Театральный дневник.

1995

Важное:

Чехов

Лидия Сухаревская

Ольга Яковлева

Николай Константинович Симонов

«Горе от ума» 1963 года

Январь  ​​ ​​​​ 

1  ​​ ​​​​ Чехов пишет

Э. ГОЛЛЕР

1 января 1899 г. Ялта.

Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем и желаю Вам от души всего лучшего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

1-го января 1899 г.

Ялта.

(Jalta. Crime.)

Е. В. ПЕТУХОВУ

1 января 1899 г. Ялта.

1 янв.

Милостивый государь

Евгений Вячеславович!

Вы задали мне трудноразрешимую задачу, по крайней мере, здесь, в Ялте. Журналов и газет, в которых я печатался, я не сохранял, в памяти не уцелело ни одной точной даты, и, чтобы получить интересующие Вас справки, я должен перерыть все письма, какие получал когда-либо от издателей и редакторов. Письма же эти хранятся у меня в деревне, в Серпуховском уезде, и, таким образом, прислать Вам сколько-нибудь удовлетворительный ответ я могу не раньше мая, когда опять буду дома. Итак, подождем до мая, а пока простите и не вменяйте мне в особенную вину неаккуратность, почти неизбежную в той сутолоке, в какой приходится обыкновенно начинать и продолжать свою деятельность журнальным работникам.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно Вас уважающим, готовым к услугам.

А. Чехов.

Мой адрес: Ялта. Весной же, приблизительно с конца апреля: Лопасня Моск<овской> г<убернии>.

П. А. СЕРГЕЕНКО

1 января 1899 г. Ялта.

1 янв.

Милый Петр Алексеевич, у меня нет ни одной книги, вместо книг посылаю записки. Получи и отправь в Коломенскую библиотеку, а книжку с автографом вышлю как-нибудь после.

Теперь насчет Маркса. Я был бы очень не прочь продать ему свои сочинения, даже очень, очень не прочь, но как это сделать? Беспокоить тебя мне совестно, ибо ты занятой человек, переговоры же с Марксом отняли бы немало времени. Кроме того, что уже издано, у меня есть в столе материал еще для четырех книг объема «Пестрых рассказов»; я продам всё, что есть, и, кроме того, всё, что отыщу когда-либо в старых журналах и газетах и найду достойным. Продам все, кроме дохода с пьес. Книги мои приносят мне ежегодно более 3 1/2 тыс<яч>; до сих пор это дело вел я неряшливо, книжки издавались и продавались небрежно; при хорошем же ведении дела одна «Каштанка» дала бы не менее тысячи в год. Три с половиной тысячи - это цифра, взятая по совести за все прошлые годы, начиная с 87 г.; на самом же деле она много больше, ибо доход всё растет и растет, и прошлый год, например, принес мне около 8 тыс<яч> - это небывало урожайный для меня год. Если тебе охота, то потолкуй с Марксом. Мне и продать хочется, и упорядочить дело давно уже пора, а то становится нестерпимо.

В случае, если будешь говорить с Марксом, то телеграфируй (Ялта, Чехову). Конечно, чем скорей, тем лучше.

Ну, как поживаешь? Ты ничего не пишешь о своем здоровье. Мое здоровье добропорядочно, болезненные и всякие другие процессы остановились во мне, как в Пав. Ив. Вукове или в А. Ф. Дьяконове, и я влачу жизнь старого холостяка, жизнь не здоровую и не больную, а так себе.

Поздравляю тебя с Новым годом, с новым счастьем, желаю тебе написать десяток повестей и одну драму и получить уйму денег и славы.

Вишневский - симпатичный малый. Не находишь ли ты? И кто бы мог когда-то подумать, что из Вишневецкого, двоешника и безобедника, выйдет актер, который будет играть в Художеств<енном> театре в пьесе другого двоешника и безобедника?

Будь здоров и благополучен. Крепко жму тебе руку.

Твой А. Чехов.

А. И. УРУСОВУ

1 января 1899 г. Ялта.

Дорогой Александр Иванович, поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем!! Шлю Вам тысячу пожеланий, шлю из глубины души. В Ялте тепло, дурная погода бывает редко, здоровье мое сносно, все здесь очень милы, но всё же мне хочется в Москву. А Вы уже забыли про Ялту? Забыли и Окунева?

Екатерина Великая велела Вам кланяться. Будьте здоровы и благополучны, будьте веселы и хотя изредка поминайте меня в Ваших святых и грешных молитвах. За фотографию большое спасибо.

Ваш А. Чехов.

1 янв. 99 г.

На конверте:

Москва.

Князю Александру Ивановичу Урусову.

Арбат, Никольский пер., с. дом.

2  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

К. С. БАРАНЦЕВИЧУ

2 января 1899 г. Ялта.

2 янв.

Милый Казимир Станиславович, большое тебе спасибо за дружеское письмо. Оно грустно, но всё же читать его было приятно, потому что оно от тебя. Как ты там ни предавайся мрачным мыслям, как ни грусти, а я всё же еще раз поздравляю тебя, крепко жму руку и от души, воистину дружески желаю тебе долгой жизни, здоровья и счастья. Ты говоришь в своем письме о бесполезности, ненужности писаний, но всё же ты веришь в это писание в лучшие минуты жизни, ты не бросаешь их и никогда не бросишь, - и пусть будет по вере твоей, пусть теперь, после юбилея, писания твои будут твоею радостью и принесут тебе ряд утешений. Я рад, что твой юбилей удался и что ты мог убедиться, как в самом деле тебя любят и уважают, и это первое утешение.

Я зимую в Ялте. Здоровье мое сносно, но в Москву меня не пускают, и вероятно и все будущие зимы, если буду жив, придется проводить здесь. Я куплю здесь кусочек земли, чтобы построить себе логовище для зимы; куплю в долг, буду строиться в долг - по-видимому, затеял глупость… но что делать? Болтаться по номерам, болтаться целые годы, в моем уже немолодом возрасте, при моей наклонности к кабинетной, сидячей жизни - это тяжело, даже нестерпимо, и поневоле приходится пускаться на всякие фокусы, чтобы слепить себе что-нибудь вроде гнезда. Отец у меня умер, старое пепелище уже потеряло девять десятых своей прелести; домой не тянет… Если будешь в Крыму, то приезжай ко мне, как когда-то приезжал на Псел. Тогда я был искренно рад тебе. И теперь буду тоже.

У меня нет твоих «Сказок жизни», и тут негде взять, и твой «Разговор» поэтому для меня недоступен. Пришли книжку, буду рад и благодарен, прочту с великим удовольствием.

Обнимаю тебя крепко и еще раз благодарю за письмо и желаю тебе и твоей семье всего лучшего.

Твой А. Чехов.

Продолжаю публикацию всех писем Чехова: так важна для меня эта личность.

На канале Культура развернулся Виталий Вульф. Он ​​ рассказывает об Ефремове - очень осторожно.

Видно, ​​ что хвалит, но почему-то очень боится перехвалить.

Или что-то скрывает, будучи в душе романтичным.

Странны, однако ж, такие меры «предосторожности» - и зачем? ​​ 

Приятно, что люди с такой нежностью все же попадают на телевидение.

Так и напрашивается на объятие.

Вульф любит быть нежным.

Его сюжеты подобраны под его нежность.

Так уж повелось в наше время: дамы суровы, а мужчины – трепетные мечтатели.

В данном случае это хорошо, потому что есть, о чем мечтать: об Ефремове.

Милый старичок начал подступы к правдивому образу нашего театрального деятеля.

Своей нежностью Вульф только замутил воду.

Или не надо правды?

Сам о себе Ефремов сказал уже куда как резче.  ​​​​ 

Именно натурализм и примитивность советского театра в 70-ые годы заставили от него отказаться. Теперь шелуха спала - ​​ мы видим одни шедевры.

Впечатления от кино было гораздо проще отделить от ужасов реальной жизни, их было проще и оценить.

Женщины в жизни играют Жизель.

Часто - против воли.

3  ​​ ​​ ​​​​ Чехов пишет

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

3 января 1899 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович поздравляю тебя всех участвующих Чайке Новым годом желаю здоровья бодрого настроения мира согласия шумных успехов желаю театру процветания благополучия побольше таких искренних довольных очарованных друзей как я.

Чехов.

А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

3 января 1899 г. Ялта.

3 янв.

Дорогой Алексей Максимович, отвечаю сразу на два письма. Прежде всего с Новым годом, с новым счастьем; от души, дружески желаю Вам счастья, старого или нового - это как Вам угодно.

По-видимому, Вы меня немножко не поняли. Я писал Вам не о грубости, а только о неудобстве иностранных, не коренных русских или редко употребительных слов. У других авторов такие слова, как, например, «фаталистически», проходят незаметно, но Ваши вещи музыкальны, стройны, в них каждая шероховатая черточка кричит благим матом. Конечно, тут дело вкуса, и, быть может, во мне говорит лишь излишняя раздражительность или консерватизм человека, давно усвоившего себе определенные привычки. Я мирюсь в описаниях с «коллежским асессором» и с «капитаном второго ранга», но «флирт» и «чемпион» возбуждают (когда они в описаниях) во мне отвращение.

Вы самоучка? В своих рассказах Вы вполне художник, притом интеллигентный по-настоящему. Вам менее всего присуща именно грубость, Вы умны и чувствуете тонко и изящно. Ваши лучшие вещи «В степи» и «На плотах» - писал ли я Вам об этом? Это превосходные вещи, образцовые, в них виден художник, прошедший очень хорошую школу. Не думаю, что я ошибаюсь. Единственный недостаток - нет сдержанности, нет грации. Когда на какое-нибудь определенное действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация. В Ваших же затратах чувствуется излишество.

Описания природы художественны; Вы настоящий пейзажист. Только частое уподобление человеку (антропоморфизм), когда море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит и т. п. - такие уподобления делают описания несколько однотонными, иногда слащавыми, иногда неясными; красочность и выразительность в описаниях природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как «зашло солнце», «стало темно», «пошел дождь» и т. д. - и эта простота свойственна Вам в сильной степени, как редко кому из беллетристов.

Первая книжка обновленной «Жизни» мне не понравилась. Это что-то несерьезное. Рассказ Чирикова наивен и фальшив, рассказ Вересаева - это грубая подделка под что-то, немножко под Вашего супруга Орлова, грубая и тоже наивная. На таких рассказах далеко не уедешь. В Вашем «Кирилке» всё портит фигура земского начальника, общий тон выдержан хорошо. Не изображайте никогда земских начальников. Нет ничего легче, как изображать несимпатичное начальство, читатель любит это, но это самый неприятный, самый бездарный читатель. К фигурам новейшей формации, как земский начальник, я питаю такое же отвращение, как к «флирту», - и потому, быть может, я не прав. Но я живу в деревне, я знаком со всеми земскими начальниками своего и соседних уездов, знаком давно и нахожу, что их фигуры и их деятельность совсем нетипичны, вовсе неинтересны - и в этом, мне кажется, я прав.

Теперь о бродяжестве. Это, т. е. бродяжество, очень хорошая, заманчивая штука, но с годами как-то тяжелеешь, присасываешься к месту. А литературная профессия сама по себе засасывает. За неудачами и разочарованиями быстро проходит время, не видишь настоящей жизни, и прошлое, когда я был так свободен, кажется уже не моим, а чьим-то чужим.

Принесли почту, надо читать письма и газеты. Будьте здоровы и счастливы. Спасибо Вам за письма, за то, что благодаря Вам наша переписка так легко вошла в колею.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Фильм: комик Бенни Хилл. Перевод все портит.

Кажется, ​​ он так популярен и умен, но удовольствие его смотреть - на минуту.

Ты сразу его забываешь, хоть его мастерство очевидно. ​​ 

Почему юмор так мало меня задевает?

Только Чаплин еще заставляет думать.

А́льфред Хо́торн «Бе́нни» Хилл Alfred Hawthorn «Benny» Hill.

Родился 21 января 1924, Саутгемптон.

Английский актёр, комик. Создатель популярной во всём мире программы «Шоу Бенни Хилла».

Торжественно выбрасываю старую шапку-ушанку. Уже столь малое в моей реальной жизни напоминает Питер, что, кажется, запросто выбросил несколько лет жизни. ​​ 

Новогодняя оттепель. ​​ 

Не тачаю, но заклеиваю ​​ свою обувь.

Вчера умудрился простудиться. ​​ Где? Как? Не понимаю. Пока болезнь мягко сжимает в объятиях. На этой стадии она предстает этакой приятной дамой.

4  ​​​​ Чехов пишет  ​​​​ 

Л. И. ВЕСЕЛИТСКОЙ (В. МИКУЛИЧ)

4 января 1899 г. Ялта.

4 янв.

Многоуважаемая Лидия Ивановна, большое Вам спасибо за письмо и поздравление, а главное за память и внимание. Я тоже поздравляю Вас с Новым годом и от души желаю, чтобы этот год был одним из самых счастливых в Вашей жизни.

Вчера я получил от Михаила Осиповича письмо. Он пишет, что Вы обтираете Яшу водой в 27°. Надо не обтирать, а обливать. Своим больным я никогда не даю дегтя внутрь, и если бы Яша был моим пациентом, то я прежде всего посадил бы его на рыбий жир; из лекарств не давал бы ничего, кроме разве мышьяка.

Ялта показалась Вам грязной и противной. Но ведь и Алупка тоже грязна и едва ли не грязней. В Ялте прекрасная канализация, хорошая вода, и если бы для людей со средним достатком были устроены здесь удобные квартиры, то это было бы самое здоровое место в России, по крайней мере, для грудных больных. Я знаю многих чахоточных, которые выздоровели оттого, что жили в Ялте. Этот город, который я знаю уже давно, более 10 лет, оставил во мне немало дурных воспоминаний, но я эскулап, я должен быть объективен и судить по справедливости. Ялта лучше Ниццы, несравненно чище ее. Но русские курорты бедны и потому скучны, ужасно скучны, скучнее даже, чем поездка на кумыс. Льву Толстому понравилось на кумысе, потому что он был здоров, молод и счастлив; я по целым месяцам живал в степи и любил степь, и теперь в воспоминаниях она представляется мне очаровательной. Но если послать в степь больного интеллигента и заставить его жить там при обыкновенных условиях, с постоянными мыслями о болезни, столе, письмах, газетах, развлечениях, то он ничего не будет испытывать, кроме злобы, и вернется домой со злобой.

У меня нет Вашего адреса, посылаю письмо Михаилу Осиповичу для передачи Вам. Яше шлю привет, поздравление с Новым годом и пожелания, чтобы он был здоров и весел. Благодарю его за милую приписку.

Можете себе представить, я еще не читал Вашей «Черемухи». Отчего Вы пишете так мало? Или отчего печатаетесь так редко? И отчего Вы не издадите Ваших повестей в одном томике? Видите, всё отчего да отчего… Так и мне постоянно пишут: отчего? А бог его знает, отчего.

Преданный А. Чехов.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

4 января 1899 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, визитные карточки у меня все вышли. Вместо карточки шлю Вам это письмо с искренним пожеланием, чтобы 1899 год был одним из самых счастливых в Вашей жизни.

А. Чехов.

Ялта.

На обороте:

Таганрог.

Его высокоблагородию

Абраму Борисовичу Тараховскому.

И. П. ЧЕХОВУ

4 января 1899 г. Ялта.

Милый Иван, когда будешь посылать визитные карточки, то прибавь полдюжины манжет бумажных.

В тот день, когда ты уехал, вечером поднялся ветер, пошел дождь; вчера весь день дул свирепый ветер, шли дождь и снег вместе, сегодня опять тихо и ясно.

Твои поклоны передал. Надеюсь, что и ты не забыл поклониться Соне и Володе и поздравить их от меня с Новым годом. Альтшуллер просил тебя навести справки насчет доски. А pince-nez-то я забыл тебе дать! Ну ничего, пришлю при оказии.

Будь здоров. Сегодня пойду в Аутку на постройку, уже делают фундамент.

Твой Antonio.

4 янв.

Если Маша еще не получила денег из книжного магазина, то устрой так, чтобы она получила. Сытину скажи в телефон, чтобы он продолжал высылать газету и в 1899 г. в Ялту.

На обороте:

Москва.

Ивану Павловичу Чехову.

Н. Басманная, д. Крестовоздвиженского.

5  ​​ ​​​​ Чехов пишет

О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ

5 января 1899 г. Ялта.

Поступайте, как хотите; но ведь если не будет «Человека в футляре», то будет неясно, кто говорит и почему. Пожалуйста, никогда не извиняйтесь за беспокойство. Ваши письма и Ваше внимание к моим произведениям не доставляют мне ничего, кроме удовольствия. Одно только нехорошо: в своих письмах Вы не выставляете полного адреса, не пишете, как Вас по отчеству.

Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем и прошу поклониться Вашей сестре и передать ей мое поздравление.

Искренно Вас уважающий А. Чехов.

5 янв.

На обороте:

Москва.

Тверская, мебл. комн. «Лувр».

Ее высокоблагородию

Г-же Ольге Васильевой.

Л. С. МИЗИНОВОЙ

5 января 1899 г. Ялта.

И я тоже давно бы уже поздравил Вас с Новым годом, если бы Вы отвечали на мои письма, т. е. если бы я знал, что мои письма для Вас чего-нибудь стоят. Вы говорите, что я не отвечаю на Ваши письма, но это неправда, я по Вашему тону чувствую, что мое письмо (последнее) дошло до Вас как раз вовремя.

Как бы ни было, всё-таки поздравляю Вас и желаю Вам счастья.

А. Чехов.

В. А. ТИХОНОВУ

5 января 1899 г. Ялта.

5 янв.

Здравствуйте, милый Владимир Алексеевич! Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем и желаю Вам здоровья, славы, выигрышных билетов и полного удовольствия в жизни. Благодарю сердечно за письмо и за книжку. И я тоже частенько вспоминаю о Вас, вспоминаю, как мы вместе служили в одной дивизии, как в ночь под Крещение мы вместе бродили по Петербургу и потом на другой день Вас. Ив. Немирович-Данченко рассказывал, будто Вы в Исаакиевском соборе, стоя на коленях, били себя по груди и восклицали: «Господи, прости меня, грешного!» Помните Вы эту ночь? Это было под 6-е января, сегодня годовщина, и я спешу поздравить Вас и выразить искреннее сожаление, что я не с Вами и что мы не можем опять побродить до утра, как тогда.

Вы когда-то уверяли, что у Вас истерия. А теперь? Здоровы ли? Как чувствуете себя?

Мое здоровье порядочно, но в Москву и в Петербург меня не пускают; говорят, что бацилла не выносит столичного духа. Между тем мне ужасно хочется в столицу, ужасно! Я здесь соскучился, стал обывателем и, по-видимому, уже близок к тому, чтобы сойтись с рябой бабой, которая бы меня в будни била, а в праздники жалела. Нашему брату не следует жить в провинции. Я еще допускаю Павловск - это аристократический город (я подозреваю, что Вы избрали его для жизни именно поэтому), город государственных мужей, Ялта же мало чем отличается от Ельца или Кременчуга; тут даже бациллы спят.

Напишите мне, что нового в литературном мире. Где Василий Иванович? Когда пришлете вторую и третью книжки? Написали ли новую пьесу?

Пишите мне, не жалейте целительного бальзама, в котором я так нуждаюсь.

Если увидите скоро наших общих знакомых, то поклонитесь, скажите, что я скучаю. Без литераторов скучно.

Еще раз благодарю, что вспомнили и прислали письмо. Крепко жму руку и желаю всего вышеперечисленного, а наипаче всего здоровья, которое так необходимо для людей в нашем возрасте и чине.

Не забывайте.

Ваш А. Чехов.

Мое чтиво. Марсель Marcel G. «О трагической мудрости и ее загробном  ​​​​ аспекте. Pour une sagesse tragique et son au-dela». Это уже просится на пародию.

Может, и хватит читать такую херовину?

6  ​​​​ Люда с Олегом где-то катаются с горы.

Обращение патриарха (завтра Рождество).

Чехов пишет:

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

6 января 1899 г. Ялта.

Милый Владимир Иванович, посылаю тебе письмо чеха Прусика, переводчика «Чайки». В Праге шла «Чайка», шла твоя пьеса. Чтобы Прусик не думал и не печатал в чешских и немецких газетах, что «Чайка» шла на казенной сцене, пошли ему афишу Художеств<енного> театра по адресу: Autriche Prague, M-r D-r В. Prusic, VI, Morаы 357.

Вишневский мне пишет: «возмущен я еще на одного Вашего приятеля, который за целковый продаст, как говорит Аркашка, «отца родного»… Личность, о которой я говорю, петербуржец и с большим положением и еще с большим карманом»… Знаю, про какого это он приятеля говорит! Но надо знать психологию этого приятеля, чтобы не очень сердиться на него. Как бы ни было, приятель за рубль не продаст отца родного, не продаст и за пять рублей, но он дал бы сто тысяч, только чтобы утопить всех, имеющих успех в театре. Особенно он не выносит пишущих исторические пьесы.

Как поживаешь? В самом деле, не написать ли еще пьесу к будущему сезону? У меня всё лето будет свободное.

Письмо Прусика возврати. Ну, будь здоров. Поклонись Екатерине Николаевне и Сумбатову. Сестра в восторге от Художест<венного> театра. Кстати: Художественный театр - это хорошее название, так бы и оставить следовало. А Художественно-общедоступный - это нехорошо звучит, как-то трехполенно.

Твой А. Чехов.

6 янв.

В. М. СОБОЛЕВСКОМУ

6 января 1899 г. Ялта.

6 янв.

Дорогой Василий Михайлович, большое Вам спасибо за письмо. Что о Париже и о французах вообще нельзя судить по газетам - в этом я убедился прошлой весной, когда был в Париже. Это лучший курорт в свете, и нигде русские не чувствуют себя так здорово, как в Париже.

Я купил себе участок в Верхней Аутке по пути в Исар и Учансу, на южном склоне. Не знаю, хорошо ли я сделал; эта покупка произвела в моих финансах невообразимую путаницу. Как бы ни было, дело уже сделано, дом строится, и мне остается только просить Вас пожаловать в гости. О своем водворении в Крыму буду еще подробно писать Вам, теперь же писать об этом не особенно весело, потому что я скучаю по Москве. Скучно и без москвичей, и без московских газет, и без московского звона, который я так люблю.

Пожалуйста, высылайте мне «Русские ведомости». Когда пойдете на Воздвиженку, передайте мой поклон и привет. Скажите, что очень скучаю.

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

6 янв.

На обороте:

Москва.

Его высокоблагородию

Василию Михайловичу Соболевскому.

Поварская, д. Гирш.

8 Первый сeрьезный фильм о театре по русскому ТВ (С.-Пет.): «Вилар» Тейада Teullade.

Точнее, «Вилар. Авантюра и страсть». Ла Сет.

Вилар: ​​ народный театр.

Была ли такая  ​​​​ «народность» в нашем театре на самом деле?

Да, близость к народу декларировалась компартией, - но что было в реальности? Всe же процессы французского театра вовсе непонятны, хоть и читал соответствующие книги.

Непонятны процессы, как и политические приоритеты.

Судя по новостям и самой жизни, Франция каждый день декларирует ​​ неслыханную любовь к бывшим колониям, рванувшимся в саму метрополию.

Что это, как не признак общенационального декаданса?

Мощь искусства уходит, как везде.

Я вижу и хочу видеть ​​ только свет таланта; если ты бездарь, так уж все равно для искусства, кто ты и откуда.

9  ​​​​ Чехов пишет

М. П. ЧЕХОВОЙ

9 января 1899 г. Ялта.

9 янв.

Милая Маша, в своем письме от 5 января ты говоришь, что Ваня еще не вернулся, между тем из Ялты он выехал 2 января утром. Вероятно, поехал к Иваненке в Глыбное.

Я не писал так долго, потому что мне решительно не о чем писать. Тебе весело, ты, как пишешь, ведешь светскую жизнь, а я как в изгнании. В Ялте теперь людей нет - одни уехали, другие надоели, кругом пустыня, и я с удовольствием уехал бы в Москву, но говорят, что это рискованное дело, так как за два года я отвык от зимы. Развлечение у меня только одно - постройка, да и на той я бываю очень редко, так как на участке грязно, вязнут калоши. В снег и в дождь строиться нельзя, и потому постройка подвигается еле-еле, чуть-чуть. Архитектор рисует внутренность кабинета, камин, окна. Выходит ничего себе.

Хлопотать о Гиляровском и Легчищеве, конечно, можно, но достаточно с нас и наших школ. Талежской учительнице выдается на сторожа, и поэтому у нее есть кого посылать в Мелихово за деньгами. Ведь присылал же Алексей Антонович. Ремонтировать погреб зимой - нельзя.

Насчет Вареникова писал мне суд<ебный> следователь. Дело потушено.

Очень рад, что Роман исправен. Если Мелихово продадим, то я возьму его в Крым. Ваня говорил, что вы, т. е. ты и мамаша, не прочь продать Мелихово. Как хотите. Продавай за какую хочешь цену, не дешевле 15 тысяч. Мои условия: 15 тысяч мне, а остальные бери себе; так как Мелихово своим ростом обязано главным образом тебе, то на сие вознаграждение ты имеешь полное право. Продавать нужно со всем инвентарем; взять только содержимое флигеля, картины, белье, копры, постели, седло, ружье и все вещи, принадлежащие тебе и мамаше, исключая такие громады, как мамашин гардероб. Пишу об этом на случай, если бы вы в самом деле захотели продавать и нашелся бы покупатель. Если же я хорошо продам Марксу свои сочинения, то Мелихово продавать не стану, а поверну дело иначе.

Сегодня чудесный весенний день. Жарко, море тихое. Получил телеграмму от Шаляпина, бывшего на «Чайке».

Разве нельзя перебраться в Крым так, чтобы потом можно было уезжать месяца на два в Москву? Без Москвы тебе будет скучно, да и нет надобности стеснять себя. Гимназию можно будет совсем оставить, а заняться только живописью. Если ты возьмешься вести мои книжные дела, то я буду платить тебе 40 р. в месяц - и мне будет выгодно, а то теперь мы терпим громадные убытки. Это между прочим, а propos. Живи, как хочешь, и это будет лучшее, что ты можешь придумать.

Кстати о книгах. Суворин печатает уже полное собрание сочинений; читаю первую корректуру и ругаюсь, предчувствуя, что это полное собрание выйдет не раньше 1948 года. С Марксом переговоры, кажется, уже начались.

Если в другой раз будете шить мне сорочки или рубахи, то шейте подлиннее, чтобы была ниже колен. В короткой рубахе похож на журавля. Журналы иностранной литературы (два) я велел высылать в Ялту. Сюда же высылаются «Неделя» и «Историч<еский> вестник».

Поклонись всем, а главное мамаше и Ване с семейством. Будь здорова. Если будешь в Мелихове, то из аптеки, что в сенях во флигеле, достань все лекарства, которые замерзли, и перенеси их в тепло. С эфиром осторожнее, а то взорвет. Эфир оставь в сенях; если склянку расперло, то совсем выбрось в снег.

Будь здорова. Крепко жму руки.

Антоний, епископ Мелиховский, Аутский и Кучукойский.

Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ

9 января 1899 г. Ялта.

9 янв.

Вы были у сестры, уважаемая collega? Вы очень, очень, очень добры и очень милы, и я кланяюсь Вам до самой земли.

Вашего «Аспида» я послал в Москву с братом. Получили?

Критиковать в письме трудно, даже невозможно. Рассказ хорош, но в компоновке капитальнейшие ошибки, такие ошибки, как если бы Вы поперек портрета, который пишете, протянули бы палку. Но тут писать нельзя, ибо вышло бы длинно, очень длинно, как критическая статья Протопопова. Надо поговорить.

Как здравствуете? Что новенького? Нет ли чего-нибудь необыкновенного? Не поленитесь, напишите подробнее, что нового в Москве.

Вашей сестре (или сестрам, если они обе в Москве) привет и пожелания счастья. Вам желаю всего, всего хорошего!

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва.

Ее высокоблагородию

Елене Михайловне Юст.

Пречистенка, д. Борщова, кв. Шавровых, № 3.

11  ​​​​ Ален Рене - о Мейерхольде:

У него очень точная пластическая идея того, чего он хотел бы достичь с актерами. Он хотел бы сделать их взаимозаменяемыми. Это немного похоже на то, что делал позже Брессон.

​​ 

Вот уж не думал, что Брессон и Мейерхольд где-то смыкаются.

15  ​​​​ Кто-то молится – и я, чудится, вижу это.

Это женщина.

Как ее звать?

Она ​​ молится без слов, а кто-то уверен, что она пьяна.

Но что это за ​​ женщина?

Почему я ее вижу?

Почему думаю о ней?

16 ​​ Чехов пишет

В. С. МИРОЛЮБОВУ

16 января 1899 г. Ялта.

