ХРОНИКА ОДНОЙ СЕМЬИ

(роман)

 

* * *

 

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

1933 – 1940

 

* * *

 

ГОД ​​ 1933

 

* * *

 

1 января - в СССР завершён переход на 7-часовой рабочий день.

 

12 января - в СССР закончился Объединённый пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), который принял решение о чистке партии и прекращении приёма в неё в 1933 году. Принял решение об «антипартийной группировке» Эйсмонта, Толмачёва, Смирнова и пр.

 

30 января - рейхсканцлером Германии назначен Адольф Гитлер.

 

15 февраля - в Москве открылся Съезд колхозников-ударников (до 20 февраля).

 

27 февраля - Поджог рейхстага. По нацистской версии - советским агентом, голландским коммунистом Маринусом ван дер Люббе

 

28 февраля - в Германии издан чрезвычайный декрет, отменивший свободу личности, слова, печати, собраний и союзов

 

5 марта - выборы в рейхстаг Германии. Правящей НСДАП не удаётся получить абсолютное большинство мест, за неё голосуют 44 % избирателей.

 

23 марта - рейхстаг Германии принял «Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства», который передал рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру на 4 года ряд законодательных функций парламента. Принятие закона стало заключительным этапом захвата национал-социалистами власти в Германии.

 

* * *

 

Супруги Варенцовы, оба лет​​ за тридцать, шли по Павловскому парку. ​​​​ Был весенний, теплый день.​​ 

- Что для тебя античность? –​​ спросил​​ Варенцов.

- Античность? –​​ серьезно​​ переспросила она. – Это всё. Это ты, я, университет, Эрмитаж, Советский Союз, родные лица… это всё, всё, всё…

- И для меня, - он обнял ее. - И для меня это всё, всё, всё…

-​​ Сережа, ты мне обещаешь больше не напиваться?​​ – спросила​​ Надежда Николаевна. – Я, твоя жена, прошу тебя​​ об этом. Тебе всего тридцать три года, ты уже​​ хранитель отдела гемм – и всё это ты можешь потерять из-за своей слабости.​​ 

- Надя, у всех свои слабости. Я пью со​​ «своими». Вот Колька – тоже хранитель. По-твоему, он – тоже пьяница?

Речь шла о коллеге Николае Сикорском, крупном​​ специалисте по голландской живописи семнадцатого века.

- А твоя слабость, Наденька, - равнодушие к общественной жизни.​​ Под разными предлогами не ходишь на партийные собрания в своем университете, - а это, знаешь​​ ли, по нашим временам​​ -​​ святотатство.​​ ​​ Какой-нибудь гад на кафедре напишет на тебя донос – и что с тобой будет?

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

-​​ Мы оба - люди с большими недостатками!

- Не говори!​​ -​​ Согласился он.

 

- Надя, представляешь: я весь день думаю об одной цитате​​ Цицерона…

Варенцов​​ достал​​ из сумки листки, покопался​​ – и​​ прочел:​​ 

«Вся природа - художественна, потому что она как бы имеет некоторый путь и правило, которому следует. В отношении же самого мира, заключающего и обнимающего все своим охватом, она получает название у того же Зенона не только художественной, но прямо художницы, попечительницы и промыслительницы всяких полезных благ».

- Сережа, это такая содержательная мысль, что ей можно посвятить всю жизнь!

- Не говори…

 

Но это не было ученое заседание!​​ Сергей Никифорович ​​ Варенцов и его жена ​​ Надежда Николаевна, античники по профессии,​​ в кои веки наконец-то выбрались в​​ Павловский парк.​​ Это был изумительный день, когда и без того романтичный​​ парк сияет всеми красками лета, зовет, пророчит, обещает счастье.​​ 

Они остановились у места, где до революции проводили музыкальные концерты – и как раз там, где​​ Настасья Филипповна ударила хлыстом оскорбившего ее офицера.

 

-​​ Сережа, о чем говорили на партсобрании?

- Да всё то же:​​ завершён переход на​​ семичасовой рабочий день, и о пленуме: про​​ «антипартийную​​ группировку».​​ Ничего в этом ​​ не​​ понимаю.

-​​ Понимания никто и не требует, - ответила супруга. -​​ ​​ Сиди и молчи. Что там за партийная борьба в верхах, мы никогда не узнаем.​​ ​​ Даже не узнаем, имеет ли это смысл. Скорее всего, нет.​​ 

-​​ ​​ Как там наш Леонидик?​​ -​​ спросила​​ Надежда Николаевна.​​ 

И тут же добавила:​​ 

- Представляешь, нашему Лёнечке жить во всем этом!​​ 

- Политика! В это лучше не соваться.

Их сыну​​ Лёне​​ было​​ десять лет.​​ В этом возрасте дети уже могут быть одни, но у Лёни была нянечка​​ Марфа Васильевна.​​ 

 

От неприятной темы они свернули на работу.

- Сижу на собрании, а в голове вертится​​ «Калокага́тия,​​ калокага́тия…». Смешно!​​ Я вчера объясняла студентам:​​ «Это добрый и прекрасный сразу».​​ 

Варенцов засмеялся, и юношеский огонек мелькнул в его глазах:​​ 

- Правильно! Думай о чем-нибудь хорошем.​​ Ты вот​​ закусила губу​​ –​​ и​​ стала похожа на упитанную зайчиху.

- Серьезно?! Очень смешно. Буду и дальше так делать. ​​ ​​ 

- О ком у тебя ближайшая лекция?​​ – спросил Варенцов.

- Завтра​​ о​​ Плутархе.​​ 

Надежда Николаевна​​ читала лекции по античности​​ на историческом факультете – истфаке -​​ в ленинградском университете ЛГУ, а ее муж был хранителем​​ античных​​ гемм в Эрмитаже.

-​​ Плутарх –​​ уже​​ после эллинизма, -​​ сказала она, -​​ но он​​ возвращается к​​ платоническому​​ идеализму.​​ 

- Тут​​ говорят​​ об​​ «эллинистическом​​ имманентизме».​​ 

-​​ Это я говорю историкам-античникам, а прочим​​ я разжевываю про​​ учение​​ о​​ проявления​​ божественного в материальном мире. ​​ У Плутарха учение о божественном​​ «одушевляется»:​​ боги​​ менее абстрактны.​​ Абстрактна их​​ всеобщность,​​ но сами они конкретны.​​ 

- Он прожил восемьдесят один год и умер в 127 году нашей эры! Представь, какой это интересный период​​ с точки зрения религиоведения! Становление христианства!

 

-​​ Слушай, как там Лёня?​​ – спохватилась она.

Сын​​ остался дома с нянечкой.

-​​ ​​ Марфа Васильевна​​ как-нибудь справится! Не первый раз.​​ ​​ Слушай, мне Марфа нравится. Как нам повезло!

- Я​​ все равно​​ беспокоюсь. ​​ ​​​​ Скажи, Сережа, правда же: наш Леонидик​​ - такой красивый мальчик!​​ 

- Не надо, Надя!​​ 

- Почему тебе не нравится?​​ 

- Потому что ему жить среди людей.​​ 

Сергей Никифорович посмотрел жене в лицо и улыбнулся:

- Надя,​​ не балуй​​ ребенка! Это мальчик​​ в нашу эпоху! Наверняка, ему предстоят больше испытания.​​ 

И он улыбнулся:​​ 

- Надюша! Не порти день.​​ Вернемся к нашим баранам: просто погуляем.

 

Дома​​ они сели к фортепьяно. Варенцова учили играть, а​​ Надежда пела в самодеятельности.

- Ты же пела, Надя! А ну-ка, покажи класс!

- Сережа, я всё уже забыла.

- А я вот хорошо помню, как ты пела в университетской самодеятельности. Этим-то окончательно очаровала.

- А ты еще сомневался?

- Да, я сомневался.​​ 

Варенцов​​ не​​ блистал игрой:​​ из​​ «Лунной»​​ Бетховена они мог лишь сносно сыграть адажио,​​ -​​ но уж на подыграть романс​​ его​​ умения хватало. ​​ Их семейный романс был​​ «День и ночь роняет сердце ласку»​​ - и иногда они его пели​​ на пару: жена в полный голос, - а муж подпевал.​​ 

 

День и ночь роняет сердце ласку,

День и ночь кружится голова,

День и ночь взволнованною сказкой

Мне звучат твои слова:

 

Только раз бывают в жизни встречи,

Только раз судьбою рвется нить,

Только раз в холодный серый вечер

Мне так хочется любить.

 

В их жизни были такие счастливые дни.

 

* * *

 

333Ночью Леонидик плакал. Нянечка не будила родителей, а подсаживалась к ребёнку и утешала его.​​ 

-​​ Мимо острова Буяна​​ в​​ царство славного Салтана... - ​​ привычно шептала она. - Спи, Ленечка, спи... ​​ 

 

Леонидик ​​ ​​ ​​​​ просыпался со страхом: неужели он опять один? Его комната ​​ казалась ему слишком большой - и ему было страшно в ней. Он знал, что нянечка Марфа в соседней комнатенке - но и это не спасало от страха. Мама вставала, чтоб позавтракать с сыном.​​ 

 

Из кухни​​ донесся разговор родителей – и это успокоило ребенка. Он не слышал их слов,​​ но тепло шло от самих голосов.

 

* * *

 

4 апреля - у берегов Новой Англии потерпел крушение дирижабль USS Akron, погибли 73 из 76 человек на борту - крупнейшая катастрофа в истории воздухоплавания.

 

* * *

 

- Коля!​​ -​​ Авдотья Петровна прикрикнула на мужа. -​​ Это может надоесть, кому угодно.

- Дорогуша! – примирительно​​ ответил​​ жене​​ Николай Варфоломеевич Сикорский. – Не заводись. Ничего страшного не случилось.​​ 

- Да я не про твое пьянство, а про твое невнимание к ребенку. ​​ Я тебе все прощу, только не это. ​​ Иди к ребенку! ​​ 

Авдотья Петровна держала мужа строго.​​ Это в Эрмитаже за ним числились научные заслуги, но не дома.​​ Семья жила бедно, потому что​​ ​​ Николай Варфоломеевич​​ позволял себе всем известные слабости.​​ ​​ В Эрмитаже​​ он был​​ ученым, но дома – только мужем и отцом. Он​​ занимался наукой​​ в эрмитажной библиотеке, а иной раз перебирался через Дворцовый​​ мост в БАН​​ (Библиотеку Академии Наук), это внушительное здание недалеко от​​ истфака​​ ЛГУ​​ (исторического факультета​​ Ленинградского​​ государственного​​ университета).​​ Рядом​​ с​​ этой​​ библиотекой​​ было и главное здание ЛГУ,​​ ​​ и ИРЛИ​​ (Институт русской литературы),​​ где работали​​ многочисленные коллеги и​​ не столь многочисленные​​ друзья (друзья – это те, в отличие от коллег, с которыми можно было выпить).​​ Публичная библиотека​​ Ленинграда​​ (Публичка)​​ была в паре километров, так что книги было удобнее заказывать в БАНе.​​ ​​ Сикорский, этот известный специалист, жил​​ в однокомнатной квартире, так что​​ десятилетняя​​ дочка спала в углу за шторой.

 

- Папа, хорошо, что ты пришел. Учи меня.

- Варенька, ты так хочешь этого?

- Я хочу, чтобы мама тебя не ругала.​​ Расскажи мне что-нибудь, - попросила десятилетняя девочка.

- Я-то расскажу, - а ты поймешь?

- Папа, я постараюсь.​​ 

- Вот я тебе. К примеру, говорю:​​ «Середина и мера у Аристотеля ​​ - принцип упорядочения природных сущностей».​​ 

- Видишь, как интересно!​​ – ответил ребенок.

- А чем интересно, Варенька?

- Ничего не понять​​ –​​ вот и хорошо.

Варя воспитывалась в неблагополучной семье​​ –​​ и иные ее высказывания отдавали взрослостью.

-​​ А если я тебе скажу, что античные люди верили, что звезды - живые существа?

- Такие люди в небе? – изумилась десятилетняя дочка.

- Да.

- Уж не знаю, папа!​​ ​​ Мама правильно говорит:​​ «Как такое может прийти в голову?».

 

Авдотья Петровна​​ ушла. Она​​ работала медсестрой.​​ По работе ей требовалось быть строгой и внимательной, но такой она была и в жизни.​​ Ей приходилось бороться с мужем, чтобы он не спился.​​ Но дело не только в алкоголе: Николай Варфоломеевич страдал от избытка веса​​ – и много пить ему было вредно.​​ 

Его​​ мучали приступы отвращения к жизни - он считал себя​​ не​​ больным, но жертвой жизни. Он был уверен, что в их ненормальной​​ советской​​ жизни и нельзя быть нормальным. Он любил дочь и Варенцова старшего, а всех прочих только жаловал.​​ 

 

С​​ августа 1914 года до января 1924​​ будущий Ленинград назывался сначала​​ Санкт-Петербу́ргом, а потом Петроградом. В начале двадцатых Питер обезлюдел – и иногородним позволяли в нем прописываться.​​ ​​ Тогда-то двадцатилетняя Авдотья​​ Петровна и приехала в бывшую столицу Российской империи. Была согласна на любую работу. Устроилась дворником, потому что полагалось жилье. Жилье дали, но однокомнатная квартира считалась нежилой, поскольку удобства в ней отсутствовали. ​​ Авдотью Петровну прописали туда дворником. Имя ей так и оставили​​ «Авдотья», потому что имя​​ «Евдокия»​​ считалось религиозным пережитком.​​ 

В 1923 году квартиру перевели в жилой фонд.​​ В этом же году​​ Авдотья​​ Петровна​​ встретила студента​​ Колю​​ Сикорского и вышла​​ за него​​ замуж. Родилась Варя.​​ 

Сикорский в силу его пьянства не был членом компартии; так что​​ он, не будучи коммунистом, не мог​​ рассчитывать на расширение жилплощади. У Сикорских ​​ была маленькая, но отдельная квартира, что в эпоху коммуналок считалось огромным​​ преимуществом.​​ И что уж совсем невероятно, в их квартире был телефон!​​ Тут Сикорскому очень помог профсоюз Эрмитажа:​​ коллектив счёл, что​​ Николай Варфоломеевич нуждается в телефонном аппарате​​ – и это был подарок от коллектива. Коллеги понимали, что самому Сикорскому​​ личного телефона не добиться.​​ ​​ ​​ 

 

* * *

 

- Сережа, а ты не знаешь, откуда эти строчки?​​ – спросила​​ Надежда Николаевна.

 

О, нет! не расколдуешь сердца ты

Ни лестию, ни красотой, ни словом.​​ 

 

- Это Блок, -​​ ответил​​ Сергей Никифорович. –​​ Это про его душераздирающие отношения с Менделеевой.

-​​ ​​ Надо же! Дочь такого человека…

- Увы, тут не причем​​ периодический закон химических элементов, один из фундаментальных законов мироздания!!​​ В стихе есть чудесные строчки, их не забыть:

 

Ты проклянешь, в мученьях невозможных,

Всю жизнь за то, что некого любить!

Но есть ответ в моих стихах тревожных:

Их тайный жар тебе поможет жить.

 

- На самом деле чудесные, - согласилась​​ Надежда Николаевна.​​ – Почему ты их запомнил, Сережа?

- А вот почему ты их не знала?​​ – спросил​​ Сергей Никифорович. – Ты ведь тоже пережила увлечение его стихами. Нам было по двадцать одному году, когда он умер.

- Кстати, да! Серёжа, да: я им увлекалась.​​ Надо же! А я и забыла.​​ ​​ 

 

* * *

 

23 апреля - ЦК ВКП(б) принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», которым, в частности, предусматривался роспуск существовавших литературных и художественных групп и образование единых творческих союзов.

 

* * *

 

Варенцов и Сикорский любили встречаться с глазу на ​​​​ глаз, хоть это и нелегко было устроить: жены зорко следили за мужьями. Этот раз жена Сикорского с вечера ушла на дежурство (за ночные смены больше платили).

 

- Как идут твои голландцы?​​ – спросил Варенцов.

В Эрмитаже была большая коллекция голландской живописи​​ – и​​ Сикорский написал​​ с десяток статей об особенностях тех или иных картин.

- Идут, - равнодушно ответил Николай Варфоломеевич. – Куда они денутся?

И он свернул на закрытую и для него более интересную тему:

-​​ Я узнал,​​ за что посадили Лосева: за​​ «Диалектику мифа».

Ученый​​ Алексей Фёдорович Лосев​​ уже​​ с​​ десятых​​ годов был известен своими работами по античности.

- Так это и я знаю, - сказал Варенцов и с тревогой добавил:

-​​ Он послан​​ на​​ Беломор-канал: оттуда не возвращаются.​​ Они живут в таких плохих условиях, что он​​ непременно​​ умрет.​​ 

-​​ Да, будет обидно, - согласился​​ Сикорский. –​​ Сережа, его посадили​​ не только ​​​​ за статью: там еще какая-то​​ «христианская монархическая»​​ организация.​​ 

Всё это друзья знали в силу большого круга общения.​​ 

- Дурак он, что ли?​​ – сказал​​ Варенцов. -​​ Это же самоубийство.​​ 

-​​ Вот мы с тобой, Серега,​​ – уже организация: нас уже можно посадить. ​​ Уже!​​ 

- Ужас какой-то!​​ Что ты думаешь?​​ – вздохнул Варенцов. -​​ Я никому не рассказываю, что мы встречаемся.

- А Надька?

- Надька​​ боится. Меня –​​ пилит​​ за пьянство: ее не обманешь.​​ Ну, баба – она такая.​​ 

У мужчин была общая приверженность к водке, но Варенцов не придавал своей слабости значения, а в случае Сикорского эта слабость граничила с болезнью.​​ 

-​​ Ты заметил,​​ - шептал Варенцов, -​​ в Эрмитаже исчезло несколько человек.​​ Люди работали – и вдруг их нет. Неужели и мы с тобой вот так запросто исчезнем?

- Да кто знает?!​​ 

И Сикорский​​ развернул тему в черный юмор:

-​​ Представь,​​ ты исчезаешь, а потом я – и мы встречаемся в бараке на строительстве Беломор-канала!

Они смеялись как сумасшедшие.

- Ничего себе! Да, Колька? ​​ Фантазии работников Эрмитажа.​​ А на самом деле, с кем мы только не общаемся! Какой дурак настрочит донос – и что с нами будет!​​ 

- Лучше пойдем на балет: я достал билеты на​​ «Лебединое».

В Мариинке Уланова впервые танцевала в этом балете – и достать билет было подвигом.​​ 

- Колька! Как ты добыл билет?!​​ У тебя что, администратор знакомый?

Сикорский весело подмигнул:

- Так-то вот! Знай наших.

 

Он​​ прошептал:

- Серега!

- Что? – удивился Варенцов.

- У​​ тебя же есть знакомые в органах!​​ – Николай внимательно посмотрел на друга.​​ - Помоги Лосеву.

Всё, что относилось к НКВД, звали​​ «органы». То, что стояло за ними, терроризировало весь Советский Союз без исключения, но наши персонажи были фаталистами:​​ они жили, зная об​​ этом​​ зле,​​ -​​ но старались от этого зла не зависеть. Мои герои жили в​​ ужасе, который старались не замечать. ​​ За​​ ​​ десятилетие​​ они привыкли​​ к опасности.

