(современная сказка)

Короткое предисловие.  ​​​​ 

Считаю нужным напомнить, что роман был написан в 2006 году! ​​ В силу известных исторических событий мое отношение к России и миру кардинально​​ изменилось. 30 декабря 2015 года. Геннадий Ганичев

Первая глава

Петр Сергеич ​​ вышел погулять. Такое частенько бывает с немолодыми людьми. Брел наугад, радовался солнцу, а вот и сел на первую попавшуюся скамейку. Тут он заметил у обычного, ничем не приметного подъезда беспрестанное роение мужчин.

- Что бы это значило? – подумал он – и тоже ринулся в общем направлении.

В помещение, куда вошел Трухачёв Петр Сергеич, пахло вениками. ​​ 

Но не только вениками!

- Наверно, в углу кто-то пописал, - ​​ по ​​ знакомому запаху догадался Петр Сергеич.

Он хотел уйти, но вывеска внушительно блестела, а главное, его привлекла толкучка: по старой привычке он лучше себя чувствовал, немножко потолкавшись в очереди.​​ 

- Вы – крайний?

- Да, я.

- Тут всегда народу так много?​​ 

- Всегда.​​ 

- Зачем стоят?

- Кто за чем.​​ 

- И все за справками?

- Все.

- А какие тут справки?

- Да любые. ​​ Извините! Я, кажется, наступил вам на ногу.

- Ничего страшного.​​ 

- Вы не скажете, - доверчиво спросил он соседа, - почему тут тараканы бегают и везде веники развешены?

- Да какие это тараканы! – тревожно зашептал новый знакомый. – Это тараканищи.  ​​​​ Вы знаете, мне так обидно!

- А что случилось?

- Да веником по роже отхлестали. ​​ Я говорю: «Вам чего надо, за что?». ​​ А они: «Простите, это русский дух. ​​ У нас так принято».​​ 

- У вас, кажется, есть вопросы, - подоспевший представитель фирмы услужливо склонил ​​ полысевшую в трудах голову.​​ 

- Объясните, пожалуйста, - обратился к нему Петр Сергеич вместе с соседом по очереди, - почему тут тараканы, веники, нассано, ​​ на полу пролито пиво, стены обшарпаны и грязно?​​ 

- Посмотрите внимательно: вы - в настоящей русской избе, - строго и наставительно сказал служащий. ​​ - ​​ Что же вы хотите? Нам надо сохранить колорит: к этому обязывает и само название нашей фирмы. И квартиру-то поэтому ​​ сняли у какого-то пьяницы, яркого представителя русского ​​ духа. ​​ 

Причем, ​​ это не просто какой-то там пьянчужка, а настоящий забулдыга: у нас все настоящее.​​ 

Пока до вечера он где-то вовсю кайфует, наша фирма работает, - а вечером разбредаемся, кто куда.  ​​​​ Приходится бомжевать!​​ 

- Но вы бы могли снять настоящий офис в центре города! – сказал сосед Петра Сергеича.

- Что вы! – опечалился служащий. – Откуда у нас такие доходы? Ведь мы – честные люди. ​​ Это в нас главное. ​​ 

При словах «честные​​ люди» чиновник даже как-то весомо приосанился, а в его лице появилась значительность.

И вдруг он не на шутку рассердился:​​ 

- Что вы замечаете какие-то мелочи! Вы обратите внимание на главное: тут вы чувствуете себя внутри нашей истории, тут вы –​​ настоящий русский! По-вашему, тараканы и веники – это просто грязь, да? ​​ 

Нет, гражданин! ​​ 

Это не только дань традициям нашей фирмы, но и отзвук ​​ всей истории России. ​​ Ой-е-ей, какой отзвук. ​​ 

- «Таракан»! ​​ - пустился он в дальнейшие рассуждения. - Да, таракан. Но – какой! ​​ 

Наш таракан – мечта любого цивилизованного человека!​​ 

Это не какой-нибудь замызганный, коммунальный таракашка, ​​ - а добротный, откормленный, гордый своим существованием.​​ 

Он и смотрит-то по-человечески.​​ 

Не бегает ​​ туда-сюда, не​​ шелестит, а приятно выглядывает из уголка. Его преимущество и то, что его можно раскормить до трех килограммов, - и ​​ тогда на спор он любого с ног ​​ собьет. ​​ 

Но самое главное в нашем бесценном русском таракане – это то, что он произведен на экспорт.​​ 

Не только мы, но и за границей уверены, что ​​ он выражает русскую душу, - а потому покупают его в больших количествах. ​​ Вот только вчера Германия​​ закупила батальон, а Китай – целую армию.​​ 

Тут​​ Петр Сергеич​​ решился и добавил:

- Кстати, и мне показалось, что он ярко выражает самобытность, ​​ а, может, и всю полноту русского характера.​​ 

Казалось бы, что тут такого? Вот он сидит в уголку - и всё, - но он так спокоен и вежлив, что это всем приятно.

- Как хорошо, что вы чувствуете этот настоящий русский дух! – глаза служащего заблестели от восторга. - ​​ Нам как раз нужны такие клиенты! ​​ Подождите немножко - и вас окатят шайкой, а потом кто-то поддаст веником.

​​ 

И тут он опять обратился к соседу Петра Сергеича:

- Неужели вам ​​ это не нравится? ​​ Значит, вы – не русский.​​ 

Сосед угрюмо молчал.

- Шайка и веник – это здорово, - признался Петр Сергеич, - я давно мечтал об этом.  ​​​​ Но скажите честно: ​​ а пива потом нальют?

- Обязательно! ​​ У нас есть все, что нужно русскому человеку, - заверил служащий. –  ​​ ​​​​ Пива нальем непременно.  ​​​​ А если большой праздник, то тут у нас настоящий рай: роскошных б-ей прямо на больших подносах доставляют. ​​ Так что и пиво, и бабы будут,  ​​​​ но потом, к сожалению, ​​ и пи-дюлей накидают.

- Но зачем нам  ​​​​ пи-дюлей? – ​​ тревожно ​​ встрепенулась очередь. – Мы просто зашли культурно провести время.

- А так полагается, - наставительно ответил представитель фирмы. – Это древний русский обычай, а мы обязаны чтить традиции наших предков. Кроме​​ того, эта услуга входит в пакет.

- Да, немножко вломим​​ пи-дюлей, - но что тут такого? Тут ​​ ничего страшного нет! - сотрудник фирмы искренне обиделся на само предположение о насилии. – Поймите меня верно: это же не сам поджопник, - а только его образ, его идея.​​ 

- Нет, я вижу, придется ориентироваться на ваш культурный уровень! – сотрудник приосанился:

- Речь идет об инновационном проекте! У нас много идей – и мы, наконец, решили доверить их миру…

- Да ладно! Мы вам верим, сказал​​ посетитель в захоженном, грязном пиджаке. – Главное, вы нас насчет пива не обманете?​​ 

- Конечно, ​​ мы вас​​ обманем, ​​ - не растерялся служащий, - ​​ но обманем честно. Так обманем, что вам это понравится. Мы так умеем.

И обманем, и  ​​ ​​​​ всем немножко поддадим: так у нас принято. Таковы особенности нашей фирмы: ​​ только здесь еще знают и чтят обычаи нашей​​ старины.

Повторяю: ​​ здесь нет неуважения к столь почтенной публике, как вы, ​​ - но лишь дань древней русской традиции.

Но поймите, что это не простой, но инновационный поджопник. Если у него и есть мощь, то только концептуальная.​​ 

Как бы раньше сказали? «Сейчас пи-людей накидаем, да и всё. У нас не заржавеет». Теперича всё куда интеллигентней.

И тут он предложил сразу всем:​​ 

- А никто не хочет ​​ закупить партию тараканов? ​​ Если сразу пятьсот ребят, то скидка большая.​​ 

- Но зачем? – искренне удивился Петр Сергеич.​​ 

- Да как зачем? ​​ Подумайте сами.​​ 

- Спасибо, пока не надо, - сказал Петр Сергеич. –​​ Возможно, потом и понадобится, но не сегодня.​​ 

- Не торопитесь с решением! ​​ Допустим, вам кто-то не нравится, - ​​ пустился развивать мысль сотрудник. - Вытряхните в его ​​ офис сразу всю партию - и минимум на неделю парализуете конкурента. У вас, небось, и у самого какая-нибудь фирма?

- Да что ​​ вы! ​​ - грустно улыбнулся Петр Сергеич.​​ 

- Признайтесь! ​​ Наверняка, на дому что-нибудь химичите.

- Какая там фирма! ​​ - испуганно​​ ответил ​​ Петр Сергеич. - Только-только свожу концы с концами. И заглянул-то просто так.

- Но пиджачок-то у вас от Версачи! – молодой человек улыбнулся и приятельски подмигнул.

- Бывшая коллега живет ​​ в Париже, так подарила, - признался наш герой. ​​ -​​ Версачи, конечно, он – Версачи, да пиджачку уже двадцать лет. ​​ Ее ​​ муж не хочет донашивать, вот мне и достался.​​ 

Тут Петр Сергеич улыбнулся:

- А! Так вот почему вы решили, что я с деньгами!

- Да, мы так решили, - вежливо улыбнулся обаятельный служащий. – Что ж, если вам не нужны ни веники, ни тараканы, то можем вам дать справку.​​ 

- Справку?! Какую?! – оживился сосед ​​ Петра Сергеича.​​ 

- Какую захотите.​​ 

Допустим, вам СОБЕС выделил в 1947 году пятьдесят рублей, а тут вам выдадут справку, что таких денег вам никто не давал.​​ 

Вы развелись три раза, а тут дадут бумагу, что только два. Если вы жили с Марией Семеновной, получите документ, что с Марией Петровной. ​​ 

У вас стаж – пятнадцать лет, а ​​ мы нарисуем ​​ двадцать пять.

Или вам понадобилось приватизировать жену​​ на​​ неопределенный срок. ​​ 

Или деприватизировать тещу, чтоб убрать ее с глаз долой.​​ 

Такие вот важные справки.​​ 

Потому ​​ тут и ​​ вечная давка.​​ 

- А мне как раз нужна справка, - тут глаза Петра Сергеича загорелись, - что мой сын сильно пострадал.  ​​​​ Он​​ родился в 1984 году рядом с чернобыльской атомной станцией. ​​ Мы после аварии не сразу уехали, я его в коляске вывозил.​​ 

- Может, и мне самому удастся получить справку чернобыльца, - многозначительно добавил он.

- А вы еще ее не получили? – служащий изобразил удивление.

- Нет. Я ведь удрал, хоть и не сразу. Всё смотрел, как другие работают, а сам в это время паковался.​​ 

- Статуса чернобыльца, - сказал представитель, подумав, - видно, уже не дадут, зато получите статус страдальца.​​ 

- Есть такой статус?! – ахнул от радости Петр Сергеич.

- Представьте себе, да! С доплатой к пенсии. Так что становитесь в очередь! Вам обязательно дадут.

- Вы уверены?

- Конечно. ​​ Вставайте, но помните, что это нелегко: вам придется стоять три дня и три ночи.

- Я понимаю! Мне бы только день простоять да ночь продержаться.

- Именно так.​​ 

Когда служащий ушел, ​​ сосед по очереди сказал, грустно вздохнув:

- У вас прямо на роже написано, что вас всю жизнь метелили, - так что вам быстро справку дадут. Меня-то вот годами мурыжат. ​​ Как вам ​​ повезло: вы похожи​​ на доходягу! А ​​ мне так прямо и говорят: «А ты, жирная морда, на что надеешься?».​​ 

И все равно, я – выстою! Кстати, вы знаете, что доплата от государства небольшая? Всего каких-нибудь рублей сто.

- Мне главное не доплата, – сказал Петр Сергеич, - а чтоб на душе хорошо было.​​ 

- Серьезно? ​​ Тогда ​​ вы не зря встали в очередь.​​ 

- Итак, вот вам документ, удостоверяющий ваш статус страдальца, - к нашему герою спешил служащий. - Так что заходите еще! И помните: только наша фирма сможет вам выдать такую справку.​​ 

- Просто не знаю, как вас и благодарить.

- Компания интересуется – просто для статистики - зачем вам эта справка? Доплата - совсем ничего!​​ 

- Мне важен принцип!  ​​​​ Зато теперь я точно знаю, что страдал. А до встречи с вами я только догадывался.​​ 

Я-то всегда ​​ хотел счастья. ​​ Вот вы мне дали справку, что я несчастлив, – и мне стало легче. ​​ Теперь и мечтать не буду. ​​ 

Вы себе не представляете, насколько это улучшит отношения с женой! ​​ Она-то мне всю жизнь говорила: «Чего ты несчастненьким прикидываешься?  ​​​​ Иди, вкалывай, скотина!».​​ 

- Как вы не понимаете! – Петр Сергеич ​​ не на шутку размечтался. - Справка, она нужна для души. Со справкой мне жить как-то легче. Потом, это пробудит сочувствие в жене. А то она часто меня спрашивает: «И что ты за дурачок такой?». ​​ А теперь она поймет: я потому и дурачок, что слишком много страдал. Так что ваша справка – это очень важно.

- Всего доброго. Заходите.​​ 

- Спасибо большое.

Прошли годы – и Петр Сергеич пришел еще раз.

- Заходите! – крикнули ему. - Что вы​​ стоите в дверях? Как вас звать?! Вы, кажется, недавно у нас были.

- Ну, «недавно» - сильно сказано: три года назад. Вот и сына привел.​​ 

- Хорошо. Напомните, как вас зовут.

- Трухачёв ​​ Петр ​​ Сергеич.

- Помню, помню. Зачем сына привели?

- Дело в том, что он​​ родился рядом с чернобыльской атомной станцией, сильно пострадал, когда я его в люльке вывозил. Я уже оформил справку, что я пострадал, а теперь хорошо бы и документ на сына.

- Это можно. Как звать-то парнишку?

- Витя.

- Что, Витя, ты помнишь, как это​​ было?

- Конечно, - подтвердил детина. - Еще бы атомный взрыв не помнить! Хоть и был совсем маленьким. Это такое ощущение, будто сапожищем по роже хряснули.​​ 

Конечно, тогда я так этого не понимал, ​​ зато сейчас это ясно до конца.​​ 

- Серьезно?! Такой впечатлительный мальчик?​​ 

- Да, - подтвердил парнюга. – Так оно и было. Хоть мне был всего один год, я всё, как сейчас, помню.​​ 

- Что ж, справку дадим. Как хорошо, что вы, Петр Сергеич, пришли с сыном! Нам очень нравятся ​​ эти семейные заезды.​​ 

- Вот, - продолжил​​ служащий, - вас не было, а за это время произошло много нового, - причем очень позитивного! Теперь за статус страдальца от федерального правительства дают уже двести рублей. Двести рублей и - пендель.​​ 

- «Пендель»? А что это такое?​​ 

- Это тот же самый поджопник, но в несколько​​ изысканной форме.

- «Изысканной» - это как?

- Как?! ​​ Да очень интересно.​​ 

Это необычный, концептуальный поджопешник.

Знаете, в чем новая специфика? ​​ Теперь и просить не надо: и так поддадут.

Но самое хорошее, да и самое важное, что поддаст очень интересный человек.

- Чем он так уж интересен? – недоверчиво спросил Петр Сергеич.​​ 

- О! Если б вы знали, кто вам поддаст: это такой интересный человек, - сотрудник фирмы многозначаще улыбнулся. - Это даже больше, чем человек: это - женщина. И​​ такая женщина, что ввек не насмотреться.​​ 

Если совсем коротко, это дама.

- Дама? – удивлению пенсионера не было конца.

- Да, дама. ​​ Да еще какая дама! ​​ Специально взяли на полставки.  ​​​​ Очень интересный человек. Чтоб только посмотреть на нее, иные из​​ Америки прилетают.​​ 

- Вот оно что!!!

- Да, так. Двести рублей – от федерального правительства, а пендель – тот уже от местных властей. Можете хоть сейчас получить.

Мне кажется, вы как-то не уверены!

- Да, - замялся Петр Сергеич. – Знаете…

- Что ж тут плохого? Вам полагается не какой-нибудь, а государственный поджопник.​​ 

Придет время ​​ - ​​ и вам дадут медаль, - а пока извольте получить то, что полагается. У нас - по заслугам. Так​​ решила родина.

Поймите, и поджопник, и медаль – награды Родины; ​​ правда, они разного уровня.

Если подумать, поджопник ​​ - та же медаль, только с другой стороны.

- Двести рублей - это приятно, - согласился Петр Сергеич, - но зачем же, как вы говорите, «пендель»? Лучше получу в другой раз.​​ 

- Батюшка Петр Сергеич! Весь мир мечтает пообщаться с этой прекрасной дамой, а вы сопротивляетесь!

Если б вы узнали, какой это интересный человек, вы сами бы тот пендель попросили! Это ведь очень красивая женщина.

- Так пусть одна меня обнимет! А то только наподдаст.

- Что делать! Если это ее работа. Каждый делает, что умеет. Она долго училась, кончила соответствующую Академию и к нам попала не как-нибудь, а по конкурсу. Это профессионал высокого класса.​​ 

- Интересно! Какой же факультет она закончила?

- Спецледи. Леди по особым поручениям. Может из пулемета пулять, ​​ из пистолета-автомата, бундель-револьвера, - а может и просто поддать.​​ 

- Каким еще типом оружия она владеет?

- Сведуща в пушках, навесных и зенитных орудиях, не испугается и станкового пулемета. ​​ 

Мы бы взяли ее в охранники, но дорого, зараза, запросила: коли ее взять в штат, то пришлось бы поставить на полную ставку. ​​ 

Откуда у нас такие деньги? Вот и предпочитаем внештатников. По договору.  ​​​​ Экономим. ​​ Что поделать.​​ 

- Пендель по договору!

- А что вы хотите? Мы не можем себе​​ позволить большого штата: мы - не в Лас Вегасе. ​​ 

Ну, так что? Неужели у вас нет желания познакомиться с этой очаровательной женщиной? ​​ О ней кто только не мечтает!​​ 

- Только не сегодня.  ​​​​ Если честно, я бы хотел однажды оказаться в объятьях этой женщины,​​ - а получу поджопник!

- Вы уже это говорили! Простите, но она ​​ делает то, за что ей платят. Ей, что же, умереть с голоду? Фактически вы предлагаете пойти ей на панель, а ведь это специалист высокого уровня.

- Она вот поддаст, - закручинился Петр Сергеич, -​​ а я улечу незнамо, куда.

- Ну, слишком далеко вы не улетите! Подумайте, как торжественно это будет выглядеть: она специально прилетит!

Вот ее сейчас нет, а если надо, она сразу воплотится.

Ради вас.

- Откуда прилетит?

- Она живет сейчас на​​ Багамах: охраняет кого надо. ​​ Работает почти бесплатно, зато стаж идет!

- Сколько ж вы ей платите за пендель?

- Десять тысяч.

- Ей - десять кусков, а мне – двести рублей?

- Да. ​​ Конечно, на поджопник тут еще есть кандидаты, не только вы.​​ 

Так работают наши​​ договорники. Не за бесплатно. ​​ Подумайте, сколько мы боролись с местными властями за право получить лицензию на такой роскошный поджопник! ​​ Долго искали, кому дать на лапу, ​​ помогли ему купить ​​ иномарку. Ну, вы же сами знаете, как это делается!​​ 

- Да ей лететь с Багамов сюда - эти десять тысяч!

- Летает она бесплатно: за казенный счет. ​​ Почему бы вам не увидеть в ней человека? ​​ Дайте этому человеку заработать! Мы ведь не можем заплатить ей только за​​ то, что ее уважаем.  ​​​​ Она же не виновата, что у нее такая​​ деликатная работа.

​​ 

- Нет! – решительно возразил Петр Сергеич. - ​​ Простите, мне нравится ваш уровень обслуживания, - но почему же столько грубости? Утром прихожу, встаю, как все, в очередь, а охранник мне говорит:  ​​​​ «Вон отсюда, сволочь!».  ​​​​ И охранник - ​​​​ здоровила. Такой жахнет по башке - и дух вон.

- Уж какого наймут! – посетовал служащий. - Извините, но охрана у нас не наша, а межведомственная; ​​ тут уж мы ничего не можем поделать. Бывают грубые люди! Бывают, - но не в нашей организации!​​ 

- А вообще-то, - тут служащий явно впал в экстаз, - вы просто не знаете, какие ​​ люди ​​ тут работают! ​​ 

А как узнаете, будете плакать от счастья.​​ 

Вы вот возьмите, к примеру, Пенькова ​​ Владимира ​​ Валерьяновича. ​​ У него и борода клинышком, и очки носит. ​​ Какой это культурный, тонкий человек! Кончил два ВУЗа, ​​ преодолел ​​ три жены, защитил диссертацию по справковедению.​​ 

Да такой человек украсит любое учреждение, любое! На него смотришь и любуешься. ​​ Если хотите получить справку на вашего мальчика, ​​ идите прямо к нему!​​ 

- А​​ как его найти?

- А как увидите человека, что ступает величаво, так прямо и подходите: это – он.​​ 

А ​​ Людоедов Семен Архарович? Это ж какой человечище! ​​ Где еще вы найдете таких людей?

Когда Трухачев пробирался по узкому коридору, ​​ к нему подошел охранник.​​ ​​ Он ​​ виновато улыбался:​​ 

- Вы – Петр Сергеич?

- Да, это я.​​ 

- Простите, дорогой Петр Сергеич, ​​ - охранник грустно улыбнулся, - но это входит в нашу работу: каждые полчаса мы обязаны говорить «Вон отсюда, сволочи».  ​​​​ Как начальник приказал, так я и делаю.​​ 

Иначе меня лишат премиальных.

Через полчаса Петр Сергеич обиженно выговаривал чиновнику:

- Знаете,  ​​​​ Владимир ​​ Валерьянович болен, а другой ваш сотрудник Захария Горынович не дает справку моему сыну!​​ 

- А вы когда-нибудь пробовали понять его душу? Вы​​ найдите путь к его сердцу - и сразу справочку получите!  ​​​​ 

- Простите, но я уже хожу полгода!

- Ничего не поделаешь. Тут все годами ходят! Вам нужна справка? Нужна. Вот вы и ходите.  ​​ ​​​​ Вы хоть узнали, как его фамилия?

- Откуда мне знать?

- Это Терпигорев.​​  ​​​​ Захария Горынович ​​ Терпигорев. Если б вы знали, как много он страдал!​​ 

Но есть еще одна важная черта в его характере: ​​ это гуманист уже в пятом поколении, ​​ - а потому всегда пьяный.

