* * *

* * *

.

ХРОНИКА

.

* * *

* * *

 

ЧЕТВЁРТАЯ​​ ЧАСТЬ

.

ГОДЫ​​ 1948 - 1949

 

* * *

* * *

ГОД 1948

 

* * *

 

ЭПИКУР

 

* * *

 

Этот новогодний вечер у старших Варенцовых получился очень тяжелым. Молодые Варенцовы отмечали Новый год в своей компании на квартире Вари.

Надежда Николаевна не находила себе места. Ей казалось, тень умершего отца сидела рядом с ними за новогодним столом. ​​ 

- Я все время думаю о нем, всё время!​​ 

- Надя! Успокойся. Давай прогуляемся до Смоленского!​​ 

Бывало, что они, чтобы успокоиться и просто поговорить, доходили до самого кладбища. ​​ Но не сегодня.

- Уже темно.​​ 

Она посмотрела на мужа.​​ 

- Да, надо успокоиться, - сказала она больше самой себе.​​ 

- Надя, тебе плохо? – осторожно спросил он.

- Во мне проснулась боль, которой раньше не было, - сказала Надежда Николаевна.​​ 

- Её не было раньше, - повторила она. ​​ 

- Давай просто выйдем, Надя! – потребовал Сергей Никифорович. – Иначе нам не прийти в себя.

Они вышли на свою Морскую – и им на самом деле стало легче в легкой, веселой толпе, что бывает только раз в году.

 ​​​​ 

* * *

 

1 января - Индия обратилась в Совет Безопасности ООН с жалобой на Пакистан, обвинив его в агрессии против Джамму и Кашмира.

 

* * *

 

- Папа, а что сама красота?

Отец и сын обсуждали дипломную работу Лёни.

- У стоиков она нисходит в дискретную множественность путем ослабления бытийственного «тоноса», - ответил Сергей Никифорович. - У эпикурейцев она восходит к ощутимому единству путем сосредоточения вне «пестроты» чувственности.

 

* * *

4 января - Бирма получила независимость от Великобритании, вступила в силу первая Конституция страны.​​ 

 

* * *

Сам Сергей Никифорович не мог бы объяснить, как он угодил в больницу. Кудрявцев догадался по каким-то симптомам, что с его другом происходит что-то неладное – и нашел щадящий вариант: Варенцова поместили в сносные условия. Врач счёл, что провериться не помешает.

А что же сам Сергей Никифорович? Неужели он сам ничего не чувствовал, ничего не понимал? Как раз наоборот: в этой палате Варенцов понял, что её нельзя было избежать: таким слабым чувствовал себя. ​​ Он был старым, слабым, беззащитным - и это заставляло его украдкой плакать. Как же получилось, что в сорок восемь он ощутил себя на шестьдесят и больше?

Он не находил ответа.​​ 

И в дальнейшем без лишних слов​​ Геннадий Петрович будет опекать Варенцовых, насколько это было возможно.​​ 

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:​​ 

Прекрасное, с точки зрения эпикурейцев, обязательно есть удовольствие, «приятное».​​ 

Но это удовольствие фиксирует неподвижный предмет своего стремления и тем самым получает для себя уже свою собственную устойчивость, сдержанность и структуру.​​ 

И предмет этот вовсе не случайный: он таков по самой своей «природе».​​ 

Но если имеется такого рода постоянный предмет нашего удовольствия, постоянный, всегдашний, неубывающий объект, то и любоваться этим предметом мы можем тоже без всякого утомления, без всякого ущерба и без всякого убывания с его стороны.​​ 

Поэтому и сам такой предмет, и наше любование им вполне довлеют сами себе, они ничему не подчинены и ни от чего не зависят, им чужда повседневная человеческая корысть, всегда куда-то стремящаяся без достаточного удовлетворения, всегда заинтересованная в бесконечном множестве всяких случайностей, - а эти случайности всегда ненадежны, и их иначе нельзя и назвать как вполне иррелевантными.​​ 

 

* * *

 

Олег и Катя так и бродили вместе: она - брюнетка с пышными волосами, с огромными глазами, - и он, обретающий уверенность в любви, вихрастый, порывистый. ​​ Это было их счастье. И родители, и прочие обстоятельства их жизни толкали их к браку. ​​ Если Олег потерял связь с своими родителями, то Катя, наоборот, во всем руководствовалась их мнением - и тут было очень важно, что они на первых порах помогут. Сам Олег со страхом и надеждой думал, что переедет в Катину комнату, каждый день будет встречаться с её родителями. Он замирал от волнения, думая об этой новой жизни.​​ 

Родители Кати, хоть и опасались странностей Олега, но все же советовали дочке выйти замуж;​​ то же говорили и родители Олега. ​​ 

 

Как-то он увидел детское фото Кати: девочка четырнадцати лет с огромными пышными волосами и огромными глазами.

- Представляешь, мы бы жили рядом – и я бы тебя встретил десять лет назад!

- Я тебя видела на олимпиадах. Хорошенький, курчавенький мальчик.​​ 

- И что? – улыбнулся Олег. – Ничего не почувствовала?

- Я всегда была замкнутой. Это ты меня расшевелил.​​ 

Им обоим казалось странным, что их встречи на математическом семинаре привели к желанию всегда быть вместе, ведь ничто, казалось, об этом не говорило.​​ 

 

* * *

 

7 ​​ января - Чан Кайши прибыл в Шэньян и сменил командование фронта в Маньчжурии в преддверии наступления сил коммунистов

 

* * *

 

- Боги Эпикура, - пытался объяснить Лёня своей жене, - это идеалы.​​ 

- А это что? - спросила Варя и прочла:

- «В истории философии это, вероятно, единственная в своем роде теория абсолютной иррелевантности, теория максимально интенсивная и максимально чистая по своей природе.  ​​ ​​​​ Отсюда и человеческая эстетика, по Эпикуру, тоже абсолютно бескорыстная, тоже абсолютно иррелевантная и тоже абсолютно самодовлеющая».

- Не бери в голову! – посоветовал муж. – Тебе ни к чему эти сложности.

 

* * *

Степан Васильевич​​ и Анна Ангелиновна не заметили, как пристрастились к вечерним возлияниям «на сон грядущий». Почему-то прежде, когда они не жили вместе, такие радости не приходили им в голову.​​ Напиваться на пару оказалось так интересно! Это называлось «раздавить чекушку на двоих».​​ 

Были попытки хватануть и больше, но Анне Ангелиновне не нравилось, когда​​ Степан Васильевич​​ ​​ перепивал: когда он уже не вязал лыка и уже не мог поддержать беседу. А ей как раз хотелось поговорить по душам. Она и на работе говорила много, но там откровенничать было бы странно.

- Но сейчас пришло время, когда они сами должны всё делать! - горячился​​ Степан Васильевич.​​ 

Ему нравилась тема дочери жены своей безобидностью.​​ Он явно недооценивал Кудрявцева.

- Да я и не могу им сильно помочь, - призналась Анна Ангелиновна. - Вера никогда не была послушной девочкой. ​​ Светочке скоро два годика – и надо подумать о подарке.

Ей было очень приятно говорить о внучке.​​ 

 

* * *

 

10 января​​ 1948 года​​ - открылась двухдневная Третья конференция Венгерской коммунистической партии, выдвинувшая лозунг, обращённый к трудящимся: «Страна твоя, ты строишь для себя!». Взят курс на полный захват власти в стране.

 

12 января - Махатма Ганди начал голодовку протеста против столкновений мусульман и индусов.

 

* * *

 

Микешин с Варей посмотрели фильм «Дьявол во плоти» с Жераром Филипом.​​ 

- Почему «Филип» с двумя «п» на конце? Исправьте! – кому-то советовал​​ Николай Степанович, показывая на афишу.​​ 

Среди прочей молодой публики Микешин не казался старым, хоть он был старше многих присутствующих лет на тридцать.​​ 

После просмотра Варя призналась:

- Это первый актер, который мне нравится на самом деле. ​​ Просто чудо какое-то.

-​​ Жерарчик – это да!​​ - подтвердил Микешин. – Удивительное обаяние.​​ 

 

Микешин увидел, что к ним приближается его сын –​​ и громко спросил:

-​​ Что ты скажешь, Варя? Как тебе фильм?

- Как-то это всё больно.​​ 

- Папа, она права, - сказал подошедший Эдуард.​​ 

- Здравствуйте, - сказал он Варе. – Я – Эдуард.

- А я – Варя, - Варя улыбнулась.​​ 

- В этой боли что-то юношеское, - согласился Микешин. – Это как песнях Шуберта. Но главное – открытие Жерара. Человек – эпоха. Такой человек живет рядом с нами.​​ Он начал сниматься в сорок два года: всего четыре года назад, - но уже был очень известен, как театральный актер.​​ 

Эдуарду не показалось странным, что его отец разговаривает с какой-то красивой женщиной. Наоборот, для него это было нормой!

- Такая у папы работа, - думал он. – Кино собирает женщин с красивыми мордочками.

Эдуард смотрел фильмы, потому что их смотрел отец. Это было модно: смотреть западные фильмы в стране, которая строит коммунизм.

 

* * *

 

18 января - представители индусов и мусульман Дели поклялись перед Махатмой Ганди сохранить мир между общинами и распространить его на всю Индию и Пакистан.

 

* * *

 

- Папа, я наткнулся на удивительные стихи!​​ 

- Давай почитай! – предложил Сергей Никифорович.

Сын прочел:

 

Да, музыки - прежде всего.

И для нее всё лучше – странность.

Пускай неясно и туманно,

Но чтоб без позы и легко.​​ 

.

Слова чтоб ясностью манили!

Чтоб выбор не был бы туманным!

Пусть строчки пьяно задурманят!

В неясность ясность запряги.

 

- А я могу ответить очень интересно! – и тут старший Варенцов запросто, чуть ли не небрежно, достал с полки томик и прочел:

 

Et pour cela préfère l'Impair

Plus vague et plus soluble dans l'air,

Sans rien en lui qui pèse ou qui pose.

 

Il faut aussi que tu n'ailles point

Choisir tes mots sans quelque méprise :

Rien de plus cher que la chanson grise

Où l'Indécis au Précis se joint.

 

- Это что? – удивился Лёня.​​ 

Французский отца его удивил.​​ 

- ​​ Ты забыл, что я знаю французский! – сказал отец. – Это те же стихи на французском. Стихи Верлена.​​ 

- Папа! – воскликнул Леонид. – Сколько же ты знаешь!​​ 

- А тебе Варя не говорила?​​ 

- Варя?! – удивился Лёня. – Кстати, у нее самоучитель – и она учит французский.

- Мы много с ней общались, когда ты был на войне, -сказал Сергей Никифорович. - Я читал ей эти стихи на французском, чтобы ее утешить.​​ 

– Надо же! – подивился Лёня. – Мне это не приходило в голову… Так ты знаешь немецкий, французский, английский?!

- Знаю, - ответил Сергей Никифорович.​​ – Но на разных уровнях. Потом, я не читаю на языках художественную литературу, а только то, что надо по специальности: по античности, по геммам.​​ 

- Ну, ты просто чудо! – сказал сын. – Мне тоже приходится знать английский, а когда что-то на другом языке, мне приходится искать перевод на английский.​​ Но у меня в работе латынь и древнегреческий.​​ 

 

* * *

 

Из рабочей поездки в Сибирь Микешин привёз семье килограмм сочных, красных, китайских яблок и китайскую вязаную кофточку жене.​​ После такой командировки он отлеживался всё воскресенье и понедельник провел в своем служебном кабинете.

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:

 

А если ты – художник, то каким, по Эпикуру, тебе быть? ​​ Художник познает и выражает идеи логоса, он подражает и божественному, и человеческому. По античным представлениям понятию художника больше соответствует ювелир.

Филодем, древнегреческий  ​​​​ философ-эпикуреец и поэт, разделяет ювелирные украшения на три рода: тропы (метафора, аллегория), схему (структуру предложения: периоды, фразы, их связи) - и пласму, то есть стиль. В этом последнем роде имеется четыре разных вида: изобильность, простота, величественность, изящность.

 

* * *

 

30 января​​ 1948 года

 

В Дели членом организации «Хинду махасабха» Натурамом Годсе застрелен Махатма Ганди.

 

Над Атлантическим океаном пропал самолёт Avro Tudor IV «Star Tiger» компании BSAA с 27 людьми на борту, направлявшийся на Бермудские острова. Обломки не были обнаружены.

 

* * *

 

- Ну, полежал я в больнице, - так и что? – спросил Варенцов друга.​​ 

Геннадий Петрович​​ его успокоил:

- А какой тебе нужен результат? Ты отдохнул, ты выглядишь лучше.

И​​ Кудрявцев улыбнулся:

- Всё хорошо.​​ 

- Да, - грустно улыбнулся Сергей Никифорович. – Надо надеяться на лучшее.

Так они встречались: толстый и тонкий. ​​ Их связывала отнюдь не пьянка, но любовь к СССР и к профессии.

 

* * *

- Больше не говори мне «Светлана Юрьевна», - попросила​​ Варю​​ новая подруга. - ​​ Я для​​ тебя​​ просто Света.​​ Ты продаешь своё куда дешевле, чем в ДЛТ – вот и сшей мне летнее веселенькое платьице. Чтобы было приятно смотреть.

И Варя рещиласьспросить:

- А ты как ты зарабатываешь, Света? Я себе не представляю.

- Как мой отец: я - художник. Я думаю, меня и приняли​​ в Союз художников​​ больше, как его дочь. ​​ Тоже, каки он,​​ для разных детсадов рисую зайцев или еще каких-то животных. Как​​ и он, отдыхаю в Домах художников. Там меня признаю’т, как его дочь. Это всё не​​ творчество, а работа.​​ А еще я веду живописный кружок в местном школьном кружке. Кто не попадает во Дворец пионеров поблизости, я подбираю.​​ Творчество​​ – вот.​​ 

И Светлана Юрьевна повела​​ подругу в соседнюю комнату, превращенную в мастерскую.​​ 

Варя растерянно бродила среди нагромождений холстов.

- Так много, Света! – удивилась она.

- Я люблю работать, - ответила Кохашинская. -​​ Пока что покупателей на мою живопись нет, но я надеюсь, что они появятся.

 

* * *

 

Может, Полина и не узнала об измене, но независимо от этого знания семейная жизнь, как казалось Владу, пошла наперекосяк. Влад стал необычайно внимателен к жене, он боялся скандалов, выяснения отношений. В отношениях с людьми он боялся ясности, понимая, что яркий свет его вечной душевной смуте противопоказан. ​​ 

- Разве кто-то придёт и спасёт меня от всей сложности жизни? - думал Влад рядом с женой. ​​ 

За семь лет брак потускнел - и Влад чувствовал, что собирается гроза. А он хотел покоя. ​​ Именно из этого желания покоя он избегал сколько-то серьезных разговоров с женой. В его душе царила смута – и он боялся об этом рассказывать: малодушно боялся испортить отношения.​​ 

 

Это были его мысли, но они не угадывали течения реальной жизни.

В эту полночь не спали ни он, ни Полина. Они лежали рядом в своей комнате и читали книги.​​ 

Да не просто книги: они, поэты, читали стихи: она - Батюшкова, он - Боратынского. ​​ Сама эта ситуация ​​ ​​ трогала Влада, хоть он не чувствовал сильное волнение своей жены.​​ 

 

Притворной нежности не требуй от меня:

Я сердца моего не скрою хлад печальный.

Ты права, в нем уж нет прекрасного огня

Моей любви первоначальной

 

Это можно было прочитать, а можно было сказать супруге.​​ 

Но Влад не сказал.​​ 

Они, как дети, шалили в жизни, - а жить, жить они не умели. Оба остро чувствовали это.​​ 

- Что ей нравится в Батюшкове? - думал он. ​​ 

Он заглянул в книгу Полины:

 

Есть наслаждение и в дикости лесов,

Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сем говоре валов,

Дробящихся в пустынном беге.

Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

Для сердца ты всего дороже! ​​ 

 

Полина перестала читать и повернулась к нему:

- Я хочу тебе что-то сказать.

- Скажи, - попросил Влад.

Только он услышал ее голос, как понял, что любит жену, - и это было приятно. Он сразу решил, что и она чувствует то же. ​​ 

Но то, что он услышал через мгновение, его потрясло. ​​ 

- У нас кто-то будет, - как бы случайно, но​​ с трепетом​​ сказала Полина.​​ 

- Неужели? – взволновался Влад, но еще не поверил себе.

Он слышал, как бьется его сердце.

Влад отложил Боратынского и спросил, стараясь не вспугнуть тишину:

- Ты сказала об этом маме?

Он еще не решался поверить словам жены.​​ 

 

Так в начале февраля как бы между делом Полина объявила, что родит. Влад не подал вида, но огромная радость переполняла его. ​​ Он опять взял томик Боратынского: только для того, чтоб собраться с мыслями.

- Ты сказала об этом маме?​​ – повторил он.

Влад любил тещу. Он считал, что у него две мамы.​​ 

- Сказала. Врач подтвердил.

- Почему ты не сказала прежде?

- Влад, это слишком серьезно. Мне страшно.

Они погасили свет и прижались друг к другу.​​ 

- Если это девочка, назовем Мариной.

- Хорошо, - согласился Влад.​​ – Если мальчик, Витей.​​ 

 

И Полина тяготилась браком! Конечно, о разводе не могло быть и речи, но ее, как и Влада, пугало, что от прежних порывов ничего не осталось. Полина не могла изменить так легко, как это получалось у ее мужа, но тайком от всех, оставшись одна, или за компанию, куда не попал Влад, Полина напивалась. ​​ Её жизнь её не устраивала. Печалей накопилось много - и она уже не могла с ними примириться.​​ Что её стихи где-то там известны, её не грело.​​ 

 

В эту ночь ни Влад, ни Полина долго не могли уснуть.​​ 

Оба понимали, что только ребенок еще может спасти их расползающийся брак.

 

Была путеводная звезда - и она вела Влада. Этой звезды почему-то не стало – и сейчас Влад надеялся, что этой звездой станет ребёнок.​​ 

 

* * *

 

- Лёня, ты думаешь помочь мне с дипломом?​​ 

- Варька, конечно! Я всё за тебя решил: диплом мы будем писать по Эпикуру, но, конечно, по разным темам. ​​ Запиши такую фразу:

 

Мнение ученика Эпикура Лукреция:

- В религиозном отношении было бы нечестиво приписывать богам какую-нибудь способность воздействовать на материальный мир и тем самым разрушать их идеальность и снижать их божественное достоинство.

 

- Как ты живешь, Варя, дорогая моя? – спросил он.

- Хорошо.​​ 

- А правда, что тебе мой отец в войну, когда меня не было,​​ читал стихи на французском?

- Да, читал. И, знаешь, это как-то в меня запало. А вообще, Лёнька, мне страшно: я боюсь за диплом. Я совсем запустила учебу.​​ 

- Но ты на самом деле читаешь на французском?

- Нет, Лёня. Только пытаюсь.​​ 

 

Варя скромничала. Что-то у нее получалось.​​ 

Самоучитель французского, данный Микешиным, ​​ ​​ произвёл на неё большое впечатление. Во французском языке оказались и склонения, и спряжения, сочетания разных букв (иногда трех) произносились, как один звук, было и носовое «н»! ​​ Варя старалась преуспеть.​​ 

- Если с шитьём получилось, получится и с французским! – верила она.​​ – У меня есть сила воли! Я могу победить и тут.

 

* * *

 

В семье Анны Ангелиновны произошло большое событие: они сумели обменять однокомнатную квартиру недалеко от Эрмитажа и комнату в коммуналке у Сенной площади на двухкомнатную квартиру на Московском проспекте в пятистах метрах от одноименного вокзала.​​ 

Наконец-то они съединились не только душами, но жилплощадью.​​ Оба считали этот обмен своей большой победой. Тут большую роль сыграла практичность Анны Ангелиновны: она стала искать варианты обмена, едва в проекте появился ее брак со Степаном​​ Васильевичем.

Кудрявцев ждал, что​​ теперь-то​​ теща возьмет на себя часть забот по уходу за ребенком. ​​ И на самом деле, «Ангел» подобрела, а​​ прежде сосредоточила все силы на обмене.​​ Дело дошло и до Светочки!​​ 

 

- Смотри, какую куклу я купила Светочке! - сказала Анна Ангелиновна.

- Что ж! Скромная девочка в голубом платьице. Ей же только два года! Не рано?

- Что ты предлагаешь? Нельзя прийти без подарка.​​ 

- Я понимаю: круглая дата, - согласился​​ Степан Васильевич. –​​ Надо бы что-то подарить. Ну, ты придумала неплохо.

- У нее муж – пьяница, - пожаловалась она.

Анна Ангелиновна понимала, что злословит, но Кудрявцев не шел на сближение – и это ей не нравилось.​​ Да, зять​​ ее избегал, но​​ она не понимала, что дело в ней.

- Да не пьяница, а выпивает, - поправил муж. - Работе это не мешает.​​ 

Он осторожно поправлял жену.

- Занятой человек – вот и всё, - утешала она саму себя.

- Моя ситуация с Верой была куда тяжелей, -​​ продолжила​​ Анна Ангелиновна. - Мой муж бросил меня во время родов. Из роддома я пришла в пустой дом! ​​ Родители ничем не могли помочь: тоже мыкались без денег. ​​ Я сейчас не представляю, как я выдержала такую нагрузку! ​​ 

Жена любила эту тему –​​ и каждый раз​​ Степан Васильевич​​ терпеливо выслушивал, понимая, что супруге надо выговорить боль. Несколько занудно, - так что поделать? Надо потерпеть.

 

- Ты жалеешь об этой смерти? – неожиданно спросила она. ​​ 

Рутинный разговор за водочкой прервался.​​ Речь, конечно, шла об отце Варенцовой.

- Конечно, -​​ Степан Васильевич​​ погрустнел. - Конечно. Мой дорогой дядя! Что же мы, Переверзевы, так рассеяны по всей России, так плохо покидаем этот мир!​​ 

- Сиверцева - фамилия мужа, - Анна Ангелиновна опять накинулась на​​ исчезнувшего​​ бывшего мужа. - Я не стала её менять. ​​ Но сейчас я рада, что я - Переверзева.​​ 

- Серьёзно? - улыбнулся​​ Степан Васильевич.​​ 

- Да уж куда серьёзней,​​ Стёпа.​​ 

- Спасибо.

 

Степану​​ Васильевичу эта​​ новая​​ квартира казалась удобной,​​ ведь теперь у них были свои комнаты. Неслыханная роскошь по тем временам! Добираясь до ​​ ​​ работы, он шел​​ до Обводного канала, что было​​ довольно далеко,​​ -​​ а потом еще и​​ шёл​​ по каналу до Балтийского завода. Переверзев​​ быстро​​ освоил этот маршрут: так он ходил на работу.​​ Получалась экономия на транспорте, да ещё и путь ему очень нравился.​​ 

Идти вдоль канала - идти в раскрывающееся небо. Так приятно. На мосту​​ он терпеливо ждал, пока проедут трамваи. ​​ 

 

* * *

 

4 февраля 1948 года приказом министра вооружённых сил Николая Булганина​​ маршал​​ Жуков переведён с должности командующего войсками Одесского военного округа на должность командующего войсками Уральского военного округа.

 

* * *

 

Кононов Василий Григорьевич, артист театра Комедии на Невском, прочел на концерте стих:

 

Александр Блок

 

За горами, за лесами…

За горами, за лесами,

За дорогами пыльными,

За холмами могильными -

Под другими цветешь небесами…

И когда забелеет гора,

Дол оденется зеленью вешнею,

Вспоминаю с печалью нездешнею

Всё былое мое, как вчера…

В снах печальных тебя узнаю

И сжимаю руками моими

Чародейную руку твою,

Повторяя далекое имя.

 

Варя была на этом концерте.

Дома она нашла этот стих, прочла его и заплакала. Она не знала, почему. Посмотрела на дату: «30 сентября 1915 года».​​ 

 

По-прежнему хватало желающих переночевать в скромной квартире Вари. Опять наведался Влад и опять помог с ремонтом. Скорое рождение ребенка отдалило его от Вари, он безудержно хвалил жену Полину. Варю насмешило это превращение, но она не подала вида.​​ 

Микешин, казалось,​​ исчез с горизонта и Вари, и Влада – и они не жалели об этом. Впрочем, если б он опять их пригласил, они бы не отказались с ним встретиться.​​ 

Варя даже хотела с ним встречаться, - но не просить же его о встрече!​​ 

 

Микешин не забывал Варю. На какое-то время ему пришлось погрузиться в проблемы и семейные, и по работе.​​ 

 

Лёня как-то пришел к жене на квартиру – и, едва он зашел, как в дверь постучали. ​​ Он открыл дверь и увидел незнакомую женщину в одном халате и с куском пирога. Это было столь неожиданно, что Леонид опешил.

- Здравствуйте! - сказала женщина, ничуть не смущаясь. - ​​ Я Варваре Николаевне пирожок принесла. ​​ 

Варя подошла к двери.

- Здравствуйте, Клавдия Сергеевна! – приветливо сказала она. – Большое спасибо. Спасибо и Петру Сергеичу: он меня очень выручил последний раз.

- Ничего! Всего доброго! – ответила женщина и ушла. ​​ 

 

- Что это? - улыбнулся Леонид.

- Это жена водопроводчика, очень нужного человека. У меня тут ночевал товарищ из Москвы - и вдруг после него забарахлил туалет. ​​ И что ты думаешь? ​​ Петр Сергеич пришел – и спас ситуацию.​​ 

- Петр Сергеич? – улыбнулся Лёня. – Я помню: мы говорили о нем еще в январе прошлого года.​​ 

- Серьёзно? – удивился Леонид.​​ 

- Ну, тут ничего не поделаешь, - мрачно констатировал он. – Нужный человек.

Варя вдруг погрустнела:

- Ты бы знал, как он мне надоел!​​ 

- Почему? – удивился Леонид.

- Он ко мне пристаёт!​​ 

Жизнь заставляла нашу пару много говорить о таких не совсем приятных людях.

- Пристаёт? – удивился Лёня. - Знает, что жена к тебе ходит в гости и пристаёт? Не поверю.​​ Мы ведь уже решили эту проблему!

-​​ Нет, Лёня! Вечные проблемы не только в античности.​​ Я тебе говорю! С одной стороны пирожок, а с другой он мне надоел. Он узнаёт, когда я одна дома - и стучит мне в дверь.

- Я попрошу его этого не делать.

- Нет, Лёнечка, - решительно возразила она. – Мне нельзя с ним ссориться. Клавдия Сергеевна принесла кусок кулебяки – спасибо ей. ​​ А ему я просто не открываю, будто меня нет дома. Сижу, как мышка.​​ 

- ​​ Я знаю эту проблему, - сказал Лёня. – Часто люди вокруг меня веселы, они хотят расслабляться, отдыхать – и им неприятная моя сосредоточенность: они принимают её за угрюмость. ​​ А к тебе все тянутся: ты веселая и открытая. Тут надо установить дистанцию...​​ 

- Лёня, я-то её установила, но ему это неприятно. ​​ Я постоянно натыкаюсь на его несытые взгляды...​​ 

- Что ты хочешь? Наверняка, его жена ему надоела. Вообще, без мелких неприятностей жизни не бывает.​​ 

Варя удивилась.​​ 

- Ты давно так думаешь? - спросила она.​​ 

- Да. Последнее время у папы появились проблемы.​​ 

- Я что-то не замечала.​​ 

- Он скрывает, - вздохнул Леонид. - От тебя он может это скрыть, от меня не может. ​​ Но, знаешь, после больницы…

- Так он был в больнице? – чуть не закричала Варя.

- Представь себе!

- Но что же вы мне не сказали? Я бы его навещала.​​ 

- Да ты же всё где-то путешествовала! – сказал Лёня.

- Правда, - согласилась Варя.

Через какое-то время молодые Варенцовы вернулись к этой теме. Варя​​ совсем не​​ впервые столкнулась с такого рода людьми, как водопроводчик Иванников, но ее поражало, что этот человек стал столь важным для неё! ​​ Она стала замечать, что в их подъезде много пьяных, что сам «Петр Сергеич» (так она к нему обращалась) часто навеселе. При этом внешне он ничем не отличался от других людей!

- Этот мой водопроводчик постоянно пьян, - сказала она мужу.​​ 

- Что ты хочешь? – не удивился Лёня. - Опустившиеся люди. Я сразу это заметил.​​ 

Правду сказать, этот «нужный человек» изрядно надоел и Варе, и Леониду, но наладить с ним отношения было очень важно.​​ 

Оба старались не говорить о Владе, хоть было понятно, что в друзьях его лучше сохранить.​​ 

Вскарабкавшись на уровень жизни повыше среднего, Варя не знала, что делать. Она не хотела каких-то особенных впечатлений, её пока что устраивало балансирование между студенткой, путешественницей, женой и портнихой. Она привыкла думать, что не хочет ребенка: настолько важными были для нее отношения с мужем. ​​ В конце концов, можно взять приемного сына – Леонид не будет против. Но пока – написать диплом.

 

Леонид с грустью думал о родителях: какими нервными сделала их блокада. ​​ Что отец полежал в больнице, его порадовало: он тоже, как Кудрявцев считал, что отцу просто надо отдохнуть.

