-117-

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДНЕВНИК

 

 

1998

 

 

Два важных фильма обо мне:

Чехов

Музиль

Мамардашвили о Прусте

 

Январь

 

3  ​​ ​​​​ Лорка, Первые песни.

 

Моя задача на работе в музее - просыпать песком в самых ответственных местах: при спуске с лестницы у Елизаветинской башни и при входе в корпус.

 

​​ «Антимиры» Вознесенского: 1964. Помню, в 70-ые, уже после смерти матери я пробовал читать - и мне показалось очень интересным.

Другое дело, я не видел этого в жизни. Мне казалось, это только ум московского поэта. Не питерского. Тем более, не деревенского.

 

4 ​​ Новый мир. 1997.

 

Юрий ​​ Кублановский:

 

- «Середина 70-х годов – ​​ зенит упований на религиозное, а через него – и на социальное возрождение общества».

 

Откуда ж такие безумные фантазии?!
или он внимательно прочел ​​ повесть ​​ В. Распутина «Прощание с Матерой» (1976)?

Основная идея ​​ повести ​​ - ​​ идея конечного срока.

Это срок ​​ затопления острова Матёры в связи со строительством электростанции.  ​​​​ 

Довольно ​​ рядовое для тех лет ​​ событие получает в повести совершенно иное этико-философское ​​ осмысление, преломляясь через эсхатологическую библейскую модель  ​​​​ конца света, которую воссоздает писатель, опираясь на систему библейских аллюзий.

Вот кусок повести:

 

«И тихо, покойно лежал остров, тем паче родная, самой судьбой  ​​​​ назначенная земля, что имела она четкие границы, сразу за которыми начиналась не твердь, а течь. Но от края до края, от берега до ​​ берега хватало в ней и раздолья, и богатства, и красоты, и дикости, ​​ и всякой твари по паре – всего, отделившись от материка, держала ​​ она в достатке – не потому ли и называлась громким именем  ​​​​ Матёра?…».

 

Обработка дневников: май 1991-го. ​​ Надо это делать сейчас: с перерывом лет в 8-10, не больше: мой материал уйдет от меня.

 

5 ​​ В печатании дневников приблизился к моему первому путешествию в Европу. Какое событие! ​​ Я все не могу забыть это смятение чувств.

 

6 ​​ Короткое письмо от Блохи. Ничего не понять. ​​ Так взаимонепонимание выросло до неба – и это кажется таким обычным.

 

10  ​​​​ Печатаю в дневниках: моя жизнь в Париже.

 

11 ​​ В электричке ужасный холод, еду в Москву.

Читаю: Кафка «При строительстве китайской стены».

 

Герой одного из фильмов Делона ​​ воскресает на озере Леман.

Туча литературных ассоциаций.

 

Дошел до обработки парижского дневника 1991 года: странный шквал странных обрывков. ​​ Как это привести в порядок? ​​ Этот старый дневник написан на иностранных языках: я их менял для тренировки. Текст развернуто и творчески перевожу на русский язык.

 

1965.

Сдал сопромат - можешь жениться.

Битлак = патлатый.

 

Кафка: «Er hat kein Grund, sich beeinfluessen zu lassen. У него никакого резона поддаться влиянию».

 

Закончены два больших романа - и я все не выберусь из образовавшейся пустоты.

«Ада» Набокова:

- «Я натяну его глаза на одно место».

В детстве часто говорили:

- «Глаз на жо-у натяну, телевизор сделаю».

А как сказал премьер Черномырдин?

«Где вы его взяли? Положите его в одно место».

 

13  ​​​​ Я не могу встать и честно сказать:

- Реальность, я тебя принимаю!

Сказать так пока что значит ​​ умереть.

Словно б этим социальным кошмарам никак не выйти из моего мозга.

 

14  ​​​​ Старый Новый год.  ​​​​ Печатаю дневники. ​​ Мыслями в летнем путешествии.

 

16 ​​ В дневниках – декабрь 1991-го. Так проживаю прошлую жизнь. Вот в такой странной форме происходит мое примирение с прошлым.

Подумать только, как много мне дано!

Я не могу печатать именно потому, что нет огромного внутреннего напряжения, заставляющего оставаться человеком и творцом.

 

Вот пишу в этот дневник – и кружится голова. Я пишу больше, чем успеваю печатать.

Важно попасть в цикл своего организма, чтоб не вылететь с орбиты.

 

20  ​​ ​​​​ Странно, что мое физическое существование привлекает мое столь страстное внимание;  ​​​​ я ​​ как бы противлюсь этому, но ничего не могу поделать.

Причем тут литература?

Но она оказывается на втором месте – и это мне странно.

 

Ритм моей жизни я, чудится, открыл в стихах Блока – и сей ритм более не покидает меня.

 

22  ​​​​ «Ада» Набокова.

 

Граф Лейнсдорф сомневается в обладании и образовании. 20 глава второй части «Человека без свойств».

 

23  ​​​​ Кто самый богатый в мире? ​​ На третьей строчке - Майкрософт! ​​ То самое, что изменит и мою жизнь.

А куда ж я денусь?

Пятая строчка – Кока-кола.

Газпром – 91-ый.

Лукойл – 224-ый.

 

Я уничтожил рассказ о ​​ певичке ​​ Гинтари, потому что я там нагло лгал и о себе, и о ней. ​​ Меня ​​ потрясает моя способность поклоняться всему самому ничтожному.

Этот рассказ подтверждал мою неразборчивость и низость.

Мне стало стыдно – и я его выбросил.

Более того, я усомнился во вкусе моих добрых знакомых: Лотманов: и Лидия Михайловна, и ее дочь похвалили столь пустой рассказ.

Это уж слишком!

 

Я столько дряни ​​ написал сегодня в дневник, что стыдно.

Откуда эта способность все переживать в строчках?!

 

26  ​​ ​​ ​​​​ Откровения Гладилина.  ​​​​ Признался, что эмиграция его приняла не как писателя, но как диссидента.

Таково наше прошлое.

Это охладило и мое желание остаться во Франции: надо будет проклясть Россию!

А если я не хочу, господа?

Тогда сдохни с голода.

Гуляя с сыном, читал «Путешествие по Гарцу» Гейне. Такой современный стиль!

 

27 ​​ Чужи (а не «чужие») люди – дремучий лес.

 

Словно кто в брюхе на дрожках ездит!

 

Мир окаменел в ужасе и скотстве.

Это не только образ, но и настроение.

Я пишу – и мир оттаивает.

Да! Вот они, эти первые образы рассказа «Мама».

Так мир мне предстает как Целое.

Я думаю, старость сделает это Целое теплым, но до нее надо дожить.

 

29  ​​​​ «Разговоры с Гете» Эккермана.

 

«Разговоры с Бродским» Соломона Волкова.

 

30  ​​​​ Напечатал важный пустячок «Дите». Тут и память о «Карамазовых» Достоевского, но и ясный путь к моему дальнейшему опрощению.

 

Андрей, поклонник ​​ Жени Кравченко, пообещал сканировать мои произведения.

Неужели такое возможно?! Это будет первый шаг в сторону новой эры.

 

Мои материалы ко ​​ «Дню гнева» сами собой распались, а «Дите» готово.

Этот рассказ - признание Достоевскому: столь большое влияние он оказал на меня.

Рассказ «Весна в Москве» - о предсмертной, последней весне Нереева, великого танцора.

 

«Дите» - молитва этому миру.

 

ЧЕХОВ

 

«Весной».

 ​​​​ 

Да верит ли сам Чехов в свой рассказ, в свою мысль? Зачем ему верить? Такие «глупые» задачи он себе просто не ставит. Скорее, сторонится определенности. Везде ровен, везде хранит свою позицию просто внимательного человека. Такое внимание уже не покажется равнодушием! Откуда у него естественность юмора? Смотришь немое кино – и поражаешься, как они «нагоняют» выразительности. Так поддают пару в бане! Чехов возвращает желание читать книги. Он – среди нас и пишет о нас.

 

Святой ночью.

 

Нежный Чехов. Добивается чистоты чувства. Возница Иона и СН противостоят точной зарисовке (вроде «Толстого и тонкого»). День за городом. «Раздался раскатистый удар, и Фёкле кажется, что что-то, большое, тяжелое и словно круглое катится по небу и прорывает небо». Чехов любит воплощения. ​​ «Что-то»! Кажется, Фекла увидит его и назовет. Ведь названы богатыри в «Степи».

Видно, как Чехов ​​ утяжеляет текст. Это от Толстого, которому Чехов ​​ искренне поклонялся. Почему? Эпоха любила Толстого, а вот Достоевский оставался ее пасынком. Чехов просмотрел Достоевского, а теперь именно они приятно спорят в значении.

Муж.  ​​ ​​ ​​​​ 

 

Хорошо взаимодействие Анны Павловны и к-ских дам. Диккенсовское манихейство Чехов и создает, и разрушает на наших глазах.

 

Несчастье. Движение чувств. Страсть картинно побеждает разум. Чехов не чувствует, как скоро революция снесет эти чувства, как карточный дом. Я нахожу и в себе реликты этих выброшенных эпохой чувств. Ч понимает, что в чувствах лжет.

Лжет именно в прозе, где слишком много говорится о любви. Страсть – и Ванька Жуков!! В этом Ч. Тут он – мой учитель. «Согрешим хоть раз в жизни»! «Поплелась, как собака с отдавленными ногами»!

 

Володя.

 

Тема поставлена – и это уже чудо! «Митина любовь» Бунина – о том же. При этом Бунин ответил на вопросы, поставленные ​​ Чеховым. И для меня в юности казалось ужасным близость без огромной, сияющей любви. Без этого воодушевления, боюсь, не сложилась бы вся моя жизнь.

Ночь любви сменяется отвращением.

Чехов, как врач, ограничивается констатацией факта. Вот бы сюда анализ!

Но Чехов ​​ не ценит свой талант, как божий дар. Ему важно показать, что реальность обманывает. Володя пуст, но почему и в близости он натыкается на пустоту? Его смятение чувств так велико, что не дает почувствовать удовольствие.

 

Драма.

 

Тут и форма, и содержание – одно. Ч пишет в спешке, но иногда форма получается идеальной – за счет таланта.

Счастье – еще один вариант «Степи».

 

Записки вспыльчивого человека.  ​​ ​​​​ 

 

Видно, как Чехов ​​ приучал себя к женщинам.

И ему это что-то уж слишком нравилось.

В иных его рассказах женщины вызывают столь естественный ужас («Ада»)!

Читая ПСС Чехов видишь, как он творчески побеждал в себе этот ужас. Видишь, как взросление освобождает от низких чувств.

 

Доктор.

 

Кусок современной пьесы. Что-то, кажется, шведское в таком строе мыслей. А кто мне открывал глаза на семейные отношения? Разве не Бергман, Ибсен и Стриндберг?

Сирена.

 

Изначально западная эстетика не разрабатывается. Казалось бы, прямой путь к «Большой жратве» Феррери, - но нет!

У ​​ Чехова дар скольжения. Да, Пушкин входил глубже в то, чего касался, но он оставался барином. Все-таки чувствуешь, что своих крепостных девок он считал своей собственностью, а нам просто не понять таких чувств.

Пушкин потому и глубок, что он - из эпохи просвещения: когда разломы еще не стали частью цивилизации.

Наши проблемы в отношениях с женщинами Пушкину неведомы, а вот ​​ Чехов ​​ их знает очень хорошо.

Знает, но описывает бегло, впопыхах.

Казалось бы, Лев Толстой мог остаться учителем, но его глубине недостает ни ясности, ни сомнений. Высокая духовность кажется слишком самобытной, неприложимой к реальной жизни.

 

Беглец.

 

Было со мной в мои семь лет. Пашка спасается от неопределенности.

 

Старый дом.

 

Нравы московской коммуналки.

 

Поцелуй.

 

Комментарий к «Трем сестрам». Военная среда. ​​ «Талия порядочной женщины» или «Крупичатая дама».

 

Спать хочется. ​​ 

 

Это яркое выражение ужаса поражало еще в детстве.

 

Степь. ​​ 

 

Одно из любимых произведений детства. О Природе, о Вере, о Человеке. Моя вера в детстве! Язычество человечества в ясном выражении.

 

Убили ужа = нарушили древний обряд. Этот рассказ часто «приходил» ко мне в скитаниях. Словно б я в степи и слышу далекие шаги, и вижу, как из грозы выходят богатыри.

Чехов ​​ уловил в жизни черту, которую я так и не смог почувствовать: мощь жизни. Словно б уже сам факт, что ты живешь, гарантирует твое прикосновение к мощи жизни.

Поразило, что богатыри возникли вне сказки. Конечно, я сначала подумал, что это – из любви к Пушкину («В чешуе, как жар, горя, 33 богатыря»). Но ведь это глупо! Чехов пишет о ребенке, чей мир всегда сказочен.

 

Огни.

 

Мотивация нелепа, но нравится.

Чехов ​​ убеждает, даже когда он плох. Действие словно б обрывается в театральную сцену. Нет эпического размаха «Степи», но это и хорошо.

 

Именины.

​​ 

Ольга Михайловна оскорбляет, потому что ей больно. Истерия из-за разочарования.

 

Припадок.

 

Васильев бродит вдоль Яузы, хочет в нее броситься. Проститутки в воображении героя: «Они давили его, как горы давят землю». Но почему так примитивно?