- Мне только и нужно, что печать в левом углу, внизу.​​ 

- Вот именно!  ​​​​ Захария Горынович и поставит вам эту печать. Только он-то и поставит, ​​ больше никто.​​ 

- Петр Сергеич, ​​ дорогой вы наш! Вы уж для меня совсем ​​ свой, так я решаюсь вам прямо советовать.  ​​​​ Вы ​​ хоть попробовали сказать ему что-нибудь ласковое?!​​ Конечно, нельзя сказать​​ «Захарушка»: так говорим только мы, сотрудники, - а вы скажите​​ «Дорогой вы мой,​​ Захария Горынович» или «Хороший вы мой,​​ Захария Горынович». ​​ 

- Но почему он «Захария»? ​​ Откуда этот возвышенный стиль?

- А как же! ​​ Тут нужен библейский стиль, когда речь идет о нашем сотруднике.​​ Пророк Захария! Мы высоки духом - и это очевидно.​​ 

- Да, вы правы.​​ 

- Главное, не забывайте об этом, - вежливо попросил служащий.​​ 

- А почему «Горынович»? – полюбопытствовал Петр Сергеич. - У него что, отец – Змей Горыныч?

- Да. Представьте себе! Такой интересный человек.  ​​​​ Змей Горыныч по пьянке кого-то трахнул – вот наш дорогой Захария Горынович и получился.​​ 

Он не только сын известного персонажа русских ​​ сказок, а значит, входит в сонм небожителей, но еще и мужчина изумительной души ​​ и высоких порывов. Это ​​ такой ​​ интересный человек, что у нас всех просто волосы дыбом.

Как хорошо, что второго такого вы, слава богу, не встретите.

К счастью, таких людей больше уже не будет.

- Он страшно этим гордится своим отцом.  ​​ ​​ ​​​​ Ведь что вы думаете?  ​​ ​​​​ Какой ни запойный этот Змей Горыныч, а он - звезда двухсот серийного сериала «Сексуальная жизнь бомжей».

-  ​​​​ А как же его хвост?

-  ​​​​ Прогресс берет свое: ​​ и хвост - ​​ не такой, как раньше! Хвост цивилизовался вместе с ним: уже​​ давно – на кнопочках. ​​ Долго он прятал его в футляр от контрабаса: маскируется под музыканта. ​​ А потом и хвост продал в музей Дарвина.  ​​​​ Съездите туда,​​ посмотрите, как красиво он свешивается.​​ 

- А по существу, не все ли равно, кто у нашего Захара родственник: змей или тигр, или еще кто? Нам лишь бы хорошо работал. ​​ Вы уже поняли, ​​ почему ​​ он назван «Захарией», - а почему другого нашего сотрудника звать «Владимир ​​ Валерьянович» - не догадались?

- Владимир - киевский князь!

- Вот именно, Петр​​ Сергеич, вот именно!

Да, такие у нас люди...

- Я понимаю, но мне-то что делать? ​​ 

- Да как «что»? А вы подкатитесь к нему с лаской! «Так, мол, и так,​​ дорогой вы мой,​​ Захар Горынович!».  ​​​​ 

Вот это будет по-человечески! ​​ 

Что вы его боитесь? Это интересный,​​ красивый человек. ​​ Тогда он вам поможет.​​ 

Что ж вы так, ​​ Петр Сергеич? ​​ Привыкли видеть в чиновниках каких-то бездушных роботов! Будто мы и не люди. ​​ У него, между прочим, два высших образования: кулинарное и железнодорожное. ​​ А уж сколько он жен претерпел, этого никто не знает.

- Наверно, три, - подсказал ​​ прислушавшийся посетитель.

- Почему три?

- У вас так полагается: ​​ у каждого ​​ сотрудника по несколько дипломов и жен.

- Вы правильно догадались. А как же! ​​ Конечно. ​​ Других и не берем: такая трудная служба.  ​​​​ 

Одна вон до сих пор за ним ​​ с кочергой бегает.​​ 

Придет, встанет в проходе и орет:

- Дайте мне моего Захарку! ​​ Накостыляю гада!

- Да что нам его жёны! Нам важнее, ​​ что он кулинар​​ славный! Иной праздник, бывает, и нам пирожков напечет.  ​​​​ И такие вкусные получаются, что хоть на продажу. ​​ Ей-богу, теперь ждем всех праздников, а раньше со скуки не знали, что и делать.​​ 

Но очень ему ​​ льстить не надо.

Нельзя, к примеру, сказать:

- Батюшка ты наш, свет Горынович!

И не то, что бы он оскорбился, но он​​ будет долго думать, что же это значит.

Помните, ​​ в России добрая половина Ивановых – это все Горнычевичи!​​ 

- Такой озорник?​​ 

- Почему это «озорник»? ​​ Он по заданию фирмы повышает рождаемость в Поволжье.​​ Повысил ​​ рождаемость на двадцать процентов! ​​ Это вам​​ не фунт изюму.​​ 

Президент сказал повысить рождаемость – и мы этим по мере сил вплотную занимаемся.​​ 

А сколько наша фирма​​ сделала для повышения рождаемости на Дальнем Востоке?!  ​​​​ Можете себе представить, как много мы работаем! ​​ 

- Захар​​ Горынович! Пожалуйста. Я прошу вас.

- Вы что, по-человечески не понимаете?! ​​ - господин в пенсне отпрянул и не по-человечьи рыкнул. В его очах загорелся недобрый огонь. - Печать надо в правом углу, а вам поставили в левом! Зайдите в первый подотдел к Зое Анатольевне!​​ 

- Зоя Анатольевна!

- Я знаю свою​​ фамилию!​​ – дама на всякий случай мрачно зыркнула: мол, построжиться не помешает. - Я же вам говорила: нужна еще одна подпись. С этого бока, - она недовольно ткнула пальцем в справку.​​ 

- А что это у вас тут написано? – грозно спросила она.​​ – И все подписи почему-то неразборчиво! А тут что? Написано «КАЗЛЫ». ​​ 

А тут что за подпись? «ДУРАКИ ВЫ ВСЕ». Такого сотрудника у нас нет. ​​ Чья же это подпись?​​ 

- Простите, это мой внук-второклассник. Ему двойку поставили, вот​​ он и обиделся на весь свет. Наверно, он хотел написать, что учитель – козел.​​ 

- И как это его угораздило? Теперь вам опять придется съездить в наш вологодский филиал. А вот тут видно, что на документ ставили стакан с чаем.​​ 

- Простите, господа, но мы закрываемся! Освободите помещение!​​ 

Толпа недовольно загудела, иные горько плакали.​​ 

- Что будем делать? ​​ О, печаль, горе лютое!​​ 

- ​​ Фирма закрывается на холода. ​​ Господа, приходите весной! ​​ 

- Как вы сказали?!

- Повторяю: до весны мы ударяемся в бега.

Мы хорошо знаем, что вы собрались со всего света: и из Австралии, и из Новой Зеландии, Штатов, Европы, Тьмутаракани. Тут есть господин из соседнего дома, а есть и наш уважаемый космонавт, только вернувшийся с Луны.  ​​​​ И все равно, мы должны закрыться. ​​ Мы скитаемся из-за недостатка финансовых средств. ​​ 

Поднялась новая волна плача.

- Отцы вы наши! На кого же вы нас покидаете?​​ 

- Как вы можете закрыться, если мы вас любим?​​ 

- Я летела сюда с пятью пересадками!​​ 

Служащий подошел к ​​ Трухачеву и ласково молвил:

- Ничего не поделаешь, Петр Сергеич! Мы закрываемся.​​ 

- Но я целый год стоял к Василию Петровичу.​​ 

- А какой это ​​ Василий Петрович? ​​ У нас их три.​​ 

- Василий Петрович Мухоморов.

- Это наш лучший работник. Тут все на нем держится. Что с ним случись – вся​​ работа остановится.​​ 

- Но я целый год стоял к нему в очереди!​​ 

- Нет! – отозвался один из очереди. - Вас тут не стояло; я точно знаю. Так что стойте – и не дергайтесь.​​ 

- Что поделать? – посетовал работник фирмы. - ​​ Не вы один стоите. Люди тоже​​ стоят.​​ 

И тут же обратился к Петру Сергеичу:

- Отойдем в сторонку: нас слышат.​​ 

- Я уже поседел, бегая за этой справкой.​​ 

- Что ж, годы идут, никто из нас не молодеет, - понимающе вздохнул служащий. - ​​ Ваша справка в центральном офисе.​​ 

- А нельзя ее получить? ​​ Я на этот раз пришел с внуком. Смотрите, какой у меня хорошенький внучек! Ему тоже нужна справка.​​ 

- Как я вас понимаю! Вот смотрю на вас – и прямо слезы из глаз. ​​ Но чем я могу помочь?

- Посоветуйте, как быть. Я замучился. Где ваш офис?

- Простите,​​ но я не уполномочен давать советы.​​ 

- Я вас умоляю!​​ 

- Хорошо! Попробуйте обратиться прямо к заму шефа. ​​ Так у нас не принято, но для постоянных клиентов мы делаем исключения.  ​​​​ Вот он.​​ 

- Скажите, а не вы – руководитель этого достойного учреждения? ​​ - Петр Сергеич на всякий случай повысил служащего в должности.​​ 

- Да, это я, - чуть не равнодушно ответил человек самого простого вида.

Встретив такого на улице, вы бы заметили только его пальто.​​ 

- А я – Петр Сергеич, ваш постоянный клиент последние годы моей жизни.​​ 

- Дорогой вы наш Петр ​​ Сергеич! ​​ - неожиданно преобразился тот. - Мы вас хорошо знаем. Что у вас за вопрос?

- Где ваш центральный офис? Мне могут выдать нужную справку только там.​​ 

- Я вам сообщу, где, но помните, что с этой конфиденциальной информацией надо обращаться осторожно.​​ 

- Я обещаю.

- Хорошо. ​​ Вы не знаете, как добираться?

- Не представляю.

- Значит, так: пойдете туда, не знаю куда; ​​ найдете то, не знаю, что.

- Ух! ​​ Даже голова закружилась, - посетовал ​​ Петр Сергеич. – Нельзя поточнее?

- ​​ Да ​​ ничего страшного! – сказал чиновник. - Это не так далеко отсюда.​​ 

Запомните хорошенько ваш путь! Вы едете до конечной ​​ остановки автобуса, а там на маршрутке до деревни Заковыкино.​​ 

- Да такой и деревни-то нет! – сказал Петр Сергеич.

- Вы поедете ​​ –​​ и найдете эту деревню! – посоветовал служащий. – Да, ее нет, но вы-то ее найдете!

- А точнее вы не знаете? - настаивал Петр Сергеич.

- Точнее? - задумался чиновник. – За околицей.

- А еще точнее?

- Если еще точнее, х-й его знает.​​ 

Да вы много не думайте,​​ а просто поезжайте - ​​ и приедете. ​​ За покосившейся вывеской деревни триста метров идете вправо, в поле. Увидите избу, что дрожит под ветром. ​​ Когда пойдете к ней, ​​ вам ​​ навстречу выйдет человек и плюнет в морду.​​ 

- Но за что? – возмутился было Петр Сергеич.

- Что же вы удивляетесь? ​​ Это же наш человек, - служащий даже обиделся.

- Все равно, мне обидно.

- Ну, как же вы не понимаете! – обиделся представитель фирмы. - Вам плюнут в рожу не потому, что к вам плохо относятся, - а потому, что так принято. Ну! Разве вас это не утешает?

Мне вот если с утра никто не поддаст, так и жизнь не в радость.

- Утешает, - согласился Петр Сергеич.

- Вот и хорошо. ​​ Будете проходить мимо стога сена, на вас выскочит Полкаша, попытается разорвать вам штаны, ​​ - ​​ но вы строго скажите: «Мне – к дедушке!». Он виновато опустит башку - и вы пройдете.​​ 

Потом к вам подойдет Степан Порфирьевич с автоматом - он-то и проводит вас до избушки! Это и есть наш офис. Там все сразу и получите.​​ 

Вторая глава

- Кто таков? - Степан Порфирьевич на всякий случай наставил «Калашникова» прямо на подошедшего.

- Здравствуйте. Трухачёв Петр Сергеич.

- Здорово, коли не шутишь.​​ 

- Я только хотел спросить, как вас звать.

- Меня? ​​ Я – дедушка Степан, но вы зовите просто «дедушкой».

- Вы случайно не​​ Степан Порфирьевич?

- Конечно, он самый.​​ 

- Странно! Простите, но вы руководитель или сотрудник?​​ 

- Да какой я «руководитель» или там «сотрудник»!  ​​​​ Тут в лесу и званий-то таких нет. Забудьте их. Я​​ просто человек. ​​ Я ​​ тут всегда.  ​​​​ Собственно, ​​ тут и​​ живу.

- Но это – фирма?

- Конечно.​​ 

- А где же ваш офис? ​​ - Петр Сергеич не верил своим глазам.​​ 

- Да вот.

- Почему вы назвали эту избушку «офисом»?

- Во-первых, это не простая избушка, а на курьих ножках. ​​ 

- Что за шутки?

- Да не шутки, а всемирно известный бренд, - поправил дедушка. - ​​ А назвали офисом просто потому, что так принято.​​ 

- Почему ваш «офис» так неудобно расположен?​​ 

- Неудобно?! Как раз, очень даже удобно. ​​ Смотрите сами: ​​ за избой – болото, - а на проселочной дороге у ​​ нас свой человек на​​ стреме. Как видит налоговую полицию, свистнет. Он-то вам в рожу и плюнул.​​ 

Как свистнет, мы - нотбуки подмышку и ховаемся в болото. У нас уже и шалаши на болоте оборудованы.​​ 

- Мне рассказывал ваш шеф: ​​ нет денег на офис в центре Москвы.​​ 

- Конечно, нет. У​​ честных людей их никогда нет. ​​ Вот и приходится обосновываться в лесу.​​ 

- И надолго?​​ 

- Насколько надо. ​​ Я тут всю жизнь. ​​ И на пенсию вышел сюда же. ​​ Тут уж ​​ и питаемся, чем бог пошлет: ягодой, грибочками.  ​​​​ Еще один офис ​​ у нас был под Воронежем, в деревне Худяково. Когда ее ​​ затопило, ​​ пришлось перенести и тот офис сюда, на северо-запад России.​​ 

- Надо же! А кто ваш шеф?​​ 

- Так много вам знать не нужно. ​​ Да и зачем?! ​​ Справку вы​​ и так получите. Вы ведь за справкой?

- Конечно. ​​ 

Но Петр Сергеич решился спросить еще раз:

- Простите, мне просто интересно. ​​ У меня вся жизнь связана с вашей фирмой.​​ 

- Ладно! Так уж и быть, скажу. ​​ Шеф прилетит к вечеру.​​ 

- Прилетит? – изумился Петр Сергеич.

- А что вы удивляетесь? ​​ Конечно, тут у нас на болоте есть свой аэродромчик, есть и ликероводочный заводик. Небольшие: ​​ только для души.

Вы что, хотите непременно шефа увидеть?

- Конечно.

- Что ж! ​​ - сказал дедушка. - Раз уж вы такой любопытный, ​​ можете остаться.  ​​​​ 

- Обязательно останусь, но хотелось бы помыться и​​ перекусить. У вас тут нет туалета?

- А зачем он вам? Пописать можете в лесу. Вымойте лицо и руки росой – так здоровее. ​​ Из еды ​​ - пожалуйста, ягоды. Тут растет голубика и клюква, так что мы и не предлагаем никаких кофиев клиентам. Заходите да ешьте.​​ 

Что тут мудреного?​​ 

Простите, но у нас тут особых рестораций не предусмотрено! Официантов нетути. Самообслуживание.​​ 

Так будете ждать шефа?

- Буду.

- Хорошо. Пока можете расположиться в шалаше. А шефа вы узнаете сразу! Ближе к вечеру поднимется ветер, завоют волки, забрешут собаки - это и значит, что шеф прибыл.

- Я мог бы с ним поговорить?

- Почему нет? – удивился дедушка. - Запомните, как ее​​ звать ​​ - да и все. ​​ Прямо подходите, так, мол, и так.​​ 

- Так это женщина?!

- Конечно. И еще ​​ какая женщина! Это вам не​​ какая-нибудь дамчатушка из подкомитета!  ​​ ​​​​ Лидия Владимировна Костеногова. Ее девическая фамилия, кажется, Бабаягова. Очень интересная женщина! ​​ Бабец изумительной красы.

Мужики ее столько же боятся, сколько и любят.

- Кто знает? – тут дедушка​​ задумался. - Может, и возьмет вас на испытательный срок. ​​ Это если уж очень понравитесь. ​​ 

- А пока что, - попросил Степан Порфирьевич, - ​​ возьмите вашу справочку.  ​​​​ Это не так легко, как кажется, но вы постарайтесь: ​​ она завалилась за печь.​​ 

- За печь?!​​ Но почему? – спросил Петр Сергеич.

- Сами видите, места мало. ​​ Тут сканер, там принтер, на печи – передатчик.​​ 

- Передатчик?

- А что вы думаете! Так и работает со времен ​​ Второй Мировой. ​​ Выходим на связь ​​ в условленное время, чтоб не запеленговали. ​​ Лезьте за печь!​​ 

- Да как же мне достать справку?

Он стоял перед огромной печью и даже боялся к ней приблизиться: настолько внушительно она выглядела.​​ 

- Простите, но это уже не наша работа, - возразил дедушка. - Имейте почтение к моему возрасту.​​ 

- Справка ​​ за печью! – возмущенно сказал Петр Сергеич. ​​ 

- Вот именно! Достаньте сами. ​​ Да лезьте! Не бойтесь.​​ 

- Мне никак!

- А вы не бойтесь. Я вас подержу за ноги.  ​​​​ 

Вот так.  ​​​​ 

- Кстати, ​​ нет ли ​​ там ​​ золотого колечка Лидии Владимировны? ​​ Она​​ захороводила было олигарха. Думали, ​​ нашли крышу, - а ​​ он куда-то удрал. А когда влюбилась в космонавта, чуть ​​ в космос не слетали: всей фирмой.

- Простите, пока ничего не вижу, - донесся голос Петра Сергеича. - Уткнулся мордой в какие-то бумаги.​​ 

- Это наши документы, - строго сказал дедушка. ​​ 

- Мордой-то уткнулись, а руками-то шарьте! – наставительно посоветовал он.​​ 

-  ​​​​ Почему все бумаги в подсолнечном масле?​​ 

- Что ж, значит, на них кушали блины. ​​ Что ж, нам умереть с голоду, что ли? ​​ Это только первый слой.  ​​​​ Давайте, опущу вас поглубже.​​ 

- Опускайте, только осторожно. ​​ Я все время мордой на что-то натыкаюсь. ​​ 

Что это за папка? Вся перекручена.  ​​​​ Всю рожу исколола!​​ 

- Это ​​ ценные документы: ​​ о создании нью-йоркского филиала.​​ 

- Все это хорошо, - глухо отозвался Петр Сергеич, - но ​​ где тут моя справка?

- Это найдете легко, - рассудительно ответил Степан ​​ Порфирьевич.​​ 

- Почему?

- Она плохо пахнет.

- Почему она плохо пахнет? – обиделся было ​​ Петр Сергеич.​​ 

- Ее использовали по назначению.​​ 

- Что это значит?​​ 

- Это трудно объяснимый технический термин. ​​ Нашли?

- Я нашел кольцо!

- Ну, Петр Сергеич, вот уж с чем искренне вас​​ поздравляю. Конечно, неудобно висеть вниз головой, зато ​​ как обрадуется Лидия Владимировна! ​​ 

Нет там случайно брачного контракта? Такая синенькая бумажка ​​ с золотыми буквами.​​ 

- Я нашел мою справку!

- Ищите бумажку! ​​ Она должна светиться, - подсказал дедушка. – Она пропитана специальным составом.​​ 

- У меня справка в руке, а кольцо схватил зубами. ​​ А вот и бумага!!​​ 

- Здорово! ​​ Держитесь! ​​ Я тащу вас наверх! ​​ Явно понравитесь ​​ шефу.​​ 

- Но тут еще много чего, ​​ Степан ​​ Порфирьевич!

- Плюньте! Опустим кого другого в другой раз. Я ​​ тащу вас обратно! Только не дергайте ногой. ​​ Еще чуть-чуть! ​​ Ррраз! Готово. ​​ 

Петр Сергеич, очумелый от​​ испытания, ​​ весь в саже, ​​ тем не менее, радостный, стоял, пошатываясь, у печи.​​ 

- Держитесь, держитесь! – подбодрил его дедушка. - ​​ Вот вы и со справкой. ​​ А кольцо и контракт отдадите Лидии Владимировне.  ​​​​ 

С олигархом-то обвенчалась, а потом в сердцах кольцо бросила за печку.​​ 

Просто не знаю, как вас и благодарить.​​ 

Ну, а теперь располагайтесь. ​​ Давайте-ка ​​ шарахнем по стакану.

- А закусь?

- Тушенка и огурцы наготове.

Дедушка довольно ​​ крякнул.

- Без вас я уже собирался пить чай. ​​ Видите мою кружку?

- Да.​​ Я бы предпочел из стакана.​​ 

- Да стаканы-то все вышли! ​​ Только и остались, что кружки. У меня, дорогой Петр Сергеич, ​​ особенная кружка: ​​ она прошла всю войну!  ​​​​ Вы не подумайте:​​ она не грязная. ​​ 

- Да?! – Петр Сергеич, сомневаясь, покачал головой. - Очень​​ интересно. ​​ Вы ​​ на самом деле всегда здесь жили?

- Последние шестьдесят пять лет я жил в разных местах, - ответил дедушка. - Сначала партизанил, а после войны то там, то сям приткнусь, - а уж после перестройки я тут на должности. ​​ 

- Зачем же вы тут жили,​​ Степан ​​ Порфирьевич?

- А ведь я – многоженец.  ​​​​ Живу с волками на болоте, а захочу отдохнуть – женюсь. ​​ Так вот женился да женился, ​​ бегал да бегал от жен, пока не нашел эту работу. ​​ 

- Больше не женитесь?

- Нет, ​​ - ответил дедушка. – Теперь ​​ люблю начальство.  ​​​​ Видите! Хоть поздно, а догадался.​​ 

- Кого это? – удивленно спросил Петр Сергеич. - Лидию Владимировну?

- Да.  ​​​​ Как и вы. Разве нет?

Петр ​​ Сергеич, подумав, согласился:

- Кажется, да!  ​​​​ Я ее никогда не видел, а почему-то кажется, что уже люблю.

- Вот​​ видите!  ​​​​ Значит, много шансов, что вы сможете у нас работать. ​​ 

-  ​​​​ Чудеса!

Но тут Петр Сергеич изменил тему:

- Но зачем вы столько раз женились? Зачем выбрали столь трудную судьбу?​​ 

- Что верно, то верно. ​​ Возьму, немножко подженюсь, все, вроде, идет неплохо, - но вот она давай кочевряжиться: ​​ и то не так, и сё не этак. Короче, мол, давай мне золотую рыбку. Ну, думаю, лучше ​​ с медведем обниматься, чем с такой вот заразой.​​ 

Так вот мучился, пока не встретил ​​ Лидию​​ Владимировну.​​ Трудоустроила, а какой человек, так и не сказать.​​ 

Вот полюбил начальство - и так хорошо на душе стало! Что ж, хоть поздно, да осенило!