Дорогой Виктор Сергеевич, портрета у меня нет, и мне бы очень хотелось, чтобы Ваше намерение - «залепить» мой портрет - осуществилось не раньше, как лет через двадцать, когда я вновь пожелаю сняться. Из существующих портретов я считаю лучшим тот, который помещен в «Истории новейш<ей> литературы» Скабичевского (Морского Жителя) - снимок с карточки Шапиро, и тот, который имеется в Москве у Асикритова, да еще, пожалуй, тот, что у сестры, снятый в 1898 в Ницце.

Поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем, желаю поскорей жениться. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

99 16/I.

На обороте:

Петербург.

Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Лиговка, 9.

П. А. СЕРГЕЕНКО

16 января 1899 г. Ялта.

Желательно 75000. Приехать не могу, сделаю всё, что прикажешь. Благодарю всей души. Телеграфирую Суворину. Жду подробности.

Чехов.

Адрес:

Петербург,

Разъезжая 20, кв. 38.

Петру Алексеевичу Сергеенко.

А. С. СУВОРИНУ

16 января 1899 г. Ялта.

Маркс предлагает право собственности 50.000. Прошу 75000. Телеграфируйте Ваше мнение. Что делать? Кланяюсь.

Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

16 января 1899 г. Ялта.

Милая Маша, если В. Е. Голубинина, ялтинская учительница, еще не уехала, то попроси Ваню взять у Феррейна две пачки гваякола (guajacolum carbonicum) по 25 грамм и пришли мне. Кстати скажи Ване, что Альтшуллер доску получил и очень доволен.

Сегодня день моего рождения: 39 лет. Завтра именины; здешние мои знакомые барыни и барышни (которых зовут антоновками) пришлют и принесут подарки.

Постройка подвигается. Обещают кончить дом к весне, но вот беда: сажать теперь деревья нельзя, потому что сломают каменщики, весной же будет уже поздно - итак, всё лето и зиму придется, пожалуй, просуществовать на пустом дворе (если не считать 20 существующих деревьев). Впрочем, летом мы будем на севере - ведь так?

Получил письмо от Гаврилы Харченка, который когда-то жил у нас в мальчиках. Он в Харькове, имеет свой дом; отличный почерк. Кланяется мамаше и тебе. Погода здесь опять очень хорошая, теплая. Здоровье ничего себе, жаловаться не на что. Засим, будь здорова. Привет мамаше и Ивану с семьей, а также Александре Александровне и Коновицерам. О, ужас: сюда в Ялту едет Лавров с Софьей Федоровной! Это сюрприз!!

Твой Antonio.

Степана Алексеевича (арх<имандрита> Сергия) сделали архиереем.

На обороте:

Москва.

Ее высокоблагородию

Марии Павловне Чеховой.

Угол Мл. Дмитровки и Успенского пер.,

д. Владимирова, кв. 10.

А. П. ЧЕХОВУ

16 января 1899 г. Ялта.

16 янв.

Братт!! Кончив сегодня твой рассказ (кстати сказать, очень хороший), я вспомнил, что давно уже не имел от тебя письма и что оба мы существуем на свете.

Нового ничего нет. Получил письмо от Гаврилы Харченко, который когда-то служил у нас в мальчиках. Живет он в Харькове, в собств<енном> доме, пишет хорошим конторским почерком.

Что нового? Пиши. Потому что завтра я именинник.

Поклон Наталии Александровне и сынам. Будь здрав.

Твой Antonio.

Ялта.

На обороте:

Петербург.

Александру Павловичу Чехову.

Невский, 132, кв. 15.

17  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

17 января 1899 г. Ялта.

17 янв.

Я именинник.

Посылаю тебе 3 рубля, которые я чуть было не зажульничал. Это за корабль, поднесенный маленькой Мусмэ.

Будь здоров и невредим. Надеюсь, что у тебя в доме всё благополучно.

Всего хорошего!

Твой А. Чехов.

​​ 

А. С. СУВОРИНУ

17 января 1899 г. Ялта.

17 янв.

Речь идет только о тех моих произведениях, которые были напечатаны; я просил сказать Марксу, что не продаю только дохода с пьес. Будущие повести, конечно, продавать нельзя, ибо будущее наше покрыто мраком неизвестности. Я и сам знаю, что не следует торопиться, но получить сразу несколько десятков тысяч - это так заманчиво!

Читал я рассказ Льва Львовича «Мир дурак». Конструкция рассказа плоха, уж лучше бы прямо статью писать, но мысль трактуется правильно и страстно. Я сам против общины. Община имеет смысл, когда приходится иметь дело с внешними неприятелями, делающими частые набеги, и с дикими зверями, теперь же - это толпа, искусственно связанная, как толпа арестантов. Говорят, Россия сельскохозяйственная страна. Это так, но община тут ни при чем, по крайней мере в настоящее время. Община живет земледелием, но раз земледелие начинает переходить в сельскохозяйственную культуру, то община уже трещит по всем швам, так как община и культура - понятия несовместимые. Кстати сказать, наше всенародное пьянство и глубокое невежество - это общинные грехи.

Я тут от скуки читал провинциальные газеты и узнал, что на днях в Екатеринославе с успехом прошло Ваше «Честное слово».

Погода в Ялте летняя. Я выхожу по вечерам, выхожу и в дождливые холодные дни - это для того, чтобы приучить себя к суровой погоде и будущей зимой жить в Москве и в Петербурге. Надоело так болтаться.

Читаю корректуру первого тома. Многие рассказы переделываю заново. Всего будет в томе более 70 рассказов. Затем вторым томом пойдут «Пестрые рассказы», третьим - «В сумерках» и т. д. Только придется кое-где подбавить рассказов для полных десяти листов, требуемых цензурой.

Где Вы будете весной? Летом? Я охотно бы укатил в Париж и, вероятно, так и сделаю.

Тут в Ялте живет академик Кондаков. Нас обоих город выбрал в комиссию для устройства пушкинского праздника. Хотим ставить «Бориса Годунова», Кондаков будет Пименом. Я ставлю живую картину - «Опять на родине». На сцене забытая усадьба, пейзаж, сосенки… входит фигура, загримированная Пушкиным, и читает стихи «Опять на родине». Даем «Дуэль Пушкина» - живую картину, копию с картины Наумова. Анне Ивановне, Насте и Боре поклон нижайший и привет. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

После Чехова – в современность. «Обычное» дело и сегодня: убийство богатой женщины в центре Москвы. ​​ 

Кто же таков я дома?

Отец семейства (плохой: приношу мало денег).

Нomo sapiens (это, надеюсь, получается).

Отец Олега (плохой).

Муж (плохой).

Консультант по кино (это ничего).

Прочие качества лучше и не отмечать. ​​ 

18  ​​ ​​​​ Чехов пишет

А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)

18 января 1899 г. Ялта.

18 янв.

Сегодня, Алексей Максимович, я послал Вам свою фотографию. Это снимал любитель, человек угрюмый и молчаливый. Я смотрю на стену, ярко освещенную солнцем, и потому морщусь. Простите, лучшей фотографии у меня нет. Что касается книг, то я давно уже собираюсь послать Вам их, но меня всё удерживает такое соображение: в этом году начнут печатать полное собрание моих рассказов, и будет лучше, если я пошлю Вам именно это издание, исправленное и сильно дополненное.

Что Вы со мной делаете?! Ваше письмо насчет «Жизни» и письмо Поссе пришло, когда уж я дал согласие, чтобы в «Начале» выставили мою фамилию. Была у меня М. И. Водовозова, пришло письмо от Струве - и я дал свое согласие, не колеблясь ни одной минуты.

Готового у меня нет ничего; что было, всё уже роздано, что будет - уже обещано. Я хохол и страшно ленив поэтому. Вы пишете, что я суров. Я не суров, а ленив - всё хожу и посвистываю.

Пришлите и Вы мне свой портрет. Ваши строки насчет паровоза, рельсов и носа, въехавшего в землю, очень мило, но несправедливо. Врезываются в землю носами не оттого, что пишут; наоборот, пишут оттого, что врезываются носами и что идти дальше некуда.

Не приедете ли Вы в Крым? Если Вы больны (говорят, что у Вас легочный процесс), то мы бы Вас полечили тут.

Крепко жму Вам руку. Подробный ответ насчет «Жизни» напишу Поссе.

Ваш А. Чехов.

Вересаев талантлив, но груб - и, кажется, умышленно. Груб зря, без всякой надобности. Но, конечно, он гораздо талантливее и интереснее Чирикова.

М. П. ЧЕХОВОЙ

18 января 1899 г. Ялта.

Милая Маша, кровати пришли. Итак, стало быть, товары малой скорости идут из Москвы до Ялты три недели.

Вчера были именины, вечером приходили гости. Подарки: подушка, крендель торт, азалия, 4 горшка резеды. Азалия красива.

Варв<ара> Конст<антиновна> кланяется.

Вишневский звал меня в Москву, писал, что театр принимает на себя все путевые издержки, - это всё прекрасно, но едва ли я теперь поеду в Москву. Подожду весны. Читал, что седьмое представление «Чайки» прошло при переполненном театре. Елена Мих<айловна> Юст писала, что Роксанова - Чайка ей очень понравилась.

Ну, будь здорова. Мамаше нижайший поклон. Гольцев пишет, что он болеет. Получаешь ли письма от Лики?

Твой Antoine.

18 янв.

На обороте:

Москва.

Марии Павловне Чеховой.

Уг. Мл. Дмитровки и Успенского пер., д. Владимирова, кв. 10.

И. П. ЧЕХОВУ

18 января 1899 г. Ялта.

18 янв.

Милый Иван, с Марксом дела подвинулись уже сильно вперед, и предварительный договор уже подписан. По условиям, которые Маркс предлагает, я за право собственности уже напечатанных и своих будущих произведений получаю 75000 р. и затем за каждый новый том в двадцать печатных листов - пять тысяч. То есть я буду печататься обычным порядком в журналах и газетах, получать гонорар, издавать же сборники моих рассказов может только Маркс, причем за каждые 20 листов он всякий раз платит мне 5 тысяч. Доход с пьес принадлежит мне. Дело еще не кончено, но переговоры ведутся настойчиво, и очень может быть, что когда ты будешь читать это письмо, то я буду уже продан в рабство во Египет. Эта продажа имеет две очень хорошие стороны: 1) получу сразу 75 тысяч и во-2) избавлюсь от суворинских беспорядков. Всё это пока секрет. Сообщи Маше и скажи, чтобы пока она никому не говорила, чтобы не попало в «Курьер».

Исправно ли получаешь «Крымский курьер»? Я высылаю каждый день, кроме послепраздников, когда газета не выходит.

Кровати пришли.

Соне и Володе поклон и привет. Брюнетка жаловалась мне вчера, что она больна. Я сказал ей, что будто сестра прислала для передачи ей банку варенья и коробку конф<ет>, а я нечаянно съел - она поверила.

Скажи Клюкину, что я разрешил ему поместить «Белолобого» в сборнике, но не разрешал выпускать его брошюрами.

Будь здоров.

Твой Antonio.

19  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ

19 января 1899 г. Ялта.

19 январь.

Я огорчен, Вера Федоровна: Вы задали мне неразрешимую задачу. Во-первых, я во всю жизнь мою никогда не писал рецензий, для меня это китайская грамота, во-вторых, я не пишу в «Новом времени». Я огорчен, что не могу исполнить Вашего желания, и боюсь, что Вы не поверите, до какой степени я огорчен. Ваше желание для меня свято, и не уметь исполнить его - это уж совсем конфуз. Кстати сказать, в «Новом времени» я не работаю уже давно, с 1891 года. За книгу большое Вам спасибо, я прочел ее с удовольствием. Что написать о себе? Живу я в Ялте, скучаю; здесь надоело мне всё, даже очень хорошая погода, хочется на север. Если будут деньги, то в начале весны поеду за границу, в Париж.

Моя «Чайка» идет в Москве уж в 8-ой раз, театр всякий раз переполнен. Говорят, поставлена пьеса необыкновенно, и роли знают отлично. М. И. Писарев, кончив пьесу, сказал, что в соседней комнате лопнула «бутылка» - и публика смеялась; московский исполнитель сказал, что лопнула стклянка с эфиром - и смеха не было, всё обошлось благополучно. Как бы ни было, писать пьесы мне уже не хочется. Петербургский театр излечил меня.

Зачем Вы всё болеете? Отчего не полечитесь серьезно? Ведь болезни, особенно женские, портят настроение, портят жизнь, мешают работать. Я ведь доктор, я знаю, что это за штуки.

Вы пишете, что имеете успех; мне это известно, я радуюсь, в то же время мне досадно, - досадно, что не приходится видеть Вас. Вы превосходная артистка, только жаль, что нет у Вас подходящего entourage'a*, нет театра, нет товарищей. Вам бы хоть в Москву, в Малый театр. Тут все-таки больше на искусство похоже и между артистами немало хороших людей! В Москве Вы имели бы громадный успех, вообразить даже трудно.

Где Вы будете летом? Где будете играть? Если где-нибудь близко к Москве, то я приехал бы взглянуть на Вас. С апреля я дома, около Москвы.

Еще раз благодарю от всей души, желаю здоровья, счастья и всего, что только есть хорошего на этом свете.

Ваш А. Чехов.

* окружения (франц.)

А. С. СУВОРИНУ

19 января 1899 г. Ялта.

Главное побуждение: хочется привести свои дела <в> некоторый порядок. Продолжаю торговаться. Прошу за будущие произведения 250 <рублей за> лист и надбавки каждые пять лет по 250 <рублей>. Пришлите календарь. Благодарю сердечно за телеграмму. Кланяюсь.

Чехов.

Г. А. ХАРЧЕНКО

19 января 1899 г. Ялта.

19 января.

Многоуважаемый

Гавриил Алексеевич!

Исполняю Ваше желание, сообщаю подробности, касающиеся моей семьи. Начну с отца, Павла Егоровича. Он скончался 12 октября прошлого года в Москве, после тяжелой операции. Последние годы своей жизни он прожил у меня в имении; старость у него была хорошая. Мать, Евгения Яковлевна, обыкновенно проживает у меня, теперь же она в Москве, у сестры моей, Марии Павловны, которая служит преподавательницей в женской гимназии и занимается живописью. Мать очень добрая, кроткая и разумная женщина, ей я и мои братья обязаны многим. Что касается братьев, то старший, Александр, служит в Петербурге, второй, Николай, прекрасный художник, подававший блестящие надежды, умер в 1889 г. от чахотки, третий, Иван, образцовый педагог, служит в Москве заведующим Покровско-Басманным училищем; четвертый, Михаил, в Ярославле, начальник отделения казенной палаты. Александр, Иван и Михаил - женаты, я холост. Все мы давно повыросли, но изменились мало в своих отношениях к тем, кто когда-либо был близок к нам. О Вас, например, мы часто вспоминаем, чаще, чем Вы думаете.

От всей души благодарю Вас за письмо и буду рад, если Вы хотя изредка будете подавать весть о себе. Если случится быть в Харькове, то постараюсь повидаться с Вами.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Ялта.

Дядя мой, Митрофан Егорович, умер, его похоронили в церковной ограде, в уважение к его особым заслугам. Федосья Яковлевна, тетка, которую Вы, вероятно, помните, тоже умерла.

20  ​​ ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

20 января 1809 г. Ялта.

Милый Виктор Александрович, хищная тигра Маркс покупает у меня мои произведения - на веки вечные. Будь добр, скажи в телефон или напиши в книжный магазин «Русской мысли», чтобы не медля сообщили, сколько экземпляров «Острова Сахалина» осталось еще; сообщить нужно по адресу: Петербург, М<а>л<ая> Морская, 22, редакция журнала «Нива», для Петра Алексеевича Сергеенко. Пожалуйста, исполни сию мою просьбу; кроме тебя, больше не к кому обратиться.

А также надо бы Сергеенке сообщить, сколько экземпляров «Святой ночи» и «Мечты» выпустило в свет Общество грамотности и что еще желает выпустить. Если телеграфируешь названия рассказов, предполагаемых к печати, то Сергеенко включит их в договор (Сергеенко мой поверенный), но надо телеграфировать или писать не иначе, как от имени Общества. Продаю за 75000. Но это пока между нами, не говори никому.

Завтра в Ялту прибудет Вукол со своими почками. Как нарочно, начались дожди, нельзя выходить.

Если продам сочинения, то поеду за границу на весну.

Отчего ты болеешь? Что болит?

Почему? Ты пишешь очень скупо, очень, очень скупо, и не поймешь, как тебе живется в Москве - хорошо или дурно.

Будь здоров, небесами храним. Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

20 янв.

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

20 января 1899 г. Ялта.

Дорогой Иван Иванович, издатель «Нивы» Маркс покупает у меня мои произведения, покупает совсем право собственности. Сделайте милость, возможно скорее сообщите по адресу: Петербург, М<а>л<ая> Морская, 22, редакция «Нивы», Петру Алексеевичу Сергеенко, - сколько «Посредником» издано моих книг (в последнее время) и сколько из этого числа еще не продано. Если имеются какие-либо из моих рассказов в сборниках, то упомяните и о них, чтобы потом не было притеснений. Сергеенко ведет переговоры.

Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

20 янв.

Ялта.

На обороте:

Москва.

Ивану Ивановичу Горбунову.

Зубово, Долгий пер., д. Нюниной.

И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

20 января 1899 г. Ялта.

20 янв. 99 г.

Милый Жан, большое, громадное Вам спасибо за Ваше письмо, за то, что еще раз показали мне Ваш трагический почерк (который, кстати сказать, стал более разборчив). Ваше дружеское поздравление вызвало во мне целый ряд воспоминаний. Вспомнил я между прочим, как бывал на Ваших именинах, как Вл. Тихонов, после того, как Вы пили за здоровье военных, грустно покачал головой и сказал: «А старого гродненского гусара забыли!»

Ну что с Вашим здоровьем? Не преувеличиваете ли Вы, подобно большинству петербуржцев, и просто дурное петербургское настроение не принимаете ли за болезнь? Как бы ни было, весной Вам необходимо удрать куда-нибудь, вообразить себя вновь прапорщиком и начать гарцевать.

Весной я поеду, быть может, за границу - ненадолго; оттуда домой в Серпуховский уезд, в июне в Крым, в июле опять домой, осенью опять в Крым. Вот Вам мой, так сказать, жизненный маршрут. Где же мы увидимся? В каком месте? Подумайте о сем. В самом деле, нам о многом следовало бы поговорить.

Поклон и привет Вашей жене. Вам крепко жму руку и желаю всего хорошего, а наипаче всего здоровья и денег.

Ваш А. Чехов.

В том месте письма, где Вы говорите об убийстве Рощина-Инсарова, есть фраза: «Что за путаница в современной жизни!» Мне всегда казалось, что Вы несправедливы к современной жизни, и всегда казалось, что это проходит болезненной судорогой по плодам Вашего творчества и вредит этим плодам, внося что-то не Ваше. Я далек от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным, насколько возможно справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко.

М. О. МЕНЬШИКОВУ

20 января 1899 г. Ялта.

20 янв.

Дорогой Михаил Осипович, здешняя публика всё спрашивает о Вас, и я говорю, что Вы ко мне приедете. Не будете ли Вы в этом году на юге? Не купите ли себе здесь участка, в самом деле? Только покупайте не в Алуште, кстати сказать; в Алуште скучно. Я давно собираюсь написать Вам, и всё мешают разные пустяшные дела. Книжку «Недели» получил, но еще не читал Вашей статьи о дружбе. Вы спрашивали в письме, достаточно ли 300 р. Не знаю, велите сосчитать буквы или строчки; в «Ниве» мне дают 400. А «Жизнь», можете себе представить, предлагает мне 5001 «Жизнь» зовет к себе, а «Начало» к себе, а я именно как раз в хохлацком настроении, когда одолевает тяжелая лень, лень держать в руке перо, лень считать… Вам незнакомо такое настроение, Вы не хохол.

Получил от И. Щеглова письмо. Пишет, что ему тяжело живется. Получил письмо и от Вл. Тихонова; пишет, что он очень счастлив. Баранцевич после юбилея прислал мне письмо необыкновенно унылое.

Поклон Яше. Как его здоровье?

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Царское Село.

Михаилу Осиповичу Меньшикову.

Магазейная (уг<ол> Госпитальной), д. Петровой.

П. А. СЕРГЕЕНКО

20 января 1899 г. Ялта.

Согласен. Даю слово не жить более восьмидесяти лет.

П. А. СЕРГЕЕНКО

20 января 1899 г. Ялта.

20 янв.

Милый Петр Алексеевич, здешние оба нотариуса говорят, что в Ялте еще не было ни одного случая продажи литературной собственности, и потому они не знают, что собственно нужно. Посылаю доверенность. Если она не годится, то брось; без доверенности составляйте договор, пришлите, я подпишу. За сим мои обязательства:

1) Как я издаюсь у Суворина, на каких основаниях и проч. и проч., узнаешь у Ф. И. Колесова. У бухгалтера Ахмылова познакомишься с состоянием моих счетов. В сентябре (или октябре) этого года я взял 5 тыс. в счет книг. Значит, нужно счесться и уплатить долг полностью. В «Дешевой библиотеке» - сборник «Детвора». За каждое издание в 5 тыс<яч> я получаю по 100 руб. Получил уже за 2-е издание и, кажется, за 3-е - точно не помню, справься у бухгалтера.

2) По 50 экземпляров каждой книги издания Суворина (кроме «Детворы») отданы для продажи книжному магазину Ю. В. Волковой в Ялте.

3) «Остров Сахалин» издан «Русской мыслью»; он уже давно окупился, почти распродан, так что упоминаю о нем только между прочим.

4) «Повести и рассказы» в 1897 г. проданы Сытину, 5 тысяч экземпляров. Вероятно, продано уже больше половины.

5) «Посреднику» отданы для отдельных изданий рассказы «Именины», «Палата № 6» и «Жена» и также, кажется, в каком-то сборнике «Посредника» напечатан «Ванька».

6) Для сборника в память Белинского отданы рассказы «Оратор», «Ошибка» и «В бане».

7) Книжному магазину М. В. Клюкина в Москве отдан очень маленький детский рассказ «Белолобый» для сборника («Сказки жизни и природы», составил М. Васильев). Клюкин выпустил «Белолобого» отдельной брошюрой, на что я не давал ему разрешения.

8) Некоему Н. В. Назарову в Москве разрешено издать рассказ мой «Припадок» с благотворительною целью.

9) Обществом грамотности изданы мои рассказы «Святою ночью» и «Мечты».

10) Приват-доценту Ф. Д. Батюшкову (Литейная, 15) отдан рассказ «Ванька» для сборника в пользу Красного Креста.

11) Рассохин («Театральная библиотека») в Москве издает, кажется, мои одноактные пьесы - без всяких с чьей-либо стороны обязательств.

12) В сборнике в пользу армян Джаншиева помещен мой рассказ «На подводе».

Вот и всё. В договоре следует оговорить, что редактирование принадлежит мне при всяком новом издании, при всех тех случаях, когда понадобится чтение корректуры. Право разрешать переводы моих произведений на иностранные языки, а также гонорары за эти переводы принадлежат мне.

Ты требуешь инструкций насчет денег. Что деньги? Деньги - это дым! Во всяком случае мне нужно теперь же 25 тысяч на уплату долгов, сделанных по твоему совету. (Ты часто говорил мне: «В твои годы Пушкин уже имел 30 тысяч долгу».) Если будешь переводить деньги, то переводи через казначейство (в Ялте банка нет), переводом по телеграфу, если это недорого. Всё израсходованное тобою на телеграммы и проч. удержи.

В заключение вопрос: как мне благодарить тебя? Ты оказал мне такую услугу, что в вопросе о благодарности я становлюсь положительно в тупик.

Жму тебе руку.

Твой А. Чехов.

Чтобы жить, я по крайней мере 50000 должен сделать своим, так сказать, основным капиталом, который давал бы мне около 2 тыс<яч> в год. Как быть? Положить в банк или купить процентных бумаг? Каких?

Твоя последняя телеграмма подписана так: Сувчинский.

Сытин, «Посредник», «Русская мысль» и проч. пришлют тебе нужные сведения; на случай перемены адреса я дал им такой адрес: редакция «Нивы», для передачи П. А. Сергеенко. Одновременно пишу им всем.

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

20 января 1899 г. Ялта.

Многоуважаемый Абрам Борисович, Вашу статью насчет Луи Дрейфуса («Приазовский край», «Арабески») я послал в Париж, Maison Dreyfus. Там читают по-русски, и один из братьев Dreyfus, кстати, учится читать и говорить по-русски - он будет Вам благодарен, так как, по всей вероятности, всё это творится без ведома парижской конторы. Впрочем, утверждать не стану.

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

99 20/I.

На обороте:

Таганрог.

Его высокоблагородию

Абраму Борисовичу Тараховскому.

М. П. ЧЕХОВОЙ

20 января 1899 г. Ялта.

20 янв.

Милая Маша, Иван, вероятно, уже говорил тебе о моих переговорах с Марксом. Я долго торговался, долго и упорно, и наконец сегодня телеграфировал, что я согласен. За все уже напечатанные и будущие произведения я получаю 75000 руб. (семьдесят пять тысяч), причем за будущие я буду получать по 250 р. за лист, а через 5 лет 450, а через другие пять лет - 650 и т. д., с надбавкой по 200 р. за лист через каждые 5 лет. Будущие произведения будут принадлежать Марксу уже после того, как я напечатаю их в журналах и газетах и получу гонорар. Доход с пьес принадлежит мне и потом моим наследникам.

Медаль имеет две стороны. И продажа, учиненная мною, несомненно имеет свои дурные стороны. Но, несомненно, есть и хорошие. Во-1-х), произведения мои будут издаваться образцово, во-2-х) я не буду знаться с типографией и с книжным магазином, меня не будут обкрадывать и не будут делать мне одолжений, 3) я могу работать спокойно, не боясь будущего, 4) доход не велик, но постоянен; если допустить, что 25 тысяч пойдут на уплату долгов и на расходы по постройке, покупке пианино, мебели и проч. и что 50 тысяч станут моим, так сказать, основным капиталом, дающим 4%, то я буду иметь ежегодно самое малое:

Проценты с 50 тыс<яч> - 2 тыс<ячи>. Гонорар за 10 листов новых произведений - 3500р. От Маркса за эти 10 листов -

2500 р. Доход с пьес - 1500 р.

Итого 9 1/2 тысяч.

А через 5 лет я буду брать с Маркса уже не 250, а 450 р.; и нередки годы, когда я пишу не 10, а 20 листов, и когда театр, как, например, в этом году, даст не 1500, а 3000 рублей. Все-таки будет порядок - и слава богу.

Что делать с Мелиховым? Второй участок я подарил бы мужикам, а себе оставил бы усадьбу. Впрочем, как ты хочешь.

Завтра буду писать мамаше насчет Марфочки, от которой я получил письмо. Будь здорова.

Твой Antoine.

Шапка очень хороша. Благодарю.

Ал. П. ЧЕХОВУ

20 января 1899 г. Ялта.

Надень калоши, подсучи брюки и ступай скорей в «Новое время» к Булгакову или в магазин к Колесову и узнай, как зовут по отчеству известную переводчицу Елизавету Бекетову, жену профессора ботаники, - и сообщи мне поскорее.

Благодарю за поздравление.

Tuus bonus frater

Antonius.*

20 янв.

Ялта.

На обороте:

Петербург.

Александру Павловичу Чехову.

Невский, 132, кв. 15.

* Твой добрый брат Антоний (лат.).

И. П. ЧЕХОВУ

20 января 1899 г. Ялта.

В дополнение к письму о переговорах с М<арксом> сообщаю, что я продолжал упорно торговаться до сегодня и только сегодня телеграфировал, что я согласен. За будущие произведения я буду получать (по предварительном напечатании в журналах обычным порядком) 250 р. за лист, потом через 5 лет 450 р., еще через 5 лет 650 р. за лист и т. д. с надбавками по 200 р. через каждые 5 лет. Обещал в телеграмме, что буду жить не долее 80 лет.

Идут дожди. Осенний дождь стучит в окна, точно в Мелихове.

В Кучукое землевладелец Попов проводит нижнюю дорогу. Кровати уже отправлены. Поклонись Соне и Володе и будь здоров.

На сей раз шапка оказалась хорошей.

Твой Antonio.

20 янв.

Завтра утром это письмо опущу на пароходе.

На обороте:

Москва.

Его высокоблагородию

Ивану Павловичу Чехову.

Нов. Басманная, д. Крестовоздвиженского.

21  ​​​​ Чехов пишет

И. Я. ПАВЛОВСКОМУ

21 января 1899 г. Ялта.

21 янв.