Огромная ночь была за окном, но сегодня она словно бы застряла в висках. Он не мог спать из-за боли в ноге.​​ 

Встал, принял таблетку, запил кипячёной водой из чайника. Выйти прогуляться по Морской, по Невскому? Не стоит. Он привычно сел за книги, что-то писал. Через час устал и уснул. ​​ 

 

Лёня предпочитал спать на Морской в махонькой комнатушке.​​ Зато тут он был полным хозяином: мог включить свет посреди ночи, мог просто постоять у окна. Варина квартира была недалеко от Варшавского вокзала: куда дальше от университета. ​​ Потом, ему не нравилась квартира жены: он не мог привыкнуть к слепым окнам подземелья.​​ 

 

* * *

 

11 февраля 1948 гола умер Эйзенштейн - и это стало событием для Микешина, знавшего режиссера лично. Знала режиссера и его жена​​ Анастасия Николаевна. Они знали и закулисную жизнь гения кино – и не удивились его смерти. Сражения с идеологическими рамками тяжело дались мастеру.​​ 

​​ 

* * *

 

- Представь, Сережа, - рассказывала​​ Надежда Николаевна, - я вот иду по Грибоедова, рядом Невский, виден Спас-на-крови – и вдруг вижу, как мой отец идет рядом. ​​ Такой маленький, щупленький, идет, словно б в чем-то виноват. Так больно стало.​​ 

Она вся съёжилась, когда говорила об этом: словно б ее придавила чудовищная стена несправедливости, обрушившаяся и на нее, и на ее отца.

 

* * *

 

- Нет, Варя! По Эпикуру, бог - существо бессмертное и блаженное. Человек не вырабатывает такое представление о боге: оно с рождения начертано в его уме.

И Леонид прочел жене:

- ​​ «Да не приписывает человек богу ничего чуждого его божественному бессмертию, или несогласного с его блаженством. ​​ Пусть человек представляет себе о боге только то, что может сохранять блаженство бога, соединенное с бессмертием».​​ 

- Лёня, это не смешно: «пусть человек представляет»? Это что, приказ такой?

- Варя, это настоятельный совет! Если ты представляешь иное, то ничего в боге не поймешь.

 

* * *

 

16 февраля - американским астрономом Джерардом Койпером открыта Миранда, спутник Урана.

 

20 февраля - в Чехословакии​​ двенадцать​​ министров от правых партий отказались участвовать в работе правительства коммуниста Клемента Готвальда. В стране начался кризис, завершившийся переходом всей власти к Коммунистической партии Чехословакии.

 

23 февраля - Органы национальной безопасности Чехословакии провели аресты оппозиции.

 

24 февраля - в Чехословакии прошла одночасовая всеобщая забастовка в Праге и крупных промышленных центрах. Армия во главе с Людвигом Свободой заявила о своём нейтралитете.

 

При столь тревожных событиях в Чехословакии​​  ​​ Дмитриев думал, что его направят туда, как многих его коллег, но его новым назначением стала – Луга!

Конечно,​​ Сергей Валентинович​​ – уже подполковник -​​ знал про этот полигон, что за сто километров от​​ Питера, но целевое направление поработать на нем его очень удивило.​​ А полигон?​​ Чуть не сто тысяч гектаров! История чуть не с начала двадцатого века! Строился по указу самого Николая Второго. Еще Великий князь Сергей Михайлович (Романов), внук императора Николая Первого, будучи на манёврах под Лугой был восхищён Лужскими гористыми окрестностями. Ежегодно здесь обучалось стрельбе от 300 до 500 офицеров. Позже для полевой выучки сюда приезжали также перенимать передовой опыт специалисты из Франции, Германии, Норвегии, Великобритании и других стран. ​​ Взорван при отступлении немцами.​​ 

 

* * *

 

Варя прочла:

- Лукреций, ученик Эпикура, рекомендует всячески воздерживаться от влюбленности, от идеализации, от подарков и вообще от всех беспокойных и тревожных чувств любви, - но, храня природную потребность, он не рекомендует воздерживаться физиологически, и «влаги запас извергать накопившейся в тело любое».

- Но кому это совет? – подумала Варя. – Это мужчина советует мужчине.

Она готовила мужу щи.

 

* * *

 

25 февраля - президент Чехословакии Эдуард Бенеш принял отставку министров от правых партий. Вся власть в стране перешла к коммунистическому правительству Клемента Готвальда.

 

27 февраля

 

В Китае​​ Народно-освободительная армия Китая

захватила порт Инкоу, отрезав гоминьдановский Китай от Ляодунского залива.

 

В Румынии под эгидой коммунистов создан предвыборный Фронт народной демократии под эгидой Румынской рабочей партии.

 

В ​​ Чехословакии сформирован новый Корпус уполномоченных (региональное правительство) Словакии во главе с Густавом Гусаком.

 

28 февраля - в африканской колонии Британский Золотой Берег расстреляна демонстрация африканцев - участников Второй мировой войны.

 

1 марта - конгресс Коста-Рики объявил недействительными результаты президентских выборов. В стране началась гражданская война.

 

8 марта​​ 

 

Забастовки на промышленных предприятиях Вены.

 

Завершился начавшийся 6 марта 36-й съезд Социал-демократической партии Венгрии, принявший решение о чистке рядов партии и объединении с Коммунистической партией Венгрии.

 

* * *

 

Дмитриев сдал дела и уже в марте был в Луге. Его поразили следы войны: их было слишком много. Словно б вчера были военные действия, так много обгорелых разрушенных домов, такое запустение. Он поселился на полигоне, но по долгу службы должен был навещать и центр города (военкомат находился там, рядом с памятником Кирова на улице Кирова).​​ 

 

Сейчас он был в ста тридцати шести километрах от Ленинграда и​​ однажды​​ поехал навестить своего приятеля. Он приехал на Варшавский вокзал, легко​​ нашел дом Олега. Его встретили родители​​ друга.​​ 

Олег только что вернулся из университета.​​ 

Он сразу огорошил Сергея:

- Я женюсь! Она тоже с мехмата, как я. Она в прошлом году защитила диплом, уже работает в школе. ​​ Свадьба после моей защиты.​​ 

Учеба в ВУЗе (высшем учебном заведении) заканчивалась защитой диплома.

- Я тебя поздравляю, - ответил Сергей.​​ 

Он был готов к такому повороту событий, ведь Олег рассказывал о Кате в письмах.​​ 

- Почему ты в такое время в Питере? – спросил Олег. – Приехал бы на белые ночи!

- ​​ Ты шутишь! Я в Луге служу, - признался Сергей. – На полигоне. ​​ Приехал в Россию совсем недавно.​​ 

- Ты же​​ после Германии​​ служил в Чехословакии!

- Да, служил, а теперь приказали сюда. ​​ Пошли прогуляемся, тут говорить неудобно.

Они вышли и направились по Обводному каналу в сторону моста, на котором виднелись вагоны Московского вокзала.​​ 

Но прошли они совсем немного.​​ 

Сергею неудобно было пригласить друга в ресторан, ведь у Олега, как у студента, не могло быть денег.

Олег, словно почувствовав это, предложил:

- Пошли в Эрмитаж. Там новая выставка.​​ 

- В самом деле, пошли! – обрадовался Сергей.

Он остановил такси – и они добрались быстро.​​ 

 

Олег чего-то перепутал: выставка еще не открылась – и они бродили наугад, просто упиваясь красотой искусства. После суровых военных будней Сергей от всего был в восторге.

Зашли в буфет – и Сергей накормил друга.​​ 

В античном зале Олег спросил:

- Помнишь?

- Конечно! – воскликнул Сергей. – Камея Гонзага.​​ 

Они наткнулись на дверь с табличкой «Служебное помещение» - и Олег, неожиданно набравшись храбрости, постучал.

Дверь открылась – и вышедшая седовласая женщина спросила:

- Вам кого?

- Сергей Никифорович работает?

Дама удивилась, но ответила:

- Работает. Подождите секунду: он к вам выйдет.​​ 

Вышел и сам Сергей Никифорович и приветливо спросил:​​ 

- Вы ко мне, ребята?​​ 

- Да, к вам, - сказал Олег. - Как поживает ваш Лёня?​​ 

Леонида в это время куда-то унесло по работе.

- Так вы его знаете?​​ 

- Да. Мы - из одного класса. Мы до войны были у вас на занятиях - и вы нам показали камню Гонзага.​​ 

Лицо Варенцова расплылось в улыбке:​​ 

- Так вы были у меня в фондах? ​​ 

И не дождавшись ответа, сказал:​​ 

- Лёня у меня здесь! ​​ 

И, подумав, он пригласил мужчин в фонды. Там они встретили Леонида – и это было так приятно!​​ 

- Папа, - сказал Леонид, - мы уже встречались после войны, - но прошло уже три года!​​ 

- А где вы сейчас? – спросил он друзей.

- Я заканчиваю мехмат, - ответил Олег, - а Сергей работает в Луге.​​ 

Тут вмешался Сергей Никифорович:​​ 

- А вот Лёня работает в Эрмитаже моим лаборантом. Вы помните Варю?​​ 

- Но как же! – воскликнул Олег.

- Варя - его жена, - сказал старший Варенцов.

- А помните, Сергей Никифорович, чему еще вы нас учили?

- Напомните, - попросил Варенцов.

- Калокага'тия! – воскликнул Олег.

- Вы даже и это помните! Как я вам благодарен! Да, пусть калокага'тия никогда не покидает наши души! ​​ 

 

- Пошли в столовую! – предложил​​ Сергей Никифорович.​​ 

- Мы уже поели, - сказал Сергей.​​ 

- Вы кое-как перекусили в буфете, - поправил Варенцов, - а в столовой есть и суп, и второе.​​ 

- Нет, спасибо, - сказал Олег.

И друзья ушли походить по Эрмитажу.​​ 

 

После Эрмитажа Дмитриев заспешил на поезд.​​ 

- Что, Олежек? До встречи… вот говорили о работе – и что бы я мог сказать о моей?​​ 

- Ты - военный, - успокоил его Олег. – Тебе ничего нельзя рассказывать.​​ 

- Ну, что-то я могу тебе рассказать о моей работе в ГДР. Мне приходилось отвечать за многих людей – и я никогда не думал, что выдержу такую большую ответственность.​​ 

Сергей повернулся и сказал на прощанье:

- Я во время войны лишился и близких, и даже своего дома, - но мы встретились – и будто что-то очень важное вернулось.

- Московские родственники никак не объявились? – спросил Олег.

- Никак! – грустно ответил Сергей.​​ 

 

Дмитриев был несказанно рад возвращению в  ​​​​ Россию. Конечно, на Западе он подкопил деньжат, повышение по чину там шло быстрее, - но за это ты платишь тягостным ощущением чужбины.​​ 

 

* * *

 

К Варенцову приехал знакомый​​ француз Франсуа Моро​​ - и это было победой: каждая поездка в Россию иностранного специалиста была достижением. ​​ Конечно, он был​​ не просто французом, но и​​ членом компартии Франции, и​​ даже​​ функционером​​ КПФ!​​ Сергей Никифорович видел его на какой-то научной конференции в Ленинграде, потом след Моро пропал – и вот, наконец, он объявился. В его шестьдесят восемь лет он читал лекции по античности – и любимой его темой были как раз геммы. Просто так попасть в СССР было трудно – и он приезжал, присоседившись к​​ очередной коммунистической делегации.​​ 

Еще​​ 12 апреля 1929 года было основано Всероссийское акционерное общество по приёму иностранных туристов ВАО «Интурист», по праву ставшее крупнейшим и надежным туристическим брендом. Во времена СССР «Интурист» был основным туроператором, принимающим иностранцев на территории​​ страны.​​ ⠀

Но Моро не рвался в группы по сорок человек!​​ 

 

Большей частью Моро и Варенцов были знакомы​​ по письмам, не виделись десять лет​​ – и Варенцов не очень надеялся навстречу, - но был несказанно рад,​​ когда она случилась.​​ ​​ 

Не очень верили, что когда-то встретятся – и потому эта встреча с другом по переписке потрясла Сергея Никифоровича, и Франсуа. Пронеслись такие события, - а они оба жили!​​ 

Говорили по-французски, конечно. Варенцову французский был необходим, прежде всего, по работе: так получилось, что вся атрибутика гемм​​ и прочей античности​​ оказалась на французском и английском языках.​​ 

Они оба боялись говорить о войне, потому что вовремя войны Франция вела себя недостойно.​​ 

- Знаешь, у меня появилась привычка разглядывать план Парижа, - признался Сергей Никифорович. – Ты можешь показать, где ты живешь?

Варенцов расстелил карту.

- Да вот! – показал Моро. – Станция метро «Полковник Фабьен».​​ 

- Пару километров до Лувра. Я бы доходил пешком.

- Я так иногда и делаю, - согласился Моро. – Знаешь, о чем я подумал? По Эпикуру, боги есть, но не такие, как их представляет себе толпа! ​​ Все воплощения богов, придуманные толпой, - ложь.

- А как тебе наша толпа? – неожиданно спросил Варенцов.

- Я изменил отношение к толпе во время войны, - признался Моро. – Когда ваш Жуков окружил немцев под Сталинградом, я…

Он выждал и неожиданно заключил:

- А сейчас мы под американцами.​​ 

- Это плохо?

- Да! Нас освободили от самостоятельности, - признался француз. - Де Голль хотел вернуть величие французам, но ничего не получилось.​​ 

И вдруг добавил:

- А Союз дружит с Францией, чтобы хоть с кем-то дружить. Франция оказалась в державах-победительницах, хоть наши заводы работали на Вермахт.

Варенцов ошалел от восхищения.

- Вот так француз! – думал он.​​ 

- Мы попали под американцев, - повторил он. - От этого уже не спастись. Европа будет штатовской: они дают деньги - и они устанавливают их правила. Этого не избежать. У вас тоже какой-то сомнительный режим: диктатура. Нет, в политике утешения быть не может.​​ 

- Вы все так думаете? – спросил ошалевший от радости Варенцов.

Моро ответил твердо:

- Все не все, а мы, коммунисты, не можем думать иначе. Это насквозь гнилой режим. Лучшие силы Франции собрала именно компартия.​​ 

- А война? – спросил Варенцов. – Вы там, во Франции, как-то переживаете, что была война? Мы все же ценим полк Нормандии-Неман. Сколько погибло в битве под Курском!

- ​​ Не хвалите Францию, - потребовал Моро. - Не за что.​​ Мы и не воевали вовсе, а получили статус воюющей державы.​​ Стыдно, что сказать.

И он посмотрел на Варенцова:

- Мне что, посыпать голову пеплом? Да, у нас были заводы, что работали на нацистов, - повторил он.​​ -​​ И сейчас все бывшие нацисты пристроены: кто в Штатах, кто в Бразилии, кто еще где.​​ 

- Ты – самый необычный француз из всех, кого только можно представить. Тут вот приезжал наш коллега, тоже специалист, правда, не по геммам, не в мой отдел, - так такого наговорил о нас, советских: мол, мы всегда держимся толпой, аж готовы слипнуться… ​​ наши демонстрации – от верноподданничества…​​ 

Моро молчал.

- Но и у вас – тоже демонстрации! – горячо продолжил Варенцов. - У нас попросят на предприятии прийти - и все идут. Это не только по требованию профсоюза, но и простое желание пообщаться! Когда еще общаться? Как раз это чувство общности помогло нам во время блокады! Особенно если хорошая погода, то почему не прогуляться? ​​ А то, что за этим стоят наша идеология, наша компартия – это уже другое. Нашему коллеге показалось, советские люди кричат, чтобы угодить власти! Но при чем тут это?!​​ 

- Я чувствую, этот француз тебя разозлил, - засмеялся Моро.​​ – Но мы, французы, - очень разные. Для кого-то Пикассо – дегенерат, а для кого-то гений. Для нас он – гений. А если кто-то думает иначе, так он – дурак, хоть он и француз.​​ 

-​​ Почему отметить праздник – непременно верноподданно?!​​ Это не мой фальшивый патриотизм, но только здравый смысл, - возразил Варенцов.

Моро не думал хвалить Советский Союз: лагеря, убийство Троцкого – это всё было широко известно на Западе. Другое дело, ему было неприятно критиковать КПСС: такую благодарность к России он испытывал. К России, а не к СССР и не к КПСС.

Варенцов сам-то он не знал, как относится к советской власти. С Кудрявцевым они дружно всё ругали, но с французским коллегой он на такое не решался.

 

Они долго не могли наговориться! Вся неделя прошла в бурном общении.​​ 

Варенцов не расспрашивал, как Франсуа​​ попал в Союз: это же было совсем не просто!​​ И так ясно: через контакты компартий!​​ Француз не был ученым: он лишь преподавал в лицее – и для звания ученого у него попросту не хватало статей.​​ Но он любил античность, и особенно геммы.​​ 

Для​​ Франсуа​​ поездка в Советский Союз была большим событием. Ему, знатоку мировой культуры, категорически не нравился европоцентризм, после войны превратившийся в безраздельное доминирование Соединенных Штатов. ​​ 

 

Он был на двадцать лет старше​​ Сергея Никифоровича.​​ Его​​ первый сын​​ Жак​​ погиб на фронте в тридцать девятом в двадцать лет, был и сын Мишель, которому было только восемнадцать.​​ Варенцова поразило, что у Франсуа была жена Франсуаза, его одногодка, что Франсуа в таком возрасте много путешествует по всему миру, что Франсуа не превозносит Запад.​​ 

.

Мог ли такой простой француз запросто съездить в СССР? Не запросто, но мог: в МИДах Франции и Союза не нашли в этом​​ французском коммунисте​​ ничего подозрительного. Конечно, он был под наблюдением. Он жил в роскошной гостинице «Астория» недалеко от Эрмитажа.

Оккупация Франции далась ему нелегко: лично для него это было откровенное унижение. Он не участвовал в «Сопротивлении», а провел всю войну в библиотеках (в 1938 году ему было уже 58 лет, физически он не мог в ней участвовать).​​ Жена Франсуаза преподавала​​ русский язык в колледже - и благодаря ей​​ он​​ мог немного говорить по-русски. ​​ ​​​​ Конечно, в общении с Варенцовым он​​ не​​ часто переходил на​​ русский, предпочитая родной​​ французский.​​ 

Ему была приятна дружба с Варенцовым и потому, что это уводило его от ежедневных проблем, и потому, что он любил Советский Союз. Известие о нашей победе в Сталинградской битве он встретил с огромной радостью.​​ 

Ему нравилось, что Варенцов общается с ним, как с ученым, хоть статус хранителя Эрмитажа был неизмеримо выше статуса обычного​​ любителя античности, когда-то преподававшим историю античности в​​ лицее.

 

Норма́ндия ​​ Не́ман Normandie-Niémen. Французский истребительный авиационный полк, воевавший против войск стран оси на советско-германском фронте в 1943-1945 годах​​ 

* * *

 

- Серёжа, я думаю тебе надо больше играть на фано! Я вот слышала, ты играл какой-то вальс Шопена.​​ 

Надежде Николаевне не нравилось, как играл муж, - да ведь и на самом деле он играл плохо,​​ -​​ но она готова была терпеть и не такое ради хорошего самочувствия супруга.

- Я не знаю, какая у него тональность в оригинале, - растерянно ответил Сергей Никифорович, - но я играю в ля минор.​​ 

Странно, но он не ожидал такого внимания от жены. Он думал, она просто не знает, что он стал играть на фортепьяно, ведь он играл только, когда был уверен, что она не слышит.​​ 

- Да не все равно, какая тональность! Главное, тебе легче. Я слышу какие-то стоны в твоей игре...​​ 

Надежда Николаевна с печальной улыбкой посмотрела на мужа.​​ 

- Скажи, что с тобой? – спросила она. – Всё хорошо?

- Надя, я не знаю, что со мной. Жаль, в моем сне появились разрывы. Я проснусь с чувством, что спал хорошо, а на работе много зеваю - и уже чудится, будто не спал вовсе. ​​ 

- Ну, в общем, - нехотя ответил он, - пустяки.​​ 

И он признался:​​ 

- Надя, я все больше удаляюсь от калокагатии, от камеи Гонзага. Меня уносит время. И мне это​​ неприятно: я внушаю это понятие студентам, - а теперь сам от него удаляюсь. ​​ Я стал всё чаще вспоминать отца. Он мне советовал всё принять! Ты ведь помнишь, когда мы начинали встречаться, он ещё был жив. Такие страшные события: война, голод, преступность, - а он мне говорит: «Прими всё это, как твою судьбу. Она у тебя единственная». ​​ 

- И я так думаю о моем отце! – призналась Варенцова.

- Знаешь, Надя, есть смерть отца, а есть воспоминание об его смерти. Эта разница между бездной и мыслью, между небытием и образом так странно мучает меня всю жизнь. Я слышу голос моего отца - и не верю ему. Потом понимаю, что верю, что в этой вере - моё спасение. Наши близкие, или люди, которых мы хорошо знали, остаются с нами. Проснусь утром - и чудится, папа с охапкой дров идёт к печи. Вот поленья стучат об пол...​​ 

После больницы Варенцов стал лучше регулировать и усмирять свои депрессии.

 

* * *

 

Отрицая воздействие богов на мир, Эпикур отрицает и смысл молитвы – и, если, тем не менее, им проповедуется богопочитание, то не для того, чтобы умолять богов о дарах, не ради каких-нибудь своекорыстных целей, но исключительно ради бескорыстного и чисто эстетического общения с ними, как с высшими существами.​​ 

 

* * *

 

10 марта - законодательное национальное собрание Чехословакии одобрило программу коммунистического правительства Клемента Готвальда.

При неясных обстоятельствах погиб, выпав из окна, министр иностранных дел Чехословакии Ян Масарик.

 

* * *

 

Микешина задела кампания борьбы с космополитизмом. Его не уволили, но проблемы заставили его уйти в себя. В это время с Варей и Владом он не общался.​​ 

По временам ему становилось​​ жалко, что он не видит Варю, не слышит её голос.

* * *

 

11 марта - в Йемене свергнут с престола Абдалла аль-Вазир, пришедший к власти в феврале после убийства короля Яхьи. Новым королём Йемена провозглашён эмир Ахмед, принадлежавший к свергнутой аль-Вазиром династии Хамидаддинов.

 

Народно-освободительная армия Китая​​ разгромила 29-ю гоминьдановскую армию в районе Ичуаня.

 

* * *

.

Влад встретился с Серкониным - и ему не понравилось, как его друг разделал знаменитых поэтов!​​ 

- А ты помнишь Мишку Серконина? – спросил он жену.

Поля презрительно повела плечами:

- Сельский дурачок! Кропает стишки какие-то.​​ 

- Ты не права! Вот я тебе прочту!

И Влад сходил за сборничком стихов Михаила Андреевича:

 

Первое апреля

.

И вот река выходит из берегов,​​ 

торжественно оповещая силу,​​ –​​ 

и сразу затопило под мостом,

на льду потухла​​ синева. ​​ 

.

Так мощно начинается апрель,​​ 

так зримо набухают почки.

И снежная, и долгая зима​​ 

нам половодье мощное пророчит.

.

Но ярче поднимается рассвет,​​ 

но души распрямляются, как ветки,​​ 

и хочется по-прежнему любить,​​ 

и больше доверяешь ветру.

 

- Ну, дурак, да и всё! – возразила Поля. – Что ты мне доказал?!​​ 

Она с соседней полки взяла «Литературку».

- Вот я теб прочту, каких он гадостей наговорил!​​ Про Пастернака он сказал: «Он​​ в нашей поэзии​​ – как​​ свинья​​ под дубом»; про Ахматову: «Она появилась, как магнит, и притянула к себе все ржавые опилки, весь сор в наших рядах»; про Заболоцкого: «Автора обуревает какая-то душевная паника… Ложное, позерское отрешение от человеческого разговора, надуманная многозначительность… Никому не нужно это иконописное мастерство…».​​ 

Влад грустно покачал головой.

- Ты согласен, что он – дурак? И стихи у него жалкие. Что этот​​ глупый Мишка попёрся в критики?!​​ Сидел бы у себя на периферии и не чирикал.​​ 

Владу не могли нравиться эти поэты: и​​ потому что он​​ многое не понимал в их стихах, и потому, что​​ им завидовал,​​ -​​ но все же он признавал их поэтическое превосходство.

Теперь он не завидовал другу: ему там, наверху, слишком многое  ​​​​ приходилось ниспровергать, слишком многое проклинать. Одно дело скромно проголосовать среди других, но совсем другое заявить о таком с трибуны!

Пастернак,​​ Ахматова,​​ Заболоцкий… Владу казалось, перед этими именами можно только стоять на коленях.​​ 

Что-то надломилось в его отношениях с Серкониным: не стало приязни. Из человеческих отношения превратились в чисто литературные.

- Но это тоже много, - думал Влад.​​ 

- Ладно, Поля! – сказал он примирительно. – не волнуйся. Тебе же рожать.

 

* * *

 

- Сережа, откуда строчка «Сон золотистый и старинный»?​​ – спросила​​ Надежда Николаевна.

- Это из Александра Блока!

Сергей Никифорович достал томик и с наслаждением прочел всё стихотворение.​​ 

 

Фьезоле

 

Стучит топор, и с кампанил

К нам флорентийский звон долинный

Плывет, доплыл и разбудил

Сон золотистый и старинный…

Не так же ли стучал топор

В нагорном Фье’золе когда-то,

Когда впервые взор Беато

Флоренцию приметил с гор?

 

- Тысяча девятьсот девятый год! Подумать, Надя: меньше сорока лет назад! Какой мир мы потеряли.

 

* * *

 

17 марта 1948 года - подписан Брюссельский пакт о создании военно-политического Западного союза в составе Бельгии, Великобритании, Люксембурга, Нидерландов и Франции.

 

18 марта - пленум ЦК ВКП(б) избрал членами Политбюро ЦК ВКП(б) Л. П. Берию и Г. М. Маленкова. Н. А. Булганин и А. Н. Косыгин стали кандидатами в члены Политбюро ЦК ВКП(б)

 

* * *

 

По Эпикуру, мудрец должен преклонять колена перед богами.​​ 

Когда некто встретил Эпикура в храме, то тут же восторженно воскликнул, что он никогда так хорошо не понимал всего величия Зевса, как в тот момент, когда увидел коленопреклоненного Эпикура.​​ 

 

* * *

 

19 марта! Свете​​ исполнилось два годика. Это была красивая любознательная девочка. ​​ Общаться с ней стало настоящей радостью.​​ Она уже​​ ходила, уже в ее лице появилось что-то особенное, своё. Это не был вообще «ребёнок», но именно Светочка.

«Ангел» любила обнимать внученьку, а девочка любила, когда ее звали «Светочка» и ласково обнимали. Таким было хорошо вместе. Папа и мама тоже обнимали, но они всё​​ куда-то спешили, всё что-то выясняли между собой.

 

Наконец, Анна Ангелиновна​​ «с приятностью в душе​​ и с негою во взоре» (в музее «Ангела» это выражение было распространено), и во взоре​​ встретила зятя – и они подчеркнуто мило улыбались друг другу. Прежде она расценивала брак дочери как личное поражение: Геннадий Петрович не шел с ней на сколько-то тесный контакт, – но сейчас ее прежнее мнение казалось ей ущербным. ​​ 

После обретения собственной большой квартиры ей так хотелось любить весь мир!

- Ради дитяти надо всё простить, всё! – думала она.

День рождения ребенка – святое дело! Все радостно улыбались. Все были веселы, все с легкостью забыли проблемы.

С​​ этого-то момента Анна Ангелиновна перестала думать только о дочери, поняв, что ничего не может поправить, и ходила в гости к своей дорогой внучечке​​ и принимала ребенка у себя.​​ 

Пока что Светочку​​ ее​​ мама никому не доверяла, а то бы девочка уже побывала бы и в музее, - но​​ «Ангел»​​ рассчитывала со временем перетянуть внучку на свою музейную сторону.

Но Кудрявцев улыбался не только по поводу дня рождения: в его отношениях с женой и дочерью настал просвет: ему снова понравилось общаться с дочерью и даже женой. А почему нет? Писклявое, вечно орущее существо за два года превратилось в приятного человечка. ​​ 

 

Так 19 марта, день рождения ребёнка, стал главным праздником Кудрявцевых.​​ 

Так сразу для многих девочка стала божеством! Геннадий Петрович опять стал работать днем - и меньше уставал. ​​ Свою кровать родители переместили в свой чуланчик; он был хорош еще и тем, что выходил в глухой переулок и там ночью было особенно тихо. Они спали в своем чуланчике, а Света – в большой комнате: так Вере было удобнее вставать присмотреть​​ за дочерью.​​ 

 

Но совсем недавно всё было иначе! Тогда Кудрявцеву казалось, его жизнь невыносима! Он терпел, терпел, но вот не выдерживал и набрасывался на жену с упрёками, что она слишком много тратит,​​ он​​ в чем-то еще слепо ее обвинял. Она схватывала Светочку и, прижимая её к груди, защищаясь девочкой от мужа, как от черта крестом, начинала свою обычную долгую защитительную речь.​​ 

Это сражение продолжалось довольно долго, но вот Геннадий Петрович ослабевал и - со всем соглашался.​​ 

И вот за эти два года всё устаканилось: и споры ушли, и захотелось мира. В близости теперь он был очень осторожен: не дай бог жене «залететь» (забеременеть) еще раз. ​​ 

 

Когда шли домой, Анна Ангелиновна неожиданно спросила мужа:

- Признайся, а ты​​ сразу​​ узнал своего дядю?​​ 

- Да.​​ 

После радостного вечера​​ Степан Васильевич​​ у было странно услышал такой вопрос, но он привык к такому стилю жены.​​ 

- Конечно, узнал. Хоть он был очень измучен, но голос тот же, лицо то же, - сказал он.

- Знаешь, я, как подумаю о нем, - призналась Анна Ангелиновна, - плакать хочется. За что его так наказали? А с другой стороны, мы тут жили в блокаду - и это было и тяжело, и страшно. ​​ 

Со своей квартирой в их душах появилось ощущение нежности жизни, которую итальянцы называют «дольче вита».​​ 

* * *

 

Эпикурейская ​​ красота ​​ - ​​ абстрактная единичность самосознания, пришедшая в своем самоопределении к ощутимому тождеству с самой собой в аспекте алогической множественности.​​ 

 

* * *

 

20 марта

Постановление Совета Министров СССР «О мероприятиях по улучшению текущего учёта научных работников».

 

Совет Министров Литовской ССР и ЦК Коммунистической партии Литвы приняли совместное постановление «Об организации колхозов в Литовской ССР»

 

* * *

 

26 марта - введение США эмбарго на торговлю «стратегическими товарами» с социалистическими странами.

