то глубокомысленно сказал Леонид.

- Как будет, так и будет, - сказал Санька.

 

Этот Санька Васильев между делом запросто говорил о смерти, а​​ Леонид жил в постоянном напряжении​​ – и солдат, говоривший с ним, казался​​ ему​​ беззаботным. На самом деле, рядовой Васильев​​ просто был больше готов к смерти, чем Варенцов.​​ 

- Да!​​ – просто ответил Санька. -​​ Тут уж такая лотерея.​​ ​​ У тебя кто родители?

- Преподаватели.​​ А твои?

- Учителя, значит.​​ А мои померли: голод в начале тридцатых.​​ Я из детдома.

 

* * *

 

28 августа - издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», положивший начало массовой депортации советских немцев из Европейской части СССР за Урал и ликвидации АССР немцев Поволжья.​​ 

 

* * *

 

Олега Коваленко, как и его друга Сергея Дмитриева,​​ сначала готовили на наводчика артиллерийской батареи, но в этой специальности он не сделал успехов – и​​ тогда он стал рядовым​​ пехотинцем Ленинградского​​ фронта.​​ Он рыл окопы, мок под дождем, много работал​​ – и в этом постоянном напряжении, постоянном отказе от самого себя прежнего​​ и был новый смысл его жизни.​​ А как же прошлое, как университет?​​ ​​ 

Никак.​​ В свободное время​​ Олег​​ играл в шахматы, но свободного времени было мало. ​​ Может, его было мало и потому, что всем было страшно,​​ что все понимали: если выживут,​​ то только​​ чудом.

 

Сергей Дмитриев в обучении на наводчика сразу стал делать успехи.

 

Ленинградский фронт​​ -​​ оперативно-стратегическое формирование (объединение, фронт) Красной армии (РККА) ВС СССР в годы Великой Отечественной войны. ​​​​ Образован 23 августа 1941 года на основании директивы Ставки ВГК от 23 августа 1941 года путём разделения Северного фронта на Карельский и Ленинградский фронты.​​ 

 

* * *

 

1 сентября 1941 - запрещена свободная продажа продовольствия (эта мера будет действовать вплоть до середины 1944 года).

 

* * *

 

В начале сентября Микешин узнал, что Цветаева повесилась. Ее стихи не печатали, но Микешин вспомнил несколько строчек, читанных им недавно:

 

За этот ад,

За этот бред,

Пошли мне сад

На старость лет.

 

В это время Варенцовы тоже узнали о смерти поэта.

- Помнишь, Серёжа, как двадцать лет назад мы читали эти стихи вместе:

 

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.​​ 

 

- Да, помню! – печально ответил Варенцов.

 

* * *

 

3 сентября​​ -​​ гауптштурмфюрер CC Карл Фрич первым использовал пестицид Циклон Б для уничтожения польских и советских военнопленных в Освенциме.​​ 

 

* * *

 

Первые​​ артиллерийские​​ обстрелы​​ Ленинграда​​ начались​​ 4 сентября. ​​​​ Сразу досталось центру города.

 

Не только Варенцовы, но и все оставшиеся сотрудники Эрмитажа​​ со дня нападения Германии​​ много работали: они заклеивали окна, поднимали песок в залы и на чердаки,​​ на крыше​​ расставляли инструменты для тушения зажигательных бомб. После каждого попадания бомбы в музее объявлялась тревога – и все сотрудники старались минимизировать последствия обстрела.

 

* * *

 

8 сентября

Захват Шлиссельбурга немецкими войсками.​​ 

Начало блокады Ленинграда.​​ 

Первый массированный налёт люфтваффе на Ленинград.

 

* * *

 

-​​ ​​ Опять обстрел!​​ – вздохнула Надежда Николаевна.​​ 

Вместе со всеми они​​ спускались в подвал, ставшим бомбоубежищем, и​​ прижимались​​ друг к другу.

- ​​ Давай скажем каждый по фразе Аристотеля, какая придет на ум во время обстрела Питера!​​ -​​ предложил Сергей Никифорович.

-​​ Хорошо,​​ -​​ согласилась жена.​​ –​​ «Формы и сущности вещей, хотя и неотделимы от самих вещей, ни в коем случае не сводимы к самим вещам».​​ А ты?

-​​ «Вечность​​ -​​ предел становления переменных величин».

Они​​ грустно улыбнулись.

 

* * *

 

Бадаевские продуктовые склады горели три дня: с восьмого по десятое​​ сентября 1941 года.​​ В​​ городе пошли разговоры о предательстве властей,​​ о группах немецких диверсантов.​​ ​​ То, что власти не сумели сохранить пищевые запасы, ужаснуло самых стойких.​​ 

Надежда Николаевна впала в депрессию. Несколько дней она не могла говорить даже с мужем.

 

* * *

 

- Это чрезвычайно важное учение об абсолютной, но разностепенной телесности мира не могло появиться в старой досократовской философии! – настаивал Варенцов.

- Сережа, замолчи!

- Надя, почему?

- Неужели ты не понимаешь, что происходит? Мне страшно.

- Только занятия спасут нас, Надя, только они!​​ 

 

* * *

 

О, нет! не расколдуешь сердца ты

Ни лестию, ни красотой, ни словом.

Я буду для тебя чужим и новым,

Всё призрак, всё мертвец, в лучах мечты.​​ 

 

Сергей Никифорович​​ вспомнил эти строки Блока.

Он​​ взялся за перечитку Платона, чтобы от него перейти к стоикам.

Его поразила цитата:

-​​ «Демиург замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности; устрояя небо, он вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином…».

 

-​​ Боже мой! – подумал он. – Что же происходит?​​ Мы все скоро сойдём с ума. ​​​​ И Лёня​​ непонятно,​​ где,​​ и немцы могут войти в Питер.

 

-​​ «Вечный же образ, движущийся от числа к числу, мы называем​​ временем…».

 

-​​ Надо пойти погулять! Уговорю Надю,​​ -​​ подумал он.

 

-​​ «Первообразом для времени послужила вечная природа, чтобы​​ время​​ уподобилось​​ природе​​ насколько возможно…».

 

-​​ Ничего не понимаю!​​ 

 

-​​ «Первообраз есть то, что пребывает целую вечность, между тем как отображение возникло, есть и будет в продолжение целокупного времени».

 

-​​ А что это​​ «целокупное​​ время»? – подумал он.

 

-​​ «Не только вечность есть модель времени, но и время тоже есть своеобразная модель для вечности. ​​ Вечность есть образ времени, и то, что есть время, тоже есть образ вечности. ​​ За вечностью​​ -​​ никакого мистического приоритета: только приоритет логический».​​ 

 

Варенцов не мог ни​​ на​​ чём​​ сосредоточиться, он не мог прийти в себя.

 

* * *

 

12 сентября​​ -​​ налажено снабжение осаждённого Ленинграда по Ладожскому озеру. Ранние сильные холода.

 

* * *

 

Варенцовы были в Эрмитаже на ставке, но требовавшаяся простая физическая работа​​ превышала их​​ физические​​ силы – и иной день они уставали до изнеможения.​​ С​​ непривычки к физической работе они​​ чувствовали​​ себя плохо.

Перемещать​​ ​​ предметы искусства в подвалы дворца, ​​ а​​ то и​​ прятать их​​ в специально выкопанные ямы​​ – это было непосильным трудом.​​ 

Сергею Никифоровичу и ​​ Надежде Николаевне​​ было по сорок одному году, они​​ не были слабыми людьми! Это работа, которую им приходилось делать, была​​ слишком тяжелой.

 

В середине сентября Варенцовы сидели вдвоем в полной темноте и не могли ни о чем говорить: так пугали​​ их молчание сына​​ и блокада.​​ 

-​​ Мне страшно! – прошептала жена.​​ -​​ А если он убит?​​ 

-​​ Почему он должен быть убит?​​ 

-​​ Но он же в пехоте!​​ 

-​​ Совсем не обязательно! Может, попал в артиллерию.​​ Они помолчали – и Варенцов спросил:

- Слушай, он​​ же​​ поехал в Москву с группой студентов!​​ Что с ними​​ всеми​​ стало?

-​​ Я спрашивала в университете: вся группа не вернулась!

-​​ В Москве они пропасть не могли. У многих, кстати, там родственники. Представь,​​ -​​ Сергей Никифорович ​​ грустно улыбнулся,​​ -​​ наш Ленька в кирзовых сапогах идет по какой-то пыльной дороге...​​ 

-​​ Лучше не говорить об этом! Теперь уже не понять, что будет со всеми нами. Остается только надеяться на лучшее.​​ 

Они сидели в темной кухне, окна которой были укреплены наклеенными газетами, и им было страшно.​​ 

 

- ​​​​ Сережа, расскажи о категории блага у древних,​​ -​​ попросила жена.​​ 

Прежде они часто говорили об античности именно в эрмитажном рабочем кабинете Варенцова, потому что там была значительная часть справочной литературы по античности, но после ужесточения режима пропусков об этом пришлось забыть. ​​ Домашняя библиотека состояла, в основном, из книг по античности, но​​ все же​​ она не могла соперничать с эрмитажной библиотекой.

- ​​​​ Ты серьезно?! Всё летит в тартарары, а ты...

-​​ Именно поэтому, Сережа, и расскажи. ​​ Знаешь, я вышла утром на Невский, а там только что был обстрел. Разорванные трупы… Что ждать от этого мира? Представь, скоро не будет ни нас, ни Ленинграда!

-​​ Ты недооцениваешь нашу военную мощь! – спокойно ответил он.​​ 

Страх жены заставил его не бояться.

-​​ Не путай летний хаос с реальным противостоянием!​​ – потребовал он.

И он уверенно соврал:

-​​ Гитлер пока что не встречает сопротивления, но скоро это изменится!... ​​ 

 

Варенцов выждал и​​ улыбнулся жене:

-​​ Надя, а что это за чашка? Купила в Торгсине? – Варенцов удивленно и дружелюбно посмотрел на жену, желая избавить ее от горьких сомнений.​​ 

-​​ Это чашка моей бабушки. Я тебе рассказывала. Ты просто забыл.​​ 

-​​ Такая красивая! А у меня ничего не осталось от моих предков. Помнишь, в двадцать шестом я ездил на похороны моего дяди?

Он хотел рассказать​​ о​​ кремации родственника: по обычаю тех лет, его сжигали в открытом крематории,​​ -​​ но не решился поведать жене о трупе в огне.

Надежда, казалось, его поняла:

-​​ Она теперь – мой талисман.​​ 

-​​ Даже так! – улыбнулся Сергей Никифорович.

И опять помрачнел, вспомнив что-то важное: ​​ 

-​​ Я что тебе предлагаю? Пока у нас есть силы, давай сдадим кровь! И Сикорский​​ перед отъездом​​ сдал, и другие оставшиеся сотрудники!

Он не мог понять, почему завел об этом речь, но сейчас был уверен, что сказал правильно.​​ 

-​​ Хорошо, Сережа,​​ -​​ согласилась Надежда Николаевна.​​ 

-​​ Как там Коля? ​​ -​​ спросила она.​​ -​​ Кажется, ты получил от него письмо?

-​​ Тебе показалось,​​ -​​ спокойно ответил Варенцов.​​ 

Варенцов и Сикорский решили не писать друг другу писем, а иногда переговариваться: они понимали, что в условиях военного времени все письма перлюстрируются.

.

-​​ А какова Варя! ​​ - Варенцов не смог скрыть восхищения. -​​ Представь, она уже была в списках на эвакуацию, но она отказалась! Вот это характер! А так легко могла бы пристроиться к отцу.​​ 

-​​ Да, это удивительно! – согласилась Надежда Николаевна. – Если б она и в учебе так себя проявила! А то училась кое-как.

-​​ Но нельзя же судить по первому курсу, Надя!​​ Колька еще сказал, его жена в отпуск поехала к родственникам в Белоруссию. От​​ его​​ жены – ни слуху, ни духу. Вот что плохо. Почему Сталин не отменил отпуска?! Не было бы такого хаоса.

 

* * *

 

Университет не прекратил работу, - но какая учёба, если враг идёт к Ленинграду? ​​ Эта беда нисколько не сблизила Олега и родителей. Он хотел в армию, как можно скорее, - и уже через несколько дней был зачислен в учебную роту и изучал устройство автомата. ​​ Забыть прежнюю жизнь! И университет, и дом - и на фронте начать всё сначала. ​​ 

 

* * *

 

Дома Варя оглянулась на библиотеку отца и заметила​​ «Войну и мир»​​ Льва Толстого. Она стала искать цитату, запомнившуюся со школы, и скоро ее нашла.​​ 

Почему-то перечитала несколько раз знакомые строчки:

«Дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие…».​​ 

- Это должно повториться! – подумала она. – Это​​ повторится​​ обязательно.​​ 

 

О матери не было никаких известий.​​ Мама стала приходить к​​ Варе​​ во сне. Они ни о чем не говорили, а только смотрели друг на друга.​​ Варя стала задумываться, а что же связывало ее папу, такого умного, такого ученого, с ее мамой, всегда ​​ ​​ приземлённой, всегда занятой​​ работой по дому или спешащей в госпиталь.​​ Ее, Варю,​​ взяли в госпиталь​​ не только потому, что нуждались в кадрах, но и​​ потому что знали ее мать.​​ 

 

* * *

 

-​​ Итак, Надя, в античность! ​​ На понятие блага мы выходим через красоту, а через благо – на закон! Такая последовательность: красота – благо – закон. Благо не предполагает для себя никакого более высокого закона, но оно уже само по себе есть закон. ​​ От закона – к государству! Аристотель говорит об этом прекрасном и самодовлеющем государстве, где царят благо, красота и мера. В красоте главное понятие​​ -​​ калокагатии (это именно нравственная красота!). ​​ 

Он посмотрел на жену с удивлением и спросил:

-​​ Надя, я​​ опять вспомнил твою​​ косу.

-​​ И я ее что-то всё вспоминаю. Тогда я тебя встретила – и была война, как сейчас.​​ Косы больше не будет.​​ Тогда война подтолкнула ее перейти к короткой прическе.

 

-​​ Вот важная цитата:​​ «Стихия жизненных благ, выраженная и пребывающая так, чтобы эти блага никогда не переставали быть самими собой (то есть были сами для себя пределом), чтобы они никогда не вредили сами себе и себя не уничтожали (то есть богатство​​ -​​ богатства, слава​​ -​​ славы, могущество​​ -​​ могущества), и есть аристотелевская калокагати’я».

- Сережа, ты с чего сдвинул ударение?! Калокага́тия! От древне-греческого καλοκαγαθία, которое от καλὸς καὶ ἀγαθός…​​ 

Вдруг она замерла и мечтательно сказала:

-​​ Представь, война кончится​​ -​​ и мы опять будем преподавать.​​ 

-​​ Думаю, да, – ответил Варенцов. – Не забудь: калокагатия! Это обязательно надо сказать студентам. Обязательно! ​​ «Аристотелевское начало есть высшее благо и высшая красота, и, наоборот, благо и красота есть высшее начало в смысле цели, являющейся причиной всякого развития. Началом является и природа, и элемент, и усмотрение, и сущность, и, наконец, цель: ибо у многого благое и прекрасное образуют начало и познания, и движения их».

 

Сергей Никифорович потому так легко находил нужные цитаты, что они были под рукой: в надписанных бумажках, что аккуратно теснились в расставленных коробочках. ​​ С началом войны он перенес эти коробочки​​ с прилежно исписанными бумажками​​ домой.

 

* * *

 

18 сентября​​ -​​ в ходе битвы за Киев немецкие танковые группы замыкают кольцо вокруг армий советского Юго-Западного Фронта.

Сергей Дмитриев знал об этом из разговоров с офицерами. Решение отстаивать Киев было ошибочным: погибло слишком много советских военных.

 

* * *

 

Решалась судьба России​​ -​​ это все понимали. Это чувствовал на фронте и восемнадцатилетний Леонид, и его родители в Ленинграде. ​​​​ Разве скажешь, где было страшнее: в блокаде или в боях?​​ Жизнь миллионов людей висела на волоске.​​ Леонид​​ позвонить​​ родителям​​ уже не мог; он писал письма,​​ но​​ они​​ терялись в хаосе​​ войны.​​ 

 

* * *

 

19 сентября​​ -​​ пал Киев.

 

* * *

 

Однажды Варенцовы сидели в рабочем кабинете Эрмитажа, когда в дверь постучал коллега и объявил, что у двери в отдел стоит человек, который хочет поговорить с Сергеем Никифоровичем.​​ 

Варенцовы так удивились, что вышли оба. А что, если весточка от сына?!

Их встретил человек лет пятидесяти в легкой куртке, прохладной для сентября.

Он сразу объявил:

-​​ Я​​ в отпуск​​ оказался в Ленинграде​​ -​​ и не могу вернуться домой.​​ 

Варенцовы не знали, что и думать по поводу такой тирады.​​ 

-​​ Но как же вы сюда попали?​​ – осторожно спросил Варенцов.​​ -​​ Как вас пропустила охрана?​​ 

Мужчина растерянно смотрел на них и ничего не отвечал.

-​​ Из какого вы города? –​​ настаивал​​ Варенцов.

-​​ Из-под​​ Вязьмы.​​ Деревня Старый Ржавец.

И​​ вдруг мужчина​​ обратился к​​ Надежде Николаевне:

-​​ Вы ведь тоже Переверзева?​​ 

-Да, - подтвердила она.​​ -​​ Когда-то я была​​ Переверзева.​​ Я тоже из этой деревни.​​ Из Ржавца.​​ 

- Так и​​ Марфа Васильевна, и я - Переверзевы. Я​​ -​​ сын​​ брата​​ вашего отца!

-​​ Сын дяди? ​​ Как звали вашего отца? – спросила Варенцова.

- Василий.​​ Мы​​ жили на​​ улице​​ Нижегородская, в доме 51.

- Так вы знаете, в каком доме я жила?

- Да. Вы жили совсем рядом:​​ дом 49.​​ Я –​​ Степан​​ Васильевич, а вы – Надежда Николаевна.​​ 

Изумлению Надежды Николаевны не было конца.

-​​ А как звали моего отца? – спросила​​ она.

-​​ Ваш отец - Николай​​ Трифонович Переверзев.

Ваш​​ отец​​ Николай, а мой​​ Василий,​​ -​​ сказал​​ незнакомец.

-​​ А вас как звать? – спросил Сергей Никифорович.​​ – Повторите.

Он решил вмешаться.

-​​ Степан​​ Васильевич Переверзев, - был​​ его​​ ответ.​​ - Я помню вас в детстве.

Незнакомец​​ внимательно смотрел на Варенцовых, ожидая их реакции.​​ Они, ошеломленные, молчали.​​ 

-​​ А Переверзева​​ Марфа Васильевна​​ –​​ моя тётя!​​ – добавил он.​​ – Вот смотрите: ​​ все пошло от дедушки Переверзева Трифона Семеновича, родился​​ в​​ 1850. Есть братья Переверзевы: Василий и Николай. Есть их сестра Марфа. Я – сын Василия, и я – ваш двоюродный брат, Надежда Николаевна.​​ 

-​​ Теперь понимаем! – воскликнули Варенцовы. – Вы приехали к вашей сестре.​​ 

-​​ Когда-то​​ Марфа​​ мне оставила свой адрес и просила заехать. Правда, это было десять лет назад. А я так и не собрался.​​ 

Варенцов​​ внимательно посмотрел на него​​ и сказал:

-​​ Николай Васильевич! Ваша сестра умерла. В прошлом году. От рака.​​ 

Переверзев​​ растерянно​​ молчал.

-​​ Почему вы никогда не писали​​ ни​​ ей, ни мне?​​ -​​ удивилась Варенцова. -​​ Это же ваша​​ сестра!

Она не решалась сказать​​ «ты»​​ незнакомому человеку,​​ но уже поняла,​​ что они – родственники.​​ 

-​​ Мы все считали, она стала городской. Она ведь тоже не приезжала в деревню! Никогда. Как уехала в Питер в двадцать втором, так больше носа и не казала. ​​ Мы считали, она больно загордилась. ​​ И сейчас я не хотел к ней заходить.​​ 

-​​ И все-таки зашли! – воскликнула Надежда Николаевна.​​ 

- Да, зашел!​​ Вас, - он обратился​​ ​​ к Надежде Николаевне,​​ -​​ я совсем не помню,​​ но зашел.​​ Я приехал,​​ как турист, понимаете. Думаю, соберусь хоть раз в жизни, схожу в Эрмитаж… а теперь мне просто некуда возвратиться.

Варенцовы внимательно разглядывали незнакомца.​​ 

-​​ Она хорошо писала о вас,​​ -​​ волнуясь, говорил назвавший себя​​ «туристом», обращаясь к Варенцовой.​​ -​​ Вы не подумайте, что я попрошу вас о чем-то таком: я понимаю, сейчас всем тяжело,​​ -​​ но меня без рекомендации не берут даже на завод! Мне негде жить.​​ 

Варенцовы​​ было вовсе​​ растерялись, но​​ со​​ словом​​ «завод»​​ в туннеле, куда забрёл их разговор,​​ забрезжил свет.

-​​ Не подумайте, что я прошу остановиться у вас! Я – слесарь четвертого разряда – и меня бы взяли на Балтийский завод,​​ -​​ но нужна рекомендация. Я рассказал о вас в отделе кадров. Если вы поручитесь, меня примут на работу.

- Но как же вы из деревни, если вы – такой специалист? – спросил Сергей Никифорович.

- Да я ведь работал в​​ Вязьме, а домой наезжал только изредка.​​ 

Изумлению Варенцовых не было конца.​​ Рассказ незнакомца выглядел правдоподобным, - но, если он​​ может работать,​​ - то почему ему не помочь?​​ Рабочие руки были очень нужны.​​ Посоветовать ему устроиться через военкомат? Но тогда вероятность попадания на фронт этого, возможно, родного человека резко возрастет.​​ Да, чего доброго, он попадет на проверку в спецорганах – и его попросту могут сослать​​ куда подальше!

-​​ Мне писала Марфа,​​ -​​ продолжал незнакомец, и на лбу его показались капли пота,​​ -​​ что вы работаете в Эрмитаже.​​ Вот я сюда и заявился.​​ 

Как этот мужчина​​ мог выйти на Варенцова? Но его​​ спасло всезнайство начальника охраны Эрмитажа: он знал, что Варенцова когда-то была Переверзевой! ​​​​ В мирное время такая ситуация показалась бы подозрительной, но не сейчас, когда всё перевернулось.

-​​ Позвольте мне в отделе кадров сослаться на вас и на тетю!​​ – взмолился незнакомец. -​​ Тогда меня примут и поселят в общежитии. А Вязьма уже под немцами.​​ 

-​​ Николай Васильевич! – решительно​​ сказала Надежда Николаевна. ​​ -​​ Мой муж прямо сейчас​​ поедет с​​ вами в отдел кадров.​​ 

Варенцов не возражал. Надежда Николаевна пошла домой, а мужчины поймали такси – и легковая​​ «эмка»​​ быстро довезла их до завода.​​ 

 

Из разговора со​​ Степаном​​ Васильевичем Варенцов узнал, что​​ отец Николая умер три года назад, а что случилось с братом его отца и отцом​​ его жены, осталось неизвестным.

- Три года назад! – воскликнул Сергей Никифорович. – Но в каком же возрасте умер дедушка моей жены?​​ 

- Восемьдесят восемь.

- Вот это да! – обомлел Варенцов. – Как удивится моя жена!​​ 

 

* * *

 

26 сентября​​ -​​ окружённые под Киевом части Юго-Западного фронта прекратили сопротивление. Потери Красной армии убитыми и ранеными составили около 100 тыс., ещё 600 тыс. человек попало в плен. 

 

29 сентября​​ -​​ начало массовых расстрелов в Бабьем Яру в Киеве.​​ 

 

30 сентября​​ -​​ начало​​ битвы за Москву.

 

* * *

 

7 октября - немецкие танковые группы замкнули кольцо окружения войск Западного и Резервного фронтов РККА в районе Вязьмы. Число пленных в котлах под Вязьмой и Брянском составило более 688 тыс. человек.​​ 

 

* * *

 

Варенцов пишет:

-​​ Стоик на основании свободы своей воли вырабатывает метод своего пребывания на земле – и он доводит эту свою методу до художественности, до совершенства:​​ до совершенства художества.

 

Он попробовал потренькать для души на фортепьяно – и не смог: так одолевала печаль.

 

* * *

 

15 октября​​ -​​ принято решение об эвакуации Москвы. На следующий день начинается эвакуация государственных учреждений и иностранных посольств. Правительство СССР переезжает в Куйбышев, но Сталин остаётся в Москве.

 

16 октября - паника в Москве на фоне слухов о сдаче города немцам.

 

17 октября - маршал Советского Союза Иван Степанович Конев выпускает приказ о создании Калининского фронта. Битва за Калинин (так тогда называлась Тверь) спасла Москву от оккупации. Самым сложным периодом стал октябрь 1941 года.

 

Влад и Аксаковы никак не среагировали на эти страшные события:​​ они мало знали о них.​​ Поля и Влад говорили о любви, мечтали,​​ - а мать Поли была готова ко всему.

 

* * *

 

Леонид на фронте​​ попытался вспомнить​​ любимую цитату:

«Аристотель дает феноменологию динамических форм и потому превращает зримую им напряженность бытия в стихию энергий, то есть стихию потенции, энергии и энтелехии».

Прежде он мог процитировать ее целиком, а сейчас в голове​​ были​​ одни​​ обрывки.

 

* * *

 

Надежда Николаевна Варенцова ​​ просматривала записи к своим лекциям.​​ 

Ее внимание привлекла такая цитата:

- Гармония и ритмика родственны душе человека.​​ Одни из философов утверждают, что сама душа есть гармония, а другие говорят, что душа носит гармонию в себе. Как связаны цвет и звук? ​​ Сам по себе цвет не переходит каким-то загадочным образом в звук, ни звук – в цвет, - но та область сознания, в которой складывается язык, объединяет ощущения этих разных восприятий.

 

* * *

 

20 октября​​ -​​ в​​ Москве введено осадное положение.

 

* * *

 

Леонид участвовал в Орло́вско-Бря́нской операции. Она продолжалась с 30 сентября по 23 октября 1941 года.​​ ​​ Его​​ армия была в окружении и все же не погибла.​​ Сам Леонид не​​ мог поверить, что он, как и​​ другие новобранцы, выдержал такой ад.​​ Свист пуль, холод, постоянное напряжение​​ – как это всё было далеко от его ленинградской жизни!

Уцелев, он написал родителям – и они получили его письмо.​​ 

На этот раз Сергей Никифорович и ​​ Надежда Николаевна встретились по радостному поводу: письмо​​ -​​ от сына. Леня – жив! Так​​ сын не убит!!

Этому письму повезло: оно – дошло.​​ 

 

Эта уверенность​​ повергла​​ родителей​​ Леонида​​ в состояние необычайной эйфории. Они не могли говорить: они весь день только выразительно смотрели друг на друга. Эта легкая, непостижимая, лучшая в мире радость – как счастлив тот, кто знает ей цену!

 

* * *

 

25 октября​​ -​​ пал Харьков.

 

* * *

 

7 ноября​​ -​​ парад войск в Москве на Красной площади.​​ 

 

В этот же день​​ немецкая авиация потопила теплоход​​ «Армения», вывозивший раненых из осаждённого Севастополя. ​​ Погибло свыше​​ пяти​​ тысяч​​ человек.

 

* * *

 

Письмо Сикорского Варенцову:

- Серега, ты не представляешь, как тут скучно жить. Поговорить не с кем.​​ Сейчас я вспоминаю наши разговоры как божье благословление.​​ Вспомнил я​​ твои слова про стоицизм!​​ ​​ «Внешнее содержание жизни - результат внутреннего содержания; ​​ ​​ внутреннее содержание выражает ​​ себя в этом внешнем содержании жизни».​​ Так и есть!​​ 

Тут я всегда в тревоге, мне негде отдохнуть, давление крутит во все стороны. Попал, как кур в​​ ощип. Мог я знать, что тут будет так плохо?​​ Казалось, в Питере загнусь быстрее, начальство сказало – вот я и покатил. Как ты, Серега?​​ ​​ 

 

* * *

 

Влад не мог опомниться от обрушившегося на него счастья: он любит, он любим! То же чувствовала и Полина.​​ 

- Пир во время чумы! – шутили они, воздавая честь  ​​​​ Пушкину.

Это было взаимное умопомрачение​​ – и оба находили его прекрасным.

 

* * *

 

16 ноября​​ -​​ прекращено​​ снабжение​​ Ленинграда​​ по Ладожскому озеру. Поставки в город идут только самолётами Гражданского воздушного флота

 

* * *

 

-​​ Это ж подумать: идет война,​​ -​​ а снег такой нежный,​​ -​​ сказал Варенцов. – Мы​​ -​​ в третьем веке до нашей эры. Мы​​ -​​ киники и скептики.​​ 

-​​ Ты прав,​​ -​​ усмехнулась Надежда Николаевна.​​ -​​ А что? ​​ У нас​​ -​​ эллинизм: полная​​ неуверенность в себе. ​​ Вот ты и пишешь о скептиках!

-​​ Да, Надя.​​ 

 

* * *

 

20 ноября 1941 - властями Ленинграда был введён норматив по отпуску продуктов питания.

Размер продовольственного пайка составлял:

-​​ Рабочим - 250 граммов хлеба в сутки

-​​ Служащим, иждивенцам и детям до 12 лет – по 125 граммов

-​​ Личному составу военизированной охраны, пожарных команд, истребительных отрядов, ремесленных училищ и школ ФЗО, находившемуся на котловом довольствии – 300 граммов

-​​ Войскам первой линии – 500 граммов.

 

* * *

 

22 ноября​​ -​​ открыта​​ «Дорога жизни»​​ по льду Ладожского озера.​​ Средняя​​ температура​​ была​​ на​​ десять​​ градусов ниже нормы.​​ И хотя стужа и принесла неисчислимые страдания блокадному городу, она раньше климатических сроков заморозила Ладожское озеро, что позволило проложить по его льду спасительную Дорогу жизни. ​​ 

 

* * *

 

-​​ Ну что, Сережа?​​ Не страшно? – спросила жена.

А было чего бояться: стоял лютый декабрь, голод и лед сковали Ленинград. ​​ Казалось, дворцы, люди, сам воздух – всё застыло в немом ужасе.​​ 

-​​ Что нам еще делать, Надежда, как не учить друг друга? Представь, ты и я – все, что осталось от былых любимых штудий – и мы их повторяем, ведь только этот любимый материал может нас вернуть к жизни.

- Да, - согласилась жена.

 

* * *

 

Тула стала стратегически важным пунктом на пути к Москве. Город находился в полуокружении. Тем не менее, линию фронта на южных подступах к Москве удалось стабилизировать. Планы гитлеровцев по обходу столицы с востока были сорваны. Операция​​ «Тайфун»​​ не удалась. ​​ 

 

6 декабря началось наступление наших войск – Тульская наступательная операция. В результате угроза обхода Москвы с юга была окончательно ликвидирована. Немецкая группировка на тульском направлении была разгромлена.

 

* * *

 

Варю​​ захлестнула работа.​​ Она понимала, что никогда не увидит мать – и это ее ужасало.​​ Работать, зарабатывать, ставить уколы, переворачивать раненых, чтоб избежать пролежней, участвовать в операциях!

 

И на этот раз она​​ неожиданно​​ пошла к Варенцовым. Пришла.​​ Стояла в дверях и плакала.​​ Ее усадили пить​​ скудный​​ чай.​​ Старались утешить речами о нашем удачном наступлении.​​ 

Надежда Николаевна ушла спать, а​​ Варя​​ и​​ Сергей Никифорович ​​ еще долго болтали на кухне.

 

Хоть было поздно,​​ Варя​​ пошла домой.​​  ​​​​ Она не могла прийти в себя.​​ Она​​ останавливалась посреди улицы и судорожно плакала, и шептала:​​ 

- Мама, мама, мама!​​ 

Она поняла, что мама мертва.

Чтобы забыться,​​ она проработала бессменно две недели. До полного изнеможения. Новый год она встречала у Варенцовых.​​ 

 

* * *

 

В битве под Москвой зимой 1941 года большую роль сыграло создание советскими инженерами искусственной водной преграды в долинах рек Яхромы и Сестры. Этот гидротехнический маневр состоял в сбрасывании воды из плотину ГЭС. ​​ Лед, уже сковавший поверхность водохранилища, оказался в подвешенном состоянии. При попытке форсировать водную преграду немецкая техника стала проваливаться под лед и уходить на дно. Наступление гитлеровцев на это участке было остановлено.

 

* * *

 

С ноября 1941 г. до июня 1942 года МГУ находился в Ашхабаде (Туркменская ССР), с августа 1942 года до мая 1943 года – в Свердловске.​​ 

Жена Микешина вернулась в Москву только летом 1943 года.

 

* * *​​ 

 

Ноябрь​​ и декабрь​​ сорок первого в Москве были​​ ужасными. Владик, как и все, жившие в Москве, со страхом ждал взятия столицы: так близко​​ были​​ немцы!

Какой там литературный институт, какая там учёба!  ​​ ​​​​ На фронт Владик тоже не попал: не прошел медкомиссии.​​ 

 

В этот тяжелый момент его жизни его приютила семья Полины. ​​ Владику нравилась Варя, она оставалась мечтой, - но​​ с началом войны​​ он​​ прибился к Полине.​​ Теперь уже окончательно.​​ Так​​ из знакомой она превратилась в жену, хоть официально брак еще не был заключён.​​ Тут большую роль сыграла не только война, но и Марина Константиновна, мать Полины.​​ 

И сегодня тёща для зятька постаралась​​ и сготовила салат из запечённой тыквы с кунжутом​​ и​​ брынзой! Какой же​​ пир по тем временам. Но брынза​​ закончилась!

 

А ведь многие бежали из Москвы! Люди спасались кто как может, но​​ Аксакова​​ Марина Константиновна, ее зять и дочь покорно ждали своей участи. Они ​​ сумели и выжить, и создать семью.​​ 

С наступлением под Москвой​​ открылись учреждения и среди них загсы​​ – и тогда​​ брак Полины и Владика был зарегистрирован.​​ 

Появились большие проблемы с пропитанием – и Владик пошел на завод. Не все​​ предприятия перекочевали​​ на Урал!

Детали будущих снарядов ​​ Владик обтачивал в Москве. Работа, брак, новая семья, прописка в Москве – всё это совершенно​​ изменило​​ его​​ жизнь.​​ Но мечта о Варе из новой жизни не ушла.​​ 

 

К новому году паники в Москве не стало вовсе, успешное наступление всех приободрило ​​ - и жизнь стала медленно налаживаться.​​ 

 

Но при этом Владик мечтал о любви.​​ Всего месяц назад он любил страстно, а сейчас «просто» любил, «только» любил – и его унижала собственная сладость: он понимал, что его любовь слабеет.​​ 

Он с горечью вспоминал строчки Пушкина:​​ 

 

Привычка свыше нам дана:​​ 

замена счастию она.

 

Но именно привычка к Полине, именно дружба с ней помогли ему спастись в это страшное время. Он и сам не заметил, как их отношения​​ из огромной влюбленности​​ стали​​ только​​ серьёзными. ​​ 

 

Он гонялся за Полиной, он добился ее, - но​​ сейчас​​ ему, так любящему литературу, некогда было читать! Рядом, слишком близко, но все же не в Москве, шла великая битва, а он, безвестный поэт Владик​​ Казанцев, разуверившийся в своем таланте, успешно​​ (насколько это было возможно по тому времени)​​ решал свои маленькие житейские проблемы. ​​ 

Он думал так о себе – и это его ранило. Его ранила правда о самом себе, от которой он не мог отвернуться.

- Прописаться в Москве!​​ Стать москвичом!​​ Да кто же не мечтал об этом!​​ -​​ думал он.​​ -​​ Но я перестал писать стихи.​​ 

 

А Полина? ​​ Она​​ не​​ стала Полиной Казанцевой: как поэтесса, она осталась Полиной Аксаковой. ​​ Она была замужем – и так искренне​​ радовалась своему новому качеству.​​ Это огромное событие совершенно заслонило для нее все ужасы войны.​​ Какое же для нее это было освобождение – ее брак! Как она мечтала о нём! И вот рядом с ней красивый мальчик, который ее любит, который о ней заботится, который ради нее пошел на завод!