Дорогой Иван Яковлевич,

Вот что я скажу Вам насчет «Курьера». В этой газете я не заинтересован материально и не сотрудничаю в ней, - не сотрудничаю, потому что не хочу огорчать «Русские ведомости», которые видят в «Курьере» конкурента и которые переживают теперь тяжелое испытание. Но я могу поручиться, что «Курьер» совершенно порядочная, чистая газета; ее ведут и работают в ней хотя и не особенно талантливые, иногда даже наивные (с газетно-издательской точки зрения), но вполне порядочные, умные и доброжелательные люди. О будущем газеты нельзя сказать ничего определенного, так как она может быть прихлопнута, как и всякая другая газета. Настоящее же недурно, подписчиков уже много, и пайщики взирают на будущее бодро, с упованием. О том, что было бы недурно пригласить Вас, говорил мне один из самых видных членов редакции, некий Коновицер, тот самый, которого Вы видели в Васькине (большой пруд), когда ехали ко мне в Мелихово. Он учился в таганрогск<ой> гимназии. Я думаю, что Ваше сотрудничество для «Курьера» было бы просто находкой. Вам же прежде, чем решаться, надо подумать, т. е. познакомиться и с газетой и с ее хозяевами, и столковаться с ними лично. Я напишу завтра Коновицеру (конечно, конфиденциально), он поговорит со своей редакцией, ответит мне; его ответ я пришлю Вам - и тогда приезжайте в Москву. Я напишу ему также, что до окончательного решения Вы желали бы писать корреспонденции под псевдонимом.

В марте (русском) или апреле я буду в Париже, увидимся и потолкуем. У меня в жизни большая новость, целое событие. Женюсь? Нет. Я веду переговоры с Марксом («Нива»), продаю ему право собственности. Ухожу от Суворина, или, вернее, не от Суворина, а от его типографии.

Здоровье мое немножко лучше, чем в тот день, когда мы вместе были на vernissage'e. Я тогда изнемогал. И не столько меня донимали бациллы, сколько кишечный катар. От этого катара я в один день теряю то, что приобретаю в месяц.

«Чайка» идет в Москве при полных сборах. Театр бывает переполнен, трудно достать билеты. Это значит: добродетель торжествует.

Маркс будет издавать полное собрание моих сочинений, я пришлю Вам, как обещал.

Ах, как я благодарен Вам за «Le Temps». Я с таким удовольствием читаю, особенно прения в Палате. Это дает мне душевный покой.

Нижайший поклон и привет Вашей жене и детям. Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

П. А. СЕРГЕЕНКО

21 января 1899 г. Ялта.

Милый Петр Алексеевич, вышла некоторая путаница. Сегодня я послал тебе доверенность и длинное письмо на Разъезжую и сегодня же написал в «Русскую мысль», Сытину и «Посреднику», чтобы они послали справки о моих обязательствах в редакцию «Нивы» для передачи тебе. Распорядись получить всё это в Москве; доверенность брось, а письмо прочти. Андреевскому пошлю доверенность, хотя ни я, ни нотариусы местные не знаем точно, что именно я должен доверить. Кстати сказать, в Питере у меня есть брат, который очень обидится, что я послал доверенность не ему, а А<ндреевском>у.

Постарайся же получить мое письмо и напиши мне подробно, как и что, так сказать, бытовые подробности. Получил от Суворина телеграмму, весьма игривую. При свидании покажу. По прочтении моего длинного письма напиши мне, и тогда я опять напишу тебе - немедленно. Вот уже третий день идет дождь. Не идет, а лупит.

Будь здоров.

Твой А. Чехов.

21 янв.

Справки, какие получишь, пошли Андреевскому, если нужно.

На обороте:

Москва.

Его высокоблагородию

Петру Алексеевичу Сергеенко.

Лубянка, «Бельвю».

22  ​​​​ Чехов пишет

Л. С. МИЗИНОВОЙ

22 января 1899 г. Ялта.

22 янв.

Милая Лика, Ваше сердитое письмо, как вулкан, извергало на меня лаву и огонь, но тем не менее все-таки я держал его в руках и читал с большим удовольствием. Во-первых, я люблю получать от Вас письма; во-вторых, я давно уже заметил, что если Вы сердитесь на меня, то это значит, что Вам очень хорошо.

Милая, сердитая Лика, Вы сильно нашумели в своем письме, но ни слова не сказали, как Вы живете, что у Вас нового, как здоровье, как пение и т. д. Что касается меня, то я по-прежнему живу в Ялте (не на даче Бушева), скучаю и жду весны, когда можно будет уехать. В жизни у меня крупная новость, событие… Женюсь? Угадайте: женюсь? Если да, то на ком? Нет, я не женюсь, а продаю Марксу свои произведения. Продаю право собственности. Идут переговоры, и может случиться, что через какие-нибудь 2-3 недели я буду уже рантье! Конечно, Мелихова я уже не стану продавать никому, кроме Вас. Пусть остается всё, как было.

В марте я поеду в Париж; если не успею в марте, то - в сентябре. В апреле буду уже в Мелихове. Приедете? Вы обязаны приехать. Затем, если пожелаете, то в июне вместе поедем в Крым недели на две. К июню будет уже готова моя дача, и, кстати, в июне может поехать и Маша.

Маша и мать живут в Москве (угол Малой Дмитровки и Успенского пер., д. Владимирова, кв. 10), по-видимому, не скучают. Маша пишет, что у нее часто бывают «аристократы» (должно быть, Малкиели). «Чайка» идет в 9-й раз с аншлагом - билеты все проданы. Коновицер стал редактором. У Иваненко всякий раз после еды - рвота. Получил от Похлебиной письмо; как Вы на нее похожи! Несмотря на то, что она очень худа, у Вас с ней есть даже физическое сходство. Сродство душ. И если Вы когда-нибудь вздумаете покуситься на свою жизнь, то тоже прибегнете к штопору. У Вас даже смех такой, как у нее.

Писательница в интересном положении. В Ялту приехала дочь Корша, Нина. Приедет еще Ваш приятель Вукол Лавров - это очень весело.

В Париж я поеду, собственно, за тем, чтобы накупить себе костюмов, белья, галстуков, платков и проч. и чтобы повидаться с Вами, если Вы к тому времени, узнав, что я еду, нарочно не покинете Париж, как это уже бывало не раз. Если Вам почему-либо неудобно видеться со мной в Париже, то не можете ли Вы назначить мне свидание где-нибудь в окрестностях, например в Версале?

Я приеду в Париж один. И раньше я всегда приезжал один. Слухи, пущенные одной моей приятельницей, - милая сплетня, ничего больше. Хотите знать, кто эта приятельница? Вы ее знаете очень хорошо. У нее кривой бок и неправильный лицевой угол.

Идет дождь. Скучно. Писать не хочется. Жизнь проходит так, нога за ногу.

Ну, будьте здоровы, милая Лика. Присылайте мне и впредь заказные письма. Расходы на заказ я возвращу Вам в Мелихове провизией, закусками и всякими удовольствиями, какие только пожелаете.

Жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

Вашего письма с новым адресом я не получал. Кстати, мой адрес: Ялта. Больше ничего не нужно.

М. И. МОРОЗОВОЙ

22 января 1899 г. Ялта.

22 янв.

Милая тетя Марфочка, от всей души благодарю Вас за письмо и за поздравление. Дай бог Вам много лет жить.

Вы приглашаете в Таганрог мать. Если, как Вы пишете, всё зависит от меня, то извольте, отпускаю мать, даю ей на дорогу сколько угодно, но только с условием, что Вы тоже приедете к нам. Вы непременно должны приехать, сначала в Мелихово, потом к нам в Крым, где я строю себе дачу для зимовки. Вы всё сидите на одном месте, а это нехорошо. Жизнь дается только один раз, надо ею пользоваться и кутить вовсю. Добродетелью на атом свете ничего не возьмешь. Добродетельные люди подобны спящим девам. Так вот, милая тетя, собирайте весной, например хоть в мае, все Ваши пожитки и убегайте и Москву и в Мелихово; поживете у нас, а потом вместе с матерью в Таганрог; потом из Таганрога в Ялту. И всё это по возможности с удобствами, в первом классе, чтобы не утомляться в дороге.

Здоровье мое сносно, всё обстоит благополучно. Дарье Ивановне, Варваре Ивановне, Надежде Александровне и Ивану Ивановичу нижайший поклон и привет.

Вам, милая моя, желаю всего хорошего и крепко целую руку. Итак, до свиданья.

Ваш А. Чехов.

Ялта.

Г. М. ЧЕХОВУ

22 января 1899 г. Ялта.

22 янв.

Что же ты умолк, милый Жорж? О тебе ни слуху ни духу. Я ждал тебя в Ялту, Иван говорил, что тебя ждут в Москве. Где ты?

Если ты благополучно проживаешь в Таганроге, то, будь добр, повидайся с г-жой Ген, председательницей Арт<истического> о<бщест>ва, и попроси ее выслать мне список пьес, какие у нее уже есть. Это мне нужно, чтобы не прислать в библиотеку О<бщест>ва того, что уже не нужно. Сообщи, как зовут г-жу Ген. Надо поблагодарить за избрание в почетные члены (хотя извещение об этом я не получал - кстати, сообщи г-же Ген). Спроси: на чье имя высылать пьесы? Куда?

Поклон Володе, Сане и Лёле, а тете Людмиле Павловне целую руку и желаю ей и всем вам здравия и сто лет жить. Жду ответа.

Твой А. Чехов.

На обороте:

Таганрог.

Георгию Митрофановичу Чехову.

23  ​​​​ Чехов пишет

Е. Я. ЧЕХОВОЙ и М. П. ЧЕХОВОЙ

23 января 1899 г. Ялта.

23 янв.

Милая мама, я жив и здоров, чего и Вам желаю от всей души. На днях я получил письмо из Таганрога от Марфочки; она пишет, что соскучилась по Вас и очень бы хотела повидаться. Кроме того, она просит в письме, чтобы Вы летом приехали в Таганрог, и говорит, что это от меня зависит. Я ответил ей, что напишу Вам и что если от меня зависит Ваше свидание с ней, то с моей стороны препятствий не имеется, но с условием, чтобы Вы не утомлялись в дороге, ехали бы со всеми удобствами.

Как вы живете в Москве? Скучаете? В Ялте уже весна, идут непрерывно дожди; в саду кричат синицы, которых здесь много.

Большое Вам спасибо за шёлковую рубаху. Только надо бы сшить немножко подлиннее, а то уж очень коротка, точно у гимназиста первого класса. Теперь я вижу, что шёлковые сорочки следует покупать не за границей, а в Ялте; здесь дешевле и крепче.

По случаю дождливой погоды постройка прекратилась.

Скажите Маше, чтобы она присмотрела хорошее пианино для крымского дома. Говорят, что следует покупать фабрики Блютнера. Полагаю сие на ее благоусмотрение. Если купит теперь, то теперь же надо будет выслать в Ялту. Пусть напишет мне о цене; я пришлю деньги (если кончу переговоры с Марксом). Что касается Мелихова, то мне кажется, что в настоящее время можно не торопиться с его продажей. Я бы продал всё, кроме усадьбы, четырехугольника и куска земли со Стружкиным и прудом. Впрочем, и это полагаю на благоусмотрение Ваше и Маши.

В Ялте очень теплые ночи. Мне подарили шёлковое стеганое одеяло.

Ну-с, позвольте пожелать Вам всего хорошего, а главное здоровья и покойной, удобной жизни.

Ваш А. Чехов.

Поклон Маше, Ване, Соне и Володе.

Маша! Деньги за февраль (200 р.) я пошлю переводом по почте. Для получения их в почтамте достаточно предъявить паспортную книжку; свидетельствовать в полиции не нужно. В другой раз, если пожелаешь, можно будет сделать перевод через казначейство - и тогда получать будешь на Воздвиженке, в казначействе, или в банке на Неглинном проезде, и тоже достаточно предъявления паспорта.

Твой А. Ч.

М. П. ЧЕХОВОЙ

23 января 1899 г. Ялта.

Милая Маша, посылаю тебе за февраль 200 рублей. Нового в Ялте ничего нет, идут дожди, как у нас осенью. Если тебе неудобно получать деньги на почте, то напиши, я буду присылать как-нибудь иначе.

Получил письмо от Лики из Парижа. Не пишет о себе ничего; вернется в Москву в апреле. Приехал в Ялту Лавров. Если будешь проходить мимо Земельного банка, то зайди и спроси, получили ли 141 р. 7 к., которые я выслал из Ялты, и почему не присылают мне квитанции. Если же не случится проходить мимо, то не заходи, время терпит. Оба журнала ин<остранной> литературы, «Историч<еский> вестник», «Ниву», «Неделю» я получаю здесь.

Больше писать не о чем.

В письме к мамаше я писал о пианино. Если хочешь, присмотри и приторгуйся. Как только совсем кончу с Марксом, тотчас же тебя извещу. Жду сообщения об окончательном подписании договора в среду 27, а теперь суббота, 23 янв.

Отчего «Чайку» ставят только раз в неделю? Ведь этак до поста она не пройдет и 15 раз. Подаренная мне азалия шибко цветет.

Поклон мамаше и всем. Получил от Сони письмо, буду писать ей. Как поживает Алексей Долженко? Где он? Получил от Грузинского письмо.

Напиши: присылать ли тебе моды и выкройки из «Нивы», или только сохранять их, или бросать?

24  ​​​​ Чехов пишет

А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ)

24 января 1899 г. Ялта.

24 янв.

Дорогой Александр Семенович, передайте Владимиру Дмитриевичу, что я не могу распорядиться ни одним моим рассказом, так как в настоящее время ведутся с Марксом переговоры насчет продажи права собственности, и очень возможно, что, когда Вы будете читать это письмо, дело будет уже кончено. Если же переговоры не приведут ни к чему, то я извещу Вас, и Вы можете взять любой рассказ, только с условием, что пришлете корректуру.

Кстати насчет рассказов и мелочей, напечатанных в «Будильнике». Нельзя ли найти такого человечка, который взялся бы переписать всё, кроме романа «Ненужная победа», и прислать мне? За сей неприятный труд я охотно бы заплатил переписчику, а Владимиру Дмитриевичу сказал бы огромное спасибо за позволение воспользоваться для переписки принадлежащим ему «Будильником». Мои псевдонимы: Чехонте и Брат моего брата.

Видите, не успел взяться за перо, как уже и поручение. Но что делать? В моем положении, когда я заброшен за 1500 верст от центра, трудно обойтись без поручений, очень трудно. Вот и другое поручение: если Вы хорошо знакомы с В. В. Калужским (Лужским), то, пожалуйста, повидайтесь с ним и попросите, чтобы он подал мысль всем участвующим в «Чайке» сняться в костюмах и гриме, всем на одной фотографии, и прислать мне на память и, кроме того, еще прислать фотографии каждого отдельно - без грима. Я был бы очень благодарен.

Вы не написали, как Вы поживаете, что у Вас нового. Надеюсь, что Вы здоровы и что всё у Вас благополучно. Что касается меня, то я жив, здоровье мое довольно сносно, живется в общем скучновато, неинтересно. Какое бы ни было здесь солнце, а всё же в Москве лучше - по крайней мере, для нашего брата. Я купил себе здесь небольшой участок земли за 4 тыс<ячи> (1 тысяча наличными, 3 - закладная без процентов) и буду строить себе логовище для будущих зимовок; устрою себе кабинет для писанья, постараюсь приспособиться и почувствовать себя, как дома.

Позвольте уповать, что Вы мне еще напишете, не откладывая в долгий ящик. Здесь без писем совсем скучно.

Передайте мой поклон Вашей жене и Николаю Михайловичу. Сердечно благодарю Вас за Ваше милое письмо, крепко жму руку и желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

О том, что я пишу Вам в начале сего письма, то есть о Марксе, не говорите никому из газетчиков. Это пока секрет.

М. П. ЧЕХОВОЙ

24 января 1899 г. Ялта.

Милая Маша, повидайся с З. В. Чесноковой и узнай у нее, не пожелает ли она занять место заведующей частной общиной сестер милосердия гр. Бобринской (очень хорошей женщины)? Жалованья 30-35 р. в месяц, полное содержание, 2 месяца каникул. Обязанности: смотреть за сестрами, дисциплинировать, обучать. Если З<инаида> В<асильевна> согласна, то телеграфируй (Ялта, Чехову. Чеснокова согласна); ей ответят телеграммой тоже. Община находится в Богородицком уезде Тульской губ., в самом Богородицке. Главное - 2 месяца в году свободные. Варв<ара> Конст<антиновна> говорит, что это очень хорошее место.

Будь здорова.

24 янв.

Всех сестер двенадцать.

На обороте:

Твой Antoine.

Москва.

Марии Павловне Чеховой.

Уг. Мл. Дмитровки и Успенского пер.,

д. Владимирова, кв. 10.

25  ​​​​ Чехов пишет  ​​​​ 

П. Ф. ИОРДАНОВУ

25 января 1899 г. Ялта.

25 янв.

Многоуважаемый Павел Федорович, присланные Вами фотографии в самом деле хороши, особенно Полицейская улица и площадь. А Полицейская ул<ица> с ее черными тенями напоминает даже не то Мексику, не то Яву; и во всяком случае, если бы не собор вдали, то никто бы не сказал, что это русский город.

«Русские книги» Венгерова у Вас давно уже есть. Я присылал Вам их всякий раз, как выходил в свет новый выпуск, и мною уже послано 26 выпусков. Теперь, если Вы выписали второй экземпляр, я не знаю, продолжать ли мне высылать дальнейшие выпуски?

Вот уже неделя, как в Ялте непрерывно идут дожди, и я готов кричать караул от скуки. А как много я теряю оттого, что живу здесь! И между прочим, как мало библиотека получила от меня за прошлый год оттого, что я на благословенном юге. Я бы на Вашем месте выписывал журналы, а не книги. Книги пусть жертвуют обыватели, и для посетителя библиотеки не так интересны книги, как текущая журналистика, русская и заграничная.

И. Я. Павловский теперь не в духе. Говоря по секрету, он не ладит с «Нов<ым> временем», которое на дело Дрейфуса смотрит иными глазами, чем он, и преспокойно переделывает его телеграммы. Он не в духе, и потому, вероятно, ничего не пишет мне о музее. Весною я буду видеться с ним в Париже.

Моя «Чайка» идет в Москве в переполненном театре, билеты все проданы. Говорят, поставлена пьеса необыкновенно. Мне москвичи прислали адрес.

Напишите, где «Русские книги», присланные мной; может быть, они где-нибудь в библиотеке на полке. Кстати сказать, это издание мало годится для карточного каталога. Ведь оно доведено только до В и касается лишь того, что было, а не того, что появляется на свет в наши дни. В России подобные издания всегда страшно запаздывали.

Как только откроется навигация, пришлю Вам книг, но не очень много; пришлю между прочим «Палестину» Суворина в очень хорошем переплете.

Будьте здоровы и благополучны. От всей души благодарю Вас за письмо и за фотографии и желаю всего хорошего. Жму руку.

Ваш А. Чехов.

Какой скучный стал «Таганр<огский> вестник»!

На конверте:

Таганрог.

Его высокоблагородию

Павлу Федоровичу Иорданову.

А я? К соседскому мальчику ходят друзья, но в квартиру их не пускают - и они часами говорят под дверью.

Хоть я в три раза их старше, никто никогда мне не сказал «Здравствуйте». Так принято!

Это не азиатские, и не европейские нравы, а только русские.

26  ​​​​ Чехов пишет

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

26 января 1899 г. Ялта.

26 янв.

Милый Виктор Александрович, Вукол приехал - и ничего, в хорошем настроении. По-видимому, в Ялте ему нравится, хотя погода прескверная.

На сих днях д-р П. И. Куркин (из санитарного бюро губернского земства), которого ты уже немножко знаешь, позвонит тебе в телефон и спросит, когда можно с тобой повидаться. Пожалуйста, дай ему 5-10 минут. Дело у него к тебе чисто литературное. Зовут его - Петр Иванович.

Вукол вчера рассказывал мне про обед у Тихомирова, когда И. И. Иванов говорил речь. Занятно. Вот напиши водевиль в одном акте.

Будь здоров. Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

27  ​​​​ Чехов пишет

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Дорогой Иван Иванович, около недели назад я послал Вам в Москву важное в коммерческом отношении письмо - и теперь вижу, что Вы не получили его. Дело в том, что я продаю, или почти уже продал, Марксу, издателю «Нивы», все свои сочинения, право собственности, и я сообщал Вам об этом в помянутом письме, прося прислать справку - сколько экземпляров у Вас еще осталось. Будьте добры, напишите мне, какие из моих рассказов печатались у Вас и сколько экземпляров имеется еще в продаже - и вообще как нам быть теперь. Переговоры ведет П. А. Сергеенко. Его московский адрес: Лубянка, гостиница «Бельвю». Зовут его Петр Алексеевич. Будьте добры, пошлите справку также и ему, ибо ему поручено произвести все расчеты.

Всё это свалилось на меня, как цветочный горшок с окна на голову. До меня давно уже доходили слухи, что Маркс хочет купить меня, но я не ожидал никак, что это произойдет так скоро, что я вдруг ни с того ни с сего стану марксистом.

Итак, стало быть, Ваше намерение выпустить в свет для интелл<игентных> читателей мои последние три рассказа - ныне неосуществимо. Договора я еще не читал, но Сергеенко уже телеграфировал, что в договоре дальнейшее печатание оговорено крупной неустойкой. И этот договор представляется мне теперь собачьей конурой, из которой глядит злой, старый, мохнатый пес.

Суворин в своих письмах называет Сергеенко гробовщиком.

В апреле я буду в Мелихове; проживу тут всё лето, потом осенью, вероятно, опять в Крым. Я буду ожидать Вас к себе и в Мелихове и в Крыму, и за обещание Ваше побывать у меня шлю Вам сердечную благодарность. Вы наш желанный гость. Насчет Вашего приезда ко мне давайте спишемся в апреле.

Так называемых авторских экземпляров не присылайте мне. Пришлите только «Жену» и «Именины» по одному экземпляру и «Палату № 6» - пять экземпляров. И если у Вас вышли еще какие-нибудь новые книжки, то и их пришлите.

Когда писал «Душечку», то никак не думал, что ее будет читать Лев Николаевич. Спасибо Вам; Ваши строки о Льве Николаевиче я читал с истинным наслаждением.

Крепко жму Вам руку и желаю Вам и Вашей жене всего хорошего. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Ю. О. ГРЮНБЕРГУ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Многоуважаемый

Юлий Осипович!

Не знаю наверное, кончились ли уже переговоры, но я уже посылаю 65 рассказов для первого тома. Это рассказы, не вошедшие еще ни в один из сборников. Посылаю по почте, посылкой - половина в корректурных листах, другая половина в рукописи. Когда получите эту посылку, то известите, пожалуйста. Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Ялта.

М. О. МЕНЬШИКОВУ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Дорогой Михаил Осипович, рассказ, о котором Вы спрашиваете, был напечатан в новогоднем номере «Семьи», издающейся в Москве при «Новостях дня». Называется он «Душечка».

Если в феврале поедете в Москву, то, пожалуйста, побывайте у матери и сестры.

Они живут в Москве, угол Мл. Дмитровки и Успенского пер., д. Владимирова, кв. 10. Вам будут очень рады. Побывайте также в Художественном театре. Очень много говорят про этот театр.

А «Черемуху» все-таки я жду и прочту ее с великим удовольствием. Прочту и Вашу новую книгу, хотя Вы послали ее в Лопасню. Наш лопаснинский почтмейстер-злодей присылает мне всё сюда в Ялту.

Вы поедете на юг… А куда именно?

Я продаю свои произведения Марксу на вечные времена. Идут переговоры. Получу деньги - и поеду играть в рулетку. Справьтесь, пожалуйста, в редакции «Начала»: продав Марксу свои сочинения, буду ли я иметь право называться марксистом?

Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Царское Село.

Михаилу Осиповичу Меньшикову.

Магазейная, д. Петровой

П. А. СЕРГЕЕНКО

27 января 1899 г. Ялта.

Милый Петр Алексеевич, если ты намерен пробыть в Москве дольше одного дня, то, пожалуйста, побывай у книгопродавца Клюкина (на Моховой) и скажи ему, что все мои произведения проданы Марксу, что ему, Клюкину, я отдал сказку «Белолобый» только (для одного издания) для сборника «Сказки жизни и природы», а вовсе не для издания в отдельной брошюре. Это такой мошенник! Ты телеграфировал о неустойке. Я ничего не понял, ибо телеграмма твоя изложена неясно. Могу ли я оградить Маркса от таких, как Клюкин, и мое ли дело ограждать его?

Если захочешь и будет свободная минута, то повидайся с Сытиным и спроси, как я должен посчитаться с ним, сколько должен заплатить ему, если нужно, чтобы я отобрал оставшиеся «Повести и рассказы»? Пишу это на счастье, не уверенный, что письмо найдет тебя в Москве. Где ты ныне?

Твой А. Чехов.

27 янв.

На обороте:

Москва.

Петру Алексеевичу Сергеенко.

Лубянка, «Бельвю».

А. С. СУВОРИНУ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Сергеенко телеграфирует, что договор уже нотариально подписан. Что-то еще насчет неустойки, но я не понял из телеграммы. Авось всё сойдет благополучно. Я получаю 75000 в три срока; будущие произведения, предварительно напечатанные, пойдут за 250 лист, с надбавкой по 200 р. через каждые 5 лет. Доход с пьес принадлежит мне, потом моим наследникам. Последний пункт я отвоевал, приступом взял.

Итак, значит, начинается новая эра, и Сергеенко, которого Вы называете гробовщиком, может назваться творцом этой эры. Я могу проиграть теперь 2-3 тысячи в рулетку. Но все-таки мне невесело, точно женился на богатой… Я должен Вам много и Сергеенку я просил побывать в магазине и погасить мой долг; вероятно, он уже исполнил это, и мне теперь остается, по русскому обычаю, поблагодарить Вас. У деловых людей есть поговорка: живи - дерись, расходись - мирись. Мы расходимся мирно, но жили тоже очень мирно, и, кажется, за всё время, пока печатались у Вас мои книжки, у нас не было ни одного недоразумения. А ведь большие дела делали. И по-настоящему то, что Вы меня издавали, и то, что я издавался у Вас, нам следовало бы ознаменовать чем-нибудь с обеих сторон.

Вы обмолвились в письме, что на масленой можете бросить всё и приехать сюда. В начале поста здесь будет уже настоящая весна, погода будет чудесная, и мы могли бы проехать отсюда в Феодосию. Вы пишете, что Вам нужно поговорить со мной; и мне тоже нужно поговорить. Стало быть, пожалуйста, приезжайте.

Я недавно написал юмористический рассказ в 1/2 листа, и теперь мне пишут, что Л. Н. Толстой читает этот рассказ вслух, читает необыкновенно хорошо.

Читаете ли Вы беллетриста Горького? Это несомненный талант. Если не читали, то потребуйте его сборники и прочтите для первого знакомства два рассказа: «В степи» и «На плотах». Рассказ «В степи» сделан образцово; это тузовая вещь, как говорит Стасов.

Анне Ивановне, Насте и Боре привет и нижайший поклон. Желаю здоровья и полнейшего благополучия.

Ваш А. Чехов.

М. П. ЧЕХОВОЙ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Ты пишешь: «не продавай Марксу», а из Петербурга телеграмма: «договор нотариально подписан». Продажа, учиненная мною, может показаться невыгодной и наверное покажется таковою в будущем, но она тем хороша, что развязала мне руки и я до конца дней моих не буду иметь дела с издателями и типографиями. К тому же Маркс издает великолепно. Это будет солидное издание, а не мизерабельное. Мне заплатят 75 тыс<яч> в три срока; впрочем, это, как и остальные условия, тебе известно.

Значит, тебе уже не придется распоряжаться моими произведениями, быть Софьей Андреевной в миниатюре. Но всё же тебе надо устроиться так, чтобы можно было уезжать когда угодно и жить где угодно. Твое намерение или желание не расставаться надолго с Москвой - одобряю. Надо жить в Москве хоть два месяца в году, хоть месяц.

Теперь поручения. Пожалуйста, повидайся с Ольгой Мих<айловной> Дарской, или напиши ей, и сообщи следующее. В Ялте на Пасхе будут пушкинские дни - на второй и третий день праздника; между прочим пойдет «Борис Годунов». Не найдет ли возможным она, Ольга Мих<айловна>, приехать в Ялту и сыграть Марину, а ее муж - Самозванца? Кстати же ее здоровье требует того, чтобы весной она побывала в Крыму. Тут есть Пимен, есть Годунов, но нет Марины и Самозванца, да и всем хочется, чтобы эти роли исполнялись настоящими, интеллигентными артистами. Если Ольга Мих<айловна> не согласна приехать и участвовать в спектакле, то пусть телеграфирует: «Ялта, Чехову. Нет». С нетерпением ждем ответа. Пимена будет играть академик Кондаков. Я на Пасхе, вероятно, буду в Мелихове, но ты умолчи об этом, не говори О<льге> М<ихайловн>е. Выручка со спектакля поступит на постройку в Ялте пушкинской школы.

Ялтинцы, когда приходят, сидят подолгу. Я затеял «четверги», ко мне ходила женская гимназия и кое-кто из молодежи; но Варв<ара> Конст<антиновна> стала приводить на мои четверги молчаливых учителей словесности и таких интересных девиц, как Вера Ефимовна, которую ты видела, - и я решил отменить четверги, бежать от них.