Будете жить здесь! ​​ Зимой нашу избушку заносит снегом, тут живут тут только Полкан, да я.  ​​​​ Шеф мне оставляет мешок костей, ​​ я их варю. ​​ Что сам не съем, отдам Полкану.  ​​​​ Так и живем.​​ 

- А где другие сотрудники?

- Все на зиму разбегаются кто куда.​​ 

- Ударяетесь в бега?!

- Да! А что нам еще делать? Ведь мы же честные люди.​​ 

Где-то таинственно запиликало.​​ 

Дедушка выхватил из-под фуфайки мобильник и рявкнул:​​ 

- Чего? Открыл ворд, ​​ едрит твою мать?

Дедушка долго кого-то костерил, а, кончив говорить, глубоко вздохнул:

- Хорошо, в ворде разбираюсь, а то бы нам кранты.

Он произнес это задумчиво и тихо, а потом в большой печали ​​ сел на прохудившуюся шапку-ушанку.​​ 

- Опять завис главный компьютер.  ​​​​ Мы его возим из города в город, чтоб не засекли базу данных.  ​​​​ 

Что ж, Петр Сергеич, везучий вы человек! ​​ Взяли да и нашли важные доку’менты.

- Спасибо большое. ​​ Пока что побегу на болото! Поищу туалет.​​ 

- Идите, ​​ Петр Сергеич, и не бойтесь потеряться: я тут с отцом в партизанском отряде эшелоны под откос пускал.  ​​​​ Ей-богу, не бойтесь: я тут вас под землей разыщу.  ​​​​ 

Попи’савши,  ​​​​ Петр Сергеич вернулся, и они​​ продолжили беседу о шефе.

-​​ А Лидии Владимировны не бойтесь: она только с виду дама грозная, - посоветовал дедушка. - ​​ А как ​​ прилетит, заляжет на печь - и все о каких-то небывалых мужиках мечтает.  ​​​​ И уж такая интересная, что глаз не отвести. ​​ Если ей понравитесь, ​​ она вас​​ навсегда здесь оставит.​​ 

- Как это ​​ «навсегда»?​​ 

- А что? Будете работать в фирме.​​ Нам тут рабочие руки всегда нужны. Когда​​ Полкашку подкормить, когда печку подтопить. Оформит вас как​​ референта или программиста. Вы  ​​​​ ворд  ​​​​ знаете?​​ 

- Немножко.​​ 

- Уж вы, Петр Сергеич, не говорите ей «немножко»! ​​ - наставлял дедушка. - Она спросит об этом как бы невзначай, ​​ а вы случайно подойдите, возьмите ее под ручку, нежно загляните в глаза и скажите: «Конечно, знаю!».​​ 

Ну, если с вордом не получится, все равно трудоустроим: дадим наган. ​​ Будете пугать, кого попросим.​​ 

- Вы же говорили, что ваша фирма ​​ – официальная!

- Вот именно! Если б неофициальная, дали б гранатомет. А наганов у шефа – целая коллекция, - причем все – первых лет революции. ​​ Троцкого, Керенского – всех​​ этих ребяток.​​ 

- Да, - задумчиво сказал дедушка. – Она многое, чего любит. ​​ Самолеты, к примеру.​​ 

- А еще что?

- Она любит разные типы вооружений, но больше всего - самоходные орудия, ​​ - и при этом она различает виды и типы вооружений.

- Да? –​​ воодушевился Петр Сергеич. - ​​ Значит, она способна на большое чувство!

А раз она любит типы вооружений, значит, в ее душе​​ есть что-то романтическое.​​ 

- Надо же! А скажите, Степан ​​ Порфирьевич, можно ее как бы случайно встретить на прогулке?​​ 

Представляете,​​ как было б романтично, если б случайно я повстречался Лидии Владимировне! ​​ 

Повстречался б, ​​ да и понравился бы!! ​​ 

Она любит гулять?​​ 

- Любит. Но она никогда не гуляет одна.​​ 

- Но с кем же? ​​ Кто этот счастливец?

- Она гуляет в обнимку с гранатометом. Увидит ли ​​ домик, дачку, хатку – как шарахнет! ​​ Дамы, они такие.  ​​​​ 

- Что ж, Петр Сергеич, я лично буду вас ​​ готовить к встрече с шефом, ведь далеко не все женщины так просты, как хотелось бы. Одно ​​ неверное слово - и вы пропали.  ​​​​ Будьте внимательны.​​ 

Этот​​ наш разговор можно назвать беседой, а можно и лекцией; как вам угодно.​​ 

Главное, помните, что Лидия Владимировна, хоть и записана в «нечистую силу», на ​​ самом деле, дама, но - дама ​​ с большими особенностями. ​​ 

- То, что она дама, я понял еще в детстве. Неужели она так сурова?​​ 

- Да.  ​​​​ И при этом – чудо красоты. ​​ Один раз увидишь - потом ​​ всю жизнь не очухаться. ​​ Бабец необычайной красоты, да еще начальник. ​​ Постарайтесь не упасть в обморок пред этим идеалом красоты. ​​ О, как хотелось ​​ бы хоть немножко б отдохнуть в ее ​​ объятьях!

- Что-то особенное?​​ 

- Как же-с! ​​ С утра рожу драит, пока не заблестит, как паркет, а для имиджа в каждую ноздрю ее заставили вставить по бриллиантику.

- Кто заставил?​​ 

- Общественное мнение. ​​ 

- Поразительно! ​​ Неужели давление общественности​​ может быть столь большим? - подивился Петр Сергеич.​​ 

- А вы думаете! ​​ Что скажут, то и сделаешь. ​​ Никуда не денешься.  ​​​​ Хорошо, хоть на попе не заставили нужную татуировку сделать.

- Как же она стала красавицей? ​​ - с любопытством спросил Петр Сергеич. - Судя по описаниям, просто глянуть страшно.

- Ну, про эти сказки забудьте, - дедушка усмехнулся. - Да как стала? Известное дело: все решает техника. Какую рожу в Америке заказала, такую и сделали. Деньжищам счету нет.

- Нет ли у нее каких слабостей?

- Вот! Вам так все секреты и выложи! – посетовал Степан Порфирьевич. ​​ – У дам секретов много. ​​ Что ж, рассказать вам, что ли?​​ 

- Конечно, рассказать! – взмолился Петр Сергеич.

- Ну, а…, - дедушка замялся.

- Да что такое? Говорите прямо.

-​​ Представляете, каково мне тут зимовать! ​​ Короче, многого не прошу: ящик водки. ​​ Чтоб мне тут особо не грустить.​​ 

- Ящик?

- Да, ящик. Поймите, Петр Сергеич, меня правильно: ​​ я ввожу вас в оглобли, - а ведь дело это муторное.​​ 

- Договорились. Почему водки? Это единственная ваша слабость?​​ 

- Не единственная, но в ​​ нашем лесу это настоящая валюта.

- Хорошо! Так какие у нее слабости? – спросил Петр Сергеич.

- Главная ее ​​ слабость такая: любит прокатиться с ветерком.​​ 

- Покатаю на такси.  ​​​​ Это я умею, - обрадовался было Петр Сергеич.​​ 

- Нет, - возразил дедушка. - Низкий полет фантазии. Слишком низкий. Берите выше.

- На самолете.

- Нет, Петр Сергеич! ​​ Думайте.​​ 

- На санках.

- Да что ж это такое! Нет, дорогой Петр Сергеич: ​​ она любит покататься на танке.​​ 

- Ну, это​​ слишком! ​​ На такси ​​ или сводить в ресторан – это я могу, но на танке! ​​ Это уж слишком.​​ 

- Как я вам советую, так ​​ и сделайте. ​​ Покатайте на танке и непременно дайте пострелять. ​​ 

Обязательно чтоб полный боекомплект. ​​ 

Способ проверенный.  ​​​​ 

Иначе к ее сердцу не пробиться.​​ 

- Что ж, мне танк ей подарить, что ли?

- Дарить не нужно: хранить негде. Так ведь и статью схлопотать недолго. А ты покатай!​​ 

- Покатать на танке! Ей нужен муж – генерал танковой дивизии.  ​​​​ 

- Ну, не так это и страшно! – усмехнулся дедушка. – Тут в десяти километрах есть воинская часть, там уже все уже знают, что есть такая Лидия Владимировна, дама со слабостями. ​​ К тому же, начальник части только что купил БМВ, ему деньги нужны. За пару тысяч баксов выдаст на день и танк, и боекомплект.​​  ​​​​ 

Что поделать, если ​​ дама любит пострелять.  ​​​​ В окрестностях много брошенных деревень, и одну из них она непременно должна спалить, расстрелять, раскатать по бревнышку.

- Чудеса!

- А вы как думали? ​​ - дедушка даже удивился. - ​​ Да, столь причудлива душа современной женщины: ей надо порезвиться, пострелять, поозорничать, - а иначе​​ ей и жизнь не в радость.​​ 

И так ее это утешает! И ​​ плачет, и смеется, и лепечет, как ребенок. Если б мы, мужчины, могли так ее радовать! Увы и ах. ​​ Фига!​​ 

- И на самом деле, -​​ горестно вздохнул ​​ Петр Сергеич, - ​​ так много мы не можем дать. ​​ Вот они, ​​ радости простых русских женщин! ​​ У нас нет никаких шансов понравиться.

- Значит, она - поклонница бронетанковых войск? – спросил​​ Петр Сергеич.​​ 

- Не только! Она любит еще и гужевой​​ транспорт.​​ 

- Это как?

- А запряжет лошадюгу и катается по буеракам! Телегу трясет – аж страшно, - а ей нравится.​​ 

- Да, удивительная дама! – восхищенно воскликнул Петр Сергеич.​​ 

- Значит, лицо ее прекрасно, а грудь - какую грудь решила себе нарисовать? -​​ полюбопытствовал он. - Колесом?

- Нет, - признался дедушка. – ​​ Если одним словом, у нее грудь такая, какая надо.​​ 

Прежде были проблемы!

Что ни утро, едем в магазин за бюстом.

Иной раз прямо продавщицу попросит:

- «Что-то я сегодня не в духе, дайте​​ мне, пожалуйста, бюстик поскромнее».

Пока японцы не помогли, весь сарай был бюстами увешан.

Теперь – прогресс: ​​ грудь ей с утра настраивают на компьютере в фирме в зависимости от встреч, - ответил Степан ​​ Порфирьевич. ​​ - Какой размер надо, такой и поставят. ​​ 

Если попадаются какие випы, так ​​ поставит сто двадцать.  ​​​​ Только так! Возьмет да и поставит.​​ 

Ходит, жухарится, а кого захочет захороводить, ​​ так и случайно прижмется.

- «Прижмется»! ​​ Если прижмется сто двадцать, так мало не покажется.​​ 

- Мало вы их знаете, – посетовал дедушка. - ​​ Там же грубые мужики! ​​ Им, если меньше, так ничего не почувствуют. ​​ Девяносто у них пройдет мимо рук. Ему надо, чтобы уже с утра титькой придавило; иначе закочевряжится.

- Неужели?

- Я вам точно говорю!  ​​​​ Если его титькой с утра хорошенько не намять, так ему и жизнь не в радость. Ходит, грустит.

- Значит, она сама знает, какой размер ставить?

- Конечно. ​​ Почему не знать? Ума – палата.​​ 

- К примеру, она идет на встречу со мной. ​​ По своей природной скромности, она решает, зачем,​​ мол, волновать сотрудника и - ставит грудь на нулевой режим.

- Что это такое, Степан ​​ Порфирьевич?​​ 

- Свесит то немногое, что есть, - вот и все.  ​​​​ Как говорится, чем меньше повесишь, тем легче носить.​​ 

- Но я-то хочу, чтоб ​​ меня ​​ Лидия Владимировна смутила! ​​ Я не могу ее попросить поставить девяносто?​​ 

- Только не сразу. Упаси боже! ​​ Вот вы поработаете в фирме, а потом Лидия Владимировна сама скажет: «Дорогой Петр Сергеич! ​​ Зайдите, пожалуйста, на минуточку после обеда». ​​ Вы прихо’дите, а она и​​ говорит: ​​ 

- «Я сегодня ради вас поставила девяносто. Вы можете полежать у меня на груди, только очень не увлекайтесь. Вот решила вас немножко побаловать». ​​ 

Полежать на груди у начальника! Можете себе​​ представить, какое это блаженство!

- Но это же технологическая грудь! Разве на ней так приятно поваляться?!

- ​​ Какая-такая «технологическая»? ​​ Очень даже приятно, уверяю вас: намягчат, как надо-ть! ​​ 

Если идет на свидание, грудь настроит ​​ так, что в нее провалишься; если на заседание, наоборот, сделает твердыми: чтоб пугать оппонентов.  ​​​​ 

- Впрочем, - тут глаза у дедушки загорелись, - ​​ увеличение размера бюста - это всегда так называемое «бизнес-решение». ​​ Все-таки, обычно, как женщина деловая, она ставит сто двадцать.​​ 

- Почему именно сто двадцать?  ​​​​ Что за​​ волшебный размер?

- Да не волшебный он, а деловой: если сто двадцать, даму приглашают на все симпозиумы и ее грудь непременно включают в культурную программу.

- А девяносто уже не работает?

- Уже маловато.  ​​​​ Сейчас такое время, что надо выставить все, что​​ надо: иначе прохожие засмеют.  ​​ ​​​​ 

- Уж на что я старый человек, а от Лидии Владимировны без ума.​​ 

- А вас еще можно смутить, ​​ Степан Порфирьевич?

- А почему нет? Думаю, еще можно и даже нужно.  ​​ ​​​​ 

Не забывайте, ​​ что грудь сто двадцать ​​ более функциональна: если ​​ на конференции кто-то много спорит, какой научный оппонент, - то его проще ею прижать. ​​ Она ​​ как бы случайно придавит противника - ​​ и тогда научный спор развивается в более конструктивном русле.

- Но почему ее везде приглашают?! ​​ Так она еще и в науке сильна?

- А как же?  ​​ ​​​​ По всему миру читает лекции на тему​​ «Гносеологические корни художественных безобразий ​​ двадцатого века». А вы разве не читали ее основной труд ​​ «Наука на задворках марксистской мысли»? ​​ К тому же, наш шеф ​​ - почетный лектор Йельского университета.​​ 

Мужчины весомо помолчали. Да, было, о чем подумать.

- Хоть ​​ Лидия Владимировна ​​ и уверена, что нельзя волновать ​​ сотрудников, если не надо, ​​ но на всякий случай она все-таки нас волнует: чтоб повысить производительность труда, - сказал​​ дедушка. ​​ 

- Надо ж, какие технологии!

- Да, дорогой вы мой Петр Сергеич.  ​​ ​​​​ Нанотехнологии! ​​ 

А вернее, «надо-технологии»: ​​ что надо, то и висит. ​​ 

Для нас шеф обычно держит ​​ грудь опавшей, ​​ но если особенно важный вечер, она немножко ​​ может ее и ​​ подкачать.  ​​​​ 

Это я так, к слову, ​​ а вообще, у нее далеко не все надувное. Далеко не все.  ​​​​ 

Но это куда лучше, чем раньше: раньше ей приходилось иметь целую коллекцию бюстов! ​​ 

- Я хорошо это знаю по своей жене, - вздохнул Петр Сергеич. - Тоже хорошенько​​ затарилась.

- Да, - продолжал дедушка, - интересная штука - женщины!  ​​​​ Представляете себе:  ​​​​ Лидия Владимировна настраивает грудь как рояль. ​​ А что делать?

Конечно, это технологический прорыв. ​​ 

Ужас, ​​ какой ​​ трудной еще недавно была жизнь ​​ этой ​​ деловой женщины: ​​ все время бегали бюсты примеривать, держали целую коллекцию съемных.​​ 

- Да, тут уж никак! ​​ Вот и моя жена каждый вечер​​ прячет бюст на шкаф, чтобы внучек не заиграл. ​​ 

Конечно, и мы на дому все хотели как-то усовершенствовать эту модель. ​​ ​​ Поставили ​​ шурупчики такие красивые-красивые, дымчатые, чтоб приятно мерцали.  ​​​​ Любо-дорого.  ​​​​ Такую грудь нельзя не полюбить.​​ 

- Что ж, ​​ - сказал дедушка, - у вас как раз предпоследняя ​​ модель. ​​ Она ​​ уже устарела, и Лидия Владимировна лично участвовала в​​ ее усовершенствовании: помогла с дизайном, наладила производственный процесс, да и сказала свое весомое слово в мерчендайзинге.​​ 

- Спасибо ей за это. ​​ Я тоже такое, как у Лидии ​​ Владимировны, своей жене поставлю.  ​​​​ 

- ​​ Да! Что тут скажешь? ​​ Если у современной женщины хоть что-то свое - это уже достижение по нашим-то временам.​​ 

- ​​ А ​​ как называется эта последняя модель?​​ 

- «Гармонь».

- Что-то новое.​​ 

- Да! ​​ Это я вам точно говорю: «Гармонь» - последнее слово. ​​ Там у нее как бы гармошка с вделанной мелодией: ​​​​ при вздохе звучит «Одинокая гармонь», при выдохе «По долинам и по взгорьям». Кстати, вы помните эту песню времен гражданской войны?

И дедушка спел:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять Приморье,

Белой армии оплот.

- Помню.

-​​ Вот так-то! Поэтому когда к ней кто-то как бы случайно прижмется, ​​ ему ​​ чудится, кто-то на баяне​​ играет.

- А остальное у нее все настоящее? – ​​ осторожно спросил ​​ Петр Сергеич.

- Что вы имеете в виду?

- Попа.

- К сожалению, нет: ​​ и попа - накладная, на кнопочках.​​ 

Оба вдруг остолбенели от ужаса. Петр Сергеич ​​ горько заплакал, да и дедушка едва крепился.  ​​​​ Никто не решался первым нарушить горестное молчание.

- Вот что обидно, вот о чем тоска-кручина, - тяжко вздохнул он. – Неужели она не понимает,​​ какая страшная ответственность ложится на ее плечи? ​​ Отсутствие ее попы, именно ее, ​​ формирует сознание современного мужчины!

Петр Сергеич глубоко задумался.

- Да! – горестно вздохнул он. - Обидно, но ничего не поделаешь. ​​ Я ​​ как узнаю, ​​ что у кого-то попа​​ не своя, так плачу. ​​ И не хочу плакать, а слезы сами текут.​​ 

- Обидно, не обидно, но жить-то надо.  ​​​​ Японцы ей уже обещали электронную попу, но пока технологически эту задачу не решить.​​ 

- Почему, к примеру, нельзя на шурупах? Они ведь надежней.

- Да поймите вы, - урезонил его дедушка, - шурупы - уже не гламур.

- Понимаю.

- А ​​ нет ​​ ли и тут прогресса какого?

- Зачем вы так спрашиваете? – с упреком спросил дедушка.

- Да просто я верю в прогресс.

Дедушка рассудительно ответил:

- Пока прогресс сказывается только в том, ​​ что она​​ сама приноровилась прищелкивать попу на ходу. Долго этому училась. ​​ Но, вы знаете, она делает это виртуозно! ​​ Конечно, я не видел, зато слышал много раз.

- Попа щелкает сухо, как замок? ​​ Я угадал?

- Нет.

- Как мелодия Моцарта?

-​​ Ничего подобного! – возразил дедушка. – ​​ Это и не Моцарт, и не сухой равнодушный треск, - но печальный скрип двери тюремной камеры.​​ 

- Вы не находите это странным, Степан ​​ Порфирьевич?​​ 

- Нет, не нахожу. Это лишний раз говорит о художественности ее натуры. ​​​​ Это человек с большой буквы! Главное, помните: пусть у нее попа не своя, - но человек она хороший.

- Мне обидно, что попа не своя! – горячился Петр Сергеич. - С остальным я бы примирился легче.

- Но сейчас никто подолгу не ходит со своей: чуть попа прохудилась, навесят новую.

- ​​ Да, прогресс движется слишком быстро.  ​​​​ Я понимаю, но мне все равно обидно.

- Недаром, ​​ - продолжал дедушка, ​​ - ​​ именно она – идеал красоты всего мира. ​​ Она заслужила это звание и с гордостью его носит.​​ 

Что ж нам-то поделать?

Если уж мы ​​ войну прошли, то ​​ пройдем и современную женщину!

Ей ​​ уже присвоено ​​ звание ​​ «идеал ​​ красоты», но сейчас ​​ Лидия Владимировна ​​ борется за звание ​​ «идеал ​​ добра и красоты». ​​ 

Уже бы получила, если б не некоторые религиозные организации.

- Попа​​ нашей Лидии Владимировны, - воодушевился​​ дедушка, ​​ - ​​ это краса и гордость цивилизации!

Я не знаю, продемонстрирует ли ​​ она свою попу для вас, но для высоких гостей непременно поддевает.  ​​ ​​​​ 

- А нам не даст посмотреть?

- И не надейтесь! – отрезал дедушка.​​ ​​ - Эксклюзивные показы очень редки; ​​ это должен быть человек не ниже министра.

- Но вы-то ее видели?

- Я? Да.  ​​​​ Когда Васька, ее друг, ​​ прилетал. За литр водки дал взглянуть одним глазком.  ​​​​ С трех метров.​​ 

- Я вас предостерегаю от большой ошибки! ​​ Запомните: у Лидии ​​ Владимировны не какая-то там искусственная попа, - а такая попа, какая надо.​​ 

Это самая нужная попа в мире!​​ 

Она сама везде говорит, ​​ что попа для нее – самое ​​ главное.

Ее ​​ попа - это высокотехнологичный продукт, тут вся Силиконовая долина хорошенько поработала!  ​​​​ Эту штучку японцы мастерили! Это - продукт высочайших технологий! Вся цивилизация вложилась в эту попу.

- Но хоть что-то она напоминает?

- А что вы знаете о разновидностях поп?! ​​ Есть попа накладная, ​​ а есть навесная.​​ 

Вот у вашей супруги какая попа?

- У нее? – спросил Петр Сергеич. – У нее – своя! Я за это ее и люблю.

- Какой вы счастливый человек!

- На что похожа попа Лидии Владимировны?! – дедушка задумался. - ​​ А вы видели купола церквей? ​​ Конечно, ​​ речь идет о совсем другого рода​​ духовности, но ​​ внешне довольно похоже.​​ 

- Неужели из чистого золота?

- В основе своей ​​ это ​​ металлическая конструкция,​​ покрытая нержавеющей ​​ кованой сталью с вакуумным ​​ накоплением нитриттитана, золота и алмазной пыли. ​​ Слой золота достаточно тонкий. ​​ 

-​​ Какое еще «накопление»?

- Ну, понимайте, как напыление.​​ 

- Попа - с напылением! ​​ - восхищенно воскликнул Петр Сергеич. ​​ - ​​ Какая идея! Вот это дамы!