 

И Влад, и Полина не смотрели на брак как на интересное заманчивое путешествие: шла война. Скорее, это было желание помочь друг другу, а может, и друг друга спасти.  ​​ ​​​​ Им трудно было​​ смириться с диетой военного положения,​​ но​​ мать Полины​​ с ее огромным житейским опытом сумела разнообразить еду. ​​ Он и​​ она​​ привыкали​​ к ограничениям​​ долгие​​ месяцы.​​ Трудно было​​ считаться с тяжёлыми обстоятельствами, но деться было некуда. ​​ 

 

Полина пришла бы в ужас, узнай она, что уже через месяц совместной жизни Влад почувствовал охлаждение, но Влад благоразумно скрывал сомнения.

 

* * *

 

7 декабря - японская авиация нанесла удар по Пёрл-Харбору​​ -​​ главной военно-морской базе США на Тихом океане.​​ 

 

* * *

 

8 декабря - Вторая мировая война приобрела статус вооружённого конфликта планетарного масштаба.

 

Президент США Франклин Д. Рузвельт выступает с речью на совместном заседании обеих палат Конгресса. Президент потребовал объявить войну Японии и назвал 7 декабря «днём, навсегда вписанным в историю как символ позора». Конгресс принял соответствующую резолюцию.

 

Великобритания, Канада, Коста-Рика, Доминиканская республика, Гватемала, Гаити, Сальвадор, Панама, Голландская Ост-Индия, Южно-Африканский Союз, Австралия и Свободная Франция официально объявили войну Японии.

 

Австралия и ЮАС провозгласили состояние войны с Финляндией, Румынией и Венгрией.​​ 

 

* * *

 

Микешин открыл томик Бодлера и стал читать на французском любимое стихотворение:

 

Плаванье

 

Ребенку, что охоч до карт и до эстампов,

Вселенная под стать и аппетит огромен.

Как этот мир велик при свете лампы!

Начнешь же вспоминать, так он куда как скромен.

.

Однажды утром вдруг душа как загорится!

Поникнув от обид, от скуки, горя,

Вдруг рвется в путь, чтоб примирить​​ 

Две бесконечности: души и моря…

 

Он с удовольствием дочитал стих до конца.

- Прошло сто лет, а читать так интересно! – подумал он.

 

Этот же стих в эти дни в блокадном Ленинграде читала и Надя, дочь ректора истфака ЛГУ. Ее отец воевал в ополчении – и она жила одна. Она уже устроилась на завод: иначе было не выжить.​​ 

Надю поразили последние строчки:

 

О, Смерть! ​​ Своим утешь нас ядом!​​ 

Нас Неизвестное в глубь пропасти влечёт.

А в небеса иль в ад? Нам всё равно, что рядом.​​ 

Пылают жарко наши души, и бездна нас зовет.​​ 

 

* * *

 

13 декабря - сильное наводнение в Хуаразе (Перу), вызванное отколовшимся куском ледника, упавшим в озеро Палькакоча. Погибло от 6 до 7 тысяч человек.

 

* * *

 

Шла война, а Поля и Влад улыбались друг другу.

Это давящая тишина Москвы, казалось, готова была взорваться. И точно - огни обстрела пронизали небо, поднялось уханье противовоздушной артиллерии.

 

-​​ На ложе страстных искушений.​​ 

Простой наёмницей всхожу, -​​ 

 

торжественно, смеясь, сказала Поля.

- Спасибо, Поля, - ответил Влад.​​ 

Они не верили, что Москва может сдаться немцам, ведь они любили друг друга.​​ 

 

* * *

 

Микешин Николай Степанович с началом войны пребывал большой тревоге. Работы прибавилось.

Его сын Эдуард продолжал работать переводчиком в один из отделов МИДа; в его жизни ничего не изменилось. В мире творилось что-то ужасное, но не в семье Микешиных. Внешне в их жизни ничего не изменилось, но их, как и всех, мучила тревога.

 

Эдуард скрыл от​​ отца (от матери легко было скрыть: она уехала в эвакуацию), что увлёкся студенткой матери. Этот роман его так изменил! Большой театр и ​​ многочисленные кафе были закрыты – и влюбленным оставалось бродить по ошарашенному войной городу. Выждав момент, когда родителей не было дома, он пригласил Валю домой - и тут они совсем уж сблизились. Эдуард исполнилось двадцать пять, Вале двадцать - и оба любили первый раз. ​​ 

И это был декабрь сорок первого года! ​​ Как их подхватило время!​​ 

 

* * *

 

16 декабря- советские войска освобождают город Калинин.

 

20 декабря​​ - советские войска освобождают город Волоколамск.

С каким восторгом весь Советский Союз слушал эту новость!​​ Все двести девять миллионов!

 

Этим вечером Варенцовы спелись​​ на диво! Они разговорились так душевно!

-​​ По Аристотелю,​​ -​​ начал​​ Варенцов,​​ -​​ существуют три сущности​​ -​​ материя, форма и возникающая из этих обеих индивидуальная сущность.​​ 

-​​ Материя ​​ порождает форму,​​ -​​ ответила​​ Надежда Николаевна,​​ -​​ а ее возникновение следует за сущностью и происходит ради сущности.​​ 

​​ -​​ Единство ​​ и неделимость сущности души и ее материи мы закрепим особым термином​​ «энтелехия»: действительность,​​ -​​ сказал Варенцов.

-​​ А что материя? Сначала она особая умопостигаемая материя, потом умопостигаемая субстанция. ​​ Материя, по Аристотелю, бывает как постигаемая чувствами, так и воспринимаемая умом.

Варенцовы печально, но все же с улыбкой посмотрели друг на друга.

 

Квартира у них была трехкомнатной, но печка была не в большой комнате, где была библиотека, а в комнате, где прежде жил их сын. Глупая советская перепланировка (у дореволюционного собственника была одна огромная комната) очень пригодилась Варенцовым: двенадцатиметровую комнату сына​​ с печкой​​ они превратили в спальню. Ее окна были затемнены, но днем шторы приподнимались - и можно было читать в тепле.​​ 

Их спасением был диван. Теплый, добротный, всего в метре от печки, он чудесно согревал ночью. ​​ Чтобы согреться, они прижимались друг к другу. Ночные налеты были столь частыми, что они не бежали в бомбоубежище, а просто старались уснуть или говорили все о той же античности.​​ 

 

- Какой ты стал грустный! – заметила жена.

- Знаешь, много мелких открытий.​​ 

- Да, война меняет нас, - сказала Надежда. – Главное, мы любим нашу работу, Эрмитаж, Союз – это уже так много!​​ 

Им не казался странным патриотизм их речей: они выживали благодаря этому чувству.

- ​​ Хватит об этом! ​​ Я вот заметил, с войной мое лицо стало мне чужим, - задумчиво сказал Варенцов. – Смотрю на себя в зеркале – и не узнаю’. ​​ 

-​​ Да, Сереженька, - ​​ грустно согласилась​​ жена. - Что ты сейчас пишешь?​​ 

-​​ Я застрял на одном вопросе…

И они ушли в тонкости.

 

* * *

 

В 1941 году выпущен​​ «Киноконцерт 1941 года», а в нем балетный номер​​ «Умирающий лебедь»​​ Галины Сергеевны Улановой.

 

* * *

 

30 декабря​​ -​​ Красная армия освобождает город Калугу.​​ 

 

* * *

 

Письмо Варенцова Сикорскому:

- Коля, держись! Получили твое письмо только под​​ новый год.​​ А здорово мы шарахнули этих гадов под Москвой!​​ Внешне Надя и я живем, как прежде: много говорим об античности, пытаемся читать, учиться, - но голодно и вокруг много смертей. ​​ Забавно, что ты помнишь цитаты о стоиках! Так они тебя впечатлили, эти странные античные философы. Знаешь, и в моей голове много цитат! Я постоянно что-то пишу, как и Надя: так мы поддерживаем свою форму. Страшное время, Коля! На нашу долю выпало много испытаний – тут ничего не поделаешь. Варенцовы.

 

* * *

 

Историкам еще предстоит написать истину про наше наступление под Москвой: таким неожиданным оно кажется и для современников, и для потомков.​​ 

 

Микешины встретили войну буднично, по-рабочему, потому что им давно казалось неизбежным вторжение орд Гитлера. Эдуарду исполнилось двадцать пять, но его заблаговременно устроили на некую должность в идеологический аппарат, где работал его отец.​​ 

 

И в эвакуации Сикорский плохо себя чувствовал и  ​​​​ часто напивался – еще и потому, что сильно уставал. Тревога уже не оставляла его.​​ 

 

* * *

 

Варенцовы читали стихотворение Константина Симонова:

 

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные, злые дожди,

Как кринки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди…

 

* * *

* * *

 

ГОД  ​​​​ 1942

 

* * *

* * *

 

1 января​​ -​​ термин​​ «Объединённые Нации»​​ («United Nations») впервые был официально использован как синоним​​ «союзников». Подписание 26 государствами декларации Объединённых Наций.

 

* * *

 

Ночами Влад подолгу​​ говорил с Полиной - и это сделало его таким спокойным! Его удивило, почему ему самому так нравилось мурлыкать в темноту что-то бессвязное, легкое, - но для Полины это и было главным в их любви. Она​​ считала, Влад слишком эгоистичен в близости. Она не хотела ребенка, но не​​ смела сказать этого ни матери, ни мужу. Сказать еще больше, она не хотела близости - и занималась любовью только потому, что так хотел муж.​​ Ей казалось, ребенок – недосягаемая высота! Не стоит и мечтать в такое тяжелое время забираться на такую высокую гору!​​ 

И все же ей очень нравился Влад: ночами он был большим, теплым, иногда хулиганистым котом, -​​ но и​​ утром​​ он оставался​​ приятным​​ собеседником.​​ 

 

Влад, как и все, был патриотом, но при этом он понимал, что стаж работы на заводе ему еще очень пригодится. Работа была тяжелой, зато она освобождала от тяжелых мыслей о собственной бездарности.​​ Но о чем он мечтал? Он мечтал встретить Варю.

Но какие-то стихи о войне он писал, как и Полина, - и их стихи печатали.​​ 

 

* * *

 

2 января ​​ - завершена Керченско-Феодосийская десантная операция; освобождён город Малоярославец.

 

* * *

 

- Надо же, какой стих!​​ –​​ сказал Сергей Никифорович.

- Какой? – спросила​​ Надежда Николаевна.

-​​ Константина​​ Симонова. Я тебе прочитаю:

 

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

 

Кононов Василий​​ Сергеевич, будучи артистом, готовил этот стих для выступления в театре. Театр Комедии на Невском продолжал работать и с началом войны.​​ 

 

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора…​​ 

 

Он твердил это наизусть – и строчки давались так легко!
​​ 

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

 

Кохашинский​​ Юрий Степанович, художник, последнее время плохо себя чувствовал. Он попросил дочь почитать ему стихи – и Света прочла:

 

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет:​​ -​​ Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,​​ -

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

 

- Что ты скажешь? – спросил Варенцов.

- Прекрасная музыка прощаний, - ответила она.​​ 

Надежда Николаевна плакала.

- Опять Симонов! – сказала она. – Надо же, какой талантливый!

 

Влад расплакался, когда прочел это стихотворение: если бы он мог написать что-то подобное! Конечно, он​​ сочинил несколько стихотворений о войне и даже сумел их пристроить, - но это мало соответствовало его амбициям. О, боже! ​​ Столь многое говорило об его бездарности.

 

* * *

 

Уже в январе, когда явная опасность для Москвы миновала, Микешин побывал в квартире Эйзенштейна, любившего принимать гостей.​​ 

 

Николай Степанович пошел к Мастеру пешком, чтоб потом было больше воспоминаний. Для себя он считал эти немногие встречи историческими, хоть и не заносил их в мемуары, потому что ничего не записывал («Не та эпоха, чтоб иметь дневники!», - как очень многие, говорил он себе)​​ и​​ потому что вообще писать не любил.

От своей Большой Дмитровки мимо Госплана, мимо Александровского сада, у Кремля повернул к Арбату, одолел весь Арбат – и очень гордился тем, что устал.

 

Великий художник кино любил встречаться с обычным чиновником, потому что знал его очень давно: их сблизили неистовая любовь к революции.​​ 

Увы, последствия революции оказались столь противоречивыми, что от ее обожания​​ у мужчин​​ не осталось и следа.​​ 

Уже было понятно, что кинорежиссер в чем-то важном не нравился самому Сталину, но эту больную тему не поднимали.​​ 

Эта двухкомнатная квартира, которая иному показалась бы слишком тесной, казалось, вмещала весь мир: столько книг было в ней, столько всего удивительного. Сергей Михайлович хорошо знал мировое​​ киноискусство​​ (не только по работе, но и, как он говорил, «для души»)​​ – и это была​​ одна из причин, почему​​ Николай Степанович​​ Микешин придавал этому визиту столь большое значение. Он часто встречал мастера и на просмотрах фильмов, но обычно поговорить было некогда.

В состоявшемся разговоре не оказалось ничего эпохального – и в мой роман он попал только в таком виде.

 

* * *

 

8 января​​ -​​ началась Ржевская битва.

 

* * *

 

Надя очень любила папу и оценила его именно за трепет в их отношениях. Ей нравился только отец - и больше никто. ​​ К нему она могла прижаться и заплакать, и шептать:​​ 

- Я люблю тебя, папочка. ​​ 

Она знала, что ни у кого нет таких тёплых, доверительных отношений с отцом. ​​ Она не только знала это: она была в этом уверена.​​ 

 

Александр Николаевич​​ Петровский​​ погиб в первых рядах народного ополчения. В начале года Наде пришла похоронка.​​ 

Смерть отца заставила её ночами кричать от ужаса. Она выходила ночью на канал и бродила, как зверь,​​ как манекен, как маятник,​​ туда-сюда, и долго, горько плакала.​​ 

 

* * *

 

Варя была разлучена с​​ родителями, а​​ Сергей Никифорович ​​ -​​ с сыном​​ – и это сблизило​​ Варю и​​ старшего​​ Варенцова.​​ Мать Вари исчезла в хаосе военных действий​​ – и все возможные​​ и необходимые запросы оставались без ответа.​​ 

Теперь Варя могла запросто зайти в гости к Варенцовым – и ей были рады.​​ 

- Так ты стала медсестрой, Варенька?​​ – спрашивала​​ ее​​ Варенцова в десятый раз.

- Да, Надежда Николаевна. Меня взяли​​ на работу ради мамы:​​ как младший медицинский персонал,​​ -​​ но я хожу в Публичку, читаю учебники!​​ 

- Надеешься на повышение? – шутливо спросил Варенцов.

-​​ На повышение​​ не очень надеюсь, - призналась Варя, - но​​ я тоже участвую в победе!​​ И не только это: мой стаж идёт.

Сергей Никифорович  ​​​​ задал неизбежный вопрос:

-​​ Варенька, а​​ потом​​ ты думаешь заниматься античностью?

-​​ Не знаю,​​ Сергей Никифорович! – простодушно ответила она.​​ -​​ Просто​​ не знаю.​​ Неужели можно знать, что с нами всеми будет?

-​​ Ты уходишь от ответа. Хорошо, я спрошу прямо:​​ ты думаешь посвятить жизнь античности?

-​​ Нет,​​ -​​ решительно ответила она.​​ – Таких способностей у меня нет.​​ Это ваш Леонид родился для науки, а у меня таких способностей нет.​​ Но почему не кончить университет?! Я доучусь до конца.​​ 

-​​ Но что же ты будешь делать в жизни? – настаивал Варенцов.

-​​ Что придется. Как-нибудь выкручусь.​​ 

И она изменила тему:

-​​ Сергей Никифорович, а вы заметили, что нашу соседнюю булочную неподалеку превратили в ДОТ?

-​​ Нет. Неужели?

-​​ Конечно.​​ 

-​​ Что-то мне это напоминает! – сказал Варенцов. – Когда начиналась Северная война… кстати, историчка, а ну-ка напомни мне даты!

-​​ Первая четверть восемнадцатого века!​​ 

-​​ Могла бы и поточнее!​​ – укорил Варенцов. -​​ 1700 – 1721.​​ Так вот, и в Москве, и в Санкт-Петербурге​​ были сделаны огромные​​ защитные валы: Петр думал, война со шведами будет внутри России!​​ 

 

ДОТ​​ -​​ долговременная огневая точка; пулемётное или артиллерийское оборонительное сооружение.

 

* * *

 

-​​ Главное для римлянина​​ -​​ регламентация! – наставительно​​ сказала Надежда Николаевна.

-​​ Да,​​ -​​ улыбнулся Варенцов​​ жене.​​ - ​​​​ Установленные понятийные нормы мировосприятия!

Они старались не говорить о войне.

-​​ Аллегории и символы!​​ –​​ печально вымолвил он.​​ – И это всё​​ ринулось в искусство! И в римском искусстве этого​​ так​​ много, что​​ в естественности​​ оно уступает греческому.​​ 

-​​ Да,​​ аллегории и символы римлян понизили качество​​ их​​ искусства - согласилась жена.​​ – Что ж, не зря же считается, что именно греки – это молодость мира.

 

Они говорили в полной темноте.​​ 

- Надя, знаешь, о чем я подумал? Представь, наши предки в семнадцатом веке ходили по тёмным коридорам со слюдяным фонарём. Свеча внутри фонаря. И не кто-нибудь, а патриарх или бояре.​​ 

- Ты и сейчас предлагаешь такое? – засмеялась​​ Надежда Николаевна.

- Да, Надя: возвращаемся в семнадцатый век. И ещё вот что: всё сидят по скамья и лавкам, - а стулья только для гостей.​​ 

- Санкт-Петербурга еще не было.

​​ 

* * *

 

Письмо Владика:

Варя! Я не знаю, получишь ли ты это письмо, но все же почтовые самолеты летают и в Ленинград – и я очень надеюсь, что получишь.​​ Я работаю на заводе. Литературу забросил.​​ Ты помнишь Полину? Теперь она – моя жена.​​ Мы живем в Сокольниках, недалеко от метро.​​ Давай договоримся встретиться после войны!

 

Варя получила письмо, но отвечать на него не стала: так была замотана по работе.​​ После встречи в Мариинке она помнила высокую Полину и про себя сразу обозвала ее​​ «дылдой».

- Надо же! Война, - а он решает свои проблемы! – подумала она о Владе.​​ ​​ 

 

Но почему Влад писал Варе? Она оставалась мечтой, а мечту ему хотелось сохранить.​​ 

 

* * *

Дмитриев Сергей Валентинович​​ в​​ июне сорок первого оказался в Москве у родственников, пригласивших его пожить в Москве.​​ Особенно его привечал дядя Константин Васильевич.​​ 

В​​ сутолоке первых дней войны​​ Сергей​​ сумел вернуться в Ленинград​​ – и тут​​ его зачислили в школу сержантов.​​ Он​​ проявил себя как наводчик​​ – и​​ его перевели в артиллерию.

Учился Сергей в практическом бою: в Ленинграде в условиях блокады учиться было невозможно, потому что в​​ 1941 году Второе​​ Ленинградское артиллерийское училище​​ эвакуировали​​ в​​ Томск.

 

Сергей не мог мечтать о войне, он​​ не​​ мечтал о воинской службе, а поступил в университет по несерьезному принципу​​ «потому что так получилось».​​ Сам он считал, что с его ростом его просто никуда не возьмут: всего​​ метр шестьдесят шесть! ​​ Он, правда, слышал, что в восемнадцатом веке средний рост мужчин был именно такой, - но это не утешало.​​ Сейчас, когда его завертела война,​​ такие мысли казались​​ ему​​ глупыми.​​ ​​ ​​ 

Его отец погиб в народном ополчении​​ – и это тем более укрепляло его в желании воевать.​​ Он оказался на фронте – и не мог понять, почему странное воодушевление переполняло его. Он легко справлялся с заданиями, хорошо ориентировался​​ – и быстро​​ из сержантов попал в лейтенанты. ​​ 

 

* * *

 

- А что там у стоиков с Логосом?!​​ ​​ Я не знаю, как их преподавать.​​ Голова​​ идёт​​ кругом!

Так разговаривали супруги, нарочито делая вид, что войны нет, что университет работает.​​ Даже когда они просто говорили​​ и им ничто не угрожало, огромный отблеск пожара войны обжигал их души​​ – и когда этот огонь разгорался, им становилось тяжело дышать.​​ ​​ Им было важно заговорить, уменьшить этот ужас – и оттого они так любили быть вместе, любили разговаривать.​​ 

- ​​ А ты – на контрасте!​​ – посоветовал​​ жене​​ Сергей Никифорович. -​​ Сопоставь Логос стоиков и Логос Гераклита. Огненный Логос Гераклита есть просто закон вечного и бесцельного чередования жизней и смертей в космическом целом. Это природно-бесцельное, человечески-безразличное. Логос стоиков – это, прежде всего, целесообразность, и притом человеческая целесообразность. Именно в человеке достигается наибольшее совершенство этого мирового первоогня. Потому логос стоиков содержит в себе черты разумения, даже промысла, в то время как гераклитовский Логос есть только капризная закономерность самой природы.

- Мудрено.

Они засмеялись​​ – и в этом смехе был смысл и значение разговора.​​ Боже мой, как они не любили расставаться в это тяжелое время!

Супруги могли общаться такими большими кусками мудреного текста, могли проверять друг на друге содержательность этих текстов. Эти знания играли в их жизни огромную роль - и потому так много текстов и в моем романе.​​ 

 

* * *

 

Когда Сергей с фронта​​ выбрался в блокадный Ленинград, то на Обводном канале застал разгрузку дров. ​​ Он дошел до своего дома, но дома не было! Обломки дома еще не разбирали – и Сергей не смог ничего узнать о судьбе матери. Вот так сходил​​ в увольнение, отдохнул от военных будней!​​ 

Ему​​ страшно было ходить на притихшем замолкшему городу. Мимо него на санках везли трупы.​​ 

Искать близких​​ в общей могиле на Пискаревке?​​ 

А соседний дом, дом его друга Коваленко, уцелел!​​ Что ​​ ​​ его друг ранен, он не знал.​​ 

Дом Вари тоже уцелел. Он постучал в ее дверь, но открыть было некому: Варя была на работе.​​ 

 

* * *

 

Если бы Варя и была дома, разговора с Сергеем не получилось бы: в школе они не дружили.​​ Варя​​ дружила с Олегом, а Сергея считала только другом Олега, не больше.​​ ​​ 

Однажды она​​ просматривала списки раненых в надежде наткнуться на знакомые имена​​ -​​ и так вышла на Олега Коваленко! ​​ Она нашла его в одном из госпиталей Ленинграда. Он и в палате сидел над шахматной партией, а на столике лежал какая-то книга по математике.

 

-​​ Как ты, Олег?​​ – спросила Варя по-дружески.​​ 

Олег задохнулся от радости. Варя!!!​​ Он не надеялся на такой подарок.​​ Отношения людей в блокаду стали​​ слишком большой​​ ценностью​​ – и все это понимали.

-​​ Попал на передовую! Участвовал в обороне Ленинграда в составе взвода автоматчиков.​​ 

Зацепило осколком.​​ Думаю, скоро мне опять на передовую.​​ 

Коваленко сообщил о смерти​​ нескольких​​ одноклассников, которых знала Варя.​​ 

Варя знала, что дом Сергея разбомбили, но рассказывать Олегу этого не стала из боязни его огорчить.

-​​ Ты встречал кого-нибудь из наших?​​ - спросила она.​​ 

-​​ Двое попали в один батальон со мной. Их убило миной.​​ Варька, я тебя сейчас удивлю! Ты помнишь Серёжу? ​​​​ Он приходил со мной в Эрмитаж.

- Конечно, -​​ ответила​​ Варя.​​ 

- Нет, не надо его огорчать! – еще раз подумала она.

- Представь, Варя, он, по мнению военных, - настоящий военный.​​ Это не я придумал, это другие так говорят!​​ Просто откуда что взялось! Он будто для того и родился, чтоб управлять артиллерийской батареей. Оказался самым ценным человеком​​ в нашем наборе!​​ Представь, Серёжа - уже лейтенант!​​ 

- Как это возможно? Он же студент, как и ты.​​ 

- Его таланты​​ расцвели​​ у нас у всех на глазах! Мы только рты пооткрывали!​​ 

-​​ Его отец погиб в народном ополчении, - добавил он грустно.

Варя, наконец,​​ до конца​​ вспомнила этого​​ незаметного черноволосого паренька:

- Подожди, это маленький такой?​​ Он поступил с тобой на мехмат?

- Да, Варя.​​ 

- Я думала, раз он на мехмате, то и​​ в математике волокёт, - а он – прирожденный военный, как ты говоришь?!​​ – удивленно спросила она.​​ 

Тогда под​​ «волокёт»​​ подразумевалось​​ «понимает».​​ 

- ​​ Да! Он учился без хвостов, -​​ но​​ что это значит теперь?​​ Теперь​​ обстоятельства создают людей. А если б не война, мы б и не узнали про его таланты.​​ Вот кто нужен Советскому Союзу, а не такие, как я.

-​​ Не прибедняйся, -​​ возразила Варя.​​ -​​ Я рада, что тебя встретила.

- Но как ты меня нашла?

- Я​​ тебя​​ искала​​ в списках раненых.​​ Я работаю в госпитале – и у нас есть такие списки.​​ ​​ 

И она призналась в главном:

- У меня пропала мама.

Олег испуганно на нее посмотрел.

-​​ Папа на Урале, а мама​​ пропала, - повторила Варя, - и потому я просматриваю все списки раненых.

-​​ У меня родители живы,​​ - ответил​​ Олег. –​​ Соседний дом Сережи​​ разбомбили,​​ а​​ нам с тобой повезло.

- Так ты знаешь!

- Да, Варя!

 

Олег расцвёл в присутствии Вари: при ней ему хотелось много и откровенно говорить, потому что он чувствовал ее ум. ​​ Из сложной семейной обстановки он попал в университет, потом война - и у него еще не было личной жизни. Раз её ещё не было, то тем больше он мечтал о ней.​​ 

-​​ Родители живы – уже здорово, - сказала​​ Варя.​​ – Я помню, у тебя еще кто-то был.

-​​ Папа теперь инвалид после финской войны.​​ Моя​​ сестра​​ Глаша умерла: не выдержала блокады, -​​ ответил​​ Олег.​​ 

Они помолчали.

-​​ Теперь мы​​ двое с мамой​​ в наших восемнадцати метрах: папа в соседней комнате: соседка-бабушка умерла.​​ До войны в нашей квартире было четыре семьи, прописано двенадцать человек. ​​ Осталось семь! Умерли два дедушки и две бабушки. Пожилым блокада особенно тяжела.​​ 

Варя и Олег замолчали.​​ Они не могли предполагать, что блокада продлится тысячу​​ дней!

Тут он улыбнулся и сказал:

-​​ Варя, я опять хочу тебя удивить!

- Ну, говори!​​ 

- Варя,​​ война - это счастье!​​ – искренне признался он.

- Этого я не понимаю! - удивилась Варя.​​ –​​ Что же хорошего?​​ Ты же ранен!​​ 

-​​ ​​ Хорошего то, что мы победим.​​ Так и что, что ранен? Зато жизнь настоящая. Университет, потом война! Это всё​​ -​​ жизнь!​​ Меня в коммуналке лишили жизни, а война и университет ее вернули. Поэтому я так благодарен жизни: всему, что случается.​​ 

- А математика?​​ – спросила Варя.

- Математика - это мысли, а не жизнь.​​ 

- А сестра Галя​​ умерла, - зачем-то​​ с грустью​​ повторил он.​​ -​​ Она​​ и была слабенькой, часто болела.​​ А​​ родители​​ ничего: держатся.​​ 

- Но что с сестрой? Она же совсем маленькая!

- Да, тринадцать лет, - согласился Олег. – Не смогла пережить недоедание.​​ 

-​​ Как это​​ «лишили жизни», Олег? –​​ спросила​​ Варя. –​​ Только потому, что коммуналка?!​​ Но там же и мама, и​​ отец… Не понимаю.

- Варя, ты​​ не жила в коммуналке – и​​ ты​​ не можешь​​ понять, как это тяжело:​​ всегда​​ жить в толпе.​​ 

 

Они замолчали –​​ и Олег вернулся к более приятной теме.

-​​ А ты помнишь камею Гонзага?​​ – неожиданно спросил​​ он.​​ 

- Камею? Конечно! - обрадовалась Варя.​​ 

- Как же мы сможем забыть друг друга, если мы держали эту камею в наших руках! ​​ - воскликнул Олег.​​ 

Это прозвучало, как признание, - и Варя испугалась.​​ Она смотрела на Олега и не знала, что и сказать.​​ 

Скоро они простились.

Это признание в любви так приятно согрело ее!​​ 

Но почему она решила, что это признание в любви?​​ Ей хотелось так думать.​​ 

 

После​​ этой встречи Варя плакала всю ночь. Прежняя ее квартира, казавшаяся такой маленькой для троих, для нее одной была огромна.​​ Только сейчас она почувствовала, что живет в подвальном помещении.​​ Часто ей казалось, мама и папа были рядом, но не хотят​​ с ней говорить. Они уходили, когда она​​ хотела с ними поговорить или когда она​​ пробуждалась. Уходили на войну.​​ 

 

Олег был ранен серьезнее, чем он думал. На фронт он уже не попал.

 

Дмитриев уже к второму году войны потерял и отца, и мать.​​ 

 

* * *

 

20 января.

Советские войска освободили город Можайск.

 

Конференция в Ванзее, пригороде Берлина. Лидеры нацистской партии обсуждают «окончательное решение еврейского вопроса», то есть уничтожение всех евреев в Европе.

 

* * *

 

Письмо Сикорского Варенцову:

 

Привет, Серега! Начал было писать статью​​ «Ранняя фаза развития нидерландского натюрморта», - и, знаешь, нет сил! Тут у меня полный упадок сил. Почему? Не понимаю. Что-то во мне сломалось, хоть внешне моя жизнь обычна; уж никак не хуже, чем жизнь других.​​ Как ты-то?

 

* * *

 

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв, -​​ 

 

прочла Полина и расплакалась. Она не хотела войны, не хотела тяжелой жизни.

 

* * *

 

26 января​​ -​​ первые американские войска прибывают в Европу и высаживаются в Северной Ирландии.

 

* * *

 

Как же удивились Варенцовы, когда​​ Степан​​ Васильевич​​ появился снова​​ в Эрмитаже!​​ Ну да, они же не​​ дали ему адреса!​​ А, если честно, они не надеялись опять его встретить!​​ ​​ И опять он умудрился уговорить охрану, и опять он растерянно улыбался.​​ 

-​​ Здравствуйте! – сказал он.​​ -​​ Я пришел узнать, как вы поживаете.​​ 

Его вид излучал благополучие – и все радостно улыбнулись.​​ В дни, когда жизнь всех висела на волоске, отношения людей отличались особой сердечностью.​​ Варенцовы пригласили его домой.

 

Этот раз в гостях у Варенцовых была Варя – и она с любопытством разглядывала нового знакомого.​​ 

-​​ Варя, познакомься, - сказала Надежда Николаевна. - Это ​​ Степан​​ Васильевич Переверзев, сын ​​ брата​​ нашей нянечки​​ Марфы, а еще и мой двоюродный брат.​​ 

-​​ Так вы – Варя?​​ - ​​ Степан​​ Васильевич приветливо улыбнулся.

Она ответила:

-​​ Да, это я,​​ Варя.​​ ​​ 

- Сколько же ему лет? – подумала Варя.

Степану​​ Васильевичу было​​ пятьдесят два.​​ 

Сухонький, невысокий, он осторожно выглядывал из-под простой собачьей шапки.

-​​ Вы так и работаете на заводе?​​ –​​ спросила Надежда Николаевна.

Это был ее главный вопрос: она все же побаивалась своего с небес свалившегося родственника.

-​​ Конечно! И я вам очень благодарен за помощь с устройством.​​ 

Хоть он​​ и​​ был родственником Варенцовой, но​​ перейти на​​ «ты»​​ они не торопились.

Степан​​ Васильевич​​ обратился к Варенцову:

-​​ Знаете,​​ Сергей Никифорович,​​ зачем я пришел?​​ ​​ Мне полагаются дрова​​ -​​ и я​​ немного вам принес.​​ 

Он выложил пять чурбанчиков – и щедрость этого подарка всех поразила.

В квартире Варенцовых уже осталась только одна дверь, кроме входной: в спальню.​​ Остальные двери ушли на растопку.​​ 

Все трое удивленно посмотрели на него.

-​​ Мне полагается норма,​​ -​​ сказал​​ Переверзев.​​ -​​ У меня немножко остается.​​ 

Все смущенно молчали, пока Надежда Николаевна не спросила:

-​​ Как вы живете?​​ 

-​​ Хорошо,​​ -​​ ответил он.​​ –​​ В общежитии.​​ Завод бомбят, но мы работаем… Я забыл вас спросить: расскажите о моей тёте.​​ 

-​​ Мы часто вспоминаем Марфу​​ Васильевну. ​​ 

И ​​ Надежда Николаевна​​ долго рассказывала о нянечке Лёни.​​ 

Закончила она тем, что уже прежде говорила Переверзеву,​​ в теперь повторила для Вари:

-​​ Варя мало ее помнит.​​ Она была очень скромной,​​ вещей​​ от нее не осталось. Перед смертью она просила не хранить ее вещи, да их​​ и​​ было мало.

 

Появление​​ Степана​​ Васильевича нисколько не сблизило его и​​ его​​ кузину Надежду Николаевну, но при этом жена Варенцова не отталкивала родственника. Наоборот, появление нового Переверзева было отдушиной в тяжкое время блокады.​​ 

Надежда Николаевна с любопытством разглядывала своего кузена. Ее отец плохо ладил со своим братом​​ -​​ и она совсем не помнила своего дядю.​​ Что случилось с ее отцом, она не знала.​​ Погиб на гражданской войне? Угодил по доносу​​ во​​ «враги народа»? Всё могло случиться.​​  ​​​​ 

Замужество пришлось весьма кстати Надежде Николаевне: она изменила фамилию.​​ 

Но страшная тайна ее семьи очень ее мучала. Жить с этой горькой​​ тайной было больно.​​ 

 

* * *

 

Владик бродил​​ по​​ Сокольническому парку​​ с одной строчкой​​ Блока​​ в голове:

 

О, нет! Не расколдуешь сердца ты…

 

Он думал​​ о Варе.​​ Его согревала мысль, что через полчаса он вернется домой, где его встретят теща и жена, - и тогда забудется и близкий фронт, и усталость от работы на заводе.​​ 

А вчера он написал стихи о войне и послал их во​​ фронтовую газету. Там напечатали уже не первый его стих:​​ в​​ редколлегии​​ был знакомый из Литинститута.​​ 

Он встречался с этим другом неделю назад - и тот был искренне поражен, что Владу удалось так быстро и найти москвичку-жену,​​ и прописаться в Москве. Он-то был из Одессы и снимал комнату.

Этот одессит был с​​ «нужными»​​ знакомствами – и ему пробили бронь​​ на работу в редакции.

 

* * *

 

-​​ А вам я могу принести дров?​​ -​​ спросил​​ Степан​​ Васильевич, улыбаясь.​​ 

-​​ Конечно!​​ -​​ ответила Варя.​​ 

И она дала адрес.​​ 

Ей девятнадцатилетней не показалось странным пригласить к себе мужчину​​ немного за пятьдесят.

 

Скоро он пришел, принеся два бесценных полешка и с килограмм конины.

Они разговорились.

-​​ Как же вы встретили Сергея​​ Никифоровича?​​ – спросила Варя.

-​​ Я просто к ним пришел! Он был с женой.​​ Она – моя родственница, но я боялся, она в этом не признается. Сейчас, вы знаете, люди часто отказываются даже от близких людей.​​ 

Сейчас Варя общалась с большим кругом людей – и такие мысли были ей не внове.​​ 

-​​ Вы пришли – и что?​​ – удивленно спросила она.​​ 

Все же ей трудно было​​ поверить, что от близких кто-то отказывается!​​ 

-​​ Он спас меня!​​ – воскликнул Степан Васильевич. -​​ С Сергеем Никифоровичем​​ мы​​ поехали​​ на Кировский завод, долго говорили в отделе кадров – и меня взяли фактически под его ручательство.​​ Там​​ он​​ даже​​ уверял, что я – его родственник, хоть​​ встретил меня первый​​ раз в жизни.​​ ​​ Он поверил мне, а там​​ поверили​​ ему!​​ ​​ Меня даже не стали​​ много​​ проверять.​​ 

- Да, - согласилась Варя.​​ –​​ В такое страшное время!​​ 

- Да,​​ - согласился родственник Варенцовой. -​​ Сейчас главное – чтоб ты хорошо работал. Это в нормальное время​​ в Питере никуда не устроишься с нездешней пропиской, а сейчас рабочие руки – на вес золота.​​ 

-​​ ​​ Но все-таки,​​ Степан​​ Васильевич,​​ зачем вы приехали в Ленинград? – спросила ошарашенная Варя.​​ ​​ 

-​​ Я приехал, как турист!​​ 

И тут он признался:

-​​ Да,​​ задняя мысль была – пристроиться.​​ Если б не война, не получилось бы!​​ 

 

- Но что же я? – засуетилась Варя. – Вы же долго шли, устали… Не хотите чаю?