 

* * *

 

Подлинная сущность эпикурейской религии  ​​​​ как раз и заключается в эстетическом любовании богами, в эстетическом уважении к ним, в эстетическом восхищении этими богами.​​ 

 

* * *

 

28 марта - в Румынии прошли первые выборы в Великое национальное собрание, на которых победил возглавляемый коммунистами Фронт народной демократии

 

* * *

 

2 апреля - Конгресс США принял «план Маршалла».

 

* * *

 

7 апреля - основана Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ).

 

* * *

 

Эпикурейское эстетическое сознание – это божественный атомизм или, лучше сказать, атомистическая божественность, где прекрасно только то, что божественно.

Эта божественность должна быть превращена в какую-то солнечную пыль, о которой так любит говорить Лукреций.​​ 

Солнечная пыль, в которую превратилось единое солнце космического самосознания, - вот что такое эпикурейская красота, если под солнцем понимать абсолютный свет совершенного самосознания и самоощущения.​​ 

 

* * *

 

23 апреля - Первая арабо-израильская война: израильтяне отбили у арабов морской порт.

 

* * *

 

Десятого мая родился Витя, сын Полины и Влада.​​ Роды прошли удачно – и Полю вскоре выписали из роддома.​​ 

Рождение мальчика стало огромным приятным потрясением для всех Казанцевых​​ и Аксаковых.​​ Мария Семеновну сразу посетили доселе неизвестные родственники.​​ Несколько закисшая семейная жизнь стремительно преображалась.

 

Едва увидев сына, Влад склонился над ним и бережно взял его на руки. Вот обновление, вот настоящий просвет в жизни! ​​ 

- Боже мой! – подумал он. – И это маленькое существо станет таким, как я, и оно пройдёт все эти муки существования. ​​ 

 

Мария Семеновна, мать Полины, была на одиннадцать лет младше Екатерины Семеновны, матери Влада (уже шестьдесят четыре!) – и так у Вити были две замечательные и не очень старые бабушки. Повезло же парню, Казанцеву Виктору Владиславовичу! ​​ 

Мать Влада выглядела лучше матери Полины. ​​ Что ж, культурному работнику, вся жизнь которого построена на общении​​ и беготне, легче сохранить форму.

 

Узнав о рождении внука, Екатерина Семеновна сразу приехала. Несмотря на тесноту (пятеро в двухкомнатной квартире), все были необычайно воодушевлены Витенькой.

Едва Екатерина Семеновна освоилась в квартире сына, как грянуло сообщение о смерти отца Влада, последовавшей всего через три дня после рождения внука: 13 мая 1948 года. ​​ Уже потом выяснилось, что Геннадий Васильевич не смог сам найти нужное лекарство, хоть оно было под рукой. Не смог, потому что растерялся и был в депрессии.​​ 

Екатерине Семеновне с Владом пришлось срочно ехать в Ленинград.​​ 

После похорон было решено, что для пятерых квартира Влада была явно тесновата - и пока что на неделю он остался в Питере.​​ 

Его мать приехала в Москву и с Полей стала ухаживать за мальчиком. Мать же Поли продолжала ходить на работу, ведь следствием рождения ребенка стали большие финансовые проблемы.​​ 

 

Быстро выяснилось, что Полина не могла ухаживать за ребенком: для неё эта работа оказалась слишком тяжёлой. ​​ Даже вымыть пол было для неё неприятно: так она привыкла, что это делала мама. ​​ Что ж, пришлось осваивать новое поле деятельности.

 

Влад вернулся в Москву и бросился ухаживать за сыном. Однажды он даже вымыл пол, но так плохо, что женщины просили его больше этого не делать. И все же Влад иногда пол мыл: когда грязь казалась ему невыносимой. ​​ 

 

Тут Влад первый раз в своей жизни столкнулся с безвыходной ситуацией: хоть все заботы на себя взяла мать Полины, денег на содержание ребёнка не хватало. Да их не могло хватить и при идеальном ребёнке! Однако, действия матери и тёщи были столь самоотверженными, что страхи Влада рассеялись. Он с удивлением заметил, что его значение, его роль в семейной жизни резко уменьшилась - и он не мог этого изменить.​​ 

 

По счастливому стечению обстоятельств с рождением Вити и Полину, и Влада приняли в Союз писателей в поэтическую секцию. ​​ Странно, что этот вопрос стал чисто формальным: набралось нужное число публикаций и рекомендаций.

 

Мать Влада через две недели уехала в Ленинград. Влад очень жалел, что в Москве их общение получилось куцым: настолько велики оказались проблемы с ребенком.​​ 

 

Рождение Вити потрясло и Полину. ​​ Она все еще не могла опомниться от боли, а выяснилось к тому же, что она не может кормить сына: она постоянно просыпала очередное кормление. ​​ Ей хотелось накупить одежды ребёнку, но денег не было - и спасло общение: кликнув клич, они собрала по друзьям и соседям много поношенных вещей.​​ 

 

В сознании Влада смерть отца никак не вязалась с рождением сына: к ней еще предстояло привыкнуть. Рождение сына и смерть отца были разделены всего несколькими днями - и это время психологически было очень тяжёлым для Влада. ​​ Сын Витя явно перевешивал в значении. ​​ В душе Влад был очень недоволен своим равнодушием к смерти отца, но ничего не мог в этом изменить. ​​ 

* * *

 

14 мая - провозглашена независимость государства Израиль.

 

* * *

 

Смерть отца изменила Надежду Николаевну. Нахлынувшая печаль уже не уходила никогда ​​ - и это напоминало изменения, случившиеся в душе ее мужа. Так муж и жена стали друзьями по печали - и это неожиданно их сблизило.​​ 

Летом, хотя бы на месяц, они решили снять квартиру в Стрельне, чтоб гулять вдоль Финского залива до Петергофа.

* * *

 

22-23 мая - операция «Весна». Депортация антисоветских партизанских отрядов в Литве и их семей. Всего было выселено около сорока тысяч  ​​​​ человек.

 

* * *

 

Варю поразили волосы​​ художницы​​ Светланы Юрьевны: смоляной водопад падал чуть не до груди. Но это только дома: на улице они были зашпилены в неброскую причёску. ​​ Обе женщины отличались естественностью красоты - и это предлагалось родство им душам: родство, от которого они не отказывались. Может, поэтому им было приятно поболтать.​​ 

* * *

.

Теперь Екатерина Семеновна жила одна - и скоро Влад​​ опять​​ приехал к ней. Дома его отпустили: мама Поли взяла очередной отпуск на три недели. «Отпуск» для Влада был связан и с теснотой московской квартиры. ​​ 

 

Как же всё изменилось в Ленинграде для Влада! Без мужа его мать как будто стала тише, а сам Влад почему-то остро почувствовал, что живет вместо отца.​​ 

Они съездили на кладбище. Оно звалось Парголовским, потому что находилось в посёлке​​ Парголово; официально оно называлось Северным.​​ 

 

Влад уже давно подолгу не жил рядом с мамой - и у них появились свои темы, и быть рядом оказалось интересным. ​​ 

И опять, как в детстве, они​​ ходили по Питеру​​ по любимым местам​​ - и мама рассказывала Владу про тяжёлое военное время. До рождения Вити и смерти отца мать и сын никогда не говорили так много.​​ 

После их встречи в сорок четвертом году они встречались не однажды, ведь Влад любил закатиться в Питер на несколько дней – и тогда он ночевал в комнате родителей.​​ 

Рождение Вити что-то важное сдвинуло в их отношениях.​​ Казалось,​​ они не виделись​​ много лет, но на самом деле они оказались в другой жизни с рождением ребенка.

Они говорили.​​ Пересказать жизнь нельзя, но как приятно вместе её прочувствовать, прожить вместе!​​ 

 

Мама спрашивала про жену, но он не знал, что сказать про Полину. В годы войны жена и тёща были рядом, были настоящим спасением. ​​ Работа на заводе не нравилась, но надо было зарабатывать стаж.​​ 

Выяснилось, что последнее время​​ – уже перед смертью -​​ отец Влада Геннадий Васильевич чувствовал себя плохо: впал в депрессию, плохо ел, не мог говорить, - и ко всему этому привыкла не только Екатерина Семеновна, но и вся коммуналка. Видеть это было страшно, но привычка уже оказывалась сильнее страха: все привыкли к этому угасанию.​​ 

Но всё равно​​ об его смерти все жалели. Как были тревожны обстоятельства его смерти и похорон! Только позвонил Влад, что родился внук, только уехала его мать, прошло пару дней – и вдруг эта смерть! ​​ Надо было телеграммой сообщить Екатерине Семеновне о смерти мужа. Сама смерть была страшна, но соседи еще и не знали телефона Влада! Так что пришлось обращаться в милицию. ​​ 

 

Отца похоронили в могилу родителей Екатерины Семёновны: так было удобнее: мать Влада ухаживала за могилой.

Геннадий Васильевич после ранения мало выходил из дома, так что за могилой его родителей ухаживать было некому. ​​ С финской войны, с 1939 года, он очень страдал от постоянной боли - и его жена, и сам Влад, понимая это, старались обходиться с ним как можно ласковее. ​​ 

* * *

 

30 мая - в Чехословакии прошли выборы в Национальное собрание на основе единого списка кандидатов от возглавляемого коммунистами Национального фронта. Фронт получил 86,6 % голосов

 

* * *

 

Певцу Виктору Ивановичу Копылову в его тридцать три года так и не удавалось начать​​ личную​​ жизнь заново.​​ В​​ блокаду умерла жена - и образовавшуюся бездну одиночества так и не получалось заполнить.​​ Он стал ездить к отцу – и Иван Арсентьевич оказался интересным собеседником: он​​ долгие годы был преподавателем истории в школе.​​ Его конёк была опричнина.

- ​​ Ну да, - говорил он, - после правления Ивана Грозного Россия оказалась ослабленной, но необходимость реформ была огромной.​​ 

- Папа, а как же жертвы? Зачем было убивать тысячи новгородцев?

- А ты вспомни, Витенька, сложившуюся историческую ситуацию! Московское государство складывалось в жестокой борьбе.​​ 

- Да нет, папа! Оно сложилось уже при Иване Третьем! У Ивана Четвертого не было необходимости террора. Как и у Сталина.

- Ну, сыночек, Сталина ты не трогай: он победил фрицев!​​ 

Иван Арсентьевич был убежденным сталинистом, а его сын только с отцом позволял себе критику Сталина.​​ 

При том, что Сталина очень​​ боялись, на кухнях его обсуждали бурно. Всё же боялись репрессий.

И сын был благодарен отцу: певец отдыхал в Луге,​​ - а без этого ему пришлось бы снимать квартиру в пригороде.​​ 

 

Что он знал о себе? Ему исполнилось тридцать лет, а потом закончилась война.​​ Вот ему тридцать три.​​ Война повредила его физической форме певца - и он старался это выправлять.​​ Наедаться было нельзя, но можно было​​ есть то, что нравится – и это казалось таким счастьем!

Он старался работать: как обычно,​​ подворачивалась​​ ​​ ​​ подработка в Домах отдыха, -​​ и как было не халтурить? Раз откажешься, а потом и не позовут!​​ 

Но​​ что выбрать для концертных выступлений? Надо поизвестнее!​​ 

Выбор пал на «Романс Неморино»! Ария из оперы Гаэтано Доницетти «Любовный напиток». Арии из 1832 года!​​ 

Виктор старательно учил итальянский текст:

 

Una​​ furtiva​​ lagrima

Negli occhi suoi spuntò

Quelle festose giovani

Invidiar sembrò

Che più cercando io vo?

Che più cercando io vo?

M'ama, sì, m'ama, lo vedo

Lo vedo!

 

И не потому, что ставил итальянскую культуру выше родной российской, но на итальянском петь было существенно легче для артикуляции, для «звучка».

Он примерно знали русский текст:

 

Одна слезинка​​ случайно

блеснула в​​ чудных​​ глазах:

Так что все юноши,

Кажется,​​ завидуют сейчас...

Чего еще я хочу?

Я вижу,​​ она​​ любит меня.

 

- Когда запою, - подумал он, - все поймут «M'ama» как «мама», а не как «она​​ любит меня». ​​ Тут уж ничего не поделаешь.

Когда пел на русском, на всякий случай подглядывал текст в раскрытые ноты, что лежали обычно на фортепьяно.​​ 

Кроме этого занятия, Виктор еще во время блокады  ​​​​ приохотился подолгу слушать серьезную музыку. Филармония была рядом с его​​ Театром оперетты, так что он часто ее посещал: потому что именно эта музыка несла покой, душевное равновесие.​​ 

 

* * *

 

Еще два года назад, в​​ 1946 году,​​ Исполнительным комитетом Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся было принято решение организовать в городе фабрику по производству грампластинок. По решению Правительства СССР Комитету по делам искусств СССР была выделена валюта для заказа в восточной зоне Германии специального оборудования для производства граммофонных пластинок. ​​​​ Заказывать и тратить обесценивающиеся марки не пришлось, так как предложили использовать вывезенное по репарациям оборудование немецкого завода грампластинок «Tempo». Это были гидропрессы, пресс-формы, гидронасосы, а также сырье, матрицы и т.д..​​ В 1948 году состоялось торжественное открытие нового предприятия.​​ 

 

​​ * * *

 

Когда Эпикур молился, то едва ли он вступал в связь с богами, как все верующие с предметом своей веры: он любовался идеальной беззаботностью богов, их идеальным бесстрастием, их всегдашней погруженностью в идеальное самонаслаждение - их идеальным эпикуреизмом.​​ 

 

* * *

 

Житие протопопа Аввакума:

 

По благословению отца моего старца Епифания писано моею рукою грешною протопопа Аввакума, и аще что реченно просто, и вы, господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных бог слушает, но дел наших хощет.​​ 

И Павел пишет: «аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любви же не имам, - ничто же есмь».​​ 

Вот что много рассуждать: не латинским языком, ни греческим, ни еврейским, ниже иным коим ищет от нас говоры господь, но любви с прочими добродетельми хощет; того ради я и не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго, но простите же меня, грешнаго, а вас ​​ всех, рабов Христовых, бог простит и благословит. Аминь.

 

Поля и ее мама​​ чисто символически​​ прочли этот текст вслух Вите. Появился такой маленький и любимый слушатель!​​ Пусть он спал и не мог ничего понять, - но было кому читать в будущем!

 

* * *

 

Перед уходом из Эрмитажа, простившись с сыном,​​ Варенцов старший специально сходил в экспозицию, чтобы посмотреть на камею Гонзага. Редкие посетители вызвали его большой интерес, он осторожно и внимательно разглядывал их. И на самом деле, эти люди подходили к камее и рассматривали её.​​ 

 

Но дома Варенцов не мог собраться, не мог прийти в себя. Его вещи лежали на стульях, на кровати - и он не мог собрать их, разложить по полкам или спрятать в шкаф. ​​ Голова куда-то плыла, он не мог соображать.​​ 

К счастью, этого не было на работе: там он функционировал, как заведенные часы.​​ 

Проблемы начинались, когда он возвращался домой и надо было просто жить. Он не мог ни за что взяться. Поесть? Он один есть не любил, ждал жену. ​​ 

 

- Что-то со мной происходит, - Варенцов признался сыну, когда тот пришел​​ с работы.​​ 

Леонид совсем не удивился.

- Но что с тобой? – спросил он.​​ 

- Может, мне страшно? ​​ Не страх ли в основе моей научной работы?​​ 

- Почему страшно?

- В глубине души я уверен, что я – плохой ученый. Сколько мыслей Лосева я себе присвоил! А может, всё еще хуже: мне так больно, так страшно среди людей, что я спасаюсь в кропанье моих статеек.​​ 

- Папа, но это совершенно на тебя не похоже! ​​ Откуда у тебя такие мысли?!

- А вот так, сыночка! Я стал думать о себе. Почему-то прежде мне этого не хотелось. ​​ Что со мной? Я увидел в себе страх...​​ 

- Античный страх! Но он уже всегда в тебе был!​​ 

- Может быть. Но почему я​​ прежде​​ не знал о нем?​​ 

* * *

 

9 июля - возобновились боевые действия на фронтах Первой арабо-израильской войны.

 

14 июля - покушение на генерального секретаря Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти. Тольятти получил три тяжёлых пулевых ранения, но выжил. В ответ коммунистами организована всеобщая забастовка, в которой участвовали​​ семь​​ миллионов человек.

 

* * *

 

В семье Васильевых царила добросердечная обстановка – и Олегу она очень понравилась.​​ Он оттаивал. Казалось бы, и в его коммуналке, и в его семье не было острых человеческих столкновений, но само отсутствие добросердечности он уже воспринимал, как агрессию.​​ 

Он случайно подслушал разговор тещи и его жены:

- Мама,​​ -​​ сказала Катя, -​​ а ты помнишь фразу Александра Николаевича Островского: «Глафира. …я в таких летах, что каждую минуту должна ждать любовной горячки». По-моему, это обо мне!

- Конечно,​​ о тебе!​​ - улыбнулась Валентина Григорьевна.​​ 

И женщины дружно засмеялись.​​ Они любили такой шутливый тон в общении.​​ Олег тоже невольно улыбнулся.​​ 

Васильевы радовались, что Олег оправдывает их ожидания.​​ 

 

Меж тем в Олеге росло разочарование в самом себе, как в ученом. Поэтому он завидовал Леониду.​​ Почему Леонид с детства нашел себя, а ему только теперь ясно, что его увлечение математикой не стало его судьбой? К его любимой Кате относились как к ученому, а к нему – только как к студенту. Это было больно.​​ 

Ранение во время блокады для Олега не имело​​ таких серьезных​​ последствий,​​ как для​​ Леонида.​​ 

Его разочарование основывалось на том, что он не оправдал своих собственных ожиданий. Для других он был настоящим математиком, но не для себя самого.

Он​​ видел отношение к Кате​​ и сравнивал его с отношением к нему. В​​ ней в​​ их математической​​ среде​​ видели​​ математика, а в нем – только хорошего человека, обычного студента. Это его оскорбляло.​​ 

- Как это ужасно! – думал он. – Математики видят в мне шахматиста, а шахматисты – математика. Я не выдержу такого унижения!

Но унижения со стороны никакого не было: это Олег сам унижал себя. Ему предстояло смириться, а это было больно. ​​ И это была не та боль, которую кто бы то ни было понял: эту неразделенную боль предстояло приручить самому.

Олег вспомнил те​​ восторги​​ побед на школьных Олимпиадах по математике. А вот Катя не только​​ в​​ них не участвовала, но и была к ним равнодушна

 

* * *

 

Лето. Концерты​​ Рихтера​​ с Ниной Дорлиак в Бухаресте.​​ 

 

* * *

 

Василий Григорьевич, отец Олега, умер, хоть ему не исполнилось сорока восьми лет.​​ Ранняя смерть была частой в эти трудные военные и послевоенные годы.​​ На своем Леншиномонтаже он проработал двадцать лет – и завод помог с похоронами.

 

Это потрясение изменило отношения сына и​​ матери: они не остались холодными, как было прежде. Теперь ему было стыдно, что он чуждался родителей.​​ Он так был занят своей новой семьёй, своим новым счастьем, что​​ ему стало стыдно быть​​ счастливым, когда Светлана Николаевна сказала ему, что умер отец.

Он очень испугался, он не знал, что делать.

- Пойдём, - сказала мать.

Они зашли в узенькую комнатку два с половиной метра на четыре.

Олегу показалось, что отец мирно спит. Что-то вроде улыбки таилось на его губах – и Олег едва удержался от вопроса:

- Папа, ты спишь?

 

- Пойдём поешь, - почему-то строго сказала Светлана Николаевна.

Чуть ли не приказала сыну.​​ 

Он присел у стола в их большой комнате, а Светлана Николаевна, сходив на кухню, принесла тарелку щей сыну, а потом и себе.

Они сидели в комнате – и Владу казалось, они оба притворяются, словно б ничего не случилось. ​​ 

- Как у тебя с Катей? – спросила мама.​​ 

- Я тебе рассказывал, мама, - ответил он. – Всё хорошо.​​ 

- Я не хочу, чтобы смерть отца повлияла на вашу свадьбу. Вы решили, когда она будет?

- Да, мама. Мы решили.​​ 

На эту ночь Васильевы приютили​​ Олега.​​ 

И на следующую ночь он ночевал у них: уже перед похоронами отца.

.

Так Олег оказался владельцем десятиметровой комнаты, где жил отец, а его мать большой​​ восемнадцатиметровой.​​ 

Мысль, что жилищные условия улучшились благодаря смерти трех людей, ужасала Олега. Его сестре Гале сейчас было бы всего девятнадцать! Во время​​ войны​​ умерла его сестра, но еще​​ и жиличка в соседней комнате, куда переселился отец, - и теперь Олег ночевал в своей комнате. ​​ 

 

Он написал Сергею, что​​ ему, если приедет,​​ есть, где переночевать в Питере. ​​ Олег просил Сергея приехать поскорее.

Когда Сергей приехал, они ночевали в большой комнате в восемнадцать квадратов:​​ Светлана Николаевна переночевала в маленькой ради гостя.

И Катя, и Олег не говорили на эту печальную тему: настолько она претила их любви, их счастью. ​​ И о чем было говорить? Отношения с отцом у Олега не были сколько-то искренними.

 

* * *

 

Эпикурейские боги в последней своей основе являются не чем иным, как идеальными эпикурейцами, а возвышение эпикурейского мудреца к этим веселым и беспечным богам есть форма эпикурейского самонаслаждения.​​ 

 

* * *

 

Влад гулял, когда его​​ снова​​ настигла​​ мысль о​​ смерти​​ отца.​​ Как будто это случилось только что!​​ Да, он уже похоронил отца, но тогда смерть совпала с рождением сына – и он просто ничего не понял.​​ 

Нагрянувшее понимание обняло​​ неприятным маревом. Он остановился, чтобы перевести дух.

Когда они с матерью приехали в Ленинград, отец был уже в морге, - и туда, к нему,​​ Екатерина Семеновна​​ поехала одна.​​ 

Она уже вышла из дома, когда ее нагнал сын:

- Мама, я хочу быть с тобой.​​ 

Они приехали в морг – и Екатерина Семеновна договорилась о выдаче тела на послезавтра. Оказывается, она уже без Влада договорилась о дне похорон.

Как Влад ни старался, но и в морге, ни на похоронах он так и не узнал своего отца: настолько изменился  ​​​​ Геннадий Петрович. У отца Влада не было такого маленького, съёжившегося лица!​​ 

 

Влад вспомнил это лицо – и остановился, и застыл от ужаса. Он был на Марсовом поле. Через дорогу зеленел Летний сад.​​ 

- Больно, - сказал он отцу, и маме, и себе. - Больно.

Он посмотрел на небо, огляделся. Мир всё тот же.​​ 

- Папа, папа! – подумал он. – Ты столько работал, столько делал такого, что тебе не хотелось, - и я уважаю тебя, папочка. Прости, что я тебя не люблю.

 

* * *

 

8 августа - в СССР завершилась специальная сессия ВАСХНИИЛ, в результате которой школой Т. Д. Лысенко генетика была официально объявлена лженаукой.

ВАСХНИИЛ - Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина

 

* * *

 

В августе после сдачи последнего, государственного экзамена Кати она и Олег поженились. Олег хотел бы пригласить на свадьбу и Леонида, и Варю, и даже Сергея Никифоровича, но победила проза жизни: со стороны Олега была только его мать Светлана Николаевна, да и Катиных дальних родственников приглашать не стали.​​ 

Столь важное событие отметили в квартире Кати.​​ 

Катя стала​​ Екатериной Семёновной Коваленко.​​ 

Так Олег стал членом очень культурной семьи: мать Кати Валентина Григорьевна была учительницей литературы, а Дмитрий Сергеевич работал главным инженером на серьезном производстве.​​ 

 

Теперь Олег жил на уровне, которому мог бы позавидовать и​​ Леня​​ Варенцов: у него была своя комната, в которой он жил с любимой Катей, да еще и своя комната​​ в коммуналке.​​ 

- Просто чудо какое-то, - думал он. – Не жизнь, а сказка.

Квартира Кати была недалеко от Обводного канала на Московском проспекте​​ – и к матери, оставшейся одной, было легко зайти.​​ 

Теперь​​ Олег изменил отношение к родной, прежде нелюбимой коммуналке: сейчас он считал, что и к ней он относился несправедливо.​​ 

 

- Они всю жизнь говорят, что любят меня, но всю жизнь делают мне больно, - с горечь сказал Олег. - Как будто мы из разных миров.  

- У меня то же самое, - призналась Катя, - но мама​​ всё-таки - учитель литературы.  Мы находим общие темы. С папой сложнее, но мы​​ стараемся ничего не обострять. Мне кажется, в твоих отношениях с родителями именно ты их обостряешь.​​ 

​​ - Наверно. Отец в четырнадцать лет уже работал на заводе!  

-​​ Я не нравлюсь твоим родителям! - решился сказать Олег.​​ 

- Так и что? - спокойно ответила Катя. - Они думают обо мне, а не о себе.​​ 

После окончания университета Катя не могла позволить себе вольную жизнь – и пошла работать в школу простым учителем математики. Это был чудовищно простой, но единственно ясный выход из всех проблем: и психологических, и материальных.

- Может, у меня и есть какие-то способности, - думала она, - но я не уверена, что доживу до их реализации. А что же мои близкие?! Всё это время они будут содержать меня?

Скоро помимо работы у неё появились ученики – и в зарплате она сравнялась с матерью.

В семье из четырёх человек работали все – и финансовых проблем не чувствовалось.

 

Но для Олега решение жены стало потрясением. Он-то верил в талант жены!

- Ты думаешь, это не преступление: вот так всё выбросить: годы занятий? Я хочу, мы все хотим, чтоб ты стала учёной. Тебе все говорят, и я: «Ты – талант!». Иди в аспирантуру! Мы будем только рады.

- Я не уверена в себе, Олег! Совсем не уверена, совсем! Ты ведь тоже блистал в школе, выигрывал олимпиады – и что? Мне не свернуть эту гору! Я больше не хочу рваться в небо, я хочу ходить по земле! Из того, что я делала доклады на семинаре, не следует, что я ученый.​​ 

 

Родители Кати, казалось, не заметили душевных мук дочери.

- Папа, скажи, что ты-то думаешь?

- Нет ясного ответа, - печально сказал Семён Сергеевич. – Если б он был! Легко провозгласить себя творческим человеком, но куда труднее им быть. Юноша поступает в театральный ВУЗ, он надеется стать знаменитостью. Миллионы людей были такими юношами, - да кто же о них знает? Много ты знаешь знаменитых женщин-математиков?!​​ 

Кате хватало уколов гордости. Только что она узнала​​ от Дмитрия Николаевича Василенко, не раз участвовавшего в семинарах ЛГУ, известного математика, что статья ее подруги​​ о функциональных пространствах попала в математический журнал и​​ уже​​ напечатана.​​ 

- Да, это справедливо! – с болью думала она. – Но не надо об этом говорить и Олегу, ни родителям. У всех своя судьба.​​ 

 

* * *

 

И Варя, и Леонид безболезненно сдали диплом, хоть Варя при этом очень волновалась: она понимала, что это расставание с античностью, её детской мечтой, - и потом, она боялась, что при проверке обнаружат следы работы её мужа. Но как-то все обошлось.

Она была довольна: диплом вовсе не помешает. И не обязательно работать по специальности.

 

Она полюбила ходить в ДЛТ и присматривать там материалы для пошива. Материал​​ (в ходу был крепдешин, завоёвывающий рынок)​​ обязательно осуждался с очередной клиенткой​​ – и не Варя его покупала. Часто с таким выбором помогал Позднышев.

 

* * *

 

С рождением Вити Влад опять заговорил о любви. А ведь до этого они вовсе не говорили о ней и сближались молча, боясь сказать что-то не то.​​ Поле нравились его ухаживания: ей чудилось, они вернули ей статус любимой.​​ 

И Владу, и Поле казалось, их взаимной любви требовал от них их сын.

 

* * *

 

В каждой душе есть ее высшая часть – и она-то как раз и является эпикурейским богом этой души.​​ 

Эта часть души есть принцип самосознания, принцип целостности, а также принцип вечного и безущербного существования.

​​ 

* * *

 

«Вашингтон пост» назвала Г. Ф. Александрова «самым выдающимся советским философом».

Гео́ргий Фёдорович Алекса́ндров - советский партийный и государственный деятель, учёный-философ, академик АН СССР (30.11.1946). Доктор философских наук (1939), профессор (1939)

 

* * *

 

26 августа - Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О праве граждан на покупку и строительство жилых домов», разрешивший массовое строительство индивидуальных жилых домов.

Этот указ произвел настоящую революцию во всей истории Советского Союза и послесоветского периода.

* * *

 

Существование божественного бытия является для Эпикура фундаментальным понятием, которое предваряет этические требования системы и в первую очередь согласуется с онтологией (учение о бытии как таковом), а затем уже с этикой.​​ 

 

* * *

 

9 сентября​​ 1948 года​​ - на севере Корейского полуострова провозглашена Корейская Народная Демократическая Республика.

 

* * *

.

Эпикур  ​​​​ резко порвал с дуализмом Демокрита,  ​​​​ объявив подлинным бытием не умопостигаемые атомы, но чувственную текучесть явлений.​​ 

Атомы трактуются у Эпикура вовсе не в том «умопостигаемом» виде, как это было у Демокрита:  ​​​​ они объявлены прямой аналогией самого обыкновенного чувственного опыта: это чувственные принципы, а не сверхчувственные. ​​ 

 

* * *

 

2 ноября - президентские выборы в США. Победу одержал действующий президент Гарри Трумэн.