Неужели Чехов ​​ не читал французскую литературу? Уж какие кошмары описывает Бодлер, но ясность описаний поражает.

 

Сапожник.

 

Переходный рассказ.

По-старому  ​​​​ Чехов ​​ не может смеяться. По-новому не научился.

 

Княгиня.

 

«По утрам она любила лежать в постели и думать о мужчинах».

Издалека, вообще, персонажи ​​ Чехов ​​ близки, но в их начинке что-то толстовское. Словно б Чехов ​​ и тут спорит с Толстым, с трудом избавляясь от преклонения пред ним.

Чехов ​​ не дает определенности. Он застывает пред бездной – и как это похоже на нас!

 

Скучная история.


Серебряков в прозе! Конечно! Разве удивительно, что один образ «обкатывается» как в пьесах, так и в прозе? Ясный разрыв с разночинной литературой.

 

Гусев и Воры – два плохих рассказа.

 

Брат Чехова умер – и он едет на Сахалин.

Очевидно,  ​​​​ Чехов ​​ был запутан критикой. Хвалили плохие рассказы, ругали хорошие. Толкотня, а не жизнь.

 

Дуэль. 1892.

 

Вот это глубина! Не оторваться. Фон Корин, его речь о Лаевском. (Высоцкий о Дале!).

Чехов  ​​​​ понимает всю эту глубину неприязни. Помню противостояние Базарова и Павла: оно казалось совершенно естественным. Так понятно, когда люди не принимают друг друга.

Достоевский: человек – пленник своей идеологии.

Чехов: человек – жертва своей физиологии.

Лаевский перерождается, а вслед за ним – его жена.

Фильм «Плохой хороший человек» стоит особняком. Лучший фильм по Чехов!

 

Жена.

Опять Чехов ​​ рядится в Толстого.

 

Попрыгунья.

Московская художественная среда.

 

Ссылка.

Чехов ​​ описывает самые простые вещи и радуется этому. Удовольствие писать, не думая, что ты – литератор.

 

Палата номер шесть.

 

Иван Громов сходит с ума, потому что мир переполнен насилием. Кажется, Андрей Ефимович чувствует себя до такой степени беззащитным, что сдается «под защиту» сумасшедшего дома.

 

Рассказ незнакомого человека.

Вот и революционер всплывает.

 

Бабье царство.

 

Вот Чехов: все описал! Будто комета: летит, незнамо куда. Пишет и о заводе: уже и он попадает в его круг зрения. Написано плохо, но напечатано. Жить-то надо!

 

Учитель словесности.

 

А это хорошо. Перерождение Никитина: он понимает свою пошлость. Голос Чехова меняется. В прозе так и не дожил до зрелости!

 

Три года.

 

Чудесно. ​​ Лаптев, что мне очень близок, не просто не понимает жену: он не хочет ее понять.

 

Дом с мезонином.

 

Читал в детстве с восхищением. В этом рассказе – вся моя жизнь. В школе, в университете, всегда помнишь его, как легкую зарисовку, почему-то так много рассказывающую о твоей жизни.

«Я не делал решительно ничего».

Это верно только с точки зрения обывателя. И что? Ч. легко отдает ему первенство.

В этом рассказе есть мощь признания в любви. Вот так любят в этом мире: мечтают. Больше любят свои мечтанья, чем саму женщину, потому что заранее известно, что она не выдержит предложенную ей красоту.

Так вот почему я люблю Чехова! Вот почему все силы души напрягаются, когда слышишь о нем. Мне под пятьдесят, и он – самый близкий, потому что слишком многое угадал во мне. ​​ В нем нет горечи: он показывает ужас обыденным, ежедневным, незаметным. В жизни столько забот, что и ужасаться-то некогда!

 

Никакой позы. Сколько искренней позы у Толстого, у Достоевского, а у него этого и на дух нет. Тут есть сила: в этом жестком, точном взгляде на жизнь. Почему о Чехове думаю не меньше, чем о Нем? Это смущает. Всю свою слабость несу Чехову, а не Богу. Ведь надо, чтоб кто-то из живых, близких разделил боль. Что Ему говорить, что Его любишь?! Как бы ты посмел Его не любить? А Чехов – друг, его можно любить и в туалете: он не обидится.

 

Вот как много дала Мисюсь!

Я не встречал женщин, которым бы понравился Чехов. Его проза ранит, они беззащитны пред этой философией жизни. Почему Чехов смеется над Турчаниновыми? Может, потому, что видит в литературе ремесло. Персонажи Чехова всегда включены в реальность. Чехов все время подчеркивает, когда пишет о художнике: «Я ничего не делал». В этой фразе – весь Чехов: именно по деятельности его эпоха оценивала людей. И вот этой оценки не стало.

Теперь человек, если даже он работает много, если он и много сделал для других, все-таки считается, что делал все это он, прежде всего, для себя.

 

Мужики.  ​​ ​​ ​​​​ 

Почему и тут Чехов ближе Толстого?

В овраге.

Близко к Куприну. И на самом деле, Чехов породил много стилей своей манерой прилюдно искать стиль. Он доказывает, что стиль – это человек. В этом рассказе Чехов рассыпается на яркие, сочные краски. Рассказ пестроват; повествование, чудится, вот-вот опустится до спора с «бытовиками»: Лесковым, Мельником-Печерским и др.

 

Дама с собачкой.

 

Хорошо прочерчена тайна любви. Почему людям хорошо вдвоем? Никто не знает. Фильм Хейфеца – советский шедевр. Тайна любви нашла адекватное выражение в кино! Если у Чехова герои меняются под влиянием любви, то в фильме побеждает серость, скука жизни.

 

Святки.

 

У эпохи нет критериев, как писать, а сам Чехов ​​ их выработать не может.

 

Архиерей.

 

Чехов ​​ выказывает знание жизни вообще и литературное мастерство, чем знание жизни реального архиерея. Предстояние перед смертью.

 

Невеста.

​​ 

Черновики показывают, что рассказ писался трудно. Все-таки, ​​ Чехов ​​ добивается его гладкости. Замысел внезапно сваливается на Чехов, времени для его воплощения не хватает. Странно видеть столь явную слабость, неспособность справиться с материалом. Но это и ценно!

Чехов ​​ доверяется инстинкту, он не способен, как Достоевский, разрабатывать сюжет. Разве это не дар? В течение дня пишет рассказ, который потом печатают.

Чехов  ​​​​ – гений набросков.

Так что он весь – прорыв в 20 век.

От «неба в алмазах» так ли далеко до всемирной революции? Конечно, далеко. Мечта Чехова не предполагала насилие. У Чехова еще нет груза кошмаров. А ведь они уже и в 19 веке обозначены!

 

Анна на шее.

 

Фильм колеблется между водевилем и драмой. Как она меняется до «Пошел прочь, болван!»!

 

Остров Сахалин.

Все слабости Чехова!

Ада.  ​​ ​​​​ 

Она сразу и интересна и пошла, как многие женщины Ч.

 

Безотцовщина.

 

Творчество.

Берковский: «Только в мире, где мыслят не словами, а вещами, «Овсов» может оказаться «лошадиной фамилией».

У Чехова нет разделения на высокое и низкое. Духовное и материальное – на равных правах.

 

Драматургия.

​​ 

«Дядя Ваня».  ​​​​ 

 

Почему «Дядя Ваня» БДТ так жалок рядом с фильмом, где Смоктуновский?! Значит, есть нечто возвышенное в характере «Вани», и сам спектакль или фильм не должен опускаться до бытописания. И профессор Серебряков ​​ в БДТ, сыгранный Лебедевым, ​​ слишком натуралистичен. Как Товстоногов не заметил, что Евгений Лебедев слишком утяжеляет его фильмы?

Пришло поколение, которое непременно это заметит и плюнет вдогонку сгинувшему БДТ. Так Чехов определяет меру бездарности, и его приговор слишком суров для знаменитого питерского театра, так блиставшего во времена моей молодости.

 

Февраль

 

1 ​​ Вот-вот опубликуют ​​ дневники ​​ Михаила Кузмина, три тыщи страниц. ​​ Он играл столь большую роль в тусовке начала века, а мне совсем не нравится.

 

Бродский:

 

Душа, как в девках, заждалась,

Готовая озлиться.

 

Не понимаю, хоть и ценю.

Потом идет «приземлиться». Может, просто тянул на рифму?

 

2  ​​ ​​ ​​​​ Вот «Аду» и прочел – и от Набокова, как всегда, впечатление столь же большое. Сколь и сумбурное.

Интеллект его – всегда капельку избыточен: разрывает текст.

Не понимая этой изощренности, я все же ценю ее.

Я бы больше разделил философское и саму литературу.

А то Набоков недоступен: особенно трудны для понимания его реалии.

В «Лолите» автор – преподаватель средней руки, а все же он безумно начитан!

Просто безумно.

Мне нравится, но что это для обычного читателя?

 

3 ​​ «Декабристки» Некрасова.

Это все равно моя литература – никаких сомнений.

 

Роман Гари. ​​ Биография интереснее произведений, но и ее не посмотреть: слишком поздно.

А что делать? У многих людей случается такое.

Вот Константин Симонов, к примеру.

 

5  ​​​​ Трехтомник Некрасова. Очень близко.

Это все-таки истоки, в отличие от Набокова, к примеру.

Вот загадка: почему мир Некрасова и Джойса мне близок, а Набокова ​​ - нет.

Некрасова охотно читал в детстве.

Особенно помню «Рыцарь на час».

 

Сартр обаял именно своей личностью: куда больше, чем своими писаниями.

Вот читаю его – и чувствую, как мало мне досталось: все – умно, но далеко не все - оригинально.

Эксплуататор эпохи.

А я вот не могу тусоваться, не могу разбавлять себя.

И люблю таких же, как я.

Смоктуновского, например.

А было б естественно любить Михаила Казакова: так много он тусуется.

Для меня это совсем не «естественно».

 

Европейцы ужасны своей любовью к советскому строю. Они освятили насилие! Им было духовно удобно, что сотни миллионов насиловались во имя какого-там «светлого будущего».

Это шелуха истории забудется! Но другое дело, что левизна найдет новые формы для своего жалкого расцвета.

Цветите, гады!

 

6 ​​ Дневники Блока. Кошмары 1918-го.

 

Мой рассказ «Весна в Москве».

Приятие мира сливается с приходом весны, старик тает в воздухе. Он нарочито порочен: так приятно порочен, что это его самого заставляет смеяться.

 

Пушкин о Питере:

 

Полночных стран краса и диво.

 

С восторгом!

 

Вышел двухтомник Берберовой.

 

7  ​​​​ Записи Блока:

 

14 ​​ апреля 1919: «Моя смерть – ее (( Любы )) актерничанье».

 

15 апреля: «Ночью – раздирающий крик на Торговой».

 

9  ​​ ​​ ​​​​ ИБ ( Иностранная библиотека ) – литературные журналы.  ​​ ​​​​ «Знамя», «Иностранная литература», ​​ «Новое время».

 

Андрей ​​ Лебедев, преподаватель Энергетического института, сделал копию моего короткого рассказа, якобы для печатания во Вознесенской газете (он – оттуда).

 

10  ​​​​ Умер Лакснесс, автор «Исландского колокола».

 

Перечитываю.  ​​ ​​​​ По ​​ третьему разу. Хорошо выписанный трагизм 19 века.

13 Атис у Катулла.

Сильно впечатлило Блока.

 

Super alta vectus

Atys celeri rate maria...

 

Два ключевых глагола:

Veho ​​ vexi, vectum, ere везти

Reor  ​​​​ ratus sum, reri считать, думать, полагать.

 

Атис - греческий бог, в безумии оскопивший себя и погибший!  ​​​​ Из ​​ его крови ​​ растет весенняя зелень.

 

Молли сказала «Да! Yes!».

 

Блок, 11 мая 1921:

- «Мама в Луге».

Наверняка, поехала на подкормку.

25 мая:

- Эти пять месяцев усталость и тоска загрызали.

18 июня:

- Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди.

 

Так вот и задумаешься о смерти!

 

15  ​​ ​​​​ Событие – день рождения любимого стихотворения. В этот день в 1887 году Фет написал:

 

Когда читала ты мучительные строки

Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом

И страсти роковой вздымаются потоки, -

Не вспомнила ль о чем?

 

И потом –

 

Там человек сгорел.

 

События 1970-го:  ​​​​ Нобелевка – Солженицину. Наполовину обновлена редакция «Нового мира».

 

Почему я пишу ​​ о любви? Не потому ли, что так много мечтал о ней? Не потому ли, что не способен на большое чувство?

Универсум, Целое, Небо забирают мою любовь, а людям остается мало.

Кстати, мало остается и мне самому: человеку надо бы любить себя.

 

16  ​​ ​​​​ Пушкин, 1821:

 

Ищу вознаградить в объятиях свободы

Мятежной младости утраченные годы

И в просвещении стать с веком наравне…

 

Надо ж, как красиво!

 

Дневник веду на польском.  ​​​​ Надолго меня не хватит.

 

Пушкин:

 

Безумным возмутит укором его развенчанную тень.

 

Тень Наполеона.

 

Блок:

 

И встанет пред тобой укором

Моя ​​ развенчанная тень…

 

Это он написал жене.

Так хороши, так огромны эти переклички в образах.