- Можно! – охотно согласился гость.

Пока Варя ушла на кухню, он разглядывал фотографии на стене. Его внимание привлек белокурый​​ мальчик. С каким же удивлением он прочел под фото​​ «Кононов​​ Василий Григорьевич».

Ничего не зная о девушке, он решил, что она влюблена в этого человека. Это знание его позабавило и даже воодушевило.​​ 

 

На кухне он, наконец, спросил​​ изменившимся, грустным голосом:

- Варя, у​​ вас​​ потерялась мама?

- Да.​​ Она поехала к родственникам в Белоруссию, а я никогда там не была.​​ ​​ А папа в Свердловске.

И она постаралась изменить тему:

-​​ Степан​​ Васильевич, я знаю, вы​​ -​​ из-под Вязьмы.​​ А что же,​​ неужели там не было работы?

-​​ Была, но платили мало.​​ Тут мне​​ повезло!​​ 

-​​ Повезло? Но у вас тяжелая работа!​​ 

-​​ Всем сейчас тяжело, зато я живой. Варя, ты не понимаешь, как это висеть на волоске, выживать изо дня в день. А сейчас я работаю, мне есть, где жить​​ -​​ ну, просто кум королю.

-​​ Вы, может быть,​​ и знаете, что с отцом​​ Надежды Николаевны?

- Я не знаю,​​ Варя. У нас творились страшные дела, люди исчезали… Не знаю.

Откровения взрослого человека потрясли девушку.​​ 

Он запросто перешел на​​ «ты», словно б говорил со​​ старой знакомой.

-​​ Варя, если б​​ ты знала, что там творится!​​ Марфа вовремя уехала! Ее бы сослали в Сибирь, как дочь кулака.​​ 

-​​ И как дочь врага народа! – с ужасом добавила Варя.​​ -​​ А как вы уцелели?​​ 

-​​ Нас, Переверзевых, была большая семья. С отцом Надежды мы не дружили.​​ После революции отношения стали совсем плохими.​​ Мы​​ были​​ бедные и нелюбимые. Безлошадные. Мой отец был пьяницей.​​ ​​ Нас было легко агитировать в колхоз.​​ 

 

Они попили чаю, и разговор продолжился.

-​​ Может,​​ отец Надежды Николаевны​​ 

угодил под продразвёрстку?​​ ​​ - спросила Варя.

- Может,​​ - согласился​​ Степан​​ Васильевич.​​ -​​ А может, и​​ нет.​​ А​​ ты откуда знаешь про​​ продразвёрстку?!​​ 

- Папа рассказывал.

- А я, Варя, многого не понял. ​​ И сейчас не понимаю.​​ Попал на такое тяжелое время. Может, тебе повезет больше.

-​​ Теперь я понимаю,​​ почему​​ Надежда Николаевна​​ такая замкнутая!​​ – заметила Варя.

Они замолчали.

-​​ Что говорить об этом!​​ – вздохнув, сказала она.​​ -​​ Может, наша победа что-то изменит.​​ 

-​​ Варя, а вы верите в нашу победу?​​ 

-​​ Да, Николай Васильевич, я верю.​​ 

-​​ Я очень верю,​​ -​​ убежденно повторила она.​​ -​​ Я хотела вас спросить. В больнице я много общаюсь с нашими солдатами – и все они много говорят о зверствах фашистов. ​​ Я не решаюсь спросить об этом Сергея Никифоровича, потому что у него сын на фронте.​​ Я боюсь добавлять ему страхов.

-​​ Я думаю,​​ -​​ убежденно сказал Николай,​​ -​​ и Сергея Никифоровича, и Надежду Николаевну вы можете спрашивать обо всём!

-​​ Степан​​ Васильевич, это уже мне решать… вы скажите про зверства – это верно или нет? Ведь есть международные конвенции о защите военнопленных и обращении с гражданским населением…

-​​ Варя,​​ -​​ сказал​​ Николай,​​ -​​ они на самом деле ведут себя, как звери. В нашем обществе много недовольных – и, если б Гитлер пришел как освободитель, была бы другая война. Вот в плену миллионы наших солдат. Их не кормят​​ -​​ и они вымирают. ​​ 

-​​ Но откуда вы это знаете? Об этом не пишут в газетах.​​ 

-​​ У нас на заводе политинформацию ведет грамотный мужик, да и все мы – не совсем уж дураки. Вам​​ наверняка​​ то же самое говорят в больнице.​​ 

Варя согласилась.

 

Еще посидели.

-​​ Варя, мне надо идти.

-​​ Спасибо,​​ Степан​​ Васильевич! Я так боюсь за Лёню: а если он попадет в плен,​​ -​​ что с ним будет?

-​​ А про сына уже​​ и​​ я не решился их спросить!​​ – признался Николай Васильевич.​​ 

-​​ Лёня на фронте – и они не знают, где именно, - ответила Варя.​​ 

-​​ Варечка, почему он должен попасть в плен? Не надо так думать.

-​​ Спасибо,​​ Степан​​ Васильевич! До свиданья.​​ 

​​ 

Уходя, Степан Васильевич вспомнил​​ фото​​ Кононова и улыбнулся.

 

* * *

 

Николай Майоров​​ 

 

Творчество

 

Есть жажда творчества,

Уменье созидать,

На камень камень класть,

Вести леса строений.

Не спать ночей, по суткам голодать,

Вставать до звезд и падать на колени.

Остаться нищим и глухим навек,

Идти с собой, с своей эпохой вровень

И воду пить из тех целебных рек,

К которым прикоснулся сам Бетховен.

Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,

Весь мир вместить в дыхание одно,

Одним мазком весь этот лес и камни

Живыми положить на полотно.

Не дописав,

Оставить кисти сыну,

Так передать цвета своей земли,

Чтоб век спустя все так же мяли глину

И лучшего придумать не смогли.

 

Погиб во время первого большого наступления советских войск: 8 февраля 1942 года в бою у деревни Баранцево Кармановского района Смоленской области.​​ 

 

* * *

 

21 февраля​​ -​​ в Горьком сформирован 31-й отдельный особый Горьковский дивизион бронепоездов.

 

23 февраля​​ -​​ британская подводная лодка P38 потоплена итальянскими миноносцами у побережья Туниса.

 

* * *

 

Кохашинский умер в феврале 1942-го. Дочь​​ Светлана Юрьевна​​ похоронила его на Пискаревском кладбище.​​ Месяц назад ей исполнилось двадцать лет. ​​ 

Света, похоронив отца,​​ изменила свою жизнь: кроме работы на заводе, она​​ стала много рисовать с натуры. Блокадный Ленинград, его ужасы и радости. Одно место было особенно любимо ею. От своего Аничкова моста она шла до памятника Петру Первому, потом по Красной улицы до Новой Голландии.​​ 

Она​​ сначала не​​ могла понять, почему этот район так ее влечет, но потом поняла: в​​ 1940​​ году была персональная выставка Остроумовой-Лебедева​​ в​​ Русском музее​​ –​​ и эта выставка ее потрясла. Что именно потрясло ее в гравюрах мастера, она тоже не поняла. Так все ее занятия искусством, делавшие ее жизнь не просто сносной, но и интересной в блокадном Ленинграде, - все ее поиски были путем во влекущее, но вовсе непонятное.

Ее воодушевляло то, чего она не понимала.​​ 

 

* * *

 

В феврале дошло письмо от Владика.

-​​ Варя, я пишу тебе​​ второе​​ письмо. Если не дошло​​ то,​​ прежнее,​​ так, может, получишь это. Конечно, я тоже работаю, как все, но в Москве нет блокады. Я звал тебя в Москву – и сейчас не жалею об этом! Тебе было бы лучше тут, со мной! Я не верил, что Москву возьмут, хоть немцы были​​ почти​​ в тридцати километрах, – и оттуда обстреливали город. ​​ Напиши мне, Варенька, что с тобой. Я так за тебя волнуюсь.​​ Твой Владик.​​ П.С. Я написал тебе стихи:

 

Восьмое марта​​ 

 

Восьмое марта, а идет война.

Ничто не говорит, что это ненадолго.

Все ж думать надо, кончится она.

Уймись, - сказать войне – и вся недолга!​​ 

 

Но кто б слова такие изобрел?

И мир так научил, чтоб жить по чести?

Ведь не в почете уж любой престол,

Война сейчас царит на целом свете.​​ 

 

Но женщина хранит земной покой,

Когда мужчины на земле лютуют.

И та из женщин, что любима мной,

Со мной сегодня торжествует.

 

Варе​​ стихи не понравились: из них не следовало ни большой любви, ни знания войны. Эти стихи про​​ «вообще»​​ даже рассердили Варю.

-​​ Про что стихи?! Скорее, они посвящены его жене, а этот дурачок посылает их мне!​​ -​​ подумала Варя.​​ –​​ Насколько он отвечает за свои слова?​​ При жене он пишет такие письма!​​ Как это терпит Полина – или он ее обманывает?

Варя была куда серьезней, чем казалось Владу.

И все же, какими ни устоявшимися казались отношения с Леонидом​​ (они никогда не говорили о любви, но она считала его родным человеком), ​​ ​​  ​​​​ внимание​​ Влада​​ ее​​ трогало.

 

Варя ответила на обратный адрес​​ (из адреса она узнала, что фамилия Владика​​ «Казанцев»):

-​​ Владик, я​​ только сейчас узнала​​ твою​​ фамилию, - а ты пишешь такие письма, ты посвящаешь мне стихотворения!​​ Теперь у тебя новая семья​​ – и я поздравляю и тебя, и Полину с браком! Надеюсь, твоя жена​​ знает, что ты мне посвящаешь стихи. А ей ты стихи посвящаешь?! Надеюсь, да.

Я рада твоему письму, рада нашей дружбе.​​ После войны мы​​ лучше узнаем​​ друг друга.​​ Мой отец в эвакуации, моя мама пропала в начале войны, мой друг​​ Леонид​​ в армии – и вот твоё письмо.​​ 

Она хотела написать​​ «дурацкое письмо».

- Если получишь мое письмо, ответь, почему ты не на фронте, где ты работаешь, как ты живешь – и что там у вас, в Москве, происходит.​​ 

 

Влад​​ написал Варе о​​ врожденной​​ болезни​​ сердца, которая запрещала ему большие физические нагрузки.

 

* * *

 

28 марта​​ -​​ совместная операция британского спецназа и ВМФ в Сен-Назере (Франция) под кодовым названием «Chariot». Путём тарана эсминцем с зарядом взрывчатых веществ был разрушен крупнейший сухой док на атлантическом побережье Нормандии, что сделало невозможным рейды в Атлантику крупных судов германских ВМФ, прежде всего линкора «Тирпиц»

 

* * *

 

В марте 1942 года ЛГУ был эвакуирован в Саратов, где в сложнейших условиях наладил свою научную и учебную деятельность

 

* * *

 

Письмо Варенцова Сикорскому:

 

Привет, Колька!​​ ​​ Ты знаешь, блокада блокадой, но ожесточения нет.​​ Что тут скажешь? Надо выстоять.​​ ​​ Держимся. Жаль, от сына никаких вестей.​​ 

 

* * *

 

Весной 1942 года в Ленинграде опять пошли трамваи. Для блокадных питерцев это значило так много! Звон трамваев помогал надеяться на лучшее.

Пришла первая военная весна.​​ Все​​ очень радовались теплу: и весна, и сама жизнь стали неслыханным подарком.​​ ​​ 

-​​ Пошли гулять! Сегодня спокойный день,​​ -​​ сказал Сергей Никифорович.​​ 

 

Варенцовы молча собрались – и уже на улице Надежда Николаевна спросила:​​ 

-​​ Куда пойдем, Сережа?​​ 

-​​ Дойдем до Николы Морского.​​ 

Светило солнце – и​​ даже​​ это казалось​​ чудом. Уже​​ полгода​​ Варенцовы жили в невыносимых условиях блокады. Они были уверены, что живы только потому, что они вместе. ​​ Их согревало и​​ надежда, что сын жив, ​​ ​​ и успех наступления под Москвой.​​ ​​ В целом, обстановка была самой неопределенной, трудно было понять общую​​ ситуацию; по сути, только на самом верху понимали, что происходит.​​ 

-​​ Читаешь Данте? – спросила Надежда Николаевна.

В это время Лозинский​​ опубликовал перевод​​ «Божественной комедии»​​ Данте​​ –​​ и это вызвало всеобщее восхищение в культурных кругах.

-​​ Да! ​​ -​​ с восторгом отозвался Варенцов.​​ -​​ Дошел до шишки. Помнишь?​​ 

-​​ Да. Шишка в четыре метра. Ее во времена Данте перенесли к собору святого Петра.​​ 

-​​ Каков Лозинский! Как человек способен на такой большой подвиг?

 

* * *

 

Уже в сорок втором фронт откатился от Москвы - и жизнь возвращалась в свое русло.​​ Валя познакомила друга со своей мамой. ​​ Она не уехала вслед за университетом в эвакуацию.​​ В начале войны​​ Валя​​ ​​ ​​ окончила курсы медицинских сестёр, с весны 1942 года в звании младшего сержанта медицинской службы работала в госпитале на Красной Пресне.

 

Самохины жили в коммуналке Арбата. В этом доме в конце Арбата недалеко от Садового кольца в тридцатые годы девятнадцатого века жил Пушкин – и все жильцы об этом знали.​​ Работала медсестрой на операциях в основном по ночам и рано утром, а днём училась в МГУ.

 

* * *

 

8 мая​​ -​​ захват Керченского полуострова немцами.

 

* * *

 

- Я написала про тебя стих, - сказала Поля мужу и прочла:

 

Нескромна, может быть, мечта,

Да уж другой и не бывает.

В морозы громоздится снег, -

А вот и кружится, и тает,

и - за собой зовет мечту,

и нас уносит в край далекий.

Казалось, что уж там: весна, -

Но мы с тобой не одиноки.

 

* * *

 

27 мая - в Праге заброшенными из Великобритании чешскими патриотами смертельно ранен руководитель Главного управления имперской безопасности (РСХА), заместитель протектора Чехии и Моравии обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих

 

* * *

 

Николай Варфоломеевич​​ Сикорский​​ тяжело переживал разрыв и с семьёй, и с Ленинградом.​​ Жена пропала, дочь была далеко. Как было б хорошо, будь здесь Варя! Почему она отказалась?​​ 

Ему пришлось резко изменить образ жизни. Какие уж тут застолья при столь тяжёлой жизни? В пятикомнатной квартире с одним туалетом и одной ванной жило десять сотрудников​​ Эрмитажа.​​ 

 

Вот и в​​ эвакуации​​ пришла первая весна! ​​ Он вспомнил любимый стих о мае.​​ 

Далеко от дома,​​ в Свердловске,​​ Сикорский открыл свое любимое немецкое стихотворение. Это​​ был​​ Гейне.333

 

Mein Herz, mein Herz ist traurig,

Doch lustig leuchtet der Mai;

Ich stehe, gelehnt an der Linde,

Hoch auf der alten Bastei.

 

Мне грустно, а май весело сверкает.​​ Это он прислонился к липе​​ – и где? На Бастае: на живописной скале на берегу Эльбы. Это же Саксонская Швейцария,​​ ​​ где он, Сикорский, мечтал путешествовать.

 

Da drunten fließt der blaue

Stadtgraben in stiller Ruh;

Ein Knabe fährt im Kahne,

Und angelt und pfeift dazu.

 

Вот он видит сверху городское кладбище, видит, как мальчик удит в лодке и что-то насвистывает.

 

Jenseits erheben sich freundlich,

In winziger bunter Gestalt,

Lusthäuser, und Gärten, und Menschen,

Und Ochsen, und Wiesen, und Wald.

 

Сверху всё кажется таким маленьким: сады, люди, луга, лес! ​​ 

 

Die Mägde bleichen Wäsche,

Und springen im Gras herum:

Das Mühlrad stäubt Diamanten,

Ich höre sein fernes Gesumm.

 

Девушки стирают бельё, прыгают в траве. Слышен дальний шум мельницы; капли воды сверкают, как алмазы

 

Am alten grauen Turme

Ein Schilderhäuschen steht;

Ein rotgeröckter Bursche

Dort auf und nieder geht.

 

На старой серой башне –​​ будка, там бродит туда-сюда рыжеволосый молодой​​ часовой.

 

Er spielt mit seiner Flinte,

Die funkelt im Sonnenrot,

Er präsentiert und schultert -

Ich wollt, er schösse mich tot.​​ 

 

Он играет своим ружьём, оно блестит на солнце. Охотник с ним упражняется – и я хочу, чтоб он меня убил.​​ 

 

Николай Варфоломеевич еще с юности любил этот стих, когда только начинал учить немецкий язык.​​ 

- Почему этот стих всю жизнь волнует меня? - подумал он. ​​ ​​ – Я так люблю немецкую культуру, а вот немцы – наши враги и хотят затопить Ленинград, мой родной город.

 

* * *

 

4 июня 1942 года. Немецкий киножурнал сообщает: «Адольф Гитлер направляется с однодневным визитом в Финляндию. Он хочет лично поздравить главнокомандующего финской армией маршала Маннергейма с 75-летием. В поездке Гитлера сопровождает начальник верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. До наступления германских войск на Сталинград и Кавказ остаются считанные недели».

Маннергейм полностью разделял взгляды Гитлера на будущее России. Она должна была исчезнуть как единое независимое государство под ударами объединенной Европы. Освободившиеся земли предполагалось заселить немцами и дружественными им народами. Сам Маннергейм уже в 1941 году отдал приказ о создании на оккупированных финнами территориях СССР специальных концлагерей для русского населения

Финляндия была полноценным и преданным союзником нацистской Германии, которая преследовала в этой войне сразу несколько целей. Среди них – уничтожение Ленинграда, ликвидация и расчленение России, и захват исконно русских земель на севере для включения их в Великую Финляндию.

 

* * *

 

В Ржевской битве война, казалось, зашла в тупик – и​​ Сергей Дмитриев​​ (его перебросили на эту линию фронта)​​ уже потерял счет ночам и дням: он просто выживал вместе со своим взводом.​​ ​​ Происходило что-то непонятное:​​ то​​ отступали, то наступали; то заканчивался бой, то начинался​​ сначала. Половина​​ артиллерийского расчета​​ погибло, но его доукомплектовали новичками -​​ ​​ и Сергей​​ все так же наводил орудия на цели. ​​​​ Преимущество немцев в​​ авиации было подавляющим – и стрелять приходилось под бомбами.​​ Война забирала все силы, дожить до вечера было и целью, и счастьем.​​ 

 

* * *

 

4 июня​​ -​​ сражение у атолла Мидуэй. Японцы потеряли в сражении все​​ четыре​​ участвовавших в нём тяжёлых авианосца, 250 самолётов и, что самое важное, самых высококлассных пилотов. С этого момента японцы утратили инициативу на Тихом океане, так как потеряли возможности действовать вне радиуса прикрытия береговой авиации.

 

* * *

 

-​​ В ​​ стоической натурфилософии,​​ -​​ писал Варенцов,​​ - ​​​​ телесность на первом плане: в основе объективного бытия находятся все те же общеантичные элементы земли, воды, воздуха и огня, которые мы и вообще находим везде: и у античных материалистов и у античных идеалистов.​​ ​​ А так как огонь считался наиболее легким, разреженным и подвижным элементом (его предельная тонкость, разреженность и бесплотность называлась эфиром), то этот огонь и стал подлинным первоначалом того бытия, которое стоики признавали действительным.

 

* * *

 

1 июля​​ -​​ немецкие войска заняли Севастополь.​​ 

 

* * *

 

5 июля. Первый сольный концерт Рихтера в Москве:

Бетховен - Соната №8,​​ 

Шуберт - Фантазия С,​​ 

Прокофьев - Соната №2,​​ 

Рахманинов - 5 прелюдий.​​ 

 

Конечно, Микешин​​ с сыном​​ был на этом концерте.

 

* * *

 

Владик​​ Казанцев​​ работал​​ на заводе помощником фрезеровщика: выполнял одну из промежуточных стадий создания снаряда.​​ 

 

Александр Николаевич Петровский, ректор истфака,​​ ​​ погиб в ополчении. ​​​​ Он вступил в ЛАНО (Ленинградскую армию народного ополчения)​​ ​​ еще 27 июня 1941 года, когда армию только начали формировать.​​ 

 

Вася​​ Кононов, артист театра Комедии,​​ и Виктор Иванович​​ Копылов, тенор Театра оперетты,​​ часто выезжали​​ в составе​​ артистических групп​​ на фронт.

 

* * *

 

28 июля​​ -​​ издан Приказ НКО СССР № 227. Вводил в штат дивизий фронтовой полосы штрафные роты и батальоны.

 

* * *

 

- Надя, у стоиков​​ божество телесно!​​ – сказал​​ Сергей Никифорович. -​​ Сохранились высказывания​​ Хрисиппа​​ и Зенона:​​ «Бог - начало всего, Он - чистейшее тело, и промысел Его охватывает все». Не знать, кто автор высказывания, так подумаешь о средневековье!

 

* * *

 

29 июля​​ -​​ в СССР учреждены Орден Суворова трёх степеней, Орден Кутузова 1-й и 2-й степеней и Орден Александра Невского.

 

* * *

 

Через военкомат​​ Варенцовы​​ узнали номер части, в которой служил их сын.​​ В конце июля они​​ узнаю’т, что​​ воинская​​ часть их сына переброшена под Сталинград.

 

​​ * * *

 

9 августа​​ -​​ в​​ Ленинграде​​ в​​ Большом​​ зале​​ филармонии​​ исполняется Ленинградская Симфония Шостаковича.

Событием, совсем не меньшим, чем исполнение на весь мир​​ этой​​ симфонии Шостаковича, стал и перевод Лозинским​​ «Божественной комедии»​​ Данте.​​ Приверженцы высокой литературы были потрясены.

 

* * *

 

Варенцов пишет статью о стоиках:

-​​ Стоики объявляют бога потенцией материи.​​ ​​ Если ​​ достоические философские аллегории прямо отождествляли отдельные стихии с мифологическими богами, то для стоиков боги - это лекарственное дыхание, животворящее все стихии, это душа, скрывающаяся в материи.​​ 

 

* * *

 

23 августа​​ -​​ немецкие войска вышли к Волге севернее Сталинграда. Началась оборона Сталинграда.

 

* * *

 

- Надя, стоическая душа материальна! Это​​ огненное​​ дыхание. Это дыхание​​ -​​ одухотворенная материя! Она-то и является​​ причиной​​ мыслительных процессов.

- Какая-то в этом натяжка, -​​ задумчиво​​ сказала​​ Надежда Николаевна. – Сережа, как подать такую мысль?​​ 

 

После​​ скудного​​ ужина​​ Сергей Никифорович​​ сказал:

-​​ Неоплатоники продолжат стоическое толкование богов, но сделают еще один шаг: мифологические боги останутся и у них душой элементов материи, - но душой, совершенно чуждой чувственному миру.​​ 

 

* * *

 

Лето сорок второго прошло в боях, Лёня​​ уже не раз​​ попадал на передовую. В августе он оказался в Сталинграде. К этому времени, всего за какой-то год, он неузнаваемо изменился: из долговязого нескладного юноши-питерца получился огромный детина, знающий свою силу. В сентябре Сталинград был большей частью разрушен​​ -​​ и начались рукопашные бои.​​ 

 

Бои приобрели характер вылазок, рукопашных боев ​​ -​​ и уже все понимали, что уцелеть можно только чудом. В одной из атак автоматной очередью молодому Варенцову перебило ноги,​​ были задеты и внутренние органы, -​​ но ему повезло:​​ Леонида​​ сумели оттащить к своим.​​ ​​ Он попал в госпиталь Свердловска.

 

Едва​​ он​​ в госпитале пришёл в сознание, как античность вернулась к нему.​​ Ему чудилось, в​​ эгейском море он плыл в чарующих, тихих, божественных волнах​​ -​​ и они обещали возрождение, обещали жизнь.​​ 

-​​ О, море, море!​​ -​​ восхищенно орали воины Артаксеркса,​​ -​​ и среди них был Леонид.

Он забылся и вспомнил слово, которое часто повторяли родители: калокагатия! Нравственная красота. Это когда человек красивый и хороший, прекрасный и добрый сразу.

-​​ Боже мой! – подумал он. – Неужели это вернется? Неужели он увидит отца – и тот улыбнется ему детской улыбкой? Неужели мама опять заварит чай?​​ 

 

На больничной койке, вспоминая бои, Леонид не мог понять, что же с ним было.​​ До Сталинграда он ​​ ​​ попадал​​ в​​ передовые части​​ – и каждый раз он воспринимал происходящее с ним,​​ как сон​​ наяву! В стычках он убил несколько немцев – и это отпечаталось в его душе, как кошмар.

 

И вот он в больнице, он – тот же, прежний Лёня.​​ 

- Но что же со мной произошло? – думал он. ​​ -​​ Что же​​ это​​ было?​​ 

Эрмитаж, геммы отца, а потом ожесточение, бои, выживание в окопах и​​ -​​ его готовность умереть. Почему там, в Сталинграде, он решил, что умрет? Смерть была так близко, что было бы немыслимо не верить в неё,​​ -​​ и вдруг этот тихий свет больничной палаты, стоны раненых, крики о помощи.​​ 

Откуда он? Откуда его жизнь?

 

Ему снилась тишина полей. Будто весь в детских, трогательных слезах, он идет по огромному полю, через его шумящую траву – и она покорно расступается перед ним.​​ 

 

Из госпиталя он написал своим родителям, переживавшим ленинградскую блокаду.​​ 

.

Был октябрь.​​ В то время, как решалась судьба Сталинграда, быстрее, чем дошло письмо Леонида,​​ 

Варенцов был вызван в кабинет директора.​​ Он регулярно перезванивался с Сикорским, так что​​ не ждал от него особенных новостей.​​ 

-​​ Привет, Сережа!​​ 

-​​ Привет, Коля!​​ 

-​​ Я час назад видел твоего Леньку! Он​​ -​​ живой!!​​ 

Сергей Никифорович задохнулся от радости:

-​​ Но​​ где​​ ты​​ его встретил?​​ 

-​​ Он поступил в нашу больницу!​​ 

Это означало​​ «в больницу Свердловска».

-​​ А как ты об этом узнал?

-​​ Я​​ давно​​ попросил​​ просматривать​​ списки поступающих​​ на фамилию​​ «Варенцов».​​ Я боялся, что вышла ошибка – и не звонил тебе раньше: пока не убедился, что он жив.​​ 

-​​ Но почему именно Свердловск?​​ Ты​​ был у него в больнице?

- Сережа,​​ почему Свердловск, я сам не понимаю. Я​​ пока что​​ у​​ него не был! Сейчас побегу. Я, как только узнал, сразу вам звоню.​​ 

Домашний телефон Варенцовых давно не работал, так что​​ он мог связаться с другом только в Эрмитаже: в музее, находящемся на военном положении.​​ ​​ 

Пару раз и Варя говорила с отцом, но скоро охрана Эрмитажа это запретила.​​ Запретить Варенцову​​ говорить с Сикорским​​ было нельзя: эти разговоры подходили под статью служебных.

 

Варенцовы не находили места от радости: сын – жив!!​​ Он не убит – и, значит, скоро вернется!!

 

Единственной книгой,​​ в те дни​​ оказавшейся в госпитале под рукой, была​​ «Анна Каренина»​​ Льва​​ Толстого.

Леонид открыл роман наугад и с наслаждением прочел:

«Анна ни разу не встречала еще этой новой знаменитости и была поражена и ее красотою, и крайностью, до которой был доведен ее туалет, и смелостью ее манер. На голове ее из своих и чужих нежно-золотистого света волос был сделан такой эшафодаж прически, что голова ее равнялась по величине стройно-выпуклому и очень открытому спереди бюсту. Стремительность же вперед была такова, что при каждом движении обозначались из-под платья формы колен и верхней части ноги, и невольно представлялся вопрос о том, где сзади, в этой подстроенной колеблющейся горе, действительно кончается ее настоящее, маленькое и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу тело».

- Боже мой! – подумал Леонид. – Как красиво! Боже мой!

 

* * *

 

Олег открыл партии Алехина и с интересом их просматривал. Надо было жить дальше.​​ 

 

* * *

 

Варенцовы получают письмо от сына:

- Папа, мама, я жив! ​​ Николай Варфоломеевич уже звонил вам. Не опомниться от радости. До скорого. Лёня.​​ 

 

* * *

 

Варя получила письмо от Лёни, что он жив. Она уже знала это от его родителей.

 

В сентябре Варя получила письмо от Владика, в котором тот с​​ радостью сообщал, что его​​ занятия​​ в Литинституте​​ возобновились.​​ 

Были и другие письма от Владика​​ – и часто они казались​​ странными, но в них было искреннее желание дружбы. Варя не забывала, что это знакомство началось с просмотра фильма​​ «Кабинет доктора Калигари», фильма, переполненного кошмарами.​​ Сейчас​​ она думала, что в этом фильме было ясное предчувствие войны.

 

* * *

 

2 ноября​​ -​​ образована ЧГК:​​ «Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков».

 

* * *

 

4 ноября - Роммель получил приказ Гитлера: «…нет другого пути, кроме одного: победить или умереть!». Роммель, DAK и итальянские войска повиновались.

Роммель приказал своим войскам отступать. Войска Роммеля всё быстрей откатываются от Эль-Аламейна. Итальянские солдаты отходят пешком по пустыне.​​ 

 

В конце концов через 14 дней в плен попало 16 000 итальянцев. Роммель потерял 32 000 человек, 1000 орудий и 350 танков. Оставалось у него на тот момент только 35 германских танков и около 100 устаревших итальянских. Британские объединённые войска потеряли 13 500 человек, но одержали решающую победу над объединёнными силами стран Оси в Северной Африке.

 

* * *

 

- Надя, бог​​ стоиков​​ - это только Творческий Огонь!​​ 

Огонь, оплодотворяющий материю, откуда и все свойства вещей суть только​​ «воздухообразные напряжения и истечения». ​​​​ Бог​​ – это и​​ «мировая​​ душа»,​​ ​​ что сеет​​ в бытии​​ «семенные смысловые зародыши». Бог – это и​​ Огненный​​ Ум мира; для​​ человека это​​ «господствующий принцип».​​ 

 

* * *

 

4 ноября​​ -​​ британские объединённые войска одержали решающую победу над объединёнными силами стран Оси в Северной Африке.

 

* * *

 

Сикорский опять​​ пришел​​ в госпиталь.

-​​ Вспоминаешь античность?​​ – спросил он​​ Лёню​​ что называется​​ «с порога».

Леонид улыбнулся:

-​​ Конечно!

Леонид уже оправился от ранения​​ – и Сикорскому позволили дольше говорить с больным.

Лёня был на небесах от счастья: он так долго не говорил с близким​​ человеком!​​ При первой встрече Лёне едва хватило сил сказать несколько слов, как он потерял сознание, но за последнюю неделю его организм окончательно справился с ранением.​​ 

Явление живого, близкого, понятного​​ Николая Варфоломеевича​​ означало​​ возможность возвращения​​ прежней​​ жизни. Поверить​​ в это было так чудесно!​​ 

Лёня​​ сказал смущенно:

-​​ Я​​ вспомнил цитату из​​ Диогена​​ Аполлонийского: ​​​​ ​​ «Вечность есть телесный бог в полноте своих космических и жизненно-смысловых проявлений».

Они оба улыбнулись этой привычной для них сложности понятий, оба радостно засмеялись.

-​​ Как мои мама и папа? – осторожно спросил Леонид.

Он словно б не верил своему голосу, своей способности говорить, жить, чувствовать, дышать. ​​ 

-​​ Ничего,​​ -​​ ответил Сикорский. – Голодают, но держатся.

Собственно, он знал о жизни Варенцовых только из телефонных разговоров. Конечно,​​ внешне​​ его жизнь была несопоставимо лучше ленинградской: он спокойно работал каждый день,​​ он нормально питался – и ему стыдно было даже и говорить о Ленинграде.

-​​ Страшно всё это,​​ -​​ сказал​​ Сикорский​​ после​​ долгого молчания.​​ 

 

Они говорили в​​ общей​​ палате​​ (Леонид еще не мог ходить)​​ – и все остальные больные молчали, понимая важность разговора.

-​​ Как там Варя? – спросил​​ Леонид.

-​​ Хорошо. Медсестра в госпитале. Уже полтора года!​​ Я​​ боялся, она не выдержит,​​ -​​ но моя​​ дочь оказалась очень взрослой.​​ ​​ 

И Николай Варфоломеевич, как Леонид,​​ был потрясен встречей: он не мог насмотреться​​ на живого сына лучшего друга.

-​​ А знаете, что я первое вспомнил, когда пришел в себя?​​ Вечность у Гераклита!​​ ​​ Она предстала​​ играющим ребенком.

-​​ Надо же! – улыбнулся Сикорский.​​ 

Они долго сидели, смотря друг на друга, словно б не смея​​ что-то​​ сказать.

 

Сикорский​​ сказал, уходя:

-​​ Когда сможешь ходить, поговоришь с отцом​​ по служебному телефону.​​ 

И он оставил несколько книг по античности.

 

Книги, оставленные Сикорским, произвели огромное впечатление на Леонида. Он опять смеет жить своей жизнью, он опять думает о любимом деле!!

 

* * *

 

Как воспитанника Дворца пионеров, Олега Коваленко пригласили на Невский​​ проспект в Дом пионеров​​ вести шахматный кружок. Жизнь была на пределе человеческих возможностей, но тем важнее было не останавливать работу кружков.​​ Он​​ страдал от недоедания – и эта работа​​ поддержала его: во​​ Дворце всем работникам полагался обед.

 

* * *

 

21 ноября​​ -​​ под Сталинградом попала в окружение​​ шестая армия вермахта под командованием генерала Ф. Паулюса.

Невозможно переоценить важность этого сообщения для всего мира, не говоря уж о гражданах Советского Союза. ​​​​ И Сикорский в рабочем кабинете, и Леонид в больничной палате Свердловска, и Варенцовы – и, казалось, весь мир был потрясен огромностью этой вести.​​ Мир еще не знал чудовищных потерь​​ немецкой армии, но​​ он уже чувствовал это.​​ ​​ 

Начало коренного перелома в Великой Отечественной войне, а также во всей Второй мировой войне.

 

* * *

 

Как только Сикорский узнал эту новость, он помчался в госпиталь, чтоб поделиться радостью.​​ 

На этот раз Сикорский уже подошел к Леониду без опаски: он знал, что больной в сносном состоянии, - но еще больше Сикорский был уверен, что новость про Сталинград положительно потрясет Леонида.

Радость обоих была неописуемая.

-​​ Вот это Жуков!​​ Вот это наши!​​ Как это возможно! – закричал Сикорский.

-​​ Ну да! – поддержал его Леонид. – Это не Франция, что запросто без боя сдалась на милость победителей!​​ 

-​​ Лёня, я слушал радио: французы тоже в восторге от нашей победы.​​ Уже обещают назвать​​ «Сталинградом»​​ самый большой их бульвар, так что их не лягай!​​ 

Факт, что французы так легко сдали немцам свою страну, пару лет назад потряс весь мир.​​ Леонид с его юношеским максимализмом приравнивал это к предательству.

-​​ Они там, в Европе, надеялись, что Гитлер нас сметёт…

-​​ Нет, Лёня!​​ Французы не желали победы Гитлеру. Там сильное партизанское движение, там правительство в изгнании,​​ -​​ так что ты не прав.

​​ 

В​​ самом деле, воображение всего мира потрясла сама операция​​ «Уран», живое имя Жукова затмило далёкую славу Александра Македонского.