- А что вы думаете? ​​ Да, и ​​ напыление: чтоб не ржавела. ​​ А как иначе? Дело тонкое.​​ 

- А что же у нее свое?​​ - в ужасе спросил Петр Сергеич.​​ 

- А то, что надо-ть, то и свое, - строго ответил дедушка.

Тут он, видимо, решил ​​ проявить характер и грозно посмотрел на собеседника:

- Дамы лучше нас знают, что нужно. ​​ Что им надо свое, то и свое.​​ 

- Как это все же​​ грустно! – посокрушался Петр Сергеич. – Но хоть что-то свое у нее есть? Раз попа и грудь сделаны по новейшим технологиям, то, наверно, и все остальное тоже.​​ 

- Думаю, вы ошибаетесь: у нее там много чего своего.​​ 

- С чего вы взяли, Степан Порфирьевич?

- Это​​ мне подсказывает интуиция.

- Я бы все же не доверял интуиции в столь ответственных вопросах! – посоветовал Петр Сергеич.​​ 

- Вы что же, никогда не ​​ слышали про теорию интуитивного познания? У нас в лесу она очень распространена. ​​ 

- А что еще вам подсказывает ваша, так сказать, «наука»?

- К примеру, вот что, – охотно поведал дедушка, – как почуешь, что вот-вот накостыляют, так беги сломя голову.​​ 

- Так это я и так знаю!

- Знать-то вы знаете, но поймите нашу специфику: мы в нашем лесу подо все​​ подводим научную базу: чтоб всем было веселей.

- Знаете, какая любимая привычка у нашей дорогой Лидии ​​ Владимировны?! ​​ На ночь ​​ она вешает попу на гвоздик у печки, а грудь сжимается ​​ до мягкого кристаллического экрана. ​​ 

Все, как полагается. ​​ Все на высшем уровне. ​​ 

- Все же, если конкретно: что же у нее своего?

- Догадайтесь с трех раз.​​ 

- Я понял!! – воскликнул Петр Сергеич.​​ 

Мужчины многозначительно посмотрели друг другу в глаза.

- Видите! ​​ Насколько рассудительны дамы! То, что главное, ​​ у них свое, - а​​ прочее можно заменить, подвесить, поддуть, надуть, компьютеризировать, вербализировать, наполнить музыкой и романтизмом.​​ 

У нее только грудь звучит, а могла бы и попа заиграть на баяне!  ​​​​ 

Раньше в самолетах говорили «Пристегните ремни!», а теперь - «Пристегните ремни и попы!».​​ 

Теперь такое говорят даже на внутренних авиарейсах. ​​ 

И все эти достижения – благодаря Лидии ​​ Владимировне! ​​ 

Тут дедушка погрустнел:

- А сколько она боролась, чтоб иметь русскую, родную попу! ​​ Она могла бы использовать американское фирмы, но она решила поддержать нижнетагильский комбинат. Тамошний тип поп особо распространен в России.​​ 

- А я ведь был в Нижнем Тагиле в командировке!

- Тогда знаете: ​​ современный цех расположен в бывшем танковом.​​ 

- Когда надо, делают танки, - а когда надо – попы!

- Именно так! ​​ Правда, ​​ Лидия Владимировна ​​ хотела ​​ купить экспортный вариант этой попы. Это на сто долларов дороже, зато на двести – надежней. ​​ 

Хотела – и что вы думаете?! Не дали! ​​ 

- ​​ Почему?

- ​​ Не производят! ​​ Прежде всего, сам​​ российский потребитель предпочитает ​​ попы китайского изготовления: они хуже, но дешевле. ​​ Для нее, для патриотки, это – острый нож. ​​ Она считает, ​​ Лю Шао Бинь ​​ обидел ее лично: наша элита полюбила его, ​​ - а наших богатырей, наших производителей забыла. Все​​ кинулись за мудростью к китайцам, а народное оставили только на уровне ярмарочной продажи меда.​​ 

Вот она и осерчала, да так, что ушла в американскую политику.

- А на родине? Ведь у нас она могла бы украсить демократическую партию!

- На родине ​​ не лезет ни​​ в какую партию, хоть ее зазывают все стороны. ​​ Правда, сунуться в американскую политику ей выгоднее по ее дискурсу. ​​ 

- А что это такое?

- Есть умники, что говорят: если ты – Баба-Яга, - то полезай в свой дискурс.​​ 

- Ну, ну! И что это такое?

- Дискурс, -​​ наставительно ответил дедушка, ​​ - ​​ это такое литературное стойло, куда всех персонажей поленом загоняют. ​​ Лидия Владимировна борется со своим собственным дискурсом, но понимает, что слишком-то с ним ратоборствовать не стоит. ​​ 

Ведь что получается? Как литературный персонаж, она не может игнорировать современное понимание художественности, - а тут без дискурса никуда. Квакай, как все! ​​ 

Мало того, что ей не дают поносить родную, русскую​​ попу. Нет! Трагедия шефа еще и в том, что без такой американской попы ей​​ не вписаться в дискурс эпохи. ​​ 

Как раньше коня вводили в оглобли, так теперь человека - в энтот самый дискурс. А куда ты выскочишь?​​ 

Если б только это!  ​​​​ Ее заставили признать, что она - мифологема.

- Во, гады!

- Да! Как говорится, сели и поехали. Ей так​​ и объявили на научной конференции: «Лидия Владимировна, вы - мифологема»!​​ 

Запрягли, короче, девчатку.

А какая жизнь трудная! ​​ Приезжает на конференцию, тычется с Васей туда-сюда. ​​ Сразу набежит толпа:​​ 

- Русская баба Яга! Живьем!! Мы любим вас, Лидия Владимировна! Если бы вы знали, как сильно мы вас любим!​​ 

Она - им:​​ 

- Ребята, я хочу пожрать! А еще лучше выпить и закусить.​​ 

А они будто не слышат! Такие гады.​​ 

Один какой-то подходит сбоку и вякает:​​ 

- А для меня важно, что наша дорогая Лидия​​ Владимировна - порождающая структура.​​ 

- А как еще ее обматерили? Ты, - говорят, - мой любимый нарративный объект.

Она уже лезет на стенку:

- Как найти столовую?

Один, видно, самый умный, говорит:​​ 

- Спасибо, что приехали! Столовая прямо. Мы ждем от​​ вас доклада.​​ 

- Кто это «мы»? – ярится мой шеф.

- Мировая научная общественность.​​ 

И вдруг как ошарашит:

- Вы - когнитивная структура!

Такие гады: ни за что в рожу плюнут.

Она ждет стопарика, а какой-то мужичонка подвертывается к ней и говорит с самым серьезным видом:​​ 

- Я хочу уточнить, Лидия Владимировна! ​​ Вы - врождённая когнитивная система.

В общем, оставим этот печальный разговор. ​​ 

Петра Сергеича очень опечалила женская судьба.

Он, наконец, решился перейти к другим важным вопросам.​​ 

- Степан Порфирьевич, дорогой, - спросил он, - но вы не объясните мне, в чем смысл искусственной попы? ​​ Я пока не могу понять ее преимуществ. ​​ Разве может искусственная попа ​​ быть сколько-то интересной?! На что же она похожа?​​ 

- Казалось бы, это металл! ​​ Но вы не почувствуете его веса. ​​ Это такой большой, золотистый, ​​ душистый, очаровательный ​​ пряник.​​ 

- Надо же! ​​ То есть это не нормальная, тугая попа, а бог знает, что! – возмутился Петр Сергеич.

- То-то и оно! Если б вы знали, как ей хотелось поставить себе родную русскую​​ попу из воловьей кожи: хотя бы потому, что она наиболее устойчива в сложных ситуациях.​​ 

Но общественное мнение оказалось против - и восстала, прежде всего, ​​ американская ​​ «Лига ​​ Совсем ​​ Уж Свободных Женщин». ​​ 

Нашу дорогую Лидию Владимировну ​​ заставили носить ​​ американскую попу.  ​​ ​​​​ Ее достоинство только то, что ​​ она резонирует на диво. Представляете?

- Вот где печаль-то! ​​ - расходился дедушка. - Мало того, что такая попа недостаточно весома - она еще и порой неожиданно вибрирует. Представьте, ​​ в какой-то ответственный момент ​​ попа вашей подруги вдруг начинает ходить ходуном! ​​ Подумать-то страшно.​​ 

- Конечно, - согласился ​​ Степан Порфирьевич, - кнопочки не могут гарантировать безопасности. ​​ Того и гляди, как бы попа вовсе не улетела!

Потом лови ее.

- Да! ​​ - продолжал дедушка. - Она пошла на эту жертву, потому что в Америке неизбежны такие уступки общественному мнению.  ​​ ​​ ​​​​ Она за то и любит Россию, что здесь ее ​​ можно отстегнуть. ​​ 

Вы сами видите, как это сложно!

- И с мужчинами – сложно: с одной стороны, она​​ о нас мечтает, - но с другой, - она с нами борется.

Отсюда некоторая противоречивость ​​ ее характера.​​ 

- Противоречивость ​​ характера?! ​​ Но ​​ что это значит?

- А то и значит, что может поддать, - назидательно сказал дедушка. ​​ - Так что, на всякий​​ случай, ​​ говорите о любви.

Но сразу на колени не падайте: может не поверить.​​ 

- Вы намекаете, что мы, мужчины, ​​ вызываем столь сложные чувства? - с тревогой спросил Петр Сергеич. - ​​ А это не опасно для нас? ​​ Она не шарахнет?​​ 

- Что вы! ​​ Тут все предусмотрено самой природой.

К счастью, ​​ можно предвидеть этот неприятный момент в общении с нашей красавицей.

Если она скажет «Милостивый государь», то на всякий случай отступите шаг назад.

- А что так?

- Может шарахнуть. ​​ К сожалению, у нее душа простого человека: сначала шарахнет, а потом подумает.

- Но что же делать? Как спастись?

- Как только она скажет «Милостивый государь»,​​ нежно прижмитесь к ней и страстно шепчите: «Я всегда вас любил, Лидия Владимировна, всегда!».

Иначе спасенья нет: звезданет.

- Да, такие​​ вот дамы!

- А что делать?  ​​​​ Это у нас нет права на слабости, ​​ а у начальства оно есть.

- Спасибо, что предупредили.

- Но у нее не только недостатки: у нее есть и странности.

- Это какие же? – спросил ошарашенный Петр Сергеич.

- Представляете, какой парадокс? Ей, чтобы почувствовать себя человеком и женщиной, надо напиться до бесчувствия.

- Ну, тут-то ничего нового. Хоть тут-то без выкрутас. ​​ Вот и видно, что наш человек.

- И еще: ​​ помните и том, ​​ что она одержима идеей, возможно, ложной ​​ справедливости. ​​ ​​ Здесь смотрите в оба! Если она решит, что это честно ​​ и справедливо: вам дать, - она непременно даст. А сами ни в коем случае не просите: осерчает. ​​ 

- Надо же! ​​ Такое удивительное понимание долга и ответственности. ​​ Значит, мужики ей по фигу.  ​​​​ Тогда чем​​ же ​​ она тут в России занимается? ​​ 

- А запрется и кайфует: курит махорку и гонит самогон. И все тайком, чтоб не повредить своему же имиджу. ​​ Вот чем занимается ​​ женщина, - а должна бы радовать нас, мужчин! ​​ 

- Я ​​ ее тоже понимаю, Степан Порфирьевич! Мужчины вызывают в ее душе слишком сложные чувства. Ей самой не по силам эта сложность.​​ 

Но откуда такие сложности? В чем их природа?

- А вы не знаете?

- Конечно, нет.

- Если одним словом, - наставительно сказал дедушка, - это – гламур.​​ 

- Что?! ​​ Вы уже​​ говорили, что попа – гламур.

- Но разве дело только в попе?

Отнюдь.

Вы не думайте, что у Лидии Владимировны все искусственное: ​​ нет, у нее все - гламурное. ​​ 

Она, бедная, гламурится по необходимости. У нее и рожа-то не просто блестит, но сияет, как надо. Именно, как надо, но не более того. Ноги, руки, попа, грудь, рожа - все именно такое, как надо. ​​ 
А чем, выдумаете, занимается ​​ наши молодые бабы?

Гламурятся, паскуды!​​ 

Ведь что такое идеал современной женщины?​​ 

Это вот такая в пух и прах разгламуренная паскуда. ​​ Рожу-то так нагламурит, что ​​ сияет, как солнце. ​​ 

А что делать? ​​ Именно таков идеал современной красоты.  ​​​​ 

- С ​​ одной стороны, ​​ - дедушка на всякий случай крякнул, - нашему шефу ​​ надо оправдывать свой бренд: свое звание нечистой силы, ​​ - а с другой, и выглядеть надо гламурно. Без гламура ее просто никто не заметит.​​ 

Отсюда и презентации, и скандалы: все, что полагается ей по статусу.​​ 

- Какие скандалы?

- Как «какие»? – ответил дедушка. - ​​ Если сам глава МЧС  ​​​​ строго-настрого запретил ввозить ​​ ее попу в пределы России!

- Почему?

- Потому что эта американская попа высокотоксична и не удовлетворяет нашим стандартам.​​ 

При производстве ​​ попы использовался химический элемент бузоний.

Я уж ей говорю:

- Дорогая Лидия Владимировна!  ​​​​ Период​​ полураспада бузония – двадцать четыре тыщи лет! ​​ Зачем вы его внедрили в попу? ​​ Вы что же ​​ делаете?  ​​​​ Все ​​ это время ваша дорогая, ваша бесценная попа будет ​​ под подозрением!​​ 

Тут ​​ наш шеф укоризненно посмотрела на меня и​​ сказала таинственную фразу: ​​ 

- Что вы понимаете в искусстве, Степан Порфирьевич?

- Захотелось ​​ вы'е-нуться – это можно понять, - сказал Петр Сергеич.

- Да, Петр Сергеевич! ​​ Международный скандал. Так что она ее в Россию вовсе не возит. ​​ Приезжает налегке. ​​ Но ей тут и без попы тоже хорошо.​​ 

- Как это странно!

- А что странного?  ​​​​ На родине она отдыхает.

Правда, и отдохнуть-то не всегда удается!

Иной раз прибежит: «Ну, ребята, кранты! Не знаю, что и делать: на этот раз что-то никак не откупиться». И давай слать телеграммы куда-то в​​ космос, ​​ закидывать СМС-ками ​​ околоземные пространства!

- Вот смотрите – что это, по-вашему? – спросил дедушка.

- Вывеска какая-то. ​​ Написано «Москва».

- Это не вывеска, а указатель, в какую сторону материться.​​ 

Тут важно не перепутать направление.

Тут-то​​ ночами она и ворожит.

- Как?

- В полночь ходит ​​ голая по лунной дорожке ​​ и ​​ зычно кроет матом в сторону Москвы.

- А вам не страшно было увидеть ее голую?

- Что тут скажешь? Это  ​​​​ ужасающее, но и поучительное зрелище.  ​​​​ Вы бы знали, как это любопытно!

- Как жаль, ​​ - вздохнул дедушка, ​​ - что сейчас свое не котируется! ​​ Если грудь не сделана, так она уже и не грудь.  ​​​​ Что свое, то как бы и не в счет.

Помните, как нас учили ​​ марксизму-ленинизму? База и надстройка! ​​ Сейчас база – ничего, а надстройка – все!

Но​​ вы, Петр Сергеич, ​​ должны понять сложность положения современной женщины: она, бедная, ​​ обречена гламуриться изо всех сил. Гламур, как вампир, уже вытянул всю ее душу, выпил всю ее кровь, но косточки еще остались. Она дурит, но дурит в духе времени.​​ 

При​​ этом Лидии Владимировне особенно трудно: ​​ ей надо-ть перегламурить всю эту публику, выросшую на гламуре. ​​ Каково ей с ее тысячелетней историей играть в эти современные игры! ​​ 

Ну, а попа – важнейшая часть остнастки! ​​ 

- Неужели мне даже одним глазком никогда не увидеть ее попу?

- Увы, думаю, что да! ​​ Если какие випы попросят попу показать, она не откажет, а простому смертному, вроде меня, увидеть такое произведение искусства - подарок на всю жизнь.

- Хороши же эти самые ​​ «империалисты»! ​​ - сокрушался дедушка. - Ведь что они там, в Америке, думают? ​​ Мол, как это возможно: идеал красоты - и с русской попой?!​​ 

Тут политическая борьба.  ​​​​ 

Ввезти русскую попу в Америку тоже невозможно: ​​ налог особенно большой. ​​ В свою очередь и тамошние​​ феминистические организации запретили вывоз ее американского варианта. ​​ 

Да и ​​ на ​​ нашей границе потом были бы проблемы: как ее вывезти?​​ 

Такого рода изделия пока что считаются национальным достоянием.​​ 

- Да, Степан Порфирьевич! ​​ Теперь баба вся в подтяжках, в протезах. ​​ Все-то, ​​ они, голубки, на запчастях.

Это не значит, что красивых женщин стало меньше!

Теперь ​​ чуть дама поинтересней - ее сразу разберут на запчасти.​​ 

Кто что унесет.​​ 

Теперь ​​ мужик какой соберет себе ​​ такую разборную даму из съемных деталей - и зачем ему​​ живая баба?

Чего только женщина не сделает ради красоты! Когда ее обнимешь, чудится, она вся треснет, развалится на детали. А то придет на свидание, да и забудет какую-нибудь часть тела. Такова плата за цивилизацию!​​ 

С другой стороны, так уж все плохо?

Сейчас баба такую сисю себе соорудит, что ты в ней с радостью утонешь.

- Но жизнь, к сожалению, ​​ легче не стала, - ​​ горестно вздохнул Петр Сергеич. - Сейчас я вам расскажу препечальную историю. ​​ 

Помню, однажды я полюбил прелестную дамчатушку.​​ 

Уж как мы​​ миловались, каких чувствий нагнали!​​ 

Но недолго она тешила мои взоры! ​​ 

Как-то раз ее обнял, ​​ - а она возьми да и раскатись в моих руках на гаечки и винтики.

-​​ Как же вы недоглядели? ​​ А где же вы были прежде?! ​​ Как же вы просмотрели? ​​ Вы что же, в первый раз ее обняли?

- Нет, не в первый. ​​ Мне и прежде показалось, что там​​ у нее какие-то шарико-подшибники, шарниры…

Да, я  ​​​​ уже тогда ​​ сразу заподозрил недоброе, но не успел сильно испугаться.

Да и очень уж хотелось любить!

Так что тогда любовь легко изгнала сомнения.

А тут вот раскатилась – да и все.

- Что ж, так бывает, рассудительно сказал дедушка. – Даму собрали, а смазать забыли.

Вот она и развинтилась.

- Хорошо вам говорить!

Но я-то, ​​ как я горько плакал! ​​ Казалось, не наплачусь никогда. Моей грусти, казалось, не будет конца. С виду нежная, мечтательная дамчатушка, - а вот тебе на! С этой дамой навсегда развинтилась и моя мечта о счастье!​​ 

Так обидно, знаете.

Теперь ​​ вот боюсь обнимать женщин.

Я ​​ так сильно загрустил, что ​​ вновь полюбил свою жену.​​ 

- Что значит «рассыпалась»? – рассудительно ​​ ответил дедушка. ​​ - Значит, ​​ она из китайских материалов. Вот и рассыпалась.​​ 

А купили бы вы даму из ​​ отечественных материалов, ​​ и она бы не подвела вас в решающую минуту. Тут нельзя экономить.​​ 

- Нет, это было​​ ужасно! ​​ Сначала упала одна гайка.​​ 

Потом другая подскочила и ​​ печально покатилась в угол. Потом третья.​​ 

Потом любимая треснула в моих руках.​​ 

И вот ​​ - с громом обрушилась!​​ 

Какие-то мгновения - и предо мной лежала куча металлолома.​​ 

Как мне теперь мечтать о любви?

Клянусь вам! Она как-то вся разом распаялась.​​ 

- Я сразу понял, ​​ - ответил дедушка, - в чем тут дело: даму собрали, - а детали смазали не все.  ​​​​ Что делать, если как раз на эту даму не хватило горюче-смазочных материалов?​​ 

Не стоит так убиваться​​ по этому поводу, дорогой Петр Сергеич.  ​​​​ 

Все-таки, ​​ женщины весьма ​​ рассудительны: то, ​​ что можно и надо приделать, они приделают, - но главное у них - непременно свое. Вот что обнадеживает.

- Поэтому так и ​​ жду встречи с Лидией Владимировной! – сказал​​ Петр Сергеич. - Я почему-то верю, что она вернет мою прежнюю доверчивость. Брак еще не совсем погубил мою душу, я еще надеюсь на большое чувство.​​ 

- И правильно делаете! ​​ Шеф непременно оценит ваши порывы.  ​​​​ Вы правильно загорелись! ​​ Иная обнимет, но шепнет не «Я люблю тебя», а «Подпишите контракт». ​​ Наша – не такая. Шеф ​​ вас не разочарует.

 ​​​​ 

- Ну, теперь вам все ясно?

- Не совсем. ​​ Где Лидия Владимировна хранит свою бесценную попу? ​​ Наверно, это какой-нибудь неприступный сказочный замок.

- Что вы! ​​ Все​​ банальнее. ​​ Попа – конечно, предмет особых забот: ​​ по Америке ​​ ее носит ​​ специальный мужик в золотом чемоданчике. ​​ И ​​ чемоданчик-то волшебный: нежно ​​ светится изнутри.

- Это главный хранитель ​​ ее поп?​​ 

- Нет. ​​ Он носит только эту основную попу.​​ 

- Но ​​ кто​​ ​​ же носит столь важный чемоданчик? Кому досталась такая интересная работа? ​​ Я всю жизнь мечтал именно о такой.​​ 

- Интересная работа, - наставительно сказал дедушка, - ​​ досталась интересному человеку. Представьте себе,​​ этот человек знает только одно слово.

- Одно слово?! Но где же он так научился?

- Нигде. ​​ Самородок. От природы.​​ 

- Во, дает!

- Такой вот парень: с головой. ​​ И знай он слов больше, он ни за что бы не понравился бы Лидии Владимировне.​​ 

- Вы меня заинтриговали! Но что же это за ​​ волшебное слово,​​ почему оно так много значит?​​ 

- Все-то вам расскажи! Это, если хотите, тайна фирмы.​​ 

- Ящик водки ​​ обеспечен? – на всякий случай переспросил дедушка. - Подтверждаете?​​ 

- Конечно. ​​ Говорите это заветное слово.​​ 

- Х-як.​​ 

- Как вы сказали?​​ 

- Х-як.  ​​​​ Конечно, вы, Петр Сергеич, знаете это слово, но вы, к сожалению, знаете много других. ​​ Я вот всю жизнь живу на болоте среди волков, вы сидите с вашей нищенской пенсией, ​​ - а человек знает ​​ только одно слово - и ходит по Америке. Так-то вот.  ​​​​ Кстати, наша​​ наука доказала, ​​ что это вообще первое слово, которое сказал на земле человек.