- Дурак ты, Колька! Таких людей нельзя ни о чем просить.​​ 

- Это почему?​​ 

- Непонятно, как это отзовется. Их там тоже сажают. Это для меня посетители Эрмитажа, уж никак не больше. И пить, вот как с тобой, с ними я никогда не буду.​​ ​​ Маяковский с ними заигрывал – и что?​​ Никто не бросился его спасать. Запросто затравили.​​ 

 

* * *

 

10 мая - студенты Германии под руководством нацистов сожгли более 20 тысяч книг еврейских и социалистических авторов.

 

15 мая - в СССР вступил в строй Челябинский тракторный завод.

 

* * *

 

Через какое-то время​​ Варенцовы вернулись к разговору о Плутархе.

-​​ ​​ Помнишь, Надя, мы говорили​​ о понятии божества у Плутарха.​​ У​​ него более платонические боги…

- ​​ Как криво ты говоришь! Надо​​ «он -​​ более последовательный платоник», чем, к примеру,​​ ​​ Посидоний, - и душа для него только еще предполагает идею, но сама еще не является идеей.​​ 

Давай​​ завтракать.

- Давай. Вчера позавтракали плохо​​ – и пришлось забежать в университетскую столовку. ​​​​ 

Сергей Никифорович ​​ не обратил внимания на жалобу жены.

- Чтобы стать душой, - продолжал развивать свои идеи​​ Варенцов, -​​ идея, по Платону и Плутарху, должна перейти в некое становление и стать оформляющим и, в частности, движущим принципом этого становления.

- Кончай эту заумь! Ты что, так говоришь со студентами?!

 

-​​ А что тебе сказал Сикорский про Варю?​​ – Надежда неожиданно изменила тему.

Разговор приобретал​​ неприятный для​​ Варенцова​​ оборот – и он едва нашел, что’​​ ответить.

- Что скажет​​ Колька? Растет девочка.​​ 

- Сережа, он неправильно воспитывает девочку!​​ 

Но​​ Сергей Никифорович, боящийся бытовухи, ​​​​ продолжал:

-​​ При этом Плутарх, как и Посидоний, много пишет про общение низших сфер с божеством: эту бездну между божеством и физическим миром он заполняет разнообразными демонами. У него божество является​​ «внутренне»​​ в виде некоего умного света. ​​ 

 

Тут​​ Сергей ​​ Никифорович​​ улыбнулся:

- Это далекий намек на наше представление о божественном свете и благодати.

Супруги засмеялись.

- Да, чего только не приходило людям в голову! – согласилась Надежда.​​ –​​ Эта абстрактность уже​​ к началу нашей эры себя скомпрометировала!​​ Ученые пишут,​​ «рождается та форма античной философии, что умеет избегать абстрактных форм всеобщности и единичности; ​​ в ней всеобщее и единичное сливаются уже в единую нераздельную конкретно-мифологическую реальность». ​​​​ Узнаёшь?

-​​ Да, противно, - признался​​ Сергей Никифорович.​​ – Это из какой-то моей статьи. Деревянный язык.​​ Ты-то как это запомнила?

- Мне приходится иной раз говорить такое студентам.

 ​​​​ 

-​​ Согласись, - обратилась она к мужу, -​​ что об этом​​ ​​ может подумать​​ иной мой студент?​​ «Зачем эта строгость? ​​ Зачем это нагромождение умных слов?».​​ 

-​​ У тебя​​ еще​​ бывают такие сомнения?​​ Да это​​ наш​​ удел, Наденька: учить людей с нуля.​​ При этом и язык наш тарабарский, и сами мы плохи.​​ 

- Только и надежды, что​​ они приходят в университет с каким-то багажом, а не просто так.​​ ​​ Надо надеяться,​​ в их душах​​ от нас хоть​​ что-то остается.​​ Их ​​ двадцать человек – и с каждым надо как-то​​ общаться…

- Надя,​​ да ведь​​ ласковый понимающий взгляд – уже много. ​​ В​​ этом и проблема: понять, кто из них способен работать в этой области после университета.​​ 

 

* * *

 

8 июля - пущена первая мартеновская печь Магнитогорского металлургического комбината

 

* * *

 

- Что с тобой сегодня? – спросила​​ Авдотья Петровна.

Она привыкла к недомоганиям мужа и старалась быть с ним строгой: так она противостояла его приверженности к водке.​​ 

- Даже не знаю, Дунечка. Что-то мне плохо.​​ 

- У тебя лишний вес, а ты вчера опять напился. Коля, тебе нельзя пить ни столечки!​​ 

 

* * *

 

- Вот смотри, -​​ сказала Надежда Николаевна,​​ -​​ если идеалы классики поражают нас строгостью и серьезностью, то в эпоху эллинизма ​​ это уже личные идеалы: в них​​ появляется много человеческих​​ нюансов.​​ Плутарх остается платоником, но это уже надо доказывать.​​ ​​ Я​​ заостряю​​ внимание​​ на его​​ понимании​​ судьбы.

- Правильно, - согласился Варенцов.​​ -​​ Судьба ​​ в произведениях Плутарха ​​ противоречива:​​ то​​ она провидение,​​ то​​ вытекает из природы человека,​​ то предстает​​ необходимостью, то​​ простой случайностью событий.​​ 

- ​​ Да.​​ У​​ него​​ стоический дуализм логоса и судьбы, но​​ и желание​​ преодолеть этот дуализм…​​ ​​ Сережа, как​​ ты​​ умудряешься столько​​ цитат носить в голове!

- Но и ты цитируешь не меньше! Это наш​​ удел​​ профессионалов. Человеку со стороны наши речи показались бы абракадаброй... Цицерон, Сенека, Плутарх​​ строят свои концепции… Боже мой, завтра​​ опять​​ партийное собрание.

- Как-нибудь переживешь, -​​ успокаивал ее муж.

- Вот именно, что​​ «как-нибудь», - повторил он. -​​ ​​ Жаль времени.​​ Мои студенты​​ не жалуются на истмат (исторический материализм), но я чувствую, не всем это нравится.

Варенцов имел в виду студентов его семинара при​​ эрмитажном​​ отделе гемм.

- Да, такая наша общая​​ злая​​ участь​​ – все эти собрания, идеологические накачки, - подтвердил ​​ Сергей Никифорович,​​ - ​​ но куда ж деться от правил нашей жизни?​​ В Риме первого века были одни тягостные правила,​​ в​​ Ленинграде​​ тридцатых годов двадцатого века – другие.​​ 

Они помолчали.

 

- Сережка, признайся: ты опять напился у Сикорского!​​ – неожиданно огорошила жена.

- Надька, да ладно тебе!​​ Что ты нагоняешь строгости!

-​​ Я боюсь за тебя! Он везде говорит о политике. Это опасно!

- Не думаю, что везде, Надя!​​ Только со мной.​​ ​​ Потом, он не член партии.

В коммунистическую партию Советского Союза принимали не каждого. Членство обязывало, но и помогало карьере.​​ ​​ 

- Ну, хорошо! – смягчилась она.​​ – А что бы ты сказал про подражание у​​ Плутарха?​​ 

- Вообще не говори об этом! ​​ Он​​ придавал технике​​ письма​​ слишком​​ большое значение.

 

* * *

 

15 июля - «Пакт четырёх», международный договор о политическом сотрудничестве в Лиге Наций, подписанный представителями Италии, Великобритании, Германии и Франции в Риме. Впоследствии договор был ратифицирован только в Италии и не вступил в силу.

 

15 июля - в СССР вступил в строй завод Уральский завод тяжёлого машиностроения (Уралмаш).

 

* * *

 

2 августа - торжественно открыт Беломорканал.

На Сурамском перевале состоялась первая обкатка первого магистрального электровоза.

 

2 сентября - в Риме Бенито Муссолини и полпред СССР В. П. Потёмкин подписали Пакт о ненападении и нейтралитете между Италией и СССР.

 

16 ноября​​ -​​ США и СССР установили дипломатические отношения.

 

* * *

 

ГОД  ​​​​ 1934

 

* * *

 

В​​ феврале​​ стало известно о​​ гибели​​ парохода​​ «Челюскин».​​ В апреле завершилась операция​​ по спасению​​ челюскинцев.

 

* * *

 

- Варя, будь серьезной​​ девочкой! ​​ Сначала сделай домашнее задание, а потом иди гулять!

 

* * *

 

- Надя, опять​​ полдня ухнули на партсобрание!​​ Опять​​ мы болтали о руководящей роли компартии​​ и​​ сокращении​​ штатов управленческого аппарата! Сколько можно?!

-​​ ​​ И мы болтали.​​ Ты – в Эрмитаже, а я – в университете. Та же тема.

 

* * *

 

20 апреля​​ -​​ первые звания Героев Советского Союза были присвоены семи лётчикам, участвовавшим в эвакуации со льдов участников экспедиции на​​ «Челюскине»​​ -​​ С. А. Леваневскому, А. В. Ляпидевскому, В. С. Молокову, Н. П. Каманину, М. Т. Слепнёву, М. В. Водопьянову и И. В. Доронину.

 

* * *

 

24 апреля​​ -​​ в СССР издано Постановление ЦК ВКП(б)​​ «О нагрузке школьников и пионеров общественно-политическими заданиями».

 

* * *

 

18 мая​​ -​​ в СССР опубликованы постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о реформе средней школы. Вместо групп введены 10 классов (начальная школа​​ -​​ 1-4 классы, полная​​ -​​ 7 классов). Также введены единые учебники.

 

* * *

 

5 июня​​ -​​ в СССР опубликовано решение СНК СССР и ЦК ВКП(б), которое предусматривало за хулиганство на железных дорогах от 6 месяцев до 3 лет лагерей, за проезд без спецразрешения в товарных поездах​​ - 6 месяцев лагерей. Посторонние выселялись из полосы отчуждения железных дорог.

 

* * *

 

8 июня​​ -​​ в СССР издано Постановление ЦИК СССР​​ «О дополнении статей к Положению о преступлениях государственных (о контрреволюционных и особо для СССР опасных преступлениях против порядка управления)». Предусматривало расстрел или 10 лет с конфискацией имущества за шпионаж, выдачу военной тайны и бегство за границу. Члены семьи получали от 5 до 10 лет с конфискацией имущества, остальные родственники ссылались в Сибирь на 5 лет.

 

* * *

 

14 июня​​ -​​ СССР предложил всем заинтересованным странам стать участниками​​ антигерманского Восточного пакта, идея которого была выдвинута Луи Барту.

 

* * *

 

В СССР снижена оплата детских садов и квартплата для низкооплачиваемых категорий рабочих и служащих.

 

* * *

 

20 июня​​ -​​ Народный комиссариат по военным и морским делам СССР переименован в Народный комиссариат обороны СССР. Революционный военный совет СССР при наркомате ликвидирован.

 

* * *

 

24 июня​​ -​​ столица советской Украины переведена из Харькова в Киев.

 

* * *

 

30 июня​​ -​​ в ночь с 30 июня на 1 июля в Германии по приказу Гитлера отряды СС совершили внезапное нападение на руководство штурмовых отрядов (СА) (т. н. Ночь длинных ножей). Глава штурмовиков Эрнст Рем и десятки других руководителей СА были расстреляны без суда и следствия.

 

* * *

 

1 июля​​ -​​ Постановление ВЦИК и СНК РСФСР​​ «О дополнении УК РСФСР ст.192-а». За повторное нарушение правил прописки​​ -​​ 6 месяцев исправительно-трудовых работ. За проживание без паспорта и временного разрешения повторно​​ -​​ до 2 лет

 

* * *

 

10 июля​​ -​​ СНК СССР принял постановление​​ «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР»​​ (НКВД). Постановление предусматривало создание Особого совещания при НКВД СССР с правом внесудебного вынесения приговоров, вплоть до 5 лет лагерей.

 

* * *

 

11 июля​​ -​​ опубликовано распоряжение Прокурора СССР​​ «Повести жестокую борьбу с обмериванием и обвешиванием»

 

* * *

 

17 августа​​ -​​ 1 сентября​​ -​​ Первый съезд советских писателей в Москве.

 

* * *

 

15 сентября​​ -​​ страны-участники 15-й сессии Лиги Наций направили СССР телеграмму с предложением вступить в эту организацию. СССР дал согласие.

 

* * *

 

18 сентября​​ -​​ СССР вступил в Лигу Наций

 

* * *

 

- ​​ Сережа, помнишь, мы говорили о Плутархе?​​ Главным​​ для индивида​​ он считает​​ стремление к благу.

- Надя, понятие блага лучше не трогать.​​ 

 

* * *

 

15 октября​​ -​​ в Москве проведён первый пробный рейс поезда метро (Сокольники​​ -​​ Комсомольская площадь).

 

* * *

 

1 декабря​​ -​​ в здании Ленинградского обкома ВКП(б) Леонидом Николаевым был застрелен первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б) С. М. Киров. В тот же день Президиум ЦИК СССР принял постановление​​ «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»:​​ «Следственным властям​​ -​​ вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. Судебным органам​​ -​​ не задерживать исполнение приговоров…». Эти события положили начало массовым репрессиям в СССР, явившихся выражением борьбы за власть в партийной верхушке. Этот период в истории СССР​​ известен в мировой историографии как​​ «Большой террор».

 

* * *

 

- Посиди со мной, папа, посиди.

- Варенька, всё хорошо.

- Ты опять пьяный!

- Да, доченька.

 

* * *

 

ГОД  ​​​​ 1935

 

* * *

 

7 января​​ -​​ в Риме Бенито Муссолини и премьер-министр Франции Пьер Лаваль подписали серию договоров, получившую название Римский пакт.

 

* * *

 

- Давай, Лёнечка, поешь еще кашки, - уговаривала нянечка.

-​​ Марфа Васильевна, нас кормят в школе.​​ Мне уже двенадцать лет.

- Я знаю, как вас там кормят! Давай еще, - и она терпеливо совала ему ложку в рот.

Тут уж ребенку ничего не оставалось, как проглотить манную кашу.

- Зачем так рано вставать? Я бы мог поспать еще десять минут.

- Нет, Лёнечка!​​ Тебе надо собраться в школу.​​ Давай, деточка, еще ложечку!​​ ​​ Смотри, уже и солнышко встало.

- Нянечка, ты проводишь меня в школу?

- Конечно, Лёнечка. ​​​​ Придешь из школы – натощак ложечку рыбьего жира. Хорошо?​​ 

- Ничего хорошего.

- Надо, Лёнечка, надо.

 

* * *

 

27 января​​ -​​ Средневолжский край переименован в Куйбышевский край

 

* * *

 

- Как мы переживем всё это, я себе не представляю! ​​​​ Но​​ всё распродать, всё!​​ 

Супруги​​ Варенцовы​​ шептались на кухне.​​ Им, так тесно связанным с культурой России, с Эрмитажем, было трудно​​ примириться с распродажами 1929-1934 годов, когда​​ полсотни​​ шедевров навсегда покинули Россию.​​ ​​ 

-​​ Куда мы попали?​​ – злился Варенцов. -​​ Что происходит с миром, с нами?!​​ Я мечтал о путешествиях, о нормальной жизни, - а тут революция... За эти семнадцать лет было столько изменений, что у нас ничего и не осталось, кроме нашей античности. Мы не можем переварить так много!​​ 

Оба горестно молчали​​ – и Сергей Никифорович продолжил:

-​​ Ван Эйк, Рафаэль, Боттичелли, Хальс​​ – отдать такие шедевры!​​ 

-​​ Как мы переживем всё это?​​ – повторил он. -​​ Какое счастье, что я тебя встретил, что смею тебе говорить об этом.

 

В стране царил такой страх, что откровенничать он мог только с женой, да с другом Сикорским.​​ Не только​​ Варенцовых​​ поражал этот контраст: люди исчезали, - но при этом в жизни было столько красивого, столько нового!​​ Исчезновение людей​​ ​​ стало нормой, но нормой стало и как бы не замечать этого.

- ​​​​ Сережа, мне тоже часто кажется, что спасенья нет, - ответила​​ Надежда Николаевна.​​ -​​ Если оно и есть, то только в нас самих. Ты помнишь, как мы встретились​​ на лекции в Эрмитаже?​​ Как мы могли не заметить друг друга, если​​ у нас так много общего? ​​ Мы с тобой еще​​ учились в нормальной школе, когда идеологических требований не было и в помине!​​ 

- Надя, ты идеализируешь! У нас было тяжелое детство. Ты родилась в крестьянской семье. Я​​ из семьи купца, сумевшего поладить с новой властью, - но там наши маленькие судьбы на фоне первой мировой войны,​​ революции… и мир уже катится​​ к​​ новой​​ ​​ войне!

 

Они и на самом деле сидели рядом на лекции в Эрмитаже!​​ Что же произошло, если после лекции они часа три вместе бродили по музею?!​​ Это был 1920-ый страшный, полный лишений год,​​ но они часто встречались, потом женились, потом родился Леонидик.

-​​ Ты, Надька,​​ ​​ - из семьи​​ с малым достатком​​ – и​​ как тебя из твоей деревни понесло в университет, как ты сдала экзамены, как ты кончила его с красным дипломом…​​ нашим родителям стоило больших усилий нас выучить.​​ Только подумай, как много произошло за последние двадцать лет! ​​ Мы с тобой оказались в другом мире, в другой эпохе.​​ Наших родителей даже не представить в нашем времени! ​​ Твоему отцу было бы восемьдесят пять, а моему - девяносто пять! Разве они могли выжить в такие трудные годы?​​ 

-​​ Я тебе говорил, -​​ продолжал​​ Варенцов, - мой отец учился в гимназии Майя, ​​ - а там учились Бенуа, Сомов, Дягилев. ​​ Это здание на десятой линии Васильевского - как магнит: я люблю проходить мимо него.​​ Мысленно и сейчас​​ я иду с​​ моей​​ Морской через мост лейтенанта Шмидта, потом через десятую линию до Смоленского кладбища - и там сижу у могилы отца.​​ 

- ​​ Бенуа, вроде, чем-то​​ заведовал​​ в​​ Эрмитаже?

- Да, пару лет -​​ картинной галереей: в 23 и 24 годах.​​ Я уже работал в Эрмитаже, часто его встречал. ​​​​ 

 

-​​ ​​ А ты заметила: слоник Лёне не нравится!

Сергей Никифорович улыбнулся жене, чтоб изменить тему.​​  ​​​​ 

Их сыну исполнилось двенадцать​​ лет​​ – и мальчик вносил​​ необычайное оживление в мертвечину общественной жизни.​​ ​​ Он хорошо учился, любил бывать в Эрмитаже​​ – и это радовало родителей.

- Сережа, он вырос из этаких подарков! Зачем ты вообще его принес?

- Я тебе говорил: это мне передал​​ Колька​​ Сикорский, потому что от него отказалась его дочь Варя.​​ А Коле​​ подарок пришел от сына дипломата, которому уже двадцать лет. Слоник куплен в Париже​​ в начале двадцатых. По-моему, очень красивый. Как он мог не понравиться нашим детям? Не понимаю…

- Ты заметила,​​ ​​ -​​ Варенцов постарался​​ избежать спора с женой, - как Лёник​​ любит​​ засиживаться в​​ моем​​ рабочем кабинете?​​ 

- А что случилось последний раз? Почему он сразу​​ побежал домой?

