Театральный дневник.

2003

Важное:

Письма Чехова за 1903 год

Путешествие ​​ в Иерусалим

Полунин

Попытка пьесы о каббале

Лариса Малеванная

Каспаров и Неелова

О «Пластилине» Серебренникова

Владимир Бродянский

Елизавета Алексеевна Даль

Неверов

«Белые ночи» Петра Фоменко в его театре, 31 августа

Мой сосед Рощин Лев Георгиевич, ресторанный музыкант

Марина Не-ва

Январь

1  ​​​​ Чехов пишет:

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

1 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, с новым годом, с новым счастьем! Поздравляю Вас и Вашу семью и желаю успехов, здоровья, побольше денег и великолепного настроения. У меня все благополучно, я здоров, понемножку работаю, мать и сестра тоже здоровы. Целый день идет дождь.

Пьесу начну в феврале, так рассчитываю по крайней мере. Приеду в Москву уже с готовой пьесой.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

Вчера Ф. К. Татаринова прислала в подарок красивый цветок из породы кактусов, и я почему-то вспомнил Ваш рассказ о том, как зверь-ласка бросилась Ф<анни> К<арловне> на грудь.

П. Ф. ИОРДАНОВУ

1 января 1903 г. Ялта.

С новым годом, с новым счастьем, многоуважаемый Павел Федорович! Желаю Вам от души здоровья и спокойствия.

Тараховский, конечно, прав, издать книгу следует, но не в пользу музея. Книга пользы не даст, при самых счастливых условиях она может дать только одно - небольшой убыток. Буде у Вас есть желание издавать, то не гасите его; подумайте, выработайте форму и потом, благословясь, и издавайте. Например, отчего бы не издавать желаемую Вами книгу ежегодно, в форме «Календаря»? Ценою в один рубль? Мне кажется, как бы таганрогская публика ни была равнодушна, но в 5 - 10 лет ее можно приучить к календарю. С течением времени, когда издание перестанет давать убыток, можно будет отдать его какому-нибудь учреждению, например библиотеке, гор<одской> управе, «Календарь» был бы своего рода таганрогским журналом, издающимся раз в год.

Вы не написали, как много денег Вам нужно на первых порах.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог. ​​ Его высокоблагородию

Павлу Федоровичу Иорданову.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 января 1903 г. Ялта.

С новым годом, с новым счастьем, милая моя актрисуля, жена моя! Желаю тебе всего, что тебе нужно и чего ты заслуживаешь, а главным образом желаю тебе маленького полунемца, который бы рылся у тебя в шкафах, а у меня размазывал бы на столе чернила, и ты бы радовалась.

За то, что ты веселилась так хорошо на свадьбе, хвалю тебя. Конечно, жаль, что меня не было; я бы на тебя посмотрел, да и сам бы покружился.

Сегодня получил много писем, между прочим от Суворина, от Немировича. Последний прислал список пьес, какие собирается ваш театр ставить. Ни одной бросающейся в глаза, хотя все хороши. «Плоды просвещения» и «Месяц в деревне» надо поставить, чтобы иметь их в репертуаре. Ведь пьесы хорошие, литературные.

Маша встречала Новый год у Татариновой, я - дома. Татаринова прислала чудесный цветок из породы кактусов - epiphyllum trunetatum. Идеть дождик с утра.

Пиши мне, моя родная, утешай меня своими письмами. Здоровье мое великолепно. Зуб починен, остался еще один. Короче, все более или менее благополучно.

Без жены мне нехорошо; спишь точно на холодной, давно нетопленной печке. Бунин и Найденов теперь герои в Одессе. Их там на руках носят.

Зовут чай пить. Будь здорова и весела, актрисуля, господь с тобой. Целую, обнимаю и благословляю тебя. Щиплю тебя за спину, пониже шеи.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

2  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Триумф любви» (премьера была в 1732 году в Париже) экранирован Пеплоу (2001).

Люда впервые увидела Мариво.

2  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Л. Н. АНДРЕЕВУ

2 января 1903 г. Ялта.

«Иностранец» мне очень понравился. И «Иностранец» и «В тумане» - это два серьезные шага вперед. В них уже много спокойствия, авторской уверенности в своей силе, в них мало авторской нервности. Беседа отца с сыном «В тумане» сделана спокойно, и за нее меньше не поставишь, как 5+.

((Отрывок! Целиком найти не могу))

3  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 января 1903 г. Ялта.

Здравствуй, актрисуля милая! Не беспокойся, мамане я послал телеграмму под Новый год, я всем послал, даже Мейерхольду в Херсон. Д-ра Махотина я не знаю или не помню. На даче будем жить, конечно, без Вишневского, иначе я съеду. Здоровье мое ничего себе, зубы починил, могу теперь все есть и все съесть. Ты пишешь, что в Ялте я не бываю хорош с тобой. Ей-ей, дусик, это тебе только кажется так; вероятно, оттого кажется, что в Ялте ты была больна. Я тебя одинаково везде люблю, и везде я одинаково твой.

Ну-с, это все были ответы на твои мысли в письме, теперь буду писать свое. От молодых получил телеграмму, в первых числах марта побываю у них на квартире, поздравлю. Оба они симпатичны очень, только мне почему-то жаль, что Володя женился. Ему бы надо было сначала укрепиться, стать на ноги, а то теперь, гляди, начнет толстеть. «Вишневый сад» я хотел сделать в трех длинных актах, но могу сделать и в четырех, мне все равно, ибо три или четыре акта - пьеса все равно будет одинакова.

В Москву едет доктор Алексин, будет у тебя. Недавно он участвовал в концерте в пользу андижанцев, и рояль не играл, черные клавиши отказались служить, и он, Алексин, заподозрил г-жу Татаринову, что она-де что-то подложила в рояль из мести; произошла за кулисами перебранка, Татаринова заболела и лежит до сих пор с высокой температурой. Вот какие трррагедии мы переживаем!

Ты так постарайся нанять дачу, старушка моя, чтобы 10 марта я уже мог жить там. Буду сидеть на даче и писать, будет приезжать ко мне моя актрисуля и оставаться у меня ночевать. Не так ли? Я буду писать, а по вечерам с актрисулей советоваться. Летом поедем куда-нибудь вместе, попутешествуем недельки две, а потом назад, на дачу.

Почетный билет на выставку получил. Сегодня холодно, море волнуется. И в комнате моей не тепло. Когда увидишь Сашечку Средина, то поблагодари его за телеграмму, которую он прислал мне, и скажи, что ответ не послал, потому что я не знаю его адреса.

Целую тебя в спину, в оба бока и в грудь, обнимаю и вижу тебя во сне. Пиши, дуся, не ленись.

Твой муж А.

4  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. С. МИРОЛЮБОВУ

4 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Сергеевич, вчера я получил от Вас телеграмму: «S nowim godom. Miroff». И сегодня с почты принесли точно такую же телеграмму. Спасибо Вам большое. У нас в Ялте снег, легкий мороз, ветер.

Если напишу «Невесту», то куда мне посылать ее? К Вам в Nervi или в Питер?

Маша теперь в Ялте, велит Вам кланяться. Для телеграмм адрес короче. Не нужно Crimйe, a просто «Tschekhoff, Jalta». Не Ialta, a почему-то Jalta.

Где Вы остановились? В villa Gropello?

Ну-с, всего Вам хорошего! Будьте здоровы, веселы и вполне благополучны.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Monsieur V. Miroluboff. Nervi.

Италия. Italie.

5 Вчера хоронили Крымову, преподавателя ГИТИСа, жену Эфроса и просто хорошего театроведа. Мне не найти ее статьи, а то б. конечно, сюда поместил. И вообще, этот дневник очень зависит от той легкости, с какой внешний мир даст мне информацию.

Небритый, взбаламученный Юрский на похоронах Крымовой.

В Чехии и Словакии наводнение растет, а снегопад парализовал Париж.

И Москву – тоже!! Снег летит и летит, так что все улицы завалены.

Второй клонированный человек появился! Многие москвичи выразили желание себя проклонировать.

Цикл по ТКК: Святыни христианского мира.

5  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 января 1903 г. Ялта.

Актрисуля моя, я здоров вполне, лучше и не нужно, только скучно, очень скучно по двум причинам: погода очень плоха и жены нет. И писать не о чем в письмах, жизнь истощилась, ничто не интересно в этой Ялте.

Сейчас приехала m-me Бонье, рассказывает, как она поссорилась с О. М. Соловьевой. Приходил Шаповалов (архитектор), приходил Лазаревский - одним словом, общество самое веселое.

Мы теперь пьем белое вино из Феодосии. Такого вина я привезу, чтоб было что пить нам на даче. Привезу сразу бутылок двадцать. Лона тебе удастся, я это чувствую, только не меняй голоса. Стриженая, с палкой, это очень хорошо.

Храни тебя господь, мою родную. Целую тебя и обнимаю. Без тебя я не могу, имей это в виду.

Твой А.

7  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 января 1903 г. Ялта.

Актрисуля, собака моя милая, Фомка, здравствуй! Дела мои хороши, ничего себе, только, представь, на правом боку мушка, и доктор велел положить дня на три компресс. Это у меня небольшой плевритик. Сплю я прекрасно, ем великолепно, настроение хорошее, а болезнь, о которой я пишу, пустая. Не беспокойся, Фомка.

Ты все ездишь в кондитерские и на сахарные заводы, а я все праздники нигде не был, сижу все дома и ем хрен. О том, как я встречал Новый год, уже было писано тебе. Никак не встречал. В пироге досталось счастье мне с тобой.

Сегодня получил из вашего театра список пьес, предполагаемых к постановке. Есть, между прочим, «На всякого мудреца довольно простоты» Островского. Мне кажется, эта пьеса у вас совсем не ко двору. Ведь это русифицированный «Тартюф», это крымское бордо. Уж если ставить что, так «Тартюфа», или не ставить ни той, ни другой пьесы. Вот ты порылась бы: не найдется ли чего-нибудь у Виктора Гюго? Для праздничных спектаклей? Хорошо бы также «Женитьбу» Гоголя поставить. Можно ее очаровательно поставить.

Если Халютина выходит за Андреева, то я поздравляю ее, но не особенно. Андреев пустой парень. С тех пор, как я стал немцем, т. е. твоим мужем, свадьбы в Художеств<енном> театре стали обычны. Значит, легкая у нас с тобой рука.

Дуся моя родная, я не получаю «Новостей дня». Похлопочи-ка у Эфроса. Что за свинство, каждый январь приходится напоминать ему. Не забудь же, родная, напомни, внуши Эфросу, что так-де нехорошо.

Щиплю тебя за шею, щекочу, балуюсь, обнимаю сорок раз и целую в грудку. Ах, собака, собака, если б ты знала! Если б ты знала, как я скучаю по тебе, как мне недостает тебя. Если б ты знала!

Твой А.

А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

7 января 1903 г. Ялта.

Ялта.

Здравствуй, дорогой и милый Александр Иванович! Прежде всего поздравляю тебя с новым годом, с новым счастьем, желаю тебе здоровья. А за сим просьба. Один мой товарищ (не литератор, а с другой, с медицинской стороны) весьма желает бывать на литературных собраниях Литературно-артистического кружка. Так как нужна записка члена, то, будь добр, не откажи послать ему свою визитную карточку, надписав на ней то, что нужно. Его адрес: Москва, доктору Петру Ивановичу Куркину, Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14.

Прости, голубчик, за беспокойство!

На мне мушка и согревающий компресс, но все же могу похвастать, что здоровье мое в этом году лучше, чем было в прошлом. Погода здесь отвратительная. У меня три тома твоих сочинений, больше не имею.

Передай поклон и привет Марии Николаевне и будь здоров, счастлив во всем и не старей, буде сие возможно. Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

На конверте: Москва.

Князю Александру Ивановичу Сумбатову.

Б. Палашовский, д. Целикова.

П. И. КУРКИНУ

7 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, я не состою членом Литературно-арт<истического> кружка, но это не беда. Я написал кн. Сумбатову (Южину), он пришлет Вам свою карточку с надписанием. Если одной записки мало, то 13 янв<аря> в Москву вернется Маша, постоянная посетительница Лит<ературного> кружка, она достанет Вам записок. сколько понадобится.

Сейчас прочел о смерти А. Ф. Шнейдера - царство ему небесное. Погода в Ялте скверная, ничего хорошего Здоровье мое лучше, ничего особенного, но все же на мне мушка и компресс; схватил небольшой плевритик. С новым годом, с новым счастьем! Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте: Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину. ​​ Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14, д-ра А. В. Молькова.

А. А. НИКИТИНУ

7 января 1903 г. Ялта.

Ялта.

Многоуважаемый Александр Александрович!

Книгу «Прощеный демон» получил, спешу принести Вам глубокую, сердечную благодарность. Конечно очень жаль, что Вас пощипала цензура, но Вы сами виноваты в этом. Нужно было подождать, когда наберется стихов на десять печатных листов, тогда и издавать; ведь книги из десяти и более печатных листов предварительной цензуре не подлежат. Впрочем, что ж? Вы еще молоды, писать будете еще много, издавать часто, так что опыт этот послужил Вам только на пользу.

Еще раз благодарю, искренно благодарю и шлю Вам пожелания всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

7  ​​​​ Мы – гиды у Красной площади. Вопреки всему ​​ работаем успешно. Сердечно поговорил и с Эрой Петровной, и с З-ой Татьяной Александровной.

Эра рассказала о своей жизни с соседями – и я был поражен обилием общих черт. И у нее компания поселилась на лестнице, и она все, что смогла, - это переместить ее с ее четвертого этажа на второй. Прямо дух захватило, как разговорилась о проститутках, их «ахах» и «охах» всяк день до четырех ночи. ​​ 

Одни на «Мерседесе» сначала ее везут в ресторан, а другие потом мочалят.

Для каждого из нас жизнь – непосильное испытание, но мы все отстаиваем в себе человеческое. И наша работа – один из способов спасти душу.

Как сегодня значителен тот простой факт, что живу! А живу, так и верю. Господи, дай хоть какого-то покоя, уверенности в себе, радости быть среди других. Дай всем больше силы, больше радости жить. Разве удивительно, что никто не пишет?

Кто способен радоваться радости другого человека? Как меня поразило в 1991, что никто не поздравил с путешествием!

На самом деле, что же может быть естественнее?!

- Молись больше, дурачочек, - шепчу себе, - и не жди от мира ничего.

Только тогда ты чего-то от него дождешься. Только тогда. Твоя удача – это как женская красота: ты можешь долго не замечать ее, - но неожиданно она вспыхивает перед взором, и ты понимаешь, что она – отражение красоты мира.  ​​​​ 

8  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 января 1903 г. Ялта.

Милая Фомка, сегодня «Новости дня» пришли, не беспокойся, ничего не говори Эфросу. Здоровье мое прекрасно; согревающий компресс на мне, но треска в правом боку уже не слышу. Не беспокойся, мой дусик, все благополучно. С зубами я уже кончил, как и писал тебе. Про погоду тоже писал; она у нас скверная.

Маша выезжает 11 янв<аря>. Значит, в Москве будет 13-го. Вчера m-me Татаринова прислала мне цветущий amaryllis. M-me Бонье поссорилась с Ольгой Михайловной, жестоко поссорилась. А больше никаких новостей нет.

Когда увидишь Горького, то поблагодари его от моего имени, что во 2-м акте его пьесы тебе нечего делать и что ты поэтому имеешь время писать мне письма. Я твои письма, как это ни покажется тебе странным, не читаю, а глотаю. В каждой строчке, в каждой букве я чувствую свою актрисулю.

Все эти дни убирал и укладывал прошлогодние письма.

Ну, мордуся, обнимаю тебя и целую в лобик, в шею, в спину и в грудочку. Береги свое здоровье, не мытарься очень. Когда можно, лежи. Не ешь твердого, не ешь всякого мусора, вроде орехов.

Христос с тобой.

Твой А.

9  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 января 1903 г. Ялта.

Милая собака, сегодня вечером, с разрешения г. доктора, снимаю компресс. Стало быть, выздоровел и больше писать тебе о своем здоровье не буду. То животное, которое так мерзко кричит, о котором ты спрашиваешь в письме, есть птица; сия птица жива, но почему-то в эту зиму она кричит несравненно реже.

Неустоечной записи у меня нет, но это не значит, что ее нет у Маркса. Помнится, что я не подписывал ее, но, быть может, память обманывает меня. У Сергеенко была доверенность. Далее: Грузенберг просит выслать копию с письма моего. О каком письме моем идет речь?

Мне кажется, что если я теперь напишу Марксу, то он согласится возвратить мне мои сочинения в 1904 г., 1-го января, за 75000. Но ведь мои сочинения уже опошлены «Нивой», как товар, и не стоят этих денег, по крайней мере не будут стоить еще лет десять, пока не сгниют премии «Нивы» за 1903 г. Увидишься с Горьким, поговори с ним, он согласится. А Грузенбергу я не верю, да и как-то не литературно прицепиться вдруг к ошибке или недосмотру Маркса и, воспользовавшись, повернуть дело «юридически». Да и не надо все-таки забывать, что, когда зашла речь о продаже Марксу моих сочинений, то у меня не было гроша медного, я был должен Суворину, издавался при этом премерзко, а главное, собирался умирать и хотел привести свои дела хотя бы в кое-какой порядок. Впрочем, время не ушло и не скоро еще уйдет, нужно обсудить все как следует, а для сего недурно бы повидаться с Пятницким в марте или апреле (когда я буду в Москве), о чем и напиши ему.

Послезавтра Маша уезжает. После нее станет совсем скучно.

Целую мою замухрышку и обнимаю. Давно уже не писал ничего, все похварывал, завтра опять засяду. Получил письмо от Немировича.

Твой А.

Я тебя люблю? Как ты думаешь?

10  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

10 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Евгений Петрович, Максим Горький человек добрейший, мягкий, деликатнейший и во всяком случае не такой уж мелкий, чтобы сердиться на Вас из-за чистейшего пустяка. Это подсказал Вам не Л. Андреев, а Ваша мнительность, уверяю Вас!

С фирмой «Знание» я почти не знаком или, другими словами, не знаком настолько, чтобы пообещать Вам теперь что-либо определенное. 1-го марта я буду в Москве, тогда увидимся и вместе повидаем М. Горького и поговорим с ним. Писать же не стану, ибо, повторяю, с делом мало знаком. На днях в Ялте будет И. А. Бунин. Я поговорю с ним, и если он посвятит меня в тайны «Знания», то я тотчас же напишу Горькому или Пятницкому, не медля, и Вас уведомлю. Это непременно.

Если Вы пишете про Вашу книгу «Путем-дорогою», то я получил ее уже давно и давно прочел. Неужели я не написал Вам ничего? Простите, голубчик. У меня то болезни, то поездки, и аккуратность давно уже перестала быть моею добродетелью. Большинство рассказов я читал уже раньше, до книги, и о некоторых, кажется, я уже писал Вам. Если бы я жил теперь в Москве, то устроил бы Вам критику: заставил бы двух-трех прочесть внимательно и написать о Вас. Это давно бы следовало. Люди, пишущие критические статьи, очень заняты, так как приходится им очень много читать; и винить их нельзя.

«Путем-дорогою» издано неважно. Во всяком случае отдавать «Знанию», чтобы оно переменило обложку и продавало бы как свое издание, было бы неловко. Для «Знания» гораздо удобнее и легче издать Ваши рассказы вновь, чем принимать к себе чужое издание.

Ваш брат не застал меня. Буду ждать его до вечера; если не придет, то пошлю письмо по почте.

Будьте здоровы и не хмурьтесь, пожалуйста. Все обойдется. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

В начале марта непременно буду в Москве. Конечно, если буду здоров.

На конверте: ​​ Москва. Евгению Петровичу Гославскому. ​​ Трубниковский пер., д. Чегодаевой, кв. 13.

Л. В. СРЕДИНУ

10 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Леонид Валентинович, все будет исполнено. Квитанций у меня нет, но можно обойтись и без квитанций. Сестра Маша зайдет в магазин «Нов<ого> времени» и распорядится.

Желаю Вам всего хорошего. Я здоров сегодня, компресс снял.

На обороте: Леониду Валентиновичу Средину.

Ваш А. Чехов.

11  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Ф. Д. БАТЮШКОВУ

11 января 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Федор Дмитриевич, все эти дни я собирался писать Вам; сегодня пришла Ваша телеграмма, и вот наконец я сел и пишу. У меня был плеврит. Я только вчера сбросил согревающий компресс. С болезнью возился все праздники, ничего не делал, и теперь все, что начал, придется начинать снова, начинать с досадой. Простите меня, без вины виноват перед «Миром божьим». Когда будет рассказ, наверное не могу сказать. Мне нужно кончить рассказ еще для «Журнала для всех», куда я обещал очень давно. Плохим я стал работником, говоря в скобках.

Первую книжку «Мира божьего» принесли мне из женской гимназии, я прочел статью Альбова - с большим удовольствием. Раньше мне не приходилось читать Альбова, хотелось бы знать, кто он такой, начинающий ли писатель, или уже видавший виды. Итак, «Мир божий» принесли мне из женской гимназии и обещали доставлять мне каждую книжку; стало быть, если Вы и в этом году будете высылать мне журнал (за что я Вам бесконечно благодарен), то высылайте в Москву, по прошлогоднему адресу.

Ваша статья о горьковской пьесе мне очень понравилась. Тон превосходный. Пьесы я не видел, знаю ее совсем мало, но, прочитав Вашу статью, понял, что это превосходная пьеса и что не иметь успеха она не могла.

Завидую Вам, вообще всем, имеющим возможность жить не в Крыму.

Крепко жму руку в еще раз прошу извинить меня, войти в положение. Авось, в будущем покрою грехи свои. Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте: ​​ Петербург. Его высокоблагородию

Федору Дмитриевичу Батюшкову.

Литейная 15.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

11 января 1903 г. Ялта.

Актрисуля, дуся, сегодня я написал Батюшкову, чтобы высылали тебе в Москву «Мир божий». Я написал ему, что мне «М<ир> б<ожий>« в Ялте не нужен, ибо женская гимназия получает и снабжает меня им. Сегодня уехала Маша, и вот перед обедом задул сильный ветер. Скажи ей, чтобы она написала мне, не качало ли ее. Вообще пусть напишет, как ехала до Москвы.

Когда приеду в Москву, то непременно побываю у Якунчиковой. Она мне нравится, хотя видел я ее очень мало. Дуся, за праздники все у меня переболталось в голове, так как был нездоров и ничего не делал. Теперь приходится опять начинать все сначала. Горе мое гореванское. Ну, да ничего.

Пусть твой муж поболтается еще годика два, а потом он опять засядет и напишет, к ужасу Маркса, томов пятнадцать.

Выписываю из Синопа много цветов, чтобы посадить их в саду. Это от нечего делать и от скуки. Собаки моей нет, надо хоть цветами заниматься.

Сегодня, наконец, прочел стихотворение Скитальца, то самое, из-за которого закрыт «Курьер». Про это стихотворение можно сказать только одно, а именно, что оно плохо, а почему его так испугались, никак не пойму. Говорят, что цензора на гауптвахту посадили? За что? Не понимаю. Все, надо полагать, в трусости.

Пусть Маша расскажет тебе, как у нас был с визитом некий Тарнани.

Это уж второе письмо, кажется, я посылаю тебе с кляксами. Прости своего нечистоплотного мужа.

Когда пойдет «Консул Берник»? Хорош ли в Бернике Станиславский? А что моя жена хороша, великолепна, в этом я не сомневаюсь. Из тебя, бабуня, выйдет года через два-три актриса самая настоящая, я тобой уже горжусь и радуюсь за тебя. Благословляю тебя, бабуня, перевертываю несколько раз в воздухе, целую в спину, похлопываю, подбрасываю, ловлю и, крепко сжав в объятиях, целую. Вспоминай своего мужа.

Твой А.

13  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 января 1903 г. Ялта.

Все благополучно.

Антонио.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 января 1903 г. Ялта.

Оля, моя милая, 11 числа утром, когда уехала Маша, я почувствовал себя неважно; болела грудь, тошнило, 38°. И вчера было то же самое. Спал хорошо, хотя и беспокоили боли. Был Альтшуллер, пришлось опять облачаться в согревающий компресс (он у меня громадный). Сегодня утром было уже 37, я чувствую слабость, сейчас поставлю мушку, но все же я имел право телеграфировать тебе сегодня, что все благополучно. Теперь все хорошо, пошло на поправку, завтра я опять буду совсем здоров. Я от тебя ничего не скрываю, пойми ты это и не беспокой себя телеграммами. Если бы что случилось не только серьезное, но даже похожее на серьезное, то первый человек, которому бы я сообщил это, была бы ты.

Ты не в духе? Брось, дуся. Перемелется, мука будет.

Сегодня земля покрыта снегом, туманно, не весело. Мне грустно, что у меня столько времени ушло без работы и что, по-видимому, я уже не работник. Сидеть в кресле, с компрессом и киснуть не очень-то весело. Ты меня разлюбишь, дусик? Во вчерашнем письме ты писала, что ты подурнела. Не все ли равно! Если бы у тебя журавлиный нос вырос, то и тогда бы я тебя любил.

Обнимаю мою родную, мою хорошую таксу, целую в опять обнимаю. Пиши!!

Твой А.

14 Самые известные сюжеты крутятся в голове: то все чудилось, что играю Чацкого (первая сцена так и стоит в сознании всю жизнь), то вот «Чайка» одолевает. Я вижу, как сын знаменитой актрисы (это я сам) плачет, не выдерживая матери. У него никого, кроме нее, но она – именно такая: сильная в своем равнодушии к сыну. Он в слезах кричит ей: «Скряга!», - но она все равно кричит на него, хоть и видит, что он плачет.

Почему в душе столь часто примериваю разные роли? Мое увлечение театром так и живет во мне.

​​ 

14  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 января 1903 г. Ялта.

Актрисуля, Пушкарева ненормальна, имей это в виду. Со своей пьесой приходила она ко мне лет 20 назад, даже раньше. Это сестра поэта Пушкарева, поэта и драматурга; ее дразнили Вандой. Пьесы не читай, а вели Ксении или кухонной Маше возвратить ее авторше, когда оная придет. Иначе достанется тебе от оной. Я получил от нее письмо, кстати сказать.

У нас снег. Ты пишешь, что я один только браню здешнюю погоду. А разве кто хвалит? Кто сей человек? Получил от Куприна письмо: у него родилась дочь. Мотай это на ус. Получил письмо от Суворина, ответ на нотацию, которую я написал ему; пишет, что житья нет от сына. Получаю газету «Гражданин»; в последнем номере Горький именуется неврастеником и успех пьесы объясняется неврастенией. Вот уж от кого даже не пахнет неврастенией! Горькому после успеха придется выдержать или выдерживать в течение долгого времени напор ненависти и зависти. Он начал с успехов - это не прощается на сем свете.

У Татариновой воспаление легкого.

Ну, господь с тобой. Будь здорова, жена моя хорошая, не волнуйся, не хандри, не ссорься ни с кем, вспоминай иногда своего супруга. Целую тебя в плечи.

Твой А.

А. С. СУВОРИНУ

14 января 1903 г. Ялта.

Я нездоров, у меня плеврит, 38 температура. И этак почти все праздники. Но Вы не говорите Мише об этом, да и вообще никому не говорите, так как, полагаю, скоро пройдет.

Письмо Ваше получил, спасибо. Завтра получу, вероятно, и пьесу. Веду жизнь праздную, ничего не делаю - поневоле. Только читаю.

Будьте здоровы, всего Вам хорошего в этом новом году. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Вы пишете, что в Петербурге разрешено много новых газет. Я получаю только (из нового) «Новый путь»; прочел пока первую книжку и могу сказать только одно: я полагал раньше, что религиозно-философское общество серьезнее и глубже.

16  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 января 1903 г. Ялта.

Бабуля, ты клевещешь, я никогда не лгал тебе насчет здоровья, ничего не скрывал и боюсь даже, что иной раз и преувеличивал. Вот опять пишу отчет. При Маше у меня болел бок, был плеврит небольшой и, по-видимому, сухой; компресс, мушка и проч., стало хорошо. Но 11 янв<аря>, в день отъезда Маши, я почувствовал себя неважно: боль в правом боку, тошнота, температура 38°. Оказалось, что у меня плеврит, небольшой выпот с правой стороны. Опять мушка, порошки и проч. и проч. Сегодня температура нормальна, но бок побаливает; эксудат еще есть, но, по словам Альтшуллера, уже всасывается, один пустяк остался. Чувствую себя гораздо бодрее и уже охотно сижу за столом. И аппетит есть. Опять-таки повторяю, что от тебя я ничего не скрывал никогда и скрывать не намерен.

Их назвали в Москве «подмаксимами». Между ними есть субъект, в подражание Горькому называющий себя «Скиталец». Как и Горький, он одевается в косоворотку в длинные голенища. Носит сверх того декадентский пояс и золотое пенснэ. Недавно, на каком-то благотворительном вечере, он прочел стихи, призывая бить по головам состоятельных людей. Призыв этот, кажется, не имел реального успеха. Но автор его покорил сердце замоскворецкой купчихи, предложившей ему себя и свой миллион. Меня уверяли, что подмаксимы пользуются большим успехом среди московской купеческой знати, главным образом - купчих.

Это тебе клочок из «Гражданина».

Скажи И. А. Тихомирову, что в «Гражданине» № 4 есть большая статья о пьесе Горького «На дне». Пусть вырежет и наклеит у себя.

Ночью шел дождь, весь снег стаял. Погода, если судить по тому, что я вижу в окна и слышу в печах, неважная.

Нового ничего нет. Собаки и журавли жиреют, Арсений совсем опреподобился, скоро начнет ходить в подряснике. В кабинете пахнет твоими духами.

Ну, обнимаю бабулю мою и целую 1001 раз. Пиши мне каждый день, непременно. У дачи должны быть два достоинства, обязательные: близость воды рыболовной и отсутствие или не близкое присутствие жилых мест. Желательно было бы иметь только 2-3 комнаты, чтобы летом никто не оставался ночевать. И проч. и проч.

Ну, будь здорова, Христос с тобой.

Твой А.

17  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 января 1903 г. Ялта.

Здравствуй, дусик мой! Знаешь, что я придумал? Знаешь, что я хочу предложить тебе? Ты не рассердишься, не удивишься? Давай вместо дачи в этом году поедем в Швейцарию. Там мы, устроившись, благодушно проживем два месяца, а потом вернемся в Россию. Как ты думаешь? Что скажешь?

Сегодня приехал учитель, привез от тебя подарки. Прежде всего, миллион поцелуев тебе за карточку, кланяюсь в ножки. Угодила, дуся моя, спасибо. Бумажник очень хороший, но его придется, вероятно, спрятать, так как теперешний мой бумажник мне памятен и дорог; его когда-то подарила мне собака. К тому же новый, кажется, неудобен, из него легко потерять деньги и бумаги. За конфекты тоже низко кланяюсь, хотя конфект я не ем; мать очень любит их, стало быть, ей отдам.

Но бедный Вишневский! Пиво, которое он прислал мне, сообразительный учитель сдал в багажный вагон; оно замерзло, бутылки полопались. Надо было бы предупредить учителя. Вообще не везет мне с пивом! А кто прислал мне птицу в шляпе? Ты или Вишневский? Удивительно безвкусное венское изделие. Куплено оно, очевидно, в венском магазине не Клейна, а шмулей, любящих венскую бронзу. В Москве теперь торгуют только шмулевой бронзой. Бррр, забросил на печку, тошно смотреть даже. Но это пустяки, впрочем, а вот пива жаль, даже кричать готов.

Поедешь в Швейцарию? Напиши мне, родная, подумав и все взвесив, и если решишь, что ехать можно и что мы, быть может, поедем, то начни собираться мало-помалу, так чтобы нам в конце мая и выехать, составив предварительно маршрут. Вчера на ночь я читал в «Вестнике Европы» статью Евг. Маркова о Венеции. Марков старинный писака, искренний, понимающий, и меня под его влиянием вдруг потянуло, потянуло! Захотелось в Венецию, где мы побываем, захотелось в Швейцарию, где я еще не был ни разу.

Вот если б учитель мармеладу привез! Или мятных лепешек от Трамбле. Ну, да все равно.

Поедем, родная! Подумай! Если же почему-либо тебе нельзя, тогда отложим до будущего года. Сегодня ветрище дует жестокий. Ну, благословляю тебя и обнимаю мою радость. Отвечай поскорей насчет Швейцарии.

Твой А.

20  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 января 1903 г. Ялта.

У Татариновой воспаление легкого, дусик мой, и возьму у нее фотографию дома, когда выздоровеет, не раньше. Из твоего бумажника, который ты прислала мне, я устроил маленький склад рукописей и заметок; каждый рассказ имеет свое собственное отделение. Это очень удобно.

Что же ты надумала, что скажешь мне насчет Швейцарии? Мне кажется, что можно устроить очень хорошее путешествие. Мы могли бы побывать по пути в Вене, Берлине и проч. и побывать в театрах. А? Как ты полагаешь?

Савина ставит в свой бенефис мой старинный водевиль «Юбилей». Опять будут говорить, что это новая пьеса, и злорадствовать.

Сегодня солнце, яркий день, но сижу в комнате, ибо Альтшуллер запретил выходить. Температура у меня, кстати сказать, вполне нормальна.

Ты, родная, все пишешь, что совесть тебя мучит, что ты живешь не со мной в Ялте, а в Москве. Ну как же быть, голубчик? Ты рассуди как следует: если бы ты жила со мной в Ялте всю зиму, то жизнь твоя была бы испорчена и я чувствовал бы угрызения совести, что едва ли было бы лучше. Я ведь знал, что женюсь на актрисе, т. е., когда женился, ясно сознавал, что зимами ты будешь жить в Москве. Ни на одну миллионную я не считаю себя обиженным или обойденным, напротив, мне кажется, что все идет хорошо или так, как нужно, и потому, дусик, не смущай меня своими угрызениями. В марте опять заживем и опять не будем чувствовать теперешнего одиночества. Успокойся, родная моя, не волнуйся, а жди и уповай. Уповай и больше ничего.

В Ялте на базаре угорело четыре мальчика. Пришло приложение к «Ниве» - рассказы мои с портретом, а под портретом удивительно дрянно сделанная моя подпись.

Теперь я работаю, буду писать тебе, вероятно, не каждый день. Уж ты извини.

Поедем за границу! Поедем!

Твой супруг А.

M. П. ЧЕХОВОЙ

20 января 1903 г. Ялта.

Милая Маша, как раз в день твоего отъезда мне не повезло: поднялась температура, сильнее заболел бок и проч. Теперь мне гораздо лучше, и сравнить нельзя, но все же должен сидеть безвыходно дома. Мать здорова. Именины мои прошли скучно, никого не было. Зато подарков много: ананасовое варенье, которого я не ем, промокательная бумага на ящике, который никуда поставить нельзя, ручка из горного хрусталя, которою писать нельзя, и конфекты, которых я не ем. Вчера приходил кн. Ливен, Арсений его не принял; пришлось в телефон извиняться. Бунин и Найденов прославляются еще в Одессе, скоро, вероятно, приедут. Журавли кричат от радости, у Тузика морда еще больше покривилась (вероятно, тоже от радости), Каштан спит. Когда увидишь Ивана, то поклонись ему, скажи ему, чтобы написал мне о своем житье-бытье хоть строчку. Сегодня совсем на весну похоже. Ну, будь здорова и покойна, всего тебе хорошего. Напиши мне еще.

Твой А.

23  ​​ ​​ ​​​​ Зашел в «Каббалу» - и скачал ​​ Мишины (Палатника) слова:

«Каббала - это, прежде всего, путь, методика, практическое руководство к постижению самого себя и всего мира. Ты скажешь, что это место занято, и постижением себя занимается психология, познанием мира - естественные науки, а осмыслением того и другого - философия. И это правда, но, я скажу тебе, что науки и даже философия во всем ее многообразии, безнадежно заперты в клетку Нашего Мира. Наш Мир - это вся та действительность, которая, согласно воззрениям материалистов, так или иначе дана нам в ощущение. Это то, что формирует наше сознание, нашу личность, в конце концов, наш здравый смысл и интуицию. Другими словами, это наше ВСЕ.

А если я скажу тебе, что это не все?

Что вне этого Нашего Мира существует еще очень даже много чего, недоступного ни магам, ни экстрасенсам, ни биоэнергетикам, не подвластно методам обычного научного исследования?

В эти «другие миры», в это «новое измерение» ведет узкая дорожка, проложенная немночисленным племенем людей, которые называют себя каббалистами. Те, кто попадают «туда» описывают свои впечатления, стараются привлечь к себе наше внимание, зовут за собой других. Но не всякий способен поверить в то, что кроме того, что он видит глазами (слышит ушами и т.д., наблюдает прибором - нужное подчеркнуть) в мире может быть что-либо еще. Не уподобляем ли мы себя подобным поведением страусам, прячущим голову в песок? Вот я закрою глаза, и нет этого мира. А что с ним было, пока мои глаза были закрыты? Ты скажешь, известно что. А доказательства у тебя есть? Вот и каббалисты уже который век несут свой светоч».

Ясно ставится задача написать пьесы на знаменитого артиста Демидова (в том же тельавивском театре, что и Коневский). Пьеса должна стать триумфом артиста, но и отразить идеи каббалы. Это особенно трудно, ведь столь большие идеи просто не входят в меня.

23  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. Б. БЕРНШТЕЙНУ

23 января 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Александр Борисович, отвечаю Вам тотчас же, получив Ваше письмо. Прошлым летом я жил под Москвой на даче, чувствовал себя хорошо, теперь я в Ялте на зимовке, у меня плеврит и вообще здоровье не такое, каким оно должно быть. Впрочем, становится все лучше. Эту зиму кровохарканья не было.

А Вы уже врачом? Желаю Вам полного успеха и полного удовлетворения. То и другое вполне возможно для врача, верующего глубоко в свое дело.

Жму руку и шлю большое спасибо.

А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 января 1903 г. Ялта.

Актрисуля моя, здравствуй! Получил сегодня письмо от Немировича, пишет о пьесах, какие пойдут, спрашивает про мою пьесу. Что я буду писать свою пьесу, это верно, как дважды два четыре, если только, конечно, буду здоров; но удастся ли она, выйдет ли что-нибудь - не знаю.

Ты хочешь, чтобы Поля ставила мне компресс? Поля?!! Впрочем, теперь я уже не кладу компрессов, обхожусь одними мушками. Температура вчера была нормальна, а сегодня еще не ставил термометра. Теперь сижу и пишу. Не сглазь. Настроение есть, хотелось бы дернуть в трактирчик и кутнуть там, а потом сесть и писать.

Зачем Скиталец женится? Для чего это ему нужно?

Все жду, что ты скажешь насчет Швейцарии. Хорошо бы мы могли там пожить. Я бы, кстати, пива попил бы. Подумай, дусик мой ненаглядный, и не протестуй очень, буде тебе не хочется ехать. Гурзуфский учитель ничего не рассказывал мне про Москву, а только сидел и кусал свою бороду; быть может, он был огорчен тем, что полопались от мороза бутылки с пивом. Да и я был нездоров, сидел и молча ждал, когда он уйдет.

Твоя свинья с поросятами на спине стоит у меня на столе, кланяется тебе. Славная свинка.

Ах, какая масса сюжетов в моей голове, как хочется писать, но чувствую, чего-то не хватает - в обстановке ли, в здоровье ли. Вышла премия «Нивы» - мои рассказы с портретом, и мне кажется, что это не мои рассказы. Не следовало бы мне в Ялте жить, вот что! Я тут как в Малой Азии.

Чем занимается в Москве преподобный Саша Средин? Как его здоровье, как жена? Видела ли ты в Москве Бальмонта?

Ну, собачка, будь здорова, будь в духе, пиши своему мужу почаще. Благословляю тебя, обнимаю, целую, переворачиваю в воздухе. Скоро ли, наконец, я тебя увижу? Твой А.

Л. В. СРЕДИНУ

23 января 1903 г. Ялта.

Дорогой Леонид Валентинович, я нигде не бываю, уже давно сижу дома безвыходно; у меня плеврит.

Теперь мне лучше, сижу и работаю, но все же выходить не позволяют.

Желаю всяких благ.

Ваш А. Чехов.

24  ​​​​ Статья из интернета о Славе!

«Переломным для Вячеслава (Полунина) стал Новый год - 1981-ый, когда родился Асисяй. Родился именно тогда, когда полунинские миниатюры получили признание, в сам их автор - разнообразные призы, включая второе место на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады.

В 1982 году Полунин собрал в Ленинграде около 800 артистов пантомимы со всех концов страны на ставший сейчас легендой «Мим-парад».

В 1985 году на фестиваль молодежи и студентов, в рамках которого была организована мастерская пантомимы и клоунады, он привез в Москву клоунов с тогда еще малодоступного Запада. Потом была создана «Академия дураков», которая начала грандиозный проект по возрождению карнавальной культуры в России, традиции которой, оказывается, сохранились на родине Полунина. Полунин создал по всему миру фестивали и ассоциации уличных и народных театров, пантомим и клоунад.

В 1987 году «Лицедеи» – первый фестиваль уличных театров.

1989 год – трансевропейский фестиваль «Возрождение уличных театров».

1993 год – первый фестиваль женщин-клоунесс мира.

Гастроли Полунина в 1994 году в Челябинске, Москве, Лондоне завершились переездом Полунина в Лондон.

За шоу «Живая радуга» он получил от королевы Англии звание «Почетный житель Лондона».

Сегодня Полунин проживает в Лондоне, где снимает большой дом. Но главный его дом - в машине, в которой с ним по миру странствуют не только семья и его друзья-коллеги, но и библиотека, и видеотека, какой может позавидовать серьезный коллекционер».

24  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

24 января 1903 г. Ялта.

См. № 4 «Театра и искусства»: дела Мейерхольда и К° в Херсоне идут великолепно.

А Ваше пиво в дороге замерзло, бутылки полопались. Нет, уж, видно, не пить нам пива!!!

Как бы ни было, приношу Вам сердечную благодарность - и за пиво, и за колбасу. Надеюсь, что здоровье Ваше превосходно и что Вы чувствуете себя хорошо, чего я от души желаю.

Ваш А. Чехов.

На обороте: Москва. Его высокоблагородию

Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 января 1903 г. Ялта.

Да, дусик, мне теперь легче, а сегодня и совсем хорошо, так хорошо, что я даже в сад выходил. Погода чудесная, теплая.

Получил письмо от Александра Борисовича, того самого студента, серьезного шмуля, который был в Андреевской санатории чем-то вроде вице-директора. Спрашивает, как здоровье, и кстати извещает, что уже врач. Тебе кланяется.

У нас во дворе завелись два чудных щенка, которые лают всю ночь и уже прижились. Как удалить их? Оба дворняжки.

Дусик, прости за совет: не оставляй дома денег или запирай их как-нибудь особенно. Иначе не обойдешься без сюрпризов. Больше я тебе на эту тему писать не буду, прости.

Вчера у меня просидел вечер старик кн. Ливен. Обнимаю тебя, мою собаку, и жду, что скажешь насчет Швейцарии и Италии, вообще насчет нашего лета. Нам с тобой осталось немного пожить, молодость пройдет через 2-3 года (если только ее можно назвать еще молодостью), надо же поторопиться, напрячь все свое уменье, чтобы вышло что-нибудь.

Ну, господь с тобой. Не хандри.

Твой А.

25  ​​ ​​​​ Вот те, кто не только талантлив, но и духовно мне близок:

Смелянский Анатолий Миронович

заместитель художественного руководителя МХАТ им. А. П. Чехова, ​​ проректор по научной работе, руководитель научно-исследовательского сектора Школы-студии им. Вл. И. Немировича-Данченко при МХАТ им. А.П.Чехова, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств Российской Федерации.

Максакова Людмила Васильевна

актриса академического театра имени Евг. Вахтангова,

педагог высшего театрального училища им. Б. В. Щукина,

народная артистка Российской Федерации

26  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

26 января 1903 г. Ялта.

Милый и дорогой Виктор Александрович, здравствуй! В феврале празднуют обедом твой юбилей - так я читал в «Одесских новостях». Если это правда, то, сидя за обедом, вспомни, голубчик, что я есмь твой искренний, преданный друг и таковым останусь до конца дней моих, и что я тебя люблю и давно уважаю. Если же узнаю точно, когда твой юбилей и где вы будете обедать, то пришлю телеграмму.

С декабря по сие время я ничего не делаю, у меня был плеврит, не к ночи будь помянут. Теперь уже совсем полегчало, завтра доктор мой выпускает меня даже в город стричься, а главное, я уже сижу и пишу рассказ для «Журнала для всех». Как только кончу, тотчас же сяду писать для «Русской мысли» - честное слово! Сюжетов скопилось тьма тьмущая.

Как здоровье? Черкнул бы одну строчку.

Вуколу земной поклон и привет. Будь здоров, крепко обнимаю тебя и целую.

Твой А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

26 января 1903 г. Ялта.

Дуся моя, необыкновенная, собака моя милая, значит, ты согласна в Швейцарию, вообще попутешествовать вместе? Великолепно! Мы в Вене поживем дней 5, потом в Берлине побываем, в Дрездене, а потом уж в Швейцарию. В Венеции, вероятно, будет уже очень жарко.

Бумажник твой мне очень понравился и нравится очень, клянусь тебе, но мне не хотелось расставаться со старым, твоим же. Теперь твой бумажник (новый) лежит у меня на столе, и в нем разные заметочки для рассказов. Я пишу и то и дело лезу в бумажник за справкой.

Ваш театр перестал высылать мне репертуар. Имейте сие в виду-с.

А петух в шляпе мне не понравился, потому что он шарлатанское изделие; нельзя в комнате держать таких вещей. Ну, да черт с ним, с петухом.

Погода здесь дивная, завтра я уже выеду в город. От плеврита осталось только чуть-чуть, почти все всосалось.

С Евлалией я знаком, знаю ее. Статьи ее супруга читаю иногда в «Русском слове», но пока они мало интересны.

Пишу рассказ для «Журнала для всех» на старинный манер, на манер семидесятых годов. Не знаю, что выйдет. Потом нужно для «Русской мысли», потом для «Мира божьего»… Спасите нас, о неба херувимы!!

Как славно, как бесподобно мы с тобой проедемся! О, если бы ничто не помешало!

Получил от Комиссаржевской письмо, просит новую пьесу для ее частного театра в Петербурге. Она будет хозяйкой театра. Чудачка, ее ведь только на один месяц хватит, через месяц же пропадет всякий интерес к ее театру; а написать ей об этом неловко, да и нельзя: она уже бесповоротно окунулась в свое предприятие. А что написать ей насчет пьесы? Отказать? Поговори поскорее с Немировичем и напиши мне, можно ли ей пообещать «Вишневый сад», т. е. будет ли ваш театр играть сию пьесу в Петербурге. Если нет, тогда пообещаю ей.

Значит, мы с тобой поедем? Умница моя, я теперь тебя никогда не брошу. Обнимаю тебя так, что ребрышки все захрустят, целую в обе щеки, в шею, в спинку и прошу писать мужу.

Твой А.

К вам поехала дочь Татариновой. А ты на масленой не приедешь, не финти. Да и не нужно, радость моя, утомишься только и потом заболеешь. Приезжай на весь пост, тогда согласен.

В новом бумажнике я сделал открытие: глубочайший карман, глубиною в пол-аршина, чтоб было, очевидно, куда деньги прятать.

27  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ

27 января 1903 г. Ялта.

Дорогая Вера Федоровна, большое Вам спасибо за письмо. Не спасибо, а спасибище - вот как! Очень рад, что Вам хорошо. Насчет пьесы скажу следующее: 1) Пьеса задумана, правда, и название ее у меня уже есть («Вишневый сад» - но это пока секрет), и засяду писать ее, вероятно, не позже конца февраля, если, конечно, буду здоров; 2) в этой пьесе центральная роль-старуха!! - к великому сожалению автора - и 3) если я отдаю пьесу в Художественный театр, то, по существующим в этом театре условиям или правилам, пьеса поступает в исключительное распоряжение Худож<ественного> театра как для Москвы, так и для Петербурга - и ничего тут поделать нельзя. Если в 1904 году Художеств<енный> театр не поедет в Петербург (что весьма возможно; в этом году он не поедет), то и разговоров быть не может, если пьеса подойдет для Вашего театра, то я отдам Вам ее с удовольствием. Или вот еще что: не написать ли мне для Вас пьесу? Не для театра того или другого, а для Вас. Это было моей давнею мечтою… Ну, да как бог даст. Если бы мне прежнее здоровье, то я и разговаривать не стал бы, а просто сел бы писать пьесу теперь же. С декабря у меня плеврит, можете себе представить, и только завтра я выйду из дому после долгого заключения.

Как бы ни было, в Москву я написал, просил выслать мне точную справку, будет ли Художеств<енный> театр в Петербурге. Через 8-10 дней я получу ответ и тогда напишу Вам.

Вы видели мою жену, а я увижу ее только весной. То она больна, то я в отъезде, и так у нас ничего не выходит по-настоящему.

Вы пишете: «…иду с той верой, которая, если разобьется, убьет во мне…» и т. д.. Совершенно справедливо, Вы правы, только, ради создателя, не ставьте этого в зависимость от нового театра. Вы ведь артистка, а это то же самое, что хороший моряк: на каком бы пароходе, на казенном или частном, он ни плавал, он всюду и при всех обстоятельствах остается хорошим моряком.

Еще раз большое Вам спасибо за письмо. Низко Вам кланяюсь и крепко, крепко жму и целую Вашу руку.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 января 1903 г. Ялта.

Собачка милая, если я не пишу тебе каждый день, то не потому, что сердит (боже меня избави!), а просто потому, что писать надоело, видеть, видеть, видеть тебя хочу, и потому что сижу и пишу рассказ. Значит, если два дня не будет от меня письма, не беспокойся.

А какими дурацкими чернилами писаны все твои письма! Точно не чернилами писала, а клеем. Приходится отклеивать. Пятницкому скажи, что, насколько помню, неустоечной записи я не подписывал и не понимаю, что это за запись такая; доверенность Сергеенко имел от меня, а «договора относительно Сергеенко» никакого не было. Скажи Пятницкому, что в марте или апреле я увижусь с ним и потолкую.

Я теперь здоров, здоровее себя чувствую даже, чем летом. Ем много и с людьми беседую охотно (когда я нездоров, то ем неохотно, а беседовать мне порой бывает нестерпимо, да я креплюсь), пишу и читаю весь день и с завистью прочитываю твое письмо, где ты, собака, описываешь кулебяку с осетриной и уху стерляжью. В эту зиму у меня, можно сказать, почти не было кровохаркания и не было ни одной геморройной катастрофы.

Если увидишь еще Бальмонта, то скажи ему, чтобы он написал мне свой адрес. Ведь, пожалуй, ни один человек не относится к этой каналье так хорошо, как я; мне симпатичен его талант.

Все еще не получаешь «Мира божьего»? Отчего? Скажи Пятницкому, чтобы он прислал мне свои новые издания, между прочим «На дне» Горького.

Вчера была буря, нынче пароход опоздал. И сегодня не покойно.

Гольцеву дают юбилейный обед. Мне было бы приятно, если бы ты или Маша была на этом обеде; или ужине. Если будешь на юбилее, то опиши, как и что. Ведь я старше Гольцева, ибо работаю уже больше двадцати лет. (Гольцев празднует не 25, а 20-летие.)

Ну, бабуля моя, благословляю тебя обеими руками и сто раз целую. Весной поедем к Гельцерам, куда хочешь поедем; и к Якунчиковой, и к Марии Петровне. Если буду здоров, как теперь, то буду двигаться непрерывно. Ах ты, бабуля моя толстенькая.

Твой заштатный муж А.

Сообщи Маше, что семена пришли; между прочим, и бавны. Газону 10 фунтов.

29 Интернет привел к «Лицедеям»!

Вот о Лене Лейкине:

«Меня многие упрекают за то, что я слишком бросаюсь словом «рок-н-ролл». То «рок-н-ролл», се «рок-н-ролл».

Для меня, как и для Константина Кинчева с его «Все это рок-н-ролл!», Сергея Селюнина из питерской группы «Выход», «рок-н-ролл» - не только, точнее, не столько музыкальное течение, сколько слово, которым я называю то, что лично мне по душе - чистое, честное, веселое, грустное, искреннее...

Мим-театр «Лицедеи» - рок-н-ролл.

И  Леонид Лейкин, актер этого театра, - тоже рок-н-ролл...».

Не очень вразумительно.

Коля Терентьев и ​​ Роберт Городецкий тоже всплыли. Вот так-то!

29  ​​ ​​​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

29 января 1903 г. Ялта.

Милая Маша, я уже говорил тебе насчет гувернантки для О<льги> М<ихайловны>. Она опять была у меня, скоро поедет в Москву и тебя будет слезно просить похлопотать. Ей хочется гувернантку умную, образованную, некрасивую, послушную и пожилую. Я уже говорил тебе насчет В. А. Вагнера, чтоб с ним посоветоваться; теперь еще добавлю, что О. М., по-видимому, особа с характером и у нее ни одна порядочная гувернантка жить не станет. Это имей также в виду.

У нас все благополучно. Я здравствую, плеврит уже прошел. Едим теперь молодую баранину и белугу, которая ловится около Ялты. Семена я велел положить у тебя в комнате. Выписываю из Сухума чудесные ирисы, каких ты отродясь не видывала. Поклон Оле и Ивану.

Твой Антон.

Выписал 10 флоксов, которые посажу в одну кучу, и маку. Не выписать ли артишоков и спаржи? Напиши. У нас для них есть хорошее место.

На обороте: Москва. Марии Павловне Чеховой.

30  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

30 января 1903 г. Ялта.

Многоуважаемая Ольга Родионовна, большое Вам спасибо за память, письмо Ваше получил и поклон Ваш матери передал, к великому ее удовольствию. Да, можете себе представить, живу я в Ялте, пишу мало, так как то болею, то выздоравливаю. Теперь, например, выздоравливаю от плеврита, который держал меня целый месяц. Маша в Москве, живет все там же на Неглинном в д. Гонецкой, жена тоже в Москве.

В марте или апреле я поеду в Москву, где буду жить до первого июня (ст. стиля), потом поеду в Швейцарию и проживу там где-нибудь на горах или на берегу озера месяца два. Если будете в ту пору на rue des Charmilles, то конечно побываю и у Вас; если же не застану, то посижу у Ваших ворот, оставлю карточку.

Мать писать не может; жалуется на зрение, да и говорит, что отвыкла. Обижается она на Вас за то, что Вы в прошлом году жили в Севастополе и не побывали у нас. А я ей говорю: «Милая мамаша, не обижайтесь! Ведь у Ольги Родионовны в Севастополе был романчик», она поверила мне и успокоилась. Теперь, если этим летом будете жить в Симферополе или Карасубазаре, то во всяком случае приезжайте в Ялту хоть на один день.

Манюсю целую и благодарю за карточку. Карточки я еще не получил, но, по всей вероятности, получу скоро. Обеим девочкам кланяюсь и желаю счастья.

Напишите матери письмо, она Вас серьезно любит, понимает и ценит. Напишите и мне письмо, только не такое короткое. И марки почтовые собирайте для меня, скажу большое спасибо.

Ну, господь с Вами. Будьте здоровы и веселы, учитесь и радуйтесь Вашим успехам, только не хандрите и, как говорится, не вешайте носа на квинту.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 января 1903 г. Ялта.

Ну-с, актрисуля, вчера я был в городе после долгого заточенья, постригся там, помолодел лет на восемь, но, должно быть с непривычки, очень устал. Теперь с каждым годом я устаю все больше и больше. Пишу рассказ, но медленно, через час по столовой ложке - быть может, оттого, что много действующих лиц, а может быть, и отвык, привыкать надо.