- Значит, он просто сумел с тех времен остановиться в развитии?​​ 

- Да. ​​ Вот такой хитрый. ​​ Скорее всего, он усилием воли воскресил в себе древнего человека, смело продвинулся в​​ глубь веков. И он на самом деле до того прост, что дух захватывает.

- А как это он сумел?

- Использовал систему Станиславского: ​​ долго работал над собой. ​​ Наука так и говорит: он, мол, - единственный неандерталец, доживший до нашего славного времени.

Представляете, какой нужен уровень интеллекта, чтоб вот так далеко продвинуться вглубь веков.​​ 

- И такой человек чудом сохранился до наших дней! ​​ А как звать этого мужика?

- Точно никто не знает, но она его зовет «Васька Гад». ​​ Ну, гад-то он только в художественном смысле, - а на самом деле прекрасный человек.

Он отвечает за сохранность ее попы во время коммерческих выставок.​​ 

- В каком же музее можно ее увидеть?

- Она путешествует по лучшим музеям мира. Через месяц ее выставят в Бильбао: ​​ музей ​​ просит попу ​​ на​​ целый год в постоянную экспозицию.

На выставке за сто баксов позволяется эту попу поцеловать. ​​ На пуленепробиваемом стеклянном стенде висит надпись «Поцелуй – сто баксов». ​​ Тут Вася и должен смотреть, как бы какой гад зубами бриллиантики Тиффани не выковырял.

- Но какой-нибудь фанатик поцелует попу страстно – и от нее ничего не останется!

- Но Вася и смотрит, чтоб поцелуй «выражал благоговение». Так и предписано в программке.

- Какие деликатные обязанности! – вздохнул Петр Сергеич. - Да! ​​ Лучше б и не учиться, а знать одно такое заветное слово.

- Точно! ​​ - подтвердил дедушка. - Что, Петр Сергеич? Вы не разочарованы? Скоро сами увидите, насколько наша Лидия Владимировна ​​ - интересный, тонкий человек. ​​ Она ​​ нашла в себе мужество порвать со своим темным, сказочным прошлым, начала с нуля.​​ 

Что делать? То, что самое главное, оставила, а остальное ​​ заменила и усовершенствовала. ​​ 

- Но уж очень много наставного!

- А что ж вы хотите?  ​​​​ Большего нельзя и потребовать от столь остросовременной женщины, как Лидия Владимировна. Все-таки она склоняется к натуральным материалам. У других попы из​​ бриллиантов, а она только немножко стилизовала обычную телячью кожу в духе новейших тенденций.​​ 

Другая бы попрактичней заказала себе попу из антивандальных материалов: тогда хоть молотком стучи! - ​​ но наш шеф все же не хочет порывать с классической традицией.​​ 

Именно из патриотизма, из любви к России ​​ она отказалась от гнусной рожи Бабы-Яги. ​​ Это было для нее жертвой!​​ 

- Жертвой?​​ 

- Конечно!  ​​​​ Прежде от мужиков ​​ и вовсе ​​ отбою не было. Ведь спят не с женщинами, а с имиджем! Всем все равно, какая у тебя рожа, если ты известный человек.​​ 

Кстати, Петр Сергеич: отдохнуть вы можете на печи.

- Спасибо. ​​ Это высокая честь.

Третья ​​ глава

Степан Порфирьевич встретил шефа, как​​ полагается: он вышел навстречу даме с  ​​​​ болгаркой, всем видом показывая, как много он работает:

- Здравствуйте, Лидия Владимировна.

- Здравствуйте, Степан ​​ Порфирьевич.  ​​​​ Вы ​​ что-то хотите сказать?

- ​​ Да что сказать, Лидия Владимировна? ​​ - многозначительно​​ вздохнул дедушка. - Очень бы хотелось остаток жизни провести в ваших объятьях.

Вы не могли бы как-то этому посодействовать?

По лицу дамы пробежались сначала глубокомысленное, потом торжественное, потом торжествующее выражения.​​ 

Наконец она​​ милостиво улыбнулась с высоты своего​​ величия:​​ 

- ​​ А вы знаете, Степан ​​ Порфирьевич, пожалуй, что и можно, - важно провозгласила она.​​ 

Роскошная женщина, где надо, изящно круглилась, а где надо, утончалась до невероятности.

- А! - выдохнул от счастью дедушка и нежно прислонился к неотразимой женщине. - Так я могу надеяться?! ​​ Так что, Лидушка, дорогая? Так что? Скажи, скажи! - нежно прошептал он.​​ 

Она таинственно молчала.

- Так я могу надеяться?

- А почему нет? ​​ - тут дама приветливо улыбнулась.​​ 

Они смотрели друг на друга влюбленным взором, обещавшим столько нежности, ​​ но тут ​​ Лидия Владимировна произнесла:

- Только давайте немножко подождем…

- Как это «подождем»? Как это? – растерялся Степан ​​ Порфирьевич. – Чего еще ждать?

- Я еще подумаю, - холодно ответила дама.

Разочарованию дедушки не было конца:

- Но сколько можно думать?

- Но поймите меня, Степан ​​ Порфирьевич: ​​ это тот редкий случай, когда мне приятно думать.

И ​​ шеф строго и ​​ резко изменила тему:

- Так у нас новый работник?

- Да. Петр Сергеич.  ​​​​ Какая​​ же ​​ трепетная душа: как услышал о вас, так сразу и полюбил!

- Что ж, это очень приятно.  ​​​​ А теперь признавайтесь,​​ что вы такого наговорили нашему новому сотруднику?

Объясните, ​​ дорогой и уважаемый Степан ​​ Порфирьевич, почему вы ему​​ рассказываете какие-то небылицы о моей несчастной попе? Почему?  ​​​​ По ​​ инструкции ​​ вы должны поведать о сокровищах моей​​ души! ​​ Почему у вас нет сочувствия ко мне? Да, я вынуждена сдавать ​​ мою попу напрокат, чтоб хоть как-то свести концы с концами.  ​​​​ Я годами ее не вижу: то попросят на международную выставку, то умоляет одолжить какая подруга-депутатша! ​​ 

А в итоге, я ​​ живу в разлуке с моей попой. Если б вы знали, как это грустно! ​​ 

- ​​ Такие времена! ​​ Даже у вас, Лидия Владимировна, попа не своя! Если б вы знали, сколько мужчин этот простой факт сделал пессимистами!

- Какое мне дело до вашей породы!  ​​​​ Подумайте, разве это не кошмар: ​​ я - только образ, - а меня заставляют платить налоги!

- ​​ Но это еще не все, ​​ дорогой ​​ Степан ​​ Порфирьевич!  ​​​​ Да, вы работаете,​​ все как бы и хорошо, ​​ - но, простите, мне бы хотелось обратить внимание на существенный ​​ недостаток во всей вашей ​​ многоплановой деятельности ....​​ 

- Какие же? – ахнул дедушка. ​​ –  ​​​​ Неужели у меня есть недостатки? Я ведь так беззаветно вас люблю!

- Да, представьте себе.  ​​ ​​ ​​​​ Ваши заслуги огромны, ​​ Степан Порфирьевич, но я вынуждена поставить вам на вид ваш большой недостаток: вы непростительно мало думаете о моей душе.​​ 

- Я вас хочу. Разве этого мало, Лидия Владимировна?

- Мало, Степан ​​ Порфирьевич, мало! ​​ Да, меня все хотят – и что? ​​ Эротических переживаний мне хватает: я​​ вот с утра насмотрюсь порнографических журналов с голыми мужиками - аж голова кружится! Потом хвачусь: а как же моя душа? ​​ Поймите,​​ Степан ​​ Порфирьевич: забыто самое главное во мне: тонкие​​ струны моей души. Вы никогда о них не думали? Моя душа – драгоценный рояль. Неужели вам не хочется немножко на нем поиграть?

Загляните мне в душу, я прошу вас.

Дедушка стыдливо молчал.

- Ладно, Степан Порфирьевич, не будем о грустном!  ​​​​ Я рада, ​​ что вы по-прежнему меня любите, - но как идет работа? ​​ Не тяжело ли вам порой?

- Признаюсь честно: без мысли о вас я бы не смог колоть дрова.​​ 

- Так я вас вдохновляю?​​ 

- Да. Уже давно.

- Да, я люблю вас! – одно предположение, что может быть иначе, казалось, сильно​​ возмутило дедушку. – Я не могу себе представить человека, кто бы, встретив вас, остался к вам равнодушным.

- И что дальше? ​​ Нет новых нюансов?

- Есть нюансы, но, к сожалению, они старые.

- Какие же? – с тревогой спросила дама.

- Я люблю вас, Лидия​​ Владимировна, ​​ - спору нет, но так самозабвенно, ​​ что нет сил заготавливать дрова.

- Не надо так сильно меня любить! ​​ - резонно посоветовала дама. - Вы иногда отдыхайте от любви.

Она сказала это решительно и строго, но при этом в ее очах как бы тайно мелькнула шаловливая нежность. Эта трепетная женщина самого неопределенного возраста, казалось, и не догадывалась о своей красе, столь дивно выпиравшей то там, то сям.

- Но почему просто не купить эти дрова? – взмолился дед.

- Потому что в бренде записано, - наставительно изрекла красавица, - что они «заготовлены вручную ​​ самой нечистой силой».  ​​​​ 

- Вы, что же, предлагаете ​​ мне самой это сделать? ​​ - уже строгонько спросила она. - И пусть ваше чувство лишь укрепляется на этих столь важных​​ лесозаготовках.

Тут ​​ Лидия Владимировна страстно воскликнула:

- ​​ А кто мне заготовит дрова, если не вы? ​​ Да что ж это такое: опять старая песня: ​​ вы призываете меня работать! ​​ Как же вам не стыдно!

Почему все хотят, чтоб я много работала?​​ 

Я - простая труженица литературы – и​​ что же вы еще хотите?

Если вы меня любите, ​​ Степан Порфирьевич, больше не говорите про работу!

Никогда не говорите!

- Да, я люблю вас, Лидия Владимировна! – страстно воскликнул дедушка, ​​ - но давайте купим дрова! ​​ Зачем самим-то горбатиться? ​​ 

Молчание затянулось – и дедушка признался:

- Я люблю вас, ​​ Лидия Владимировна, ​​ - ​​ но, если честно, уже немножко и приустал от этого большого чувства.

- Так что давайте ​​ закусим, - по-приятельски предложил он шефу, – и тем самым ​​ несколько ​​ разбавим нашу затянувшуюся​​ большую любовь.

- ​​ Купим дрова – и всё! – неожиданно опять взмолился он. - Нас же никто не контролирует, Лидия Владимировна!

- Степан Порфирьевич! ​​ Это будет неуважение к клиентам.

Давайте-ка, лучше я вам выдам из директорского фонда в качестве поощрения​​ еще один ящик водки, а вы уж с заготовками немножко постарайтесь.

- Спасибо, Лидия Владимировна! ​​ Вы, как всегда, ​​ с легкостью прочли мои тайные мысли.

- Это не трудно! ​​ Я слишком ценю моих сотрудников.

- Степан Порфирьевич! ​​ Я в тысячный раз ​​ прошу вас:​​ полюбите меня за мою душу! ​​ Поймите, у меня тонкая, нежная душа, а по работе мне часто приходится хулиганить. ​​ 

- Но разве не важнее ваше тело, Лидия Владимировна? ​​ Как я могу не мечтать о вас? ​​ Это было бы кощунством.

- Но что же важнее, по-вашему?

- Конечно, тело.

- ​​ Как вы не правы, Степан Порфирьевич!

Четвертая ​​ глава

Петр Сергеич ​​ мирно спал на печи, когда ​​ небо заненастилось, а порыв ветра чуть было не унес избушку.  ​​​​ Тут дверь с шумом отворилась - и в избу вошла прекрасная дама с ​​ мощной​​ сигарой.

Столь ​​ грандиозно пахнуло пятой Шанелюшкой, что Петра Сергеича ​​ снесло с печи. ​​ 

Он позволил себе улыбнуться при виде столь грозной гостьи:

- Здравствуйте, Лидия Владимировна. ​​ 

- Вы знаете мое имя! ​​ Что ж, очень приятно, - строго ответила дама.​​ – ​​ Так у вас мое кольцо и брачный контракт?

- Да, - скромно ответил Петр Сергеич и передал ценности. – Очень благодарен вам за справку.​​ 

- Значит, мы не зря работаем! – пришелица как бы строгонько, но ​​ с легким оттенком нежности ​​ зыркнула на мужчину.

- Да​​ не справка мне нужна, Лидия Владимировна: я  ​​​​ просто зашел просто на вас посмотреть. ​​ Поверьте, только взглянуть на вас – уже приятно.​​ 

Дама  ​​​​ широко улыбнулась прекрасными, сделанными в Америке зубами и значительно крякнула, словно б только что приняла на​​ грудь ​​ стакан водки.

- Конечно, не зря! ​​ - подхватил наш герой, догадываясь, какую тему надо развивать. - Ваша фирма оформила для меня, можно сказать, самые важные документы моей жизни.  ​​​​ Так что я вам бесконечно обязан. ​​ 

- А что вы еще скажете, дорогой​​ Петр Сергеич?​​ 

- Я рад встречи с вами.

Тут дама грозно нахмурилась.

- Как?! ​​ Только-то?  ​​ ​​​​ Да вы что же, батюшка, Петр Сергеич! Ох-ели, что ли? Перед вами дама, а вы не знаете, о чем говорить!

Вот они, ​​ недостатки семейной жизни: ​​ все полезные навыки забыты.

Или головенка не работает?

- Неужели вы увидели меня, - гневалась дама, - и в вашей жизни ничего не изменилось?

А ну-ка, подумайте хорошенько.

Дама на всякий случай грозно блеснула очами.

- Я люблю вас.

Очи дамы заполыхали огнем:

- А! То-то же!​​ Доехали.​​ 

Петр Сергеич уже понял, как надо себя вести, и продолжил:

- Знаете, Лидия Владимировна, ​​ я ​​ только теперь ​​ понимаю, почему всю жизнь гонялся за справками: на самом деле, я искал встречи с вами.​​ 

- ​​ Я так хотел этой любви, ​​ так хотел этой​​ встречи, -​​ пылко признался он, - и вот она произошла.

- Вот уж никогда не думала, что услышу такие приятные речи! ​​ Но почему вы меня любите, Петр Сергеич?

Тут Петр Сергеич изменил восторженный ​​ тон на таинственно-грустный:

- Лидия Владимировна! Я, ​​ как увидел вас, ​​ так сразу поверил, что вы сможете меня трудоустроить. ​​ Сами подумайте, как я мог вас не полюбить? ​​ Я пенсионер, но сил еще много, да и не выжить на пару сотен баксов в месяц! Просто не выжить.​​ 

- Что ж, вашу любовь легко понять: вы любите меня как начальника. ​​ А как женщину?

- Еще пуще! ​​ 

- Вы уверены?

- Конечно.

- Что ж, - сказала дама. - Продолжим испытание.

Объясните поподробнее, почему вы меня любите.

- Лидия Владимировна!  ​​​​ У меня пока что первое, трудное чувство.

Дайте ему оформиться.

- Хорошо. ​​ Вы высказали очень важную для меня мысль: любить меня трудно, - но можно.

С этой мыслью вам будет легко работать в моей фирме.

Пусть ​​ это и трудное чувство, но это уже любовь.

Значит, вы все же меня любите.

- Спасибо. ​​ Даже если ​​ будет ​​ очень нелегко,  ​​​​ я все равно буду вас ​​ любить.​​ 

- Вы делаете первые шаги явно в нужном направлении.

С этим я могу вас поздравить.

- Да, ​​ не скрою, - трепетно сказал Петр Сергеич, - я​​ прежде много любил, но с вами я устремился в большое чувство.

- Не буду спорить, - торжественно заявила дама. – Вы можете работать, вы приняты в штат!

- А вы знаете, что вы красивы? – продолжил свою атаку Петр Сергеич.​​ 

- Нет. Я только догадываюсь, ​​ а знать должны вы.  ​​ ​​​​ Ваша задача – психолога: доказывайте мне при каждой встрече, что лучше меня нет никого на свете. ​​ Это главное в вашем нелегком труде.​​ 

- Надеюсь оправдать ваши ожидания.

- Хорошо.  ​​​​ Теперь вашим трудоустройством займется начальник отдела кадров Семен Егорович ​​ Леший.  ​​​​ 

- Леший? – испуганно переспросил Петр​​ Сергеич. ​​ - А ​​ кто же ​​ тогда у вас главный бухгалтер?

​​ - Наш ​​ главный бухгалтер ​​ - Кощеев Дурён Бессмертович. ​​ 

- Так это - Кощей Бессмертный?

- Да что в нем такого бессмертного? – с досадой возразила ​​ Лидия Владимировна. ​​ - Только имя. ​​ Так по-глупому договорился, дурачок, ​​ с какой-то Академией ​​ Наук, ​​ что его ​​ теперь постоянно ​​ где-то, да клонируют. ​​ Сколько их теперь, этих Кощеюшек! ​​ По всему миру клонята бегают. Эх, дурак!

- Чем же это плохо? – искренне удивился Петр Сергеич.​​ 

- Как чем? – строго спросила дама. – Продешевил.  ​​​​ И зачем это надо: разбавлять наш родной образ, тиражировать его? ​​ И устроился ​​ очень плохо: ​​ в Лондоне работает в ​​ каком-то банке. Обычным клерком.

- Клерком? Это же дисквалификация!​​ 

- Конечно. ​​ Вы ведь, Петр Сергеич, ​​ помните строчку​​ 

Где царь Кощей над златом чахнет?

Так вот он именно, что чахнет, - а с деньгами надо работать! Что над ними «чахнуть»? Их надо пускать в оборот.  ​​​​ 

Так что нашего Кощея ​​ теперь показывают детям как ​​ плохой пример: как не надо относиться​​ к деньгам. ​​ 

«Вот, ребята! – говорят теперь детям. - Смотрите на этого человека и не делайте тех глупостей, которые были им сделаны».​​ 

Он создал ложный русский идеал!

- Но как же хорошо, что вы нашли это колечко! ​​ Я вдруг вспомнила, как влюбилась в олигарха.  ​​​​ Увы, любовь была недолгой: сбежал! ​​ 

Тут она изрядным кулачищем кому-то погрозила:

- У, скотина! ​​ 

- Да что я все о грустном? - И нежно, и печально вздохнула она. - Так ли, сяк ли, а вы проложили путь к моему сердцу. ​​ Теперь я, конечно, попрошу ​​ Кощеюшку ​​ подумать о вашей судьбе. ​​ 

- Петр Сергеевич! ​​ Я вам откровенно скажу: ​​ мне нужен человек на очень ответственную должность, - и я почти ​​ уверена, что вы справитесь со столь трудным делом.

- Лидия Владимировна, я на все готов ради вас.​​ 

- Мне нужен Хранитель Печи. ​​ 

- Я думаю, лучше меня вы никого никогда не найдете! – скромно ответствовал наш герой. – Если б вы знали, как я люблю лежать на печи! ​​ К сожалению, моя супруга почему-то уверена, что меня не надо баловать,  ​​​​ - а то бы я лежал на печи гораздо больше.​​ 

- Не в этом дело! – вздохнула дамчатушка. - Належитесь-то вы вволю. ​​ 

- Эх, дорогой вы мой Петр ​​ Сергеич! ​​ - продолжила она. - Это совсем не простая печь. В тринадцатом веке деревню, где была эта печь, ​​ сожгли татары, - и я видела один​​ остов, - но с тех пор, где бы я ни была, прилетаю на эту печь, чтоб душевно на ней отдохнуть.

- Такая старая!​​ 

- Это я-то – старая? –  ​​​​ грозно ​​ встрепенулась ​​ Лидия Владимировна.

- Что вы!  ​​​​ Я про печь.​​ 

- А!  ​​​​ Меня-то вы, надеюсь, ​​ не находите слишком старой?

- Что вы, Лидия Владимировна! Вы молоды и изящны. ​​ Я не понимаю, почему вы не пойдете в модели.  ​​​​ Я только могу себе представить, какой бы вы имели успех, если б вышли на подиум немножко голой!​​ 

- Спасибо за коварный совет.  ​​ ​​​​ Но вы схватили главное:​​ ​​ я сама изящна – и жду того же от других.​​ 

- Вернемся, однако, к печи. ​​ 

Впервые ​​ она ​​ упоминается ​​ уже ​​ в «Повести временных лет». ​​ Помните? ​​ «И совлокутся, и бьются вениками до бесчувствия» - и все такое.  ​​​​ Тогда же для парилки использовалась ​​ кислота для изготовления кож. Я восстановила эту технологию – и потому попариться отбою нет. ​​ Успех – невероятный! ​​ 

Тут свобода полная, Петр Сергеич! ​​ Это вам ​​ не заграница: привози хоть батальон б-ядей – мне все равно. ​​ Гони бабки – и дури себе вволю. Само собой,​​ у меня и прутья, и обливание холодной водой. Если я ​​ немножко легализовалась, к чему меня толкали обстоятельства, то не зря: мне уже премию обещали: стольких оздоровила. ​​ 

- И такую печь я буду сторожить?

- Да, Петр Сергеич! Это знаменитая полуподпольная​​ Лесная Печь, ​​ полежать на которой записываются за полгода. ​​ Запись осуществляется по интернету, так что, надеюсь, на каком-то уровне, да вы им владеете.​​ 

- Дедушка говорил про ворд.

- Да, он у нас специалист по ворду. Дело необходимое: нам именно по ворду​​ сообщают, что кого-то из наших замели.

- Но скажите, бесценная Лидия Владимировна, почему печь-то подпольная? Почему ее нельзя легализовать до конца?​​ 

- Немножко можно, а до конца – нельзя: если провести через все инстанции, на это уйдет три года, а на взятки – годовая выручка. ​​ 

Так что, если вас схватят, вы не говорите, что вы ​​ здесь работаете. ​​ Скажете, что гуляли по лесу и набрели.​​ 

- Дедушка говорил, можно спрятаться на болоте.​​ 

- Это возможно только до первого стакана. ​​ После второго и третьего уже​​ не убежать.  ​​​​ Так что будьте готовы к самому плохому.​​ 

- Итак, ваша официальная должность - ​​ Хранитель ​​ Великой Печи! ​​ Принимайте клиентов, берите с них деньги, смотрите, чтоб ​​ особо не проказили, но пуще всего стерегите мою печку как зеницу ока. ​​ 

Конечно, мой дедушка еще хоть куда, но ему нужен помощник. Да и не может же он вечно работать!​​ 

А для меня печь – это главное в жизни. ​​ 

- Поверьте, для меня нет ничего более приятного, чем напиться и залечь на печи, - лицо дамы озарилось​​ печальной улыбкой. - ​​ Собственно, это единственная моя слабость, зато уж капитальная.  ​​​​ 

Сколько самых дорогих воспоминаний связано с печью!  ​​​​ На этой печи в незапамятные времена по молодости я занималась любовью с Соловьем-Разбойником.