Их ​​ сыну Леониду было уже​​ двенадцать лет, но все же​​ они боялись отпускать его одного.​​ 

-​​ Пришел Колька и стал​​ жаловаться на маленькую​​ зарплату.​​ 

Он посмотрел на жену.

-​​ Но я же не бухгалтерия! Пришлось аккуратно его выставить.​​ Мы – друзья, - но иногда просто приходится выставлять его за дверь.​​ Я готовлю отчет, мне звонят, - а он тут как тут пришел поболтать.​​ 

- Он даже со мной стал критиковать власть!​​ – подхватила​​ Надежда Николаевна. -​​ Я уж его​​ какой раз​​ попросила:​​ «Коленька! Не надо таких разговоров. Никогда».

-​​ Хорошо, я ему еще раз скажу.​​ С​​ ​​ деньгами у них​​ плохо.​​ 

-​​ Пьяница, так и плохо.​​ Как его дочь Варя?​​ – спросила Надежда. -​​ Ты хоть догадался​​ о ней​​ спросить?

- Да, говорили о детях, - подтвердил Варенцов.​​ – Варя редко бывает в Эрмитаже​​ в отличие от нашего Лёньки.​​ ​​ Она ходит на работу к маме: в больницу.

-​​ Вот видишь!​​ Твоему Коле якобы​​ просто хочется с тобой поговорить – вот и всё.​​ 

Этот мирный разговор заканчивался,​​ как​​ Надежда Николаевна, словно спохватившись,​​ строго​​ спросила:

-​​ Так​​ зачем он приходил?​​ 

- Просто поговорить.​​ 

- Нет, Сережа! Он принес шкалик коньячка – и вы немножко кирнули. Как всегда.​​ Ты​​ ​​ же знаешь, что на работе этого нельзя делать!

- Надя! – печально вздохнул Варенцов. – Какая же ты​​ проницательная!​​ В эпоху грандиозных свершений нельзя без слабостей.​​ У тебя вот нет слабостей – и это твой главный недостаток.

 

И он постарался изменить тему:

-​​ Я​​ вчера говорил с​​ Марфой Васильевной.​​ Ты помнишь, что она – из-под Вязьмы?

Они любили говорить о няне Леонида.

- Помню, - сказала она. -​​ Я это​​ хорошо помню. Мы из одной деревни.

И Надежда улыбнулась:

- Ты почему-то любишь это ​​ вспоминать. ​​​​ Так тебе дорого мое деревенское детство.

- Да, люблю, - признался Варенцов. – С​​ Марфой​​ повезло и нам, и нашему Леонидику.

- Да, повезло, - согласилась Надежда.​​ – Так что ты хотел сказать?​​ 

- А ты заметила, что она слабеет?

- Да ты что! – жена со страхом посмотрела на мужа.

- Я тебе говорю!

 

Марфа Васильевна​​ Переверзева​​ появилась в семье Варенцовых в двадцать первом году, через год после их свадьбы.​​ Ее муж​​ и сын​​ погибли​​ в Гражданскую войну, в сорок лет она осталась совсем одна​​ – и молодые Варенцовы приняли​​ родственницу в свою​​ семью. Еще в начале века Переверзевы жили под Вязьмой в соседних домах​​ – и оттуда юная​​ Надя​​ поехала​​ учиться в​​ Императорский Петроградский университет. Когда​​ она​​ был на третьем курсе в​​ 1917​​ году,​​ учебное заведение​​ переименовали​​ в​​ Петроградский университет, еще через год – в​​ Первый Петроградский университет, потом​​ в​​ Петроградский университет,​​ -​​ а закончила​​ Надя​​ уже​​ Петроградский государственный университет,​​ что через год в​​ 1924-ом, стал​​ Ленинградским​​ государственным​​ университетом (ЛГУ).​​ 

 

А путь ее мужа?​​ После учебы​​ Сергей Никифорович ​​ стал младшим научным сотрудником Эрмитажа​​ и в ходе работы быстро обзавелся научными статьями о геммах, а затем и стал их хранителем.​​ Надя​​ осталась в аспирантуре ЛГУ, но часто бывала в Эрмитаже, так что ее встреча с Варенцовым не была случайной.​​ 

 

-​​ Как твой спецкурс в​​ Эрмитаже?

- Ничего, -​​ ответил Варенцов.​​ 

Эрмитаж милостиво позволял​​ своим хранителям​​ вести​​ спецкурсы​​ со студентами из​​ ЛГУ.

-​​ Вчера привёл студентам любимую цитату из​​ Аристотеля​​ – и смотрел, как они реагируют. Ты помнишь ее?​​ «Душа некоторым образом обнимает все существующее. В самом деле: все существующее представляет собою либо предметы чувственно постигаемые, либо умопостигаемые. Ведь в известном смысле знание тождественно познаваемому, а ощущение - чувственно воспринимаемым качествам».

-​​ Действительно, важная цитата!​​ Прямо-таки Маркс античности:​​ «материя, данная нам в ощущениях».​​ А​​ бывшим​​ школьникам она не показалась​​ абракадаброй? Как​​ они?

- Ничего ребята: понравились.​​ Их​​ ничем​​ не напугаешь.​​ Знаешь, как​​ приятно​​ говорить и думать о таком,​​ читать такое! О чем думал этот человек, этот загадочный Аристотель? Говорят, в конце жизни он был сослан на Родос… ​​ 

-​​ ​​ А мне он не нравится!​​ ​​ Он –​​ такой​​ равнодушный человек! Почитай его​​ «Этику»!​​ 

- Надя, это же четвертый век до нашей эры!

Подумав, Варенцов согласился:​​ 

- Да, он не был христианином.​​ ​​ Что верно, то верно: мы пересекаемся с ним только умственно, но не эмоционально.​​ ​​ Простим ученому; что еще остаётся.​​ 

 

- Мы думаем спать или нет? Сережа, уже полночь!

- Да, Надя, пошли. Все же​​ есть что-то такое утешительное в античности. ​​ 

- Да, это еще одна наша родина, Сережа, - и она нас спасает, когда в другой родине, Советском Союзе, так трудно. Моя любимая цитата – из ​​ Платона:​​ «Каждый из нас не сам собою возник, но некая часть нашего рождения принадлежит отечеству». ​​ Что сказать? Нам повезло.

-​​ Надя, а​​ какая идея Платона тебе особенно близка?​​ 

- Эта.​​ 

- А мне, что мир - животное.​​ 

-​​ Сережа, у​​ тебя плохое настроение!

- Может быть, Наденька. Может быть.​​ ​​ ​​ 

- Все же какая-то экзотичная идея!

- Как раз нет, Наденька, как раз нет!​​ Ты так и не почитала​​ «Улисса»?​​ Там эта идея сквозит.​​ А​​ ведь я тебя просил.

- Как ты можешь читать такую заумь?!​​ 

- Кое-кто считает, что это роман века.​​ 

- Какого века?​​ Двадцатого прошла только треть, - возразила жена.​​ 

-​​ Да, тебе не вынести этот английский язык, - так прочти переведенные эпизоды на русском!

- Сережа, я тебя не понимаю.​​ Хэмингуэй – это я еще могу понять,​​ но уж не Фолкнер, не Джойс. ​​ Помнишь, ты водил меня на закрытый просмотр​​ «Андалузского пса»?

- Как же! Бунюэль.​​ 

-​​ Это, по-твоему,​​ «передовое кино», - а там бритвой разрезают глаз! Я до сих пор не могу опомниться от ужаса. Ничего себе​​ «искусство»!

- Надя, это современное искусство.​​ 

​​ 

* * *

 

1 апреля​​ -​​ ученый-физик Сергей Вернов впервые использовал радиозонды для измерения показания космических лучей на большой высоте до 13,6 км (8,5 мили) с помощью пары счётчиков Гейгера.

 

* * *

 

- Зря ты взялся за эту работу о цезаризме! -​​ Надежда Николаевна отчитала мужа. – Нашёл время! Лучше не соваться во все это.

- Давай я тебе почитаю отрывки! Может, всё не так страшно!

Кроме спецкурса в Эрмитаже,​​ Сергей Никифорович​​ писал книгу по античности.​​ Он стал читать отрывок из​​ нее:

-​​ «Цезаризм ​​ многоаспектен. ​​ Он -​​ и реальный переход личности цезаря в государство, общество и историю, ибо он и управляет всем этим, и как бы​​ присутствует в каждом его отдельном мельчайшем моменте».​​ 

- Сережа, не надо! Не ищи приключений.​​ Что там придет в голову​​ товарищу Сталину!​​ Что там у тебя дальше?

-​​ «Цезаризм есть военно-юридическое и государственное объединение земли и капитала как основных факторов всей экономической жизни.​​ Цезарь закрепляет весь социально-политический аппарат при помощи войска, он​​ осуществляет свою власть при помощи бюрократического чиновничества».​​ 

- Всё! – решительно прервала жена.​​ – Точно схлопочешь​​ «десятку»!

«Десяткой»​​ звали осуждение на десять лет лагерей. Это был самый распространенный приговор.​​ 

 

* * *

 

31 августа​​ -​​ Алексей Стаханов установил рекорд, добыв за смену 104 тонны угля

 

* * *

 

Из кандидатской ​​ диссертации Варенцовой ​​ Надежды Николаевны:

-​​ Античность верила, что всеобщее единство вещей не только музыкально, не только красочно или зрительно, не только вещественно или психично, но оно вообще выше всех этих отдельных начал.​​ 

Итак, мир музыкален,​​ а гармония и мелодия залегают очень глубоко в недрах бытия.

Аристотель​​ называет мир​​ «единством​​ ​​ вещей»​​ - и это единство -​​ музыкально!​​ 

Аристотель​​ превозносит музыку. ​​ При этом он​​ ​​ существенно сближает музыку с математикой:​​ ​​ настолько, что​​ даже​​ находит возможным трактовать музыку как часть арифметики.

 

* * *

 

14 ноября​​ -​​ в Кремле (Москва) открылось Первое Всесоюзное совещание стахановцев.

 

* * *

 

- Тебе уже​​ двенадцать, Варенька!​​ Почему ты не сделала домашнее задание?

- Папа, я читаю​​ «Евгения Онегина»!

- Оправдание более чем достойное!​​ –​​ улыбнулся Сикорский.

​​ 

* * *

 

ГОД ​​ 1936

 

* * *

 

12 января​​ -​​ создано спортивное общество​​ «Локомотив».

 

* * *

 

-​​ Знаешь, вчера стала объяснять студентам, что такое космический Ум​​ – и чуть сама не запуталась, - призналась​​ Надежда Николаевна. – Все же это​​ такая заумь.​​ Но,​​ если речь об​​ Платоне, это сказать надо.​​ 

- ​​ Не​​ так, Надя!​​ Об Уме будешь говорить, когда​​ дойдешь до последнего философа античности: Плоти’на. Да и его​​ «нус»​​ лучше назвать​​ «духом».

-​​ «Духом»​​ или​​ «душой»?

- Не ожидал от тебя такого ляпа!​​ Душа куда ниже духа в иерархии.​​ ​​ Это всё Плоти’н.​​  ​​​​ Кажется, так:​​ «Космический Ум есть нераздельное единство, превышающее всякую множественность и в этом смысле абсолютно превосходящее всякую раздельность».​​ 

- Никто не поймет, Сережа.​​ 

-​​ Вот именно!​​ В этом​​ Уме –​​ особенная​​ умопостигаемая материя.​​ Этот же Ум представляет​​ в виде одной и нераздельной точки.​​ Я как раз пишу статью​​ «Понятие​​ «точки»​​ в поздней античности». Не знаю, хватит ли сил довести ее до ума: так сложно.​​ Ты говоришь студентам о Прокле?​​ 

- Прокл Диа́дох, жил в пятом веке,​​ античный философ-неоплатоник.

- Да, так. ​​ При​​ ​​ нём​​ неоплатонизм достиг своего последнего расцвета. ​​​​ Так вот,​​ Прокл…

- Да ну его, Сережа! Надоели эти тары-растобары.​​ 

- Тоже верно! ​​ Давай отвлечемся. Что ты сейчас читаешь?

-​​ Хэмингуэй,​​ «Кошка под дождем».​​ 

- Здорово. А я Бирса:​​ «Случай на мосту через Совиный ручей».​​ 

Варенцовы читали первоклассную западную литературу.​​ 

 

* * *

 

4 марта​​ -​​ свой первый полёт совершил дирижабль​​ «Гинденбург».

 

* * *

 

- ГАТОБ!​​ 

- Серега, ты чего? Уже где-то нализался.

Между друзьями был принят такой нарочито веселый тон.​​ Это был их способ тому неприятному, что творилось вокруг.

-​​ Да нет! Совсем нет! ​​ Это​​ Государственный академический театр оперы и балета​​ – и я тебя приглашаю на​​ «Лебединое». ​​​​ Танцует Уланова.​​ 

- Конечно, пойду. Мариинка теперь еще и имени Кирова.​​ 

- Да знаю я, - ответил Варенцов.

В 1935 году, вскоре после убийства первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Кирова, театру, как и многим другим организациям, предприятиям, населённым пунктам и другим объектам СССР, было присвоено имя этого революционера.

- Ты сказал ГАТОБ – и я вспомнил​​ АХРР. Помнишь?

- Как же!​​ Ассоциация художников революционной России. Как у Маяковского?

 

Большущее имя взяли АХРР,​​ 

а чешут ответственным пятки…

 

- Вот он и погорел на этих самых​​ «пятках». Сожрала номенклатура.​​ Колька, хорошо, что мы – такие маленькие и неизвестные: нас не заставят покончить самоубийством.​​ 

 

* * *

 

27 мая​​ -​​ вышло Постановление Президиума ЦИК СССР​​ «О прекращении переименований городов, районных центров и местечек,​​ и железнодорожных станций»

 

* * *

 

1 июня​​ -​​ итальянское правительство Бенито Муссолини объединило Эфиопию, Эритрею и Итальянское Сомали в колонию Итальянская Восточная Африка

 

* * *

 

- Время у Аристотеля может протекать лишь там,​​ - объясняла студентам​​ Надежда Николаевна, -​​ где существует душа. Любое​​ движение также имеет свой предел и свою цель в душе. ​​ Высшее​​ же​​ пространственное движение космоса имеет своей исходной точкой мировую душу.​​ ​​ 

- Значит, космос и душа близки!​​ ​​ - сказал​​ кто-то с места.

- Да.​​ Но у Аристотеля еще и небо,​​ ​​ и наиболее божественные из видимых существ возникают сами собой! ​​ А вот животные​​ и растения – не сами собой: они возникают иначе.

 

-​​ Надежда Николаевна! А какой смысл так подробно изучать Аристотеля?​​ – спросил студент.

- Вы – на историческом факультете, и для вас Аристотель факультативен. Другое дело – философский факультет! Там серьезный экзамен​​ по этому ученому. ​​​​ Думаю, вам тоже должна быть интересна история человеческой мысли.

 

-​​ Время​​ у Аристотеля​​ одновременно и продукт сознания, и свойство движения, существующее независимо от сознания. ​​ Время есть число движения и мера движения. ​​ 

- Число?!

- Да. В античности число – важная философская категория.​​ Число и круг.​​ Вечность​​ –​​ это​​ вращение в бесконечном круге.​​ 

- Не из-за​​ этих​​ идей​​ в конце жизни Аристотелю приходилось прятаться на острове Эвбее?​​ 

- ​​ А ​​ кое-кто говорит, что на Родосе.

- ​​ Нет! На Родосе ему дали гражданство.​​ 

 

* * *

 

17 июля​​ -​​ Гражданская война в Испании

 

18 ноября​​ -​​ Германия и Италия заявили о признании правительства Франко в Испании

 

5 декабря​​ -​​ Принята сталинская Конституция СССР.

 

* * *

 

ГОД ​​ 1937

 

* * *

 

Олег​​ Коваленко, одноклассник Вари Сикорской,​​ в шахматы​​ научился ​​ играть от других.​​ Сначала, лет с семи, он просто​​ «переставлял фигуры»​​ со своими​​ ровесниками, но потом и​​ взрослые, что​​ в их дворе играли в шахматы,​​ впустили​​ Олега в их компанию, потому что своих ровесников он​​ неожиданно для себя​​ стал обыгрывать слишком легко. Так что к седьмому классу он играл где-то на второй разряд. ​​ Первый же турнир это подтвердил.​​ 

 

А турнир этот состоялся в​​ только что открывшемся Дворце​​ пионеров, что у Ани’чкова моста.​​ ​​ Олегу было уже четырнадцать лет, когда отец отвёл​​ его туда.​​ 

Когда подошли к величественному зданию, отец прочел вывеску:

-​​ «Ленинградский Дворец пионеров имени А. А. Жданова».​​ Видишь, Олежек, куда я тебя привел: в царские покои! Везёт тебе.

Олег знал, когда мама с папой​​ говорили о властях, то папа непременно добавлял​​ «гад»:​​ «Сталин-гад»,​​ «Жданов-гад»,​​ -​​ но при ребёнке он этого не делал.​​ Их семья из трех человек жила в тринадцатиметровой комнате, так что Олег слышал все разговоры родителей, но никогда их не пересказывал, да и не думал о них: такой​​ скучной ему казалась эта болтовня​​ о вечной нехватке денег и прочем.

Отец​​ не удержался и высказал свою мечту:

- Учись! Станешь чемпионом - разбогатеешь.​​ 

- Еще и мне дашь денег, - посмеялся он.

- Пока, - сказал он на прощание. – Завидую тебе.

 

12 февраля Дворец открыли, а уже​​ в​​ марте Олег посещал шахматный кружок. Занятия вел сам Михаил Моисеевич Ботвинник, два года назад ставший гроссмейстером​​ Советского​​ Союза!​​ А что за здание: после коммуналки просто прийти​​ сюда​​ уже было праздником! ​​ ​​​​ Аничков дворец и Императорский кабинет! ​​ 

Здесь Олег встретил своего одноклассника Игоря​​ Дмитриева, который пошел в технический кружок.

 

Этот​​ Дворец пионеров стал питомником для многих будущих знаменитостей, но сейчас его история только начиналась.

​​ 

* * *

 

7 апреля​​ -​​ впервые в истории воздухоплавания дирижаблем управляет женский экипаж. Полёт проходил на дирижабле СССР В-1. Командир экипажа​​ -​​ В. Ф. Дёмина.

 

* * *

 

- Да я бы бесплатно перевел​​ «Закат Европы»​​ Шпенглера! Ты читал?​​ – спросил Сикорский друга.

- На английском, - ответил Варенцов. -​​ Все же эта его​​ «магическая вера»,​​ «фаустовский человек»,​​ «фаустовская эпоха»​​ - выдумка, - но как интересно читать: не оторваться.​​ Кажется,​​ мне просто некогда читать такие книги, - а вот! ​​ ​​​​ Это он​​ сказал, что война будет?

- Не так прямо. Мол, вырастет поколение​​ восемнадцатого года, которое не знало войны, - и оно опять начнет войну. ​​ Вся политика Гитлера, его гитлерюгенд – это же прямая подготовка к войне.​​ 

 

* * *

 

Сикорские после рабочего дня собирались за столом и​​ пили чай. Варя делала уроки в​​ комнате.

- Знаешь, Дуня,​​ - сказал Николай Варфоломеевич, -​​ у меня такие состояния, будто я вот-вот умру.