 

-​​ Спасибо за книги! – поблагодарил Леонид.​​ – Я вернулся к мыслям об античности, да еще и победа в Сталинграде,​​ -​​ так что я чувствую себя​​ очень хорошо.

-​​ А что говорят врачи?​​ – решился спросить Сикорский.

Он уже знал от врачей, что Лёня останется инвалидом, но интонацией пытался​​ приуменьшить тяжесть ранения.

-​​ Буду хромать,​​ -​​ признался Леонид. – Пока что могу сделать только шаг-два.​​ ​​ Знаете, Николай Варфоломеевич…​​ 

Врачи не сказали Леониду, что оставшуюся жизнь он проведет на лекарствах.​​ В его организме появились проблемы с обменом веществ: из мужчины крупного телосложения он эволюционировал в среднее.

-​​ Лёня! Ты же прошел войну!​​ ​​ Зови меня просто​​ «Коля».​​ Ты – фронтовик,​​ -​​ а кто я? Просто музейный работник. Это я должен к тебе обращаться​​ «Леонид Сергеевич»!​​ 

-​​ Простите, -​​ извинился​​ Леня.​​ - Мне проще​​ выкать.

Но тут же спохватился:

- Я попробую.​​ 

-​​ Лёня, мы тебе уже нашли место библиотекаря!​​ Как только сможешь ходить!

Это​​ «мы»​​ было важным, ведь речь шла об эрмитажных работниках, оказавшихся в Свердловске.​​ Сикорский знал, что Лёня мечтает пойти по стопам отца и работать в Эрмитаже.

-​​ А не трудно вам было найти такое место? – изумился Леонид.​​ 

-​​ Нетрудно! Здесь же есть исторические библиотеки, а ты – студент исторического факультета ЛГУ! ​​ Лёня, важно, чтоб тебе шёл стаж.​​ Знаешь, в этой жизни лучше где-то числиться. А ты будешь на своем месте!​​ 

.

И на следующей встрече Леонид решился​​ заговорить об античности. Других собеседников на столь важную для​​ него тему у него и не могло быть.

 

- ​​​​ Платон и Аристотель​​ дают в​​ своих​​ учениях​​ противопоставляют​​ идеи​​ и формы, сферы​​ смысла и сферы​​ материи,​​ -​​ но​​ они тут же и​​ объединяют​​ эти сферы! ​​ Из такого противоречивого, казалось бы,​​ соединения получается​​ единое и цельное бытие, единый осмысленный мир. Стоики не знают этого различия явления и смысла: они признают только телесное бытие.​​ 

-​​ Что ты мне это рассказываешь?​​ – ответил Сикорский. – Я в этом ни бум-бум.​​ Вот увидишь отца – с ним и поговоришь.

Леонид мог бы обидеться, но он улыбнулся:

- Хорошо.

И Леонид удивленно​​ спросил, не веря своим словам:

- А я его увижу?

- Очень скоро! – ответил Сикорский. – Как только​​ снимут блокаду Ленинграда.​​ 

После победы под Сталинградом​​ и Леонид, и Сикорский были уверены, что​​ победит Советский Союз, что победа – это лишь вопрос времени.

Они помолчали.

- Я тебя поздравляю!​​ – заявил Сикорский

- С чем? – улыбнулся Лёня.​​ 

- Что мы живы.

- Но это​​ на самом деле так​​ серьезно! – согласился Леонид.​​ -​​ Я​​ сам часто не верю, что я живой. Я вдруг вспоминаю, как мне пришлось пробираться среди трупов моих товарищей – и я спрашивал себя, почему убили их, а не меня! Я до сих пор задаю себе этот вопрос.​​ А то мне кажется, что я так и не научусь ходить.

-​​ Научишься! – успокоил Сикорский.​​ 

- Вот у​​ меня​​ уж какие​​ проблемы с сердцем, - признался​​ он,​​ -​​ а живу.

- А вообще, Лёня,​​ - признался​​ Николай Варфоломеевич, -​​ я​​ хуже себя чувствую, чем до войны.​​ 

-​​ Но,​​ с другой стороны, - рассудительно добавил он, -​​ останься я в Ленинграде, уже умер бы.

-​​ ​​ Тут разве нет врачей?​​ – наивно спросил Лёня.

-​​ Тут много раненых, много работы.​​ Понимаешь, в Питере я мог заявиться к самому​​ Иосифу​​ Орбели, директору Эрмитажа, - и он бы меня по-человечески пожалел. А тут меня пожалеть некому.​​ 

 

* * *

 

- Как нам повезло, что наш сын жив!​​ – сказала Надежда Николаевна.

После известия, что сын жив и после нашей победы под Сталинградом, психологическое состояние Варенцовых​​ решительно​​ повернулось на позитив.​​ 

- Очень повезло, - согласился Сергей Никифорович, - и тут же с тревогой спросил:

-​​ Ты заметила, сколько сугробиков на нашей Морской?​​ 

«Сугробики»​​ означали замерзшие трупы ленинградцев, припорошенные снегом.

После вестей о сыне такие ужасы повседневной жизни Варенцовых уже не пугали.

-​​ Сережа, у нас еще мало, а вот я была​​ на Васильевском, так там это на всех линиях​​ -​​ и никто не убирает. У нас хоть иногда убирают!​​ ​​ 

Зима была зверской. Блокада!​​ ​​ Этих​​ заснеженных, безымянных​​ трупов​​ на улицах​​ становилось всё больше.​​ 

 

* * *

 

2 декабря​​ -​​ в Чикаго Энрико Ферми впервые осуществил самоподдерживающуюся цепную ядерную реакцию, что открыло путь к созданию атомной бомбы

 

* * *

 

В декабре сорок второго в госпитале​​ Варенцову Леониду Сергеевичу ​​​​ вручили орден​​ «За оборону Сталинграда».​​ 

 

* * *

 

Влад​​ писал​​ стихи,​​ печатал их в​​ малоизвестных газетах - и получал оттуда жалкие гонорары. ​​ Полина не могла заработать ни копейки, а гнать ее на завод не хватало духу ни ее матери, ни ее мужу, - но девушка, понимая​​ всю тяжесть времени, устроилась куда-то секретаршей по комсомольской линии.​​ Мария Семеновна​​ устроилась в типографию, где сейчас не хватало рабочих рук; её взяли, несмотря на ее преклонный возраст.​​ 

 

Влад работал на заводе. Физически это было​​ тяжело и не решало семейных финансовых проблем.​​ 

И в это тяжелое время​​ Влад узнал​​ от Серконина, что​​ тот​​ в Москве​​ устраивает свой​​ поэтический​​ вечер!​​ ​​ Михаил​​ пригласил на него Влада.

 

Серконин Михаил Андреевич​​ уже успел прославиться как один из первых военных поэтов (он воспел финскую войну). Особенно гремели по стране​​ его​​ две​​ строчки, сразу ставшие хрестоматийными:

 

Это было с бойцами или страной,​​ 

Или в сердце было в моем.

​​ 

Его стихи​​ заметными подборками появились​​ в​​ «Знамени»​​ (номер десять за​​ 1940​​ год)​​ и​​ в​​ «Молодой гвардии»​​ (номер два за​​ 1941​​ год).​​ Михаил был звездой в Литинституте, а вот стал звездой всесоюзной!

 

Когда после вечера друзья встретились,​​ Михаил крепко пожал​​ руку Казанцева:

- Здоро’во, Влад!

- Здоро’во!​​ –​​ ответил Казанцев – и они обнялись, как друзья после долгой разлуки.​​ 

Михаил очень изменился: от бывшей робости не осталось и следа.​​ 

Он весело, озорно посмотрел на Влада и широко улыбнулся:​​ 

- Привет! Как дела?​​ 

- Надо ж! – подумал Влад. – У него​​ даже​​ улыбка стала другой.​​ 

- Ничего, - Казанцев улыбнулся в ответ. - Я женился на Полине Аксаковой. Ты ее помнишь?​​ 

Серконин​​ не ответил.​​ Он не помнил, но не хотел в этом признаваться.​​ 

Он спросил:​​ 

- Тебя печатают?​​ 

И, не дождавшись быстрого ответа, предложил:​​ 

- Я затеваю три сборника. Принеси завтра​​ то,​​ что написал,​​ в​​ «Москву».​​ 

Гостиница​​ «Москва»​​ считалась лучшей в Москве, а значит и в Союзе - и своим советским блеском​​ не уступала никакому отелю мира, и​​ стояла​​ она​​ у Красной площади, рядом с Кремлем.​​ 

 

Когда утром Влад нашел номер, где жил его друг, Михаил на стук открыл дверь и попросил Влада в номер.​​ 

Тот зашел и остолбенел: потолки были высотой метра четыре, не меньше, - а в питерской коммуналке Влада хорошо, если два тридцать! И сама комната была квадратов сорок, а Влад, его мать и отец всю жизнь прожили в двадцати метрах! На стенах висели картины...​​ 

- Княжеский быт! - подумал Влад.​​ 

- Что, брат, обалдел? – Серконин посмотрел на Влада.​​ И он не стал ждать ответа:

- Я тоже, Владик, знаешь ли... ​​ Мне, как корреспонденту, оплатили две ночи. Сделаю репортаж со​​ съезда аграрников. Ну, где твои труды?​​ 

Казанцев протянул стихи. ​​ Серконин бегло их просмотрел.​​ 

- Спасибо за первые экземпляры, - кивнул Михаил.​​ 

Во все советское время в редакциях брали только первые экземпляры, так что автор старался заложить в печатную машинку экземпляра четыре - и часто себе оставлял четвертый слепой вариант, а первые три отдавал​​ на читку.​​ 

- Пошли, поговорим, - сказал Михаил.​​ 

Когда они проходили по коридору, Серконин показал на дверь:​​ 

- Номер Жукова!​​ 

Влад смутился:​​ 

- Жукова?! Какого Жукова?​​ 

- Главнокомандующего! - засмеялся Михаил. - Ну, ты, я вижу, совсем одурел от этой роскоши! Привыкай, Влад! Ну да, мы беднее американцев, роскоши у них побольше, - но мы побеждаем в такой войне! Пусть они нам завидуют.​​ 

 

Они спустились по роскошной широкой лестнице и вошли в ресторан. И тут удивлению Влада не было конца! Огромный холл, торжественно проплывающие чинные официанты, высоченные потолки метров двадцать!!​​ 

- И это Москва! - подумал Влад. - Я, теща и Полина в​​ двухкомнатной квартире сорок пять метров,​​ - а тут такая роскошь, блеск, величие!​​ 

На мгновение вся его жизнь предстала Владу как сущее нищебродство: коммуналка, верхние полки поезда​​ «Москва​​ –​​ Ленинград», вечное выискивание денег. Столь многое не устраивало Влада в его жизни! Поэтому он был очень благодарен Мишке: ему, думал он, не жаль быть другом столь жалкого типа, как он, Влад.

- Кому-то ордена, кому-то победы, - думал он, - а что мне?

И на самом деле, в​​ присутствии друга​​ его жизнь казалась ему жалкой.

Влад и Михаил​​ по-дружески простились.

Зависть Влада была добрым, хоть и неизбежным чувством.​​ 

 

* * *

 

- Знаешь, - сказал жене Сергей Никифорович, - я всё думаю​​ о победе под Сталинградом…

- И что?

- На Западе сформировался коллективный образ России как страшного непобедимого врага.

- Да нам-то что! –​​ возразила Надежда Николаевна.​​ 

-​​ Раздавить эту сволочь!​​ –​​ решительно​​ добавила она.

- Ты не поняла! Я про другое:​​ теперь​​ у нас навсегда плохие отношения с Европой.​​ Как им тяжело было пережить нашу победу в Северной войне​​ при Петре Первом,​​ разгром Турции при Екатерине Великой, гибель наполеоновской армии, -​​ а еще​​ и​​ этот триумф советского оружия!​​ ​​ 

- Согласен, - ответил Варенцов, но тут же и возразил:

- Это твои высокие мысли!​​ А по-моему, война вступает в самую ожесточенную фазу.

Все же после Сталинграда их будущее уже не казалось им ужасным.

 

* * *

* * *

 

ГОД 1943

 

* * *

* * *

 

16 января​​ -​​ освобождён город Ростов-на-Дону.

 

* * *

 

В январе​​ Леонид​​ уже мог ходить, и его​​ устроили на ставку библиотекаря.​​ 

-​​ Что же со мной было?​​ –​​ часто​​ думал он.​​ -​​ Был ли я человеком?​​ 

В нем оттаивал прежний университетский Леонид.​​ 

 

Письмо Леонида родителям:

-​​ Здравствуйте, дорогие мои! ​​ Мне всё ещё не верится, что я жив. Работа в библиотеке навела меня на увлечение римским правом. Откуда оно взялось? Римляне, эти гениальные практики, не кодифицировали свое право, ограничиваясь его применением, зато Европа, наследуя это юридическое богатство, начала с его тщательной регламентации.​​ 

Греческое право так и не дожило до самоосознания: оно просто растворилось в римском, когда Греция стала частью Римской империи…

Папа, какие у тебя чудесные коллеги: как они помогли мне с книгами. Я ведь работаю в библиотеке технического ВУЗа, тут по античности ничего нет – и спасли эрмитажники. Особенно дядя Коля (так Леонид с детства звал Сикорского). Какая красивая​​ была​​ тут осень!​​ Правда, я видел ее из окна больничной палаты.​​ Я скоро увижу вас, очень скоро. До встречи.

 

Леониду Сергеевичу ​​ Варенцову​​ нашли место библиотекаря в Свердловске​​ стараниями не только​​ Сикорского, но​​ и​​ других​​ коллег Сергея Никифоровича. В городе было единственное высшее учебное заведение: Уральский индустриальный институт – и в его библиотеку Леонида зачислили лаборантом.​​ 

 

Болезнь совершенно изменила​​ Леонида: он стал сухоньким, чуть не тощим – и уже походил на отца, но только был намного его выше. ​​ Цвет его волос стал пепельно-серым – и он любил говорить про себя,​​ что​​ он,​​ следуя​​ античной традиции, посыпал волосы пеплом.​​ 

Связь Леонида с родителями не только восстановилась полностью, но и стала легкой благодаря​​ эрмитажной​​ спецпочте. ​​ 

 

Конечно, Леонид позвонил родителям по спецсвязи. Они поговорили.​​ 

 

* * *

 

18 января​​ -​​ войска Ленинградского фронта освободили​​ Шлиссельбург. Прорвана блокада Ленинграда

 

* * *

 

18 января. Первое исполнение Рихтером Седьмой сонаты Прокофьева.​​ 

 

* * *

 

- Сережа, паёк увеличили!

- Да!​​ –​​ согласился​​ Сергей Никифорович. – Теперь точно выживем.

 ​​​​ 

* * *

 

25 января​​ -​​ освобожден Воронеж.

 

* * *

 

Второго​​ февраля​​ 1943 года​​ в Сталинграде капитулировала​​ шестая немецкая армия. ​​ Закончилась операция​​ «Уран»​​ - и это стало победой не только Советского Союза: разгром нацистов отмечали во всем мире.​​ 

 

* * *

 

Леонид выискал цитату и послал ее в письме матери:

 

Мамочка, посмотри, что я нашел!​​ 

-​​ «Пифагорейство на все времена прославилось проповедью аскетизма, но аскетизма в античном смысле слова: здоровая душа здесь требовала здорового тела, а то и другое - постоянного музыкального воздействия, сосредоточивания в себе и восхождения к высшим областям бытия».

Что ты скажешь?

 

Надежда Николаевна​​ ответила:

 

Дорогой мой сыночка! Жду тебя. Все ждем тебя. Дома и поговорим. Я слаба, устаю. Нет сил писать. Мама.​​ 

 

* * *

 

Старшего Варенцова война сделала строгим, замкнутым, погруженным в работу – и он сам себя называл блоковским​​ «стареющим юношей». Только когда он улыбался (это случалось не часто),​​ «человек в футляре»​​ превращался в беззащитного ребенка. Этот ребенок знал о своей беззащитности, но при этом он умел защищаться, умел выжить и с пайкой хлеба.​​ 

 

Как-то​​ зашел​​ Степан​​ Васильевич Переверзев. Он сразу​​ пафосно​​ и серьезно​​ поздравил с победой​​ в великой отечественной войне.

- А не рано еще? –​​ грустно​​ спросил Варенцов.

Он​​ не​​ торопился​​ с​​ оптимизмом.

- Перелом очевиден, - весомо ответил​​ гость.

Он оставил два полешка.

 

* * *

 

5 февраля​​ -​​ освобожден​​ Старый Оскол

 

* * *

 

- Для стоиков телесно и​​ само​​ искусство!​​ «Добродетели и искусства суть тела».​​ 

- Сережа, сегодня так холодно!​​ – сказала Надежда Николаевна.

​​ 

* * *

 

15 февраля​​ -​​ обергруппенфюрер СС Пауль Хауссер, открыто нарушив личный приказ Гитлера, отдал приказ эвакуировать находившийся под его командованием 2-й танковый корпус СС из-под Харькова.

 

* * *

 

12 марта​​ -​​ в результате активной деятельности партизан Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС) итальянский гарнизон был вынужден оставить греческий город Кардица, ставший первым городом Южной Европы, освобождённым от фашистских войск.

 

22 марта​​ -​​ гитлеровцами были заживо сожжены все жители белорусской деревни Хатынь.

 

* * *

 

Письмо​​ Леонида отцу:

 

Папа, я знаю, ты пишешь о стоиках – и сам стараюсь читать по этой теме.​​ Логос или Слово стоиков – это, прежде всего, целесообразность, и притом человеческая целесообразность.​​ ​​ Именно в человеке достигается наибольшее совершенство этого мирового первоогня. Потому логос стоиков содержит в себе черты разумения, даже промысла, в то время как гераклитовский Логос есть только капризная закономерность самой природы.​​ 

 

Леонид питался несопоставимо лучше своих родителей. У него и близко не было упадка сил. Он ​​ ​​ пребывал в эйфории, хоть раны и давали себя знать.

 

* * *

 

15 мая​​ -​​ официально распущен Коминтерн (Третий Интернационал).

 

Коммунисти́ческий интернациона́л (Коминте́рн,​​ Третий​​ Интернациона́л) - международная организация, объединявшая коммунистические партии различных стран в 1919-1943 годах.​​ 

Ленин:​​ ​​ «Коминтерн -​​ союз рабочих всего мира, стремящихся к установлению Советской власти во всех странах».

 

Сергей Дмитриев знал, что Сталин считал Коминтерн шпионской организацией.​​ 

 

* * *

 

Ответ Варенцова сыну:

 

Лёня, дорогой! ​​ Как мы рады, что ты жив.​​ До нас доходили вести о чудовищных потерях именно в Сталинграде​​ – и такое чудо, что ты живым выбрался из этого ада!​​ 

А что до античности, то в​​ понимании Логоса​​ -​​ огромное отличие стоиков от Гераклита. Огненный Логос Гераклита есть просто закон вечного и бесцельного чередования жизней и смертей в космическом целом: это природно-бесцельное и человечески-безразличное.​​ 

Логос же стоиков и пронизывает, и объемлет, и охватывает всё в качестве творца-демиурга; он простирается по всей природе вещей.​​ 

 

* * *

 

В мае стало тепло.

- Знаете, мне попался​​ необычный​​ раненый: он мне такого порассказал!​​ -​​ ​​ поведала​​ Варя​​ старшему​​ Варенцову. – Вы не знаете​​ чего-то важного, и​​ мой​​ папа не знает,​​ -​​ а я вот знаю!​​ 

- Ты про что?

-​​ Лосев​​ преподает в МГУ!

- Какой Лосев? – переспросил ошарашенный​​ Сергей Никифорович.

Он не ожидал от Вари такой серьезной темы.​​ 

-​​ Алексей Фёдорович! Какой еще может быть​​ Лосев?​​ Только он совсем слепой!

-​​ Почему?

-​​ Последствия работы на канале, - уверенно заявила Варя.​​ 

-​​ ​​ Вроде, ему​​ дали​​ десятку? ​​ - неуверенно спросил Варенцов.​​ 

Его шокировал факт, что девушка знала больше, чем он.

«Десяткой»​​ звали рутинное осуждение на десять лет, широко практиковавшееся властями.

-​​ Он отсидел меньше: и его, и его жену досрочно освободили после письма первой жены Горького Екатерины Пешковой.

-​​ Ты серьезно? Откуда ты всё это можешь знать?

-​​ Я​​ повторяю: я​​ работаю в госпитале, - торжествующе воскликнула Варя.​​ -​​ А письмо жена Горького написала еще в 1933 году, когда мне было десять лет.​​ 

Варенцова это потрясло: совсем рядом, в Москве, уже работали музеи, театры, университет,​​ - но в Ленинграде продолжалась блокада.​​ ​​ 

 

* * *

 

Жена Микешина вернулась в Москву только летом 1943 года. Николай Степанович был очень рад возвращению жены. В его личной жизни ее было сколько-то значительных событий, но тогда у слишком многих не было личной жизни, но только общественная.​​ Победный ход сражений стал общей радостной жизнью, заменившей жизнь личную.

 

* * *

 

5 июля 1943 года началась Курская битва (битва на Курской дуге). Это одно из ключевых сражений времен Великой Отечественной войны. Красная армия одержала победу.

 

12 июля​​ -​​ в районе Прохоровки произошло крупнейшее встречное танковое сражение Второй мировой войны.​​ 

 

Начало контрнаступления советских войск в районе Орла.

 

* * *

 

В​​ конце июля​​ Варенцов пришел к Варе в гости.​​ 

- Я напросился в гости, Варенька. Извини.​​ 

- Я рада вас видеть, Сергей Никифорович, очень рада.​​ 

- Почему?​​ – как бы наивно спросил он.

- Вы напоминаете​​ мне​​ отца.​​ Других близких людей у меня нет.

Плакать она уже не могла. Она спросила:

- Как вы думаете,​​ я могла поехать с ним?​​ 

Тема эвакуации по-прежнему была для нее болезненной.​​ Она мало писала отцу! Она называла свои письма​​ «отписками». Сколько-то полноценного общения в письмах не получилось.

Сергей Никифорович молчал.​​ Он растерялся. За последний год с отъездом друга Варя стала его дочерью.​​ 

-​​ Посмотрите, как верно я поступила: стала медсестрой, зарабатываю себе на жизнь, -​​ а кто бы я была там?​​ – она старательно убеждала саму себя.​​ 

- Варя, но это же война! ​​​​ 

Они замолчали – и вдруг Варенцов спросил:

- ​​ Хочешь, я буду с тобой заниматься​​ античностью?

- Нет, Сергей Никифорович! Сто раз нет. Это вы, Варенцовы, помешаны на учебе, - а я учиться не люблю.​​ 

С войной Варя отвернулась от античности как от смысла ее жизни. Тем не менее, она твёрдо решила закончить истфак.​​ 

 

* * *

 

5 августа​​ -​​ освобождение городов Орёл и Белгород. В Москве впервые проведён салют в честь войск, освободивших эти города.

 

* * *

 

- Ясно, что война кончится – и ты снова будешь читать лекции!​​ –​​ сказал Варенцов.

Надежда​​ Николаевна вздохнула:

- Мне уже трудно в это поверить.​​ 

- А я вот тебя экзаменую:​​ «Студентка такая-то!​​ Расскажите о понятии аллегории в римском искусстве».

- ​​ Греческому искусству аллегория была неизвестна. Наоборот, у римлян были распространены аллегорические изображения Веры, Щедрости, Постоянства, Согласия.​​ 

- Приведите пример.

- Римляне для своих​​ аллегорических олицетворений​​ обычно​​ используют греческие женские изваяния…​​ и все они довольно безжизненны.​​ Тут​​ форма – только​​ 

условный​​ знак.​​ 

- Чудесно! Ставлю вам​​ «пять». Со своей стороны, я бы только мог добавить, что в римском искусстве​​ аллегорическое и натуралистическое часто​​ смешивается…​​ ​​ 

 

* * *

 

23​​ августа​​ 1943 года.

Курская битва. В масштабном противостоянии с обеих сторон участвовало более 4 миллионов человек, 70 тысяч орудий, 13 тысяч танков и примерно столько же самолетов. ​​ По масштабу концентрации войск и своему значению битва на Курской дуге (выступе длинной в 600 км и глубиной в 300 км) – одно из ключевых сражений войны. Для врага это была попытка реванша за Сталинград. Две немецких группы войск «Юг» и «Центр» концентрическим ударом на Курск должны были окружить и уничтожить советские войска, которые создали на этих перепадах высот эшелонированную оборону с минными полями, впервые в истории второй мировой применив стратегию оборонительного перемалывания противника. ​​ Первую линию обороны немцы вместо трех часов весь день проходили, а на второй линии обороны завязали окончательно. Всего 9 километров немцам удалось пройти на северном фасе, и они застряли. Гитлеровцы разбились - и началось ответное сокрушительное советское наступление. ​​ Курская битва, в которой с обеих сторон участвовало 4 миллиона человек и 13 тысяч одних лишь танков, завершилась 23 августа 1943 года. Красная Армия разгромила 15 дивизий противника, продвинулась на глубину в 140 километров, освободила Белгород и Харьков и этим создала благоприятные условия для дальнейшего освобождения уже всей Левобережной Украины.

 

* * *

 

- Ну что, Сережа? Вернёмся к нашим баранам?​​ – спросила жена.

- Да, - согласился Варенцов.​​ 

Сергей Никифорович​​ стал читать​​ одно основоположение за другим:

-​​ Главное в стоиках - любовь к року amor fati.​​ 

 

Рок послушных ведет, а строптивых тащит силой.​​ 

 

Ты принимаешь свою судьбу сознательно, ты понимаешь ее. ​​ 

 

Понимать для стоиков, как и для Аристотеля, - верховное ​​ благо. ​​ 

 

Свобода стоика - в подчинении ходу вещей, порядку мира.

 

Стоик говорит:​​ «Как человек, я осознаю через эту врученную мне судьбу; я сам - одно из творческих порождений моей судьбы».​​ 

 

Как это было близко Варенцовым!

 

* * *

 

10 сентября​​ -​​ освобождён город Мариуполь.

 

* * *

 

Варенцовы любили гулять по осеннему солнцу. Они бродили по Мильонной, куда не попадали снаряды, или поворачивали к сияющей под солнцем Неве.​​ 

Сейчас они особенно нежно улыбались друг другу: дожили до осени, одолели и этот год.​​ 

 

Пред этим они уютно посидели в библиотеке музея.​​ Эрмитажная библиотека​​ уже​​ была открыта, но отапливалась слабо - и​​ зимой​​ ее просто закрывали, - но не сейчас, в осеннее тепло. ​​ 

 

* * *

 

16 сентября​​ -​​ освобождён Новороссийск.

 

* * *

 

Только с осени этого года Самохина восстановилась в МГУ и продолжила обучение.

 

* * *

 

- В образе жизни стоика есть случайность, но есть и ее преодоление, - сказал​​ Сергей Никифорович.​​ -​​ Есть житейский расчет, но есть и высота духа.

- Вот она,​​ эстетика личного субъективного бесстрастия на фоне величественных судеб мироздания! – ответила​​ Надежда Николаевна.​​ -​​ Если взять наше время, то на фоне крушения того мира, что тебя окружает, ты остаешься самим собой.​​ Ты работаешь над самоидентификацией.

- Слышишь? Опять обстрел! Что же нам еще остается?

Они грустно улыбнулись.

 

* * *

 

17 сентября​​ -​​ освобождён Брянск.

 

* * *

 

- Зачем всё это? – записал Владик в своем дневнике.​​ – Мне двадцать два. Мои стихи мне не нравятся, моя жизнь мне не нравится. Я никого не люблю.​​ 

Он знал, что иметь дневник нельзя,- и потому уничтожал написанное.

Так думал Влад​​ Казанцев,​​ но​​ внешне​​ его жизнь складывалась удачно: у него​​ появилось много​​ литературных друзей,​​ -​​ но они сплачивались по публикациям, а не по дружбе.​​ Или это была особая​​ «литературная»​​ дружба?​​ На заводе он уже не работал: опять подторговывал книгами. Он и не думал, как Варя, накапливать рабочий стаж. ​​ И зачем ему? Он был уверен, что в обозримом будущем закончит Литинститут, станет членом Союза писателей – и это не будет так уж плохо.

Гробиться на заводе? Нет, свобода – прежде всего. Удивительно, что​​ Поля и теща поддерживали его в этом желании свободы. Но, главное, они боялись за его здоровье: они видели, что на заводе он перенапрягается – и оттого впадает в депрессию.

 

* * *

 

12 октября​​ - физик Нильс Бор тайно вывезен из Швеции в Англию на британском бомбардировщике.

 

13 октября​​ -​​ Италия вступила в войну на стороне антигитлеровской коалиции.

 

* * *

 

Надя​​ Петровская​​ у себя дома​​ на Рубинштейна читает Верлена.

 

А на сердце с утра уж печаль.

Так над городом дождь моросит.

И откуда же эта печаль,

Что сердечко и плачет, и плачет?...

 

Она уже пришла в себя после смерти отца и ждала снятия блокады: тогда она будет преподавать французский язык.​​ 

 

* * *

 

В 1943 году Ленинградский театр Комедии эвакуирован в Сталинабад (Душанбе). Драматург Евгений Шварц приехал туда и стал заведовать литературной частью этого театра. Кононов Василий Григорьевич и​​ Сокольницкая​​ Дарья Ивановна, актеры этого театра (им по двадцать девять) оказались в столице Таджикистана. Работать вовремя войны в сносных условиях – да о таком можно было только мечтать!

 

* * *

 

-​​ Хочу я или нет, а про ле’ктон мне писать придется, раз уж я взялся за стоиков, - сказал Варенцов.

- Да, эту​​ тему не обогнуть, - согласилась​​ Надежда Николаевна. – Я себе не представляю, как это преподавать.​​ ​​ Или нужен спецкурс античной логики?

- Я так написал, - сказал Варенцов:

«Так свершился переход от объективных абстрактно-всеобщих категорий периода классики к субъективным и единично-конкретным категориям.​​ 

В логике это было лектон, в этике это была атараксия, а в эстетике это был внутренний мир человека как произведение искусства».

 

* * *

 

25 октября​​ -​​ советские войска освободили Днепропетровск.

 

* * *

 

Вскоре Варенцовы продолжили разговор о лектоне.

- Как у тебя получилось?

Варенцов прочел:

-​​ «Стоики претендовали на особенную тонкость в понимании процессов мышления – и потому они ввели столь сложное понятие, как ле’ктон. Цель - зафиксировать малейший сдвиг в мышлении.​​ Лектон - ​​ такой смысл предмета, который фиксируется вне всякой его истинности или ложности. Он - за пределами утверждения о бытии и небытии.​​ 

Лектон - смысл обозначаемой предметности в слове. ​​ Это  ​​​​ обозначаемое. ​​ Это то, что может быть выражено словами. ​​ ​​ По-французски это exprimable».

 

* * *

 

Иногда студенты Литературного института встречались с известными поэтами​​ –​​ и на одной из таких встреч​​ поэт​​ Ярослав Смеляков, видя все​​ слабости стихов​​ Владислава​​ Казанского, решил его познакомить​​ с​​ поэзией​​ Ксении​​ Некрасовой.​​ И не то, чтобы он любил ее стихи, но, скорее, указав на необычность ее стихов, он тем самым осторожно намекал Владу на банальность многих его образов. В душе он, как многие хорошие поэты, чтил поэтическую иерархию – и не считал себя сколько-то выдающимся поэтом. Тут речь шла даже больше не о качестве стихов: плохих стихов и поэтов было слишком много, - но косвенно ставился вопрос, а сумеет ли Влад хоть как-то на свои стихи прокормиться.

 

Они встретились в ЦДЛ (Центральный Дом литераторов) на вечере поэзии Смелякова​​ – и после общей встречи в зале​​ Ярослав Васильевич​​ и Владик сели за столик в кафе, заказали чай​​ – и уже состоявшийся поэт сказал:

- Влад, я старше тебя только на восемь лет!​​ Так что мне стыдно было бы говорить с тобой с позиции старшего.​​ Я не знаю, что’ ты читаешь, но вот прочти​​ стихи странной девушки. Ей негде жить в​​ Москве, она скитается, в литинститут​​ тоже не попала, -​​ но посмотри, что’ она пишет.

И он прочел:

 

А земля наша прекрасна.

И, может быть, одинока

среди пламенных солнц

и каменно-голых планет.

И вероятней всего,

что сами мы –

ещё не выросшие боги,

живущие под воздухом целебным

на нашей зелёной

и сочной земле.

 

-​​ Вот что это такое?​​ – спросил Смеляков.

- Загадка!​​ Я не понимаю, - признался Владик.​​ 

Он не решился высказать, что известность Ксении, по его мнению, основывается​​ на статье​​ Асеева, который​​ ​​ ​​ еще в 1937 году благословил первую публикацию Ксении​​ Некрасовой в журнале​​ «Октябрь».​​ 

 

Сам московский Дом писателей, его элитарность (попасть туда было не так просто), вся среда – это​​ играло​​ столь​​ большую роль в жизни Полины​​ и​​ Владика. ​​​​ Да, война была в разгаре, но от Москвы фронт был далеко.

 

Смеляков был невысокого мнения о даре Влада, а вот стихи его жены ставил выше. Однако, он никогда не высказывал своего суждения, помня, что люди меняются. Да и не стоит никого настраивать против себя.​​ 

 

* * *

 

Варенцов обратился к жене:

- Надя, логос стоиков объединяет людей между собой, раз он одинаково присущ всем людям. Такова их идея. Больше того, логос своим единством связывает богов и людей.​​ 

- Да! – согласилась Надежда Николаевна. - Цицерон говорит, что​​ «у богов тот же самый логос, что и у людей, та же самая истина и тот же самый закон, а именно принятие верного и отвержение дурного. Поскольку нет ничего лучше логоса, и он один и тот же у человека и у бога, то изначальная общность между человеком и богом есть общность логоса».

 

* * *

 

6 ноября 1943 - освобождение Киева.

 

8 ноября 1943 - доклад Хрущева Сталину:

«Немцы ограбили почти все дома в городе. Из некоторых зданий вынесены даже дверные ручки, вытащены подоконники, двери, оконные рамы, паркет и вырваны мраморные плиты. На Подвальной улице, в Михайловском и Фруктовом переулках нашли много трупов жителей, пытавшихся укрыться от немцев. Немцы их расстреливали и сжигали. Киев производит впечатление вымершего города».

 

8 ноября​​ - в​​ СССР учреждены высший военный орден​​ «Победа»​​ и орден Славы трёх степеней.

 

* * *

 

- Логос у стоиков, - написал Варенцов, - объединяет​​ реальные​​ вещи. Поскольку все наполнено и пронизано вечным божественным смыслом и умом, человеческие души необходимым образом приходят в движение от соприкосновения с божественными душами.​​ 

 

* * *

 

Владик был сражен красотой стиха Николая Майорова:​​ 

 

Мы были высоки, русоволосы.​​ 

Вы в книгах прочитаете, как миф,​​ 

О людях, что ушли, не​​ долюбив,​​ 

Не докурив последней папиросы.​​ 

Когда б не бой, не вечные исканья​​ 

Крутых путей к последней высоте,​​ 

Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,​​ 

В столбцах газет, в набросках на холсте.​​ 

 

Эти строчки погрузили его в страшное волнение: он понимал, что его стихи никогда не будут такими красивыми и знаменитыми.​​ Для чего же писать, если есть Пушкин, Майоров, Смеляков, Блок? Женскую поэзию он недолюбливал.​​ 

 

* * *

 

28 ноября​​ -​​ 1 декабря​​ -​​ Тегеранская конференция руководителей трёх союзных во 2-й мировой войне держав: СССР (И. В. Сталин), США (Ф. Рузвельт) и Великобритании (У. Черчилль); состоялась в Тегеране (Иран).

 

Меч Сталингра́да The Sword of Stalingrad - наградной (церемониальный) меч, украшенный драгоценными металлами и камнями. Выкован по специальному указу короля Великобритании Георга VI в знак восхищения британского народа мужеством, проявленным советскими защитниками Сталинграда во время битвы за город. Вручён 29 ноября 1943 года премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем Маршалу Советского Союза Иосифу Сталину в присутствии президента США Франклина Рузвельта и почётного караула на церемонии

 

* * *

 

- Ты только послушай, Надя!

Из репродуктора звучало:

 

Темная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…

 

- Сережа, это Марк​​ Бернес.