 

17 ​​ «Он всяк день, господа, с трех до пяти у полюбовницы».

 

19  ​​​​ Ты умрешь, но прежде иди в эти залитые солнцем поля. Растворись в весне, пусть она тебя утешит.

Сегодня вот в полях увидел разодранного котенка. ​​ Как он сюда попал?

 

21  ​​​​ Из предисловия к моему изданию Данте.

Исследователь Местика ​​ считает, что ребенка Данте очень впечатлил рассказ об аде.

Я могу себе представить, что именно ад, представление о нем формировали ум Данте.

 

«Осенняя песня» Лорки.

 

24  ​​​​ Год со смерти Синявского.

Его литература более принята в Штатах, чем в Европе.

Магический реализм, но без мощи Маркеса.

 

«Прислонившись к камину leaning against the fireplace» из «Портрета».

 

Пишу «Двойной нуль».  ​​​​ Уже сейчас пужают, что приход 2000-го разладит все компьютеры.

 

25 Петроний, «Пир», 43. «Trimalchio autem miti».

Выписан большой кусок, но уж сюда не несу.

Зубцаю и «Золотого осла».  ​​​​ Идет трудно.

 

26  ​​​​ Горенштейн о ФРГ:

- «Ползучий империализм».

 

В какой-то день хочется ​​ покоя.  ​​​​ Написал вторую часть «Двойного нуля».

В полях, как обычно, - RL ​​ или DW.

 

28 ​​ «Баллада» Лорки.

 

МАРКЕС

 

Продолжение работы ​​ над ​​ романом Маркеса «Сто лет одиночества».

 

17 глава.

«Урсуле пришлось затратить немало усилий, чтобы выполнить свое обещание и умереть, как только перестанет дождь». И эта смерть - обстоятельно.

 

Нераздельность Урсулы и Дома. ​​ После ее смерти дом начнет неумолимо разрушаться. ​​ Кошмары его разрушения доверены Фернанде.

 

«Хосе Аркадио Второй продолжал разбирать пергаменты. Сквозь спутанную гриву волос, спускавшуюся до подбородка, видны были только зубы, покрытые зеленоватым налетом, и неподвижные глаза».

Не для слабонервных этот парад кошмаров.

 

«Наладили примитивное лотерейное предприятие». Возобновление общественной жизни в такой форме.

Позже в названии вылезет пародийность: ​​ 

«Лотерея Божественного Провидения».

 

Развертывание спирали некоего мифического Времени.

 

«Их старая расшатанная кровать из пьедестала для любовных безумств превратилась в приют для конфиденциальных разговоров».

Комичное продолжение старой любви.

 

«Оба они, сами того не сознавая, думали о Фернанде как о своей дочери».

Комично! Уходят все противоречия.

В целом, это все ​​ жалкие манипуляции. Словно ​​ б автор повернул к финалу и нарочито старается, чтоб это не выглядело слишком прямолинейно.

 

Маленький Аурелиано. «Ребенок был записан как подкидыш».

На ​​ него натыкается Урсула.

«- Я Аурелиано Буэндиа, - сказал он. - Верно, - ответила она. - Уже пора тебе приступить к изучению ювелирного дела. Она снова приняла его за своего сына».

 

«Заходя в спальню, Урсула ​​ всякий раз заставала там целое общество».

Своих предков.

 

«Урсула постепенно высыхала, превращаясь в мумию еще при жизни, и усохла до такой степени, что в последние месяцы своего существования стала напоминать сморщенную черносливину, затерянную в ночной сорочке, а ее неизменно вытянутая рука сделалась похожей на лапку мартышки».

Предсмертное усыхание моего отца до сих пор тревожит меня.

 

«Санта София де ла Пьедад была убеждена, что Урсула может скончаться с минуты на минуту, так как в эти дни в природе наблюдались какие-то непонятные явления».

Так что же эти заигрывания с Библией? И в целом, смерть Урсулы как-то неправимо комична.

 

Похороны Урсулы совпадают с мором на птиц.

Чудовище.

«Мертвый напоминал скорее даже не человека, а захиревшего ангела; у него были чистые и тонкие руки, огромные, сумрачные глаза, а на лопатках - две мозолистые культи». ​​ 

Нечто человекоподобное.

Так со смертью Урсулы вырождение становится все очевиднее.

Нашествие несчастий – отсылка к Апокалипсису.

 

«В конце года скончалась Ребека». События сыплются как град.

Ее дом.

 

«Дух разрушения слишком глубоко внедрился в это здание».

Характерно, что из текста вовсе исчезают фразы.

 

Опять чума!

«Вялые, медлительные люди не могли противостоять ненасытной прожорливости забвения».

«Как раз в ту пору в Макондо вернулись цыгане». Возвращение в начало романа.

 

Еще мор - сон. На новом витке Маркес повторяет прежнее содержание романа.

 

Болезнь Фернанды. Почему «целители» - незримы?

 

Достоверная история, ее воскрешение вложены в уста мальчика.

 

«Аурелиано Второй проснулся в полночь от приступа кашля и почувствовал, что его изнутри разрывают железные клешни огромного рака».

Так описан рак горла!

 

«Голос его ослабел, становился все глуше и, наконец, перешел в собачье хрипенье».

Из этого ужаса, ясного приближения смерти рождается его ​​ «мысль организовать сказочную лотерею».

Из страха - в сказку!

 

Сборы ​​ Амаранты Урсулы. Какую свежесть несет этот персонаж в общее разложение!

 

Конец истории Аурелиано Второго и Петры Котес.

 

Смерть братьев.

«В смерти они снова сделались такими же похожими друг на друга, какими были в юности».

Зачем это нанизывание кошмаров?

Исполнение пророчества.

 

18 глава.

 

Юноша и Мелькиадес! Они встречаются, чтоб связать времена!

«Старик был словно воплощение некоего смутного образа, хранившегося в памяти Аурелиано еще задолго до его рождения».

Тут нет возвышенности, божественности, сакральности образов, но чарует прямолинейность решений Маркеса. Правильно! Без этой прямизны роман не получился бы.

Комментаторы говорят о пророчествах Нострадамуса.

Такую вот гремучую смесь сотворил Маркес.

 

Наследственность воспоминаний.

 

Приятно, что мелькают Мильтон и Тассо.

 

«Мелькиадес появлялся все реже и становился все более далеким, постепенно растворяясь в слепящем полуденном свете».

Мистерия.  ​​​​ Как бы растет определенность смерти, когда герой покидает и воспоминания.

 

«Сокращение числа обитателей дома, казалось, должно было бы облегчить Санта Софии де ла Пьедад тяжелое бремя повседневных забот».

Маркес подбирает концы, закругляет их, чтоб достойно выбраться из романа.

Сухие, рациональные операции. Тут уж не до вдохновения прошлых глав.

 

Но что мы знаем об этом персонаже? Она всегда была в тени.

«Единственным человеком, помнящим о Санта Софии де ла Пьедад, была Петра Котес, которую она так ни разу и в глаза не видела. Петра Котес всегда - даже в тяжелые дни, когда ей с Аурелиано Вторым приходилось ночами колдовать над ​​ скудной выручкой от лотерей, - заботилась, чтобы Санта София де ла Пьедад имела приличное платье и пару добротных башмаков, в которых не стыдно было бы выйти на улицу».

 

Прекрасно о старости дома.

«Стены его покрылись нежным мхом, весь двор зарос травой, под напором сорняков цементный пол галереи растрескался, как стекло, и сквозь трещины пробились те самые желтые цветочки».

Еще одна эпидемия: рыжие муравьи.

 

«Не имея ни времени, ни сил противостоять неистовому натиску ​​ природы, Санта София де ла Пьедад проводила целые дни в спальнях…».

Такова Природа: она безумна, она все разрушает.

 

«Даже оставшись одни в доме, Аурелиано и Фернанда продолжали жить, замкнувшись каждый в своем неразделенном одиночестве».

 

«Вещи словно играли в прятки».

 

Став главной в доме, Фернанда сразу лишается своего достоинства.

Тут появляется пародия на современную семью, где все разобщены и все в чем-то против друг друга.

Тут уже нельзя не вспомнить, что роман - о семье, о ее разрушении.

 

Фернанда пишет письма: ​​ «твердое и неистовое скрипение пера по бумаге».

Боже, как же это близко! Маркес указывает на безумия, которые я понимаю слишком хорошо.

 

Какой стала Фернанда?

«Старуха сверхъестественной красоты, в пожелтевшей горностаевой мантии и с позолоченной картонной картонной короной на голове».

Это не просто кошмар, но самый жалкий из всех возможных.

Корона - ​​ на голове! Намек на неестественность.

 

«Просто королевские одежды стали для нее средством пробуждения памяти».

Так это средсво не сойти с ума, помнить о себе! Чудовищные, но верные, захватывающие краски.

 

«Ее сердце - комок слежавшегося пепла - успешно сопротивлялось самым тяжелым ударам повседневных забот, но рассыпалось под первым натиском тоски по прошлому». Хорошо, что и Фернанде достается лирический кусочек.

 

Смерть. ​​ 

«Кожа у нее стала белой и гладкой, как мрамор».

Неужели святость?

 

Потрет Хосе Аркадио. Он приехал наследовать мать, продолжать ее.

 

«Четыре месяца кипятил ртуть».

Тело все же разлагается! Не святая. Отмечаю, потому что Фернанда более всех рвалась в святые, в избранность.

 

«Казалось, что это не книжная лавка, а братское кладбище старых книг».

 

Хосе Аркадио.

«В других помещениях дома его внимание привлекли

только статуи святых на домашнем алтаре, они ему чем-то не понравились, и однажды ​​ вечером он снял их с алтаря, вынес во двор и сжег дотла на костре».

Какая символичность! Сжигаются символы Фернанды и, чудится, ​​ сама мать.

Маркес не развивает повествование, но прощается с ним.

 

Что за образ «человек, который прочел все книги»? Намек на Малларме?

 

Инцестное безумие?! Не без этого. Помешан на воспоминаниях о тете.

К счастью, мои тети, ​​ да и все мои родственницы были столь ужасны, что на них соблазниться было бы странно.

Женщины меня не соблазняли, но разочаровывали.

Гомосексуальные порывы Хосе. Маркес огибает все сексуальное на крутом вираже. Мол, не до этого! Так, мол, и вообще роман не кончу.

 

Трагедия Хосе Аркадио.

«Еще не прочитав завещания Фернанды, которое представляло собой всего лишь подробный и ​​ запоздалый перечень бед, он уже по виду развалившейся мебели и заросшей сорной ​​ травой галереи догадался, что попал в западню, откуда ему не выбраться.

Никогда ​​ больше он не увидит алмазный свет римской весны, не вдохнет ее воздух, пропитанный древностью. В часы бессонницы, вызванной изнурительными приступами астмы, он ​​ снова и снова измерял глубину своего несчастья, бродя по мрачному дому, где старческие ​​ выдумки Урсулы внушили ему в свое время страх перед миром».

Жизнь – как ловушка. ​​ Это мне близко.

 

«Находка сокровища была как яркая вспышка огня среди ночной тьмы. Но вместо того, ​​ чтобы осуществить мечту, выношенную в годы нищеты, и вернуться в Рим с этим неожиданно свалившимся на голову богатством, Хосе Аркадио превратил дом в декадентский рай».

 

Но какая же «оргия»? Скорее, ее отсутствие.

 

Аурелиано Влюбленный. ​​ Убийство этого Буэндия и смерть Хосе Аркадио – штрихи к Апокалипсису.

 

Март

 

2  ​​ ​​ ​​​​ В ночи перечитываю «Казимира Станиславовича» Бунина.

Вот так проснешься в ночи и почувствуешь, что твоя собственная смерть – с тобой рядом.

Пока что Она – не зовет меня.

Спасибо, Боже.

 

«Слова» Сартра и «Дневник» Бернаноса.

 

Лебедев приглашает меня на литературный вечер в Воскресенск.

 

3  ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Портрет» Джойса. 5.1.

Огромно  ​​​​ ощущение пути. Стивен взлетел. 15 лет знаком с этим произведением, а оно только разгорается: все больше.

 

Иногда моя жизнь настолько мирна и тиха, что не узнаю себя.  ​​​​ Надо же! Мне всего-то и надо для счастья, что тишину.

 

4 ​​ Поля.  ​​​​ Тонкий наст снега.

 

Все пытаюсь написать «Двойной нуль» - и не получается, хоть полно материала.

 

«Путешествие по Гарцу».

Слишком дорога и приятна эта ирония Гейне.

Вот у Бродского совсем нет этой политической иронии.

Дальше, чем

 

Но ворюга мне милей, чем кровопийца

 

дело не пошло.

Почему его герой зримо как бы выедается, опустошается эпохой?

 

5 ​​ Много заклинаний и молитв, что не несу сюда. Ну да, это было чувство – и оно ушло.

Не стоит его фиксировать.

 

Виктор Ерофеев ​​ куда больше доверил своей Судьбе создавать его, но он сам мало создавал свою Судьбу.

Чувствуется этот перекос.

 

9  ​​​​ Мне все кажется, что гроб отца был опущен слишком поспешно – и это меня смущает. ​​ Хоть ​​ прошло 28 с лишком лет.

 

Такой ровный текст, но в туче листков, кои и есть мои дневники, ​​ строчки налезают одна на другую, а мысли часто не доведены до конца.