 

* * *

 

Появилась возможность международного общения по телефону - и Варенцову прямо в рабочий кабинет Эрмитажа позвонил Моро.​​ 

- Представь, я побывал в церкви Успения в Никее.​​ 

Французскому другу так хотелось поделиться радостью со своим советским коллегой!​​ 

- Моро, я тебе завидую, - признался Николай Сергеич. - Это где ангелы в красных сапожках. ​​ 

- Так ты знаешь! - удивился Моро.​​ 

- Я знаю только по книгам, а удастся ли посетить?​​ – печально сказал Варенцов. -​​ Я не уверен. ​​ Это уже конец седьмого века. Скоро появятся первые известия о Руси.​​ 

Что звонил Моро, не удивительно: Штаты выкладывали в Европу огромные деньги - и она быстро возрождалась. ​​ Для Варенцова такой звонок стоил слишком дорого. ​​ 

* * *

3 ноября - первое глубоководное погружение батискафа - FNRS-2, 1380 м.

 

* * *

 

Атомы для Эпикура - только предельная система смысловых отношений, которая рисуется в каждой точке непрерывного становления чувственной действительности. ​​ 

Для эстетики такая конструкция имеет то огромное значение, что в каждой прерывной точке непрерывного процесса мы находим уходящую в бесконечность систему смысловых отношений.  ​​​​ 

 

* * *

 

- А не у вас Лосев работает? – спросил Микешин.​​ 

- Нет, не у нас, - ответила​​ Анастасия Николаевна. – Он в МГУ был​​ профессором​​ кафедры истории философии​​ в сорок втором – сорок четвертом. А сейчас он -​​ 

профессор в Московском государственном педагогическом институте.​​ Его не печатают. Работает в стол.​​ Это не жизнь, а подвиг. Конечно, кому-то на фоне нашей бурной эпохи она и покажется банальной, но уж не нам, его​​ если не​​ коллегам, то соратникам.

* * *

 

23 ноября​​ 1948 года​​ - президент США Гарри Трумэн подписал секретную директиву Совета Национальной Безопасности № 20/4 «Политика США в отношении России», предполагающую постепенное ослабление СССР и его влияния.

 

* * *

 

Эстетика Эпикура не есть теория слепой текучести, но она трактует и систему отношений, обеспечивающую и определенную устойчивость каждой чувственной формы, и ее насыщенность бесконечным процессом становления, без чего она вообще не была бы чувственной формой.​​ 

 

* * *

 

4 декабря - государственный комитет Совета министров СССР по внедрению передовой техники в народное хозяйство зарегистрировал за номером 10475 изобретение И. С. Бруком и Б. И. Рамеевым цифровой электронной вычислительной машины.

 

* * *

 

- Так вы с Варей опять сгоняли в Москву? – спросил Сергей Никифорович.

- Да, папа! – ответил Леонид. – Получилось. Мы даже были на балете…

- На каком?

- Я уже забыл. Мне понравилось… ​​ смешно, как Варя разговорилась с каким-то своим знакомым – и он сказал о какой-то звезде: «Жилистая, старая, а всё балерина. Упала на «Шурале» - пыль столбом».​​ 

 

Так Варя не оставляла своего высокого желания приобщить мужа к искусству. Она не замечала, что Москва ее потихонечку перетягивает на свою сторону от Питера. Там она с восторгом​​ бродила по магазинам, по Красной площади, да где угодно, - а Питер был приятной, но прозой. А что же Позднышев и ДЛТ? Там покупались вещи, которые были необходимы. Все Варенцовы были приодеты скромно, но прилично.​​ 

Если Варя ехала одна,​​ в Москве​​ мог быть интересный концерт, живопись Фалька, запись Рихтера, на которые ее мог осторожно пригласить Микешин. А с мужем – тоже неплохо: гораздо спокойнее. Правду, Лёню надо было уговаривать ехать в Москву: он предпочитал спокойные занятия треволнениям путешествия.​​ 

 

* * *

 

Аристотель:

 

Наука относится к сущему, искусство же - к становлению… ​​ Художественное становление не только едино, но и цельно; а значит, и действие, изображаемое в художественном произведении, не только едино, но и цельно.

* * *

 

Величайший плод справедливости – безмятежность!

Есть ли место искусству в жизни эпикурейца?

Истинный эпикуреец весь переполнен внутренней тишиной наслаждения, этим безмолвным покоем удовольствия, – а искусство это нагло разрушает!​​ 

Посему эпикуреец ни в каком смысле не должен заниматься искусством, его цель - отстранить от себя искусство, остаться без него.

 

* * *

 

Этот раз при встрече с Серкониным Влад разговорился о Решетникове, которого они оба хорошо знали с времен Литературного института. Волею судеб их публикации зависели от этого человека - и Влад с любопытством расспрашивал о нем.

- Его в тридцать четвертом премировали путевкой на учебу в Вечерний рабочий литературный университет…, - начал Серконин.​​ 

- Но он же прозаик? – перебил его Влад.

Он совсем забыл про своего однокурсника!

- Нет, Владик! Не придумывай. ​​ Он – поэт. Писал под Есенина, а вот пошел в критики… теперь рубит мои стихи.  ​​​​ Зарубил уже три публикации. Ты его помнишь? ​​ Он же с нашего курса.​​ 

- Конечно.​​ 

- Влад, поговори с ним. Что ему надо? Я не понимаю.

- Да ну его к черту!​​ 

- Ты попробуй подкатиться! – уговаривал Серконин. – У тебя жена и ребенок. Нашли на него твою Полину! Может, сработает.​​ На него скидывают все переводы. Уж этой работой, если​​ она​​ попросит, он вас завалит.​​ 

- Серьезно? – спросил Влад.

Он был не прочь от переводов.

-​​ Он сначала был замом главного редактора комсомольского журнала «Детская литература». Участвовал по призыву в походе Красной армии в Бессарабию, служил военным журналистом в годы Великой Отечественной. ​​ В партию вступил в сорок втором, а потом принялся как критик бурно печататься в столичных изданиях. Причем настолько бурно, настолько заметно, что в январе 1947 года его из журнала «Краснофлотец» перевели в «Литературную газету» - сначала заместителем главного редактора, позднее редактором по разделу литературы и искусства. Ты же помнишь, год назад истребляли космополитов - ​​ и Ермилов, командовавший газетой, давал своим подчиненным задания одно гаже другого. Он не хотел портить отношения с евреями, увиливал, как мог, переадресовывал гадости другим, на всё согласным авторам.​​ 

Влад был потрясён:

-Ты знаешь о нем так много! Прочёл мне целую лекцию!

- Как иначе?​​ Что же мне остаётся, как не следить за ним?!​​ Он же со мной борется. Чем я ему насолил? Вот меня уже и на конференции не приглашают! Помнишь потолки в гостинице «Москва»? Я специально спрашивал: 3.95.​​ 

- Тогда мы с тобой встречались на высшем уровне, - пошутил Влад.

 

Решетников​​ Василий Константинович​​ был в суждениях куда осторожнее Серконина.​​ Конечно, он голосовал и очернял, когда требовали голосовать и очернять, - но он умел не высовываться, умел​​ видеть последствия своих действий.​​ ​​ 

* * *

 

Леонид пишет:

 

Эпикуреец знает, что искусство есть, но сознательно держит его на дистанции, не пускает в душу.

Это происходит оттого, что в его душе есть естественное и врожденное понятие, которое предписывает наше стремление к удовольствию и отвращение к страданию.

 

* * *

 

Кононов Василий Григорьевич, артист театра Комедии на Невском, наконец, уступил просьбам своей​​ матери Эльвиры Семеновны, поддался укоризнам отца Сергея Семеновича – и отметил свои тридцать четыре года законным браком с коллегой Сокольницкой​​ Дарьей​​ Ивановной.​​ 

Он любил Дашу, но​​ долгое время​​ брак ему мерещился каким-то чёртом с рогами.​​ Вася жил на Петроградской стороне в​​ однокомнатной квартире, и жена от матери, живущей в коммуналке,​​ переехала к нему.

 

Тут не помешает несколько слов о супруге нашего персонажа. Дарья была красивой женщиной; как и супругу, ей было тридцать четыре. Она пришла в театр из самодеятельности. Это был всё тот же Дом Пионеров у Аничкова моста, где она пересекалась с другими персонажами моего романа. ​​ 

Ее матери Вере Степановне уже было 58, а отец Иван Сергеевич умер вначале блокады в1941, в его шестьдесят шесть лет. Они жили​​ в коммуналке у Апраксина двора.​​ 

Ни Дарью, ни ее мужа Василия нисколько не смущало, что они родились и жили коммуналках. Они вместе учились, вместе ходили на спектакли БДТ (Большого драматического театра), даже после театрального института получили распределение в один театр: Театр Комедии на Невском.​​ 

Коммуналки бывают разными – и наша Дарья выросла в плохой. ​​ Это отразилось на ее характере: она была обидчивой и всегда была готова дать сдачи. В театре она была на хорошем счету.​​ В театре​​ её больше занимали, чем её мужа. Иногда случалось, что они становились партнерами по сцене, но это случалось редко: ей доверяли роли графинь и даже исторических деятельниц, - а он так и не мог преодолеть своё амплуа то ли пажа, то ли молодого рабочего.​​ ​​ Дарью знали и на Ленфильме – и время от времени приглашали сниматься в эпизодах. ​​ 

* * *

 

Варя встретилась с​​ Верховской​​ по просьбе​​ Позднышева​​ Владимира​​ Львовича, товароведа из ДЛТ. Мать Веры, наш «Ангел»,​​ накричала на свою сотрудницу, уже знакомую нам Степаниду Афанасьевну Верховскую,​​ собачницу и модницу, одинокую обладательницу квартиры в тридцать квадратов. ​​ Эти ссоры уже бывали, но сейчас Верховская за арбитражем обратилась не куда-нибудь, а в высшую житейскую инстанцию: товароведу ДЛТ Позднышеву. Расчёты у «Верхушки» заглядывали далеко в будущее – и мы еще в этом убедимся по мере развития нашего романа.

Наш «Ангел»​​ вообще-то​​ знала, что её строптивая подчиненная со связями​​ запросто общается с такими важными людьми, как Позднышев, - но она явно недооценивала это знакомство.​​ 

А что он?​​ Владимиру​​ Львовичу нравилось примирять женщин. Он догадывался,​​ что имеет большой моральный вес -​​ и потому​​ смело выступал в роли этакого магазинного демиурга.​​ 

Верховская​​ всегда одевалась​​ намного моднее в​​ сравнении​​ с​​ другими​​ работницами​​ музея - и​​ другие​​ сотрудницы смотрели на неё косо.​​ 

 

Так вот:​​ эта самая Верховская пожаловалась​​ Позднышеву, что​​ некая​​ Анна Ангелиновна​​ ест ее поедом и выкуривает из музея, пользуясь служебным положением.​​ Выталкивает ее​​ неизвестно, куда​​ из​​ 

ее отдела.​​ Про «выкуривает»​​ Позднышев​​ не поверил, но​​ решил вступиться​​ за свою старую знакомую. Благо такая возможность была: он случайно узнал, что Варя знакома с Анной Ангелиновной.​​ 

 

Владимир Львович​​ был тонкий человек: сам он никому никогда не читал нотации, - но продумывал более сложные, многоходовые комбинации. Варя ему нравилась своей разумностью, она часто бывала в ДЛТ – и Позднышев почему-то решил, что она блестяще справится с заданием.

 

Только сейчас Варя с удивлением поняла, что это ее, Верховскую,​​ «Ангел»,​​ мать ее подруги,​​ честила еще в 1945 году! Тогда она не придала значения этому конфликту, а тут оказалась в его центре. Просто отказаться было нельзя: Верховская был слишком значимой фигурой в бомонде Питера, образовавшегося вокруг чудесного магазина.​​ 

 

Варе пришлось​​ ближе​​ познакомиться с этой выразительно одетой дамой. Они встретились в ДЛТ.​​ 

- Что она о себе думает? –​​ строго сказала​​ Верховская.

Она​​ сразу перешла в наступление, хоть видела Варю первый раз в жизни.​​ 

– У меня специальное образование.​​ Я - хранитель тканей, а​​ она пришла невесть откуда. Ну и что, что она – партийная дама, - а я – нет? Что из этого? Значит меня можно вот так просто гнобить? Я больше тридцати лет проработала в этом музее! ​​ Да, меня откровенно не любят в отделе!​​ 

- А что вы так на меня смотрите? – удивилась Степанида Афанасьевна.​​ 

Варя ничего не ответила.

- Дура, что ли? – подумала она. – Почему она так волнуется?! Она со свидания, что ли?

Ажитация дамы явно ей не нравилась. Почему-то с Верховской ей очень захотелось грубить, но, конечно, она себе этого не позволила.

Она, улыбаясь, смотрела на даму – и той, наконец, пришлось улыбнуться ей в ответ.​​ 

Верховская была хорошо одета, выглядела лет на десять моложе​​ (то есть с виду не под пятьдесят, а под сорок), но по ее волнению Варя поняла, что та в панике.​​ 

- Да что случилось? – примирительно наугад брякнула Варя. – Я поговорю с «Ангелом» - и всё уладится.

На самом деле, Варя совсем не верила, что так уж легко всё «уладится».

- То есть как это «что»! – взвилась Верховская.​​ 

Чем больше ярилась собеседница, тем Варя становилась спокойнее. Все знали, что Верхушка» способна завестись ни с чего.

-​​ Она не понимает, что уже наговорила мне гадостей! – подумала​​ Варя.​​ – Чего она так ярится?! Когда злится, особенно ясно, что для ее возраста​​ она сохранилась​​ прекрасно. В красоте она еще посоревнуется со мной.​​ ​​ Это кто же ее этак идеально законсервировал?

Варя не растерялась:

-​​ Степанида Афанасьевна! Уверяю вас! Ничего не случилось.​​ 

И она смело соврала:

- Мы буквально вчера говорили с ней о вас. Я пришла к Светочке… кстати, вы видели ее прекрасную внучку?!

Почему Варя так разолгалась?!​​ Гениальная мысль помирить​​ своих знакомых постарше​​ сверкнула в ее голове: надо​​ соврать так, чтоб​​ конфликт​​ сошёл на «нет»!

 

Верховская опешила. Она ведь верила в свои чары – и Варя подтвердила эту высокую веру.​​ 

- Все же она не​​ идиотка, эта хваленая Варя! – подумала​​ Степанида Афанасьевна. –​​ Даже если врёт, то врёт неплохо.

Она, конечно,​​ не высказала того, что думала, дорожа отношениями с молодой женщиной.​​ 

-​​ Дура я, что ли, - думала Варя, -​​ сказать ей:​​ «Вы ведете себя вызывающе!». Зачем это Позднышеву такая конфронтация дам?​​ Сколько бы врагов я нажила!​​ Нет, моя миссия должна быть миротворческой.

Самой Варе Анна Ангелиновна​​ не раз​​ грубо​​ говорила о Верховской​​ (- Понимаете, Варенька, эта Верховская -  ​​​​ легкомысленный человек, она разучилась​​ 

работать!), но, поскольку​​ та оставалась незнакомой​​ тенью, Варя пропускала это мимо ушей.

Но вот тень воплотилась – и Варя твёрдо решила ее умиротворить.

 

Верховская обмякла, словно бы разом устав в непосильной битве с великаном.

Варя​​ это заметила – и еще раз​​ подсластила пилюлю:

-​​ Ничего страшного,​​ Степанида Афанасьевна,​​ ничего страшного!

- Как это «ничего страшного», если она​​ не только мне, но и другой​​ нашей сотруднице так прямо и сказала, что я – дура.​​ ​​ Мол, Лермонтов про меня написал:

.

Прекрасна, как ангел небесный,

Как демон, коварна и зла.

.

-​​ Она пошутила! На неё находит, мы все это знаем, но она же первая потом извиняется.​​ 

- Извиняется?! – не поверила своим ушам Верховская. – А я вам говорю! Вы сделайте вид, что ничего не было, - и​​ она​​ сделает то же,​​ - примирительно сказала Варя. – Она же «Ангел».

Варя​​ понимала, что лжёт, - и это толкнуло ее солгать еще больше:

- Я уверена, это недоразумение. Я​​ уже говорила​​ с нашим «Ангелом»! Всё уладится.​​ 

Верховская​​ обомлела, но ничего не сказала.​​ 

- Она – не дура!! – подумала Верховская.

Еще немного поговорили – и на этом​​ Варя​​ простилась с дамой со связями. ​​ Варя про себя решила просить «Ангела» не ссориться с этой задиристой дамой.​​ Она почему-то забыла, что только что наврала с три короба.

- И, знаете, о чем еще я вас попрошу, - сказала Варя, - принесите завтра вашу милую собачку в музей. Я видела, как вы с ней ходите по ДЛТ. Это выглядит очень мило.​​ 

- Хорошо, - ответила Верховская.​​ 

 

Варя поскакала к Анне Ангелиновне и провела и с ней разъяснительную работу.​​ 

Сначала она сказала прямо:

- Не говорите больше грубо с Верховской! Это против нас всех.

- Это же производственный конфликт. Кто о нем узнает?

- Меня послал сам Позднышев уладить этот конфликт! Она уже ему пожаловалась. Зачем вам ссориться с ДЛТ, ангел вы наш?!

- Ну, и змеюга же в моем отделе! Она уже всем растрезвонила.

Подумав, Переверзева на самом деле решила больше не ссориться со своей сотрудницей, а держать с ней отношения на дипломатическом уровне, не ниже.​​ Она навела справки и узнала, что Позднышеву сорок четыре года, у него жена и сын недавно кончил школу.​​ 

- И он давно уже в ДЛТ товароведом! – подумала она. – На самом деле, ссориться ним не стоит.

Но факт, что Позднышев доверил столь сложную дипломатическую миссию Варе, ее поразил.

- Кажется, простая швея, но знакомства-то какие! – рассудила она. - И в Москву всё катается.

 

* * *

 

Влад вышел на станции метро «Комсомольская» и долго бродил по всем​​ трём​​ вокзалам. Потом пошёл в центр, но не прямо по Новокировскому проспекту, а через Орликов переулок, через Мясницкую, Чистые пруды. Потом Никольская, потом Красная площадь. Он так полюбил этот путь! ​​ Такое счастье любить тёщу, маму, жену, поэзию, свой институт!​​ 

- Неужели это счастье уйдёт? - с тревогой думал Влад. - Мне всего двадцать восемь. У меня всё хорошо. В литературе принято думать, что всё проходит, - но правда ли это?​​ 

Его детство было в коммунальной толпе – и семейная жизнь в отдельной квартире казалась ему раем. На этот момент его жизни.​​ 

 

* * *

 

- Сережа, а как твой француз? Он тебе звонит? – спросила​​ Надежда Николаевна.

- Надя,​​ его звать​​ Франсуа​​ Моро.​​ Невероятный человек:​​ ему чуть​​ не семьдесят,​​ - а он носится по всему миру.​​ Прошло всего полгода. Мы бы не встретились, не будь оба членами компартии.​​ Он мне звонил в отдел еще десять лет назад - и тогда я отвечал из вежливости. Тогда в​​ 1938 году любой голос «оттуда» удивлял уже тем, что он был.​​ 

- Союз-то он любит?

- Уважает. После​​ нашей победы​​ в Сталинградской битве.​​ Я, что, ему скажу: «Мой​​ статус хранителя Эрмитажа был неизмеримо выше​​ твоего​​ статуса обычного​​ любителя»?

- Ты знаешь, - рассеянно сказал он, - я никак не могу понять, почему меня не увлекло французское искусство. Пикассо мне откровенно неприятен. Это для меня и есть «дегенеративное» искусство, проклятое Гитлером. ​​ 

- Мне Пикассо тоже не нравится, - призналась​​ Надежда Николаевна.

- По сути, он дилетант,​​ этот Моро,​​ но его вопросы очень интересны.​​ Бывает, по какому-нибудь поводу мы созваниваемся не один раз. И тогда​​ получается текст!​​ Я что-то выписываю и ищу со своей стороны, он ищет в своих источниках.​​ 

- Простой преподаватель?​​ 

- Да.​​ 

- Просто чудеса.​​ 

- Конечно, его больше волнуют не геммы, а общие вопросы античности, - сказал Варенцов.​​ -​​ Признался, что пишет книгу.​​ 

 

В этот день​​ Моро исполнилось шестьдесят восемь, но он, как обычно, провел день​​ в​​ чтении лекции​​ и​​ в​​ ученых​​ занятиях. ​​ После лицея​​ побродил по Парижу и засел в библиотеке.

Он ​​ прочел:

«Сны не имеют божественной природы; они происходят от проникновения в человека образов.

А что это такое – образ?

Есть очертания, оттиски, отпечатки, что истекают из атомов; их-то и называют «образами».  ​​​​ Возникновение образов происходит со скоростью мысли.​​ 

Впечатления человека возникают именно из этих образов.  ​​​​ 

Боги непрерывно излучают образы; эти образы делают их антропоморфными».

Как функционер компартии совсем не высшего звена, Моро привлекался не сказать, что по желанию, но редко. Не неся большой нагрузки, он не получал зарплаты. Другое дело – поездки за рубеж: тогда его привлекали и как переводчика, и как знатока культур и культурных связей.

* * *

 

После сдачи диплома Леня получил в Эрмитаже – конечно, не без участия отца – полную ставку младшего научного сотрудника.

* * *

 

- Ничего себе! - удивился Лёня. - Новый диван.​​ 

Он уже не удивлялся обновам, понимая, что жена зарабатывает куда больше, чем он.​​ 

Конечно, он слышал о Позднышеве, он даже видел его, когда тот однажды закатился к ним в гости на день рождения Вари,​​ -​​ но старался не соваться в знакомства Вари, боясь в них запутаться.​​ 

- Это её знакомый из ДЛТ, - догадался он.​​ – Зачем мне соваться в их отношения?​​ 

-​​ Ну, Лёнечка, диван как диван, - сказала Варя. -​​ Уже поздно.​​ Ты будешь сырники?​​ 

- Можно. Не надо таких твёрдых, как прошлый раз.​​ 

- Хорошо. Я положу поменьше муки.​​ 

Варя и Леонид немножко отметили полную ставку в Эрмитаже​​ – конечно, на деньги Вари.​​ Заработки Вари ставили ее выше критики, хоть​​ Надежде Николаевне решительно не нравилась ее свобода.

* * *

 

Витя в отличие от Светы проявил себя приятным ребенком: он спал ночами, он не любил кричать.​​ Когда Поля спала и забывала его покормить, он спокойно, философски дожидался, пока​​ с рынка придет бабушка и покормит.​​ 

Проснувшись, он радостно улыбался!

* * *

 

- Кто я, по-твоему? – спросила Варя. - Какой литературный тип?​​ 

- Ариадна, - выпалил Влад.​​ 

Он пришел к Варенцовым в гости и весь светился от радости: так его зажгло рождение сына.​​ 

- Кто это такая?! – удивилась Варя.

- Не читала Чехова! - шутливо укорил Влад. – А хочешь, я тебе прочитаю? Тут же есть Чехов.

Он выхватил с полки том, порылся и прочел: «За обедом она съедала суп, лангуста, рыбу, мясо, спаржу, дичь, и потом, когда ложилась, я подавал ей в постель чего-нибудь, например, ростбифа, и она съедала его с печальным, озабоченным выражением, а проснувшись ночью, кушала яблоки и апельсины».

- Это очень жестоко, Влад, - обиделась Варя.

- Да ну тебя! – отмахнулся он.​​ - Я же пошутил! Как же ты не понимаешь! ​​ 

Варе казалось, что она любила Чехова и читала многие из его рассказов.​​ 

- Как же он мог такое написать? – подумала она. – Да он совсем не любит женщин.​​ 

* * *

 

Стих Полины:

 

Ты входишь в храм – и икона

Зовет своим солнечным блеском.

И сразу душа замирает,

И сразу в мире ей тесно.

 

Идешь - и волшебно, и странно

Сияние это тревожит, -

Но душу оно утешает,

А наши печали не множит.

 

И кажется столь же желанным

Сиянью сему поклониться,

Как вымолвить нежное слово

Иль Пушкина вспомнить страницу.​​ 

 

Так где же, скажи мне, та радость,

Что в счастье вела нас украдкой?

Она обернулась печалью,

Житейской, пустой лихорадкой…

 

Чего мы искали, скажи мне.

Вот счастье! Оно перед нами.

Оно в этом красочном гимне.

Не выразить счастье словами.

 

Влад был в восторге, когда прочел это стихотворение.

- Полиночка, как хорошо! Я тебя поздравляю.

Самой Поле Аксаковой не нравились такие стихи: настолько они не подходили эпохе. Она изредка заходила в церкви, как в музеи, ей нравились иконы, но ни о какой религиозности не могло быть и речи.​​ 

Поля сама не осознавала, что церковь неподалёку, в которую она иногда заходила, оставила в ее душе след.​​ 

 

Вскоре в блужданиях по Москве Влад оказался на Варварке. Он вспомнил стихи жены и улыбнулся.

- Она талантливей меня, - подумал он.

И тут он вспомнил строчки другого поэта!​​ 

 

Глухая пора листопада,

Последних гусей косяки.

Расстраиваться не надо:

У страха глаза велики.

Пусть ветер, рябину занянчив,

Пугает ее перед сном.

Порядок творенья обманчив,

Как сказка с хорошим концом.

 

- ​​ Пастернак! – подумал он. – Боже мой, как хорошо! Но осень прошла! Почему я вспомнил эти строчки?

После строчек Пастернака строчки его жены потускнели.

 

* * *

 

Оказавшись в Питере,​​ Влад попросился к Наде в ванну.​​ Он не просил интимности! Только помыться!​​ Она отказала. Пришлось идти в баню.​​ Именно она диктовала отношения! «Секса? Пожалуй. Но без фамильярности». Она как раз боялась навязчивых людей. Если б Влад еще раз попросился в ее ванну, она бы просто его изгнала – уже навсегда. Конечно, порой можно побыть под мужчиной, но ненадолго. ​​ 

Она была занята преподаванием французского языка в спецшколе, у нее были какие-то проблемы – и всё как-то было не до мужчин.​​ 

 

Но Влад был разочарован! Ему даже показалось, что его использовали. Так обидно, когда тебе не подчиняются! Они бы просто поговорили! Он бы рассказал​​ о своем сыне.​​ Прежде всего, хотелось чего-то романтичного, но и ванна не помешала б!

 

В своей коммуналке он чувствовал себя чужим, зато так хорошо было рядом с мамой. Она, как культурный работник, достала ему билеты на «Лебединое озеро».​​ 

Ванна, напомним, была далеко не в каждой коммуналке.

* * *

 

Будь мудрецом!

Мудрец, по Эпикуру, не сочиняет поэмы, но творчески их создает самой своею жизнью.  ​​​​ 

Он сам - прекрасная художественная поэма.​​ 

И в этой поэме не может не быть прекрасной, идеальной формы.​​ 

 

* * *

 

- Лёня, мне не нравится, как вы живёте.

- Почему, мама?

- Варя живет, как хочет. Я понимаю, вы не можете иметь детей… ​​​​ 

- Мама, прекратим этот разговор.

Они смотрели друг на друга и улыбались: они не хотели ссориться.​​ 

- Уж очень много у нее свободы!

- Мама! – внушительно ответил он. – Пусть птицы летают, а мы с тобой походим по земле.

- Ну, коли так…, - грустно улыбнулась​​ Надежда Николаевна.

 

* * *

 

Был морозный день, когда Варя, проходя мимо дома, увидела знакомого водопроводчика Петра Сергеича на балконе. Балкон был большой, и курило сразу семь человек. Окурки бросали вниз – и у окна Вари набралась уже приличная кучка.

- Гости! – догадалась Варя.​​ 

Она не страдала от курения соседей, но про жалобы на Иванниковых слышала не раз. Те всемером выходили на балкон и дружно курили. Понятно, что некурящим жителям приходилось закрывать окна.​​ 

Она услышала анекдот, громогласно рассказанный​​ Петром​​ Сергеичем:

- Знаете, как у нас в Тамбовской области? Корова пернула – и​​ рога​​ отвалились.​​ 

Пьяные гости дружно загоготали.

Сердце Вари неприятно сжалось.

- Такие люди, - подумала она.

.

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:​​ 

 

Структура бытия  ​​​​ соизмерима с человеком. ​​ Так в  ​​​​ физике и космологии  ​​​​ стоиков и эпикурейцев. ​​ Учение о физических логосах, истекающих из мирового первоогня, или учение об огненных атомах души есть как раз блестящие примеры такой имманентистской интерпретации действительного бытия.​​ 

Римское чувство также отождествляет рассудочность и естественность в одной живой, очень энергичной, очень актуальной и даже аффективной наплывающей действительности, которая, однако, и по смыслу, и по бытию своему есть только рассудок.​​ 

 

* * *

 

В 1948 году началось строительство​​ Министерства иностранных дел, одной​​ из семи «сталинских высоток».​​ Теперь окна Вали Самохиной выходили на забор, за которым шла кипучая стройка.​​ Работа к вечеру затихала – и жизнь в коммуналке становилась сносной.

Роман Вали (ей 25) и Эдуарда Микешина (ему 32) длился уже семь лет. Оформить эти отношения законным браком хотели и Валя, и родители Эдуарда, но ему нравилась именно неопределенность отношений.

После окончания МГУ Валентина стала сотрудницей ГМИИ. В МГУ​​ она писал диплом по​​ изобразительному​​ искусству​​ Италии эпохи Возрождения. Она​​ была студенткой​​ жены Микешина​​ Анастасии Николаевны.

* * *

 

В конце года Варе позвонил Микешин. Она с волнением взяла трубку.​​ 

- Привет,​​ Варвара Николаевна, - ласково сказал он.​​ 

- Здравствуйте, Николай Степанович.​​ 

Она не могла понять, зачем же он позвонил, - и очень робела. ​​ 

- Я не могу приехать в Питер…, - начал он.​​ 

- У вас всё хорошо, Николай Степанович? - решилась спросить Варя. – Вас год не было в Ленинграде.​​ 

- Да, были проблемы, - признался Микешин. – Вы защитили диплом?