- Я тебе говорю всё время: ты – нездоровый человек и ведешь нездоровый образ жизни. ​​​​ Возьмись за себя! И из нищеты тогда выползем.

Авдотья Петровна имела в виду его пьянство.

Этот обычный​​ пилёж, как обычно,​​ ​​ не произвёл на Сикорского никакого впечатления: он только вздохнул.

- А ты не ругался с дочкой?​​ – прямо спросила жена.

- С какой стати?

- Зачем ты ей стал рассказывать про кал?​​ Зачем такое знать ребенку?

- Нет, Дуня! Это я учил ее античности.​​ Там есть такое важное слово:​​ «калокага́тия».​​ Это​​ означает​​ «добрый и прекрасный сразу».​​ 

 

* * *

- Как тебе?​​ 

Месяц назад​​ Сергей Никифорович дал сыну прочесть​​ «Аргонавтов» ​​​​ Аполлония Родосского - и ему было очень интересно, что же скажет мальчик. - Чувствуется, как они боялись природы!​​ – ответил Лёня.

- Но тебе интересно было читать?

- Конечно!​​ А тебе, папа?

- Я это читал, как про мою вторую античную жизнь. ​​​​ И мне почудилось, все эти люди поклоняются природным божествам!​​ ​​ С этой книги началось мое увлечение античностью.​​ 

- А если​​ б не эта книга? - спросил Лёня.​​ 

- Не знаю, куда бы меня унесла революция. Я все учился, как будто вокруг меня не было грозных событий. Папа мой, твой дедушка, занимался торговлей.​​ 

 

* * *

 

21 апреля​​ -​​ премьера​​ «Анны Карениной»​​ во МХАТе отмечается специальным сообщением ТАСС, как событие государственной важности.

 

* * *

 

- Столько людей исчезает! Ну, и времечко же наше, Наденька!

- Да, происходит что-то непотребное, - грустно усмехнулась​​ Варенцова.

- Ты помнишь цитату:​​ Аристотель:​​ «Бог есть живое существо, вечное, наилучшее, так что жизнь и существование непрерывное и вечное есть достояние его».

- Конечно.

 

* * *

 

6 мая​​ -​​ в Лейкхорсте под Нью-Йорком потерпел катастрофу германский дирижабль​​ «Гинденбург».

 

* * *

 

Уже в седьмом классе Лёни дети начали интересно проявлять себя - и старший Варенцов с ​​ интересом расспрашивал сына об его одноклассниках.​​ 

- Я первый тебя прошу быть внимательным с одноклассниками! Ты еще ребенок, но вот​​ представь: ни одного моего одноклассника в живых не осталось. ​​ 

-​​ Хорошо, папа! ​​ Мне​​ уже​​ четырнадцать лет!​​ Объясни мне хоть одно понятие Аристотеля, хоть одно!

- Хорошо, - согласился старший Варенцов.​​ -​​ Например, прозрачность. Прозрачная среда – это то, ​​ что видимо, но видимо не само по себе в абсолютном смысле слова, но посредством другого цвета.​​ Понятно?

- Да.​​ Одного цвета не бывает: только смесь.

-​​ Таковы воздух, вода и многие твердые тела. Ведь вода и воздух прозрачны не как вода и воздух, но поскольку в них обоих налицо та самая природа понятия прозрачности.​​ 

- Но почему понятие главнее реальности?!

- Вот такой он, Лёник, этот философ.​​ Сначала – идея цвета, а потом уже сам цвет.​​ Цвет​​ -​​ граница прозрачности.​​ В каждом теле - свой предел ​​ прозрачности! ​​ И​​ этот предел​​ -​​ цвет. Прозрачность в​​ конечной степени - цвет.​​ ​​ Прозрачность в​​ бесконечной степени​​ –​​ свет. Сияющий​​ ​​ цвет​​ -​​ непрерывность света и его сгущенность. ​​ Свет, прорывающийся сквозь синее или черное, создает впечатление провалов, промежутков, обладающих глубиной. Из них в большом количестве исходят пучки света, которые соединяются в одно и делают провалы, промежутки как бы сходящимися. Черное в белом дает множество оттенков, подобно пламени в дыме; днем заметить это мешает солнце, ночью же все другие цвета, кроме красного, по причине их сходства неразличимы.

Сергей Никифорович не заметил, как увлёкся.

- ​​ Но даже мне, школьнику, видно, насколько​​ искусственны все эти построения!​​ – возразил сын.

Леонид где-то однажды слышал эту фразу и сейчас ее вспомнил.

- Молодец!​​ –​​ Варенцов похвалил сына.

 

* * *

 

11 июня​​ -​​ завершился процесс по т. н.​​ «делу Тухачевского». Обвиняемые: Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский, командарм 1-го ранга, И. Э. Якир, командарм 1-го ранга И. П. Уборевич, Р. П. Эйдеман, А. И. Корк, Б. П. Фельдман, В. М. Примаков и комкор В. К. Путна были приговорены к смертной казни и в ночь на 12 июня расстреляны. Процесс положил начало широкомасштабным репрессиям командного состава РККА.

 

* * *

 

- Папа, а кто такой​​ Дионисий? Учительница назвала его, но о нем не рассказала.

-​​ Дионисиев много.​​ Тут важно, какой век.​​ 

- Она не сказала.

- Думаю, это​​ Дионисий Галикарнасский, - ответил старший Варенцов.​​ 

- Видишь Большую Советскую энциклопедию? ​​ Бери ее. Так. Открывай на букву​​ «д». Читай.​​ 

Мальчик прочел:

-​​ «Древнегреческий историк первого века до нашей эры, ритор и критик. Его главный труд -​​ «Римские древности»​​ в 20 книгах, где рассказана история Рима с древнейших времён до Первой Пунической войны».

- Молодец!

 

* * *

 

ГОД ​​ 1938

 

* * *

 

Марфа Васильевна, несмотря на свои​​ шестьдесят три года,​​ хорошо справлялась с обязанностями прислуги: ходила в магазин, встречала ребенка​​ на выходе из школы.​​ ​​ Она​​ была​​ больше, чем нянечкой: членом​​ семьи.​​ 

 

- Что, Лёнечка, как ​​ ты?​​ 

- Ничего,​​ Марфа Васильевна, ничего, - серьезно ответил​​ мальчик. - У меня всё хорошо.​​ 

Ему очень нравилось играть во взрослого. Ей 63, а ему 15. ​​ Он понимал, что с ней надо быть именно таким.​​ 

 

* * *

 

Сергей Никифорович ​​ решил пригласить детей к себе в Эрмитаж.​​ Конечно, Варя​​ и Лёня,​​ как близкие, бывали уже в его отделе гемм,​​ но​​ им​​ было сказано, что​​ «можно и еще парочку человек».​​ 

Варенцов старался пропагандировать геммы, но это было очень​​ трудно из-за сложности материала.

Выбирала​​ приглашаемых, конечно, Варя.

- А ты знаешь​​ Олега Коваленко?​​ – спросила Варя.

- Кудрявый​​ такой?​​ –​​ спросил Леонид. –​​ Мой одноклассник.​​ Ну, и что?​​ 

- Я с ним поговорила.

- Зачем?​​ 

- Я хочу, чтобы он пошел с нами в Эрмитаж к твоему отцу.

- Ты уверена, что папа будет доволен?

- Да, я уверена.​​ Олег​​ –​​ необыкновенный!​​ Я увидела его на доске объявлений: там вывешивают победителей олимпиад.​​ Он лучший в районе по математике.​​ ​​ И по шахматам он – лучший.

-​​ И поэтому​​ ​​ ты​​ решила​​ вести его в Эрмитаж?

- Да, Лёнечка.​​ 

- Так это ты, Варька,​​ - необыкновенный человек, а не он!​​ ​​ Пусть идет. Мне-то​​ что?​​ 

-​​ А еще,​​ – сказала​​ Варя, -​​ в Эрмитаж пойдет​​ Сережа Дмитриев.

- А этот почему? – удивился Леонид. – За ним никаких талантов не числится.​​ 

- Сережа – друг Олега.​​ Если пригласить Олега без Сережи, Олег не пойдёт, - а я хочу, чтобы он пошел.

Леню поразило, что такие важные решения,​​ кого именно к его отцу вести в Эрмитаж, принимаются помимо его воли, но он доверял и отцу, и Варе.​​ 

 

* * *

 

Владик​​ (ему уже восемнадцать)​​ еще в школе отличался тем, что вслед за его ​​ мамой оценил издательство Academia, чьи книги ​​ резко выделялись качеством среди прочей книгопечатной продукции. Издавались они​​ 

Петербургским​​ философским​​ обществом​​ при университете.

И Владик, и его мама – оба книголюбы - заметили,​​ что издательство,​​ ​​ работавшее​​ с​​ 1921​​ года, больше не​​ существует​​ - и старались побольше книг этого издательства собрать у себя дома. Это еще сыграет свою роль в их судьбе, о чем речь впереди.

 

И сегодня​​ юноша​​ взял​​ наугад тоненькую, маленькую книжечку с серьезной твердой​​ обложкой и прочел: «Памятники литературного быта. Письма. Переписка Ф. М. Достоевского и И.​​  ​​​​ ​​ С. Тургенева. ACADEMIA. Ленинград. 1928».​​ Открыл​​ наугад страницу: «Добрейший и многоуважаемый Иван Сергеевич…».

Как хорошо мечтать, что и он будет писателем, и​​ ​​ даст денег маме с первого гонорара…

 

* * *

 

Если Варенцов занимался широким кругом​​ античных проблем,​​ но, прежде всего, геммами,​​ то его жена преподавала в ЛГУ общий курс античности и вела семинар​​ по музыке этого периода мировой истории.

-​​ Надежда Николаевна,​​ - спросил ее студент, -​​ а правда, что античность​​ считала,​​ будто​​ любое художественное произведение пронизано музыкой?​​ 

- Да,​​ в античности думали так.​​ Но​​ ​​ эта пронизанность - ​​ еще​​ не​​ сама музыка.​​ ​​ Это разделение между чистой процессуальностью и тем, что​​ именно​​ погружено в​​ нее, - огромное достижение античности.​​ 

- Значит, есть музыка, а есть ее восприятие?

- Да.​​ ​​ А​​ между ними – образ.​​ Мы только и знаем, что​​ этот ​​ образ погружен в​​ «чистый»​​ процесс​​ музыки.

 

* * *

 

Варя в первый раз сходила в театр сама.​​ Ей уже пятнадцать. Она считает себя красивой.​​ 

- Надо надеяться на себя, - думает она, - ведь родители не помогут.

Ей хотелось открывать мир, хотелось испытать себя – и​​ для начала она выбрала Театр Оперетты.

У Леонида и не могло быть таких мыслей: то, что он открывал в античности, заполняло его целиком.

 

* * *

 

- Нет, Колька! – горячился и доказывал Варенцов. - Тождество вещи и ее идеи​​ – это главное во всей​​ античной эстетике! ​​ 

- Да это​​ Аристотель, только он!​​ –​​ возразил​​ Сикорский. -​​ Я​​ вот не античник, а это знаю. И не человек – главное для античности, а космос. Это не то, что мы думаем сейчас про космос, но​​ «порядок, упорядоченность».​​ 

- Я тебя спрашиваю о характере тождества, а тебя понесло про космос. Нет, Колюшка!

- Не зови меня​​ «Колюшка»: звучит, как​​ «корюшка».

- Коля, что я тебе сказал в самом начале? Сам космос –​​ универсальное​​ произведением искусства! ​​ 

- Да брехня всё это!

- Нет, Коленька.

- ​​ И​​ «Коленька»​​ не зови: звучит, как​​ «Оленька».

- Да ладно тебе! ​​ - примирительно сказал Варенцов. -​​ Космос содержит в себе​​ существенные признаки художественного произведения, но содержит их в виде материального бытия, взятого в целом.

- Ну, профессор, профессор, что еще сказать! А в значении​​ «небо»​​ он что, никогда не употреблялся?

- Почему нет? Пожалуйста:​​ во фрагментах Гесиода.

 

* * *

 

- ​​ Папа, а что такое​​ «перводвигатель»?​​ 

- Представь, Леня, что где-то в космосе​​ есть​​ нечто, что всегда движет вещи! ​​ 

- А это человек или мотор?

- Что именно,​​ не понять! ​​ Само это​​ «нечто»​​ неподвижно.​​ Таких​​ «двигателей»​​ у Аристотеля больше сорока!​​ 

- Это несерьезно! – сказал​​ пятнадцатилетний юноша.

- Нет, Леня! Это серьезно, - возразил Варенцов.​​ – Очень серьезно.​​ Для того времени это было огромным достижением.​​ ​​ 

 

* * *

 

Варя, Лёня и​​ ​​ Сергей Никифорович в Мариинке.

 

* * *

 

Старший Варенцов​​ встретил Сережу​​ Дмитриева, Варю, Олега​​ и Леонида у касс Эрмитажа.​​ В кабинете​​ Сергея Никифоровича состоялся разговор об античности, а потом дети по очереди​​ подержали​​ в руках​​ гемму Гонзага.​​ 

- Ребята, обратите внимание! Это​​ камея из трёхслойного сардоникса, лучший​​ образец античной глиптики.

- А кто это?

- Два​​ фараона​​ Египта: и​​ супруги,​​ и​​ брат,​​ и сестра.

- Скажите, кто именно, Сергей Никифорович! – потребовала Варя.

- Это​​ Птолемей Второй и​​ Арсиноя Вторая.​​ Третий век до нашей эры.

 

* * *

 

- Космос – это весь мир, - сказал Варенцов.​​ -​​ Он​​ един,​​ сконструирован,​​ сферичен​​ прекрасен. Это​​ разумное тело…

- Тело?! – спросил Сикорский.

- Да,​​ некое​​ тело! С​​ более или менее ярко выраженными элементами антропоморфизма. ​​​​ Это некое очеловеченное божество.​​ 

- Итак, Серега, мир – тело, - но какова же цель этого тела?

- ​​ Любая деятельность, ​​ по Аристотелю,​​ согласна​​ природе, а цель​​ деятельности​​ -​​ не бесконечное развитие, но возвращение к максимальной простоте, чистоте и прозрачности.​​ ​​ 

- Мне послышалось​​ «согласна​​ природе»? А что за​​ «природа»? Поля, моря, леса, что ли?

- У природы разные уровни сложности. Самая простая природа у космоса, потому что он​​ наиболее совершенен. Космос и необъятен, и прост.  ​​​​ Эта высшая ​​ сфера движется вполне сама собой, не испытывая никакого воздействия со стороны чего бы то ни было и подчиняясь только своей природе. ​​​​ 

 

* * *

 

- Ну, что ты скажешь, Лёнька?​​ ​​ - спросила Варя. -​​ Ты​​ заметил, как​​ ребята​​ держали​​ камею Гонзага?​​ 

Лёня почувствовал обиду: ему​​ показалось, будто​​ ему​​ явно намекали,​​ что есть ребята интереснее, талантливее его.

Варя​​ поняла, что надо похвалить друга, и сказала:​​ 

- Лёнька, ты тоже талантлив!​​ 

Леонид постарался скрыть ​​ свою радость. Он как бы равнодушно переспросил:​​ 

- А ты уверена?​​ 

Он забыл, что вопрос-то был о камее!

- Да, Леня, - серьёзно ответила Варя. - Ты будешь знаменитым античником. Ты уже такое говоришь об античности, что всем интересно.​​ 

И тут она зашептала:​​ 

- Только не задавайся, Леня! Только не задавайся. Ты не понимаешь, как тебе повезло с родителями. Тебе помогают, тебя пестуют, у тебя нянечка, а мы все, твои одноклассники, - брошенные дети. Вот мой папа - такой умный, - но какой же он папа? Это горе одно, а не папа.​​ 

 

* * *

 

29 июля​​ -​​ начало боёв на озере Хасан.​​ 

 

* * *

 

- Помнишь,​​ как​​ ты читала​​ «Евгения Онегина»? – спросил Сикорский.

- Да, папа.

- Так кто тебе больше понравился?

- Никто! – ответила Варя. – Ольга глупа, Татьяна с комплексами… никто.

- Неужели тебе ничего не запомнилось?​​ 

- С чего ты взял, папа?

- Прочти.

Варя грустно поведала:

 

Но жалок тот, кто все предвидит,

Чья не кружится голова,

Кто все движенья, все слова

В их переводе ненавидит,

Чье сердце опыт остудил

И забываться запретил!

 

- Спасибо, доченька.​​ 

 

* * *

 

21 сентября​​ -​​ СССР в Лиге Наций заявил решительный протест против аншлюса Австрии.

 

* * *

 

Казанцев ​​ Владислав Геннадьевич​​ (друзья и знакомые его звали​​ Владик)​​ поставил​​ себе​​ очень высокую планку: Литинститут, - но за этим решением стояла элементарная боязнь не справиться с университетом. Зачем университет, если ​​ он не собирается быть ученым? Зачем​​ «педуха»​​ (педагогический институт), если учитель из него не получится?​​ 

 

Как же Владик был поражен, когда мечта его​​ исполнилась:​​ он –​​ поступил!​​ Это заведение существовало уже пять лет, но​​ это название обрело только два года назад.​​ ​​ 

Предварительный​​ поэтический​​ конкурс​​ Влад​​ прошел с таким​​ собственным​​ стихом:

 

Взывая то к жизни, то к смерти,

Он пишет любимой письмо.

Но адреса нет на конверте,

Хоть молит о счастье оно.

 

Кому же он пишет, кому же?

Об этом не знает никто.

Стучится последняя стужа

В его голубое окно.

 

Как тягостно, грустно светает.

Мгновения – словно года.

О чём он подумал пред смертью,

Уже не узнать никогда.

 

На экзамене​​ на знание поэзии​​ прочел наизусть​​ кусок из​​ «Рыцаря на час»​​ Некрасова:​​ 

 

Я кручину мою многолетнюю

На родимую грудь изолью,

Я тебе мою песню последнюю,

Мою горькую песню спою.

О прости! то не песнь утешения,

Я заставлю страдать тебя вновь,

Но я гибну​​ -​​ и ради спасения

Я твою призываю любовь!​​ 

 

Владик хорошо знал этот стих,​​ потому что еще в его четырнадцать лет, в 1934 году,​​ считал​​ этот стих Некрасова​​ стихом о его матери, матери Владика. Он жил в коммуналке, как и подавляющая часть детей его поколения, его отец был работягой и пьяницей (это сочеталось чаще, чем хотелось бы)​​ –​​ и часто оскорблял мать грубым матом.​​ Сбежать из дома было первой детской мечтой мальчика.​​ Он писал стихи, которые печатали в школьной​​ стенгазете.​​ В конце школы​​ решил поступать в Литинститут; не больше и не меньше.

По результатам экзаменов он шел довольно средне – и решающее значение для экзаменаторов имело​​ незаурядное​​ знание Владиком​​ «Евгения Онегина». Его спросил сам​​ глава приемной комиссии, что значит​​ «подблюдны песни».​​ 

- Это​​ святочные​​ гадания​​ по жребию, ​​ -​​ не растерялся Владик.​​ - Девушки и женщины​​ 

собирались на совместные гадания…

- Почему именно святочные?