Вчера приходила облагодетельствованная вами актриса и спрашивала Машу; когда ей сказали, что Маши нет, она осталась в кухне и стала ждать меня. Я выслал ей рубль; Арсений и бабушка спрятались, одна Поля с ней разговаривала. Посидела час-другой и ушла, обещаясь еще прийти. Это или сумасшедшая, или попросту мошенница, но, полагаю, хлопот с ней будет еще немало.

Я здоровехонек. Пива не присылай, буду пить его за границей, а теперь что-то не хочется, да и пить я могу, только когда бываю в компании. Пьесу писать буду.

Пришло письмо из Женевы от Ольги Родионовны.

Выписал из Сухума много разных луковиц и многолетних цветов. Воды теперь много; быть может, я сделаю еще цистерну, если окажется недорого, на пять тысяч ведер.

Насчет вышеписанной актрисы не беспокойтесь, она устроилась в Ялте, по-видимому, а ко мне едва ли ей удастся пробраться. Прилагаю ее письмо.

Составляешь ли ты маршрут по Швейцарии? Главное - красивое место и климат, имей сие в виду. Прогулочки, пешее хождение, сочетание приятного с полезным. Я тоже буду за тобой ухаживать, только, дусик мой, дай мне слово, что ты уже не будешь хворать. Обязательно дай. Будь такою же умницей, какой ты была в Аксенове у Варавки.

А сегодня от тебя нет письма.

Поклонись всем в театре, Маше поклонись, Вишневскому. Что поделывает Надежда Ивановна?

Ну, собачка, глажу тебя и треплю за уши и за хвостик. Без тебя мне неважно, можно даже сказать, плохо, но все же приятно становится при мысли, что ты у меня есть. Без тебя я одичал бы и постарел, как репейник под забором.

Обнимаю мое сокровище, крепко целую, тысячу раз целую.

Твой А.

31 Вавилонский Талмуд и каббала, известная с 17 века.

Их столкновение и могло бы стать основной темой возможной пьесы для Саши Демидова, артиста театра «Гешер. Мост».

Разве уже не пытались написать?

В радиопьесах я нашел повествование, но при отсутствии диалога, который только и может стать основной пьесы.

Как Васильев поставил по диалогам Платона пьесы, которую смотришь с увлечением, так и эта пьеса о каббале может быть создана.

Михаил сказал, что ​​ Саша – поклонник Ари, – и я предложил строить повествование вокруг спора Ари с его оппонентами. Ясно, что написать пьесу для СД без его участия немыслимо. Говорил с Сашей и с Игорем Миркурбановым (его моноспектакль «Москва-Петушки» весьма известен).

Я посетил занятия, и было решено, что Саша сам пришлет (через Мишу, возможно) мне материал, а за мной – его обработка.

Должен ли спор оставаться внутри ортодоксального каббализма? Тысячи подобных вопросов можно решить только на подготовке отдельных, конкретных сцен.

Разговор с рабби Лайтманом воодушевил, но и это ничего не меняет в методе: я не могу броситься в каббалу.

Вот моя попытка приблизиться к этому великому учению: набросок сцены по материалам каббалы.

(Человек в луче света на темной сцене). И ​​ как я оказался на этом кладбище Праги? Оно посреди города, как Пер Лашез в Париже. ​​ Сбежал сюда от шума трамваев. Что за манера у европейских кладбищ: они запросто заходят в город, живут прямо в нем. Здесь так удобно, так тихо.

Не то, что заброшенное краковское! Еще в 93 оно было открыто, а в 98 я уже не смог его посетить: его окружала высоченная глухая стена. Кто-то звонит.

(достает мобильный телефон)

Самый большой перечень услуг. Вы можете заказать все, что вы хотите. Духи? Пожалуйста. Лучше договариваться прямо со мной: я – менеджер.

Вот! (он прячет телефон) Что мне дает силы болтаться по белу свету? Я ничего не знаю о себе. Кто я? Что я? Я только чувствую, что этот свет наполняет меня. Откуда он? Почему моя душа наполняется им? (телефон) Это ты? Нет, скатал зря. До завтра.  ​​​​ (прячет)

Мое желание понять мир родилось из странствий. Я долго был уверен, что не живу, а странствую. А потом, когда я стал менеджером своей маленькой фирмы, быть в пути стало нормой. Но это сейчас, а в юности я летел наугад, потому что мне было странно, больно, страшно. Страшно?! Да, страшно. Но я потом – о смерти близких. Потом.

Была и еще одна причина, заставлявшая много путешествовать: мне рано открылось, что моя душа не принадлежит мне. Моя душа казалась птицей, пролетающей высоко надо мной. Почему она во мне, эта душа? – думал я. – Чья она на самом деле? Откуда она?

Мне не нравится моя работа. Скорее, я просто примирился с ней. Как и со всей моей жизнью. Мир сходит с ума – и я схожу с ума вместе с ним. Все, что мне хочется, - понять его безумие.

Кстати, кладбище в Европе не может быть запущенным. Еврейское кладбище – это не запустение, но сознательный хаос, естественное налезание могил друг на друга. Надписи неразборчивы. На таком особенно не рассидишься. Может, и не предполагалось, что надписи кто-то будет читать? Самое комфортабельное - в Мюнхене: идешь мимо величавых, заросших мхом обелисков, а рядом на скамейке спит, вытянувшись, прекрасная, жирная девушка. Девушка ухожена, как и кладбище, уже превратившееся в парк. И что? А где же мертвые? Прячутся по могилам. Тут, в Праге, лучше: кладбища рядом с домами, мило соседствуют с ними. Словно б мертвые где-то совсем рядом, не на самих кладбищах, а просто гуляют. Если ночь холодная, только тогда они забираются в свое тепло.

(телефон) Что ты звонишь? Ну и что? Что бы противопоставил именно я этому приближающемуся безумию?

Да! Мне приснилось, мне все приснилось! Ну и что? И моя жизнь ужасна, неблагополучна, невыносима! Разве ты не видишь этого? Какая еще «мудрость мира»? Она, что, хоть раз спасла тебя?! «Призвана спасать»? Ну, знаешь ли! Я тебе расскажу притчу.

Ну да, и сам я странные, и притчи мои странные. Царь ясно прочел по звездам, что на мир надвигается безумие. Звезды даже подсказали, что оно ​​ – в будущем осеннем урожае.  ​​​​ Он спросил советника, что делать, и тот ответил: Спасайте себя. Это все, что можно. И тогда царь сказал: Нет! Если нельзя спасти мир, то разделим его безумие сознательно. Откажемся быть здравомыслящими среди обезумевших людей! Разве не естественнее быть с народом? Раз мир охвачен безумием, нельзя взирать на него со стороны: лишенные рассудка люди подумают, что сумасшедшие – мы. Все, что мы можем сделать сверх этого – это самим помнить о нашем решении. Возможно, когда эта ситуация повторится, люди найдут силы сопротивляться, найдут другие решения! Разве я – не такой же? Вот! Опять тебе не нравится, что я рассказываю. Пока.

Досидеть здесь до ночи иль уже идти в отель? Ночью мир вспыхивает, как огромный, тихий факел, дома расступаются, я таю, путаясь в милых призраках: лица кружатся в памяти. Сегодня не хочется думать о работе. С чего все началось? С видения: я видел, как Он меня создает: этот огромный, животворящий, растущий, завораживающий душу свет. Он вошел в меня – и я почувствовал огромные крылья. Откуда пришло это видение? Я ведь просто жил, просто зарабатывал деньги. У меня были какие-то мысли об этом мире, но я еще не смел думать, не смел высказывать свои мысли, свои желания, - просто потому, что не верил, что они – мои.

А потом? Потом я нашел себя в скитаниях. Все, что мне казалось чужим, враждебным, вело к спасению, к высшему. Это главное в высшем – в стремлении к нему. Я просто жил, и мои поиски завели в науку о высоком. Но не сразу. Мне долго казалось, математика – мое истинное призвание. Искренне верил, и в чувствах есть своя математика. Она берет всю совокупность человеческих чувств и желаний, анализирует их, и каждому явлению, каждому оттенку чувства и постижения ставит в соответствие точную математическую формулу. Это была математика, но на самом деле подошла бы любая наука: она обязательно указала бы на существование проверенной методики.

И уже начинается волшебство превращений: желание вновь увидеть этот божественный свет становится самим светом. Так во мне развивается это спасительное ощущение света. Как хорошо, что я не поверил, будто он случайно снизошел до меня.

Мне плохо было в этом мире среди этих людей до времени, пока не увидел этот свет. Простая мысль, что все мы – из этого яркого света, почему-то спасала меня.

Свет – это и есть моя непосредственная, повседневная реальность.

Ощущение высшего мира, его непосредственное познание

Он - за пределами наших обычных ощущений. Я вижу, как из высшего мира нисходит и рождается все в нашем мире. Всё одновременно в обоих мирах, высшем и нашем.

Изучая в этих книгах духовные действия, духовную реальность, человек притягивает к себе этот свет, который исправляет его, постепенно раскрывая картину истинной реальности.

Дорогушечка, смотря какие книги! Ты любишь говорить, что я живу только для себя. Если это и так, я читал эту книгу, и я понял, что она рассказывает о моей душе, объясняет меня самому себе. Наслаждением было читать ее, но теперь огромная радость – учить ей других. Мое существование было переполнено ужасом, два разных мира: реальность и воображение – раздирали меня, - но в этой книге я их понимаю.

И больше: я стал говорить о книге со всеми – и понял, что смогу выработать технику этого постижения именно в таком процессе познания: обращенном к другим.

И если я узнал Тебя, Творец, то из этой книги, сначала из нее, а потом из душ людей

Удивительна эта мощь предстояния пред Ним: ты держишь в ладонях весь мир, ты видишь, как он создается из этого света – и сам оживаешь в нем

Я где-то прочел, что ​​ высший, все собой заполняющий свет был еще до начала творения. Только он и был. Все пришло из этого света.

Витя, это понятие центральной точки. Этот свет еще и очень умный, интеллигибельный: равномерно сжимается вокруг центральной точки. ​​ Затем в пустоте свет сжимается и приобретает форму окружности. Создается пространство, центр которого заполнен светом. Появляется место для жизни созданий. Из бесконечного света вышел прямой луч и именно этот свет сотворил существующие миры. У нас нет сил постичь Его совершенство.

Свет – это и есть непосредственная, повседневная реальность.

Ощущение высшего мира, его непосредственное познание

Он - за пределами наших обычных ощущений. Я вижу, как из высшего мира нисходит и рождается все в нашем мире. Всё одновременно в обоих мирах, высшем и нашем.

Мы изучаем в этих книгах духовные действия, духовную реальность, ​​ притягиваем к себе этот свет, - и постепенно раскрывается картину истинной реальности».

Февраль

1 ​​ В этот день 1 февраля 2003 года (полёт STS-107) при входе в атмосферу Земли перед посадкой погиб челнок «Колумбия». Это было 28-е космическое путешествие «Колумбии».

Последний полёт «Колумбии», STS-107, продолжался с 16 января по 1 февраля 2003 года.

Утром 1 февраля, около 9 часов утра по североамериканскому восточному времени, при входе в плотные слои атмосферы корабль разрушился. Все семь членов экипажа погибли. Экипаж корабля: командир Рик Хасбэнд, пилот Уильям МакКул, бортинженер Майкл Андерсон, научные специалисты Лорел Кларк, Дэвид Браун, Калпана Чавла и первый израильский астронавт Илан Рамон.

Комиссия по расследованию причин катастрофы пришла к выводу, что причиной стало разрушение наружного теплозащитного слоя на левой плоскости крыла челнока. При старте 16го января этот участок теплозащиты был поврежден падением на него куска теплоизоляции кислородного бака.

Перечел мой набросок о каббале еще раз. Нет сил осваивать этот материал, продвигаться в нем дальше: настолько мне ясны мои духовные задачи.

С каббалой мне не встретиться.

2 Гонопольский. ​​ Прочел его «Два ангела» и «Гость и хозяин».

Причем тут высокая вера?

Меня просят засветиться здесь, но мне и самому это интересно. В этих пьесках (прибавить и Крупника) нет и духа веры.

Стал смотреть в интернете – и нашел двух лужан: Диму Васильева и Анатолия Гессе.

«В. Д. ​​ Вадимович. Родился 9 июня 1960 года в городе Луга Ленинградской области. Семья: мать - заслуженная учительница, преподает немецкий язык, отец - шофер. После окончания средней школы - армия.

Учитель в художественной школе - Виталий Иванович Шубин. Служил в Калининградской области, морская авиация. После демобилизации поступил в ЛГИТМиК. Факультет и специальность - художник-технолог по куклам. Но ушел он оттуда перед написанием диплома, как сам объясняет, «по причине совершенных эстетических и идеологических разногласий с руководством и преподавательским составом».

Больше он не пробовал получить законченное высшее образование. Живет и работает в Луге. Уезжать не собирается.

Основные сферы интересов - русская история, музыка (очень интересный и тонкий вкус), огнестрельное оружие (преимущественно)». ​​ 

А вот и Толя.

«На страницах «Царскосельской газеты» августа 2000 мы видим писателей, живущих в семнадцати районах огромной Ленинградской области (одна из рубрик альманаха так и называется - «Семнадцать ворот»), и там же работающих и творящих. Альманах  »Ленинградская мыза» - первое «дитя» недавно созданного Союза писателей Ленинградской области и Санкт-Петербурга».

Я подумал:

- Какие наглые мы, лужские выскочки!

Или я неправ: мы – не выскочки, а просто люди, которые тоже на что-то надеются в этой жизни?!

2  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 и 2 февраля 1903 г. Ялта.

Бабуся моя, если хочешь прислать конфект, то пришли не абрикосовских, а от Флея или Трамбле - и только шоколадных. Пришли также 10, а если возьмут, то и 20 селедок, которые купи у Белова. Видишь, дуся моя, сколько я закатываю поручений! Бедная моя, хорошая жена, не тяготись таким мужем, потерпи, летом тебе будет награда за все.

Да, дуся, «В тумане» очень хорошая вещь, автор сделал громадный шаг вперед; только конец, где распарывают живот, сделан холодно, без искренности. Званцева будет принята, будь покойна; я ее даже обедать позову. Погода ужаснейшая: сильный, ревущий ветер, метель, деревья гнутся. Я ничего, здоров. Пишу. Хотя и медленно, но все же пишу.

Дусик мой, зайди к Гетлингу в аптекарский магазин и возьми у него 1 унц. Bismuthi subnitrici и пришли мне вместе с прочим товаром, если будет оказия. У Гетлинга же возьми коробочку самых мелких деревянных зубочисток за пятачок, в коробочке-плетушечке. Поняла? Одеколон есть, духи есть, мыло тоже есть. Если будет оказия в самом деле, то (вспомнил!) возьми у того же Гетлинга capsulae operculatae - глотать в этих капсулах креозот, № 2, английские, одну коробочку.

Продолжаю писать на другой день. Снегу навалено пропасть, как в Москве. Письма от тебя нет. Поймалась мышь. Сейчас сажусь писать, буду продолжать рассказ, но писать, вероятно, буду плохо, вяло, так как ветер продолжается и в доме нестерпимо скучно.

А когда поедем в Швейцарию, то я ничего с собою не возьму, ни единого пиджака, все куплю за границей. Одну только жену возьму с собой да пустой чемодан. Читал о себе в «Петербургских ведомостях» фельетон Батюшкова: довольно плохо-с. Точно ученик VI класса, подающий надежды, писал. «Мир искусства», где пишут новые люди, производит тоже совсем наивное впечатление, точно сердитые гимназисты пишут.

Ну, собака, не забывайся. Помни, что ты моя жена и что я могу тебя каждый день через полицию вытребовать. Могу даже наказывать тебя телесно.

Обнимаю тебя так крепко, что ты даже запищала, целую мою дусю и умоляю писать мне. Понравились ли Ксении и Маше «Мещане»? Что они говорят?

Я остригся, и мне странно это.

Ну, актрисуля, господь с тобой.

Твой А.

3 Скачал из интернета об Андрее Толубееве (о его отце ничего нет!) и Алисе Фрейндлих.

И о Смоктуновском.

Об Андрее.

Актер Академического Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова.

Председатель правления Санкт-Петербургской организации Союза театральных деятелей России.

Родился 30 марта 1945 года в Ленинграде.

После окончания Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова начал обучаться театральному искусству.

В 1982 году был приглашен в труппу Академического Большого драматического театра имени М. Горького. Наиболее значительные роли сыграл в спектаклях «Оптимистическая трагедия», «Коварство и любовь», «Вишневый Сад», «За чем пойдешь, то и найдешь (Женитьба Бальзаминова)».

Народный артист России. Избирался заместителем председателя правления Санкт-Петербургской организации СТД России. В апреле 1996 года избран председателем правления.

Соучредитель общественного фонда «Наш город».

В сущности, нет ничего, что бы меня привлекало! Но раз уж в «Коне в сенате» в университетской театральной студии стоял, играя гладиатора, ​​ с ним рядом, раз уж он просто много работает, то как его не уважить?

А вот Алису, ту обожаю. 

3  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 февраля 1903 г. Ялта.

Бабуля, актрисуля милая, я жив и здоров, лицо у меня не хмурое, как ты пишешь, а веселое, ибо пока все обстоит благополучно. Ты пишешь, что мы не будем должны Морозову, так как паи в этом году покроются; но я и так уже не должен Морозову, так как исполнил то, о чем говорил, т. е., получив долг, послал ему три тысячи рублей. Ты как-нибудь между прочим наведи справку, получил ли он сии деньги, он не ответил мне.

Мы поедем сначала в Вену, побудем там денька два, затем в Швейцарию, затем в Венецию (если не будет очень жарко), затем на озеро Комо, где и засядем как следует. Понимаешь, бабуля? Затем после всего, если будет время, т. е. если тебе будет позволено пробыть со мной до 15-20 августа, мы поедем денька на три в Париж, а оттуда на скорейшем поезде в Москву. Поняла? Вчера приходила Званцева. Она сказала, что ждет меня к себе, т. е. что я должен отдать ей визит; стало быть, она больше уже не придет к нам. Вчера приходил кн. Ливен, сидел долго и все рассказывал про дела минувшие, как он был московским губернатором, как был министром и проч. Вчера же приезжал Альтшуллер, но уже не выслушивал, а только посидел в качестве гостя. Я, между прочим, читал ему нотацию за то, что он расстроил тебя своим письмом. Во-первых, заболел я не в Москве, а в Ялте, мне это виднее; во-вторых, поеду я в Москву, когда захочу.

Получил я вчера от Званцевой фотографию в раме - мелиховский сад и отец, копающий грядки. Это Маша прислала? Скажи ей спасибо. Впрочем, я сам напишу ей сегодня.

Черкни мне что-нибудь новенькое. Вчера я не писал, ибо в моей комнате было только 11 градусов. Ветрище дул самый зимний, потом шел дождь при ветре, шел всю ночь, и сегодня снега уже нет; но ветрище окаянный все еще дует неистово.

Ну, дуся моя, как бы ни было, все же к весне идет дело, скоро увидимся, скоро поедем за границу. Обнимаю тебя, радость моя, господь с тобой.

Твой А.

И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

3 февраля 1903 г. Ялта.

Простите великодушно, милый Жан, я еще не поблагодарил Вас за телеграмму 17 января; у меня был плеврит, я все время хворал. Теперь мне полегчало, я уже на положении здорового. Итак, стало быть, большое Вам спасибо, милый Жан, и за поздравление, и за то, что вспомнили. Как Вы поживаете? Что у Вас новенького? Как прошел Ваш юбилей? Если найдется у вас 5-10 свободных минут, то засядьте, голубчик, и черкните мне, как и что. Ваше письмо мне, живущему в скучнейшей Татарии и то и дело хворающему, доставит громадное удовольствие, ибо будет бальзамом целебным. Кланяйтесь Вашей жене и будьте здоровы и счастливы.

Ваш А. Чехов.

3 февр. 1903 г.

На обороте: ​​ Петербург. Его высокоблагородию

Ивану Леонтьевичу Леонтьеву.

Серпуховская 30, кв. 1.

M. П. ЧЕХОВОЙ

3 февраля 1903 г. Ялта.

Милая Маша, Званцева привезла фотографию в белой рамочке. Сия фотография уже висит в кабинете под картиной Сергеенко и над картинкой Хотяинцевой, около двери - и место оказалось подходящим. Большое тебе спасибо.

Нового ничего нет, все благополучно. Дождей много, земля намокла, очевидно будущее лето будет хорошим. Платок и сарпинку мать получила, очень довольна.

Ну, будь здорова и весела.

Твой А.

4 ​​ Скачал две биографии, но ни одна не нравится. По крайней мере, стало легче на душе от почести – самой простой – этому чудесному артисту.

5  ​​ ​​​​ Чехов пишет

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

5 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, вчера я получил орден «Чайки», большое, безграничное Вам спасибо. Я уже прицепил к цепочке, ношу и буду носить эту милую, изящную вещицу и буду вспоминать Вас.

Я был нездоров, теперь ожил, здоровье мое поправилось, и если я в настоящее время работаю не так, как следует, то виноваты в этом холод (в кабинете всего 11 градусов), безлюдье и, вероятно, лень, которая родилась в 1859 году, т. е. на год раньше меня. Но все же после 20-го февраля рассчитываю засесть за пьесу и к 20 марта кончу ее. В голове она у меня уже готова. Называется «Вишневый сад», четыре акта, в первом акте в окна видны цветущие вишни, сплошной белый сад. И дамы в белых платьях. Одним словом, Вишневский хохотать будет много - и, конечно, неизвестно, от какой причины.

Идет снег. Марии Петровне низко кланяюсь и крепко жму и целую ей руку. Она играет, это очень хорошо; значит, все обстоит благополучно.

Будьте здоровы, веселы, благополучны и не забывайте сердечно преданного Вам

А. Чехова.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 февраля 1903 г. Ялта.

Актрисуля, вот уже два дня и две ночи, как от тебя нет писем. Значит, ты меня уже бросила? Уже не любишь? Если так, то напиши, и я вышлю тебе твои сорочки, которые лежат у меня в шкафу, а ты вышли мне калоши мои глубокие. Если же не разлюбила, то пусть все остается по-старому.

Вчера приехал Шаповалов, привез мятные лепешки и орден «Чайки» от Алексеева. Лепешки я ем, а чайку повесил себе на цепочку. Кланяюсь тебе в ножки за твою доброту.

У меня в кабинете вот уже несколько дней температура держится на 11-12, не повышаясь. Арсений топить не умеет, а на дворе погода холодная - то дождь, то снег, и ветер еще не унялся. Пишу по 6-7 строчек в день, больше не могу, хоть убей. Желудочные расстройства буквально каждый день, но все же чувствую себя хорошо, мало кашляю, температура нормальна, от плеврита не осталось и следа.

Через 2-3 месяца ты уже привыкнешь ко мне, а потом бежим за границу, как Жирон с Луизой, побываем везде.

Отчего «На дне» не разрешили в Петербурге? Ты не знаешь? А вашему театру разрешат, если вы поедете? Ведь в «На дне» нет ничего вредного в каком бы то ни было смысле. Даже в «Гражданине» похвалили. А вот суворинский «Вопрос» идет в Петербурге, с Савиной, и с большим успехом. Нечего сказать, милый городок!

Дуся моя, отчего ты мне не пишешь? Отчего? Сердита? А за что? Без твоих писем я беспокоюсь и скучаю. Хоть и сердишься, все-таки пиши. Не можешь писать обыкновенного письма, пиши ругательное.

Получил я еще медальон со стеклышками - рамочку для портретов. Это от кого? От Вишневского? Поблагодари, дуся моя, весьма доволен.

Марья Петровна играет? Умница.

Ну, целую тебя в шею и в обе руки, нежно обнимаю радость мою. Будь здорова, смейся, уповай.

Твой страстный муж

M. Ф. ПОБЕДИМСКОЙ

5 февраля 1903 г. Ялта.

Милостивая государыня Марианна Федоровна!

Ваше мнение насчет Елены Андреевны совершенно справедливо. Только вот мне кажется, что это письмо Вы получите после 9-го февраля. Ваше письмо, посланное 30 января, я получил только сегодня. Быть может, Елена Андреевна и кажется неспособной ни мыслить, ни даже любить, но когда я писал «Дядю Ваню», я имел в виду совершенно другое.

Желаю Вам всего хорошего.

Уважающий Вас

А. Чехов.

На конверте: ​​ Голта Херсонск. губ.

Ее высокоблагородию Марианне Федоровне Победимской.

7  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 февраля 1903 г. Ялта.

Песик мой, я все получил, кроме чашки, о которой ты пишешь. Чюминских стихов еще не получил. Вл. Вл. Чехов - это сын двоюродного брата моего отца, известного психиатра; он сам тоже психиатр. А гольцевский юбилей и мне самому тоже не нравится; во-первых, не выбрали его, юбиляра, в почетные члены О<бщества> любителей российской словесности и, во-вторых, не собрали ему на стипендию… Ведь читальня около Рузы - это такой вздор! И читать там некому, и читать нечего, все запрещено.

О. М. Соловьева привезла мне 19 селедок и банку варенья. Когда увидишь ее, то поблагодари, скажи, что ты тронута. А селедки вкусные. Скажи Маше, что вчера утром было в Ялте шесть градусов мороза, сегодня утром тоже шесть, положение дурацкое, когда приходится жаться к печке и ничего не делать. Сегодня письма твоего нет, небо пасмурное, холодное. Здоровье ничего себе, не жалуюсь.

Суворинский «Вопрос» имел в Петербурге громадный успех, остроты его найдены очень смешными. Значит, повезло старику. Читал я, что из вашего театра поехал в Петербург посланный хлопотать насчет театра для Фоминой недели. Правда ли это? А позволят ли вам «На дне»? Мне кажется, что цензура объявила Горькому войну не на живот, а на смерть, и не из страха, а просто из ненависти к нему. Ведь Зверев, начальник цензуры, рассчитывал на неуспех, о чем и говорил Немировичу, а тут вдруг шум, да еще какой!

Время идет быстро, очень быстро! Борода у меня стала совсем седая, и ничего мне не хочется. Чувствую, что жизнь приятна, а временами неприятна - и на сем я остановился и не иду дальше. Твоя свинка с тремя поросятами на спине стоит у меня перед глазами, стоят слоны, черные и белые - и так каждый день. Как бы ни было, дусик, напиши мне, поедет ли Худож<ественный> театр в Петербург и на сколько времени. Затем, я не писал тебе, что пьесу я хочу отдать Комиссаржевской раньше, чем Художеств<енному> театру. Ей пьеса понадобится осенью или зимой, и мне нужно знать, могу ли я пообещать ей пьесу вообще на будущий сезон, хотя бы после Рождества.

Однако, песик, я нагоняю на тебя скуку. Прости, милюся, я сейчас кончу. Только дай мне ручку поцеловать и обнять тебя. Холодно!

Твой А.

Насчет Комиссаржевской поговори с Немировичем еще раз; надо же ей ответить!

А. И. КУПРИНУ

7 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Иванович, в «Словаре русского языка», издаваемом Академией наук, в шестом выпуске второго тома, который (т. е. выпуск) я сегодня получил, наконец показались и Вы. Так, на странице 1868 Вы найдете слово «зарокотать», а возле него - «Один за другим, в разных местах длинной колонны глухо зарокотали барабаны. Куприн. Ночлег».

И еще после слова «зарябиться» (стр. 1906): «На воду тотчас же легло… пятно, в средине которого зарябилось яркое отражение огня. Куприн. Булавин».

И еще есть одно место, только я забыл страницу.

Я поздоровел, плеврит уже прошел, но в комнате моей холодно (на дворе мороз), а это противно. Пишу помаленьку. Надеюсь, что у Вас все благополучно, что жена Ваша и младенец пребывают в добром здоровье. Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

Ваша Лидия уже улыбается?

На обороте: Петербург. Александру Ивановичу Куприну. ​​ Редакция журнала «Мир божий».

Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

7 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Николай Дмитриевич, в «Словаре русского языка», изд<аваемом> Академией наук, в шестом выпуске второго тома, мною сегодня полученном, показались и Вы. Так, на странице 1626 после слова «запАдать»: «Из глаз полились холодные слезы и крупными каплями западали на усталую грудь. Телешов. Фантаст<ические> наброски». Вот еще на стр. 1814 после слова «запушить»: «Повозка снова тронулась в путь по запушенной свежим снегом дороге. Телешов. На тройках». И еще на стр. 1849 после слова «зарево»: «Множество свечек горит перед образом, отливаясь ярким заревом на облачении попа. Телешов. Именины». Стало быть, с точки зрения составителей словаря, Вы писатель образцовый, таковым и останетесь теперь на веки вечные.

Ну, как поживаете? Что у Вас нового? Мое здоровье стало лучше, теперь уже пописываю. Здесь мороз. Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего. «Словарь русского языка» содержит в себе все русские слова, доведен до буквы З. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов

7 февр. 1903. Ялта.

На обороте: ​​ Москва. Николаю Дмитриевичу Телешову. Чистые пруды, д. Тереховой.

9  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 февраля 1903 г. Ялта.

Актрисуля милая, стихи Чюминой, быть может, и хороши, но… «один порыв сплошной»! Разве в стихи годятся такие паршивые слова, как «сплошной»? Надо же ведь и вкус иметь. В Швецию я не поеду, так как хочу пробыть хоть два месяца только с тобой. Если хочешь, поедем, но только вдвоем. Арбенина я знаю; это длинный, высокий и неудачный актер, переделыватель романов и передовых статей в пьесы; жена его, брюнеточка, с маленьким лобиком, лет 20 назад познакомилась со мной в Одессе, где я вертелся около труппы Малого театра, игравшего тогда в Одессе, я обедал с беднейшими, мало получавшими актрисами, прогуливал их - но не соблазнил ни единой души и не пытался. Еще что? Ты пишешь, что вышлешь мятные лепешки с Коссович, но ведь я уже получил эти лепешки.

Мороза нет, но погода все еще скверная. Я никак не согреюсь. Пробовал писать в спальне, но ничего не выходит: спине жарко от печи, а груди и рукам холодно. В этой ссылке, я чувствую, и характер мой испортился, и весь я испортился.

Бальмонта я люблю, но не могу понять, от чего Маша пришла в восторг. От его лекции? Но ведь он читает очень смешно, с ломаньем, а главное - его трудно бывает понять. Его может понять и оценить только М. Г. Средина, да, пожалуй, еще г-жа Бальмонт. Он хорошо и выразительно говорит только когда бывает выпивши. Читает оригинально, это правда.

Лекция Батюшкова есть у меня. О ней я, кажется, уже писал тебе, писал, что она мне не очень понравилась. В ней нет почти ничего. Прости, моя родная, я озяб и потому так строг, должно быть. Но, когда согреюсь, я буду милостивее.

От Марии Петровны получил милое письмо, завтра буду писать ей. Все забываю написать тебе: у нас во дворе прижились два щенка-дворняжки, целую ночь был лай, заливчатый, радостный. После долгих моих просьб и наставлений Арсений забрал их в мешок и отнес в чужой двор; больше не возвращались.

О чем еще написать тебе? Завтра едут Ярцевы в Москву, расскажут тебе про здешнюю жизнь и будут умолять отыскать им место в театре. Ну, будь здорова, родная. Увози меня поскорей. Целую тебя и обнимаю, светик мой.

Твой А.

В. С. МИРОЛЮБОВУ

9 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, «Невесту» пишу, рассчитываю кончить к 20 февраля, или раньше, или немного позже - смотря по тому, как здравие и проч. и проч. Как бы ни было, будьте покойны, пришлю. Только вот одно: как бы моей «Невесте» не досталось от гг. женихов, блюдущих чистоту Вашего журнала!

Приедете ли Вы весной в Ялту? Ждать ли Вас? Теперь мороз, вот уже третий или четвертый день. Л. Средин был очень болен, собирался умирать, но теперь ожил и, вероятно, будет жить еще долго, так как всё, кроме легких, у него здорово, а легочный процесс не идет дальше. А Вы не волнуйтесь, бог милостив, после зимы, даже очень суровой, всегда бывает весна. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Петербург. Виктору Сергеевичу Миролюбову. ​​ Спасская 26.

10  ​​​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ.

10 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Александр Леонидович, только что получил письмо от Марии Петровны; она извещает, что Вы, наконец, просватаны и скоро женитесь. От души поздравляю Вас и желаю Вам полного благополучия. Карточку, на которой Вы сняты с невестой, тоже получил. Или Вы уже венчались? Если так, то почему же я ничего не знаю? Или Вы хотите отомстить мне? Пишу Вам по Вашему старому адресу, так как нового не знаю. Нижайший поклон Е<вгении> М<ихайловне>, желаю ей полного счастья. А Вы будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Москва. Александру Леонидовичу Вишневскому. ​​ Неглинный пр., мебл. к-ты «Тюрби».

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 февраля 1903 г. Ялта.

Это письмо писано в Ялте, а опущено в ящик в Москве Григорием Федоровичем Ярцевым, который прибыл в Москву и желает повидаться с тобой. Я сказал, что тебя можно застать в 11 часов дня. Если же он в это время не застанет тебя, то пусть Ксения или Маша сообщат ему, когда можно застать.

Л. А. Средин был нездоров. Подробности сообщит Г. Ф. ​​ Будь здорова, поздравляю с масленицей.

Твой А.

11 Перед важной встречей с Сашей Демидовым написал ему нечто вроде послания:

«Саше. Проблема не в том, чтоб создать пьесу (сходу, по одному порыву это заведомо невозможно), но изобрести механизм создания пьесы, двигаться в одном направлении с актером. Пьеса не должна быть умной (это было бы проще всего!), но до конца прочувствованной Сашей. Почему те слова об образности Каббалы (одевание плотью трупов, ярость) не перенесены в слова? В пьесе необходимы лирические куски. Они должны быть готовы (напечатаны) – и тогда можно посмотреть, возможна ли их связь с Каббалой.

Имеет ли Каббала свою образную систему? Надо эту систему выявить, найти материал, свидетельствующий о ее мощи – и уже писать пьесу не вообще о религиозных чувствах (таких попыток много), но именно о каббале. Или это только система мыслей? Тогда под мысли надо находить образы, наиболее близкие душе: чтобы их выговаривание публике было настоящей молитвой.

Фильм очень серьезный, но говорит о мощи учения, а не искусства. Почему было не внести кусок о естественном желании Саши объединить Каббалу и искусство в каком-то конкретном спектакле?

Почему нет фильма об особенностях Каббалы? Ведь все пишут просто о вере, о личном восприятии мощи Каббалы, - а где же само учение? Само учение легко теряется в словах о нем – и моя пьеса превратится в такую же холодную отсебятину, если писать ее не на конкретном материале, а «вообще».

Написать сначала небольшой кусок на материал, остро чувствуемый Сашей, «накатать» этот кусок – и потом его расширять».

11  ​​​​ Лариса Малеванная:

Родилась ​​ 22 января 1939.

Окончила режиссерский факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (1965).

С 1964 ​​ актриса и режиссер Красноярского ТЮЗа,

с 1968 ​​ Ленинградского театра им. Ленсовета,

с 1971 ​​ Ленинградского театра им. Ленинского комсомола,

в 1976 ​​ Малого драматического театра,

с 1976 ​​ АБДТ им. М. Горького.

С 1988 руководит Ленинградским (Санкт-Петербург) театром Васильевского острова.

Народная артистка РСФСР (1985).

11  ​​​​ Чехов пишет

M. П. АЛЕКСЕЕВОЙ (ЛИЛИНОЙ)

11 февраля 1903 г. Ялта.

Милая Мария Петровна, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили иеромонаха Антония. Прочитав Ваше письмо, я, конечно, прежде всего сел и написал поздравительное приветствие Александру Леонидовичу, пожелав ему счастливейшего брака. Пусть женится!

Я был нездоров, теперь выздоровел; сегодня, впрочем, опять что-то и покашливаю и полениваюсь. Пьесы писать еще не начал, начну после 20 февраля, опять-таки в полной надежде, что в этой пьесе непременно будете играть Вы. Не знаю, какая она у меня будет, удастся ли - это еще вопрос, но, какая бы она ни была, на сцену я ее не дам, если Вы откажетесь играть. Имейте это в виду, не губите автора. Денег у меня теперь почти совсем нет, и если Вы откажетесь играть, то я, как говорится, совсем пропал. Я вам скандал устрою! Осенью я еще подумывал, что Вы больны, а теперь ясно, что Вы здоровы совершенно и играть можете, стало быть и разговоров быть не может! Весной пьеса моя будет готова, я привезу ее.

Что я могу написать Вам о себе? Только, пожалуй, одно: живу по-монашески. После отвратительной погоды сегодня выдался, было, теплый, тихий денек, а сейчас опять свистит ветер, в трубе шум неистовый! Вы, конечно, знаете, что я женат на артистке Художественного театра, но с женой я не живу, она меня бросила. Детей у меня нет, и живу я здесь один.

Как бы ни перебирали «Ревизора», «Горе от ума», «Месяц в деревне» и проч., а все-таки в конце концов придется поставить и эти пьесы. И мне кажется, что «Ревизор» прошел бы у Вас замечательно. И «Женитьба» тоже. Во всяком случае, иметь в репертуаре эти пьесы далеко не лишнее. Мне почему-то начинает казаться, что года через 3-4 новые пьесы уже надоедят и публика захочет вообще не нового, а литературного репертуара. Быть может, я и ошибаюсь.

Мне хочется быть в Москве уже в начале марта, но доктор не пускает меня и, вероятно, не пустит до апреля. Только Вы пока не говорите об этом Ольге; быть может, мне и удастся приехать.

Сердечный привет и нижайший поклон Константину Сергеевичу и Вашим детям. Да хранят Вас ангелы небесные! Будьте здоровы и играйте возможно больше - умоляю!!

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

11 февраля 1903 г. Ялта.

Жена моя бесподобная, я согласен! Если доктора разрешат, то наймем дом под Москвой, но только с печами и мебелью. Все равно я здесь в Ялте редко бываю на воздухе. Ну, да об этом скоро поговорим, дусик мой, обстоятельно.

Ты писала, что выслала мне статью Батюшкова; я не получил. А ты читала статью С. А. Толстой насчет Андреева? Я читал, и меня в жар бросало, до такой степени нелепость этой статьи резала мне глаза. Даже невероятно. Если бы ты написала что-нибудь подобное, то я бы посадил тебя на хлеб и на воду и колотил бы тебя целую неделю. Теперь кто нагло задерет морду и обнахальничает до крайности - это г. Буренин, которого она расхвалила.

Сегодня нет от тебя письма. Ты обленилась и стала забывать своего мужа. Милый мой дусик, насчет Морозова и М<арии> Ф<едоровны> не волнуйся очень, она дама не культурная, он из инородцев, им извинительно. Были бы пьесы, были бы сборы, а остальное все, в сущности, вздор. И М<ария> П<етровна> напрасно подзуживает, настраивает своего супруга на минорный тон.

У меня начинает побаливать тело; должно быть, время подошло касторочку принимать. Ты пишешь, что завидуешь моему характеру. Должен сказать тебе, что от природы характер у меня резкий, я вспыльчив и проч. и проч., но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежнее время я выделывал черт знает что. Ведь у меня дедушка, по убеждениям, был ярый крепостник.

На миндале уже побелели почки, скоро зацветет в саду. Сегодня теплая погода, я выходил в сад гулять.

Без тебя, родная, скучно! Чувствую себя одиноким балбесом, сижу подолгу неподвижно, и недостает только, чтобы я длинную трубку курил. Пьесу начну писать 21 февраля. Ты будешь играть глупенькую. А вот кто будет играть старуху мать? Кто? Придется М<арию> Ф<едоровну> просить.

Сейчас пришел Анатолий Средин, принес чашку, шоколад, анчоусы, галстук. Спасибо, родная, спасибо! Целую тебя тысячу раз, обнимаю миллион раз.

Знаешь, мне кажется, что письмо С. А. Толстой не настоящее, а поддельное. Это кто-нибудь забавы ради подделал руку. Ну, радость моя, будь покойна и здорова.

Твой А.

12 Мне ясна необходимость дистанции с верой, о которой пишешь. Стать истинным каббалистом?! Но на это не хватит жизни.

Пойду от материала, а не от веры. Именно из области незнания и холода в сферу тепла и познания. Стоит лишь попытаться войти в это море. Для меня! Но для Саши (Саша Демидов) каббала – не религия, а мировоззрение. Его ярко выраженная аура ищет (это слишком ясно, когда ты рядом с ним) адекватного воплощения – и я должен помочь ему в этом.

Он не обращается к эмоциям зрителей столь прямо, как Полунин, он предстает самому себе отражением мыслей высшего мира, мира платоновского – и я попробую тут ему помочь. Меня поразил факт, что ​​ работа по выявлению образной системы каббалы даже не начата, что все с легкостью доверяются своим эмоциям. Сегодня первый день, когда материал для пьесы (его первый кусок) перенесен на файл «Саша» и может быть запущен в работу.

13 ​​ Чехов пишет

П. П. ГНЕДИЧУ

13 февраля 1903 г. Ялта.

Ялта.

Дорогой Петр Петрович, позвольте наскучить Вам большой просьбой. Когда будете в Конторе импер<аторских> театров, то, пожалуйста, скажите там, чтобы мне выслали гонорар за «Чайку». В былые времена мне приходилось писать в Контору по нескольку раз, а за водевили «Медведь» и «Предложение» я так и не получил гонорара, хотя в свое время и писал в Контору.

А я все сижу в Ялте. Погода здесь отвратительная. Крепко жму Вам руку и желаю здоровья и всякого блага. Пришлите мне «Антипода», я давний Ваш почитатель и всегда любил Ваш талант. «Антипода» я не читал.

Ваш А. Чехов.

14 Сегодня рано утром был огромный разговор с Сашей Демидовым, который объяснял мне свои взгляды на каббалу. Как мне это ни тяжело физически после спектакля («Раб» по Зингеру) чистить картошку, радость общения сразу убила усталость – и чувствую ее только тут, в Граде.

Вспышки света в апокрифе Авраама – что это?! Можно развить этот образ? Саша Демидов даже обещал сделать свои дневники, поскольку пьеса пишется именно на него. А что спектакль?! Саша тащил его в одиночку; сам признался. Спектакль куплен на два года вперед, ​​ и зал был битком! Вот это публика. Тут национальная идея чувствуется сразу: переполнен огромный зал. Инсценировка мне показалась примитивной, актеры просто работали, а не играли, но куда важнее, что публика слушала со всем вниманием. Позже ночью, на занятиях каббалы, обсуждал спектакль с самим Сашей. Хороши не слова прямолинейной, жестокой пьесы, но само физическое присутствие Саши. Все просто не работали рядом с ним (Саша сам признался, что этот спектакль именно такой).

Персонаж Саши противопоставлен всем – и стоило б постараться уменьшить это противостояние. Оно заложено в пьесе – и тем не менее…

Мне ясно, что Саша переплетает, смешивает две техники: каббалистическую и театральную. Он не только не видит их противостояния, но созидает на их перекрестке. Не уверен, что Казарновская собрала б такой большой зал. Мне даже стало стыдно: под нее организовали убогий зальчик.

14  ​​​​ Чехов пишет

А. А. АНДРЕЕВОЙ

14 февраля 1903 г. Ялта.

Ялта.

Многоуважаемая Александра Алексеевна, просто, как говорится, ума не приложу, не знаю, решительно не знаю, что я могу послать Вам. В настоящее время я кончаю один небольшой рассказ, но хотя он и небольшой, на чтение его потребовалось бы по крайней мере час, а то и более. Дать же из этого рассказа отрывок тоже никак нельзя, так как ни одна часть рассказа, прочитанная особняком, ни в каком смысле удовлетворить ни читателя, ни слушателя не может. А в запасе у меня нет ни одной строки, если, впрочем, не считать одного очень небольшого рассказа, давно уже написанного и для публичного чтения совершенно неудобного - по цензурным условиям.

Письма покойного А. И. Урусова я разыщу у себя непременно и в Великом посту дам их сестре своей Марии Павловне, чтобы она привезла Вам их, или пришлю по почте.

Жена писала мне, что К. Д. Бальмонт в настоящее время в Москве. Будьте добры, передайте ему от меня привет самый дружеский и низкий поклон.

Простите за то, что отказываю Вам; это против моей воли. Если бы у меня был рассказ или хотя половина, четверть рассказа, удобного для прочтения, то я тотчас же бы послал Вам. Верьте мне, пожалуйста.

Искренно преданный А. Чехов.

На конверте: Москва. Ее высокоблагородию

Александре Алексеевне Андреевой.

Тверская, Брюсовский пер., с<обственный> д<ом>.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 февраля 1903 г. Ялта.

Милый мой пупсик, жена моя необыкновенная, поздравляю тебя с Постом, с отдыхом! Я уже сбился с панталыку и не пишу тебе подолгу, прости меня. Каждый день писать не о чем, да и некогда, пишу рассказ, который кончу через два дня. Значит, ты на Пасхе уезжаешь в Питер с труппой? И будешь там до Троицы? А потом репетиции?

В леденцах от Трамбле очень мало мяты, даже не пахнут. Зато шоколад очень хорош.

У нас второй день уже теплая погода, должно быть деревья скоро распустятся. Получил от А. А. Андреевой скучнейшее, как она сама, письмо, просит рассказа для публичного чтения. Сия госпожа издает какую-то книгу про покойного А. И. Урусова и просит у меня его писем. Сестрица ее, т. е. г-жа Бальмонт, тоже отчаянно скучная особа; не знаю, что за охота приглашать в гости ее да еще весельчака Сашечку Средина! Я бы в полчаса зачах с ними.

У меня все время было расстройство кишечника, была вялость, хотелось и сердиться, и плакать, а теперь ничего, поздоровел и чувствую себя хорошо. Напиши мне, когда, т. е. какого числа и месяца, ты освободишься окончательно, чтобы нам уехать. Мы возьмем один паспорт (это чтобы ты не сбежала от меня за границей), возьмем до границы или до Вены спальное купе.

Венчался ли Скиталец? Кто его невеста? Правда ли, что это богатая купчиха? Правда ли, что Е. П. Пешкова, жена Горького, собирается в Ялту? Это мне сообщила племянница К. С. Алексеева (дочь З<инаиды> С<ергеевны>), которая была у меня на днях с Анатолием.

В будущем году, зимой, если нельзя будет жить в Москве или под Москвой, уеду за границу на всю зиму, по крайней мере до средины февраля. Здесь нудно жить.

Когда приеду в Москву, не забудь, надо будет заказать мне шубу, очень теплую и, главное, очень легкую. У меня еще отродясь не было сносной, мало-мальски приличной шубы, которая стоила бы дороже 50 руб.

У вас в Великом посту будет наша красавица Ольга Михайловна, с чем и имею честь вас поздравить. А теперь, что весьма возможно и чего я ожидаю, начнет похаживать к тебе поэт Бальмонт, потом начнет клясться, что он безззумно тебя любит. Мадам Бонье рассказывает, что он клялся ей в любви и даже пытался ее изнасиловать. Вот какой любопытный мужчина этот Бальмонт!

Без тебя мне нехорошо во всех отношениях. Так и знай. Роднуля моя, пиши мне каждый день. Я знаю, у тебя новая, серьезная, любимая роль, знаю и ценю это, я даже сам люблю Лону только потому, что ты играешь ее, но все-таки, актрисуля, пиши мне каждый день. Умоляю!

Поднимаю тебя до потолка, перевертываю, подбрасываю, обнимаю и целую.

Твой А.

16  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 февраля 1903 г. Ялта.

Актрисуля милая, я целый день сижу теперь в саду на воздусях, а потому не пишу тебе. Прости, родная, не думай, что я тебе изменил. Итак, на Пасху ты поедешь в Питер, будешь играть там. А какие пьесы? Если из моих пьес повезете хоть одну, то везите «Дядю Ваню». А в будущем году «Чайку».

Стало тепло, скоро зацветет айва. Читаю «Миссионерское обозрение» - журнал, издаваемый генералом ордена русских иезуитов, журнал очень интересный. Ах, дуся моя, говорю тебе искренно, с каким удовольствием я перестал бы быть в настоящее время писателем! Ну, да это, впрочем, к делу не относится.

Говорят, «На дне» уже вышло. Надо будет зайти к Синани купить, хотя пьесы в чтении меня никогда не удовлетворяют. Во мне нет актерского понимания, я не умею читать их. Но все-таки интересно было бы прочесть «На дне».

Рассказывают, что в Моск<овском> университете беспорядки, я же говорю, что это неправда, иначе бы жена мне написала.

Напиши, как Л. Андреев отнесся к письму С. А. Толстой. Напиши, что и как Скиталец. Бунин почему-то в Новочеркасске.

Я здоров. Все благополучно. Кишечник, правда, плоховат, но все же ничего. Я ем только суп и жаркое, больше ничего не ем вот уже два месяца, не ем ничего такого, чем можно было бы не потрафить желудку. А если расстройство постоянно, то я сам не знаю отчего.

Я надоел тебе? Прости мне, дусик мой, сии медицинские разговоры.

Вчера приходила начальница. Приходил учитель из Гурзуфа; сей господин сидит всякий раз очень долго и все теребит свою бородку, а я жду, когда он уйдет, и мучаюсь. Скоро, вероятно на второй неделе Поста, приедет к нам Леля, сестра Жоржа, девуля 23-30 лет, очень скучная родственница, и будет жить, вероятно, до осени. Порадуй Машу.

Ну, обнимаю мою милую актрисулю. Храни тебя бог. Будь здорова и весела, поджидай мужа, проголодавшегося и потому алчного и страстного.

Твой А.

17 Стал смотреть по интернету и поразился, как много было угадано мной в 1974-ом, чуть не 30 лет назад! Все артисты, кроме А. Толубеева, пропали, а ведь все были талантливее меня. Почему время столь несправедливо? Лосев теперь в каких-то глупых шутках мелькает по телику, а ведь был просто звездой, затмевал и Андрея. Читаю книги каббалы глазами Саша Демидова – и это куда интереснее, чем если б примеривал к себе. Хорошо, что видел его на сцене: теперь этот образ стоит перед глазами и помогает писать.

17  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 февраля 1903 г. Ялта.

Дуся, зачем ты прислала мне почтовую повестку? Надо было просто написать или сказать почтальону мой адрес, вот и все. Оную повестку получи при сем и тотчас же прикажи опустить в почтовый ящик, не наклеивая никаких марок и не кладя в конверт. Поняла?

Почему ты так радуешься, что тебе удается роль добродетельной? Ведь добродетельных играют только бездарные и злые актрисы. Вот тебе, скушай комплимент. Уж лучше тех ролей, что я написал для тебя («Чайка», например), у тебя едва ли найдется. Не говорю, что роль написана хорошо, но она играется тобою великолепно. А позвать Комиссаржевскую для «Чайки» - это было бы совсем не дурно.

Я здоров. Больше ничего не имею сообщить о своей особе.

Ну, целую мою бабулю. Будь здорова, вспоминай иногда о муже.

Твой А.

M. П. ЧЕХОВОЙ

17 февраля 1903 г. Ялта.

Милая Маша, у нас все благополучно, погода хорошая, теплая, в комнатах не холодно. Жорж на днях заявил мне, что скоро, вероятно на второй неделе Поста, приедет в Ялту его сестра Леля и поселится у нас.

Я нигде не бываю, сижу дома.

Будь здорова и, если есть охота, напиши письмо.

18 Насколько Саша Демидов идеалистичен? Повествование о нем возможно ли вне группы? Именно жизнь Ари позволяет писать об одиночке, другие искали истину в группе. Но Ари принес этот свет в группу. Чтение «житий» великих каббалистов.

18  ​​​​ Чехов пишет

А. А. АНДРЕЕВОЙ

18 февраля 1903 г. Ялта.

Простите. Ничего не нашел.

Чехов.

П. И. КУРКИНУ

18 февраля 1903 г. Ялта.

Какой срам, милый Петр Иванович! Кн. Сумбатов пишет мне, что письмо мое от 7-го января он получил только 12 февраля по причинам, совершенно непонятным. Ну, что тут прикажете делать? Получили ли Вы хоть теперь желаемое? Напишите, пожалуйста.

Я поздоровел, плеврит уже кончился. Теперь сижу и стряпаю в своей кухне. На Фоминой неделе приеду в Москву, не раньше.

Крепко жму руку, желаю здравия.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину. ​​ Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 (д-ра А. В. Молькова)

19 Разговор с Семеном Винокуром. Он мне признался, что «почти» написал пьесу

19  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 февраля 1903 г. Ялта.

О, мой дусик, здравствуй! Погода чудесная, я почти целый день сижу на дворе и чувствую себя очень здоровым. Нового ничего. Говорил Арсений, будто приходили ко мне какие-то две дамы или девицы, но их не принял, что ты, как супруга строгая, должна одобрить… Получил из Сухума растения, завтра буду сажать. Вот если бы в Ялте всегда была такая погода! Тогда бы можно было жить.

Стало быть, труппа едет в Петербург? Решили окончательно? Что ж, счастливого пути!

Кое-что пописываю, кое-что почитываю. По полдня в сутки бываю очень не в духе по причинам, о которых говорить не буду, ибо они очень мелки. Теперь Пост, у нас готовит бабушка; Поля говеет. Ну-с, и т. д. и т. д.

Приедет в Ялту Миролюбов. Вообще, как говорят, начинает съезжаться народ. О том, как сойдут «Столбы общества», напишешь мне подробно и обстоятельно.

Не видно писать, вечереет. Господь тебя благословит, мою жену неоцененную.

Твой А.

20  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 февраля 1903 г. Ялта.

Милый песик, я сам не отдал бы Суворину для его театра пьесы, если бы даже он предложил мне сто тысяч. Театр его я презираю, считаю гнусноватым. Миндаль уже цветет, айва цветет, мне сегодня нездоровится.

Ты хочешь свести меня в Москве к доктору Штрауху? Что ж, я готов. Пусть осмотрит меня, но не думаю, чтобы мое здоровье стало лучше от этого. Альтшуллер не лечит меня, он исполняет только то, что прописано мне доктором Щуровским, дуся моя. Насчет Варнека ты, быть может, и ошибаешься. Чашку получил и уже пью из нее, галстук надеваю каждый день; нужно будет сократить его, а то длинен, как на толстяка. За то, что ты не дашь мне больше киснуть, спасибо; при тебе я никогда не кисну, разве когда бываю нездоров, как сегодня. Весь день сегодня просидел внизу, в саду, сажали ирисы японские и германские.

Ну, светик мой, целую тебя в затылочек, в спинку, благословляю тебя. Мне без тебя очень скучно.

Твой А.

В. С. МИРОЛЮБОВУ

20 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, рассказ уже готов. Переписывать я буду его и исправлять при этом - дней пять; стало быть, 25 февраля вышлю Вам, а Вы получите 2 марта. Если же Вы желаете получить рассказ лично от меня, прочитать его и со мною посоветоваться, то телеграфируйте, что едете в Ялту, и тогда я рассказ попридержу у себя. Ладно?

Будьте здоровеньки, не хандрите. Вам нужно изменить жизнь коренным образом, т. е. жениться. Это Вы правильно рассуждаете.

Ваш А. Чехов.

22  ​​​​ Чехов пишет

П. П. ГНЕДИЧУ

22 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Петр Петрович, посылаю Вам свою фотографию. Не взыщите, какая есть! Спасибо Вам большое за справку насчет гонорара. Мой брат получал гонорар по доверенности когда-то очень давно, при царе Горохе; Вам выслать доверенности не могу, так как не бываю в городе и, стало быть, нотариус для меня недоступен. Письмо в Контору я послал, честное слово, тогда же, когда писал Вам. Через полгода опять пошлю.

«Антипода» еще не получил, но шлю сердечную благодарность заранее. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 февраля 1993 г. Ялта.

Мой серенький песик, здравствуй! Да, ты там цветы от Ермоловой получаешь, а я сижу немытый, как самоед. Даже рычать начинаю. Ты спрашиваешь, мою ли я хоть шею. Шею-то мою, а вот все остальное стало грязно, как калоша; хочу в баню, Альтшуллер не пускает.