- Да. ​​ 

- Варя! Я думал о вас – и, кажется, я могу вам такое предложить, что вам понравится. Я вам предлагаю сниматься в кино.​​ 

- Я?! В кино?? – изумилась Варя.

- Конечно, не в главных ролях, а в массовках. На Ленфильме. Я вас уже порекомендовал.​​ 

- Варя! –​​ добавил​​ Микешин торжественно. - Я думаю, это ваше призвание.​​ 

Николай Степанович​​ сообщил, куда надо прийти.​​ 

Варя обещала сходить на Ленфильм, но этот разговор ее необычайно озадачил.​​ 

 

Варя боялась Микешина, потому что чувствовала себя беззащитным перед ним. ​​ Кажется, позови он на край света – и она всё бы бросила и поехала.

Ей очень не нравились такие ее мысли.

Ей чудилось, что у него есть любовница, что она очень его любит. Эта любовница не смеет ему признаться, что только в близости он ей нравится. ​​ Ей чудилось, у него есть деньги, есть что-то необычайное и в жизни, и в характере. Он и манил, и пугал.​​ 

Варя уже простила ему откровения о проститутках, но все же ей было неприятно.​​ 

Но при этом она хотела его видеть.​​ 

Микешин понимал, что лучший способ помочь Варе – это вытащить её из её жалкого быта.​​ 

- Наверняка, она еще что-то может, кроме как обстирывать своих мужиков и что-то там шить! – думал он. – Надо открыть ей горизонт. Бросить ее в воду – и она, возможно, поплывёт, а не утонет. Она в хорошей семье, но всё равно они ей не помогут раскрыться. Сама Варя – на вечном распутье. Я попробую ее подтолкнуть – и, возможна, она найдёт себя.​​ 

 

* * *

* * *

 

Год​​ 1949

 

* * *

* * *

 

В новогоднюю ночь на Морской (Варя сдала свою квартиру на Новый год за повышенную плату) Варя и​​ Лёня​​ ночевали в комнате​​ Лёни.​​ 

- Во время блокады я много думала о тебе, - сказала Варя. - Больше, чем о папе и маме. Ты почему-то представлялся мне то в каком-то ореоле, то убитым. Это было страшно. Мы знали, что ты был в пехоте, мы очень боялись за тебя.​​ 

- Кто это​​ «мы»? – поинтересовался Лёня.

- И я, и твои родители. Тогда мы много общались. Особенно я с твоим отцом. Мы были настоящие друзья. ​​ Я всю блокаду была в раже, в угаре – и твой папа хорошо меня заземлял, приводил в чувство. Даже не помню, что со мной было. А ты как?​​ 

- Фронт - это была тяжёлая работа. Бои не так часто, а вот работа - каждый день. А бой - это тоже раж, тоже угар. Надо себя накрутить. Иначе страх не даст сдвинуться с места. Что я не могу забыть, так это обыденность смерти: если и останешься живой, то только чудом.​​ 

 

Речь зашла и о Переверзевых.

- Что ты скажешь о твоём дедушке?​​ 

Леонида было трудно разговорить, из него приходилось всё вытягивать. Смерть дедушки потрясла Лёню, но он не сказал об этом Варе!

- Варя, я испугался первый раз в жизни. Что-то бесчеловечное в его жизни. Власть первый раз в моей жизни против меня. Неужели всякая власть ужасна? Неужели государству так важно раздавить кого-то из своих граждан? Я не верю в его вину.​​ 

- Жертва гражданской войны, - сказала Варя.​​ 

- Я не могу его забыть, Варька! Я его вспомню – и мне больно.

 

- Я вижу у тебя самоучитель французского, - сказал Леонид, желая уйти от больной темы.​​ 

- Лёник, это не случайно. Надеюсь продвинуться в этом языке.

В разговоре с мужем Варя почему-то не упоминала Микешина.​​ Конечно, ни о каком приглашении сниматься она не заикнулась: она не верила, что это возможно.​​ 

 

* * *

 

1 января

 

В Киеве выпущен первый советский серийный бытовой магнитофон​​ «Днепр».

 

Прекращены военные действия в Кашмире между Индией и Пакистаном.

 

Лидер партии Гоминьдан Чан Кайши предложил начать переговоры с Коммунистической партией Китая.

 

* * *

 

Моро прислал Варенцову письмо:

 

О стоиках мне пришлось читать лекцию. Спросили про искусство. И какие там еще могут быть искусства, когда человеческая личность запуталась сама в себе, и ей теперь уже не до красоты и не до искусства! ​​ Красота и искусство у более поздних стоиков структурно те же, что и в древнем стоицизме, но вся эстетическая и художественная область у поздних стоиков подчинена морали. ​​ Науки, искусства и ремесла могут быть полезными в практической жизни человека, искусство тоже может быть полезным. Для них важен постулат: запомни раз навсегда: дело вовсе не в красивых статуях, а в красивой человеческой личности.  ​​ ​​​​ 

Красивое в искусстве?! Дело вовсе не в прекрасной постройке, осуществленной искусным архитектором, а в том, что сам-то ты должен быть прекрасным домом добродетели, сам ты должен уметь построить свою моральную жизнь в виде красивейшего и искуснейше продуманного архитектурного строения.​​ 

* * *

 

10 января - в Ленинграде открылась Всероссийская оптовая ярмарка. Проходила до 20 января.

 

* * *

 

- Как ты себя чувствуешь, Олежек?

Кате показалось, что муж простудился.​​ И ей, и родителям Кати он казался школьником, так и не сумевшим повзрослеть.​​ 

- Хорошо. Спасибо.​​ 

Катя не могла понять, почему Олег ни в чем не уверен.​​ -​​ Конечно, самоуверенность – это плохо, - но и эта мнительность мешает жить, - думала она.​​ 

- Я не знаю, что будет со мной, - признался он.

- Так и что? – ответила Катя. – Все равно ты не пропадешь: ты же – со мной. Как-нибудь всё уладится.​​ 

Я знаю: тебя мучает, что нет успехов в математике, - но надо отказаться от высокой планки. Всё равно у тебя будет интересная жизнь. Не бойся! Не пропадешь.

- Спасибо, - улыбнулся Олег.

Как его поражала жена! В его глазах она была светилом, непререкаемым авторитетом – и вот работала в обычной школе, и радовалась этому!​​ 

* * *

 

18 января - в Москве представителями правительств СССР, Румынской Народной Республики, Венгрии, Болгарии, Польши и Чехословакии подписан Протокол о создании Совета экономической взаимопомощи (СЭВ).

 

* * *

 

Вечером, когда уже пропустили по рюмочке, Анна​​ Ангелиновна разговорилась с мужем.​​ 

- Самая хорошая в тебе черта: ты поддаешься воспитанию. А вот с первым мужем этого не получилось: сколько я с ним ни билась, а цивилизовать не смогла. И вот он просто исчез. Я не искала его через милицию.​​ 

- ​​ Ангел мой! Я вот так исчез из моей деревни, хоть было страшно, - ответил​​ Степан Васильевич. - Меня усыновила война! Без нее меня не взяли бы на Балтийский завод с моими деревенскими документами. Потом я встретил тебя. Видишь, мне повезло, а моему дяде нет.​​ 

- Как нам повезло с обменом! – воскликнула  ​​​​ Переверзева.

- Не говори, Анька, не говори! Мы с тобой живем, как люди. ​​ Мы с тобой счастливые.

Под счастьем они разумели, прежде всего, их переезд.

Он звал жену то​​ «ангел», то​​ «Анька».

* * *

 

-​​ Я так часто видел твоего отца,​​ – спросил Леонид жену,​​ -​​ но так не знаю, почему у твоего отца польская фамилия? Наверно, когда-то их семья приехала из Польши?​​ 

- Папа мне не рассказывал, - ответила Варя.​​ 

-​​ Какие-то польские земли в ходе войны стали белорусскими! Может, там твои родители и встретились?

- Не знаю, Лёнечка.​​ Между собой родители говорили очень мало. Куда меньше, чем твои. Мама всегда по хозяйству, папа всегда по науке. ​​ Мама требовала, чтобы папа со мной занимался, - и папа меня учил.​​ Когда он не учил, мама учила​​ шить на машинке.​​ Однажды отец рассказал, что для древних звезды были живыми существами – и это меня поразило.​​ 

- Я тоже всегда поражался: какие разные у тебя родители! Из разных миров.​​ 

- Семья держалась на маме, - сказала Варя. – Папа был гуляка. Серьезный ученый и гуляка сразу. Это сочетание меня очень удивляло в детстве.​​ Мама часто на него сторожилось – и он никогда не обижался. Я его ни разу не видела плачущим. Пьяненьким – часто. Что-то в жизни его очень оскорбляло – и он примирялся с этим только по пьянке.​​ Когда мама не работала в ночную смену, они возились в своём углу – и я не знала, что об этом думать.​​ 

- Я всегда так тебя жалел! С детства.

- Почему?​​ 

- Варя, да какая это жизнь: втроём в комнате.​​ 

- Всё-таки в квартире, Лёня!

- Хорошо: в квартире.​​ Как-то прихожу к тебе – и в окне вижу ноги прохожих. Мне стало страшно. Все-таки ненормально жить в подвале,​​ но я​​ не могу​​ ничем​​ тебе​​ помочь. ​​ 

И он постарался изменить тему:

- А много гуляк в твоей компании в ДЛТ?​​ 

-​​ С чего ты взял, что там «гуляки»?​​ Там очень разные люди – и я многих не знаю. Без этой компании мне было бы трудно жить:​​ яведь завишу от тканей,от их качества. Предложенная мною ткань еще не подвела ни разу, а ведь часто ее советует Позднышев.

И она спросила прямо:

-​​ Что тут сказать? Мне с тобой повезло, - сказал философски Лёня.

 

Леонид решил изменить тему:

- А что твой Микешин?

На такой прямой вопрос Варя уже не могла не ответить:

- Он попросил меня сходить на Ленфильм: он почему-то уверен, что там мне дадут работу в массовках.

- И ты пойдешь?

- Конечно, Лёник, я пойду. Кто знает, может, мне повезет.

Почему-то​​ рядом​​ с мужем Варе было неприятно даже упоминание Микешина.

- Так ты будешь сниматься в кино! – воскликнул Лёня. – Мощно!​​ 

Хоть Варя не была актрисой, но ее муж считал, что она – талантливая актриса. Ему хотелось так думать. Лёня разом изменил мнение о Микешине на самое высокое. Восторг мужа (Варя боялась его ревности) заставил и Варю подумать о Микешине тепло.

- Он – хороший друг, - неожиданно подумала Варя.​​ – И муж – тоже хороший друг.

* * *

 

20 января​​ 1949 года​​ - Гарри Трумэн вступил в должность президента США на новый срок и провозгласил программу​​ «технической помощи»​​ развивающимся странам.

 

* * *

 

Позвонил Моро​​ уже из Парижа.​​ 

- Серёжа, мне был нагоняй: я, когда был в Питере,​​ без спроса ушёл из гостиницы - и главе делегации сообщили, что я был в Эрмитаже.​​ 

- Привет, Жан! Меня тоже отчитали: мол, кто-то​​ у тебя был. Но директор всё спустил на тормоза: замяли.

Оба посмеялись.

​​ 

Хитроумный​​ Франсуа​​ в Эрмитаже не стал звонить Варенцову, а​​ купил билет​​ -​​ и прошёл в Эрмитаж по билету.​​ Сопровождавший его сотрудник секретной службы КГБ дошел вслед за ним до двери отдела Сергея Никифоровича, но в сам отдел все же зайти не решился. Он полчаса следил за дверью, а потом следил за​​ Франсуа, пока тот не вошел в «Асторию». Только тогда он доложил куда надо, что «объект» на своем месте: в гостинице.​​ 

 

* * *

.

У​​ Полины не было никого, кроме её семьи. Она бы ужаснулась, узнай она о похождениях​​ мужа.​​ Я, как автор, тоже не стараюсь устраивать слежку за своим персонажем.​​ Свои похождения она почему-то не замечала, а вот к мужу внимательно присматривалась. Ничего подозрительного не было: наоборот, Влад представал идеальным отцом.​​ 

С рождением Вити она целиком ушла в семью. ​​ Полина изменила Владу только раз: по глупости, по пьянке, как она решила для себя, - и это её напугало! Она сделала то, чего не хотела, что погрузило её в сомнения и тревогу. Нет! Её выбор свершился: семья, только она. ​​ 

И​​ Мария Семеновна​​ очень радовалась: рождение сына сгладило в семье все острые углы, общее проживание обрело​​ становилось приятным, причем эта приятность уже была настоящей. Ей стало легче и с дочкой, и с её мужем. ​​ Конечно, она ушла с работы​​ (ей уже было шестьдесят четыре: она давно была пенсионеркой)​​ - и теперь все жили на небольшие доходы всех троих.​​ 

По временам она чувствовала себя неважно, но этому не придавали значения.

 

С рождением сына Владу стало легче дышать. Этого не было, но он так чувствовал.​​ Вот они​​ – все трое, а рядом Витенька -​​ сидели рядом и беспричинно улыбались друг другу. И это было так хорошо!​​ Раньше такого не получалось.​​ 

 

Было и новое в отношениях супругов. Теперь, когда с женой надо было поговорить, чтоб наладить отношения, Влад начинал разговор о Пушкине – и, странно, диалог супругов всегда налаживался.

- Представь, мать Гончаровой потребовала, чтоб он дал ей приданое!

- Владик, так было принято!

- Он вынужден был занять денег, чтоб отдавать этот долг в браке.​​ 

- Как ты думаешь,​​ - спросила Поля, -​​ это был счастливый брак?

- Конечно, - не задумываясь, отвечал Влад. – У них же было много детей.

Поля несколько оторопела, но промолчала.

* * *

 

На Ленфильме с Варей обстоятельно поговорили, чего  ​​​​ она никак не ожидала. ​​ На собеседовании​​ она очень боялась, что ее спросят, а кто же стоит за ней, кто​​ ​​  ​​​​ порекомендовал ей​​ прийти​​ на киностудию, - но ее никто не спросил. Все только ей улыбались.​​ 

У нее взяли телефон и пообещали позвонить.​​ 

.

Варю позвали в массовку на Ленфильм!​​ Три дня беготни, но ей понравилось! Толпу и Варю гоняли с места на место, но обед все же случался, а главное, было общее воодушевление, словно б делали важное дело. ​​ Варя бегала вместе со всеми, кого-то изображала. Куда-то шла, где-то отсиживалась – и это было интересно. ​​ 

Получилась хорошая альтернатива шапочным знакомствам с постояльцами в ее квартире и смутной компании вокруг магазина ДЛТ. Она решила держаться за эту работу.​​ Ее надежды на помощь Микешина выросли! Как же он на самом-то деле сумел угадать, что съёмки Варе понравятся? Как же он знал, если она и не знала, и мечтать не могла?

 

Весть, что Варя снялась в фильме, произвела большее впечатление, чем она думала. Она не понимала, что ее статус домашней хозяйки не очень высок при ее любви путешествовать. И что же дальше?! Долго так скакать по жизни всё равно не получится.​​ 

Её озадачила простая мысль: а как же Микешин мог догадаться, что съёмки ей понравятся?

 

* * *

 

Меж тем дело врачей раскручивалось и затрагивало многих знакомых Микешина. Он один из немногих знал, что страну лихорадило, что на самом верху творилось что-то опасное.​​ 

 

Он позвонил Варе, договорился о ночевке в ее квартире, а по приезде в Питер состоялся серьезный разговор.

- Когда-то тебе придется решить, что же ты такое. Если ты готова сниматься в массовках, читать стихи со сцены, то у тебя будет другая жизнь. Но тебе надо решиться в нее войти.

- Но с чего вы взяли, что я смогу читать стихи со сцены? Я же этого никогда не делала.​​ 

- Все начинают с таких мыслей, все. Я вижу, что ты выразительная.​​ Попробуй! Сейчас я найду тебе три концерта в Домах отдыха. Там будут читать и профессионалы, но ты не бойся.​​ 

* * *

 

31 января - Народно-Освободительная Армия Китая без боя вступила в Пекин.

 

* * *

 

В Эрмитаже не осталось без внимания, что Сергей Никифорович побывал в больнице. Местный комитет предоставил ему путевку в санаторий Луги на неделю.

Дмитриев​​ Сергей Валентинович​​ работал в Луге по созданию военного полигона. Он бывал в Эрмитаже в отделе Сергей Никифоровича, но в этот раз они не пересеклись, хоть и были недалеко друг от друга.​​ 

 

К Дмитриеву​​ в Лугу​​ приезжал его друг Олег. Если б они знали, что Варенцов рядом, они бы его навестили.​​ 

 

Отец тенора Иван Арсентьевич​​ уже с утра жарко натапливал печку.​​ В родном доме ему стало холодно.​​ 

Прежде хватало с пяток полешков, а теперь надо было ​​ двадцать.

 

* * *

 

15 февраля - Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление​​ «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарища Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.». Кузнецов, Родионов и Попков сняты со своих постов и получили другие назначения. Начало Ленинградского дела.

 

* * *

 

Принятое в феврале 1949 года​​ постановление Совета Министров СССР «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих»​​ положило начало развитию коллективного и приусадебного садоводства. При этом индивидуальное дачное строительство было запрещено, для строительства дачи необходимо было вступить в садоводческое товарищество или дачный кооператив.

Это была настоящая революция в повседневной жизни граждан Советского Союза.

 

* * *

 

- Я тебе прочту мысль Аристотеля,​​ - сказала​​ Вера Семеновна, -​​ а ты ее оцени.

Кудрявцев улыбнулся. Было воскресенье – и ему хотелось расслабиться.

- Ну, давай, - примирительно сказал он.

- «Искусство обязательно должно содержать в себе ту или иную степень созерцательного блаженства, ту или иную степень божественности».

- Вера, я не против.

Вера Семеновна повторила эксперимент:

- А эта мысль​​ Аристотеля? «Прекрасное - то, что, будучи желательно само ради себя, заслуживает еще похвалы или что, будучи благом, приятно потому, что оно благо».

- Что ж, Верочка, это приятно для души. Дама ты возвышенная, приятная – и я в тебе это ценю.

Они сели пить чай.

* * *

 

Из лекции профессора Алексея Федоровича Лосева в Московском государственном педагогическом институте:

 

У поздних стоиков появляется острый интерес к интимным религиозным переживаниям. Дело доходит до того, что эти наивные мудрецы начинают жаждать какого-то искупления свыше, какого-то спасения от мучительных противоречий жизни, которое даст им божество ввиду их слезных молений.​​ 

Все кругом только зло, все кругом только буря мучительных и неодолимых противоречий, все кругом - ничтожно, несчастно, бессильно.​​ 

Человеку остается только быть покорным судьбе и молиться о даровании какого-то чудотворного спасения, об искуплении несчастного человеческого существа.​​ 

При этом космос со своим Логосом, конечно, остается на месте: объективная красота мироздания, конечно, остается такой же, как она была у древних стоиков.​​ 

Что изменилось? Теперь на эту космическую красоту стало некогда даже и взирать.​​ 

Какая уж там красота космоса, когда человеку буквально некуда деться ни внутри себя, ни вне себя!​​ 

 

* * *

 

Светлана Юрьевна Кохашинская после ДЛТ зашла в салон красоты за новой модной прической. Варю она красивой не считала, а вот в свою красоту верила свято. Ей казалось, что она с харизмой: с нимбом обожания и притягательности. У нее получалось любить себя.​​ 

И на самом деле, она была старше Вари на три года, а в столь бурную эпоху это значило много.

Мужчины? Но пока что она не встречала такого, чтоб полюбить. Был уже и кой-какой роман, но не оставил следа. После разрыва – ни обид, ни слез.​​ 

Прошло шесть лет со смерти ее отца. Она каждый миг помнила о нем: так сердечны были их отношения.​​ 

* * *

 

21 февраля

Албания принята в Совет экономической взаимопомощи.

 

В Венгрии буржуазные Демократическая и Радикальная партии объединились в Венгерскую радикальную партию и вступили в Народный фронт.

 

В Челябинской области в результате массового сброса комбинатом​​ «Маяк»​​ в реку Теча высокоактивных жидких радиоактивных отходов облучению подверглись около 124 тысяч человек.

 

* * *

 

Варя​​ опять пришла к​​ Кохашинской​​ – и та показывала ей свои новые работы.

Эти пейзажи Ленинграда показались Варе пустоватыми – и​​ все же она их похвалила.

Она​​ опять​​ решилась спросить:

- А как же ты попала в Союз Художников?

- Почему ты так спрашиваешь?

- Я хочу стать актрисой. А у тебя как было? Ты тоже захотела и получилось?

- Нет! Меня папа за ручку ввел в искусство. По моим работам, а может, и из уважения к отцу, меня взяли в​​ ЛССХ. Это​​ Ленинградский Союз советских художников. Его так назвали в​​ 1943​​ году, в блокаду.​​ 

Меня взяли, в​​ основном, за блокадные рисунки.​​ 

Светлана Юрьевна​​ была на три года старше​​ Варе, но ей почему-то казалось, что старше лет на десять, если не на всю жизнь. Боясь потерять подругу, она не выказывала этого, но она преувеличивала легкомыслие Вари.

- Покажи, - попросила Варя.

Они вошли во вторую комнату, служившею мастерской, художник вынула огромную папку из-под кровати (на этой кровати умирал отец – и потому​​ Светлана Юрьевна​​ не могла ее выбросить), развязала тесемки папки, стала показывать – и эти работы Варе очень понравились: в них она узнала себя! Таким она видела Ленинград в блокаду, когда вся в слезах по нему бродила в сорок втором и в сорок третьем.

- Что ты молчишь? Скажи что-нибудь автору, - попросила подруга.

- ​​ Мне понравилось, - призналась Варя. – Знаешь, о чем я подумала?​​ Вот встретились мы, а мне кажется, встретились наши отцы.​​ Рисунки твои, а в них – моя жизнь.​​ 

Они сказали так мало, но так​​ много произошло,​​ что​​ ​​ ​​ подруги только и могли, что улыбаться другу. ​​ Огромная тень войны властно вошла в их беседу. ​​ Казалось, их отцы были рядом, где-то в соседней комнате. ​​ 

Вдруг Варя почувствовала, что отец сел рядом и что-то говорит ей.​​ 

- Что ты? - спросила подруга. ​​ - Ничего, ничего, - испуганно стала извиняться Варя.​​ 

- Она взрослее, чем я думала, - сказала себе художница.

 

Они пили чай на кухонке​​ с веселенькими обоями, разбавленными картинами. Они радовались,​​ что они живы, что им хорошо вдвоем.

Светлана Юрьевна жила одна. Бросалось в глаза, как много она заботится о себе.​​ Да и как иначе? Она ценила в себе и красивую женщину, и домовитую хозяйку

- Ухоженная красотка! – подумала Варя.

Но она не завидовала! Ей самой не приходило в голову так много заботится о себе: о своей прическе, о своих ногтях, о своей одежде. ​​ Варя, к примеру, была просто коротко подстрижена, а Светлана Юрьевна явно посещала дорогой салон. Варя тратила на себя по минимуму. Светлана Юрьевна явно бы не заказала своё платье у Вари! Варя даже побаивалась при ней говорить о своём портняжном опыте.

Варя продолжила разговор об отце:

- Я много думала об отце в блокаду, я была уверена, что встречусь с ним. Он умер в конце сорок четвёртого. А твой?​​ 

- Мой раньше: в сорок третьем.​​ 

Она помолчала, словно б не решаясь говорить, но потом продолжила:

- Я работала на заводе. ​​ Я ведь года на три тебя старше. ​​ Подносила какие-то детали. Иногда тяжелые.​​ ​​ Папа был сердечником: нагрузки были ему противопоказаны.​​ 

- И мой – сердечник, - сказала Варя.

- Как же они встретились, наши отцы? И твой был художником?​​ 

- Нет. Мой работал в Эрмитаже. Специалист по голландской живописи. У моего отца был огромный круг знакомств. А как ты узнала о моем существовании?

- А у нас есть общий знакомый: Влад Казанцев, поэт.

Варю эта новость повергла в шок, но она не подала вида. Так этим знакомством она обязана Владу! Вот это да!​​ она была уверена, что их свел магазин ДЛТ.​​ 

 

Светлана Юрьевна вернулась к более важной теме:

- Моему отцу – кстати, Юрию Степановичу, - ты явно понравилась, как и твой отец. Сколько раз вы виделись?

- Только один: на премьере​​ «Калигари». Где-то в конце тридцатых. Там было много приятелей моего папы.

- Опять этот фильм! – сказала Светлана Юрьевна. - Мой отец хотел нас познакомить, но как-то не получилось. Про картину​​ «У окна»​​ он говорил часто: она ему нравилась. ​​ Иначе б он не подарил ее твоему отцу. А нашла я тебя еще и через моих знакомых в ДЛТ. Ребята о тебе высокого мнения: ты умная, гордая, независимая.​​ 

Варя улыбнулась. На самом деле, ей было приятно слышать такие речи: до сих пор она их не слышала.

.

- У Влада родился сын Витя, - вдруг сказала Варя.​​ 

Зачем она это сказала? Причем тут Влад? Но Варя сказала.

- Когда? – спросила Светлана Юрьевна.

Она не поняла логики Вари: Влад-то тут причем?

Она так сильно удивилась, что это слишком заметила и Варя.

- Десятого мая ему будет годик.​​ 

Светлану Юрьевну поразило, что Варя знает больше неё! Неужели он и Варе делал рискованные предложения, как ей?! Вот так​​ «поэт»!​​ 

- Надо же! Я​​ как раз​​ с марта​​ прошлого года​​ с ним не виделась, - сообщила​​ Светлана Юрьевна.​​ 

- Кстати, -​​ она​​ улыбнулась, - Влад довольно точно тебя описал! Поэтому я тебя сразу узнала.​​ 

- Оказывается, вот что произошло: сын! – подумала она. - Почему он это скрыл от меня? Он странный, этот Влад.

Откровения про сына поразили Кохашинскую: Влад оказывал ей недвусмысленные знаки внимания, открыто ухаживал за ней в его наезды в Питер.

Но разве рождение сына - повод прервать общение? Он добивался физической близости, но отстал, когда понял, что усердствует впустую.

Словно почувствовав ее мысли, Варя сказала:

- Влад – большой друг нашей семьи. Рукастый парень. Очень помогает нам с ремонтом.

​​ 

Влад​​ неосторожно общался с женщинами!​​ Делать женщине авансы, а потом вот так запросто исчезнуть? Это просто глупо.​​ В​​ общении с людьми​​ Влад​​ делал много таких промахов – и это портило его репутацию. Это умные Варя и Светлана Юрьевна его отбрили, а ведь иные дамы поддавались его увещаниям.​​ И Варя, и​​ Светлана Юрьевна​​ заплатили Владу рублями, но они, к счастью, не знали Надю, которая заплатила «натурой».

 

- Я ему благодарна: это он оклеил обои, - сказала Светлана Юрьевна, - а вообще, человек он несерьёзный. 

Варя согласилась, но​​ из осторожности​​ не стала развивать тему.​​ 

- Нам тоже помог с обоями, - улыбнулась Варя.

Варя с удивлением узнавала о проделках Влада! По реакции знакомой она догадалась, что, как и с ней, Влад мог и выйти за пределы чисто дружеских отношений.​​ 

- Он не ставит свою Полину ни в грош! - подумала Варя. - А ещё меня в начале войны уговаривал приехать к нему. Но он умеет быть полезным! Да еще и нравится мужикам.​​ 

 

Говорили и о моде. Это напомнило мне, автору, разговор просто приятной дамы и дамы приятной во всех отношениях из​​ «Мертвых душ»​​ Гоголя:

- Да, поздравляю вас: оборок более не носят.

- Как не носят?

- На место их фестончики.

- Ах, это нехорошо, фестончики!

- Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.

- Нехорошо, Софья Ивановна, если всё фестончики.

- Мило, Анна Григорьевна, до невероятности; шьется в два рубчика: широкие проймы и сверху... Но вот, вот когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что... Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало, в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам.

- Ну уж это просто: признаюсь! - сказала дама приятная во всех отношениях, сделавши движенье головою с чувством достоинства.

- Именно, это уж, точно, признаюсь, - отвечала просто приятная дама.

- Уж как вы хотите, я ни за что не стану подражать этому.

* * *

 

Молодые Варенцовы любили говорить о родителях.

- Я тебе говорила, что я ездила в Свердловск и искала его могилу?

- Варя, я забыл. Кажется, ты что-то там нашла. Да это было лет пять назад!​​ 

- Да, это было в 1944 году.​​ 

- Он не в братской могиле. ​​ Я помню.​​ 

- Но я едва нашла его крест. Почему крест, я не понимаю, но кто-то решил так.​​ Этот неизвестный человек​​ в спешке написал карандашом​​ «Сикорский». Я до сих пор в шоке.  ​​​​ 

- Да, ужасно всё это, - согласился Лёня.​​ 

- Знаешь, - примирительным тоном сказал он, - я вспомнил, как он приходил ко мне в госпиталь, как он устроил меня на работу в Свердловске – и как жаль, что там меня уже не было, когда он умер! Он тогда пришел – и я понял, что я живу! Это мне был знак с неба, что я живу.​​ 

- Даже так!

- Конечно, Варя. Я ведь чудом остался жить. Ты себе представить не можешь, что за молотилка была в Сталинграде. Каждый дом становился линией фронта. Людей там погибло немеряно. ​​ 

- Но его похоронили эрмитажники!​​ 

- Конечно, Варя.​​ Он мне ничего не рассказывал о​​ коллегах,​​ что тоже были в Свердловске! Они​​ с твоим отцом дружили, они​​ помогли и меня устроить в библиотеку… Что же, Варя, это же война! Хаос. Жаль твоего отца.

- А как он выглядел, когда приходил к тебе? – вздохнув, спросила Варя.