 

В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,

И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь…

 

* * *

 

Варенцов прочел супруге​​ свой текст:​​ 

-​​ «Вырастая на почве принципиальной субъективности, стоическая эстетика стремилась найти в недрах этой субъективности нечто совершенно противоположное всякой объективности, нечто совершенно с ней несоизмеримое». Ну как, Надя?​​ 

-​​ Ты, как всегда, замутил воду.​​ 

И тут же утешила мужа:

-​​ Это простительно: слишком многие так делают.​​ 

Несоизмеримое! ​​ Да, несоизмеримое с грубым, рушащимся миром. А знаешь, что для нас это самое​​ «несоизмеримое» ​​​​ с нами? Наши судьбы!

-​​ Да, Наденька: эпоха делает из нас стоиков. Прочту еще кусочек из лекции?

-​​ Давай.​​ 

-​​ «Стоики учили об огненном Слове, которое и служило принципом объяснения всей объективной действительности. ​​ Слово являлось здесь не столько самой объективной действительностью, сколько ее знаком, ее символом, ее аллегорией. ​​ Сам этот космический первоогонь был символом или аллегорией космического Слова».

-​​ Хватит, Сережа! Пошли ужинать.

 

* * *

 

В конце года Варенцовы узнали о​​ внезапной​​ смерти Сикорского.​​ Он умер, когда в ходе​​ Великой отечественной войны наступил очевидный перелом,​​ – и это было особенно обидно.​​ 

Варенцов нашел Варю и рассказал​​ ей​​ о смерти отца. Оказывается, он писал дочери письма, в которых постоянно жаловался на здоровье; другу на здоровье он жаловался мало.​​ 

Варя была в страшном смятении.​​ Остаться​​ без родителей, когда тебе​​ только за​​ двадцать,​​ – это было ужасно.​​ 

 

Попав в Свердловск, Николай Варфоломеевич тяжело заболел: работы по хранению переехавших эрмитажных экспонатов (контроль условий хранения, регистрация прибывших) оказались слишком тяжелыми для сердечника. ​​ 

 

Война, блокада, голод, вся трудная, часто невыносимая жизнь сплотили людей. В этой сплоченности смерть близкого человека заставляла быть сильнее, держаться из последних сил.​​ 

Но потеря близкого человека была по-настоящему невосполнимой.

 

* * *

 

Американский астроном Карл Сейферт выделил в отдельный класс галактики с аномально активными ядрами (сейфертовские галактики). В настоящее время считается, что такая активность вызывается сверхмассивными чёрными дырами в ядрах этих галактик.

 

Англичанин Алан Тьюринг разработал «Колосс», секретный специализированный компьютер, предназначенный для расшифровки перехваченных сообщений немецких войск.

 

Французами Ж.-И. Кусто и Э. Ганьяном изобретён акваланг.

 

* * *

* * *

 

ГОД​​ 1944

 

* * *

* * *

 

1 января - созванная по инициативе польских коммунистов 31 декабря 1943 года на территории, освобождённой РККА, Крайова рада народова приняла временные конституционные документы и декларацию с призывом бороться против Германии в союзе с СССР​​ 

 

* * *

 

Кот Василий был большой ценностью для Варенцовых – и он, казалось, понимал это: так торжественно он восседал то там, то сям.

Кошки и собаки почти полностью исчезли в Ленинграде в первую блокадную зиму – животные остались только в редких семьях, однако уже к 1944 году популяции начали постепенно восстанавливаться.

Кошки пользовались огромным спросом.​​ Цена котенка на ленинградских рынках зимой 1944 года доходила до 500 рублей (килограмм картофеля можно было купить там же по 65 рублей).

 

* * *

 

Надежда Николаевна устала за день и, несмотря на новый год, уснула – и дверь Варе открыл сам Варенцов.​​ Варя хотела работать и эту ночь, но ей запретили, видя ее состояние.

- Я знаю, почему он умер! –​​ с порога​​ сказала Варя.

- Здравствуй, Варенька! -​​ Сергей Никифорович постарался вложить всю нежность в эти простые слова.​​ 

Варя зашлась от рыданий.

Эта​​ ее​​ встреча​​ с Варенцовым​​ на Новый год получалась очень грустной.​​ Сикорский был другом Варенцову​​ –​​ и этот​​ не первый​​ тяжелый разговор был неизбежен.​​ 

Сергей Никифорович молчал, понимая, что Варе надо выговориться.​​ 

- Папе​​ приходилось вести нездоровый образ жизни – и он не мог этого изменить. ​​ Его мучали приступы удушья. ​​ Или ему только казалось, что ему тяжело дышать? Будь он в Ленинграде, он бы​​ больше​​ мог подумать о своём здоровье, - но не в условиях войны!

В арсенале собеседников не было​​ водки, этой обычной помощницы в горе​​ (блокада лишила всего).​​ Обоим собеседникам было ясно, что Сикорский умер бы и в осажденном Ленинграде, что блокадную жизнь он выдержал бы еще меньше.

-​​ Моих близких не убили​​ на фронте, но получилось еще хуже!​​ - плакала Варя.

Варенцов сказал только то, что мог сказать:

- Варя! Это надо пережить.​​ 

- Но за что? За что?​​ 

- Перестань​​ плакать! – неожиданно​​ с улыбкой попросил​​ Сергей Никифорович.

Она не поняла, что улыбка была вымученной:

- Вам это смешно? – разозлилась было Варя.  ​​​​ 

 

И тут Варенцов решился на отчаянное, но верное средство:

-​​ Лёня скоро придет!​​ -​​ торжественно провозгласил​​ он.​​ 

Варя перестала плакать и сказала:

- Спасибо.

Неожиданная радость подхватила ее - и​​ тут она выпалила слова, о которых впоследствии часто жалела:

- Вы не знаете, что происходит в моей душе! У меня жуткие приступы неприязни к самой себе. Я - некрасивая! Я – нервная. Я потому и люблю Лёню, что​​ он​​ примет меня любой. Он просто не заметит моих волнений – и это хорошо. ​​ 

Словно опомнившись, она сказала:

- Я так разозлилась, что готова с вами говорить об античности!​​ 

Варенцов растерянно молчал: так его изумило высказанное Варей.

- Сергей Никифорович, расскажите мне что-нибудь умное из античности! ​​ Вы же видите, как мне плохо!

- Хорошо, - согласился он.​​ –​​ «Отношение римлян к изобразительному искусству в значительной мере определяется их понятийным и идеализирующим мышлением. Творческая воля определена здесь в первую очередь духом или разумом».​​ ​​ Это строчки из моей книги.

- Спасибо, - облегченно сказала Варя.​​ – Я ничего не поняла. Спасибо.

 

Варя Сикорская​​ была талантливой девушкой. Об этом свидетельствует хотя бы то, как легко она стала медсестрой, как стойко выдерживала все ужасы этой тяжкой работы. ​​ Именно в этих ужасных обстоятельствах у нее появилась вера в себя. ​​ Более того,​​ в последние месяцы, когда ее работа в госпитале​​ с удалением фронта​​ уже потеряла зловещую актуальность, она открыла в себе дар портнихи.​​ Это сразу изменило ее жизнь.​​ За старенькой маминой​​ швейной​​ машинкой​​ она проводила​​ все вечера – и это наполнило смыслом ее жизнь.​​ 

Это занятие ее успокоило.

Она была уверена, что Лёня скоро вернется, и вязала ему свитер.​​ 

 

Но почему Варенцов так сказал? ​​ Он был уверен, что его сын скоро вернется: при успехах на фронте блокада не могла продолжаться долго, -​​ но Сергею Никифоровичу было страшно думать, что его сын вернется инвалидом.

 

* * *

 

Варенцов оказался прав: 27 января блокада Ленинграда была снята. В честь этого в тот же день в городе был дан артиллерийский салют.

За почти 900 дней блокады Ленинграда в городе погибли до 1,5 миллионов человек. Подавляющее большинство умерли от голода.

 

* * *

 

Какое счастье было для Влада вновь увидеть своих родителей! И​​ Екатерина Семеновна, и ​​ Геннадий Васильевич всю блокаду работали на заводе: ковали победу на фронте. Оба заметно постарели, особенно отец.​​ 

Он отказался ехать в Москву, а Екатерина Семеновна, наоборот, уговорила сына поскорее съездить в Москву: так ей хотелось увидеть Полю и ее мать.​​ 

Как были счастливы все четверо в московской квартире, когда наконец встретились! Пусть шла война, но они-то все были живы!! Они верили, что всё будет хорошо.

 

* * *

 

Семья​​ Позднышевых выживала выживал с огромным трудом, несмотря на какие-то запасы. Все​​ дефицитные вещи, приобретенные до блокады​​ (Владимир Львович был товароведом  ​​​​ ДЛТ), были распроданы, жена​​ Валентина Сергеевна​​ тяжело болела.​​ Сыну Володе было четырнадцать лет – и родители едва справлялись с его сложным характером. Мальчик учился кое-как, где-то много пропадал.

 

* * *

 

13 января​​ -​​ ряду центральных улиц Ленинграда (Невский проспект, Дворцовая и Исаакиевская площади, Садовая улица, Дворцовая набережная) возвращены исторические названия.

 

* * *

 

Варенцовы за чаем.​​ 

- Стоики считают,​​ между людьми и богами​​ есть​​ общность благодаря их причастности логосу!​​ – сказал Сергей Никифорович. -​​ А сам логос -​​ природный закон.​​ 

Надежда Николаевна молчала.

- Ты ничего не скажешь? – спросил он.

- Ничего.​​ 

И, помолчав, она сказала:

- Эта война словно б убила само понятие​​ «большой надежды»: просто жить без надежд уже кажется большим достижением.​​ 

- Да, - согласился он.

 

* * *

 

В Сталинабаде к постановке была Театр Комедии на Невском режиссер Николай Акимов поставил​​ «Дракона»​​ Шварца – и вся труппа понимала, что предстоит ожесточенная борьба за выпуск пьесы. Кононову досталась роль Ланцелота. Он с воодушевлением разучивал свою роль.

 

«Слушай, кот, ты меня не ​​ знаешь. ​​ Я ​​ человек ​​ до

того ​​ легкий, ​​ что меня, как пушинку, носит по всему свету».​​ 

 

Вчера дали горячую воду. А эта козлиха В-кая как вчера прыгала на репетиции! Уверена, никакой мужик перед ней не устоит.

 

«И я очень легко вмешиваюсь в чужие дела. ​​ Я был  ​​​​ из-за этого девятнадцать раз ранен легко, пять раз  ​​ ​​ ​​​​ тяжело и три раза смертельно».​​ 

 

Такие слова – во время войны! Конечно, не пропустят.​​ 

 

«Но я жив до сих пор, потому что я не только ​​ легок, как ​​ пушинка, ​​ а еще и упрям, как осел».

 

Сказка! Может, так дуриком цензуру и проскочим.

 

* * *

 

24 января​​ -​​ начало Корсунь-Шевченковской операции, завершившейся окружением около 20 000 немецких солдат.​​ 

 

* * *

 

- Что, Надя? ​​ Поздравим друг друга?​​ – улыбнулся​​ 

Варенцов.

- Можно, - согласилась​​ Надежда​​ Николаевна.

- ​​ Ты помнишь двадцать первый​​ год: отмену карточек?

-​​ Помню. Я ведь уже жила в твоей квартире рядом с твоим отцом.

 

* * *

 

Блокаду сняли.​​ Виктор Иванович Копылов, тенор Театра оперетты, в последний раз​​ спел арию из оперетты​​ «Сильва»​​ перед воинами на фронте.​​ 

Несмотря на всю радость освобождения, он чувствовал себя неважно.

- Сегодня со​​ «звучком»​​ плохо, - подумал он.​​ -​​ ​​ хорошо, помогли пятьдесят грамм перед выходом! Без них и вовсе б завалился.​​ ​​ Пятьдесят граммулек.​​ 

Свой голос даже мысленно он звал​​ «звучок»​​ - и, как певец, был вынужден постоянно думать о состоянии своего голоса.

 

Он родился в семье​​ школьного​​ учителя истории​​ Ивана​​ Николаевича Копылова. Его мать​​ Вера Семеновна​​ погибла на гражданской войне,​​ когда мальчику было несколько лет.​​ Отец решил, мальчику необходимо музыкальное образование​​ – и​​ Витю рано посадили за фортепьяно. На этом поприще сколько-то ясного дарования у него не оказалось,​​ а вот его звонкий голосок оценили уже в школе.​​ 

Жена Виктора​​ Валентина Викентьевна (та самая, что​​ так зло отшила Варю) умерла​​ два​​ года​​ назад, не выдержав скудного блокадного пайка.​​ С ее смертью​​ в жизни​​ появилось что-то такое, к чему он не мог приспособиться.​​ Жизнь​​ потеряла смысл.​​ 

 

* * *

 

20 февраля​​ -​​ начинаются американские бомбардировки германских самолётостроительных заводов, продолжающиеся целую неделю.​​ 

 

22 февраля​​ -​​ Советская армия освободила от немцев Кривой Рог.

 

23 февраля​​ -​​ начало​​ депортации​​ чеченцев и ингушей.

 

* * *

 

После освобождения Ленинграда в феврале сорок четвертого года Леонид вернулся в Ленинград. Он постучал в дверь своей квартиры​​ -​​ и ему открыла мама. Она была дома, она его ждала.​​ 

Эмоции переполняли мать​​ и​​ сына – и как их описать?

Леня поел картошки​​ (капуста и картошка выращивались в блокаду на многих площадях Питера)​​ -​​ и они поторопились в Эрмитаж. Музей был закрыт, но они вошли​​ со​​ служебного входа. Втроем Варенцовы долго сидели в кабинете Сергея Никифоровича. ​​ 

 

Потом они пошли домой.​​ Пришла Варя​​ (теперь она приходила к ним каждый день). Варя и Лёня​​ не могли наглядеться друг на друга.​​ 

 

В банке Леонид получил то, что ему причитается за службу, за ранение и за медаль​​ -​​ и поразил родителей этой большой суммой.​​ 

 

Это было чудесно​​ -​​ жить. Жить, когда Ленинград на глазах поднимался из пепла. Жить с постаревшими, но, главное, живыми родителями.​​ Как только Леонид оказался в Ленинграде, он сразу возобновил любимую привычку ходить к историческому факультету​​ с ясной надеждой,​​ что​​ он откроется. ​​ В Свердловске​​ он​​ довольно​​ мало читал по любимой специальности – и потому, оказавшись в Ленинграде, набросился на изысканную библиотеку родителей и библиотеку Эрмитажа.​​ 

С едой было трудно, но​​ было великим достижением, что​​ они жили в своей уцелевшей квартире!! Это было неслыханной удачей, ведь Ленинград в отличие от Москвы​​ немцы​​ бомбили​​ нещадно.​​ ​​ Они, как и прежде, жили на Морской, недалеко от таблички​​ на Невском проспекте​​ «Эта сторона Невского опасна при артобстреле».​​ 

 

Все трое стали тише. Все трое ошалели от счастья, что еще живы. Внешне всё быстро наладилось: обычные эрмитажные будни отца,​​ - а​​ будни сына и​​ Надежды Николаевны​​ были полны разговорами об​​ университете.​​ 

Они и раньше жили интересно, но сейчас их смущала огромность близкой победы, чудовищная, непоколебимая огромность​​ близкой победы, что​​ ощущалась миром уже сейчас и​​ возносила Россию в глазах всего мира.​​ 

Варенцовы понимали, что​​ подъем​​ неминуемой победы​​ скоро сменится холодной войной, политическим противостоянием, но ощущение огромности победы у советских людей, верили они, не пройдет никогда.​​ 

 

Вечером отец пришел к сыну – и они долго и молча сидели рядом.

- Папа,​​ - наконец сказал Леонид, -​​ я так и не стал воином. Я был пушечным мясом.​​ 

- Ну, это война. У тебя другое призвание,​​ -​​ спокойно возразил Сергей Никифорович. ​​ 

- Но я остро почувствовал свою ничтожность. Это больно. Я думал, я что-то могу! Меня учили, я сам старался приспособиться - и ничего не получилось.​​ 

А что еще? Я всех обманул – и самого себя, и​​ всех, кто надеялся на меня.​​ ​​ Меня учили,​​ в меня верили…​​ я переживаю именно за это, а не за то, что несколько фашистов убил собственноручно.

Воцарилось тяжелое молчание. Отец не знал, что сказать сыну.

- Знаешь, странное чувство, когда убиваешь человека, которого видишь. Артиллерия наваливает горы трупов, но, когда убивает слепой снаряд, ты как будто бы и не при чем.

​​ -​​ Так и что, Лёня? Так и что? ​​ Много таких. Война – дело нечеловеческое.​​ Главное, как ты себя чувствуешь?

- Папа,​​ как я себя чувствую? – волнуясь, сказал Лёня. – Плохо! Я​​ больше не могу работать физически! Мне двадцать​​ один​​ год,​​ а я – развалина.​​ У меня больше нет прошлой жизни!​​ Я продолжаю себя прежнего только умственно. Я потерял ощущение собственного тела, собственной жизни.

-​​ И я​​ -​​ такой же, - прибавил​​ Сергей​​ Никифорович​​ с печальным пафосом. - На меня Эрмитаж пробил бронь. Я - дезертир, если честно сказать.​​ Я по возрасту мог бы воевать. Хуже того, вовремя блокады во мне проснулось что-то такое, что меня пугает. Я живу в​​ каком-то странном​​ страхе.​​ 

- Ты пугаешь самого себя?! Папа, разве бывает такое?

- Да, бывает. Это приходит и уходит, - но остаётся осадок!

 

Он вздохнул.​​ 

- Хватит этого, Лёня! Надо жить дальше.​​ ​​ Скоро заработает университет.

- Папа, представь, меня сначала зачислили в школу сержантов! От меня явно ждали большего, я не оправдал надежды. ​​ 

-​​ ​​ Мы все не оправдали надежды. Как ты себя чувствуешь?

Они не замечали, что повторяют уже сказанное.

- Ничего. Лекарство принял.

-​​ Перед войной ты был явно покрупнее.​​ 

- Да, папочка. Война меня скукожила.​​ 

 

* * *

 

13 марта​​ -​​ РККА освободила от немцев Херсон.

 

* * *

 

И опять Варя и Лёня стали посещать Эрмитаж, как только он открылся. Они бродили по полупустым античным залам (еще не успели установить все статуи)​​ и на этот раз остановились у огромного золоченого Августа.

- Знаешь,​​ - сказал​​ Лёня, -​​ до войны я смотрел на все эти статуи - и они не казались мне красивыми.​​ 

- Ты что, серьезно? – удивилась она. – А мне кажется, я и родилась среди них.

- Да, - простодушно ответил он. – Я был другим.​​ Я столько раз умирал на войне, что теперь мне в диковинку всё вокруг меня.​​ Такое чудо – жить! Неслыханный дар.​​ А что раньше?​​ Дома статуи, тут статуи; подумаешь, казалось мне.

 

-​​ Как твоя​​ рана? – наконец решилась спросить Варя.​​ 

Лёня​​ с горечью выпалил:​​ 

- Я никогда не смогу ходить без палочки.​​ 

И он показал на трость.​​ 

Словно б Варя этой трости не видела!​​ 

- Но на войне, -​​ строго сказала​​ она, - не уцелели десятки миллионов!!​​ Кажется, никто​​ в мире​​ не избежал этой ужасной мясорубки.

-​​ И потом, - решилась сказать она, - эта палочка тебе идёт! ​​ Ты был школьником, а стал мужчиной! Стал ветераном военных действий! Ты подумал об этом? Тебе есть, чем гордиться.

Лёня с удивлением посмотрел на Варю:

- Неужели ты так думаешь?!

Она разозлилась!

- А как я еще могу думать? - твердо ответила она.​​ 

Они​​ начали разговор с​​ ужаса событий,​​ но Варя указала на такое в этом ужасе, что у Леонида потеплело на душе.​​ 

Варя чувствовала, что Лёне не хватает уверенности в себе; она поняла, что именно тут ему надо помочь.

Леня молчал, удивленный столь неожиданной поддержкой.

- Ерунда! - ответила она совершенно искренне.​​ –​​ Ты еще легко отделался. А я отсиделась: была медсестрой в госпитале. Блокаду провела в Питере.

-​​ «Отсиделась»! ​​ Скажешь же ты, Варька!

И он с испугом посмотрел на нее: такое самоуничижение не могло ему нравиться.​​ 

- Ты знаешь, мне было легко. И почему, Лёник? Я видела, что другим гораздо хуже, чем мне. Гораздо ​​ ​​ хуже. ​​ Ты бы знал, как страшно было в Питере!

Она называла Ленинград​​ «Питером»​​ - и эта привычка нравилась Лёне.​​ 

Она не дала ему ответить:

- Лучше бы папа остался со мной.

- Варька, но ведь ему приказали!​​ 

И он посмотрел ей в глаза:

- А ты почему с ним не уехала?

-​​ Я не хотела!​​ Представь, мы скандалили.​​ 

- Скандалили? – удивился Леня.

- Да. ​​ Он орал на меня, как сумасшедший: настаивал ехать с ним. Я закатила такую истерику, что он отстал.​​ 

Можешь мне не поверить, я до сих пор жду​​ их: и​​ маму, и папу. Я жду​​ их.

Они замолчали, но Варя не унималась:

- Ты что, не помнишь моего папу? Большой неуклюжий сердечник. ​​ Куда ему было ехать с таким сердцем? ​​​​ Я бы там не смогла ему помочь!​​ Но, главное, я бы не уважала себя!​​ 

Она подумала и грустно сказала:

- Правда, я не уверена, что он выжил бы​​ и тут,​​ в ​​ ​​ блокадном Питере.

 

Они​​ так и​​ стояли​​ у огромной статуи Августа. ​​​​ Принцепс, казалось, внимательно прислушивался к разговору молодой пары.​​ 

- Хватит об этом, Варя! Тебе же больно.

- ​​ Да, мне больно, Ленька! Как чудесно, что мы оба уцелели. Я работала в тылу, а вот мама пропала в окружении. ​​ Я ведь еще почему осталась: я всё надеялась, что отыщу​​ её.​​ Мне казалось, уехать в Свердловск – отречься от нее.

- А твой отец не пытался ее искать?

-​​ Пытался – и что? Помнишь, какой был хаос? Ты же​​ сам потерялся в нем.​​ Ты мне простил, что я тогда в начале войны​​ одна уехала в Питер?

​​ - О каком прощении может идти речь? ​​ Я просто ничего не понял!​​ Растерялся. Потом​​ пошел в военкомат – и всё.​​ А на войне я​​ был готов к смерти.​​ Я не понимаю, почему я живой.​​ Я еще не привык к мысли, что живу.​​ 

- Видишь!​​ - ответила Варя.​​ -​​ ​​ Как и в чём​​ обвинить​​ моего отца?​​ ​​ В​​ начале войны творилась страшная сумятица,​​ все​​ были​​ готовы умереть, все сразу поняли, что решается судьба России.​​ 

 

- Ты​​ искала​​ маму!

- Да, -​​ с отчаянием крикнула Варя. – Да, я ее искала!

- Как это​​ «пропала в окружении»?

- Поехала в отпуск к маме, моей бабушке, в Белоруссию – и уже не смогла выбраться. И мама, и бабушка, и вся деревня – все пропали. Больше на карте не числится такого населенного пункта. Вот что значит для меня война. ​​ 

Леонид постарался​​ ее утешить:

-​​ Ты была на фронте, как и я. Жаль, твой отец умер, - но там в Свердловске он серьезно помог мне.

- Леня, как это хорошо! Да, мой папочка был хорошим человеком. Мне писали из Свердловска, что его похоронили, но они сами не знают, где именно.​​ «Похоронили»​​ - и больше ни слова.  ​​​​ Надо ехать, искать его могилу.​​ 

 

Этот разговор измучил обоих, и сейчас они уже бродили среди статуй, своим спокойным и даже торжественным молчанием призывающих успокоиться и их.

- Меня чарует красота классики: она столь же человечна, сколько и божественна! – сказала она, весело поигрывая трепетными кудряшками, что просились в ее пальцы. – Как это могло тебе не нравиться?​​ 

И она показала на статуи.

- А ты думала, почему? ​​ - спросил Леня.

- Потому что столь красивых, столь совершенных людей в реальной жизни не может быть!​​ 

- Варька, ты права: мне не нравится совершенство, и даже его попытки. Мне кажется, в совершенстве есть что-то безжизненное. А с другой стороны, жизнь – скотобойня! Знаешь, в Сталинграде смерть была столь обычным делом, что мне до сих пор трудно поверить, что я живу.​​ 

Им обоим разговор стал столь неприятен, что они разом замолчали.

 

- Где ты купила такое платье? – спросил он после долгого молчания.​​ 

- Тебе нравится? – спросила Варя.​​ 

- Да.

- Сшила сама.

- Думаешь, я не поверю? – сказал Леонид. – Я знаю, что ты талантливая, - но не до такой же степени!

- Это я сделала, Лёня! – Варе была так приятна его похвала.​​ 

- Спасибо тебе за свитер, - сказал Леонид.​​ 

-​​ Его связать куда проще, чем сшить платье, - улыбнулась Варя. ​​ 

 

Никому не сказав ни слова,​​ Варя уехала в Свердловск, чтобы найти могилу отца. Она носилась по обширному кладбищу, она спрашивала всех, кого ни встречала, где хоронили во время войны – и в конце концов нашла простой крест с неровной надписью, выполненной в большой спешке:​​ «Николай Варф.​​ Сикорский». ​​ 

- Ну, хотя бы это, - подумала она.

Она долго плакала, ушла с кладбища лишь с темнотой.​​ Потом переночевала в гостинице и утром уехала домой.

 

* * *

 

Микешин любил жену, но это ему не мешало мечтать о любви необыкновенной. В его голове часто крутились строчки Тютчева:

 

Я очи знал, – о, эти очи!

Как я любил их – знает бог!

От их волшебной, страстной ночи

Я душу оторвать не мог.

 

* * *

 

- Я был на​​ «Фаусте»​​ с Шаляпиным и Собиновым!​​ – сказал Сергей Никифорович. -​​ Ребёнком! Ты хоть знаешь, чья эта опера?​​ 

- Не знаю.​​ 

- Гуно! Ленька, да ты - темный человек!​​ 

- Да, папа, темный! - весело соглашался Леонид.​​ – Мне совсем не до оперы.​​ А ты сможешь ходить в оперу, как раньше?​​ По-моему, это всё осталось в прошлой жизни.

Старший Варенцов​​ задумался. Он​​ не смог​​ сразу​​ ответить сыну.​​ Почему-то и ему, как сыну,​​ не казалось ясным, что он будет жить, а тем более ходить в оперу.​​ И сын, и отец​​ уже верили на сто процентов, что Советский Союз победит, но это не освобождало их от сомнений.​​ Эти сомнения они скрывали от Надежды Николаевны​​ – из желания ее не​​ огорчать. И их жизнь, и общая жизнь распрямлялись, но​​ душевный раздрай и​​ каждодневные трудности с едой​​ умеряли их оптимизм.​​ 

 

Так они молча сидели друг напротив друга, а​​ потом вернулись к​​ стародавней теме античности.​​ Леонид вошел в тему стоиков,​​ так что теперь ему​​ особенно​​ нравились разговоры с отцом.

- Папа, у​​ стоиков признается два принципа сущего: действующее и страдающее; это может быть только тело – и именно телесное существование человека оказывается в центре мироздания.

 

С утратой​​ единственного​​ друга, с пережитой блокадой​​ Сергей Никифорович очень изменился: он осунулся и вовсе перестал пить.​​ Его трезвость для Надежды Николаевны стала​​ большой победой, большим достижением.​​ Теперь мужу угрожала другая крайность: он становился мрачен.

 

​​ * * *

 

20 марта.

Красная армия освободила Винницу.

 

Части Второго Украинского фронта достигли советско-румынской границы.​​ 

 

* * *

 

Только сейчас Влад смог​​ вернуться в Ленинград и​​ увидеть своих родителей. ​​​​ Екатерина Семёновна торопливо его обняла и направила к отцу, зная обидчивость супруга. Она очень похудела, у неё была все та же привычка при разговоре выставлять пальцы.​​ Геннадий Васильевич сидел в углу и расплакался, когда Влад вошёл в комнату. Контузия не позволяла ему делать резкие движения - и он старательно сдержал себя, он дождался, пока сын подойдёт к нему и обнимет. ​​ Отец выглядел плохо. ​​ 

 

О, это был примечательный визит:​​ вслед за снятием блокады из Москвы​​ к Варе приехали​​ Полина и Владик.​​ Супружескую пару поселили в квартире Вари, а она сама жила у Варенцовых: ночевала в комнате, где прежде жила няня.

Варенцовы опять перекочевали в большую комнату.​​ 

Теперь Варя могла приехать к Владику, а Владик к Варе. Полина оценила портняжные способности Вари,​​ а​​ Варя стала своей​​ у этих​​ москвичей.​​ 

Впрочем, к общему удивлению, Полина скоро уехала, а Владик остался – и причина этому очень важна:​​ он оказался рукастым парнем:​​ сходу начал делать ремонт.​​ 

Питер​​ пострадал несопоставимо​​ больше​​ Москвы, так что работы хватало.

В квартирах и Вари, и Варенцовых был полный послеблокадный развал, так что золотые руки друга отца Вари очень пригодились.​​ 

 

Эту сторону таланта Влада мы до сих пор не освещали. Но почему он решил, что он поэт?​​ Ему сказала мама, что он поэт, его стихи печатали, и в Литинститут он поступил​​ по​​ этой​​ своей мечте.​​ ​​ Стихи писались, и, как положено, порой печатались, была среда, где все считались поэтами.

- Так вот что называется «быть поэтом»! – наконец-то догадывался Влад.

Влад любил грубую работу​​ ремонтов​​ за то, что она освобождала его от мыслей о поэзии,​​ -​​ но и потому,​​ что такие его способности обеспечивали ему халтуру: заработок к скудному официальному. За электропроводку он не брался, но мог поклеить обои, поправить унитаз, повесить ковер​​ – и всё такое.

Он печатал свои​​ стихи, но​​ не считал их гениальными: нет, это была просто работа.​​ ​​ Он только закончил литинститут​​ – добывание денег было не менее сложным делом, чем писание стихов.​​ Его стихи, он верил,​​ были никому не нужны, а вот простые ремонтные работы вызывали радость и благодарность. ​​ Важно и то, что они делались по дружбе! Ты становился другом – и​​ часто​​ это было куда важнее, чем просто получить за работу деньги.​​ 

 

Варенцов​​ ​​ был на двадцать лет старше Влада – и Варя удивлялась способности отца​​ Лёни​​ сближаться буквально со всеми людьми. ​​ 

Так ​​ Владик целый месяц жил в Ленинграде, помогая то там, то сям – и в итоге, на какое-то время стал совершенно незаменимым человеком.

Конечно, с этих пор он мог в любое время зайти к Варенцовым.

 

Влад​​ хорошо помнил и отца Вари, так что​​ с Варей​​ они подолгу говорили об​​ её​​ отце.​​ Тут​​ Варя неожиданно открыла, что знала​​ своего​​ отца очень мало!

Этот ремонт показал, как за время войны пошатнулось здоровье Леонида. Он помогал совсем мало: он не только хромал,​​ -​​ но и​​ любая​​ работа с тяжестями была ему строжайше противопоказана.

 

И все же​​ Варя​​ решилась спросить​​ Влада:

- Ты пишешь стихи?

Она не решилась спросить:​​ «Ты любишь меня? Ведь когда-то ты говорил, что любишь!».​​ 

- Не пишу.

Он ответил так просто и буднично, что она растерялась.​​ 

-​​ Он соврал!​​ Он опять соврал! - подумала Варя, - но на самом деле​​ Владик​​ избегал разговора о своих стихах: он​​ понял, что Варю его стихи​​ не увлекают, а может, и​​ раздражают.

- Я хочу прочитать тебе стихи. Не мои стихи, а СТИХИ​​ с большой буквы, - сказал Владик,​​ -​​ Александра Блока.

- Вот это да! – восхищенно сказала Варя. – Ты чего?! Пошёл в эстеты?

- Нет!​​ ​​ Послушай эти строчки:

 

И ты уйдешь. И некий саван белый

Прижмешь к губам ты, пребывая в снах.

Всё будет сном: что ты хоронишь тело,

Что ты стоишь три ночи в головах.

 

Тебе нравится?

- Конечно, Владик. Конечно!​​ Смешно, но папа​​ читал мне эти стихи! Я и тогда их не понимала, не понимаю и сейчас.

 

В этом ремонте,​​ в ежедневных заботах Влад на какое-то время забыл о стихах – и как же он удивился, что именно это​​ его успокоило и примирило с самим собой.

 

Для Вари Влад был не даже на втором, а на десятом плане. Она общалась с ним только потому, что​​ он так хорошо пришелся Варенцовым.

 

* * *

 

Теперь Варя частенько сидела в гостях​​ Варенцовых.

- Ну, молодежь, - серьезно сказал Сергей Никифорович, - скоро вам в университет, так что призываю вас к серьезным разговорам.​​ 

Лёня сразу понял:​​ 

- Папа сейчас расскажет о стоиках.

-​​ У стоиков телесно решительно все, - сказал старший Варенцов, -​​ и души, и боги, качества вещей, добродетели, пороки, понятия и представления,​​ и прочее.​​ 

- Мне-то зачем вы это рассказываете,​​ Сергей Никифорович? ​​​​ - возмутилась Варя.

Она была совсем не в том настроении, чтобы заниматься чем-то серьезным.

-​​ Вы же знаете: я не люблю учиться! – недовольно добавила она.

Такой демарш очень не понравился всем Варенцовым.

- Варвара Николаевна,​​ - сказала​​ Надежда Николаевна, -​​ но​​ вы же собираетесь​​ снова​​ поступать на истфак!

Она так разозлилась, что перешла на​​ «вы». ​​​​ 

- Почему поступать?​​ – наивно спросила Варя. -​​ Вы думаете, меня не восстановят?! ​​​​ Меня восстановят – и я кончу истфак.

- Как же​​ вы его​​ кончите, если не любите​​ учиться?​​ – продолжала Надежда Николаевна.

Леонид дипломатично молчал; ему было стыдно за Варю.

-​​ Как смогу, так и кончу.​​ Чем я хуже других?

- Варенька! – взмолился Леонид. – Папа интересно рассказывает. Ты послушай.​​ 

 

Все заметили, что Варя стала резкой.​​ Сближение с новой семьей на почве учебы было бы для Вари самым простым решением, но она предпочла не лгать. Конечно, выходка Вари настроила против нее только Варенцову, но стало понятно, что​​ с Варей просто не будет.​​ 

 

Леонид был влюблен в Варю, как что ему нравилось всё, что она говорит и делает. Варя уже была частью семьи Варенцовых – и потому она не думала о любви: ведь в этих отношениях уже была сама любовь. Зачем ​​ же было о ней думать?!

 

* * *

 

10 апреля​​ -​​ в ходе Одесской операции полностью освобождён город-герой Одесса.

 

* * *

 

К старшим Варенцовым​​ вернулось желание жить.

Как до войны, они присели к фортепьяно и спели, как могли,​​ «Только раз бывают в жизни встречи».​​ Сидели, мурлыкали и улыбались друг другу.

 

Потом, как водится, речь зашла о стоиках.

- Я разве не говорил с тобой о Логосе​​ у стоиков? – спросил​​ Сергей Никифорович​​ появившегося​​ сына.

-​​ Нет! Было одно письмо о нем – и всё.​​ ​​ Папа, да мне нравится, что ты на мне​​ упражняешься!​​ Давай про стоиков.​​ 

- Скажешь тоже:​​ «упражняешься»! – улыбнулся отец.​​ – Вот и скажи: что ты знаешь о Логосе?

- Рапортую:​​ Логос - распорядитель природы ​​ и художник вселенной, оформляющий ​​ материю.​​ 

- А​​ что значит для них​​ слово?​​ – спросил Леня.

-​​ Слово стоиков - это предмет и логики, и грамматики. Это огненное Слово есть​​ «внутреннее»​​ Слово. Оно​​ проявляет​​ себя вовне​​ -​​ и​​ так​​ становится​​ произнесенным словом.

 

* * *

 

11 апреля​​ -​​ советские войска освобождают город-герой Керчь.