- Святки, - объяснил юноша,​​ -​​ период от​​ первой звезды в канун Рождества до крещенского освящения воды… И вот женщины​​ бросают​​ в глубокое блюдо​​ какой-то​​ свой предмет,​​ старшая из женщин (вдова) закрывает​​ блюдо платком…

- Достаточно! – похвалил экзаменатор.​​ -​​ Еще вопрос: какая деталь из деревенской жизни Онегина произвела​​ на вас наибольшее впечатление?

Владик ответил:​​ 

-​​ «С утра садился в ванну со льдом...».​​ 

-​​ Хорошо!​​ Читали вы наброски к​​ «Онегину»?​​ 

- Да, - ответил Владик.​​ 

- Что вам запомнилось?​​ 

-​​ «Секала ж...,​​ брила лбы...».​​ 

Экзаменатор улыбнулся.

Так Владик сдал главный экзамен.​​ 

 

Этот​​ вуз (высшее​​ учебное​​ заведение)​​ располагался в самом центре Москвы, а​​ обучение в нем было лишь вечернее. ​​ Владик со свойственной ему решимостью​​ сказал себе, что станет жить в Москве.​​ ​​ Да! ​​ Раз получилось поступить, то получится и жить!

 

* * *

 

29 сентября​​ -​​ Подписано Мюнхенское соглашение между Великобританией, Францией, Германией и Италией.​​ 

 

* * *

 

Сикорский перечитывает Блока:

 

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.

Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,

Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь.

Вот почему я​​ -​​ твой поклонник и поэт!

 

-​​ Боже мой!​​ – подумал он. -​​ И это – меньше четверти века назад! И это – наши предки!

 

* * *

 

27 декабря.​​ В СССР учреждено почётное звание Герой Социалистического Труда​​ 

 

* * *

 

ГОД ​​ 1939

 

* * *

 

Леонид​​ застал​​ Надежду Николаевну​​ на кухне:

-​​ ​​ Мама, извини,​​ откуда эта цитата:​​ «Человек эллинистической эпохи придавал всему многообразию мира антропоцентрическую структуру, индивида со своей судьбой он ставил в​​ центре мира. Он ​​ интерпретировал мифологию через свою судьбу». Как​​ ты думаешь?​​ 

-​​ Мне так сходу и не сказать.​​ ​​ А ты знаешь, что такое «эллинизм», «антропоцентризм», «мифология»?

- Может, и знаю: так наслушался ваших разговоров на кухне.

 

* * *

 

В​​ шестнадцать лет Леонида пригласили к Варе на день рождения.​​ Дни рождений Вари и Леонида разделялись месяцем: она - в январе, - а он - в феврале. ​​ 

Лёня​​ знал о бедности семьи, его мать не желала этого знакомства – и​​ потому​​ они встретились на квартире у девушки только сейчас, когда ей исполнилось шестнадцать лет.

-​​ Привет!​​ -​​ сказал Леонид​​ на входе.

Но к нему вышла мать​​ Вари:

- Здравствуй, Лёня!​​ 

- Здравствуйте!​​ 

И он поспешил оправдаться:

-​​ Я к Варе.

- Этого ты бы мог и не говорить!​​ – укоризненно ответила женщина. -​​ Я - Авдотья Петровна, мама Вари. Мы рады тебя видеть.​​ ​​ 

Она уже не первый раз повторяла эти фразы. Она держала Лёню за блажного профессорского сынка​​ – и в свою очередь не была в восторге от знакомства с​​ ним.​​ 

- Сын собутыльника моего мужа! – думала она. – Ничего хорошего.​​ 

 

Леонид​​ с робостью вошел в квартирку Сикорских: такой маленькой она ему показалась.​​ Квартира Варенцовых по метражу была в два раза больше.

Леонид повесил пальто и рассеянно еще раз​​ крикнул в пустоту:

- Привет!

Он ждал, что выйдет Варя.​​ 

- Варя, ты выйдешь к молодому человеку? – крикнула Авдотья Петровна.

- Я на кухне!​​ Лёнька, иди ко мне.

Леонид вошел на кухонку и протянул Варе цветы:

- Поздравляю.​​ ​​ 

- Спасибо. Привет!​​ Мне шестнадцать, и тебе – тоже.​​ 

- Мне еще через месяц, - поправил Лёня.​​ ​​ ​​ 

 

Дни рождения Вари отмечали, хоть семья и нуждалась.​​ ​​ Сикорские​​ приглашали только​​ старшего​​ Варенцова,​​ а​​ Надежда Николаевна избегала эти встречи, понимая, что мужчины непременно напьются​​ -​​ и она будет им мешать.​​ 

 

- Лёня,​​ как тебе​​ Олежек Коваленко?​​ 

-​​ Варя, а сколько можно о нем говорить?​​ Он тебе нравится?​​ 

- ​​ Нет, но он поразил своими странными речами.​​ 

-​​ «Странными»?! ​​ Ты про что, Варька?

- Он такого наговорил о каком-то Вейерштрассе, что я до сих пор думаю об этом человеке.​​ 

- Подожди, - сказал Леонид. – Тут у​​ твоего​​ папы тома​​ Большой​​ Советской​​ Энциклопедии.

Он открыл, стал читать - и обалдел:

- Ничего не понять!

- Серьезно? – спросила Варя.

- Конечно. Вот смотри:​​ «Исследования В. посвящены математическому анализу, теории функций, вариационному исчислению, дифференциальной геометрии и линейной алгебре».​​ Он же школьник, как мы. Как он может знать такое?

- Талант.​​ 

- Надо же! -удивился Леонид. – А с виду такой тихий мальчик.​​ Не зря​​ затащили​​ его в Эрмитаж.​​ 

 

* * *

 

Отец​​ Олега​​ работал на Балтийском заводе, и жили они недалеко от него, так что от Варшавского вокзала Сережа​​ каждое утро ехал на трамвае до школы. Он учился именно в этой школе, потому что она славилась преподаванием математики и физики.​​ 

 

-​​ Олег! Мы хотели тебя спросить, - подступились​​ Леонид и Варя​​ к​​ юноше, - ты на самом деле знаешь, кто такой​​ Вейерштрасс?

- Конечно, знаю,​​ – уверенно ответил он. –​​ Прусский​​ ученый.

И Варя, и Леонид любили историю, так что они хорошо знали, что за страна​​ «Пруссия».

- Но мы же этого не проходили!​​ Расскажи,​​ кто он,​​ -​​ как бы наивно​​ попросила Варя.

-​​ Это вторая половина восемнадцатого века!​​ ​​ Он был членом​​ Прусской,​​ Парижской​​ и​​ Петербургской​​ академий​​ наук.

- А что за​​ «теория функций»?​​ – спросила Варя.

По математике она получала​​ «пятерки».

- Я не смогу вам этого объяснить: вы же не проходили​​ «производную»​​ и​​ «интеграл».

- А ты где проходил? – спросил изумленный Леонид.

- Я сам.​​ По учебнику.​​ Университетскому.​​ 

- Сережа, это невероятно!​​ А как тебе​​ Эрмитаж?

- Спасибо! – восторженно ответил​​ Коваленко.​​ – Камею не забуду никогда.​​ Это такое огромное ощущение!! Как будто всю историю мира держишь в ладонях!

Леонид ахнул от удивления:

- Ну, Олег!!​​ 

-​​ Пойдем опять и в​​ это воскресенье​​ в Эрмитаж?

-​​ Нет! Не смогу.​​ Спасибо.​​ 

 

* * *

 

23 августа ​​ - подписание​​ в Москве​​ пакта​​ Молотова​​ -​​ Риббентропа. Договор о ненападении

 

* * *

 

При этой встрече Сикорский был взволнован больше, чем обычно:​​ 

- Серега, представь, и Ландау посадили!​​ 

- Мне рассказывали, - подтвердил Сергей Никифорович.​​ – Еще в прошлом году.​​ Он подписал какую-то листовку.

- Черт знает что.

- А что тут непонятного? Нельзя соваться в политику – сразу секир-башка.

- Ну и времена!

 

Лев Дави́дович Ланда́у (9 ​​ января 1908, Баку​​ -​​ 1 апреля 1968, Москва)​​ -​​ советский физик-теоретик, основатель научной школы, академик АН СССР​​ (избран в 1946 году). Лауреат Нобелевской премии по физике 1962 года​​ 

 

* * *

 

-​​ Сергей​​ Никифорович!​​ – шутливо обратилась к мужу​​ Надежда Николаевна. – Это вы так написали?

- Что это?

- Твоя статья.​​ «Содержание римского искусства соотносится не столько с абсолютной красотой формы как таковой, то есть ориентировано не эстетически, но оно всегда несет в себе прежде всего моралистически-конвенциональное настроение, отвечающее достоинству весьма ярко выраженного у римлян сознания своего положения в обществе».  ​​​​ Злодей! Ты же такое написал! Понять невозможно. Так замутил воду.

- Прости, Надюша.​​ 

 

* * *

 

По Закону СССР​​ «О всеобщей воинской обязанности», принятому 1 сентября 1939 года, на действительную военную службу призывались граждане, которым в год призыва исполнялось девятнадцать лет, а окончившим среднюю школу и ей соответствующие учебные заведения​​ -восемнадцать лет.

 

* * *

 

Авдотья Петровна более всего была озабочена​​ будущим дочери. По этому поводу с мужем велись серьезные разговоры.

-​​ Коля, ты вентилируешь этот вопрос? Ты знаешь, какой.​​ ​​ Через полгода наша девочка заканчивает школу.​​ 

- Я думаю об этом, Дуня. Не беспокойся.​​ Она поступит.​​ 

И на самом деле, в деканате истфака университета​​ у Сикорского был друг, с которым они часто выпивали.

 

* * *

 

Этот стих Владика​​ включили​​ в сборник​​ «Стихи молодых поэтов»:

 

Весной у окна

 

Ушел бы, да убьет разлука,

Придет зима, завалит снег.

И что за медленная мука

Смотреть в окно на белый свет!

Зачем там кружится и тает? 

Зачем тебя мне не хватает?

 

* * *

 

30 ноября 1939 г.  ​​​​ началась советско-финская война («зимняя война»)

ТАСС с 1934 года дежурно сообщала информацию, но она была скупой.

 

* * *

 

Варя рассмеялась:

- Папа, ты посмотри, что пишет Пушкин:

 

И за столом у них гостям

Носили блюды по чинам...​​ 

 

- Так тебе​​ все же​​ нравится​​ «Евгений Онегин»!​​ - ​​ порадовался​​ Николай Варфоломеевич.​​ – А почему «блюды» ответишь?

-​​ Такое тогда было множественное число!​​ Нравится! Представь: я пришла бы в гости, - а меня, нечиновную, посадили бы кое-как и вином обносили!​​ 

- Варя, странные фантазии! Не рассказывай их маме.​​ 

- Но я же шучу! ​​ 

-​​ Не надо таких шуток. Это было при царизме,​​ -​​ пожурил​​ дочь​​ Сикорский. - ​​ А какой жанр​​ «Евгения Онегина»?

- Поэма какая-нибудь.

- Нет, не поэма, - поправил отец. – Роман в стихах.

- Надо же! – удивилась Варя.

 

* * *

 

Обучаясь в Дворце пионеров у самого Ботвинника,​​ Олег Коваленко​​ легко освоил общую теорию шахмат (борьба за центр, дебюты, общая стратегия) - и на турнире уже осилил норму кандидата в мастера.​​ Он​​ целых три​​ ​​ партии в этом решающем турнире выиграл принятым королевским гамбитом​​ за черных​​ - и это его поразило!​​ 1. e2-e4 e7-e5​​ 2. f2-f4 e5:f4. Это открытое начало с рискованным​​ взятием пешки​​ стало на какое-то время его родной стихией.​​ 

Этот турнир оказал большое влияние и потому, что был последним предвоенным​​ соревнованием юноши.

​​ 

После этого соревнования Олег решил всерьез взяться за математику, чтобы наверняка поступить в университет,​​ ​​ и шахматную учебу забросил.

Шахматы стали его хобби – и​​ иногда​​ он​​ разбирал​​ партии мастеров​​ по книгам. Алехин сразу стал его кумиром.​​ 

 

* * *

 

ГОД  ​​​​ 1940

 

* * *

 

В течение всего одного года угасла нянечка Леонидика – и это стало большим потрясением для​​ 

Варенцовых. Всё началось с того, что​​ Марфа Васильевна​​ похудела. Она и так не была толстой, а тут стала вытягиваться и быстро слабеть. У Варенцовых были медицинские знакомства, так что быстро выяснилось, что это рак.​​ 

За​​ ​​ все семнадцать лет проживания в семье Варенцовых​​ Марфе Васильевне​​ впервые​​ пришлось пойти​​ в поликлинику​​ - и этот визит изменил​​ жизнь​​ и ее, и всей семьи.​​ ​​ О том, чтоб​​ сдать ее, члена семьи,​​ в госпиталь, не могло быть и речи.​​ 

 

Всего за какие-то полгода жизнь Варенцовых совершенно изменилась: в ней воцарился траур. Все краски стали приглушенными, словно б сияние солнца стало слабее.  ​​​​ 

 

После​​ смерти​​ Марфы​​ Варенцовы отказались от прислуги. Освободившаяся восьмиметровая комната стала еще одним рабочим кабинетом для​​ всей семьи. Теперь, если кто-то из троих Варенцовых хотел побыть в одиночестве, он удалялся в этот​​ «чулок»​​ два​​ метра​​ на четыре.

На стене повесили фото нянечки, а Лёня подписал:​​ «дорогая​​ Марфа Васильевна».

 

Вслед за смертью нянечки в квартире появился кот Василий. У ​​ Марфы​​ Васильевны​​ была аллергия на котов! Им пришлось в этом убедиться, когда они задумали завести кота сразу после их свадьбы: тогда глаза​​ нянечки​​ покраснели и она непрестанно кашляла. Кота пришлось отнести в Эрмитаж, где он влился в большую дружную семью. Все эрмитажники любили своих котов и старались их подкармливать.​​ 

Конечно, к Варенцовым попал один из этих именитых котов.

 

* * *

 

После уроков (второй смены в их школе не было, так что во втором часу дня Леня уже​​ был ​​​​ дома) он послушно делал самую сложную часть заданий, а потом убегал к отцу в Эрмитаж.​​ Так​​ было чуть ли не​​ все школьные годы. ​​​​ Лёне стукнуло семнадцать. Его интерес к​​ античности​​ был огромным – и старший Варенцов​​ многое обсуждал с сыном.

- После греков​​ статуи римлян мне кажутся мертвыми, - сказал Леонид.

- Не всегда!​​ – возразил отец. - Разный уровень мастерства.​​ «Капитолийская волчица»​​ прекрасна.​​ Ты помнишь ее?

- Да.

Этот образ юноша видел давно в домашнем альбоме​​ «Римская скульптура».

- ​​ У римлян​​ человеческое​​ тело​​ идеализировано, и его​​ форма играет ​​ второстепенную роль.​​ ​​ Поэтому греческая обнаженка уступает место​​ одетым​​ в тогу гражданам. Важно показать социальное​​ положение человека, его​​ должность.​​ Мы были с тобой в Третьяковке – и ты заметил, что мужские портреты часто с орденами. Это то же самое.​​ 

 

* * *

 

Увлекшись учебой,​​ Леонид​​ общался с одноклассниками только в​​ школе​​ и​​ во время​​ общих комсомольских мероприятий - и​​ не будь Вари, он бы прослыл нелюдимым.​​ 

Сегодня дома он взял наугад из книжек отца одну маленькую и​​ увидел​​ на ее обертке​​ надпись​​ «Борис Пастернак».​​ 

Открыл страницу наугад​​ ​​ и прочёл:

 

О, знал бы я, что так бывает,

Когда пускался на дебют,

Что строчки с кровью - убивают,

Нахлынут горлом и убьют!

 

От шуток с этой подоплекой

Я б отказался наотрез.

Начало было так далеко,

Так робок первый интерес.

 

Но старость - это Рим, который

Взамен турусов и колес

Не читки требует с актера,

А полной гибели всерьез.

 

Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.

 

- Как же это странно! – подумал Леонид.​​ – Что же происходит в душах​​ поэтов, если они пишут такие стихи? ​​ Как же этот Пастернак ходит по улице, как он дышит, как он смотрит на небо, как он живет?

 

Родителям Леонида не очень нравилось, что он, как говорили в таких случаях, «не от​​ мира​​ сего»: ему тяжелее, чем другим, давалось понимание простых житейских истин.​​ Он мало вникал в житейское – и это беспокоило родителей: они задавались вопросом, как же он выживет среди практичных людей,​​ среди которых они жили.​​ Они​​ замечали невольное сближение Вари и Леонида – и это их радовало​​ (даже​​ Надежду​​ Николаевну): Варя производила впечатление несколько бесшабашного, но все же неординарного ребенка.​​ 

 

​​ * * *

 

И​​ опять,​​ уже незадолго до окончания школы,​​ на дне рождения Сикорского​​ Леня​​ привычно​​ встретил Варю.​​ Как же она изменилась!​​ На него смотрела высокая, стройная,​​ с большой косой​​ девушка.​​ 

- А что же с ней случилось? – подумал Леонид. –​​ Ведь прошел всего год!​​ Неужели она просто жила?!​​ Почему иной человек просто живет, как все, но от этого он становится красивее?

- Леонид, снимите пальто и пройдите прямо к столу, -​​ строго​​ попросила​​ Авдотья Петровна.

По долгу службы она часто вот так командовала больными.​​ 

За столом​​ школьники остались одни​​ -​​ и​​ Леонид​​ ​​ по-взрослому сказал:

-​​ Что ж, нам​​ по​​ семнадцать​​ лет​​ – и мы должны подумать о нашей судьбе.

Варя​​ фыркнула от смеха:

- Ты всегда такой серьезный?

Лёня не знал, что и сказать. Он-то хотел серьезного разговора!

- Как учеба? - Леня​​ опять​​ задал подготовленный, приличный и взрослый вопрос.

Он совсем не умел общаться с девушками.​​ 

- Да что хорошего в учебе? – по-дружески спросила Варя.

- Ты не поступаешь в университет?!

Варя пожала плечами:

- Поступаю. На исторический.

- И я тоже! – обрадовался Леня. – Как ты думаешь, поступим?

- Я поступлю обязательно, - засмеялась Варя.

- Это почему?

- Папа поможет. Мне поможет папа, а тебе – мама.​​ Без блата не обойдется.

От удивления Леня открыл рот:

-​​ Кто​​ тебе​​ так​​ сказал? – спросил он Варю. ​​ ​​ 

-​​ Мой папа​​ обсудил это с мамой, а я подслушала.

Они оба рассмеялись.

Леонид не придал значения этим словам, приняв их за шутку, но потом часто​​ вспоминал их.​​ 

 

* * *

 

Варя не увлеклась наукой​​ серьезно,​​ но в школе это еще не бросалась в глаза – и большую роль тут​​ играла ученость ее отца.​​ Другое дело –​​ Леонид: он​​ очень рано стал интересоваться​​ античностью – и в школе уже жил ею.​​ ​​ Зато​​ Варя, умная, коммуникабельная, красивая,​​ уже​​ была вхожа​​ в​​ круг​​ своего​​ отца!​​ 

Решающее значение имел необычный​​ разговор с отцом.

- Папа, я слышала, ты приглашал отца Лёника на закрытый просмотр.