- Очень радостным! Видно было, что для него увидеть меня – настоящий праздник. Это еще и совпало с нашей победой под Сталинградом! Поэтому я хорошо помню наши встречи.​​ 

- Он там не потолстел?

- Варя, я этого не заметил. ​​ О его проблемах со здоровьем он​​ никогда со мной не говорил. Может, он говорил с моим папой, ведь они были друзьями? Не знаю. Мой отец ничего не рассказал о нем. Вот он встречается с доктором Кудрявцевым, но мне – ни слова. Да, скрытный человек, - посетовал Леонид.​​ 

- Со мной во время блокады он не был скрытным! – ответила Варя.

* * *

 

15 марта - открылся I съезд Народного фронта Венгрии.

 

17 марта - в Москве подписан договор о совместной безопасности между КНДР и коммунистическим Китаем.

 

* * *

 

Степан Васильевич​​ спешил на работу. Вот он уже у Варшавского вокзала. Скоро его Балтийский завод.​​ 

 

Влад не насмотрится на сына Витю. Влад и Полина выгуливают сына в Сокольническом парке.

 

Варя и Вера посидели в кафе. Им захотелось чаще бывать вместе.​​ 

 

Олег Коваленко только сейчас позвонил Варе, сообщил ей о женитьбе – и Варе было приятно поздравить Олега с браком. ​​ 

 

* * *

 

4 апреля - подписан Североатлантический договор между США, Великобританией, Францией, Канадой и другими странами, послуживший основой для создания военно-политического союза НАТО.

 

* * *

 

С 29 марта по 7 апреля 1949 состоялся XI съезд ВЛКСМ (Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи). ​​ В речи на этом съезде сам Корней Чуковский одобрительно отозвался о Решетникове Василии Константиновиче.

* * *

 

- Как тебе работа? - спросил Сергей Никифорович.​​ 

- Ничего, - ответила Надежда Николаевна. - Устаю больше, чем до войны. Все равно такое счастье: преподавать. Мучает смерть отца.​​ 

- Не проходит?​​ 

- Да. Я все прощаюсь с ним, всё вижу его мёртвого.​​ 

 

* * *

 

Когда Варя сказала Позднышеву, нельзя ли к ней привести саму​​ Анну​​ Ангелиновну, товаровед попросил ее​​ сделать​​ это непременно.​​ 

- Давайте сюда эту буку! – шутливо потребовал он.

Из этого короткого разговора​​ Владимир Львович​​ понял, что конфликт не стоит выеденного яйца и​​ 

Степаниде​​ Афанасьевне​​ бояться​​ было​​ нечего.​​ 

Но и на самом деле! «Ангел» не хотела больших сражений! Да, Верховская в​​ плохих отношениях с коллективом, да, порой она нарушает​​ трудовую​​ дисциплину,​​ опаздывая на работу, - но её уволить?! Себе дороже. Это потребует столько сил! Оно того не стоит.​​ 

 

И тут Верховская​​ по наущению и в качестве друга Позднышева она предприняла тонкий политический шаг: она за чаем как бы случайно объявила своему начальнику, что в ДЛТ​​ Анну Ангелиновну ждут. ​​ 

На другой день они вместе сходили в ДЛТ – и​​ «Ангел» коротко​​ познакомилась с товароведом Позднышевым.​​ 

Конечно, он бывал в ее музее, но то было шапочное знакомство, а сейчас они друзья.​​ 

 

Как бы случайно в ДЛТ оказалась и Верховская со своей любимой собачкой. Когда она вынула ее из-за пазухи своё сокровище, посетители магазина, «Ангел», Позднышев - все разом ахнули. Сбежались и посетители ДЛТ! И впрямь, такого дива никто никогда не видел.​​ 

– Как же её звать? – спросила потрясенная Анна Ангелиновна.

- Чихуахуа.

Все взмолились:

- Повторите!

- Чи-ху-а-ху-а

Какой-то мужик с куском ткани подмышкой рассмеялся:

- Так и звать: «На х-я!».

Никто его мата не оценил - и хулигана счёл за лучшее унести ноги. Маленькое удивительное существо всем дамам очень понравилось.

- Чудо света! - шептали все. – Чудо света!

 

Верховская была грубовата.​​ Только в том смысле, что ее лицо и не было​​ милым, и​​ таким​​ не казалось.​​ Даже в модной тряпке она​​ не​​ выглядела привлекательно.​​ Привлекала ее фигура, необычно стройная для ее возраста. Впрочем, для кого как.​​ При этом она много тратила на одежду. Обстоятельства помогали: она была одинока. У нее хватало знакомых мужчин, но мужчин в целом она не любила. Она считала их нахлебниками.​​ 

- Воспитывать этого пьяницу, его кормить, обувать, одевать – ну, это уж слишком! – так думала она о мужчинах.​​ 

Увы, она не ошибалась: и​​ на самом деле, мужчины, с которыми она сближалась, были слишком практичны по отношении к ней.​​ 

Но слишком легко догадаться, кого она любила: свою милую собачку. Между тем, и Позднышев был неравнодушен к этому милому существу. ​​ 

 

Ее мучал страх выглядеть не на уровне. В ее​​ сорок семь!​​ Иным коллегам она​​ казалась​​ некрасивой, юркой, назойливой, - но таких женщин она считала мелкими интриганками.​​ 

Всю блокаду она отработала на заводе.​​ Ей очень помогли крупы: десятки килограмм она закупила до блокады. Бережно их хранила – и так, на кашах, дождалась прорыва блокады.​​ 

А что же Варя?​​ Она​​ скрыла​​ свою роль дипломата в уходящем конфликте. Все это оценили. Позднышеву она как бы случайно рассказала о съёмках на Ленфильме. Он очень это оценил.

- Вы – актриса. Варя, - сказал он проникновенно. – Я сразу это понял, как только вас увидел. Дерзайте! У вас всё получится.

* * *

 

20 апреля - артиллерия Народно-освободительная армия Китая подбила на Янцзы британский фрегат​​ «Аметист»​​ и обстреляла британскую флотилию во главе с крейсером​​ «Лондон».

 

* * *

 

Мать Влада неожиданно прихворнула - и он месяц жил в Ленинграде, боясь оставить её одну. Он очень боялся, как бы она не умерла в одиночестве.​​ Все же его матери было​​ шестьдесят​​ пять лет!

Так​​ долго жить в коммуналке ему было трудно, он отвык от постоянного мельтешения чужих людей. Что ж, надо было потерпеть​​ - и​​ Влад близко познакомился со всеми своими соседями.​​ 

Самым хлопотливым был​​ «дядя Миша». Конечно, этот одинокий старик никому не был​​ «дядей». У него была привычка полураздетым расхаживать по коридору. К счастью, он не курил.​​ 

Другими его соседями были Поздняковы: Степанида Александровна и её муж. Муж мало выходил из комнаты, всегда ел в своей комнате - и Влад так и не сумел узнать​​ даже как его зовут. Эта Степанида оказалась ценной соседкой: на неё можно было смело оставить маму, а самому погулять по Ленинграду.​​ 

А Владу очень хотелось развеяться: стояли солнечные, хоть и ветреные дни.​​ 

 

В один из таких дней он и навестил Светлану Юрьевну - и тут с неудовольствием узнал, что она стала подругой Вари.​​ Варю он навещал, как друг семьи, но Кохашинскую – как одинокую женщину.​​ Влад сразу смекнул, какие неприятности нёс ему этот союз женщин, которые ему нравились: к обеим он подступался с речами, не совсем подходящими для женатого мужчины.​​ 

Сейчас Влад лишь отдавал визиты вежливости, чтоб сохранить отношения, но общаться он хотел только с сыном.​​ И в разговоре с художницей он был сама корректность: и похвалил ее картины, и посмотрел их – и поглядывал строгонько, уже взглядом намекая, что прежних шалостей с его стороны быть не может.

Он хотел в Москву, но уехать от матери без ее благословления было немыслимо.​​ 

 

- А ты знаешь, что Варя – артистка?!​​ – Влад строго посмотрел на собеседницу.

- Когда она успела? – недоверчиво спросила​​ Светлана​​ Юрьевна.

- Недавно. Снималась на Ленфильме! Она сама не придаёт этому значения, но мы все, кто ее знает, все уверены, что она в душе – настоящая актриса.​​ 

 

* * *

 

21 апреля - Коммунистические войска форсировали Янцзы.

 

* * *

 

Светлана Юрьевна побывала в Эрмитаже, где познакомилась с мужем Вари. Бывают же такие активные дамы! И с компанией из ДЛТ Влад познакомился через Светлану Юрьевну. Он не знал,  ​​​​ ​​ что Варя давно в этом особенном кружке. Так что какое-то время и Варя не знала, что она и Влад – из одной компании.

* * *

 

23 апреля - взятие Нанкина 3-ей полевой армией (командующий - Лю Бочэн) китайских коммунистов.

 

* * *

 

Мама Полины была очень слаба, но это не помешало Полине захотеть приехать в Питер! Мария Семеновна не могла отказать любимой дочери.​​ Полина не сочла, что оставлять маму с ребенком в такой ситуации – опасно. Она была легкомысленной, но так о себе не думала.​​ Вроде бы и причина была веской: ее пригласили на вечер поэзии – и Владу было неприятно, что на том вечере ждали его супругу, но не его самого.​​ 

Болели обе мамы – и для нашей поэтической пары этой стало тяжелой проблемой.

 

Екатерина Семеновна, как только приехала Полина, старалась изо всех сил, чтоб Влад и Полина поскорее вернулись в Москву к ребёнку.​​ 

- Раз Полина такая эгоистичная, что не едет, так поезжай ты! – сказала она сыну.

Конечно, она осуждала Полину за то, то она оставила маленького Витю. Оставить ребенка на больную бабушку?! Это ей казалось верхом легкомыслия. ​​ 

 

Поэтическая судьба Влада складывалась не столь удачно, как его супруги: Полина Аксакова, жена Влада, выиграла поэтический конкурс - и это принесло новые печатания и небольшие, но деньги.​​ Был и капиталей известности, который реализовывался в частых поездках.​​ Так и получилось, что после рождения Вити супруги стали реже видеться, а то и вовсе оказались в разных лагерях: Поля – в стане известности, все де ограниченном, - а Влад – в бивуаке огромного числа не очень известных поэтов.

Как-то Влад написал такие строчки о себе:

 

-​​ Поэт я – или все ж букашка?

Или какая таракашка?​​ –​​ 

спросил я Господа случайно.

.

И Он ответил: - Да не тайна,​​ 

что Владик, ты – не таракашка,​​ 

а просто-напросто какашка.

 

Время от времени у него выскакивали такие стишки – и он их уничтожал.

Поля жила иначе: с гордо поднятой поэтической головой. Другая - бытовая - ее голова была долу: быт одолевал.

 

Итак,​​ Её​​ Сиятельство Полина изъявила желание съездить в Питер к мужу, - но где было ей жить? Жить у Вари все же получалось подешевле. Влад из политических соображений не мог сказать жене, что ее поведение кажется ему легкомысленным. Все же лучше было Полине дождаться, пока ее мама почувствует себя лучше, а не ехать только потому, что мама разрешила. Ведь мама – больная!

Ничего не поделаешь! Так Влад, кроме двух недель при маме, две недели жил при своей маме и жене.​​ 

Матери Влада не нравилось, что он не едет к сыну, но Влад попросту боялся ссориться с женой. Потому и боялся, что иногда ей изменял.

 

Влад и Полина редко путешествовали​​ вместе – и не могла же жена приехать на один день! Комната в коммуналке была восемнадцать квадратов – и, не будь мать Влада больна, можно было б переночевать и в ней, но для гостьи решили расстараться.​​ 

Что ж! Наконец-то Екатерина Семёновна свела тесное знакомство со своей невесткой. Прежде стихов её она не читала, но тут для приличия парочку прочла. К счастью, Полина не считала себя знаменитостью и обожания своих стихов не требовала.

 

Пошли визиты. Первый, конечно, в Эрмитаж к Лёне и Сергею Никифоровичу. ​​ Полине дали, как всем особо приближенным, подержать камею Гонзага, - но поэтесса этого не оценила: камеей она не восхитилась – и это всех разочаровало. ​​ Слово​​ «калокагатия»​​ ее тоже не впечатлило, хоть для сложившейся компании оно было чем-то вроде пароля.​​ 

Эрмитаж Полину не увлек: она выдержала только час. Увидела в окно Петропавловскую крепость - и ей захотелось туда. ​​ 

.

Был визит и домой к Варенцовым, где состоялось чаепитие, организованное Надеждой Николаевной.​​ 

Поля восхитилась квартирой!​​ 

Были и еще визиты – и все заметили, что Полина катастрофически не нравилась женщинам. О ней говорили, что она некрасива, слишком высока, намного старше Влада, но добавилось ещё и мнение, что она глупа.​​ 

 

Екатерина Семёновна уважала Полину, как мать ее внука, но ей​​ категорически​​ не нравилось, что Полина оставила крохотного ребенка и мать не в лучшем состоянии, чтобы шататься по Ленинграду. Полина мало кормила Витю грудью – и это обвинение было тяжким.

 

Да, в компании Полина могла брякнуть что-то неудобоваримое, но это не мешало Владу уважать жену. ​​ Это на войне в 1941-ом Влад пристроился к жене, как к своей хорошей знакомой, но после рождения Вити у него появились настоящие эмоции к собственной жене. Он искренне говорил ей, что её любит. Он и прежде говорил это, но не так искренне.​​ 

 

Как-то Варя познакомила Влада с певцом Театра оперетты Копыловым - и сейчас Влад на правах старого знакомого пришел в театр, встретился с Виктором Ивановичем, получил контрамарку и  ​​​​ послушал с Полиной​​ «Сильву». ​​ Потом они с Полиной еще несколько раз посетили другие театры.​​ 

* * *

.

27 апреля - в СССР на аэростате​​ «СССР ВР-79»​​ П. П. ​​ Полосухин и А. Ф. Крикун поднялись на высоту 12.100 метров.

 

* * *

 

Варя, памятуя заслуги Влада перед ее семьёй, решила свести его и Полю с ДЛТ.​​ Это знакомство стало тяжёлым испытанием для Влада: Полина, как зачарованная, ходила по​​ огромному магазину. Хоть денег не было, ей очень хотелось что-нибудь приобрести. Так Влад понял, как опасно ходить с женой по магазинам.​​ 

И Степанида Афанасьевна, и Светлана Юрьевна познакомились с женой Влада и с интересом ее разглядывали.​​ 

 

Полина и Влад участвовали и в другом вечере поэтов, где они оба  ​​​​ читали свои стихи. ​​ На этот поэтический вечер они приехали специально, как приглашённые.​​ 

Влад прочел такой свой стих:

 

У моря

 

Сидишь – и душа улетает,

И синее море зовет.

И кромка воздушная тает,

И облачко сладко поет.

 

Так что же со мною случилось?

Зачем этот ласковый плен?

И волны несутся с разбега,​​ 

Купальщиц касаясь колен.

 

И ветер взметает их кудри,

Волнуя, их рвет, теребя,

И девушки в брызгах горячих

Несутся ко мне без тебя.

 

И прячет воздушная нега​​ 

Мечтаний моих глупый рой.

Как жаль, что я прежде тут не был,

Как жаль, что сейчас не с тобой.

 

Аксакова прочла:

 

У окна в бурю

 

Захвачен видом заоконным,​​ 

Размахом зелени и гроз,​​ 

Молюсь, чтоб образ твой блаженный​​ 

Мне воздух свежий перенес.​​ 

 

Иль снова в сумрачном порыве​​ 

Ты не услышишь голос мой:

Ты унесешься в громе бури,

Мелькнешь мечтою неземной.​​ 

 

Кто ж ты, мечта моя земная?

Зачем тревожишь ты меня?

Тебя, наверно, не узнаю,

Но без тебя не жить и дня.

 

Эти стихи понравились им обоим. Конечно, они заранее обсуждали то, что будут читать.

Пробыв в Питере две недели, Полина уехала вместе с мужем.​​ 

 

* * *

 

4 мая - в авиакатастрофе в полном составе погибла команда футбольного клуба​​ «Торино».

 

* * *

 

Светлане Юрьевне удалось купить​​ красной рыбы​​ – и она не случайно радовалась этому лакомству: она знала, что скоро к ней в гости придёт Варя.​​ 

Варя не хотела говорить про Влада, но Светлана Юрьевна смело пустилась в это плавание.​​ 

- Знаешь, этот раз я его не узнала: так изменился. Может, это чисто внешне. Мне кажется,​​ это​​ при жене он входит в роль высоконравственного мужа.​​ Это часто случается с мужчинами.​​ 

- Конечно, - подтвердила Варя, - это два Влада: при жене и без жены. Но его явно​​ в лучшую сторону​​ изменило рождение Вити.​​ 

- Так звать его сына? - спросила Светлана Юрьевна.​​ 

Она уже подзабыла его имя.​​ 

- Да, - ответила Варя.​​ 

Ей эта тема была неприятна, но она сама неосторожно в неё заехала. Кохашинская, будучи бездетной, тоже ​​ ​​ это поняла - и дамы увели разговор в более приятные сферы.​​ 

 

* * *

 

5 мая - Создан Совет Европы.

 

* * *

 

Десятого мая Вите​​ исполнился годик.

Влад вернулся с женой в Москву, но в Ленинграде он оставил свою мать не в лучшем состоянии.​​ 

- Как ваша мама? - был первый вопрос Марии Семеновны.​​ 

- Ничего, - неопределённо ответил Влад.​​ 

Сейчас Мария Семеновна уже не могла скрыть свое недомогание, она слегла – и Влад со страхом думал, что любимая теща может умереть.

И все равно, собравшись с силами, Мария Семеновна сделала любимый салат из запечённой тыквы с кунжутом и брынзой, - но Влад и Полина не могли знать, что это последний такой салат в их жизни.

Встречая жену в Питере, Влад не знал, что его московская тёща​​ так плоха, но, когда они вернулись в Москву, она была так слаба, что насилу ухаживала за Витей. ​​ Он ужаснулся легкомыслию жены: без них могло произойти самое худшее.​​ Вызвали врача; он прописал покой.

 

Вот и выяснилось, что на самом деле путешествие Полины в Ленинград было связано с большим риском (ее мать могла умереть!), но Влад только сейчас узнал об этом. У него хватило ума не выговаривать жене: он сам взялся за ребёнка. ​​ 

Всё это могло бы обескуражить Влада, но получилось наоборот: он наконец-то почувствовал себя хозяином.​​ Даже в мелочах! К примеру, он понимал: если за Полиной не мыть посуду, семейная жизнь превратится в сражение. Влад этого не хотел и мыл посуду сам.

Наконец, Полина стала готовить сама; получалось не очень.​​ 

Прежде тёща мыла посуду, желая облегчить жизнь молодой паре.​​ 

С болезнью тёщи роль Влада стала куда значительней – он понимал это и радовался этому,​​ - на страх за тёщу его не покидал.

 

* * *

 

Варя и Светлана Юрьевна пришли в Эрмитаж к полудню, как и договорились. Леонид и Сергей Никифорович уже ждали их. Не обошлось без камеи Гонзага. Старший Варенцов предвидел восхищение знакомой Вари – и дал ей подержать камею.​​ 

Лёня с любопытством разглядывал Светлану Юрьевну: до сих пор он не встречал женщин с такой броской красотой.​​ 

- Эта женщина изо всех сил старается выглядеть красивой! – подумал Лёня.

- Правда, не так красива, как Варя, но всё же, - решил он.​​ 

Он не решился заговорить со знакомой жены, они лишь кивнули друг другу в начале встречи:​​ «Света – Леонид».

Сергею Никифоровичу понравились и Варя, и ее новая знакомая. ​​ Его рассмешили усилия Светланы выглядеть красивой при том, что черты ее лица были неправильными, если не отталкивающими. Другое дело, что ему нравилось, когда женщины старались выглядеть красивыми.​​ 

* * *

 

В день рождения​​ Витеньки​​ Мария Семеновна уже была не в силах сготовить праздничный ужин. По ее совету Полина решилась тушить кролика в сметане.

 

Узнав, что Мария Семеновна больна, её посетили типографские коллеги. Местком выдал двести рублей, предложил путёвку в санаторий и одарил продовольственным набором. Эти местные комитеты предприятий играли большую роль в жизни их работников.​​ 

На месяц Мария Семеновна уехала в подмосковный санаторий – и поэт с поэтессой остались​​ с​​ ребенком​​ совсем одни.

 

Благодаря частым печатаниям​​ стихов Поли​​ всё же появились какие-то деньги. В следующем году обещал выйти сборник стихов Полины - и тут речь шла хотя бы о каких-то деньгах.​​ 

* * *

 

11 мая 1949 - в Нью-Йорке продан первый фотоаппарат​​ «Полароид». Стоимость 89 долларов 95 центов.

 

13 мая - Катастрофа Ил-12 под Новосибирском.

 

* * *

 

Вера Кудрявцева еще в прошлом году подала в аспирантуру, что доказывало​​ и​​ ее большой интерес к античности, и ее одарённость.​​ Но это она сама казалась себе одаренной! На самом деле ее заявление просто не приняли! И на самом деле, все силы уходили на ребенка, на семью. Как и подавляющее большинство окончивших истфак, ее ждала школа: работа учителем истории. И Вера не избежала этой участи.​​ Другое дело, что Светочке было только два годика – и еще год можно было с ней посидеть.

 

Она стала своей у Варенцовых и однажды даже затеяла спор о стоиках с Сергеем Никифоровичем.

- Стоицизм никогда не был просто учением о морали! – сказала она. - Стоицизм, проповедуя наивысшее произведение искусства в виде морального совершенства человека, предлагал сам себя в качестве высшего достижения морального совершенства.​​ 

 

Конечно, и старшему Варенцову она не рассказала, что в душе прощается с большой наукой.

 

Вера не очень дружила с Варей​​ (а ведь когда-то были подругами), но​​ с​​ Сергеем Никифоровичем и Леонидом общение на почве античности получалось интересным.​​ В дальнейшем это научное общение станет чисто человеческим, но об этом речь впереди.

 

Что ж,​​ Варе​​ была в стороне от этих интересных разговоров: они были ей скучны своим профессионализмом.​​ Когда-то Варя и Вера были подругами, но сейчас при встрече только кивали друг другу.​​ 

Варенцов воспринимал Веру не только как мать ребенка его друга, но​​ и​​ как коллегу​​ - и старался, чтобы споры получались мягкими.​​ 

- Вы правы, Вера Семеновна!

- В структурном и методологическом отношении, - то ли возразил, то ли продолжил Варенцов, - эта концепция древних стоиков осталась и у поздних стоиков. В первом-втором веке нашей эры древний стоицизм заявляет о себе, но в нем уже нет силы, энергии, гордости и величавости самосознания.

 

Она​​ регулярно появлялась в фондах Варенцова, где не раз встречала его сына.

Она стала высокой и красивой – и это бросалось в глаза. Материнство пошло ей на пользу.​​ 

Анна Ангелиновна оказалась заботливой бабушкой – и это восстановило хорошие отношения матери и дочери. ​​ Кудрявцевы жили у Львиного мостика, Переверзевы у Московского вокзала, но это не мешало​​ «Ангелу»​​ часто​​ сидеть со Светочкой: так ее радовала внученька.

* * *

 

Отец попросил​​ Кононова и его жену съездить в его дом на станции Сиверская. Это было следствием женитьбы сына: семье​​ Сергей Васильевич​​ хотел бы помогать. Ему было уже шестьдесят два года.​​ 

Родители​​ Василия​​ Григорьевича​​ пережили блокаду, но сильно одряхлели. Была еще одна причина обратиться к сыну: в прошлом году умерла и жившая с ними бабушка нашего артиста Прасковья Федоровна.

Бабушка жила как раз в этом доме, за которым надобно было присматривать.

Прасковья Федоровна дожила до девяносто одного года, но Василий из-за занятости в театре посещал ее редко. Последний раз он видел ее до войны!

Будучи строителем, Сергей Васильевич​​ этот дом построил своими руками.

 

Василию и Дарье​​ (конечно,​​ и после замужества​​ она сохранила фамилию Сокольницкой)​​ нравился их театр, им нравилась работа, но жить приходилось совсем уж скромно. Прежде жена​​ Дарья Ивановна жила в однокомнатной квартире с мамой, а теперь в однокомнатной квартире с мужем – и на Петроградской стороне. Ее мама Вера Степановна жила у Гостиного двора – и к ней удобно было​​ вместе с мужем​​ заскочить пообедать,​​ - а уж вечером​​ после​​ спектакля​​ и Вася, и Дарья добирались до своей квартиры на Петроградской стороне.

Дарья была занята куда больше, чем Василий, но ночевать она ехала к мужу, а не в коммуналку к матери.

​​ 

Если был выходной, наша пара не ехала в центр (метро «Петроградская» появилось только летом 1963 года), чтоб не​​ трястись​​ в часто переполненном автобусе.​​ ​​ После​​ суетливого​​ центра появились другие плюсы: рядом были острова, гулять по которым сразу стало приятной привычкой. Вдвоём в тридцатиметровой квартире паре не было тесно, но сразу появилась грозная необходимость купить большой диван на двоих, ведь на​​ «диване Васи»​​ (так назвала его жена)​​ вдвоём​​ уместиться было невозможно. Пришлось покупать и кастрюли, и ложки, и много ещё чего, - но всё это было​​ уже​​ куда дешевле дивана.​​ 

Матери Дарьи ещё не​​ было​​ и​​ шестидесяти лет - и она работала. Однако существенно помочь нашей паре она не могла.​​ 

* * *

 

Эти два поэта: Серконин Михаил Андреевич и​​ 

Решетников​​ Василий Константинович​​ встретились на обычной писательской конференции (при Сталине после войны не было Съездов писателей СССР). Волею судеб Василий Константинович был низкого мнения о поэзии Михаила Андреевича – и для Серконина это было чревато уменьшением числа его печатаний, то есть это било по его карману. Оба прошли войну, были когда-то приятелями, звали друг друга​​ «Миша»​​ и​​ «Вася», – но теперь это оборачивалось против Серконина.

Решетников работал в журнале на литературной должности, а Серконин был вольным поэтом.

 

Решетникову нравилась поэзия Полины Аксаковой, - но и более того: ему нравилась сама Полина. Полина знала про его неравнодушие, она​​ давно​​ была знакома с  ​​​​ Василием Константиновичем.​​ Она знала, что​​ Решетников​​ был женат на очень серьезной даме.​​ 

- Нашли на него твою Полину, - когда-то сказал Серконин Владу, - но Полина, пересекаясь с Решетниковым, не говорила об этом​​ несколько близком​​ знакомстве мужу, догадываясь, что Решетникову не очень приятно знакомство с ее мужем. ​​ Полина, будучи творческой натурой, была вынуждена понимать и такое! Решетников был редактором по разделу литературы и искусства в​​ «Литературной газете»​​ - и Полина связывала с этим человеком свои большие надежды: конечно, литературные. По ее натуре обманывать ей было неприятно. Ну, про что-то умолчать ради хороших отношений с мужем еще можно, но мысль о близости с Решетниковым ее пугала.​​ 

Сам Василий Константинович только на должности почувствовал себя уверенно. Даже такая шутка ходила:​​ «Поэт без должности (или без портфеля) - еще не поэт».

 

Этот​​ раз при посещении Москвы Серконин посетил семью Влада – и искренне порадовался появлению Вити. Полину дома он не застал.​​ 

Этот раз Михаил Андреевич был в Москве с женой – и они много ходили по музеям.

За годы войны Серконин стал низеньким и толстым – и Влад этому очень удивился: ведь он-то, Влад, изменился внешне очень мало.

 

Незаметно помощь Решетникова стала важной для нашей поэтической пары: он регулярно стал давать переводы и Полине, и Владу. Работа с подстрочниками учила работать со стихом, но и давала столь важный​​ приработок.​​ 

* * *

 

15 мая​​ 1949 года​​ - досрочные выборы в Государственное собрание Венгрии по единому списку Народного фронта.

 

* * *

 

27 мая - Гоминьдановские войска сдали коммунистам Шанхай.

 

* * *

 

Серконин Михаил Андреевич тяжело переживал это время: он никак не мог в него вписаться. Он надеялся войти в какую-то литературную структуру, встроиться в журнал, в какое-нибудь направление или войти в правление. Ничего не получалось.

Его стихи почему-то ушли на второй план, их мало замечали – и это​​ было неприятно. Такая замечательная довоенная молодость – и вот!​​ ​​ Что-то скорбное появилось в его тяжеловесной фигуре, он чувствовал, что стареет слишком рано.​​ 

Такие чувства в тридцать один год! В его жизни, как и в жизни всего поколения, было слишком много событий – и потому он так остро чувствовал время.​​ 

Решетников был на три года его старше, а Влад и Леонид – младше на пять лет. Все они – люди одного поколения, но Влад и Леонид сильно уступали в опыте своим старшим товарищам.​​ 

* * *

 

6 июня - между СССР и Монгольской Народной Республикой подписано соглашение об учреждении акционерного общества​​ «Улан-Баторская железная дорога».

 

* * *

 

Лёня и Варя гуляли под июньским дождём.​​ 

- Как тебе дождь? – спросила Варя.

- Нравится, - ответил Лёня.

- Да, июньский дождь. Очень сентиментально. Особенная тишина, особенные краски.​​ 

Они любили друг друга​​ – и когда-то Лене казалось, что они и в науке пойдут рука об руку, - но​​ жизнь развела их на разные пути. Лёня давно понял, что его жена не будет рваться в науку – и не особенно переживал это. Тема античности стала для них закрытой, - но​​ и​​ это нравилось Лёне: будто больше нет тем, кроме его работы!​​ 

Варя – другое дело: она только что прочла​​ на литературном вечере в какой-то школе «Любви, надежды, тихой славы…» Пушкина – и ей хлопали! Ей хлопали впервые в жизни.​​ 

Лёня слушал её с восторгом.