Получил от Немировича очень милое письмо. Пишет он насчет моей болезни, насчет пьесы. Болезнь известная, и все, что нужно и что не нужно, мне известно, а вот насчет пьесы пока ничего сказать не могу. Скоро скажу. Твоя роль - дура набитая. Хочешь играть дуру? Добрую дуру.

Мне не миновать глотать касторочку, дуся моя, вот уж больше недели, кажется, как нет аппетита. Мне очень легко не есть, я бы мог быть монахом-постником.

Получил от Федорова том пьес. Между прочим «Стихия». Мне сия пьеса нравится, она в миллион раз талантливее всего Тимковского… Только вот что мне кажется: архитекторские способности есть, хоть отбавляй, а материала, из чего строить, очень мало.

Теперь у меня начинается казнь египетская: это получение из казенной конторы гонорара за «Чайку». Нет никакой возможности получить: куда-то, по-видимому, надо приклеить марку в 60 или 80 к., а куда - неизвестно.

Получил две пачки открытых писем - снимков с «Мещан» и «На дне». Дуся, поблагодари Станиславского. Напиши, женится Вишневский или не женится?

Начинается холодок, подувает ветерок. А до обеда было совсем хорошо.

Ну, балбесик мой удивительный, супруга моя бесподобная, актрисуля необыкновенная, обнимаю тебя бесконечное число раз и целую столько же раз. Не забывай меня, нам ведь осталось еще немного жить, скоро состаримся, имей это в виду. Пиши, деточка моя хорошая.

Твой А.

М. П. ЧЕХОВОЙ

22 февраля 1903 г. Ялта.

Маша милая, будь так добра, со всяким отъезжающим в Ялту (Татаринова, Ярцев и проч. и проч.) присылай по 5-10 фунтов круп гречневых и пшена. Ялтинских круп есть нельзя, Поля жаловалась.

Погода здесь хорошая, только, кажется, вот теперь, когда пишу, начинает портиться. Подуло. Посадил ирисов, но, вероятно, в этом году цвести не будут. Ирисы замечательные, каких ты отродясь не видывала.

Будь здорова, поклонись Ивану, Соне и Володе.

Твой А.

23  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 февраля 1903 г. Ялта.

Милая собака, если у Коровина будет и для меня комната, т. е. такая комната, где бы я мог спрятаться, никого не стесняя, и где бы я мог работать, то возьмите коровинскую квартиру. Если немножко высоко, то это не беда, или беда небольшая; я буду взбираться потихоньку, не спеша.

Я тебе ничего не сообщаю про свои рассказы, которые пишу, потому что ничего нет ни нового, ни интересного. Напишешь, прочтешь и видишь, что это уже было, что это уже старо, старо… Надо бы чего-нибудь новенького, кисленького!

Мне нужно небольшую комнату, но теплую и главным образом такую, где бы не было слышно Малкиелей, когда не хочется их слышать, и где не слышно было бы, как Вишневский ест борщ.

Стало прохладно. Мне, дуся, немножко нездоровится, всю ночь кашлял. Я все уклоняюсь от касторки, оттягиваю, но, должно быть, придется. Как здоровье Мишиной девочки?

Ну, бабуля, благословляю тебя. Насчет паспортов ты будешь хлопотать, у меня никогда ничего не выходит, кроме неудовольствий. Барышням, едущим учиться за границу, надо говорить: 1) кончайте сначала в России, а потом поезжайте за границу для усовершенствования, если посвятите себя научной деятельности; наши женские учебные заведения, например медицинские курсы, превосходны, 2) знаете ли вы иностранные языки, 3) евреи уезжают учиться за границу по необходимости, ибо они стеснены, а вы зачем едете?

Вообще нужно отчитывать сих барышень. Очень многие едут за границу только потому, что не умеют учиться.

Пиши мне, бабуля, не стесняйся. Ведь ты можешь писать мне все, что угодно, потому что ты жена, супруга. Царапаю тебе спинку.

Твой А.

Завидую тебе, бестия: ты была в бане!!

В. С. МИРОЛЮБОВУ

23 февраля 1903 г. Ялта.

Я надоел Вам? Дело в том, что три дня я был нездоров, не писал вовсе; только сегодня начну как следует переписывать.

Работаю вообще туго; но уверяю Вас честным словом, рассказ давно уже готов, остановка только за перепиской.

Погода немножко попортилась, стало прохладно. Всю ночь кашляю.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Что Лазаревский? Годится ли он для беллетристики? Читаю «Новый путь».

A. M. ФЕДОРОВУ

23 февраля 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Митрофанович, большое Вам спасибо за книжку. Раньше я получил от Вас стихотворения, читал их, одно даже списал и послал жене в Москву, но Вас еще не поблагодарил. Итак, стало быть, шлю Вам благодарение двойное.

Теперь насчет «Стихии», о Вашем желании поставить эту пьесу в Художеств<енном> театре. Не дальше как вчера я получил письмо от В. И. Немировича-Данченко, почти ежедневно получаю письма от жены, и мне за достоверное сообщают, и я сам знаю, что в Художеств<енном> театре еще нет репертуара для будущего года, он еще не составлялся, и «Столпы» Ибсена это в самом деле последняя пьеса. Я думаю, что насчет репертуара там никто еще ничего не знает.

Если это письмо застанет Вас в Одессе и если найдется свободная минутка, то напишите, каким способом Вы получали гонорар из казенного театра, какое прошение посылали и проч. и проч. Что туда надо писать?

Обещанную книжку жду. Теперь едва ли Вы добьетесь какого-нибудь толку в Художеств<енном> театре. Там утомление, полные сборы делает «На дне», и проч. и проч.

Желаю Вам всего хорошего. На севере, пишут, уже весна. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

«Русское богатство» я получил, но книжка исчезла, ее взяли читать. Роман Ваш буду читать непременно.

23 До’ма.

Материал к пьесе забирает душу, хочется писать только ее, но все ж главная работа – встроить будущего «Пророка» в существующие замыслы.

25  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 февраля 1903 г. Ялта.

Милая актрисуля, только что получил от тебя телеграмму. Значит, «Столбы» имели средний успех? Значит, ты до утра в Эрмитаже сидела? Значит, настроение теперь у вас всех среднее, т. е. неважное?

А я вчера наконец-таки принял касторочку и сегодня начинаю выползать из нездоровья. Жене своей я пишу только о касторочке, пусть она простит своего старого мужа. Нового у меня ничего нет, все по-старому. Швабе не уехала из Ялты, а бежала. Бежала она от ялтинской тоски, от здешних удобств. Сегодня письма от тебя не было, была только телеграмма - от тебя или от Немировича, не понял хорошо, так как подписи нет.

Читала фельетон Буренина насчет «На дне»? Я думал, что начнет царапать ваш театр, но бог миловал; очевидно, имеет в виду (это быть может!) поставить у вас пьесу, например «Бедного Гейнриха» в своем переводе.

Ты была на грибном рынке, завидую тебе, собака. Если бы я мог пошататься!

Скажи Маше, что печь внизу (чугунная) дымит каждое утро. Купила ли она новую, какую хотела? С этой нашей жить нельзя, и угля много уходит.

Как здоровье Мишиной Жени? Я и мать весьма обеспокоены. Скарлатина, да еще петербургская - это не шутка.

Ну, протяни мне ручку, я ее поцелую нежно. Все мечтаю о том времени, когда ты меня на вокзале встретишь. С вокзала я прямо в баню. Только я так грязен, что, пожалуй, с меня в бане дешевле 80 рублей не возьмут. Ну, ничего, ты заплатишь. Зато я постараюсь быть хорошим, стоющим мужем.

Целую и треплю мою собаку, дергаю за хвостик, за уши.

Твой А.

26  ​​​​ Чехов:

И. Н. ПОТАПЕНКО

26 февраля 1903 г. Ялта.

Здравствуй, милый мой Игнациус, наконец-то мы опять беседуем! Да, ты не ошибся, я в Ялте, и проживу здесь, вероятно, до 10-15 апреля, потом поеду в Москву, оттуда за границу. Если случится, что тебе будет неизвестно, где я, то адресуй письмо в Москву, Художественный театр; оттуда мне перешлют.

Теперь насчет журнала. Во-первых, ты не писал, в чем должны будут заключаться мои обязанности как издателя; о деньгах ты пишешь, что они не нужны, жить в Петербурге я не могу и, стало быть, ни участвовать в деле, ни влиять на него я буду не в состоянии; и это тем более, что всю будущую зиму я проживу за границей. Во-вторых, в издательском деле я никаких конституций не признаю; во главе журнала должно стоять одно лицо, один хозяин, с одной определенной волей. В-третьих, Мамин-Сибиряк и Вас. Немирович-Данченко талантливые писатели и превосходные люди, но в редакторы они не годятся. В-четвертых, в сотрудники к тебе я всегда пойду, об этом не может быть и разговоров.

До 1904 года времени еще много, мы можем еще списаться, столковаться, и ты, быть может, убедишь меня, что я и ошибаюсь.

Здравием похвалиться не могу. Всю зиму прохворал; был кашель, был плеврит, а теперь как будто бы и ничего. Даже писать сел и рассказ написал. Как ты поживаешь? Похудел? Пополнел? Я всегда вспоминаю о тебе с теплым, хорошим чувством. Мои все здравствуют, особенных перемен нет никаких. Впрочем, я женился. Но в мои годы это как-то даже не заметно, точно лысинка на голове.

Жму тебе крепко руку и обнимаю.

Твой А. Чехов.

А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

26 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Александр Иванович, большое спасибо тебе за письмо. Я согласен с тобой, о Горьком судить трудно, приходится разбираться в массе того, что пишется и говорится о нем. Пьесы его «На дне» я не видел и плохо знаком с ней, но уж таких рассказов, как, например, «Мой спутник» или «Челкаш», для меня достаточно, чтобы считать его писателем далеко не маленьким. «Фому Гордеева» и «Трое» читать нельзя, это плохие вещи, и «Мещане», по-моему, работа гимназическая, но ведь заслуга Горького не в том, что он понравился, а в том, что он первый в России и вообще в свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве, и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к этому протесту. И с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя, и вот босяки, хотя и не изящное, хотя и пьяное, но все же надежное средство, по крайней мере оказалось таковым, и плотина если и не прорвана, то дала сильную и опасную течь. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. По-моему, будет время, когда произведения Горького забудут, но он сам едва ли будет забыт даже через тысячу лет. Так я думаю, или так мне кажется, а быть может я и ошибаюсь.

В Москве ли ты теперь? Не уехал ли в Ниццу и Монте-Карло? Я частенько вспоминаю наши с тобой юные годы, когда мы с тобой сидели рядом, играли в рулетку. И Потапенко тоже. Кстати сказать, сегодня получил от Потапенки письмо, хочет, чудак, журнал издавать.

Крепко жму тебе руку, будь здоров и благополучен.

Твой А. Чехов.

27 Демидова о себе. Поразительная тонкость. Невероятная любовь к животным.

27 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 февраля 1903 г. Ялта.

Здравствуй, актрисуля! Погода пасмурная, темная, но все же я брожу по саду, обрезываю розы; сейчас сижу немножко утомленный. Тепло, хорошо. Насчет пьесы подробно напишу тебе около 10 марта, т. е. будет ли она написана к концу марта, или нет. Про Швейцарию я не забыл, помню, ибо жажду поскорее остаться с тобою вдвоем. Здоровье ничего себе.

Про «Столпов» я еще не читал в газетах, ничего не знаю, но, судя по телеграмме твоей, ты не совсем довольна. Если так, то могу посоветовать одно: наплюй, дусик. Ведь теперь Пост, пора уже отдыхать, жить, а вы все еще портите себе нервы, надсаживаетесь неизвестно ради чего. Только и удовольствия, что Вишневский снесет лишнюю тысячу в банк, а на кой вам черт эта тысяча?

Вспоминается, что когда начинался Художеств<енный> театр, то имелось в виду не обращать внимания на то, как велики сборы; Немирович говорил, что раз пьеса нравится театру (не публике, а самому театру), то она будет идти раз 30-40 даже при 20 рублях сбора… Изволь-ка вот теперь сочинять пьесу и думать все время, думать и раздражать себя мыслью, что если сбору будет не 1600, а 1580 рублей, то пьеса эта не пойдет, или пойдет, но только с огорчением.

Духи у меня есть. Одеколон есть. Мыло для головы есть.

Писал ли я, что открытые письма с «Мещанами» и «На дне» мною от Алексеева уже получены? Если не писал, то имей сие в виду и поблагодари Алексеева, когда увидишь. Поняла?

Больше писать не о чем, балбесик. Хочу только одного: взять тебя за ухо, притянуть и поцеловать двадцать раз в лоб и подбородочек. Пиши мне побольше, а то письма твои короче клопиного шага. Брату своему и племяннику, если они еще не уехали, поклонись.

Обнимаю родную мою, хорошую.

Твой А.

В. С. МИРОЛЮБОВУ

27 февраля 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Сергеевич, на два дня надул Вас: кончил не 25, как писал, а только вечером 27-го. Ну, да не беда. А здоровье уже не то, не могу писать по-прежнему, утомляюсь скоро. Корректуру пришлите, ибо надо исправить и сделать конец. Концы я всегда в корректуре делаю. Будьте здоровехоньки. Буду поджидать Вас.

Ваш А. Чехов.

Март

1  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 марта 1903 г. Ялта.

Актрисуля милая, приехали Ярцевы, рассказывают, что «Столпы» им не понравились, но что ты была очень хороша. В «Русских ведомостях» читал сегодня похвалу. Вообще я газетчикам не верю и верить не советую. Эфрос хороший малый, но он женат на Селивановой, ненавидит Алексеева, ненавидит весь Художеств<енный> театр, - чего он не скрывает от меня; Кугель, пишущий о театре в десяти газетах, ненавидит Художеств<енный> театр, потому что живет с Холмской, которую считает величайшей актрисой.

У нас цветет камелия, скажи об этом Маше.

Ну, как живешь, дусик? Как чувствуешь себя? Ярцевы говорят, что ты похудела, и это мне очень не нравится. Это утомляет тебя театр. Получил я письмо от Немировича, пишет, что давно не имел от меня писем, между тем я очень недавно писал ему. Его адрес: Б. Никитская, д. Немчинова? Так?

У нас прохладно, но все же я сижу на воздухе. Софья Петровна Средина очень похудела и очень постарела. Леонид В. не встает; сидит в постели, и это уже давно. Сельди я получил, спасибо. Тут как-то Ольга Михайловна привезла мне 2 десятка селедок, и я ем их все время.

Говорят, что Горький приезжает скоро в Ялту, что для него готовят квартиру у Алексина. Едет сюда, по слухам, и Чириков. Вот, пожалуй, некогда будет писать пьесу. И твой любимчик Суворин приедет; этот как придет, так уж с утра до вечера сидит - изо дня в день.

Когда же ты увезешь меня в Швейцарию и Италию! Дуся моя, неужели не раньше 1 июня? Ведь это томительно, адски скучно! Я жить хочу!

Ты сердишься, что я ничего не пишу тебе о рассказах, вообще о своих писаниях. Но, дуся моя, мне до такой степени надоело все это, что кажется, что и тебе и всем это уже надоело, и что ты только из деликатности говоришь об этом. Кажется, но - что же я поделаю, если кажется? Один рассказ, именно «Невеста», давно уже послан в «Журнал для всех», пойдет, вероятно, в апрельской книжке, другой рассказ начат, третий тоже начат, а пьеса - для пьесы уже разложил бумагу на столе и написал заглавие.

Ну, господь с тобой. Благословляю тебя ласково, целую и обнимаю дусю мою.

Твой А.

И. М. КОНДРАТЬЕВУ

1 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый ​​ Иван Максимович!

Будьте добры, не откажите сделать распоряжение о высылка мне гонорара по вышеписанному адресу, т. е. в Ялту. И, если можно, пришлите мне также «Каталог пьес Общества драматических писателей», чем очень меня обяжете. Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

1 марта 1903 г. Ялта.

Милая Маша, когда будешь покупать семена, то не забудь гигантскую коноплю. Весна началась, я уже получил из Сухума и посадил много хорошего. Дожди идут почти каждый день, земля влажная, растения чувствуют себя прекрасно. Арсений уже кое-где посеял газон.

Цветет камелия. Я в городе не бываю, сижу дома. Средин болеет - и достаточно серьезно, у сына Татариновой нормальная температура, значит, общая бугорчатка оказалась вздором.

Мать здорова, ест постное, мучается с зубами. Желаю тебе здравия и благополучия.

Твой Антон.

Арсений просит купить бордюрные ножницы для подрезывания бордюров и газона.

2  ​​​​ Чехов пишет

И. М. КОНДРАТЬЕВУ

2 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Иван Максимович!

К письму моему, посланному вчера, я забыл добавить просьбу - выслать деньги переводом через Московский купеческий банк.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

3  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 марта 1903 г. Ялта.

Милюся моя, только что собрался написать тебе, как пришла начальница, и не одна, а привела с собой учителя одного. Теперь сидят внизу и пьют чай, а я спешу написать тебе сии строки.

Я здоров, ничего не болит, кашляю меньше. Скучно. Погода хуже. В Ялте переполох: все ждут приезда Горького. А мне становится не то чтобы скучно, а как-то вяло на душе при мысли, что мне придется беседовать с Екатериной Павловной, видеть гувернантку, слышать, как бесится Максимка. Постарел я!

Идут!! Будь здорова!

Твой А.

4  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

4 марта 1903 г. Ялта.

Милый мой дусик, у нас в Ялте торжество: открылся магазин Кюба, настоящего петербургского Кюба. Завтра пойду погляжу, что у него есть, и напишу; быть может, уже не понадобится привозить из Москвы всякую закуску.

Ты делаешь мне выговор за то, что у меня еще не готова пьеса, и грозишь взять меня в руки. В руки бери меня, это хорошая угроза, она мне улыбается, я только одного и хочу - попасть к тебе в руки, что же касается пьесы, то ты, вероятно, забыла, что я еще во времена Ноя говорил всем и каждому, что я примусь за пьесу в конце февраля и в начале марта. Моя лень тут ни при чем. Ведь я себе не враг, и если бы был в силах, то написал бы не одну, а двадцать пять пьес. И очень рад, что пьесы нет, так как вам не репетировать теперь нужно, а отдыхать. Работать так неумеренно - это свинство по меньшей мере!

У нас прохладно, но все же недурно. Насчет будущей зимы я еще пока ничего не решаю, но особенно радужных надежд на оную не возлагаю. Пока только могу сказать, что до декабря в Москве буду жить (особенно, если шубу сошьешь), а потом, вероятнее всего, придется удрать за границу, на Ривьеру или в Нерви, что ли, этак до 15 февраля, потом назад в Ялту. Будем пребывать в разлуке, но что же делать!! Ничего не выдумаешь, как ни верти головой. Вот если б ты забеременела, тогда бы в феврале я взял тебя с собой в Ялту. Хочешь, дуся? Какого ты мнения? Даже согласился бы зимовать, хоть в Архангельске, все равно тогда, только бы из тебя вышла родительница.

Поедете в Петербург? Да или нет? Итак, завтра пойду к Кюба, понюхаю европейской цивилизации. Перебираетесь на новую квартиру? На каком этаже? Если высоко очень, то я буду всходить полчаса, это ничего, все равно делать мне в Москве нечего.

Ванна ванной, а все-таки я прежде всего в баню. Вот жаль квартиры Гонецкой, там баня близко.

Ну, бабуля моя, обнимаю тебя и, обнявши, начинаю прыгать по комнате, потом целую в шейку, в спинку и щелкаю по носу, дусик мой.

Твой А.

5  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 марта.

Дусик мой, актрисуля, так как я уже не литератор, а гастроном, то сегодня отправился в магазин Кюба, уже открытый. Там оказалась чудесная икра, громадные оливки, колбаса, которую делает сам Кюба и которую нужно жарить дома (очень вкусная!), балык, ветчина, бисквиты, грибы… Одним словом, из Москвы не нужно уже ничего привозить, кроме круп и пшена. Мне кажется, что и окорока к празднику следует теперь покупать у Кюба. Пишу тебе обо всем этом, потому что сегодня был Альтшуллер и уверял меня, что до середины апреля мне нельзя ехать в Москву ни в каком случае. Дуся моя, жена моя, актрисуля, голубчик родной, не найдешь ли ты возможным приехать в Ялту на Страстной, а если поедете в Петербург, - то на Фоминой? Мы бы с тобой чудесно пожили, я бы поил тебя и кормил чудесно, дал бы тебе почитать «Вишневый сад», а потом вместе и покатили бы в Москву. Альтшуллер клянется, что плеврит у меня еще не всосался и что ехать ни в каком случае нельзя. Приезжай, роднуля! Театр даст тебе отпуск, я упрошу, если твоих просьб будет недостаточно. Напиши, что приедешь, а главное подумай. Подумай, как для тебя лучше и удобнее. Но я так соскучился, так жажду видеть тебя, так хочу съесть тебя всю живьем, что у меня нет терпения, я зову, и зову. Ты не сердись, дуся, а сначала подумай, обсуди. И если решишь ехать, то пойди теперь же закажи билет (на Неглинном), а то к празднику не найдешь. И напиши мне, как ты решишь.

В «Вишневом саду» ты будешь Варвара Егоровна, или Варя, приемыш, 22 лет. Только не сердись пожалуйста. Ты не пиши, а телеграфируй одно слово: «приеду» или «нельзя».

Ты вот пишешь, что не знаешь, как мы встретимся, а я так чувствую, точно мы вчера расстались, и я встречу тебя так, как будто ты не переставала быть моей ни на один день.

Сегодня от тебя нет письма.

6 марта

Пишу на другой день. Из твоего сегодня полученного письма видно, что вопрос с Петербургом еще не разрешен отрицательно, что быть может еще поедете. Если так, то приезжай в Ялту после Петербурга; вообще обсуди все как нужно, и если не найдешь нужным или возможным приехать, то так тому и быть, я покорюсь и сам приеду без всяких разговоров. Решай ты, ибо ты человек занятой, рабочий, а я болтаюсь на этом свете как фитюлька.

Сегодня сильный ветер, неприятно. Если пьеса у меня выйдет не такая, как я ее задумал, то стукни меня по лбу кулаком. У Станиславского роль комическая, у тебя тоже.

Ну, пупсик, будь здорова. Я тебя люблю, а ты там как хочешь. Твоя фотография выставлена в магазине Волковой, на окне.

Обнимаю тебя и целую.

Твой заштатный муж А.

Мятных леденцов не покупай больше. Мармелад есть у Кюба.

8  ​​​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

8 марта 1903 г. Ялта.

Милая Маша, вчера в магазине Кюба сказали мне, что к праздникам будут окорока и копченый и для запеканья, стало быть не привози. Нового ничего нет, все старо. И холодно по-старому, Ольга писала, что вы перебираетесь в дом Коровина, но когда - неизвестно; пишу по старому адресу. Закусок вообще не привози никаких, все найдется у Кюба. Ване скажи, что я буду рад очень, если он приедет; только пусть пораньше билет возьмет, а то будет на вокзале толкотня. Будь здорова.

Твой А.

9  ​​​​ Чехов пишет

А. Н. МОШИНУ

9 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый ​​ Алексей Николаевич!

С г. Чаировым я не знаком, не знаю его, и в чем заключается его вина, из письма Вашего я не уяснил себе. Благоволите сами написать ему; я же положительно не знаю, как и о чём я должен говорить с ним. Да он не стал бы и слушать меня.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно уважающий Вас

А. Чехов.

10  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 марта 1903 г. Ялта.

Мне, дуся моя, и грустно, и немножко досадно, что ты и Маша держите меня в неизвестности: переехали вы на новую квартиру или нет еще? И где этот дом Коровина, о котором ты писала? В Пименовском пер<еулке> или где-нибудь в другом месте? Посылаю это письмо в театр и перестану тебе писать впредь до получения нового адреса или извещения, что вы еще не перебрались.

Получил я сегодня фотографии - снимки с фойе и проч. Большое спасибо! Передай Тихомировой, которая сидит в конторе, что книги («На дне» Горького) посылаются заказною бандеролью, а не посылкой, и что в посылки нельзя вкладывать писем. В каждой из трех полученных мною посылок было по письму.

Ты говоришь, что я уже забыл тебя, какая ты есть. Да, дуся, я уже не помню, блондинка ты или брюнетка, помню только, что когда-то у меня была жена. В Петербурге или Мария Петровна захворает, или Станиславский утомится, а посему на 3 тысячи, о которых ты пишешь, надежд я не возлагаю.

Одно письмо я послал в Пименовский пер<еулок>, и теперь боюсь, что оно не дошло.

Красова я не знаю, никогда не видел.

Ну, господь с тобой, будь здорова и весела. Целую тебя и обнимаю.

Твой А.

На конверте: ​​ Москва. Ее высокоблагородию

Ольге Леонардовне Чеховой-Книппер.

Газетный пер., Художественный театр.

10 Поразительный «Король, дама, валет» в театре Ленсовета. Приятно видеть, что театр осваивает Набокова как родного.

11  ​​​​ Проблема насилия постоянно вылезает. Двое мальчиков завели более младшего в тамбур – и мы все слышали, как его били пустой платмассовой бутылкой.

Только одной женщине показалось, что его избивают.

А я?

Я просто ничего не понял.

Дети вокруг меня – то ли подонки, то ли идиоты. Я не могу на них обижаться, потому что сойду с ума.

12  ​​​​ Олби. ​​ Albee на ТКК.

Здорово. Куски из «Вирджинии Вульф» и «Козла». Видно, что сам министр культуры пробивал эту передачу.

Она кажется очень куцой, но уже то, что сам Олби говорил так много, превосходно.

ТКК о Минихе. Об отце. Может, дождусь передачи и о сыне.

Позвонил Саша. Идея писать о каббале претворяется в жизнь.

12  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. Ф. МАРКСУ

12 марта 1903 г. Ялта.

Ялта.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Будьте добры, сделайте распоряжение о высылке мне наложен<ным> платежом «Карманного атласа», чем очень меня обяжете.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

И. Н. ПОТАПЕНКО

12 марта 1903 г. Ялта.

Нет, милый мой Игнат, нам надо повидаться и поговорить, а так мы едва ли уразумеем друг друга. Я пишу тебе, что я нездоров, что всю зиму буду жить за границей, а ты повторяешь свое предложение - подписываться соиздателем. Стало быть, я буду даром деньги получать, так, что ли? Ты пишешь, что я боюсь, как бы не попасть в легкомысленное дело и не оказаться в глупом положении. Ничего подобного я не писал тебе и не понимаю, откуда ты почерпнул сие. Я повторяю: не могу быть хозяином или сохозяином, потому что здоровье мое неважно и потому что не могу жить в Петербурге. Называться же хозяином и не быть им - это как-то не укладывается у меня в сознании.

Вероятнее всего, что я тебя не понимаю. Лучше бы всего повидаться нам до твоего отъезда за границу. В Москве я буду в конце апреля, в конце Фоминой. За границу поеду 1-го июня, в Швейцарию. О том, где я буду в Швейцарии, сообщит тебе моя жена, которая на Святой неделе будет в Петербурге купно со всем театром.

К моей болезни прибавился у меня плеврит, который держался почти всю зиму до весны; и теперь осталось еще немножко.

В Главном управлении будут держать твое прошение не три месяца, как ты пишешь, а, вероятно, не больше недели. За сим, раз журнал издается и редактируется Потапенко, то уж этого достаточно, и ни Мамины, ни Чеховы не прибавят ничего, уверяю тебя. Мы, т. е. я, ты и Мамин, - люди одного поколения. А вот если бы ты взял в соредакторы кого-нибудь помоложе, например Леонида Андреева, тогда другое бы дело, пожалуй.

Ну, будь здоров и благополучен, желаю тебе всего хорошего. Обнимаю тебя крепко.

Твой А. Чехов.

13 Саша сказал, что пьеса идет трудно. На меня этот человек имеет магическое влияние. Мое желание – войти в тему, как я «входил» в античность: с 1977 по … 1996!!

14  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 марта 1903 г. Ялта.

Дуся моя родная, так нельзя! Послал я одно письмо в д. Коровина, Пименовский пер., а вчера был студент Корш и говорил, что д. Коровина на Петровке. Сегодня получаю от тебя письмо, чудесное описание новой квартиры, моей комнаты с полочкой, а адреса нет. Ну что прикажешь мне делать?

Погода в Ялте великолепная, весенняя, все цветет, я почти каждый день бываю в городе. И, вероятно, я очень изменился за зиму, потому что все встречные поглядывают сочувственно и говорят разные слова. И одышка у меня. И жена у меня злая, прячет свой адрес. Вчера Альтшуллер был у меня и все поддразнивал меня, и я заподозрил, что ты его подкупила, чтобы он подольше удерживал меня в Ялте.

Умоляю, голубчик, пришли адрес! Адресоваться на театр терпеть не могу.

А что тургеневское пойдет у вас? Вот вам бы еще «Ревизора» и «Женитьбу», да переглядеть бы Писемского, авось, и у него нашлось бы что-нибудь вроде «Горькой судьбины».

Мать говеет, завтра приобщается.

Сейчас приходила m-me Голоушева, принесла от Маши письмо. И опять нет адреса!!

Ну, дусик мой, да хранит тебя бог, целую тебя и обнимаю тысячу раз.

Твой А.

14  ​​​​ Заплатил только за последнее время: свет – 1000, квартира – 700, дал семье, сводил коллег в ресторан, за книгу – 2 тыс. д.. Этот поток платежей ужасен, но он – часть реальности. Не угнаться за ней – потерять все.

15 Интересный юмор: «Цитата» Л. Зорина. Зарифмовать скотство! А что? Это оригинально.

15  ​​​​ Чехов пишет

И. И. БАРЫШЕВУ

15 марта 1903 г. Ялта.

Дорогой Иван Ильич, у меня нет всех десяти томов, посылаю тебе пока только один - «Пьесы», остальные же постараюсь добыть и вручить тебе в конце апреля, когда буду в Москве.

Деньги получил, большое спасибо. Будь здрав и невредим, казначействуй во здравие и пребывай благополучен.

Твой А. Чехов.

И. А. БЕЛОУСОВУ

15 марта 1903 г. Ялта.

Дорогой Иван Алексеевич, если Вы пишете о книжке «Искренние песни», то я давно уже получил ее и прочел, Большое Вам спасибо! Спасибо и за книжку, и за то, что вспомнили. Вы знаете, как сердечно я относился и отношусь к Вам и к Вашему дарованию, и потому можете судить, какое удовольствие всякий раз доставляет мне Ваша новая книга.

Кстати сказать, кроме «Искренних песней», у меня имеются еще четыре Ваши книги, а именно: 1) «Малыши», 2) «Из песен о труде», 3) «На воле» и 4) «Кобзарь».

Всего, стало быть, пять.

Шлю Вам сердечный привет, крепко жму руку, будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

В МОСКОВСКУЮ КОНТОРУ ИМПЕРАТОРСКИХ ТЕАТРОВ

(Черновое)

Около 15 марта 1903 г. Ялта.

В ответ на отношение за № 348 имею честь сообщить, что гонорар за пьесу мою «Предложение» я просил и не за 1902 и не за 1903, а за 1901 год, а также прошу выслать гонорар по талону, который был выдан мне и потом в 1901 г. оставлен в казначействе для исправления, как мне сказали тогда, ошибки.

17  ​​​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

17 марта 1903 г. Ялта.

Милый Александр Леонидович, прошу Вас, сообщите мне адрес Маши и Ольги; куда они переехали? Я знаю, что в д<ом> Коровина, но на какой улице?

Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 марта 1903 г. Ялта,

Радость моя, адреса я не получил и уже отчаялся получить когда-нибудь, а потому пишу тебе опять на театр. Дяде Карлу большое спасибо за стол и диван, но так как на лето мы уедем, а осенью будем заводить себе обстановку, то едва ли понадобятся теперь и стол, и диван, а перетаскивать сию мебель, очень громоздкую, с места на место очень неинтересно.

Теперь, радость, собака моя добрая, просьба, за которую, конечно, ты не поблагодаришь меня. Дело в том, что начальница гимназии В. К. Харкеевич уезжает в Петербург и конечно будет присутствовать на спектаклях Худож<ественного> театра. Она умоляет меня, чтобы я упросил тебя - записать одну ложу бельэтажа на «На дне» и одну ложу на «Дядю Ваню», всего две ложи. Дуся моя, запиши, если не поздно. Пожалуйста!

Почему-то я не уверен, что это письмо дойдет до тебя. И вообще грустно, что моя переписка с тобой так глупо расстроилась и черт знает из-за чего, из-за адреса, из-за улицы, так как про дом Коровина ты уже писала. На какой улице этот дом окаянный? На Петровке?

Ты, положим, очень занята, но Маше ничего бы не стоило прислать мне адрес. Ну, да все равно.

У нас тепло, туманы. Я сижу в саду и то думаю, то злюсь. Получил и от Телешова письмо насчет Шольца.

Благословляю тебя и целую.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 марта 1903 г. Ялта.

Все благополучно.

18  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

18 марта 1903 г. Ялта.

Дуська моя, замечательная, наконец ты прислала свой адрес и все опять вошло в свою колею. Спасибо, голубчик. Слезное письмо твое, в котором ты себя ругаешь перед отъездом к Черниговской, получил я утром, прочел - нет адреса! Готов уже был подать прошение о разводе, как в полдень получил телеграмму.

Стало быть, на Фоминой я приеду в Москву, приеду до твоего возвращения из Петербурга, встречу тебя, встречу не на вокзале, а дома, побывавши в бане, пописавши пьесу. А пьеса, кстати сказать, мне не совсем удается. Одно главное действующее лицо еще недостаточно продумано и мешает; но к Пасхе, думаю, это лицо будет уже ясно - и я буду свободен от затруднений.

Если Маша еще не уехала, то скажи ей, чтобы она привезла немного колбасы вареной. Слышишь? Все остальное добудем у Кюба. Фотографию, о которой ты писала, пришлю тебе, вероятно, в Петербург с В. К. Харкеевич. Если есть ложи не дороже 30, ну 40 рублей, тогда закажи для В. К. ложи («На дне» и «Дядя Ваня»), если же нет таких дешевых и вообще нет лож, то, дуся моя, не сердись на своего глупого мужа, запиши ей 2 кресла по 3 рубля на эти две пьесы. Я тебя обожаю, роднуля, люблю.

Завтра опять буду писать. Не говори глупостей, ты нисколько не виновата, что не живешь со мной зимой. Напротив, мы с тобой очень порядочные супруги, если не мешаем друг другу заниматься делом. Ведь ты любишь театр? Если бы не любила, тогда бы другое дело. Ну, Христос с тобой. Скоро, скоро увидимся, я тебя обниму и поцелую 45 раз. Будь здорова, деточка.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

18 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, передайте больному, что обстоятельный ответ на Ваше письмо я пришлю дня через 3-4, когда наведу необходимые справки. Желаю Вам всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

18  ​​​​ Только кажется, ​​ что Светлана Сорокина сделала огромные усилия, чтоб вернуться в медиа-мир: она его и не покидала.

Такой положительный образ наносит положительности и во все СМИ.

19 Поразило безумие Райх.

Есенин мог бы своей любовью сгладить эту болезнь, но он только добавил боли. Почему ей так важно было выползать на сцену?!

Любовь Дмитриевна, жена Блока, тоже не могла смириться с собственной бездарностью.

Нравится, что пьеса складывается: вокруг идеи ​​ некоего Света, божественной субстанции.

Как вкусно картошка с маслом! В детстве масло приходилось экономить, как и чай с лимоном был роскошью. А теперь без лимона жизнь не представить.

19  ​​​​ Чехов пишет

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

19 марта 1903 г. Ялта.

Дорогой Иван Иванович, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили. Вот что я могу ответить насчет рассказа, о котором Вы спрашиваете: у меня есть рассказ «Враги», где доктор, у которого ребенок умирает от дифтерита, уезжает к больной по настоятельному требованию мужа этой больной, потом же оказывается, что жена бежала от мужа с любовником. Другого рассказа вроде того, о котором Вы спрашиваете, кажется, нет у меня.

Я всю зиму по обыкновению хворал, к обычной моей болезни присоединился еще плеврит, теперь же к весне я поправился, чувствую себя недурно и работаю даже. Последнюю треть апреля и май рассчитываю провести в Москве. Вот если бы мне удалось повидаться с Вами, то я был бы чрезвычайно рад и доволен, скажу Вам это, нисколько не преувеличивая. В моих московских воспоминаниях Вы занимаете светленькое местечко, и я нередко вспоминаю о Вас.

Если Вы в самом деле пришлете мне книжки, каких у меня нет еще, то скажу Вам большое спасибо. У меня нет: Боборыкин, «Труп», «Нирвана», Фулье, Шпир, Штейерт, Барыкова, сборник стихотворений, «Натан Мудрый», пер. П. Вейнберга, Рёскин и Библия, «О доверии к себе», «Хлебный огород» Е. Попова.

Видите, как много. Выберите из сей кучи трех-четырех и пришлите. Я теперь читаю много, так как работаю вообще мало.

Весною поеду в Петербург, буду видеться с Марксом, поговорю с ним о том, чтобы разрешить «Посреднику» издавать мои мелкие вещи. Он ведь уже нажился, будет с него.

Спасибо за книжки, календарь у меня уже есть; но не беда, полученный экземпляр отдам матери, она будет очень довольна.

Крепко жму руку и желаю здоровья, покоя и вообще хорошего. Не забывайте

Вашего А. Чехова.

Мой московский адрес: Петровка, д. Коровина. Как бы ни было, в конце апреля уже буду в Москве.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 марта 1903 г. Ялта.

Актрисуля моя, здравствуй! Ты извини меня, но наша продолжительная разлука имела свои последствия: я состою в переписке с m-lle Пушкаревой. Чем кончится, к чему приведет эта переписка, не знаю, а пока поздравь меня: она обещает прислать мне свою пьесу. Помнится, в восьмидесятых годах я уже читал эту пьесу. Как бы ни было, я написал ей, чтобы она мне пьесы своей не присылала, так как-де в пьесах я ничего не понимаю, а послала бы к В. И. Немир<овичу>-Данченко. Предупреди В. И., скажи ему об этой пьесе, пусть авторитетно скажет ей, чтобы она, П<ушкаре>ва, больше не писала или поставила пьесу свою где-нибудь в провинции, если пьеса хотя немножко не безнадежна.

Я здоров, в последние дни что-то стал покашливать, но, должно быть, это неважно, случайно. Чувствую себя бодро, сижу в саду или немножко работаю в кабинете. Думаю о тебе, о нашей поездке в Швейцарию, в Италию. Будем за границей много есть и много пить пива. Я ведь всю зиму ничего не пил.

17-го марта был на именинах у Алексея Максимовича. К нему приехала жена. Она и он говорят о тебе с восхищением; говорят, что за последний год ты сильно шагнула вперед, играешь чудесно. Я слушал, радовался, что у меня такая жена, и на ус себе мотал.

Я послал одно письмо в Пименовский пер<еулок>. Получила ли? Ах, дуся, какое это было огорчение с адресом.

Так не забудь же сказать Немировичу насчет Пушкаревой. В письме к ней я так расхвалил его, что, если бы он прочел, пришел бы в восторг.

Свой петербургский адрес пришли мне заранее. Из Петербурга будешь присылать мне длинные телеграммы, в мой счет, на что ассигную 25 руб.

Знаешь, дусик, «Месяц в деревне» мне весьма не понравился. Пьеса устарела; если у вас она не понравится, то скажут, что виновата не пьеса, а вы.

За зиму я отвык от людей, от жизни, уже ничего не умею, решительно ничего, так что пригласи к себе кого-нибудь, а когда я приеду, то будем спать втроем. Дуся моя, согласна? Нет?

Обнимаю тебя, целую, перекувыркиваю, встряхиваю. Пиши мне каждый день, не терзай меня.

Твой А.

На конверте: ​​ Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина, 35.

20  ​​​​ Небывалый бум на водительские права.

Мильоны – за руль!

21  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 марта 1903 г. Ялта.

Дуся моя, твое последнее письмо просто возмутительно. Ты пишешь, что «в скольких письмах писала, что переезжаем на Петровку, д. Коровина», между тем все твои письма целы у меня и только в одном ты вскользь сообщаешь, что перебираетесь в д<ом> Коровина - и мне оставалось думать, что вы перебрались в Пименовский пер<еулок>. Я так и знал, что я же окажусь виноватым! И все твои письма целы у меня, я покажу их тебе. Ну, да бог с тобой. С этим адресом была в течение двух недель такая обида, что до сих пор успокоиться не могу.

У нас нет дождя. «Вишневый сад» будет, стараюсь сделать, чтобы было возможно меньше действующих лиц; этак интимнее.

Ну, больше писать не могу, прости.

Твой А.

Ты пишешь, что я невнимательно читаю твои письма. Из чего это видно? Я привезу все твои письма, и ты сама увидишь, что ни одно письмо не пропало и что ни в одном нет адреса.

22  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

22 марта 1903 г. Ялта.

Дуся моя славная, вот что ты должна сделать перед отъездом в Питер: посмотри, какое у меня есть белье в Москве, и напиши мне подробно. Сколько рубах, сколько подоконников и проч. Из Петербурга будешь телеграфировать. Между прочим, ты протелеграфируешь, в какой день вернешься в Москву; если ты вернешься, скажем, во вторник, то я в Москве буду уже в понедельник. На вокзал не поеду тебя встречать, а буду поджидать дома, с распростертыми объятиями.

Милая дуся, ну для чего мог бы понадобиться мне до осени стол Шаховского? Ведь до осени мы будем путешествовать, и неужели у тебя нет страха к чужой мебели, с ее запертыми ящиками, с разговорами потом, что мебель-де испорчена у Чеховых, и проч. и проч. Не нужно, не нужно! Мы купим и письменный стол, и диван, все свое заведем. Понадобится корова или лошадь - купим и их.

Ты пишешь, что в Ялту едет много народу, что мне будет не скучно. Мне нужна жена, а не гости, дуся моя, и никого я не хочу видеть.

Начальнице вручил фотографию твоей мамы, а моей тещи. Получишь на Страстной. Родная моя, пиши мне побольше! Умоляю тебя на коленях! Прошу убедительно! Не ленись, не обращай внимания на головную боль, а садись и пиши, пиши, о чем хочешь, каждая твоя строчечка дорога мне.

Ну, целую тебя, немочка моя Книпша, обнимаю и еще раз целую.

Твой А.

23  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГИЛЯРОВСКОМУ

23 марта 1903 г. Ялта.

Милый дядя Гиляй, твои «Люди четвертого измерения» великолепны, я читал и все время смеялся. Молодец, дядя!

После 20 апреля буду в Москве. Крепко жму твою ручищу.

Твой А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 марта 1903 г. Ялта.

Милая моя бабуля, ты сердишься на меня из-за адреса, все уверяешь, что писала, да будто еще несколько раз. Погоди, я привезу тебе твои письма, ты сама увидишь, а пока замолчим, не будем уже говорить об адресе, я успокоился. Затем, ты пишешь, что я опять спрашиваю насчет тургеневских пьес и что ты уже писала мне и что я забываю содержание твоих писем. Ничуть не забываю, дуся, я перечитываю их по нескольку раз, а беда в том, что между моим письмом и твоим ответом проходит всякий раз не менее десяти дней. Тургеневские пьесы я прочел почти все. «Месяц в деревне», я уже писал тебе, мне не понравился, но «Нахлебник», который пойдет у вас, ничего себе, сделано недурно, и если Артем не будет тянуть и не покажется однообразным, то пьеса сойдет недурно. «Провинциалку» придется посократить. Правда? Роли хороши.

Всю зиму не было у меня геморроя, а сегодня я настоящий титулярный советник. Погода дивная. Все в цвету, тепло, тихо, но дождей нет, побаиваюсь за растения. Ты пишешь, что ровно трое суток будешь держать меня в объятиях. А как же обедать или чай пить?

От Немировича получил письмо; спасибо ему большое. Не пишу ему, потому что недавно послал письмо.

Ну, будь здорова, дворняжка. Про Горького я уже писал тебе: он был у меня, и я у него был. Здоровье его недурно. Рассказа «Невеста» прислать не могу, ибо у меня нет; скоро прочтешь в «Ж<урнале> для всех». Такие рассказы я уже писал, писал много раз, так что нового ничего не вычитаешь. Можно тебя перевернуть вверх ногами, потом встряхнуть, потом обнять и укусить за ушко? Можно, дусик? Пиши, а то назову мерзавкой.

Твой А.

24 Я живу не по Ибсену, а по Чехову. Иногда чувство, что не живу, а играю роль, настолько усиливается, что мне не по себе.

24  ​​​​ Чехов пишет

Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

24 марта 1903 г. Ялта.

Вы сердитесь и негодуете, дорогой Евгений Петрович, я знаю, но дело в том, что целую неделю я не видел Горького и все поджидал его. Сегодня я беседовал с ним обстоятельно, и он очень был удивлен, когда узнал, что он на Вас сердится. Я верю ему очень, он прекрасный человек, и мне кажется, что это мнительность Ваша подсказала Вам, что будто он что-то имеет против Вас. Засим, относительно книги: он взял Ваш адрес и будет сам писать Вам. К изданию Вашей книги он отнесся, по-видимому, вполне доброжелательно, говорит только, что в настоящее время «Знание» очень и очень занято, так что, пожалуй, до осени не будут издавать Вас. Кстати сказать, на днях приедет в Ялту главное лицо в «Знании», а именно Пятницкий, я и с ним поговорю и ответ его сообщу Вам письменно или при свидании в Москве, где буду около 20 апреля. Мой москов<ский> адрес: Петровка, д. Коровина.

Крепко жму Вам руку, будьте здоровы, не сердитесь и не хандрите, ибо все устроится и все будет благополучно.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 марта 1903 г. Ялта.

Родная моя, не забудь увидеть в Петербурге Модеста Чайковского и попросить его от моего имени, чтобы он возвратил мне письма Петра Чайковского, которые взял у меня для своей книги (Жизнь П<етра> И<льича> Ч<айковского>). Если же Модеста Чайковского нет в Петербурге, то узнай у Карабчевского или у кого-либо из литераторов, где он и нельзя ли добыть его адрес, если он за границей. Поняла? Если поняла, то, значит, ты умная у меня.

«Где тонко, там и рвется» написано в те времена, когда на лучших писателях было еще сильно заметно влияние Байрона и Лермонтова с его Печориным; Горский ведь тот же Печорин! Жидковатый и пошловатый, но все же Печорин. А пьеса может пройти неинтересно; немножко длинна и интересна только как памятник былых времен. Хотя я и ошибаюсь, что весьма возможно. Ведь как пессимистически отнесся летом я к «На дне», а какой успех! Не судья я.

Скоро, скоро мы увидимся, старушка моя милая, бесценная. Я буду тебя обнимать и ласкать, буду с тобой ходить по Петровке.

Кричу тебе ура и остаюсь навеки твой заброшенный, полинявший и тусклый муж.

А.

В «Мире искусства» тебя хвалят, Книппуша. Я послал тебе сегодня номер, в котором хвалят. Горжусь, дуся моя, горжусь!

На конверте: ​​ Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

24 марта 1903 г. Ялта.

Благоприятный ответ посылаю.

Чехов.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

24 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, санатории в Ялте (их две здесь) полны, и кандидаты на все места, которые освободятся, давно записаны. Но все же устроить Вашего больного удалось кое-как. Пусть он теперь же едет в Ялту на пароходе из Таганрога - это и дешевле и здоровее, а в хорошую погоду и удобнее, - а приехав в Ялту рано утром, пусть вещи свои снесет в агентство Р<усского> о<бщества> п<ароходства> и т<орговли> и положит их там на время, и в 8-9 часов пусть пойдет в полицейское управление и спросит Мих. Мих. Гвоздевича, частного пристава. С г. Гвоздевичем я говорил сегодня, и он дал мне слово, что устроит Вашего больного. Если же, случится, он не найдет Гвоздевича, то пусть из агентства поговорит со мной в телефон, я скажу, где ему остановиться, или пусть обратится к брату моему Г. М. Чехову, служащему в агентстве Русского общества, и тот научит его, как и что предпринять. Если он, Ваш больной, приедет в Ялту вечером, то пусть поступит точно так же. Вообще пусть не волнуется и не спешит, пароход в Ялте стоит три часа, и он успеет и вещи свои пристроить, и с братом моим поговорить.

Пишу наскоро, простите, что неразборчиво. Крепко жму руку, спасибо за «Приазовский край». Я получаю и с удовольствием читаю. Ведь дым отечества, как бы там ни было, да и газета хорошая.

Ваш А. Чехов.

Скажите больному, что и у меня есть телефон. Я всегда к его услугам.

26  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

26 марта 1903 г. Ялта.

Дусик мой, здравствуй! Сейчас были супруги Горькие, были Средин А., Званцева; не знаю, успею ли написать это письмо, чтобы оно пошло сегодня. Я жив и здоров, ничего нового и ничего особенного не произошло и не происходит. От жены нет писем уже третий день, но я не обижаюсь, а только горюю. Сегодня ветер, и, вероятно, поэтому я покашливаю весь день.

Ты должна: 1) написать мне точно, в какой день выедешь из Москвы, 2) по какому адресу я должен писать в Петербург, 3) какого числа возвратишься в Москву. Последнее ты мне протелеграфируешь заранее, чтобы я вовремя мог заказать себе билет на железной дор<оге>.

Целую тебя, моего дусика, обнимаю. Пиши мне, если еще не забыла. Ну, господь с тобой.

Твой А.

Телеграфируй, когда выедешь из Москвы. Вообще не жалей денег на телеграф все это время.

27 Интереснейший рассказ Смоктуновского по ТКК, приуроченный ко Дню театра. ​​ 

«Провинциальность» Иннокентия оказалась очень высокой пробы.

Как он рассказывает о своей военной юности! Какие откровения! Я уже не думал, что могу кого-то слушать, открыв рот.

И вдруг вспомнил, что видел его на гастролях «Царя Федора Иоанновича». Меня пропустили по контрамарке, хоть позже я понял, что она была не для ДК Ленсовета, а для одноименного театра! ​​ 

«Люди и страсти» променял на «Царя»! Правда, позже два раза видел Алису Фрейндлих в этом спектакле.

28  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 марта 1903 г. Ялта.

Актрисуля моя изумительная, я загорел отчаянно я теперь боюсь, что, когда ты увидишь меня, ты замахаешь руками и потребуешь развода. А мне так хочется с тобою пожить! Хоть немножечко! Цыпленка получил и поставил его на видном месте, как свинью (с поросятами на спине). Спасибо, дусик! А кулич не произвел на меня впечатления, я подарил его матери. Ты пишешь, что будешь заставлять меня мыть себе шею. Дуся родная, шею-то я и в Ялте мою, а вот остальное-то как?

Сегодня приходила начальница прощаться, уезжает в Петербург. Я дал ей адрес Батюшкова (Литейная 15), от которого она узнает твой адрес.

Прежде чем уехать в Петербург, сними с электричества стеклянные колпачки и спрячь их - так говорит Маша. Это надо, а то без тебя будут шалить и жечь электричество. И Маша говорит, что «Дядю Ваню» вы играете с дрянными декорациями, а одна дама сегодня очень бранила Петрову и Савицкую; первую бранила вообще, а вторую за «Столпов». Шнапа или Фомку оставь у себя; если бы я знал, что это такая хорошая собака, то не настаивал бы. Пусть будет в Москве, я ее и там увижу.

Сегодня небольшой дождик. Немножко нездоровится. Пью каждый день кефир.

Этот год еще не наступил как следует, а я уже составил планы, как нам, т. е. мне и тебе, проводить будущий год. Ты уже забыла, какой я, а я тебя помню, думаю о тебе постоянно, точно расстались мы вчера. А Саша Средин радуется, что расстался с супругой. И мадам Голоушева рада, что рассталась с мужем. Вот поди ж ты.

Ну, зулуска, жду телеграммы с извещением, когда выезжаешь в Питер, и другой телеграммы с петербургским адресом.

До свидания, супружница. Целую тебя в спину.

Твой А.

Отыщи письмо, которое я отправил в Пименовский пер<еулок>.

29  ​​​​ Чехов пишет

П. Ф. ИОРДАНОВУ

29 марта 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Павел Федорович, посылаю книги для Городск<ой> библиотеки. Считаю не лишним в виде примечания добавить, что 1) журналы «Мир искусства», «Сибирский наблюдатель» и «Промышленность и здоровье» будут высылаться в Библиотеку в течение всего 1903 года; 2) посылается «Каталог пьес»; я подчеркнул в нем пьесы, какие, помнится, имеются в Библиотеке.

«Мир искусства» за февраль еще не вышел. Пушкина изд. Суворина пришлю, когда издание будет окончено.

У нас весна; здоровье мое стало лучше, зимою же было прескверное. Читаю обе ваши газеты и никак не пойму, будут ли в Таганроге водопровод и канализация или нет.

Крепко жму руку и желаю здоровья и всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

А как памятник? Когда открытие?

31 Юбилей Збруева.

Как еще в детстве сразили «Два билета на дневной сеанс»! Столько детективов насмотрено, а этот помню. Он небольшой актер, не Кеша, но он несет эпоху: он и москвич, и в Ленкоме играет серьезно, он – часть, а Кеша не умел быть частью коллектива.

Приятно, когда за человеком стоят другие люди, а не только его огромный талант. Так Рождественский жаловался на Рихтера. Смысл его слов: Он не слушал оркестр, не смотрел за мной, дирижером. С точки зрения вечности, эти жалобы смешны, но с человеческого взгляда, это реальный, существенный упрек Рихтеру, хоть он и гений.

Но сам Ленком – он-то как?

Абдулов Александр. ​​ 

Не могу забыть, как злая питерская театроведица где-то в 1985 с возмущением говорила, что, мол, вот такой актер с лицом дебила «имеет успех в Москве». Конечно, это несправедливо, хоть роли Александра часто совсем проходные. Сказать, что они сыграны плохо?! Это значит солгать.

Они сыграны статуарно, прямолинейно, - но это под стать его персонажам.

Апрель

2  ​​​​ «Золотая маска» - и в Москве, и в Питере. До 14 апреля.

3  ​​​​ Чехов пишет

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

3 апреля 1903 г. Ялта.

Дорогой Иван Иванович, книги получили, большое Вам спасибо! Сестра говорит, что книги очень хороши, что они ей пригодятся и дома и в школе. С братом Мишей увижусь в Петербурге и сообщу ему содержание Вашего письма, хотя и плохо верится в успех. Он заведует контрагентством, это правда, но едва ли имеет там силу, достаточную для того, чтобы изменить те или другие порядки. Как бы ни было, я попытаюсь, спрос не беда.

Крепко жму Вам руку и еще раз благодарю. Желаю Вам здоровья и всего хорошего. Забыл я спросить у Вас, как Ваши глаза.

В Петербург, если будет не холодно, поеду 10 или после 10 апреля.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Здесь. Ивану Ивановичу Горбунову.

Девичье поле, Трубецкой пер., д. Осипова.

5  ​​​​ Важный юбилей: 70 лет Любшину.

Пронзительный, волнующий образ. Хоть этот проходной немец в «Щит и меч», хоть это Тартюф.

С утра едешь на работу как в преисподнюю: до того перегружен страхами, - но вспоминаешь эти образы – и тяжкий туман развеивается. Я начал понимать, чьи образы живут во мне, кому обязан своим духовным существованием.

6 ​​ Чехов пишет

Е. П. ЕГОРОВУ

6 апреля 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Евграф Петрович, на Фоминой неделе, в посезонное время в Ялте устроиться не трудно; можно прожить за 50-100 р. в месяц. Вы, приехав сюда, остановитесь в гостинице «Ялта», потом посмотрите здесь квартиры. Если не будет номера в «Ялте», то остановитесь в гостинице «Москва» на Пушкинском бульв<аре>. Из квартир осмотрите первую - Терещенко, что возле «Ялты».