Десятки тысяч трепетных листков!

И – мой корявистый почерк.  ​​ ​​​​ Как  ​​​​ у Набокова в «Лолите»: «коровистая мать».

 

10  ​​​​ Много набросков об ужасе толпы.

 

11 ​​ Даль:  ​​​​ Не заноси руку на ведьму, а бей наотмашь.

 

12 ​​ В ​​ Выре имение Набокова вернули его сыну Дмитрию.

 

13 ​​ Таяние превысило все разумные пределы.

Так и в моем рассказе «Двойной нуль»: не удержать сюжет.

Или я перестал понимать, о чем пишу?

 

Блок:

- «Если вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущем».

Верно.

 

Гомичество Кузмина:

- «Кони, стонущие с нежным ржанием».

Противно.

 

14  ​​​​ Прочесть бы полного Блока!

 

Как восхищает легкость Пушкина!

Вспомнишь – и радостно подпрыгнешь.

 

1974: Солженицын высажен в ФРГ.

А я? Я уже женат и начинаю играть на фано. Посещаю и театральную студию в ЛГУ.

 

16  ​​​​ Во ФКЦ ​​ дают хорошие книги, беру и книги рядом, в Американском центре. Хороши книги из библиотеки Иры Б-ой, ​​ но столь тесное общение с ней очень напрягает. ​​ Нет необходимости! ​​ У меня самого дома – большая французская библиотека.

Андрей назначил день моего литературного вечера в Воскресенске.

 

18  ​​​​ Сын болен, а я все равно пишу.

Так вот бывает, что творчество часто бесчеловечно.

 

Чудовищная депрессия. ​​ Я выскочил в темный, грязный подъезд – и Люда напугалась.

Тут в Истре так трудно прийти в себя!

Если б тут можно было погулять сколько-то цивилизованно!

Темно, страшно, непроходимо.

Только и радости, что дико блуждать в полях.

 

Пишу в литературный дневник, потому что депрессия – литературное чувство.

 

19  ​​​​ Как много дал Пушкин! ​​ А почему? Как это объяснить?

 

21 ​​ Читал Иде стихи Пушкина, а вот добрались до поэм.

 

23 ​​ С раннего утра читаю Музиля.

 

Пушкин, 4 глава «Онегина»:

 

Но ты – губерния Псковская,

Теплица юных дней моих,

Что может быть, страна глухая,

Несносней барышень твоих?

Меж ​​ ними нет – замечу кстати –

Ни тонкой ветрености знати,

Ни ветрености милых шлюх.

 

Забавно, что и я рос среди таких женщин.

 

24 ​​ Вот пишу сквозь болезнь, - а зачем?

Наверно, я боюсь, что из-за моей болезни может не состояться мой литературный вечер в Воскресенске.

 

25 ​​ Какие нежные стали весны! Так и таешь в этой нежности.

 

Болезнь готовит к смерти.

 

27 ​​ Завтра еду в Вознесенск на литературный вечер.

 

Даль: У тебя иванчики скачут.

 

Закончил «Двойной нуль». Очень не нравится, а что менять, не знаю.

 

28 «Подлинная ​​ real жизнь Себастьяна Найта».

 

real

I ​​ 1. прил.

1) реальный, реально существующий, действительный

real existence - реальное существование real life - реальная жизнь

2) подлинный, истинный, несомненный, бесспорный; натуральный

3) неподдельный, непритворный; искренний

real thing - первоклассная вещь

the real Simon Pure - не подделка, нечто настоящее

 

2. сущ.

1) (the real) действительность, реальность; реальный предмет

2) мат. реальное число

 

3. нареч.

1) реально, действительно

An opportunity of doing a real good office. - Возможность создать действительно хороший офис.

It looks real nice. - Это выглядит действительно хорошо. Syn: really , genuinely

2) амер. весьма, действительно, очень, сильно, совсем

Syn: very , much

II сущ. реал (старая серебряная монета Испании и испаноязычных стран)

 

Ну да, по словарю «real life - реальная жизнь», но лучше «подлинная».

 

30 Чувства на вечере: вот эти люди тебя понимают - и ты согрет их теплом.

Это чувство столь неожиданно ринулось в душу, что я оказался в депрессии.

Я не привык к человеческому вниманию, я боюсь его.

 

Много и исступленно пишу на природе.

 

МАРКЕС

 

Продолжение работы ​​ над ​​ романом Маркеса «Сто лет одиночества».

 

19 глава.

 

«Амаранта Урсула вернулась в первые дни декабря на крыльях попутных ветров. Она вела ​​ за собой супруга, держа в руке шелковый поводок, обвязанный вокруг его шеи».

Каково начало! ​​ Закачаешься. ​​ Как это «на крыльях попутных ветров»?

 

«Такого человека, как Амаранта Урсула, эти стены еще не видели, она в любой час и при любых обстоятельствах обладала прекрасным настроением и всегда была готова петь, танцевать и выбрасывать в мусорную корзину устаревшие вещи  ​​​​ и обычаи».

Повествование взрывается.

 

Муж – под стать!

«Гастон был не только ярым любовником, наделенным неистощимым воображением и глубоко эрудированным в науке любви, но и единственным мужчиной в истории, который осмелился посадить самолет прямо на усеянный фиалками луг, чуть не угробив себя и свою невесту, только потому, что им вздумалось заняться любовью именно на этом цветущем лугу».

Спасибо Маркесу за эту живость. ​​ Такой ход был просто необходим, чтоб роман не кончился скучно.

 

Аурелиано ищет прошлое. ​​ Он – последний, кто еще что-то ждет от него.  ​​​​ Он – любит сестру! ​​ 

Любовь колдуньи – скорее, договор, чем страстная привязанность.

«Сумасбродные выходки» в борделе.

 

«Несмотря на свою беспорядочную жизнь, четверо друзей по настоянию ученого  ​​​​ каталонца пытались совершить и нечто долговечное».

 

Вот чего Беду-то Достопочтенного приплел?

 

«После этого былая жалость к Гастону обратилась в душе ​​ Аурелиано жгучей ненавистью». ​​ 

Все же есть какое-то движение.

 

А зачем «четверо друзей»? Наверно, еще всплывут.  ​​​​ Комментаторы говорят, было что-то такое в реальной жизни Маркеса.

 

«Там был и белый песик, тихий педераст, выполнявший, однако, обязанности самца-производителя, за что его и кормили».

Ужасно смешно.

 

«В половине пятого Амаранта Урсула вышла из купальни». ​​ Наконец-то сцена любви! ​​ Для Маркеса их отсутствие что-то уж слишком печально.  ​​​​ Кажется, в этой любви слишком много ностальгии по всем Буэндия, по той огромности чувств, что их связывала.

Амаранта так много воплощает, что ее нельзя не полюбить.

 

20 глава.

 

«Пилар Тернера умерла ночью под праздник». ​​ Очередное прощание с очередным персонажем.

Необычайная красота обряда.

 

«В могиле Пилар Тернеры среди грошовых драгоценностей проституток ​​ гнили остатки прошлого, то немногое, что еще сохранилось в Макондо».

Это же и переход к старику.

 

«С ​​ классиками он обращался запросто, без церемоний, словно некогда жил с ними в одной ​​ комнате и знал о них много такого, что, казалось, не могло быть никому известно». Ничего себе! Такие филологические штучки в груде романтической дребедени.

О старике – вставная новелла.

Как вставная челюсть, но приятно.

 

«Альваро ​​ описывал мелькавшие за окном вагона мгновенные картины - это выглядело так, словно ​​ он разрывает на клочки длинную поэму мимолетности и тут же выбрасывает эти клочья в пустоту забвения».

Прекрасно!

А где же сам-то роман?! Как бы он не потерялся за такой красотой.

 

«Аурелиано и Амаранта Урсула… Оставшись одни, любовники отдались безумию долго смиряемого чувства. То была безрассудная, губительная страсть, державшая их в состоянии вечного возбуждения и заставлявшая кости Фернанды в могиле содрогаться от ужаса». ​​ 

Ну, дал жару!

 

Разродился целой поэмой!

«Предавшись языческому обожанию своих тел, они открыли, что у любви в минуты пресыщения гораздо больше неиспользованных возможностей, чем у желания». ​​ 

Конечно, очень интересно.

 

Все-таки, Габриэля не рассмотреть. В комментариях Габриэль читает в Париже Рабле. ​​ Немножко маркес тут затемнил, тут врывается его парижская жизнь, - но она не прояснена.

 

А Мерседес? Тоже непонятно.

«Часто их будила возня, затеянная умершими. Они слышали, как Урсула ​​ ведет битву с законами творения, чтобы сохранить свой род, как Хосе Аркадио Буэндиа ищет бесплодную истину великих открытий…».  ​​​​ 

Здорово! А призраки так и остаются рядом! ​​ Такой вот натуралистичный христианизм.

Или только любовь к искусству?

Поди, разбери.

 

«Это настоящий Буэндиа, из тех, кто носил имя Хосе Аркадио, но с открытыми и ​​ ясновидящими глазами тех, кого нарекали именем Аурелиано. ​​ Ему предопределено ​​ заново положить начало роду, очистить его от гибельных пороков и призвания к ​​ одиночеству, ибо, единственный из всех Буэндиа, рожденных на протяжении столетия, этот младенец был зачат в любви». ​​ 

Прекрасное указание на надежду.

 

«Свиной хвостик»!

Конец ​​ всех надежд?!

 

Амаранта ​​ Урсула мертва!

«Он понял, что душа его не может выдержать тяжкий груз такого ​​ огромного прошлого».

 

«Старик располагал события не в обычном, принятом у людей времени, а сосредоточил всю массу каждодневных эпизодов за целый век таким образом, что они все сосуществовали в одном-единственном мгновении».

 

И дальше – великолепный заключительный аккрд!

«Тут, горя желанием узнать свое собственное происхождение, Аурелиано пропустил несколько страниц. В этот миг начал дуть ветер, слабый, еще  ​​​​ только поднимающийся ветер, наполненный голосами прошлого - шепотом старых ​​ гераней и вздохами разочарования, предшествовавшими упорной тоске…

Аурелиано был так поглощен своим занятием, что не заметил и второго порыва ветра - мощный, как циклон, этот порыв сорвал с петель двери и окна, снес крышу с восточной части галереи и разворотил фундамент…».

А герой-то продолжает читать!

 

«Макондо уже превратилось в могучий смерч из пыли и мусора, вращаемый яростью ​​ библейского урагана, когда Аурелиано пропустил одиннадцать страниц, чтобы не терять времени на слишком хорошо ему известные события, и начал расшифровывать стихи, относящиеся к нему самому, предсказывая себе свою судьбу, так, словно глядел в говорящее зеркало.

Он опять перескочил через несколько страниц, стараясь забежать вперед и выяснить дату и обстоятельства своей смерти. Но, еще не дойдя до последнего ​​ стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству ​​ пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и ​​ стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты.

И ​​ все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится.

Ибо ​​ тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды».

 

Конечно, я не очень понимаю, как будет восприниматься Маркес потом, но кажется, за ним закрепится слава ярчайшего романтика.

И кого же он продолжает, как не своих далеких немецких собратьев?

 

Апрель

 

1 ​​ «Бог и баядера» ​​ Гете. ​​ 

«Он целует цветущие щеки» и т.д.

Мне бы очень хотелось и самому запустить такой сюжет. ​​ В «Иисусе», однако же, мне это показалось и безумием, и кощунством.

 

Ager ​​ viasiis vicanis datus: ​​ земельный надел у консулярской дороги (с обязанностью содержать ее в порядке).

 

2  ​​ ​​​​ Проза Пушкина.

 

Даль:

- ​​ «От изгага (изжоги) жуй гречневую кашу».

3  ​​​​ Джойсу – 34 года: 1916. ​​ Волнения в Ирландии.

 

Опять много читаю на русском.

 

4  ​​​​ Сколько же у меня рассыпающихся текстов!

Вот «Из бездны»: превращается в труху.

 

5 Качество проживания мгновения. Главным остается дар жизни.

 

Весь материал к «Роману в письмах», наверно, уйдет в дневники 1992 года.

Ну, не клеится роман.

Ничего не поделаешь.

 

6  ​​​​ Катулл. Quoi dono lepidum...

 

Люда сурово раскритиковала «Двойной ноль». Правильно.

 

Вроде бы, отношения с Лебедевым разорваны, но он все еще объясняет моей жене, как я плох. В частности, я прожорлив.

 

Лорка.

 

7 ​​ Материалы к «Орфею».

 

Ответ Шарлетте: на французском, на десяти страницах.

 

DW  ​​​​ рассказывает о Дале, создателе словаря.

 

ДЖОЙС

 

«Портрет» Джойса.

 

5.2.

 

Предыдущая глава получилась неприлично большой, зато тут легкость и изыски.

Вдохновение, растворенное в Христе? Стивена покидает ясность, он наслаждается блужданием. Но где же ужас жизни, столь разлитый в ​​ 5.1? Его нет: он побежден радостью творчества.

 

Еще 15 лет назад я это понял - и потому возлюбил «Портрет» безмерно. В «Улиссе» уже не до творчества!

5.2 написана прямолинейно, но радостно. Да! Это самое важное, ведь эта творческая радость - главный герой.