- А ты здесь причем?

- Возьми меня.​​ 

- А ты знаешь, какой фильм?​​ 

-​​ «Кабинет доктора Калигари».

- Так ты на самом деле подслушивала!​​ – рассердился Сикорский.​​ 

- Ну, я тебя возьму, а ты ничего не поймешь!​​ – сказал он. -​​ Это фильм для взрослых, его никогда не покажут в обычных кинотеатрах.

- Мне это и нужно, папа! ​​ Я и так тебя люблю, а если меня возьмешь, буду любить еще больше.

 

После фильма отец спросил:

- Хоть что-то поняла, Варенька?

- А что они все ходят по узким темным комнатам?!

- Это такое течение в искусстве: немецкий экспрессионизм.​​ 

- А почему он сошел с ума?!​​ ​​ Мы вот живем очень тесно, а с ума не сходим.

Сикорский улыбнулся:

- Это искусство, доченька.

 

- Вот мои друзья, - сказал отец. - Владик, Вася и Юра.​​ А это моя дочь Варя.​​ 

И он засмеялся:

-​​ Поэт, артист, художник. Полный комплект!​​ 

Николай Варфоломеевич​​ было не страшно знакомить свою подрастающую дочь со своими друзьями.

Пока​​ мужчины​​ с изумлением​​ смотрели​​ на Варю​​ (все-таки слишком юную для такого фильма), Сикорский​​ крикнул​​ высокому темноволосому мужчине:

- Александр Николаевич, подойдите ко мне!​​ 

Тот весело подбежал – и Сикорский представил ему Варю:

- Моя дочь Варя! Прошу любить и жаловать.​​ 

-​​ Петровский, - отрекомендовался подошедший и зачем-то шепнул Варе:

-​​ Рад вас видеть.

Девушка не успела понять​​ и​​ ответить,​​ как он помчался дальше.

- Варя, извини его! Это занятой человек.​​ 

-​​ Кстати,​​ - тут отец прошептал, -​​ он -​​ ректор истфака, куда ты скоро попадешь.​​ 

- Папа, познакомь меня с этими людьми! – потребовала Варя.​​ 

Она очень волновалась.​​ 

- Владик, -​​ темноволосый юноша​​ протянул руку. -​​ Я – поэт.

Владик улыбнулся. Девушка ему понравилась.

Владик​​ хорошо знал Сикорского: оба были книголюбами, оба ценили книги издательства «Academia».

- Василий. Артист.​​ 

- Этому мужчине​​ лет двадцать пять, - решила Варя.​​ 

- Вы слышали об Акимове? ​​​​ Я приглашаю вас​​ в наш театр​​ на​​ «Валенсианскую​​ вдову»​​ Лопе де Вега.

-​​ Какой театр? – растерялась Варя.

- Вы​​ знаете Елисеевский магазин на Невском? Там наш театр.​​ 

-​​ Юра, - подошел третий.​​ –​​ Художник.

Этот мужчина​​ был примерно того же возраста, что и папа.​​ И его внушительный живот​​ был таким же, как у папы!

- Варя знает твою картину, Юра.​​ У нас в комнате висит​​ «У окна».

- Помню, папа! Хорошая живопись.​​ 

Она не считала картину хорошей, но была уверена, что надо похвалить.​​ 

- Папа, я пойду домой, - просто сказала она – и эта непосредственность понравилась всем мужчинам.​​ ​​ 

-​​ Хорошо,​​ - ответил он, -​​ иди.

- ​​ До свиданья,​​ - сказала она всем и ушла.

 

Про картину «У окна» Варя забыла,​​ а​​ на «Валенсианскую​​ вдову»​​ пошла.​​ На спектакле она встретила Юрия – и он разговорился с ней, как со старой знакомой.

- Здравствуйте, - сказала Варя. – Я вас помню. Вы - Юрий.

- Кохашинский Юрий Степанович, художник, -​​ представился мужчина.​​ 

Они сказали несколько пустых фраз, а потом Юрий признался:

- Я боготворю вашего отца.

- Почему? - удивилась Варя.​​ 

- Трогательный собутыльник! - подумала она​​ про Юрия​​ с юношеской резкостью.​​ 

- Он работает в Эрмитаже.​​ 

- Вы считаете, этого достаточно, чтобы стать божеством?​​ 

Художник улыбнулся.​​ 

- Да, - сказал он. - Я, как художник, начинаюсь с Эрмитажа. А может, и как человек.​​ 

 

* * *

 

11 февраля​​ 1940 -​​ ​​ РККА​​ (Рабоче-крестьянская Красная армия)​​ прорывает линию Маннергейма в районе г. Сумма.​​ Начинается финская война.

 

* * *

 

На Влада Казанцева встреча с Варей​​ произвела огромное впечатление: он не мог понять, почему он может думать только о ней.​​ Его удивило, что он не мог писать стихов по этому поводу!​​ 

Он бродил по​​ метельному​​ Ленинграду, натыкался на редких прохожих, мерз, плакал, летел на крыльях!​​ Это​​ огромное​​ чувство влюбленности не​​ давало​​ ему​​ остановиться - и город звал и звал его дальше, дальше, дальше.

В свои двадцать​​ он влюбился. Его поразило, что целую неделю он не мог вырваться из этого оглушительного ража,​​ того океана, что переполнял его душу.​​ 

Идти​​ ​​ по родному городу - и плакать, плакать от счастья…​​ ​​ И​​ почему? Из-за какой-то случайно встреченной девушки!​​ 

Он вспомнил строчки Блока:

 

Испуганной и дикой птицей

Летишь ты, но заря – в крови...

Тоскою, страстью, огневицей

Идет безумие любви...

 

- Это про меня! – с ужасом и восхищением думал Влад.

Когда безумие стало уходить, рассасываться в повседневной жизни, Влад​​ написал какие-то стихи, но они так ему не понравились, что он их выбросил.​​ ​​ 

 

* * *

 

Надежда Николаевна посоветовала своему студенту​​ Геращенко:

- Если вы выбрали тему​​ «Личности позднего эллинизма», то подойдет Гермоген из Тарса. По остальным персоналиям уже что-то написано.​​ 

 

* * *

 

12 марта​​ -​​ заключён мирный договор между СССР и Финляндией, завершение советско-финской войны.

 

* * *

 

Отец Владика​​ Казанцев Геннадий Васильевич​​ попал под призыв на Финскую войну. Как военнообязанный, он явился в пункт сбора. В первые же дни войны был обморожен и попал в госпиталь. Лечился дома.​​ 

Владик​​ уже жил в общежитии в Москве​​ – и этот визит в родной дом​​ (так назовем его комнату в коммуналке) получался грустным.​​ 

Отец не потерял трудоспособность, но уже не мог работать​​ по прежней специальности. ​​ Он нашел место сторожа на​​ «Красном треугольнике».​​ 

 

Главные здания и Балтийского завода,​​ где прежде работал отец Владика,​​ и Красного Треугольника были на Обводном канале.​​ Теперь Геннадий Васильевич дежурил по системе «сутки​​ -​​ ​​ ​​ на заводе;​​ три​​ –​​ дома».​​ Три охранника и начальник смены​​ контролировали три проходных; сторожа регулярно ​​ меняли посты.​​ В его трудовой книжке появилась​​ запись: принят в ВОХР (Военизированная охрана) стрелком.

Теперь, придя домой, он говорил жене:

- Пришёл твой стрелок.

 

* * *

 

Надежда Николаевна встретилась со студентом​​ Геращенко через месяц для контроля его​​ курсовой​​ работы.​​ 

- Показывайте, что’​​ там у вас.​​ «Жил около 160 - около 222 года нашей эры. ​​​​ Греческий ритор эпохи так называемой​​ «Второй Софистики».​​ ​​ Его трактат​​ «Об идеях»​​ стал одним из основополагающих для всей дальнейшей и, в частности, византийской теории красноречия, а сам Гермоген славился с юных лет своими необычайными способностями. Христианский богослов, философ, художник, софист и ритор…».​​ Вы даже перечислили все сочинения Гермогена!​​ А когда же дело дойдет до ​​ его идей?!​​ Я прочла уже две страницы, но вашей работы я не вижу.​​ ​​ Вы выписали все положительные качества текста…

- Но разве не главное, что он – ритор?

- Не главное.​​ Своими речами, пишут его современники, он прогремел уже в пятнадцать лет и понравился Марку Аврелию, - но​​ тут правду не отличить от легенды! ​​ Мы встретимся с вами еще​​ через месяц – и я прошу вас​​ написать о его философии.

 

* * *

 

- Ну что, Геращенко? Как вы?

Надежда Николаевна​​ строго посмотрела на студента.​​ Опять вы напираете на автобиографические данные, а не на философию!​​ 

И она прочла​​ выдержку из его работы:

-​​ «Гермоген писал свои сочинения с 18 до 20 лет. В 24 года, вследствие физической болезни, он стал слабоумным. Тертуллиан писал о том, что Гермоген был несколько раз женат…». Дойдет дело до философии или нет? ​​​​ Конкретный вопрос: почему Тертуллиан, Ориген и другие философы​​ критиковали его учение о вечности материи?​​ ​​ 

 

* * *

 

9 апреля​​ -​​ нападение немецких войск на Данию и начало немецкой оккупации Дании.

 

* * *

 

Владик​​ в его двадцать лет​​ уже жил от кризиса до кризиса – и сейчас​​ тяжело переживал​​ свою бездарность. Его влюбленность в Варю​​ помогала ему пережить это неприятное открытие. Он​​ как-то разом изменил мнение о себе. Это в​​ школе он писал стихи лучше всех, но в толпе​​ таких же​​ авторов, как он,​​ он сразу потерялся.​​ Он не мог найти друзей среди москвичей, хоть старательно посещал все сборища, часто только называемые​​ «литературными вечерами».​​ 

 

Ему нравилась Варя с ее тяжелой косой, с вызовом в​​ «очах»,​​ но он сразу, едва завидев вместе Варю и Леонида,​​ понял всю неразлучность этой пары – и бороться за внимание Вари​​ он не смел, понимая, что ничего не добьется.

 

Состояние душевной муки не мешало, но, наоборот, толкало его читать​​ много стихов – и на этот раз он вернулся к перечитке Блока.​​ Он опять стал​​ пристально вчитываться в​​ стих:​​ 

 

О, нет! не расколдуешь сердца ты

Ни лестию, ни красотой, ни словом.

Я буду для тебя чужим и новым,

Всё призрак, всё мертвец, в лучах мечты.

 

Автором этих строк был​​ Александр Блок.

- Почему я не понимаю этого? – думал юноша​​ – и глаза его были полны слёз.​​ – Откуда эти чувства? Почему я не испытываю их?​​ Эти стихи всего на семь лет старше, чем я, - а я их не понимаю!​​ Я же закончил школу! Чему же меня учили, если я​​ не могу понимать?​​ 

Он прочел последние четыре строчки и онемел от восхищения:

 

Ты проклянешь, в мученьях невозможных,

Всю жизнь за то, что некого любить!

Но есть ответ в моих стихах тревожных:

Их тайный жар тебе поможет жить.

 

Владик заплакал​​ от восторга.

Он тут же попытался сочинить стих:

 

И тайный жар приносит вдохновенье…

 

- Тьфу, как глупо! – подумал он.​​ 

Он набросал рифму:​​ 

-​​ Мученье,​​ вдохновенье, откровенье, дуновенье…

- Нет, это чудесно, - думал он про стихи Блока.​​ 

 

Семья Владика была в Ленинграде, а учился он в Москве.​​ Ему нравилось жить между двумя столицами​​ (конечно, свой родной Ленинград он считал главным городом Советского Союза).

 

* * *

 

24 апреля​​ -​​ высадка немецких войск в Норвегии и начало немецкой оккупации Норвегии.

 

25​​ апреля​​ -​​ с конвейера​​ Московского автомобильного​​ завода​​ имени КИМ​​ (Коммунистический Интернационал молодёжи)​​ сошел​​ первый​​ ​​ советский малолитражный автомобиль​​ 

 

* * *

 

-​​ Гермоген считал, материя вечна и не сотворена Богом.

- Продолжайте, - попросила​​ Надежда Николаевна.

-​​ Материя совечна Богу по Гермогену,​​ но она​​ ниже по своему статусу чем Бог, -​​ выдавил Геращенко.​​ 

- Из какой​​ материи​​ Бог создаёт мир?

 

Гермоген​​ -​​ древнегреческий философ.​​ 5-4 века до нашей эры.​​ Один из учеников Сократа.​​ 

 

* * *

 

27 апреля​​ -​​ «чёрный день»​​ советской авиации​​ -​​ две катастрофы с жертвами: разбились лётчики-испытатели Юлиан Пионтковский на И-26 и Павел Головин с экипажем на скоростном пикирующем бомбардировщике Поликарпова.

 

* * *

 

-​​ Гермоген признавал, что Иисус Христос родился от Девы и Святого Духа и был во всем подобен людям. Гермоген​​ ​​ считал, что тело Иисуса Христа после Вознесения оказалось на Солнце, а сам Христос вернулся к Отцу.

- Хорошо, Геращенко! Ставлю вам зачёт.

 

* * *

 

10 мая.​​ Немецкие войска вторглись в Голландию. Началась Битва за Францию.

 

* * *

 

На питерский балет​​ «Ромео и Джульетта»​​ с участием самой Улановой​​ Владик привез в Питер свою знакомую девушку Полину.​​ Своей крупной фигурой она издалека привлекала внимание, но​​ в ее лице была неприятная, банальная круглость.​​ Любителю литературы сразу бы пришли на ум строчки Пушкина:

 

Кругла, красна лицом она,​​ 

Как эта глупая луна​​ 

На этом глупом небосклоне.

 

Но, к счастью, не все думают о женских лицах, не все внимательно читают Пушкина.​​ 

Она тоже была из Литинститута, то есть кое-кто​​ из знакомых​​ ее звал​​ «поэтессой».​​ Она была низкого мнения о стихах Ахматовой, но Владик​​ и сам не был уверен, что ему нравятся стихи этой знаменитости.​​ За Полиной стояла среда, в которой и попивали, и курили, так что к этим вредным привычкам​​ и​​ Владик приобщился из необходимости, хоть и старался не злоупотреблять.​​ Отец Влада тоже курил, так что и Полине​​ из дружбы​​ наш поэт​​ прощал ей​​ многое.​​ ​​ Это была среда – и тут уж​​ приходилось​​ со многим мириться.

 

Полина не поехала бы в Ленинград, но Владик через​​ свою маму-культорга достал два билета​​ на Уланову.​​ Посещение балета с участием​​ Улановой было столь престижно, что девушка не смогла устоять.​​ А как же! Эти билеты​​ были​​ уже не просто подарком, но изысканным даром!

 

В то время значение культорга​​ было столь велико, что его стоит пояснить.​​ Казанцева Екатерина Семеновна ​​​​ была организатором​​ культурно-​​ массовой работы: это и экскурсии для рабочих, и посещения театров, и путевки в дома отдыха. Внешне это, казалось бы, ничего не меняло в ее жизни и даже добавляло работы, но на самом деле культорг в качестве премии получала в подарок подписку на литературную классику, что в то время​​ пользовалась огромным спросом.​​ 

Екатерина Семеновна получала билеты и на дефицитные спектакли, но они всегда продавались​​ с нагрузкой. ​​ Балет пользовался огромным успехом​​ – и только от мамы Владик​​ получил два билета без наценки.​​ 

Мама Влада​​ придавала большое значение общественной деятельности и членству в компартии. Это, в частности,​​ помогало​​ держать в узде мужа:​​ как бы​​ Геннадий Васильевич​​ ни напивался,​​ он не решался всерьез ссориться с женой, культоргом и членом парткома.​​ 

Тогда каждое учреждение имело партийный комитет, имевший большое влияние​​ не только на производственный процесс, но и на личную жизнь каждого рабочего.​​ Каждому гражданину Советского Союза​​ был известен кодекс строителя коммунизма, каждый понимал, что​​ «моральный облик»​​ - это серьезно.

 

Спектакли Улановой не были столь уж часты, так что не удивительно, что на этот спектакль​​ Мариинки попали и​​ Варенцовы: Сергей Никифорович ​​ достал билеты​​ через знакомства Сикорского, который на этот раз раздобыл билет и для дочери.

 

- Ну, как вам, ребята,​​ Галина Сергеевна? – спросил он после​​ первого действия.

- Конечно, понравилась! – изрекла​​ Надежда.

- А тебе как, сыночка?

- Папа, я третий раз в жизни на балете, - ответил Лёня. -​​ Я мало в нем понимаю.​​ 

- Так понравилось или нет? – возмущенно воскликнул отец.

- Конечно! Это чудесно! – ответил сын.

 

Варя​​ с Леонидом шли по фойе, когда​​ навстречу вышел​​ Владик​​ с Полиной.

Варя ахнула от удивления!

- Привет!​​ Вот уж не ожидала тебя встретить, -​​ ​​ сказала она​​ Владику как старому знакомому.​​ Она сама не могла понять, как у нее вырвалось это «ты».

И Полина, и Леонид с любопытством рассматривали встречу двух друзей.​​ ​​ 

 

-​​ Я – Варя, а это поэт Владик, - просто сказала​​ она.​​ -​​ А это Лёня.

- Это Полина, - не растерялся Владик.​​ 

- Очень приятно, - дежурно сказала Полина.

Эта​​ девушка с ярко накрашенными губами​​ казалась великоватой для тоненького Владика. Она приторно улыбалась.

- Вы часто ходите в​​ ​​ Мариинку?​​ –​​ Владик​​ спросил​​ Леонида.​​ 

- Бывает, - ответил Лёня.​​ 

- А мы вот приехали из Москвы, -​​ сказала Полина.

- Серьёзно? – удивился Леонид.

- Да, - подтвердил Владик.​​ – Мы – студенты Литинститута!

- Вот это да! – ахнул Леонид.​​ – Серьёзно?

- Да, - ответила Полина. – Мы на факультете поэзии.​​ 

Разговор зашел в тупик, но Варя​​ нашлась:

- Так мы все – балетоманы! – сказала​​ она.

- Мы все – поклонники Улановой, - уточнил Владик.

- Нет, Владик, - возразила Варя. -​​ У меня папа - балетоман,​​ - а вот я​​ чаще бываю в театре оперетты.​​ 

- Лёня, -​​ ​​ она обратилась к другу. – Представь, я встретила Владика на закрытом просмотре​​ «Калигари».

Она не была уверена, что Полина и Леонид слышали об этом фильме, и ​​ напомнила​​ с умным видом:

- Это самый известный фильм​​ экспрессионизма. ​​ Режиссёр Роберт Вине, 1920 год.​​ 

Полина с любопытством разглядывала​​ умную девушку Варю, она не слышала про такой фильм.​​ 

- Мне не понравилась концепция, - небрежно сказал Владик.

- Какая? – Варя не поняла, о чем он.

- Будто жизнь – сумасшедший дом.​​ 

Варя вспомнила, что на просмотре фильма дрожала от страха, что само слово «Калигари», всплывая в памяти, вызывало​​ ощущение ужаса.

 

Владик бросился спасать компанию от затянувшейся паузы:

-​​ Давайте,​​ я​​ вам​​ прочту стихи, а​​ вы​​ скажете, понравились они​​ вам​​ или нет.