На Фоминой неделе я, по всей вероятности, уеду в Москву, на все лето. О Вас я поговорю тут кое с кем, так что одиноки Вы не будете. По приезде побывайте в книжном магазине Синани на набережной - здесь я поговорю о Вас, Вам дадут все нужные советы. Также познакомьтесь с С. П. Бонье (адрес узнаете у Синани), местной старожилкой, которая даст Вам нужные указания.

Желаю Вам всего хорошего, жму руку.

А. Чехов.

7  ​​​​ Поразительное дело – человеческие антипатии: я не могу видеть ни самого Михаила Казакова, ни его работ. Как меня поразил в «Женитьбе» Гоголя, в «Жуане» Мольера, - но все ушло.

Почему связи с живым человеком оборваны, хоть он сам еще живет?

Почему творчески он уже мертв для меня?

А значит, и по-человечески: ведь как человека, я его не знаю. Я вижу его работу: она солидна, трезва, рациональна. Почему же она не притягивает? Или с возрастом это рацио кажется просто жалким?

8 Интересно видеть, как иное, столь банальное в прежнюю эпоху, становится клипом, клише на твоих глазах: номер трех «канареек» (Роберт, Витя, Валера – я забыл его имя, потому что не нашел его в Интернете). Они умильно поют – и это пригодилось под рекламу сотовых телефонов.

Валера так и не смог мне простить, что отшил его друга, который тоже претендовал на писательство. Тот писал кое-как, и видно было, что ему немножко все равно то, что он пишет.

Я отшил в самых вежливых выражениях, но отношения это не спасло.

Меня потрясает война. Смотрю новости за новостями – и не могу оторваться. Какой ужас, какое насилие! Драматизм столь подлинный, что все забываешь.

8  ​​​​ Вспомнил, как десять лет назад жил в Lipnik-nad-Becvou. Городок над речкой Вревкой. Как тяжело жить в этой семье железнодорожника! Зато природа сияла! На велосипеде, который явно не хотел ехать, добрался до какого-то старинного замка.

Сейчас я вспоминаю и другое: то, что ночевал на двуярусной кровати в Липнике, в подвале в Мюнхене, на чердаке в Бухендорфе, - но это ничего не меняет: мне помогали потому, что видели мое желание понять Европу.

8 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 апреля 1903 г. Ялта.

Сегодня наконец получил телеграмму. Все благополучно. Шлю письмо, пиши подробно, когда увидимся. Телеграфируй.

Черномордик.

На бланке: Петербург. Мойка 61. Чеховой.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 апреля 1903 г. Ялта.

Бесподобная моя дуся, родная моя, Христос воскрес! Сегодня получил телеграмму твою с адресом и целый день собирался написать тебе, но гости не дали ни одной свободной минутки и не дают, хотя уже вечер…

Целую тебя, моя радость. Сейчас это письмо Миролюбов опустит в почтовый ящик.

Пиши мне побольше и почаще; напиши, когда будешь в Москве, чтобы я вовремя мог заказать себе место на желез<ной> дороге и вовремя приехать.

Обнимаю тебя и целую тысячу раз.

Твой Черномордик.

9  ​​ ​​​​ Инцидент с мальчиком. Не могу забыть о происшествии в день, когда мы поехали на спектакль Саши Демидова. Девушка лет восемнадцати сидела с протянутыми в проход ногами. Я не мог пройти, но, не зная языка, не мог и сказать ей убрать ноги.

Мы выразительно пересматривались, но она ничего не сделала, чтоб я прошел. Тогда легонько поддал по ее ногам.

Она убрала ноги, но сказала:

- Наглый.

Потом она много раз повторила на весь автобус эту фразу.

Здесь, в Истре, двое мальчиков просто угрожали мне!

А сегодня?

Мальчик возраста Олега сел у Дедовска и прислонил свою ногу к моей.

Современный мальчик ищет приключений.

А потом напишут, что он стал жертвой педофила.

Ох, уж эти раздвинутые мужские ноги!

Поза женщины, готовой отдаться.

Почему мужчины в общественном транспорте предпочитают именно ее?

Конечно, он не понимал социальный подтекст этого движения! Он, что, так хотел познакомиться?!

Я, наконец, не выдержал и отодвинул его ногу с возгласом:

- Почему вы касаетесь меня?

Он ответил не оригинально:

- Сейчас получишь по морде. ​​ 

Я смотрел на него, ожидая, что же он сделает.

Он сказал: - Я вас касаюсь?! – и вышел.

В детстве мне весь мир казался большой семьей, а этому юноше просто не надо таких чувств, он и не подозревает об их существовании. Именно это заставило меня большую часть жизни думать, что люди ненавидят друг друга.

9  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 апреля 1903 г. Ялта.

Дуся моя превосходная, никак не соберусь написать тебе подлиннее. Гости без конца, а когда нет гостей, то выбегаешь в сад посидеть и вздохнуть. Я с нетерпением ожидаю твоих писем и телеграмм, с нетерпением ожидаю и жажду того времени, когда наконец увижу свою актрисулю. Когда ты будешь в Москве? В какой день? Напиши или телеграфируй точно.

Пьесу буду писать в Москве, здесь писать невозможно. Даже корректуру не дают читать.

Весна настоящая, все уже отцвело. Бунин уехал в Одессу, Федоров - тоже. Горький здесь. Куприн уехал, стосковался по жене. И зачем это люди женятся!!

От тебя из Петербурга не было еще ни одного письма. Вчера послал тебе телеграмму, жду твоего ответа, хотя отвечать там не на что.

Простыни твои привезу, дуся, будь покойна.

Обнимаю тебя, родная, сжимаю, поднимаю, целую. Будь здорова, не утомляйся.

Твой А.

Скажи Алексеевым и Раевской, что я не ответил на их поздравительные телеграммы по той причине, что не знаю их адреса.

11 Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

11 апреля 1903 г. Ялта.

Здравствуй, собака моя дивная, спасибо тебе большое, сейчас получил от тебя два письма. А вчера были две телеграммы насчет «Д<яди> Вани» от Немировича и Алексеева. Голова болит, кашляю, гости сидят подолгу, вчера один бородатый просидел 4 1/2 часа около моего стола, но все же чувствую себя сносно и помышляю о нашей встрече. Значит, приеду я в Москву 24-го, чтобы встретить тебя 25-го. Приехавши, пойду в баню. Думаю, что теперь в Москве мне будет удобно. Есть своя комната - это очень важно, нет Ксении, которая по вечерам угнетала меня кабацкой игрой на гармонике. Но вот беда: подниматься по лестнице! А у меня в этом году одышка. Ну, да ничего, как-нибудь взберусь.

Читал сегодня в «Русск<ом> слове» о первом представлении «На дне», о массе публики, об истерике и проч. Заметка показалась мне беспокойной.

Получил от Маши Смирновой длинное письмо, просит написать ей что-нибудь. Сегодня будет у нас писатель Кожевников. Получил рукопись для прочтения. Одним словом, хоть пулю в лоб.

Будет ли у вас актриса для роли пожилой дамы в «Вишневом саду»? Если нет, то пьесы не будет, не стану и писать ее. В Ялте ветер, прохладно, дождей нет, в саду остановился рост. А после холода и ветра наступит знойная жара.

Здесь Маклаков, Шехтель. Давно уже здесь Л. Андреев, но у меня не был. И Пятницкий здесь. Ну, дуся моя родная, пора нам в Швейцарию ехать, собирайся! Целую тебя, господь с тобой.

Твой А.

12 ​​ Слава Полунин в «Линии жизни» (ТКК). Я стал смотреть с опаской: только что в «Культурной революции» (еще одна специализированная передача) по теме «В России жить нельзя» выступила Людмила Максакова и говорила столь коммунистически, столь твердокаменно, что теперь не могу на нее смотреть.

Но ВП оказался на высоте!

Не посрамил звание моего кумира в юности. Правда, моими кумирами были и другие, возможно, менее значительные личности. Слава на самом деле пережил духовно советскую эпоху, стал выше ее – и его жизнь за рубежом кажется естественной.

Поражает естественность, с которой он вписался в мировую клоунскую культуру. Мне страшно думать, что еще три года назад я бы не признал его успех, потому что еще не мог вырваться из кризиса.

Я до того был измучен отсутствием собственного социального воплощения, что мои страдания выплескивались на других. Со Славой никогда такого не было: он только растет. Мне неприятно, что не было ни одного «лицедея».

Но – не мне судить!

Меня особенно поразила Максакова, потому что она «отменила» все сомнения, всю блоковскую традицию: «и ненавидя, и любя».

Итак, ТКК стала оазисом. Приятно, что в аудитории полно молодых лиц, тех самых, что просто не знают кошмаров советской эпохи.

Да и верно, что Полунин мне не заплатил за переводы! Где бы он взял эти деньги? Как бы я корил себя, если б он тогда заплатил! Я теперь думаю, моя некомпетентность и не могла быть оплачена.

А другая ужасная привычка – искать отца в каждом встречном.

И в О Я Неверове, и в Полунине. Да! Какое-то время мне казалось, он – моя судьба.

Если Неверов ответил тем, что захотел меня, то ВП просто мимоходом отпихнул.

В канун 1980 года я уснул прямо в студии «Лицедеев», свернувшись калачиком на грязных матах. Это никого не удивило.

12 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 апреля 1903 г. Ялта.

Черномордик здоров. Много ест. Выезжает 22.

13 ​​ Чехов пишет

К. А. ПЯТНИЦКОМУ

13 апреля 1903 г. Ялта.

Милостивый государь!

В Ялте в настоящее время существуют две санатории: одна имени Александра III, другая «Яузлар» Благотворительного общества. В первой, насколько мне известно, берут по 35 р. в месяц, во второй по 50. Обе в течение лета бывают закрыты. Теперь, т. е. весною и летом, Ваш больной может находиться и дома (в Ялте жарко, пыльно), осенью же, когда начнется сезон, пусть приедет и обратится в Благотворительное общество, к доктору Альтшуллеру, члену этого общества. С г. Альтшуллером я сегодня говорил. Если у Вашего больного не хватит средств, то, быть может, Благотворительное общество окажет ему поддержку.

Желаю Вам всего хорошего.

А. Чехов.

На конверте: ​​ Николаев Херсонск.

Его высокоблагородию г. К. Пятницкому.

Инспектору Народных училищ.

А. К. ШАПОШНИКОВУ

13 апреля 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Константинович,

простите, я к Вам опять с докукой. Не велите казнить, велите слово вымолвить. Будьте добры, пошлите кого-нибудь на вокзал, чтобы заказать мне одно двухместное купе (для одного меня) I класса в спальном вагоне Междунар<одного> Общ<ества> на 22 апреля. Если же в спальном вагоне места не найдется, то возьмите в обыкновенном I классе купе.

Пошлите кого-нибудь на вокзал.

Стало быть, 22 апр. увидимся. О том, будет ли мне место или нет, благоволите уведомить меня открытым письмом. Глафире Александровне и деткам Вашим низко кланяюсь и желаю всего хорошего. Жму руку.

Искренно преданный

А. Чехов.

14  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. Ф. МАРКСУ

14 апреля 1903 г. Ялта.

Ялта.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Возвращая корректуру, прошу Вас поместить рассказы в таком порядке: 1) «Дама с собачкой», 2) «В овраге», 3) «На святках», 4) «Рассказ старшего садовника», 5) «В море», 6) «Человек в футляре», 7) «Крыжовник», 8) «О любви», 9) «Архиерей».

22-го апреля я уезжаю в Москву, куда и прошу Вас выслать мне еще раз корректуру. Адрес: Москва, Петровка, д. Коровина.

«Карманный атлас» и «Лиса Патрикеевича» я получил, приношу Вам сердечную благодарность. Обе книги доставили мне большое удовольствие.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

На конверте: Петербург. Его высокоблагородию

Адольфу Федоровичу Марксу.

Мл. Морская 22.

15  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

15 апреля 1903 г. Ялта.

Дуся моя бесподобная, балбесик мой, ты напрасно сердишься на меня за молчание; во-первых, ты сама писала мне, что выезжаешь из Москвы в начале Страстной недели, во-вторых, я пишу тебе частенько. Да и к чему писать, если скоро, скоро увидимся, если скоро я буду щипать тебя за спину и прочее тому подобное? Билет уже заказан, выезжаю я 22-го, в Москве буду 24. Как приеду, так и в баню. Простыни тебе привезу.

Зачем вы играете в одну дудку с «Новым временем», зачем проваливаете «На дне»? Ой, нескладно все это. Поездка ваша в Петербург мне очень не нравится. Писать для вашего театра не очень хочется - главным образом по той причине, что у вас нет старухи. Станут навязывать тебе старушечью роль, между тем для тебя есть другая роль, да и ты уже играла старую даму в «Чайке».

Ну-с, вчера был небольшой дождь. У нас хорошая весна, только прохладно и скучно.

В Ялте умер доктор Богданович. Знала ли ты его?

Ехать в Одессу - в Киев - это мысль хорошая. И я с вами буду ездить на гастроли. В Одессе сборы будут колоссальные, в Киеве же будет приятно пожить и встретить там весну.

Почему не ставите «Мещан»? Ведь они нравятся в Петербурге.

Я напишу тебе еще одно письмо, пришлю еще телеграммку, а затем - до скорейшего свидания. Я смугл, как араб. В саду у нас хорошо, я целый день сижу там и загорел адски. Видела Модеста Чайковского? Видела Суворина? Бывает ли Миша в театре? Впрочем, на сии вопросы ответишь мне уже в Москве, моя верная супруга.

Целую тебя в мордусю, хлопаю по спине.

Твой Черномордик.

16 ​​ Ольга ГУРИНА ​​ «ФАКТЫ» Дмитрий КОМАРОВ

16.04.2003

Гарри каспаров: «марина неелова устраивала меня тем, что не хотела замуж»

Впервые Гарри влюбился в 16 лет, но первый серьезный роман начался у него пять лет спустя. Марина Неелова познакомилась с Гарри в 1984 году в гостях у пианиста Владимира Крайнева. Каспарову был 21 год, Нееловой - на 16 лет больше. «Это была неординарная женщина, - так несколько лет спустя написал Гарри Каспаров в автобиографической книге «Безлимитный поединок». ​​ - Мои ровесницы, как правило, стремились поскорее выйти замуж. Но о женитьбе я, разумеется, даже не помышлял, так как готовился к первому своему матчу на первенство мира. Марина тем и устраивала меня, что не хотела замуж. Мы понимали друг друга с полуслова. Духовная связь помогла нам перебросить мостик между короткими и редкими встречами. Я удивлялся и радовался тому, что нам удавалось находить точки соприкосновения в самых различных и далеких друг от друга областях». Гарри жил в Баку, в Москве бывал только наездами. Марина никогда не летала к нему. Ведь дома рядом с Гарри была его мать - Клара Шагеновна - женщина властная, признающая в жизни только одну ценность - карьеру гениального сына…

За кулисами «Современника» Гарри стал своим человеком. Там он терпеливо ждал окончания спектаклей, а потом вез Марину куда-нибудь в гости. Ему льстило общество красивой, изысканной женщины. И он пользовался каждым поводом, чтобы появиться на людях. А замкнутая, ранимая Марина для этих нечастых свиданий предпочитала обстановку собственной квартиры на Чистых прудах. И все-таки им было хорошо вместе… Конец этой любви положила Клара Шагеновна. Призрак брачных уз, которые могут помешать карьере сына, страшно пугал ее. Послушав мать, Гарри прекратил с Нееловой все отношения. Свою боль Марина переживала одна. Ей хотелось только одного - чтобы все оставили ее в покое. Кстати, дочка Нееловой - Ника - внешне очень похожа на Каспарова.

Мое мнение? Соврали! Дочь он не признал.

17  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 апреля 1903 г. Ялта.

Итак, жена моя бесподобная, собака рыжая, посылаю тебе последнее письмо - в этом сезоне. 22-го апреля выезжаю из Ялты, 24 буду в Москве. Это решено, билет уже заказан. В Петербург напрасно приглашаешь, ибо и до Москвы доехать не совсем-то легко, а в Питер пришлось бы ехать целыми сутками дольше. Да и что там делать? Рецензию П. Вейнберга получил; то же самое писал он и о «Чайке», а «Чайка» между тем до сих пор скрипит помаленьку. Старики наши ненавистничают, это нехорошо. А Минский лжив и ломака.

Будь здорова, дуся моя. Встречу я тебя в чистом виде, так как в бане непременно побываю. Была сегодня Ильинская, подарила мне кассу.

Ну, будь здорова и счастлива, родная моя. А пьеса наклевывается помаленьку, только боюсь, тон мой вообще устарел, кажется. Целую мою птицу, дергаю за носик, за лапки.

Твой А.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

18 апреля 1903 г. Ялта.

Приеду Москву 24. Билет взят. Ехать Петербург не хочется. Здоров.

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

18 апреля 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый ​​ Константин Петрович!

«История живописи» Мутера у меня имеется в выпусках I, II, III и том III, да еще VII-VIII выпуски, которые Вы дали мне в последний раз.

В Петербурге буду около 10-15 мая.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Адрес: Москва, Петровка, д. Коровина.

20 Питер.

Удивительно читать, как в «Театральном романе» Булгаков пишет о Станиславском. Еще лет пять назад мне это казалось глупостью, а теперь смешно на самом деле. Естественный испуг персонажа перед машиной театра. И сам Булгаков, конечно, улыбался.

Зазвала на разговор соседка с нижнего этажа и объяснила, что ею квартиру залили из той, где живу, - и теперь на ремонт надо не менее 400 д.

Но при чем тут я?! Это, по меньшей мере, бестактно.

Кто-то в квартире так много использовал газовый обогреватель, что он сломался. При этом залило нижнюю квартиру. Сам НИЭ не может отвечать: он далеко. Люба, на которую записана квартира, похоже, совсем не владеет ситуацией. Да, они бедствуют (ее Павел после инфаркта) в Париже, но ко всему прочему они могут и профуговать эту прекрасную квартиру. Пока все идет к этому. Наше дело – не входить в эти проблемы, ведь платить придется именно нам.

20  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 апреля 1903 г. Ялта.

Чудесный подарок получил. Спасибо, родная.

22  ​​​​ Елена Ковальская – о «Пластилине» Серебренникова.

«Прошлым летом в усадьбе «Любимовка» шел очередной фестиваль современной драматургии. Участники жили в усадебных домах, как в пансионате, по четыре в комнате: кровать, под ней чемодан, в ногах тумбочка, за окном речка. В павильоне, где когда-то проходили выставки золотопромышленного производства Алексеева, актеры с режиссерами устраивали читки пьес.

Кирилл Серебренников - режиссер из Ростова-на-Дону представлял пьесу «Пластилин». Ее автор, Василий Сигарев, двадцати трех лет, родом из Нижней Салды, студент екатеринбургского драматурга Николая Коляды, был тут же. Сигарев - стройный и скромный мальчик, в простеньких джинсах, футболке, кроссовках. За спиной о нем говорили: гений. Серебренников - очки в деревянной оправе, перстень на пальце, панама на голове.

За глаза о нем говорили: наша надежда. Потом за осень Серебренников снял сериал с кучей звезд. Зимой ходил в мохнатой шубке, оранжевой бейсболке и с рейверской сумкой через плечо. Смешной и не похожий на режиссера: те одеваются, как кукловоды, - чтобы было не видно на фоне черного задника.

Сигарев ​​ уже ​​ получил за «Пластилин» Антибукера, а теперь «Пластилин» сыграли в Центре драматургии и режиссуры Алексея Казанцева и Николая Рощина.

Центр - это наш ответ Европе с ее системой открытых площадок, где люди собираются всего на один спектакль. Специализируется на молодой драматургии и режиссуре. Центр - не юридическое лицо, а скорее питательная среда, донорский пункт для нашего театра.

В этом году среда произвела три пусть еще неровных, нетвердых, но очень достойных спектакля.

«Пластилин» - один из них.

Это восемь кубиков свежей крови - по четыре максимально дозволенных с каждой руки - Сигарева и Серебренникова - в вену столичному театру.

Сигарев написал невозможную пьесу. Это жизнь подростка, по-сценарному раскадрованная между похоронами друга и собственной смертью. Написанная таким языком, каким говорят в Нижней Салде. И в Ростове-на-Дону. И в Москве, наверное, тоже где-то говорят - но не в театре:

- Я евоную одежу-то возьму?

- Еще чего! Пропить. У меня еще внуки есть. Им будет.

- А я чо, никто уже?

- Никто.

- Я мать!

- Го-но ты, а не мать! Таким матерям матки надо вырезать сразу...

Читать эту пьесу - не оторвешься, но весь изведешься. Видеть такое - не хочется. В кино это была бы беспросветная черно-белая морока. На сцене были бы сплошные церемонии, когда из штанов достают член, но стоят к публике спиной.

Серебренников, не соврав против текста, сочинил новый текст, сценический. С другим посылом и иной внутренней логикой. Каждый сигаревский «кадр» стал отличным актерским скетчем.

Актеров Серебренников позвал тех, что надо: мальчишески хрупкий и нервный Андрей Кузичев, резкая Виктория Толстоганова, монструозно-комичный Виктор Берьте, Наталья Голуб, потрясающе играющая бабушку.

Есть номера гомерически смешные - как, например, сцена в кинотеатре на «Калигуле».

Есть страшные.

В каждом стопроцентно точно создано настроение. В каждом выдержан стиль. Никакого натурализма, но и никаких церемоний: только театр в его чистом, праздничном виде».

Явно что-то новое.

Все же слишком: слишком грубо, жестоко, натуралистично.

Что ж, надо склониться пред этой волной ужаса.

22 ​​ Чехов пишет

А. И. КУПРИНУ

22 апреля 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Иванович, я уезжаю в Москву. Мой адрес: Москва, Петровка, д. Коровина. Деньги получил, спасибо, хотя и жаль, что Вы выслали их не просто, а по телеграфу. Был у меня Вересаев, хвалил очень Вашего «Труса».

Крепко жму руку. Будьте здоровы и богом хранимы.

Ваш А. Чехов.

Были в Художеств<енном> театре? Если были, то напишите.

На обороте: ​​ Петербург. Александру Ивановичу Куприну. ​​ Разъезжая 7, кв. 2.

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

22 апреля 1903 г. Севастополь.

Милая мама, до Севастополя я доехал благополучно, не качало, так что завтракал очень хорошо. Теперь сижу на вокзале и пью чай.

Поклонитесь Жоржу, Миролюбовой невесте, Марьюшке, Поле, Насте и Арсению.

Желаю всего хорошего и крепко целую руку.

Ваш А. Чехов.

23  ​​ ​​​​ Чехов пишет

​​ 

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

23 апреля 1903 г. Белгород.

Милая мама, пишу это, подъезжая к Белгороду. В вагоне жарко, душно и окна заперты, открыть никак нельзя. Просто мучение. Ничего не хочется.

Будьте здоровы. Поклон Лёле.

Ваш А. Чехов.

24  ​​​​ Чехов пишет

​​ 

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

24 апреля 1903 г. Москва.

Милая мама, сегодня я приехал в Москву. Маша кланяется Вам и говорит, что дешевле 30 рублей тальмы нет, а у Мюра дешевле 70 рублей нет. Маша везде была, за исключением Верхних рядов и Сретенки, куда она пойдет на сих днях.

Дорогой я немножко прихворнул, а теперь чувствую себя превосходно. Квартира великолепна, собака-такс очень умна, порядок примерный. Ольга приедет завтра. Сегодня был в бане - с громадным удовольствием. Здесь погода летняя, теплее, чем в Ялте, даже сравнивать нельзя.

Низко кланяюсь Леле и Миролюбову, желаю им всего хорошего; поклон также бабушке.

Вам низко кланяюсь и целую руку.

Ваш А. Чехов.

25  ​​​​ Чехов пишет

А. С. СУВОРИНУ

25 апреля 1903 г. Москва.

Москва, Петровка, д. Коровина.

Будьте добры, сообщите мне:

1) когда Вы будете в Москве или проезжать через Москву,

2) за что воспрещена розничная продажа «Нового времени».

Зимой мне нездоровилось; был плеврит, был кашель, а теперь ничего, все благополучно, если не говорить об одышке. Наши наняли квартиру на третьем этаже, и подниматься для меня это подвиг великомученический.

Анне Ивановне, Насте и Боре шлю привет и поклон. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

28 Дома.

Марина (Н-ва) ​​ так и не смогла достать – это при всех ее связях! – билет на Полунина. Не странно ль? Нет. Барышники все разом раскупили – и билет вместо ста стоил пять тысяч рублей.

Я так хвалил Славу, но не хотел бы его видеть.

Ни его, ни его работу: я больше не верю, что это интересно.

28  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

28 апреля 1903 г. Москва.

Дорогой Евгений Петрович, очень буду рад повидаться с Вами. Пока холодно, я буду сидеть дома весь день, с утра до вечера, застать меня можно во всякий час. Наиболее удобным представляется мне время 11-12 час. дня и 5-7 веч. - время, когда у нас не бывает гостей.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На конверте: ​​ Евгению Петровичу Гославскому.

Здесь. ​​ Трубниковский пер., д. кн. Чегодаевой, кв. 13.

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

28 апреля 1903 г. Москва.

Милая мама, я в Москве, жив и здоров, чего и Вам желаю. Маша и Ольга здоровы, квартира очень хороша, и было бы вообще недурно, если бы не было так холодно. По случаю холода я все время сижу дома и не выхожу на улицу. Живут наши очень высоко, на третьем этаже, так что подниматься мне приходится с большим трудом. Вчера у нас был отец Василий, муж Сани, зять Людмилы Павловны; произвел очень хорошее впечатление. Отправляется в Петербург. Остановился он у Вани.

Целую Вам руку. Вчера была Надежда Ивановна, она похудела, недовольна невесткой. Поклон Лёле, бабушке, Поле, Арсению и Насте.

Ваш А. Чехов.

Мне здесь подарили очень хорошую чернильницу и письменные принадлежности.

29  ​​​​ Чехов пишет

И. Н. АЛЬТШУЛЛЕРУ

29 апреля 1903 г. Москва.

Эти шесть рублей получил я от Нины Федоровны Корш, собравшей их в пользу Благотворительного о<бщест>ва. Если пожелаете послать ей квитанцию, то вот ее адрес: Москва, театр Корша.

Нового ничего нет. В Москве было жарко, а теперь очень холодно. Сижу дома безвыходно и читаю корректуру.

10 или 12-го мая поеду в Петербург дня на два. Не надо ли Вам там чего-нибудь? Всякое поручение Ваше исполнил бы с удовольствием.

Всего Вам хорошего, крепко жму руку.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Номера книжки не сообщаю, потому что книжка без номера.

​​ 

30  ​​ ​​​​ Чехов пишет

П. И. КУРКИНУ

30 апреля 1903 г. Москва.

Дорогой Петр Иванович, я приехал в Москву, мой адрес - Петровка, д. Коровина, кв. 35. Это против Рахмановского пер<еулка>, во дворе прямо, потом направо, потом налево, потом подъезд направо, третий этаж. Взбираться мне очень трудно, хотя и уверяют, что лестница с мелкими ступенями. Квартира хорошая.

Крепко жму руку, будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Здесь. Доктору Петру Ивановичу Куркину. ​​ Каретнорядская пл., д. Лобозева, кв. 14 (д-ра А. В. Молькова).

Май

1 ​​ МИН (Н-ва) из всех московских театров предпочитает Фоменко – и это меня убеждает. Она назвала сразу несколько имен петербургских молодых режиссеров, чьи спектакли прогремели.

2  ​​​​ Мне все нравятся: и семья, и коллеги, и кот, - но все, кроме жены, порой ведут себя просто невыносимо, все гадят и хамят.

Увы, хамлю и я.

Вчера зачем-то сгрубил англичанам.

Они сказали: У нас два часа, - мы договорились на двадцатку, а я, когда повел их в Покрова, глупо брякнул, что, если экскурсия продлится дольше, то за час по десятке.

Настоящее лето. Не просто тепло, но плюс двадцать, идешь в одной рубашке.

3  ​​​​ Отношения с АМ неожиданно налажены (как всегда): она может и плюнуть в лицо в лучших традициях ее мамы, - но она и примиряется. Помог ей со сложной перестановкой в квартире. Квартира и маленькая комната сделаны на диво, и я ночевал в светленькой, отделанной. Аня предпочла развалины большой.

Книги свалены в большие стопки, какие-то вещи причудливо громоздятся.

Ну что ж? Это Аня. В квартире евроремонт, а она планирует прибить доски к стене: мол, это будут полки.

И спичек, Гена, купи.

Роскошная, новая плита, а на зажигалку денег нет.

3  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

И. А. БЕЛОУСОВУ

3 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Иван Алексеевич, с Сувориным поговорю непременно и потом напишу Вам. Большое Вам спасибо за портрет Толстого (в самом деле недурной портрет); и сестра шлет спасибо за книжку.

Очень жаль, что мы не поговорили насчет журнала; быть может, мне удалось бы убедить Вас не издавать журнал, который 24 раза в год будет вносить в Вашу милую тихую жизнь отраву. Для чего он Вам понадобился? Есть поговорка: не было у бабы хлопот, так купила баба порося.

Гиляровский человек хороший и в издатели годится; в издатели, но не в компанионы. Впрочем, об этом в письме не напишешь всего, что нужно, лучше побеседуем как-нибудь.

Жму Вам руку, желаю всяких благ.

Ваш А. Чехов.

С. А. ПЕТРОВУ (епископу Сергию)

3 мая 1903 г. Москва.

Простите, Ваше преосвященство, без вины виноват перед Вами: Ваше письмо не застало меня в Ялте, а между тем оно такое важное, на Ваши вопросы нужны скорейшие ответы! Вероятно, все нужные сведения Вы уже получили, я опоздал, но все-таки я отвечаю, авось пригодится хоть одна строчка. Прежде всего, куда ехать Вам - в Славянск или в Саки. Вы написали мне, что у Вас ревматизм, что у Вас неважное сердце, между тем ревматизмы разные бывают и неважное сердце - это очень неопределенно. Сочленовный ревматизм, ломота в костях, мышечный ревматизм? Мне кажется, что лечение в Саках для Вас безопасно, ведь Вы еще молоды и порока сердца, надеюсь, еще не нажили, а если и есть порок, то он компенсирован, в Ваши годы он не представляет опасного. Начало сезона в Саках - 1 июня, в Славянске - 20 мая. В Саках я не был, но, насколько могу судить по рассказам, в Славянске жить приятнее, не так скучно. В Славянске зеленее, там близко Святые Горы - очаровательное место. Но куда бы Вы ни поехали, все равно, пройдет месяц - другой и Вы себя не узнаете, здоровье Ваше поправится очень.

В Саках есть очень хороший доктор, по фамилии Минят. В Славянске практикуют харьковские врачи, есть между ними и профессора. Если будете в Ялте и пожелаете посоветоваться с докторами, то могу порекомендовать Вам Ножникова, Алексина, Альтшуллера.

Было бы очень приятно узнать, где Вы теперь и как Ваше здоровье. Если бы Вы написали о Вашем здоровье поподробнее, то, быть может, какая-нибудь подробность навела меня на возможность дать Вам более точные указания!

Да и вообще было бы приятно получить от Вас письмо. Я теперь в Москве, проживу здесь до июня, потом поеду в Швейцарию, а первого августа опять буду в Москве. Мой адрес: Петровка, д. Коровина.

Вот если бы когда-нибудь Вы пожелали и затем получили возможность стать епископом Таврическим, как бы это было хорошо! Я бы к Вам тогда частенько наведывался в Симферополь, да и в Ялте у нас есть архиерейское подворье.

Позвольте, преосвященнейший владыко, пожелать Вам от всей души самого скорого выздоровления, покоя душевного и всякого благополучия. Сестра Маша (она в Москве) и брат Иван шлют Вам поклон.

Искренно и сердечно Вас уважающий, преданный

А. Чехов.

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

3 мая 1903 г. Москва.

Милая мама, скажите бабушке, что очки уже куплены и будут высланы ей завтра. Скажите ей также, что у меня был доктор Коробов, который рассказывал, что Ольга лежала в Городской больнице, была больна от истощения (от частого деторождения), теперь же она здорова. Здесь, в Москве, холодно, я сижу в комнате, нигде не бываю. Отец Василий, муж Сани, бывал у нас; произвел он на всех очень хорошее впечатление; теперь он в Петербурге. Нового ничего нет, все идет по-старому. Завтра, в воскресенье, мы обедаем у Вани. У него все благополучно, Володя здоров. Будьте здоровы, поклонитесь всем. Скажите Жоржику, что письмо я получил, благодарю. Целую руку и остаюсь преданный.

А. Чехов.

4  ​​​​ Неприятие сказалось в том, что сосед-пьяница «Левушка» Рощин всеми поддержан, что все его выходки не встречают противодействия, а мое пение сопровождается настоящей борьбой со мной, именно со мной. Тот ​​ мальчик Рома, что меня сто раз унижал, вырос – и теперь раскатывает себе на авто, - и я для него – жалкий бедняк из более низкого класса.

Тут в Истре семейственность, от которой мне уже не защититься.

Все, что я смог, - это уменьшить ужас существования среди таких людей, довести его до приемлемого образа: мое окружение – коты, что выпускают когти, шипят, - ​​ но не отваживаются нападать.

Он выставил ​​ какую-то деревяшку прямо на самый выход из подъезда: ходить всем было трудно, - но сначала обвиняли в этом именно нас – и уж позже наезда на нас решились, наконец, обвинить и его.

Он вышел хмельной, с наглой улыбкой, и сказал:

- А что вы хотите?! Она такая тяжелая и большая, эта штуковина.

Но звонят в дверь нам, нас упрекают в этой проделке! Надо спасать семью от этого придурковатого городка.

Жить здесь – уже дисквалификация.

4  ​​​​ Чехов пишет

Г. И. РОССОЛИМО

4 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Григорий Иванович, я буду у Вас в среду вечером. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

М. С. СМИРНОВОЙ

4 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемая Мария Сергеевна, простите, не отвечал так долго на Ваше письмо, потому что все это время мы никак не могли решить вопроса насчет дачи. Теперь я и жена пришли к окончательному решению: в этом году о даче не думаем, уезжаем за границу, в Швейцарию, возвращаемся в августе и до зимы живем в Москве. Итак, стало быть, окуни, плотва и ерши могут быть покойны, раньше будущего года я их не потревожу.

За Ваши хлопоты и заботы о нашей даче большое Вам спасибо. Жена шлет привет Вам и всем Вашим, я тоже низко кланяюсь и желаю всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

4 мая 1903 г. Москва.

Милая мама, посылаю бабушке очки. Скажите ей, чтобы темные очки она носила днем, в солнечную погоду, а светлые пусть надевает, когда нужно что-нибудь рассмотреть или когда пойдет в церковь и вечером.

У нас все здоровы, нового ничего нет. Опять стало тепло.

Скажите бабушке, что к светлым очкам надо привыкнуть, в первое время будет в них не особенно приятно.

Поклонитесь Жоржу и Леле. Целую руку и низко кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

5  ​​​​ Не забуду, как в конце 1999 года во Франции все спешили освобождаться от франков: бум недвижимости. Но теперь видно, что введение евро уже оправдало себя.

Сейчас евро поддержал факт, что Шредер хочет больших реформ.

Меня поразило, что в Стамбуле в 1994 году Шарлетта была необычайно сурова; даже во всем осудила меня. Не мог и предположить, что эта дама может писать столь интересные письма! Как написала первый раз, так и пахнуло ужасом. Она, как и я, очень строга в жизни именно поэтому. Все пуговицы застегнуты, чтоб ужас не проглянул. Так и я.

Но потом наши письма стали нашей жизнью – и это ужасно меня поразило.

А когда мы встретились, то ужаснули друг друга – и тут уж мы расстались навсегда.

8 ​​ Вспомнил Блока:

И очи панн чертят смелей

Свой взор ласкательный и льстивый.

Странно, что в женщинах стало меньше скотского за последние годы.

Может, им захотелось выглядеть женщинами! Да, жизнь ужасна, но разве это предлог отбросить все человеческое?! Неужели им неприятно выглядеть лахудрами?! ​​ 

Разве так плохо, что преодолел соблазн и вернулся в Россию тогда в 1991? Часто спрашиваю себя об этом. Разве жизнь человека – не ценность, где бы человек ни жил? Разве я лучше моих лужских земляков?! Все-таки, ужасен этот европейский снобизм, пренебрежение русским.

8  ​​​​ Чехов пишет

П. Ф. ИОРДАНОВУ

8 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемый Павел Федорович, Ваше письмо я получил в Москве, где в настоящее время нахожусь. Мой адрес: Москва, Петровка, д. Коровина - это до 25 мая, а затем я уезжаю за границу, вероятно в Швейцарию. 1-го августа буду в Ялте, потом опять в Москве. Как бы там ни было, на открытии памятника - увы! - мне быть не придется. Я от души поздравляю Вас, памятник очень хорош, и теперь остается Вам построить хорошую библиотеку и музей.

У меня опять набралось достаточно книг; надо бы запаковать и послать в библиотеку, да все нет времени. Вот приедет Сытин, я попрошу его послать. Около 12-го мая уеду дня на два в Петербург.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Петровка, д. Коровина - мой московский адрес; сюда можно адресоваться во всякое время года, здесь всегда знают, где я.

9  ​​ ​​ ​​​​ Поразительно, что 60-летие победы будет этапом и для моей семьи: Люда уходит на пенсию, что, возможно, ​​ поможет ​​ финансово.

А Олег?

Где он будет учиться после окончания школы?

Жаль, мои родственники остаются мне чужими; ни мне никто не написал, ни я никого не поздравил. И поздравить-то некого: все умерли. Начал копать огород; погода чудесная.

Почитал «Теорию функций» Натансона и понял, что пьеса о каббале может быть лишь моим личным поиском математики в вере.

10  ​​​​ Чехов пишет

О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

10 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемая Ольга Родионовна, рассказ мой «Дом с мезонином» помещен в IX томе сочинений изд. Маркса. К сожалению, у меня нет в настоящее время ни одного экземпляра, а то бы я выслал Вам.

В Швейцарию я все-таки еду, или в Сев<ерную> Италию - смотря по тому, где будет удобнее и дешевле и где кашлять не буду. В Москве у меня уже новая квартира; Петровка, д. Коровина.

Будьте здоровы и благополучны, жму Вам руку.

Искренно Вас уважающий А. Чехов.

Л. Ф. ИОРДАНОВУ

10 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемый Павел Федорович, в своем последнем письме я забыл упомянуть, что для библиотеки мною будут высланы: 1) H. К. Шильдер «Император Николай Первый» и 2) С. С. Татищев «Император Александр II».

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

11  ​​ ​​​​ Кот Семен чрезвычайно чувствителен. Аня уехала до 21-го - и надо распределить дни ухода за котяшкой. ​​ Конечно, жить десять дней в Москве – это слишком.

Не могу забыть, что все, что бы я ни делал, вызывало ее улыбку.

Я случайно взял ухочистку, использовал ее, но Аня улыбалась!

Разве не естественнее было сказать, что вещь уже использована больной Идой и я могу заразиться?!

Почему самые простые человеческие жесты даются нам так трудно?

Так же и в доме мамы, у брата: им только смешно, они не хотят, не могут, не умеют быть друзьями.

Очень трудно привыкнуть к грубости сына, но ведь он – такой же, как все!

Я уже не надеялся найти себя среди других – и вдруг получил это как дар свыше:  ​​​​ мне хорошо среди коллег и дома. Настолько хорошо, что не надеюсь получить больше. Жаль, мои родственники не имеют отношения к моему счастью.

11  ​​​​ Чехов пишет

И. А. БЕЛОУСОВУ

11 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Иван Алексеевич, я виделся с Сувориным и говорил с ним о Роберте Борнсе. Он согласен издать («Дешевая библиотека»), только просит Вас написать биографию Борнса поподробнее и, если найдете нужным, сделать примечания.

Я уеду после 20-го. С 13 по 15 или 16 я в Петербурге, затем возвращаюсь домой. Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку и кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

Е. П. ГОСЛАВСКОМУ

11 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Евгений Петрович, Суворин был у меня, я говорил с ним насчет издания; он замахал руками и сказал, что в настоящее время его типография завалена работой, что ему некогда и что с беллетристикой надо погодить. Стихи же Роберта Борнса (И. А. Белоусова) он для «Дешевой библиотеки» взял.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

12  ​​​​ Праздники закончились, понедельник – и все мы этому очень рады. Хоть теперь не так шумно, как десять лет назад.

С позором изгнан с огорода насекомыми: успели порядочно искусать. Меж тем покопать совсем не вредно, я даже хорошо себя чувствую во время этой простой работы.

Борьба продолжается: со второго захода на огороде накопал больше. По жаре насекомые не так активны, все-таки можно потерпеть.

Откладываются все прогулки ради этой величественной задачи.

13 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 мая 1903 г. Спирово.

Здравствуй, дуся! Видишь, я пишу тебе. Теперь поезд в Твери, опущу это письмо в Бологом. Расставаться с тобой мне было очень грустно.

В Бологом пообедаю за твое здоровье. Жарко. Хочется спать. Из Питера буду писать тебе или телеграфировать завтра, не позже, если завтра же не выеду. От немца не жду ничего хорошего.

Ну, дуся, Христос с тобой. Целую тебя и обнимаю, будь здорова и весела.

Твой А.

15  ​​ ​​ ​​​​ Фильм ​​ «Театральный роман» открыл многое в Булгакове. Эта постановка кажется неровной, слишком прямолинейной, но уже одно то, что Булгаков на ТВ, - чудо. Одно то, что русские артисты, лица которых уже знакомы по детективной дряни, бросаются в классику, делает меня счастливым.

16  ​​​​ Строительство кронштадтской дамбы – с 1979 года.

И что я не вошел в питерскую культуру?

Была же среда! Но я ее не заметил. Мне дорог Питер, но все же больше как отблеск мирового искусства, каких-то огромных, несбывшихся надежд. Люди, его населявшие, мало меня впечатлили.

16 ​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

16 мая 1903 г. Москва.

Милый Виктор Александрович, приходи к нам в воскресенье вечером, будем очень рады повидать тебя и потолковать. Я только что вернулся из Петербурга. Уеду из Москвы после 20-го.

Так приходи же. Адрес: Петровка, д. Коровина, кв. 35.

Будь здоров.

Твой А. Чехов.

С. Я. ЕЛПАТЬЕВСКОМУ

16 мая 1903 г. Москва.

Милый дедушка, вчера я вернулся из Петербурга; там, между прочим, виделся я с Ф. Д. Батюшковым, которому докладывал о Н. А. Александрове. Батюшков сказал мне, что и Вы писали ему также об А., что об А. имеются в Литературном фонде сведения довольно непривлекательные, что главным образом против А. восстает П. И. Вейнберг, и проч. и проч.; но тем не менее все-таки Батюшков пообещал мне устроить что-нибудь, и, вероятно, Александрову будет назначена небольшая пенсия.

Как Вы поживаете? А я все в Москве, постоянно двигаюсь и, говорят, пополнел. Сегодня видел Эртеля.

В Ваши годы трудновато читать длинные письма, а потому умолкаю. Прощайте, милый дедушка, всего Вам хорошего. Не забывайте о дружески преданном Вам, молодом

А. Чехове.

Москва, Петровка, д. Коровина.

Жена кланяется.

В книжке свящ<енника> Петрова «Школа и жизнь» изд. Сытина на стр. 136-137 говорится о Вас. Кстати сказать, свящ<енник> Петров очень Вас любит.

M. П. ЧЕХОВОЙ

16 мая 1903 г. Москва.

Милая Маша, вчера вернулся из Петербурга, привез тебе великолепный атлас Петри, в переплете. Все благополучно. Пусть Арсений скажет на почте, чтобы мне прекратили высылать письма в Москву; пусть он получает письма и приносит их домой, а ты потом мне вышлешь их за границу, когда я пришлю тебе свой адрес. В Петербурге Маркс предлагал мне 5 тысяч для поездки за границу, но я не взял.

По твоей книжке я взнесу в Лионский кредит, вероятно, тысячи две, а если будет время, то куплю бумаг Моск<овского> кредитн<ого> о<бщест>ва.

Сегодня (16 мая) в Москве очень жарко. В Петербурге тоже жарко; в вагоне было душно. Миша и его семья здоровы, Александра не видел.

Скажи бабушке, чтобы днем она носила темные очки.

Ну, будь здорова и богом хранима. Поклон мамаше, Жоржу и Лёле Миролюбовой. Буду еще писать.

Твой Антон.

В. М. ЧЕХОВУ

16 мая 1903 г. Москва.

Милый Володя, обращаюсь к тебе с просьбой. В настоящее время в Таганроге, в лечебнице Гордона и Дивариса проживает омский епископ Сергий, мой хороший знакомый. Будь добр, побывай у него, поговори с ним, развлеки его беседой, прокатись с ним, если можно, в Карантин и проч. и проч. Человек он очень хороший, и мне грустно, что он теперь скучает. Побывавши у него, поклонись от меня, потом напиши мне, как его здоровье и как по-латыни называется его болезнь. Последнее узнаешь у д-ра Гордона, которому поклонись. Мой адрес: Москва, Петровка, д. Коровина.

Будь здоров. Кланяйся маме, Иринушке и всем знакомым. Леля, вероятно, в Ялте, потому не шлю ей поклона, Сане и о. Василию - тоже. А если будешь писать им, то поклонись.

Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

17  ​​​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

17 мая 1903 г. Москва.

Милая Маша, посылаю тебе письмо, полученное от епископа Сергия (Степана Алексеевича); оно было вложено в письмо, адресованное ко мне.

Сегодня приходил Бунин, удивлялся, что ты уже уехала.

В Москве очень жарко, жарче, чем в Ялте. Нового ничего нет, все благополучно. Столяр доставил шкаф. Стиль новый, глазастый, но, кажется, внутри просторно и привыкнуть к этому чучелу можно. Поклонись мамаше и Лёле. Будь здорова.

Твой А.

Я привез две поваренные книги, - по-видимому, очень хорошие, в отличных переплетах.

19 Почему не получается любовь, когда хочется любить? Так Басилашвили кажется прямолинейным, неглубоким, даже скучным, банальным во многих ролях.

И на самом деле, ощущение весомости Фоменко растет в моей душе. Он кристаллизируется, он растет – и я с удивлением смотрю на это.

Нет, это не влияние Мариши Не-вой, хоть она и чудесна в своей неистовой справедливости.

В «Малом» Соломин ставит водевили! Может, и мой отнести?!

20 ​​ Чехов пишет

H. H. ОБОЛОНСКОМУ

20 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Николай Николаевич, подательница сего Мария Тимофеевна Дроздова, наша давняя знакомая, очень хорошая и добрая барышня. Будьте добры, окажите ей услугу, дайте два-три указания, как устроиться ей в Кисловодске.

Шлю Вам и Вашей семье поклон и сердечный привет, будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

21 ​​ Чехов пишет

И. П. ЧЕХОВУ

21 мая 1903 г. Москва.

Милый Иван, уезжаю в Воскресенск, в имение Маклакова. Буду жить там все лето… Подробности узнаешь у Ольги, если придешь к нам в пятницу или субботу.

Приехав в Воскресенск и осмотревшись, буду писать тебе и приглашать в гости, а пока будь здоров. Поклон Соне и Володе.

Твой А. Чехов.

22  ​​​​ Когда видишь все это ожесточение социальной борьбы, прямой дележ денег, то яркость ужаса заслоняет сам кошмар. Да, человечество не может иначе. Оно научилось жить только так: деля деньги, блага, удовольствия. Вижу, что я - из последних, кого подпускают к куску, что мне достаются только крохи – и все-таки борюсь, все-таки надеюсь выжить.

23  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В сети - след моего дорогого Володи!!

«В 70-х годах была театральная студия при ЛГУ. Из нее вышли разные интересные люди, например, режиссер Дмитрий Астрахан. Возглавлял эту студию некто Владимир Бродянский, личность, как говорят, совершенно выдающаяся. Я видела его один раз, запомнились глаза - наверное, такие были у толкиновских эльфов. Но поговорить с этим человеком мне не дали, сказали: не достойна («к нему надо идти с чем-то, а ты?...). Возможно, и правильно. Не с чем было мне тогда к нему идти.

Моя подруга, которая там занималась, - равно как и остальные ученики Бродянского, - его боготворила. То, что она рассказывала о студии, наводило на мысли не о театре, а о чем-то наподобие секты («масонская ложа» - называли их злые языки). Впрочем, «секта» или «ложа» - слова с отрицательной окраской, а эти ребята во главе со своим наставником занимались хорошим делом - нравственным самосовершенствованием.

Если я правильно поняла подругу, их целью было сделать светлее, чище и свободнее сначала себя, а затем - и окружающий мир. Самовоспитание, затем воспитание...

В общем, читайте «Отягощенных злом» братьев Стругацких - там описано нечто в этом духе.

В конце 70-х Бродянский студию закрыл, женился на одной из своих студенток, родил троих детей и уехал жить на хутор. Следы его теряются».

И тут – мифология!

Это, несомненно, хорошая черта нашего мира.

23 ​​ Чехов пишет

Ф. Д. БАТЮШКОВУ

23 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемый ​​ Федор Дмитриевич!

Н. А. Александрова я помню как редактора художественного журнала (названия не помню), о нем говорили когда-то в Москве. Видеться же с ним пришлось впервые только в Ялте, весной этого года, причем впечатление он произвел на меня как на врача очень нехорошее; по-видимому, он морфинист. Что же касается г. Чердынцева, то о нем я не знаю, никогда его не видел и ничего о нем не слышал. Г. Инфантьев тоже мне неизвестен.

А мы с женой все сидим в Москве, не знаем, что делать, куда двинуться. Завтра я у д-ра Остроумова, меня осмотрят, ощупают и, быть может, в Швейцарию я не поеду, а поеду куда-нибудь на дачу. Насчет повести не беспокойтесь; если мое здоровье будет так же хорошо, как теперь, то осенью, в конце сентября или в октябре, я пришлю Вам обещанное. А пока простите и не сердитесь, мне и так уж неловко, я чувствую себя виноватым.

Александру Ивановичу поклонитесь и скажите, что я напишу ему тотчас же, как только узнаю свой летний адрес. У меня есть для него кое-что приятное.

Будьте здоровы, всего Вам хорошего! Крепко жму руку.

Преданный А. Чехов.

П. Ф. ИОРДАНОВУ

23 мая 1903 г. Москва.

Многоуважаемый Павел Федорович, посылаю для Городской библиотеки 3 1/2 пуда книг. Вероятно, они уже пришли в Таганрог, так как я отправил их большою скоростью. Так как посланный не уплатил денег на вокзале, то посылаю Вам переводом 3 рубля и прошу извинения.

Сейчас получил «По поводу Записок врача» Вересаева. Скоро пришлю. Не знаю, куда мне ехать, в Швейцарию или на дачу; сижу в Москве, томлюсь, а время между тем идет.

Читаю превосходные отзывы о новом памятнике в Таганроге. От души Вас поздравляю.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

M. П. ЧЕХОВОЙ

23 мая 1903 г. Москва.

Милая Маша, мы все еще в Москве. Доктора не советуют мне ехать в Швейцарию, говорят, что хорошо будет на даче. Завтра я буду у Остроумова, он выстукает меня, выслушает и решит окончательно. Если не поедем за границу, то, вероятно, поедем к Якунчиковой на Нару.

Вчера я был в Дергайкове у Маклаковых.

Здесь очень жарко, душно.

Три книжки Москвича - Крым, Петербург и Волгу - отдай Синани; так велел сам Москвич, которого я видел.

Повторяю: на том месте в саду, где насос, надо ходить с осторожностью, ибо балки уже подгнили; прикажи положить доску.

Поклон мамаше и Лёле, а также Поле, Марьюшке и Арсению. Жму руку, будь здорова.

Твой А.

И. П. ЧЕХОВУ

23 мая 1903 г. Москва.

Милый Иван, я в Москве. Приходи, когда хочешь. Буду здесь, вероятно, до понедельника. Привет Соне и Володе.

Твой А.

Четверг вечером.

На обороте: Здесь. ​​ Ивану Павловичу Чехову.

Миусская пл., Городское училище.

24 ​​ Чехов пишет

П. Ф. ИОРДАНОВУ

24 мая 1903 г. Москва.

Я за границу не поеду, буду жить на даче. Мой адрес: Нара, Брянск<ой> ж<елезной> д<ороги>. А для телеграмм просто: Нара.

Желаю всего хорошего.

А. Чехов.

В. С. МИРОЛЮБОВУ

24 мая 1903 г. Москва.

Дорогой Виктор Сергеевич, за границу я не поеду, буду жить на даче. Мой адрес: Ст. Нара Брянской дор. Сегодня был у проф. Остроумова. Он нашел у меня несколько недугов, между прочим эмфизему и запретил мне жить зимою в Ялте. Надо, говорит, жить зиму под Москвой, на даче.

Адрес для телеграмм: Нара Чехову. Как приеду в Нару, так и вышлю Вам корректуру.

Будьте живеньки, здоровеньки.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Петербург. Его высокоблагородию

Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Невский 88, редакция «Журнала для всех».

M. П. ЧЕХОВОЙ

24 мая 1903 г. Москва.

Милая Маша, я все еще в Москве. Сегодня был у проф<ессора> Остроумова, он долго выслушивал меня, выстукивал, ощупывал, и в конце концов оказалось, что правое легкое у меня весьма неважное, что у меня расширение легких (эмфизема) и катар кишок и проч. и проч. Он прописал мне пять рецептов, а главное - запретил жить зимою в Ялте, находя, что ялтинская зима вообще скверна, и приказал мне проводить зиму где-нибудь поблизости Москвы, на даче. Вот тут и разберись! Как бы то ни было, надо искать теперь для зимы убежище. Предлагает Якунчикова, предлагает Телешов построить дачу, предлагает Сытин… За границу я не поеду, останусь под Москвой и буду жить у Якунчиковой на Наре, куда уезжаю завтра. Мой адрес: Ст<анция> Нара Брянской ж<елезной> д<ороги>. Для телеграмм просто так: Нара Чехову. Ольга уже была там, ей понравилось.

Пришли мне в Нару мои сетчатые фуфайки (нитяные, из сетки; их у меня три), пару или трое кальсон из полотна и пиджак не суконный, темный с полосками, без подкладки; постарайся сделать так, чтобы в посылке было меньше 7 фунтов. В августе я непременно приеду.

Мать и бабушка пусть собираются, в конце октября я возьму их к себе на подмосковную дачу.

Если на мое имя есть письма, то зачеркни на адресе «Ялта» и напиши «Нара Брянской ж<елезной> д<ороги>« и опусти в почтовый ящик, не наклеивая новых марок. И пусть Арсений заявит об этом на почте, т. е. пусть скажет Бондареву, чтобы вся почта (кроме посылок и газет) высылалась мне в Нару.

Гурзуф и Кучук-Кой надо бы продать.

Вчера я ужинал с Гольцевым. «Русская мысль», по-видимому, приводится в порядок. Ее не продадут.

А ты бы высылала мне хотя изредка «Крымский курьер» бандеролью, с 2-х копеечной маркой. От Художественного театра получил я тысячу рублей, как пайщик. Когда приедешь, купишь бумаг Кредитного о<бщест>ва.

Остроумов разрешил мне купаться.

Здоровье мое в общем недурно, жаловаться не на что. Обедаю хорошо. Почти ежедневно бывает у меня Маклаков.

Возле Морозова продается дача с 20 десятинами земли, видно оттуда Новый Иерусалим, слышно звон, но до станции будет верст семь, а это далеко. Федотова продает свое чудесное имение с обстановкой, с рассрочкой, но тоже очень далеко.

Ну, поклонись мамаше и всем живущим в нашем доме. Судя по газетам, в Ялте теперь дожди, чему я рад весьма. Будь здорова.

Твой А.

Остроумов обрадовался мне, целовался, но все-таки показался мне грубым поповичем. Все время говорил мне ты, на манер Зембулатова.

Погода здесь чудесная.

26  ​​ ​​​​ Спектакли Международной конференции театральных союзов.