 

* * *

 

Влад открыл в себе рабочего, но и​​ Варя​​ не сидела, сложа руки: она​​ открыла в себе портниху. Она в детстве немного шила вместе с​​ мамой, в блокаду могла себе​​ что-то смастерить из​​ вещей,​​ оставшихся от​​ родителей.​​ После снятия блокады ей надо было определяться с занятиями – и она решила: закончить университет и добиться свободы шитьем.

 

Ремонт​​ освобождал Влада от необходимости махинировать с книгами – и он радовался этому. И его мама, и его теща тоже очень радовались этому.​​ 

Да, Влад и прежде делал ремонт в своей московской квартире, но его способности раскрылись именно в Ленинграде. Теперь ему стало легко сюда приезжать.​​ 

 

* * *

 

9 мая​​ -​​ освобождён Севастополь.

 

* * *

 

18 мая - депортация крымских татар из Крыма по приказу Сталина. За​​ «массовое предательство»​​ и​​ «пособничество врагу»​​ все крымские татары были в течение суток высланы из Крыма, в основном в Узбекистан.

 

* * *

 

- Как тебе эта новая жизнь? – спросил​​ сына Сергей Никифорович.

- Да хорошо! ​​ Вот я проснулся, хорошо себя чувствую – и мне больше ничего не надо. Эта мысль поражает.​​ 

-​​ А как же мировые катаклизмы?​​ – улыбнулся старший Варенцов.

- Папа!​​ Ну их к чёрту!

 

Лёня после ранения и выздоровления шёл по Ленинграду - и сердце его громко стучало. Он очень волновался. Только чудо спасло его на войне - и теперь ему не верилось, что он все же пережил войну. Какое счастье!​​ 

 

* * *

 

6 июня​​ -​​ Нормандская десантная операция началась на побережье Нормандии (Франция) высадкой союзнического десанта численностью 155 000 человек (День Д).​​ 

Это крупнейшая десантная операция в истории человечества. Войска прорвали укрепления Атлантического вала и двинулись вглубь территории.

 

Сергей Дмитриев понимал, что при нашем решающем​​ перевесе​​ на фронте, эта​​ операция​​ не могла иметь большого военного значения, но, другое дело, что союзники могли заключить сепаратный мир с Гитлером – и это совершенно изменило бы ход войны.​​ Практически десант означал, что войну надо заканчивать как можно скорее.

 ​​ ​​​​ 

* * *

 

Сергей Дмитриев​​ получил​​ звание​​ капитана за успехи в боях.​​ Сейчас​​ в этом закаленном человеке с лицом, словно вылитым из гранита, никто бы не узнал бывшего студента.​​ Он родился военным, но, скорее всего,​​ он не узнал бы об этом, если б не война.​​ За время войны у него не осталось родственников:​​ отец погиб в народном ополчении, - а мать погибла во время бомбежки дома, - а что с московскими родственниками, он узнать не мог.​​ Сейчас его целью стало закончить военную артиллерийскую академию.​​ Война​​ уходила​​ на территорию​​ Европы, а он мечтал о своей будущей учебе.​​ ​​ 

 

* * *

 

9 июня​​ -​​ в Милане создано главное командование Корпуса добровольцев свободы, объединившего партизанские отряды различных итальянских партий.

 

* * *

 

- ​​ Представь,​​ - сказала​​ Надежда Николаевна, -​​ скоро откроется университет, я начну преподавать – и вот​​ я вспомнила​​ случай:​​ встал какой-то студент и говорит:​​ «А зачем всё это после Ницше?».​​ 

- Дурак он, этот студент! – спокойно ответил Варенцов. – Ницше потому и ссылался на античность, что хорошо ее знал. Его и преподавать в университет пригласили​​ – именно античность!​​ 

 

* * *

 

13 июня​​ -​​ Германия начала массовый обстрел Англии самолётами-снарядами​​ «Фау-1».

 

* * *

 

Уже несколько дней Виктор Иванович Копылов, артист Театра оперетты, чувствовал себя плохо.​​ 

Таким Варя встретила его на Невском: осунувшегося, похудевшего человека – и остановилась как вкопанная: этот был он, тот самый артист, с которым она когда-то пыталась подружиться! ​​ Это было в другой жизни! ​​ До войны.​​ 

- Здравствуйте! – машинально сказала она.​​ 

Ее так поразил его вид, что она остановилась.

Копылов остановился и с удивлением посмотрел на девушку.​​ 

- Здравствуйте! – ответил он. – Вы меня знаете?

- Да, Виктор Иванович, я вас знаю! – радостно ответила Варя.​​ -​​ Это на​​ «Сильву»​​ с​​ вашим​​ участием она когда-то ходила!​​ 

Это к нему когда-то, еще в школе, она подошла, ожидая от встречи с ним чего-то чудесного. Она даже помнила его инициалы!

Незнакомая девушка была красивой – и Копылов обрадовался. Он ответил учтиво:

- ​​ Мы с вами уже встречались!

- Да, - согласила Варя. – Встречались. До войны.​​ 

Ей почему-то очень хотелось поговорить со своим бывшим кумиром. На самом деле интерес к довоенным знакомым легко объяснить: выжить было трудно! Люди праздновали тот простой факт, что они живы.​​ 

- Она помнит мои инициалы! – подумал Копылов. – Может, она ко мне неравнодушна?!

А Варя? Она не могла его забыть: он был первым мужчиной в ее жизни, который ей понравился.​​ 

Варя решилась ему напомнить:​​ 

- А что с вашей супругой?​​ 

И она с усмешкой сказала:

-​​ Я хорошо ее помню.​​ 

- Так вы ее знали?!

- Конечно! Она накричала на меня, когда я решилась было к вам подойти.​​ 

Виктор Иванович стал вспоминать – и что же?​​ 

- Боже мой! – подумал он. - Это же та самая красивая девушка, что как-то подошла к нему после спектакля, а жена грубо ее отбрила! Как жаль, что она тогда налетела на Вальку, а та была в плохом настроении!​​ 

И на самом деле, жена Копылова Валентина Викентьевна отличалась ревностью.

- Как вас звать? – спросил он.

- Варя.​​ 

- Варя, простите мою жену! ​​ Моя Валентина Викентьевна умерла: не выдержала блокады.​​ 

- Да ладно! – и примирительно, и серьезно ответила ​​ ​​ Варя. – Когда же это было! Забудем.

- А вы помните, что я тенор театра Оперетты и рад вас видеть? – спросил он, внимательно заглядывая в ее глаза.

Варя с радостью перешла на шутливый тон:​​ 

- Конечно! ​​​​ Мне понравилось, как вы поёте.​​ 

И тут он решился:​​ 

- Я живу за Гостиным двором! Зайдёмте ко мне: я напою вас чаем.​​ 

Варя опешила.

- Нет! – спокойно отбрила​​ она. – Я спешу.

Она никуда не спешила, но пойти домой к незнакомому мужчине? Да зачем? Есть же Лёня.

- Зайдите​​ как-нибудь​​ в театр, пожалуйста, - попросил он. - Я бы хотел поговорить с вами.​​ 

Варя вежливо ответила:​​ 

- Виктор Иванович, обязательно! – твердо и спокойно ответила она. – А вообще, мне некогда: готовлюсь к учебе в университете.

- Так вы учитесь?

- Да. Истфак ЛГУ. ​​ Восстанавливаюсь на второй курс.

Виктор Иванович так разволновался! После смерти жены встречи с женщинами стали очень его волновать.​​ И почему нет? Ему же не было и тридцати.

- Спасибо, что вы ко мне подошли! – сказал он. – Я сегодня что-то плохо себя чувствую, а вот встретил вас – и так хорошо стало.​​ 

- А у меня папа умер, а мама пропала, - просто сказала Варя.​​ 

До войны между ними была целая пропасть: восемь лет, - но сейчас они иначе смотрели друг на друга: война их страшно сблизила. Образовалось огромное родство по ужасу, по жизненным потерям – и они понимали это.​​ 

Они заново посмотрели друг на друга,​​ улыбнулись – и Варя воскликнула:

- Согласитесь, это так хорошо, что мы живы!​​ 

И она продолжила:

- Я была медсестрой в блокаду, - а вы как?

Варя вспомнила его довоенного: лет двадцати, как она сейчас, и красивого – красивого до невероятия. Как она плакала тогда, что у такого красивого мужчины такая злая жена!

- Да что вы! Я как артист постоянно выезжал на фронт. Это судьба всех артистов нашего театра. ​​ Только началась война, мы сразу давали концерты. Началась блокада – и концерты перенесли чуть не на линию фронта. Заодно меня учили стрелять из винтовки! Представьте: мы, артисты, тушили зажигательные бомбы!​​ 

- Какой ужас! – едва не закричала Варя. – А я? При мне сделали сотни операций! И я ни разу не упала в обморок. Ни разу!

- Да! Мы разбирали завалы, а потом репетировали​​ «Марицу»​​ Кальмана!​​ 

Она удивилась:

- Так спектакли шли во время блокады?

- Да. Только сейчас отменяют концертные бригады. Варя, как хорошо, что я тебя встретил! - Копылов не заметил, как перешел на​​ «ты». - Приглашаю тебя на премьеру!

И, словно спохватившись, он сказал:

- Варя, я сочувствую. ​​ Но как же ты стала медсестрой? Ты же была школьницей! У тебя не могло быть образования.

- Я научилась у мамы: она была медсестрой.

- А кто ты сейчас?

- Я – студентка и портниха.

Он искренне, сердечно засмеялся:

- Портниха!​​ 

И она в ответ засмеялась:

- Я намастырилась пока на женских легких платьях.

- Надо же! – искренне удивился он.​​ 

- Так что, Варя? До встречи? Заходи в театр через пару недель.

Она улыбнулась в ответ на предложение.

- Так зайдешь?

- Зайду, Виктор Иванович.

 

Они расстались с разными чувствами: она радовалась, что совершенно загладилось довоенное недоразумение, что ее детская мечта о какой-то необычайной любви обернулась приятным знакомством… ​​ Варя радовалась, что дружит с человеком, с которым когда-то очень хотела дружить.

Копылов решил, что есть надежда на любовь, на счастье, что его одиночество больше не будет его тяготить.  ​​​​ 

Вот так с улыбкой она и ушла, а он-то хотел бы еще долго говорить с ней. Он хотел, чтобы она его любила, чтоб они встречались, чтоб он начал жизнь с начала, - а она вот так легко ушла.

 

После этого разговора Варя почувствовала огромное утешение. Она опять плакала о маме, но эти слезы были утешные. А прежде она слезами спасалась.​​ 

Что Копылов, что Влад немножко напугали Варю предложением быстрого сближения.

- Да, - думала Варя. – Мужчины таковы. Тут уж ничего не поделаешь.

 

* * *

 

22 июня​​ -​​ начало Белорусской операции (Багратион) советских войск против немецких, приведшее к разгрому немецкой группы армий​​ «Центр»​​ и прорыву немецкого Восточного фронта.

 

* * *

 

- Знаешь, папа, - сказал Лёня, -​​ по-видимому, логос иногда отождествлялся у стоиков с Гермесом.​​ 

- Согласен, - ответил​​ Сергей Никифорович. -​​ Логос стоиков пронизывает и объемлет,​​ он​​ охватывает всё​​ в качестве творца-демиурга; он простирается по всей природе вещей. Логос - распорядитель природы и художник вселенной, оформляющий материю.

- Художник вселенной!

- Ну да.

 

* * *

 

27 июня​​ -​​ депортация армян, болгар и греков из Крыма.

 

* * *

 

Леонид​​ стал читать​​ отцу​​ заготовленный им текст:

-​​ «Для стоика произведения искусства - просто зыбкие и неустойчивые оформления материи, в которых важна не сама материя и не само оформление, но лишь та внутренняя добродетель человека, которая в них воплощается.​​ Хочешь быть писателем?!​​ Все равно, как ты напишешь, но будь добродетелен. ​​​​ Искусство творится только внутри самого человека и больше нигде, так что подлинным и самым настоящим произведением искусства является только сам человек».

-​​ Сам человек в своем внутреннем устроении, - добавил Лёня.​​ 

- Молодец! – похвалил​​ Сергей Никифорович.

- Папа, я напишу курсовую о стоиках!

 

* * *

 

28 июня​​ -​​ советские войска Карельского фронта при поддержке десанта Онежской военной флотилии в ходе Выборгско-Петрозаводской операции освободили столицу Карелии Петрозаводск.

 

* * *

 

Варя пришла в гости – и Лёня ей сказал:

- Ты только послушай!​​ «Мы знаем, что не Платону, а именно Аристотелю впервые удалось изобразить эстетический предмет как самодовлеющую созерцательную и бескорыстную ценность, - но стоику это не так важно: для него искусство есть система пониманий, выработанных совместно для полезной житейской цели. ​​​​ Для стоика искусства подпадают под веления Рока».

- Лёнька, надоел! Как вы все​​ Варенцовы заточены на науку! С ума сойти!

- Варенька, неужели ты не хочешь учиться?

- Когда откроют университет, тогда и поучимся!

 

* * *

 

Главные события июля 1944 года:

 

В концлагере Освенцим убито рекордное число людей за один день за всю историю существования лагеря​​ -​​ 24 тысячи человек, в основном венгерских евреев.

 

3 июля​​ - войска 3-го и 1-го Белорусских фронтов в результате Минской операции освободили Минск.

 

8 июля​​ - в​​ СССР учреждены Орден​​ «Мать-героиня»​​ и Орден​​ «Материнская слава»​​ трёх степеней.

 

13 июля​​ -​​ начало Львовско-Сандомирской операции. ​​​​ Войска 3-го Белорусского фронта освободили Вильнюс.

 

14 июля​​ -​​ Начало Бреттон-Вудской конференции.

 

18 июля​​ -​​ Начато проведение Люблинско-Брестской операции.

 

20 июля​​ -​​ Совершено неудачное покушение на жизнь Адольфа Гитлера. Полковник вермахта граф Клаус Шенк фон Штауффенберг подложил бомбу в ставке фюрера​​ «Волчье логово».

 

23 июля​​ -​​ советские войска освободили Псков.

 

27 июля​​ -​​ от немецких войск был освобождён Львов (СССР).

 

28 июля​​ -​​ от немецких войск был освобождён Брест (СССР).

 

31 июля​​ -​​ от немецких войск полностью очищена территория РСФСР.

 

* * *

 

- И еще, Надя:​​ «Самые главные формы прекрасного - порядок, соразмерность и определенность. Красота заключается во​​ множестве, величине и порядке». Это абстрактно?​​ 

- Да.​​ Надо как-то прокомментировать!​​ – ответила супруга.

-​​ А вот совсем не абстрактно:​​ «Женские ноги признаются более приятными на вид, более миловидными и привлекательными; точно так же приятно, хотя и менее благородно, и все женское тело вообще»!!

- Это Аристотель, Сережа! Это ты мне когда-то на свидании говорил.

- Наверно, - согласился​​ Сергей Никифорович. -​​ Ты хорошо знаешь эти понятия, а в какой последовательности на лекции их преподносить, ты уж решаешь сама.​​ 

- Я еще и рассказываю о потенции! – улыбнулась Надежда Николаевна. - Она - не что иное, как принцип перехода смысла в свое выражение. Ноги женщины – потенция красоты, - но, когда они движутся, - сама красота! ​​ 

Так они веселили друг друга ученой беседой.

- Да, так смысл переходит в свое выражение, - сказал Варенцов.​​ 

 

* * *

 

За выдающиеся заслуги в организации производства и освоении новых типов танков, самоходно-артиллерийских установок и танковых дизелей Кировский завод, получил четвёртый орден​​ -​​ орден Красной Звезды.

 

Для Николая Васильевича Переверзева это был настоящий праздник! ​​ Свой завод он считал родным.​​ ​​ И на самом деле, именно завод его​​ спас в 1941 году: его взяли в штат​​ без обычных долгих формальностей.​​ 

Завод поселил его в общежитии, завод сделал его питерцем. Столько заслуг у любимого предприятия!

 

* * *

 

- Папа, меня шокирует,​​ - сказал Леонид, -​​ что древние не говорят о женщинах! Или они говорят так мало, что закрадывается подозрение, будто о них вовсе говорить не хотят!

- Да! ​​ ​​ Они выделяют природное и прекрасное и в женщинах, и в животных!​​ Для них женщины​​ - произведения природы. В них есть​​ неслучайность​​ и​​ целесообразность, причем​​ в наивысшей степени. А вот если мы будем думать,​​ ради какой цели они существуют или возникли, -​​ это уже область​​ прекрасного. Все, что соответствует природе, прекрасно, ибо природа есть осуществление цели; ​​  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ цель же относится к области прекрасного.​​ 

- Папа, это же пустая казуистика!

-​​ Какая же тут казуистика? Ты читал Гомера? Один половой акт за другим.​​ Наоборот!​​ С нашей точки зрения, слишком много секса.​​ Женщины​​ так часто прекрасны! Причем как много​​ женщин-божеств, играющих​​ в жизнях людей огромную роль.​​ Зевс прямо говорит​​ жене​​ Гере:​​ «Я тебя хочу».​​ А та?​​ «Неудобно! Нас увидят». А он?​​ «А я накрою нас на это время облаком!».​​ 

-​​ Почему в жизни так реально, а в мыслях​​ так абстрактно?​​ –​​ упрямо​​ настаивал Леонид.

-​​ В этом и есть смысл науки! В жизни​​ очень по-земному, а в науке - воспарение.​​ Ты должен учитывать уровень знаний того времени.​​ «Прекрасное ​​ желательно ради себя самого, прекрасное похвально ​​ и прекрасное есть благо». ​​ Ты представь, что это говорилось двадцать пять веков назад!​​ Тогда ты ахнешь от удивления!

Вмешалась и​​ Надежда Николаевна:

- Уже связывались​​ прекрасное и мораль, - но как?​​ Прекрасное​​ было​​ вовсе не обязательно моральное, но часто даже противоположно​​ ей.​​ Как​​ мораль и весь практический разум ни высоки для Аристотеля, для него еще выше созерцание и основанное на​​ нем​​ блаженство.

- Это греки! ​​ - сказал​​ старший Варенцов. - Они не отделяют красоту от любви, а​​ вот​​ для римлян красота и любовь – разные вещи. При этом римское чувство красоты еще естественно, еще нормально: оно как бы в самом себе содержит свое жизненное оправдание. И позже, уже в Новое время нас тоже будет до некоторой степени удивлять это одновременное требование Буало​​ «любить разум»​​ и​​ «быть естественным». Тут сразу проповедуется и рационализм, и натурализм, но не просто рационализм и натурализм, а какая-то естественная, самоочевидная их гармония.

- Ну! - восхищенно воскликнул Леонид. – Вы мне закатили прекрасную лекцию. Спасибо.

​​ 

* * *

 

20 августа​​ -​​ начало Ясско-Кишинёвской операции, закончившейся 29 августа разгромом и окружением частей группы армий​​ «Южная Украина».

 

* * *

 

В мае 1944 года Ленинградский театр комедии​​ из Ташкента​​ приехал в Москву, в августе там состоялась премьера​​ «Дракона». Сразу после премьеры пьесу запретили.

Мечта Кононова Василия Григорьевича сыграть в этой пьесе не сбылась. Ему исполнилось тридцать лет.

 

* * *

 

7 сентября​​ -​​ Германия начала обстрелы Англии баллистическими ракетами​​ «Фау-2».

 

* * *

 

Осенью университет возобновил работу.​​ Варю​​ и Леню​​ восстановили,​​ как бывших студентов, - ​​ и они посещали занятия. ​​ До войны​​ они​​ учились​​ в Ленинградском государственном университете, а война​​ добавила​​ к названию​​ «ордена Ленина».

Каким чудом казалось быть живым и слушать лекции! ​​ С замиранием сердца они​​ приходили​​ в прежние аудитории – и там, на лекциях, после всех ужасов войны уносились​​ мечтой в античность!​​ ​​ 

 

Все понимали, что победа над немцами – вопрос времени. Там, в Европе, шла ожесточенная война, а тут было тепло, тихо, доверчиво. Все были раздавлены воспоминаниями о страшном, но все хотели жить, мечтать, надеяться.

Жизнь продолжалась.

 

* * *

 

20 октября​​ -​​ Красная Армия и​​ Народно-освободительная армия Югославии​​ освободили столицу Югославии Белград.

 

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:​​ 

 

Гораций полагает, что плохо, когда в художественном произведении​​ «ни нога, ни голова не будут отвечать единому облику». Эта​​ «форма»​​ может быть​​ «хорошей»​​ в физическом смысле, и такой человек, обладающий ею, именуется​​ «прекрасным по облику», причем обычно это мужская красота. ​​ 

Прекрасным человек может быть не от рождения, а благодаря каким-то приобретенным качествам и ухищрениям.​​ 

«Прекрасным»​​ может быть не человеческий облик, а состояние его духа, испытывающее благоволение судьбы или богов, или сами высшие силы, благостные для человека. ​​ 

«Прекрасный»​​ имеет иной раз у Горация полурелигиозный, полуморальный смысл чего-то похвального, приличного, достойного. Но​​ «прекрасный»​​ означает и совершенство в своей законченности, как, например, стихи.​​ 

Прекрасным человеком с оттенком​​ «соразмерности»​​ и​​ «хорошей устроенности»​​ именуется тот, кто умело приспосабливается к обстоятельствам, находясь с ними в определенной гармонии. Человек, лишенный такой согласованности, уже как-то так не устроен, не вписан.​​ 

Тут мыслится представление о некоей гармонии общения между людьми, хотя такая же гармоническая слаженность относится к речи, в которой смешиваются слова разных языков, отчего эта речь уподобляется смеси фалернского и хиосского вина.​​ 

Эта гармоническая слаженность очень редка в латинском языке, но у Горация она чрезвычайно выразительна.

 

* * *

 

25 октября - первый налёт отряда камикадзе во главе с лейтенантом Юкио Сэки на американские позиции у берегов Филиппин.

 

* * *

 

А что же война? Она продолжалась. Что же страшный смерч, пронесшийся над Родиной и судьбой​​ Леонида? Он, как и все, жил с раной в сердце, оставленной войной, - но радость близкой победы побеждала боль, заставляла забыть все другие чувства, как менее значительные.

 

Для Вари и Леонида​​ ходить на истфак было настоящим счастьем! Молодые люди (им только чуточку за двадцать) часто встречались не только в​​ «универе», но и на эрмитажном спецкурсе отца Леонида.​​ 

В​​ ​​ Эрмитаже столь велико было сочувствие к​​ Варе,​​ девушке, потерявшей отца​​ и мать, что она воистину стала​​ «дочерью античного отдела».​​ 

Так Леня и Варя​​ иногда​​ там встречались​​ и там​​ во время чаепитий​​ в кабинете​​ хранителя гемм​​ Варенцова. Конечно, официально ни чаевничать, ни, тем более обедать, в отделе было нельзя, но это с удовольствием свершалось каждый день: так приятны были встречи с друзьями. Как радостно было встречаться людям, пережившим войну и блокаду!

 

* * *

 

Варя пришла к​​ Сергею Никифоровичу:

-​​ В Большом Уланова танцует! У нее там два спектакля:​​ «Бахчисарайский фонтан»​​ Бориса​​ Владимировича​​ Асафьева и​​ «Жизель»​​ Адана!

При этом она строго отчеканила​​ «Бориса Владимировича»: мол, знай наших.​​ 

-​​ Варя, ты – чудо!​​ Но откуда ты знаешь?

- У меня неделю бесплатно жил москвич – и за это он обещал билеты в Большой! ​​ 

- И ты поедешь?​​ –​​ ахнул Варенцов.​​ 

- Конечно.​​ 

 

С последним приездом Владика жизнь Вари​​ серьезно изменилась: он стал засылать к ней знакомых москвичей. Леонид знал об этом.​​ В такие наезды Варя ютилась​​ в комнатке​​ умершей перед войной нянечки Переверзевой Марфы Васильевны.​​ ​​ 

 

* * *

 

Сергей Никифорович при первой же возможности восстановил спецкурс по античности – и занятия​​ в Эрмитаже​​ начались со знаменательного события: ​​ студентам дали подержать в руках камею Гонзага. Третий век до нашей эры! Живая, трепещущая история​​ -​​ в твоих ладонях.​​ 

Варе и Леониду, столь ценившим этот обряд, столько раз повторявшим его,​​ это опять очень понравилась. Камея предстала символом вернувшейся свободы и юности.

​​ 

* * *

 

Каково же было удивление Влада, когда, попав на вечеринку​​ таких же,​​ как он, будущих писателей и поэтов,​​ он ничего не понял в разговоре!​​ Они говорили о Джойсе, о Паунде, - а он только хлопал глазами.​​ Что за​​ «поток сознания»?!

Влад вспомнил, как часто на лекциях по истории литературы​​ с конца девятнадцатого века говорилось о​​ «модернизме».

Дома он взялся за самоучитель английского языка.​​ ​​ 

 

* * *

 

Варя и Леонид сидели в комнате Леонида. Они​​ остались​​ одни в квартире: старшие Варенцовы были на работе.

-​​ Знаешь, Варька, что я подумал? В твоей красоте тоже есть что-то античное!

-​​ Ленька, да ты – дурак!

-​​ Я серьезно, Варя.​​ 

Он​​ на самом деле думал, что сказал что-то умное.

Но она отмахнулась:

-​​ Как нехорошо ты говорил с Верой!

-​​ Какой Верой? – опешил Леонид.

-​​ С нашей однокурсницей! Она подошла к тебе, хотела что-то спросить, а ты даже не посмотрел в ее сторону.​​ 

-​​ Что за Вера?!

-​​ Вера Сиверцева! – горячо продолжала Варя.​​ -​​ Ее мама​​ прошла блокаду,​​ а​​ сама Вера прошла войну медсестрой в тыловом госпитале. Только представь: она сама сумела подготовиться, несмотря на войну,​​ -​​ и поступила в универ на истфак без всякой помощи. ​​ Никакого блата!​​ 

Так заговорила в Варе медсестринская солидарность!​​ Она хотела добавить​​ «В отличие от меня», но благоразумно промолчала.

- Мне казалось, ты будешь меня ругать за Казакову: ее дом разбомблен,​​ она живет в общежитии, где пять человек в восемнадцатиметровой комнате...​​ я действительно попросил ее оставить меня в покое!

-​​ Казакову​​ не трогай! Она нервная​​ – и, не дай бог,​​ еще отмочит что-нибудь такое! ​​​​ 

Катя Казакова была самой красивой девушкой курса, но и эксцентричной. ​​ Катя неплохо шила​​ – и Варе не нравилась эта конкуренция.​​ 

-​​ Я тебе говорю про Веру Сиверцеву, личность​​ примечательную!​​ – сказала Варя. -​​ Ее мать – глава худотдела​​ в​​ музее.​​ Анна Ангелиновна.

 

Варя не могла предполагать, как много будет значить Вера в судьбе Леонида​​ и развитии нашего романа,​​ – и потому смело ее рекламировала.​​ 

Верочка, как​​ и Варя, по необходимости​​ в блокаду​​ была​​ медсестрой,​​ -​​ но при том она с детства всерьез увлекалась​​ античностью. Еще три года назад она влюбилась в хирурга, несмотря на огромную разницу в возрасте,​​ – и он ответил взаимностью​​ –​​ и для нее блокада стала временем безумного порыва, огромной любви.​​ Как ни странно, конец блокады означал и конец ее восторженных​​ отношений с мужчиной,​​ который был​​ чуть ли не на тридцать лет ее старше!​​ 

 

-​​ Она боится к тебе приблизиться,​​ - сказала Варя, -​​ ведь ты для нее​​ -​​ сын профессора и твоя мать преподает в универе. ​​ 

-​​ А что ты посоветуешь, Варя?​​ – робко спросил он.

-​​ Будь помягче с другими, Лёнечка! Все прошли войну, все так настрадались! ​​ 

И она спохватилась:

-​​ Как же я забыла тебе сказать:​​ Олег восстановился на мехмате!

- Какой Олег? – удивился Леонид.

- Как же ты мог забыть Олега Коваленко?! Он​​ же был на занятиях твоего отца!

-​​ А! Кудрявый такой! Помню.​​ 

-​​ Я​​ еще в начале сорок второго​​ встретилась с Олегом!​​ 

- Ты была медсестрой!​​ – удивился он. – Где же ты могла с ним встретиться?

- Да, Лёня. Я увидела в списках раненых​​ «Коваленко»​​ - и стала его искать.​​ 

- Такие списки были? – удивился он.

Его поражало, как мало он знал войну!​​ Словно б она его не коснулась!

- Лёнька, да что ты!​​ Конечно, они были.​​ И тебя мой папа нашел по этим спискам.​​ Списки раненых, попадавших в наши госпиталя.​​ И​​ я его​​ нашла!​​ Когда я с ним говорила, я​​ просто не верила своим ушам: он – радовался войне!​​ А почему? Потому что он жил в коммуналке в​​ очень тяжелых условиях. Представь, как тяжело живется людям: после такой жизни комната в общежитии и​​ даже война ему не кажется слишком большим испытанием!​​ 

- Варька! Что ты за ужасы мне рассказываешь!

 

- Смотри! - сказала Варя. - Видишь, каких людей я знаю.​​ 

И она показала фото​​ артистов​​ Кононова и Копылова. ​​​​ На это свидание она набрала​​ фотографий, программок​​ и открыток, чтоб показать их Лёне.​​ 

- Зачем ты мне это говоришь? - улыбнулся Лёня.​​ 

- Чтоб ты знал. А эти фото - узнаёшь, кто это?​​ 

- Нет.​​ 

- Это из фильма​​ «Доктор Калигари». А это Грета Гарбо.​​ 

И она принялась объяснять, видя, что ее друг не понимает:

-​​ Это американская звезда.​​ 

- Ну и что? – равнодушно спросил Лёня. – Тоже мне!​​ ​​ 

Варя обиделась, но эта обида не изменила ее отношения к сердечному другу, каковым являлся​​ Лёнечка.​​ Нет!​​ Наоборот,​​ она решила его воспитывать​​ и просвещать. Только так!​​ 

К чертам Веры все же добавим, что ее отец​​ еще до войны просто​​ ушел​​ из дома​​ и не вернулся.​​ 

 

* * *

 

Пианист Рихтер в Тбилиси. Первое исполнение в рихтеровских концертах «Хорошо темперированного клавира» Баха (Второй том).​​ 

 

* * *

 

Кононов Василий Григорьевич, артист Театра Комедии,​​ выступал на Балтийском заводе с артистами труппы театра. После номера к нему подошел высокий, худой мужчина и вежливо поздоровался:

- Здравствуйте.​​ 

- Здравствуйте, - ответил Кононов.​​ 

- Вы не помните Варю Сикорскую? Она много рассказывала о вас.​​ 

Степан Васильевич Переверзев не понимал странности своего поступка, своего вопроса – и эта несветская искренность понравилась Кононову. Читатель помнит, что вот так же Переверзев пришел в Эрмитаж искать свою родственницу.​​ 

То, что девушку звать​​ «Варей», Кононов забыл, но уж своего приятеля Сикорского он забыть никак не мог!

- Конечно, знаю! – обрадовался Кононов. – Дочь эрмитажника. Вы с ней знакомы?

- Да, это та самая девушка, что была на просмотре​​ «Доктора Калигари»! - ​​ вспомнил он.​​ 

Варя запомнилась многим мужчинам не только как дочь собутыльника Сикорского, но и как красивая девушка.​​ 

Он не удержался и спросил:

- Что стало с Варей?​​ 

- Всю блокаду проработала медсестрой.​​ 

- А с ее отцом? – не удержался Василий Григорьевич.

- Он умер.

Кононов ужаснулся:

- Где, когда?

- Он в декабре умер в Свердловске. Там в эвакуации Эрмитажа.​​ 

Экспонаты Эрмитажа возвращались из эвакуации, но она еще не была завершена.​​ 

Переверзев смущенно добавил:

- Понимаете, ваше фото висит на стене в ее комнате.​​ 

- Да что ж это за человек? – про себя изумился Кононов. – Наверно, ее близкий родственник, - но такой странный!​​ 

- Я передам ей привет! – сказал Переверзев. - Так хорошо, что вы живы!

- Передайте привет! – живо отозвался Василий Григорьевич. - Она ходила на мои спектакли. Вот кончится война – приходите вместе. ​​ Буду рад вас встретить. А как вас звать?

- Степан Васильевич.​​ 

- А я - Василий Григорьевич. До свидания.​​ 

 

В скором времени Степан Васильевич встретил Варю.

- Привет, Варя! Я встретил твоего знакомого: артиста из Театра Комедии!​​ 

- Какого? – удивилась Варя.​​ 

- У тебя на стене его фото!

- Ну и что? – растерялась она.

Она забыла про свои​​ «детские»​​ довоенные увлечения.​​ 

- Я думал, он тебе нравится! – сказал Переверзев.

- Нравится открытка, а не он! – отпарировала Варя.

Она стала вспоминать – и образ белокурого юноши ясно предстал ей. Да, совсем паренек, но не он подарил ей фото! Это она купила фото в каком-то ларьке, - а потом война, потом закрутилась с учебой – и забыла про открытку.

Она ответила резко, ибо была не в духе, но сейчас уже пожалела об этом.​​ 

- Но какой он навязчивый, этот родственник! – подумала она. – Пока была блокада, он не позволял себе таких выходок!

И на самом деле, снятие блокады резко изменило людей. С едой было трудно, но смерть от голода уже не грозила. Сейчас вмешательство Степана Васильевича в ее жизнь Варе показалось очень грубым.

Дома она едва нашла это фото на стене: в блокаду она была так занята работой, что эти фотографии не замечала.

 

Что бы мы рассказали об артисте из Театра Комедии? Василий Григорьевич родился в семье строителя. Именно благодаря отцу у него однокомнатная квартира на Петроградской стороне. ​​ 

Его мама Эльвира Семеновна водила Васю в школьный кружок самодеятельности – и постепенно это вылилось если не в призвание, то в род занятий.​​ 

Внешне​​ Кононов​​ не взрослел: он оставался приятным, белоголовым мальчиком – и только вблизи можно было рассмотреть морщины на лбу и преждевременно потухший взгляд. Этот взор разгорался только на сцене! Жизнь была испытанием, но на сцене можно было об этом забыть.​​ 

 

После встречи с Переверзевым уже дома Кононов продолжал улыбаться.

​​ - Что же эта девушка? Наверно, сейчас она ещё красивее. Ей сейчас, скорее всего, двадцать.​​ 

Он всю войну жил с коллегой по театру - и привык к своей Даше. ​​ 

 

* * *

В 1944 году прах Блока был перезахоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище.​​ 

 

Свидетелем этого​​ случайно​​ стал Олег Коваленко.​​ Его родители, как обычно, поссорились​​ – и он, избегая их ругани, проделал свой обычный маршрут.​​ 

Как он радовался тому, что ходит, живет, думает!​​ Беспричинная радость жизни переполняла его.

 

* * *

 

В эту ночь и у Лени, и у Сергея Никифоровича ​​ случилась бессонница. Они сидели друг напротив друга и молчали.​​ 

- Папа, скоро новый год!!​​ – неожиданно сказал Леонид.

Им так хотелось забыть ужасы уходящей войны!

Все же именно этот год вернул Леонида в Ленинград, и в этот год не стало блокады!

- Да, Лёнька! – ответил отец. - Еще поживём.​​ 

Они еще помолчали и​​ разбрелись по​​ своим​​ кроватям.​​ 

 

* * *

 

Массовая депортация чеченцев и ингушей была проведена советским правительством в 1944 году. Их обвинили в коллаборационизме, антисоветской деятельности и бандитизме. Всего были переселены от 500 до 650 тысяч человек. Примерно 100 тысяч чеченцев и 23 тысячи ингушей при этом погибли.

 

* * *

* * *

 

ГОД  ​​​​ 1945

 

* * *

* * *

 

Для Лени и Вари общение стало привычкой, но если Леонид бредил античностью, то Варя решила закончить университет по другим,​​ более земным причинам: и потому, что ее отец был известным античником, и потому, что античная эрмитажная среда была ей по-человечески близка, и потому, что диплом в жизни явно не помешает.​​ Казалось бы, ей стоило поступать в медицинский: там ей зачли бы блокадный военный опыт, - но этого своенравная Варя не хотела.​​ 

 

Друзья часами бродили по античным залам вновь открывшегося Эрмитажа.

- Подумать только! – сказала Варя. – Нам еще нет двадцати двух лет, а мы прошли войну.

-​​ Варя, война еще не закончена!​​ – урезонил ее Леонид.

- Так и что? ​​ Разве не ясно, что мы победим?