В январ<ской> книжке «Недели» мой рассказ «По делам службы». Кстати: в феврале у вас на Дмитровке побывает Меньшиков. Он в своих письмах всё беспокоится, где мамаша, не покинули ли мы ее одну в Мелихове.

Если лес уже возят и если Шибаевой нужны деньги, то ей можно дать рублей 300 из тех денег, которые хранятся в земской управе. Как камень и песок?

Посылаются ли сведения в отдел сельскохоз<яйственной> статистики? Тот бланок, о котором я писал, не забудьте прислать. Это бланок, где просят написать на пустом месте «итого» за истекший год (всякая всячина, не вошедшая в вопросы). Я хочу написать насчет фруктовых деревьев и грибов.

Маркс хотел сначала, чтобы доход с пьес принадлежал мне только «пожизненно», но я отстоял наследников. Прижимистый немец, но и я тоже, по выражению моего поверенного, «смущал» Маркса своими несообразными требованиями. Пишут, что купить мои произведения убедил Маркса Л. Н. Толстой.

Я нарочно дотянул письмо это до конца листа, чтобы ты не говорила, что я мало пишу. Если ты познакомилась с Книппер, то передай ей поклон. Вишневскому тоже.

Ну, будь здорова. Мамаше, Ване, Соне и Володе поклон, Иваненке тоже.

Твой Antonio.

С. В. ЧЕХОВОЙ

27 января 1899 г. Ялта.

27 янв.

Милая Соня, позволь от всей души поблагодарить тебя за письмо и поздравление. Признаюсь, мне немножко совестно, так как твое письмо напомнило мне, что в твои именины я бывал неаккуратен, не посылал тебе писем. Извини, в будущем постараюсь исправиться.

Передай Ване, что pince-nez пришлю ему на сих днях, что с Марксом у меня договор уже подписан и что «Белолобого» поэтому издавать нельзя. Надо думать, что Маркс издаст мои сочинения великолепно. Сегодня я посылаю ему для первого тома 65 рассказов, еще не вошедших ни в один сборник.

Мне очень приятно, что ты была на «Чайке», что я угодил тебе. Мне казалось, что эта пьеса не будет иметь успеха в Москве, а вот она идет уже в 10-й paз, и мне из Москвы прислали адрес в красном сафьяновом портфеле, за подписью 210 душ, из коих 4 миллионерши, 5 княгинь, одна графиня и одна знаменитая актриса - Федотова.

Ну как живете? Как Володя?

Еще раз благодарю за письмо и крепко жму руку. Ване и Володе привет и пожелание всех благ.

Твой А. Чехов.

На конверте:

Москва.

Ее высокоблагородию

Софье Владимировне Чеховой.

Нов. Басманная, д. Крестовоздвиженского,

Петровско-Басманное училище.

Ал. П. ЧЕХОВУ

27 января 1899 г. Ялта.

Да, бедный родственник, всё это справедливо. Я ухожу от типографии, от Неупокоева, от рассеянного Тычинкина, не только ухожу, но даже уже ушел. Суворину я не предлагал купить мои сочинения; и к совершившемуся факту он относится благодушно, по крайней мере, пишет мне игривые письма. Пока всё обстоит благополучно.

С Маркса я получил 75 тыс. за всё напечатанное мною доселе; за будущее он будет платить мне так: в первые пять лет по подписании договора - 5 тысяч за 20 листов, во вторые пять лет - 9 тысяч и т. д. с прибавкой по 200 р. на лист через каждые пять лет, так что если я проживу еще 45 лет, то он, душенька, в трубу вылетить. Мы ему покажем! Доход с пьес принадлежит мне и потом моим наследникам.

При слове «наследник» ты злорадно ухмыльнулся. Не беспокойся, всё я завещаю на благотворительные дела, чтобы родственникам не досталось ни копейки. Ты будешь раз в год получать 1/4 ф. чаю в 30 к. - и больше ничего!! Вот к чему ведет непочтительность.

Я за Алупкой купил имение: три десятины, дом, виноградник, вода; цена две тысячи. Belle vue, такое belle vue, что хоть отбавляй. Если удастся поселиться в этом именьишке, то по соседству я найду для тебя участочек. Здесь довольно и полдесятины. Только не растрать своей тысячи.

Наталии Александровне, Тосе и Мише привет и поклон. Если Николай дома, то поклон и ему. Будь здрав. Пиши. Пиши, не стесняйся.

Богатый родственник, землевладелец

А. Чехов.

27 янв.

28  ​​​​ Чехов пишет

А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

28 января 1899 г. Ялта.

28 янв.

Дорогой Александр Леонидович, податель сего Андрей Николаевич Лесков, сын известного писателя Н. С. Лескова, приехал в Москву, чтобы побывать в театрах и познакомиться вообще с постановкой театрального дела в Москве. Будьте добры, окажите ему покровительство; во-1-х, помогите ему добыть билет на «Царя Федора» и «Чайку», во-2-х, познакомьте с Влад<имиром> Ив<ановичем> Немировичем-Данченко и, в-3-х, укажите ему способ, как и когда он может повидаться с Гликерией Николаевной. Это очень хороший, интеллигентный человек, вполне достойный Вашего участия. Кстати сказать, он сам желает поступить на сцену.

Как Вы поживаете? Что новенького? Что хорошенького?

Где Вы будете в великом посту и на Пасхе?

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Ялта.

На конверте:

Его высокоблагородию

Александру Леонидовичу Вишневскому.

Художественный театр.

Каретный ряд.

М. П. ЧЕХОВОЙ

28 января 1899 г. Ялта.

28 янв., вечер.

Я опять пишу, милая Маша. Во вторник к тебе придет сын покойного писателя Лескова, Андрей Николаевич, офицер. Он принесет pince-nez, которое, пожалуйста, отдай Ване. Лесков хочет побывать в Художеств<енном> театре, познакомиться с Вишневским и Немировичем. Это милый человек. Он хочет поступить на сцену; впрочем, это он держит пока в секрете. Окажи ему содействие, какое только возможно. Если во вторник тебя не будет дома, то, уходя, скажи прислуге, в котором часу Лесков может застать тебя в среду. Познакомь его с Ольгой Михайловной. Кстати сказать, это великолепный танцор, точно в балете служил.

Сегодня я был в Аутке на участке. Пахло весной. Как там хорошо! Когда выстроили забор, стало уютно. Перед вечером вид оттуда очаровательный.

Будь здорова. Когда побывает у тебя Лесков, то напиши. Мне кажется, что из него выйдет недурной актер. Он неглуп и держится хорошо. Мамаше поклон.

Твой Antonio.

29  ​​​​ Чехов пишет

Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

29 января 1899 г. Ялта.

29 янв.

Милый Владимир Иванович, на сих днях в театр к тебе придет познакомиться сын писателя Лескова, Андрей Николаевич, офицер. Он бросает военную службу, мечтает о сценической деятельности и теперь вот хочет посоветоваться с тобой. Это вполне интеллигентный, нервный человек, держится хорошо, гибко, умеет говорить и, мне кажется, владеет достоинствами, которые с лихвой окупят такие недостатки его, как малый рост и несколько гнусавый голос. Пожалуйста, дай ему минут десять, прими в нем участие.

Вот что пишет Юст: «Идет “Чайка” еще глаже и лучше, чем во второе представление; хотя Тригорин - Станиславский играет уже слишком расслабленного и физически и нравственно литератора, а сама Чайка (j'en conviens*) могла бы быть чуточку покрасивее в последнем акте. Но зато Аркадина, Треплев, Маша, Сорин, учитель (одна его коломёнковая пара чего стоит!) и управляющий великолепны, совсем живые люди…» Вот тебе образчик рецензий, какие я получаю.

У меня в жизни, кажется, переворот: я веду переговоры с Марксом, переговоры эти, кажется, уже кончены, и у меня такое чувство, как будто Святейший синод прислал мне, наконец, развод, после долгого ожидания. Я уже не буду знаться с типографиями! Не буду думать о формате, о цене, о названии книжек!

Москва не отвечает на письма, пиши хоть сто раз. Не знаю, что делать! Даже московские банки не отвечают, не говоря уже о Николае Эфросе, который обращается со мной просто по-свински.

Если бы все участвующие в «Чайке» снялись в костюмах и гриме и прислали бы мне фотографию, то как бы это было мило с их стороны! Мне скучно здесь.

Ну, будь здоров, счастлив. Поклонись Екатерине Николаевне.

Твой А. Чехов.

* я с этим согласен (франц.).

А. Б. ТАРАХОВСКОМУ

29 января 1899 г. Ялта.

29 янв.

Многоуважаемый Абрам Борисович, спасибо за приглашение в «Приазовский край»; пообещать ничего не могу, так как, с одной стороны, завален всякими заказами, а с другой - пишу в последнее время немного, не держу даже обещания, которое я дал «Русским ведомостям».

Адрес-календарь, конечно, пришлите. Всё, что мне присылают и пишут из Таганрога, я получаю с большим удовольствием. Получил и фотографии и визитные карточки, и мне даже немножко совестно, что меня так балуют.

В Ялте я пробуду, вероятно, до Пасхи. В Таганроге непременно побываю весной или летом; и я охотно бы поселился в Таганроге, если бы там была зима помягче. Вы пишете, что у вас теперь плохая труппа; а в Ялте никакой нет труппы.

Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю сердечно.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог.

Его высокоблагородию

Абраму Борисовичу Тараховскому.

30  ​​​​ Моя жизнь. Краны прохудились, все наперекосяк, неизвестно, выплывем ли, - но зоопарк приносит радость.

Как в «Фаусте» Гете? Появляются Нужда и Забота («Зовусь я ​​ Заботой. Зовусь я Нуждой») - и от них не спастись.

Приходят в голову стихи:

Хлад опускается на долы.

Иду с лопатой через снег.

Куды ж ты дернул, человече?

Да ты ли это, человек?

Куда деться, если глупые строчки наезжают?

Моя работа заставляет философствовать на тему «Человек и его орудие труда», «Человек и его лопата». По ритму это напоминает строчки Мандельштама:

Я с мужиками бородатыми

Иду, прохожий человек.

Я начинаю думать, какими же были ​​ предыдущие строчки, - и получается:

На улочках мостки горбатятся,

Сияньем прорастает снег,

И с мужиками бородатыми

Иду, прохожий человек.

Так-то! ​​ В башке вот такое.  ​​ ​​​​ И что дальше?

Вот так! Но солнце не заходит,

Весна, та где-то близко бродит,

А как поднимется рассвет,

Меня уже на свете нет.

Спаси боже от собственных стишат.

31  ​​ ​​ ​​​​ Я ​​ еще ​​ 7 июня 1993 года писал о Чечне, что там ​​ открытая борьба за власть: как и в России, парламент боролся против президента. И вот чем это кончилось!

Еще одна огромная ошибка Ельцина: он просмотрел рождение диктатора, просмотрел эту войну, ее будущие многочисленные жертвы.

Что делать, если его уровень – секретаря обкома?  ​​​​ Ну, не Петр он Первый, не Петр!

Ничем не могу помочь моей жене. Все на ней, а она не выдерживает.

Проблемы с пружиной на двери в наш подъезд. Много собачатников, и они дверь не закрывают. Более того: часто пружина срывается.

Общество трудно, но прозревает - и уже боится пресловутой советской «общественности».

Все понимают, что идет война, все боятся ее продолжения и последствий. ​​ 

И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ

31 января 1899 г. Ялта.

31 янв.

Дорогой Иван Иванович, договор с Марксом подписывался в мое отсутствие, я не мог точно написать Вам, в чем, в своих частностях, будут заключаться пункты этого договора. Теперь копия мне прислана. Вот пункты, касающиеся наших будущих отношений: …относительно своих будущих произведений я сохраняю «только право обнародования их однократным напечатанием в повременных изданиях или в литературных сборниках с благотворительн<ой> целью, после чего они должны быть передаваемы в полную литерат<урную> собственность А. Ф. Маркса».

Я удостоверяю в договоре, что никому, и в том числе прежним издателям своих сочинений, права на дальнейшее издание этих сочинений никогда не предоставлял.

5000 рублей неустойки за всякий печатный лист «дальнейшего» издания.

Как видите, в договоре оговорены только дальнейшие проступки против собственности, но ни слова не говорится о том, что уже вышло в свет до подписания договора, т. е. до 26 янв<аря>. Вышеписанные пункты касаются наших дальнейших отношений, но поскольку они определяют их, теперь сказать точно не могу. Будьте добры, повидайтесь с Сергеенко. В Москве он останавливается в «Бельвю» на Лубянке. Я напишу ему, чтобы он сообщил Вам, где и когда он может повидаться с Вами. Он знает больше меня и расскажет Вам всё и вся.

Писать Марксу я не стану, потому что я не знаком с ним, но непременно поговорю с ним летом, когда поеду в Петербург. Обещаю Вам это. Употреблю всё свое красноречие.

Будьте здоровы, крепко жму руку и прошу от души - вопию, так сказать, - простите, что я, переворачивая свою жизнь столь грубо, невольно грубо зацепил и «Посредник» и что причинил Вам столько огорчений и хлопот. Авось всё это обойдется как-нибудь в будущем.

Ваш А. Чехов.

П. А. СЕРГЕЕНКО

31 января 1899 г. Ялта.

31 янв.

Милый Петр Алексеевич, договор пришел сегодня, в воскресенье 31-го, перед вечером. Написать обязательство и послать его заказным я успею лишь завтра; почта пойдет в ночь под 2-е февраля. Стало быть, пакет придет в Москву в пятницу, получишь его к вечеру в тот же день или, самое позднее, в субботу утром.

В договоре есть один странный пункт: 4) Чехов предоставляет однако Марксу право отказаться от приобретения в собственность какого-нибудь из новых его, Чехова, произведений, если оно по своим литературным качествам будет найдено неудобным для включения в полное собрание его сочинений… Кем найдено? Ведь это такая ширь для произвола! Есть и еще один странный пункт: 7) Чехов обязуется не далее как <в течение> шести месяцев собрать все без исключения произведения свои и доставить полный их текст с обозначением, по возможности, где, когда и с какой подписью каждое из произведений было напечатано. Это всё равно, если б Маркс захотел, чтобы я точно сказал, где, и в какой день, и в котором часу я поймал каждую из всех рыб, какие только я поймал в течение всей своей жизни, я, удивший в своей жизни более 1000 раз. И договор также требует, чтобы я приготовил всё к июлю! Да ведь это каторга! Каторга не в смысле тяжести труда, а в смысле его невозможности, ибо редактировать можно только исподоволь, по мере добывания из пучин прошлого своих, по всему свету разбросанных, детищ. Ведь я печатался целых 20 лет! Поди-ка сыщи!

Но всё это не беда, можно столковаться в конце концов, но вот где беда: ты забыл упомянуть в договоре про доход с пьес! Ведь если не Маркс, то его наследники сцапают мои пьесы - и вдова моя пойдет по миру. Меня сей пункт весьма и весьма беспокоит.

А в остальном всё благополучно. Спасибо тебе громадное, безграничное.

Это письмо опускаю в ящик в ночь под 1-е февраля. Утром оно будет в Симферополе.

Завтра еще буду писать. А пока крепко жму тебе руку и желаю всего хорошего.

И. И. Горбунов из «Посредника» желает повидаться с тобой, чтобы поговорить. Напиши ему (Зубово, Долгий пер., д. Нюниной), где и когда он может тебя видеть.

Тв<ой> А. Чехов.

Е. Я. ЧЕХОВОЙ

31 января 1899 г. Ялта.

Милая мама, рубаху я получил, большое Вам спасибо. Я примеривал, размеры вышли как раз, и длина именно такая, как нужно.

Я жив и здоров; с нетерпением жду весны, когда можно будет уехать. Нового ничего нет, всё благополучно. Георгий пишет из Таганрога, что в феврале он приедет в Ялту и отсюда - в Москву. Поклон Маше. Будьте здоровы, не скучайте. Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

31 янв.

На обороте:

Москва.

Ее высокоблагородию

Евгении Яковлевне Чеховой.

Угол Мл. Дмитровки и Успенского пер., д. Владимирова, кв. 10.

И. П. ЧЕХОВУ

31 января 1899 г. Ялта.

Милый Иван, здешняя комиссия по устройству пушкинского праздника решила, между прочим, устроить 26 мая чтение для народа с волшебным фонарем. Так как, вероятно, в Москве имеются в виду подобные чтения (на пушкинские темы), то напиши, что именно готовится, какие именно картины, что готовится и что уже готово, можно ли добыть напрокат картины для волшебного фонаря, какие можно получить дешевые издания для раздачи во время чтения и т. д. и т. д. Ответь поподробнее, комиссия будет тебе очень благодарна. А если 26 мая ты будешь свободен, то не приедешь ли в Ялту, чтобы принять на себя все заботы по волшебному фонарю? Чтениями заведуют академик Кондаков и член управы (земской) Дмитревский - очень хорошие люди. Будь здоров. Привет Соне и Володе. Нового ничего нет.

Твой Antoine.

31 янв.

Ты обещал сберечь рассказы «Печенег», «В родном углу» и «На подводе», которые печатались в «Рус<ских> вед<омостях>« в прошл<ом> году. Пришли бандеролью.

На обороте:

Москва.

Его высокоблагородию

Ивану Павловичу Чехову.

Нов. Басманная, д. Крестовоздвиженского.

Февраль ​​ 

1  ​​​​ Чехов пишет

Е. Г. БЕКЕТОВОЙ

1 февраля 1899 г. Ялта.

1 февраль.

Глубокоуважаемая

Елизавета Григорьевна!

Вы желаете переводить меня - это честь, которой я не заслужил и едва ли когда-нибудь заслужу; о каком-либо несогласии с моей стороны или сомнении не может быть и речи, и мне остается только низко поклониться Вам и поблагодарить за внимание и за письмо, чрезвычайно лестное для моего авторского самолюбия.

На французский язык уже переведены «Мужики», «Палата № 6», «Ванька», «Попрыгунья»; называю переводы, какие только случайно попадались мне на глаза.

Простите, я несколько запаздываю ответом на Ваше письмо. Это оттого, что в последние дни я был занят переговорами с г. Марксом.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и еще раз сердечно поблагодарить.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

Ялта.

Н. М. ЕЖОВУ

1 февраля 1899 г. Ялта.

1 февраль 99 г.

Дорогой Николай Михайлович, посылаю Вам письмо, полученное мной от Епифанова. По прочтении возвратите мне. В свидетельстве, о котором он пишет, говорится, что он болен хронич<еским> воспалением легких, но, конечно, у него злющая чахотка. Что-нибудь надо сделать. Если Вы придете к нему на помощь и читатели «Нов<ого> времени» пришлют ему хотя немного, и если он в силах пускаться в дальний путь (об этом письменно справьтесь у лечившего его доктора Кишкина), то я устрою его здесь в Ялте.

«Развлечение» празднует юбилей? Вы, кажется, работали в «Развлечении»? Нельзя ли в редакции достать «Развлечение» того времени, когда редактором был Насонов, и нельзя ли отдать переписать мои рассказы? «Брак по расчету» уже есть у меня, остальные же точно в Лету канули. Я теперь собираю свои рассказы, продаю их Марксу. Простите, голубчик, за эти бесконечные поручения, которые я даю Вам, простите и считайте меня Вашим должником.

Напишите мне. Суворов и 12-й год - конечно, это пустяки, не стоило поднимать гвалт. Это описка очевидная. Будьте здоровы и благополучны. Жму руку.

Ваш А. Чехов.

Пришлите мне 1 экз. моей книжки «Детвора» из «Дешевой библиотеки». Возьмите в магазине.

П. А. СЕРГЕЕНКО

1 февраля 1899 г. Ялта.

1 февр.

Милый друг Петр Алексеевич, вчера я послал тебе телеграмму (или, вернее, две: в Лохвицы и в «Бельвю») и письмо. Сегодня опять пишу.

В договоре ничего не говорится о доходе с пьес, между тем это пункт важный. Водевиль есть вещь, а прочее всё гиль. Ведь пьесы в среднем дают мне более тысячи рублей в год, и с каждым годом дают всё больше и больше. Нельзя ли вставить в договор сей опущенный пункт или написать какую-нибудь новую бумажку, которая имела бы для меня и для моих наследников силу документа?

Снимусь для полного собрания у Чеховского, когда буду в Москве. В Ялте снимают скверно.

Марксу я уже послал материал для первого тома, он уже получил. Это мелкие юмористические рассказы, не вошедшие еще ни в один из сборников. Во второй том войдут «Пестрые рассказы» плюс еще рассказы, которые пришлю в феврале. Спроси, пожалуйста, на чье имя я должен посылать свои произведения, с кем должен списываться. С самим Марксом? С Грюнбергом? И спроси: когда Маркс приступит к печатанию? Нельзя ли пораньше, пока я в Ялте? Нельзя ли пока выпустить хоть один первый том, не дожидаясь июля? (по договору свои произведения я должен доставить не позже июля).

В договоре ничего не говорится о тех книгах, которые напечатаны Сувориным, Сытиным и проч. и еще не проданы. Из сего я заключил, что возбраняется лишь дальнейшее печатание, но не возбраняется продавать то, что уже было напечатано.

Теперь насчет денег. Я писал тебе уже, что в Ялте Госуд<арственного> банка нет. Придется посылать на ялт<инское> казначейство, через Петерб<ургско->Азовск<ий>, или Международный, или Госуд<арственный> банк. Можно через банк так: «Ялта, Ялтинское общество взаимного кредита на текущий счет Чехова». Этак, пожалуй, и лучше, потому что не придется самому ходить в казначейство и тащить по улице кучу денег. Мне из Москвы уже переводили так деньги через Юнкера «на текущий счет А. П. Чехова в Ялтинское общество взаимн<ого> кредита».

С Сувориным посчитаюсь, когда из магазина пришлют мне счета. Книг моих в сувор<инской> типографии уже не печатают, анонсируют же по понедельникам просто из неряшливости.

Напиши, куда писать тебе, где ты будешь в феврале. Постараюсь в апреле быть дома в Мелихове, а пока не знаю, что делать, как быть. Эта катастрофа, происшедшая в последние две недели, совсем выбила меня из колеи, и я не могу работать.

По получении и прочтении неустоечной записи телеграфируй мне, хотя бы одно слово «достаточно» или «так», чтобы я знал, что эта запись годится или не годится. Пославши деньги, тоже телеграфируй. А затем можешь почить на лаврах вечной моей благодарности. Искренно тебе скажу, в этой продаже не столь важны для меня 75 тыс<яч>, как то, что мои произведения будут издаваться порядочно, что я буду избавлен от обязанности выдумывать для каждой новой книжки название, выбирать формат книги, мириться с плохой бумагой, мириться с дурными слухами насчет «типографских» экземпляров, продаваемых на толкучке и в провинции. У меня такое чувство, как будто наконец Святейший синод прислал мне развод, после долгого, томительного ожидания. Только вот одна заноза: доход с пьес! Отдать пьесы значило бы для меня навсегда разорвать с театром, с которым у меня и без того слабые и вялые связи - к моему сожалению.

Как отнесся Потапенко к продаже?

Ну, будь здоров и благополучен. Крепко жму тебе руку.

Твой Antonio.

Примечания: 1) простые письма, опускаемые в ящик на пароходе, идут вдвое скорее, чем заказные, подаваемые на почте; 2) в Ялте ночью телеграф бездействует; прием телеграмм кончается в 9 час. веч<ера>.

Неустоечная запись стоит 7 р. 60 к. Прежде чем вручать ее Марксу, поговори с ним насчет дохода с пьес, поговори определенно. Ты пишешь: «если у тебя есть какая-нибудь безотлагательная нужда на примете - напиши, кое-что можно сорвать при подписании». Нужда такая есть. Во-первых, на постройку школы в Мелихове 25-50 р. и, во-вторых, что важнее, тяжело болен чахоткой Сергей Алексеич Епифанов, газетный сотрудник, начинавший одновременно с нами. Его адрес: Арбат, д. Бромлей, кв. 5.

Епифанов - это сотрудник «Будильника» и «Развлечения», давний. Положение его крайне тяжелое.

Из Петербурга телеграфируй хоть на 10 руб., чем длинней, тем лучше.

А. И. УРУСОВУ

1 февраля 1899 г. Ялта.

1 февраль 99 г.

Частые неумеренные ласки лишают нас в конце концов способности отвечать должным образом на эти ласки; Ваша рецензия в «Курьере», адрес, письма из Москвы, гул славы, который изредка доносится сюда северным ветром, истомили меня, я сладко изнемог и всё никак не соберусь написать Вам, дорогой Александр Иванович. Простите меня великодушно, отпустите мне мои грехи и верьте - я благодарен Вам бесконечно. Если бы я не жил в Ялте, то эта зима была бы для меня счастливейшей в жизни.

Итак, я всё еще в Ялте. Теперь вечер. Ветер дует, как в четвертом акте «Чайки», но ко мне никто не приходит, а напротив, я сам должен буду уйти после десяти, надевши шубу. В общем живется скучно. Приходится делать над собой усилие, чтобы жить здесь изо дня в день и не роптать на судьбу. Я читаю газеты, читаю про словарь Пушкина и, конечно, завидую тем, кто помогает Вам.

Я продал Марксу свои сочинения на веки вечные и уже послал ему для первого тома целый пуд моих «лицейских» рассказов, не вошедших еще ни в один из сборников, мелких, как снетки. И все вместе они похожи на постный борщ со снетками. Издание, вероятно, будет хорошее.

Екатерина Великая кланяется и спрашивает, когда же Вы приедете в Ялту; она глубоко верует, что Вы скоро приедете. Мария Александровна всё болеет и худеет.

Крепко жму Вам руку, низко кланяюсь и благодарю от всей души, от всего сердца. Будьте здоровы, счастливы, и да будет Арбат и прилегающие к нему переулки самым приятным и благополучным местом на земле.

Ваш А. Чехов.

В январе мне минуло 39 лет.

Вы обещали весной приехать в Ялту. Когда прикажете ждать Вас: в марте или апреле? По приметам, весна будет чудная, восхитительная.

На конверте:

Москва.

Князю Александру Ивановичу Урусову.

Арбат, Никольский пер., с. дом.

2  ​​ ​​​​ Двое курдов попытались взорвать мост в Стамбуле.

Самоубийство депутата.

Чехов пишет:

М. О. МЕНЬШИКОВУ

2 февраля 1899 г. Ялта.

Дорогой Михаил Осипович, будьте добры, пришлите мне книжку «Недели» с моим рассказом или оттиск, или два оттиска моего рассказа - это для составления «полного» собрания сочинений, которое я, по договору, должен представить Марксу в скорейшем времени. Простите, что я так часто надоедаю Вам разными пустяками.

В Ялте дождь, но тепло. Скоро весна. Крепко жму Вам руку.

Ваш А. Чехов.

2 февр.

На обороте:

Царское Село.

Михаилу Осиповичу Меньшикову.

Магазейная, д. Петровой.

П. А. СЕРГЕЕНКО

2 февраля 1899 г. Ялта.

Милый Петр Алексеевич, опускаю это письмо в ящик на пароходе 2-го февраля. Когда будешь в Питере, то сдай, пожалуйста, Марксу все суворинские издания (кроме «Детворы» из «Дешевой библиотеки»), «Повести и рассказы» изд<ания> Сытина и «Сахалин», сдай, как проданный товар, и скажи, что всё, вошедшее в эти книги, я буду редактировать не иначе, как в корректуре, ибо теперь ничего в волнах не видно. Всё остальное буду доставлять исподоволь, проредактировав. Спроси: на чье имя я должен высылать? Получили ли посланные мною 65 рассказов для первого тома? Обо всем спроси и - будь здоров.

Крепко жму руку.

Твой А. Чехов.

Неустоечная запись послана 1-го февр<аля> заказным письмом.

На обороте:

Москва.

Петру Алексеевичу Сергеенко.

Лубянка, гостиница «Бельвю».

М. П. ЧЕХОВУ

2 февраля 1899 г. Ялта.

Слыхали ль вы? Слыхали ль вы за рощей глас? Слыхали ль вы, что я продал Марксу все свои сочинения со всеми потрохами за 75 тысяч? Договор уже подписан. Теперь я могу есть свежую икру, когда захочу.

Давно не имею от вас известий, ни от тебя, ни от Ольги Германовны, и ничего не пишут о вас из дому. Как живете? Как дщерь?

Когда здесь был Иван, я получил твое письмо насчет Москвы, и я просил Ивана на словах передать тебе, что определенного ответа я не мог послать тебе на это письмо, ибо никак не мог ничего придумать.

Читаю «Северный край» и не нахожу, что это очень интересная газета. Отдаю для прочтения одному учителю, вологодскому уроженцу, и тот в восторге.

В Ялте начинается весна; кричат птицы, теплые дожди, цветет кое-что.

Будь здоров. Нижайший поклон и привет Ольге Германовне и Жене, которая, надеюсь, уже выросла и ходит. Поклонись и Пеше.

Всё благополучно, но скучно. Жму руку.

Твой Antonio.

2 февраль.

На обороте:

Ярославль.