День воспоминания об Арбузове.

Еще в восьмидесятых его драматургия не казалась глупой, но только приятно-странной. Теперь это история. Больше вижу в нем хорошего человека, чем драматурга, и вовсе б забыл его, кабы не Сухаревская и Тенин в «Старомодной комедии».

Странно, что теперь мне более приятно ходить в носках: так я более защищен. Что за причуды? Откуда они?

Михаил Рощин получил премию Солженицына «За гражданское мужество».

Открываются фонды дома Хемингуэя на Кубе.

Угрохали Костю Могилу, представителя московского криминалитета, работавшего в Питере. Кто заказал Могилу? Не тамбовская группировка?

И в НИМе есть такая «группировка»: иные коллеги просто на дух не переносят мою удачу.

Да так ли я «удачлив», старые, злые девы? Может, я просто скрываю. Просто достиг хоть какого-то равновесия.

27  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В «Новой» ​​ нашел материал о ​​ Лизе!

«Елизавета Алексеевна Даль.

Их свели Шекспир и Козинцев. Олег Даль снимался у Козинцева в «Короле Лире», играл роль Шута. А Лиза работала на этой картине монтажером. Это был 1969 год.

Потом, когда поженятся, Даль расскажет, что там, в Нарве, как только увидел ее, идущую по коридору, сразу подумал: «Это будет моя баба».

Он еще ничего не знал о ней. Даже не знал, что они работают в одной съемочной группе.

Никакого романа на «Короле Лире» у них не случилось.

Но странно - едва они познакомились, Лиза там, в Нарве, вдруг сказала Олегу:

- «Приходи ко мне в Ленинграде, я покажу тебе, что такое счастье».

И потом сама себе удивлялась. Откуда у нее вдруг появилась уверенность, что может создать для него очень семейное, очень домашнее счастье? С чего взяла, что она этим может с ним поделиться?

Потом Олег приехал в Питер и позвонил ей домой.

Спросил:

- «Что делаешь?».

«Пьем водку с Довлатовым. Приходи», - сказала она.

Они сидели втроем, и Лиза видела, что Даль хочет пересидеть Довлатова, а Довлатов - Даля.

И она шепнула Далю на ухо:

- «Уходите вместе, но ты возвращайся».

И увидела в его глазах, что это ему жутко не понравилось. Потом, когда хорошо узнала Даля, поняла, что он не любил и не умел хитрить. Никогда и ни в чем. Даже в мелочах.

Так вот: Олег Даль с Сережей Довлатовым ушли вместе, а потом Даль позвонил Лизе из автомата.

Спросил очень строго:

- «Ну и что ты скажешь?».

Она сказала просто:

- «Приходи».

Он пришел.

((разбиваю сжатую строфику, чтоб нагнать больше воздуху))

А в пять утра разбудил ее маму и попросил руки дочери. Лиза была в шоке. Зачем жениться, можно ведь и просто так быть вместе.

Но Даль сказал ответственно и серьезно:

- «Не-е, в этой стране нужен штамп в паспорте. Иначе - унизительно. Мы будем ездить с тобой вместе на гастроли, селиться в гостиницах».

Он был очень ответственным человеком. До щепетильности.

Первую телеграмму, которую она получила от него (еще не были женаты): «Разрешите вас поцеловать». А потом были его чудо-письма. Он любил писать ей с гастролей. Мог просто одно предложение написать: «Ты мне снишься веселая и в сарафане».

Когда Даль и Лиза поженились, стали менять питерскую квартиру на Москву. Меняли долго, два года. Потом жили черт-те где, на выселках. Квартира была крохотная, слышимость жуткая. Соседка на полном серьезе жаловалась: «Ваши котята топают и мешают мне спать». Лиза вспоминала: «Мы жили там вчетвером: Олег, я, моя мама и чувство юмора».

А потом была квартира на Смоленском бульваре. Три комнаты, огромный холл, а к окну подойдешь - много неба и крыши. Даль говорил: «Это - не квартира. Это - сон».

Потом из холла сделали ему кабинет. И счастье Даля стало запредельным. Он мог теперь, когда хотел, оставаться с собой наедине. Читал. Писал. Рисовал. Слушал музыку.

Иногда говорил Лизе церемонно:

- «Сударыня! Вы на сегодня свободны. Я буду всю ночь писать. А потом засну здесь, в кабинете, на диванчике». Теща, Ольга Борисовна, восклицала:

«Олеженька! Диванчик же узенький!».

«Я тоже узенький», - успокаивал Даль тещу.

Кстати, о теще. Ольга Борисовна Эйхенбаум была дочерью выдающегося филолога, ученого с мировым именем Бориса Михайловича Эйхенбаума. Лизе было 22 года, когда умер дед. А через десять лет она встретила Даля.

И, когда встретила Даля, сразу почувствовала: вернулась домой. К деду. Так дед раскланивался с женщинами. Так ходил. Так извинялся. Так каламбурил.

Даль часто расспрашивал жену и тещу о Борисе Михайловиче. И Лермонтовым увлекся из-за Эйхенбаума.

Олег нежно дружил с тещей. Звал ее Олечкой.

Ольга Борисовна Эйхенбаум умерла 8 августа 1999 года. Ушла как-то очень легко. Не обременяя дочь своими болезнями, мучениями, тревогами. Как жила - так и умерла.

А через год после смерти мамы Лиза стала хлопотать о памятнике Олечке. На Новодевичьем Лизе сказали: давайте пять тысяч долларов, с этого начнем разговор. Лиза жила только на пенсию. У нее не то что пяти, а и тысячи долларов не было. Ну пошла она на могилу Даля, посидела, поплакала, а уходя, наткнулась там же, на Ваганьковском, на какую-то конторку. Может, здесь заказать маме памятник? Показала рабочим фотографии могил (зять и теща похоронены рядом). Ни слова не сказала, кто она. Но рабочие разглядели надпись на памятнике Олегу.

И что-то произошло с рабочими, когда они поняли, о ком идет речь. Что-то с глазами произошло.

Рабочие сами обстоятельно и вдумчиво стали выбирать памятник. Остановились на белом мраморе. Взяли у Лизы 3 (три) тысячи рублей. Выписали квитанцию. Сказали, что позвонят через две недели.

Позвонили через день. Лиза пришла на кладбище. Памятник установлен. Дорожки подметены. Рабочие в черных выглаженных костюмах. «Чуть ли не в смокингах, представляешь», - рассказывала мне Лиза. Рядом с большим, из сибирского гранита, памятником Олегу маленький, из белого мрамора, памятник Олечке. Такими они и в жизни были: высокий и маленькая.

«И знаешь, что меня больше всего потрясло? - сказала Лиза. - На могилу Олечке рабочие положили букет васильков. Я не знаю имен этих рабочих. Никогда больше их не видела. Но уверена: они это сделали для Олега».

Лиза пережила Олега на двадцать два года.

Двадцать два года она хранила память о нем. Без истерик. Без кликушества. Без надрыва. Без работы на публику.

Она просто любила его. Как будто тот не умер. Ее любовь к нему была тихой, сдержанной, строгой, живой, теплой, деликатной.

Лиза никогда и нигде не тусовалась. Не искала нужных знакомств. Не играла роль безутешной вдовы. А последнее время почти не выходила из дома.

Но когда приходила на могилу Олега, всегда встречала там людей. Как-то сказала мне: «Знаешь, люди Олега не отпустили».

Однажды к ней на кладбище подошла незнакомая девушка и спросила: «А вы знаете, что у Олега Меньшикова Олег Даль - самый любимый актер? И огромный портрет Даля висит в рабочем кабинете Меньшикова».

Лиза, естественно, этого не знала.

А потом Лизе и Лиле Бернес (вдове Марка Бернеса) позвонили как-то перед Новым годом и предупредили, что сейчас к ним в гости придет Дед Мороз. «Вы просто сядьте за стол, - сказали на том конце провода, - и ждите».

Лиза, смеясь, вспоминала: «И вот мы сидим и говорим друг другу, какие мы дуры, старые дуры, ждем чуда. А придет пьяный Дед Мороз, будет тут икать…».

Звонок в дверь. На пороге стоит Олег Меньшиков. С двумя огромными букетами. Принес с собой еду, выпивку. Подарил какой-то небесной красоты подарки. Сидел долго. (Мобильник выключил.) Говорил. Слушал. Был очень смущен. Шепнул на ухо Лизе: «Для меня Олег Даль - недостижимый идеал».

Потом приглашал на свои премьеры.

Лиза сказала мне: «Знаешь, когда я призналась в этом Мише Козакову, с которым выросла в одном питерском доме, Миша мне не поверил. Я, говорит, Меньшикова очень люблю, но он из тех, кто сохраняет прохладность. У него - пресс-секретари, референты, обслуга. Невозможно дозвониться. Он всегда далеко, высоко. А тут…

Значит, и его Даль не отпускает. Хотя эти Олеги друг друга в глаза не видели».

Все – правда, ​​ - но кто что написал?

Не все равно, если хорошо об Олеге.

29 Александру Абдулову 50 лет.

Самый романтичный актер! Так заявлено, но я ничего в нем не вижу, кроме умения следовать замыслу режиссера.

Смоктуновский нес в каждой своей роли всю эпоху, но АА просто играл роли: сотни ролей, одну за одной.

29  ​​​​ Чехов пишет

Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ

29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Борис Александрович, фотографию получил, большое Вам спасибо! Я за границу не поехал и, вероятно, не скоро поеду, мой дачный адрес:

Наро-Фоминское почт. отд. Московск. губ.

Желаю Вам всего хорошего, жму руку.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Севастополь. Борису Александровичу Лазаревскому. ​​ Чесменская 24.

М. П. ЧЕХОВОЙ

29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, живу я на Наре близ ст<анции> Нара. Сюда доходят простые письма, но лучше писать почтовый адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. По этому адресу все посылай - и простые, и заказные. И этот же адрес пусть Арсений отдаст на почте.

Здесь река, много места для прогулок, есть старая часовня. Много рыбы. Я приеду в Ялту в августе, проживу сентябрь и октябрь, а потом в Москву, или, вернее, под Москву. Нового ничего нет, все по-старому. Поклонись мамаше, бабушке, Поле, Арсению. Напиши, в каком положении фруктовые деревья, розы и вообще растительность. Отошел ли эвкалипт? Как японские ирисы?

Будь здорова и весела.

Твой А.

И. П. ЧЕХОВУ

29 мая 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Иван, ехать ко мне нужно до станции Нара Брянск<ой> ж<елезной> д<ороги>, отсюда 1 - 1 1/2 версты до имения Якунчиковой, где я живу во флигеле, довольно просторном, в котором найдется место еще для десятерых. Мой почтовый адрес: Наро-Фоминское почтов<ое> отд<еление> Московс<кой> губ. Так вот, приезжай и напиши, когда приедешь. С собой ничего не привози, кроме удочки и кроме 2 бут<ылок> пива Вальдшлесхен Пильзинск. Погода очень хорошая. Нового ничего нет. Поклон Соне и Володе. Будь здоров.

Твой А.

Июнь

1  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Люда обнаружила в ​​ ранце ​​ Олега ​​ огромный нож и железный прут. Дело в бандите – однокласснике, который терроризирует весь класс.

Это постоянная боль его жизни – школа: он ходит на занятия, как на муку, как на плаху.

Витя Г-в сразил: в каком месте мы работаем! И его подлавливали, как меня: под ноги бросили кошелек.

Он не поднял, а сказал этим ребятам:

- «Сколько можно, а? Пора менять работу».

Дело в том, что они делают жертву из подобравшего кошелек. Когда кошелек делится на двоих, появляется третий, кто заявляет: «Это мои деньги», и т.д.

2 Кирилл Лавров.

Не актер, а отражение чьих-то идей. Только Смоктуновский мог подняться над режиссерскими идеями и сам их создавал. Сияние БДТ не достает меня. По ТКК серия передач о Лаврове, и все-таки смотрю: в этом – часть моей юности.

3  ​​​​ Фридрих Адольф Аксель фон Лилиенкро́н Friedrich Adolf Axel Detlev von Liliencron.

Иначе ​​ Де́тлев фон Лилиенкро́н Detlev von Liliencron.

3 июня 1844 года, Киль - 22 июля 1909 года, Альт-Ральштедт.

Немецкий поэт второй половины XIX - начала XX века.

Frühling

Komm, Mädchen mir nicht auf die Stube.

Du glaubst nicht, wie das gefährlich ist

Und wie mein Herze begehrlich ist –

Komm, Mädchen, mir nicht auf die Stube.

Du klipperst und klapperst mit Teller und Tassen,

Rasch muß ich von Arbeit und Handwerkzeug lassen

Du kleine Kokette,

Und muß dich küssen und stürmisch umfassen.

Komm, Mädchen, mir nicht auf die Stube.

Komm, Mädchen, mir nicht in die Wege.

Wenn im Garten ich einsam spazieren geh

Und im Garten dich einsam hantieren seh –

Komm, Mädchen, mir nicht in die Wege.

Aus Himbeergebüschen schimmert dein Rücken,

Ich höre dein Kichern beim Unkraut pflücken,

Du hast mich gesehen:

Was zögert er noch, in den Arm mich zu drücken.

Komm, Mädchen, mir nicht in die Wege.

Komm, Mädchen, mir nicht in die Laube.

Denn wüßtest du, wie das erbaulich ist,

Und wie solche Sache vertraulich ist,

Komm, Mädchen, mir nicht in die Laube.

Wenn wir so neben einander sitzen,

Und unsere Augen zusammenblitzen,

Es netzt uns der Nachttau,

Wir könnten uns leicht erkälten, erhitzen.

Komm, Mädchen, mir nicht in die Laube.

3  ​​ ​​ ​​​​ Плюс три утром. Я поехал в пальто и зимней шапочке. ​​ 

«Если б не было ошибок молодости, то и нас было бы меньше» - острота.

Смотрю московские новости, как захватывающий детектив: все эти проблемы – мои. Меня поражает, как мало нужен людям мир. Никто не ценит покой, никто его не хочет. Я ясно понимаю, что не могу хоть что-то изменить в этом.

Стоит признаться, я зарабатываю куда успешней, чем прежде, да и чувствую себя куда уверенней.

4  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Виктор Александрович, я жду тебя во всяк день и час; приезжай, когда хочешь. Письма твоего не получил. Приезжай до 7 час. - обедать.

Буду дома, вероятно, до 12 июня, а потом уеду не надолго.

Имею кое-что сообщить тебе интересное по части «Русской мысли»*. Будь здоров.

Твой А. Чехов. 4 июнь.

* Насчет «Хаджи-Мурата». Приезжай!!

На обороте: ​​ Москва. Виктору Александровичу Гольцеву, ​​ Ваганьковский пер., д. Аплаксина, ред. «Русской мысли».

Л. В. СРЕДИНУ

4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Леонид Валентинович, когда я уезжал из Ялты, Вы, помнится, дали мне какое-то поручение, а какое именно - я забыл и никак не могу вспомнить. Будьте добры, не сердитесь (меня и так мучает совесть) и напишите, какое это было поручение, я исполню очень охотно, с удовольствием,

А у меня новости. Был я у проф. Остроумова. Он нашел у меня эмфизему, дурное правое легкое, остатки плеврита и проч. и проч., обругал меня, запретил зимою жить в Ялте и приказал мне зимовать где-нибудь под Москвой на даче. Не знаю, как быть теперь. Если Остроумов прав, то зачем я жил четыре зимы в Ялте? Моя супруга засуетилась теперь, ищет усадьбу.

Теперь проживаю я в Наре, в имении Якунчиковой. За границу не поеду, ибо все изменилось под нашим зодиаком. Погода здесь дивная, очаровательная, все в цвету, птицы кричат день и ночь. Я сижу у большого окна и помаленьку работаю.

Мой почтовый и телеграфный адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. В августе я приеду в Ялту, надеюсь, что застану Вас в добром здоровье и отличном расположении духа. Привет мой и пожелание всего хорошего Софии Петровне, Зиночке и Анатолию. Ольга тоже кланяется.

Если напишете мне хотя одну строчку, то скажу большое спасибо.

Ваш А. Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

4 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, у нас все благополучно, кроме разве того, что ты ничего не пишешь. Повторяю мой адрес: Наро-Фоминское Московск<ой> губ. А для телеграмм можно просто одно слово: Нара. Около 10 июня поеду в Звенигород, оттуда в Новый Иерусалим. Около Морозова продается небольшое имение в 20 десятин, Ольга смотрела, ей очень понравилось. Поеду и я посмотрю, потом напишу. Это кусок земли между Морозовым и Маклаковым.

Здесь у Якунчиковой река глубокая, рыбная, но я еще не удил; здоровье мое недурно, ем хорошо, особенно простоквашу. Познакомился я с художницей Н. Я. Давыдовой, очень милой барышней. Поклонись мамаше, бабушке, Поле и Арсению. Нового ничего нет. Пиши.

Твой А.

6  ​​​​ Чехов пишет

В. В. СМИДОВИЧУ (ВЕРЕСАЕВУ)

6 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

5 июня.

Дорогой Викентий Викентьевич, я немножко запаздываю; Ваше письмо с карточкой долго искало меня, пока наконец не прибыло на дачу. Мой адрес: Наро-Фоминское, Москов<ской> губ.

Большое Вам спасибо! Ваша книжка теперь для меня очень кстати, так как читать мне нечего. Читаю Вас и детскую хронику С. Аксакова; и чувствую себя прекрасно.

Был я у проф. Остроумова. Он нашел у меня, кроме сильно попорченного правого легкого, эмфизему, плеврит и проч. и проч., запретил жить зимою в Ялте и приказал жить под Москвою на даче. И я теперь не знаю, кого мне слушать и что делать. Жена ищет теперь дачу для зимы.

Кое-что поделываю. Рассказ «Невесту» искромсал и переделал в корректуре.

Спасибо Вам еще раз. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Фотографию свою посылаю, книг же у меня пока нет, погодите до осени. Если пришлете мне недостающие томы в Наро-Фоминское, то будет чудесно.

Я читал на днях книжки Юшкевича и Гусева-Оренбургского. По-моему, Юшкевич и умен и талантлив, из него может выйти большой толк, только местами и очень часто он производит впечатление точно перевод с иностранного; таких писателей, как он, у нас еще не было. Гусев будет пожиже, но тоже талантлив, хотя и наскучает скоро своим пьяным дьяконом. У него почти в каждом рассказе по пьяному дьякону.

7 Иногда даже ценя мастерство артиста, ты не помнишь его. Почему? – спрашиваю себя каждый раз.

Зинаида Шарко играет интересно, но все, что она делает, не удерживается в памяти. Скорее всего, потому, что в ее игре нет возвышенного, очищающего душу элемента. Тут должен быть зов вечности или зов, обращенный к вечности. Кеша один знал это чудо воодушевления. Как ни хорош Басилашвили, он всегда – только часть ансамбля, а Кеша – не только часть, но и немножко больше. Это немножко обожаю! Это чудесно и у Дирка Богарта. Впрочем, это все – для дневника кино, а не театра.

7  ​​​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

7 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, отвечаю на твое письмо по пунктам.

Пришло оно, твое письмо, на 8-й день, посылку получил и в самом деле удивляюсь, отчего всего этого добра я не купил в Москве. И Ольга удивляется. Особенно не нужны мне кальсоны. Погода у нас пока хорошая, все в цвету, в саду шумно от птиц. Речка хорошая, глубокая. Хозяйка Якунчикова не дурная и не глупая женщина. За ремонт, который ты произвела в доме, большое спасибо; что же касается моего кабинета, то надо погодить, пока не выберем обоев в Москве. Имения я не покупаю, а только поглядываю там и сям. Около Нов<ого> Иерусалима между Морозовым и Маклаковым продается 20 десятин с домом, с ручьями и с чудесным видом; говорят также, что голохвастовский дом продается в Воскресенске. Вообще если покупать, то нужно купить что-нибудь дешевое, небольшое. Февраль, март, апрель, сентябрь и октябрь я буду жить в Ялте, а остальное время под Москвой, смотря по настроению. Мне дом в Ялте тоже нравится, но жизнь зимой до такой степени томительна и жестка, что теперь, мне кажется, я отдыхаю.

Мой адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. Письмо твое получил, посылка же пошла в Малоярославец и уж оттуда ко мне. «Крымский курьер» получаю, спасибо. Ване сегодня же напишу. В Ялту он, насколько мне известно, поедет. У Маклаковых мне понравилось, хотя они нечистоплотны и собак у них очень много, река далеко и сад в варварском состоянии. Бунин был у меня в Москве, теперь, кажется, он у себя в Орловской губ<ернии>. С Марксом я говорил, но особенного пока ничего не вышло. Он дал мне очень много (около 4 пудов) книг в роскошных переплетах; предлагал «на лечение» 5 тысяч, я, конечно, не взял. Пьесы я не кончил. Брянский вокзал, самый ужасный из всех вокзалов, находится черт знает где, за Дорогомиловским мостом; дорога прескверная, и видно, что на ней Вареников служит. Это хорошо, что Ярцев взял ленивого и прожорливого Каштанку; теперь можно завести другую собаку. Пусть Арсений поищет щенка - дворняжку мужеского пола, небольшого роста. Шнапу, мне кажется, в Ялте делать нечего.

Не понимаю, отчего, как ты пишешь, на душе у тебя тоскливо и мрачные мысли. Здоровье у тебя хорошее, нет на земле человека, который имел бы против тебя хоть что-нибудь, дело есть, будущее, как у всех порядочных людей, - что же волнует тебя? Нужно бы тебе купаться и ложиться попозже, вина совсем не пить или пить только раз в неделю и за ужином не есть мяса. Жаль, что в Ялте такое скверное молоко и тебя нельзя посадить на молочную пищу.

Ну, кажется, все. В августе непременно приеду. Около насоса в саду вели держать доску, чтобы было безопасно.

Мамаше кланяюсь, тебе тоже. Будь здорова.

Твой Антон.

А вокзал дороги на Воскресенск не далеко, по Мещанской улице.

И. П. ЧЕХОВУ

7 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Иван, отчего ты не едешь? Ехать ко мне нужно до ст<анции> Нара, почтовый адрес таков: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. Живу я в усадьбе Якунчиковой.

Маша прислала письмо, просит тебя, Соню и Володю приехать в Ялту.

Будь здоров. Река здесь хорошая.

Твой А. Чехов.

Ст<анция> Нара - это по Брянской дороге, вокзал за Дорогомиловским мостом.

9  ​​​​ Могу ли я не радоваться? Ведь полностью свободен: Красная Площадь перекрыта до парада 12 июня, посвященного Дню ​​ Независимости.

Сражаюсь ​​ с переводами и дневниками.

Сходить на речку?! Но я только-только отошел от болезни, еще чуточку сопливлю.

10 ​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

10 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Александр Леонидович, Вы уже по опыту знаете, как вредны для Вас возбуждения, те самые, которые Вы описываете в Вашем письме; разве Вы забыли, как два года назад перед каждым спектаклем во время грима трое рабочих должны были затягивать Вам веревкой половые органы, чтобы во время спектакля не лопнули брюки и не случился скандал? Забыли? Почаще-ка вспоминайте об этом и ведите себя благопристойно.

Я в Наре, здесь очень хорошо. Погода жаркая. Поеду завтра или послезавтра в Новый Иерусалим, но адрес мой все-таки остается прежний, т. е. Наро-Фоминское Москов<ской> губ<ернии>. Здоровье мое не ахти вот уже целую неделю. Ослабел и кисну. Ольга здорова, весела, о театре и не думает. Здесь река очень хорошая, глубокая, но рыба почему-то ловится очень плохо. До сих пор еще не поймал ни одной рыбины.

Если напишете мне еще письмо, то очень обяжете, я буду рад. Поклонитесь Москвину, Качалову. Пиво смеется надо мной. Здесь ужаснейшее пиво; по моей просьбе стали брать Вальдшлесхен, но и это пиво оказалось мочой, настоенной на сургуче. Продавец-мошенник разливает в бутылки пиво собственного производства.

Ну, будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

11 ​​ Чехов пишет

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

11 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Иван Иванович, меня беспокоит мысль, что в своем последнем письме я забыл написать дачный адрес. Если забыл, то пишу адрес:

Наро-Фоминское Москов<ской> губ.

Простите, пожалуйста. Крепко жму руку и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

П. А. СЕРГЕЕНКО

11 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Петр Алексеевич, твое письмо, которое пошло и в Москву, и в Нару, и в Нарву, наконец, сделало свое дело, на которое ты, конечно, рассчитывал, то есть порадовало меня весьма. Начать редакторство «Русской мысли» так удачно, как ты того хочешь, - это счастье, о котором я не мечтал, да и не смею мечтать, о чем пишу тебе вполне искренно. Конечно, хорошо бы навести справки, поразузнать, но как это сделать? К кому обратиться? Если к самому Л<ьву> Н<иколаевичу>, то как ему написать? Напиши, голубчик, мне две-три строчки, буду ждать с нетерпением.

Адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. А я здесь с недельку похворал, теперь как будто ничего. Погода хорошая.

Жду скорейшего ответа, имей это в виду.

Твой А. Чехов.

12  ​​​​ Чехов пишет

В. С. МИРОЛЮБОВУ

12 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Виктор Сергеевич, сегодня послал Вам заказною бандеролью рассказ. Простите, делать мне нечего, и вот на досуге я увлекся и почеркал весь рассказ. Знаете ли Вы, где я живу теперь? Я под Москвой на даче, по Брянской дор<оге>, мой почтовой адрес: Наро-Фоминское Москов<ской> губ. За границу я не поехал, Остроумов оставил меня здесь на все лето и на всю зиму.

Я, кажется, писал Вам, что буду жить в Новом Иерусалиме (Воскресенск). Это так предполагалось. Если я писал и Вы послали мне туда письмо, то завтра я получу всю корреспонденцию, так как сегодня еду в Воскресенск. 16 июня опять буду дома.

Напишите, что у Вас нового и как Вы вообще поживаете. Читаю «Семейную хронику» С. Аксакова. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

15  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

П. И. КУРКИНУ

15 июня 1903 г. Москва.

Дорогой Петр Иванович, я путешествовал по Звенигородскому уезду, а завтра опять уезжаю к себе в Нару. Между прочим был я в Звенигороде и в Воскресенске. В Звенигороде был на кладбище, видел могилу С. П. Успенского: решетка пока цела, крест уже упал, подгнил. В Воскресенске видел фельдшера Макарыча.

Мой почтовый адрес: Наро-Фоминское, Московск<ой> губ. Ко мне выезжать надо в 12 часов дня; каждый поезд опаздывает всегда ровно на час - это имейте в виду. Обедаем мы в 7 часов.

Жму руку и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

M. П. ЧЕХОВОЙ

15 июня 1903 г. Москва.

Милая Маша, пишу тебе сие из Москвы, из дальних странствий возвратясь. Был я в Звенигороде, там очень хорошо, чудесный звон, великолепный вид на Поповку (с горы вниз на долину), но ужасно, томительно жарко и пыльно, как никогда еще не было; здесь дождей нет, земля высохла и жарче, чем в Ялте, я перемогался. В Звенигороде ночевали, потом поехали в Воскресенск, или Новый Иерусалим. Здесь пошел дождь. Остановились в имении Морозова. Были в городишке, он все такой же скучный и приятный, дом Голохвастова очень состарился, но есть одно чудесное местечко за церковью на высоком берегу, со спуском к реке, со своим собственным берегом и с чудесным видом на монастырь. Матери и бабушке очень бы понравилось это место (10 шагов от церкви и весь монастырь как на ладони), но я не купил и не куплю, так как цены в Воскресенске теперь необычайные. За этот клочок земли в одну-полторы десятины с домиком просят десять тысяч. Отдадут и за восемь, но все же для Воскресенска это дорого. Я бы 4 тысячи дал. Уж очень хороший вид, простор, застроить никак нельзя, и чистенькое местечко, не загаженное; и берег свой, можно верши ставить. Теперь я в Москве, завтра опять еду в Наро-Фоминское, засяду писать, а в августе приеду в Ялту.

Я прожил 2 суток у Зинаиды Морозовой в Рубцове, бывшем голохвастовском имении.

Фомка заболел, что-то вроде собачьей чумы. Но теперь, по-видимому, ему полегче. Похудел.

В Воскресенске видел я Э. И. Тышко. Постарел, похудел, на костылях. Мне он очень обрадовался. Отец Сергий Холмогоров тоже, говорят, болен.

А в Ялте идут дожди? Молодцы.

Мамаше шлю привет. Бабушке, Поле и Арсению по поклону. Будь здорова и благополучна. Если Варвара Константиновна в Ялте, то и ей поклон.

Твой А. Чехов.

17 Выясняется, что обгоревшая, полуживая Елена Майорова доползла до театра, словно б ища в нем защиты. Никто не ожидал этого взрыва! ​​ Что кипело в ее душе? Почему она подожгла себя? Татьяна Васильева обвинила советский МХААТ.

Я вдруг задумался об Олеге. Неверов, гордый, умный, интересный, но и подлый, развращённый, назойливый, - он как никто учил меня сумасшествию своей нездоровой любовью, своим просвещённым скотством. Он не только хотел меня и убивал уже этим, но он любил рассказывать об убийствах, почему-то считая, что так приручить меня скорее.

Он почему-то думал, что меня надо ранить; надеясь завоевать мою любовь, он всё разрушил.

Всё.

Он-то и воскресил этот рассказ о моём неуёмном желании умереть. Конечно, он, может, и не знал, что буду помнить ужас, внушённым им, всегда.

- Этого человека сбила машина прямо перед служебным входом Эрмитажа, и я видел, как его бросило вверх и перекинуло через машину.

Или:

- Он упал головой на поребрик, его голова раскололась, и я видел его мозг.

Я всё думаю про себя: за что мне эти унижения?

Пред тем, ​​ как стать античником, он был врачом «Скорой помощи» - и, может, не так удивительно, что он «оперировал» меня своим воображением. ​​ 

Уверен, он хотел убить меня только немножко: настолько, чтобы, сломленный, я заполз в его постель и отдался из благодарности, - но он всё сжёг дотла.

Меня убило уже то, что он меня хотел - и теперь мне мерещится странная сцена: то я умираю в объятиях мужчины, то убиваю эту скотину припрятанным топором.

Странно: так долго его не видел, а он все – рядом со мной, все рассказывает, как меня любит. В трудные дни, как сегодня, я яростно спорю с ним. И он – невольно, конечно – хотел мне доказать, что бестиальное во мне сильнее духовного, что главное во мне – ужас, похоть и насилие. Опять пересмотрел его книгу о геммах. Она чудесна!

17 ​​ Чехов пишет

А. Н. ПОПОВОЙ

17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Многоуважаемая Анастасия Николаевна!

Увы! - Владимир Владимирович совершенно прав. В «Новом времени» в восьмидесятых годах у меня был напечатан рассказ с таким концом, как он рассказывал Вам. Впоследствии, когда я читал корректуру, мне этот конец очень не понравился (теперь уже я не помню подробностей), показался не в меру холодным и суровым, я бросил рассказ; а потом выбросил конец, прибавил вместо этого конца строчки две-три, и получилось то, что Вы находите по идее диаметрально противоположным. Конечно, как я теперь сознаю, этого рассказа мне вовсе не следовало печатать в книге, и почему я напечатал, как это вышло - теперь я не помню, так как это было уже давно.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов.

А. С. СУВОРИНУ

17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Спасите нас, о неба херувимы! Вчера вдруг приходит ко мне письмо с двадцатью адресами, испещренное двадцатью почтовыми отделениями, точно из Австралии; распечатываю и - что же? Оказывается, от Вас, послано 23 мая, в Новый Иерусалим! В этом месте я не был даже, а уезжал в Звенигородский уезд к Маклакову на один день, я сказал Васе и, кажется, Мише, что еду в Нов<ый> Иерусалим, так как это место считается ближайшим к Маклакову. Значит, если Вы так долго не получали ответа, то вините не меня.

В Петербурге я пробыл лишь несколько часов, виделся с Марксом. Разговоров особенных не было, он по-немецки предложил мне на леченье 5 тыс., я отказался, затем он подарил мне пуда два-три своих изданий, я взял, и расстались мы, решив опять повидаться в августе и поговорить, а до августа подумать.

Мише я ничего не говорил о Марксе, и то, что он передавал Вам, есть не что иное, как только его догадки. - А у меня в моей личной жизни опять нечто вроде переворота. Был я у проф. Остроумова, и тот, осмотрев меня как следует, обругал меня, сказал, что здоровье мое прескверно, что у меня эмфизема, плеврит и проч. и проч., и приказал мне проводить зиму не в Крыму, а на севере, около Москвы. Я, конечно, рад, но извольте-ка теперь искать на зиму дачу. Где я найду под Москвой такую, в которой можно было бы не околеть от холода и всяческих неудобств? Как бы ни было, я ищу все-таки и, когда найду, то напишу Вам.

Пришлите мне следующие №№ газеты, предыдущие давно уже я запечатал в пакет и отдал Васе для передачи Вам. Мой адрес: Наро-Фоминское Москов. губ. О перемене адреса, буде она произойдет, сообщу своевременно.

Здесь на даче хорошая река, но удить не с кем.

Издатель «Русской мысли» Лавров очень болен (воспаление почек, грудная жаба), спешит устроить свой журнал, чтобы он не попал в руки к наследникам. И дело, по-видимому, уже устроилось, журнал продан, обеспечен, Гольцев остался главным и даже меня пригласили в заведующие беллетрист<ическим> отделом…

Итак, на зиму я остаюсь под Москвой, за границу Остроумов меня не пускает. («Ты, говорит, калека».) Буду с непривычки мерзнуть. Будьте здоровы и благополучны, желаю всего хорошего Вам и всем Вашим. Если получу от Вас следующие №№ газеты, то возвращу Вам их тем же порядком в пакете, через Васю.

Ваш А. Чехов.

Отмена плетей и бритья головы - это большая реформа.

Н. Е. ЭФРОСУ

17 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Николай Ефимович, - увы! - я даже не начинал пьесы, а не то что, как Вы пишете, уже окончил. Что касается моего участия в «Русской мысли», то, вероятно, с осени я буду редактировать или заведовать там беллетристическим отделом, не касаясь всего прочего. Но я все-таки употреблю все старания, чтобы Вы стали поближе к «Русской мысли»; как театрального критика я давно уже ценю Вас высоко и, помнится, много и долго говорил о том, чтобы Вы начали работать в «Русской мысли». Недели через 2-3 я буду в Москве, повидаюсь там, поговорю и пришлю Вам ответ, а пока будьте здоровы и веселы. Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте: ​​ Москва. Его высокоблагородию

Николаю Ефимовичу Эфросу.

Леонтьевский пер., д. Сорокоумовского.

18 Горит оперный театр Станиславского и Немировича – Данченко. Большая Дмитровка в дыме.

18  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

18 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Виктор Александрович, возвращаю обе рукописи. Мне кажется, что рассказ Крашенинникова неважен, печатать его нельзя; насчет «Дядьки Максима» - рассказ тоже не ахти какой - пожалуй, можно еще подумать.

Будь здоров и весел.

Твой А. Чехов.

В. А. МАКЛАКОВУ

18 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Василий Алексеевич, вот Вам мой отчет. Осматривал я имение в 20 десятин, что около Вас; здесь почти совсем нет воды, дороги ужасны. Осматривал я кое-что в самом Воскресенске; там мне понравился небольшой участок с домом у самой реки, но хозяева дерут нос, заломили цену ужасную. Ничего не приобрел в конце концов, даже надежды нет, что приобрету когда-нибудь, но все же чувствую себя звенигородским помещиком. Из Нары я поехал на лошадях, был в Звенигороде, был в Новом Иерусалиме и так утомился, что уже не хватило сил заехать к Вам. В середине июля буду свободнее, поедемте тогда удить рыбу. Крепко жму руку и желаю всяких благ.

Ваш А. Чехов.

Жена шлет поклон.

19 ​​ Чехов пишет

С. Н. РАБИНОВИЧУ (ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМУ)

19 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Многоуважаемый ​​ Соломон Наумович!

Я теперь вообще не пишу или пишу очень мало, так что обещание дать могу только условно: напишу рассказ с удовольствием, если не помешает болезнь. Что касается моих уже напечатанных рассказов, то они в полном Вашем распоряжении, и перевод их на еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишиневе евреев не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия.

С искренним уважением и преданностью.

А. Чехов.

Письмо Ваше я получил вчера, 18 июня.

22 ​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

22 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, я здоров, благополучен, понемножку работаю и живу все там же, т. е. на Наре. У меня к тебе просьба: по книжке, которая лежит у тебя в комнате, отправь в сберегательную кассу на почту 40 р. 50 к. Арсений взнесет и книжку принесет тебе обратно. Книжка желтая, лежит у тебя на столе, я велел положить.

У нас были дожди, но все же очень тепло.

Ольга уехала к Морозовым, я один. Вероятно, приеду в Ялту раньше августа. Нового ничего нет, все по-старому.

Поклон нижайший мамаше. Скоро здесь пойдут грибы. Бабушке, Арсению и Поле тоже поклонись. Будь здорова.

Твой А.

23  ​​​​ Чехов пишет

И. Я. ПАВЛОВСКОМУ

23 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Иван Яковлевич,

прежде всего большое Вам спасибо, что вспомнили и прислали письмо. Мы не виделись и не переписывались, вероятно, уж лет шесть, а то и восемь. Пьесы я не писал еще, но думаю написать к октябрю, для Художественного театра. Когда напишу, то пришлю Вам.

Рассказ Ваш пришлите в редакцию «Русской мысли» для передачи мне. С удовольствием прочту и передам в редакцию. Или пришлите мне по адресу: Наро-Фоминское, Моск<овской> губ. Я живу в Наре, а здешнее почтовое отделение называется Наро-Фоминским.

Если случится Вам еще раз писать мне, то не забудьте написать два-три слова о том, как Вы вообще поживаете, выросли ли Ваши дети, и где они, и как Ваши литературные дела.

Вчера получил письмо из Таганрога от члена местной управы Иорданова. Пишет, что город падает и падает. Недавно там поставили памятник Петру Великому.

Ну, будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего. Летом я живу под Москвой, зимою в Ялте. Здоровье мое не ахти.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

26  ​​​​ Чехов пишет

М. П. ЧЕХОВОЙ

26 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, здесь очень жарко, сухо, в вагонах душно. Вчера я вернулся из Звенигородского уезда, куда ездил опять, 15-го или вернее к 15 июля, по всей вероятности, приедем в Крым. Нового ничего нет, все благополучно. Если что нужно, то напиши, привезу из Москвы. Привезти крупы, пшена? Не нужно ли чего мамаше? Напиши поскорее. Будь здорова и благополучна.

Твой А.

28  ​​​​ Чехов пишет

​​ 

П. И. КУРКИНУ

28 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Как мне досадно и обидно, дорогой Петр Иванович, что произошла такая путаница. Написать Вам я не мог, не успел, так как был вызван внезапно в Новый Иерусалим, да и писать не было особенной надобности, так как я уезжал только на один день… Обидно!

8 июля я и Оля уезжаем в Крым, т. е. 8-го выезжаем отсюда, из Нары, потом в Москве проживем, вероятно, дня два. До 8-го я все время буду дома.

Крепко жму руку. Будьте здоровы и благополучны. А какая жара!

Ваш А. Чехов.

На обороте: Москва. Доктору Петру Ивановичу Куркину. ​​ Губернская земская управа. Санитарное бюро.

29  ​​ ​​​​ Нравятся «незагульные» актеры: Смоктуновский, Юрский. Олег Борисов почему-то не притягивает, хоть не оценить его мастерство невозможно. Откуда эти притяжения и отталкивания?

29  ​​​​ Чехов пишет

А. С. СУВОРИНУ

29 июня 1903 г. Москва.

Присланные Вами сочинения Ежова получил, большое Вам спасибо. Предыдущие томы того же Ежова я по прочтении сдавал в Ваш московский магазин для передачи Вам, что сделаю и с этим томом. У Ежова тон однообразен, становится в конце концов скучновато, точно читаешь энциклопедический словарь, и будет так, пока не придет к нему на помощь беллетристика.

6-го июля я уезжаю в Ялту, где пробуду, вероятно, до сентября. В Ялте необыкновенная погода, ежедневно идут дожди, сестра в восторге. Письмо Горького насчет Кишинева, конечно, симпатично, как и все, что он пишет, но оно не написано, а сделано, в нем нет ни молодости, ни толстовской уверенности, и оно недостаточно коротко.

В моих книгах издания Маркса, во всех девяти томах много рассказов, которых вы не читали. В десятом томе «Сахалин»; выйдет скоро и одиннадцатый с рассказами, написанными мной за последние годы. Маркс, когда покупал у меня сочинения, и не думал, что у меня так много рассказов; потом он выражал мне свое удивление. Рассчитывал он, вероятно, тома на три, на четыре.

Кланяюсь Вам и желаю всего хорошего. Здоровье мое пока ничего себе, даже превосходно. Чувствую себя неважно только когда поднимаюсь на гору или на лестницу.

Мой адрес: Ялта.

Кланяюсь Анне Ивановне, шлю ей привет.

Ваш А. Чехов.

M. П. ЧЕХОВОЙ

29 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Милая Маша, выедем мы, вероятно, 6-го июля, приедем в Ялту во вторник. Пусть Арсений скажет на почте, чтобы прекратили высылать мне письма. «Парижские моды» при «Ниве» целы, я привезу их. Здесь томительно жарко, умываюсь очень холодной водой. Здоров. Нового ничего нет.

Кланяюсь всем. «Крымский курьер» получаю исправно, читаю, большое спасибо. Теперь прекрати высылать.

А в прошлом году в эту пору в Ялте не было ни одного дождя.

Твой А.

Если я не пришлю телеграмму, то, значит, приедем во вторник.

30  ​​​​ Чехов пишет

П. А. СЕРГЕЕНКО

30 июня 1903 г. Наро-Фоминское.

Уезжаю в Ялту 6 июля, пробуду там до сентября. Будь здоров.

Твой А. Чехов.

Июль

1 Огромный Борисов в фильме «По главной улице». В театре не мог его рассмотреть, а тут – пожалуйста. Но какие мелкие, неприятные чувства! В них нет и призрака вечности.

1  ​​​​ Чехов пишет

В. M. ЛАВРОВУ

1 июля 1903 г. Наро-Фоминское.

Здравствуй, милый друг Вукол Михайлович, большое спасибо тебе за письмо. Мне очень бы хотелось повидаться с тобой, чтобы узнать, когда ты уезжаешь и как называется то местечко около Сочи, где ты будешь жить. Дело в том, что в августе, вероятно, я буду на кавказском побережье, буду в Сочи, и проехать мимо твоей дачи, не повидавшись с тобой, было бы весьма обидно. И вот жаль, что в своем письме ты не написал, когда и куда уезжаешь, как пишется твой новый адрес и как ты себя в настоящее время чувствуешь.

Я был у проф. Остроумова. Он осмотрел меня, выстукал и нашел у меня, кроме всего прочего, эмфизему легких и приказал мне жить зимою не в Ялте, а где-нибудь под Москвой, на даче. А когда я поселюсь под Москвой и начну тут привыкать, меня доктора пошлют опять в Крым или Каир.

Если ты теперь не в Москве, а у себя на даче, то напиши, когда приедешь. Адресуй письмо по адресу: Москва, Петровка, д. Коровина. Из Наро-Фоминского я на этой неделе уеду.

Ну, да хранят тебя ангелы небесные. Будь здоров и весел, передай сердечный привет и поклон Софии Федоровне. Обнимаю тебя и целую.

Твой А. Чехов.

А. С. СУВОРИНУ

1 июля 1903 г. Наро-Фоминское.

Вы читаете теперь беллетристику, так вот почитайте кстати рассказы Вересаева. Начните со второго тома, с небольшого рассказа «Лизар». Мне кажется, что Вы останетесь очень довольны. Вересаев врач, я познакомился с ним недавно; производит он очень хорошее впечатление.

Ежова оставлю в магазине, проездом через Москву. Следующий том, если найдете возможным, пришлите в Ялту.

Я купаюсь в реке.

Нового ничего нет, все благополучно. Будьте здоровы, желаю всяких благ.

Ваш А. Чехов.

2  ​​​​ Чехов пишет

В. С. МИРОЛЮБОВУ

2 июля 1903 г. Наро-Фоминское.

Дорогой Виктор Сергеевич, я писал Вам, но ответа не получил; очевидно, Вы в отъезде. Пишу еще раз наудачу. Я уезжаю в Ялту, где пробуду, вероятно, до осени и куда прошу адресоваться. В Ялте теперь дождливая погода, не жарко и много зелени. Корректуру я давно уже послал Вам; хорошо было бы, если бы Вы прислали мне еще раз взглянуть - не для исправления, а так, для знаков препинания.

Жму руку. Будьте здоровы.

4  ​​​​ Умер Кузнецов, приятный БДТ-шник.

Все́волод Анато́льевич Кузнецо́в (9 июня 1928 - 4 июля 2003) - артист театра и кино. Народный артист РСФСР (1977).

Родился в Ленинграде 9 июня 1928 года в семье артистов Анатолия и Веры Кузнецовых .

Окончил Ленинградский театральный институт имени А. Н. Островского 1945-1949 годах. Работал в Брянском драматическом театре, Театре Балтийского флота и Театре им. Ленсовета.

С 1956 года служил в БДТ, куда пришёл по приглашению Георгия Товстоногова. Считался мастером ролей второго плана.

Похоронят на Волковском кладбище.

Награды

Заслуженный артист РСФСР (30.12.1967)

Народный артист РСФСР (26.09.1977)

2002 - специальная премия «За верность театру» высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит».

5 ​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

5 июля 1903 г. Наро-Фоминское.

Милый Виктор Александрович, обстоятельства повернулись так, что нужно съездить в Ялту, куда я и уезжаю в воскресенье вечером. Возвращусь скоро и проживу в Москве или под Москвой всю осень и зиму.

Вл. Ив. Немирович-Данченко говорил мне, что он очень охотно пошел бы в пайщики «Русской мысли». Его адрес: Больше-Янисоль Екатеринослав<ской> губ.

Обнимаю тебя и шлю сердечные пожелания. Не утомляйся, держись крепко.

Твой А. Чехов.

9  ​​​​ Четыре года со смерти Иды. Помню, как ее хоронили. Чудится, это было вчера. В крематории женщина нам говорит:

- На прощанье дотроньтесь до гроба рукой.

Сверху мы уже видели, как гроб опускался в бушующее пламя.

За нами стояли другие с другим гробом. Конвейер!

Этот страшный момент, когда человек уже не в силах сопротивляться напору вечности, пришел в мае, за пару месяцев до смерти: Ида сразу ушла в себя, потемнела, словно приготовившись к смерти.

Она уже не могла говорить и никого не воспринимала: она уже наполовину была там.

10  ​​​​ Невероятные лужи в Москве. Не забуду, как ужасно это было в ​​ Граде: целые куски улиц спрятались под воду.

Нестабильность электроснабжения: скачки губят технику. Спросить не с кого. Выход: не держать вилки в розетках подолгу.

Как я рад, что не подличал в самом главном! Именно поэтому люди, которых уважал, продолжают жить в моей душе. Мы лежали в одной комнате с Идой – и я думал о том высоком, что связывало нас. И мы его не разменяли. Меня мучало не столько отвращение к ее телу, сколько боязнь после ее смерти с ненавистью вспоминать о ней.

Вот что на самом деле страшно. Именно это. Что бы сейчас вспомнил о ней, если б не эта любовь? Она ушла, но ее любовь осталась и греет меня.

11 Фестиваль в Авиньоне не состоялся (французские актеры бастуют), а в Москве – громкая премьера: «Вишневый сад» Некрошуса.

13  ​​ ​​​​ «I questi monotone supernaturale blondine!» (монотонные супер-блодины) - так назвал немецких туристов министр Италии по туризму. И опять скандал! Европейцы выясняют отношения. 10 млн. немцев отдыхают в Италии. Похоже, в этом году их будет меньше.

Праздник пива в Москве – не хуже, чем в Мюнхене.

14 «Самоубийство влюбленных в Сонедзаки».

Впервые по русскому ТВ театр «Кабуки». Даже трудно разом оценить это революционное явление.

Я уже смотрел эту пьесу где-то в 1986, поставленную в реалистической манере. Пьеса совсем забылась, но теперь, когда она всплыла «в оригинале», материал просто засиял мощью. Какая огромность! Разве первый раз вижу достоверность в условности? А опера? Как можно не видеть эту красоту?

Нет ничего страшнее, чем пьеса Уильямса «Tramway Desire. Трамвай «Желание»».

Главную роль играл Джигарханян. Это тот случай, когда его талантливость обернулась против него. Совсем не этот жалкий натурализм нужен Уильямсу! Не советский натурализм, но мощь американской школы.

Почему Николсон не кажется натуралистичным? Потому что в его игре много других компонентов. В кабуки просто нет и духа натурализма! Эта условность делает материал воздушным, чуть ли не написанным: ты не только смотришь пьесу, но и читаешь ее.

15  ​​ ​​​​ Резко выросли расходы на докторов, так что копить почти невозможно. Доктор напрописал лекарств.

Нормальные сандалеты! И что? К ним еще надо привыкнуть.

Так вот и ​​ холодильник Stenol: все, казалось, злился, трепыхался, нервничал, - но вот затих и пожелал понравиться. Уже не пугает, что это существо - холодильник.

Невероятное обилие фестивалей. Увы, объявили только об их конце. Кабуки – тоже часть фестиваля. ​​ 

17  ​​ ​​​​ Сегодня я почему-то чувствовал свои впалые, усталые глаза. Взял свое французское зеркальце, как школьник, в него заглянул – и ужаснулся: так много морщинок. Раз их так много, думаю, то стоит их переживать, стоит заплакать от этого предвестника старости!

В вагоне мужичина держал голову прямо над моей головой. Были свободные места, я попросил его сесть.

Я, наконец, прямо признался, что боюсь его удара по моей голове.

Но он сурово меня отшил:

- «У вас не все в порядке с головой».

А иных слов он не нашел. Поехал не на 7.43, как обычно, а на 7.26 – и толпа была чуточку полегче.

Со всеми лезу вокруг турникета на «Тушинской», хоть и есть проездной: так быстрее. Почему? И не хочется стоять в очереди, и так быстрее, и люблю это упражнение: подняться на ноге.

Опять долго говорил с Людой, как это сочетается в нашей нации: с одной стороны – всеобщее озлобление, с другой – невероятная любовь к пьяницам.

Беседовали ​​ с соседями Левы из другого ​​ подъезда. Они прямо призвали нас потерпеть его выходки, «потому что он много страдает».

Дескать, как ему не быть сволочью, если его мать уехала заграницу, а потом и жена оставила ​​ его? Поэтому мы терпим!

19 ДР Ширвиндта

Из интервью с Александром Ширвиндтом

Дружба

Мы с Мишкой Державиным дружим всю жизнь. С ним ведь невозможно поссориться. Он внеконфликтный. Это я зануда и матерщинник, он нет. Больше было ощущений, что мы не разлей вода. Просто мы много вместе работали, а так у нас разные дома, жены и дети.

В начале этой перестройки открыли закрытый актерский клуб. Сашка Абдулов, Ленька Ярмольник затевали всю эту шебутню, и был там вечер сюрпризов. Нас с Державиным позвали туда. На котором Сашка Абдулов на полном серьезе говорит, что в связи с перестройкой мы сегодня отмечаем официальный брак Ширвиндта и Державина. Зал лег от хохота, мы подыграли, конечно. На следующий день после этой бодяги в "Московском комсомольце" рядом с новостями о том, что кого-то убили, а где-то протекло, поставили новость о том, что Ширвиндт и Державин зарегистрировали брак. Мне звонков было шквал. Что сказать?...

25 ​​ Чехов пишет

А. Ф. МАРКСУ

25 июля 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Адольф Федорович!

Будьте добры, сделайте распоряжение о высылке мне в Ялту по десяти (10) экземпляров каждого тома моих сочинений*, чем очень меня обяжете.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Ялта.

* а также и «Каштанки» и «Географического атласа», если они вышли уже в свет.

27 «Счастливцев и Несчастливцев».

Спектакль Горина в Театре Сатиры. ​​ Сразу понял, что эта драматургия – моя, так что смотрел, открыв рот. ​​ 

«В зале нет желающих отдаться злодею?».

Опять же тема дон Жуана. ​​ 

29  ​​​​ Событие неслыханное для Израиля: похищенного израильского мальчика находят мертвым. Пока подозрение, что это сделали израильские арабы. Неужели государство не ответит на это насилие?

До Буси уже и не пробую дозвониться, а ведь так радовался нашим встречам! Уже и не «Буся» она давно, а ИК! Мы ничего не сделали, чтоб удержать друг друга. Но, возможно, это очень хорошо для нас обоих.

Я почувствовал разочарование и у АМ, и у ИК. Эти женщины, конечно же, искали путь ко мне, но по пути часто меня оскорбляли. Наверно, не умели не унизить.

28  ​​​​ ДР поэтессы Окампо

Сильви́на Ока́мпо Silvina Ocampo.

28 июля 1903 года, Буэнос-Айрес, Аргентина - 14 декабря 1993 года, там же.

Аргентинская поэтесса и писательница.

Silvina Ocampo

Qué ángel te librará de la tristeza

y te despertará un precioso día

sin memoria de lo que te afligía

y te dirá al oído: “Escucha y cesa

tus llantos. En mis brazos no te pesa

la lentitud del tiempo ni la impía

delación de los hombres. Eres mía,

ya no eres de este vano mundo presa.

Asómate a esta fúlgida ventana

por tu dicha adornada. Ya el dolor

se marchitó como una larga flor

cuya sabiduría al fin te sana

al disolverse porque se convierte

en polvo, en ilusión, en otra suerte”

28  ​​​​ Чехов пишет

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

28 июля 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, очень и очень жаль, что Вы не приехали в Ялту теперь же; здесь погода небывало хорошая, очаровательная, лучше и не может быть. Все лето здесь был дождь, и теперь не жарко, не пыльно, все покрыто зеленью.

Пьеса моя не готова, подвигается туговато, что объясняю я и леностью, и чудесной погодой, и трудностью сюжета. Когда будет готова пьеса или перед тем, как она будет готова, я напишу Вам или лучше буду телеграфировать. Ваша роль, кажется, вышла ничего себе, хотя, впрочем, судить не берусь, ибо в пьесах вообще, при чтении их, понимаю весьма мало.

Ольга здорова, каждый день купается, хлопочет обо мне. Сестра тоже здорова, обе благодарят за поклон и кланяются. Вчера я видел инженера-писателя Михайловского-Гарина, который будет строить крымскую дорогу; он говорит, что будет писать пьесу.

Я здоров. Передайте мой поклон и привет Марии Петровне и детям, а также Елизавете Васильевне. Крепко жму руку, желаю здоровья и всего самого лучшего.

Ваш А. Чехов

Пьесы своей я читать Вам не буду, ибо не умею читать; я только дам Вам прочесть - конечно, если она будет готова.

Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ

28 июля 1903 г. Ялта.

Дорогой Борис Александрович, «Повести и рассказы» получил, большое Вам спасибо за книгу. Я прочел ее всю и могу теперь сказать, что Вы сделали громадный шаг вперед и что Вы молодец. Рассказы однотонные, трудно сказать, какой из них лучше, но если долго выбирать, как выбирают, например, папу (римского), то я остановился бы на «Докторе». Книга издана хорошо. Язык местами изыскан, местами провинциален: «Офицеры ревновали друг друга», между тем офицеры могут ревновать женщину друг к другу… Что еще? Пока все. Книгу прочел я с удовольствием. Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку и еще раз благодарю.

Ваш А. Чехов.

Е. Н. ЧИРИКОВУ

28 июля 1903 г. Ялта.

Дорогой Евгений Николаевич, в настоящее время я живу в Ялте, где и получил Ваше письмо. В Москву поеду в сентябре. Если же поеду раньше сентября, то своевременно уведомлю Вас.