- Давай, - согласилась Варя.​​ 

 

-​​ Если я заболею,

к врачам обращаться не стану,

Обращаюсь к друзьям

(не сочтите, что это в бреду):

постелите мне степь,

занавесьте мне окна туманом,

в изголовье поставьте

ночную звезду.

 

- Вот это да! – восхищенно ответила​​ Варя. – А чьи они?

- Ярослава Смелякова, - вмешалась Полина.​​ – Это наш хороший знакомый.

Раздался звонок – и Варя бестактно спросила Владика:

- Так ты –​​ уже​​ поэт, или только им будешь?

Владик тактично ответил:

- Я надеюсь им​​ стать.

Ему не нравилась жёсткость Вари. Она спросила по глупости, но он-то решил, что ей зачем-то хочется поставить его на место.

​​ 

* * *

 

14 мая​​ -​​ Бомбардировка Роттердама. Голландия подписала акт о капитуляции.

 

* * *

 

Разговор Варенцова с сыном в Мариинке имел продолжение.​​ 

- Лёня, вот расскажи, что тебе ​​ понравилось в балете.

-​​ Мне показалось,​​ в этом есть что-то потустороннее.

- Что может быть потустороннего​​ в​​ «Ромео и Джульетте»? Это же не​​ «Жизель»!​​ 

- Папа, может, я не так сказал?​​ Я смотрел​​ - и захватывало​​ дух:​​ я восхищался:​​ такие красивые движения, такие красивые женщины!​​ 

- А ты ​​ подумал, что​​ же​​ стоит за этим?

- Как что? Красивые девушки.

- Совсем не так! ​​ Эта девушка десять лет училась делать это движение красиво - и оно так хорошо у нее получается, что ей доверили выйти на сцену Маринки. ей доверили нам понравиться. 

- Ну, ты всегда разведешь философию.

- Я говорю серьезно.

 

* * *

 

15 мая​​ -​​ немецкие войска вошли в Амстердам и в северную Францию.

 

* * *

 

Еще в​​ 1938 году​​ известное всему Питеру здание напротив Русского музея​​ было передано Ленинградскому театру музыкальной комедии, но Варя, как и все,​​ звала​​ этот театр​​ «театром оперетты», потому что там шли оперетты. У Вари не могло быть денег, но зато она была общительной и обладала милой улыбкой.​​ 

Перед началом спектакля театр охотно выдавал желающим входные билеты («страпонтен»​​ писалось на них) на откидные кресла (на самом деле это были махонькие откидные сиденьица в проход между рядами кресел).

Варя сходила и на​​ «Холопку»,​​ и на​​ «Баядеру»,​​ и на​​ ​​ ​​ «Сильву»,​​ ​​ которая ей​​ особенно понравилась. ​​ Варя полюбила​​ Эдвина. По сюжету это был тенор,​​ молодой аристократ, сын князя! Она сходила на спектакль ​​ три раза – и, наконец, решилась поговорить с ​​ артистом.

Варя дождалась, пока он выйдет из служебного входа, и подошла к нему:​​ 

- Здравствуйте!​​ 

Он обернулся и ответил:​​ 

-​​ Здравствуйте!​​ 

Только мгновение его лицо было омрачено гримасой усталости: оно озарилась улыбкой, когда​​ он разглядел девушку. Когда он был на сцене, его лицо казалось однообразно восторженным, но сейчас Варя увидела разводы грима​​ -​​ и, что ее поразило, так его огромные сияющие глаза. Она никогда не видела таких!​​ 

- Как вас звать?

- Варя.

- А я Виктор Иванович. Вы были на спектакле?

- Да.

- Вам понравилось?

- Да.

Варя была так поражена, что только и могла, что дакать.

- Приходите еще.

- Обязательно, - ответила Варя.

 

Через три дня Варя подкараулила певца, но она не заметила, что вслед за ним из служебного входа вышла невысокая женщина в огромной шляпе.

Варя​​ подошла к артисту, но он испуганно посмотрел на нее и ушел. Варя не успела удивиться, как дама подошла к ней.

-​​ Девочка! - строго сказала​​ она. - Сиди дома, а то получишь по морде! Еще раз, гадина, подойди к моему мужу!​​ 

- Вы хамите! - заплакала Варя.

Красота женщины так контрастировала с ее грубостью!​​ 

- Я тебя предупредила, сучка, - сухо напоследок сказала дама и​​ отошла к Виктору Ивановичу.​​ 

 

Эта​​ отповедь так потрясла Варю, что она, добравшись до дома, забралась в свой уголок, поплакала​​ и сразу уснула. ​​ 

 

* * *

 

28 мая​​ -​​ король Бельгии Леопольд III подписал акт о капитуляции Бельгии.

 

10 июня.​​ Италия объявила войну Франции.

 

14 июня.​​ Немецкие войска вошли в Париж, который объявлен​​ «свободным городом».

 

15 июня.​​ Президент США Ф. Рузвельт издал секретный приказ о создании атомного оружия.

 

* * *

 

- Представь,​​ Надя,​​ французам не стыдно! - с горечью воскликнул​​ Сергей Никифорович. - Сдались без сопротивления.​​ 

- Я читала! Вчера​​ подписали​​ перемирие с Германией в том же месте в Компьенском лесу…

- При этом немцы дали откопали старый вагон, в котором в 1918-ом​​ они подписали акт о своей капитуляции!​​ 

- Сережа,​​ немцы разыграли сей​​ спектакль​​ по нотам.​​ Тот же самый вагон на том же самом месте!​​ Сегодня​​ ​​ Гитлер​​ в​​ Париже.​​ Что​​ вот​​ мы с тобой думали о Париже, как о Мекке искусства?​​ А теперь ​​ это​​ «Мекка»​​ нацистов.

- Да, Франция сломлена Первой мировой войной!​​ Из восьми миллионов населения погиб миллион. Каждый восьмой.​​ Вот они в штаны и наклали.​​ 

 

* * *

 

26 июня.​​ Указ Президиума Верховного Совета СССР о переходе с 7-часового на 8-часовой рабочий день.

 

* * *

 

Варенцов и Сикорский​​ летом часто​​ гуляли​​ по закату.​​ 

- Представь, ​​ при каком произволе мы живем! - усмехнулся Сикорский.​​ 

- Это слишком ясно! - ответил Сергей Никифорович. - Вспомни проскрипции в Риме! Мы уцелеем,​​ раз​​ мы - нули.​​ 

- Сейчас и нулям достается!​​ 

- Это верно,​​ - вздохнул Варенцов.​​ -​​ Но те нули, что попались​​ в эту​​ мясорубку,​​ как-то протестовали…​​ или власти казалось, что они против нее.​​ 

-​​ Да кто тут разберет?!​​ Ну, пока, Сережа! Пойду в мою конурку.​​ 

Сикорский звал свою квартиру​​ «конурой».

 

* * *

 

10 июля​​ -​​ первые крупные столкновения люфтваффе и ВВС Великобритании над Ла-Маншем. Начало Битвы за Британию.

 

* * *

 

Последнее мирное лето все провели по-разному. Рядом в Европе свершались бурные события, но в Советском Союзе, казалось, не замечали этого.

Осенью этого 1940 года и Варя, и Леонид поступили на истфак ЛГУ, а Олег Коваленко, и Сергей Дмитриев - на механико-математический​​ факультет ЛГУ (мехмат). Он был в паре километров от истфака: на одиннадцатой линии Васильевского острова.

 

* * *

 

И Варя, и Леонид поступили в ЛГУ на истфак.​​ В ноябре​​ Сергей Никифорович ​​ решил серьезно поговорить с сыном.

- Как тебе учеба?​​ 

- Ты же знаешь, папа:​​ незачетов​​ нет.​​ 

- А ты чувствуешь, что исторический факультет - это твой выбор?​​ 

Старший Варенцов, не любя сокращений, никогда не говорил​​ «истфак».

- Да, - Леонид посмотрел отцу в глаза.​​ -​​ Я, как ты, хотел бы работать в Эрмитаже.​​ 

- Пока не надо заглядывать так далеко. Если тебе интересно, делай дополнительную работу.​​ 

- Какую?​​ 

- Собери данные о жизни античных людей. Какие тебе понравятся. ​​ А там​​ посмотрим, что у тебя получится.​​ 

- О Плинии подойдет?

- Важно, чтоб тебе нравилось. ​​​​ Я бы тебе больше посоветовал углублённо изучать неоплатонизм: там уже близко христианство и история России. Так ты попадешь на более интересный и более актуальный материал.​​ 

И он грустно посмотрел на сына:

- Я не решаюсь тебе сказать…

- Говори, папа.​​ 

- Скоро будет война.​​ 

И​​ Сергей Никифорович ​​ поспешно добавил:

-​​ Почему ты так на меня смотришь?​​ Я не сам это придумал! Военные об этом говорят определенно. Я первый раз прошу тебя:​​ никому об этом не рассказывай.​​ Очень прошу.​​ 

- И что, папа?​​ – рассмеялся Леонид. -​​ Ты, кажется, уверен, что меня​​ ошарашил?

- А разве нет?

- Да я уверен,​​ что будет война. Как и все​​ мальчики​​ в классе!

- Леня, вы еще дети!​​ Тебе меньше года до восемнадцати лет. Ты попадешь на фронт. Военной специальности у тебя нет – и ты пополнишь нашу пехоту. Мне это страшно.

-​​ Да ладно, папа!​​ Как будет, так и будет.​​ Я сам хотел с тобой об этом поговорить. Спасибо, что ты первый начал этот разговор.​​ Да, папочка, это ужасно, но ты не думай, что я испугаюсь.​​ 

-​​ ​​ Леня, я рад​​ твоим словам!​​ Что будет со всеми нами, никто не знает.​​ Гитлер​​ раздавил Чехословакию, Францию, Польшу – и вот пришла наша очередь.​​ Не думаю, что с Россией получится так же легко, как с Францией, - но будет очень тяжело всем нам. Об этом я хотел​​ тебя предупредить.

Оба замолчали.​​ 

- Хорошо, папа!​​ –​​ наконец сказал​​ Леонид.​​ –​​ Это не наш удел – бояться!​​ 

И он сказал иначе. Совсем спокойно:

-​​ Я что-нибудь подготовлю по античности.

И Леня прошептал:

- Папа! ​​ Неужели это так серьезно?

- Очень серьезно. Занимайся​​ античностью, но будь готов ко всему.

 

* * *

 

Они опять встретились в театре оперетты.​​ 

- Привет!​​ – услышала​​ Варя.

Она​​ ​​ обернулась: перед нею стоял Владик.

- Помните меня? – спросил он.

- Как же! Любитель оперы и поэт.​​ 

- Я всю неделю ходил в театр!​​ –​​ признался он.

- Зачем так часто? – наивно спросила Варя.

- Хотел тебя встретить.​​ 

- Ты серьезно? - спросила Варя.​​ 

Она​​ в первый раз серьезно посмотрела на него,​​ хоть они виделись уже третий раз.​​ Она так растерялась, что не заметила, как​​ перешла на​​ «ты».​​ 

- Да, - ответил он.​​ - Варя, а ты помнишь, что меня зовут​​ «Владик»?

- Помню.

-​​ Здравствуй, Варя!

- Привет, Владик.

Они рассмеялись.​​ 

И вдруг она отвернулась от юноши.​​ 

- Боже мой, это мое первое свидание, - подумала она.​​ 

- Ты пишешь стихи?​​ – спросила она, не веря своим словам.

- Да. И я уже одно написал тебе.​​ 

- Но что это значит? – наивно спросила Варя.

- Это значит, что я о тебе мечтаю.

- Прочти.

Он не прочел, а сказал свои стихи:

 

Какой же вечер – нежный!​​ 

И дело не в луне:

Давно и неизбежно​​ 

Ты тянешься ко мне.

 

И пальчиков твоих тепло

Гуляет по твоим рукам.

Не говори мне ничего.

Прижмись сильней

К моим губам.

 

Эти стихи он написал три года назад, в его семнадцать лет.​​ Он сказал их так просто, что она не знала, что​​ и ответить.​​ 

- Владик, мне надо домой.

Она была так взволновала, что могла сказать только это.​​ 

- Я тебя провожу.​​ 

- А тебе домой не надо?​​ 

-​​ Варя, мне уже двадцать лет.​​ Ради тебя сделаю небольшой круг.​​ 

- А почему ты не на учебе в Москве?

- Родители у меня тут.

- Как ты попал в театр? – спросила Варя. – Приехал ради​​ оперетты?

- Приехал ради тебя. Ты же сказала, что любишь этот театр.​​ 

Варя растерялась.​​ 

-​​ Осенью я​​ тоже​​ буду​​ студенткой, - сказала она. -​​ Истфак ЛГУ.

Они молча дошли до ее дома и простились.

 

Владику так остро​​ захотелось повидать Варю, что он​​ выискивал ее на улицах, в университете, в театре. ​​ Наваждение счастья измучило его. Если б она сейчас сказала «И я так хотела тебя встретить!»! ​​ Это бы перевернуло его жизнь! Он упал бы на колени и признался в любви.​​ ​​ 

Он еще три часа метался из улицы в улицы, всё ища ответа​​ на свое безумное желание близости с Варей.​​ 

Он был близок с Полиной, но мечтал о Варе.

 

* * *

 

Сергей Никифорович ​​ из желания сблизить Варю и Лёню​​ и помочь сыну общаться (сын​​ Леонидик казался ему болезненно замкнутым)​​ устроил встречу в Эрмитаже новых друзей Вари. Конечно,​​ их привел Сикорский -​​ ​​ и Сергей Никифорович ​​ провел друзьям небольшую приятную экскурсию по античным залам.

Оттуда Сикорский увел всех в голландскую экспозицию.

День закончил​​ посещением театра комедии на Невском.

​​ 

Весь день​​ Варя украдкой разглядывала компанию.​​ Ей чудилось, Владик где-то рядом​​ – и её​​ неуклюжий толстый папа​​ будто бы​​ контрастировал с тонким, словно летящим на крыльях Владиком; маленький, беленький артист Вася не тянул на свои двадцать шесть лет; художник Юра обладал меньшим животом, чем папа Вари, а если говорил, то очень солидно, словно б решались судьбы мира.​​ 

 

Владик взволновал Варю.​​ Она не понимала, что своей холодностью и оттолкнула, и испугала его.​​ Ни Влад, ни Варя не поняли, что произошло. Влад после встречи с Варей рано утром уехал, разочарованный, в Москву.

 

​​ Если Варю не удивил этот день, проведенный вместе с незнакомым людьми, то для Леонида это было большим потрясением. Его отец это понял - и попросил Варю больше вытаскивать на общение его сына. Варя тоже так считала. Все близкие понимали, что Леонид может стал учёным, античником, если продолжит серьезные занятия, но его реакции на других людей казались неадекватными: так мало интереса Леонид выказывал к новым знакомствам.

 

* * *

 

- Папа, а что говорил о точке​​ Евклид? Меня спросили, а я и не знал.

-​​ «Это то,​​ что не имеет частей».

- Спасибо.

- А ​​ Прокл​​ считал,​​ она выше всяких частей.​​ ​​ Не будучи сама по себе делимой, но содержа в себе принцип деления, точка предполагает это деление как деление бесконечное.​​ 

- Но это уже математика!

- Согласен. Пока что не​​ зацикливайся на​​ неоплатониках: слишком сложно. Спросишь меня лет через пять – и я тебе объясню.​​ 

 

* * *

 

7 сентября​​ -​​ Люфтваффе прекратило атаки на британские авиабазы и начало налёты на города. Начало заключительной фазы Битвы за Британию.

Немецкая авиация начала массированные ночные бомбардировки Лондона. Налёты продолжались 57 ночей подряд.

 

* * *

 

-​​ Лёня, ты уже выбрал? – спросила​​ Надежда Николаевна.

Она помогала сыну в выполнении домашнего задания.

- Да, мама. ​​ Пли́ний Ста́рший,​​ 22-79 года нашей эры.

- Что у него тебе нравится?

- Его мнение о Лисиппе.

- Сначала ты пишешь, что​​ Лисипп​​ -​​ греческий скульптор. Вместе со Скопасом и Праксителем​​ он​​ вошел в триаду величайших скульпторов классической греческой скульптуры.​​ 

- Да! А еще:​​ «В четвертом веке до нашей эры​​ он завершает эпоху поздней классики».

 

- Ну, еще почитай, что ты там накарябал, - сказала Варя.

-​​ «Лисипп ​​ очень много способствовал усовершенствованию скульптуры своей манерой изображать волосы, хотя головы он делал меньше, чем более древние художники, а само тело тоньше и суше, благодаря чему получилось такое впечатление, будто его статуи были выше ростом».​​ 

- Тебе надо показать это на диафильме, а иначе получится сухо, - посоветовала Варя.​​ – Где ты его возьмешь?

- Папа обещал.

- Ну, тогда, конечно. А чем его скульптура​​ отличалась от остальных?

- Он сам говорил: другие скульптура​​ копировали людей, а его персонажи​​ –​​ не реальные люди, а какими ему кажутся.

 

* * *

 

10 сентября​​ -​​ замаскированный под советский сухогруз​​ «Дежнёв»​​ немецкий рейдер​​ «Комет», пройдя с помощью советских ледоколов по Северному морскому пути, вышел в Тихий океан.

 

* * *

 

В их семейной жизни много значил кухонный стол.​​ Сергей Никифорович ​​ и​​ Надежда Николаевна усаживались попить чаю,​​ но чаепитие часто уходило​​ в​​ разговоры об античности: о​​ любимой работе.​​ Им было по сорок.​​ ​​ Их объединяла эпоха, в которой​​ не так легко было выжить, - и они,​​ понимая это, сражались на своих духовных баррикадах с этой ужасающей поступью времени, перемалывающей поколения.​​ 

Их​​ очень тревожила​​ разъединенность нации,​​ ​​ тот​​ разрыв духовных усилий, когда за границей осталось столько ученых​​ и просто людей, близких по духу.​​ Где они, что с ними? Они слышали о мытарствах Цветаевой, - но только слышали: что-то о ней прочесть было невозможно.​​ ​​ 

 

- У тебя есть какое-то время со мной поговорить по моей учебе? – спросила​​ Надежда Николаевна.

- Конечно! – ответил Варенцов.​​ 

-​​ «Могущественная ​​ и божественная природа, которую греки называют космосом, состоит из трех начал: из умопостигаемого, из материи и из того, что происходит из соединения умопостигаемого ​​ и материи».  ​​​​ 

- Надя, продолжай! ​​ Приятные речи после партсобрания.​​ 

- ​​ Платон обыкновенно называет умопостигаемое идеей…

- Образцом и отцом,​​ - подхватил Варенцов,​​ -​​ материю же - матерью и кормилицей, а также местом и пространством возникновения, а то, что из того и другого, - потомством и возникновением.​​ ​​ 

- Все​​ верно, - сказал Варенцов жене. – Продолжай.​​ 

Она засмеялась​​ вслед за ним:

- Слушай, этот наш разговор - ответ на стахановское движение!​​ 

- Надька, не смешно! Ты не ляпни этого на партсобрании!​​ ​​ Тебе не тяжело без прислуги?

- Сережа, я часто вспоминаю​​ Марфу Васильевну, вот опять съезжу на ее могилу… какого человека мы потеряли!