- Варя, я прошу тебя! – рассердился он. – Каждый​​ день гибнут тысячи людей!​​ Как ты этого не понимаешь?

Она виновато замолчала.

 

- ​​ Как ты думаешь, что главное в красоте у древних? – спросил​​ Леонид, спасаясь в свою любимую античность. - Диалектика! Вот Парменид…

- Он достал бумажку и прочел:

«Диалектика прекрасна, потому что она ведет к истинно прекрасному, которое заключено не в практических, а в интеллектуальных энергиях. Диалектика прекрасна и потому, что она подобает истинной любви. Ведь любовный эйдос жизни более всего принадлежит прекрасному и красоте, присущей самим богам». ​​ 

- Ох! – грустно подумала она.​​ –​​ Какой странный человек мне нравится!​​ Как он похож на своего отца: тот тоже вечно с какими-то бумажками и цитатами.​​ 

Но на самом деле даже эта ученая фраза из уст любимого мужчины ей очень понравилась.​​ 

- Да что ж это такое!​​ –​​ улыбаясь,​​ сказала Варя. -​​ Чуть с Варенцовым окажешься наедине, он тебя​​ –​​ бабах​​ по башке цитатой!

- Ну да, -​​ не​​ удивился Лёня. – Мы – ученые, - и потому​​ мы любим​​ щеголять​​ цитатами.​​ Что тут такого?

- Лёнька, ты не понял! – взмолилась она. – Мне понравилось. Очень.

 

* * *

 

Этот умный разговор Леонид счёл благоразумным продолжить с матерью.

-​​ Верно, - сказала она. -​​ В античности понятия​​ «благо»​​ и​​ «красота»​​ были очень связаны. ​​ Вот у Аристотеля:​​ «Прекрасное - то, что, будучи желательно само ради себя, заслуживает еще похвалы или что, будучи благом, приятно потому, что оно благо». ​​ 

- Мама,​​ - Лёня достал приготовленный текст,​​ -​​ у​​ древних благо или добро - целесообразное порождение действительности; а прекрасное или красота есть структурная упорядоченность действительности. Благо есть порождение всех действительных структур и моделей. Прекрасное же, или красота, наоборот, есть сама структура или модель порождения.​​ 

- Можешь не приходить на зачёт.

- Мама, а как же быть с Варей?

- А что такое, Лёня?!​​ – рассердилась​​ Надежда Николаевна.

- Мама, поставь ей зачёт!

- Хорошо! Помучаю, но поставлю.

 

* * *

 

12 января​​ -​​ советские войска начали крупномасштабную Висло-Одерскую операцию.

 

* * *

 

К​​ концу сорок четвертого года у​​ Вари​​ был рабочий стаж три​​ с половиной​​ года.​​ После приезда Леонида Варя уже не работала​​ медсестрой: это потеряло​​ смысл: она уже не связывала свою судьбу с медициной. ​​ 

Блокады уже не было, Варя стала студенткой,​​ она​​ уволилась, - но​​ жить стало не на что. ​​​​ 

Помог случай.​​ В это время​​ Варя сблизилась​​ с однокурсницей​​ Верой​​ Сиверцевой,​​ а потом и с ее матерью​​ Анной​​ Ангелиновной.​​ Мать подруги была главой художественного отдела в небольшом музее –​​ 

и нашла​​ ставку как для дочери, так и для ее подруги Вари.​​ ​​ Так Варя сохранила непрерывность стажа, что было немаловажно.​​ 

Варя пока что обшивала только​​ знакомых​​ своих​​ близких – и в период острой нехватки всего это​​ тоже​​ было важно.​​ 

 

* * *

 

Первая серия​​ «Ивана Грозного»​​ Эйзенштейна вышла на экраны 16 января 1945 года и получила единодушное признание зрителей и критики как в Советском Союзе, так и за рубежом.

 

* * *

 

17 января​​ -​​ освобождение Ченстоховы и Варшавы.

 

* * *

 

- Так что, мама, на самом деле Аристотель превозносил​​ музыку?​​ – спросил Леонид.​​ 

- Да. Только музыку он считает подлинным и настоящим подражанием, ибо она подражает самим психическим процессам.​​ 

-​​ Мама, я не​​ понимаю! ​​​​ Я не верю, что у древних могли быть подобные идеи. ​​​​ 

- Но почему, Лёня? ​​ По мнению Аристотеля, все люди без исключения, но в разной степени, подвержены иррациональным аффектам. ​​ Назначение музыкального впечатления как раз в том и состоит, чтобы изгнать эту аффективность и восстановить в душе​​ «строгость»,​​ «умеренность»​​ и​​ «пристойность»​​ чувств.

- Что мне лично думать об этом?​​ – вздохнул Леонид и добавил:

- А вообще, это правдоподобно.​​ Так рационально решаются такие сложные задачи! Разве можно знать так много, уметь так много?

- Лёнечка, не надо Аристотелю посвящать всю жизнь!​​ Там всё разъезжено.​​ Познакомься с его идеями – и живи дальше. ​​ По его мысли, музыка передает некое​​ «чистое движение», движение в чистом виде, движение,​​ «очищенное»​​ от помех бытия.

Именно​​ «чистое движение»​​ Аристотель объявляет ​​ ​​ предметом целого рода искусства: музыки.

 

* * *

 

Эту весну Варя и Леонид встречали двадцатидвухлетними.​​ Однажды, когда Лёня зашел в гости к Варе, между ними случилось то, что обычно и случается​​ между мужчинами и женщинами.​​ 

Как ни велико было потрясение, они оделись и сели пить чай.

-​​ Я очень волнуюсь.​​ На меня находит! - призналась Варя.​​ 

Лёня молчал: он не знал, что ответить.

- Вот я рядом с тобой - и я в покое, - Варя постаралась улыбнуться.​​ 

- Я вспоминаю родителей - и мне так больно! И всё кажется таким ненужным! На лекции в университете я​​ вдруг​​ думаю:​​ «Почему их нет, а я живу? Зачем мне всё это надо?».​​ 

- У тебя такие мысли, Варька?​​ «А зачем мне всё это надо?»? Ужас. Ты вот подумала, как тебе повезло! Ты не больна, не ранена, у тебя квартира, я тебя люблю…

- Наконец ты сказал это слово! – радостно закричала Варя.​​ 

Леонид очень удивился:

- По-моему, я часто тебе говорил это!

- Нет, Лёник! Тебе показалось.​​ 

- Знаешь, Варя, - подумав, сказал Леня, - я много раз тебе намекал, а ты не замечала.​​ 

- Да? – улыбнулась она.

Они опять замолчали.​​ ​​ 

 

-​​ Варька, ты​​ вроде​​ нашла работу? ​​​​ Для тебя это очень важно, ведь ты не хочешь быть учёной.​​ 

- Да. Меня пристроила мать Веры​​ Анна Ангелиновна.​​ 

- Как же тебе везет!​​ Скажи, что больше грустить не будешь!

- Не говори! – согласилась она.​​ – Больше не буду.​​ ​​ Но, если честно, эта работа не моя. Не знаю, что будет со мной.​​ ​​ 

- Варька, используй твою квартиру под жильцов - и в эти дни ночуй у нас. Я не против.​​ 

Почему Леонид произнес это? Варя и так часто ночевала у Варенцовых.

И Лёня​​ признался:

- Варя, ты нам давно своя – и ты это знаешь!​​ Так что не блажи!

- Слушай, я не могу жить на стипендию, - она пыталась оправдаться.​​ 

- Варя, тебя никто и не заставляет!​​ 

И на самом деле, Варя часто ходила в музеи, театры и кино. ​​ Она связывала свои надежды с обычной жизнью, а не с наукой, как Лёня.

- Спасибо, Лёня.​​ 

- За что спасибо? Иначе тебе не выжить. Да, мне везёт: мои родители живы. Давай женимся.​​ 

- Зачем, Ленька?​​ 

- Тебе будет легче жить: ночевать будешь в моей комнате, а не в нашей кладовке.

- А что? Верно! – согласилась она.

Но добавила для вида:

-​​ Лёня, я еще подумаю.

 

* * *

 

26 января​​ -​​ за мужество и отвагу в условиях блокады и борьбы против фашистских захватчиков город Ленинград награждён орденом Ленина.

 

* * *

 

- Знаешь, - сказала Надежда Николаевна, - я сегодня много говорила с отцом.

- Ты же ничего не знаешь об отце! – возразил Варенцов. – Ты говоришь сама с собой.

- Наверно, сама с собой, но полная иллюзия, что с ним.

- И как выглядит эта тень отца Гамлета?

- Он так близко, но я почему-то не вижу его лица.​​ 

 

* * *

 

Микешин читал по-французски. Сейчас он открыл «Идеал» Бодлера.

 

Как неприятны мне красотки из журналов!

Все – порождение испорченного века.

И кастаньеты, и сапожки их не новы,

Все пошлые они, и не в моем все вкусе.

.

Пусть Гаварни живописует анемии,

Красоток стайки, обитательниц больниц

Средь этих бледных роз полуживых

Нет красного цветка, что идеал напомнит.​​ 

 

Этот сонет читала и Надя Петровская.

 

Что нужно сердцу моему, глубокому, как пропасть,

Так это вы, Леди Макбет, и ваша мощь паденья.

Так бурные ветра рождают сны Эсхила!

.

Иль Ты! Да, Ты, та «Ночь» Буонаротти,

Что мощь Титанов пламенно пророчит,

И чары слово их таит в себе, и силу.

 

* * *

 

Среди предметов на истфаке была и философия.​​ Варя и Лёня встретились в Эрмитаже незадолго до зачета.

Она достала​​ шпаргалку​​ и процитировала:

-​​ «Прекрасная индивидуальность»​​ (термин Гегеля), которая была зафиксирована в период греческой классики, не была человеческой индивидуальностью во всей ее глубине. Она была индивидуальностью постольку, поскольку в ней отражался всеобщий идеал гармонии духовного и телесного, внутреннего и внешнего, психологического и космологического».

- Бабах по башке! – засмеялся Леонид.​​ – А если будет другой вопрос?

- Как-нибудь выкручусь, - рассмеялась Варя.

Им нравилось болтать, этим молодым людям. Они могли встретиться и подолгу говорить​​ обо всем сразу. ​​ Но что же война? О ней они говорить не любили.

- Я слышал эту цитату от отца!​​ – сказал Леонид. -​​ Верно, ему часто приходится говорить такое студентам.​​ 

- Он же у тебя специалист по геммам!

- Это да,​​ -​​ ответил Леонид, -​​ он​​ любит показывать свою учёность.​​ Он любит говорить о красоте, а мне хочется о ней думать. ​​ Может быть, в​​ нашей красоте нет ничего античного, но зато в наших мыслях много античной красоты.​​ 

- Это цитата твоей матери!​​ – воскликнула Варя.

- Да? – спросил Леня.

- Да! Это из ее лекции. А лекция была до войны!!

- И ты​​ это​​ запомнила,​​ Варенька! Ну, и как она, как лектор?

- Хорошо. Очень умная, очень серьезная.​​ Не говори​​ «Варенька»: это близко к​​ «варенью».​​ 

И он осторожно добавил:

- Варя! Не обязательно, чтоб ты стала ученым, как мы, Варенцовы. Будь другой Варенцовой, но уж не противопоставляй себя нашей учености! Мы тебя любим…

- И мама? – улыбнулась Варя. ​​ 

- Мы ее попросим – и она полюбит.​​ 

 

* * *

 

Однажды Вера Сиверцева подошла​​ к​​ Варе:

- Слушай,​​ я​​ хочу с тобой поговорить.​​ 

-​​ Что с тобой?​​ 

Варя​​ никогда не видела свою подругу столь взволнованной.

- Он избегает меня! – призналась Вера.

- Я не понимаю, о чем ты, -​​ призналась​​ Варя.

И Вера рассказала историю своей несчастной любви.​​ 

Уже в начале разговора​​ Варя догадалась, что речь идет о​​ такой​​ любви, но она ужаснулась, узнав о легкомыслии подруги: она отдалась​​ врачу, которому часто ассистировала! Отдалась​​ только потому, что он ей понравился! ​​​​ Она вот так просто стала любовницей мужчины только потому, что ему это было удобно! ​​​​ Поставить себя так низко!

Варя открыла в себе строгую моралистку – и это ее удивило.​​ Она не стала рассказывать о своей близости с Леонидом, ведь он не был первым встречным​​ (как она думала), как этот врач​​ у подруги.

 

Избранником Веры был хирург Кудрявцев Геннадий Петрович.​​ Ему исполнился пятьдесят один год, то есть он был старше Веры чуть не на тридцать лет. Он жил у Львиного мостика, недалеко от Мариинки.​​ 

Его родители умерли ещё до войны. Жил в однокомнатной квартире, а двухкомнатная, где жили родители и сестра Вера, была разбомблена - и его сестра погибла. В страшные дни блокады любовь Сиверцевой Веры была для него спасением.

 

* * *

 

30 января

В​​ Балтийском море советская субмарина С-13 потопила немецкий корабль​​ «Вильгельм Густлофф». Погибли около 9 тысяч человек​​ -​​ крупнейшая морская катастрофа за всю историю.

 

Адольф Гитлер произносит по радио свою последнюю публичную речь.

 

* * *

 

Верховская​​ Степанида Афанасьевна, сотрудница музея, где директором была Сиверцева Анна Ангелиновна​​ (окружающие ее звали​​ «Ангел»; правда, иные​​ «злой Ангел»),​​ жила на Литейном недалеко от Фонтанного дома.​​ Платья Вари казались ей простоватыми, но простота оправдывалась дешевизной. На работу она ходила в хорошем платье, но по дешевке купила у Вари платьице попроще.​​ 

Для Вари каждая такая покупка была победой!​​ 

 

Это Ангел​​ познакомила ее с Варей, но сейчас Степанида Афанасьевна стала предметом особенного разговора.​​ Будучи хранителем, она постоянно конфликтовала с​​ главой худотдела, самой Ангелиновной – и на этот раз разногласия зашли так далеко, что Ангел​​ горько пожаловалась Варе.

Они дружили во время блокады, но сейчас рассорились.

Для Вари, оставшейся без родителей, женская дружба была​​ особенно ценна!​​ Варя​​ могла запросто зайти​​ в​​ рабочий​​ кабинет к​​ Анне​​ Ангелиновне​​ Сиверцевой​​ и​​ с ней поговорить.

«Ангел»​​ только что очередной раз поругалась со своей подчиненной​​ –​​ и​​ стала обсуждать это с Варей, ставшей близкой​​ подругой мамы однокурсницы.

- А вы не можете ее уволить?​​ -​​ наивно спросила Варя.

Как уволить подругу?! Это невозможно. Как это объяснить молодой женщине?!

- ​​ Уволить​​ Верховскую​​ невозможно: не так​​ легко​​ найти человека на место хранителя.​​ И потом, она все же делает свою работу. ​​ 

- Но она же вас оскорбила!​​ 

- Да, оскорбляет она меня часто, - согласилась​​ Анна​​ Ангелиновна. – И не только меня!​​ Она делает​​ свою​​ работу, но с таким ужасным скрипом,​​ будто это что-то необычайно тяжелое.​​ ​​ Мне по должности приходится требовать, чтоб она работала! Она​​ быстро устает - и начинает орать, что ее не ценят! Ленивый человек, которого приходится терпеть.

Так она наговорила о подруге гадостей, но только для того, чтоб скоро их забыть.

Варя знала эту​​ Верховскую – и не видела в ней​​ ничего особенного.​​ Из ответа Ангела она так ничего и не поняла ничего конкретного.​​ 

Она инстинктивно поняла, что Ангелу надо было выговориться.​​ Что отношения с​​ «Ангелиной»​​ плохие – так и что?​​ Немного поцапались! Подумаешь.​​ 

 

* * *

 

4 февраля​​ -​​ открылась Ялтинская конференция союзных держав. Завершена 11 февраля.

 

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:​​ 

 

Стоики относят идеи к несуществующим вещам.

Они считают, что одни из идей причастны нашим ​​ ​​ понятиям, но другие же (те, что не укладываются в наши понятия) – слова: именно слова в их конкретном соотношении (ptoseis) с тем, что нам неясно: ​​ просегории. ​​ 

Несуществующие вещи и просегории стоики и называют лектон.​​ 

Нам важно соотнести идеи с лектон. ​​ 

На это отвечает Плотин:​​ 

-​​ «Стоическое лектон является только мыслительной конструкцией, связанной со словом, но не обладает причинно-метафизическим существованием».

Стоики различают​​ «звучащее слово»​​ (phone) и​​ «словесную предметность».​​ 

Последнее – это​​ «смысл»​​ (lecton).

Лектон был слишком слабенькой конструкцией, ему не хватало плоти и крови, не хватало души.​​ 

Поэтому лектон и не мог объяснить жизнь мира в целом, но ограничивался только рисунком жизни: объяснял картину мира, его внешний смысл.

Итак, ​​ лектон - ​​ такой смысл предмета, который фиксируется вне всякой его истинности или ложности. Он - за пределами человеческого существования, не зависит от бытия и небытия человека.​​ 

Как лектон был словесной предметностью, так и в материальном мире Логос тоже стал таким Словом, которое тоже имело свою необходимую предметность.​​ 

Космос становился не только телесным и огненным, но и словесным, законным, провиденциальным и фаталистическим одновременно.​​ 

 

* * *

 

Разговоры с​​ Анной​​ Ангелиновной очень утешали Варю, тосковавшую по матери.​​ 

- Осенью сорок первого я выбросила все куклы! - как-то призналась Варя. - Так их любила, а без мамы я стала их ненавидеть. Когда я поняла, что мамы больше не будет, я снесла их на помойку.​​ 

Анна Ангелиновна удивленно посмотрела на Варю:

- А при чем тут куклы,​​ Варенька?

Мать сокурсницы​​ Вари и ее работодательница ценила искренность Вари, но не понимала​​ девушку.​​ Варя была ценна, как​​ разумная​​ подруга дочери, ведь свою дочь​​ Веру​​ Сиверцева считала легкомысленной. ​​​​ Для Вари же общение со​​ «старшим товарищем»​​ (тогда в ходу было и такое словосочетание!)​​ было очень интересным: она открывала мир.​​ 

На вопрос про куклы Варя не стала отвечать.​​ ​​ 

 

Они помолчали​​ –​​ и Анна Ангелиновна спросила:

-​​ Как же ты решилась​​ стать​​ медсестрой?​​ Твой отец – известный человек, знаток голландского искусства, - как он посмел тебя оставить в Ленинграде?​​ 

-​​ Это я решила остаться и ждать маму. Да знай я точно, что​​ блокада​​ в сто раз тяжелее, я всё равно бы осталась! Я до сих пор жду маму.​​ 

- Но с чего ты решила, что ты такая сильная? –​​ удивлялась Анна Ангелиновна.​​ 

- Я не знала, что я – сильная! Я решила быть сильной​​ – и я ею стала!​​ ​​ Иногда надо быть сильной.​​ 

-​​ И ты верила, что​​ маму​​ дождешься?

- Конечно!! – с жаром воскликнула Варя.​​ – Мне было очень страшно: папа уезжает, мамы нет,​​ - и я пошла в медсестры, чтоб справиться с собой, чтоб победить свой страх, свою слабость.

- Но при этом, - призналась Варя, -​​ я все время чувствовала, как плохо я работаю. И работать не хотела, а только заставляла себя. А когда​​ узнала, что папа​​ умер, очень жалела, что не поехала с ним. ​​ 

- Зачем тебе во всём обвинять себя? – возразила Анна Ангелиновна.​​ – Я вижу, тебя мучает чувство вины, - но отбрось его! Надо жить дальше.​​ 

Она не могла понять этого самоедства​​ Вари, но сочувствовала ей.

Варя ответила:​​ 

- Почему мне удается делать то, что я не умею? Я не понимаю.​​ Я не была медсестрой – и стала ею. Я не умела шить – и научилась. Что это? Разве это чувство вины?!

Анна Ангелиновна не стала спорить.

 

- А вы знаете, что​​ «Ангелина»​​ - это​​ «вестник»​​ с древнегреческого?​​ –​​ неожиданно​​ спросила​​ Варя.

- Да, Варенька, мне кто-то это сказал.

Подумав, Анна Ангелиновна​​ сказала:

- Варя, я решусь задать тебе вопрос. Может, не совсем обычный.

- Задавайте.​​ 

- Как там моя Верочка на курсе?

- Хорошо.​​ Учится, как все.​​ 

- Она мне кажется очень наивной. Я так боюсь за нее.​​ У нее во время блокады был неудачный роман…

- Что?! –​​ Варя​​ изобразила удивление. – У нее была личная жизнь во время блокады?!

- А почему нет? Она понравилась врачу.

- Мало ли, кому ты там понравилась!​​ –​​ строго сказала Варя.

Она, наконец, едва не решилась раскритиковать свою подругу.​​ ​​ Но ей стоило усилий скрыть своё знание ситуации от матери подруги.​​ 

- Варя, ей очень не повезло! –​​ вздохнув,​​ сказала​​ Анна Ангелиновна. – Жениться на ней он не собирается.​​ Моя дочь живет с мужчиной вне брака – и мне это очень не нравится.​​ 

-​​ Конечно, это плохо! - посочувствовала​​ Варя.

- Пусть этот разговор останется между нами, - попросила Ангел.

Варю​​ поразило, что Сиверцевы - и мать, и дочь - так откровенны с ней. ​​​​ Она догадалась, что​​ отношения в семье Сиверцевых неидеальны.

И​​ на самом деле, Вера считала маму слишком строгой и​​ занудливой.

​​ 

* * *

 

13​​ -​​ 14 февраля​​ -​​ крупномасштабная бомбардировка Дрездена британской и американской авиацией.

 

* * *

 

Словно б страшась определенности брака, Леонид и Варя больше не заводили речи о свадьбе. Лёне Варя не рассказывала про свои страхи.​​ 

 

* * *

 

-​​ Анна Ангелиновна, вы не могли бы зайти ко мне в гости? – осторожно спросила Варя.

Она очень боялась испортить отношения со старшим другом.

- Можно, деточка, можно! – тепло отозвалась мать подруги.​​ 

-​​ Вера​​ у тебя​​ уже была, - заметила она.​​ 

- Но вы придите обе, - осторожно попросила Варя.​​ 

И добавила:

- Мне там страшно одной.

.

Этим же вечером Сиверцевы пришли.

- Мы решили подарить​​ тебе​​ свитер!​​ – улыбаясь, сказала​​ Анна​​ Ангелиновна.

- Но у меня уже есть! – заволновалась Варя.​​ 

- Варечка, я его связала специально для вас, -​​ ответила​​ Анна​​ Ангелиновна.​​ 

Этот свитер был уже третьим у Вари, но она взяла его с благодарностью: даже летом он был незаменим для Ленинграда с его неожиданными пронизывающими ветрами.​​ 

Варя сама уже вязала и дарила свитера, но свитер, подаренный ей, свитер по дружбе обладал особым и статусом, и теплом.​​ 

Вера весь вечер молчала. Было видно, как ей трудно общаться со своей матерью.​​ 

 

«Ангел»​​ поспешила домой, а Вера немножко задержалась у Вари. Варя почувствовала, что предстоит серьезный разговор.​​ 

- Что я тебе хочу сказать! – улыбнулась Вера.​​ – У нас всё наладилось.

- Поздравляю.

 

Она не стала пересказывать Вере разговор с ее матерью.

- Ангел обрадуется, когда узнает правду, - решила она. - А может, Вера и сама сказала.

 

* * *

 

9 марта​​ - бомбардировка Токио американской авиацией. В ​​​​ налёте участвовало 334 бомбардировщика B-29, сгорели 267 000 домов, погибло более 100 000 жителей.

 

* * *

 

25 марта. Первое совместное выступление Рихтера с Ниной Дорлиак на авторском вечере  ​​​​ Прокофьева. Цикл «Пять стихотворений Ахматовой».​​ 

 

* * *

 

Варя получила письмо от Олега​​ Коваленко:​​ 

- Варя! Как твоя жизнь? Я решил писать тебе письма. Все же между нашими факультетами больше километра, расписание у нас разное. Знаешь, я легко отделался: получил легкую инвалидность, - но учиться могу. Привык есть каши, так что стипендии хватает. После нашей встречи на войне ты мне – как сестра. Пожалуйста, ответь. Олег.​​ 

 

Варя ответила:

- Олежек! Конечно, я тебя помню.​​ Про твою инвалидность мог бы не напоминать.​​ Давай пока просто жить, а потом как-нибудь пересечёмся. Ты умный, у тебя будут успехи. Варя.  ​​​​ 

 

При этих письмах они жили недалеко друг от друга.​​ Что заставило написать такое Варе? Олег встречался с Катей, девушкой и мат-меха и на год его старше, -​​ и​​ ему казалось, что он​​ пишет​​ неискренне.

Олег и Варя жили рядом, как и в детстве, но что-то мешало им встречаться.​​ 

 

* * *

 

9 апреля​​ 1945 года​​ -​​ советскими войсками взят город-крепость Кёнигсберг, столица Восточной Пруссии.

 

12 апреля​​ -​​ скончался президент США Франклин Рузвельт, новым президентом стал Гарри Трумэн.

 

13 апреля​​ - ​​ советские войска взяли столицу Австрии Вену.

 

* * *

 

Лекции в Дворце Пионеров начинались в шесть часов - и Олег любил их посещать. 16 апреля он был на лекции Бялого о творчестве Чехова - и она понравилась особенно. ​​ Это был филиал лектория при Государственном ордена Ленина университете. ​​ 

 

* * *

 

16 апреля​​ -​​ начало Берлинской операции Красной Армии

 

16 апреля​​ -​​ потопление немецкого транспорта Гойя​​ советской субмариной Л-3; в кораблекрушении погибло более 6000 человек, что стало одной из крупнейших катастроф на море.

 

25 апреля​​ – в​​ Сан-Франциско открылась конференция Объединённых Наций.

 

25 апреля -​​ «Встреча на Эльбе»​​ -​​ встреча советской и американской армий недалеко от города Торгау.

 

* * *

 

- Пусто в Питере без Улановой, - признался Варенцов сыну.

-​​ И Уланова, и Лосев – в Москве.​​ Она всех утягивает.​​ Папа, ты так любишь балет?

-​​ Люблю. Она уже танцует в Большом.​​ Она танцует не в Питере - для меня это трагедия.​​ 

- Папа, если тебе это так важно, Варя может достать билеты в Большой.​​ 

- Кстати, Лёня: вам надо бы оформить ваши отношения.​​ Пойми, я не против, чтобы она жила здесь! А если родится ребёнок, а​​ вы – не в браке?​​ Это было б всем неприятно… ты не пошутил про билеты?

- Нет, - ответил Леонид.

- Тогда попроси​​ Вареньку.

 

* * *

 

Совсем буднично, без помпы Влад и Полина закончили Литинститут.​​ Они понимали, что их дар не на уровне дара иных их товарищей, но они и не рассчитывали​​ «потрясать сердца людей»: они хотели просто жить, просто устроиться в жизни.​​ Они были вместе, они были рядом – это было главным в их жизни.​​ 

 

* * *

 

1 мая​​ - над Рейхстагом водружено Знамя Победы.

Йозеф Геббельс покончил жизнь самоубийством вместе с женой и шестью детьми.

 

9 мая​​ - закончилась Великая Отечественная война.

Война Союза Советских Социалистических Республик, начавшаяся с вторжения на советскую территорию войск нацистской Германии и её европейских союзников (Венгрии, Италии, Румынии, Словакии, Финляндии, Хорватии) и закончившаяся освобождением от фашизма стран Центральной и Восточной Европы; важнейшая составная часть Второй мировой войны, завершившаяся победой Красной Армии и безоговорочной капитуляцией вооружённых сил Германии. В западных странах​​ Великая Отечественная война​​ именуется​​ «Восточным фронтом», в Германии​​ -​​ также​​ «Немецко-Советской войной».

 

* * *

 

Окончание войны было большой радостью, но ее​​ завершения​​ ждали так долго, что она не изменила течение жизни.​​ ​​ У Леонида было серьезное время: он подготовил курсовую работу по стоицизму.

 

-​​ У ​​ малоизвестных авторов периода конца раннего стоицизма, - писал он (не без помощи отца), -​​ ​​ зарождается​​ ни больше, ни меньше,​​ как система мирового классицизма. Перед нами здесь тайна зарождения этой тысячелетней теории, которая, прежде всего, определила собою взгляды Горация и в дальнейшем мало менялась вплоть до Буало, дожила до романтизма и в некоторых отношениях пережила даже и романтическую теорию. Эта тайна заключается в том, что суровый и философски мыслящий стоицизм вплотную подошел к анализу поэтических произведений. ​​​​ Он дал этот анализ в связи с основной поэтикой стоицизма, но при том с огромным вниманием к структуре поэтических произведений.​​ 

Художественное произведение в античности основано на подражании жизни.​​ 

 

* * *

 

В Третьяковской галерее первая послевоенная экспозиция открылась 17 мая 1945 года​​ 

 

* * *

 

Олег Коваленко с интересом разбирал материалы​​ Десятого​​ Конгресса, состоявшегося в Осло​​ в​​ 1936​​ году.​​  ​​​​ Эти международные​​ математические​​ конгрессы,​​ самые​​ влиятельные​​ и массовые​​ съезды​​ ведущих математиков мира,​​ проводились раз в четыре года – и последним был как раз конгресс в Осло.​​ ​​ 

Он​​ проходил в здании​​ городского​​ университета.​​ Если​​ предыдущий 1932 года в Цюрихе насчитывал​​ 487 участников, то​​ в 1936 году их число​​ уменьшилось​​ из-за растущей напряженности международной обстановки. На Конгрессе состоялись 19 пленарных докладов​​ – и Олег особенно отметил​​ два:​​ Стефана​​ Банаха​​ «Die​​ Theorie​​ der​​ Operationen​​ und​​ ihre​​ Bedeutung​​ für​​ die​​ Analysis. Теория операций и ее значение​​ для анализа», - а второй он прочел ради Вари:​​ Отто Нейгебауэра ​​​​ «Über​​ griechische​​ Mathematik​​ und​​ ihr​​ Verhältnis​​ zur​​ Vorgriechischen. О греческой математике и ее отношению​​ к догреческому состоянию науки».​​ 

 

Его привлекла такая цитата:​​ 

«Как красота тела есть симметрия членов, устроенных друг в отношении друга и в отношении к целому, так и красота души есть симметрия разума и его составляющих элементов в отношении к целому души и друг в отношении друга. ​​ Красота - ​​ ярко и четко очерченная структура бытия. Красота тела покоится в симметрии частей, в хорошем цвете и физической добротности». ​​ 

-​​ Симметрия, структура – это же математические понятия, - подумал он, - а в античности они притягиваются​​ за уши.​​ Так и спросить Леонида? Но он – неприятный тип: слишком погружён в себя.​​ ​​ 

 

У Олега была Катя, но он еще не​​ мечтал о ней.​​ Они просто встречались.​​ Мужчины были в огромной цене,​​ но он не понимал этого. Стоило ему сходить на танцы​​ –​​ и он легко бы выбрал.​​ 

- Но там пьяные, - думал он,​​ -​​ там шумно!

И опять он мечтал о Варе, не понимая, как это глупо.​​ 

 

* * *

 

Благодаря своим​​ литинститутским​​ знакомствам Владик​​ попал на Красную площадь на парад Победы в июне 1945 года. ​​ Его​​ поразило, что​​ прохождение сводных полков было рассчитано до секунды.​​ Огромная машина армии и​​ тут продемонстрировала свою мощь. ​​ Шел дождь, брусчатка была скользкой, но​​ маршал​​ Жуков​​ проскакал по ней идеально, словно бы легко гарцуя.​​ Сводный​​ оркестр из 1300 музыкантов одновременно исполнял 25 разных маршей для разных батальонов на разных частях Красной площади. Для прохождения танкистов их боевые комбинезоны превратили в парадную форму – пришили погоны и лычки. Не по уставу, но как знак признания их доблести.​​ 

Финальная часть парада с прохождением и бросанием фашистских знамен готовилась отдельно и держалась в особом секрете. Ее придумал лично Сталин.​​ ​​ Двести​​ вражеских знамен​​ с позором бросили на Красную площадь.

 

На параде был и​​ Сергей Дмитриев, уже дослужившийся до майора. Он закончил войну в​​ 

Истребительно-противотанковой​​ артиллерии​​ Рабоче-Крестьянской Красной Армии.​​ После​​ парада он планировал съездить в Ленинград, чтобы встретиться с другом​​ Олегом, который уже его ждал, и побродить по любимому Ленинграду.​​ Кроме Олега,​​ в​​ Ленинграде​​ у​​ Сергея​​ никого не было: его близкие погибли.

В СССР началась демобилизация; Сергея она не коснулась.

 

* * *

 

26 июня 1945 подписан Устав ООН. С советской стороны его подписали​​ Союз Советских Социалистических Республик​​ (Андрей Громыко),​​ Белорусская и Украинская Советские Социалистические Республики.​​ 

 

* * *

 

- Знаешь, папа,​​ - сказал Леонид, -​​ как мне нравится эта безумная идея стоиков, когда красота преображается​​ в огненное Слово!​​ И это Слово царит и​​ строит весь мир ​​ - и​​ формирует​​ человека.

- Да! – согласился​​ Сергей Никифорович. -​​ Слово сияет на фоне черной и беспросветной судьбы. ​​ 

Собственно, это то, что было бы с нами, не выиграй мы эту войну.​​ Фаталистически провиденциальное огненное Слово бушует во всем мире - и на Его фоне даже исконные греческие боги становятся только аллегориями. ​​ 

- ​​ Если красота у стоиков – это Слово, то​​ что же они называют прекрасным?!

- Совершенное благо! Оно отражает все числовые отношения, которые требуются природой,​​ отражает совершенную симметрию.

 

* * *

 

Олег Коваленко​​ был ранен в начале сорок второго года, но​​ с другом он​​ больше​​ не виделся: Сергея​​ Дмитриева еще раньше перебросили на Ржевский участок фронта.​​ После восторженных рассказов​​ Олега​​ о своем друге​​ Варя​​ тоже хотела посмотреть на​​ Сергея​​ – и ради​​ Олега согласилась​​ позволить Сергею переночевать​​ в ее квартире​​ (Сергею переночевать в Ленинграде было негде).​​ Пока что в ее квартире жил Влад,​​ но он уезжал в Москву тем же вечером: сразу после встречи с Сергеем.​​ Само собой,​​ на встречу с одноклассником​​ пришел и Леонид.

 

И Варя, и Олег, и Лёня​​ были поражены​​ самим видом Сергея: среди всех он один выглядел​​ настоящим​​ победителем! ​​ Сергей и сам почувствовал это – и​​ потому с особенным​​ интересом расспрашивал всех, как они​​ пережили военное время.​​ ​​ Среди старых​​ друзей​​ он чувствовал, что ему повезло, - и он стеснялся своего везения.​​ 

Влад же почуял в Сергее конкурента и готовился, что называется,​​ «к битве за влияние». Влад плохо себя чувствовал рядом с успешными людьми – и ему было важно удержать внимание Вари. Он был никем для Вари, но он этого не понимал.​​ 

Сергей поблагодарил​​ Варю за Эрмитаж,​​ за камею Гонзага, но Варя тотчас перевела эту благодарность Леониду.​​ 

Сергей​​ с удивлением узнал, что​​ Варя была медсестрой, Владик и Олег – рабочими, а Леонид был ранен под Сталинградом и даже имел медаль!​​ Кроме того,​​ Олег, Леонид и Варя были студентами, а Влад только что закончил Литературный институт.

Владик​​ решил похвастаться перед военным и стал рассказывать о военном параде в Москве.​​ Каково​​ же было его удивление, когда Сергей заявил, что и он был на параде!​​  ​​​​ ​​ 

- Но​​ как же​​ ты из Литературного института попал на парад? – удивился Сергей.​​ 

Обращения на​​ «вы»​​ тут бы никто не понял.

- Знакомства, - скромно ответил Владик.​​ 

На самом деле,​​ тут постаралась, кроме его друзей, еще и​​ его дорогая теща​​ Мария Семеновна: какая-то небольшая квота выпала на ее типографию.