Стало быть, пишите пока в Ялту. Крепко жму Вам руку, желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На обороте: ​​ Нижний Новгород.

Евгению Николаевичу Чирикову.

Новая ул., д. Добрыловского.

29 ​​ Чехов пишет

И. Я. ПАВЛОВСКОМУ

29 июля 1903 г. Ялта.

Дорогой Иван Яковлевич, простите, не отвечал Вам так долго, потому что ждал все это время объяснений из Таганрога. Иорданов пишет мне, что музей уже открыт, что музей городской и, стало быть, за каждую находящуюся в нем и за каждую жертвуемую ему вещь отвечает городской голова и члены управы и что (это самое главное) он сам будет писать Вам. Получили ли Вы от него письмо? Насколько мне известно, город в настоящее время очень занят музеем, из Академии художеств присланы туда картины; идут разговоры, и мне кажется, теперь уже насчет жертвуемых туда вещей беспокоиться не следует.

С «Тайной мистера Гарварда» беда. Во-первых, все говорят, что это переводная вещь, и, во-вторых, для одного фельетона рассказ слишком велик, а для двух маловат. Редактор «Журнала для всех», проживающий теперь в Ялте, читал «Тайну» и посоветовал послать ее в «Образование», где в настоящее время печатают и беллетристику. Я не прочь послать туда, хотя и не знаком вовсе с редакцией, но попытаюсь сначала попытать счастья в московской газете «Курьер». Как Вы думаете? К сожалению, за эти годы, пока я живу в Крыму, мои литературные связи ослабели и расстроились, знакомых живет все меньше и меньше; иначе бы я давно уже устроил Ваш рассказ. Во всяком случае, простите за промедление.

Кончили ли вы «Перикла», о котором писали мне? Я в Ялте, останусь здесь до середины сентября - так рассчитываю по крайней мере. Кажется, пишу я это письмо не совсем разборчиво. Это оттого, что темно становится. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

30  ​​​​ Уже с юмором воспринимаю иные «инциденты» в электричке. Тяжеловесная женщина села прямо чуть ли не на колени! Почему? Я заметил, что от другой соседки она была далеко. Я, как обычно, поставил между нами голубую сумку и продолжал читать своего Мачадо.

Август

5  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

К. Д. БАЛЬМОНТУ

5 августа 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Дмитриевич, я веду жизнь сытого, праздного, скучающего бродяги, теперь я в Ялте, и вот почему «Гимн к Солнцу» шел до меня ровно десять дней. Мне кажется, это одно из самых красивых Ваших стихотворений, но все же не миновать ему Виктора Александровича. Я состою редактором пока лишь in spe*, рукописей не читаю и начну читать их и определять их судьбу, вероятно, не раньше будущего года. Говорят, что в конце августа Вы приедете в Ялту; если так, то скоро мы увидимся и потолкуем; и я все объясню Вам.

«Гимн к Солнцу» в настоящее время находится в Москве, послал я его туда при письме.

«Будем как Солнце» я получил, прочел и давал читать другим; не поблагодарил же я Вас своевременно потому, во-первых, что не знал Вашего адреса, и, во-вторых, потому что полагал, что книгу прислали мне не Вы (обычного автографа нет на ней), а кто-нибудь из знакомых.

Ну, да это ничего, поблагодарить никогда не поздно, и я низко кланяюсь Вам три раза.

Вы спрашиваете, буду ли я в сентябре в Москве. Отвечаю Вам: буду.

Крепко жму руку.

Аутский мещанин

А. Чехов.

Ялта, Аутка.

* в надежде, в чаянии (лат.)

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

5 августа 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Александрович, посылаю тебе стихотворение Бальмонта, присланное мне тобою. Стихотворение хорошее. Если ты найдешь его длинным и для «Русской мысли» не подходящим, то, пожалуйста, возврати его по адресу: Меррекюль, Эстл<яндской> ж. д., 6, Константину Дмитриевичу Бальмонту.

Мать здорова. Вообще все мы здоровы и благоденствуем. Погода чудесная, не жаркая, идут дожди.

Если пришлешь мне рукописи, то я прочту их очень охотно и возвращу не медля.

Будь здоров. Крепко жму руку и обнимаю.

Твой А. Чехов.

8  ​​ ​​ ​​​​ Привычка переносить боль спасает: слишком сильно подвернул левую ногу. Так было в 1969, когда выступал на восьмиборье в Выборге. Тогда ногу подвернул, когда прыгал с шестом – и поэтому едва закончил соревнования: 1 500 бежал на последнем дыхании («Au bout de souffle» Godard’а).

Еще десять лет назад мне казалась, моя спина болит («тянуло» постоянно), но вот спина «прошла».

Что еще хорошо: проходит частое сильнейшее потение, сопровождаемое кошмарами.

Теперь я «более» гармоничен, чем еще три года назад. Неужели моя лошадиная работа на Красной Площади так помогает?

Похоже, что да.

Спектаклей не вижу, но от жизни – живое ощущение театра. Я опять думаю, насколько мне не по силам писать о каббале пьесу, когда все мои мысли устремились к русской культуре. Именно потому и не могу писать, что уверен: моей жизни на это не хватит.

Театр, как и литература, попал в элитные жанры. Да! «Простой» человек пойдет не на спектакль Фоменко, а на мюзикл! Элитарную оперетту сжирает массовый мюзикл. При этом гибнут сотни мастеров прежде цветущего жанра. Все это понимают, но кто может остановить этот процесс?

​​ 

11  ​​​​ Очень понравилось, что люди в электричке кажутся серьезными. Может, они серьезны на самом деле и их свинство – только мой глупый сон?!

Про Европу рассказывают ужасы: будто она лишилась всего своего урожая, что десятки людей умерли от теплового удара. Вот это проблемы! Кто мог о них думать еще год назад?

13  ​​​​ Чехов пишет

M. И. ЧАЙКОВСКОМУ

13 августа 1903 г. Ялта.

Дорогой Модест Ильич, меня начинает помучивать беспокойство. Дело в том, что года два-три тому назад я послал Вам из Ялты письма покойного Петра Ильича и, не получив от Вас ответа, до сих пор не знаю, получены ли Вами письма, где они в настоящее время, и если были возвращены Вами, то по какому адресу. Пожалуйста, напишите мне хоть одну строчку и кстати сообщите, как Ваше здоровье. Я о Вас часто вспоминаю.

Теперь я в Ялте. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму Вашу руку и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

14 ​​ Чехов пишет

Д. Т. САВЕЛЬЕВУ

14 августа 1903 г. Ялта.

Милый Дмитрий Тимофеевич, увы! Вот уже месяц, даже больше, как я в Ялте, где пробуду, вероятно, до октября. Пожалуйста, пиши мне, если я тебе нужен, я все исполню, что потребуется.

Пока я жил на Наре, я думал о том, как бы нам повидаться, а теперь жалею, что это не исполнилось.

На днях в Ялте был у меня Макар, который стал немилосердно толст. А Коробов постарел, поседел; и я поседел, похудел… одним словом, обращаемся все мало-помалу в маститых. Итак, стало быть, пиши. Будь здоров.

Твой А. Чехов.

15 ​​ Чехов пишет

Ал. П. ЧЕХОВУ

15 августа 1903 г. Ялта.

Quousque tandem taces? Quousque tandem, frater, abutere patientia nostra?

Sum in Jalta.

Frater bonus

Antonius.

Scribendum est.

Перевод: ​​ Доколе, наконец, будешь молчать? Доколе, наконец, брат, будешь злоупотреблять нашим терпением? ((Цицерон)) Я в Ялте.

Добрый брат

Антоний.

Писать надо.

16  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ

16 августа 1903 г. Ялта.

Дорогой Лев Антонович, сегодня, 16 авг<уста>, получил Ваше письмо, посланное 23 июля. Дело в том, что я не в Москве, а у себя в Ялте, и все, что про меня печатают, есть не иное, как пустая сказка. Пришлите мне в Ялту Вашу статью, я прочту и тогда скажу, что Вам с нею, с статьей, делать - печатать ли в журнале, или издавать отдельно. Быть может, напечатаем в «Русском богатстве», отослав Вашу статью Короленке.

Поздравляю Вас с младенцем. Стало быть, Вы теперь уже папаша.

Часто вспоминаем и говорим о Вас, чаще, чем Вы думаете. Осенью, с первого октября по январь буду жить в Москве, где, надо полагать, увидимся. Вы бы подали прошение, чтобы Ваше дело поскорее рассмотрели и поскорее бы Вас отпустили. Жена и сестра здравствуют. Художеств<енный> театр все тот же. Мое здравие ничего себе, а зимою было плоховато. Ну, да хранит Вас господь, крепко жму руку и низко кланяюсь. Буду писать скоро еще раз.

Ваш А. Чехов.

Пишите подробнее.

На обороте: ​​ Вильно. Его высокоблагородию

Льву Антоновичу Сулержицкому.

Гористый пер., д. Вильневчиц 15, кв. 1.

18  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

18 августа 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Александрович, из присланных и ныне мною возвращаемых заслуживает внимания одна только повесть «В чем причина?» Это хорошая вещь и может быть напечатана, только необходимо совсем переделать конец. Скажи или напиши автору, что сцена в вагоне-ресторане груба и фальшива, что первая глава не нужна и что конец длинен и не нужен. Пусть автор разрешит произвести сокращения и кое-какие поправки - по мелочам. Повесть, повторяю, хороша, а местами даже очень хороша.

Если автор разрешит поправки, то пришли мне повесть опять. Скажи ему, что название повести пусть придумает попроще.

Будь здоров.

Твой А. Чехов.

22  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

22 августа 1903 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович, пьеса Найденова хороша, только нужно, чтобы главное действ<ующее> лицо - Купоросов был переделан в человека хорошего, ясного, более определенного, чтобы обстановка была поскромнее, без телефона и прочей пошлости (обстановка в пьесе возбуждает ожидания, которые не сбываются), и чтобы герои - Теплов и учительница - в конце IV акта не говорили о деньгах и не писали писем. В обстановке скромной, не кричащей, не режущей глаз и ушей, в покойных, очень покойных, скромных тонах пьеса может пройти с большим успехом. Вот тебе краткое мнение о пьесе.

Ну-с, что касается моей собственной пьесы «Вишневого сада», то пока все обстоит благополучно. Я помаленьку работаю. Если немножко и опоздаю, то беда невелика, обстановочную часть в пьесе я свел до минимума, декораций никаких особенных не потребуется и пороха выдумывать не придется. Пока здоровье мое превосходно, лучше и не надо, так что работать могу.

Председатель комитета министров - это больше почетная должность, которую занимают обыкновенно министры, уже кончившие свою карьеру (Бунге, Дурново). О диктаторстве, про которое ты пишешь, мне кажется, не может быть и речи.

В Москве предполагаю жить и зимою. Приеду к ноябрю. Буду рад посмотреть «На дне», которого я еще не видел, и «Юлия Цезаря», которого предвкушаю. Во втором акте своей пьесы реку я заменил старой часовней и колодцем. Этак покойнее. Только во втором акте вы дадите мне настоящее зеленое поле и дорогу и необычайную для сцены даль.

Ну, да хранит тебя создатель. Я прочитал письмо Ольги и повторяю: я за пьесу Найденова. Только, конечно, нужно кое-что переделать. Кое-что, не более.

Будь здоров и весел. Обнимаю тебя.

Твой А. Чехов.

23  ​​​​ Чехов пишет

​​ M. П. ЧЕХОВУ

23 августа 1903 г. Ялта.

Милый Мишель, прости, прислать ничего не могу, потому что в настоящее время ничего не пишу, а то, что будет написано, давно уже обещано. И к Горькому, мне кажется, ты напрасно обращаешься; он берет 2-3 тысячи за лист и, во всяком случае, не станет работать в журнале, направление коего ему не может быть известно.

Все наши здравствуют и шлют тебе поклон. Погода хорошая. Все обстоит благополучно.

Ольге Германовне, Жене и Сереже нижайший поклон и пожелания самые сердечные.

Твой А. Чехов.

24 «Не будите мадам». Тараторкин чудесен именно в следовании безудержному романтизму Ануя.

Театр Моссовета видел только на гастролях, а в его здании – в первый раз. «Романтизм» горький, испытанный: такой прорывается при всех обстоятельствах жизни.

«Идиот». Евгения Крюкова играет Аглаю жестко, словно б перекашивая в стервозности. Ольга Остроумова прекрасна в своей искренности. Ее Маша из чеховских «Сестер» забавно контрастирует со слабостями играемой артистки. Я не скажу, что это большая режиссура, но характер драматургии Ануя выражен прекрасно. Помню, Эфрос поражал необычностью решений. Тут такого нет.

25  ​​​​ Купил билет в Питер в … воинской кассе! Или 1200 или 1300. Конечно, выбрал 1300.

В ночи: Охотный Ряд и его ночное Интернет – кафе. На дне Неглинки!

27  ​​​​ Чехов пишет

Л. Н. ТОЛСТОМУ

27 августа 1903 г. Москва.

Редакция «Русской мысли» шлет сердечное почтительное приветствие.

Лавров. Гольцев. Чехов.

На бланке: ​​ Тула. Ясная Поляна.

Графу ​​ Льву Николаевичу Толстому.

29  ​​​​ Чехов пишет

С. А. НАЙДЕНОВУ (АЛЕКСЕЕВУ)

29 августа 1903 г. Ялта.

Дорогой Сергей Александрович, большое Вам спасибо за то, что вспомнили и прислали пьесу. Не отвечал Вам так долго по той причине, что занят теперь, сам пишу пьесу, и что недавно писал свое мнение о «Деньгах» одному лицу. По-моему, пьеса превосходная, люди в ней живые, она коротка и грациозна, только я бы изменил название, взял бы что-нибудь попроще, взял бы поскромнее обстановку, без телефона, без этого шика, который заставляет читателя и зрителя ждать чего-то особенного; я бы из Купоросова сделал только хорошего человека, заведомо хорошего, чтобы жаль его было (когда он, например, в костюме Фауста), я изменил бы ему фамилию, сильнее влюбил бы его в хорошего человека - учительницу, избавил бы сию учительницу от Необходимости говорить в конце пьесы о деньгах, писать письмо… Конец у Вас со швейцаром очень хорош. Кокоточки хорошо сделаны. Жена и тесть героя закончены. Служащих в конторе и артельщиков надо бы, мне кажется, сделать подобрее. От злодеев на сцене всегда ждешь чего-нибудь крупного, иначе они не удовлетворяют.

Вы пишете, что торопитесь с пьесами. Для чего торопиться? Если Вы будете писать по одной пьесе в пять лет, то и этого вполне достаточно.

Вашу пьесу без Вашего разрешения прочли у меня все в доме - и сестра, и жена, между прочим, и обеим очень понравилось.

Я буду в Москве в ноябре.

Лучший акт, по-моему, у Вас второй и затем четвертый. Во втором акте чуточку надо тронуть героя, чтобы он вырос перед зрителем как художник; больше бы смелости.

Напишите мне, что я должен сделать с экземпляром пьесы, который Вы прислали мне. У себя оставить или послать куда?

Пришлите мне, буде это возможно, «№ 13» и «Блудного сына». Если нельзя, то подожду до ноября, когда, надеюсь, увидимся.

Крепко жму Вам руку. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

На конверте: ​​ Петербург. Моховая 45.

В редакцию журнала «Театр и искусство»

для передачи

Сергею Александровичу Найденову.

Л. Л. ТОЛСТОМУ

29 августа 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Лев Львович, с первых чисел июля я нахожусь в Ялте и буду здесь, вероятно, до ноября. Редактором «Русской мысли» в настоящее время состоит В. А. Гольцев, к которому и благоволите обратиться с рукописью; я же, если начну читать рукописи, то по всей вероятности не раньше ноября - декабря, когда буду в Москве.

Желаю Вам всего хорошего, а Вашей жене здоровья. Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

На конверте: Козловка-Засека Моск.-Курск. ж. д.

Графу Льву Львовичу Толстому.

31  ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Белые ночи» Петра Фоменко в его театре.

Поразительное владение сценой!

Первый раз вижу, чтоб пространство сцены использовалось столь полноценно, столь интересно, столь неотразимо!

После спектаклей Эфроса, сразивших меня в 1975 году, впервые вижу блестящую сценографию.

Вот какие спектакли я сам мечтал ставить, когда хотел поступать в Театральный институт.

И Настя, и Мечтатель ходят по балкам, поют, прыгают, кричат.

Всего удивительнее, что и прочие персонажи, не столь занятые, обрисованы очень подробно и в живости не уступают главным.

Как живо чувствуешь почерк Фоменко!

Кажется, спектакль – живой человек, и ты видишь, как искренне он волнуется, как все его жилочки дрожат.

В этой ясности – все мастерство.

Разве забуду, как впервые увидел «Братьев Карамазовых» Эфроса?

Поразительно, что именно эта яркая режиссура помогла осознать собственную бездарность, и постепенно я отошел от театра.

Эфрос помог отличить призвание от увлечения.

«Ночи» смотрел уже «без накрута», просто любуясь.

Для меня Фоменко – ясный продолжатель Эфроса.

Это слишком очевидно.

Пётр Наумович Фоменко.

Родился ​​ 13 июля 1932 года, Москва.

Окончил московскую школу № 9. Увлекался футболом: соперником по дворовым играм в то время был будущий знаменитый футболист Анатолий Ильин, а в младших классах учился Адамас Голодец; играл в теннис, хоккей с мячом, хоккей с шайбой.

Школьнику Петру Фоменко любовь к театру, музыке привила мама. По позднейшему признанию, в театр он пришёл именно через музыку. Окончил музыкально-педагогический институт им. Гнесиных, училище М. М. Ипполитова-Иванова по классу скрипки.

Поступил в Школу-студию МХАТ, где быстро стал для консервативных преподавателей-академиков средоточием всего, что «глубоко противопоказано великой школе русского театра». С одарённым «изгоем», несмотря ни на что, продолжал заниматься Борис Ильич Вершилов, в прошлом коллега Евгения Вахтангова. Тем не менее, Фоменко был отчислен «за хулиганство» с третьего курса в 1953 году.

Поступил в Московский педагогический институт им. Ленина (филологический факультет), который окончил заочно в 1955 году. Здесь Пётр Фоменко сдружился с Юрием Визбором, Юлием Кимом, Юрием Ковалем. Режиссировал знаменитые «капустники», делал попытки первых серьёзных постановок, в частности, репетировал «Каменного гостя» А. С. Пушкина.

Параллельно учился на режиссёрском факультете ГИТИСа (курс Н. Горчакова; среди педагогов А. А. Гончаров, Н. В. Петров), который окончил в 1961 году. Первый спектакль поставил в 1958 году.

Два спектакля Петра Фоменко в 1960-х годах были закрыты по цензурным соображениям: «Смерть Тарелкина» (театр им. Маяковского, 1966, после пятидесяти показов) и «Новая Мистерия-Буфф» (театр им. Ленсовета, 1969). За эстетическую неблагонадёжность режиссёра театральная критика нарекает его «осквернителем праха русской классики». В это время Пётр Фоменко живёт без постоянной работы, перебиваясь случайными заработками на телевидении, в провинциальных театрах, драмкружках и даже частной практикой филолога. К этому же периоду относится работа в студенческой студии МГУ на Ленинских горах.

Не найдя работы в Москве, уезжает в Тбилиси, где два сезона работает в Тбилисском театре им. Грибоедова.

В 1972-81 работает в Ленинградском Театре Комедии (с 1977 главный режиссёр), откуда ушёл после давно назревшего идеологического конфликта с горкомом КПСС под руководством Г. В. Романова.

С ​​ 1982 ​​ - в Москве: ​​ режиссёр в Театре им. Маяковского, с 1989 - в Театре им. Вахтангова.

С 1981 начинает преподавать в ГИТИСе по приглашению своего учителя, Андрея Александровича Гончарова (поначалу как педагог в мастерской Оскара Яковлевича Ремеза).

В 1992 году получает звание профессора Российской Академии театрального искусства (РАТИ).

В 2001 году выпустил последний курс студентов.

В  ​​​​ этом году ​​ оставляет кафедру режиссуры в РАТИ (ГИТИС) и ушёл из официальной театральной педагогики, которой отдал более 20 лет жизни.

С Любимовым:

1965 - «Антимиры» А. А. Вознесенского в театре на Таганке. Постановка Ю. П. Любимова. Режиссер П. Фоменко.

1965 - «Павшие и живые» по стихотворениям военных лет в театре на Таганке. Постановка Ю. П. Любимова. Режиссер П. Фоменко.

Как меня это тогда впечатлило!

Мастерская Петра Фоменко в ГИТИС-РАТИ (1981-1996).

1992 - «Волки и овцы» А. Н. Островского (постановка).

Видел по телику.

Московский театр «Мастерская П. Фоменко».

С ​​ 1993 ​​ года.

1996 - «Таня-Таня» О. Мухиной (режиссёр-постановщик)

1996 - «Свадьба» А. П. Чехова

1998 - «Чичиков. Мертвые души, том второй», фантазия на тему позднего Гоголя

2000 - «Одна абсолютно счастливая деревня», по Б. Б. Вахтину

2000 - «Семейное счастие» Л. Н. Толстого (автор композиции и режиссёр-постановщик)

2001 - «Безумная из Шайо» Ж. Жироду

2001 - «Война и мир. Начало романа. Сцены» Л. Н. Толстого (автор инсценировки, постановка)

2002 - «Египетские ночи», по произведениям А. С. Пушкина и В. Я. Брюсова (постановка)

31  ​​ ​​​​ Еще событие: прочел воспоминания Фаины Раневской. Поразительно, что при таком литературном даре она совсем не осознавала его и когда ее просили написать воспоминания, она отнекивалась.

Но разве оставленные обрывки ее записей не составляют всю эту замечательную актрису?

При всем трагизме в ней что-то детское, беззащитное.

Станция «Малые Херы».

Это же ребячество!

Мои отношения с Мариной Н-вой совсем расстроились, хоть продолжаю уважать ее знания.

Она, сдавая комнату, вела себя просто неприлично, просто неинтеллигентно.

Просто низость какая-то.

Мне этого не пережить.

Почему люди так плохи?

Почему так мало ценят друг друга?

У нее катастрофическая ситуация с деньгами – и мы ей реально помогли!

Но она извратила смысл нашего знакомства, нашей помощи. Жалко.

Столь многими театральными событиями заканчивается лето.

31  ​​ ​​​​ Чехов пишет

П. Ф. ИОРДАНОВУ

31 августа 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Павел Федорович, каталог я получил, большое Вам спасибо. Я еще не успел рассмотреть его как следует, но все же он нравится мне.

Я был бы очень рад, если бы мне удалось сделать что-нибудь для Любови Юлиановны. Напишите ей, что я буду в Москве в конце октября и что мой адрес такой: Петровка, д. Коровина, кв. 35. Боюсь, что не удастся пристроить ее в земстве, хотя я и мог бы пристроить. Дело в том, что у нас в Московском земстве работают не акушерки, а акушерки-фельдшерицы. Почему бы ей но попытать счастья, не поступить бы на медицинские курсы? Ведь поступить туда никогда не поздно.

Желаю Вам хорошего, веселого путешествия, будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Сентябрь

1  ​​ ​​​​ Я в Питере

2  ​​​​ Чехов пишет

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

2 сентября 1903 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович, спасибо тебе за письмо. Очень жаль, что мы расходимся насчет пьесы Найденова; есть сходство с «Одинокими» во II акте, нескладен Купоросов, но ведь это и не так важно. Важно, чтобы была пьеса и чтобы в ней чувствовался автор. В нынешних пьесах, которые приходится читать, автора нет, точно все они изготовляются на одной и той же фабрике, одною машиной, в найденовских же пьесах автор есть.

Если ты, как пишешь, уйдешь в Малый театр, то не обрадуешься. Ведь ты отвык уже и от Рыбакова, и от Лешковской, и как бы они ни играли, тебе все будет казаться нескладным и угловатым… Нет уж, держись своего театра.

Моя пьеса (если я буду продолжать работать так же, как работал до сегодня) будет окончена скоро, будь покоен. Трудно, очень трудно было писать второй акт, но, кажется, вышел ничего. Пьесу назову комедией.

Здоровье мое ничего себе, не жалуюсь. Мечтаю о зиме, которую рассчитываю прожить в Москве.

Будь здоров и благополучен. В моей пьесе роль матери возьмет Ольга, а кто будет играть дочку 17-18 лет, девочку, молодую и тоненькую, не берусь решать. Ну, да там видно будет.

Кланяюсь низко и обнимаю тебя.

Твой А. Чехов.

3  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

3 сентября 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Александрович, из присланных тобою и ныне мною возвращаемых заслуживает внимания только рассказ Крашенинникова. Рассказ сей, по-моему, чуточку сократить, кое-где пошлифовать язык и, благословясь, печатать.

Осенью приеду в Москву. Рассказ напишу, погоди немножко. Будь здрав и да охраняют тебя добрые духи (не духИ, а духи). Из Крашенинникова, если он еще молод, может выработаться хороший писатель.

Твой А. Чехов.

6 ​​ Чехов пишет

С. Н. РАБИНОВИЧУ (ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМУ)

6 сентября 1903 г. Ялта.

Милостивый государь Соломон Наумович!

Вот уже два месяца, как я живу в Ялте, из Ялты я уже писал Вам (в ответ на Ваше письмо), между тем Ваше последнее письмо было послано в Наро-Фоминское. Я теперь ничего не пишу, у меня нет ни одной строки, которую я мог бы предложить Вам. Простите пожалуйста. Если позволит здоровье, то в начале ноября я буду в Москве, тогда благоволите прислать мне Вашу повесть, с указанием, в каком именно журнале Вы желали бы ее напечатать. Пока же я в Ялте (говорю по опыту), сделать я могу очень немного. Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов

13 ​​ Чехов пишет

М. А. ЧЛЕНОВУ

13 сентября 1903 г. Ялта.

Дорогой Михаил Александрович, это правда, лето провел я очень хорошо, был здоров и работал понемножку; но неделю тому назад я заболел и вот теперь кисну, ничего не делаю и стараюсь спрятаться от холода, который стал одолевать Ялту чуть ли не с начала сентября. Пьесу я почти кончил, надо бы переписывать, да мешает недуг, а диктовать не могу.

За письмо большое Вам спасибо. Я рассчитывал приехать в октябре и рассчитывал жить в Москве всю зиму - это по совету Остроумова.

Мне хотелось бы поговорить с Вами о Мечникове. Это большой человек. Оправдаются ли надежды на прививку?

Ну, крепко жму Вам руку и желаю полного успеха. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Нa обороте: Москва. Доктору

Михаилу Александровичу Членову.

Каретный ряд, д. Тишенинова, кв. 41.

15  ​​​​ Вымыл куртку – и появились проблемы: ко мне подошел юноша возраста моего Олега и потребовал «мелочи».

Так и сказал:

- «Я же вижу: у вас много мелочи».

Мне пришлось уйти, не позвонив, иначе дело клонилось к драке. Не знаю, как отвечать этой сволочи.

Потом ​​ все же позвонил ​​ Ире Рыж-вой, но ее телефон так и не ответил.

Может, это и хорошо?

И что встречаться, если нет желания?

Иру не видел уже два года, а, может, и не хочу видеть. Сам не знаю.

Три года назад эти самые Иры запросто отбрили меня – так о чем жалеть?

Эта нетерпимость к скотству идет из детства, когда старшие дети часто грабили меня.

Потом добавили дяди: они (кроме Жени) дружно меня не любили, считали тунеядцем – и эта рана уже никогда не пройдет в моей душе. Поэтому у меня нет великодушия к сволочи!

Мне ведь ничего не прощалось. Наоборот, во мне выискивались недостатки. Почему он так нагло потребовал деньги? Судя по одежде, он совсем не беден, этот юноша.

15 ​​ Чехов пишет

М. П. АЛЕКСЕЕВОЙ (ЛИЛИНОЙ)

15 сентября 1903 г. Ялта.

Дорогая Мария Петровна, не верьте никому, пьесы моей не читала еще ни одна живая душа; для Вас я написал не «ханжу», а очень милую девицу, которой Вы, как я надеюсь, останетесь довольны. Пьесу я почти окончил, но дней 8-10 назад я заболел, стал кашлять, ослабел, одним словом, началась прошлогодняя история. Теперь, т. е. сегодня, стало тепло и здоровье как будто стало лучше, но все же писать не могу, так как болит голова. Ольга не привезет пьесы, я пришлю все четыре акта, как только будет возможность засесть опять на целый день. Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс, и я боюсь, как бы мне не досталось от Владимира Ивановича. У Константина Сергеевича большая роль. Вообще же ролей немного.

К началу приехать не могу, буду сидеть в Ялте до ноября. Ольга, пополневшая, окрепшая за лето, приедет в Москву, вероятно, в воскресенье. Я останусь один и, конечно, не премину этим воспользоваться. Мне, как пишущему, необходимо наблюдать возможно больше женщин, необходимо изучать их, и потому, к сожалению, верным мужем быть я не могу. Так как я наблюдаю женщин главным образом для пьес, то Художественный театр, по моему мнению, должен был бы прибавить моей жене жалованья или назначить ей пенсию.

В Вашем письме Вы не сообщили адреса, посылаю письмо в Камергерский переулок. Вероятно, Вы бываете на репетициях и потому получите его скоро. За то, что Вы вспомнили, написали мне письмо, я Вам благодарен бесконечно. Игорю и Кире шлю низкий поклон и благодарю их за память, только напрасно Кира радуется S-t Bernard'у*, это собака добрая, но неудобная и совершенно бесполезная. То ли дело мой друг Цыган. На днях я тоже завел себе дворнягу, необыкновенно глупую.

Когда увидите Вишневского, то скажите ему, чтобы он постарался похудеть - это нужно для моей пьесы. А затем, будьте здоровы, счастливы, веселы, пусть Вам все удается. Пожелайте, чтобы я поскорее выздоровел и занялся делом. Константину Сергеевичу и всем Вашим товарищам и товаркам низкий поклон.

Ваш А. Чехов.

Целую Вам ручку.

* сенбернару (франц.)

С. А. КАРЗИНКИНОЙ

15 сентября 1903 г. Ялта.

Милостивая государыня Софья Андреевна!

Сегодня, по получении от Вас письма, я говорил с Сергеем Яковлевичем Елпатьевским, и он обещал мне написать Вам подробно, сегодня же. Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

18  ​​​​ Провел большую работу по мойке простыней. Вопрос болезненный. Известно, что Люба и Павел очень болеют, и контакт с их бельем может кончиться плачевно.

Как они выживают? Год назад отец послал ей 1000 д. – и это тоже глупость! Деньги запросто пропали, а новых взять неоткуда. А эта питерская квартира висит в воздухе еще и потому, что некая Наташа, на которую она оставлена, ведет себя, по крайней мере, некорректно: исчезла с пенсией Эрика Эз-евича – за целый год!!

Как говорится, думай, что хочешь. Конечно, я храню молчание, но все может кончиться взрывом, который перевернет все наши отношения.

18 ​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

18 сентября 1903 г. Ялта.

Прости, милый Виктор Александрович, я задержал рассказ - это потому, что мне нездоровится вот уже дней десять. Стало холодновато, подуло осенью, ну и здравие мое тоже стало настраиваться на осенний лад. Кашляю, ослабел и по обыкновению своему страдаю расстройством кишечника.

Посылаемый рассказ можно бы и еще больше исправить, да неудобно он написан, с узкими промежутками между строками и без полей.

Ольга будет в Москве в это воскресенье. Маша поживет здесь до октября.

Будь здоров, жму руку.

Твой А. Чехов.

В. М. ЧЕХОВУ

18 сентября 1903 г. Ялта.

Милый Володя, спасибо за письмо и за фотографию. Сделай несколько снимков еще, пожалуйста, и пришли, только без кошек, которые у тебя чрезвычайно нехудожественны. Все мы живы, почти здоровы и благоденствуем по мере сил и возможности. В Ялте дни теплые, летние, вечера же холодные. Цветут розы.

Когда будешь писать в Мерв, то поклонись о. Василию, Сане и Леле; а теперь кланяйся и передай привет маме и Иринушке. Будь здрав и благополучен, не забывай.

Твой А. Чехов.

18 сентября 1903.

19 После роскошных «Белых ночей» – «Федра» в БДТ. Холодный душ. Не просто плохо, но безнадежно плохо. В современный БДТ я больше не ходок. Так и дохнуло самодеятельностью. Игнатова (Федра) мужественно тащила спектакль.

Арисия (Куликова) тоже играла с большой отдачей. Прочие – просто скучно. Получился не Расин, а Расинчик. Я ведь шел в театр с благоговением! Столько лет не был в БДТ! Это уже стало проблемой: идти вечером в театр. Просто нет сил. И так устаешь, а тут еще эта самодеятельность!

Этого постановщика Дитятковского считают гением, а нас он просто разозлил. Самое слабое место спектакля – сценография. Сказать, что Е. Попова (Энона) и прочие женщины играют плохо, не могу, но мужчины все провалили. Только Терамен (Штиль) приятен, играет с достоинством, «со своим почерком» (выражение Евстигнеева), а прочие не годны ни на что. Ужасно, что в спектакле все мелко: нет подлинных страстей. Спектакль без центра: кто в лес, кто по дрова. За три года существования он, видимо, развалился, а собрать заново некому.

Но так уронить марку БДТ! Это мне обидно. И что за стилизация? Все в каких-то морских нашивках, а сосуд, в котором Федра плещет рукой, похож на братину. И что за круглые цилиндры катают по сцене, что за хореография? Главное, спектакль безнадежно расхлябан. Такое впечатление. Что спектакль никто не держит – и он расползается на глазах. За что же он получил такую рекламу: и первые премии, и столь восторженные мнения? Всё только липа. Жалко. Где же критерии?

19  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 сентября 1903 г. Ялта.

Милая моя лошадка, милая собачка, милая жена, здравствуй, голубчик! Целую тебя и обнимаю миллион раз. Пиши мне не медля, что, как и все ли в Москве благополучно.

Еще раз обнимаю тебя, лошадка, господь с тобой.

Твой А. Чехов. Скоро приеду!!

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 сентября 1903 г. Ялта.

Пятница, день твоего отъезда.

Милый дусик мой, лошадиная моя собачка, как ты доехала? Как провела ты время в Севастополе с рыжим усачом? Все ли благополучно?

А я вернулся с парохода нездоровый; есть не хочется, нудно, глупо в животе, ходить не особенно приятно, голова разболелась. Не знаю, отчего это. Но самое худшее, конечно, это твой отъезд; к твоему отсутствию я не скоро привыкну.

Если ты еще не успела послать в Ялту посылку, то прибавь гамаши - они скоро понадобятся.

Читал сегодня в газетах, что «Вишневый сад» пойдет в декабре. Если это справедливо, то очень хорошо, согласен, пусть только пьеса пойдет в первых числах декабря, а не в последних. Завтра уже буду работать.

Сегодня обедала у нас Нина Корш с девочкой. А мне, знаешь, немножко беспокойно, что ты взяла у меня не 100, а 75 р. Я, стало быть, должен тебе, дусюка, 25 р.

«Новое время» продолжает пощипывать Горького; боюсь, как бы скандала не вышло.

Пиши мне, родная, голубчик мой, ты теперь убедилась, знаешь, как я тебя люблю.

Завтра еще буду писать тебе, а теперь отдыхай, беседуй, распаковывай чемоданы. Поклонись всем знакомым, никого не пропускай. Напиши, как идет «Юлий Цезарь», не слышно ли чего-нибудь насчет «Юлия Цезаря» и проч. и проч. Как Вишневский?

Обнимаю, целую твои лапки. Господь с тобой.

Твой А.

Как будто я стал писать еще мельче. Правда?

Сегодня буду раскладывать пасьянс solo.

20 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 сентября 1903 г. Ялта.

Как это жестоко, дусик мой! Вчера весь вечер, потом ночью, потом сегодня весь день ждал твоей севастопольской телеграммы, и только сегодня вечером (в субботу) получил от Шапошникова: «Супруга ваша выехала благополучно…» и т. д. А я думал, что пароход затонул, что билета у тебя нет и проч. и проч. Нехорошо, супруга милая. В другой раз не обещай.

Мне сегодня легче, но все же я не совсем здоров. Слабость, во рту скверно, не хочется есть. Сегодня я сам умывался. Вода была не холодная. Твое отсутствие очень и очень заметно. Если бы я не был зол на тебя за телеграмму, то наговорил бы тебе много хорошего, я сказал бы тебе, как я люблю мою лошадку. Пиши мне подробности, относящиеся к театру. Я так далек ото всего, что начинаю падать духом. Мне кажется, что я как литератор уже отжил, и каждая фраза, какую я пишу, представляется мне никуда не годной и ни для чего не нужной. Это к слову.

Михайловского еще не видал. Панова тоже не видел. Если увижусь с ним, то, конечно, сообщу тебе. Пилюли забываю принимать, хотя и ставлю их перед самым носом; но все же вовремя вспоминаю и исправляю ошибку.

Целую тебя, женушка моя, голубчик. Если мои письма скверные, пессимистические, то не огорчайся, родная, это все пустяки.

Твой А.

21  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 сентября 1903 г. Ялта.

Женуля моя великолепная, сегодня чувствую себя полегче, очевидно прихожу в норму; уже не сердито поглядываю на свою рукопись, уже пишу, и, когда кончу, тотчас же сообщу тебе по телеграфу. Последний акт будет веселый, да и вся пьеса веселая, легкомысленная; Санину не понравится, он скажет, что я стал неглубоким.

Встаю в 8 часов утра, умываюсь. Сегодня была холодная вода, хорошо умылся. На дворе тепло, почти жарко. Дома все благополучно. Шарик еще не научился лаять, а Тузик - разучился. Без тебя мне спать страшновато.

К<онстантин> Л<еонардович> не приходил после твоего отъезда ни разу.

Сегодня пришло твое письмо, написанное карандашом, я читал и сочувствовал тебе, моя радость. Пить шампанское! Ездить на Братское кладбище! О, дуся, это тебя так прельстили длинные рыжие усы, иначе бы ты не поехала.

Пьесу пришлю на твое имя, а ты уж передашь начальству. Только когда прочтешь и найдешь ее скверной, не падай духом.

Целую тебя, лошадка, хлопаю, трогаю за нос. Будь весела, не хандри, не умничай и старайся тратить поменьше денег.

Господь с тобой, будь, повторяю, весела.

Твой А.

23  ​​ ​​​​ Москва.

В самых разбитных фильмчиках – Лосев!

Что в БДТ.

Слишком знакомый актер. Как поразительно видеть актера, казавшегося столь талантливым в Университетской театральной студии, на каких-то сомнительных ролях! В этих наспех сделанных фильмах – ни глубины, ни умения, ни просто порядочности! Только рынок; больше ничего.

Серге́й Васи́льевич Ло́сев.

Родился 2 августа 1948.

Советский и российский актёр театра, кино и телевидения, Заслуженный артист Российской Федерации (1997)

Окончил четыре курса математико-механического факультета Ленинградского университета, затем поступил в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии и в 1975 году его окончил.

С 1980 года служит в БДТ имени Г. А. Товстоногова.

С 1989 года был постоянным участником знаменитого ленинградского театра капустников «Четвёртая стена» под руководством Вадима Жука (вместе с Александром Романцовым, Борисом Смолкиным и другими актёрами).

23  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 сентября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, дусик, моя половинка! Сегодня пришло от тебя два открытых письма, я очень рад и доволен. Рассчитывал получить из Москвы телеграмму, ну, да бог с тобой, я вхожу в твое положение и понимаю. Что нового придумали в театре? Не утомились? Не разочаровались?

Четвертый акт в моей пьесе сравнительно с другими актами будет скуден по содержанию, но эффектен. Конец твоей роли мне кажется недурным. Вообще не падай духом, все обстоит благополучно.

После твоего отъезда брат твой не был у меня ни разу. Я нисколько не обижаюсь, а пишу тебе об этом только на всякий случай. Посылка у нас лежит и ждет его прибытия. Его адрес: Ялта, Дерекой, д. Мустафы Бай. Вчера был у меня Панов, разодетый, довольный жизнью, счастливый; сидел долго. Говорил, что Михайловский, по всей вероятности, поехал с Костей на Сюрень. Михайловский будет у меня в четверг.

У Татариновой умер сын около Кекенеиза, когда везли его домой из-за границы. Сегодня похороны, Маша отправилась в церковь.

Умываюсь я хорошо. Велю подавать кувшин обыкновенной воды из водопровода и небольшой кувшин со льда. Потом развожу, и у меня получается именно то, что нужно. Одеваюсь медленно, или потому что отвык одеваться, или потому что мешает одышка. Настя подает каждый день новый костюм. Зубы чищу, пульверизацией занимаюсь. Что еще? Жене пишу почти ежедневно.

На сих днях к тебе придет П. И. Куркин. Он расскажет тебе о том, что ему нужно, а ты подумай и дай совет. Дело весьма важное.

Шарик растет, но еще не лает. Ты, уезжая, забыла взять свою кошку. Прикажешь прислать?

Кланяйся Вишневскому и скажи ему, чтобы он набирался мягкости и изящества для роли в моей пьесе.

Ну, цуцык, благословляю тебя. Не сердись, не хмурься, не брани своего мужа. Скоро увидимся. Как только в Москве начнутся заморозки, так и приеду.

Твой А.

П. И. КУРКИНУ

23 сентября 1903 г. Ялта.

Дорогой Петр Иванович, как-то летом я получил телеграмму, в которой поручалось мне известить Вас о смерти И. К. Коврейна; предполагая, что Вы в Балаклаве, я послал Вам письмо в Балаклаву.

В. А. Морозова занята устройством (сбором пожертвований и проч.) московских медицинских курсов, на петербургские она не даст; с Базановой я не знаком. Самое лучшее - пусть М. А. Щедрина вместе с Вами (или Вы один - это все равно) побывает у моей жены и поговорит насчет Саввы Тимофеевича Морозова и пермского миллионера Ник<олая> Вас<ильевича> Мешкова, который теперь, по всей вероятности, уже в Москве или скоро будет в Москве. Сначала побывайте у моей жены Вы один, а то она, пожалуй, после лета побаивается чужих, отвыкла. Мешков хороший, добрый парень, Савва тоже, жена Саввы женщина добрая и неглупая.

У Васильевой не все дома. Она все примеривается и никогда не отрезывает. И земство, по-видимому, в Смоленской губ. ни в чем не нуждается, иначе бы больница давно уже была готова.

Я похварываю опять. Пьеса новая будет, называется она так: «Вишневый сад». В Москве буду к ноябрю, если уймется кашель.

Крепко жму Вам руку, будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

В. Н. ЛЬВОВУ

23 сентября 1903 г. Ялта.

Дорогой Василий Николаевич, большое Вам спасибо, что вспомнили и написали письмо, спасибо, главное, за то, что не сердитесь. Да, зиму я провел неважно, у меня был плеврит, ничего я не делал, к весне стало легче, а летом и совсем хорошо. Все лето я провел под Москвой, потом приехал в Ялту и здесь, как водится, с наступлением осени опять заболел; ослабел, кашляю и проч. и проч. Между тем болеть не следовало бы, оканчиваю пьесу для Художественного театра, много всякой другой литературной работы. Как бы ни было, все-таки глубокой осенью я буду в Москве.

Дела с биологической станцией идут неладно или, вернее, никак не идут. Началось с того, что я получил письмо от г-жи Соловьевой, в котором она писала мне о своем желании устроить станцию; тогда же я сообщил об этом Вам. Потом г-жа Соловьева вдруг открыла у себя курорт, совершенно забывши о том, что говорила и писала мне. Письма ее ко мне целы. Мне почему-то кажется, что если она не разорится, то через года два опять заговорит об открытии у себя станции.

Средин изредка бывает у меня, я же ни у кого не бываю, сижу дома почти безвыходно. Когда приеду в Москву, извещу Вас немедленно; если Вам будет некогда или не позволит здоровье, то я наведаюсь к Вам.

Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку. Ваш А. Чехов.

На конверте: ​​ Василию Николаевичу Львову.

Шереметевский пер., Университет, кв. 2.

25  ​​​​ Вышел сегодня из метро – холодный дождь. И потом дождь до полудня. Холод. Напряжение. Стресс. И что? Это мне ближе. Так прожита вся жизнь, я не хочу ее менять. Эти ненужные похвалы подчеркивают мою бедность, слабость (измучил транспорт).

Как бы хотел жить под Москвой, но в глухом лесу, чтоб только писать, а не тратиться в давках. Так я болен после каждого путешествия в родные места. Почему там не остался, почему надо скитаться, сходить с ума, страдать? Почему родство утверждается далеко от близких людей? Почему близкие страшны и не друзья?

25  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 сентября 1903 г. Ялта.

Собака моя бесхвостая, это письмо придет к тебе, вероятно, после того, как уж получишь телеграмму об окончании пьесы. Четвертый акт пишется легко, как будто складно, и если я его кончил не скоро, то потому что все побаливаю. Сегодня мне легче, чем вчера, правда, но часов в 11 начало ломить в ногах, в спине, начался кашель. Все-таки, думаю, теперь будет становиться все лучше и лучше. Третьего дня явился ко мне твой, как ты его называешь, «враг» Альтшуллер; я не дался выслушивать, но сказал насчет утренних обливаний. Он всплеснул руками и запретил мне обливаться из губки. И теперь я умываюсь по-старому, то есть через три-четыре дня у меня опять уже будет серая шея. Два утра я не обливаюсь, но состояние моего здравия все-таки прежнее, только как будто чувствую себя бодрее.

Вчера, наконец, был Костя. Явился он веселый, возбужденный, серый и тощий, в темных кисейных панталонах. Мы дали ему пообедать. Он ушел и вечером пришел опять с засорившимся глазом. Я стал делать операцию, операция, кажется, не удалась, но глазу полегчало. Сегодня рано утром он приезжал за бельем. Завтра у него кончается самая трудная работа. С Михайловским ладит.

Настя аккуратно меняет мне костюмы. В самом деле, так хорошо, хозяйственно. Вообще надо пожалеть, что я женился на тебе так поздно. Когда я пришлю пьесу, то постарайся сделать так, чтобы во время чтения (в фойе) Стаховича не было.

Мне кажется, что в моей пьесе, как она ни скучна, есть что-то новое. Во всей пьесе ни одного выстрела, кстати сказать. Роль Качалова хороша. Присматривай, кому играть 17-летнюю и напиши мне.

Вчера я не писал тебе и вообще писал мало, потому что нездоровилось.

Целую тебя, моя радость, крепко обнимаю. Поклонись Вишневскому, Немировичу, Алексееву и всем православным христианам. Я замедлил с пьесой, скажи, что очень и очень извиняюсь.

Завтра придет от тебя письмо - первое из Москвы. Жду его с нетерпением.

Ну, цуцык, не забывай, вспоминай.

Твой А.

26  ​​ ​​​​ Среди гостей проходящего в Москве фестиваля «Новая драма» - американский драматург, лауреат Пулитцеровской премии Артур Копит. Автор знаменитой, в том числе шедшей в московском Театре сатиры пьесы с длинным названием «Папа, папа, бедный папа, ты не вылезешь из шкапа, ты повешен нашей мамой между платьем и пижамой». Автор либретто бродвейских мюзиклов «Девять» и «Фантом оперы». Одна из пьес Копита, возможно, вскоре появится в афише МХАТа имени Чехова.

26  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

26 сентября 1903 г. Ялта.

Четыре акта совершенно готовы. Переписываю. Пришлю тебе. Здоровье поправляется. Тепло. Целую.

Антуан.

27 сент.

Дусик мой, лошадка, я уже телеграфировал тебе, что пьеса кончена, что написаны все четыре акта. Я уже переписываю. Люди у меня вышли живые, это правда, но какова сама по себе пьеса, не знаю. Вот пришлю, ты прочтешь и узнаешь.

Вчера были Михайловский и Панов. Первый много рассказывал, я с удовольствием слушал, второй помалкивал. Потом приезжал Костя. Он хотя и не согласен с чем-то, но, по-видимому, доволен. Михайловский очень мне его расхваливал.

А третьего дня приехал неожиданно твой необыкновенный друг, рыжеусый Шапошников. Сегодня он был опять, обедал и после обеда уехал с Машей в Суук-Су, к Соловьевой. Скучен он донельзя, до того, что, слушая его, хочется высунуть язык.

Если бы ты, лошадка, догадалась прислать мне телеграмму после первого представления «Юлия Цезаря»! «Вишневый сад» я пишу на той бумаге, которую мне дал Немирович; и золотыми перьями, полученными от него же. Не знаю, будут ли от этого какие перемены.

Ах, бедный Володя, зачем он слушает своих родственников! Певца из него не выйдет, а адвокат, хороший и усердный, уже выходил из него. И почему вас так пугает карьера адвоката? Разве порядочным адвокатом хуже быть, чем петь в театре тенорком в течение десяти лет, по

4500 р. в год, а потом уходить в отставку? Очевидно, вы понятия не имеете о том, что значит присяжный поверенный, адвокат.

На море качает, но погода хорошая. Панов уже уехал. Он и Михайловский будут на первом представлении «Вишневого сада» - так они говорили.

Шнапу поклонись и поблагодари его от моего имени, что он не напугал тебя, что шея его не исковеркана. Шарик доволен жизнью. Тузик временами впадает в пессимизм.

Тебя пишет Средин? Да, это удовольствие, но удовольствие, которое можно претерпеть только раз в жизни. Ведь ты уже писалась им, Срединым!

Ну, лошадка, глажу тебя, чищу, кормлю самым лучшим овсом и целую в лоб и в шейку. Господь с тобой. Пиши мне и не очень сердись, если я тебе буду писать не каждый день. Теперь переписываю пьесу, стало быть, заслуживаю снисхождения.

Кланяйся всем.

Твой А.

29  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

29 сентября 1903 г. Ялта.

Необычайная жена моя, хорошенькая, гладенькая лошадка, здравствуй! Пьеса уже окончена, но переписываю медленно, так как приходится переделывать, передумывать; два-три места я так и пришлю недоделанными откладываю их на после - уж ты извини. Пьесу, по всей вероятности, привезет Маша.

Брат твой опять не показывается. Я кашляю меньше, чувствую себя здоровым, только часто злюсь (на себя) и ем не особенно много, без аппетита. Костюм меняю каждый день, умываюсь по-старому, сплю очень хорошо, зубы чищу, мармелад ем.

Вчера вечером пошел дождь, дуся моя, стало хорошо, свежо, тихо. Розы цветут. Е. П. Горькая еще не была у нас. Вообще никто не бывает. Впрочем, была Софья Павловна, твоя подружка. А ты стала ходить по театрам? Да еще на пьесы Тимковского? Ведь Пасхалова уже старая актриса, моя ровесница по крайней мере, она играла когда-то у Корша; это актриса совершенно провинциальная, неинтересная, и я не знаю, почему это так о ней заговорили. Вот еще: она урожденная княжна Чегодаева, жена того господина, который убил Рощина-Инсарова.

Я тебя люблю, дусик.

Если бы здоровье мое поправилось, то я отправился бы куда-нибудь в дальнее плавание. Это необходимо, ибо дома закиснешь, станешь Тимковским.

Скажи Бунину, чтобы он у меня полечился, если нездоров; я его вылечу.

Ну, лошадка, целую тебя в шейку и глажу. Ах, если бы ты в моей пьесе играла гувернантку. Это лучшая роль, остальные же мне не нравятся.

Будь здорова и весела, Христос с тобой.

Твой А.

30 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 сентября 1903 г. Ялта.

Радость моя, сейчас получил от тебя посылку. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо! Гамаши уже надел и чувствую в ногах необычайную теплоту, и это очень кстати, так как сегодня здоровье мое не того, пишется совсем скверно и даже сказал в телефон Альтшуллеру, чтобы он пришел. Аппетита нет, кашель. Слава богу, что хоть сплю хорошо, сплю как хохол. Альтшуллер, вероятно, залепит мушку.

Вчера я томился, не работал, и если моя пьеса опоздает дней на пять, то простите бога ради. С Машей едва ли успею послать.

Наш Шарик подрастает, говорят, что он хорошо лает, но я лая его не слышал еще ни разу. Сегодня пасмурно, прохладно. Каменный забор вокруг двора становится все выше и выше; кажется, так уютнее. Оттого, что на дворе холодно, в комнатах стало мух много, надоели.

После первого представления «Юлия Цезаря» пиши мне подробнее, я ведь очень и очень интересуюсь, дуся.

Сегодня в нашей газете крупными буквами напечатано, что флот ушел в Корею с запечатанными пакетами… Ой, уж не война ли?

Будь здорова, моя лошадка, будь весела и кушай себе овес. Мне без тебя томительно скучно.

Температура 37,5.

Мелкий дождик. Храни тебя создатель. Обнимаю.

Твой А.

Октябрь

1  ​​ ​​​​ Вышел «просто посмотреть» на клинику с зубопротезированием, а попал в городскую стоматологическую клинику – и уже сделал первые шаги, чтоб иметь достойные зубчата.

Нижняя левая «шестерка» выходит с трудом. Врач, боясь кровотечения, попросила есть только теплое, а с соседней «семеркой» подождать. В этот день в поликлинику не дали воды.

2  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 октября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, лошадка, спасибо тебе за письмо об «Юлии Цезаре», о репетиции, ты хорошо написала, я очень доволен. Жду все новых и новых писем, недовольное я животное. Пиши, дуся, пиши, родная.

Сегодня у меня температура нормальная. Альтшуллер прописал такие пилюли, что теперь я буду по семи дней не бегать, не надевать халата. Осталась слабость и кашель. Пишу ежедневно, хотя и понемногу, но все же пишу. Я пришлю пьесу, ты прочтешь ее и увидишь, что можно было бы сделать из сюжета при благоприятных обстоятельствах, то есть при здоровье. А теперь один срам, пишешь в день по две строчки, привыкаешь к тому, что написано, и проч. и проч.

У нас летняя погода, цветут розы. Вчера вечером забегал твой брат.

Меня стали откармливать. Напихали полный живот.

Вчера Альтшуллер долго говорил со мной о моей болезни и весьма неодобрительно отзывался об Остроумове, который позволил мне жить зимой в Москве. Он умолял меня в Москву не ездить, в Москве не жить. Говорил, что Остроумов, вероятно, был выпивши.

Платье чистят каждый день… Твое мыло, которое ты прислала, превосходно; завтра буду голову мыть порошком. Как я рад, что я женился на тебе, мой мордасик, теперь у меня все есть, я чувствую тебя день и ночь.

У халата я отрезал пояс наполовину, а то бывали неприятные пассажи. Писал ли я, что мать в восторге от твоих подарков? Я научил ее пасьянсу тринадцать в таком виде, как мы с тобой раскладывали.

Господь с тобой. Целую тебя, обнимаю, хлопаю по спинке и делаю все то, что законному мужу дозволяется делать… Будь здорова, моя лошадка.

Твой А.

Опиши первое представление - поподробнее.

Пришла Варвара Константиновна, а Маше и матери надо уходить в город по очень важному делу. Вот как тут быть теперь?

​​ 

3  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 октября 1903 г. Ялта.

Зачем, лошадка, ты в таком обидном тоне пишешь насчет обливаний? Альтшуллер запретил их, правда, но все же от запрещений его тогда мне не стало лучше, и обливания я возобновлю непременно, как только припру в Москву. Теперь мне стало лучше, хотя кашель, особенно по утрам, дает себя знать и скоро утомляюсь. Все-таки, повторяю, мне с каждым днем все лучше и лучше. Маша тебе расскажет, как я теперь ем. Ем, как тигр.

Если понадобятся деньги, то возьмешь у Вишневского в кассе, в счет будущих благ. Жду телеграммы насчет «Юлия Цезаря». Уже солнце садится, а телеграммы все нет.

Только что были у меня Михайловский и знаменитый Тейтель, следователь из Самары, еврей. Тейтель будет у тебя в Москве, чтобы устроиться как-нибудь насчет театрального билета. Был и твой брат, усталый, но веселый; мы его покормили ужином.