- Эх! – с грустью сказала она. -​​ Давно люблю гада, и давно не знаю, за что люблю.

- А почему не с Ильей Муромцем? Это было бы интереснее!

- Петр Сергеич, это не смешно! ​​ Илья – мой брат.  ​​​​ Он полжизни на этой печи пролежал! У ​​ меня годы ушли, чтоб согнать Ильюшу с печи: как залег колодой,​​ так ни туда, ни сюда.  ​​​​ 

Я уж ему прямо говорю: ​​ «Ильюшка, ты дашь мне полежать или нет? Чего разлегся, мать твою ети? Твоя печь, что ли? Да что ты за мужик такой?».​​ 

Обломов - тот хоть сутками дрыхал, а этот - годами! Такой вот скотина.​​ 

Лежит-лежит ​​ - да вдруг как ​​ ринется драться! И сам не знает, кого метелит. Кто под руку подвернется! ​​ И все норовит заехать по морде.

- Но почему он сразу бьет по роже? Это призвание или просто душевный порыв?

- ​​ О, это зов души!  ​​​​ Тут он ​​ истинный художник.​​ Сейчас, правда, ​​ хорошо устроился: ​​ скрывается ​​ в Латинской Америке. ​​ В горах Колумбии. ​​ Там он возглавил международный наркосиндикат. Эксперты оценивают его состояние в триллион долларов.​​ 

А такой был засранец! ​​ Спасу нет. ​​ 

Сколько я братульчика моего, Илью Муромца, просила меня крышевать. По знакомству!​​ 

Ни в какую. ​​ Не хочет на родину, ​​ гад. Калачом не заманишь.​​ 

- Лидия Владимировна, что вы говорите! ​​ Неужели он​​ не хочет вам помочь?

- Не хочет, скотина.​​ 

- У меня есть один интимный вопрос. Позвольте его задать, - взволнованно сказал Петр Сергеич.

- Валяйте.

- А вы, случайно, ​​ не бессмертны?

- Да вы что, ​​ Петр Сергеич, с луны, что ли? Конечно, бессмертна. ​​ Это основной род моих занятий.​​ 

- Признайтесь, вам ведь приплачивают за то, что вы вечны!

- Как раз наоборот! ​​ Дума предписала мне шесть процентов: по упрощенке. ​​ Меня оформили как индивидуального предпринимателя.

Как ИП, плачу шесть процентов с вечности.

- А сколько же это?

- Сто тыщ в год.​​ 

- Так дорога эта вечность!

- Да. Это-то и обидно.

Петр Сергеич решился пооткровенничать:

- Мне это очень хорошо знакомо, Лидия Владимировна: я плачу точно такой же налог. И даже по духу он - такой же, как и ваш: налог на вечность.

- Вы думаете, я не знаю обо всех ваших проказах? Вы пользуетесь упрощенной​​ системой налогов, чтоб работать Лениным на Красной площади!

Я все знаю о ваших безобразиях!

Это ​​ вы,​​ Петр Сергеич,​​ ​​ говорите демократкам - о важности демократии в России, коммунисткам - о роли Маркса в мировой истории! При этом вы стучите себя в грудь и кричите: «Маркс мне - как отец!».​​ 

Как вам не стыдно?​​ 

Я ведь знаю, как вы там напиваетесь, как деретесь между собой.

Вы - из той самой ​​ предприимчивой шайки исторических персонажей, что ошиваются у Красной площади!

Такие безобразия в самом центре столицы нашей Родины!!

Небо содрогается от ваших безобразий!

Принаденете кепочку, красный бантик – и давай фоткаться​​ за еврики в обнимку с иностранцами!

Пора вам быть серьезней, Петр Сергеич!

Я давно хотела разогнать вашу шайку, потому что вы конкурируете со мной, настоящей нечистой силой.

- Так вот! Я больше не Ленин, а верно служу вам. ​​ 

- Но зачем вы орали на всю округу: «Всем – чайку, а потом - расстрелять!»?  ​​​​ Кому ​​ только вы не посулили и мировую революцию, и ссылку в Сибирь!

- Откуда вы знаете?

- Мне пожаловались.  ​​​​ А то я не знаю, как вы оденете кепочку с картузом, повяжете красный бантик, шарахнете двести грамм для храбрости. Как вы говорите «Граммульку для вдохновения»! И вот с такой вот экипировкой идете дурить публику.​​ 

- А вот я, - строго сказала Лидия Владимировна, - я работаю ​​ законно!  ​​​​ То, что я - вечна, - это мое ​​ частное, так сказать, «предприятие».

- Лидия Владимировна, ​​ а вы случайно ​​ не помните ваш первый поцелуй?

- У меня не было первого: я же вечная. ​​ Все мои поцелуи – последние.​​ 

Что вы ​​ еще ​​ слышали о Бабе-Яге?

- Я?! Я не просто слышал, но мечтал о ней всю жизнь.

- Да что вы говорите! ​​ Значит, вы не просто хотите трудоустроиться, но на самом деле любите меня?!​​ 

- Да, я люблю вас, хоть чувство пока что робкое, первое.​​ 

- А что​​ робеть-то? ​​ Вы что, боитесь меня?​​ 

- Нет, я не боюсь вас, - твердо ответствовал Петр Сергеич. – ​​ Позвольте к вам немножко прижаться.

- Подождите, Петр Сергеич: я вас приглашу. Пока что давайте разбираться в ваших чувствах.

Неужели вы не пугались, когда вам​​ в детстве рассказывали о Бабе-Яге? ​​ «Баба-Яга, костяная нога» - ну, и все такое.​​ 

- Нет, - Петр Сергеич даже удивился.​​ 

- Но как же так? – удивилась ​​ Лидия Владимировна. - ​​ Дети обычно ​​ пугаются. ​​ У меня во рту непременно только один зуб, да и то​​ гнутый-перегнутый. ​​ Вы, что же, были исключением?

- Да!  ​​​​ Я только о вас услышал, как сразу начал о вас мечтать.​​ 

- Что же получается?! Женщина должна вас сильно напугать, чтобы вы ее полюбили?​​ 

- Не без этого… ​​ но не только это! Не только! ​​ Поймите меня верно: уже тогда я подумал: ​​ «А что за душа у этой женщины?». ​​ Я, когда вижу женщину, моя первая мысль – о ее душе.​​ 

- ​​ Давайте немножко психоанализа. Вы не против?

- Да что вы, ​​ Лидия Владимировна!  ​​​​ Буду только рад.

- А как у вас было с женой?  ​​​​ 

- ​​ Сначала она прикинулась овечкой, а как расписались, давай меня пугать. И чем дальше, тем пуще.​​ 

Но меня, скажу честно, оскорбило другое: ​​ она так и не стала личностью!​​ 

Она больше не растет духовно. ​​ Я все прощу, только не это. ​​ 

- А ​​ чтой-то за личность такая​​ вам нужна, Петр Сергеич? ​​ Жена как жена; баба как баба. Когда-то в юности она надеялась немножко отдохнуть в браке, а​​ вы спугнули эту девичью мечту! ​​ Вы ее разочаровали.

- Мне нужна такая личность, как вы.  ​​​​ Разве я б женился, если б знал, что вас встречу? Нет! Я бы подождал. ​​ 

Я полюбил ее «про запас»: в надежде, что она усовершенствуется в браке, - а она опустилась.​​ 

Я, правда, еще люблю ​​ ее, но только как мать моих детей.  ​​​​ 

Одно ваше слово – и я навсегда останусь с вами.  ​​​​ 

Моя жена ​​ с ​​ громадным облегчением и неслыханной радостью передаст меня вам, в ваши надежные руки.

Конечно, вас, наверно, смущает то, что я пенсионер, но душа у меня не растрачена.

​​ 

Тут вдруг неожиданно, как из-под земли, ​​ появился дедушка.

Он грозно посмотрел на собеседников и внушительно брякнул:

- Амуритесь, гады?  ​​​​ Я там дрова заготавливаю, а вы тут амуры крутите!​​ 

Он презрительно и гневно разглядывал Петра Сергеича.

Тот не растерялся:

- ​​ Конечно, ​​ я, как дедушка, ​​ буду ​​ заготавливать дрова, но помните, Лидия Владимировна, что мое главное призвание – любить вас.

- ​​ Да, Степан Порфирьевич, - заступилась Лидия Владимировна, - мы не понимаем вашего наскока.  ​​​​ Что плохого в нашем культурном знакомстве?  ​​​​ Пожалуйста, продолжите ваше дело с дровами и – больше ​​ не ревнуйте.

Недовольный дедушка ушел восвояси.

- Что тут поделаешь? ​​ - спросила себя же Лидия Владимировна. - Он не умеет говорить о душе,​​ поэтому пусть работает физически.

- Я хоть и рад своему счастью, - сказал Петр Сергеич, - ​​ но скажите откровенно: ​​ а ваши​​ аксессуары – они существуют?

- Что именно вас интересует? – спросила дама.

- К примеру, помело.

- Такой пустяк! Да, пожалуйста. Вам, как сотруднику, я ​​ удовольствием это покажу.​​ 

Они вышли на крыльцо.

- Избушка у меня на курьих ножках. ​​ Уже бы давно их выбросила к чертовой матери, да без этого никак: ​​ такие ножки входят в бренд «Баба-Яга».

Они зашли ​​ в покосившийся сарай, сбоку сиротливо притулилась полусгнившая швабра; она  ​​​​ печально выглядывала из ​​ хлама деревенской утвари.​​ 

- Вот это мое помело. Надо бы​​ отдать на научную реставрацию.

- Лидия Владимировна, а почему сарай-то не починить? – по наивности спросил Петр Сергеич.​​ 

- Как мало вы знаете Россию! Как мало ее любите! Если это будет новенькое, то уже американское. А если вот-вот развалится – это​​ наше, русское.​​ 

Когда все дышит на ладан – вот это родина.​​ 

Мне она нравится именно такой.  ​​​​ 

Я уверена: стоит мне починить избу, как сюда никто не поедет, я потеряю всех клиентов.​​ 

Это мой бренд: избушка на курьих ножках, а в ней баня.  ​​​​ Да такая банька,​​ что с того света приезжают попариться.​​ 

- Значит, ​​ не зря написано, ​​ что вы живете в избушке на курьих ножках.

- Я бы сформулировала так: мой образ там прописан самим ходом истории. Но я здесь не живу, а только​​ иногда отдыхаю. ​​ Сами подумайте, разве это справедливо: ​​ другие, ​​ как люди, ​​ живут в хоромах, - а мне - курьи ​​ ножки! ​​ 

Нет! ​​ Я тоже хочу жить по-человечески. ​​ 

Они подошли к покосившейся сараюшечке, на которой было как-то криво написано «Банька».

- Банька – набекрень. Как это красиво! – мечтательно​​ произнесла дама и продолжила в более строгих тонах:

- Вот наша известная на весь мир баня.  ​​​​ Главная ее особенность в том, что она еще не развалилась.

Вот уже лет пятьсот она потихоньку разваливается, но так интересно, что это вызывает неподдельный интерес у всего мира.

Вы теперь понимаете, какая у вас работа?

Главная ваша задача - поддержать эту знаменитую ветхость в нужном состоянии.

Пусть наша банюшка разваливается так, чтоб это вызывало слезы и сочувствие, ​​ - но пусть не грохнется никогда!

Пусть все плачут, хотя бы понемножку, но никто не взвоет от ужаса.

- Я понимаю! У вас ветхость - это философия.​​ 

- Правильно. ​​ Это как вот я: я ведь никогда не напиваюсь до самого конца, - но всегда с запасом.

И вы должны почувствовать эту тонкую грань,​​ разделяющую пьянство и умение напиться для души.

- Скажите, Петр Сергеич, я не могу обратиться к вам с просьбой?

- Конечно, обратитесь.  ​​​​ Какой просьбой?

- Расскажите, пожалуйста, ​​ подробней, как вы меня любите.  ​​​​ Мы уже было начали этот содержательный разговор, но тем важнее его продолжить.​​ 

- О!  ​​​​ Об этом я готов говорить дни и ночи. Я еще в​​ детстве подумал: ​​ «Раз «нечистая сила» ​​ - значит, интересная женщина».  ​​​​ Именно о вас ​​ я ​​ впервые ​​ подумал как о женщине. ​​ Вы влекли меня с детства.​​ 

Знаете, что я вам скажу? ​​ Мое призвание – любить вашу душу.

- Вы понимаете, что вы сказали?

- Еще как понимаю, ​​ Лидия Владимировна!

​​ 

- Очень вам признательна за такие слова, - сказала она, едва скрывая слезы счастья, ​​ и показала на помело:​​ 

- Вот на такой-то дешевенькой​​ метле я, дура, и носилась по всему свету!  ​​​​ 

Как при Советской власти? Прицеплю двигатель «Жигуленка» и лечу. ​​ 

Так бы, дура, и порхала, но мне, как началась перестройка, а потом глобализация, прямо сказали: ​​ «Хватит, бабушка, напорхалась! Цивилизуйся, а​​ то шарахнем ракетой». ​​ 

Тут я ​​ и ​​ сама подумала: «Хватит! Пора цивилизоваться».  ​​​​ 

Да сколько ж можно, как дура, мотаться туда-сюда? ​​ Я, что, глупее других?  ​​​​ Сколько можно людей-то смешить? ​​ Теперь у меня настоящий самолет-невидимка. Делали на оборонном предприятии по спецзаказу. Технология «Стеллз».​​ 

- Вы меня покатаете как-нибудь по знакомству?

- Петр Сергеич! – лукаво улыбнулась она. – У вас закружится голова.​​ 

Конечно, покатаю; ​​ как и всех ​​ моих сотрудников.  ​​​​ 

- Да, есть у меня ореол странного, неземного создания, ​​ но, поверьте, в ​​ то же время ​​ я остаюсь простой русской женщиной - и мне это важно.​​ 

Я вот с утра выпила бутылку водки с одним огурцом - ​​ и что вы думаете? Мне стало очень хорошо.​​ 

Мне до сих пор неплохо.​​ 

Утречком ​​ хватану ​​ банку огуречного рассола - и опять веселюсь.

В Нью-Йорке у меня офис занимает весь сто пятнадцатый этаж небоскреба, но я люблю жить в России.​​ 

Думаете, зачем я прилетела?​​ 

Чтоб ​​ поночевать на настоящей русской печи. ​​ Положа руку на сердце, на кой черт мне этот джакузи! По-моему, нет ничего лучше, как напиться и уснуть на печи! Как дам храпака – за версту слышно.​​ 

- Какой вы интересный человек! ​​ Но почему вы не останетесь в России?! Вы могли бы возглавить большой национальный проект. ​​ К примеру, ​​ «дешевое жилье».​​ 

-​​ Какой же вы фантазер!

- ​​ Да?! Лидия Владимировна, бесценная вы моя! Вас бы все так любили!​​ 

Я лично прошу вас: возглавьте наше демократическое движение!

А сколько сейчас насущных социальных проблем!

Неужели вы не хотите спасти родную русскую нацию?

- Но есть предложение еще лучше, - подумав, воодушевился Петр Сергеич. - ​​ Лидия Владимировна, ​​ возглавьте оппозицию! Россия вас заждалась.

- Зачем соваться в политику? ​​ - резонно возразила дама. - Как раз пиз-лей накидают! ​​ 

Я вам напомню случай Зинаиды Николаевны Болконской. Она пригласила жен декабристов перед их поездкой в Сибирь к мужьям. В результате ей пришлось покинуть Россию!​​ 

Разве не хватит того, что у меня есть серьезная, всеми любимая фирма? Еще не было такого, чтоб кто-то​​ пришел ко мне и не напился:​​ так глубоко я понимаю народную душу.

Какие же странные у вас мысли,​​ Петр Сергеевич!​​ Разве это главное для женщины? Для меня куда важнее свобода, творчество, искусство! Вот чего взыскует душа. Хочется любви и понимания, - а вы к чему взываете? Тратить время​​ на эту безумную шайку! Нет, им не париться на моей печи! Это жалостное племя недостойно моего внимания. Для таких я себе не поставлю грудь сто двадцать.

В какие темы вы меня заводите, как какой-то Сусанин? Меня, тонкую женщину с возвышенной душой?

Главный​​ критерий моей работы - народная любовь.

Казалось бы, зачем мне, обеспеченной, солидной даме еще и фирма? Но как еще выразить свою любовь к людям?

- Я так и ​​ понял, дорогая Лидия Владимировна: вы, как можете, помогаете людям.

- А как мне еще выразить мою любовь к ним? Я даже напиваюсь из этого высокого чувства. Да, я могу дать по морде, если кто очень попросит, но даже при этом мне важно остаться гуманисткой.

- Вы подумайте, какой весомый вклад вы могли бы внести в развитие нашей юной демократии! Эти молодые, свежие милы ох, как нужны России! Будьте прогрессивны и тут! Нам нужна здоровая оппозиция!​​ 

- Да что ж это такое? - ​​ Лидия Владимировна строго зыркнула на​​ Петр Сергеевич, - но он не унимался:​​ 

- Я прошу вас: озарите вашей дивной красотой и эту часть населения. Хватит им мыкаться по подворотням!​​ 

- Вот оно что! Вот каким речам вы научились на Красной площади: так вы уговариваете демократов фоткаться с вами! …​​ Если б вы знали, какие люди тут​​ бывали, разве б вы такое предложили?

- Что вы имеете в виду? – спросил Петр Сергеич.

- А то, что демократов тьма, а президент один.

Вы догадались, о чем я говорю?!

- Как?! ​​ - Петр Сергеич едва не упал со стула. - Тут бывал Ельцин?

- «Бывал» - не то слово: ​​ живал месяцами. Помню наши особенные ​​ вечерние беседы.  ​​​​ Мы встречались как демократы, но после двух стаканов решительно поворачивали в государственники. ​​ На этом строилась моя духовная близость с Борисом Николаевичем...

- А раньше? ​​ Тут не бывало случайно киевских князей?

- Бывали!

Еще как бывали!

И каково мне,​​ видевшей, как князь Игорь собирался на Царьград, якшаться со всеми этими людьми?

Я им сочувствую, но не настолько, чтобы их пиарить...

Я сердечно любила Борюшку.

В его время ​​ Русью правили богатыри, но какие-то не наши богатыри: тырили все без разбору и не​​ по нашим правилам.​​ Украдет - и спрячет народную деньгу за пятью морями, за семью ветрами.​​ ​​ Зато на Руси была воля-волюшка!

Теперь воли нет, но много параллельных структур... Кто кого стережет, понять невозможно.

- Но встреча с вами подняла бы нашу демократию на качественно новый транснациональный уровень!

Вы хоть представляете, что будет?

В России – где-то тыщ тридцать демократов.

Мы всех их пригласим, ​​ вместе напаримся, напьемся, подеремся – это же какая ​​ реклама, это качественный прорыв в​​ понимании российской демократии!

Сразу напишут, что вы организовали оргию, в которой​​ участвовали все демократические силы!

У нас будут тучи клиентов! Это же будет интересно!

- Нет, Петр Сергеич! Интересно не будет, а пи-дюлей вломят точно!

Как же вы политически незрелы!

Печь «тучу» не выдержит. И потом, властью это может быть оценено как открытое противостояние - и тогда меня попросту потихоньку прикроют.

Тогда сюда прилетят не налоговики, а ОМОН.

Об этом вы думали?

Еще по Женевским соглашениям Россия обязалась изничтожить нечисть, а в Хельсинских  ​​​​ договоренностях об этом есть специальный параграф.

Сам генсек ​​ ООН указал на наличие нечистой силы в России и заметил, что этот фактор мешает развитию демократических сил в российском обществе.

А ​​ Брежнев поклялся, что к двухтысячному году Советский Союз избавится от нечистой силы!

- Так мы их не просто так пригласим!  ​​​​ Мы ​​ тут их перекуем в кого надо!!

- Как это так?

- Мы так их ​​ напарим, ​​ так всех ​​ разовьем, куда надо...

- Но это же против власти!

Дама сразу как-то погрустнела:

- Зачем вы так, дорогой ​​ Петр Сергеич? О, как нехорошо вы меня тревожите!

Поразительно, что политическая близорукость у вас сочетается с самыми возвышенными мыслями. Что ж, вы - такой! Не срезать же вам за это зарплату?

Зачем вы​​ призываете меня бороться? Нет, я рождена для лучшей доли!​​ 

Давайте-ка лучше шарахнем по стакану!

Вот чего требует душа, а не ваших сражений.

Как написал обо мне поэт?

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв:

Ты ​​ рождена для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв…

​​ 

Такие вот прекрасные строчки посвящены мне.

«Сладкие звуки», тут, конечно, - звон стаканов.

И мои молитвы, чтоб сильно не наезжали, тоже упомянуты.

И сколько ​​ поэтов ​​ писали обо мне и как часто!

Помните это?

Поднимем ​​ стаканы,​​ содвинем их разом!

Разве это не обо мне? Да тут ярко выражена вся суть моей непростой души!

И как поэт сумел так глубоко заглянуть в мою душу?!

- А вы? – дама с горестной укоризной посмотрела на растерявшегося ​​ Петра Сергеича. - Что же такое вы мне предлагаете? ​​ Социальные битвы?!

Я вам что, Гаврош какой, чтоб ​​ по баррикадам бегать?!​​ 

Следующий раз, если вы все же хотите понравиться даме, предложите ей культурную программу, а не эти безутешные сражения!

- Милостивый государь, что же такое вы предлагаете​​ даме! – все больше раскочегариваясь, сказала она. - ​​ Я бы меньше обиделась, если б вы мне предложили пойти на панель.

- Лидия Владимировна, дорогая! ​​ - Петр Сергеич склонился к даме и нежно ее обнял, памятуя советы дедушки. ​​ - Вспомните, как я люблю​​ вас, ​​ - и больше не серчайте. ​​ 

- ​​ Милостивый государь, не гневите меня больше, не взывайте к ​​ моим самым простым чувствам!

- О, я люблю вас, Лидия Владимировна! – страстно зашептал Петр Сергеевич, ​​ - ​​ но вы же вспомнили 18-19 века! Теперь нет баррикад:  ​​​​ все наши оппозиционеры ​​ сидят по кабинетам.  ​​​​ Это смирные ребята!  ​​​​ Только они вас увидят, как сразу поймут, что вы - их ​​ мечта. Они сразу полюбят вас!

Представляете, насколько интереснее ​​ жить-то станет?! ​​ Это оживит образ демократии в России.

Мы тут все​​ сольемся в одном печном экстазе - и СМИ всего мира с восторгом сообщат об этом!

Это будет новое слово в истории социальной мысли России!!

А как это обновит ваш бренд!

А заодно, ​​ тут бы и вы отдохнули в их объятьях.