Его высокоблагородию

Михаилу Павловичу Чехову.

Духовская, д. Шигалевой.

4  ​​​​ Чехов пишет

П. П. ГНЕДИЧУ

4 февраля 1899 г. Ялта.

4 февр.

Дорогой Петр Петрович, прежде всего сердечно благодарю Вас за статью о моей пьесе. Для меня это была такая радость, что не могу выразить. Да и труппа Художественного театра осталась довольна, Вы ее подбодрили; по поводу Вашей статьи я получал восторженные письма.

Что касается пушкинского сборника, то, право, не знаю, как мне быть. У меня нет ничего готового, я ничего не пишу теперь и не могу писать. Я могу теперь только редактировать рассказы, которые продал Марксу, и читать корректуру; писать же засяду, вероятно, не скоро, не раньше конца апреля, когда опять поселюсь у себя в Серпуховском уезде. Здесь обстановка совсем не для писанья, да и события в личной жизни всё такие, что нет возможности сосредоточиться хотя бы для очень небольшого рассказа. Видите, не могу пообещать ничего определенного.

Как Вы поживаете? Давно уже я не видел Вас. В конце мая я приеду в Петербург, но ведь тогда Вы будете уже на юге?

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку и еще раз благодарю. Прочтите Горького «В степи» и «На плотах». По-видимому, это большой талант; грубый, рудиментарный, но всё же большой. Если нет времени, то прочтите только «В степи».

Марксу я продался за 75 тыс<яч>. Доход с пьес принадлежит мне и моим наследникам. Будущие произведения идут по 250 р. за лист; через каждые пять лет цена на лист увеличивается на 200 р.

Ваш А. Чехов.

«Горящие письма» благополучно дошли по адресу; я получил тысячу благодарностей от Мерперта и извещение, что Вашу пьесу уже начали репетировать.

В. Н. ЛАДЫЖЕНСКОМУ

4 февраля 1899 г. Ялта.

4 февр.

Милый друг Владимир Николаевич, член губернской земской управы, здравствуй! Vive monsieur le membre d'hotel de zemstvo gouvernemental!! Vive la Penza! Vive la France!

Большое тебе спасибо, что вспомнил и прислал письмо. Ты не ошибся, здешние почтальоны знают меня и аккуратно доставили письмо твое по адресу: Ялта. И впредь пиши по этому адресу. Вполне достаточно. Я в Ялте, по-видимому поселюсь здесь и уже строю себе дачу для зимовок, и уже приглашаю к себе приятелей и друзей, и даю при этом клятву, что на своей крымской даче я не буду заниматься виноделием и поить своих друзей красным мускатом, от которого на другой день рвет. Не подумай, что я намекаю на Тихомирова, это я вообще. Зимою я буду жить в Ялте, летом же, начиная с апреля, в Серпуховском уезде, в Мелихове. Итак, приезжай в Мелихово: там, обедая, я приглашу тебя в Крым. Караси мои здравствуют и уже настолько созрели, что хочу дать им конституцию.

Здоровье мое довольно сносно; всё еще не женат и всё еще не богат, хотя Маркс и купил мои произведения за 75 тыс<яч>. Возникает вопрос: где деньги? Их не шлют мне, и, по-видимому, мой поверенный Сергеенко пожертвовал их на какое-нибудь доброе дело или, по совету Л. Н. Толстого, бросил их в печь.

Вукол здесь, собирается тебе писать. Он здравствует и держится бодро. Третьего дня он приготовлял собственноручно макароны, варил их в двух бульонах, вышло очень вкусно. Говорит, что уедет не скоро, не раньше поста.

Я рад, что ты организуешь книжный склад и повторительные курсы. Все-таки доходишка. На одно жалованье нынче не проживешь. Пришли и нам с Вуколом чего-нибудь, например битых гусей. Служи беспорочно, помни присягу, не распускай мужика, и если нужно, то посеки. Всякого нарушителя долга прощай как человек, но наказывай как дворянин.

Ну, будь здоров, счастлив и удачлив в делах своих. Не забывай, пиши, пожалуйста, пиши, памятуя, что живу я в чужой стороне не по своей воле и сильно нуждаюсь в общении с людьми, хотя бы письменном. Буду ждать посвященную мне вещь.

Ну-с, жму руку.

Твой А. Чехов.

Адрес Вукола: Ялта, д. Яхненко.

6 Алла Демидова в пьесе Мюллера «Квартет».

Версию для ТВ ужали с ​​ 1 ​​ часа 53 минут до 50 минут. ​​ 

Постановка греческого режа (увы, имя не знаю).

Единственная актриса, кто играет западные пьесы на западном уровне.

Для меня это не потрясение, а естественное продолжение Демидовой.

Ее партнер нанес в эту роль чего-то кукольного.

Здоровенный детина, он просто «разбавил» психологию. ​​ 

В ней уже нет ничего от актрисы Таганки.

Может, Таганка еще как-то и вернется, но уже с новой эстетикой, вовсе несовместимой с актрисой, отринувшей старую веру.

9  ​​​​ Впервые за последние восемь лет не стали смотреть новости: так скучно.

Мафия в колумбийском Меделине: 45 тысяч убитых за последние десять лет. Прежде просто б не поверил, что правительство может быть таким слабым. Теперь уж такого не скажу.

Внешне нашей страной правит президент, но что происходит на самом деле, никто не знает.

11  ​​ ​​​​ Мы, моя семья, опять прослыли скандалистами! Опять на Люду и Олега наскочила овчарка, опять произошло столкновение, опять хозяин овчарки угрожал им. Люда пришла вся в слезах. Я предложил сбегать на место происшествия, но она отказалась.

12  ​​ ​​​​ Главное, дать свободу сыну. В этом состоит воспитание: чтоб он не чувствовал того насилия, которое столько угнетало меня. ​​ 

Мы думаем с женой, ​​ насколько долго мы выдержим такую жизнь. А если она - навсегда? Если наша жизнь - эта ловушка, этакая клетка, дверца которой никогда не откроется?

14  ​​​​ За Виктюком выползают его двойники виктючки ​​ - и получается поганое болото. Потому что критериев нет и быть не может. ​​ 

Такой вот самый распространенный, странный, размытый стиль - на самом деле, просто отсутствие всякого стиля.

Из истории БДТ: ​​ Басилашвили и Лебедев в «Предложении» Чехова. Гротесковый, живой, русский Чехов.

Редкий случай, когда натурализм не вызывает неприязни.

Товстоногов создал свой актерский ансамбль, но не свою школу.

Почему Лебедев, Лавров, Басилашвили «вписались» в Товстоногова, а Смоктуновский, Борисов, Юрский - нет?

Я уверен, тут нет закона.

Скорее, цепочка обстоятельств, которую не удастся открыть, игра, соположение ​​ индивидуальности и общества.

Через Ренуара и Ромера чуточку вхожу во французский театр.

Немецкий иногда смотрю в Гете-Институте.

Ванойе Vanoye «Сценарные модели».

«Сцена - диалогическая протяженность».

16  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Набокова поразило (spasm of disgust передернуло от отвращения), что советник царя не смывал flush свое дерьмо, а требовал этого от своего слуги.

Кажется, Петр Первый в своих указах требовал пи'сать и какать в предназначенные для этого отверстия - и был в общественных туалетах солдат, который это контролировал.

Но Набоков остается в этих пассажах русским писателем.

«Основательно облегчась» - русское выражение, калька с русского, - и писатель лишь переводит его на английский: after thoroughly easing his bladder.

Категория прошлого у Платона и Новалиса. «The rules of such conversation... Правила таких разговоров...» в «Лолите».

17  ​​​​ Моя обычная прогулка через теплую метель.

Кот уплетает макароны.

В нашу плохонькую дверь часто стучатся странники, благо первый этаж.

Чудится, так вот заявится Василий Блаженный – и попробуй, ему не подай!

18  ​​​​ Je souffre des nerves = нервничаю.

Tu donne sur mes nerves = ​​ ты действуешь мне на нервы.

Ромер: le cinema goetheen. Кино под Гете?

Ушло телевидение ​​ – и ​​ литературы стало больше, - но какой «литературы»?

ТВ, как искусство, еще теплится там, где спорит с государством и сомневается в нем.

Новалис. Sinnberaubt = wahnsinnig = безумный.

В Чечне гранатомет ​​ = шайтан-труба.

В Москве сумел бы найти библиотеку современной литературы, но тут в Истре об этом нечего и мечтать.

Легко, бездумно, глупо, в каком-то странном, неистовом порыве ​​ веду дневники на разных языках. Неужели это имеет смысл?

Так многие говорят не «er war krank», но «еr wurde krank».

Путаница «sein» и ​​ «werden».

Но иногда - принципиально!

«Ich wollte geliebt werden = ​​ Я хотел бы быть любимым».

Так что правильней сказать «Я хотел бы стать ​​ любимым»!

В немецком «werden» надо остро чувствовать становление и его не объезжать стороной.

Мои друзья.

Блоха: не изысканный, но наработанный немецкий. Любит перфект.

На немецком мне пишут куда меньше, чем на французском: ​​ эпистолы Шарлетты Даннекен - по десять страниц!

20  ​​​​ Опять в голове - путешествие 1991 года. У меня были проблемы с немецким языком: не мог говорить на нем так легко и быстро, как на французском.

Но немцы открыли их семейные тайны, а французы были необычайно холодны.

Будь я тогда смелей с дамами, еще бы съездил в Германию. Но разве не лучше так, как есть? Конечно, лучше.

Вдруг вспомнил учителя истории в старших классах. Вихрастый, как мальчишка, но слепой. Жаль, он вел уроки в нашем классе всего какой-то год, - но его мысли меня поражали.

Кажется, это он произнес фразу Наполеона, сказанную солдатам:

- ​​ Вы сражались, как львы, а бежали, как зайцы!

Или такую:

- С высоты пирамид сорок веков смотрят на вас.

Да, он умел говорить об истории интересно - и меня это до сих пор поражает.

А как смешно, одним рывком, он подтягивал брюки! Как забавно размахивал указкой. Из всех преподавателей (в школе, конечно, говорили проще: «учителя») он был самым живым. ​​ 

21  ​​ ​​​​ Начитался стихов Никулиной - и стало Наталью жалко.

«Ах, все дни мои крылаты!» или «Тихо вечером в Луге» - все черное и страшное. Она сгорела у меня на глазах, и я не только не смог помочь, но само зрелище ее падения ужасно меня раздражало.

А три «Н»?

Казалось, она ничего не делает, чтоб сохранить себя, она попросту не работала: ведь по мне, просто жить - самый тяжкий труд. Столько людей пыталось ее спасти, ведь спасают тех, кто в этом нуждается.

Почему обо мне принято думать, будто мне и не надо помогать? А ведь это меня ожесточило! ​​ 

Почему и от нее я не услышал ни одного сердечного слова? Может, именно это и не могу ей простить? Меня более всего испугала ее неразборчивость.

Спать с каким-то жалким вором, а меж тем не уметь простить любящему мужу грехи прошлого.

Нет, это все-таки низость, как ни крути. Я не могу ее любить. Не могу. Особенно злило, что она играла с мужчинами, превращая их в этаких кукол.

А Тюльпановой просто доставала наркотики. Разве это сочувствие? ​​ 

23  ​​ ​​ ​​​​ Еду в Москву, а мысль не об интересных встречах людьми, а хорошо ли обносятся ботинки. Это куда важнее!

Петрушевская, столь нормальная женщина, доломала мои мечты о среде. ​​ 

Когда она, кипя злостью, изругала ​​ меня, она своей грубостью, возможна, помогла сделать окончательный выбор.

Но – она была объективна: среды такой просто нет в природе!

Она разбила иллюзии, которые в любом случае были бы разбиты.

25  ​​​​ Франсуаза Саган второй раз осуждена за применение допинга: получила год условно. ​​ 

Я узнал, что фирма «Аpple computer» ​​ приняла участие в международной конференции, ​​ и вспомнил пражского знакомого, назвавшего себя ​​ Джеймсом.  ​​​​ Почему он все оборвал после резкой приязни? Это так странно.

Или та редакторша, что даже не удостоила меня ответом. Почему всё так?  ​​​​ Значит, люди более меня чувствуют, что мне надо, понимают меня.

26  ​​​​ Что в Чечне?

Обычная ноющая боль.

Под боком идет резня, а мы ничего о ней не знаем.

Безумные (такими они кажутся сейчас) попытки России воссоздать советское пространство на территории бывшей империи.

А я - имперский или нет? Не верю. Я приму ​​ Россию, какой она ни будет. Эти попытки направлены в будущее, и не понимаю «демократической» критики. И какая она демократическая? Просто оппозиционная.

27  ​​ ​​ ​​​​ Дети стоят на мосту и задирают меня. Они уверены, что это смешно. Конечно, я должен терпеть, чтоб сохранить мою семью и призвание. ​​ 

Почему во мне нет такой близости к реальной жизни и вере? Я на всё «выглядываю» из литературы.  ​​​​ 

28  ​​​​ Отказали работать в музее сторожем.

Забавно, что тут я никак не подхожу по квалификации.  ​​​​ 

Вакханалия Герболайфа.

Распространение сомнительных снадобий приобрело невиданный масштаб.

Ишь, как раскрутились! ​​ 

Забавно, что это слишком близко: моя хорошая соседка – распространительница.  ​​​​ 

Хорошая, толстоватая, умная женщина.

Март  ​​​​ 

1  ​​ ​​​​ Молдавское вино Кидра и жирный торт, испеченный Людой. ​​ 

«Царства»: «И ожесточили выю свою».

Просыпаюсь ночью от радости: такие хорошие отношения в семье.

Весной инстинкты вылезают наружу, ​​ и жизнь становится совсем русской: ​​ уж и не представить, чтоб кто-то не пописал или не запел под окном.

2  ​​ ​​ ​​​​ Первое шоу лесбиянок в России. ​​ 

Это материал к главе «Становление театра в пореформенной России».

Закона нет, так что кто-то попросту протолкнул под видом невинного «спектакля».

Моё распутье продолжается. Я – мыслящее ничто. Надо стать кем-то в социальной жизни, иначе ты просто от всего отрезан.

Но социальный мир столь кошмарен, что мне не во что воплотиться! Я как какой-то дух витаю «над водами» - alleggiava sulle acque - собственной глупости – и всё! ​​ 

Москва так торжественна вечером, но если это – торжественность ужаса?

3  ​​​​ Герой дня – молодой англичанин, потерявший при операциях на бирже 900 млн. д. ​​ 

Слабость и страх.

Мои обычные чувства.

4  ​​​​ «Фиеста» с Юрским на СПб-ском ТВ.

Так покажите целиком или нет?

Бросят кусочек на пару минут – и лови его зубами.

Но причем тут Товстоногов?

Почему все связывается с его именем?

Это работа Юрского.

Просто есть бренд « Товстоногов» - и тут уж никуда не деться.

Так прекрасный бренд превращается в жупел, в меч, в орудие борьбы.

Говорят «до-Товстоногова» и после него.

Зачем?

Да, «Фиеста» талантлива, - но она не меняет убеждений.

Странно не любить БДТ, но еще страннее не сомневаться в этой любви.

Разве можно отринуть питерскую культуру?

И все же мне внушили, что, покидая Питер, я расстаюсь и с культурой Питера. Нет, вперед к мировой культуре!

С Борисовым, Юрским, Смоктуновским мой питерский театр переехал в Москву. Как не неприятна Доронина, стоит и ее признать большой актрисой.

Юбилей Юрского пришел некстати: ​​ он сам, кажется, - на распутье.

Потому что весь русский театр в такой ситуации.

Болезненное становление.

И я - становлюсь.

На пятом десятке я совсем не знаю, что же со мной будет.

Его ​​ неплохой фильмов «Чернов» говорит о кризисе, о блужданиях.

И - об ограниченности его ​​ режиссерского таланта в кино.

Меня поразила выразительность игры женщин: какой-то низкий, погрязший в жалких пороках мир, но его спасение - в светлых женских лицах.

Алферова играет женщин, которых незаслуженно не замечают.

Она такая и в жизни: она понимает, что ее красоте суждено остаться незамеченной.

Ей дано много, но, увы, не все.

Фильм обнажает слабости чудесного артиста Юрского: на съемочной площадке он - не более чем хороший человек.

Мы видим его обиды, его неумение встать выше их, - и кино, пленка фиксирует житейскую боль, какую-то общую неустроенность, полное отсутствие гармонии, той самой, что одушевляет его роли.

А мне, мне неприятно увидеть в этом фильме мое неумение жить, мои далекие обиды детства.

Что теперь! Что пережевывать прошлое?

Меня смущало, как много в театре рутины.

Именно потому, что он живой.

Так у Полунина я постоянно видел халтуру, но интересно, что он присоединялся к моей критике: сам понимал, что халтурит, что вообще любой театр не может без халтуры.

Вот что удивляет больше всего.

На разборах с публикой после спектакля он никогда не откровенничал, но ждал нового от нас, зрителей.

Смотришь ​​ его ​​ спектакли изо дня в день - и навязчивость рутины убивает, путаешься в каких-то странных отражениях, чуть не зашкаливающих в кошмар.

То ли дело - кино: всегда - клиника, всегда технически грамотный материал. Клиника?

Ну, да: стены, все готово более к операции, чем к драматургическому действию. Да, да!

Искусству, как ни странно, нужна такая стерильность, оно оставляет «грязь» за кадром.

5 ​​ Первый Барсик был я сам.

Этот же кот стал близок именно сейчас, после года совместной жизни.

Я все не могу забыть, как Валентина Александровна Киндюк, моя учительница литературы, дала мне ​​ три рубля на бедность. И верно! Тогда я был совсем бедным.

Меня поразила эта помощь, потому что помощи от родных не было, хоть брат и хвалился, что много получает.

Но учительница ​​ не поняла, что мне-то ​​ больше хотелось общения. Я теряю Лугу именно потому, что мне там не с кем сердечно поговорить.

Поэтому первую учительницу Гриненко вспоминаю лучше: она остается недосягаемым сном.

Почему мои учительницы никогда не спрашивали, как у меня дома?

Жаль, Киндюк не учила литературе! Ее идеологические шоры высмеял в «Дон Жуане». ​​ 

6  ​​ ​​ ​​​​ Брехт хотел создать в театре нечто более реальное, чем сама жизнь.

Ромер, виденный столько раз, разрастается до современного Мольера.

Может, так приходит к нам театр: через другие искусства? ​​ 

Я вот выбросил роман «Любовь на свежем воздухе», так пытаюсь писать пьесу. Не глупо ли?

Романа нет, а образы все живут. ​​ 

Мне б хотелось синтеза.

Для нас театр закрыт для меня уже потому, что возвращаться из центра Москвы домой надо два часа.

Я уже физически не могу себе такое позволить: слишком устаю.

Ради двух часов спектакля четыре часа в транспорте? Нет уж.

Открытие Малого театра.

Надо было понимать, что его будут спасать одним из первых.  ​​​​ 

Восстановлен не из руин; скорее, модернизован.

8  ​​​​ Опять всплыло противостояние Москвы и правительства. Мэр хочет уволить главу московской полиции, но государство - против. ​​ 

Открытая борьба Лужкова за москвичей.

По мнению горожан, правительство требует, чтоб москвичи жили так же плохо, как вся Россия, - но они-то не хотят!

10  ​​ ​​​​ Телепередачка так себе: Бельмондо в своем театре.

Конечно, жалкие кусочки спектаклей, чистая реклама, не больше.

И каждый-то нам объясняет, как он хорош.

Когда он «завязал» с серьезными ролями?

Странный сон.

Высокая церковь рядом с высоким домом.

Какая-то мужская компания.

Болтаем.

Не раздеваясь, спим, как братья на одной кровати.

Почему-то спускаюсь вниз в парк и сижу у церкви.

Потом пересекаю кафе.

Неожиданно арестован, милиционеры тащут в кутузку.

Без всяких причин.

Убегаю! Везет.

Они за мной гонятся, вот-вот убьют.

Просыпаюсь.

Как счастлив: удалось избежать смерти.

11  ​​​​ Ровно десять лет назад Горбачев пришел к власти - и результаты его правления приводят русский народ в ужас.

Но не меня.

Мне еще не пришло время оценить свободу, понять, что она спасла меня, - но не век же мне в дураках ходить.

Общество остается погруженным в ужас насилия – и убийство Листьева только это доказывает. Надо жить «по-новому» (выражение  ​​​​ Горби, приобретшее зловещее значение), но теперь ​​ «новое» пахнет насилием слишком сильно. ​​ 

12  ​​​​ Уже не сон, но видение ​​ из «Терезы» Карне.

Будто б я не смог спасти мальчика, и его раздавила машина. Полиция требует от меня объяснений, а я только и могу сказать, что испугался.

Что за flashforward'ы в «Ночных красавицах» Рене Клера? Если flash back - ​​ это «возвращение к прошлому», то ​​ flashforward' - «ходы вперед» (в словаре нет).

Никогда язык Библии не был столь важен для меня. Откуда это свежий ветер настоящей веры?

Благословенным мечтаниям Пушкин присваивает «сумрак неизвестный».

А как у Блока в «Возмездии»?

Над нами - сумрак неизвестный

Иль ясность божьего лица.

Как-то так. У Пушкина «улыбаются глаза - во тьме». Нужны усилия, чтоб увидеть эту улыбку.

14  ​​ ​​ ​​​​ Я так далеко не преодолевал мрачность мира. Поэт в 24 года говорит:

Ты молода: душа твоя прекрасна,

И многими любима будешь ты.

Для меня существенна позиция автора.

Мне вот страшно сказать женщине «Ты хороша собой», потому что она этому не поверит.

Она - обвинит меня!

Какая-нибудь безумная истринка воспримет это как желание ее унизить.

Русский всегда думает гроздьями слов. «Верх, вершить, совершенствоваться» идет разом.

16 ​​ ДР Юрского

Из книги Премьеры Товстоногова/ Сост., пояснит. текст Е. И. Горфункель. М.: Артист. Режиссер. Театр; Профессиональный фонд «Русский театр», 1994. 367 с.

Смутьяном стала комедия А. Грибоедова «Горе от ума». Утверждения самого режиссера, поддержанные критиками, в исключительном почтении к автору, в случае с «Горе от ума» весьма уязвимы. Накануне выхода спектакля (премьера 20 октября 1962 г.) постановщик заявил о том, что отбрасывает «мертвую традицию» и готов к тому, что его, «возможно, будут жестоко ругать литературоведы» («ЛП», 1962, 28 сент.). Жанр тоже определился с вызовом - «спектакль-диспут», «спектакль-памфлет». Сейчас, когда прочтение комедии Большим драматическим давно превратилось в классическое, новации и новаторство Товстоногова, степень его противостояния традиции реконструируются с трудом. Тридцать лет назад сопротивлялись решительно всему - от эпиграфа до обморока Чацкого. Спорили заголовки статей и рецензий: «Когда промолчать нельзя», «Глазами современного художника», «Почему необходимо спорить?», «Свежими нынешними очами». Обаяние Молчалина, ум Софьи, горе от любви вместо горя от ума всерьез столкнуло критиков, актеров и режиссеров, учителей, школьников и другие разряды зрителей. Спорили об историзме театра и его антиисторизме, обсуждали мотивы и стиль поведения персонажей, невольно откликаясь на план режиссера: «Вскрыть с предельной точностью внутренний гражданский смысл произведения через его интимные, личные темы» («СК», 1962, 27 февр.). Пьеса почти стопятидесятилетнего возраста всколыхнула и театр, и жизнь. Как выразилась Р. Кречетова, совершился «разворот спектакля к зрительному залу», ставший «катализатором самых разных поисков в области актерской техники…» (Р. Кречетова. Парадокс, рукопись). На своих местах остались костюмы, интерьер московского барского дома, стихотворный текст, а пьеса зажила интересами и понятиями современников Товстоногова и Юрского.

Наконец-то «Горе от ума» показано «без обычного светского лоска» (Г. Бояджиев); в нем «вызов оцепеневшей и безжизненной бесспорности» (С. Цимбал); «лиризм Юрского окрашен в гражданственные тона» (Г. Бояджиев); Чацкий «социально упрощенный, бесхарактерный персонаж», а Товстоногов - прямой продолжатель линии Мейерхольда, для которого любая драма - только сырье (Н. Пиксанов, «Нева», 1963, № 2). «Борьба со штампом оторвала режиссера от текста комедии» (Г. Макогоненко, «Нева»; 1963, № 2); «Ошибочные тенденции» Товстоногова привели в классику «сердитых молодых людей» (Ю. Зубков, «Октябрь», 1963, № 2).

И если одни отказывались узнавать Чацкого, для других состоялось долгожданное возвращение.

Борис Алперс, выдающийся историк мейерхольдовского театра, которому должна быть понятна режиссерская свобода, категорически не принял «Горе от ума» Г. Товстоногова. «У Чацкого, - писал он, - отнят высокий интеллект и несгибаемая воля». Есть нечто неизменное в классике, что со временем, не меняется, а Товстоногов как раз это вечное проигнорировал ради преходящего (Б. Алперс, «Театральные очерки», 1977). Борис Бабочкин для своей раздраженной статьи о «Горе от ума» выбрал эпиграф «Пускай меня объявят старовером». Товстоноговский спектакль настолько смутил умы, что учителя писали сердитые письма в редакции и укоризненно цитировали сочинения школьников, написанные под его влиянием: «Молчалин, в отличие от Чацкого, нашел свое место в жизни»; «Поле боя остается за Молчалиным» («Театр», 1966, № 10).

Актерский характер Юрского, соединяющий молодость (студенческую по духу, ибо студентом Юрский вышел на сцену и Чацкого играл сразу после института), интеллигентность, богемный настрой Товстоногова в 1962 году - важнейшие черты реальности. Горячее других его принимает молодая интеллигенция в Ленинграде и на гастролях, он на стороне молодых.

Юрскому, когда он сыграл Чацкого, было 27 лет. Возраст героя, о котором непримиримо высказывались авторитеты, с удовольствием отмечала молодежь. Определяющим в Чацком, говорил Товстоногов, является сила интеллекта. Молодость и интеллигентность Чацкого вовсе не были само собой разумеющимися, это были своего рода знаки времени, режиссером внесенные в классику, отчего раздражение и непонимание только усиливались.

16  ​​ ​​ ​​​​ Какие виденные спектакли считаю самыми сильными?

Брат Алеша» Эфроса

«Живые и павшие»,

«Письма Пушкина» Любимова

«Женитьба Фигаро» с Андреем Мироновым

«Кавказский меловой круг» и

«Генрих»  ​​​​ Стуруа (видел в Тбилиси в 1978 году)

«Черный принц» (видел в Бухаресте в 1994)

Юрский в «Ревизоре». БДТ, 1974.

Стуруа – отдельно.

Роберт Робертович.

Тут даже стоит выписать звания: настолько много непривычного.

Народный артист СССР и Грузинской ССР,

заслуженный деятель искусств Грузинской ССР,

лауреат Государственных премий СССР,

РФ,

​​ Грузии,

лауреат театральных фестивалей, художественный руководитель Театра имени Шота Руставели.

Да сколько ж можно?! Набрал в обе руки.

Родился в 1938 году в Тбилиси (Грузия).

Отец режиссера ​​ Стуруа Роберт Иванович (1918-1982); его картины в Музее искусств в Тбилиси.

Я там был: ​​ не впечатлился: слабый музей.

1962: ​​ Стуруа закончил режиссерский факультет Тбилисского театрального института и с этого времени работает в Театре имени Шота Руставели.

С 1979 года он главный режиссер театра,

с 1980 года - художественный руководитель.

1965: ​​ «Сейлемский процесс» А. Миллера.

1970-ые годы: начало «брехтовского периода».

1979: ​​ «Ричарда III» (1979).

Играет ​​ Рамаз Чхиквадзе.

«Кавказский меловой круг».

1987: ​​ «Король Лир».

Я видел эти три спектакля!! ​​ Такой вот я счастливый.

1992: ​​ «Жизнь есть сон» Кальдерона.

​​ «Три сестры» Петера Штайна.

«В ожидании Годо». Видео. Спектакль Гамбургского театра. Петер Люр.

Вот и все! А любимые фильмы пришлось бы перечислять очень долго. Потому что театр стал нереализованным.

До сих пор «чудное виденье» посещает меня: словно б живу в Париже и что ни день хожу по театрам.

Будто и Витез, и ​​ Стрелер ​​ - все-то мне доступно.

Для оккупированного Парижа 1941 года была событием постановка

​​ «Сатинового башмака Le soulier de satin» Клоделя.

Играли супруги Барро и Рено, Мари Белл.

Полное Собрание Сочинений Пушкина, его театральность. ​​ 

Накатывают воспоминания детства, когда впервые за него взялся.

Читаю его юные стихи: все-то чьи-то перепевы.

Талант стилизации, талант из всего «сделать конфетку» (так говорят).

В иные дни моя юность предстает предо мной ясно-ясно, словно освещенная огнем.

Откуда этот свет, почему он так ласков?

Моменты растерянности и ужаса.

Кто-то выстрелил в меня, а я не могу подняться.