- Какой загадочный, талантливый человек – моя жена! – подумал он.

* * *

 

Лето все встретили по-разному: певец Копылов с удовольствием​​ поработал на участке​​ отца. Не мудрствуя лукаво, посадил картошку.​​ 

.

Анна Ангелиновна взяла отпуск и увезла Светочку на снятую​​ квартиру в пригороде. Свой отпуск с отпуском мужа совместить не удалось. Обычно летом она подрабатывала экскурсоводом, но тут решилась на жертву ради Светочки. Хотя какая тут жертва? Отдыхать тоже надо.​​ 

.

Кононов с женой Сокольницкой поехали на гастроли в Новосибирск.​​ 

.

Варя и Леонид закатились​​ в дом, снятый на лето​​ ​​ родителями. Лёня что ни день уезжал на работу, но Варя просто бродила по лесу. Она брала с собой стихи Ламартина, а еще ей понравилась​​ «Исповедь сына века»​​ Мюссо.​​ 

Иногда она ездила на свою квартиру, чтобы проконтролировать очередных жильцов.​​ 

 

Аксакова Мария Семеновна​​ отдохнула в санатории, но состояние ее не улучшилось.

 

Всех объединяло одно: все задумались о дачах. Построить свой дом! Кому-то эта мысль показалась неосуществимой, а кто-то загорелся. Увидим.​​ 

 

* * *

 

Позднышев Владимир Львович, товаровед из ДЛТ, в свою очередь воспользовался Вариной квартирой. Она  ​​​​ была недалеко от Варшавского вокзала – и это было удобно для его гостей.​​ Давно ли он был высоким, курчавым, разбитным, но после войны как бы съёжился, стал меньше и добродушнее, нарастил животик (и как​​ он​​ умудрился в блокаду-то!).​​ 

Этот добродушный седеющий человек хорошо понимал свои возможности: он пользовался большим авторитетом. Варя старалась сдать ему квартиру бесплатно, как очень нужному человеку, но он отказывался. ​​ 

Более того, он подсунул Варе «сотню» (сто рублей) со словами:

- Это моё призвание: помогать красивым женщинам!

Ее квартирой​​ прежде​​ пользовался и майор Дмитриев Сергей Валентинович, когда ему​​ хотелось​​ побыть в Ленинграде несколько дней, ведь мест в малочисленных гостиницах не было.​​ Сейчас​​ он ночевал в коммунальной квартире Олега, благо такая возможность была.

Дмитриев как раз не любил брать увольнительную в выходные, когда Питер особенно многолюден от приезжих и расслаблен. Олег уходил на работу, а​​ Сергей Валентинович​​ просто болтался по городу. Он ​​ мог полчаса следить за течением Невы, а мог и просто посидеть в ресторане.

А еще больше он любил проводить увольнение в Луге: бродить по сосновому лесу, - но важнее было строить свой собственный гараж. Скоро у него должна была появиться и своя машина: очередь подходила всё ближе. ​​ 

 

* * *

 

- Ты куда сегодня? – спросил Леонид.

- Даже не знаю. Поболтаюсь, - ответила Варя, - потом буду шить: заказали пару платьев. Летом ты мог бы отдыхать побольше!

- Кто меня отпустит?​​ – печально возразил Лёня. -​​ В Эрмитаже дисциплина.

Своим нелегальным шитьем Варя зарабатывала больше мужа. Другое дело, в течение года ей приходилось куда-то ненадолго устраиваться. ​​ Статья  ​​​​ о тунеядстве появилась только в 1961 году, но 12-я статья Конституции СССР уже в 1936 года гласила:​​ «Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу:​​ «кто не работает, тот не ест»». ​​ 

 

* * *

 

Сергею Никифоровичу​​ казалось странным, что его самочувствие после больницы улучшилось. Что же произошло? Почему ему было плохо?​​ 

Он не оставил привычку помногу бродить по родному городу. ​​ По набережной через мост до Финляндского вокзала, потом мимо тюрьмы​​ «Кресты»​​ (он где-то вычитал, что еще во время императрицы Анны Иоанновны на этом был ​​ «Винный городок»), потом, собравшись с духом, он доходил до Охтинского моста! Он бы не забредал так далеко, но его увлекал вид Смольного с противоположного берега.

 

* * *

 

30 июня​​ 1949 года​​ - Коммунистическая партия Кореи, Новая народная партия Кореи и другие левые формирования образовали Трудовую партии Кореи, с Председателем ЦК действующего главы КНДР Ким Ир Сена.

 

* * *

 

В рабочем кабинете Варенцова зазвонил телефон.

- Это ты, Жан? Ты в Париже? – спросил Сергей Никифорович​​ 

- Да, я на работе, - ответил по телефону Моро. - Я хочу тебя спросить по работе…

- Давай.

- Меня попросили сделать доклад о Нумении из Апамеи.​​ 

- Я не помню такого, - признался старший Варенцов.

- Может, что-то о нем найдешь в Эрмитаже?

- Постараюсь, - заверил Варенцов.

 

Он позвонил сыну – и Леня через полчаса перезвонил.

- Папа, это вторая половина второго века. Греческий философ, неопифагореец, предшественник неоплатонизма. То, что нашел для твоего француза, я напишу в письме, а уж ты сам ему переведи.

 

Письмо Лёни:

- ​​ Нумений из Апамеи родился в сирийском городе Апамея. ​​ Отрывки из его многочисленных произведений были сохранены благодаря Оригену, Феодориту и, особенно, Евсевию, от которых известно о сущности его платоно-пифагорейской философии. Нумений как неопифагореец пытался проследить взаимосвязь между Платоном и Пифагором, и их неизменную общность с догмами и мистериями брахманов, евреев, зороастрийских магов и древних египтян. В его намерения входило восстановление истинной философии Платона как посредника Сократа и Пифагора, которую он хотел очистить от наслоения доктрин Аристотеля, стоиков и неудовлетворительных объяснений Спевсиппа и Ксенократа. Он называл Платона​​ «Моисеем, говорящим по-гречески».​​ 

Нумений развил учение о трех богах: Отце-Благе, Демиурге и Космосе. В психологии придерживался учение о двух душах в человеке - доброй и злой.

Произведения Нумения были высоко оценены неоплатониками. Амелий, ученик Плотина, написал два тома комментариев к ним.

 

* * *

 

Сергею Никифоровичу очень не нравилась мрачность, поселившаяся в его лице. Это свершилось всего за один год. Мрачность сначала появилась, но потом-то она воцарилась! Он стал просить себя больше улыбаться. ​​ И Шопена он всё поигрывал, и Шуберта всё попевал.​​ 

И что уж совсем удивительно: он не мог думать, что​​ летняя​​ жизнь в Дюнах так ему понравится. Он даже поскорее взял отпуск, благо на июль прогноз погоды обещали очень хорошим.​​ 

Сейчас после небольшой прогулки он оказывался на Финском заливе – и это общение наполняло его радостью. ​​ Решено было где-то тут строить дачу! Уже мечтали жить на ней постоянно. Пока что сняли дом на месяц. Постоянно тут​​ жили Надежда Николаевна и Варя, а Леонид мог приезжать только на выходные.

* * *

 

1 июля - в Демократической Республике Вьетнам принят декрет о конфискации земель, принадлежавших французам и сотрудничавшим с ними вьетнамцам. Земли переданы во временное пользование беднейшим крестьянам.

 

* * *

 

Варя куда-то уезжала, торопилась – и попросила Лёню передать деньги Светлане Юрьевне, и дала ему ее адрес. Они​​ увиделись в Эрмитаже.​​ 

Эти деньги​​ Варя​​ получила от человека, который срочно уезжал в Москву; человека из всё той же ДЛТ-шной компании. Варю поразило, насколько большой была эта тусовка, она не предполагала, что узнает так много новых людей.​​ 

Лёня выполнил поручение.​​ И опять на него красота Светланы Юрьевны не произвела никакого впечатления. Более того, рядом с естественной красотой Вари косметические усилия подруги жены были ему неприятны.​​ 

В свою очередь, на​​ Светлану​​ Юрьевну Варенцовы не произвели никакого впечатления. Она думала, они, как и Варя, захотят посмотреть ее картины, оценят ее талант, - но и Лене, и​​ Сергею Никифоровичу​​ было как-то не до нее.​​ Камею Гонзага ей потрогать дали, а вот калокагатию не упомянули. Не своя.​​ 

 

* * *

 

8 июля - переворот в Лхасе. Тибет провозгласил независимость от Китая.

 

* * *

 

Опять позвонил Микешин.

- Как вы, Варенька?

Это​​ «Варенька»​​ ее напугало.

- Хорошо, Николай Степанович.

- Вы были на съёмках?

- Была. Мне понравилось.​​ 

- Я хочу вам кое-что предложить, - сказал Микешин. – Вы не могли бы приехать на Мосфильм? ​​ Съёмки с десятого до двадцатое июля.​​ 

- Могу, - не задумываясь, ответила Варя.

Вернувшись из​​ небольшого​​ путешествия​​ в Суздаль, она уже немножечко скучала, так что была рада приглашению.

- Я сказал о вас, кому нужно. Сейчас вам придет письмо с официальным приглашением. Там будет адрес гостиницы, в которой вы будете жить эти десять дней. Как вы? Рады?

- Спасибо, Николай Степанович, - ответила Варя. - Спасибо.

- Как вы поживаете, Варя?

- Хорошо. Учу французский.​​ 

Микешин, не будучи знаком с Варенцовыми, звонил только на квартиру Вари. Часто за один звонок он не мог на нее попасть и перезванивал.​​ Если он не узнавал голос Вари, он клал трубку.

- Я рад за вас.

Они говорили еще, но голова Вари закружилась. Она не могла понять, что с ней происходит.​​ 

 

Микешин не хотел произносить​​ «Варенька»: это сорвалось с языка.​​ 

* * *

 

10 июля - оползень, вызванный землетрясением, полностью уничтожил город Хаит (Таджикская ССР); все его жители погибли.

 

* * *

Серконин получил литературный нагоняй​​ с неожиданной стороны.

Он написал безобидное стихотворение и его напечатали:

 

Что же, последний погожий денёк​​ 

Осень печально и зябко пророчит. ​​ 

Солнышка не обещают ещё.​​ 

Счастье и жизнь так непрочны. ​​ 

Видно, пора к холодам привыкать.​​ 

Остепениться и чай пить с вареньем.​​ 

Жизнь отмеряет свою благодать,​​ 

Просит впрягаться в долготерпенье.​​ 

 

То-то, смиряйся, душа, не ропщи!​​ 

Новые радости уж на подходе. ​​ 

Так приучает нас долгая жизнь​​ 

К круговращеньям в природе. ​​ 

 

Каково же было его удивление, когда​​ «Литературная газета»​​ стих расчехвостила! Мол, это какие-то барские настроения, чуждые строителю коммунизма.

Он хорошо знал, что в этом органе работает​​ «Вася», знакомый по Литинституту.

- Неужели это Решетников плюнул мне в​​ рожу? – думал Серконин. – Он мог бы позвонить и поговорить, а не плевать в меня. Ну, и гад же ты,​​ Васька!​​ 

Решетников​​ (ему 34) был на три года старше Серконина, но, если перевести на военный лад, он был в литературе майором, то Серконин простым рядовым.

- Почему так получилось? – думал Серконин. – Где он обскакал меня? У меня была всесоюзная слава, а он был никем. И вот он прокрался наверх благодаря положению жены, а я внизу. Мы движемся в разных направлениях: он – вверх, - а я – вниз.​​ Может, я зря лягнул Пастернака? Я был уверен, меня за это приветят – и дадут хотя бы теплое местечко. А фига! Наоборот, пнули. Обманули.​​ 

Серконин почему-то думал, что его знакомства его удержат на плаву, - но их оказалось мало. Он не умел, как Влад, вертеться во все стороны. У Поли стихи были получше, чем у Влада и Серконина, - и ей не надо было «крутиться»: достаточно было просто жить.​​ 

* * *

 

16 июля​​ 1949 года​​ - в Китае создано Всекитайское общество китайско-советской дружбы.

 

* * *

 

Съёмки в Москве подходили к концу – и Варя была очень довольна проведенным временем. Какой интересной может быть жизнь!

Мосфильм поразил ее масштабами. Ленфильм показался слишком скромным после этих московских размахаев.​​ 

В эти дни Микешин пригласил ее на день рождения. Ему стукнуло шестьдесят два. За то время, что она его не видела, он заметно постарел и стал молчаливей.​​ И жена, и сын, конечно же, вспомнили Варю, - но​​ ничего необычного​​ в этом не было:​​ Николай Степанович часто приглашал домой, как он говорил,​​ «начинающих звезд».​​ Кроме Вари, были и другие приглашённые – и не только женщины.​​ Побыв немного в квартире, гость уходил – и поэтому давки не было.​​ 

Варя думала, что и она, немного побыв, уйдёт, но жена и сын Микешина с нею разговорились – и это Варю​​ поразило. Причиной было то, что она рассказала о ​​ работающих в Эрмитаже свёкре и муже. Варя с восторгом рассказала и про камею Гонзага, и про калокагатию, и про свой дом.

Тут Эдуард воскликнул:

- Да вы же живёте в доме Набокова!​​ 

Жена Микешина Анастасия Николаевна и сын Эдуард очень хотели сходить в Эрмитаж и Мариинку.​​ 

- Это у вас живёт мой муж?

- Нет! Он живёт в квартире у Варшавского вокзала. ​​ Я после замужества​​ там​​ не живу. А до этого жила​​ одна, потому что мама исчезла в Белоруссии в первые дни войны, а папа умер в Свердловске, где он был с эрмитажной коллекцией.​​ 

- Это подвальное помещение - и жить там, наверно, неудобно. Я его сдаю.

- Ничего страшного! – возразила​​ Анастасия Николаевна. –​​ Мы все там как раз переночуем.​​ 

-​​ Вы не смотрите на наши хоромы! Мы любим путешествовать – и там уж живем в каких придётся условиях.​​ Тем более, что Коля, - она показала на мужа, - уже там жил.

- И твой коллега Воскобойников тоже уже жил там, - сказал Николай Степанович. - Варвара Николаевна – не только актриса, но и швея. Обшила всех своих знакомых.

 

Микешин пережил кризис - и странно, что это толкнуло его помочь Варе. Он​​ как-то слишком​​ сочувствовал молодой женщине.​​ Правда, он сам еще не понимал, что не только сочувствует.​​ Потом, он давно знал Варю и уверился в её добропорядочности. ​​ Его едва не уволили за неосторожно оброненные слова по партийной линии - и этот страх новой, уже бедной жизни пугал его.​​ 

Варя менялась на его глазах - и он понимал, что его влечёт к ней. Но именно поэтому он пригласил её на свой день рождения.​​ 

- Надо познакомить её с моими - и это пройдёт, - уверял он себя.​​ 

Он узнал о себе что-то такое, чего знать не хотел. Это было связано и со страхом потери работы, но и с Варей тоже.

* * *

 

19 июля - в Париже президент Франции Венсан Ориоль и король Лаоса Сисаванг Вонг подписали франко-лаосскую Генеральную конвенцию, признававшую Лаос независимым государством, присоединившимся к Французскому Союзу.

 

* * *

 

Когда Сергей Валентинович работал за границей, то большей частью встречался с иностранными женщинами – и ему было бы странно строить с ними свои планы на будущее. ​​ Другое дело – Луга: тут Дмитриев сразу попал в завидные женихи. ​​ Ему всего двадцать шесть лет, а он уже майор! Как человек, поживший за границей, он смог обставить свою служебную жилплощадь хорошей мебелью. Дефицит мужчин был столь огромным, что его​​ рост 1.63​​ не казался недостатком. Его ласковый взгляд, сразу и пристальный, и доброжелательный, останавливал внимание женщин.​​ 

* * *

 

20 июля - подписано временное соглашение о перемирии между Израилем и Сирией.

 

* * *

 

Варя неосторожно рассказала​​ Светлане​​ Юрьевне и о съёмках, и о семье Микешиных – и та умоляла ее с ними познакомить, когда они появятся в Питере. А из рассказа Вари следовало, что появятся скоро. Новость, что Варя снималась в Москве, громом прокатилась по ее кругу общения.

 

* * *

 

- Человек обособлен от других, ему трудно понимать других, - сказал Леонид отцу, - но в семье это преодолевается.

- Ты к чему это? – спросил старший Варенцов.

- А к тому, что я рад работать с тобой, папа. ​​ И я рад, что ты стал спокойней.​​ 

И он вернулся к любимой теме:

- А Варька-то, Варька! А ты что думаешь?

- Но как это сделать серьёзной работой? – спросил Сергей Никифорович.

И ему заработки Вари казались сомнительными!

- Я так рад за неё, - но как это продолжать?

- А ты подумай обо мне папа: разве не счастье любить такую женщину?

 

Варю поздравила и​​ Надежда​​ Николаевна. Её​​ не оставляла боль об отце. Она тайком ходила на кладбище. Она не рассказывала об этом ни мужу, ни сыну: не хотела делиться этой болью.​​ 

 

* * *

 

27 июля - в Кашмире установлена линия прекращения огня между Индией и Пакистаном. Северная и северо-западная части Кашмира остались под контролем Пакистана

 

* * *

 

Светлана Юрьевна задумывалась о своей судьбе. Ей было двадцать девять, она была красива, она много общалась, - но из всего этого не складывалось личного счастья. И все же был мужчина, который остановил ее внимание: Виктор Иванович. Посещение с Варей Театра оперетты не прошло даром.​​ 

Копылов был на пять лет старше ее – и для него проблема одиночества была еще более весомой. Кохашинская из разговоров с Варей узнала, что у него в блокаду умерла жена, что у него​​ где-то старый отец, а у отца дом.​​ 

Художница сама​​ решила продолжить отношения с известным тенором, солистом театра.​​ Она побывала на пяти его спектаклях, они разговорились – и получилась любовь с первого взгляда.

Он, высокий, нескладный, так не похожий на себя на сцене, - и она: с ее броской, деланной красотой. Они разом потянулись друг к другу.

В ходивших по рукам стихах запрещенного поэта Копылов наткнулся на строчки, написанные о нем:

 

Когда я спал без облика и склада,​​ 

Я дружбой был, как выстрелом, разбужен.

 

Он рассказа об этом Свете – и она согласилась:

- Да! мы – друзья не-разлей-вода.

Они засмеялись.

 

* * *

 

5 августа - землетрясение в городе Амбато (Эквадор) унесло жизни более 5 тысяч человек

 

* * *

 

Копылов, по необходимости считающий деньги, пригласил Кохашинскую в ресторан. Он правильно сделал: дама, как должно, оценила этот шаг.​​ То, что это был ресторан, было важной условностью не только того времени: пригласить домой было бы странно, - а пригласить в общепит​​ –​​ еще страннее. В кино и в музее не поговоришь – много людей.

Он смотрел на Кохашинскую и вспоминал жену - и ему было страшно, как бы Светлана Юрьевна не прочитала его мысли. Было что-то ужасное в том, что его жена умерла, а он жив и напротив него сидит не жена, а другая женщина - и он​​ какое-то время​​ не мог справиться с этим ужасом.​​ 

- Что же сильнее: мой ужас или моя любовь? – в растерянности думал он.

Наконец, он был благодарен Кохашинской за то, что она помогала ему забыть жену, помогала забыть ужас, связанный с её смертью. Он долго смотрел на собеседницу и наконец понял, что она красива, что именно её красота подтолкнула его пригласить в ресторан ее, совсем незнакомую женщину. Она и вчера вспоминалась ему красивой, но сегодня, только сегодня он поверил в неё.​​ 

 

Через неделю он осторожно ее поцеловал. Она не была против.​​ Они жили недалеко друг от друга, она любила оперетту – так почему не встречаться почаще?

 

* * *

 

11 августа - правитель Тибета Далай-лама​​ Четырнадцатый​​ объявил​​ «религиозную ламаистскую войну против коммунистов».

 

* * *

 

Когда Микешин был пару недель с семьёй в Питере, он пригласил Варю в Москву на закрытый показ картин​​ Роберта Фалька​​ в его квартире. Он случайно упомянул художника – и  ​​​​ был удивлён, что Варя знала о нем. Она знала от Влада, который когда-то только зашел в квартиру художника и​​ сразу​​ вышел. С тех пор Варя думала об этом Фальке. Она сама не понимала, почему его фамилия так ей запомнилась.​​ 

 

С семьёй Микешина Варя побывала и в Эрмитаже в фондах Варенцова - и была рада познакомить своего свёкра с московскими знакомыми. Тут же появилась и Светлана Юрьевна: она как бы случайно оказалась в это время в Эрмитаже, но на самом деле знала от Вари, когда лучше прийти. Она уже была своей для Варенцовых, но не настолько близкой, как ей хотелось бы.

 

А лето уже перевалило в август.

 

Теперь Микешин был рад, что не видит Влада. У него родился сын? Ну, и прекрасно. ​​ Он почувствовал, что Влад неравнодушен к Варе – и это его тревожило.​​ 

Тревожило и потому, что ему понравилось знакомство с Варенцовыми. Он не мог забыть разговор​​ с Сергеем Никифоровичем​​ о Пастернаке и Ахматовой, чьи фамилии были​​ на устах всей культурной России. Они говорили о письме Пастернака 1940 года, где Ахматова объявляется продолжательницей пушкинской традиции.​​ 

* * *

 

12 августа​​ 1949 года​​ ​​ - подписаны четыре Женевские конвенции о защите жертв войны (1949).

 

* * *

 

После ужасов войны Леониду казалась бесценной эта близость с семьёй. И все же с матерью у него не получались такие откровенные разговоры.​​ 

- Мама, что с тобой? – решился спросить Лёня.

- Да ничего! – ответила Надежда Николаевна.

Но ей было приятно внимание сына.​​ 

- А где ты была? Ты же обычно из университета идешь домой.

Она призналась:​​ 

- На могиле отца.​​ 

Они замолчали.

- Я хочу сходить с тобой, - сказать Леонид.

 

* * *

 

18 августа - Государственное собрание Венгрии утвердило новую, социалистическую, конституцию страны.

 

* * *

 

Василий Григорьевич​​ Кононов​​ со своим театром Комедии на Невском, со своей супругой Дарьей Ивановной вернулись с гастролей в Новосибирске. Отпуск решили​​ было​​ провести в Питере, гуляя по островам, но отец Василия убедил его пожить в доме на Сиверской.​​ 

Впервые Дарья и Василий, городские жители, несколько недель жили в деревне. Как им понравилось разгуливать по лесу, есть домашние яблоки! Понравилось одиночество и покой.​​ 

Дарья между делом написала стишок:

.

Когда, надеждою полна,​​ 

я прозревала жизни сроки –​​ 

была я разве одинокой​​ 

и разве не цвела весна?

.

Сейчас одна я перед ролью –​​ 

и я прошу ее: «Позволь​​ 

мне справиться с твоею болью,​​ 

тебя мне покорить позволь».

 

* * *

 

20 августа - провозглашена Венгерская Народная Республика.

 

* * *

 

23 августа в Гааге началась Конференция круглого стола с участием Нидерландов, Республики Индонезии и федерации проголландских индонезийских государств, созванная для прекращения колониальной войны и определения будущего Индонезии.

 

* * *

 

Аксакова Мария Семеновна очень переживала​​ за​​ свою болезнь: она видела, как тяжело молодым без ее помощи. Жизнь Полины сразу стала необыкновенно тяжелой. Влад понял, что решается судьба семьи, и старался изо всех сил.​​ 

.

* * *

 

29 августа - испытание на Семипалатинском полигоне первой атомной бомбы в СССР​​ - РДС-1.

Для Дмитриева эта новость означало очень многое: как и многие военные, он знал, что теперь Америка не решится бомбить СССР. ​​ А что такие планы у Штатов были, в Союзе догадывались.

Первой атомной бомбе дали обозначение РДС-1. Это название произошло от правительственного постановления, где атомная бомба была зашифрована как «реактивный двигатель специальный», сокращённо РДС. Обозначение РДС-1 широко вошло в жизнь после испытания первой атомной бомбы и расшифровывалось по-разному: «Реактивный двигатель Сталина», «Россия делает сама» и т. п.

 

* * *

 

Всё лето Влад провел при семье. С появлением на свет Вити стало заметно, как трудно​​ безвыездно​​ жить в Москве​​ круглый год, но помогал соседний парк: Влад выгуливал сына и утром, и днем.​​ 

Когда Марии Семеновне стало легче, она приготовила свой любимый салат из запечённой тыквы с кунжутом и брынзой.​​ Так скромно отметили ее​​ шестидесятичетырехлетие.​​ 

Вскоре после этого Полину призвали на какую-то комсомольскую поездку по городам и весям – и теща, зять и Витя остались втроем. Полина, как успешная (скорее набирающая успех, набредшая на успех) поэтесса, не могла отказаться от такого навязанного путешествия: оно было тесно связано с печатанием ее стихов, со всей ее карьерой.  ​​​​ Поля скрывала, что Решетников придумал эту поездку для нее.

Поля понимала, что будет с ним встречаться.

 

Такое удивительное получилось лето у Влада! В  ​​​​ прежние годы он скитался по окрестностям Москвы, а тут даже не находил времени съездить в центр: так увлекся уходом за сыном.​​ 

Выбора, правда, у него не было, но Влад сумел увлечься тяжелой работой​​ присмотра​​ за ребенком.

 

* * *

 

Начало работы​​ Олега Коваленко​​ в школе​​ не​​ было​​ таким мучительным, как он себе представлял, ведь он много лет уже работал с детьми в шахматном кружке. Как раз ему нравилось это многолюдие, устремлённые на него глаза – кажется, ученики своим вниманием зажигали в его душе какой-то тёплый костёр.​​ 

Совсем не странно, что преподавание в школе воодушевило Олега: он уже не преследовал мечту стать учёным, понимая, что​​ это ему не по силам. Ему опять​​ предложили​​ возглавить шахматный кружок в Дворце Пионеров​​ – и он​​ с радостью согласился.​​ 

 

Работа в школе предполагала рутину (к примеру, проведение контрольных) – и Олег одолевал и её с воодушевлением.​​ 

- Семейка преподавателей математики! – шутя, говорил он жене – и, на самом деле, факт, что они делали одно и то же дело, очень помогал им: появились общие заботы, общие радости. Их школы не были разделены большим расстоянием: они были лишь в соседних микрорайонах.​​ 

 

Олег​​ вспомнил, что он - только перворазрядник - и решил на летнем турнире выполнить норму кандидата в мастера.​​ Теперь шахматы стали его страстью: только в этой области он еще надеялся хоть чего-то добиться.

 

Жить вчетвером оказалось очень приятно: и двухкомнатная квартира не казалась тесной, и все праздники, все дни рождения отмечали сообща, и даже будущим летом на Черное море решили ехать вместе.​​ 

А ведь еще пару лет назад Олег пребывал в смятении, ему казалось, что всё не получается, всё пошло прахом, а теплые семейные отношения совершенно его изменили.​​ 

- Что так мне помогло? – думал он. – Я, наверно, люблю Катю – и эта любовь спасает и защищает меня.

.

Как же хорошо было любить Катю! Каждая ночь была открытием. Бесконечно целовать это любимое тело, засыпать, просыпаться – и опять тонуть в этой огромной нежности, опять целовать.​​ 

- Надо спать, Олежек! – шептала разбуженная Катя. – Утром на работу.

Олег не мог понять, куда же делись все страхи, почему недавно всё было так плохо, а теперь всё так хорошо. В нём проснулось желание огромного​​ покоя, которого так не хватало в коммуналке.

* * *

 

20 сентября - сформировано первое правительство ФРГ во главе с Конрадом Аденауэром.

 

* * *

 

Варенцов сам не понял, почему он пришел в Академию Художеств. Может, потому что когда-то сидел в ее библиотеке зачтением редких книг. Он открыл «Воспоминания»​​ Бенуа​​ и напал на место, где​​ Александр Николаевич​​ пишет про выставки в Академии художеств, что посещались царственными особами. Николай Второй был просто​​ «офицериком»​​ при своём мощном отце,​​ и при этом​​ сын не проявлял интереса к живописи в отличие от отца. Свита была многочисленной - и Бенуа​​ поражало, как они сметали закуски со столов.​​ 

- Ну, это, как и сейчас, - решил​​ Сергей Никифорович. - И сейчас на вернисаже​​ мудрено закусить. Словно б посетители нарочито не наедаются​​ заранее.

* * *

 

И вот сейчас летом, когда было столько солнца и столько поводов радоваться, Мария Семеновна вставала всё реже. Поля только что вернулась из творческой командировки и была очень раздосадована: так круто повернулась её жизнь. Теперь ей приходилось всё делать за маму - и она выбивалась из сил. Было не до стихов.​​ 

Ей нравился энтузиазм мужа, но мыть пол он так и не научился и на рынок приходилось ходить самой.​​ 

В поездке она встречалась с Решетниковым, но от близких это скрывала.

 

* * *

 

- Я могу тебе прочесть стихи, которые мне посвятил Влад, - сказала​​ Светлана Юрьевна.

Полюбив, она почувствовала себя необычайно доброй. Она не могла понять, почему прежде эта доброта пряталась в ней.​​ И сегодня она не​​ пудрилась и не подводила глаза. А зачем это делать, если любовь?

 

- Прочти, - попросила Варя.

Светлана Юрьевна прочла:

 

Растет тревога, осени близка.

Ты все родней, но все так далека.

Я все иду в последний теплый день

Через чреду забытых деревень.

 

Когда тебя со мною нет

И теплится костер рябины красной,

Слагаю я печальные стихи

О жизни грустной.

Грустной и прекрасной.

 

- Что ты скажешь, Варенька? – спросила она, смеясь.​​ 

Варя строго сказала:

- Украл у Есенина! Как у него?

«В саду горит костер рябины красной,

Но никого не может он согреть».​​ 

-​​ А ​​ вообще мне понравилось!