- Надя,​​ не надо это педалировать!​​ 

- Хорошо,​​ - вздохнула она. -​​ А что до​​ партсобрания, то на мне сын и муж, так что лишнего не скажу. ​​ 

 

Она​​ посмотрела на мужа и спросила:

-​​ Да что с тобой сегодня?

- Я не в духе!

- С чего ты, Сережа?

- Я думаю, что же с нами будет.

-​​ Я​​ понимаю, о чем ты! – рассердилась​​ Надежда. -​​ ​​ 

Сережа,​​ зачем ты​​ сыну сказал о войне?

- Я?!​​ – Варенцов попытался защищаться.

- Да, ты! Что ты ему сказал? Он стал таким грустным после разговора с тобой. Признайся: ты сказал ему про войну!

- Да, Наденька, я сказал – и я уверен, что прав.​​ Ты вот лучше подумай, что будет с нами!​​ Я не сказал ему про чистки,​​ про убийства генералов, про этот странный договор с Риббентропом​​ – это я не​​ сказал. Лёнечка очень умный!​​ Да, сейчас ему больно, но потом он оценит мою откровенность.

- А ты не боишься, что он кому-нибудь расскажет?

- Не боюсь.​​ Он знает, что пострадать можем мы все.​​ 

 

Они сидели молча, погруженные в грустные мысли, переполненные страхом за будущее.

- Какие мы с тобой счастливые! –​​ вдруг выпалил​​ Варенцов. – Только подумай!​​ 

Словно в​​ ответ на его мысли его мальчишеский вихор выбился из ровной прически.

- Мы?​​ Счастливые?!​​ –​​ с удивлением переспросила​​ Надежда Николаевна.​​ 

- Да, мы – счастливые, потому что мы живем! – настаивал Варенцов.​​ -​​ До 1932 года история не преподавалась в школах - и ее просто не знали, - и что это​​ было и есть​​ для меня? Я же учился​​ еще в той России!​​ И вот я из студента становлюсь работником Эрмитажа…​​ Сон какой-то! ​​​​ 

- А с другой стороны, Надька, мне страшно! В​​ какой стране я живу? ​​ Представь, вся литература, что я читал в начале двадцатых, когда только начинал работать в Эрмитаже, - она вся запрещена!​​ Почему? Ведь печатали Джойса в отрывках!​​ Что-то происходит, какие-то непонятные процессы, - и это нельзя ни с кем обсуждать, и писать об этом нельзя.​​ 

-​​ Сережа, да это же понятно: так много​​ «врагов народа»​​ быть не может!​​ – ответила жена. – Мы и так не готовы к войне, а​​ он​​ (лишний раз​​ Надежда Николаевна​​ старалась не упоминать имени Сталина)​​ как с цепи сорвался…​​ И международная обстановка тяжёлая...​​ 

- Надя,​​ ты в разговоре со студентами не брякнешь​​ ​​ чего-то такого, а?​​ 

-​​ ​​ Сережа,​​ да ведь это все равно, что застрелиться.​​ 

 

И она строго сказала:

- Оставим этот разговор! Мы всё равно ничего не можем изменить.​​ Давай делать то, что мы можем!​​ Давай любить античность, давай жить ею!

 

Она​​ вызывающе​​ смотрела на него, трогала свою сохранившуюся тяжелую косу –​​ и была очень красивой: как тогда, в​​ 1920 году, когда они встретились​​ на одной из просветительских лекций по античности.​​ ​​ Худенькая, с большой косой – такой он встретил ее.​​ Он знал этот​​ ее твердый​​ взгляд: это был вызов не ему,​​ -​​ но той ужасной эпохе, когда приходилось отстаивать свое право на профессию, право быть человеком в стране, где происходило столько бесчеловечного.

 

* * *

 

15 октября​​ -​​ На экраны кинотеатров США вышел фильм Чарли Чаплина​​ «Великий диктатор».

 

* * *

 

Дома Варя попробовала читать учебник:​​ 

-​​ «Аристотель вслед за Платоном вырабатывает ту новую веру в универсальную божественность космоса и единение человечества в почитании космического бога, которую классическая греческая философия завещала​​ ​​ эллинизму», - прочла она. ​​​​ 

-​​ Ничего не понимаю. Ничего! Зачем мне ​​ эта дурь? - ​​ думала Варя​​ и вспоминала Владика:

-​​ Он написал обо мне стихи!​​ ​​ Что-то про нежный вечер. Не могу вспомнить.​​ Надо было попросить в подарок.​​ 

Она никак не могла уснуть.

 

Выбралась ​​ из своего уголка и​​ с открытой книгой​​ подошла к отцу:

- Как ты, папа?

-​​ «Не спится, няня?». Ничего.​​ 

- Скажи, ​​ чем ты думаешь.

- Нет, Варенька! Это ты расскажи. Как ты учишься. Чему тебя учат?

-​​ ​​ «Для​​ греков величие души​​ – это​​ как бы некий космос добродетелей.​​ Душа обнимает всё​​ существующее», - прочитала она.​​ 

-​​ Ну,​​ папа,​​ что ты скажешь?

 

* * *

 

Народный комиссар иностранных дел СССР Молотов прибывает с визитом в Берлин для переговоров с Гитлером и министром иностранных дел Риббентропом. Немцы уклончиво говорят о своих планах в отношении СССР, а Молотов выражает сомнение в способности Германии завоевать Англию (визит продолжается до 14 ноября).

 

* * *

 

-​​ Ты связывай​​ свои мысли!​​ - посоветовала​​ Надежда Николаевна​​ сыну.​​ -​​ От космоса – к душе; от души – к космосу!​​ Космос ​​ есть всё​​ бытие. Но,​​ кроме него,​​ существует еще собственный принцип​​ космоса, сообщающий ему определенность, явность и конкретность.​​ Этот принцип делает космос​​ светлым​​ и разумным. ​​ При этом​​ сам этот принцип и неподвижен, и бездеятелен, и нисколько не вмешивается в жизнь космоса.​​ ​​ 

- Мама, что значит​​ «принцип неподвижен»?​​ Как он может быть неподвижным?! Ведь это же не автомобиль!

- Не путай, сыночка!​​ Как у​​ Платона?​​ Идеи - принцип движения, порождающие модели. ​​​​ Если развернуть идею, то она​​ - либо принцип упорядоченного космоса вместе с реально действующими в нем силами и движениями, либо порождающая модель космоса. ​​​​ 

-​​ Ой, мама! Какая заумь!!

- Да не заумь это! Ты привыкнешь! ​​​​ Аристотель предпочитает говорить об идеях вещей только в самих же вещах...​​ 

- Мама, хватит! Я совсем обалдел от этих умностей. ​​ 

 

* * *

 

Олег Коваленко​​ и​​ Сергей Дмитриев​​ жили в одной комнате общежития мех-мата​​ и радовались: эта жизнь была куда лучше прежней, ведь они до университета жили в коммуналках.​​ ​​ 

- Слушай, Олег,​​ - спросил Сергей, -​​ тут ходят странные стихи​​ – запрещенные! Я случайно прочел и запомнил только две строчки:

 

Неужели я – настоящий

И действительно смерть придет?

 

Ты не знаешь, чьи они?

- Не знаю. Давай еще позанимаемся… Чуть не забыл!​​ Давай, я найду​​ Варьку​​ и ее приглашу сюда!

- Ты так близко с ней знаком? – удивился Сергей.​​ 

- Да.​​ А ты ее забыл? Она была с нами в Эрмитаже.​​ 

- А! Я ее хорошо помню. ​​ 

-​​ Ты не влюбился случайно?​​ – спросил Сергей.

Видя, что другу вопрос неприятен,​​ он изменил​​ тему.

- Читаешь? - спросил он, - и протянул​​ журнал​​ «Техника​​ -​​ молодёжи».

- А что там интересного?

- А вот посмотри: техника первой мировой войны.

- Мне это скучно, - признался Олег.

- А, теоретик!​​ – улыбнулся Сергей.

 

Учеба в университете была сложной, - но именно эта трудность увлекла Олега.​​ Что до​​ Сергея,​​ сложность​​ высшей математики​​ ставила его в тупик. ​​ Он боялся за свое будущее, но скрывал страх даже от друга.​​ 

 

* * *

 

14 ноября​​ -​​ Немецкая авиация совершила массовый ночной налёт на британский город Ковентри. Городу был нанесён тяжёлый урон.

 

* * *

 

Сергей Никифорович ​​ и​​ Надежда Николаевна​​ любили эти долгие, трудные разговоры, когда смысл жизни обнажался и они чувствовали себя профессионалами, оказавшимися в чуждой им эпохе.

- А может, и не бывает иначе? –​​ думали они. – Может, у​​ всех, кто живет, кто живет, есть такая спасительная ниша, как у нас​​ античность?!

Они​​ опять забыли, что стало довольно поздно, что за окном бушевали процессы, что исчезали люди…​​ Какой смысл имел весь этот ужас жизни, если они вместе, если они близки, если им интересно, если они понимают друг друга?

 

- Сережа, неужели будет война?

-​​ Будет обязательно.​​ Я не уверен, что мы сможем противостоять военной машине Гитлера.​​ Но всё равно,​​ Надя, не нагнетай!​​ 

- Мне страшно.

- Надя, не надо таких разговоров! – твердо сказал Варенцов.​​ 

И приказал:

- Что бы я такого больше не слышал!

 

* * *

 

18 декабря​​ -​​ Гитлер подписал директиву номер 21 (план​​ «Барбаросса»).

 

* * *

 

- Папа, но разве не очевидно, что постепенно общее понятие​​ античного​​ «космоса»​​ развилось до понятия​​ «бога»?

- ​​ Лёник, это большой соблазн так думать, - но ты не должен ему поддаваться! Мол,​​ от​​ космического​​ единства – к​​ богу,​​ а там -​​ к софийности, а от нее​​ 

недалеко и до православия.​​ Знаешь, это​​ взгляд из космоса! Это неумно.​​ 

- Так я примитивен?

- Ну, да, - согласился он.

Но тут же и приободрил:

-​​ Ничего страшного, сыночка: все мы в чем-то примитивны.​​ Лёня!​​ Аристотелевский космос есть ​​ высочайшее проявление порядка во вселенной.​​ 

- Какой​​ «порядок»? ​​​​ Разве в мире может быть хоть какой-то​​ «порядок»? ​​ 

-​​ Зачем ты корчишь из себя взрослого?!​​ Понимай его как​​ красоту​​ и совершенство.​​ Откуда идеальные формы греческих скульптур?!​​ А потому, что​​ античный​​ человек​​ –​​ космичен! ​​ Он​​ осуществляет свое предназначение,​​ лишь поскольку приобщается к разумному началу, существующему объективно в мире.​​ 

- Значит,​​ космос​​ и тело человека связаны?​​ – спросил сын.

- Да, космос – телесен!  ​​​​ 

 

* * *

 

Надежда Николаевна​​ взялась проверить сообщение​​ своего сына.​​ В ЛГУ была и такая форма работы со студентами: по желанию кто-то из них готовил​​ сообщение на интересующую всех тему.

Из общей темы​​ «Личности позднего эллинизма»​​ Лёня​​ выбрал​​ Горация.

- Давай поговорим, - сказала Надежда Николаевна.​​ -​​ Что ты скажешь об эстетике​​ Горация?​​ 

- Это​​ эстетика греческой классики,​​ -​​ ответил Лёня.

- Неверно. ​​ Его эстетика очень​​ отличается от​​ аристотелевской. Аристотель изучает внешние формы произведения искусства, а Гораций ощущает их​​ изнутри.​​ В его стихах много субъективного; такого прежде не было.

- Мама, а чем же он тогда отличается от Маяковского?

-​​ Маяковский​​ не просто​​ субъективен,​​ но возводит свое​​ «я»​​ чуть​​ ли не в ранг какого-то новомодного божества. ​​​​ У Горация​​ нет​​ этого​​ вызова, этой болезненности.

- Мама, так он тебе не нравится!​​ Ты не знаешь ни одной его строчки?

- Почему?​​ – спокойно ответила она. -​​ Вот слушай:

 

Любит? не любит? Я руки ломаю

и пальцы​​ 

​​  разбрасываю разломавши​​ 

так рвут загадав и пускают​​ 

​​  по маю​​ 

венчики встречных ромашек

 

Как тебе?

- Даже не знаю, мама! ​​ Очень необычно.

Леонид был поражён.

- А это?

 

Уже второй​​ 

​​  должно быть ты легла​​ 

А может быть​​ 

​​  и у тебя такое​​ 

Я не спешу​​ 

​​  И молниями телеграмм​​ 

мне незачем​​ 

​​  тебя​​ 

​​   будить и беспокоить

 

- Это не нравится, Лёня?

- Это нравится!!

Леонид был потрясен стихами.

 

* * *

 

При первой же встрече с Варей ​​ после этого разговора​​ он спросил ее:

- А ты знаешь Маяковского?

Напомним, что с осени​​ сорокового​​ Варя и Леонид встречались уже на историческом факультете (истфаке). Они попали в одну группу.​​ 

- Да как его не знать? Мне папа говорил: его​​ съел АХРР.

Леонид не поверил своим ушам:

- ​​ АХРР? Я не ослышался? Разве бывают такие слова?

- Да, товарищ ученый, - решительно ответила Варя. -​​ ​​ Такие слова бывают!​​ Это аббревиатура от ​​ «Ассоциация художников революционной России».

- Вот что, Лёня: нельзя​​ ничего не знать, кроме античности!​​ – Сказала осуждающе Варя. -​​ Ты должен ходить на выставки, должен интересоваться современностью!

- А его стихи ты знаешь?

- Да, - ответила она и выпалила:

 

Вашу мысль,

мечтающую на размягченном мозгу,

как выжиревший лакей на засаленной кушетке,

буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:

досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

 

Это первые строчки из​​ «Облака​​ в штанах».​​ Лёня, как же ты учился?

- Но откуда ты его знаешь?​​ И как ты сумела запомнить такие сложные стихи?!​​ В школе мы его не проходили.​​ 

-​​ Да, я такая.​​ Меня научил папа.​​ 

 

* * *

 

После встречи в Эрмитаже​​ Варя​​ вспоминала​​ и​​ Олега,​​ и его друга​​ Сергея, но как же она удивилась, когда однажды​​ встретила​​ Олега​​ на истфаке.

- Привет! – сказал он.​​ 

Варя сделала вид, что не удивилась:

-​​ Олег, а​​ где ты сейчас?​​ Как ты сюда попал?​​ Я слышала, ты на матмехе.

-​​ На мехмате, - поправил он.​​ –​​ На механико-математическом факультете ЛГУ.​​ 

Варя молчала, и он продолжил:

- Я рад, что​​ ты меня помнишь.​​ Я и​​ Сергей​​ на мехмате. Это недалеко отсюда:​​ по Среднему проспекту,​​ -​​ а потом повернуть на одиннадцатую линию.​​ ​​ Бывшие женские курсы.

-​​ Я​​ не могу​​ тебе позвонить?​​ –​​ сказала​​ Варя.

Она​​ понимала, что не надо терять Олега, раз он ее искал, раз он ищет дружбы.​​ 

-​​ В общежитие трудно дозвониться, - признался Олег.​​ -​​ Можно, но это​​ трудно.​​ 

- Ты доволен?

- Я?! Не то слово.​​ Представь, я и Сергей​​ живем в общаге в одной комнате.​​ Мог я мечтать о таком?

- А домой?​​ –​​ спросила Варя. -​​ ​​ Я могу тебе позвонить домой?

- Я редко бываю дома.​​ 

Он не удержался и добавил:

- Я так рад этому!

Варя удивленно посмотрела на него – и он ответил:

- В нашей коммуналке нет телефона. Что ты хочешь?​​ ​​ Мой отец - простой рабочий.​​ 

- Но у вас все же была своя квартира? – допытывалась Варя.

Она мало знала эту сторону ленинградской жизни.

- Нет, не было!​​ Коммуналка. Пять семей​​ без ванны.​​ 

- Как же это тяжело! – вздохнула Варя.​​ ​​ 

И спросила виновато:

- А на каком этаже ты жил?

- На четвертом.​​ Всего пять этажей, дом без лифта. ​​​​ И вдруг он сказал:

-​​ И вообще, Варя, я больше тебе неинтересен.

- Олег, не лезь в бутылку!​​ - строго​​ приказала она.​​ 

Ей почему-то легко давалось командовать мужчинами.

-​​ Давай будь проще, - приказала она. -​​ Значит, для тебя​​ поступить в университет, жить в общежитии​​ – счастье?!

Эти чувства ей трудно было понять, но она старалась.

- Варя, вы всегда жили в своей квартире - и вы просто не поймёте этого!

- Еще раз скажешь​​ «вы»​​ - я тебя убью! – серьезно сказала Варя. -​​ Объясни, почему это счастье.​​ Я не понимаю!​​ 

- Вот смотри, как я жил дома!​​ Представь длинный коридор шириной в метр и вдоль него четыре комнаты: 12, 18, 10, 10 квадратных метров. Я, сестра и родители - в восемнадцати метрах.​​ Это же​​ постоянное напряжение! Папа очень устает​​ на работе, мама тоже, Глаша...​​ 

- Так у​​ тебя​​ есть сестра?​​ 

- Да! На четыре года младше. Она в седьмом классе. И мы все четверо - совсем разные, и все мешаем друг другу. ​​​​ Тебе интересно это слушать?!

-​​ Очень!

- А мне кажется, тебе скучно, - сказал Олег.

- Это почему?

- Я больше не выигрываю олимпиад: на мехмате все такие умные, как я. ​​ 

- Ты не прав,​​ Олежек! – горячо возразила она.​​ – У меня свои тяжелые проблемы.

- Давай встретимся!​​ – попросил Олег. -​​ Скажи, куда прийти – и мы поговорим. А как Лёня и его отец?

- Хорошо.

- Лёне кажется, я плохо к нему отношусь, - но это не так.

- Ему так не кажется,​​ Олег!​​ Да что с тобой?

- Извини. Я просто хотел с тобой поговорить.​​ 

- Так ты пришел на истфак, чтобы найти меня?

- Да.​​ 

- Напиши мне письмо! – и Варя дала ему свой адрес.

-​​ А то приходи к нам в общагу!​​ – попросил ​​​​ Олег. -​​ Мы​​ с​​ Сергеем​​ будем очень рады. Примем по высшему классу!​​ 

- А что это такое? - спросила Варя.​​ 

- Купим торт к чаю.​​ 

 

* * *

 

Варя готовится к экзамену. Она читает:​​ «Всё​​ существующее представляет собою либо предметы чувственно постигаемые, либо умопостигаемые. Ведь в известном смысле знание тождественно познаваемому, а ощущение - чувственно​​ воспринимаемым качествам. ​​​​ Душа человека, являясь осколком вселенской души, представляет собой единообразную материальную субстанцию, обладающую различными функциями».

- Какой же​​ он​​ умный, этот​​ Платончик! – подумала она. – Просто наказание.

 

* * *

 

1940 год заканчивался на удивление мирно. Многие сведущие люди​​ и чувствовали, и знали, что лето предстоящего года может быть очень страшным, но хранили свои предчувствия в тайне.​​ Мне с высоты времени, из пандемийного 2020 года, ясно, что уходила огромная эпоха, что миру предстояло пережить​​ огромное потрясение…