Что тут плохого?

- Да они не знают​​ радости отдыха, эти люди!

Я не хочу с такими закусывать.

Где они – там безутешная борьба.

- Мне кажется, ​​ вы не верите в демократию.

- Да, я ​​ не верю, потому что знаю: если демократа хорошенько распарить и напоить, он сразу станет государственником.

Все они – демократы до встречи со мной.

Я бы легко вам это доказала, но я никогда не позволяю себе пускаться в столь низкие страсти. ​​ 

Может быть, тут трагедия всей моей жизни…

Тут дама впервые горестно вздохнула.

- В чем?

- Дело в том, что у меня, к сожалению,​​ волшебный поцелуй: ​​ в ​​ моих объятиях все демократы становятся государственниками.

- То есть сталинистами в переводе на современный​​ русский язык?

- Да!  ​​​​ Поэтому я столь осторожна в близких знакомствах!

Вы что, не верите, что мне ​​ достаточно поцелуя, чтоб​​ ​​ навсегда превратить вас в приверженца сильной власти?

- Можно сказать, вы – сталинистка по призванию!

- Да ни в коем случае!

Я вам еще раз говорю: политика мне неприятна, потому что там слишком много борьбы.

Да, ​​ и меня приглашали в правящую партию – и что?

Я буду шататься по их съездам и сказки народу рассказывать?

Да я лучше рыбкой закушу!

- Так ​​ уж вам хочется, ​​ чтобы я боролась!

Разве вы забыли, что сказал ​​ обо мне ​​ наш великий ​​ поэт?

Радость чуя,

Не хочу я

Ваших битв.

Всё! Больше не​​ говорите мне об этих людях.

- И еще, ​​ Петр Сергеич, - и никогда не говорите женщине «Иди работай»!

Вот вы когда-то после свадьбы гнали на работу вашу жену – и что вы получили?​​ 

О, как я ее понимаю!

«Иди работай»!

Никогда больше так не говорите!

Забудьте эти страшные слова.

Забудьте, как страшный сон.

Подумав, Лидия Владимировна торжественно изрекла:

- Кто это придумал, что надо работать?

Наверняка, какой-нибудь мужичонка.

Покажите ​​ мне его – и я ему сразу головенку откручу.

- А что до того, чтоб нацию спасти, ​​ так ​​ выберите меня президентом!

А ​​ так-то на фига мне трепыхаться?​​ 

Почему я должна делать чужую работу?

Меня все призывают работать, а я люблю отдыхать. ​​ 

Я, кстати, и так возглавляю один проект.​​ 

- Какой же?

- Детское питание.​​ Участвую и в​​ программе помощи сиротам. ​​ Это ​​ в «Детском фонде».  ​​​​ Другие проекты мне не доверяют.​​ 

- Лидия Владимировна! ​​ Зачем вы избрали столь неблагодарное поприще? ​​ Вы бы могли организовать всю нечистую силу России и построить транссибирскую шоссейную магистраль! ​​ А потом – аж до Пекина!​​ 

- Этого как раз я ​​ не могу.  ​​​​ 

Я могу другое:  ​​​​ если какая опасность, ​​ я сообщаю ​​ моим клиентам, ​​ - а спасать весь мир никогда не было моей задачей.

- Я ведь только - свободный художник: где хочу, там и порхаю, - величественно произнесла дама.

- Но вы могли бы спасти человечество!

- Конечно, хотелось бы его спасти! – ​​ пылко ​​ воскликнула Лидия Владимировна. – ​​ Но я бы всех спасла на свой манер: ​​ будь я президентом, у каждого было бы, на что выпить и закусить! Я бы это записала первой строчкой в конституции.

- Это ваш идеал? – робко спросил Петр Сергеич.​​ 

- Да, это - мой идеал, - твердо ответила дама.​​ 

- Каждому - по стакану водки! ​​ - ​​ торжественно проронила дама.

По всему было видно, что Лидия Владимировна ​​ сказала программную речь.​​ ​​ Казалось, сбылись ее заветные мечты; она задыхалась от счастья, ее очи нежно заблестели.

Но вот в ее голосе появились стальные нотки:

- А ​​ что до человечества, то на фига его спасать?​​ 

Даже ​​ все мои ​​ простые ​​ советы ​​ как пить и как закусывать воспринимаются как претензия на власть.

- ​​ Лидия Владимировна! ​​ А я всегда думал, что закусывать – высшая форма лояльности. Прав ли я?

- Я совершенно с вами согласна. ​​ Я предлагала внести эту статью в Конституцию. Пока она застряла в подкомитетах.

- Знаете, родина есть родина: тут хорошо развеяться душою.​​ 

В Америке у меня свой дом, офис и запасной аэродром, ​​ - а тут я, как была «нечистой силой», так и осталась.​​ 

Власти даже отказались ​​ прописать меня в городе; так и числюсь на этом болоте.​​ 

В Америке мне уже два​​ ордена дали: «За дружбу между народами» и «За укрепление американо-российских связей», - а в России не хотят легализовать. ​​ 

Причем, второй орден – с красивой, такой ​​ шелковистой ленточкой!​​ 

Я говорю нашим властям: «Какая же я «нечистая сила», если у меня​​ документы в порядке?».  ​​​​ 

А они: «Простите, но у нас иммиграционная политика». ​​ Приехал работать – зарегистрируйся.  ​​​​ 

Я говорю: «Я же – Баба-Яга. ​​ Какая мне на фиг нужна​​ регистрация?».  ​​​​ 

А они: «Нечистую силу ​​ прописываем на общих основаниях».​​ 

- Как ​​ я ​​​​ болею душой за тех, кто хорошо знает, что такое огурец и стакан водки!

Вот это люди, а прочие мне духовно чужды.

- Это потому что вы не знаете наших демократов! ​​ - опять понесло Петра Сергеича. - При близком знакомстве многие из этих достойных мужчин захотели бы побывать в ваших объятьях!

- Оставим эти пустые мечты, Петр Сергеич.

Как же мало вы знаете о женщинах!

Что вы обо мне думаете?

На самом деле, у меня робкая, стыдливая душа, а по работе – вы знаете, у меня есть фирма - ​​ я такое отмачиваю, что у самой волосы дыбом.

- Но что же такое несусветное вы делаете?

- Гламурюсь. ​​ С утра гламурюсь, как дура какая.

- А нельзя с утра вам кофе в постель приносить?

- Не стоит. Знаете, Петр Сергеич, ​​ дама я многосоставная, - и пока там спросонья ​​ найдешь все свои части, пока соберешь себя во ​​ что-то приличное! ​​ 

Вы спросите, а что ужасного в гламурстве – и я вам отвечу. ​​ Вот, ​​ к примеру, теперь у всех большие сиськи, ​​ - и я вслед за всеми не могу себе позволить маленькую грудь, хоть это было б куда удобнее. Тяжело быть бомбовозом, но этого требует эпоха. ​​ Таково веление времени – и зачем бодаться с эпохой? Теперь все – титьками вперед.

Она горестно подумала и сказала:

- Поэтому ​​ я так сильно устаю от работы над собственным образом.

- Но какой системе вы отдаете предпочтение?

- Когда закусываю, мне ближе Станиславский.

В загуле я - вахтанговка.

А безобразничаю – по Мейерхольду.

- Да что вы все о работе? – с болью сказала она. - Вы ​​ мне лучше ​​ скажите: ​​ «Я люблю вас за тонкую, трепетную душу», - и ​​ тогда я​​ заплачу от счастья, а вам из директорского фонда выдам ​​ ящик водки.​​ 

А вы меня зовете на баррикады!

- ​​ Вы вот, ​​ ответьте на такой ответственный вопрос, Петр Сергеич: почему хотите в мои объятья?

- Мне больше негде отдохнуть душой. ​​ Я, как голубь,​​ прилетел бы на вашу грудь и там благодарно затих.

Дама приятно заволновалась.

- Но ​​ за что же вас ​​ не прописывают ​​ в России? ​​ - осторожно спросил он. ​​ 

- Меня не могут зарегистрировать «на общих основаниях»: они сами не поймут, ​​ дух ли я или баба какая.

-​​ Это на самом деле ​​ странно. Вы ​​ так много сделали для России!  ​​​​ А ​​ как вы зарабатываете в Америке?

- Я - предсказательница. У меня тысячи клиентов. Они все занесены в компьютер. Мне платят за ​​ советы ​​ по существу.​​ 

- Например.​​ 

- К примеру, ​​ баба какая ​​ бамбину захотела, - я ей мужика запросто подыщу.​​ 

А то дам ценный совет: ​​ звоню клиенту и говорю: «Сегодня лучше не выходите из дома, а то непременно накостыляют». Он и сидит дома, не чирикает.​​ 

Еще ни разу моя интуиция не ошиблась. ​​ 

Выйдет, голубчик, из дома – и получит по морде. ​​ 

Как пить дать.​​ 

- И много клиентов?

- Тысячи.  ​​​​ Во всех странах.​​ 

- Откуда у вас информация, Лидия Владимировна?

- Как откуда? ​​ Из космоса.​​ 

- Как это – «из космоса»?

- Да так. Поступает прямо на мой личный сайт.​​ 

- На каждого вашего клиента?!

- Ну да. ​​ По моему запросу.

Прямо так и придет на такую-то фамилию сообщение из космоса: «Не дергайся, парень!», ​​ - так я его и предупрежу. ​​ 

- Как?

- Я ​​ пишу: ​​ «Сеньор! Нынче не выходите из дома: накостыляют». ​​ 

Он - мне: «Я – не могу: нынче свиданье с полюбовницей! Очень ответственное!». ​​ 

Я – ему: «Баба ​​ - ​​ не волк: в лес не убежит, - а шкуру в целости сохраните».​​ 

И точно! Он посадит муляж в машину, а его-то и взорвут.​​ 

Да сколько ж раз так было! ​​ 

- Услуги оказываю самые разные.​​ Допустим, бабушка хочет внучка, а муж дочки гуляет.  ​​​​ Я мужика-гада так приворожу, что всю жизнь пред женой на коленях стоять будет.

Это самый простой случай.  ​​​​ 

- А бывает и трудно! ​​ Часто сообщения из космоса приходят только на русском языке, да еще в зашифрованной, только мне понятной форме.​​ 

К примеру, написано «Делайте ноги, ребята». ​​ Все хватаются за голову. Никто не понимает, что же это такое – и получается, что только я могу верно интерпретировать столь сложное послание из​​ Вселенной.​​ 

Или так: «Вломят пи-дюлей». ​​ Другому человеку это непонятно, но я же общаюсь с высшими силами! Я могу переводить столь сложные фигуры речи на американский и современный русский язык.​​ 

- Судя по рекомендациям, на небесах собралась какая-то стайка хулиганов.

- Я не думаю, что эти ребята – хулиганы, - ​​ но что правда, то правда: повеселиться они любят. ​​ Это мои знакомые черти на небесах организовали кооператив и потихоньку деньгу качают. ​​ 

Конечно, их уже обозвали «преступным синдикатом», «криминальным сообществом», «ОПГ»,​​ «шайкой бандитов»​​ - а зачем?​​ 

Ребята просто живут, не тужат – вот и все.

Ребята просто хотят жить интересно!

Что же тут плохого?

И вот уже в демократической печати появляется гневная статья: «При таком правительстве возможно буквально всё: негодяи на​​ небесах». Уже намекают, что их поддерживает родственник министра финансов

- А ​​ бывает, что вы работаете бесплатно? ​​ Как вот сейчас многие в России? ​​ Если вас просто кто-то попросит помочь ему по дружбе?

- Со мной «по дружбе» не бывает: я требую, чтоб клиент до начала совместных операций доказал свою платежеспособность.​​ 

- А если он ​​ не ваш клиент, а как бы невзначай спросит «Что же мне делать?».​​ 

- Пусть не прикидывается дурачком! ​​ «О, сеньор! - печально говорю я. - Х-й его знает». ​​ Меня на мякине не проведешь.  ​​​​ Деньгу – вперед.​​ 

- Лидия Владимировна! Вы могли бы предотвращать крупные теракты!

- Конечно. ​​ Я помню, как в сентябре 2001-го из космоса пришло серьезное сообщение: «Нью-Йорк: один большой пи-дец».​​ 

Вот и ​​ грохнули два небоскреба. ​​ 

Что я могла? Сообщила клиентам, чтоб они на всякий случай сидели дома.​​ 

Перед тем как шарахнули сирийского премьер-министра, пришло загадочное сообщение: «Шеф п-здой накрылся». Поди, угадай, о чем тут речь! Он не был моим клиентом, так и погиб. Я не могу обслужить весь​​ мир!

- Надо ж, какая ответственная у вас работа! ​​ Вам приходится хорошо выглядеть.

- А как же! Теперь уж я слежу за модой. Это раньше я могла прилюдно показаться с одним гнутым зубом, нос торчком, - а теперь и зубы, и нос сделаны, как надо. ​​ 

Кстати, именно после этих операций я стала привередой и слишком многого жду от мужчин. ​​ 

А с другой стороны, разве вы – не привереды? Вам вот ​​ непременно подавай нечистую силу, - а то и жизнь не в радость.

- Вот именно, что не в радость.

- Петр Сергеич! Давайте я вам попробую помочь. А то, чего доброго, вы бросаетесь на меня только потому, что больше не на кого. ​​ Бабу, конечно, найти нелегко, но можно. ​​ 

Дедушка вернулся.  ​​​​ Он был мрачен, хоть и старался не подавать виду, что страдает.

- Я закончил, - ​​ твердо и сухо отчеканил Степан Порфирьевич.

- Спасибо вам за работу. ​​ А мы вот продолжаем беседовать.

- Что же он вам такого сказал, что вы вся сияете? – спросил дедушка.

- Мы говорим о любви.​​ 

Сами подумайте, Степан Порфирьевич: я бля-овала тыщу лет - и вдруг встречаю человека, который любит мою душу! Это дорогого стоит.

Трухачёв не решался открыть рот.

- ​​ Ну, и что? ​​ А разве я не люблю вас? – гневно возговорил дедушка.

- Вы любите, ​​ Степан Порфирьевич, ​​ и любите страстно, - но Пете удалось больше: он​​ озарил мою душу.  ​​​​ 

Трухачёв ​​ весь задрожал от счастья.

- ​​ Как любили вы, мой дорогой Степан Порфирьевич? Вы меня безутешно домогались.  ​​ ​​​​ Я не скажу, что мне это вовсе не нравилось, но ведь и в любви есть иерархия жанров!

Неужели вы не понимаете, что склоняете меня к бл-ву?

Наш дорогой Петр Сергеич возвысил мою душу, - а у вас этого не получилось.

Вот пришел этот человек – и как ​​ бы мимоходом ​​ обдал мою душу ​​ счастьем.

Иногда, знаете, так шайкой обольешься – и до того приятно!

Да, я ​​ долго заблуждалась,​​ но на нашем дорогом Петре Сергеиче ​​ я решила сделать небольшую, но душевную остановочку.

А сейчас, Степан Порфирьевич, дайте нам договорить. ​​ Я скоро к вам подойду.

- Петр Сергеич, ​​ я вижу, ваши отношения с женой зашли в тупик – и потому​​ постараюсь ​​ вам помочь. Прямо щас ​​ занесу ​​ в свой компьютер и постараюсь кого-нибудь подыскать. А обо мне лучше и ​​ не мечтайте!​​ 

- Но почему?

- Потому что я феминистка и борюсь за права американских женщин африканского происхождения.​​ 

- Но почему не за права наших женщин?

- Дума к этой теме и близко меня не подпускает.​​ 

- Но почему так, Лидия Владимировна?

- А дело в том, что я по характеру не могу слишком много бороться.

Немножко посражаюсь – и отдыхаю.

Я могу только немножко бороться, для души.

Поэтому ​​ знакомые ​​ думские бабы ​​ называют меня «кайфовщицей».

Честно говоря, ​​ я и феминистка-то - тоже ​​ для души.

Я вообще не люблю сильно напрягаться.

А что до мужиков, ​​ я ​​ еще могу с ними наклюкаться, - ​​ но на большее почти не тянет. ​​ 

В итоге, я, конечно, отдамся, но не это во мне главное.

- Так что вы на всякий случай помните, что в мои обязанности входит с вами, мужиками, бороться.

- Какое страшное это слово «бороться»! – грустно провозгласил Петр Сергеич.

- Не говорите! ​​ Я не понимаю сам дух нашей эпохи: почему все только и делают, что борются? ​​ Разве не лучше посидеть, выпить, закусить? Что это за мода такая – бороться?

А какой дурак придумал, что надо работать?

Зачем работать?

Давайте сядем да закусим – вот это жизнь.

Что вы, дураки, все горбатитесь?

И как вам не надоело?

Петр Сергеич осторожно прервал ее пламенный спич:

- Неужели мужчины вам на самом деле не нравятся?​​ 

- Честно говоря, ​​ да.

- Это почему? - огорчился ​​ Петр Сергеич. – Как же такое возможно? Это просто не укладывается в голове.

- Ребята, вы​​ меня не расслабляете! ​​ - откровенно ответила сразу погрустневшая дама.​​ 

- Интересно! - возмутился наш герой. - А что же мы тогда делаем? ​​ Вы подвергаете сомнения главную цель нашей жизни.

- Вы, мужчины, ​​ меня напрягаете. В этом ваш главный недостаток. Поэтому я требую от сотрудников, чтоб они говорили о любви: только это примиряет меня с мужчинами.

- Вы немилосердны! ​​ - воскликнул Петр Сергеич.​​ 

- Я даже не знаю, как это объяснить, но когда я вижу мужика, мне хочется его шарахнуть. Почему, ​​ сама не понимаю.​​ 

Сейчас, к примеру, так бы вам и поддала!

Ну, уж не буду: по знакомству.

Иль вот, к примеру, ​​ гуляю по лесу. Если зайчиха пробежит - ничего, ​​ - а зайцу непременно наподдам. ​​ Тут уж мне все равно, заяц, мужичок, ​​ или еще что мужского рода: ​​ шарахну на​​ всякий случай.  ​​​​ 

Просто для души. ​​ 

Часто и сама не замечу, как пи-дюлей накидаю.

Думаете, мне это обходится без последствий?

И ​​ совесть мучает, и напьюсь, как дура.

Конечно, ​​ мне по статусу ​​ полагается хотя бы немножко быть пьяной, ​​ но с другой стороны,​​ ​​ надо следить за здоровьем...

- Моя проблема – совсем другого свойства, -​​ признался Петр Сергеич. ​​ -  ​​​​ Я хочу вам задать важный вопрос: ​​ почему я все время получаю пи-лей? ​​ К примеру, ​​ мне с утра вломят пи-дюлей, ​​ - а я до вечера хожу и думаю, за что. ​​ 

Понимаете, как обидно?! Вломят, - а за что, не скажут.

- А! ​​ Значит,  ​​​​ у нас одна проблема, но несколько разные к ней подходы: вам – поддают, а я – люблю поддать. ​​ Зато сразу видно, что мы оба подходим философски к решению столь важного вопроса.​​ 

- Это и говорит о нашем единстве душ! – поспешил заверить Петр Сергеич. - Меня, бывает, молотят, а я спрашиваю: «Хоть объясните, за что».​​ 

А они: «Простите, сейчас нам некогда; мы потом объясним». А потом так и не объяснят: забудут.

- А я ​​ подхожу к этому совсем иначе. ​​ Сначала ​​ накидаю пи-дюлей, - а только потом начинаю задумываться: а кому? А за что? ​​ 

- Что вы посоветуете, ​​ бесценная ​​ Лидия Владимировна?

- Может, ​​ вам ​​ стоит ​​ снисходительнее относиться к небольшим человеческим слабостям? Ну, немножко получили по загривку - что тут плохого?

- А вы не знаете, ​​ Лидия Владимировна, почему у нас ​​ в России так легко получить по морде?

- Этого никто не знает, но я попробую объяснить. ​​ Существует теоретическая база, овладение которой очень поможет вам ориентироваться в жизни.​​ 

Есть три рода пи-дюлей: потому, что так надо; потому что так исторически сложилось; в силу непонятных причин.

- Мне что ​​ обидно? – Петр Сергеич посерьезнел. ​​ - ​​ Хоть тебе​​ талитаризм, хоть дерьмократия: все едино, пи-дюлей накидают. Вот что грустно!

- Вот именно!  ​​​​ Значит, ​​ вам поддали в силу​​ исторической необходимости.  ​​​​ Понимание ​​ этого ​​ факта должно вас существенно утешить. ​​ 

- Меня это на самом деле  ​​​​ утешает.

- Я вот встречаю моего обидчика, накостылятеля другой раз. Он, как всегда, куда-то спешит. Ну, он, как обычно, ​​ он насовал мне поджопников - и ​​ тут сочувственно говорит:

- Помню, вы интересовались, за что ​​ вас костыляют.​​ 

- Конечно, мне это очень интересно, - сказал я.

- Так вот знайте! Вы лю'бите не тех, кого надо. ​​ У вас и чувства-то какие-то нерусские.

- Я просто не знаю, кого любить, - тогда признался я. - Мне никто не посоветовал.

- А что вам советует сама жизнь?​​ 

Тут я задумался, но потом откровенно признался:

- Я не знаю.

- А я вам скажу! - горячо и даже чуть ли не страстно ​​ посоветовал этот интересный человек и лихо надвинул ушанку. - Вам же говорят, дуракам: «Укрепляйте ​​ вертикаль власти!», - ​​ а вы чем занимаетесь? ​​ Вас строят, а вы не понимаете, что вас строят; вот вам и достается на орехи.​​ 

- Ну! - сказал он, прощаясь. - ​​ Нашей бригаде надо еще десять точек объехать. Представляете, сколько работы?

- А платят-то вам хоть хорошо? - спрашиваю.

- Денег всегда не хватает, ​​ а работа ответственная, - печально признался он.

- А я сначала думал, вы случайно мне накостыляли.

- Да вы что! За​​ это нам не заплатят. Никто не будет работать бесплатно. И уж вы не подумайте, что мы хотели как-то вас обидеть.​​ 

Мы просто работаем, просто немножко вразумляем, когда человек не понимает самых простых вещей.

Грубая работа, но кто-то же должен ее делать.

-​​ Трудно работать?

- Очень. Каждому надо шарахнуть по загривку и сунуть поджопник.  ​​​​ Мы даем по возможности ​​ легкий поджопник, иначе после работы очень болят колени.

- А по морде?

- По морде не полагается. Можешь дать и по морде, но за это не заплатят. Так что смысла нет.

- А как вас звать, к примеру?

- Могу сказать и это. Пи-дюль Иванович Замойский.

- Что ж, - задумчиво сказала Лидия Владимировна. – В вашей жизни много интересных встреч.

- Да, - согласился Петр Сергеич. - Я ведь и сам понимаю, что​​ поддать мне иной раз просто-таки надо.​​ Если я знаю, что за дело, так я сам приду: выдайте мне пи-дюлей!