Варя, наконец, не выдержала и призналась:

-​​ Он и мне посвящал стихи, но, как тебе, не давал их в отпечатанном виде.

Дамы посмеялись.

* * *

 

С осени​​ у Василия Григорьевича были выступления от Ленконцерта – и он ценил их. Вот и сейчас он выступал с поэтической программой в Клубе железнодорожников.

Ему удалось​​ вопреки всем препонам – 1949 год! (рассудку вопреки, наперекор стихиям) -​​ включить в программу раннее стихотворение Ахматовой – и он искренне радовался этому: прежде стихи этого автора строго воспрещались.

 

На шее мелких чёток ряд,

В широкой муфте руки прячу,

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.

.

Этот стих с бо’льшим и больши’м успехом читала на вечерах и Дарья, но при ее занятости в театре ее выступления на концертах не могли быть сколько-то частыми.​​ 

.

И кажется лицо бледней

От лиловеющего шёлка,

Почти доходит до бровей

Моя незавита́я чёлка.

.

- Надя, как мне нравится этот стих, и не сказать! – поведал жене Сергей Никифорович.

- Да, Ахматова умеет сказать очень ёмко. При этом это же её чуть не юношеское стихотворение.

.

И не похожа на полёт

Походка медленная эта,

Как будто под ногами плот,

А не квадратики паркета!

.

- Как тонко передано волнение через походку! – сказала жена Микешина. – У нее трепещет душа, ей трудно идти!

.

А бледный рот слегка разжат,

Неровно трудное дыханье,

И на груди моей дрожат

Цветы небывшего свиданья.

 

- Стих 1913 года! – подумал Василий Григорьевич​​ Кононов. – Это была не только другая Россия, но, чудится, и другая планета.​​ 

 

Это стихотворение Эдуард прочел Вале Самохиной.

- Я давно знаю этот стих, - сказала Валя.

- А ты заметила, как много в нем действия? – пояснил Эдуард. – С каждой строчкой мы всё глубже погружаемся и в действие, и в душу героини.

- Я могу тебе предложить что-то еще более интересное: сходим на выставку Фалька.

Зачем Эдуард лгал? Такой выставки и не могло быть! Были только редкие показы на квартире художника, куда допускались только самые близкие люди.​​ 

- Ты бывал у него? –​​ спросила Валя.​​ 

- Да, -​​ соврал​​ Эдуард. -​​ Я уже бывал у него на квартире с отцом.

- И что? Не понравилось? – спросила Валя.

Она знала, что Эдуард врёт, но скрыла своё знание: так важен был ей Эдуард. Он много лгал – и Валя давно решила примириться с этой вредной привычкой. ​​ 

- Почему? Понравилось. Он совсем западный. Ты бы могла организовать экскурсию для нас всех в фонды ГМИИ?! Ты же там работаешь.​​ 

- Я попробую, - ответила Валя.​​ 

Подумав, она сказала:

- Знаешь, Эдуард, тебе лучше не засвечиваться в музее.

- Почему?

- Потому что там много контроля. Наверняка, если​​ у меня появишься, будут выяснять, кто ты такой, - рассудительно сказала Валя. – Зачем это тебе надо?

- И впрямь, мне это не нужно, - согласился Эдуард.​​ 

И Наде Петровской нравился этот стих.

- Так много рассказать о женщине в немногих строчках! – с восхищением думала она. – Это ничуть не хуже Верлена, Бодлера, Рембо, которых я обожаю.​​ 

 

Как-то в ДЛТ у Позднышева она встретила красивую блондинку и разговорилась с ней. Это была Варя.​​ 

Женщины не знали, что их объединяет французские культура и язык.​​ 

 

Конечно, стихи Ахматовой читались без объявления автора. Эта практика продолжится до падения Советского Союза (тогда этой «чести» удостоятся стихи Бродского).

 

* * *

 

1 октября​​ 1949 года​​ - Мао Цзэдун на площади Тяньаньмэнь провозглашает создание Китайской Народной Республики.​​ 

 

* * *

 

Кудрявцев был рад такой активности своей жены. Он понял, что в чём-то её недооценивал. ​​ Казалось, энергии​​ Веры Семеновны​​ хватало на всё: и на дочь, и на научную деятельность. ​​ Он совсем не сразу заметил, что семья победила: сражаться сразу на двух фронтах Вера физически не могла. Объяснять это мужу?!

Что больше всего поразило​​ Геннадия Петровича, так это порядок, что воцарился в доме. Хаоса вещей не стало! При рождении Светы он не понял, в каком шоке была его жена! ​​ Беспорядок и был следствием ее шока. Ей понадобилось время, чтобы прийти в себя.​​ 

Конечно, он не мог соревноваться во внимании жены и тещи к дочери: он только радовался, что дочка не обойдена заботой. ​​ 

Его встречи с Варенцовым продолжались, но реже: Кудрявцев стал больше работать. ​​ Он и Вера решили копить на​​ «улучшение жилищных условий»: они мечтали с доплатой переехать в двухкомнатную квартиру.

 

* * *

 

2 октября​​ 

 

СССР установил дипломатические отношения с КНР, став первым иностранным государством, объявившем о признании нового Китая.

 

Завершение судебного процесса против лидеров Коммунистической партии США (процесс начался еще 17 января).

 

* * *

 

Когда​​ Степан Васильевич, муж «Ангела»,​​ опять оказался у Варенцовых (теперь это было совсем редко), речь зашла о его сестре Марфе. Дома она застал только Надежду Николаевну.​​ 

Сначала говорили о маленькой Свете, но потом Варенцова спросила:

- Вы вспоминаете младшую сестру?

Варенцова так редко говорила с ним о родственниках, что Переверзева это приятно удивило. После появления и смерти отца Надежда Николаевна стала очень чувствительной к вопросу о родственниках.​​ 

- Да. Марфунька была на год младше.​​ 

Сын Николай родился в 1890 году, а дочь Марфа – в 1891. ​​ 

-​​ Грянула революция, - продолжал он,​​ – и я потерял ее из вида. Почему она оказалась в Петрограде, я не понимаю. Я как раз жду, что вы, Надежда Николаевна, что-то мне расскажете о Марфе Васильевне.

- Столько лет прошло, - призналась Варенцова, - а мы всё переживаем, всё жалеем, что ее нет. Она умерла девять лет назад. ​​ 

- Тоже вот сестра: умерла раньше пятидесяти, - посетовал Переверзев. - ​​ А дядя всё же дожил до семидесяти - с такой тяжёлой жизнью.​​ 

Надежда Николаевна, наконец, решилась на более откровенный разговор:

- ​​ Вы в детстве играли с сестрой? У вас, наверно, были общие интересы, - допытывалась она.​​ 

- Помню, мы ходили в одну школу: она - на класс меньше. ​​ Мы учились плохо: что она, что я. Отец нас сильно ругал.​​ 

- Был строгий?​​ 

- Да. Требовал, чтоб мы хорошо учились, а мы учились плохо. Поэтому он рано запряг нас в хозяйство.​​ 

- Так он был богат?​​ 

- Куда там! Середняк даже по деревенским меркам. ​​ Мы, дети, работали со взрослыми.​​ 

- Но Марфа исчезла при отце?​​ 

- Нет, - ответил​​ Степан Васильевич. - Вслед за отцом исчезла мать, а потом и Марфа. Я остался один на хозяйстве. Правда, уже прошла революция, была гражданская война - и я попал на фронт. Вернулся, а дом разваливается. Стал работать. Всегда работа, работа, работа. Без конца работа. Меня спасло, что я в технике разбирался. Чинил трактора, что придётся. Учился на фрезеровщика. Я приехал в Питер, чтобы отдохнуть, - а тут война. Спасибо, Надежда Николаевна, что вы с мужем мне помогли. ​​ 

- А меня вы помните?​​ 

- Помню! Братья на праздники общались семьями. Как же, Новый год! Но я, стыдно сказать, не следил за судьбой дяди: я же служил. Уж я рад, что не убили. Мне и дядя, ваш отец, говорил:​​ «Я вот отсидел и спасся, а то б убили на войне».

- Вот когда вы сидели с дядей рядом, когда смотрели на него, - решилась спросить Надежда Николаевна, - неужели вы не расплакались?​​ 

- Нет, - простодушно признался​​ Степан Васильевич​​ и продолжил:

- Мы же - не женщины!​​ – он почему-то заговорил от имени всех мужчин.​​ -​​ В жизни много такого! Этак придется плакать постоянно.​​ 

- Если плакать, - задумчиво добавил он, - так и не наплачешься.​​ 

- Дурацкая мужская логика! -​​ ужаснулась​​ Варенцова.​​ 

* * *

 

7 октября​​ - образование Германской Демократической Республики (ГДР).

 

* * *

 

Вере Семеновне нравилось, что муж изменился в лучшую сторону. Когда Светочка только родилась, она оба запаниковали – и потому много хамили друг другу, - но сейчас эта растерянность прошла.​​ Он​​ стал зарабатывать больше, а она призналась, что уже месяц  ​​​​ работает учителем истории в обычной школе.

Конечно, Кудрявцев, как от мухи, отмахнулся от мысли, что его жена поставила крест на своей мечте. ​​ Еще год назад она твердила, что античность – ее призвание, что работать она будет только в университете, но вот жизнь берёт своё: надо, работая по специальности, зарабатывать деньги на жизнь. Объяснять мужу, что ты, мол, меня​​ содержи, пока я​​ выбьюсь в ученые?!​​ 

- Нет, такого унижения мне не пережить, - решила​​ Вера​​ Семеновна.

Счастьем было то, что ее мать​​ Анна Ангелиновна, их​​ «Ангел», приняла большое участие во внучке. Как Кудрявцевы ценили это​​ окончательное замирение, как долго ждали его, как надеялись, что оно затянется!

Анна Ангелиновна брала внучку себе, как только появлялась такая возможность. Тут она использовала мужа, который привозил Светочку в коляске, смело преодолевая автобусные пересадки. Кудрявцевы жили у Львиного мостика, Переверзевы – у Московского вокзала, - но Николай Васильич послушно проделывал этот путь туда и обратно ради внучки.​​ 

 

Вера разочаровалась в Варе: она ждала куда большего от их отношений. ​​ Варя - по её мнению - оказалась холодным, замкнутым человеком. Поэтому она особенно радовалась потеплению отношений с мужем. А Варя? Да какая ж это​​ «дружба», если​​ Варя​​ ничего о себе не рассказывает? Сама щеголяет в модных обновках из ДЛТ, а подруга ходи бог знает в каких лохмотьях!​​ Но Вера ошибалась: это были не «обновки», а сшитые самой Варей платья. Они, на ​​ самом деле, были из хорошего материала, рекомендованного Позднышевым.

Но внешне, конечно, не изменилось ничего. Это охлаждение совпало с общим удалением  ​​​​ Кудрявцевых от Варенцовых: и Геннадий Петрович редко встречался с Сергеем Никифоровичем.

* * *

 

11 октября​​ 1949 года​​ - премьер Административного совета КНДР Ким Ир Сен выступил по радио с обращением к стране и заявил о возможности войны с Югом.

 

* * *

 

Приближался день рождения Эзры Паунда, любимого поэта старшего Варенцова. Сергей Никифорович дождался, пока соберется вся семья, и прочел вслух любимый стих:

 

Ezra Pound​​ 

A Girl

 

The tree has entered my hands,​​ 

The sap has ascended my arms,​​ 

The tree has grown in my breast -​​ 

Downward,​​ 

The branches grow out of me, like arms.​​ 

 

Tree you are,​​ 

Moss you are,​​ 

You are violets with wind above them.​​ 

A child - so high - you are,​​ 

And all this is folly to the world.

 

За знания жены он боролся не очень, но переживал, что Лёня знает только научный английский, а вот Варя его вовсе не знает. Он перевел​​ «своим детям»​​ (так он их звал) строчку за строчкой:​​ «Девушке. Дерево вошло в мои руки, потом его сок, дерево выросло в моей груди. Ты – дерево, ты – мох. Ты – фиалка, и ветер над тобой. Ребенок, а летишь высоко. Ты – чудо природы».

 

Сергей Никифорович не стал рассказывать семье, что в реальной жизни его кумир (Варенцов на самом деле считал Эзру своим​​ «кумиром», но читал и понимал немного) вел себя ужасно! В мае 1945 года за поддержку Муссолини Паунд был арестован итальянскими партизанами и передан американским властям в Генуе. Он был допрошен и на некоторое время отпущен, в то же время агенты ФБР изучали записи его передач, его письма, черновики, статьи. Через несколько недель Паунд был снова арестован, осуждён и переведён в военную тюрьму в Пизе. В тюрьме Паунд поначалу занимался переводом Конфуция на английский и писал​​ «Пизанские песни». Однако через месяц заключения у него случился приступ, и он перестал узнавать людей, стал терять память и отказываться от еды. ​​ С 1945 по 1948 год Паунд находился в лагере для военнопленных в Пизе, в 1948 году был отправлен в Вашингтон и отдан под суд за пропаганду фашизма, однако был признан недееспособным и помещён в вашингтонскую психиатрическую больницу св. Елизаветы.

И не передать ужас, с которым Варенцов узнал об этом! Но даже с женой он решил об этом не говорить.​​ 

Если б был жив Сикорский! С ним можно было б пооткровенничать.

 

* * *

 

Между тем, Микешин не зря подарил Варе самоучитель французского: какую-то легкую литературу она уже читала с интересом. Любила стихи. Бодлер ей был не по зубам, а вот Парни понравился. Это Пушкин навел ее на мысль читать Парни в оригинале:

 

Я знаю: нежного Парни

Перо не в моде в наши дни.​​ 

 

Парни Эварист (1753-1814) - французский поэт, автор элегий и эротический поэм, писавший в галантном духе.

 

* * *

 

14 октября - Коммунистической армией взят Гуанчжоу - последний крупный оплот Гоминьдана на континенте.​​ 

 

* * *

 

- Ну, как ты, поговорил с Варенцовой? - спросила мужа Анна Ангелиновна.​​ 

Она не одобряла его встречи с Варенцовыми, считала их ненужными.

- Поговорил, - ответил​​ Степан Васильевич. - Это был визит вежливости. Ты ведь знаешь, я им обязан: это они пристроили меня на Балтийский завод.​​ 

- Дело не в них, а в тебе! - поправила жена. - Ты умеешь работать - вот тебя и взяли! Ты сам больше помог себе.​​ 

- Аня, без них мне было б очень плохо. Я ведь просто растерялся! Немцы уже были недалеко от Питера. Представь, она меня спрашивает: неужели я не заплакал, когда увидел дядю живого. Я даже не знал, что ей ответить.​​ 

- Надо ж, какие вопросы! – удивилась Анна Ангелиновна. - ​​ Я от нее не ожидала.

* * *

 

29 октября - члены консультативной группы Комиссии по атомной энергии США во главе с Робертом Оппенгеймером и Энрико Ферми порекомендовали правительству США не выступать инициатором создания водородной бомбы.

 

* * *

 

Улучив какую-то минуты, когда можно отвлечься, Леонид бродил по Эрмитажу. Это было его личное сказочное царство, в котором заблудиться было так приятно. ​​ После потрясений прошлых лет он радовался, что нашёл равновесие: всё хорошо и в семье, и на работе. Разве можно ещё о чем-то мечтать? И так дано много, слишком много. ​​ 

Таинственным незнакомцем он приближался​​ к камее Гонзага, он мог шепнуть ей что-то доброе, а мог просто поднять брови. Так его прогулка превращалась в священный обряд, столь естественный и столь желанный. ​​ 

* * *

 

2 ноября -​​ конференция круглого стола в Гааге завершилась решением о создании формально независимой Республики Соединённых Штатов Индонезии в составе Республики Индонезии во главе с Сукарно и 15 проголландских государственных образований. Нидерланды сохранили влияние в Индонезии и контроль над Западным Ирианом​​ (западная часть острова Новая Гвинея).

 

* * *

 

Ноябрь получался холодным и снежным.​​ 

333.

 

* * *

 

21 ноября​​ 1949 года​​ - Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о предоставлении независимости Ливии до 1 января 1952 года

 

* * *

 

Сергей Никифорович понял, что надо искать себя не только в работе, но и в развлечениях! Он взял в библиотеке клавир​​ «Травиаты», открыл наугад и стал мурлыкать, играя: ​​ «Parigi,​​ o​​ cara,​​ noi​​ lasceremo,

la​​ vita​​ uniti​​ trascorreremo…». Он понимал смысл:​​ «Дорогая, мы покинем Париж и будем жить вместе», -​​ 

и пел на итальянском, не обращая внимания на русский подстрочник: его укачивала музыкальность языка. ​​ В переводе текст эту певучесть терял. ​​ 

Варенцов знал английский и французский - и потому ему часто казалось, что он знает и итальянский. ​​ 

Что-то сдвинулось в его душе: он больше не рвался на Уланову, понимая, что это дорого, что ездить в Москву трудно, - но он увлекся оперой. Перешел на оперу. Да и попасть на оперу в Кировский театр (до 1992 года Мариинку звали так) было куда проще, чем на​​ «элитное»​​ «Лебединое озеро».​​ 

 

* * *

 

30 ноября - выступление президента США Гарри Трумена с угрозой применения атомного оружия в Корее.

 

* * *

 

- Варя, ты могла бы как-нибудь зайти к Анне Ангелиновне? – спросила свекровь.

Она​​ считала​​ неприличным не общаться с людьми,​​ если ты когда-то ходил в их друзьях.

- Но зачем, Надежда Николаевна?

- Ты прежде общалась и с ней, и со Степаном​​ Васильевичем, - а сейчас просто исчезла. Это невежливо. То же самое и в твоих отношениях с Верой Кудрявцевой! ​​ Ты отталкиваешь от себя людей.

Варя деликатно промолчала.

Она не могла понять, зачем ей общаться с людьми, которые сами не стремятся с ней общаться. Какие такие​​ «приличия»?!

Но главное, она оказалась в другой жизни со своим чтением стихов, с участием в съёмках. Она еще не жизни понимала, но чувствовала, что из прежней она уже вырвана. Важно было и то, что мужчины Варенцовы были целиком на ее стороне.​​ 

С другой стороны, и «Ангел», и ее дочь переживали по-своему бурные времена – и им было не до Вари. Вера начала преподавать – и начало было трудным. Она никому не рассказывала об этом: не видела смысла.

* * *

 

7 декабря - Мао Цзэдун выехал из Пекина в Москву (прибыл 16 декабря).

 

* * *

 

- Знаешь, Надя,​​ - сказал Сергей Никифорович, -​​ я сыграл этот вальс Шопена раз сто - ​​ и он, наконец, получается лёгким.​​ 

- Год упорных тренировок, - поддержала со смехом жена, - не прошёл даром. ​​ 

Было воскресенье – и они вышли на прогулку.

* * *

 

Влад с Витенькой в коляске бродил в Сокольниках по парку. ​​ Вот и декабрь, уже снег, - а давно ли, в октябре, на него обрушивалась золотая листва. Он полюбил Сокольники, потому что привык выгуливать тут сына.

 

Прежде всегда и во всём спасала тёща, а сейчас Влад видел, что Мария Семёновна очень слаба и может умереть. Она подолгу лежала в забытьи, ела мало и только с ложки - и Владу приходилось очищать медицинские приспособления от продуктов её жизнедеятельности. ​​ 

Иногда она приходила в себя и звала на помощь. Влад садился рядом, и они о чем-то говорили. Подсаживалась и Полина – и показывала матери Витеньку.​​ 

 

Первое время Полине казалось, что она сойдёт с ума со страха, упадёт в обморок от перегрузок. Пришлось совершенно забыть про стихи! Она не думала, что её сын такой капризный. Его накормить - это испачкать и его, и себя. Влад кормил Витю с такой строгостью, что мальчик не смел баловаться.​​ 

Полину воодушевлял энтузиазм мужа. И на самом деле, Влад никогда не был столь деятельным.​​ 

* * *

 

Светлана Юрьевна хотела пригласить Варю на Новый год, но Варя отказалась под предлогом, что это был чисто семейный праздник.

 

* * *

 

Тенор и красавица-художница​​ жили​​ вместе.

- Света, у меня мать погибла на гражданской войне, а у тебя отец умер в блокаду, - начал было Виктор Иванович.​​ 

- Витя, оставь эти разговоры, - оборвала Светлана Юрьевна.​​ -​​ Мы - живы! ​​ Я не выношу эти замогильные темы. Не надо мне их.​​ 

Они уже жили, как муж и жена, но не были расписаны.​​ 

Оба были влюблены, оба радовались друг другу.

В быту Копылов бывал слишком мягким – и тогда любимая его обрывала. Это его не ранило: ему самому не нравилась его мягкость.​​ 

 

* * *

 

- Меня попросили прийти в​​ «Литературную газету»!​​ Я пойду со стихами, - многозначительно сказала Полина.

Решетников пообещал ей печатание – и фактически она шла лично к нему, - но Полина благоразумно не упоминала его фамилии. ​​ Она, как и многие на курсе в Литинституте, дружила с Васей до войны, но вот Вася стал Василием Константиновичем – и стихи Влада оставляли его равнодушным. Это было неприятно не только Владу, но и​​ Поле, но тут уж приходилось терпеть.​​ Поля догадывалась, что дело не только в стихах, но благоразумно скрывала это даже от себя.​​ 

- Иди. Я посижу с Витей, - ответил Влад. – Идешь в ​​ «Литературку»?​​ Ты уже три раза там печаталась! Пристрой и меня!

- Постараюсь, Владик, - ответила Полина и ушла.

 

На самом деле Решетников Василий Константинович пригласил  ​​​​ Полину в ресторан​​ «Москва». Она спрашивала себя:​​ «Как же так? Ходила​​ как бы​​ в редакцию, а вот​​ оказалась​​ в ресторане!», - но ей пришлось отбросить муки совести, ведь речь шла о ее будущем.

Для молодой женщины приглашение в столь знаменитое место было как бы приглашением в другую жизнь, в рай. Могла она думать, что в Советском Союзе существует такая роскошь?

Полина ошалела от счастья: мало того, что она нравилась этому интересному человеку, что его жизнь казалась ей удивительной, интересной, - но еще и эта красота мира! После детских пеленок – вдруг этот сон.

Ей так приятно было рядом с ним.​​ 

 

Полина недооценивала себя, хоть ее стихи уже ценились в редакциях. На самом деле после родов она стала привлекательней: ушла задержавшаяся с девичества робость, ушли стеснение и страх общения.​​ 

Именно Решетников победил этот страх – и это окрыляло Полину.

Но появилась жизнь, которая требовала скрытности! Как бы она решилась о такой встрече рассказать мужу? Владу было неприятно, что его стихи печатают куда реже, чем стихи его жены, но он это благоразумно скрывал.

Мог Влад предполагать, что звезда Литературного института, его довоенный знакомый Решетников ухаживает за его женой? Серконин когда-то в шутку просил Влада:​​ «Нашли на Решетникова свою Полину!», - но это оказалось грозным пророчеством!

 

У Полины появилась очаровательная прядь волос: она шаловливо спадала на середину лба, а то уходила в сторону и заставляла искриться уголки глаз.

Василий Константинович не мог налюбоваться.

 

Полине приходилось быть скрытной, когда мама​​ была​​ очень больна. ​​ Она со страхом думала, что мама может умереть. Она боялась этих черных мыслей.​​ 

 

Рождение​​ сына​​ нисколько не сблизило Полю​​ и Влада, но теперь центр семейной жизни перемещался на ребёнка.​​ ​​ Вскоре появился​​ Решетникова​​ -​​ и​​ это​​ вовсе поставило все точки над «и».​​ с точки зрения тех чувств, что были у них во время войны, это было кошмаром, но тот порыв был подзабыт, - а воцарившаяся проза устроила бывших влюбленных.

* * *​​ 

 

В 1949 году Альберт Эйнштейн так вспоминал о своих впечатлениях от знакомства с теорией Бора:

-​​ Все мои попытки приспособить теоретические основы физики к этим результатам [то есть следствиям закона Планка для излучения чёрного тела] потерпели полную неудачу. Это было так, точно из-под ног ушла земля и нигде не было видно твёрдой почвы, на которой можно было бы строить. Мне всегда казалось чудом, что этой колеблющейся и полной противоречий основы оказалось достаточным, чтобы позволить Бору​​ -​​ человеку с гениальной интуицией и тонким чутьём​​ -​​ найти главные законы спектральных линий и электронных оболочек атомов, включая их значение для химии. Это мне кажется чудом и теперь. Это наивысшая музыкальность в области мысли.

 

Альбе́рт Эйнште́йн.​​ ​​ 1879​​ –​​ 1955.

Физик-теоретик,​​ один из основателей современной теоретической физики. Его теория относительности изменила основания физики, заменив классическую механику и закон всемирного тяготения Ньютона.

 

Нильс Хе́нрик Дави́д Бор.​​ 1885​​ –​​ 1962.

Датский физик-теоретик и общественный деятель, один из создателей квантовой механики. Он также внёс значительный вклад в развитие теории атомного ядра и ядерных реакций, процессов взаимодействия элементарных частиц со средой.​​ 

 

* * *​​ 

 

Уже была зима. После Европы, где зима не была настоящей, Дмитриев наслаждался настоящим холодом. ​​ Ему так нравилась родная красота, что он не мог набродиться. Мимо стадиона через лес он шёл в город, доходил до реки и опять поворачивал назад.​​ 

 

Танцы были в Доме офицеров. У военных был такой Дом, а у гражданских – Дома культуры. Понятно, что эти танцы многими воспринимались, как ярмарка невест. И на самом деле, многие знакомства, закончившиеся браком, начинались именно тут.​​ 

Дмитриеву нравились танцы. Нравилось, что на родине ты среди своих – и можно расслабиться.​​ 

Он наугад пригласил молодую женщину.

Они разговорились. ​​ Она оказалась медсестрой.

Они продолжили разговор и после танца.​​ 

- Вы давно здесь?​​ 

- Я - местная. В войну была в Ленинграде.​​ 

- Почему?

- Поехала к бабушке, да так и застряла: боялась оставить ее одну, да и мама попросила.

- А я прошел войну артиллеристом, - почему-то виновато сказал Сергей Валентинович.

- Я – Сергей. А вас как звать?​​ 

- Анна.​​ 

 

Анна Николаевна Доброседова работала медсестрой в военном госпитале.​​ У нее были нежные, светящиеся, немножко косые глаза. ​​ Тут я невольно вспомнил цитату из Льва Толстого:​​ «Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза Анны Карениной дружелюбно, внимательно остановились на лице Вронского». У моей Анны ресницы не были густыми. ​​ А цвет глаз? Черный, но не синий.​​ 

​​ 

В Германии с этим были проблемы: там его и контролировали больше, - но не здесь. Его привлёк покой, исходивший от новой знакомой! Он зашёл к ней поговорить, но вот пообедал, отметили встречу, а остальное случилось как бы само собой. Это первый раз, когда столь важное в его жизни ему далось так легко.​​ 

* * *​​ 

 

Сергей Никифорович на кухне перечитал жене важный пассаж про эпикурейцев:

-  ​​​​ «Древнегреческое​​ эпикурейство​​ есть философия и эстетика пустоты, но это - особенная пустота, подозрительная пустота.​​ 

Отчего эпикурейский мудрец так спокоен?​​ 

Откуда это самообладание, это бесстрашие, это удивительное бесстрашие перед смертью, даже, можно сказать, вызывающее бесстрашие, это эстетическое кокетство со смертью, какое-то гордое повёртывание спиною и аристократическое презрение к этому вульгарному, уличному, бездарно-демократическому явлению?». ​​ Что ты скажешь?

- Читай дальше, - сказала Надежда Николаевна. – Видишь, я готовлю ужин. Читай. Мне интересно.

-​​ «Тайна этой переполненной пустоты, вернее, этого переполнения пустотой, заключается в обнажении своего безличного, вернее, доличного и в то же время естественного, нормального, устроенного так на всю вечность существования.​​ 

Ведь спокойствие не там, где высота и сила в абсолютных размерах, но там, где выявлено как раз то (пусть маленькое и незаметное), что и содержалось внутри, ни больше и ни меньше.​​ 

Не дорастая до абсолютно-личностного опыта, античный человек обладал другим опытом, - опытом взаиморастворения личности и природы, когда личность теряет свою абсолютную неповторимость, а природа - свою безжизненную механичность».​​ 

- Взаимодействие личности и природы – это у древних сильно. Что ты читаешь, Сережа?

- Это идеи Алексея Лосева. Мне до него далеко.​​ 

- Сережа, ты ведь и не ученый, а хранитель. Ты ученый именно в твоей области.

-​​ «И когда античный человек осознавал себя на лоне этого растворения, он успокаивался.​​ 

Так и Эпикур: он дошел до ощущения назначенного ему пустотой природно-духовного безличия, погрузившись в него вплоть до телесности этого ощущения ​​ - и вот он - спокоен.​​ 

Он так же, точно так же тих и безмолвен, как мистически самоупоённый неоплатоник на высоте его интеллигибельных состояний».​​ 

 

Сергей Никифорович грустно вздохнул. Почему он не может приложить эти идеи к своей жизни? Они остаются блестящими, высокими идеями, - но все же только идеями.​​ 

- Садись ужинать, - сказала жена.

 

* * *

 

У​​ Позднышева умерла жена Валентина Сергеевна. В сорок шесть лет.​​ Новый год он провел в трауре. ​​ Из всей большой компании об этом знала только Верховская. ​​ 

* * *

 

В 1949 году в СССР было повсеместно введено всеобщее семилетнее образование

 

Если в 1946 году​​ средняя зарплата в СССР​​ составляла в среднем 48,1 руб., то к 1950 выросла до 64,2 руб. в месяц.

 

* * *

 

Отношения Копылова и Кохашинской развивались стремительно. Новый год они проводили вместе, но и до этого они встречались и на его, и на ее квартире. Они оба не думали, что способны на такой бурный роман.

 

* * *

* * *

 

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ

.

* * *

* * *