Призрак девушки соблазняет его, но и наполняет его жизнью. Горечь растворяется в общении, в разговорах.

 

5.3

 

В полете птиц - рыдания матери. Большие диалоги пронизывают весь роман, но мне этот цемент, связывающий весь роман в целое, не кажется надежным. Кто он, этот Кренли, зачем его так много?

 

5.4

Экстазы дневника. Готовя их появление, Джойс долго мурыжил читателя разговорами.

«Портрет» - «замученное» произведение, опубликованное в ​​ 34 года: Джойс слишком долго добивался его ​​ совершенства. И обычно столь занянченные опусы слишком тяжелы для восприятия.

Сколько политики! Словно б написано будущим политическим деятелем. Вот эта несбалансированность текста и притягивает, и злит сразу.

 

8  ​​ ​​​​ «Пнин» столь перегружен описаниями, что читатель не верит в такой английский.

Люда ненавидит такого Набокова, а для меня ясно, что писатель – экспериментатор.  ​​​​ Или ты принимаешь этот поиск, или нет.

 

Хорошо бы полюбить современный текст на русском.

 

Даль:

 

До Ильи дождя не умолит, после Ильи баба фартуком не нагонит.

 

9 ​​ Мандельштам:

Отношение Розанова к русской литературе ​​ - самое что ни на есть нелитературное.  ​​​​ Литература – явление общественное, филология – ​​ явление домашнее, кабинетное… ​​ Филология – это семья, потому что всякая семья держится на интонации и на цитате, на кавычках.

​​ 

Просто поразительно, как много духа Мандельштама оттаяло именно в наше время!

Жаль, нет сил выписывать и прочие понравившиеся ​​ цитаты.

 

Мандельштам:

 

Эллинизм – это система в бергсоновском смысле слова, которую человек развертывает вокруг себя, как веер явлений, освобожденных ​​ от ​​ временной зависимости, соподчиненных внутренней связи через человеческий язык. ​​ В эллинистическом ​​ понимании символ есть утварь.

 

10  ​​​​ Мандельштам, 1928:

 

Современный роман сразу лишился и фабулы, то есть действующей в принадлежащем ей времени личности, и психологии, так как она не обосновывает уже никаких действий.

 

11 Прогулки под ветром и солнцем.

Гете советует быть очень осторожным:

- Это опасное сочетание! - говорит он. - Я умер после такой вот прогулки.

 

Bend sunister ​​ Набокова.

bend sinister, sinister bend - левая перевязь (символ незаконнорожденности в английской геральдике).

Но тоталитаризм имел и бытовую, а не только демоническую, интеллектуальную сторону.

 

12 ​​ Иде читаю «Дым» Тургенева.

 

Condemnatio in metallum: пожизненные работы в рудниках.

Приговоры:

смерть на кресте damnatio in crucem,

секир-башка, башкосечение damnatio ad gladium.

 

13 ​​ «Durcheinandertal» ​​ - последний роман Дюрренмата, 1989.

Durcheinander -s беспорядок, неразбериха

Ein ​​ heilloses (tolles, wirres) Durcheinander - ужасный (полный) беспорядок

Ein ​​ wüstes Durcheinander - дикий хаос, полная неразбериха.

«Долина в хаосе»?!

 

Читаю «Знамя» и «Дружбу народов», наши солидные «толстые» журналы.

 

15 ​​ Неужели Всемирная библиотка появилась только в 1978 году?  ​​​​ Нет, тут Парфенов, как ни талантлив этот журналист, не прав!

В моем дневнике 1988 года я постарался выписать мою всемирку.

 

16  ​​​​ Кажется,  ​​​​ Маяковский спутал нарочно «сильфид» и «сифилид».

Сифилиды = сифилитическая сыпь на слизистой оболочке, коже.

При распространенности сифилиса в те годы это не было так уж безобидно.

Сам везде ездил со своим тазиком – против эпидемий.

 

18  ​​​​ Материалы к «Эвридике» собирал десять лет.

 

19 Моя юность идет рядом со мной, мы не расстаемся.

Я понимаю, что это не продлится долго.

 

20 ​​ В «Философии скитаний» хотелось бы продолжить скитания моих кумиров. Идея большая, а материал не идет.

 

21 Культурный Фонд купил письма Бунина. Они теперь ​​ в России.

 

На русском читаю: Унамуно, Кобаясси, Жид.

 

22 ​​ Гейне. Ich stehe gelehnt an der Linde.

Помню, иду по Смоленскому кладбищу, учу этот стих - и его строчки сияют, как солнце.

 

Я совсем не думаю, что КЛД - плохой человек. Он делал мне гадости из твердого убеждения, что «так нужно». Молодой, перспективный ученый, но грубый, жестокий человек.

23 ​​ Неожиданная духовная прострация; очень больно. ​​ Словно б мир тебя раздавил и тебе уже не подняться.

Разве поймут эти гогочущие на лестнице пьяницы, что их ​​ таких ​​ много, что они меня придушили?

 

Моравия, «Я и он», 1971.

Предельная свобода.

Роман из до-видео-эпохи.

 

24 ​​ Первая книга «Метаморфоз» Овидия. In nova fert animus…

 

Кончаю это чтение «Портрета».

Джойс – на всю жизнь.

 

Резкость мнений Набокова надоедает.

 

25 ​​ Печален вечерний закат. Читаю Даля.  ​​ ​​​​ «Каравай не по рылу».

 

26  ​​ ​​​​ RL, ​​ Парамонов назвал Блока «репрессивным гомосексуалистом».  ​​​​ Как Гоголь и Достоевский!!

Ужасно.

Блок унаследовал сифилис?

 

Репрессивный ​​ 

1. репрессия , связанный с ним

2. Свойственный репрессии, характерный для неё.

3. Служащий для подавления кого-либо или чего-либо; карательный.

 

27 Стендаль: вульгарность рококо.

 

На русском прочел: Унамуно и Моравиа.

 

28  ​​ ​​ ​​​​ Жан-Франсуа Лиотар (фр. Jean-François Lyotard; 10 августа 1924, Версаль - 21 апреля 1998, Париж) - французский философ-постмодернист и теоретик литературы.

Лиотар:

- Постмодерн ​​ - ​​ кризис метасценариев (великих проектов).

Близость к позитивизму.

Лиотар:  ​​​​ философия разобщенности.

 

В Вознесенске мне подарили прозу Кавабаты.

 

29 «Джасомо Джойс». Чудо-литература. A pale face... The wings...

 

Сомнения Пинского. Писать могу только час-два в день: столь большое напряжение.

 

30 ​​ «Артур Миллер. Семейный портрет».

 

На русском посмотрел «Человек без морали. L'immoraliste» Жида. Скучно.

Значение писателя - в открытии пути для других. Мало материи самого искусства.

 

МУЗИЛЬ ​​ 

 

Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля (вторая часть). ​​ 

 

16 главка.

 

Туцци. Кузина Ульриха занята ​​ «освобождением души от цивилизации». Странно, что в большом диалоге ничего не сказано.

 

17 главка.

 

Диотима.

«Диотима сказала себе, что должна, будь что будет, пока исполнять свой  долг  на  том ​​ месте, куда ее поставила судьба, она пыталась  выправить  недостатки  своего ​​ супруга и внести в него немного больше души».

В самых высоких чувствах так много ходульности.

Правда о Бонадее. «- Ну, так знайте,- сообщил Ульрих ​​ с напускной мрачностью.-  Эта  женщина  - нимфоманка, а сопротивляться этому я не могу!».

Такой путь проделали отношения Диотимы и Ульриха.

 

18 ​​ главка.  ​​​​ 

Письмо Ульриха сестре. «Всякое зло совершается с большей или меньшей фантазией и страстью, тогда как  доброотличается несомненной бедностью и убогостью чувств». 

Моральная ​​ дилемму  Агаты: «Разве уже нехорошо быть хорошим?». 

 

«Только в злых делах,  которые  не  так ​​ избиты, как добрые, еще шевелится что-то нравственно живое».

 

«Нравственное поведение состоит, главным образом, в ограничении безнравственного».

Так уж любит Музиль поговорить о морали! Но она - прикладная, живая, и - все герои одержимы ею. Так что роман дает не только состояние самой морали начала 20 века, но ​​ и споры о морали, и ее состояние.

Но как изменить веру, чтоб она стала жизнеспособной?

 

«Искусство возвышения  над  знанием  надо изучить заново». Создатся новая вера на основе нового знания, - но кто ж ее возвысит?

Агата ввергла Ульриха в «непрерывное» моральное состояние.

 

19 ​​ главка.

 

«Вперед к Моосбругеру!».

Фраза задорно выкрикнута Клариссой. Ее отношения с «пророком» Мейнгастом невероятны. Странно, что Вальтер, чувствуя все странности своей жены, тем не менее, снова и снова хочет ее приручить. Я в своей жизни и близко не встречал такой сложности, так что роман - настоящий учебник.

Мы видим, как Вальтер отстаивает жену.

 

Эксгибиционист под окном оказывается героем романа: им оправдывается внимание Клариссы к Моосбругеру. Роман переполнен вот такими странностями. Такую мотивацию стоило б счесть ее отсутствием, - но не в «Человеке без свойств».

 

«У  него  (Вальтера) вдруг  -  как  бы  через преграду блюда с зеленью - возникло такое чувство, будто все они моложе  лет на десять». Не «он вспомнил», не от персонажа, но от предмета. Что-то должно толкнуть вспомнить! Обычно пишут «тут он неожиданно почувствовал себя».

Роман в письмах Вальтера и Клариссы. Но во всех ее отношениях с мужчинами не доходит до реальной близости, она, скорее, играет в нее. Она любит, когда ее трогают. Так и случай с эксгибиционистом потому и волнует ее, что в нем она чувствует «родственную» душу.

 

Кларисса: «Он (эксгибиционист) крал половое наслаждение!». Косвенно она обвиняет мужа!

Кларисса: «Но  ведь  наша-то чувственность будет духовной!». После этого образа начинаю понимать Блока. Честно говоря, теперь эта фраза звучит зловеще, мне просто не по себе.

«В сладострастии Кларисса проявляла в ту  пору  такую же энергию, как позднее в отказе от близости с ним, признался себе  Вальтер».

 

Мейнгаст: «Спасения следует достичь силой воли, ​​ а ​​ если ​​ понадобится, ​​ то ​​ и насилием».

Между делом, пророк заехал в ленинские идеи. Музиль подчеркивает распространеность таких идей. Кто мог подумать, что именно эти идеи пышно разрастутся в 20 веке.

 

20 ​​ главка. ​​ 

 

Граф Лейнсдорф. Национальные проблемы. «Весь так называемый еврейский вопрос исчез бы о лица земли, ​​ если ​​ бы евреи согласились говорить по-древнееврейски, принять древнееврейские ​​ имена и носить восточную одежду,- заявил ​​ он».

Музиль находит место и таким теориям. Вот так ожно писать: и «реалистично», и ​​ модернистки, и постмодернистки, и постпостмодернистки. ​​ Эта документалистика non fiction, обряженная мистику, подо что угодно всегда будет популярна, но я еще доживу до времен, когда она станет главным жанром эпохи.

Забавно, что теорий насчет евреев всегда хватало. Я ждал от Лейнсдорфа теорий, запрещающих или ограничивающих ассимиляцию евреев, но уж не теории, превратившей бы их жизнь в спектакль.

 

«Верните ​​ евреям ​​ их ​​ истинное ​​ естество, ​​ и ​​ вы ​​ увидите ​​ - ​​ они ​​ станут жемчужиной».

 

«Надо, чтобы ​​ что-то ​​ произошло,- ​​ сказал он,- этого требует наша эпоха... ​​ В ​​ эпохе ​​ есть ​​ какая-то ​​ промежуточность, которой долго никто не выдержит».

И далее в уста графа Музиль вкладывает полную готовость перехода к современной демократии. Это не натяжка?

 

«Его величество ​​ есть ​​ ни кто иной, как, так сказать, Первый Социалист в государстве».

 

21 главка. ​​ 

 

Агата. Как ​​ ей после подлога?

«Сияние ​​ ее ​​ совести ​​ затмевало ​​ эту темную точку, которая, ​​ тем ​​ не ​​ менее, ​​ была ​​ в ​​ ней ​​ заключена, ​​ как ​​ темная сердцевина в пламени».

Ничего себе! Немножко скотства не помешает. Как говорил один мужик:

- Сто грамм (водки) не помешает.

При этом Агата искрення, она даже не чувствует себя виноватой.

 

Агата рассмаривает сея обнаженную в зеркале. «В похожей на пламя главной форме ​​ везде ​​ словно ​​ бы ​​ таилась

вторая, более широкая и грустная, как ​​ листок ​​ липы, ​​ угодивший ​​ в ​​ лавровый ​​ куст. Агата почувствовала любопытство к себе самой, словно ​​ впервые ​​ увидела

себя как следует. Так вполне могли видеть ее мужчины, с которыми ​​ она ​​ имела дело, а сама она ничего этого раньше не знала. От такого чувства было немного не ​​ по ​​ себе».

Сто раз чудесно написано!

 

Я выписываю на русском, потому что я - русский, - но легко себе представить удовольствие читать такое в оригинале! Что же мешает мне видеть такое в женщинах вокруг меня? Они кажутся столь грубыми! Иногда простодушно грубыми, но чаще агрессивно, целенаправленно грубыми.