За пьесу не сердись, дусик мой, медленно переписываю, потому что не могу писать скорее. Некоторые места мне очень не нравятся, я пишу их снова и опять переписываю. Но скоро, скоро, лошадка, я кончу и вышлю. Как только вышлю, дам знать по телеграфу. Я ведь не так скуп, как ты, богатая актриса; от тебя телеграммы сегодня я так и не дождался.

Дуся, прости за пьесу! Прости! Честное слово, я кончил ее и переписываю.

Маша расскажет тебе, как я растолстел. К тебе приедет муж-толстячок, вот увидишь. Сплю я превосходно. Снятся летучие мыши.

Ну, лошадка, хлопаю тебя по спинке и около хвостика, целую и обнимаю. Будь здорова и крепка, не забывай своего толстого мужа.

А.

3  ​​ ​​​​ В ходе житейской практики узнаю шкалу своих «ценностей». С помощью мужика наладил свои весы и выяснил, что с арбузом обманут только на килограмм.

Неделю назад то же было с луком, но тогда я вернулся к продавцу и стребовал свое. Сегодня – нет.

4  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

4 октября 1903 г. Ялта.

Дусик мой хороший, половинка моя, пишу тебе на красной бумаге, и, кажется, бумага неудачная, по ней трудно писать, да и читать не легко. Сегодня отправил Машу, сегодня же утром получил от тебя телеграмму насчет «Юлия Цезаря». Ты и представить себе не можешь, лошадка, как ты обрадовала меня этой телеграммой. Стало быть, успех? И большой успех? Молодцы! И письмо твое сегодняшнее такое хорошее, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест. Пиши же мне, моя толстенькая жена, пиши, я ценю!

Меня кормят неистово. И природа отвечает на сие довольно непринужденно: сегодня я уже два раза был там, куда короли пешком ходят. Сегодня будет мой лейб-медик: Альтшуллер. Все-таки, как бы там ни было, здоровье мое поправилось и поправляется.

Я тебя люблю, лошадка.

Целую тебя и обнимаю. Христос с тобой.

Твой А.

Приеду я в конце октября. А певец немец наврёт Володе с три короба, вот увидишь.

6  ​​​​ Чехов пишет

​​ 

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5-6 октября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, лошадка, обращаюсь к тебе с просьбой. Если будет оказия, то пришли мне зубного порошку, возьми у Гетлинга (тимолевого) и пришли также мне мою фуражку, чтобы было что надеть в вагоне; если дома две фуражки, то пришли ту, что потеплее. Поняла?

Здоровье мое поправляется. Сегодня на мне мушка. Теперь возиться придется дня четыре с мазями. Принимаю пилюли, порошки и капли, ем как удав. Боюсь, что тебя съем, когда приеду. Сегодня был Первухин, ялтинский писатель; сидел долго. Был Л. Л. Толстой, тоже сидел долго. Сначала я был с ним холоден, а потом стал добрее, стал говорить с ним искренно; он расчувствовался. У его жены воспаление почек, уезжают в Каир.

6 октября.

Продолжаю на другой день. Мать велит передать тебе, что гребенка ей очень нравится, только она, гребенка, не сидит на голове; надо бы попроще.

Сегодня опять великолепная погода. Я встал с головной болью, долго возился с мушкой, которую надо было снять. Настроение хорошее, буду сегодня работать. Сейчас утро, я жду газет от 3 окт<ября>, буду читать про ваш театр. Окна у меня в комнате открыты.

Пьесу скоро пришлю. Вчера совсем не давали писать.

Пришло твое письмо об «Юлии Цезаре». Спасибо, дусик! Ты пишешь: «меня ужасает одиночество и никому не нужное существование мое». Насчет одиночества я еще понимаю, допускаю, но вот насчет ненужности существования - извини, ты не лошадка, а Шарик, так же много логики.

Я тебя люблю. Ты это знаешь?

Получил письмо от Горького.

Ну, будь здоровехонька, не хандри, не кукси. Кланяйся всем.

Твой А.

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

6 октября 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Александрович, спасибо тебе большое, но, прости, я денег не возьму ни за что. Ведь я же ничего не делал, или, вернее, сделал всего рубля на полтора.

Нет, голубчик, не обижай, не присылай денег и вопроса об этом не поднимай. В конце октября или в начале ноября приеду, тогда увидимся и поговорим, и если я буду работать, то и разговаривать не стану, возьму деньги. 200 руб. - совершенно достаточно.

У меня кашель и, извини за выражение, понос вот уже больше месяца. Ослабел малость.

Жму руку, целую тебя и обнимаю. Пиши мне при первой возможности.

Твой А. Чехов.

A. M. ПЕШКОВУ (M. ГОРЬКОМУ)

6 октября 1903 г. Ялта.

Милый Алексей Максимович, с конца августа я нездоров, у меня кашель и понос (извините за выражение), я ослабел и работаю очень вяло, невесело. Сюжеты у меня есть и желание написать для сборника - тоже есть, и притом очень большое. Около 20 я постараюсь засесть за рассказ, и если засяду, то тотчас же уведомлю Вас.

Пьесу я окончил, но переписываю ее чрезвычайно медленно. 10-го окт<ября>, вероятно, кончу и пошлю.

«Юлий Цезарь», пишут, имеет большой успех. В конце октября или в начале ноября буду в Москве, стану смотреть пьесы, посмотрю, между прочим, «На дне». Ведь я Вашей пьесы еще не видел.

Крепко жму руку, будьте здоровы. Низко Вам кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

Если увидите Чирикова, то передайте ему мою просьбу - пусть вышлет мне своего «Еврея».

7  ​​​​ Последний день сижу за этим нотбуком: завтра перед отъездом надо его вернуть. Весь день лил дождь, и потому мучил страх за экземпляры моих книг.

Лохотронщики в Апраксином дворе. Упаси боже хоть чуточку послушать: психологическое давление сразу возрастает.

7  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 октября 1903 г. Ялта.

Дусик мой превосходный, очарование мое, здравствуй! Вчера приезжала ко мне Ольга Михайловна, красивая дама, нужно было поговорить о деле, о попечительстве в гурзуфской школе; о деле мы говорили только пять минут, но сидела она у меня три часа буквально. Буквально, я не преувеличиваю ни на одну минуту, и не знаю, сколько бы она еще просидела, если бы не пришел отец Сергий. Когда она ушла, я уже не мог работать, внутри у меня все тряслось, а пьеса моя, между тем, еще не переписана, я еле-еле дотянул только до середины III акта… Тяну, тяну, тяну, и оттого, что тяну, мне кажется, что моя пьеса неизмеримо громадна, колоссальна, я ужасаюсь и потерял к ней всякий аппетит. Сегодня все-таки я переписываю, не беспокойся. Здоровье лучше, хотя кашляю по-прежнему. Сегодня получил от Чирикова нежное, ласковое письмо. Он острит на двух страницах, но остроты его не смешны. Прислал мне фотографию свою и своей дочери, которую называет так: Новелла Чирикова. Но и это почему-то не смешно. А малый добрый и теплый. Пришлет мне свою пьесу, которую очень хвалит Горький.

Когда будешь у Мюра, то купи пачку бумаги за 18 коп., на которой не пишут, и пришли мне с фуражкой при оказии. Сегодня буду мыть голову твоим порошком.

Зачем ты хандришь? Ведь это так несправедливо! Ты дома, ты у любимого дела, ты здорова, мужа нет, но он скоро приедет. Надо быть умной!

Я еще не был в городе с тех пор, как ты уехала. А я не похудел с прошлого года, а чуть ли еще не пополнел: фуфайка (с пуговками около плеч) Егера тесна мне, очень тесна. Сегодня надел чистую рубаху. Костюм чистят каждый день. Перепадает дождик. Тепло. Ну, лошадка, прости, надо писать. Прекращаю письмо. Будь здорова, миленькая моя, господь с тобой. Я пишу тебе часто, почти каждый день. Не ленись.

Целую тебя в затылочек.

Твой А.

Е. Н. ЧИРИКОВУ

7 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Евгений Николаевич, Вы легки на помине, Вас-то мне и нужно было! Мне писала про Вас жена, а главное - я так много слышал про Вашего «Еврея»! Я писал уже Горькому: просил его прислать мне «Еврея», а теперь слезно Вас прошу об этом, не дожидаться нашей встречи в Москве. Пришлите, голубчик. Я прочту и тотчас же напишу Вам. Пьес не на сцене я вообще не понимаю и поэтому не люблю, но «Еврея» я прочту внимательно, буду дополнять воображением недостающую сцену, и авось что-нибудь и выйдет из моего чтения. Если пьеса уже готова и удовлетворяет Вас, то как же ей не идти на сцене? Отчего не попробовать? Или, в крайности, отчего не перевести ее на немецкий язык? Пришлите, быть может, надумаем что-нибудь.

Ольга Леонардовна пишет про большой успех «Ю<лия> Цезаря». Воображаю, как там шумно!

Насчет рассказа для сборника я уже писал Горькому. 20 сего октября пришлю письмо с извещением, что пишу или не пишу рассказ. А пока понос и кашель, и больше ничем похвастать не могу.

Про «Русскую мысль» не так Вы понимаете. Расскажу при свидании.

За портрет Ваш низко Вам кланяюсь и жму крепко руку. И за Новеллу кланяюсь до земли. Как я жалею теперь, на старости лет, что у меня нет дочки! Счастливый Вы человек. Свою фотографию дам Вам в Москве, когда увидимся; надо ее добыть сначала у Опитца. Или же пришлю Вам фотографию, очень недурную, работы нашего ялтинского доктора Средина, если только увижу его скоро и если он расположен работать.

Вы, как пишете, «возитесь» с народным домом? Нет, возиться Ваш еще будете, особенно с составлением репертуара. Этой штукой никогда и никому не угодишь.

Итак, позвольте мне ждать «Еврея». У меня есть Ваши «Пьесы» изд. «Знание» и оттиск «Друзья гласности». Если «Еврея» нужно будет возвратить по прочтении, то я тотчас же возвращу, не задержу ни на один день.

Будьте здоровы и веселы, жму Вам крепко руку и целую Вас.

Ваш А. Чехов.

8  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 октября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, писать воззвание от женских курсов нельзя, ибо мы имеем дело с частной просьбой курсистки Щедриной, а не с просьбой всех курсов. Ты посоветуйся с Гольцевым, он научит, что делать, или подожди моего приезда.

Ты пишешь, что вчера вернулась знакомая из Ялты и говорит, что у Кости очень болен сын и Костя сильно волнуется. Все вздор. У Кости сын был болен lapsus'ом recti, выпадением прямой кишки, общедетской болезнью, пустяшной, и давно уже Костя получил письмо, что сын его здоров. Повторяю, все вздор. У Кости манера: всем рассказывать ужасы.

В газетах о курсах уже писали с приглашением посылать пожертвования Стасову. Надо бы вот поскорее мою пьесу поставить и дать спектакль в пользу курсисток. А пьеса моя подвигается, сегодня кончаю переписывать III акт, принимаюсь за IV. Третий акт самый нескучный, а второй скучен и однотонен, как паутина.

М. Смирнова прислала мне письмо, но забыла приклеить марку. Пришлось платить штраф. Она просит меня написать ей; скажи, что писать мне запрещено, ибо я занят пьесой.

Получил письмо от Немировича.

Здоровье мое сегодня лучше, кашель меньше, но уже бегал два раза. Должно быть, ялтинская вода содержит в себе что-нибудь этакое, что действует на меня расслабляюще. Вот уж правда истинная, дуся: если пьеса моя не удастся, то прямо вали вину на мои кишки. Это такая возмутительная гадость! Давно уже у меня не было нормального действия, даже не помню, когда.

Прости, лошадка, что я тебе наскучаю этой гадостью. Костя был вчера, мы долго разговаривали, он добрый, хороший человек.

Кто, кто у меня будет играть гувернантку?

Театр в Нижнем у Горького не пойдет. Это не горьковское дело и не тихомировское, хотя пусть Тихомиров поболтается по свету, это ему не повредит.

Поцеловать тебя, моя радость? Изволь. Целую в шею, в затылочек, в лоб и в губы. Не брани мужа, он еще постоит за себя.

M. П. ЧЕХОВОЙ

8 октября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, пришел журнал «Studio». Не взять ли мне его с собой, когда поеду в Москву?

Мать вчера прихворнула, а сегодня ничего, здорова. Все благополучно. Я кашляю меньше.

Сегодня прохладно, облачно, ветер. Окна закрыты.

Будь здорова и весела. Была на «Юлии Цезаре»? Ну, как?

Твой А. Чехов.

H. П. ДУЧИНСКОМУ

9 октября 1903 г. Ялта.

Ялта. ​​ Многоуважаемый Николай Полиевктович!

Я уже ознакомился с Вашим журналом и, скажу откровенно, охотно бы принял в нем участие, но в настоящее время я ничего не делаю (о чем, вероятно, Вам уже сообщила моя жена), так как нездоров. Теперь мне остается только просить Вас обождать, когда обстоятельства изменятся к лучшему, и не сердиться на меня очень.

Желаю полного успеха Вам и Вашему журналу и остаюсь искренно Вас уважающий

А. Чехов.

В декабрьском «Журнале для всех» будет напечатан мой рассказ «Невеста». Этот рассказ уже давно написан.

9 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 октября 1903 г. Ялта.

Лошадка моя, не пиши мне сердито-унылых писем, не запрещай мне приезжать в Москву. Что бы там ни было, а в Москву я приеду, и если ты не пустишь меня к себе, то я остановлюсь где-нибудь в номерах. Мне ведь в Москве нужно немногое (если говорить об удобствах): место в театре и большой ватерклозет. Дусик мой, здоровье мое гораздо лучше, я пополнел от еды, кашляю меньше, а к 1-му ноябрю, надеюсь, будет совсем хорошо. Настроение у меня прекрасное. Переписываю пьесу, скоро кончу, голубчик, клянусь в этом. Как пошлю, буду телеграфировать. Уверяю тебя, каждый лишний день только на пользу, ибо пьеса становится все лучше и лучше и лица уже ясны. Только вот боюсь, есть места, которые может почеркать цензура, это будет ужасно.

Родная моя, голуба, дуся, лошадка, не беспокойся, уверяю тебя, все не так дурно, как ты думаешь, все благополучно вполне. Клянусь, что пьеса готова, уверяю тебя тысячу раз; если не прислал до сих пор, то потому только, что переписываю слишком медленно и переделываю по обыкновению во время переписки.

Сегодня дождь, прохладно. Приносили двух живых перепелов.

Дуся, я приеду в Москву непременно, хоть ты меня зарежь, и приехал бы, если бы не был женат; стало быть, если задавит меня в Москве извозчик, то ты не виновата.

Играй хорошо, старательно, учись, дуся, наблюдай, ты еще молодая актриса, не раскисай пожалуйста! Бога ради!

Мыл голову (писал ли я тебе?), но у меня жидкость не пенилась. Вероятно, много воды взял.

Вчера были Горькая и Средина. У Леонида Вал<ентиновича> нефрит, появились на лице отеки. Он в большом беспокойстве, очевидно, так как все время глядит, сколько у него белка.

Обнимаю мою радость. Господь с тобой, будь покойна и весела.

10 ​​ Чехов пишет

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

10 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, не сердитесь! Пьесу я переписываю начисто во второй раз, оттого и запаздываю. Пришлю ее через три дня! Будьте покойны.

Ваш А. Чехов.

10 окт. 1903.

Через три дня, непременно.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 октября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, лошадка. Сегодня от тебя письма нет, я горжусь, значит я исправнее тебя. Здоровье мое сегодня недурно, даже отменно хорошо, кашляю мало и туда совсем не ходил. Пьесу переписываю в другой раз и пришлю непременно через три дня, о чем уведомлю телеграммой.

Сегодня был Костя; он вчера сидел долго в ресторане и записывал биллиардные выражения для моей пьесы.

Будь покойна, все благополучно.

Целую мою голубку. Читал, что Брута вместо Станиславского будет играть Лужский. Зачем это? Хотите чтобы сборы съехали на 600 р.? Для Лужского я написал подходящую роль. Роль коротенькая, но самая настоящая.

Пупсик мой, обнимаю.

Твой А.

12  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 октября 1903 г. Ялта.

Итак, лошадка, да здравствуют мое и ваше долготерпение! Пьеса уже окончена, окончательно окончена и завтра вечером или, самое позднее, 14-го утром будет послана в Москву. Одновременно я пришлю тебе кое-какие примечания. Если понадобятся переделки, то, как мне кажется, очень небольшие. Самое нехорошее в пьесе это то, что я писал ее не в один присест, а долго, очень долго, так что должна чувствоваться некоторая тягучесть. Ну, да там увидим.

Здоровье мое поправляется, я уже не кашляю много и уже не бегаю. С отъездом Маши обеды стали конечно похуже; сегодня, например, подана была за обедом баранина, которой мне нельзя есть теперь, и так пришлось без жаркого. Ем очень хороший кисель. Ветчина солонющая, есть трудно. Яйца ем.

Дуся, как мне было трудно писать пьесу!

Скажи Вишневскому, чтобы он нашел мне место акцизного. Я написал для него роль, только боюсь, что после Антония эта роль, сделанная Антоном, покажется ему неизящной, угловатой. Впрочем, играть он будет аристократа. Твоя роль сделана только в III и I актах, в остальных она только намазана. Но опять-таки ничего, я не падаю духом. А Станиславскому стыдно трусить. Ведь он начал так храбро, играл Тригорина, как хотел, теперь нос вешает оттого, что его не хвалит Эфрос.

Ну, гургулька, не ропщи на меня, господь с тобой. Я тебя люблю и буду любить. Могу тебя и побить. Обнимаю тебя и целую.

14  ​​​​ Чехов пишет

Е. С. КОРОЛЕНКО

14 октября 1903 г. Ялта.

Многоуважаемая ​​ Евдокия Семеновна!

Посылаю Вам книги для передачи в библиотеку-читальню имени Гоголя. Шлю также поклон и сердечный привет Владимиру Галактионовичу.

Желаю Вам от души всего хорошего.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 октября 1903 г. Ялта.

Пьеса уже послана. Здоров. Целую. Кланяюсь.

Антонио.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 октября 1903 г. Ялта.

Что ты все ворчишь, бабушка! Альтшуллера я сам позвал, так как мне стало неважно, надоело бегать. Он назначил мне съедать по 8 яиц в день и есть тертую ветчину. А Маша тут решительно ни при чем. Без тебя я как без рук, точно я на необитаемом острове.

Итак, пьеса послана, получишь ее, вероятно, одновременно с этим письмом. Прилагаю конвертик, прочтешь, когда познакомишься с пьесой. Немедленно по прочтении телеграфируй. Отдашь Немировичу, скажешь, чтобы и он прислал мне телеграмму, дабы я знал, как и что. Попроси его, чтобы пьеса держалась в секрете, чтобы она не попалась до постановки Эфросу и прочим. Не люблю я ненужных разговоров.

Твои письма невеселы, ты хандришь. Нехорошо это, мой дусик. А сегодня так и вовсе от тебя нет письма. Если что не так в театре, то ведь неудачи так естественны и ведь обязательно будут год-два, когда театр будет терпеть одни неудачи. Надо держаться крепко. Станиславский в прошлые годы был крепок, а теперь и его сдвинули с места, захандрил.

Здоровье мое хорошо. Третьего дня вечером стал болеть живот, проболел вчера весь день, а сегодня все благополучно. Сегодня я отменил яйца, буду есть вполовину меньше. Вчера был Альтшуллер, выслушивал, разрешил проехаться в город. Я не надоел тебе со своими медицинскими разговорами? Неужели нет?

Я читал, что телеграф попорчен от Москвы до Харькова, моя телеграмма опоздает очень. Завтра сажусь писать рассказ, не спеша. Мне не верится, что я уже не пишу пьесы. Веришь ли, два раза переписывал начисто. Постарел твой муж, и если ты заведешь себе какого-нибудь вздыхателя, то уж я не имею права быть в претензии.

Если что надумали поставить новое, то пиши мне, роднуля. Все пиши.

Будь здорова, лошадка. Читай пьесу, внимательно читай. В пьесе у меня тоже есть лошадь. Благословляю тебя и обнимаю много раз. Господь с тобой.

Твой А.

Прочтешь это, когда кончишь читать пьесу.

1) Любовь Андреевну играть будешь ты, ибо больше некому. Она одета не роскошно, но с большим вкусом. Умна, очень добра, рассеянна; ко всем ласкается, всегда улыбка на лице.

2) Аню должна играть непременно молоденькая актриса.

3) Варя - быть может, эту роль возьмет Мария Петровна.

4) Гаев - для Вишневского. Попроси Вишневского, чтобы он прислушался, как играют на биллиарде, и записал бы побольше биллиардных терминов. Я не играю на биллиарде, или когда-то играл, а теперь все позабыл, и в пьесе у меня все случайно. Потом с Вишневским мы сговоримся, и я впишу все, что нужно.

5) Лопахин - Станиславский.

6) Трофимов студент - Качалов.

7) Симеонов-Пищик - Грибунин.

8) Шарлотта - знак вопроса. В четвертом акте я вставлю еще ее слова; вчера у меня очень болел живот, когда я переписывал IV акт, и я не мог вписать ничего нового. Шарлотта в IV акте проделает фокус с калошами Трофимова. Раевская не сыграет. Тут должна быть актриса с юмором.

9) Епиходов - быть может, не откажется взять Лужский.

10) Фирс - Артем.

И) Яша - Москвин.

Если пьеса пойдет, то скажи, что произведу все переделки, какие потребуются для соблюдения условий сцены. Время у меня есть, хотя, признаюсь, пьеса надоела мне ужасно. Если что неясно в пьесе, то напиши.

Дом старый, барский; когда-то жили в нем очень богато, и это должно чувствоваться в обстановке. Богато и уютно.

Варя грубоватая и глуповатая, но очень добрая.

15  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

15 октября 1903 г. Ялта.

Милый Виктор Александрович, возвращаю тебе рукописи. Все рукописи плохи, кроме одной сравнительно недурной, которой тоже нельзя воспользоваться, к сожалению. «Записки падшего человека» г-жи О. Семененко написаны с талантом, даже с большим, но неумело, без выдержки; начало хорошо, солидно, но к концу авторша или утомилась или у нее определенных планов не было - и стала валять. Напиши ей, чтобы она попробовала прислать еще что-нибудь, только покороче и чтобы поменьше смертей было. У нее, повторяю, если и не талант, то дарование настоящее, и она может написать и прислать в самом деле хорошую вещь.

Не знаю, разберешь ли ты то, что я пишу. Темно в комнате. У нас холода, ветер сильный, но все еще зелено, цветут розы и хризантемы.

Здоровье мое не блестяще, но лучше, чем было; прошел уже месяц, как я не был в городе, не выходил со двора, но в Москву все-таки рассчитываю приехать - в первых числах ноября.

Жму тебе руку. Будь здоров и весел.

Твой А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

15 октября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, лошадка! Только что был у меня Костя, приезжал верхом. Теперь он говорит хорошо о Михайловском, хвалит его. Кстати сказать, на днях он переехал к С. П. Бонье, живет у нее, и я сказал, что напишу тебе и что ты будешь дразнить его. Она была у меня, очень хвалила его.

Я беспокоюсь, телеграф разрушен метелями, и моя телеграмма еще, вероятно, не дошла до тебя. Насчет своей пьесы не имею никаких определенных ожиданий, она надоела мне и потому не нравится. Я отдыхаю теперь.

Здоровье мое все лучше и лучше. Вчера я мало ел, дал себе отдых, а сегодня опять ел, как прорва. Бедная женщина, иметь такого мужа-объедалу!

Вчера я потребовал от кухарки лист, оставленный Машей (программа моих обедов), оказалось, что она, кухарка, ни разу не готовила по этому листу. Мне то и дело подавали жареную говядину, баранину, севрюжину, суп с нетертым картофелем, а этого-то в листе и нет. Я поднял историю, просил не готовить ничего; кончилось примирением, и вот сегодня в первый раз ел обед по расписанию.

Надо бы, дуська, поехать постричься, а погода скверная, ветер, набережную, говорят, заливает.

Ну, пиши мне, моя лошадка, нацарапай письмо подлиннее своим копытцем. Я тебя люблю, мое золото. Обнимаю тебя.

Твой А.

Скажи Маше, мать здорова.

M. П. ЧЕХОВОЙ

15 октября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, мать совершенно здорова, и я здоров тоже. Все благополучно. Нового ничего нет. Напоминаю тебе о твоем обещании написать мне вкратце, как идет «Юлий Цезарь» в Художественном театре.

Будь здорова и благополучна. Желаю тебе хорошей погоды. Говорят и пишут, что в Москве препротивная погода. Целую тебя.

Твой А.

16  ​​​​ Придется менять всю одежку: так холодно. Достал драную чешскую дубленку.

Поразительно, как наивно насилие! Двух юных людей запирают в квартире и избивают, требуя деньги. Особенно старается девушка: она бьет их ногами. Отпускают жертв только за тем, чтоб они принесли деньги, но они идут в милицию.

17  ​​​​ Со своей стороны стараюсь повысить уровень жизни своих близких, надеясь, что это сделает наши отношения еще лучше. Пусть Олег не знает, как мне в детстве приходилось все отмеривать, во всем себя ограничивать. Молочное, оливки, шоколад, лимоны – этого теперь много.

Но Олег отказывается от каш, от салатов: все это ему нравится мало, - и при его постоянных перегрузках (пересиживает за компьютером, и потому вечером всегда в легкой форме депрессии), нам кажется, его здоровье потихоньку ухудшается. Внутри него нет биочасов, которые бы диктовали (как мне)  ​​​​ необходимость общения с природой.

Меня поразило, как американка рассказывала о Шварценеггере.

«Он стал говорить со мной, обнял, и я почувствовала, что его язык у меня во рту».  ​​​​ 

Конечно, речь идет о насилии. Это легко сделать с женщиной или ребенком – и именно поэтому речь идет о насилии.

Насколько лучше чувствуешь себя, когда заботишься о зубах. Левый верхний, скотина, раздул десну – так что долго не протянет. А на нижний левый ряд будет протез!

17  ​​​​ Чехов пишет

A. M. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ) (Черновое)

16-17 октября 1903 г. Ялта.

Посылаю письмо.

Чехов.

Нижний Новг<ород>.

Ал<ексею> Мак<симовичу> Пешкову.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 октября 1903 г. Ялта.

Лошадка, вчера я был в городе, я остригся и помолодел лет на восемь. Сегодня долго сидел в саду, пока солнце не спряталось под туман.

Получил от Горького телеграмму, просит пьесу для своего сборника, предлагает по 1500 р. за лист. И я не знаю, что ответить, так как, во-первых, нет еще ответа из Москвы, и, во-вторых, по условию с Марксом, я могу давать свои произведения только в повременные издания (т. е. газеты и журналы) или благотворительные сборники.

В пьесе кое-что надо переделать и доделать, для этого достаточно, мне кажется, 15 минут. Не доделан IV акт и кое-что надо пошевелить во II, да, пожалуй, изменить 2-3 слова в окончании III, а то, пожалуй, похоже на конец «Дяди Вани».

Если пьеса теперь не сгодится, то не падай духом, лошадка, не унывай, через месяц я ее так переделаю, что не узнаешь. Ведь я ее писал томительно долго, с большими антрактами, с расстройством желудка, с кашлем.

В кухне пока готовят по расписанию. Все исправно. Наш Арсений сидит около бабушки и благодушествует, но работает совсем мало. Напиши, как идут сборы на «Юлия Цезаря».

Получил письмо от Иваненко!

Жду телеграммы, никак не дождусь. Обнимаю тебя, моя родная.

Твой А.

A. M. ПЕШКОВУ (M. ГОРЬКОМУ)

17 октября 1903 г. Ялта.

Милый Алексей Максимович, я теперь, точно сутяга, всю мою жизнь во всем должен ссылаться на пункты. В договоре моем с Марксом пункт I) я сохраняю только право обнародования их (т. е. моих произведений) однократным напечатанием в повременных изданиях или в литературных сборниках с благотворительной целью; VIII)… обязуется он (т. е. я) уплатить Марксу неустойку в размере пяти тысяч рублей за каждый печатный лист своих произведений… в том случае, если произведений этих в собственность Марксу он не передаст, а воспользуется ими иным, чем указано в первом пункте сего договора, способом.

Стало быть, чтобы напечатать пьесу мою или рассказ, нужно, чтобы Ваш сборник был повременным изданием или литературным сборником с благотворительною целью. Имейте сие в виду и решайте сами, как быть. Пьеса моя уже в Москве, послезавтра я буду знать, пойдет она или не пойдет. Если решите, что пьеса может быть напечатана у Вас, то вытребуйте копию из Художеств<енного> театра, а потом корректуру пришлите мне в первых числах ноября, когда я буду в Москве и произведу переделки, какие потребуются.

Если же раздумаете насчет пьесы или если постановка ее будет отложена до будущего сезона, то я пришлю рассказ небольшой (за который придется платить штрафу не 10 тысяч, а только 2 1/2 тыс.).

Ваш Максим, увидав одного старого тайного советника, проходившего через двор, сказал ему: «Ты скоро умрешь». Тайный советник - из бывших губернаторов.

Нового ничего нет. Крепко жму руку. Будьте здоровы и веселы.

Ваш А. Чехов.

18  ​​ ​​​​ Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

18 октября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, мы уже затопили новую печь, что внизу; пока она очень хороша, и около нее чисто, приятно. Погода сегодня с утра до трех часов была теплая, солнечная, тихая, а после трех стало облачно и холодно, или, вернее, прохладно. Пока что, а розы и хризантемы цветут великолепно. Мать здорова, все благополучно. На кухне пока все исправно. Здоровье мое поправляется, так что в Москву я поеду без колебаний, была бы там погода хорошая. Будь здорова, целую тебя. Поклонись Ване, Соне и Володе.

Твой А.

19  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. И. ИВАНЕНКО

19 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Игнатьевич, очень приятно было получить от Вас письмо. Сим извещаю Вас, что скоро, вероятно, не позже 1 ноября, я прыеду ((ы!)) в Москву и надеюсь, что Ви придете до нас. Я устрою, чтоб Вам дали билет в Художественный театр на «Юлия Цезаря». Ви будьте такие добрые, не сердитесь, что я пишу так коротко, ведь скоро все равно увидимся. Так Ви приходите до нас, я буду ждать, сделайте такое Ваше одолжение.

Любящий Вас Карпенко-Карый.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 октября 1903 г. Ялта.

Милая моя лошадка, дусик, здравствуй! Вчера я не писал тебе, потому что все время с замиранием ждал телеграммы. Вчера поздно вечером пришла твоя телеграмма, сегодня утром - от Влад<имира> Ив<ановича> - в 180 слов. Большое спасибо. Я все трусил, боялся. Меня главным образом пугала малоподвижность второго акта и недоделанность некоторая студента Трофимова. Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки?

Дуся, скажи, чтобы мне высылали репертуар, а то я не получаю. Если будет оказия, то фуражки не присылай; пришли пачку ценной бумаги, зубного порошку, пачку почтовой бумаги (подешевле) и еще что-нибудь замечательное. Живу хорошо, на кухне исправно, хотя вчера вечером опять подавали севрюгу и жареную говядину - чего в списке у Маши нет. Скажи Маше кстати, что желудок мой с каждым днем становится все лучше и мать чувствует себя хорошо. Погода отменная, лучше даже, чем была. Пойдет ли моя пьеса? Если пойдет, то когда? ​​ Получил от Конст<антина> Серг<еевича> очень хорошее письмо, сердечное и искреннее. Пойдут ли в этом сезоне «Столпы общества»? Я ведь их еще не видел.

Я приеду в первых числах ноября. Пьесу буду печатать, по всей вероятности, в сборнике Горького, только вот не знаю, как мне обойти немца Маркса.

В одесских газетах передают содержание моей пьесы. Ничего похожего.

Дуся моя, лошадка, тысячу рублей за баню! Тоскую по бане, на теле растут уже грибы и папоротники.

Подыскивай пока портного очень хорошего, который взялся бы шить мне шубу, подыскивай легкий мех. Напиши мне подробнее на отдельном листке, какие я должен взять с собой вещи в Москву. Напиши также, кто будет играть Шарлотту. Неужели Раевская? Ведь тогда будет не Шарлотта, а несмешная, претенциозная Евдоксия.

В «Новом времени» (среда) прочитал сейчас статью актера Россова об «Юлии Цезаре». Очень хвалит Качалова в Вишневского, и это странно, так как в прошлом году Россов писал о Художеств<енном> театре с ненавистью и величественным отвращением.

У меня Михайловский и Костя. Пришли.

Твой А.

А. А. ПЛЕЩЕЕВУ

19 октября 1903 г. Ялта.

Очень рад. Сочувствую вполне, но погодите, теперь болен. Пришлю в январе рассказ или водевиль. Кланяюсь, жму руку.

Чехов.

На бланке: ​​ Петербург. Морская 50.

Александру Алексеевичу Плещееву.

20  ​​ ​​ ​​​​ Гастроли «Гешера» в Москве, а ни я, ни Саша Демидов ничего не сделали, чтоб увидеть друг друга.

Конечно, с самого начала был сделан неверный ход: на мои особые отношения со всем еврейским.

Словно б я ​​ в силах что-то предпочесть русскому, родному!

Сам Израиль, погруженный в ежедневную борьбу, не терпит ​​ такого равнодушия.

Или все, или ничего; только так.

Или с нами, или против нас.

21  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 октября 1903 г. Ялта.

Милая моя лошадка, писал ли я тебе про свою неудачу: брокаровский порошок не мылится, т. е. не дает пены. Делаем, как написано на обертке; в первый раз думали, что воды много, а во второй уж и не знали, что подумать. Научи, что делать.

Морозов хороший человек, но не следует подпускать его близко к существу дела. Об игре, о пьесах, об актерах он может судить, как публика, а не как хозяин или режиссер.

Сегодня получил от Алексеева телеграмму, в которой он называет мою пьесу гениальной; это значит перехвалить пьесу и отнять у нее добрую половину успеха, какой она, при счастливых условиях, могла бы иметь. Немирович не присылал мне еще списка артистов, участвующих в пьесе, но я все же боюсь. Он уже телеграфировал, что Аня похожа на Ирину, очевидно, хочет роль Ани отдать Марии Федоровне. А Аня так же похожа на Ирину, как я на Бурджалова. Аня прежде всего ребенок, веселый до конца, не знающий жизни и ни разу не плачущий, кроме II акта, где у нее только слезы на глазах. А ведь М<ария> Ф<едоровна> всю роль проноет, к тому же она стара. Кто играет Шарлотту?

Я чувствую себя недурно, хотя кашель не прекращается; я кашляю больше, чем в прошлом году об эту пору.

Приеду в первых числах ноября; мать приедет в середине или в конце ноября, она очень скучает здесь.

Александр Плещеев будет издавать в Петербурге театральный журнал вроде «Театр и искусство». Этот забьет Кугеля. В январе я пошлю ему водевиль, пусть напечатает. Мне давно уже хочется написать водевиль поглупее.

Когда начнутся репетиции моей пьесы? Напиши, дусик, не томи меня. Твоя телеграмма была очень коротка, теперь хоть постарайся писать поподробнее. Ведь я здесь, как в ссылке.

Жизнь у Якунчиковой вспоминается почему-то каждый день. Такой безобразно праздной, нелепой, безвкусной жизни, какая там в белом доме, трудно еще встретить. Живут люди исключительно только для удовольствия - видеть у себя генерала Гадона или пройтись с товарищем министра кн. Оболенским. И как не понимает этого Вишневский, взирающий на этих людей снизу вверх, как на богов. Там только два хороших человека, достойных уважения: Наталья Яковлевна и Максим. Остальные… впрочем, оставим сие.

А Наталия Яковл<евна> забыла про свои обещания сделать для меня городок.

В Москву собирается m-me Бонье, уже заказала себе белое платье специально для Худож<ественного> театра.

Когда же, наконец, придет твое письмо? Мне хочется прочесть о моей пьесе, нетерпение, которое ты поняла бы, если бы жила, как я, в этой теплой Сибири. Впрочем, к Ялте я начинаю уже привыкать; пожалуй, научусь здесь работать.

Ну, лошадка моя, венгерец мой хороший, обнимаю тебя и целую крепко. Не забывай, ведь я твой муж, имею право бить тебя, колотить.

Твой А.

В. С. МИРОЛЮБОВУ

21 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Сергеевич, я был нездоров, кашлял, ходил часто в одно место, худел, а теперь, кажется, дело пошло на поправку. В первых числах ноября еду в Москву, надо побывать на репетициях пьесы, которую я послал уже.

Вы напрасно уехали из Ялты, здесь погода очень хорошая, летняя. Вам бы не следовало столоваться в «России», надо бы посадить себя на специальную диету, которую, кстати сказать, я мог бы Вам преподать, а то Вы едите всегда в Ялте всякую всячину, иногда пьете и оттого всегда хмуритесь. Царство небесное Накрохину. Деньги пришлете мне потом, в Москву, а пока спасибо. Крепко жму руку, будьте здоровы и довольны, храни Вас бог.

Ваш А. Чехов.

23  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 октября 1903 г. Ялта.

Ты, лошадка, пишешь, что Эфрос ничего не может испортить своим враньем, однако же его перепечатывают все газеты, буквально все провинциальные, а сегодня я видел и в московском «Курьере». Что это за вредное животное!

Ты пишешь, что Гаева не может играть Вишневский. А кто же? Станиславский? Тогда кто же Лопахина? Лужскому нельзя давать ни под каким видом, он проведет или очень бледно или сбалаганит. Ему Епиходова играть. Нет, уж вы не обижайте Вишневского.

Становится холоднее, попахивает зимой. Вчера была у нас высокая Ольга Михайловна, говорила о любви, обещала прислать сельдей.

Нового решительно ничего. Утром встаю, провожу день кое-как, а вечером ложусь и быстро засыпаю, вот и все. Почти никто у меня не бывает.

Немирович пишет, что у меня в пьесе много слез и есть грубости. Напиши мне, дусик, что находишь ты не так и что говорят, я исправлю; ведь не поздно, можно еще целый акт переделать.

Так Пищик понравился актерам? Очень рад. Мне кажется, Грибунин сыграет его великолепно.

Дусик мой, кланяюсь тебе низко, целую и обнимаю. Будь весела и довольна. На кухне пока все благополучно, т. е. готовят по записке, которую оставила Маша. Жду не дождусь, когда приеду в Москву, так хочется солонины и телячьей котлеты. Особенно солонины. И лошадку хочется поласкать.

Твой А.

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

23 октября 1903 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович, когда я дал в ваш театр «Три сестры» и в «Новостях дня» появилась заметка, то оба мы, т. е. я и ты, были возмущены, я говорил с Эфросом, и он дал мне слово, что это больше не повторится. Вдруг теперь я читаю, что Раневская живет с Аней за границей, живет с французом, что 3-й акт происходит где-то в гостинице, что Лопахин кулак, сукин сын, и проч. и проч. Что я мог подумать? Мог ли я заподозрить твое вмешательство? Я в телеграмме имел в виду только Эфроса и обвинял только одного Эфроса, и мне было даже странно, и я глазам не верил, когда читал твою телеграмму, в которой ты сваливал всю вину на себя. Грустно, что ты меня так понял, еще грустнее, что вышло такое недоразумение. Но надо всю эту историю забыть поскорее. Скажи Эфросу, что я с ним больше не знаком, а затем извини меня, буде я пересолил в телеграмме, - и баста!

Сегодня получил письмо от жены, первое насчет пьесы. С нетерпением буду ждать от тебя письма. Письма идут 4-5 дней - как это ужасно!

У меня давно уже расстройство желудка и кашель. Кишечник как будто поправляется, но кашель по-прежнему, не знаю, как уж и быть, ехать ли мне в Москву, или нет. А мне очень бы хотелось побывать на репетициях, посмотреть. Я боюсь, как бы у Ани не было плачущего тона (ты почему-то находишь ее похожей на Ирину), боюсь, что ее будет играть не молодая актриса. Аня ни разу у меня не плачет, нигде не говорит плачущим тоном, у нее во 2-м акте слезы на глазах, но тон веселый, живой. Почему ты в телеграмме говоришь о том, что в пьесе много плачущих? Где они? Только одна Варя, но это потому, что Варя плакса по натуре, и слезы ее не должны возбуждать в зрителе унылого чувства. Часто у меня встречается «сквозь слезы», но это показывает только настроение лица, а не слезы. Во втором акте кладбища нет.

Живу одиноко, сижу на диете, кашляю, иногда злюсь, читать надоело - вот моя жизнь.

Я не видел еще «Столпов общества», не видел «На дне», «Юлия Цезаря». Если б теперь в Москву, я бы целую неделю наслаждался.

Становится холодно и здесь. Ну, будь здоров и покоен, не сердись. Жду писем. Не письма жду, а писем.

Твой А. Чехов.

Пьеса будет напечатана, по всей вероятности, в сборнике Горького.

24  ​​​​ Жильцам запретили подключать стиральные машины без согласия трех организаций. Эти правила постоянно меняются в сторону ужесточения.

Запретят также и лай собак в помещениях.

24  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 октября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, лошадка, для чего переводить мою пьесу на французский язык? Ведь это дико, французы ничего не поймут из Ермолая, из продажи имения и только будут скучать. Не нужно, дуся, не к чему. Переводчик имеет право переводить без разрешения автора, конвенции у нас нет, пусть К<орсов> переводит, только чтобы я не был в этом повинен.

От Немировича до сих пор нет письма. У меня сегодня опять расстройство желудка, утром бегал три раза, но все же пренебрег и ездил в город, где покупал ветчину и проч. Погода скверная, холодная.

Если, как ты писала, Вишневский не будет играть Гаева, то что же в моей пьесе он будет играть?

Очень хвалили пьесу Чирикова «Евреи», но пьеса оказалась весьма посредственной, даже плохой. Горький страшно раздул ее, даже затеял перевод ее на иностранные языки.

Сейчас прочел в газетах, что Анна Ивановна, твоя мама, получила медаль. Поздравляю ее, не забудь передать ей, что если бы от меня зависело, то я пожаловал бы ей бриллиантовую медаль.

Если пьеса моя пойдет, то я буду иметь право, так сказать, сшить себе шубу получше. Имей это в виду, приглядывайся к мехам и к портным, чтобы задержки не было. Шуба нужна, главным образом, теплая и легкая. Буду ходить по Москве в новой шубе под ручку с женой. Только бы вот расстройства желудка не было.

Я тебя люблю, лошадка, и поэтому буду колотить.

Дуся родная, когда же ты будешь меня слушаться? Я просил тебя тысячу раз получше заклеивать конверты, твои письма приходят ко мне почти распечатанные.

Пиши мне каждый день поподробнее, не скрывай от меня ничего.

Обнимаю, поглаживаю свою милую жену. Не скучай, будь здорова и весела.

Твой А.

25  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 октября 1903 г. Ялта.

Лошадка моя милая, сегодня в «Крымском курьере» и в «Одесских новостях» перепечатка из «Новостей дня»; будет перепечатано во всех газетах. И если бы я знал, что выходка Эфроса подействует на меня так нехорошо, то ни за что бы не дал своей пьесы в Художеств<енный> театр. У меня такое чувство, точно меня помоями опоили и облили.

От Немировича до сих пор нет обещанного письма. Да я и не особенно жду; выходка Эфроса испортила мне все настроение, я охладел и испытываю только одно - дурное настроение.

Вчера у меня были Екат<ерина> Павл<овна> и Средина. Был Михайловский. Я обругал в письме к тебе пьесу Чирикова, и как оказывается, поторопился; это Алексин виноват, он очень бранил пьесу в телефон. Вчера вечером я прочитал «Евреи»; особенного ничего нет, но написано не так уж плохо, можно три с плюсом поставить.

Нет, я никогда не хотел сделать Раневскую угомонившеюся. Угомонить такую женщину может только одна смерть. А быть может, я не понимаю, что ты хочешь сказать. Раневскую играть не трудно, надо только с самого начала верный тон взять; надо придумать улыбку и манеру смеяться, надо уметь одеться. Ну, да все ты сумеешь, была бы охота, была бы здорова.

Я с Эфросом больше не знаком.

Ем много. Скажи Маше, что брат Арсений (Петунька, как его называют в кухне) вернулся, живет у нас в кухне. Это великолепный садовник; не надо ли кому-нибудь, из знакомых? Скажи 3. Г. Морозовой, что этот садовник кончил курс, трезв, молод, порядочен и может насадить великолепный сад (не цветы, а фруктовый сад). Вот не хочет ли она иметь свой роскошный сад, десятин в 20-30? Серьезно, скажи ей. Я ручаюсь, ибо я в этом деле весьма и весьма понимаю. Пусть не упускает.

Маркс прислал телеграмму: просит напечатать «Вишневый сад».

Облачно. Прохладно.

Средин выделяет много белку. Дело плохо. У меня недавно смотрели, белка не нашли. Каждый год смотрим. Зато покашливаю больше и хуже, чем в прошлые годы.

Листья на деревьях еще целы, не падают. Купил себе икры, сельдей, килек, а анчоусов забыл купить. Вот когда Маша будет высылать бабушке сапоги, то присоедини анчоусы. Впрочем, не нужно, это у меня с пера сорвалось. Анчоусы есть у Кюба.

Ну, лошадка, целую тебя и обнимаю. Утешай меня своими письмами. Я тебя люблю.

Твой А.

А. Ф. МАРКСУ

25 октября 1903 г. Ялта.

Пьеса уже отдана.

Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

25 октября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, бабушка просит, чтобы ты купила ей и выслала в Ялту валенки, помягче и удобнее. Хорошо бы, если бы у Мюра взялись сделать к валенкам кожаные подошвы.

Дома все благополучно. Мать здорова, я тоже здоров. Нового ничего нет. Ты редко пишешь.

Газету высылаю. Будь здорова и весела, поклонись Ване с семьей.

Твой А.

27  ​​ ​​ ​​​​ Что же с соседом из 37-ой Рощиным?

Его долг государству за квартиру – 10.600!

Это уже на самом деле много для России.

Я тоже не очень горжусь своими финансовыми делами.

Моя проблема – дожить!

До конца курсов, до вступления в СП. Странные, но цели.

Скорее, житейские цели, чем духовные. В СП ухожу от толп просто пишущих дилетантов. С правом работать в Кремле обретаю некую независимость.

27 ​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

27 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Виктор Александрович, Елпатьевскому я скажу и сам буду помнить. Это насчет Венгеровой. Скажи ей, чтобы, приехав в Ялту, она остановилась в гостинице «Ялта» (за 1 - 1.25 к. в сутки), переночевала бы и на другой день пошла бы к Софье Павловне Бонье, адрес которой она может узнать на набережной в магазине Синани. Бонье устроит ее, ибо уже я говорил.

Получил письмо от Каллаша с известием об избрании меня во врем<енные> председатели. Напиши мне, должен ли я написать что-нибудь Каллашу? И как его зовут? Где он живет?

Будь здрав и благополучен, скоро увидимся, по всей вероятности. 10 ноября - так наметил, и если не помешает кашель или понос, то постараюсь выбраться именно 10-го.

Обнимаю тебя.

Твой А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 октября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, лошадка! Ты говоришь, что пишешь мне каждый день, между тем вчера я не получил твоего письма. Хризантемы цветут буйно, изобильно, розы тоже цветут, погода сегодня замечательно тихая и приятная.

Вот уже 15 дней, как я послал пьесу, а письма не получил я еще ни одного, если не считать твоих писем. Вообще с этой пьесой мне не повезло. Если она не пойдет в этом сезоне, то все-таки следовало бы мне написать. Хоть бы Тихомирова написала, что ли.

И репертуара не получаю. Ну, да бог с вами.

На балконе сижу каждый день часа по два. В твой уголок с гамаком не хожу, там уже осень, нелюдимо. Ограду давно кончили, еще при Маше.

Костя немножко похварывал, говорит - лихорадка, но весел. Ты думаешь, что у него романчик с m-me Бонье? А это может быть. Она стала такая веселая, счастливая. Письмо твое он получил. Но сам он пишет, по-видимому, с большим трудом, так же, как и читает. Это совсем провинциальный муж.

Ах, венгерец милый, как мне скучно! За границу поехать, что ли? Как ты думаешь?

Если хочешь, чтобы письма доходили исправно, то сама опускай их в почтовый ящик. Вчерашнее письмо, которое не дошло до меня, кто-то носит теперь в кармане.

Целую тебя, мою лошадку, и хлопаю по спине, глажу шейку. Обнимаю, дусик.

Твой А.

28  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

28 октября 1903 г. Ялта.

Лошадка моя, насчет фуражки и порошка я уже писал тебе, ты забыла. Я писал, что фуражки и порошка не нужно, а что бумага (W) нужна. Сегодня пришла твоя фотография, и я заплатил штрафу 28 коп., так как было только 2 марки, а не 4. Фотографии надо посылать заказною бандеролью.

Пищика должен играть Грибунин. Боже сохрани отдавать эту роль Вишневскому. Фирса - Артем, Яшу - Москвин или Громов, который вышел бы оригинальнейшим Яшей. Но лучше, конечно, Москвин. А если Мария Петровна согласилась бы играть Шарлотту, то чего же лучше! Я думал об этом, да не смел говорить. Что она хрупка, мала ростом - это не беда. Для Ани она стара. Но главное - чтобы Вишневский не играл Пищика, боже сохрани. Леонидова я не знаю. Купца должен играть только Конст<антин> Серг<еевич>. Ведь это не купец в пошлом смысле этого слова, надо сие понимать.

Из вашего театра писем нет и нет. Репертуара не получаю и не получал, врать я не стану.

А Найденов со своим «№ 13» провалился? Вот он должен меня слушаться: писать пьесу не чаще чем раз в пять лет. Ведь «Дети Ванюшина» долго еще будут кормить его, значит, можно не торопиться.

Эфрос продолжает напоминать о себе. Какую провинциальную газету ни разверну, везде - гостиница, везде Чаев.

Посидела у Телешова? Послушала? Вот и сердись на меня за то, что я не читаю своих рассказов и пьес. Но если ужин хороший был, то все можно простить. Давно уже я хорошо не ужинал, кстати сказать.

Я уже писал Горькому, пьеса будет напечатана в его сборнике. Он предлагает мне 1500 р. за лист. Откуда же выйдет 7000? Ведь в пьесе всего 2 листа.

Бунину и Бабурину (т. е. Найденову) передай привет. Вересаеву тоже поклонись, если увидишь; скажи ему, что он мне очень нравится.

Если заказывать шубу, то пожалуйста без Вишневского. Этот так важно держится в магазинах, что дерут всегда втридорога… И кстати сказать, Вишневский не прислал мне за все время ни одного письма, знать я его не хочу.

Мать очень обрадовалась твоей карточке, только слово «кривоглазая» ее немножко шокировало.

Ветер. Прохладно. У нас в доме затоплены почти все печи.

Видишь, какие длинные письма пишу я тебе! Что ты на это скажешь? Ах, лошадка, лошадка, ведь я еще ни разу тебя не бил кнутиком, а только и знаю, что ласкаю. Обнимаю тебя, целую и еще раз обнимаю.

Твой А.

Твое письмо с фотографией опоздало дня на три, очевидно, кто-нибудь протаскал в кармане.

29 Омск: фестиваль молодых театров.

В «Ленинке» - «Театральная жизнь», номера 1 и 2. Так и чувствуешь расцвет театра, но во что он выкристаллизируется?!

Моросит. То чуть не минус десять, то ноль. Только что носил летнюю куртку, сменил ее на желтое французское пальто – и уже дубленка!

Теперь в моей жизни больше покоя, но смогу я понять это? Не еду зарабатывать, а занимаюсь литературным трудом – разве это не верно?

Верно абсолютно.

Надел часы – приятно холодят руку.

30  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 октября 1903 г. Ялта.

Вот видишь, на какой бумаге я пишу тебе, лошадка! Насчет выбора меня в Общество любителей словесности я ничего не понимаю. Если выбрали в председатели, то почему во временные? Если во временные, то на сколько времени? А главное, я не знаю, кого я должен благодарить, кому написать. Получил на днях извещение, написанное плохим почерком, за подписью какого-то Каллаша, написанное не на бланке, очевидно не официально, а как зовут этого Каллаша и где он живет - неизвестно, и я до сих пор еще не написал благодарности за выборы.

Станиславский будет очень хороший и оригинальный Гаев, но кто же тогда будет играть Лопахина? Ведь роль Лопахина центральная. Если она не удастся, то, значит, и пьеса вся провалится. Лопахина надо играть не крикуну, не надо, чтобы это непременно был купец. Это мягкий человек. Грибунин не годится, он должен играть Пищика. Храни вас создатель, не давайте Пищика Вишневскому. Если он не будет играть Гаева, то роли другой ему нет у меня в пьесе, так и скажи. Или вот что: не хочет ли он попробовать Лопахина? Буду писать Конст<антину> Сергеевичу, от него я вчера письмо получил.

Сегодня в «Гражданине» бранят Художеств<енный> театр за «Юлия Цезаря».

Вчера было расстройство желудка, без причины, сегодня ничего.

Если Москвин хочет играть Епиходова, то очень рад. А Лужскому что тогда?

Подумаю немножко и, пожалуй, приеду в Москву, а то как бы Немирович не роздал роли из политических соображений Андреевой, О. Алексеевой и проч.

Мне скучно, работать не могу. Погода пасмурная, холодно, в комнатах чувство печей…

Оказывается, напрасно я спешил с пьесой. Мог бы еще месяц повозиться с ней.

Что за мучение обрезать ногти на правой руке. Без жены мне вообще плохо.

К халатику твоему привыкаю. А вот к Ялте не могу привыкнуть. В хорошую погоду казалось, что все хорошо, а теперь вижу - не дома! Точно я живу теперь в Бирске, том самом, который мы с тобой видели, когда плыли по Белой.

Хризантемы получила? В каком виде? Если в хорошем, то еще пришлю.

Целую таракашку. Будь веселенькой.

Твой А.

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

30 октября 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, большое Вам спасибо за письмо, спасибо и за телеграмму. Для меня письма теперь очень дороги, потому что, во-первых, я сижу один-одинешенек и, во-вторых, пьесу я послал три недели назад, письмо же получил только вчера от Вас, и если бы не жена, то я ровно бы ничего не знал и мог бы предполагать все, что только бы в голову мне полезло. Когда я писал Лопахина, то думалось мне, что это Ваша роль. Если она Вам почему-либо не улыбается, то возьмите Гаева. Лопахин, правда, купец, но порядочный человек во всех смыслах, держаться он должен вполне благопристойно, интеллигентно, не мелко, без фокусов, и мне вот казалось, что эта роль, центральная в пьесе, вышла бы у Вас блестяще. Если возьмете Гаева, то Лопахина отдайте Вишневскому. Это будет не художественный Лопахин, но зато не мелкий. Лужский будет в этой роли холодным иностранцем, Леонидов сделает кулачка. При выборе актера для этой роли не надо упускать из виду, что Лопахина любила Варя, серьезная и религиозная девица; кулачка бы она не полюбила.

Мне очень хочется в Москву, да вот не знаю, как мне выбраться отсюда. Становится холодно, а я почти не выхожу, отвык от воздуха, кашляю. Боюсь не Москвы, не поездки, а того, что мне придется просидеть в Севастополе от 2 часов до 8 - притом в скучнейшей компании.

Напишите, какую роль Вы возьмете. Жена писала, что Москвин хочет играть Епиходова. Что ж, это очень хорошо, пьеса только выиграет от этого.

Нижайший поклон и привет Марии Петровне, желаю ей и Вам всего самого лучшего. Будьте здоровы и веселы.

Я ведь еще не видел «На дне», «Столпов» и «Юлия Цезаря». Очень хочется посмотреть.

Ваш А. Чехов.

Не знаю, где Вы теперь живете, потому пишу в театр.