Лежу в поле, замерзаю, а сдвинуться не могу.

17 ​​ Перестал очередной раз грызть ногти. ​​ 

Странно, что кошмары обычной жизни не дают мне отделаться от вредных привычек, загоняют в те же самые обыденные кошмары.

А. Симон о пьесе «О, прекрасные дни!»:

«Бекетт развязал насилие в неподвижности dechaine la violence dans l'immobilite - выявил возможности показать насилие через неподвижность, тревогу - через молчание, наполнил пустоту vacuite смыслом».

Кокто: ​​ «Профессия актера ​​ порождает suscite несправедливость».

Лучше перевести так: «Порождает несправедливые суждения. Чем он больше импровизирует, тем менее заметны его усилия».

Les ceremonies propitiatoires: похороны Листьева.  ​​​​ 

Я несу это в театральный дневник, потому что поражен размахом прощания. ​​ 

Так прощаются, чтоб забыть.

Это мне неприятно. ​​ 

Посмотрел и значение французского слова в словаре. ​​ 

Рropitiatoire ​​ = вызывающий благосклонность; искупительный; заступнический золотая крышка над ковчегом завета.

Sacrifice propitiatoire ​​ = искупительная жертва.

18  ​​​​ Опять дети играют в футбол играть под моим окном, опять убеждаю их этого не делать. В дом, как обычно весной, не войти: настолько шумно.

Я говорю Люде:

- Как же жить?

Мы беззащитны пред этим насилием.

​​ Она ответила:

- В России все беззащитны.

1968: тяжелое время для пары Барро и Рено.

Их театр сгорел во время студенческих волнений, а министр культуры Мальро их не поддержал (не дал дотаций именно им, а мог бы дать: на восстановление театра). ​​ 

Ида видела «живьем» ​​ их спектакль «Гарольд и Мод».

Насколько можно передать свой опыт?

Я все ждал от нее каких-то необычайных мыслей, но, ничего не дождавшись, радуюсь, что она жива.

1968 был тяжелым для Делона: погиб его охранник.

Шлемиль. Человек-тень.

По мне, столь преувеличенная реакция человека на свою тень - это форма ужаса: страх собственной идентификации и дезидентификации.

19  ​​ ​​ ​​​​ Не могу забыть, как в октябре 1991 я оказался в 200 км от Мюнхена в полной темноте.

Только чудо могло меня спасти - и оно произошло!

Подошел к первому попавшемуся человеку – и он согласился меня подвезти.

О, радость!!

Я полетел в надвигающуюся ночь, немец гнал, как оглашенный, благо автобан это позволял - и скоро я был на вокзале!

И еще одно чудо: полицейский показал, как мне добираться до моей станции и дал план метро.

Я был в приятном шоке и скоро нашел Хофмайеров.

Но прежде, в темноте, я совсем растерялся, я был уверен, что придется ночевать в лесу.

Что было делать?

Зашел в кафе.

Какой-то забулдыга разглядывал меня, как свою добычу. ​​ 

Дверь в туалет зловеще хлопала.

Я спросил его беспомощно:

- Уже темно! Что же делать?

Немецкая пьянь подошел ко мне так близко, что его противное, рябое лицо, казалось, коснулось меня, и прямо сказал:

- Оставайся здесь.

Вот когда я напугался на самом ​​ деле!

Как ​​ ошпаренный, выскочил на улицу, ​​ и - машина ​​ подвернулась.

Этот немец читал Достоевского.

Увы, полного чуда не ​​ было: мы ехали вместе только полчаса. ​​ 

Но немец попросил на заправочной турецкого водителя - и тот уже довез меня до Мюнхена.

Помню, с этим невероятным немцем стали говорить о «Сне смешного человека» (по-немецки почему-то «простого») - и я рассказал, что в Ленинграде жил как раз в таком доходном доме. ​​ 

20  ​​ ​​​​ Запомнилось, как где-то осенью 1967 мама и папа говорили на кухне.

Часто это были выяснения отношений, так что я боялся туда и сунуться.

Но на этот раз было другое: мама рассказывала папе таинственным, плачущим шепотом, что ее избила женщина.

Тут сплошные загадки: кто мог это сделать?

Или любовница папы?

Но странно так думать!

Мама патологически не умела отстаивать себя.

Она не понимала, что такое «выгодно».

Квинн. Quinn. История американской драмы.

Собственно, светила американской драмы в России слишком известны (Теннеси ​​ Уильямс, к примеру), - но в советском театре ​​ игра ​​ всегда отдавала тяжеловесностью: пьесы трактовались как пьесы о ком-то, - а уж никак о самих себе.

Уж на что талантлив Джигарханян, а он только и делал, что пускался в натурализм.

Взять хотя бы «Трамвай-желание»: он там только что не пердел.

Скорее, такие книги - только путь в этот мир, но не сам этот мир.

Благодаря кино, где снимались те же артисты, можно исподволь изучать столь сложные явления как драма зарубежья, - но на это уйдет вся жизнь.

Быстрей не получится.

Французская драматургия приоткрывается куда успешнее, но и тут в театре столько элитарного, закрытого, что и не верится, что способен понимать столь сложные вещи.

Стоит запомнить такую дату: 1906 - основание Театра Беласко.

21  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В 1976, чтоб родить, моя первая жена выдержала настоящую войну.

Мало того, что ​​ я еще был совершенным ребенком и не был готов содержать семью, так и ее родители ждали от дочки более разумного поведения.

Когда Галя родила, у нее был мастит.

Сначала отправился в поликлинику ее отец Иван Иванович, - но он не смог там даже слова ​​ сказать.

А мне сразу сказали, что операция стоит 25 рб. (по тем временам большие деньги, ведь буханка хлеба стоила 14 коп.).

Так что начало жизни Кристины сплотило нас.

Позже Галя восприняла ​​ как ужасный обман то, что я не ​​ бросил всё ради дочери.

Она откровенно хотела борьбы со мной, заранее подозревая, что я предпочту какую-то «литературу» заботам о дочери.

Она даже не пробовала со мной «договориться», понимая, сколь многим рискует: слишком часто женщины после аборта уже не могли рожать.

Так что итог нашего брака был заранее известен.

Мне казалось аморальным, невыносимым жить рядом с ней только потому, что больше жить негде.

Тут она была на высоте, я терпеливо ждал изгнания, - но тут она сама неожиданно низко пала, просто выклянчивая у меня деньги самым непристойным образом.

Все же, как ни крути, с годами моя вина растет, я понимаю это и - ничего не могу в этом изменить.

Квинн об О'Ниле: ​​ «Он утвердил более высокое единство: единство впечатления. He substituted a higher unity - that of impression».

22  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Письмо от Станислава из Чехии. Готовит свадьбу сына, но нашел время мне написать.

У меня идеальные отношения с сыном, но Люда считает, я слишком несерьезен.

Наверно, то, что я неспособен требовать, готовит какие-то будущие потрясения.

Попытки контролировать доходы граждан. Государство показывает, как ему неприятен черный рынок, - но это и все, что оно может. ​​ 

Стало известно, почему японская секта распылила газ в метро: она объявила конец света.

Олегу почти восемь. Вместе с его детством, кажется, кончается и мое.

Проблема не в том, что эти дети злые, раз они играют под моим окном, - но в том, что я не могу воспринимать их адекватно. Я уж не говорю «их любить»: они до того агрессивны, что не позволяют себя - даже любить.

23 ​​ ТВ: Лидзани, «Четыре жещины. Эмма».

Roy ​​ Руа пишет о Жераре Филиппе: ​​ 

«Он хочет разом и соблазнять и раздевать derober, нравиться и тревожить. Он очарователен и агрессивен, нежен и подобен клоуну clownesque. ​​ Ce hurluberlu Это сумасброд, который заметает следы s'ingenie a brouiller les pistes».

Мне не нравится «народная» продукция, вроде «Фанфана-Тюльпана».

Постепенно Шаброль уходит из моего поля зрения. Потому что его фильмы - ниже уровня его знаний. Что-то в них продажное, бросовое; их не поставить рядом с фильмами Ромера.

Как ни замкнуто живут Жерар и Анна ​​ Филип, они посещают концерты Каллас.

Кадар:

«Герой Жерара в «Господине Рипуа» - существо un etre сложное, которое бросается в обольщение женщин с тем же отчаянием, как иные кончают с собой».

Но как же прекрасно снят фильм: его неповторимую легкость вспоминаешь через много лет. Народы ищут богов, и они их находят.

Так произошло и с Жераром.

31  ​​​​ Приближение лета вызывает необычайный взрыв сил.

Я не могу забыть рыжего псковитянина Колю из военной Академии.

Это он изобрел выражение:

- Ты будешь порхать, как пчелка! ​​ 

и обкатал его на мне.

Ему на первом курсе показалось, что я что-то слишком «блистаю», и он откровенно сказал, что ему на это наплевать. Он мог бы промолчать, но почему-то сказал - и это меня поразило. Ко мне ​​ и так многие относились плохо, считая, что через спорт я и так огреб много привилегий, - и еще эта неприязнь.

Потом, в тундре, в Воркуте, в этой заснеженной пустыне, он неожиданно выказал мне признательность только за то, что я хранил нейтралитет, когда все ​​ обвиняли его в краже. ​​ 

Там неожиданно выяснилось, что ​​ Коле просто некуда было вернуться. Он был из какой-то деревни под Псковом, где его никто не ждал.

Так что он был вынужден зафрахтоваться в ту же систему, в которую поступил еще в военной Академии.

Уйти из академии, чтобы остаться в «простой» армии!

Мне это казалось слишком большим унижением; я не мог ему не сочувствовать.

Апрель  ​​​​ 

1  ​​ ​​​​ Студия Мейерхольда: «Номер в гостинице города N.». По «Мертвым душам». ​​ 

Читать приятно только Метерлинка.

Шекспира? Нет.

Странный, скачущий текст. Обожаешь, а читать странно.

Не скучно, но странно.

Вся жизнь - театр?! Нет.

Вся жизнь - кино, в котором слишком ясно присутствие театра.

Меж тем, я в университетской студии ЛГУ видел именно театральные амбиции, и не киноамбиции.

Как они надувались, бедные, - но все исчезли.

Это так жестоко.

2  ​​​​ Блок:

И стало беспощадно ясно:

Жизнь прошумела и ушла.

Потом Блок повторяет этот мотив:

Неужели и жизнь отшумела,

Отшумела, как платье твое?

Второй вариант ​​ более «человечен». Я вспомнил эти строчки именно в этот бурный лень, когда круговерть снега особенно яростна.

3  ​​ ​​​​ Лидия Сухаревская.

Родилась в Петергофе 30 августа 1909 года. Детство провела в с. Поповкино Вологодской губернии. ​​ 

1927: Первая Государственная ​​ студия.

1931:  ​​​​ актриса Ленинградского Театра Рабочей Молодежи.

11 лет работы в Театре Комедии на Невском.

1976: ​​ мелодраме А. Н. Арбузова «Старомодная комедия» (1976). Партнёром Сухаревской в спектакле этом спектакле выступил её муж, также бывший «акимовец» Борис Тенин.

1963-76:  ​​​​ актриса Театра на Малой Бронной. ​​ 

Умерла в октябре 1991 г., похоронена в Москве на ваганьковском кладбище.

Неужели эта актриса забудется?

Ее присутствие на сцене было огромно! При этом нельзя было сказать, из чьей она «команды».

Так «команда» Товстоногова мощно пробивает себя, а прочие артисты иной раз предстают лесными одинокими разбойниками.

Екатерина Васильева отказалась от своего таланта актрисы.

«Нужен герой» и «Я попала в православную среду».

Felicitation! Наши поздравления.

ВР дала мне понять, что я перехожу некую границу - и тем смешон.

Il faut prendre la distance, - как говорят французы. Держите дистанцию!

Отношений нет, - но что же есть?

Наверно, мои попытки создать хоть какую-то среду, хотя бы ​​ ее подобие, на самом деле смешны.

И что смешу себя и других?

Разве я слабее других и не могу жить, как живет большинство: без среды. Вот найду работу - и будет среда.

А большего не дано.

Вспомнил Антакью утром.

Странные, убогие нагромождения домишек, но рядом - ослепительно красивый сад. Иду как в каком-то чудесном сне.

Какой-то румын, разговорившись, объясняет мне, что идет к бабам.

Забавно ужасно. Я-то так рад, что живой, что светит солнце, а он, дурак, пристает с какими-то бабцами.

Что самое трудное в Турции - это каждое мгновение чувствовать, что этот мусульманский мир непоправимо, навсегда враждебен, что тут нельзя, как в Европе, разболтаться с первым встречным.

4  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Иштван Сабо в ​​ книге «Посетители ​​ Канн» - об особенностях актеров.

В ​​ Польше  ​​​​ на первое место ставят работу со словом.

Немецкие обожествляют профессию.

«Они анализируют и интерпретируют роли, а потом уж стараются проживать их во всей полноте pleinement». ​​ 

Традиции оперетты и маргинальность - в игре австрийских и венгерских актеров.

Год назад.

Ночь, ​​ я перехожу турецкую границу, иду по Болгарии.

Мимо с воем проносятся автобусы, а я иду пешком. ​​ 

Торжественная ночь поднялась не только надо мной, но и надо всей моей жизнью.

5  ​​ ​​​​ Уже и Олег на истошные крики с улицы рассудительно говорит:

- Что тут поделаешь? Не надо судить людей строго.

Забавно будет прочесть про наши месячные траты: мясо Олегу - 20 д.; для кота китекет - 5; за квартиру - 5; за свет - 2. Всего 32 д. Это где-то 160 тыщ.

Еще два дня назад я осип только чуточку, а теперь болесть подступилась ​​ совсем близко.

6  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Сон Олега: поймал курицу в кустах, принес домой - и тут мы ей отрубили голову.

Съели?

Олег не знает.

Наверно, этот сон связан с проблемами сына в школе: учительница обвиняет его в слишком плохом почерке, в нежелании над ним работать.

Все же не стоило лежать на земле, хотя бы и в трех свитерах.

Вспоминаю Диму, моего питерского соседа. Как все же жалко, что этот больной человек не был понят мной! Почему я был столь непримирим? Почему обо всех сужу по моему брату?

Маленький, злой, обидчивый, ​​ Дима все же делал большие усилия, чтобы меня понять. Наконец, он был психически болен, - а потому для меня в том 1973 году было особенно опасно повторять безумие.

А я? На безумие ответил безумием - и только теперь понимаю, как это глупо. Но почему мне самому ​​ не выказать понимание других, почему я сам столь легко впадаю в низости?

Помню, Дима подселил каких-то двух девушек - ​​ и я даже ни разу с ними не поговорил, я чурался их, как прокаженных.

Но почему?

Причем тут девушки?

Плохо все это.

Я уверен, мне все равно придется проходить круг прощаний и прощений. Может, начать его уже сейчас? Помолиться ​​ - да и всех простить. Вот бы как ​​ надо. Я еще не начал взрослеть. Боже, как много мне предстоит!

8  ​​ ​​​​ Тогда в 1979 году я ​​ был вынужден покинуть мою вторую жену, чтоб спасти мое искусство.

Я еще раз взял да и сказал себе, что я - артист.

Так ушел с мат-меха, так скитался.

Но почему жена Валя не сделала усилий, чтоб меня понять?

Тут-то ​​ стал думать, что никому и не придет в голову хотя бы захотеть меня понять. ​​ 

Меня до сих пор потрясает моя глупость.

Олег Борисов читает стихи Рубцова. ​​ 

Прекрасно все, что он ни делает.

Тут нет возвышенной, небесной нотки, как у Смоктуновского, но мощь собственного видения.

Ее не оценишь сразу, но потом вспоминаешь всю жизнь.

10  ​​ ​​​​ В «Генрихе фон Гомбургском» Клейста чудесно играли ​​ Петер ​​ Люр и Бруно Ганс.

​​ Мир переполнен такими высокими прозрениями, - но когда об этом пишут, получается куда хуже, чем в Библии.

Где-то в 1881 я встретил приятную женщину и разговорился с ней.

Когда она сказала, что живет в Павловске, я сказал, что часто там бываю и хочу ее встретить.

Она прямо спросила: ​​ 

- Зачем все так осложнять?

Она была, видимо, оглушена недавним разводом, хоть и делала вид, что уже равнодушна.

Так она исчезла, и мы оба не жалеем об этом.  ​​​​ 

Уже тогда мне не хотелось проблем.

Что же говорить обо мне теперешнем? ​​ 

Кстати, она не спросила, чем я занимаюсь, кто я: она в принципе отвергла эту тяжелую работу сближения. ​​ 

Она тем более тяжела, что в моем случае ее надо проделать в искусстве.

Так что все верно! Зачем женщине взваливать на себя такую ношу?

12  ​​ ​​​​ Среди всех режов Марк Захаров кажется самым успешным: сохранить такую команду!

И не потому, что он сжег партийный билет.

Губенко, тот в компартии, но всем ясна его бездарность.

Того, другого театра «Таганки» просто как бы и нет.

Исповедь Демидовой.

Понимает она, что несет ощущение неженской борьбы?

Приятна ее открытость.

Перед телекамерой она открыто рассказывает о своих страхах и комплексах - и это несет огромное ощущение свободы.

Именно от женщин дождаться такого - особенно приятно.

У нее нет чар Жанны Моро, ее куда трудней оценить, потому что сам ​​ материал несопоставимо хуже, - но именно поэтому оценить надо.

15  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Шел по полям, когда вспомнил, как скитался по Мюнхену.

Как мало он походил на мою мечту!

Огромные автомобили, недружелюбные взгляды, огромность и заброшенность города.

Только заводы крупных фирм нравились.

- Так между делом создается История! - думал я. - Тысячи таких заводов в Питере, - да что с них толку?

Ноги очень потели в брюках, и уже на другой день я одел шорты.

Прекрасен Мюнхен в октябре!

Столько спокойного, и, чудится, рассудительного ​​ солнца.

Потом мы ездили вместе: Антония и я, - но такой радости открытия уже не был: я побаивался Антона.

Кажется, столько было кругом приятных дам, - но они соревновались в равнодушии.

Уехали, помню, и оставили одного в огромном холодном доме.

Без еды и одежды. А только что мы вели сердечный разговор! Значит, он был не таким уж сердечным.

«Сияющие высоты» Зиновьева.

Проклятие советскому строю. Тут так близко до «чернухи» или до критической литературы, - но само исследование, будучи чисто логичным, строгим, мне кажется слишком банальным. Или его надо было читать лет 20 назад?

Сейчас и «Гулаг» Солженицина не обжигает. Словно б дождавшись падения советского строя, я сразу устремился в вечность, я просто стряхнул с себя советское г-о.

16  ​​ ​​ ​​​​ Тот персонаж в «Провидении», фильме Алена Рене, ​​ (его играет чудесный Дирк Богарт), что постоянно умирает, слишком напомнил об отце.

Может, потому мне так плохо среди людей, что они готовы умирать?

Он, человек, живет - ​​ и вдруг пытается тебя обмануть в каком-то метафизическом смысле: начинает умирать.

Это кажется ужасным предательством, когда речь заходит об отце.

17  ​​ ​​ ​​​​ Как это возможно: не оценить Сухаревскую?

Меж тем эпоха смывает следы работы этой замечательной актрисы.

То, что я видел, мне понравилось, но не настолько, чтоб поставить ​​ Ольгу Яковлеву ниже Сухаревской.

Иногда жена Тенина, театральной звезды России, играла эксцентрично, - но проходят годы, а я не вижу этих работ.

Где же они?

Спектакли Эфроса оставляют впечатление откровений, но Сухаревской в них нет. Не записали? ​​ 

Акимов, Охлопков, Гончаров, Эфрос - с кем она только не работала!

Как опасно быть «ничьей» актрисой: поворот эпохи - и уже никто о тебе не вспомнит.

Даже если захочет вспомнить!

Ольга Яковлева

Главная героиня Анатолия Эфроса.

«Женитьба»,

«Месяц в деревне»,

«Лето и дым»,

«Брат Алеша».

«Месяц в деревне» чуточку видел про телику, а вот ​​ «Брат Алеша» посмотрел сходу три раза.

Я помню мягкую, ​​ мерцающую атмосферу этого спектакля, хоть прошло двадцать лет.

Ты входишь в зал и видишь на сцене этот вращающийся прямоугольник.

Я смотрел этот спектакль ​​ и думал:

- Вот что мне запомнится на всю жизнь.

Так ​​ и стало.

У меня не было телевизора, я мало что видел - и, может, потому спектакль предстал в каком-то волшебном оперении.

И через день я пришел на этот спектакль, и еще через день.

​​ Теперь этот прямоугольник на сцене - символ всего нового в театре.

Странно, что спектакли Любимого меня оставили равнодушным.

Я не мог понять, в чем их сила.

То же и со спектаклями Гоги.

Мне нравится в ​​ Яковлевой ​​ глубина проживания.

Потом я увидел это в Жанне Моро.

Кажется, человек «ничего не делает», просто живет, - но это получается весомо.

Я видел такое и у Смоктуновского.

Его Чайковский «просто» живет, в его роли мало слов, - и откуда получается правда?

Так актер, выше всего провозгласивший тайну основанием своего творчества, достоин высшей похвалы.

18  ​​ ​​ ​​​​ Когда в последний раз приехал к маме в Толмачевскую больницу (кстати, есть уже и День переводчика-толмача, и Толмачевский переулок в Москве недалеко от старой Третьяковки), не мог сразу ее найти и заглянул в крохотную комнатку. Там лежала красивая молодая женщина.

- Что вы ищите? - спросила она.

- Мою мать.

- Она не здесь.

Кажется, тогда, двадцать лет назад, ​​ было сказано ​​ всего несколько фраз, - но я успел понять, что эта женщина обречена, что у нее тоже рак, что она скоро умрет. Я не просто не вижу этой женщины: я точно знаю, что она умерла - и это отравляет мою жизнь.

Так иные ​​ существования пронизывают нас, но мало кто задумывается о святости этой общности.

Она не жива, но и не умерла; как моя мама.

19  ​​ ​​ ​​​​ Прага, улица Лидицка, 5.

Я в мастерской безумного художника.

Интересно, что Ванечек имел двух женщин: одну звал женой, а другую - любовницей. Как и полагается, любовница отличалась молодостью.

Казалось, она вовсе ребенок.

А вот жена предстала старой и измученной. ​​ 

Все, как полагается!

Обе женщины, похоже, хоть немножко, да разделяли его слабость к наркотикам. Правда, анашу они не считали наркотиком!!

Странно, что мне в голову не приходило, что женские тройки разыгрывались прямо после моего ухода.

Вот она, свобода!

Мне ​​ в голову не приходило попробовать такие оргии в жизни.

Стоит отметить поразительное качество моего организма: воспринимать события вокруг меня как события, происходящие не с живыми людьми, - но с персонажами. Я и сам для себя - только персонаж. Это - я.

30  ​​ ​​​​ Август, 1991. Злая негритянка в отеле по Парижем.

Она строго прикрикнула на меня, когда я что-то попытался сказать.

- Вы должны! - кричала она. - Вы должны!

Уж давно забыл, что же я был должен сделать, но ее злой окрик так и стоит в башке.

Она скрестила руки на груди, насупилась и так мрачно зыркнула, что я, признаться, оробел.

Оробел и потому, что почудилось, будто на пару пучим глаза. «Злой, б-ядучий курвец! - думал я, уже не стесняясь в выражениях. - Ты чего ко мне прие-алась, а? Инферналится, паскуда!».

Такие вот простые мысли одолевали мою душу. Мне было пусто и страшно во французском отеле, а когда ночью началось бурное переселение народов, я чуть не впал в истерику. Пошел и - пожаловался на шум!

Май  ​​ ​​​​ 

«Бесы» прерываются посередине, потому что наша программа с часу ночи продана!

Таково теленачальство: решило, что важнее зарабатывать деньги.

Странно, что время лишает игру Евгения Лебедева всякой прелести, хоть этот артист был женат на сестре Товстоногова и более чем известен.

Как получилось, что ведущий артист БДТ столь прочно забыт?

Я почему-то сопоставил его с Мишелем Симоном - и сразу понял, что Лебедев лишен обаяния.

Его краски сочны, но всегда грубы. Настолько грубы, что это нивелирует, убивает их правдивость.

Как жаль, что я не видел работ Лебедева 60-ых годов.

Говорят, именно тогда был расцвет БДТ.

Театральные страсти: книга Робера Оссейна Hossein о Марине Влади.

Домашние разборки.

Не интересно!

Или уж сказать все, или не плевать.

Тут какая-то театральность: и тайны, и глупости, и ярости.

Как они оба хороши по отдельности!

Зачем мне знать, что они жили вместе, а теперь недолюбливают друг друга?

Оба супчика мне встретились в фильме «Ты - яд. Toi, le venin».

Играли не очень хорошо, но были такие забавные.

Он обычно нагоняет романтизму, а за что ее любить, просто не знаю.

Оссейн демонстрирует куртуазную врожденность жеста, но все по-житейски: без выхода на Страсть.

Ребята, вы друг друга стоите.

​​ Так что помиритесь.

Минетти первый раз сыграл «Последнюю ленту Креппа» 28 сентября 1959 года в Берлине!

Я ее видел в январе 1990-го.

Странно, что в зале не было священной тишины.

Сам вид этого артиста, выплывшего из другой эпохи, рождал во мне бесконечное уважение.

Книга об Олби. Edward Albee. Revised edition. Boston. Бостон. 1982. Copyright from 1969. Printed on permanent-durable acid-free paper and bound переплетена in the USA.

Олби. Все же меня потрясает эта драматургия.

Авилов и Белякович в «Случае в зоопарке».

 ​​​​ 

«There was a Rolls to bring Albee, snugged in lap robes to matinees in the city.

Это был какой-то Роллз, кто принес Олби-ребенка, замотанного в какие-то оборванные платья, в город».

Интересно, что первое время, когда Олби говорили, что он причастен к театру абсурда, это его оскорбляло.

Он-то считал, что просто ставил человека перед реальностью «to make a man face up to the human condition as it really is».

В октябре 1989 видел «Zoostory» - и спектакль все живет в душе.

После Эфроса уже не надеялся на потрясения в театре - и вдруг «Юго-запад», а потом и немецкий театр.

Jerry: So be it! (He charges Peter and impales himself on the knife).

Джерри: Так будь, что будет! (Он дает нож Петеру и бросается на нож).

14 Олби: ужасное чувство потери an overhelming sense of loss ​​ в его произведениях. По мнению критиков, оно идет из детства.

Две советских звезды: Екатерина Васильева и Жанна Бичевская - исчезли с артистического горизонта.

Это кажется столь обыденным, смена интересов нового поколения столь огромна, что из «старого мира» ничего и не осталось.

Появились тучи артистов-статистов, коих просто никак из толпы не вычленить.

Помню, как в январе 1986 в Бухаре узбекам казалось подозрительным, что это я блуждаю с арбузом.

Город, самый древний из тех, что ​​ я видел, блистал своей неповторимостью: мне все было ново, я ничего не узнавал.

Только жители, их обыденность заставляли вспомнить советскую реальность.

17  ​​ ​​​​ Умерла ​​ старейшая артистка Московского Художественного театра Ангелина Иосифовна Степанова.

С 1924: ​​ во МХАТе.

Какие спектакли видел, о каких слышал?

Аня в «Вишневом саде» А. Чехова (1928),

графиня в «Женитьбе Фигаро» П. Бомарше (1931),

Арманда в «Мольере» М. Булгакова (1936),

Бетси Тверская в «Анне Карениной» Л. Толстого (1937),

Ирина в «Трех сестрах» А. Чехова (1940),

Натали Пушкина в «Последних днях» М. Булгакова (1943),

Бетси в «Плодах просвещения» Л.Толстого (1951),

Королева Елизавета в «Марии Стюарт» Ф.Шиллера (1957),

Шарлотта в «Вишневом саде» А. Чехова (1958),

Стелла Патрик Кэмпбелл в «Милом лжеце» Дж. Килти (1962),

принцесса Космонополис в «Сладкоголосой птице юности» Т. Уильямса (1975),

любовница в «Все кончено» Э. Олби (1979),

госпожа Пернель в «Тартюфе» Ж.-Б. Мольера (1981),

Каренина в «Живом трупе» Л. Толстого (1982).

75 лет ​​ - во МХАТе!!

Ангелина ​​ и Николай Эрдман – особая история.

В августе 1991 года приехал в Лозанну, и там нашел квартиру Мишеля.

Он жил с девушкой, которую не любил.

Он любил племянницу Иды, а она его бросила.

Вхожу и вижу какой-то жалкий матрасик (такая бедность в Швейцарии! Мне это не снится?), подозрительный взгляд Мишеля, а за ним - девушка, чья большая грудь почему-то высунулась.

Может, стоило б эти вспоминания записывать в дневник 1991 года?

Нет! Тогда они не казались столь важными, как сейчас. ​​ 

Она сказала «Мишель!» и спрятала грудь.

В этом движении было столько непосредственности и тепла!