Нет, Агаты среди них и быть не может.

Красота Агаты отделяется от нее самой. «Красота ее тела прямо-таки жутковато витала в глубине зеркала».

 

Агата перенесла некое подобие смерти в детстве - и это состояние стало центром ее существования. Точка отсчета - именно это, а не «чувственные авантюры».

Ульрих сделал мир Агаты и более реальным, и более таинственным. Ее покинули самые глупые ее мечтания. Ее внутренний мир стал миром видимым - и я преклоняюсь пред ценностью такого состояния. Мой внутренний мир с большим трудом приближался к миру видимому, переполненному бессмысленным насилием.

 

«Агата носила в ​​ себе ​​ все ​​ презрение ​​ прирожденного мятежника к этой нехитрой простоте (обыденной жизни)». Она и подделала завещание - из мятежа, из неприятия общепринятого идеала. ​​ 

Ульрих сделал мир Агаты и более реальным, и более таинственным. Ее покинули самые глупые ее мечтания. Ее внутренний мир стал миром видимым - и я преклоняюсь пред ценностью такого состояния. Мой внутренний мир с большим трудом приближался к миру видимому, переполненному бессмысленным насилием.

 

«Как  брожение  в  вине,  не унималось в ней ожидание, что  смерть  и  ужас  не  будут  последним  словом истины».

Агата любит играючи думать о смерти  и  ужасе. 

 

«Через  несколько мгновений, обессилев и трепеща, она должна была снова признаться  себе,  что почувствовала «бога» совершенно так же отчетливо, как мужчину, который стоял бы сзади нее и накидывал ей на плечи пальто».

Я бы никогда не решился написать эти строки. Тут есть вызов писателя самому себе, скок в безумную бесконечность, которой я бы лично побоялся.

 

«Единственное,  чего  она  могла  ждать  и  чего действительно  ждала  с  нетерпением... ​​ была  та  странная  перспектива,  которую  брат  ее  однажды, полушутя, определил как Тысячелетнее Царство».

Спаси меня, Боже! Экие завиральные идеи. Я не понимаю многого в этих чувствах, но они вызывают восхищение. Музиль убеждает, что писать о чувствах можно очень интересно - и не обязательно скатываться к их понятности и общепринятости.

 

22 ​​ главка.

 

«Ульрих  вышел  на  улицу,  покинув  дворец  графа Лейнсдорфа».

Разделение идеи и чувства. «Следовало  ли  назвать  это  идеей  или  это  следовало назвать тоской?».

Музиль настаивает, что брат и сестра - одно разделенное Целое.

 

«Как  всегда,  ​​​​ когда он думал о ней, ему казалось, что во время пребывания в ее обществе он ​​ проявлял иное, чем обычно, состояние духа».

Пойми, кто может.

Переведу сам:

«Обычно, едва он думал о ней, чудилось, рядом с ней он совершенно менялся».

 

«Бренность всего, в чем усматривают  стиль,  культуру, тенденцию времени или мироощущение  и  чем  как  таковым  восхищаются,  есть признак морального одряхления».

Я сам всегда чувствовал это именно так - и потому шел не внутри культуры, а по краю ее. Это происходит потому, что культура играла слишком маленькую роль в жизни людей, окружавших меня.

 

«Надо иметь мужество жить среди  моральных  противоречий,  потому что это плата за большие свершения». Да! Дважды два - четыре. ​​ Эти «моральные  противоречия» - норма, - но каково нести их груз!

 

Но что же такое это воображаемое «Тысячелетнее Царство»? «В  этом  братстве  было, без сомнения, не больше любви друг к  другу,  чем  желания  отстраниться  от остального мира». ​​ 

Десять лет назад мне казалось, эта любовь обязательно перерастет в физическую близость. Просто для того, чтоб ткань романа не стала слишком тонкой.

 

Май

 

1 «Грамматика французского языка» ​​ Штенберг.

 

Джойс. «Джакомо Джойс»: весь писатель в нескольких страницах. Чудесно. Все образы отточены и понятны, они притягивают и ласкают.

 

Прописываю от руки наиболее сложные куски. К тексту прикладываюсь уже какой раз. «Genuine Christine истинная, подлинная, неподдельная, реальная Кристина».

 

«Кристина» - сдвигающее слово, некий шифр.

 

«Агония» - мое слово.

 

«Крики из открытого окна».

Повествование пронизано видениями.

 

Полный Бодлер. Издательство ​​ Сей ​​ Seuil. 1968.

В этом человеке, столь далеком от меня по ​​ социальной жизни, я признаю брата.

Безумие представлено строго и четко, его можно изучать.

 

2 ​​ Рабле.  ​​ ​​​​ «De parte Dei, date nobis clochas nostras… omnis clocha ​​ clochabilis in clocherio, clochando, clochans clochativo, clochare facit, clochabiliter clochantes». 19 глава.

Кажется, бред, но слишком приятный для филолога. ​​ Перевести эту чепуху немыслимо. ​​ 

 

Материалы к «Эвридике» такие горячие, что на них можно только смотреть, а трогать их нельзя.

 

3 ​​ Может, я лично виноват в том, что в нашем обществе царит такое напряжение?

 

Данте хотел видеть в Италии некую универсальную империю. Но как же странно! Я-то вижу в имперском проклятие.

 

4 Письмо Хорсту.

 

Перечитал «Декамерон».

 

5 Армянское правительство возвратило Германии трофеи Второй мировой войны: редкие немецкие книги.

 

«Антихрист» Розанова. Пустоты, в которые все проваливается. О «безднах» говорят и Паскаль, и Блок.

 

6 ​​ Какая там «среда»! Разобщенность растет.

 

Розанов:

 

Опоила его мятою,

Обложила его ватою.

Через три дня у сердешного

Вон душа из тела грешного.

 

Такие вот байки.

Розанов о женственности русской души.

Именно ​​ женственное, а не бабье.

Всемирная отзывчивость ​​ (Пушкин) – не следствие этой женственности?

 

План «Эвридики» прояснился окончательно.

 

7  ​​ ​​​​ Бродский, «Квинтет»:

 

Чудовищность происходящего в мозгу

Придает незнакомой комнате знакомые очертанья.

 

А из «Римских элегий»:

 

Ястреб над головой

Как квадратный корень из бездонного, как до молитвы, неба.

 

А этот образ мне невнятен.  ​​​​ Квадратный корень ​​ из неба – это ястреб?!

Какофония.

 

8 ​​ Как много у Пушкина Татьяны Лариной! ​​ Вот отрывок «Гости съезжались на дачу»: ​​ речь о прекрасной провинциалке.

 

9 ​​ «На углу маленькой площади» Пушкина.

Пародия в эпиграфе: «Ваша сердце – губка…».

А дальше?

 

«Бледная дама, уж не молодая, но еще прекрасная».

Пародия.

 

11 ​​ Иностранка закрыта, так что предался странствиям по Москве.

Красивое отсутствие хоть какого-то плана: можно себе представить, как рос сей Град. ​​ 

 

Иде читаю «Дым» Тургенева.

 

14 Лорка: Кто мы? ​​ Не слепые птицы без гнезд? Somos pajaros ciegos sin nidos?

Перечитываю Рабле.

Пес гложет кость - со ссылкой на Платона.

Читал роман в 1975-ом, сразило сочетание живости повествования с его научностью.

У Данте нет такой свободы повествования: только мощь.

Данте - мощь дисциплины, а не свободы.

 

«Отважный юноша» Сараяна.

daring

1. сущ. смелость; отвага; бесстрашие, мужество, храбрость; дерзость

Syn: courage , boldness , hardihood 2. бесстрашный, мужественный...

 

«Плексус» Генри Миллера.

Размазня.

Прочел на французском, а не в оригинале.

plexus

1) анат. сплетение nervous plexus - нервное сплетение

2) запутанность, переплетение, сплетение.

 

Почему-то еще в школе поразил этот кусок в «Карениной»:

 

Тогда один маленький, очень молодой на вид, но очень ядовитый господин стал говорить, что губернскому предводителю, вероятно, было бы приятно дать отчет в суммах и что излишняя деликатность членов комиссии лишает его этого нравственного удовлетворения.

 

15  ​​​​ «Эвридика»: ​​ четверо персонажей в одной любовной истории.

 

16 ​​ Приятное и легкое чтиво: Сароян. ​​ 

 

«Отважный молодой человек на летающей трапеции.  ​​​​ The Daring Young Man on the Flying Trapeze», ​​ 1934.

Хорошо о моей ​​ юности.

 

«Он упал лицом в кровать».  ​​​​ Как у меня в «Как я люблю»: я заимствовал – невольно.

 

17 ​​ Вячеслав Иванов, 1905:

 

О Солнце вольности, о близкое, гори!

И пусть твой белый лик, в годину распри бурной,

Взнесясь из орифламм алеющей зари

В глубины тихие соборности лазурной,

Восставит в торжестве родных знамен цвета…

 

Да, это и умно, и грамотно, ​​ а все равно – какофония.

Этот человек имел столь огромное влияние, что перед ним невольно склоняешься.

Но не перед его стихами.

Читаю, но не благоговею.

Воистину «горе от ума»!

 

«Глубины тихие соборности лазурной» - это кошмар. Пусть умный, пусть стольких впечатливший, но – кошмар.

Мне представилось слово «лазоревомордый».

 

Мои дневники: те, что написаны от руки, - ​​ переполнены признаниями жене и ​​ обвинениями в адрес каких-то меня смущавших теней.

Ну, что нести сюда всю эту белиберду?

 

19  ​​​​ Владимир Соловьев:

 

Все, кружась, исчезает во тьме,

Неподвижно лишь солнце ​​ любви.

 

А ​​ ночные «солнца» ​​ Ван Гога в «Ночном кафе»?

 

Вячеслав Иванов:

Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?

 

Образ солнца в моей душе – мне не дано его выразить.

 

20  ​​​​ Писал несколько часов в исступлении в дневник.

Но что перенести сюда?

Нет, бред не стоит артикулировать.

 

21  ​​​​ Вячеслав Иванов, 1910:

 

И та, чей свет ведет пути мои,

Чьим пламенем душа моя сгорает,

С торжественной нисходит солеи…

 

А солея у Ахматовой?

 

Селеею молений моих

Был ты, тихий, дождливый, туманный…

 

О Питере.

Солея = возвышение перед иконостасом во всю его длину в православной церкви.

 

24  ​​ ​​ ​​​​ Фильм «Кафка» Рыбчинского – самое серьезное из всего, что создано по моему любимцу.

Тут есть проникновенность и сделанность ужаса.

 

Мережковский, 1891:

 

Подобен буре Парижа вечный шум.

 

И я помню этот однообразный, но, тем не менее, невообразимый шум.

 

25 ​​ Сонет Гете. So ist mit aller Bildung…

 

«Эвридика»: передать красоту ужаса.

 

«Жуан» показывает, что я - во власти странных образов.

 

Не найти работ о современном ​​ анекдоте.

 

Не понимаю анекдот о Бодрийяре и Штирлице.

- Идет Штирлиц!

- Симулакр.

 

СИМУЛАКР - образ отсутствующей действительности, объект, вполне похожий на реальный, но за которым никакой реальности нет, точная копия не существующего оригинала.

 

26 ​​ Лорка.  ​​​​ El ​​ Corazon que tenia…

 

28  ​​ ​​ ​​​​ «Введение в языкознание» ​​ Реформатского. Издания 1955-го и 1967-го годов.

Во втором издании Сталин уже не упоминается.

«Языкознание» стало «языковедением».

 

Много читаю Музиля, потому что он угадал те толчки ужаса, которыми переполнена наша жизнь.

 

ЧБС, 2, 22. ​​ Seraphische Liebe…

Конечно, это заставляет меня вспомнить о моей кузине Тане Л-вой, - но вспомнить непременно с ужасом.

 

29  ​​​​ ЧБС, 2, 22. ​​ «Ulrich fuehlte einеn Duft».

Ему неприятно то, что идет на него от сестры, но, с другой стороны, он хотел бы укрыться в этих отношениях.

 

Насколько макаберен факт, что героиня «Эвридики» умирает во время полового акта?

Куда чаще это происходит с мужчинами.

Для меня ​​ Эвридика – наркоманка.

 

30 ​​ «Жизнь» Мопассана. ​​ «Il faisait si doux».

 

Во время путешествия писать ничего не смогу: настолько будет трудно.

 

«Постройка»  ​​​​ Кафки.

Усилия крота – прекрасный образец черного юмора.

 

31  ​​ ​​​​ «Портрет Дориана Грея» ​​ Уайльда. ​​ The studio was filled.

Земная, вещная, да еще и мужская красота.

Я вижу тлен там, где Уайльд ​​ находит красоту.

Совсем не мое.

 

Словно б я живу немножко меньше, чем надо-ть.

А сколько надо-ть?

Есть такая единица проживания на свете?

 

МУЗИЛЬ

 

Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля (вторая часть). ​​ 

 

23  ​​​​ главка.

 

Бонадея. Разве не забавно, что случайно Ульрих натыкается именно на эту «возлюбленую»? Я ставлю кавычки, потому что нельзя любить человека, которого считаешь «нимфоманкой».