Сергей, конечно, не мог узнать​​ Леонида:​​ из крупного​​ юноши Лёня превратился в молодого​​ человека​​ среднего роста,​​ в чем-то​​ уже похожего на старичка. Кроме того, Леонид явно прихрамывал; особенно, когда пытался идти быстрее.​​ 

Рядом с​​ Сергеем​​ все​​ чувствовали себя какими-то несерьезными​​ – и это нельзя было поправить.​​ Все понимали, что выиграли войну благодаря таким, как он, а их работа в тылу​​ и на фронте​​ была все же​​ не столь эффективной.​​ ​​ 

Но что же Леонид?​​ Почему он не хотел вспоминать свой боевой опыт?​​ Но он​​ глупо стыдился этого опыта!​​ Он не считал себя военным, он твердо знал, что отдаст жизнь науке.​​ 

А что же на войне? На войне он верил, что его убьют, - и до сих пор он не простился с этой верой. В частых кошмарах ему чудилось, что его убивают, - и он​​ видел себя мертвого – и не мог примириться с этим видением.​​ 

 

Сергей так интересно рассказал о финской войне, что еще больше поднял свой авторитет! Да,​​ все знали, что такая война была, но данные о ней были строго засекречены.​​ 

- Такая короткая война, но сколько было жертв!​​ – с болью сказал Сергей. -​​ Раненых, больных, обмороженных​​ – под двести пятьдесят тысяч, за пятьдесят тысяч​​ убито и умерло на этапах санитарной эвакуации,​​ умерло в госпиталях,​​ пропало без вести​​ – десятки тысяч, всего​​ потеряли – под сто тысяч.​​ Никогда не простим этим гадам!

Вся компания притихла.​​ Так страшно было слышать эти цифры!

-​​ А что дальше?​​ – продолжил он. -​​ И​​ вот​​ наше​​ правительство объявляет​​ о планах переселения на​​ эти новые советские​​ территории!​​ Десятки​​ тысяч семей​​ в теплушках (вагоны для скота!) едут в​​ 

Карелию!​​ Начинается война – и все они оказываются под финнами – и становятся узниками финских концлагерей. Целые​​ города​​ – за колючей проволокой…

 

Сергею было не​​ совсем удобно, что он стягивает внимание на одного себя​​ – и он по-дружески обратился к Леониду:

-​​ Как твой отец? Как камея Гонзага?​​ Калокагатия!​​ Ты все так​​ же при античности!​​ 

Так он помнил слово​​ «калокагатия»! Это поразило Варю и Леонида. Олег забыл это слово, но сделал вид, что помнит.​​ 

- Да, - засмеялся Леонид. - Я при ней навсегда.​​ 

Тут​​ Леонид​​ обратился к Владу:

- Влад не знает, а ведь мы все тут -​​ друзья камеи Гонзаго!​​ Помню,​​ отец​​ даже назвал нас всех: и его,​​ и нас четверых –​​ «Братством Гонзага».​​ 

 

- Я завидую ученым, - признался Дмитриев. - Просил начальство послать меня в артиллерийскую академию, - но ничего не вышло.​​ 

И тут он спросил:

- А что любовь в античности? То же, что сейчас?​​ 

Как они любили?

Сергею Валентиновичу было неприятно стягивать всё внимание компании на себя.​​ 

Все слышали этот вопрос, всем было интересно, как Лёня на него ответит.

- Не​​ как сейчас. Там правил​​ «ужасный»​​ Эрот, - сказал, улыбнувшись,​​ Леонид.​​ 

- Почему​​ «ужасный»?​​ 

-​​ Так было принято его называть.​​ Этот бог, сущий ребенок, считался очень опасным. ​​ 

- Бог – ребенок?! – удивился Олег.

- Да! – уверенно ответил Леонид. - Мальчик сумасбродный, если не сумасшедший, - так что жди, чего угодно.​​ 

- А как же выбор человека? – удивился Сергей.

- Тогда психологии не было, - ответил Леонид. - Выбирал Эрот. В результате брак был, прежде всего, коммерческим предприятием, если переводить на наш лад. ​​ От жены ждали, что она родит мальчика, будущего воина. Если в семье три мальчика, отец становится чем-то вроде почетного гражданина.​​ 

- Это касается не только любви, но и других чувств, - добавил Леонид. -​​ И полюбишь, и сойдешь с ума по воле богов.​​ 

Все замолчали.

- А муж мог избить жену? –​​ неожиданно​​ спросил Владик.​​ 

Все подивились резкости вопроса,​​ Варя и Леонид знали, что он женат, -​​ но Влада​​ никто не остановил.

- Попробуй избей!​​ – ответил Лёня. -​​ Она пожалуется отцу - и тебе придется выяснять с ним отношения, а не с ней.​​ 

Леонид покраснел от стыда: ему казалось, он говорит примитивно, он безбожно врёт!​​ 

Владу стало стыдно, ему опять показалось, что он глуп, он ничего не знает, спросил какую-то глупость…

 

- Расскажите еще что-нибудь, - попросила Варя. - Вот прошла война, а мы так мало знаем о ней.

Сергей посмотрел на Варю: он не ожидал​​ от неё​​ такого вопроса!

- Ребята, меня поразило,​​ - начал Сергей,​​ -​​ что Сталин настоял, чтобы войска не покинули Киев, – и мы потеряли после окружения полмиллиона солдат и офицеров. Жуков просил оставить Киев, - но Сталина это только разозлило: он отставил Жукова от должности начальника Генштаба – и сделал по-своему.

- Такая трагедия, - добавил Сергей грустно.​​ 

Все ужаснулись, но никто не выказал ужаса: столь велик был авторитет Сталина.

Сергей сказал:​​ 

- ​​ А немецкий шлюпочный десант в Севастополе? Мы прозевали его при нашем полном превосходстве на море.

Тут Сергей осекся: ему показалось, он сболтнул лишнее.

 

Еще​​ о​​ чём-то поговорили – и стали прощаться.​​ 

-​​ Но я прошу вас, ребята,​​ - сказал​​ смущенно​​ Сергей, -​​ про финнов​​ и про Киев​​ нигде не рассказывать: это всё секретные данные.​​ 

Варя​​ была в восторге. ​​ Она принялась​​ хвалить​​ Сергея:​​ 

-​​ ​​ Как это интересно!​​ В нашей истории много такого, о чем никогда не узнаем! И продразвёрстка, и репрессии перед войной...​​ 

Дмитриев сразу изменился.

- Прекратите, -​​ осторожно, но все же​​ строго, чуть не шёпотом,​​ прервал​​ он Варю.​​ 

Переход на​​ «вы»​​ был таким странным!​​ Ведь они дружили детьми! Они вместе на трамвае ездили в школу!

Варя опешила и испуганно посмотрела на него.​​ И такой человек будет ночевать в ее квартире!

- Почему? - удивилась​​ она, затаив обиду.​​ 

-​​ Не надо об этом говорить! -​​ попросил Сергей.

Он уже рассердился на себя самого: он понимал, что не должен был откровенничать даже с друзьями.

По должности Сергей не мог обсуждать​​ такие острые​​ вопросы​​ Великой Отечественной войны! Он​​ и не смел, и не должен был​​ пускаться в обсуждение этих​​ проблем. ​​ 

Варя​​ не могла этого понять. Она​​ рассердилась! Это​​ было, по ее разумению,​​ так​​ невежливо!​​ С этого момента Варя больше не считала Сергея другом. Но внешне ничего не изменилось: простились по-дружески.​​ 

 

Дмитриев Сергей Валентинович​​ не мог рассказать даже Олегу, что его с батареей перебрасывают на Дальний Восток​​ на войну с Японией.​​ 

 

Варя​​ пожаловалась​​ Леониду, как ее отшил Сергей, но тот стал Сергея защищать:

- У него трагедия, Варя: в дом попала бомба. У него не осталось родных.​​ 

Варя, потеряв родителей, не осталась одна, став частью семьи Варенцовых, но Сергей Дмитриев, оказавшихся без родственников, тяжело переживал одиночество, несмотря на успехи в карьере. Пережить боль ему помогала огромная занятость.​​ 

 

Когда друзья остались одни, Олег спросил Сергея:

- ​​ А что твои московские родственники?

- Не повезло и тут! – признался Сергей. ​​ - Пропали в эвакуации – и я даже не знаю, где они похоронены.

- Ты пробовал искать в адресном бюро?

- Конечно. Ни слуху, ни духу.

 

* * *

 

Степан​​ Васильевич​​ познакомился с Анной Ангелиновной на дне рождения Вари, потом они встречались – и только тогда он решился объявить своему новому другу,​​ своему​​ «Ангелу»,​​ что он​​ – сын​​ «врага народа». Его отец, и его дядя были осуждены – и​​ Степану​​ Васильевичу нелегко было в этом признаться: он рисковал отношениями и с Варенцовыми (получалось, что и Надежда Николаевна – дочь врага народа),​​ - и он не был уверен, что такое известие понравится Анне Ангелиновне.

Но он зря так думал! Она видела в нем работящего честного мужчину,​​ настоящего мужика,​​ а после войны новой эпидемии посадок не предполагалось. По крайней мере, так думали осведомленные люди, к которым себя относила и Анна Ангелиновна. Наша партийная дама не увидела в признании друга большой трагедии.

Степан​​ Васильевич​​ скрыл эту новость от своей​​ двоюродной​​ сестры​​ Надежды Николаевны Варенцовой, но не от женщины, с которой он связывал большие надежды.​​ 

 

* * *

 

События августа 1945 года:

 

6 августа​​ -​​ американская атомная бомбардировка японского города Хиросима.

 

8 августа - Советский Союз объявил войну Японии

 

9 августа​​ -​​ Советский Союз начал боевые действия в Маньчжурии против Японии.

 

9 августа - американская атомная бомбардировка японского города Нагасаки.

 

19 августа ​​ - советскими войсками освобождён город Харбин

 

* * *

 

Когда Сергей уехал,​​ Олег​​ уже не в первый раз​​ проводил до дома​​ студентку​​ Катю,​​ что была на курс его старше,​​ -​​ и​​ именно этот вечер стал​​ важным​​ событием​​ его жизни.​​ Что-то важное вошло в его душу: встречи с Катей больше не казались ему случайными.

 

С​​ Катей​​ Васильевой, этой​​ тихой, скромной​​ девушкой они шли вместе после семинара по функциональным пространствам. Однажды она попросила Олега ее проводить – и постепенно это стало привычкой.​​ Олег учился на третьем курсе, а Катя – на четвертом, но специальность они выбрали одну – и эта тема их бесед была столь огромной, что ее хватило бы на всю жизнь.

Так их сблизил семинар.​​ 

 

Катя жила у Обводного канала на Московском проспекте, ее дом был не​​ так​​ далеко от дома Олега – и вместе возвращаться домой для них было естественно. От мехмата до Обводного было довольно далеко, приходилось ждать транспорта, потом долго идти в толпе по узким тротуарам, а с Олегом это стало приятной прогулкой.

И Олегу очень​​ хотелось с ней поговорить: во время​​ семинара он​​ с удивлением заметил, что тихая Катя​​ в понимании​​ специальности​​ продвинулась​​ куда как​​ дальше него.​​ 

Леонид, Варя, Олег, Катя – все эти ровесники прошли войну. Они чувствовали, как много у них общего, и эту общность ценили.

 

Мама​​ Кати,​​ Валентина Григорьевна,​​ была учительницей литературы в соседней школе, а отец​​ Дмитрий Сергеевич​​ работал​​ главным​​ инженером. Во время блокады Катя жила с родителями; ее мама работала на военном производстве мужа.​​ 

 

Олег​​ и Катя​​ любили говорить​​ подолгу – и Олега поражало, что им всё было интересно, всё не скучно.​​ 

 

Судьба и жизнь в свою чреду​​ –

Всё подвергалось их суду,

 

- как-то​​ цитатой из​​ «Онегина»​​ Катя​​ пошутила про их разговоры. Будучи​​ дочерью​​ знатока литературы, она могла сыпать цитатами, которые Олег то ли с трудом вспоминал, то ли не знал вовсе.​​ 

 

* * *

 

-​​ Папа, они могли путешествовать в античности?

- Могли, конечно, - ответил​​ Сергей Никифорович.​​ -​​ ​​ Могли жить в другой стране. Вот ты родился во Фракии.​​ Если у нее было соглашение с Клазоменами, то ты мог жить​​ в этом городе​​ годами.​​ Просто потому, что ты так хотел.​​ Но все мужчины по необходимости были патриотами! Если воюет твоя страна, было позором​​ не участвовать в войне.​​ 

- Так что этот фракиец, переехавший в Клазомены,​​ должен быть в возрасте!

- Ну да! ​​​​ Ты будешь жить в другой стране, если ты стар. Если молод – иди воюй, иди делай ребенка, будущего защитника твоей страны.​​ Сначала долг перед родиной, а потом уж всё остальное!

​​ 

* * *

 

Варя​​ получила письмо Владика:​​ «Лето проходит бездарно! Ничего не написал...».

В письме нельзя было спросить друга, на что же он живет: Варя​​ думала,​​ что Влад все также незаконно приторговывает книгами, - а Влад заколачивал деньгу ремонтами. ​​ 

Варя написала, что осенью старший Варенцов хотел бы съездить в Москву​​ в Большой театр​​ на​​ балет с Улановой.​​ ​​ Владик пообещал достать билет на​​ «Золушку»​​ Прокофьева.​​ Роль​​ Золушки танцевала сама Галина Сергеевна Уланова. Билет обошелся​​ Сергею Никифоровичу​​ в ползарплаты, но он с радостью согласился.​​ 

Конечно, Владик Казанцев получил свою долю в этом обычном для него предприятии.​​ 

 

​​ * * *

 

Надя, дочь погибшего на войне ополченца, читает Верлена.

 

Шум кабаков, распутица асфальта,

Чернь облетевшего платана.

Несется омнибус, ком грязи и железа,

Скрипит и кое-как сидит он на колесах.

Поводит фарами, что зелены и красны.

А работяги с трубками в их клубы потянулись.

Дымят они полиции в лицо.

С крыш капает, течет по стенам, скользко,

В асфальте дыры, стоки хлещут через край.

Да, вот мой путь! И приведет он в рай.

 

Надя учится в ЛГУ на французском отделении.

 

* * *

 

1 сентября​​ -​​ полностью освобождены Курильские острова

 

* * *

 

- Стоики – это красота самой борьбы аффектов внутри человека, когда он стремится к добродетели, - сказал Сергей Никифорович.

- Папа, но мы все хотим такой красоты!

- Для стоика прекрасное - это приятное, что никогда не притупляется!​​ 

- Так вот чем интересно заниматься всю жизнь! – воскликнул Леонид. – Созерцать борьбу в собственной душе!

 

* * *

 

7 сентября​​ -​​ единственный парад союзников​​ в​​ Берлине. Колонна​​ советских тяжелых танков ИС-3.

 

* * *

 

Как-то так совпало, что и Вера Сиверцева, и Варя​​ Сикорская​​ одновременно оформили свои​​ официальные​​ отношения с​​ их мужчинами​​ – и получились две супружеские пары.​​ Эту одновременность легко объяснить:​​ Варя и Вера были подругами, - а​​ регистрация в​​ паспортном столе​​ шла по предварительной записи.​​ Кроме того, в лишнем застолье не видели смысла.​​ Старшие Варенцовы и​​ Анна Ангелиновна​​ были приглашены в качестве свидетелей.

 

Квартира​​ ​​ Вари​​ была слишком маленькой для​​ свадебного​​ вечера – и обе свадьбы решили сыграть у​​ Варенцовых. ​​​​ И​​ Сергей Никифорович, и Надежда Николаевна искренне радовались за сына. Они надеялись на потомство, и потому завидовали Кудрявцевым: у них свадьба была решена спешно: анализы показали, что где-то через полгода на свет должен появиться ребенок.​​ 

 

Здесь в нашем повествовании появляется новое лицо: Кудрявцев Геннадий Петрович. Только сейчас Варя узнала, что избранник ее подруги – не просто врач, но хирург. ​​ Анна Ангелиновна догадывалась, что муж Веры старше её, - но не на тридцать же лет! ​​ Ее покоробило, что знакомство с зятем состоялось только на самой свадьбе! Но, видимо, так изменилось время, что и такое стало возможным.

 

Сначала​​ Геннадий Петрович постоянно​​ смущенно​​ улыбался: ему казалось, он попал в слишком умную компанию музейщиков и ученых, - но тут ему ясно дали понять, что его авторитет, как хирурга, работавшего в дни блокады, непререкаем.​​ ​​ Особенно​​ легко он сблизился со старшим Варенцовым.​​ 

Анна Ангелиновна решила не приглашать Переверзева, потому что тот не настаивал. Наоборот, он был рад полежать на удобном диване в квартире Сиверцевых.​​ 

 

Варе довелось не один​​ раз​​ за вечер​​ побеседовать с Кудрявцевым. Он был ей интересен​​ и как медработник, и​​ как муж подруги​​ – и более того: он​​ ​​ напоминал​​ ей​​ отца: Кудрявцев​​ отличался, как и Сикорский,​​ несколько ненормальной полнотой.​​ ​​ Было удивительно​​ видеть у​​ столь толстого человека​​ обычные небольшие ладони!​​ ​​ 

Подруга​​ Вари​​ Вера​​ -​​ Сиверцева​​ Вера ​​ Петровна​​ -​​ стала​​ Кудрявцевой, а сама Варвара Николаевна Сикорская​​ стала Варей​​ Варенцовой. ​​​​ 

 

Сергей Никифорович пригласил Геннадия в Эрмитаж.​​ ​​ 

Варя и Надежда Николаевна встретились совсем в новом качестве: не студентка и профессор, - но​​ тёща​​ и невестка.​​ 

-​​ Да, было бы странно невестке поставить незачёт!​​ –​​ про себя​​ улыбнулась Надежда Николаевна.

 

* * *

 

- Какую тему выбрал для курсовой?​​ – спросил отец.

Леонид был готов к вопросу:

- Точка.​​ 

- Ты знаешь, что это​​ первоединое у​​ неоплатоников?

- Знаю.​​ 

- А Прокл? Тебе же придется серьезно его изучать.

- Так и что? Прокл Диадох, пятый век нашей эры,

руководитель Платоновской Академии, при​​ нем​​ неоплатонизм достиг своего последнего расцвета.

- А​​ про​​ его​​ теорию особой,​​ нетрадиционной​​ ноуменальной фантазии​​ слыхал?

- Тут сложно!​​ Согласно Проклу, точка воспринимаема и мыслима только при помощи этой ноуменальной фантазии! ​​ Речь о​​ переходе эйдоса в материю.​​ Тут​​ структура​​ вещей​​ одновременно и нераздельна,​​ и раздельна: в этой структуре​​ и форма​​ вещей,​​ и их материя.​​ 

- Папа, а это не умопостигаемая​​ материя​​ Аристотеля?

- Близко к этому, но не это.

 

* * *

 

Степан​​ Васильевич Переверзев​​ как-то зашел к Варе.

- Здравствуйте! Рада вас видеть! – она нисколько не удивилась его приходу.​​ 

Переверзев не мог скрыть своего счастья:

-​​ Поздравляю вас с законным браком!

Он сказал дежурную, даже доброжелательную фразу, но Варю рассмешило слово​​ «законный».

- Да,​​ Степан​​ Васильевич! – ответила она. – Мой брак самый что ни на есть​​ «законный»!

Переверзев понял, что дал маху, и примирительно улыбнулся.

-​​ Мне дали комнату!​​ – сказал он – и глаза его сияли.​​ 

- Вы же и так жили в общежитии.

- Нет, Варя!​​ Сейчас гораздо лучше: у​​ меня своя​​ комната в коммуналке у площади Мира. Придете в гости?

- Обязательно. Вместе с мужем.​​ ​​ ​​ Вы помните Лёню?

- Что-то такое вы о нем рассказывали! Он был ранен, да?

- Да, был ранен. Мы не​​ пригласили вас на свадьбу…

-​​ Да ничего, Варя, ничего! Я и зашел пожелать вам всего доброго.

 

-​​ Мой муж Лёня​​ вернулся​​ полтора года назад! Что же вы не были всё это время?

- Лежал в больнице.​​ Почки.​​ После победы съездил к себе на родину. От моей деревни ничего не осталось.​​ Ни дома, ни родственников.​​ 

- Мама​​ Лёни​​ – ваш родственница! Что же вы не зайдете к ней?​​ 

Варя кривила душой, говоря так: на самом деле, ее нисколько не удивило равнодушие​​ тещи к родственнику.

-​​ А что ваша болезнь?​​ – заботливо спросила она, заметив, что​​ Степан​​ Васильевич не торопится отвечать. -​​ Сейчас вы чувствуете себя лучше?

-​​ Да, - сухо ответил он.

Он не любил говорить о болезнях.​​ 

И тут он обернулся и многозначительно посмотрел на Варю:

- Варя, я особенно тебе благодарен.

- За что?​​ – удивилась она.

-​​ За Анну Ангелиновну.

Переверзев оставил адрес и ушел, но Варя не могла понять,​​ как строгой​​ рафинированной​​ матери​​ Веры мог понравиться​​ деревенский​​ житель.​​ ​​ Да, они как-то встретились у Вари в какой-то праздник, - так и что?​​ Неужели​​ Степан​​ Васильевич после этого виделся с Анной Ангелиновной?

Да, виделись! И​​ «Ангел», и Переверзев потихоньку прикипели друг к другу, но всё началось с встречи у Вари.

​​ 

* * *

 

Варя заметила, что Леонид редкую ночь спит спокойно.

- Да что с тобой?

- Что там! – отмахнулся он. – Война.

- Но война закончилась, - возразила Варя.

- Не для меня! Я всё иду в атаку, всё кого-то убиваю. Варя, иди спи. Я успокоюсь и приду.

 

* * *

 

Геннадий Петрович​​ зашел к Варенцову в Эрмитаж – и они неожиданно разговорились.​​ Потом они вышли на Чернышевского​​ – и там в кафе на двоих​​ «раздавили маленькую»,​​ то есть распили шкалик водки.​​ 

Случайно заговорили о заслугах – и Кудрявцев признался, что его мучает совесть:​​ столь многих по​​ его хирургической​​ ошибке – по его мнению – он отправил на тот свет.​​ 

- А почему? – спросил он, тряся большой головой.​​ -​​ Спешка.​​ Разве это​​ нормальная​​ работа: за день прооперировать восемь человек?​​ Я ведь только человек.

Оба оттаяли.​​ Война закончилась, а они жили.

 

* * *

 

Виктор Иванович Копылов напрасно​​ ждал Варю.​​ Он не знал о ее замужестве.​​ Еще в апреле была премьера оперетты​​ «Сирень-черёмуха».​​ 

И в войну было мало​​ солнечных дней,​​ и сейчас​​ жизнь предстала чредой серых будней.​​ А он-то ждал, что придет​​ такая, как солнышко, Варя и немножко посветит ему в жизни.​​ Не получилось.

Да, для зрителей ты - какой-то герцог, неземной житель, - а тут​​ скука одиночества – и​​ надо платить за квартиру,​​ и​​ не накопить на хорошее пальто.

 

Каково же было его удивление, когда он встретил Варю в Русском музее!​​ Варя приветливо раскланялась, сказала два слова и ушла. А он-то хотел с ней поговорить!

Опять не получилось.​​ 

Виктор Иванович больше и не надеялся, что получится, но отношений разрывать не хотел.

Варя почему-то не решилась рассказать ему о замужестве. Она считала, что с ним надо быть строгой.

 

* * *

 

- По Проклу,​​ точка - не​​ абстрактное​​ построение​​ без конструкции внутри…​​ 

Сергей Никифорович посмотрел на сына, ожидая его реакции.

- Папа, но что такое​​ «смысловые​​ энергии»​​ точки?​​ Она – не просто единство, но принцип единораздельной цельности.​​ 

- Тебе самому надо разбираться в этих абстракциях!

 

* * *

 

Олег Коваленко​​ еще летом​​ выполнил​​ норму мастера спорта по шахматам.​​ Что турнир был​​ летом, когда готовиться к нему было достаточно времени, для Олега было важно: он еще надеялся достичь хоть чего-то вматематике.​​ Кроме того, во время блокады он много занимался именно шахматами, когда университет был закрыт, а шахматы давали столь нужную эмоциональную отдушину.​​ 

Олег не решился бы показаться своему учителю Ботвиннику:​​ он​​ считал, что не оправдал надежд​​ мэтра.

Катя в шахматы не играла.​​ 

 

* * *

 

После поездки в Москву​​ (Варя ездила одна)​​ она сказала Лёне:

- Представь,​​ Владик познакомил меня с интересными людьми!​​ 

Варя не понимала, что эту фразу подготовил Микешин: он не хотел, чтобы о нем Варя рассказала мужу и его родным. Он догадался, что она была низкого мнения о Владе, но от мужа это скрывала.

- А где же ты жила?​​ 

-​​ Помнишь, прошлый раз​​ у меня гостил любитель Мариинки? У него.​​ 

Варя не сказала, что москвича звали Микешин​​ Николай Степанович.​​ 

- У него хорошая​​ семья, - добавила она.​​ – И сын, и жена – все такие умные.​​ 

Варя хотела скрыть, что «любитель Мариинки» пригласил на их встречу Влада, а потом их обоих пригласил к себе домой, в роскошную квартиру на Большой Дмитровке. Своим родным Микешин осторожно не поведал, что в Питере ночевал в квартире красивой Вари: он справедливо боялся, что это взволнует и жену, и сына. Он сказал, что ночевал в квартире мужа Вари! Варя была при обручальном кольце – и при случае его выставляла.​​ 

- Так ты сходила в Большой?

- Нет, Лёник:​​ денег пожалела. Это все же не бесплатно.​​ Знаешь,​​ Владик познакомил меня с​​ настоящей поэтессой Ксенией​​ Некрасовой.​​ 

Знакомство было в квартире Фалька.

-​​ Ей тридцать три года, - восхищенно сказала она.​​ -​​ Смотри, какие стихи она пишет!​​ 

Она прочла по бумажке:

 

Стояла белая зима,

Дыханием снегов

Весну напоминая.

Игольчатый снежок

Роняли облака.

И белые поляны разделяя,

Река, как нефть,

не замерзая,

Текла в пологих берегах.

 

Леонид с удивлением посмотрел​​ на жену: ничего особенного в этих стихах он не увидел.

- А еще​​ я была в гостях у художника Фалька!

- Роберт Рафаилович, - зачем-то сказала она.

Варя сама не могла понять, почему ей так не хочется назвать фамилию Микешина.

- Это известный художник?​​ – спросил Леня.

- Очень​​ известный! ​​ У него невероятный кубистический период!​​ 

«Кубистический период»! С каким наслаждением Варя произнесла эту непонятную фразу. Ей так нравилось всё знаменитое, непонятное, зовущее!

-​​ Лёник, я не могла себе представить, что живопись может быть такой!​​ Да, я видела что-то такое в​​ Русском музее,​​ - но куда им до Фалька!​​ А еще я​​ там видела Рихтера.

- А это кто такой?

- Мне сказали,​​ это гениальный пианист.​​ 

Микешин где-то и догадывался, что знакомствами вскружил девушке голову.

Леониду, погруженному в античность, были интересны речи жены,​​ но он уже не пытался в них разобраться.​​ 

- Моя жена – интересный человек! – говорил он себе. – Куда мне до неё!

Варя не понимала, что Микешин необычайно ее впечатлил. Она думала, что обязана этим Владику, но на самом деле осторожный Микешин боялся открыто ухаживать за Варей, хоть она очень ему понравилась. Он и ее, и Влада познакомил со своей семьей, но Влад при знакомстве фигурировал, как «друг» Вари.

 

И вдруг Варя внимательно посмотрела на мужа:

- Сын Фалька тоже был ранен под Сталинградом!​​ 

- Ты видела​​ и сына? – спросил Леонид.

- Нет. Он умер.​​ 

 

В 1945 году поэтесса Ксения Некрасова познакомилась с супругами Робертом Фальком и Ангелиной Щекин-Кротовой. Ксения начинает часто бывать в их доме.

Это светское знакомство​​ пока что​​ не имело для Вари продолжения.

 

* * *

 

Влад любил гулять по Тверскому​​ бульвару.​​ Он делал это не часто, но всегда получалось​​ трогательно. Альмаматер, Литинститут!​​ Посмотреть на него, пройтись как бы невзначай мимо, пролить непрошенную слезу – как же это хорошо!​​ По его мнению, научили мало чему​​ (да ведь это не беда: все писатели – самоучки), зато он – в литературной среде: он видится со знаменитыми поэтами,​​ он участвует в заседаниях поэтических клубов, он печатается​​ в журнале​​ «Литературная учёба».​​ 

Сейчас зимой всё было​​ тихо и как-то необычайно​​ торжественно, словно б в эти мгновения решалась судьба мира.

- Да разве это не чудо: мы – победили!

Эта мысль заставила его заплакать.

Он вспомнил строчки Блока:

 

Ты проклянешь, в мученьях невозможных,

Всю жизнь за то, что некого любить!

Но есть ответ в моих стихах тревожных:

Их тайный жар тебе поможет жить.

 

И впрямь, тайный жар​​ строчек​​ вдруг горячо прильнул ​​ к его сердцу – и стало так хорошо, так тепло-тепло!

В стихах Влада​​ не было тайного жара, не было музыки, - зато они были в жизни.​​ 

 

* * *

 

- По​​ Проклу,​​ в точке​​ есть свой неподвижный центр.​​ Она​​ -​​ лик тайного всеединства и той явной целостности бытия, которое является результатом ее вечного смыслового бурления.

-​​ Лёня,​​ я читал твой текст.​​ Что​​ ж, твоя мама прочтет твою курсовую с интересом​​ и поставит тебе зачет, - сказал Сергей Никифорович.​​ 

 

Прокл Диа́дох - античный философ-неоплатоник

 

* * *

 

К удивлению Сергея Дмитриева,​​ его не демобилизовали​​ после дальневосточной операции, а вызвали в​​ советскую оккупационную зону Германии. ​​ Он не представлял себе, чем придется заниматься, но приказ есть приказ.​​ 

Он​​ оставил свою мечту об артиллерийской академии и просто дожидался нового назначения. ​​ Да, он мечтал стал артиллеристом, но он отказался​​ от этой мечты, когда ему приказали. За него решали, что он может, а что нет.​​ 

А он-то думал в начале войны, что быть военным - это следовать своей мечте! Нет, быть военным - повиноваться приказу, делать то, что нужно Родине, - а свои мысли - кому они нужны? Они не нужны даже тебе.​​ 

Да, был штурм Берлина, когда его батарея была нужна, потом​​ были​​ военные​​ действия​​ на Дальнем​​ Востоке, - но​​ вот Вторая мировая война закончилась​​ – и перед миром встали другие задачи.​​ Их-то и предстояло решать ему,​​ Дмитриеву Сергею Валентиновичу.

- Но​​ что же со мной​​ было, - спрашивал он сам себя, - что​​ же​​ было все эти годы?​​ 

Когда​​ война только началась, это был каждодневный ужас, - но скоро он превратился в рутину тяжелой работы.​​ Руководимая им батарея успешно поражала вражеские цели​​ – и было это каждодневное дело​​ – и оно вело за собой.

Сергея тревожило, что скоро его жизнь сильно изменится. Готов ли он к этому? Он не был уверен.​​ 

 

* * *

 

Сергей Никифорович​​ съездил в Большой театр на​​ «Золушку»​​ Прокофьева. Роль Золушки танцевала сама Галина Сергеевна Уланова.​​ Он пришел к невестке и с​​ гордостью рассказал об этом.

-​​ А ты была на Улановой? – спросил он Варю.​​ 

Он с интересом рассматривал​​ комнату любимой им Вари.​​ За последнее время​​ общими усилиями​​ ее квартира​​ превратилась в теплое приятное гнездышко.

- На Улановой я не была, - призналась Варя.​​ 

Сослаться на нехватку денег​​ ей было бы неприятно – и она предпочла изменить тему:

-​​ В Москве я​​ ходила по музеям, была в гостях у художника.​​ 

И вдруг она спросила:

- Я​​ мало кого нашла из моих одноклассников. А вы​​ своих помните?

Варенцов знал эту привычку Вари: резко убегать от неприятных тем – и не удивился.​​ 

-​​ Моих​​ одноклассников никого нет в живых, - сказал он, - а вот твоих: тех, что были у меня в Эрмитаже,​​ -​​ конечно, помню.​​ ​​ У тебя есть​​ выпускное фото​​ твоего​​ класса?​​ 

- Вот, - и она показала фото. -​​ Помните и Олега, и Сергея?

-​​ Нет. Где​​ же тут​​ они?​​ – спросил Варенцов.

- Вот эти.​​ Я никого не смогла найти, кроме них.​​ Олег – чемпион по шахматам и силен в​​ математике, а Сергей стал военным.​​ Говорят, где-то в Германии.

- Я их вспомнил! – обрадовался Варенцов.​​ –​​ Я им давал подержать камею Гонзага.​​ Как хорошо, что они живы, что ты мне их показала.

 ​​​​ 

* * *

 

Втора́я мирова́я война́ (1 сентября 1939​​ -​​ 2 сентября 1945)​​ -​​ война двух мировых военно-политических коалиций, ставшая крупнейшим вооружённым конфликтом в истории человечества.​​ В​​ ней участвовали 62 государства из 74 существовавших на тот момент (80 % населения Земного шара).​​ Боевые действия велись на территории Европы, Азии и Африки и в водах всех океанов. Это единственный конфликт, в котором было применено ядерное оружие. В результате войны погибло более 70 миллионов человек, из которых большинство​​ -​​ мирные жители.

В вооружённые силы было мобилизовано 110 млн человек. Общие людские потери достигли 60-65 млн чел., из них убито на фронтах 27 млн человек, многие из них граждане СССР. Также большие людские потери понесли Китай, Германия, Япония и Польша.

В результате войны ослабла роль Западной Европы в общемировой политике. Главными державами в мире стали СССР и США. Великобритания и Франция, несмотря на победу, были значительно ослаблены.

 

18 миллионов человек: столько было заключенных в лагерях смерти Третьего рейха. Погибли 11 миллионов

 

* * *

 

20 декабря. Москва, Большой зал консерватории. Первый из трех концертов, в которых исполнены все 24 прелюдии и фуги I тома «Хорошо темперированного клавира» Баха.​​ 

Микешин​​ стал поклонником Рихтера. Он любил музыкальную среду​​ и потому, что там идеологический​​ пресс не ощущался​​ так​​ сильно, как в других областях искусства.​​ 

Однажды на каком-то вечере он увидел​​ Шостаковича с его маленькой дочерью Галиной. Столько милого​​ было​​ в улыбке Дмитрия Дмитриевича и ребёнка!​​ 

 

* * *

 

- Будто война мешала мне увидеть красоту Невы, - признался жене Сергей Никифорович.​​ 

Они опять стали по выходным гулять вместе.​​ 

- Смотри, и снег кружится, и лед вот-вот​​ застынет, и небо темно-синее!​​ 

 

* * *

 

- Лёня, ты не скажешь, что это за​​ «калокага’тия»? – спросила​​ Сиверцева Вера.

Как обычно, она подошла неожиданно​​ («- Как черт из печки», - подумал Лёня) и, задав вопрос, стала быстро на него поглядывать.

-​​ Может, у меня​​ неверное ударение? – сомневалась девушка.

- Там два ударения! –​​ спокойно​​ ответил Леонид.​​ 

Ему очень не нравилась манера однокурсницы этак на него зыркать, но с подругой жены он был предельно вежлив:

-​​ Можно​​ «калокагати́я», а можно​​ «калокага’тия».​​ Это​​ «нравственная красота».​​ Очень важное понятие в классический период философии Древней Греции.

- Спасибо, Лёнечка.

И она ушла​​ так же резко, как появилась.

Лёне​​ Вера не нравилась, но​​ ради​​ Вари он был сама любезность.​​ Вера отличалась настырностью и простотой поведения: если она чего-то не знала,​​ то прямо обращалась к Лёне. Леонид уже решил, что это надо потерпеть.​​ Это было время, когда все женщины для Лёни рядом с его Варей казались жалкими каракатицами.​​ 

 

* * *

 

Алексей Лосев:

Гераклитовский поток - напряженность, но это только опыт, или общая интуиция этой напряженности, чем логически-формулированное учение.

 

* * *

.

Валя Самохина​​ и Эдуард продолжали встречаться.​​ Мать Вали Валентина Сергеевна умерла в декабре в ее пятьдесят пять лет. В коммуналке привыкли к Эдуарду

 

* * *

* * *

 

2019-2021

 

* * *

* * *

 

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ​​ 

 

* * *

* * *