Странно думать, что эта бесконечная чреда людей на моем пути совсем случайна, - но как много это дало мне: теперь понимаю: у меня нет «нормальности»: умения воспринять эту цепочку мимоходом.

Я вот сижу и все что-то жду от этих людей, все думаю, что они не случайны. В том трагедия и смысл этого мира, что они случайны, что каждый, как сквозь сито, проходит через мириады этих существований.

Я читал про эти мириады в «Степном волке», но перенести мое литературное знание, сам этот рассказ в жизнь - другое дело.

И я, именно я должен проделать эту работу!

Чтобы спасти себя.

В советском театре был много грубой игры.

И Лебедев, и Джигарханян - при всем их мастерстве! - явно переигрывали в западных пьесах, часто их гротеск оборачивался какой-то жалкой низостью.

Мне даже не представить в столь низком состоянии Смоктуновского.

В «Трамвае-желании» Джигарханян, казалось, вот-вот накакает на сцену для пущей правдивости.

Это кажется неслыханной, наглой ложью.

Марлон Брандо, сыгравший в «Последнем танго в Париже», в «Крестном отце», передавал ​​ весомость насилия совсем «тихими» средствами, просто ​​ переходя из кадра в кадр.

«All God's chillen got wings» O'Neill'а. О’Нил

«Ella's eyes fasten on Jim with a wonderous mania. ​​ Эльза вытаращилась на Джима с волшебным безумием».

«Mania». По-английски очень интересно, а на русском - скучно.

В «Иллюзионе» я знал билетерш, часто пропускавших меня по любому билету: они просто знали, что люблю кино и найду там место, даже в переполненном зале.

А в Домах Культуры Горького, Ленсовета и Первой Пятилетки я лично знал администраторов.

Самая ​​ строгая - администраторша Первой Пятилетки.

Это не она дала билеты на два спектакля «Таганки», а кассирша, уже привыкшая ко мне.

Тонкая, строгая, немолодая, администратор неизменно строго смотрела на меня, даже когда давала-таки контрамарку.

Она в эти моменты казалась девочкой-отличницей, осуждавшей одноклассника-двоечника.

Явно меня осуждала! И все равно ее обожал: она позволила посмотреть все спектакли Малой Бронной.

Почему-то этот замечательный, на всю жизнь любимый театр арендовал только этот ДК.

Вот идет «Брат Алеша».

В перерыве в фойе встречаю ее, пытаюсь ей улыбнуться, подойти, показать, как ей благодарен, - но дама столь строга, что только почтительно киваю головой.

Дама из ДК Горького была красивой даже в ее пятьдесят. Обычно я долго и выразительно смотрел на нее, не решаясь попросить контрамарку: я не учился в театральном вузе, - так что по закону и не мог претендовать на бесплатный проход. Наверно, в юности она была просто неотразимой: так странно в ее чертах соединялись грусть и строгость.

Подойдя к кассе, с сильно бьющимся сердцем, я испытующе смотрел на нее и вдруг спрашивал:

- Вы не дадите входной?

Обычно она мягко останавливала мой порыв:

- Подождите.

В самых сложных чувствах я ждал в толкучке кассы.

Все кассы в Питере почему-то были маленькими: этакие игрушечные комнатенки, - в которых, однако же, решалась моя судьба.

Лучшим администратором был, конечно, бесценный Анатолий Анатольевич из ДК Ленсовета. ​​ 

Он был настоящим в отличие от дам: то с кем-то ругался матом по телефону, то прямо ​​ пропускал меня через свой кабинет ​​ в фойе.

Конечно, ​​ без всякого билета.

Меня это приводило в дикий восторг.

Как-то я заявился даже на эстрадный концерт; просто потому, что на таких никогда не был.

И что? Он меня протолкнул.

Для меня это осталось самой приятной загадкой в жизни: почему этот человек так ко мне благоволил?

Это мое лучшее воспоминание о людях Питера.

Или высунется такой Андрей Толубеев: на его челе огромными буквами написано, что он – представитель элиты Питера.

Господа, не вам чета.

На колени, скотина.

А лучше катись на конюшню: там твое место, а не в театре.

Сердечность Анатолия Анатольевича!

Это ​​ дружелюбие было тем более странно, что за мной не стояло среды: не было никого, кто бы был со мной связан.

Петербургская программа ТВ показывает много знакомых лиц: когда-то я много ходил по театрам и «выучил» все лица.

Сегодня этот междусобойчик посвящен Сарояну.

И уже все равно, кому он посвящен: самое важное, что «нужные» люди засветились.

Впечатление именно такое.

Не раскрыть тему, не услышать интересные мнения, - но только использовать каждый шанс, чтоб показать себя, свою морду.

Утром - еще один заказной разговор: уже с водопроводчиками.

Так вот телик «служит народу»: на новый демократический манер. Как сказал бы Достоевский, на новую демократическую ногу.

Июнь  ​​​​ 

Октябрь, 1991. Я в Английском парке Мюнхена.

Общественный туалет в ужасном состоянии. Дело житейское, а я почему-то в шоке.

Поднимаюсь к какой-то ротонде и пишу.

Мимо внизу проходит немец и с удивлением смотрит на меня.

Все пишу.

Проходит девушка - и тоже внимательно на меня смотрит.

Ментально проживаю все те движения, что вижу, - и это освобождает от необходимости этих движений в жизни. Только в том и сложность, что такое восприятие - тоже работа: большая работа. Так чуткого человека создает то, что он видит.

Начитался о французских актерах и режиссерах, а вот и русские начинают раскрываться.

1991-94: театр на ТВ. Например, спикеры, особенно женщины, не знали, как подавать ужасную информацию.

Отсюда ужимочки, круглые глаза, странные ухватки.

Только появление НТВ доказывает, что ТВ может быть серьезным.

Но тут - открытая фронда правительству: открытая оппозиция.

Оппозиция на уровне корректной подачи информации. Оказалось, противостояние может быть и таким.

И уже правительственные каналы тянутся за антиправительственным.

СИМОНОВ

Николай Константинович Симонов. Nikolay Simonov

04.12.1901 - 20.04.1973

1919-22 учился в Академии художеств в Петрограде.

Окончил Ленинградский институт искусств (1924).

В 1924 и с 1933 - актер Ленинградского театра драмы им. А. С. Пушкина.

1932-1933 – Куйбышевский театр им. М. Горького.

Лауреат Государственных премий СССР» вот и все, что говорит справка.

А у Стуруа сотня званий!!

И кто его знает? Он умер, как раз когда я начал ходить в театр.

Симонов - Петр Первый.

Огромен, но вовсе без тонкости.

Только театральная роль в пьесе Гауптмана «Перед заходом солнца» убеждает. Жаль, что техника так мало сохранила величия прошлых эпох.

Я еще помню Николая Симонова, но моему сыну уже не объяснить все значение этого артиста.

Артист передает стихию.

Так и у Смоктуновского, но Кеша умудряется причесывать, культивировать эту стихию.

Часто русские молодые актеры ​​ лишены и такой стихии, и того рацио, что видно в игре их европейских коллег.  ​​​​ 

Разлом между БДТ и Александринкой виден на Лебедеве и Симонове.  ​​​​ 

Как жаль, что не видел на сцене Симонова!

Опять вспомнил, что Барро сказал о театре:

«Рамка ограничивает, но защищает».

Так он сказал об Академи Франсез!

В целом, я недооцениваю хрупкость всего демократического устройства Франции: ей присуща нестабильность, - и человек может лишь примениться ​​ к морю бед, - но уж никак не изменить его.

Понимаю это именно из отдельных фраз любимых артистов.

Все еще вспоминаю разговоры в Париже, все еще мечтаю о Франции! Вот такие у меня слабости.

В учебной программе ТВ «Генрих Пятый». 1944. Лоуренс ​​ Оливье.

Забавно, что именно пренебрежение ко мне, как к человеку искусства, заставило покинуть Европу в 1991 году.

Столь большого унижения я не в силах вынести.

Я был поражен ​​ и собственной глупостью: с чего взял, что в Европе какие-то особенные люди?

Я послал им письма, но они равнодушно молчат.

Что за спектакль? Зачем тогда давать адрес?

Девочка, оскорбившая моего отца (мне было лет 14).

«Дяденька, ты б-дь, ты - сука», и - побежала.

Потом мы нашли эту девочку.

Она жила в бараке.

Пьеса Эрдмана «Самоубийца» - по ТВ-6.

То, что было революцией при самом создании, в 1928 году, теперь кажется лишь любопытным.

Сломана человеческая жизнь Эрдмана, пьеса остается огромным, печальным призраком, - но кто теперь так ее поставит, чтоб она так же прогремела, как когда-то в 20-ые?

Июль  ​​​​ 

3  ​​ ​​​​ «Самоубийца» Эрдмана в театре Сатиры.

Уже без Миронова и Папанова.

Пьеса на все времена.

Не случайно пьеса показана по ТВ-6, московскому телеканалу.

5  ​​ ​​​​ Актерская биржа.

МХАТ Дорониной гастролирует по волжским городам.

Награждение Алисы Фрейдлих театральной премией. Увижу ли ее еще раз на сцене? Как передать след, что оставляют в душах ​​ большие артисты?

Я вдруг вспомнил, что моих блужданиях по ночному Стамбулу не было смеха. Воздух останавливался и костенел, страх разливался тонкой сияющей пленкой, мои глаза, чудится, разгорались фосфорным блеском. Странно!

6  ​​ ​​ ​​​​ Мне 12 лет, темно, бегу по лесу. Страшно.

Es macht mich eiskalt ueberlaufen = мурашки по спине.

Я почему-то плачу. Мечтаю, как вырасту и стану профессором.

1980: лето в Горьком. Всего несколько дней. Просто легко было ночевать - вот и задержался. Спектакли московского театра Гоголя.

Заметки в газетах. Одного бросила жена, так он завел себе кабанчика и очень его полюбил.

Главный комик страны - премьер-министр Черномырдин. «Хотели как лучше, а получилось, как всегда». «Наше недалекое зарубежье».

Знание языка накапливается ​​ слишком медленно, потому что речь идет о большом объеме информации. Эти знания при советской власти было ​​ трудно связать с реальной жизнью, ведь все контакты с иностранцами контролировались.

Но доживу ли до переработки дневников? Появление компьютера вселяет некие надежды, - но вольется ли Россия в это мировое техническое пространство? Возможен ли тут осторожный оптимизм? Мое становление в России идет быстрее, чем в Союзе.

8  ​​ ​​​​ Как любить ​​ актрису? ​​ Например, Алису Фрейндлих. Нет, лучше просто уважать. Не хочу обожания. Я грезил о Париже, но моего Парижа не нашел. Так и с прочими грезами.

​​ 

«Тартюф». Прекрасный Эфрос. ​​ 

Любшин, Вертинская, Калягин. ​​ 

Настоящий ансамбль.

Спектакль – оправдание советского, переполненного дрянью.

Почему ​​ в моей жизни не было увлечения театральными актерами? ​​ Безумно люблю Моро, а увидь ее театре – разлюбил бы?

Неужели пот и кровь, волнение и дерганье кожи так пугают?

Неужели так необходим глянец? ​​ 

Или в театре надо всем царит режиссер?

Разве кого-то можно хотя бы поставить близко с Эфросом? ​​ 

В «Тартюфе» ​​ чувства показаны столь крупно, что их с удовольствием рассматривает через режиссуру Эфроса как через увеличительное стекло.

Ясны и чувства самого Мольера. ​​ 

Почему ​​ такой ясности не нес Товстоногов?  ​​​​ Его чувства были публицистичны, «общественны», - но прежде еще можно было этого не замечать.  ​​​​ Время сделало это выпуклым. ​​ 

9  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Таганка: репетиция спектакля «Владимир Высоцкий». 1981.

Именно в это время Любимов понял, что больше бороться не может.

Понимал ли Любимов, что Время уносит всех нас?

Теперь даже не представить себе, чтоб театр был настолько популярен, как тогда. Кровь людей изменилась!

Что бы ни происходило в прежних кумирах: Таганке и БДТ, - они не определяют современный театр.

Что же тогда из ругать или хвалить?

Да, в отличие от Товстоногова Любимов не был конформистом, - но Время смыло обоих.

Телик создает ощущение именно театральной тусовки.

Одни и те же лица много лет.

Вот Моргунов, неизменный кумир детства, вот постаревшая Белохвостикова, вот еще с сотню знакомых лиц.

И все это нация усваивает как коренное и свое. Отечественный бомонд, театр в жизни!

Потихоньку разбор личной жизни известного артиста становится модным тележанром.

Такому вот «исследованию» подвергся Евстигнеев.

Если игра Дирка Богарта притягивает именно тем, что я вижу его работу, то Евгений ​​ Евстигнеев так прячет в своей работе элементы искусства, что я вижу только жизнь, а не искусство.

То же и у Леонова и Юрия Толубеева.

Вот игра русских актеров: непонятно, в чем мастерство.

10  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Неелова, Гафт, Волчек в «Кто боится Вирджинии Вульф?».

Уж никак не назвать шедевром «Современника».

Олби куда выше, чем ансамбль актеров.

Схема «новое вино в старые меха» не получается; скорее, это приобщение русских актеров к западной культуре. ​​ 

Мой автор - Олби. ТВ стало показывать хорошие спектакли.

16 «Deathtrap Ловушка, капкан смерти» Люмета. Больше театра, чем кино.

Ил «Deathtrap. Смертельная ловушка»?

Чудесный кусок американского театра.

1976, август. Я один в почтовом вагоне, я – проводник почтовых вагонов.

Так начались мои желанные скитания.

Я их любил за то, что они давали независимость, а прервал только из-за учебы в универе.

20  ​​ ​​ ​​​​ Сейчас уже и не понять проклятия Верхана и Рильке большим городам.

Теперь Грады независимы и создали ​​ свои культуры.

23  ​​ ​​​​ Ноябрь прошлого года.

Вот из центра Стамбула, от переполненных автобусов, иду к Босфору и тут, на границе Европы и Азии до конца понимаю, как мне страшна Азия.

А ветерок летит, легкий и свободный, и солнце по-настоящему нежное.

27  ​​ ​​​​ Лето 1969.

Тренируюсь в спортлагере, а мысль гложет: папа умирает.

По вечерам девочки устраивают танцы прямо в коридоре, недалеко от туалета: больше негде.

Мне казалось, это может быть только плохо: какие-то жалкие танцульки по коридорчикам.

Я шутливо хотел пробежать мимо, но девочка моего возраста схватила меня и яростно зашептала:

- Прекрати!

Мое пренебрежение, вызванное обычной депрессией, она поняла, как унижение.

Теперь так приятно вспоминать это.

Кстати, эта девочка мне нравилась, но по моей шкале ценностей чтение книг было куда выше, чем какие-то танцы.

Угасание провинциальных центров.

​​ Саратов был таким центром. ​​ 

Угасание или начало возрождения?

29  ​​ ​​ ​​​​ Тасучу Tasuru, город в Турции.

Таксист, видя, что я не знаю, куда идти, силой повез на вокзал.

Мне пришлось он него убегать.

До сих пор помню разводы теней, низкое небо.

До сих пор ​​ мелькают обрывки моего страха.

Ошарашило, что ​​ он начал предлагать все удовольствия.

Ничто не может испугать ​​ меня больше.

Вот проезжаем военную школу.

Потом, избавившись от него, прошел мимо нее - и два курсанта, посмеиваясь, меня обыскали.

Прохожего!

Неумение общаться с другими – почему?

Я, что – персонаж?!

Прилив ужаса от истошных криков мужиков под окном – и я отброшен, я в бездне, схожу с ума.

Сюжет 1974 года: моя кузина Таня, проститутка, прямо обвинила именно меня:

-Наша жизнь потому так и тяжела, что в комсомоле много людей, как ты.

31  ​​ ​​​​ Лето 1983. Познакомились на пляже, девушка охотно согласилась прийти ко мне домой. Только тут я заметил, как она сурова и как строго смотрит на меня. Произошел диалог, весьма меня поразивший:

Она: Ты меня обнимаешь?

Я: Да. Ты красива.

Она: Ты женишься на мне?

Я: Нет.

Она: Тогда не обнимай.

Я: Прощай.

Она: ​​ Прощай.

Так сказать, пляжные знакомства.

Август  ​​​​ 

3  ​​​​ Перевод книги Шафранека о гестапо. Переводить - это работать в готовой структуре. Тут вопрос навыка и выносливости.

В творчестве структура складыается столь мучительно, а тут она задана - и важно в нее войти. Ты должен понимать, что ты на чужом поле, должен понимать, куда ты попал.

Ich machte mich auf und davon = я сделал ноги.

У Лескова: аллегро удиратто.

Черномырдин: Наши люди уже понимают, что так нельзя.

Handel und Wandel = житье-бытье. Редкий случай кальки.

Hемецкое handlang ( = длиной в ладонь) и aнглийское cowlike ( = как корова; в словаре нет, а у Фолкнера часто) образованы по одной схеме.

Lang и like работают как суффиксы, как две ходовые морфемы.

Да здравствует функциональность!

Помню, у Ремарка некто «мочился по-военному».

He pissed militarilike?

В переводе главное - дисциплина.

Obduzieren и seziеren. В немецком много латыни.

5  ​​ ​​​​ Воспоминания в Чукавино, на Волге.

Галя, моя первая жена, ​​ часто рассказывала, как ее унижала ее мать, - и для нее брак был бегством от сложных отношений с матерью.

Она просто поменяла трудности: одни на другие.

Но она никогда не была искренней!

Она не первая ​​ переоценила мою мягкость.

Приехал в Рустави ко второй жене.

И там - ужасающая бедность!

Бедные бабы!

Они спасались в брак, надеялись через него улучшить свою жизнь.

Ленинград консервативен и провинциален, а потому стать «своим» тут особенно трудно.

При моем неумении становиться своим я бы не мог жить в Питере.

А показал это театр.

Как? Например, все важные гастроли были для меня закрыты.

Но разве дело в театре?

Изучение литературы давало куда больше; поэтому оставил театр.

Это произошло естественно. Причем тут Град? ​​ 

12  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Воспоминания: Казаков, Рязанов, Эфрос.

Конечно, Эфрос интересней, потому что он один описывает творческий процесс. ​​ Слова Цветаевой

В пустыне нелюдей

Отказываюсь жить

напомнили мою задумку написать пьесу «Волки».

Строчки Цветаевой говорит старый писатель, муж умирающей, своему невольному другу.

Все действия персонажей, даже их дыхание, пронизаны воем волков.

Инсценировка «Ярмарки тщеславия» Малым театром.

Почему-то этот роман Теккерея меня тронул особенно.

Он увидел тщету во всем ее ужасе.

В социальной жизни показано нечто кукольное - и инсценировка хорошо это передает.

Какой театр я закатил в юности ​​ самому себе!

Как умилялся своему желанию работать, как жаждал славы, как плакал от ее предвкушения!

И вот выясняется, что славы не надо, а хватит одного процесса работы.

Теккерей первый посмеялся над моим желанием славы, желанием какой-то особой любви.

Разве он не был прав?

15  ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Фрагменты» Казакова, Москва, 1989.

Хорошо о Москве 50-ых.

О Дале не смог написать интересно.

Даль не сумел реализоваться?

Так не говорят о друзьях.

Все-таки, в душе и Ефремов, и Казаков, и многие считали Олега дилетантом.

Они не «видели» его, потому что и не хотели видеть.

Есть некие рамки, и Даль выходит за них.

Это не прощается.

Где та граница, когда актер становится культурным явлением, а не просто работником?

Прекрасно, что Михаил первым начал рассказывать, что ж было в советском театре, но плохо, что его анализ неглубок и сводится к описаниям.

Столько артистов не переплыли перестройку!

Маргарита Терехова из звезды стала просто известной актрисой.

Она не «гремит», как Неелова.

Кажется, ничего не случилось: просто человек потерял где-то свою ауру.

Все стали более театральными актрисами, а уж тех, кто удержался в новом кино - просто единицы.

Так Петренко, как встарь, выезжает на ​​ своей огромной характерности.

Мне все чудилось, Терехова сыграет такую роль, что о ней заговорит весь мир - и мне неприятно, что этого не случилось.

В ее игре звучала такая щемящая нота, что у меня останавливалось дыхание. Что ж!

Что же я видел из ее фильмов?

1965  ​​​​ Здравствуй, это я!

1967  ​​​​ Бегущая по волнам

1970  ​​​​ Белорусский вокзал

1972  ​​​​ Монолог

1974  ​​ ​​​​ Зеркало

Странно, что это единственный фильм, где она заявила о себе на всю мощь.

Столькие пробовались на роль матери Тарковского, но Терехову выбор Андрея спас от забвения.

1977 Собака на сене

Милый шлягер.

Прокручен сто раз и еще обречен на тысячи прокруток.

Что же из этого следует?

Только то, что ни о чем не говорящие стилизации чаще всего и приживаются.

1978 Игроки

Есть еще ​​ и другие фильмы, которые ни о чем не говорят.

А биография?

Впечатление бурной личной жизни.

22 «Школа злословия» МХААТа.

Яншин, Андровская, Кторов, Массальский.

Юдина и Кенигсен в «Ярмарке тщеславия» по Теккерею.

Андровская, Яншин, Кторов в «Школе злословия», безусловном достижении МХАТа.

Пятидесятые!

Основательность, что исчезла.

Этот спектакль дополняет «Соло для часов с боем», что видел «живьем» в Питере 20 лет назад.

Из всех спектаклей этого театра, что тогда видел, приятно удивило только «Соло»; прочие были так себе.

Телеспектакль напоминает об ушедшей ​​ мощи академических театров. А сейчас просто нельзя говорить о театре: он не живет, а выживает.

Нет пиэтета перед актерами старой школы.

Миронов и Даль играли столь сложные роли, что просто не верю, что их одолел бы кто-то из «стариков».

Мне нравятся Баталов и Жженов, но Георгий более волнует как человек: в его игре есть чудовищный опыт, - тот самый, что трудно почувствовать в игре всех прочих актеров.

Что ж, можно играть и человеческий опыт. Лишь бы хорошо получалось!

Меркурьев, Глузский, ​​ старший Толубеев - прекрасны, но на фильмах с их участием я как в музее.

Симонов - гений, - но я не видел его на сцене: мне достался слишком ​​ маленький кусок его гениальности.

Обидно, а что делать.

Так и про Вертинского говорят «гений», а на пластинках он только что-то жалобно пищит. ​​ 

Вспоминаю Меркурьева в пьесе «Чти отца своего».

Александринка, 1975.

Меня очень поразила эта пьеса, потому что только она заставила думать о моем ​​ отце.

По-моему, в его игре много яркого, ​​ нo ​​ эта яркость почему-то сразу уходит, когда артиста не видишь.

Нет способности жить в других: столь мощной, как ​​ у Кеши.

Разговоры вообще об актрисах несу в театральный дневник, ведь для меня советский театр несопоставимо выше советского кино, несмотря на некоторые его шедевры.

Сам дух театра был свободен, чего не скажешь о кино.

Советское кино оставило образ измученной «советской» женщины.

Рядом с французской актрисой наша - «затюканная баба», «кляча».

Это меняется, потому что это должно измениться.

Как приятно был посмотреть фильм «Вальсирующие», где виден полный отказ от эстетики прежнего французского кино.

Моя юность прошла под знаком красоты именно французских актрис; шведка Гарбо была чуть ли не единственным исключением.

Наверно, это мой недостаток: то, что я не оценил красоту советских киноактрис, - но зато театральные актрисы, как Ольга Яковлева, ученица Эфроса, были моим идеалом.

​​ 

Сентябрь  ​​​​ 

Театр моей жизни!

Хорошо помню, что такое страх одиночества.

Вот я сижу за уроками в большой, пустой, холодной квартире и жду отца.

Мне страшно: мне кажется, он не придет: я его не дождусь, не выдержу страха. Но приходит отец - и страх сменяется ужасом: он пьет водку, а когда входит мама, бьет стакан об пол и орет:

-Потаскуха!

Так что папа заставил меня много думать о том, что такое страх, что такое люди, - и о прочих экзистенциальных вещах.

​​ «US Open. Открытое первенство Штатов по теннису» прошел целиком по ТВ. Конечно, порой не состязание, а хороший спектакль.

Моника Селеш играет по-мужски: с сильным ударом, с мужицкими криками и ужимками.

Аховый бабец!

То есть никакой.

Тут больше красоты, чем в футболе, тут изысканность соединена с силой.

Футбол кажется откровенной свалкой рядом с силой и точностью этих ударов.

Новостей о шахматах уже не бывает, уже никто не вспоминает, что недавно Россия была шахматной державой.

Работа с зеркалами - не только у артиста: и писатель много отражает.

Написал несколько сценок в седьмой главе ​​ и тщательно смотрюсь в них, как в зеркало.

Надо научиться узнавать себя, свои стремленья не только во внешнем мире, но и в своих опусах.

Эпоха рассеяла людей, но тому, кто связан с русской культурой, особо деться некуда: он или живет в России, или наезжает сюда.

В рекламе увидел «Лицедеев» - и лишний раз бросилась в глаза их чуждость.

К этому уже нельзя возвращаться: некуда: все сгорело.

Вячеслав Самойлов.

75 лет Вахтанговскому театру.

Ефим Захарович Копелян.

После «17 мгновений весны» его стали звать Ефим Закадрович, потому что именно он выдает информацию к размышлению.

Он играл с необычайным обаянием, вовсе не присущим, к примеру, звезде БДТ Евгению Лебедеву.

Почему у него нет столь значительных ролей, как у Смоктуновского?

Наверно, я «виноват», раз Ефим ни ​​ разу не потряс меня так, как Кеша.

Бросается в глаза, что в Копеляне не чувствуется тяжести театральной среды.

По легенде или по правде, какой-то из его друзей попросил его выпить, - и Ефим умер, раз он сердечник.

У меня эта среда вызвала столь неподдельный ужас, что одно это перечеркнуло мое желание стать артистом.

Все мы бражники здесь, блудницы, -

Сказала ненароком Ахматова.

Про это сказала. ​​ 

«Обыкновенная история» театра «Современник» стала загадкой, предметом моих бесконечных размышлений.

Потрясающее событие. ​​ 

Какой Табаков!

И Вертинская, и Казаков прекрасны.

Поставила Волчек.

Я просто пред ​​ ней склонился.

Жаль, так мало видел спектакли «Современника»!

А ​​ сам Гончаров? ​​ 

Сам писатель - мастер вопросов.

Я не вижу замены только Табакову, а потому и ценю его больше всего.

Он один меняется, а прочие статичны.

Табаков играет искренность, которая легко социализируется и уже попахивает пошлостью.

Но разве это не верно?

Разве всякая социализация – не пошлость?

Человек опускается - ​​ это нормально.

С другой стороны, и чиновник способен на порывы.

Так мне труднее поверить в достоверность игры Казакова.

Тут уж мой недостаток!

Разве не хороши все роли Казакова, где он, как павлиний хвост, роскошно распускает свое рацио?

Ишь, распушился.

Писатель Гончаров все мудро запутывает, «концов» не найти.

Кажется, эта роль Табакова – первая, определившая его способность играть буквально все с милой убедительностью.

Он остается собой, но сильно добавляет персонажа.

СТРЖЕЛЬЧИК

11 сентября:

Смерть Стржельчика и 70-летие Лаврова едва не совпали - и пострадал, конечно, Вячеслав.

Владислав Игнатьевич.

Родился 31 января 1921, в Петрограде.

1947: закончил школу-студию при Ленинградском Большом драматическом театре (педагог Б. А. Бабочкин).

Значит, эта школа-студия все-таки была!!

Роли:

Ганя ​​ в «Идиоте» по Достоевскому,

Цыганов ​​ в «Варварах» Горького,

Кулигин в «Трех сестрах» Чехова,

Князь ​​ в «Хануме» Цагарели.

Моя любимая роль – старик-оценщик ​​ в «Цене» Миллера.

Три раза смотрел этот спектакль, он так и стоит перед глазами.

Я, признаться, думал, что «Гога» просто не способен на столь откровенный экзистенциальный разговор, но потом узнал, что ставила Сирота.

Преподаватель:

1959-1966: ​​ ЛГИТМИК (= в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии им. Островского),

1966-1969: Институт культуры,

с 1970: факультет музыкальной режиссуры Ленинградской консерватории.

Надо же! Этого я просто не знал.

Мертвые сраму не имут, но с ними трудно обращаться.

Лавров - известный человек, да к тому же и партийный, - а Стржельчик - подлинный актер.

Вот в чем разница.

Еще о «Цене» Миллера.

Его роль на все сто.

Я в этой огромной интеллигентности и мягкости не почуял силы, а потому помню Кешу, а не его.

Почему замолчали смерть столь большой величины?

Этот человек нес редкие обертона, только он мог их воспроизвести.

Владислав Стржельчик ​​ умер в 75.

У меня никогда не было особого отношения к этому человеку, как к Кеше, но он прекрасно создавал ансамбль.  ​​​​ 

Когда он появлялся, начинало звучать целое.