 

«В ее глазах  всегда  что-то ​​ напоминало воздух, трепещущий над огнем». Я никогда таких красок в огне не вижу! Мне чудится, еще шажок - и огонь вырастет, обрушится на меня и - меня испепелит. Поэтому «воздух, трепещущий над огнем», для меня не существует. Он - знак ужаса и беды, табу.

 

Сближение Диотимы и Бонадеи.

«Диотима с удивлением заметила,  что  ее  хлопотная  подопечная  так  же  привержена  к идеальному, как она сама».

Так Бонадея стала «подопечной» Диотимы.

 

«Я знаю, дитя мое,- утешающе поучала ​​ она Бонадею, которая была почти одного с ней  возраста,-  нет  ничего  более трагичного,  чем  обнимать  человека,  если  он  не  убедителен   для   тебя внутренне!».

Тут она целовала ее в ее порочный  рот,  проявляя  такую  храбрость, какой хватило бы, чтобы прижаться губами к окровавленной  и  колючей  бороде льва».

 

«Не убедителен   для   тебя внутренне!» - сказано великолепно.

Нет, все же вокруг себя вижу совсем других женщин. Для меня тут экзотика.

Сближение Диотимы и Бонадеи - это сближение двух безумий. Совсем иначе безумна Кларисса.

Вот что стоит за этим: почему женские персонажи Музиля столь чокнуты? Мужчинам автор не доверяет столь большое разнообразие в сумасшествии.

 

Бонадея: «Самая мужская часть мужчины, очень легко дает себя запугать».

Эти слова очень правдивы: женщины внушают нам невиданные сексуальные страхи. Сначала желания, но они скоро изнашиваются до страхов.

 

Вспомнил Краков, костел иезуитов. Именно здесь я встретил Джойса. Тут много «Портрета». Это место Джойса в моем Кракове и моей Европе.

Священный град Краков. Стивен хотел служить Ему.

 

24 ​​ главка. ​​ 

 

Агата. ​​ 

«Близость и далекость сходили на  «нет» в этой реальности».

 

Бесформенность квартиры, жилища героя жизни - уж не концепция ли Ульриха? Он вдруг замечает, как много хаоса вокруг него.

Агата с порога ставит диагноз их жизни: «Вскоре уже и  не чувствуешь, как мерзко живешь. Но иногда жуть берет, словно, очнувшись  от ​​ летаргического сна, видишь, что лежишь в морге!».

Я и про себя знаю, как много значит это безразличие к самому себе. Но откуда это у брата и сестры? Они же не брошены на дно общества.

 

Ульрих объясняет, почему это случилось с ним: «Никому уже не доставляет искреннего удовольствия создавать картину  устойчивости  и постоянства».

Восторг превращений близких людей. Музиль довольно затейливо описывает это близкое родство.

Концепция Музиля – бесформенности жизни. ​​ Важно, что это отсутствие формы передается, а не только провозглашается.

25 ​​ главка. ​​ 

 

Сиамские близнецы.

Ульрих: «Мне чуждо известного  рода  себялюбие,  некое  нежное   отношение   к   себе   самому, естественное, кажется, для большинства других людей».

Меня всегда упрекали в этой черте.

У меня никогда не было этого отношения к себе, но в этой ​​ «нежности».

 

«Идею  следовало  бы любить, как женщину».

 

И еще одно высказывание Ульриха:

«Я всегда относился как мужчина к мужчине к  так  называемым  «великим  идеям».

Так и получаются «романы» с идеями. Так и Башмачкин женился на шинели: на идее шинели.

 

Рассказ Агаты о кремации любимых кукол. Нет, она не инфантильна!

«Уверенность, что сестра  способна  понять  каждое его слово, он черпал в ее присутствии, а не в  каком-либо  размышлении». 

Простые, но прекрасные слова.

 

Определение любви.

«Все большие, безоглядные любовные страсти связаны с тем, что человек воображает, будто его сокровеннейшее «я» подглядывает за ним из-за занавеса чужих глаз».

 

Мне часто чудилось в юности, что любовь - это прекрасные, нежные глаза, что смотрят тебе в душу и говорят с тобой. Диалог закончился - любовь ушла. Странно, что Музиль вмещает в диалоги непомерно много. Но это - не драматургия: и брат, и сестра - в вечности, они - не среди людей.

 

Какой современный вопрос: о проценте   участия  человека  в   его впечатлениях и поступках. Я часто не нахожу себя в своей жизни, часто не знаю, где она, моя жизнь. Только в путешествиях «моя» реальность становится моей; за это скитания и люблю.

 

Никто с такой силой, как Музиль, не выразил моей мечты о необычайном понимании.

Конечно, это желание счастья терзало меня всю жизнь. Роман Музиля как никакой другой утешает меня, потому что собирает все мои юношеские мечтания, чтобы их опровергнуть.

Что может дать один человек другому? Ульрих запутался: наука более не увлекает его со всей силой, - а в реальной социальной жизни он находит только пустоту. Может, Агата принесет свет в его жизнь?

 

26 главка. ​​ 

Весна в огороде.

«Кларисса сказала:

     - Вальтер! Почему мы несчастны?!

     При звуке этого манящего, ясновидящего голоса он почувствовал, что  его ​​ несчастье с Клариссой нельзя заменить никаким счастьем с другой женщиной».

Оба понимают, как бесплоден их брак, превратившийся в бесконечную борьбу.

 

Вальтер:

«Иногда  мне  хочется  на  коленях молить свою судьбу, чтобы она оставила меня в покое. Но она каждый раз снова посылает мне знамения, и  самые  великолепные  -  через  Клариссу!».

И тут выход на звезды! Музиль добивается божественности ужаса. 

 

И Кларисса измучена пустотой жизни: «В ​​ нынешней жизни люди делают только то, что происходит!».

Так человек не живет, а пристраивается к происходящему: к информационному ряду.

 

«Я думаю, Вальтеру надо научиться отказываться  от  меня». Почему такое она доверяет Мейнгасту? Так она его возбуждает, формирует возможного любовника. Так Кларисса на глазах читателя вырастает в соблазнительницу, одержимую странной порочностью. Музиль говорит «об обломках какого-то непонятного сладострастия».

Она соблазняет Мастера: идею, высшее, мечту, - но не реального человека. Меж тем, пророк хорошо помнит ее тело и не может быть к нему равнодушен.

 

Мейнгаста не привлекает эта женщина, но она начинает его волновать именно там, где она смахивает на юношу. Он чувствует, что найдет в ней юношеское, если захочет искать. Его стремление к молодым мужчинам огромно, но ему больше негде их встречать, как в доме Клариссы.

И вот Кларисса просто предлагает себя, не понимая, что делает это на виду, что пытает Мейнаста своим прямолинейным желанием. Это понимает муж.

 

27 ​​ главка. ​​ 

 

Агату вскоре открывает для общества генерал Штумм.

​​ Писатель Фейермаул. Feuermaul = огненная морда. Прямо не писатель, а сказочный зверь.

 

Разбавленная глава. Порой надо писать легкомысленно.

 

28  ​​​​ главка.  ​​​​ 

 

Агата в обществе. А Ульрих?

«Он  впервые любил свою обыденную жизнь совершенно бездумно».

Вот зачем нужна была сестра.

 

«Сияющее ​​ безумие» обыденной жизни.

 

Июнь  ​​​​ 

 

1  ​​​​ Как, может быть, хорошо, что столь известные люди вовремя переехали меня! ​​ 

Быков меня не переехал, но и не поддержал.

Но почему Петрушевской, Димитрину, Лезову, Полунину, Эпштейну ​​ надо было непременно меня подраздавить?

Может, мне надо гордиться этим.

 

2 ​​ Ветер шумит в ветвях – и это меня успокаивает.

 

СМИ: ​​ все вызывает отвращение.  ​​​​ Утешают только хорошие литературные тексты.

 

3 ​​ На «Строении» Кафки стоит дата: ​​ ровно 74 года назад.

 

Герои так близки, что реальность забываю.

 

4 ​​ Пушкин:

- ​​ Из всех литератур французская имела самое большое влияние на нашу.

 

Стихи Есенина. ​​ 

Эта проникновенность, эта сердечность вспоминаются сами по себе, - а уже из них поднимаются его стихи.

Когда-то запоем читал эти стихи, ​​ теперь запоем их вспоминаю.

 

5 ​​ С собой в путь беру Валери, Рембо, русско-французский словарь Щербы.

 

Самые популярные книги?

Библия.

Шекспир.

Агата Кристи.

Кристи, конечно, удивляет.

 

6 ​​ Пушкин:

- ​​ «Марина Мнишек меня тревожит как страсть».

Пушкина сразила именно порывистость Марины. ​​ 

Как она отдавалась всем претендентам на русский престол!

Но мы видим и Пушкина: он сам порывист до безрассудства, он находжит свои рамки только в литературе.

Для него красота – в порыве.

 

7 ​​ Ельцин лично премирует поэтессу.

Интересный президент.

 

10 ​​ Ночью в Киеве.

 

Меня возносит ощущение опасности.

Вот я иду – и во мне так много от большой кошки!

 

11  ​​ ​​​​ «Труд страсти. The travail of passion» Йетса.

 

В башке – Тургенев и Мопассан.

 

13 ​​ Краков.  ​​​​ Собор ​​ францисканцев.

Читаю Рильке.

- Зачем ты все это терпишь, зачем? - ​​ вопрошает таинственный голос. – Разве ты и дома не читал бы тех же самых стихов?

- Но пока что для меня путешествия – знаки жизни. ​​ Мне чудится, ​​ я живу только здесь, далеко от дома.  ​​​​ Пока мой дом не стал моим.  ​​​​ Я, может, тут и вовсе останусь при какой-нибудь церкви.

 

Bist du denn Alles, - ich der Eine,

Ты – Все, Я – Одно,

 

der sich ergiebt und sich empört?

Bin ich denn nicht das Allgemeine,

bin ich nicht Alles, wenn ich weine,

und du der Eine, der es hört?

 

Я – не общее, я – не Все, если я плачу.

 

Прекрасен ​​ такой поиск Бога в себе.

Тут есть что-то строгое, математическое, но юношеское, незрелое.

 

Для меня Краков – царство Гюисманса.

Почему, не могу понять, но именно тут оживают и «Соборы», и «Наперекор».

 

14 ​​ Краков.  ​​​​ Юные монахи пересекают город.

Символ юности и святости.

Один из них - Стивен.

Потом я захожу в собор, и там почти столетний Стивен служит мессу.

 

Так аукивается «Портрет художника в юности» Джойса.

 

18 ​​ Братислава.  ​​​​ Легкие приступы ужаса.

Каково же моей жене ​​ видеть эти кошмары чуть не ежедневно?

Мысли о моей семье много донимают меня, ​​ - ​​ и я, возможно, помогаю им тем, что меня нет.

Ведь я мучаю все мое окружение моими сомнениями.

 

21 ​​ Ламартин:

- ​​ «Человек – падший бог, что вспоминает о небе».

Вовсе не так!

Божественно лето: ты идешь через торжественные, сияющие краски.

 

23  ​​​​ У сердечного венгра Ивана почитал «Дом с мезонином» Чехова.

Неужели этот человек мне не напишет?!

Я ведь так ему обязан.

 

24 ​​ Молитвы на словацком.

 

28 Рильке.

 

Herr: es ist Zeit. Der Sommer war sehr groß.

Leg deinen Schatten auf die Sonnenuhren,

und auf den Fluren laß die Winde los.

 

Befiehl den letzten Früchten voll zu sein;

gieb ihnen noch zwei südlichere Tage,

dränge sie zur Vollendung hin und jage

die letzte Süße in den schweren Wein.

 

Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr.

Wer jetzt allein ist, wird es lange bleiben,

wird wachen, lesen, lange Briefe schreiben

und wird in den Alleen hin und her

unruhig wandern, wenn die Blätter treiben.

 

Из «Книги образов».

Aus: Das Buch der Bilder.

 

Движения души превращаются в жесты.

Неужели это про меня: то, что не обрету свой дом?

-=

 

Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля (вторая часть). ​​ 

 

29 ​​ главка.  ​​​​ 

 

«Профессор Хагауэр берется за перо».

 

«Агата с тихим ужасом видела, как в ней пробуждается  хорошо  знакомое  чувство  запуганности,  состоявшее  из равнодушия, из потерянной отваги, из пресыщенности безобразным и из ощущения собственной ненадежной эфемерности».

 

Столько людей позволяют делать с собой все, что угодно, - и терпят рабство, и даже его оправдывают. Но - не Агата.

 

Но муж?

«Его внутренний голос сказал, что он, в конце концов,  совершенно  не  обязан  считаться  с  таким необоснованным требованием Агаты».

Итак, требование развода - необосновано!

 

30 ​​ главка.

 

Ульрих и Агата пробуют защититься от Хагауэра.

Реакция Агаты: «Все, что она сделала, показалось ей  непонятным». 

 

Ульрих косвенно задевает и Моосбругера: «Это нынешнее пристрастие к  морально  ужасному  -  несомненная слабость». 

Так Агата и преступник оказываются рядом. Но Агата на самом деле не знала об этом родстве, она просто свалилась в него, как в пропасть.

 

«Имморализм приобретает  божественные  права,  как  резкая  критика   нравственного».

Тогда Моосбругер - герой времени!