Ноябрь

1  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

1 ноября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, венгерец, вчера не было от тебя письма, и я скучал. Нового у меня ничего не произошло, кроме разве того, что синий костюм велел я убрать, заменил его более теплым. Получил от Немировича письмо. Не получил, а наконец-таки получил. Играть Пищика Вишневскому нельзя никак, это роль Грибунина. Я не знаю, почему так хочется Марии Петровне играть Аню; ведь это куцая роль, неинтересная. Варя, по-моему, гораздо больше подходит ей. Немирович пишет, что она боится сходства Вари с Соней из «Дяди Вани». Что же тут похожего? Варя монашка, глупенькая.

Сегодня ветер, холодно. В Таганроге праздновали мой юбилей, газеты пишут про этот юбилей, хотят, очевидно, чествовать меня, т. е. наврать про меня еще больше; а между тем мой юбилей (25 л.) будет года через два-три, не раньше.

Пришли же мне список того, что я должен буду взять с собой в Москву, иначе я ничего не возьму.

Пиши мне, лошадка, каждый день, а то в дни, когда от тебя нет письма, я бываю уныл и зол, как старый беззубый пес.

Твой брокаровский порошок оказался негодным. Он не дает пены и не мылит головы.

Ну, будь здорова и весела, жена моя. Как только напишешь «приезжай», тотчас же и приеду. В баню мне нужно, в баню!

Закручиваю тебе хвостик, лошадка.

Твой А.

Бумагу W, одну пачку, можно выслать заказною бандеролью, только нитку вынь и сделай бандероль.

2  ​​​​ Чехов пишет

​​ 

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

2 ноября 1903 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович, в один день два письма от тебя, большое спасибо! Пива я не пью, в последний раз пил его в июле, а мед мне есть нельзя, болят от него животы. А теперь насчет пьесы.

1) Аню может играть кто угодно, хотя бы совсем неизвестная актриса, лишь бы была молода и походила на девочку, и говорила бы молодым, звонким голосом. Эта роль не из важных.

2) Варя посерьезнее роль, если бы ее взяла Мария Петровна. Без М. П. эта роль выйдет и плосковатой, и грубой, придется переделывать ее, смягчать. Повториться М. П. не может, потому, во-первых, что она талантливый человек, и во-вторых, потому, что Варя не похожа на Соню и Наташу, это фигура в черном платье, монашка, глупенькая, плакса и проч. и проч.

3) Гаев и Лопахин - эти роли пусть выбирает и пробует Конст<антин> Серг<еевич>. Если бы он взял Лопахина и если бы удалась ему эта роль, то пьеса имела бы успех. Ведь если Лопахин будет бледен, исполнен бледным актером, то пропадут и роль и пьеса.

4) Пищик - Грибунин. Боже сохрани отдавать эту роль Вишневскому.

5) Шарлотта - знак вопроса. Помяловой, конечно, нельзя отдавать, Муратова будет, быть может, хороша, но не смешна. Эта роль г-жи Книппер.

6) Епиходов - если хочет Москвин, то быть по сему. Выйдет великолепный Епиходов. Я предполагал, что будет играть Лужский.

7) Фирс - Артем.

8) Дуняша - Халютина.

9) Яша. Если Александров, про которого ты пишешь, тот самый, который состоит у вас помощником режиссера, то пусть берет Яшу. Москвин был бы чудеснейшим Яшей. И против Леонидова ничего не имею.

10) Прохожий - Громов.

11) Начальник станции, читающий в III акте «Грешницу», - актер, говорящий басом.

Шарлотта говорит не на ломаном, а чистом русском языке; лишь изредка она вместо ь в конце слова произносит ъ и прилагательные путает в мужском и женском роде. Пищик русский, разбитый подагрою, старостью и сытостью старик, полный, одетый в поддевку (а la Симов), сапоги без каблуков. Лопахин - белая жилетка и желтые башмаки, ходит, размахивая руками, широко шагая, во время ходьбы думает, ходит по одной линии. Волосы не короткие, а потому часто вскидывает головой; в раздумье расчесывает бороду, сзади наперед, т. е. от шеи ко рту. Трофимов, кажется, ясен. Варя - черное платье, широкий пояс.

Три года собирался я писать «В<ишневый> с<ад>« и три года говорил вам, чтобы вы пригласили актрису для роли Любовь Андреевны. Вот теперь и раскладывайте пасьянс, который никак не выходит.

Я теперь в самом дурацком положении: сижу один и не знаю, для чего сижу. А ты напрасно говоришь, что ты работаешь, а театр все-таки - театр «Станиславского». Только про тебя и говорят, про тебя и пишут, а Станиславского только ругают за Брута. Если ты уйдешь, то и я уйду. Горький моложе нас с тобой, у него своя жизнь… Что же касается нижегородского театра, то это только частность; Горький попробует, понюхает и бросит. Кстати сказать, и народные театры, и народная литература - все это глупость, все это народная карамель. Надо не Гоголя опускать до народа, а народ поднимать к Гоголю.

Очень бы мне теперь хотелось пойти в «Эрмитаж», съесть там стерлядь и выпить бутылку вина. Когда-то я solo выпивал бутылку шампанского и не пьянел, потом пил коньяк и тоже не пьянел.

Буду писать тебе еще, а пока кланяюсь тебе низко и благодарю. У Лужского умер отец? Сегодня прочел в газетах.

Отчего Марии Петровне хочется играть непременно Аню? И отчего Мария Федоровна думает, что для Вари она слишком аристократична? Да ведь «На дне» же она играет? Ну, бог с ними. Обнимаю тебя, будь здоров.

Твой А. Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

2 ноября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, тот журавль, который все болел, в эту ночь издох. Остался теперь один. Погода в Ялте холодноватая, вчера дул свирепый ветер, сегодня пасмурно. Если увидишь еще раз Потапенко, то поклонись ему, скажи, что мне очень хотелось бы повидаться с ним. Не будет ли он в Москве в конце ноября или в декабре? Газету высылаю тебе исправно. Из сегодняшнего № узнаешь, что Качаловы ехали и разбились, их понесли лошади. А других новостей нет. Как поживает Иван? Отчего он не напишет мне? Засим будь здорова, весела и благополучна. Что нужно привезти из Ялты? Напиши, все исполню. Топим уже все печи. Нижняя печь, чугунная, очень хороша.

Твой А.

3  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

3 ноября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, здравствуй! Скоро, скоро приеду, хотя не верю, чтобы моя пьеса шла в декабре. Ее отложат до будущего сезона, я так думаю.

Насчет Эфроса, надеюсь, больше не буду писать тебе, прости, моя родная. У меня такое чувство, будто я растил маленькую дочь, а Эфрос взял и растлил ее. Но смешно, что сегодня Немирович в «Новостях дня» отвечает какой-то провинциальной газетке, кажется керченской, будто Эфрос передал содержание моей пьесы как следует. Или Немирович не читал «Новостей дня», или он боится Эфроса, или у него какие-либо особые виды. Как бы ни было, но это скверно.

Сегодня погода тихая, сырая. Печи затоплены. Кишечник мой все еще плох.

Пьесу отдал Горькому в сборник. Что Чириков будет издавать или редактировать журнал в Москве, первый раз слышу от тебя. Для чего это? Кому нужен редактор Чириков? Писал бы себе рассказы. А Горький театр затевает… Выглянуло солнышко.

Вспоминаю, что летом Маркс, когда я был у него, предлагал мне 5 тысяч. Вспоминаю и жалею, что не взял. Скажи Маше, что сосед Мандражи продал свою землю за 40 тысяч какому-то петербургскому барину.

Если увидишь Горького, то скажи ему, чтобы он взял для набора пьесу у Немировича. Кстати: ты пишешь, что пьеса у тебя; ведь это единственный экземпляр, смотри не потеряй, а то выйдет очень смешно. Черновые листы я уже сжег.

Немирович, очевидно, нервничает. Ему бы отдохнуть надо.

Где теперь Сулержицкий? Что он делает? О чем мечтает? Все еще хочет купить землю?

Хризантемы цветут, деревья еще зелены, а на горах уже снежок. Мне хочется пройтись по Кузнецкому и Петровке в новой шубе.

Ну, крепко обнимаю мою лошадь и целую. Воображаю, как ты смеялась с Муратовой, когда играла в «Юлии Цезаре». Господь с тобой.

Твой А.

5  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

5 ноября 1903 г. Ялта.

Дуся моя, суслик, вчера получил от тебя письмо насчет одеяла и сегодня же сам поехал в город. Ты пишешь об одеяле «бледно-желтом с зеленым отливом, светлом», между тем я перерыл все бухарские одеяла и не нашел ни одного светлого, все скорее зеленого цвета с желтым отливом. И продавец сказал, что бледно-желтых никогда в продаже не было. Нечего делать, взял одно. Если не сгодится, то рассердись и брось.

На дворе сегодня очень хорошо, светло, тихо. Членову не давай моей пьесы, никому не давай и не читай. Сегодня получил письмо от Станиславского с запросами насчет того, какой дом, каменный или деревянный, и проч. и проч. Буду ему отвечать.

Здесь московский Репетилов - психиатр Баженов, который уже был у меня. Он ненавидит Художественный театр из пристрастия к Малому.

Получил не совсем приятное письмо от Вишневского. Жалуется, подчеркивая по два раза фразы в письме, что ему не дают роли в «Вишневом саду» и проч. и проч. Какое-то странное письмо.

Тебе видней московская погода: когда назначишь, тогда и приеду.

Напиши, как прошли «Одинокие», был ли сбор, хорош ли Лужский. Костя, твой брат, еще в Ялте; ждет Михайловского, который уехал в Петербург. Должно быть, раньше 15 ноября не выберется из Ялты.

Я читал письмо Немировича в «Новостях дня» и только теперь понял, откуда недоразумение. Он пишет, что в рецензии ошибок нет, очевидно, у меня в пьесе много описок и в самом деле гостиная названа «какой-то гостиницей». Если так, вели исправить, дуся; если на биллиарде играют, то не значит, что это гостиница. Но неужели из текста не ясно? Впрочем, ничего не понимаю. Не думаю, что Немирович только для того, чтобы укрыть Эфроса, стал бы говорить неправду… Так напиши же мне, что в моей пьесе: гостиница или гостиная? Если гостиница, то телеграфируй.

Приеду в Москву и тотчас же в баню, а потом ужинать, а потом спать. Ах, собака, собака!

Господь с тобой. Нового, кроме одеяла, купленного для тебя, ничего нет. Обнимаю тебя, щиплю и щекочу, лошадка моя драгоценная.

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

5 ноября 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, дом в пьесе двухэтажный, большой. Ведь там же, в III акте, говорится про лестницу вниз. Хотя, кстати сказать, этот III акт сильно волнует меня. Эфрос рассказал в «Новостях дня» содержание пьесы, потом в одном из последних номеров даже подтвердил (довольно нагло, кстати сказать), ссылаясь на письмо Владимира Ивановича, тут же напечатанное. У Эфроса говорится, что III акт происходит «в какой-то гостинице», Вл<адимир> Ив<анович> говорит в своем письме, что у Эфроса «в общих и основных чертах пересказ пьесы верен»; очевидно, у меня в пьесе описка. Действие в III акте происходит не «в какой-то гостинице», а в гостиной. Если у меня в пьесе гостиница, в чем я теперь после письма Вл<адимира> Ив<ановича> сомневаться не могу, то телеграфируйте мне, пожалуйста. Надо же исправить, а так пускать пьесу с грубейшими ошибками, искажающими ее смысл, нельзя.

Дом должен быть большой, солидный; деревянный (вроде аксаковского, который, кажется, известен С. Т. Морозову) или каменный, это все равно. Он очень стар и велик, дачники таких домов не нанимают; такие дома обыкновенно ломают, и материал пускают на постройку дач. Мебель старинная, стильная, солидная; разорение и задолженность не коснулись обстановки.

Когда покупают такой дом, то рассуждают так: дешевле и легче построить новый поменьше, чем починить этот старый.

Ваш пастух играл хорошо. Это именно и нужно.

Отчего Вы так не любите «Юлия Цезаря»? А мне эта пьеса так нравится, и я с таким удовольствием посмотрю ее у Вас. Вероятно, играть не легко? Здесь, в Ялте, говорят о громаднейшем, небывалом успехе «Цезаря», и я думаю, вам долго еще придется играть сию пьесу при полных сборах.

Сегодня получил от Вас два письма: одно маленькое, другое побольше. Большое Вам спасибо. Крепко жму руку, низко кланяюсь Вам и Марии Петровне. Оставайтесь здоровы.

Ваш А. Чехов.

Сообщите Ваш домашний адрес.

В. M. ЧЕХОВУ

5 ноября 1903 г. Ялта .

Милый Володя, спасибо за поздравление, но оно преждевременно, так как юбилей свои я буду праздновать еще не скоро, по крайней мере через 2-3 года.

В Москву поеду и там подумаю; во всяком случае не спеши; лучше семь раз примерить и раз отрезать.

Ты это серьезно насчет зубоврачебного искусства? Если серьезно, то можно будет устроить. Это дело хорошее. Поклонись маме и Иринушке. Напиши.

Твой А. Чехов.

Поклонись Е. М. Гаршину.

7  ​​ ​​​​ Российское отделение Фонда Сороса осталось без здания. Сотрудников фонда выгнали из офиса люди в камуфляже, которые представляют интересы ЗАО «Сектор 1», ведущего судебную тяжбу по поводу прав собственности на здание. Об этом заявил юрист фонда Павел Кузьмин.

Накануне люди в камуфляже ворвались в здание института «Открытое общество» на Озерковской набережной. Они вывели оттуда сотрудников фонда, провели в комнатах обыски и забрали финансовые документы.

Бродил на Новодевичьем, пока не стемнело. Больше всего поразила могила Смоктуновского. Столько актеров и просто чудесных людей в одном месте! Вся история 20 века проходит перед глазами.

7  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

7 ноября 1903 г. Ялта.

Дорогой Александр Леонидович, письмо Ваше получил, наконец, приношу Вам свою благодарность. Так как скоро я приеду в Москву, то благоволите оставить для меня одно место на «Столпы общества», хочу посмотреть удивительную норвежскую игру и даже заплачу за место. Вы знаете, Ибсен мой любимый писатель.

Вы не написали, как живете, как Ваше здоровье. Утомились? А я все сижу на одном месте, покашливаю и бегаю в ватерклозет, извините за выражение, по 5 раз в день - minimum. Игра природы.

Если, когда я буду в Москве, будете у нас обедать, то, пожалуйста, не смейтесь.

Жму руку и шлю Вам тысячу самых сердечных пожеланий. Я очень просил в письмах, чтобы Вам не давали роли в «Вишневом саду», и теперь вижу, просьба моя уважена.

Ваш А. Чехов.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

7 ноября 1903 г. Ялта.

Дусик мой, лошадка, здравствуй! Нового ничего нет, все благополучно, решительно все. Писать не хочется, а хочется ехать в Москву, и все жду твоего разрешения.

Умер Ф. Поленц, автор «Крестьянина», чудесный писатель. Получил письма и от Немировича и от Алексеева, оба, по-видимому, недоумевают; ты сказала им, что моя пьеса мне не нравится, что я боюсь за нее. Но неужели я пишу так непонятно? Я до сих пор боялся только одного, боюсь, чтобы Симов не стал писать гостиницы для III акта. Нужно исправить ошибку… Пишу я об этом уже целый месяц, а в ответ мне только пожимают плечами; очевидно, гостиница нравится.

Немирович прислал телеграмму срочную с просьбой прислать в ответ срочную же телеграмму - кому играть Шарлотту, Аню и Варю. Против Вари стояли три фамилии - две неизвестные и Андреева. Пришлось выбрать Андрееву. Это хитро устроено.

Костя давно уже не был у меня. Вероятно, сегодня придет. Михайловского задержат в Петербурге, очевидно, Костя не скоро выедет домой.

Дусик, выпиши меня отсюда.

Одеяло послал я тебе с Баженовым, который вчера приходил прощаться. Если не понравится, пришли, я переменю.

«Банкрот» провалился в Новом театре? Я видел эту пьесу в отличном исполнении, она показалась мне превосходной пьесой, да так оно и есть на самом деле. Там две мужские роли написаны отменно.

Сегодня я проспал, проснулся в 9 часов! Чувствую себя, кажется, недурно. Только вот расстройство кишечника. Надо бы изменить режим, вести более безнравственную жизнь, надо бы все есть - и грибы, и капусту, - и все пить. А? Как ты думаешь?

Скажи Вишневскому, чтобы он пешком ходил побольше и не волновался.

Ну, пупсик мой, обнимаю тебя. Выписывай меня поскорей. Неужели тебе не интересно увидеть мужа в новой шубе?

А.

Не пиши мне про жареную утку, не мучай меня. Когда приеду, целую утку съем.

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

7 ноября 1903 г. Ялта.

Срочная. Москва, Худож<ественный> театр, Немировичу. Шарлотта - Муратова, Аня - Лилина, Варя - Андреева.

Чехов.

8  ​​ ​​ ​​​​ Костя Райкин рассказал, как много для них значили «Служанки» Виктюка. Его отец только что умер, и театру Кости надо было заявить о себе. Этот театр вовсю гастролировал именно с этим спектаклем.

КР выступил в «Линии жизни»; эту серию ведет ТКК.

Уже по другому каналу: семья ​​ Боярского. Жалуется, что попал в «чужую» жизнь, которую он не понимает. По мне, все, как было, так и осталось. Просто все обнажилось нагрянувшей свободой! С его женой сидел на «Стакане воды» в Александрийке.

Быстрицкая играла по-западному: блестяще, чуть холодно. Когда она стала рассказывать о себе, то показалась слишком земной. Совсем без небесного блеска, каким светится Смоктуновский.

8  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

8 ноября 1903 г. Ялта.

Дуся моя, таракаша, сейчас получил письмо, в котором ты величаешь меня сверхчеловеком и жалуешься, что у тебя нет таланта. Покорнейше благодарим.

Вчера я получил письмо от некоей госпожи Янины Берсон, которая пишет, что студентам в Женеве «жрать нечего, работать негде, не зная языка - с голоду подохнешь». Это знакомая Горького. Просит она экземпляр «Вишневого сада», чтобы поставить его в Женеве с благотворительною целью. Будут-де играть студенты. Так как она говорит, что видается с тобой в театре, то, пожалуйста, передай ей, что «Вишн<евый> сад» раньше постановки в Худож<ественном> театре я не могу дать, так как пьеса еще не готова, понадобится кое-что изменить, что пьесу она получит в декабре или январе, а пока студенты в Женеве пусть поставят что-нибудь другое, например «Еврея» Чирикова, пьесу очень подходящую и очень порядочную во всех смыслах. Слышишь? Так и скажи ей. Я же не отвечаю ей, потому что не знаю, как величать ее по батюшке. По-видимому, груба она адски.

У нас дождь. 10 градусов тепла. Сегодня буду мыть себе голову. Полцарства за баню! Сегодня у меня обедает К<онстантин> Л<еонардович>, готовят поэтому цветную капусту и утку. А здешние утки тощи и жестки, как хищные птицы.

Сегодня в газетах известие, будто крымскую дорогу будет строить не Михайловский, а кто-то другой. Очевидно, сплетня Софьи Павловны.

Ольга Михайловна привезла мне устриц и селедок. Наши так испугались устриц, с таким ужасом и брезгливым суеверием глядели на них, что пришлось мне не есть их. Сельди хорошие. Вообще, очевидно, без Ольги Михайловны мне жить никак нельзя. Софья Павловна скоро приедет в Москву и нарочно для Москвы заказала себе в Одессе шубу и несколько платьев.

Мой юбилей - это выдумки. Про меня никогда еще не писали в газетах правды. Юбилей будет, вероятно, не раньше 1906 г. И меня эти юбилейные разговоры и приготовления только раздражают.

Как только напишешь, чтобы я ехал, тотчас же закажу себе билет. Чем скорее, тем лучше.

Ты не очень выучивай свою роль, надо еще со мной посоветоваться; и платьев не заказывай до моего приезда.

Муратова так, в общежитии, бывает смешной; скажи ей, чтобы в Шарлотте она была смешной, это главное. А у Лилиной едва ли выйдет Аня; будет старообразная девушка со скрипучим голосом, и больше ничего.

Когда, наконец, я с тобой увижусь? Когда я буду тебя колотить? Обнимаю тебя, лошадка.

Твой сверхчеловек, часто бегающий в сверхватерклозет

А.

9  ​​ ​​ ​​​​ В Москве с 9 по 19 ноября в пятый проходит фестиваль нового европейского театра (NET-фестиваль). В нем принимают участие труппы авангардистского и экспериментального направления из Украины, Польши, Словении, Германии, Литвы.

Лучше всего московским зрителям, однако, известны российские участники фестиваля - «человек-театр» Евгений Гришковец

и «Кислород» Ивана Вырыпаева, поставленный труппой Театр.doc.

Юбилей школы МХААТ вылился в настоящий праздник! Столько любимых лиц не объединяло еще ни одно заведение.

10 Умер Николай Волков.

Уж как понравился в «Братьях Карамазовых»!

Никола́й Никола́евич Во́лков.

3 октября 1934, Одесса, Украинская ССР, СССР - 10 ноября 2003, Москва, Россия.

Советский и российский актёр. Народный артист РСФСР (1989)

10  ​​​​ Чехов пишет

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

10 ноября 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, конечно, для III и IV актов можно одну декорацию, именно с передней и лестницей. Вообще, пожалуйста, насчет декораций не стесняйтесь, я подчиняюсь Вам, изумляюсь и обыкновенно сижу у Вас в театре разинув рот. Тут и разговоров быть не может; что Вы ни сделаете, все будет прекрасно, в сто раз лучше всего того, что я мог бы придумать.

Дуня и Епиходов при Лопахине стоят, но не сидят. Лопахин ведь держится свободно, барином, говорит прислуге ты, а она ему - вы.

Сергей Саввич поехал в Японию … для «Русского листка»? Лучше бы он поехал на луну поискать там читателей «Русского листка», на земле их нет. Читали Вы его пьесы? Вот если бы он поехал в Японию для того, чтобы написать и издать книгу об Японии, то это было бы очень хорошо, это наполнило бы всю его жизнь.

Если я не еду до сих пор в Москву, то виновата в этом Ольга. Мы условились, что я не приеду, пока она меня не выпишет.

Крепко жму Вам руку, сердечно благодарю за письмо.

Ваш А. Чехов.

Я не видел еще «На дне», «Столпы общества» и «Юлия Цезаря». Значит, буду у Вас в театре толкаться каждый вечер.

В. Л. КИГНУ (ДЕДЛОВУ)

10 ноября 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Владимир Людвигович, неожиданно пришли две Ваши книжки, пришло письмо, и я уж не знаю, какие слова мне говорить, чтобы выразить Вам мою самую искреннюю, сердечную благодарность. Я взялся за «Просто рассказы» и прочел почти в один присест все рассказы; в них много былого, старого, но есть и что-то новое, какая-то свежая струйка, очень хорошая. «Лирические рассказы» буду читать сегодня.

Я все похварываю, начинаю уже стариться, скучаю здесь в Ялте и чувствую, как мимо меня уходит жизнь и как я не вижу много такого, что как литератор должен бы видеть. Вижу только и, к счастью, понимаю, что жизнь и люди становятся все лучше и лучше, умнее и честнее - это в главном, а что помельче, то уже слилось в моих глазах в одноцветное, серое поле, ибо уже не вижу, как прежде.

Накрохин в самом деле был талантлив. Я читал его «Идиллии в прозе». Но он изображал только красивый цветничок около дома, палисадничек, но в самый дом не решался входить. А Бежецкий, про которого Вы пишете, уже забыт, как оно и должно быть по-настоящему. И Щеглов (автор военных рассказов) тоже забыт.

Будьте здоровы и счастливы. Вы не женаты? Отчего? - извините за вопрос. Года 2-3 назад я женился и очень рад; мне кажется, что жизнь моя изменилась к лучшему. То, что пишут обыкновенно про брачную жизнь, совершеннейшее вранье.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Спасибо еще раз!!

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 ноября 1903 г. Ялта.

Милая Книппуша, собака моя, здравствуй! Если ты спрашиваешь насчет книги Бальмонта «Будем как Солнце!», то книгу сию я получил уже давно. Могу сказать только одно: толстая книга. Получил сегодня от Конст<антина> Серг<еевича> извещение, что сегодня, 10-го ноября, начинаются репетиции «В<ишневого> с<ада>« и что Сергей Саввич М<амонтов> едет в Японию корреспондентом «Русского листка».

В своем письме Конст<антин> Сергеев<ич> говорит, что для III и IV актов будет одна декорация. И я рад, рад не тому, что будет одна декорация, а тому, что III акт, очевидно, не будет изображать гостиницы, которой почему-то так хотели Немирович и Эфрос.

У нас дожди, сыро. Не выхожу. Зато часто бегаю в W. - все-таки гимнастика.

Насчет аккуратности моей не беспокойся, дусик. Переодеваю сорочку часто, костюм меняю каждый день, зубы чищу если и не каждый день, то чаще, чем раз в два дня. Только вот в бане не бываю, но в этом я не виноват нисколько. От ванн я слабею и простуживаюсь.

Описывай мне в письмах репетиции.

Нового ничего нет, все благополучно. Темно писать, хотя еще только 3 часа дня.

Если ты мне еще не изменила, то обнимаю тебя и целую множество раз.

Твой А.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

10 ноября 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, я наводил справки; оказывается, что санатории (их в Ялте две: одна - кн<ягини> Барятинской, другая - Благотворительного общества) переполнены. Можно теперь записаться и ждать очереди, а когда наступит эта очередь - неизвестно. Льготных условий, о которых Вы пишете, здесь нет, ибо плата, которую берут с больных, и так очень невелика; просить уступки я не решился бы, с заведующими обеих санаторий я не знаком и даже отродясь их не видел.

Отчего бы Таганрогу не выстроить собственную санаторию где-нибудь на берегу Миуса, подальше от Азовского моря? Ведь около Таганрога очень здорово, и к тому же устроиться можно не дорого. Вот наняли бы какую-нибудь усадьбу, а потом бы и свое что-нибудь построили.

Нового ничего нет, все благополучно. Мне, по обыкновению, нездоровится, но к этому я уже привык и не считаю этого особенным неблагополучием.

Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

Если у Вашей больной процесс легочный еще не далеко зашел, т. е. если она ходит, не очень ослабела, и проч. и проч., то она может нанять себе в Ялте квартиру и прожить здесь зиму, тратя рублей 50-60 в месяц, не больше.

11  ​​​​ «Самым полезным изобретением последних 40 лет англичане назвали приспособление, позволяющее при наливании пива из банки получать такую же пену, как из крана в баре. Таковы результаты опроса, проведенного на сайте английского технологического журнала Т3. Приспособление на пивной банке, именуемое widget, значительно опередило такие изобретения человечества, как интернет, мобильная связь, компакт-диски, собрав 48 % голосов опрошенных».

Вот, мы такие.

Вот так в ноябре ​​ летнее солнце встанет над Москвой – и ты подхвачен, увлечен этой тайной.

Уже третий раз в ТЦ «Москва», но с трудом нахожу, что надо: такой ангарище.

РГБ, номер 38 880 \ 3Ф – вот моя бирка в Ленинке.

Дома вечером собираю сообщения из Интернета.

НТВ сообщило об эпидемии браков, где разница в возрасте 30 и больше лет. Теперь картины «Бесприданница» или «Неравный брак» уже не кажутся такими трагичными.

12  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 ноября 1903 г. Ялта.

Пупсик, читал сегодня в газетах про «Одиноких» и порадовался. Старайся, лошадка, награда тебе будет. Л с каким удовольствием я посмотрю «Одиноких»! Посмотрю не раз, а пять раз.

Дня три назад пришло от Маши извещение, что валенки куплены. Ждал я сегодня, ждал вчера и наконец рукой махнул. У бабушки ревматизм, а я без бумаги W. W. в самом гнусном положении. А насчет бумаги я прошу с самого сентября… Быть может, я пишу непонятно. В прошлом году была история с адресом, а в этом году с «какой-то гостиницей» и вот с бумагой. Просто не пойму, в чем дело.

Скоро в Москву приедет мадам Бонье, привезет с собою мать. Хотели они выехать на будущей неделе, в начале, но теперь стало очевидно, что раньше 20-го ноября им нельзя будет выехать. Я поживу solo.

Сегодня погода просто прелесть. Тихо и ясно.

Насчет переводов моей пьесы говори всем, что ты знать ничего не знаешь, что я не отвечаю на твои запросы и проч. и проч. Ведь я не могу запретить, пускай переводит всякий желающий, все равно толку никакого не будет.

Скажи Сулеру, чтобы он не уезжал, не повидавшись со мной; мне необходимо поговорить с ним насчет его хозяйства. Нужно, чтобы он купил себе землю не в Черниговской губ<ернии>, а в Московской. В Черниговской можно разводить и ананасы, да сбыта нет, а в Московской всякий огурец, даже желтяк, спустить можно.

В моих письмах нет веселости, чувствую, дусик мой. Я раскис, злюсь, кашляю, бегаю в W. Нового ничего нет. Твой брат еще в Ялте. Вчера я сообщил по секрету Софье Павловне, что твой брат выиграл в последний тираж 25 тысяч; значит, скоро появится об этом в газетах.

Сейчас обедали. Решено было за обедом, что мать поедет в Москву с горничной Настей, выедет она на будущей неделе во вторник, с почтовым. Одним словом, выедет 18 или 19 ноября. Ялта ей опротивела. Ты сделай так, чтобы она побывала на «Одиноких» и «Юлии Цезаре». Остановится она у Вани, а потом, как говорит, будет искать себе квартиру, чтобы прожить в Москве до весны.

Мне подниматься на 3-4 этаж будет трудновато, да еще в шубе! Отчего вы не переменили квартиры? Ну, да все равно, я буду в Москве сидеть дома, схожу только в баню, да в ваш театр.

Обнимаю тебя, лошадка, жму твое копытце, разглаживаю твой хвостик. Будь здорова и весела.

Твои А.

Настя торжествует.

Помнится, от г-жи Флакс было письмо; и помнится, я ответил уклончиво, отказал. Это насчет «Дяди Вани», кажется.

Когда выпишешь меня?

14  ​​​​ Чехов пишет

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

14 ноября 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Константин Петрович, я не в Москве, а все еще в Ялте, и отсюда выберусь, вероятно, еще не скоро.

Пьесы моей «Вишневый сад» у меня нет, ни единого экземпляра, а то бы я выслал Вам для сборника. Благоволите написать в Москву к В. И. Немировичу-Данченко или моей жене О<льге> Л<еонардовне>, чтобы выслали Вам, или, еще лучше, напишите Алексею Максимовичу, чтобы он добыл один экземпляр для набора.

Нового ничего нет, все идет по-старому. Крепко жму руку и желаю всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

15 Чехов пишет

M. П. ЧЕХОВОЙ

15 ноября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, мать и Настя выезжают во вторник 18-го ноября, почтовым. Они остановятся у Вани.

Все благополучно, 7-го ноября было от тебя письмо о том, что валенки высылаются; сегодня уже 15-е, а нет ни валенок, ни бумаги W., которую я жду с самого сентября. Настроение такое, что я даже боюсь письма писать, чтобы не нагрубить.

Английский журнал и яблоки привезет мать. Будь здорова и благополучна. Нового ничего нет.

Твой А.

16 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

16 ноября 1903 г. Ялта.

Милый мой дусик, не писал тебе так долго, потому что был сильно не в духе и боялся наговорить в письме глупостей. Сегодня воскресенье, на дворе тихо и на душе у меня лучше, хотя в сущности ничто не изменилось, все по-прежнему.

В карете не выезжай за мной, ведь меня в карете тошнит. Самое лучшее - обыкновенный извозчик. Репертуар получил из театра в понедельник, а от тебя в субботу, когда он уже устарел. Если Тихомирова стала опять высылать, то ты уже не беспокойся.

Мать выезжает послезавтра, во вторник. Она поедет на почтовом, курьерского не любит. Будет в Москве жить у Вани.

Если не высылали еще валенок и бумаги W, то и не высылайте. Надо бы мне было еще в сентябре телеграфировать Мюру, а я не догадался.

Скажи Маше, что английский журнал и яблоки привезет мать. Настя чуть с ума не сходит от радости, что едет в Москву.

Сосед мой Мандражи продал свою землю какому-то, как говорят, петербуржцу. Ольга Мих<айловна> объелась устриц и заболела. Насчет учительницы или гувернантки она телеграфировала не тебе, а тебе для передачи Маше - так она говорит по крайней мере.

У меня характер несносный, прости меня, дусик.

Целую тебя и крепко обнимаю.

Твой А.

17  ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

17 ноября 1903 г. Ялта.

Неужели ты, лошадка, думаешь, что я на старости лет стану носить шубу или воротник из поддельного котика? Мне нужна шуба, которая бы:

1) была очень тепла и очень легка,

2) застегивалась на пуговицы, как пальто,

3) имела воротник из хорошего меха, не поддельного, не крысиного, а настоящего.

И чтобы шапка была такая же, как воротник. Ты скряга, между тем я отродясь не шил себе шубы, хотя расходовал очень много денег. Неужели будет нехорошо, если я сошью себе шубу за 300 или даже 400 р. (считая в том числе и шапку)? Вот подумай-ка с Вишневским.

У шубы должны быть рукава подлиннее, во всяком случае не коротки. Значит, теперь ты закажешь шубу? Или меня подождешь? Поступай, как находишь лучше.

Завтра уезжает мать… Погода тишайшая, а она едет на лошадях, хотя и не боится качки.

Мой юбилей будет еще не скоро, через несколько лет. Надо будет разобрать старые бумаги и письма и посмотреть, когда я получил первый гонорар.

Нового ничего нет, все по-старому. Белье и вообще содержимое чемодана возьму, как ты писала. От списка не отступлю ни на один миллиметр.

Сижу без бумаги W. Испытываю мучительное раздражение уже недели три.

Ну, будь здорова, господь с тобой. Обнимаю мою лошадку и целую.

Твой А.

20  ​​​​ «На аукционе Christie's в Женеве неизвестный покупатель из России приобрел бриллиант размером 63,93 карата за 4,850 млн. швейцарских франков. Начальная цена камня составляла три млн. франков. Новый его обладатель отказался раскрыть свое имя.

Тремя днями ранее неизвестный россиянин за 100 млн. д. приобрел самый крупный в мире розовый брильянт весом в 70,39 карата. О новом владельце камня известно лишь, что живет он в Лондоне, а купленный камень был отправлен в Москву».

Наверняка, такой камень мог бы быть с успехом выставлен в Алмазном Фонде!

По таким русским будут судить о России.

20 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 ноября 1903 г. Ялта.

Погоди заказывать шубу, подожди письма.

Антонио.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

20 ноября 1903 г. Ялта.

Милая моя, многотерпеливая жена, лошадка моя, сегодня наконец посылка пришла. От валенок и туфель бабушка в восторге, приходила благодарить, другие туфли я поставил у матери на столе; а полочка очень красива или показалась мне таковою. Спасибо, родная! И прости мне, прости мое ворчанье; но что же делать, если я мучился все время.

Получил план I действия. Дом будет двухэтажный; стало быть, и покой двухэтажный; но ведь во дворике, какой образуется этим покоем, солнца очень мало, тут вишни не станут расти.

Сегодня я телеграфировал тебе насчет шубы. Боюсь, что ты закажешь шубу не в виде пальто, без пуговиц, и с выкрашенным котиком. Погоди, дусик, я скоро приеду.

Была у меня сегодня Ольга Мих<айловна>, просидела мучительно долго.

Полочке висеть над фотографиями как раз хорошо. Ты ошибаешься в своем предположении, с матерью я не ссорился. Мне было больно смотреть на нее, как она тосковала, и я настоял, чтобы она уехала - вот и все. Она не крымская жительница.

Обнимаю тебя, мою добрую, чудесную, распорядительную лошадку, обнимаю и целую. Господь с тобой. Не сердись, если находишь, что я мало тебе пишу. Мало пишу, зато много люблю.

Твой А.

Ал. П. ЧЕХОВУ

20 ноября 1903 г. Ялта.

Вчера в «Таганрогском вестнике» прочел некролог Э. Р. Рейтлингера, будто бы умершего на сих днях. Ведь еще 10-15 лет назад ходили слухи, что Р<ейтлингер> помре.

Как поживаешь? Не пострадал ли ты от наводнения? Не бил ли тебя на улице Черман? Не хватали ли тебя за фалды на улице хулиганы? Напиши мне. Я все еще в Ялте. Что поделывает Миша?

Кланяюсь, жду ответов.

Твой А.

21 Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 ноября 1903 г. Ялта.

Милая лошадка, я все это время выказывал свои крутой характер, прости меня. Я муж, а у мужей, как говорят, у всех крутой характер. Только что меня позвали к телефону, говорил Лазаревский из Севастополя; сообщил, что сегодня вечером приедет ко мне, пожалуй останется ночевать, и опять я буду злиться. Скорей, скорей вызывай меня к себе в Москву; здесь и ясно, и тепло, но я ведь уже развращен, этих прелестей оценить не могу по достоинству, мне нужны московские слякоть и непогода; без театра и без литературы уже не могу. И согласись, я ведь женат, хочется же мне с женой повидаться.

Костя уехал наконец. Это великолепный парень, с ним приятно. Вчера был Михайловский, решили, что Костя будет во время постройки жить в Ялте.

Сегодня письма от тебя нет. Вчера я телеграфировал тебе насчет шубы, просил подождать письма. Боюсь, что ты сердишься. Ну, да ничего, помиримся. Времени еще много впереди.

Погода совсем летняя. Нового ничего нет. Не пишу ничего, все жду, когда разрешишь укладываться, чтобы ехать в Москву. В Москву… в Москву! Это говорят уже не «Три сестры», а «Один муж».

Обнимаю мою индюшечку.

Твой А.

M. П. ЧЕХОВОЙ

21 ноября 1903 г. Ялта.

Милая Маша, вчера у себя в кабинете я нашел около камина на ковре стекло от очков или pince-nez. Спроси у мамаши, не потеряла ли она. Пусть не покупает нового, если потеряла, я привезу.

Бабушка очень довольна, благодарит за валенки. Все тихо, благополучно. Арсений ночует в доме, внизу на лестнице.

Приеду тотчас же, как только позовут телеграммой. Будь здорова и благополучна.

Твой А.

23  ​​​​ Наш сосед. ​​ Заплатил он огромный долг за квартиру?  ​​​​ Удивляет, что он один платит за свою трехкомнатную столько же, сколько мы - за однокомнатную: 850 рб. Он прописан один! ​​ 

23 ​​ Чехов пишет

К. С. АЛЕКСЕЕВУ (СТАНИСЛАВСКОМУ)

23 ноября 1903 г. Ялта.

Дорогой Константин Сергеевич, сенокос бывает обыкновенно 20-25 июня, в это время коростель, кажется, уже не кричит, лягушки тоже уже умолкают к этому времени. Кричит только иволга. Кладбища нет, оно было очень давно. Две-три плиты, лежащие беспорядочно, - вот и все, что осталось. Мост - это очень хорошо. Если поезд можно показать без шума, без единого звука, то - валяйте. Я не против того, чтобы в III и IV акт<ах> была одна декорация; было бы только удобно в IV акте выходить и входить.

Жду не дождусь дня и часа, когда наконец жена моя разрешит мне приехать. Я уже начинаю подозревать жену, не хитрит ли она, чего доброго.

Погода здесь тихая, теплая, изумительная, но как вспомнишь про Москву, про сандуновские бани, то вся эта прелесть становится скучной, ни к чему не нужной.

Я сижу у себя в кабинете и все поглядываю на телефон. По телефону мне передаются телеграммы, и я вот жду каждую минуту, что меня позовут наконец в Москву.

Крепко жму руку, до земли кланяюсь Вам за письмо.

Будьте здоровы и благополучны.

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

23 ноября 1903 г. Ялта.

Здравствуй, венгерская лошадка, как поживаешь? Скоро ли выпишешь своего мужа? Вчера с утра до обеда у мужа сидел учитель из Гурзуфа, очень интересный молодой человек, который все время забирал в рот свою бородку и силился говорить о литературе; от обеда, впрочем, с 3-х часов до вечера сидела у меня приятнейшая начальница гимназии с какой-то классной дамой, которую она привела, чтобы на меня посмотреть; был и Лазаревский, все время, не умолкая, говоривший о литературе. И как же досталось тебе! Я сидел с гостями, слушал, мучился и все время ругал тебя. Ведь держать меня здесь в Ялте - это совсем безжалостно.

Михайловский говорил, когда был у меня в последний раз, что Костя будет на постройке одним из главных, будет жить в Ялте. Это я отвечаю на твой вопрос насчет Кости.

Получил от Мейерхольда письмо. Пишет, что уже неделя, как лежит, что у него кровь идет горлом.

Конст<антин> Серг<еевич> хочет во II акте пустить поезд, но, мне кажется, его надо удержать от этого. Хочет и лягушек, и коростелей.

Шарик становится очень хорошей собакой. Лает и днем, и ночью. Зубы только остры у подлеца.

Пришла m-me Средина. Будь здорова, дусик. Чуть было не написал - дурик. Темно становится. Обнимаю мою козявку.

Твой А.

Н. И. КОРОБОВУ

23 ноября 1903 г. Ялта.

Милый Николай Иванович, погоди немножко, скоро я приеду, тогда и поговорим о билетах. Еще не известно, когда пойдет моя пьеса; репетируют пока только первый акт.

Когда приеду, то пришлю тебе письмо.

С Сувориным я давно уже не переписываюсь. Буренин - это избалованное, очень сытое животное, злое и желтое от зависти. Вот тебе ответы на твои вопросы, а буде пожелаешь подробностей - поговорим при свидании. Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

Адрес: ​​ Москва. ​​ Доктору

Николаю Ивановичу Коробову.

Калужские ворота, 1-я Городская больница.

25  ​​​​ В детстве я решил «протестовать» против жизни «вообще», - но как?

Две недели не мылся и не ел.

Это было в спортлагере, и всеми знакомые ​​ с удивлением ​​ смотрели на меня.

Что это?

Никто не мог понять.

Я хотел выразить, что мне плохо, но никто даже этого не заметил, никто не спросил меня, зачем я это делаю.

Мне нравилось тренироваться, но я не находил себя среди других.

​​ 

25 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 ноября 1903 г. Ялта.

Дуся, немецкая лошадка, посылаю рекомендацию, о которой ты писала. Думаю, что я так написал. Если же не так, то пусть Егор подождет немного. Скажи ему, что я решил подождать еще немного, и если жена меня не вызовет наконец, то я уеду в Москву без всякого позволения. Так и скажи ему.

Получил письмо от Сулера. Пишет, что у вас в театре не совсем благополучно, будто какие-то недоразумения. Если это правда, то жаль. Но думаю, тут пустяки, одни разговоры да слухи.

Ольга Михайловна выехала, теперь в Москве.

Мать приехала в Москву, и вы, т. е. ты и Маша, убедились наконец, что никаких у нас с ней недоразумений не было. Выехала она, потому что ей было очень, очень скучно, я настоял. Мне кажется, что в декабре она уже начнет скучать в Москве, и тогда может поехать с Машей опять в Ялту.

Погода изумительная, райская, ни одной сколопендры, ни одного комара; но боюсь, что как я на пароход, так и задует. Арсений полнеет, благодушествует, Шарик вырос, лает днем и ночью.

Значит, Немирович не читал моей пьесы в Общ<естве> любителей слов<есности>? Началось с недоразумений, недоразумениями и кончится - такова уж судьба моей пьесы.

Если шуба будет тяжелой, то не проси тогда милости - отколочу, изобью вдребезги. Не вели класть ваты, не лучше ли какой-нибудь пух, вроде, скажем, гагачьего.

Если увидишь Костю раньше меня, то скажи ему, что Софья Павловна выздоровела.

Ну, обнимаю тебя и, схватив на руки, начинаю прыгать. Господь с тобой.

Твой А.

Не скупись, старайся, чтобы шуба была полегче: ведь мне и в пальто теперь тяжеловато.

Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ.

25 ноября 1903 г. Ялта.

Милый Лев Антонович, большое Вам спасибо за то, что наконец собрались написать, Ваше письмо доставило мне немалое удовольствие. Хотелось бы повидаться с Вами и потолковать о том о сем, о хохлах, о Вашем будущем имении, о редиске и бобах, которые будут произрастать под Вашим наблюдением. Очень рад, что Вы стали думать иначе о нас, хохлах; и теперь бы мне еще хотелось сбить Вас с мысли об Орловской и Курской губ<ернии>. Для чего забираться так далеко, если можно найти подходящий клочок земли в Московской? Вам надо поближе к Москве, в 3-5 верстах от станции, около реки или пруда, десятин 5-10 - не больше, нужен сад и огород. Если Вы насадите яблонь (антоновка, зимняя), десятины две, если затеете огород и парник, то у Вас будут заняты и лето, и зима, и через пять лет maximum Вы уже будете получать доход, задавать балы и носить на животе золотую цепочку. Главное - возможность ежедневного сбыта, имейте сие в виду. А без сбыта никак нельзя, как бы просто Вы ни жили; сбыт вдохновляет - это раз, а во-вторых, читайте Г. Джорджа, буде мне не верите. При свидании поговорим очень обстоятельно, а пока умолкаю. Приеду скоро, очень скоро, должно быть, в начале будущей недели.

О недоразумениях в Художеств<енном> театре ничего не слышал, мне ничего не пишут неприятного, все благополучно, по-видимому.

Трофимов на Вас не похож ни капельки.

Жене Вашей и великолепному сыну, Вашему наследнику и кормильцу в старости, мой поклон.

Крепко жму Вам руку. О том, когда приеду, сообщу Вам. Будьте благополучны.

В Московской губ<ернии> и построиться можно дешевле и лучше.

Я кашляю.

Вы живете в Молочном переулке, дом Градобоевой. Какое предзнаменование! Очевидно, Вам надо будет иметь побольше коров и избегать посевов.

26  ​​ ​​ ​​​​ Европеизация на Арбате: за доллар только 29, а за евро 35. Для нас, русских, это слишком большая разница.

Павел, наконец, пробил в Париже пособие и долго напускался на ЭН-ча, чтоб тот сдал комнату в Питере. Лермонтовед отказался: боится за книги и за квартиру. Да и 300 евро в месяц (это в лучшем случае) – не та сумма, чтоб рисковать.

26  ​​​​ Чехов пишет

П. Ф. ИОРДАНОВУ

26 ноября 1903 г. Ялта.

Многоуважаемый Павел Федорович, недавно через агентство Русского общества я послал Вам небольшую пачку книг; на днях тоже вышлю, вероятно, по почте тоже небольшую пачку.

Вчера был у меня мой двоюродный брат, показывал мне Ваше письмо, где Вы говорите о том, чтобы я похлопотал насчет его, брата, почетного гражданства. С удовольствием, только напишите мне, где этот самый «наблюдательный комитет» и кто там главный или главные.

Мне нездоровится, между тем нужно ехать в Москву. Во-первых, тянет туда ужасно, и, во вторых, денег нет, надо поработать немножко, пьесу поставить и проч. и проч. В письме к брату Вы пишете о моем юбилее. Юбилей сей будет еще нескоро, вероятно, в 1906 или даже в 1907 г. (в январе, вернувшись домой, перерою у себя старые письма и наведу справки); да и помимо сего, мне нездоровится, настроение у меня совсем не юбилейное, и я убедительно прошу Вас отложить юбилей и разговоры о нем впредь до благоприятного будущего. В январе, наведя справки, я напишу Вам подробно и обстоятельно, а пока будьте отцом-благодетелем, отложите вопрос об юбилее на самую верхнюю полку.

В эту осень я чувствую себя хуже, чем в прошлую. Второй том Шильдера «Николай Первый» будет выслан, Пушкин - тоже.

Теперь я в Ялте, после первого декабря мой адрес будет такой: Москва, Петровка, д. Коровина.

Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы и благополучны. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

27  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 ноября 1903 г. Ялта.

Дусик, собачка нужна в I акте мохнатая, маленькая, полудохлая, с кислыми глазами, а Шнап не годится. Очевидно, мне будет позволено приехать в Москву в августе, не раньше. Милая моя начальница, строгая жена, я буду питаться одной чечевицей, при входе Немировича и Вишневского буду почтительно вставать, только позволь мне приехать. Ведь это возмутительно - жить в Ялте и от ялтинской воды и великолепного воздуха бегать то и дело в W. Пора же вам, образованным/людям, понять, что в Ялте я всегда чувствую себя несравненно хуже, чем в Москве. Было спокойное, тихое море, а теперь бурлит, высокие волны хватают до самого неба, и дождетесь вы того, что погода так испортится, что нельзя будет ни выехать, ни доехать.

Я приеду в спальном вагоне; шубу не тащи в вагон, будет холодная, я надену ее в вокзале.

Какой ты стала скрягой! Ты скоро будешь наклеивать на письмах марки, уже бывшие в употреблении. Отчего ты ничего не телеграфируешь? Я боюсь, что приказ ехать в Москву ты пришлешь по почте, а не по телеграфу. Я тебе отдам десять рублей, только не скупись, телеграфируй мне, не жадничай.

Скажи матери, что стекло от очков, оказалось, было обронено Варварой Константиновной, которая, кстати сказать, обещала побывать у меня еще до моего отъезда.

Стало холодно. Погожу немного, если не напишешь или не телеграфируешь, чтобы я приехал, то уеду в Ниццу или куда-нибудь, где повеселее.

Обнимаю тебя, лошадка, господь с тобой, моя радость. Итак, я жду и жду.

Твой А.

28 ​​ Я принят в Союз Писателей Москвы! Конечно, событие невероятное.

Папа - рыжий, мама - рыжий.

Рыжий я и сам.

Вся семья у нас покрыта

Рыжим волосам.

Мне казалось, что в этих неправильностях ​​ языка ​​ столько волшебства!

29 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

29 ноября 1903 г. Ялта.

Я уже не знаю, лошадка, что мне делать и что думать. Меня упорно не зовут в Москву и, по-видимому, не хотят звать. Написала бы откровенно, почему это так, что за причина, и я не терял бы времени, уехал за границу. Если бы ты знала, как скучно стучит по крыше дождь, как мне хочется поглядеть на свою жену. Да есть ли у меня жена? Где она?

Больше писать не стану, это как Вам угодно. Писать не о чем и не для чего.

Если получу сегодня телеграмму, то привезу тебе сладкого вина, если же не получу, то кукиш с маслом.

Шнап, повторяю, не годится. Нужна та облезлая собачонка, которую ты видела, или вроде нее. Можно и без собаки.

Ну, обнимаю тебя.

30 ​​ Чехов пишет

О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

30 ноября 1903 г. Ялта.

Выезжаю вторник.

Декабрь

1 Валерий Перевозчиков. «Владимир Высоцкий: правда смертного часа. Посмертная судьба».

Москва. Политбюро (так называется издательство!). 2000.

Такая вот книга вышла на рубеже века. Люда зачитывается, а у меня прямо в глазах зарябило от ужасных фактов. Мне неприятно, что он был настолько болен. Для меня он останется советским гением, человеком, сумевшим выкрикнуть правду. Только иногда его песни трогали до слез, а театральную работу почти не знал. Попасть на «Гамлета» было просто невозможно!

2 «БДТ больше нет» - статья М. Токаревой.

«Есть здание в Петербурге на Фонтанке с надписью «Большой драматический театр имени Г.А. Товстоногова», есть артисты, которые с ним работали. Но легенда - кончилась. И окончательно сокрушил еe, как ни парадоксально, тот, кого прочили на пустующее уже пятнадцать лет место Главного: Лавров.

«Сухо и сыро!», - знаменитая фразочка Николая Акимова более чем исчерпывающе аттестует последний спектакль Григория Дитятковского».

Я смотрел «Федру» этого же режиссера (запись-то совсем рядом!).

«Зал оживляется лишь с появлением Алисы Фрейндлих (шут Фесте). Но и великая Алиса - погрустневший Карлсон, - героически прихрамывая (не по роли, а по болезни), не столько играет, сколько являет себя».

«Провала такой «яркости» Большой драматический, пожалуй, еще не знал».

3  ​​​​ Как меняется Европа! Это невероятное наводнение во Франции кажется чем-то обыденным, приевшимся. В будущем половина горнолыжных курортов, расположенных на относительно небольшой высоте, будут закрыты из-за глобального потепления, говорится в докладе, представленном ​​ в ООН группой ученых из Университета Цюриха.

Если ​​ среднегодовые температуры превысят допустимый уровень, то погода в этих районах станет непредсказуемой, а снегопады редкими. Как следствие, это приведет к уменьшению снежного покрова.

4  ​​​​ Не стоит путать молчание и холод мира с его скотством. Так брат ужасает пьянством, а ведь это еще не скотство, но лишь слабость. Я должен понять и простить. Такова суть вещей, и нельзя уклоняться от ее понимания.

А все уже готовятся праздновать Новый год. Вот и Питер заактивничал: «Рождественский ужин Malinelli! Приглашает Компания: Коринфия Невский Палас. Отель «Коринтия Невский Палас» имеет честь пригласить Вас на свой юбилейный Рождественский прием, который состоится в зале «Санкт-Петербург».

5  ​​​​ На севере Конго в городе Бособе священник отравил насмерть 64 человека из своего прихода. Около недели назад на одной из своих служб священник предложил верующим выпить неизвестное снадобье, которое, по его словам, дарует людям спасение. Около сотни человек поверили ему и приняли неизвестный напиток. В результате 64 из них скончались. Узнав о случившемся, священник сбежал. Власти страны начали расследование инцидента и поиски священника.

Странно, что для меня с возрастом самая «сладкая» позиция - это после купания в Луге растянуться на горячем песке.

Обычно мы, дети, так нагребали горячий песок, что он доставал нам до подбородка.

Так вот в обнимку с песком.

Передо мной лежали мои брюки, на которые складывал мои книги.

Помню, «Война и мир» увлекала целиком.

Собственно, дома для занятий не было условий.

6  ​​​​ КП ​​ Красная площадь закрыта от греха подальше: боятся провокаций.

Олег в ужасном кризисе становления – и для нас это слишком большое испытание. Мало того, что он не учится, он еще изводит Люду своими комплексами.

Как страшно во мне отозвались скитания 2000 года! Последние, мучительные, вымученные, они стали последней точкой моей юности и доломали отношения с Питером.

6  ​​​​ Чехов пишет

А. А. ПЛЕЩЕЕВУ

5 или 6 декабря 1903 г. Москва.

Был бы очень рад повидаться с Вами, потолковать, вспомнить старину.

Я бываю дома утром от 10 до 12, затем - в Художественном театре нa репетиции до 4, потом я опять дома, а в 8 час. опять в Художественном театре на спектакле. Я ведь не видел пьес и теперь намерен поглядеть их. Не видел ни «На дне», ни «Юлия Цезаря», ни «Столпов», не был даже в Малом театре; постарайтесь повидаться со мной. Или у меня побывайте, или дайте знать, в каком часу можно застать Вас. Крепко жму руку. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Н. И. КОРОБОВУ

6 декабря 1903 г. Москва.

Милый Николай Иванович, я приехал в Москву. Теперь репетиции, каждый день буду ходить в театр, и удобнее всего меня будет застать около 6 час. вечера. Будь здоров.

Твой А. Чехов.

Поздравляю тебя с днем ангела, а Екатерину Ивановну с именинником.

Адрес: ​​ Здесь. ​​ Доктору

Николаю Ивановичу Коробову.

Калужские ворота, 1-я Городская больница.

7  ​​​​ Чехов пишет

П. И. КУРКИНУ

7 декабря 1903 г. Москва.

Дорогой Петр Иванович, я приехал. Был бы очень рад, если бы Вы в свободную минуту зашли ко мне. Сегодня, завтра и послезавтра я буду дома около 5 час. вечера (с 5 до 7), а в остальные дни буду вечера проводить дома - так надеюсь по крайней мере.

Крепко жму руку, будьте здоровы.