Сколько надо, столько и дайте.​​ 

- А сколько вам надо? – поинтересовалась дама.

- Я сам не знаю. И не могу знать. А вот начальство знает. На то оно и начальство. Если не знает начальство внизу, то президент точно, что знает.

Я еще спросил этого интересного человека:

- Неужели мне пи-дюлей полагается?

- А почему нет? – отвечает он. - Чем вы хуже других?

- А я не получу лишнего?

- Что вы! У нас работают мастера. ​​ Наверху лучше вас знают, сколько вам нужно.

- Как же звать вашу организацию?

- Да обычная выездная пи-дюль-бригада. Так вот с утра и ездим. Там-сям пи-дюлей навесим.​​ 

Трудная работа, руки ломит, - но раз надо, так и работаем: часто через-не-могу.

- Ну что, пойду? – сказал на прощание этот простой, но нужный человек. ​​ - У​​ нас еще много работы.

- Забыли главное? – спросила дама.

- Но что для вас главное? То, что я люблю вас? – нашелся Петр Сергеич.​​ 

- Правильно. Только когда мужчина говорит о любви, я​​ понимаю, что это человек.

- А если не говорит? – ​​ спросил Петр Сергеич.

- Если не говорит, так зачем он нужен, эта скотина!​​ 

- Неужели так трудно вам понравиться?  ​​​​ Неужели нет надежды?

- Очень мало. ​​ Главное не забудьте: чтобы у меня работать, надо уметь​​ говорить о любви. Это одно из условий службы, это, наконец, доказательство вашей профессиональной состоятельности.

- Да я вам очень вам благодарен за это условие! ​​ Дело как раз в том, что я очень люблю говорить о любви, но ​​ до сих пор жена не позволяла развиться этой страсти. Я только начну, а она: «Все ты врешь, скотина!». ​​ 

- ​​ Лидия Владимировна! Мне вот очень интересно, ​​ что’ же про любовь говорит Степан ​​ Порфирьевич.

- Дедушка-то? Он ​​ очень красиво говорит.

- Как?

- «Я люблю вас, ​​ - ​​ обычно говорит он,​​ - за грусть в очах». ​​ 

- Но давайте его спросим, - загорелся Петр Сергеич.

- Хорошо, - согласилась дама. –  ​​​​ Почему же нет? ​​ Мне ​​ тоже интересно узнать, насколько глубоко он осознает свое чувство.​​ 

Только ​​ не будем спрашивать прямо: пощадим эту​​ тонкую душу: ​​ спросим при случае.

- Да, пойдемте его утешим.

Слышно было, как Степан ​​ Порфирьевич ​​ впрок заготавливает дрова.  ​​​​ Эта работа лечила его от​​ плохого настроения.

Нашли ​​ его легко.

- Как вы поживаете, Степан ​​ Порфирьевич? ​​ - нежно спросила дама.​​ - Да отдохните вы!

- А как же дрова? – спросил дедушка.

- ​​ Вы ведь немножко поработали! ​​ Переусердствовать не надо. ​​ 

- Как-нибудь сделаете, - приветливо улыбнулась дама. – Вы помните, что ​​ вы мне сказали? ​​ Что хотели бы остаток жизни провести в ваших объятиях. ​​ 

- Я помню об этом каждое мгновение. Вы не могли бы как-то этому поспособствовать?

- ​​ Это очень хорошо, мой дорогой Степан ​​ Порфирьевич, что вы ​​ так правильно выбрали позицию: в моих объятьях, - но почему вам так важны мои объятья? ​​ – приятно изумилась дама.

- Только в ваших объятьях я чувствую себя человеком.

- Но почему «человеком», а не «мужчиной»? – полюбопытствовала она.

Дедушка строго ответил:

- Мне ​​ важно ​​ подчеркнуть гуманизм начальства.

Изящным движением ​​ дама вывернула из воздуха бутылку водки со стаканом и ​​ налила полный ​​ дедушке:

- Спасибо, Степан ​​ Порфирьевич. ​​ 

Они отошли, и дама ​​ наставительно сказала:

- Теперь вы поняли, Петр Сергеич, что за люди работают у меня в фирме?  ​​​​ Откуда у этого простого человека столь величавые мысли? Нам ничего не остается, как молча склониться пред мастерством нашего милого дедушки.

Сами видите, какого интеллектуального и человеческого уровня ​​ этот ​​ человек!

Вам есть, чему поучиться!

Меня это необычайно трогает.​​ 

Петр Сергеич не смог сдержать своего восхищения:

- Как ​​ тонко ​​ вы понимаете мужчин! Потрясающе. ​​ Выходите за меня замуж! ​​ Я готов на вас жениться хоть сейчас.

- Как это «хоть сейчас»?  ​​​​ Вы же не разведены.

- Лидия Владимировна, если я скажу жене, что оставляю ей квартиру, нас разведут в пару дней.​​ 

- Неужели вы так меня любите?

- Конечно!  ​​​​ 

- А что у вас есть такого,  ​​ ​​​​ что бы могло меня очаровать?

- У меня таинственная душа.

- Это неплохо, но этого мало.

- Лидия Владимировна, дорогая! Поведайте еще об олигархе. Почему вы его любили?

-​​ Потому что была такая мода. В ​​ годы войны я самолично пускала составы под откос, потому что это было модно. По моде ходила в фуфайке и в ней отдавалась.

- ​​ Вы ​​ любили вашего ​​ олигарха?​​ 

- Да, я любила ​​ этого ​​ мужика и до сих пор, чего доброго, люблю.  ​​​​ Столько раз катала его на своем самолете – и что? Он предпочел меня ​​ какой-то политической партии: женился на ней. ​​ Легализовался, ушел в политику, а я – прости, прощай. ​​ 

Вот вы какие, мужики: неблагодарные скоты.​​ 

- Это, Лидия Владимировна, ваш второй брак,​​ а первый, как я понимаю, был с Соловьем-Разбойником. ​​ Почему он распался?

- Понимаете,  ​​​​ нельзя любить мужчину, который не уверен в своей любви! Соловьюшка не способен на большое чувство. Сколько я его ни воспитывала,​​ сколько ни приручала к браку, ничего​​ ​​ не получилось. ​​ Может быть, поэтому он и спился: ​​ он так и ​​ не понял, что любит меня.

Сунулся, было, в бизнес. ​​ Так трудно все шло поначалу: ​​ какое акционерное общество ни откроет: хоть добыча угля, хоть ловлю рыбы, ​​ хоть лесозаготовки, - получается публичный дом.

- А что с ним теперь?

- Деньгу зашибает в Нью-Йорке. Все дурака валял, пьянствовал, а теперь вот свистит на Бродвее. ​​ Организовал свое шоу «Русский хулиган в Нью-Йорке».​​ 

- Так у него еще и менеджерские способности?! Я-то думал, только художественные.​​ 

- Это я его подбила деньги зарабатывать. ​​ Он всегда был первым хулиганом губернии. Я ему говорю: ​​ «Что толку тут свистеть? За границей за это платят, а тут ты простой хулиган».​​ 

- Какие интересные люди вас окружают! ​​ Почему именно в ​​ Нью-Йорке ​​ он показывает свое шоу? Там же очень дорого снять под концерт помещение!​​ 

- А он его и не снимает! Показывает прямо на улице. Весь свой спектакль он называет почему-то «проект» и очень гордится этим названием.​​ 

Весь район Таймс сквер в центре Нью-Йорка заранее​​ оцепляется полицией, и входят только люди с билетами. Потом он начинает свистеть. Полисмен, переодетый актер, делает ему замечание. Он посылает представителя власти куда подальше. Тот его шарахает дубинкой. За него вступаются прохожие. Подтягивается отряд​​ полицейских ​​ - и мордобой приобретает более масштабный характер.​​ 

Он, наш Соловушка, кричит и рвется, как оглашенный, головой проламывает витрину.​​ 

Все в восторге.​​ 

- Да здравствует русский хулиган! - восторженно воет толпа.​​ 

Тут на него​​ набрасывается сразу сто человек!​​ 

А он, как свистнет, - всех повалит. Они опять его так и сяк пытаются повязать, - а он их свистом раскидывает.​​ 

И вот такая вот ​​ х-етень - на целый час. Всем смешно - до чертиков.​​ 

И что вы думаете? Это тут у него репутация​​ хулигана, а для всего Нью-Йорка он - очень интересный человек. Сразу объявил набор на курсы свистунов; отбою нет.​​ 

- Но работа! ​​ Какая тяжелая работа!​​ 

- Не говорите. Конечно, достается ему на орехи! Так отпи-дят, что никаких денег не захочешь. Что ж,​​ просто так никто деньжаткой не осыпит. Таких пи-дюлей накидают, что мало не покажется. Конечно, это все - только шоу, - а все равно шкура-то трещит по швам!​​ 

Главное, конечно, что ему очень нравится эта работа.​​ 

И вот он, повязанный, раскланивается публике, но заканчивает выступление тем, что сходу выпивает ведро водки!​​ 

Поверьте, на это нельзя смотреть без восхищения!​​ 

- За особую доплату, - продолжила дама, - ​​ можно получить и особые пи-дюли.​​ 

Каждый ​​ участник ​​ шоу может при желании немножко полетать!

Человек выходит на открытый помост - и наш Соловушка умелым поджопником ​​ и свистом закатывает его ​​ в заранее подготовленную резиновую ловушку.​​ 

Метров пятьдесят ​​ этот человек летит по воздуху, всяко кувыркаясь.​​ 

Обычно зритель летит с задумчивым видом, ​​ осваивает три кувырка и - красиво падает в большой​​ резиновый сапог самого веселого вида.

- Как интересно! – восхищенно произнес Петр Сергеич.

- Да, очень интересно!

Посетитель влетает в резиновую ловушку вверх тормашками. Оттуда его участливо выковыривает наш​​ работник, который затем изящным поджопником возвращает клиента на его место на импровизированной трибуне.

А что же дальше, спросите вы?

Все стонут от радости!

Все получили пи-дюлей, и все плачут от счастья - такая вот типично русская ситуация в американском городе Нью-Йорке.

Так вот ​​ и славянский менталитет получает свое международное звучание.

- Призвание ​​ Соловушки - свистеть,  ​​​​ - ​​ и уж в этом он реализуется на все сто процентов.  ​​​​ 

Он уже занесен в книгу Гинесса как «самый свистучий соловей». ​​ 

Но ​​ это​​ еще не все:  ​​​​ он с гордостью носит звание «самого главного хулигана в мире».

Долго колебались, как его назвать: «самый главный» или «самый большой» хулиган.​​ 

Решили было назвать его просто «скотина», но потом одумались и предпочли «главный хулиган».

Словно​​ б есть «неглавные» хулиганы, словно б тут какая-то иерархия.​​ 

Вот подождите! Эту ночь он не даст вам уснуть, - что-то тогда вы скажете: вот тогда вы и решите, кто же он: ​​ «самый главный» или «самый большой» хулиган!

- Но что же мне делать, ​​ Лидия Владимировна?!

- Можно найти управу, но надо знать секрет. ​​ Если​​ сильно разойдется, пойдёте с дедушкой его увещевать. ​​ 

А это не так-то легко! ​​ 

Он человек сердечный,  ​​​​ но от душевной щедроты при встрече ​​ может ​​ и ​​ двинуть по башке.

Так поддаст, что​​ закручинишься.

- Если вы скажете Соловью-разбойнику: ​​ «Господин Разбойник! Соблюдайте хотя бы ночами тишину и порядок», - он мрачно зыркнет и буркнет: «Пошли вы на х-й!».​​ 

А если по-дружески ему крикнешь: «Ты что же, скотина, ночами-то свистаешь? Совсем,​​ что ли, о-уел? Тебе что, больше и делать-то нех-й?», - так он хотя бы для вида повинится и на какое-то время  ​​​​ постарается ​​ так напиваться, чтоб ночами не свистеть. ​​ 

- Простите, что я порою матерюсь, Петр Сергеич, но ​​ это принято: ​​ и на Бродвее, и здесь,​​ в глухом лесу. ​​ Уж больно много всякой ​​ нечисти шастает!

- А Змей Горынович? Это же ваша компания.  ​​​​ Я встречал одно время его в вашем офисе, потом, смотрю, он куда-то исчез.​​ 

- Парень загульный, где-то бомжует.​​ 

Захочет закусить – встанет у метро и пламя​​ пускает.​​ 

И так высоко пускает, что пожарных на всякий случай вызывают. Его сначала в цирк брали, но характер у парня запойный: не сумел удержаться.​​ 

Пару раз прямо на арене засыпал.​​ 

Зрителям нравится, а директор – в расстройстве: да сколько можно!​​ 

- К​​ счастью, не все только хулиганы среди нашей лесной публики! ​​ 

Вот хороший пример: ​​ судьба Алеши Поповича складывается более удачно: он открыл новое​​ направление в духовной жизни Америки, основав свое направление в художественном стриптизе.​​ 

Под его руководством проведены уже первые международные соревнования по этому интересному виду спорта. ​​ 

Мы-то думали, это только богатырь, а оказалось, очень занимательный человек: так красиво и себя, и других раздевает, - просто загляденье!

- Что ж, неплохо! ​​ 

-​​ Да. Все ​​ мои коллеги по нечисти пошли в шоу-бизнес и - все пристроились неплохо. ​​ 

- А Микула Селянович?

- Устроился в Лас-Вегасе вышибалой. У него тоже свой номер: так поддаст, что летишь со свистом.

- А помните, как о нем писали? ​​ - напомнил Петр Сергеич. - «Сошка не обирана».

- Что ж, и сошку не забыли: стоит посреди игорного зала как достопримечательность.

- А теперь, Лидия Владимировна, я бы ​​ сам охотно остановился на особенностях моего чувства. ​​ Если вы позволите.

- Полный вперед.

- Главное в вас - это душа.

- Не буду спорить.

- Но в чем тут проблема? - продолжал Петр Сергеич. - Мир вас не понимает, потому что вы слишком хороши для него.

- Вы так думаете?

- Я уверен, это главное в вас. Оттого и неизбывная грусть в ваших очах. Но моя любовь​​ излечит вас от грусти.

Вот вы отметили, ​​ что я политически не зрел.  ​​​​ Да, это так, зато я беру душой. ​​ Академиев я не кончал, но​​ мысли о высоком чувстве всегда роились в моей душе. Причем ​​ именно мысли о романтичной, необычайной любви.

- Я вас очень прошу, ​​​​ Петр Сергеич: полюбите меня за мою душу! ​​ Ни в коем случае не следуйте примеру дедушки, что безутешно меня домогается.

Конечно, я должна признаться,  ​​​​ меня несколько волнует и такой стиль отношений – и все же моя душа ​​ больше тяготеет к высокому!

- А разве я не понимаю этого? Знаете, как ​​ поэт сказал о таких, как вы, женщинах?

Господь из лучшего эфира​​ 

Соткал живые души их.

Они не созданы для мира,

И мир был создан ​​ не для них.

Это ваш случай.

- Не надо лишний раз упоминать большое начальство, - урезонила было дама, но тут же поправила себя:

- А впрочем, сойдет.​​ 

- ​​ Сидит себе в своих высотах, в ус не дует, а я вот внизу, среди людей, ​​ я всегда с моим народом, - добавила она с укоризной.

- ​​ Но позвольте мне уточнить, дорогая Лидия Владимировна: нет, это​​ не ​​ только ваш случай: ​​ это НАШ случай. И не просите любить вас за вашу душу: ​​ это уже произошло, как только я вас встретил!

- Вот сколько я знала мужчин, - и вы знаете, ​​ в целом они мало ценили мою бесценную душу.​​ 

- ​​ Лидия Владимировна! ​​ Мое призвание -​​ думать ​​ о вашей душе.

- Боже мой! ​​ Какое счастье!  ​​​​ Неужели такие мысли бывают у мужчин?

Петр Сергеич ​​ приосанился:

- Не ​​ только бывают, а вот я с ними прожил всю жизнь.

- Какое везение! ​​ Давайте сразу, мой дорогой Петя, возьмем курс на высокое чувство - и​​ это обогатит наши отношения, это озарит наши души, а заодно ​​ и весь мир.

- Но как же вы до сих пор жили без меня, мой дорогой Петенька?

- Я страдал. ​​ Все начиналось, впрочем, не столь мрачно. ​​ Я женился по любви. С женой мы много обсуждали романтизм наших отношений до свадьбы - и вдруг всего через месяц она объявляет: если любишь, работай на серьезном производстве.

- Как, - спрашиваю я, - Варвара ​​ Петровна! Зачем вы требуете подвигов в работе, если я рожден для любви?

- А что она, Петенька?

- Она меня –​​ матом.

- Петя, я тебя умоляю: ​​ расскажи подробнее о природе вашего чувства!

-  ​​​​ Охотно, Лидочка!  ​​​​ Что тут сказать? ​​ Прежде всего: ​​ как тебя не любить?!  ​​​​ Ты слишком хороша. И хороша ты – душой!

- А знаешь, чем меня-то потрясла наша встреча? ​​ Я впервые задумалась о душе.​​ 

Да, казалось бы, я вечна. Мол, делай, что хочешь. Но я - не такая! И сколько можно ​​ безутешно бля-овать? ​​ 

Нет, теперь буду ​​ много думать о душе!​​ 

Вот и сейчас так ​​ замечталась, ​​ что и напиться забыла!

- Петенька!

- Лидочка!

Тут Петр Сергеич ​​ прошептал:

-  ​​ ​​​​ Конечно, надо думать о душе - и все же, Лидочка, ​​ иногда ​​ осторожно меня прижимай. ​​ Это же тебе ​​ не трудно.​​ 

- Да можно, Петенька, ​​ можно! ​​ Давай немножко паренька приголублю.

Ты ведь давно мечтал оказаться в ​​ моих объятьях.

Но​​ главное в тебе – другое: ты задал даме верное направление мыслей.

- Что-то ветер пахнул похолодней, - задумчиво сказала Лидия Владимировна. - Неужели опять ​​ на нас движется восьмая налоговая вертолетная дивизия?​​ 

- Я ничего не слышу.

- А я слишком хорошо​​ слышу. ​​ Опять за мной эскадрилью послали. Сейчас нагрянут. ​​ 

- Что ж, - тяжело вздохнула она. – Шефам тоже отдыхать надо.

- Степан ​​ Порфирьевич! – позвала она.​​ 

Кто-то аукнулся на болоте.​​ 

- Сейчас прилетят, - грустно поморщившись, сказала дама.​​ 

- Что ж, Петр Сергеич, ​​ сейчас ​​ через огороды организованно отходим к болоту.​​ 

Если ​​ эта обычная атака случится без меня, ждите, чем всё кончится и звоните уже потом. ​​ 

Только б избушку по пьянке не спалили!  ​​​​ Нагрянут под видом спецоперации, а сами​​ парятся всю ночь.​​ 

- Да, налоговики – страшное дело, - вздохнул Петр Сергеевич.​​ 

- Заберутся в избу, гонят самогон, поют похабные песни и – парятся. ​​ Для чего они меня ​​ атакуют?  ​​​​ Только для того, чтоб попариться в моей печке.

- Почему ​​ им надо париться именно на нашей печи? –​​ спросил Петр Сергеич.

- Считается лучшим средством от запоя. ​​ 

Я им говорю: «Тогда хоть заплатите за помывку!».​​ 

Не платят: ​​ делают вид, что ничего не было.​​ 

А я вижу, как моей Печи достается: все задвижки раздерганы, сама Печь залита вином, кругом ​​ веером презервативы. ​​ 

Хоть бы подмели на прощанье! Какое там!​​ 

- С одной стороны, мне ​​ обидно, что они усеют всю поляну банками из-под пива, растрепанными вениками и истерзанными презервативами, - ​​ но, с другой, не это ли есть лучшее доказательство крепости русского духа? ​​ 

В ​​ этом обилии презервативов я вижу наиболее ясное выражение русской национальной идеи.​​ 

Простите, а как еще ее выразить?!​​ 

Только так.​​ 

Веник, ​​ стакан, презерватив - это те же самые «православие, самодержавие, народность», выраженные по-новому в начале третьего тысячелетия.​​ 

Вот она, вечность огромной, всепобеждающей идеи!​​ 

- А я думал, такие идеи бывают только в книгах.

- Нет, дорогой Петенька! Идея только тогда чего-нибудь стоит, если она проведена в жизнь.​​ 

Вот мы сейчас загуляем, напьемся, подеремся, - но все это не имело бы смысла без идейной платформы.

Пусть они тут пируют, а мы на танке покатаемся.

- А вообще в древней Руси легче жилось или веселей?

- Да, уж какое там «веселей»! Чуть растеряешься, объявят ведьмой, да и сожгут в срубе вместе с чародейными бумагами! Только так, ​​ за милую душу, хвост оторвут!​​ 

- Неужели так жестоко?

- А как вы думаете, Петр Сергеич? ​​ Ни за что пи-дюлей накидают.  ​​ ​​​​ 

- Помните ваш главный недостаток?​​ 

Ни в коем случае ​​ больше ​​ не ​​ призывайте меня работать.

Словно б других занятий уже и не бывает.

Лучше заметьте, как много значит моя печь для всего человечества! ​​ Уж на что налоговики - грубые мужики, ​​ а напарятся - плачут от ​​ счастья.

Наконец, Степан ​​ Порфирьевич ​​ вернулся.​​ 

-​​ Лидия Владимировна, ​​ - вкрадчиво спросил он, ​​ - вы помните, что люблю вас, или немножко подзабыли?

- Нет, я все помню, дорогой вы наш Степан ​​ Порфирьевич. Приготовьте стаканы: скоро запируем.

- Летят эти архаровцы, - грустно заметила она. – Что ж, вернемся​​ к ленинским традициям: ​​ накроем в шалашах.​​ 

И она повернулась к Петру Сергеичу:

- Отметим ваше вступление в наши ряды.

Тот ответил нежным и проникновенным взглядом.

- Как там, - она обратилась к дедушке, - там все готово?

- Конечно.

И они все трое​​ потопали на болото.

- Вот подумайте, ​​ Степан Порфирьевич, ​​ насколько же нам ​​ хорошо живется: вы обо мне мечтаете, - а я в свою очередь о вас думаю.

Так и живем.

Люби’те меня и дальше ​​ - и ​​ пусть это ​​ трепетное ​​ чувство не помешает вам вести хозяйство!

- А​​ нельзя вас приобнять?

- Это с какой стати?

- Но я ведь - не просто дедушка: я - страстный дедушка.

- Когда придет время, тогда и обнимете. Я взяла вас в штат за высокий склад вашей души, за речи о любви ​​ - и вы, пожалуйста, не уклоняйтесь от верно выбранного курса.​​ 

И впредь прошу вас оправдывать мои самые трепетные ожидания. ​​ Пойдемте, закусим - и я уверена: вы вернетесь ​​ к трезвому взгляду на жизнь.​​ 

2006