В каком-то интервью он ясно дал понять, что после смерти Товстоногова БДТ перестал быть его театром.

Ибо БДТ более - не целое, но просто учреждение, что спасает от безработицы некую группу лиц.

Его смерть чуть не совпала с 70-летием Лаврова, которому уже придется спасать тонущий корабль, даже если он этого не захочет.

Как тут не сказать «Sic transit gloria mundi. Так проходит земная слава»?

Или эти уходы столь многочисленны, что СМИ не в силах реагировать адекватно? Татьяна Доронина призналась, что жалеет о своем отъезде в Москву, что сделала это только по личным обстоятельствам (вышла замуж за Радзинского).

Какая-то она Феклушка: потеряла внутреннюю форму - и не очень понимает, куда ее несет.

Она оказалась не на уровне своего таланта, а может, и забыла, как много в нее вложено.

Посмотришь какую-то сцену на видео несколько раз - и кино становится театром.

Жан Копо:

«Меня раздражает жизнь кулис. Тут много лицемерия и низости».

Мастер атмосферы в театре.

Это всегда тайна: как люди между собой, в какой они атмосфере.

Я знаю только один пример прекрасного воздуха театра.

Это Эфрос.

В чужом театре на Малой Бронной он создал таинство, на всю жизнь наполнившее меня.

А другие?

Копо, Антуан, Деллюк, Крэг, Рейнхардт, Станиславский, Мейерхольд.

Я думаю об этих гениях, а сам так мало их знаю.

Ни в БДТ, ни на Таганке, ни в Театре Сатиры я не чувствовал такой мощи искусства.

Только исключения!

Например, «Женитьба Фигаро» в Сатире.

Жак Копо - вот о ком думаю, читая книгу Миньона. Автор говорит о насилии в интимных реакциях мастера. ​​ 

Эфрос невольно наследовал идеи Копо.

К примеру, отсутствие декораций.

Но что сказал Копо? ​​ 

«Не надо ни шасси (оклад иконы? ​​ Декорации!) chassis, ни конструкции - кубов и занавеса достаточно для всего».

Что это за chassis такое?

Рама (оконная, парниковая); оконный переплёт,

chassis a coulisse - подъёмная рама, ​​ 

chassis a demeure, chassis dormant (fixe) - глухая оконная рама,

chassis mobile ​​ - раздвижной оконный переплёт,

chassis a guillotine - опускающаяся рама,

chassis (a) tabatiere - подъёмное слуховое окно

+ тех. шасси, рама; станина chassis poutre - шасси с центральной рамой

+ un beau chassis -  ​​​​ хорошо сложённая женщина, ​​ остов; каркас; ​​ фото кассета chassis positif см. chassis-presse

+ горн. венец; рама (крепи)

+ полигр. копировальный станок, печатная рама

chassis d'imprimerie - заключная рама.

Матушки святы! Страшное дело. Есть же такие многозначные слова.

Прекрасный артист Дуров.

«Кто боится Вирджинии Вульф» с Тейлор и Бартоном. По Олби.

Копо, «Лекция Гаррика: движение, выраженное «архитектурой» (= формой)».

В ночи: «Женитьба» Фигаро.

Татьяна Пельцер (наша вечная общая российская бабушка), Миронов, Ширвинд. Из них живет только Ширвинд.

Все-то мне твердит о «быстротекучести» жизни!

А если что и остается

От звуков лиры и трубы,

То жерлом вечности пожрется

И общей не минет судьбы!

Так вот припечатал Державин Гаврила Романыч. Я видел живьем ​​ эту комедию еще 20 лет назад!

Спасет ли Калягин свой театр?

Это зависит от мэра Москвы Лужкова. ​​ Ему ​​ приписывают фразу:

- Почему это здание покрашено в белый цвет? Перекрасьте в желтый, как и соседнее.

Своего мнения у меня быть не может: так мало знаю, - но все же первым я готов обвинять не человека, а людское злословие.

Я вот - ноль для общества, - но в меня при случае кто только не плюет.

Если же человек действует, то и сопротивление ему должно быть ужасно.

Лужков больше похож на центр, собирающий все, что есть в Москве, под свой вкус.  ​​​​ 

То, что это не изысканный человек, еще не говорит о том, что он плохой.

Калягин не входит в его круг, так и не может его посетить.

Как вообще писать об этих «общественных» делах?

Их так много, этих недовольств, разборок, трений, что не стоит и пытаться передать такой поток.

Выписка из пьесы Жана Риста Ristat «Жертва L'hecatombe Пифагору».

Октябрь  ​​​​ 

Уже 1995, а все равно новости смотрятся как интереснейший спектакль. ​​ 

Две книги читаю разом: воспоминания Казакова и словарь Гулага Росси.

Книги доказывают: я - часть этого мира! Чуть ли не математическое доказательство. Это все - мое прошлое: и Росси, и Казаков.

Еще раз «Фрагменты» ​​ Михаила Казакова.

Он все-таки повеса, хоть и умный.

Он видит мир ясно, но неглубоко.

Он глотнул свободы в 60-ые - и свежего воздуха ему хватило на всю жизнь.

Хоть он прямо и не говорит, но ясно, что Даль никуда не вписывался.

Олег не выдерживал дисциплины, что слишком большой недостаток для артиста театра.

Зато Казаков - человек среды.

Мощно выдвинут средой, с огромным чувством компромисса. О Дале и Луспекаеве написано сердечно, но слишком поверхностно.

Казаков одарен именно на ту меру, что была нужна советской власти.

Я не отказываю ​​ Михаилу Казакову в глубине.

Эти первые воспоминания не станут эталоном, зато они начинают объяснять всем их театральные привязанности.

Что мы любили?

Какие-то свои мечты или реальный театр?

На наших глазах «Современник» «обретает « реальность: растет правдивая информация об этом чуде.

Нам еще важнее, что это чудо продолжается, мы верим, что оно - навсегда.

Смоктуновский, Попов, Елена Васильева в «Иванове» Чехова.  ​​​​ 

По телику ​​ спектакль приятно сразил наповал.

Помню, видел его в огромном ДК Ленсовета (то есть Ленинградского Совета Трудящихся или Рабочих и Депутатов) - и бедный Кеша совсем потерялся, хоть я был в десятом ряду.

Конечно, лица артистов были неразличимы (я тогда и решился носить очки), - но артист искренне метался по сцене. Телеэкран сделал эти метания крупно, они ожили - и я возблагодарил Бога, что живу в эпоху, когда техника так много может.

Мир Островского огромен, но нужна большая работа, чтобы выявить его красоту. «Волки и овцы» Малого театра - такой пример.

Теперь очень часто ТВ показывает театральные чудеса.

Попов и Екатерина Васильева тоже прекрасны.

Рядом с такой правдой пьесы Уильямса кажутся заумными и никому не нужными.

Вот она, истерия повседневной жизни, Ее Величество Рутина. Уильямс, Беккет, Олби были в советское время больше мечтой, чем кумирами.

Теперь все решает, кто играет.

Мало ​​ ставят пьес Островского: слишком трудно играть.

Тут нужны большие артисты, - а где ж их взять?

Сняты прекрасные фильмы, но они слишком деликатны, слишком исторически достоверны; их трудно понимать.

Я думал об Уильямсе, потому что других на театре не давали.

И кто был проводником этого драматурга в Союзе?

Джигарханян.

Посмотрел список его пьес - и что?

Все видел. Хоть бы что удержалось в башке.

Я пока что не видел лучших актеров в этих пьесах - потому они и мертвы. Хороша «Детская игрушка», написанная в ​​ 1956 году и поставленная Елиа Казаном.

Я уж не говорю о работе Марлона Брандо в «Трамвае «Желание».

Ну, не может наш хороший артист Армен Джигарханян сыграть американскую искренность.

А у Казана есть эта детскость, через которую проглядывает мудрость.

И другие играли Уильямса, но уж куда его хуже.

Я всегда ловлю себя на мысли, что мир этого драматурга лишен Бога, погружен в какие-то жалкие разборки, - а потому он мне не только противен, но и ​​ неинтересен.

Конечно, я не могу не смотреть эти пьесы, потому что они в чем-то больно задевают мои отношения с отцом и мое раздавленное самолюбие.

Рационально я понимаю, что эти гнилые чувства надо вырывать с ​​ корнем, но - как это больно!

Нет, надо, чтоб кто-то ковырялся в моей душе - и Уильямс тут очень подходит. Да, в этом ужасе много моего, но моей мечте не хватает огромности этого ужаса.

Мне страшно думать, что мой театр уже кончился, что больше больших театральных впечатлений не будет.

Неужели жизнь кончилась?

Незабываемый спектакль Табори, один из лучших в жизни: «В ожидании Годо».

Гамбургский театр поставил Беккета.

Ни одна пьеса так много не рассказала об этой эпохе.

Тут есть миф, сидящий в сознании каждого современного человека.

Вот она, ​​ наш эпоха халявщиков!

Всю жизнь буду вспоминать эту работу Петера Люра.

То же ​​ со мной было и на «Брате Алеше» Эфроса по «Братьям Карамазовым». Неужели Табори так велик?

Я-то думал, это один из сотни немецких режиссеров.

Люр сумел внести в свою роль всю огромность человеческой жизни.

Тут прозвучало его прощание с миром.

Театр моей жизни.

Из меня выйдет сморщенный, раздавленный жизнью старикашка.

Ужас побеждает меня.

А в юности - вдохновлял! Но уж без боя не сдамся: каждый день - работа.

Я еще поборюсь.

Что стало с ​​ моей одноклассницей ​​ Леной Кульдсаар?

Она поступила в 1968 в математический интернат, а я - нет.

Так вот запросто проворонил математику.

Иду, помню, на электричку, а матрос спрашивает:

-Слушай, а где тут, братишка, поссать?

А я в такой растерянности, что и не знаю, что ответить.

Хорошая Тейлор в «Сладкоголосой птице юности».

«Волки и овцы» Малого театра. Довольно мало хорошего Островского, зато много всякого Чехова.

Съездил в Москву только для того, чтоб поменять книги ​​ в Иностранке, в ​​ Американском Культурном Центре.

Правда, потом вдоль Яузы добежал до Иды и читал ей воспоминания Михаила Казакова.

«Наше актерское поколение понесло пять сокрушительных ударов:

в 33 года ушел Евгений Урбанский,

в 42 - Павел Луспекаев,

в 45 - Василий Шукшин,

в 42 - Высоцкий,

в 39 - Даль».

А где Миронов? ​​ Казаков написал книгу, но и это не освобождает его от легкомыслия, определенной поверхностности. Да, он сыграет любую роль, но при этом он глубоко не проникнет в нее, ограничиваясь лишь внешним точным рисунком.

Казаков описывает, как он хотел уходить из театра Маяковского. Как похоже на заседание в военной академии, когда меня выгоняли из комсомола! Замдиректора театра заявляет:

- Казаков морально неустойчив, пьет, нарушает дисциплину.

Сам Казаков:

- Тем более отпусти'те!

Начальство:

- Мы вас перевоспитаем. Это наш долг.

Казаков не преминул и представить характеристику Даля, данную Ефремовым: «Ненадежен. Человек настроения...

Дилетантизм в искусстве и погубил его, в конечном счете».

Так-то вот! Володин и Розов - советские светила драматургии, но мне они не нравились уже в 70-ые, когда мог ходить на их пьесы.

Собственно, эта эпоха диктовала такого рода ответ: насквозь публицистичный.

И Петрушевская  ​​ ​​​​ продолжила эту традицию, но в чернушном варианте.

9 «Фрагменты» Козакова - самое нужное чтиво.

Проблема только в том, что надо догадаться прочесть книгу именно сейчас, пока Прошлое еще огромно и в нас, и в нашей жизни.

Для нового поколения он мало знаком, но нам, старым, но еще живущим, эта книга нужна.

При всей огромности изменений ощущение междусобойчика не покидало меня. Что сделать, чтоб эта среда разомкнулась, впускала всех? Наверно, такое невозможно.

Козаков справедливо скажет:

- Какой же междусобойчик, если и Шукшин, и Высоцкий - все мы были друзьями? Хоть один - деревенский парнишка, а другой - просто московская шпана? Я - сын писателя, но я ничем не выделялся среди них.

Конечно, эта книга не перечеркивает «Архипелаг» ​​ Солженицына, но дает новые краски, для меня более интересные.

Вот такая живо написанная книга, даже не отличающаяся взвешенностью оценок, очень нравится: слишком важен фактор, что автор еще живет и всем известен. «Фрагменты» ответили на многие вопросы моей юности.

Да! Книга обращена к моей юности - и в этом ее особенная ценность.

Скорее, мне важен сам факт. Михалков, Даль, Янковский - одно поколение. Все же совсем не мое.

Вспомнил мои кроссы по тундре в Воркуте в 1972.

А ведь там в 1948 расстреливали с воздуха освобожденных.

Это сюда в 1939 завозят десятки тысяч поляков, в 1940 тут появляются русские пленные, выданные Финляндией. Тут и прибалты, и немцы! ​​ 

Еще раз Петер Люр в «Ожидании Годо».

19 Жизнь актрисы Валентины Малявиной (девушка из медсанбата в ​​ «Ивановом детстве» Тарковского).

Стыдно сказать, но я не видел в ней актрису.

Не успел разглядеть.

Жизнь этой порывистой дамы показывает, почему я так испугался актерской среды. ​​ 

Вольно или нет, но нравы среды показаны слишком выпукло.

Конец света!

Именно так воспринял эти нравы в мои двадцать лет, когда сунулся в театральную ​​ студию ЛГУ.

Ноябрь.

5  ​​​​ Любшин и Настасья Вертинская в «Тартюфе» (Мольер, Эфрос).

Как она неожиданно мурлычет:

- Мне щекотно!

Вроде бы, у нее своя театральная школа где-то во Франции. ​​ 

Преподает где-то заграницей.

Большой цикл по ТВ таганского актера Филатова об актерах.

НКЦ (немецкий культурный центр): «Орестея» Эсхила (П. Штайн). ​​ 

10  ​​ ​​​​ Давид Самойлов

Давай поедем в город...

Давай поедем в город,

Где мы с тобой бывали.

Года, как чемоданы,

Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,

А нам храниться поздно.

Нам будет чуть печально,

Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень

До синего налива.

Дым, облако и птица

Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады

Недавно отшуршали.

Огромно и просторно

В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,

Растрепанно и розно,

Мороз скрепил слюною,

Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,

Огромный, просветленный.

И кажется, что город

Стоит ненаселенный, -

Так много сверху неба,

Садов и гнезд вороньих,

Что и не замечаешь

Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,

Зачем я существую,

Зачем гоняет сердце

По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно

Давал страстям улечься,

И что нельзя беречься,

И что нельзя беречься...

1963

12  ​​ ​​​​ Образ Казакова совсем потерял свежесть, отстал от эпохи.

Так тебя списывает со счетов само Время.

Ужасно.

Кажется, видно, что он владеет мастерством, - но этого оказывается мало.

А другое дело - Олег Меншиков. Этот привлекает внимание, хоть только много обещает.

А ну, как обманет?

​​ «Утомленное солнце. Soleil-Trompeur» Никитушки нашего.

Точно! Михалков делает все, чтоб его звали именно так.

Будучи деятельным человеком, работягой, он и так не может не нравиться всем, кто не посвящен в его мирские дела.

Работа Табори в пьесе «Ожидание Годо».

Он подчеркнуто классичен. Эстрагона играет Люр.

Гамбургский театр - что советский: в репертуаре непременно есть пьеса, где речь идет о справедливости: история гетто.

Так и в советском театре шли «Сталевары».

Причем, сам факт, что они шли, преподносился как необычайно весомая победа над властью Советов.

БОГАТЫРЕВ

Памяти ​​ Юрия Богатырева.

Совесть замучила: столь важный артист для России.

Хочется понять его больше.

1975: «Раба любви» - Владимир Максаков

Яркий фильм. ​​ Талантливая проба пера Михалкова.

Поэтому его так любит Никита Михалков: своим обаянием Юрий вытаскивает фильм.

Чувствуется, какую прекрасную атмосферу создал Михалков на съемках: артисты – одна семья.

То есть эпоха предстает семьей.

Интересная идея.

Портом это часто у режа.

1976: «Мартин Иден» (телеспектакль) - Мартин Иден.

Где-то мелькало.

1976 «Вечно живые» (телеспектакль) - Марк

Это важно для истории «Современника».

1977 «Неоконченная пьеса для механического пианино» - Сергей Павлович Войницев (Серж)

Великолепная работа и Михалкова, и Богатырева, и всего ансамбля.

Но прежде всего воодушевляет общая атмосфера творчества, люди предстают прекрасными!

1977 «Объяснение в любви» – Филиппок.

Юрий выдержал стиль.

Сам Авербах перемудрил с объемом (хватило бы и одной серии) – и краски персонажа Юрия утомляют, перестают приносить радость открытия. ​​ 

Авербах доверил ему слишком большую роль, эту роль стоило разбавить.

Его лиризм настолько хрупкий и камерный, что поражаешься, как Юрий пронес его через реальную жизнь.

Краски его игры мне кажутся утрированными, неправдоподобными.

Он будто не живет, а все что-то пламенеет; не говорит, а кричит.

1979 «Несколько дней из жизни И. И. Обломова» - Андрей Штольц

Просто чудо! Шедевр Михалкова.

Актер - чудесный Штольц в «Обломове».

Все-таки, Попов-слуга переигрывает и Табакова, и его, потому что фильм – о русской жизни.

Она – главный герой.

1979 «Отпуск в сентябре» - Анатолий Саяпин

В этом памятнике Далю самому Юрию отводится скромная роль.

1981 «Родня» - Стасик

Первый почвеннический фильм Михалкова.

1982 «Полёты во сне и наяву» - озвучил роль скульптора

Надо же!

1984 «Мёртвые души» - Манилов

Театр моей жизни.

С каким прекрасным чувством тогда, в январе 1973, я очутился в Ленинграде! Конечно, мама очень просила посидеть дома еще хоть пару недель, но я после дембеля рвался в бой.

На «Красном треугольнике» я работал с радостью, потому что после суточного дежурства три дня мог жить в Питере!!

Теперь вижу, что мама восприняла мой отъезд как очередное предательство.

Я мог бы не снимать в Старом Петергофе, но ездить в Лугу, - по ее мнению.

Она не могла понять, что в Луге меня мучили кошмары, что само существование в городе, где меня так часто унижали, невозможно.

Теперь-то видно, что эта была единственная возможность наладить наши отношения - и я ее упустил.

Мамочка! Да ведь ты всегда была недалека и груба.

Да, я видел, как ты хочешь понять меня, - но ведь этого не произошло ни разу. Более того, ты вгоняла меня в кошмары.

Помнишь, я, здоровенный детина, спортсмен, съел кусочек мяса, - а ты из-за этого расплакалась и сказала, что я тебя не люблю?

А помнишь, как ты советовала не заниматься любовью в тамбуре, с кем попало?

Мама, ты не любила ни Галю, ни ее родителей.

Галя отвечала неприязнью. Теперь это кажется странным, но тогда , 22 года назад, мне казалось, что Галя хотела меня понять.

Поэтому я на ней и женился!

Но она - не хотела. Она верила, достаточно штампа в паспорте, чтоб иметь полные на меня права.

Зачем ей какие-то разговоры?

Ей нужны были реальные права.

Она не понимала, как мне трудно общаться с женщинами: мой опыт общения сводился к противостоянию с родственницами, вроде интриганки и ворюги ​​ кузины Тани (будучи завмагом, она уже в 70-ые объездила Европу).

Каждый раз, когда хотел поговорить, она изображала испуг или занятость, - и это еще больше толкало меня в литературу.

Я хотел ей рассказать, как трудно мужчине устоять перед женщиной, когда он ее видит.

Самое тяжелое испытание для первого романтического порыва - когда она начинает говорить.

Почему я обманулся?

Почему решил, что вместе «пойдем в искусство»?

Потому что и она хотела «в искусство».

Как ни ужасно это писать, но мы обменивались какими-то своими мечтаниями, не думая, что они могут пройти.

Когда сна не стало, явь нас сначала ужаснула, а потом развела: навсегда.

Галя, прости меня, что я тебя обманул.

Ведь и ты меня обманула, ведь и я тебя простил. ​​ 

Декабрь.  ​​​​ 

1  ​​ ​​ ​​​​ Русская версия «Орестейи» Петера Штайна.

Его «Пер Гюнт» 1971 года.

Кайдановский умер.

Для меня это «Сталкер» (фильм Тарковского 1979 года).

Сталкеры умирают в 49: не дожив до 50. ​​ 

​​ «Орестейя» Штайна.

Хор - настоящий парламент.

Петер сделал Эсхила нашим современником - и это убеждает больше всего.

​​ Эдит Клеве – Клитемнестра.

Поражает ​​ мощью: огромные, точно выверенные жесты; слова выкрикнуты, как будто она говорит с вечностью.

Наверно, царица такой и должна быть.

В русской постановке ​​ нет этой мощи; кажется, сознательно.

Штайн противопоставил наши культуры на примере Эсхила.

Штайн поставил на огромность ужаса.

Трагедия царицы - жестов, сдавленных страстей, криков - на фоне согбенных спин то ли парламента, то ли народа, то ли толпы.

Черные костюмы, посохи, шляпы - что-то столь же безликое, сколь и угрожающее.

В русской версии «Орестейи» хор не представляет собой единого целого. Получилась какая-то размазня, не убеждает.

Постановка Штайна 1971 года: «Пер Гюнт».

Где-то в 1975 видел Фрейндлиха старшего в этом спектакле.

Не могу забыть, что этот спектакль закупил какой-то завод - и рабочие позволяли себе громко высказывать мнение.

Когда прозвучало «Черт в бабах силен», зал взорвался аплодисментами.

Пьеса статична, это более пьеса для чтения - и оба театра не стали «вытаскивать» драматургию, но ограничились набором сцен.

«Другие» не живут - я не признаю пока что за ними такого права, как и за собой, - но играют «на театре».

Поэтому мой дневник – ​​ жизнь не только учреждения под названием «театр», но

и сама Жизнь.

Пока что люди не могут «встроиться» в то, что с ними происходит.

Почувствует себя нация в своей тарелке?

«Полое пространство» Брука.

Что за книга! ​​ 

Редкий театр избегает падений - и я не хочу быть их свидетелем.

Даже плохо сыгранный спектакль Эфроса - это событие, - а прочих «негениев» надо строго дозировать, - чтобы не сойти с ума.

Театр - это шифр, таинственная клинопись.

Почему «шифр» Шекспира и Эфроса прочитывается столь многими, притягивает душу?

А прочим просто нечего шифровать.

И Брук создал огромный, подлинный театр, но мне он кажется прямолинейным. Надо не «приближаться» к жизни, а преображать ее так, чтоб она раскрывалась. Пока огромные «партитуры» театра лежат непрочитанными: нет режиссеров, кто бы раскрыл их мощь.

Пока Театр стоит за дверью и почтительно ждет своего воплощения. Вот-вот придут авторы с новой эстетикой.

Их, наконец, будет так много, что даже я со своей унылой замкнутостью не смогу не узнать об их прорыве.

А пока все еще очарованы советским, пока что ушедшая эпоха всех чарует.

Спит царевна мертвым сном.

Ух, держись! Придет грубый мужик и разбудит тебя.

Я хочу, чтоб не просто разбудил, а с гиканьем изгнал из кровати.

Пусть это будет скотина, но чтоб непременно современный.

Самая серьезная заявка на современность - у Льва Додина.

Виктюк - более «новатор», чем тонкий человек.

А есть еще и Фоменко, признанный ас.

Так много говорят о новаторстве Фокина, но я не видел ничего, что меня потрясло б.

Мозжухин, Даль, Смоктуновский, Миронов - это много, - но когда все это ушло, то и любить стало ​​ некого.

Что ж любить Лаврова, ​​ если он холоден бесконечно?

​​ Да, он хороший актер, но думать, что он - «звезда» БДТ, непереносимо.

У него попросту нет ауры большого артиста, но лишь авторитет руководителя.

Письма Ангелины Степановой Эрдману.

​​ Заканчивается этот 1995 год, а с ним общественную жизнь покидает Театр. Больше не будет масс, штурмующих улицы, политический театр кончился. Издох-с.

Я этому рад: жизнь станет менее опасной.

Правительство начинает учиться обуздывать массы, вводить в оглобли этого «глупого малого» (Гоббс).

Журнал «Театральная жизнь» ​​ за 1995.

Марина Давыдова:

- «Последние» в Театре под руководством Табакова. Здесь каждый вроде бы играет о своем, но спектакль не теряет от этого цельности и стройности. Адольф Шапиро выстраивает внутренне подвижную режиссерскую конструкцию, в рамках которой актеры чувствуют себя свободно и непринужденно. Они не придавлены жесткой концепцией, но и не оставлены на произвол собственных амбиций.

В «Последних» представлена не история социального слоя, а история семьи, что для Шапиро оказалось очень важно. В пьесе Горького все герои замкнуты и отчуждены друг от друга. Шапиро делает отношения между ними гораздо более теплыми и сердечными. Они не идеологические противники, а родные люди; и ссорятся между собой по-домашнему, и обижаются друг на друга как-то по-детски. Да и саму сцену художник Март Китаев постарался сделать домашней и обжитой.

В спектакле Шапиро действие ограничено пределами комнаты. Здесь и домашняя утварь, и парадный портрет отца, раньше, вероятно, украшавший одну из стен, а теперь как-то неуклюже приставленный к ней. Даже пространство за кулисами воспринимается в этом спектакле как продолжение дома. Жизнь, текущая за его стенами, назойливо вторгается сюда, повергая героев в смятение и заставляя каждого из них делать выбор: подчиниться жесткому закону этой жизни или оказаться ее жертвой.

Каждый решает эту проблему в одиночку.

Резкий и грубый Александр (Андрей Смоляков) - с каким-то вызовом миру и самому себе…

Прагматичная Надежда (Надежда Тимохина) - без тени рефлексии и сомнений - появляется в костюме, кричащее сочетание цветов которого невольно вызывает в памяти розовое платье и зеленый пояс Наташи из «Трех сестер»; по покрою платье напоминает офицерский мундир. В Надежде, при всей ее чувственности, есть нечто солдафонское. (Солдафонским духом вообще проникнута атмосфера пьесы).

В провинциальную глушь, где жили три сестры, являлись военные, и они оказывались самыми лучшими и интеллигентнейшими людьми в городе.

Героини горьковской пьесы живут в окружении жандармов, полицейских приставов, которые практически не появляются на сцене, но речи персонажей насыщены рассказами о них. Неудивительно, что взбалмошной и восторженной Вере даже околоточный надзиратель Якорев (Дмитрий Бродецкий) может показаться на время бесстрашным рыцарем. Вера в исполнении Марианны Шульц - одна из лучших актерских работ спектакля. Шульц играет Веру не девушкой, а почти ребенком, страстно ищущим приключений, верящим в мужское благородство. В ней, как и в брате Петре (Сергей Безруков), живет обаяние юности и органическое неприятие жесткости, пошлости, обмана. Ей неизбежно предстоит стать жертвой этой жизни и потому, словно постигнув этот суровый закон, она принимает страдания стоически и мудро.

Жестокость, обывательский расчет царят не только за стенами дома. Они давно проникли в семью.

«Вот он, трагический балаган», - кричит окончательно понявший это Петя, пускаясь в неистовый пляс и высоко вскидывая ноги. Неверное, с такой же неистовостью молодой Олег Табаков рубил когда-то шашкой мебель в розовской пьесе. Романтическое бунтарство, которое он воплотил на сцене, стало теперь уделом иных. Можно лишь гадать, был ли некогда Иван Коломийцев - Олег Табаков (отец семейства, помещик и дворянин, опустившийся до службы в полиции) - восторженным юношей, остро чувствующим несправедливость.

У Чехова вырождающееся дворянство представлено героями, трогательно-неприспособленными к жизни. Горький лишает «последних» романтического флера. Иван Коломийцев еще испытывает жалкие угрызения совести, когда-то давным-давно он, вероятно, даже знал, что такое достоинство и благородство. Но ему на смену идут новые хозяева жизни. И это он проторил им путь. Он впустил их в собственную семью. Шапиро поставил спектакль о цене предательства, совершенного некогда по отношению к собственной душе, и о цене дворянской чести. Коломийцев Табакова склонен к прекраснодушному словоблудию, но это, пожалуй, единственное, что осталось в нем от среды, с которой он генетически связан.

В спектакле Шапиро нет сознательных чеховских реминисценций, но когда в финале Софья Ольги Яковлевой, играющей здесь с почти трагическим надрывом, произносит под звуки духового оркестра: «Великий Господи! Такая страшная жизнь и смерть в конце ее? за что?» - как не вспомнить последние строчки «Трех сестер»: «Зачем мы живет, зачем страдаем? Если бы знать, если бы знать?». Оркестр играет громче. Социальные проблемы, как и проклятые вопросы бытия, предстоит решать нам».

Как хорошо написано!

Кажется, статья не выверена автором: чуточку шевелится текст.