 

Странно, что лет 14 назад я просмотрел отсутствие у брата нежности: ​​ он слишком жесток с сестрой. Я этого не понимаю: Ульрих казался тоньше. Он невольно принимает сторону Хагауэра. ​​ 

 

Сколько раз мои родственники своим равнодушием провоцировали меня делать глупости, а потом столь же сурово отчитывали.

Казалось бы, брат и сестра так одиноки, что должны броситься друг на друга! Как раз наоборот. Оба слишком ранимы, слишком разные.

 

31 ​​ главка.

 

«Агата хочет покончить с собой и знакомится с одним мужчиной».

Она - бежит наугад! «Только когда она устала, она поняла, какая  у  нее  была ​​ цель: не возвращаться!».

 

​​ «Это  самоуничижение (Агаты),  для  которого  ни  поведение  Ульриха,  ни   даже неприятное письмо Хагауэра не  давали  достаточного  повода,  было  вспышкой темперамента». ​​ 

Может, и я, как Ульрих, ненароком «раздавливал» близких в Луге - и именно этого они и не в силах мне простить? Я их унижал незаметно для себя.

 

«Теперь  она  знала,  куда  ее ​​ тянуло, и это было приятное чувство, будто с каждым  шагом  она  погружалась ​​ все глубже в природу. Сердце ее стучало от восторга и напряжения, когда  она ​​ порой останавливалась и удостоверялась, что колокола  все  еще  сопровождают ​​ ее».

Почему же тогда прогулки давно не стали частью ее жизни? Почему она давно не увидела в них спасение?

 

Она слишком много ​​ ждала от брата!

«Но тогда он должен был и вести ее, не покидая. Он  был  порогом  между ​​ двумя жизнями, и вся ее тоска по одной из них, и все ее  бегство  от  другой вели, прежде всего, к нему. Она любила его так же бесстыдно, как любят  жизнь».

 

Он даже не заметил, как потерял ее любовь. А все из-за своей твердолобости. Он на самом деле грубоват!

 

У могилы поэта Агата встречает… ​​ школьного учителя!!

Забавно, что Линднер и Хагауэр - двойники. Так Агата встречает в трудную минуту еще одно издание мужа. И что? Ей хочется поиграть с этим переизданием.

Почему Агата с такой легкостью пускается в эту недостойную, жалкую игру? Ведь пред ней - коллега мужа. Знакомство с Линднером - форма борьбы ​​ мужем.

 

32  ​​​​ главка. ​​ 

 

«Тем временем генерал доставляет Ульриха и Клариссу ​​ в сумасшедший дом».

Всего в романе где-то 1.400 страниц. За двести до конца события вдруг несутся вскачь.

 

33 ​​ главка. ​​ 

 

«Сумасшедшие приветствуют Клариссу».

 

Прежде всего, заметим портрет Клариссы.

«Красивая,- прошептал генерал.- Как четырнадцатилетняя  балеринка».

Именно генерал попадает в точку! Без него мы бы так ничего и не поняли в жене друга героя.

 

Сумасшедший считает Клариссу принцем.

«Под напором его  настойчивого ​​ утверждения в ней что-то растворялось.

Она   в  чем-то  теряла  контроль  над ​​ своими мыслями - и складывались новые связи,  контуры  которых  проступали  в ​​ тумане: он не первый хотел знать, кто она такая, и считал  ее  «господином».

 

Опять ее принимают за мужчину! Она намекает Мейнгасту, что Вальтер любит в ней мальчика.

 

34 главка. ​​ 

 

«Большой вечер» у Туцци».

 

«Граф  Лейнсдорф  упорно  утверждал:  «Собственность  и   образованность   не ​​ выполнили в ходе исторического развития  своего  долга.  Мы  должны  сделать последнюю с ними попытку!».

 

35 главка. ​​ 

 

«Готовится великое событие».

Какое-то жалкое мельтешение событий вокруг акции. Весьма походит на «Бал Сатаны» в «Мастере и Маргарите» Булгакова.

 

«Для  правительственного  советника  Мезеричера существовал, таким образом, твердый контингент гениев,  который  он  окружал любовью и вниманием, но набирать новых он не любил».

У нас такой «объединительной», вездесущей личности просто нет.

 

«Восходящих гениев искусства, он ненавидел их всем своим добрым сердцем ​​ до тех пор, пока они не созревали до рубрики персональных упоминаний».

Так вот и знаменитость, чернушница Петрушевская возненавидела меня ​​ «всем своим добрым сердцем». Эмоции, увы, слишком знакомы.

 

36 главка.

Зачем так много глав? Или так издал Ровольт, чтоб помочь читателю? Столь жалкие события разбиты еще и на главы!

Но чем цементирует Музиль?

 

Туцци: «Ничто в дипломатии так не опасно, как неделовые  разговоры  о  мире! Каждый ​​ раз,  когда  потребность  в  них  достигала  известной  силы  и  становилась неодолимой,  из  этого   возникала   война!   Могу   подтвердить   вам   это документально!».

Такие коронные фразочки наполняют роман.

 

Генерал: «Другое  течение  тоже, ​​ конечно, хочет любить человека. Только оно считает, что для этого его  нужно ​​ сначала переделать силой. Разница, так сказать, только техническая». ​​ 

Эти главы написаны просто бойко, но не более того. Бедный Музиль! Он попал в колесо параллельной акции и уже не чаял, как из него выбраться, как свести концы с концами. Так все мы - жертвы наших замыслов.

 

Тут и теории о спасении человечества. ​​ 

«Другое  течение  тоже, - говорит генерал, - ​​ конечно, хочет любить человека. Только оно считает, что для этого его  нужно сначала переделать силой. Разница, так сказать, только техническая».

Так Акция приобретает прямо-таки космогонические черты.

 

37 главка.

 

Образ поэта Фриделя Фейермауля. Перевод инициалов: мирная огненная морда.

 

«Его  сиятельство  досадовал  на  проникновение  в  параллельную   акцию ​​ «почвенных» элементов, которое вызвал он  сам». 

Достоевский! Переклички с русской культурой. Музиль хочет показать ​​ Акцию с размахом: с картиной всех течений.

Мнение графа Лейнсдорфа: «Но ведь они говорят о человеке так, словно он скотина!».

 

А вот и важная отсылка к Моосбругеру:

«Наряду  с состоянием  разумности  и  в  отдельно  взятом  человеке,  и  в  официальных установлениях, к которым он, как известно, причислял  также  веру  и  пауку, существовало состояние полной невменяемости в целом». 

Это уже приговор.

Эта идея далее муссируется не очень четко.

Или Музиль не обработал до конца?

 

Ульрих готов «смягчить» ​​ отношения с Гердой, но когда он сталкивается с ее непримиримостью, он равнодушно отворачивается. Так часто люди не способны соразмерить чувства друг друга: Ульрих обижает и Герду, и Агату, и Бонадею, - хоть всех по-разному.

 

Ульрих: «Отличает здорового от душевнобольного как раз  то,  что  здоровый  страдает  всеми  психическими  болезнями,  а  у душевнобольного только одна».

 

Июль

 

4 ​​ Ровно двести лет назад умер Казанова.

Меня ужасает эта личность.

Кстати, именно потому, что я прочел его повествование о самом себе.

Довольно поверхностно!

Так Феллини в своем фильме абсолютно прав.

Человек болен сифилисом, но это не мешает ему общаться с женщинами.

 

6 ​​ Есенин:

 

Светят зелено в сутемы

Под росою тополя.

 

Теперь этот стиль кажется довольно темным.  ​​​​ Можно догадаться, что «сутемы» - это «сумерки», но росу на тополях рассмотреть сложно.

 

8 ​​ Марксу - 180! Несу сюда, ведь в детстве ​​ вслед за мамой считал его серьезным писателем.

Морочил башку «отмиранием» государства. Элементы веры в коммунизме слишком очевидны.

 

9 Пушкин: ​​ 

-«L'heredite de haute-noblesse... Наследие высокой ​​ доблести - гарантия ее независимости».

А ​​ деспотизм?

«Жестокие законы, мягкие обычаи».

 

Не смог сесть за «Эвридику»: стук молотков и мяча.

 

12 ​​ Есенин, 1916:

 

Уже светает, краской тараканьей

Обведена божница на углу,

Но мелкий дождь своей молитвой ранней

Еще стучит по мутному стеклу.

 

Почему «но», а не «а»?

Трогательно.

 

13 ​​ Олег (торжественно):

- Кот смердящий!

Из «Драмы жизни».

 

Я писал всегда много, это меня увлекало, - но был особенный момент в моей жизни: в 1974 году: я, студент мат-меха, неожиданно отодвинул формулы и стал писать то, что чувствую.

Так клоун снимает маску - и это совсем другая жизнь.

Помню, в комнате 18 квадратов на Васильевском острове в Питере мы жили впятером (я, жена, ее сестра, ее родители) - и потому я засиживался в пустых аудиториях факультета на 11 линии, кстати, в нескольких сот метрах от дома.

И вот я заметил, что не готовлю, как обычно, задания по математике, но «просто» пишу.

Это открытие меня потрясло.

 

Мама была еще жива, но внутренней связи у нас не было, моя жена Галя с неприятным удивлением смотрела на мою метаморфозу.

Знал ли я, что тогда решается вся моя жизнь?

 

14 ​​ «Жизнь» Мопассана. И вот она мертва. On accouru; on souleva les debris.

 

15 ​​ Только когда пишу на русском, какие-то лица приходят из вечности и смотрят в меня.

 

16 ​​ Солженицин. Его описание рабочего движения в 1917-1921 годах.

 

19  ​​​​ Кажется, возвращаюсь к ритмам прежней жизни.

Музиль, Данте, Лорка, «Улисс», Библия на десяти языках.

 

20 ​​ Тоже творчество: ​​ туча писем: вчера – два на немецком (20 страниц), а сегодня – на французском – уж не меньше.

Так мы переписываемся в Шарлеттой: отвечать надо сразу и много.

Я в восторге.

Как она?

Думаю, ​​ столь напряженный диалог нравится и ей, иначе не понять, почему и она прикладывает столь большие усилия.

 

Она вдруг написала:

- ​​ «Мне нравится наша эпистолярная дружба».

Спасибо.

Как чудесно открывать мир!

Так поразительно, что эта дружба согревает меня.

Мои тоже поражены: почему из Франции и Германии мне шлют продукты абсолютно незнакомые люди?!

А по мне, никакие он и не «незнакомые», а просто хорошие европейцы, считающие, что моей семье помочь – надо.

 

21 ​​ «Театр» Моэма.

Кажется, и примитивно, а читать интересно.

А вот Толстой – это не примитивно и интересно сразу.

 

Я бы хотел стать монахом, чтобы творить уже внутри церкви.

Но допустит ли церковь столь страшные сомнения, ​​ как мои?

Наверно, мне уже нельзя менять мой путь: столько сил в него вложено.

Уже нет сил на новый долгий взрыв энергии: я – стремительно старею.

 

22 ​​ Пушкин:

 

«В России влияние духовенства столь же было ​​ благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических».

 

Просто не понимаю.

Или это просто полемика?

А вспомнить все проклятия Достоевского?

Нет, я не должен занимать столь жесткую позицию: я недостаточно информативен.

 

24 ​​ Написал уже две главы «Эвридики». Действие перенес в Питер, потому что балетную Москву вовсе не знаю и не узнаю никогда: силы и время - ушли.

 

Читаю: ​​ Пушкин и Бернанос.

 

25  ​​​​ Что унижает Пушкина? ​​ 

Его письмо жене читается полицией, а потом царем.

Князь такой-то работает сыщиком.

Царь прямо на сцене говорит с актрисой.

Чин камергера.

 

Когда началась печатная ложь на Ахматову?

Ясно, что эта ложь будет расти и, так сказать, оформляться.

 

26 Есенин:

 

Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта.

 

27 ​​ Рейтинг книг:

«Улисс»,

«Великий Гетсби» Фитцжеральда

«Портрет» Джойса

«Лолита».

 

Я не согласен, но за Набокова приятно.

 

28  ​​​​ Невероятные откровения Моники Левински.

Этот образ неожиданно «хорошо» ложится на образ моей бывшей жены в «Дон Жуане».

Жирная, некрасивая кругляшка стала главной героиней мира, затмив – и легко – всех прочих настоящих женских звезд.

Стыдно за женщин.

 

Быт – путь к творчеству.  ​​​​ Побриться, послушать немецкое радио.  ​​​​ Все, как обычно.

​​ 

29 ​​ Французская Ривьера.

Фильм о Кокто, Моэме и прочих, кто там жил.

 

Сто лет со дня смерти Бисмарка.

В 1871-ом Германия – благодаря ему – была объединена.

 

30 ​​ Подколесин.

 

Et ​​ capite Socratis…  ​​​​ ведьма режет друга…

 

Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля (вторая часть). ​​ 

 

38 главка.

 

Агата.

Ульрих: «Человечность  в  главных  делах  -  это  нечто  вынужденное,   а   в   делах ​​ второстепенных - нечто подозрительно произвольное».

Но что же их любовь? ​​ 

 

«Вопрос чувства между Ульрихом и Агатой был недозволенным».

Это личные чувства, - но «общественные»? «Любить ли всех сочеловеков или сперва  уничтожить какую-то часть их?».

Увы, эти вопросы на моей родине воплощались в насилие очень просто.

 

«Все  нравственно, но сама нравственность не нравственна!». Музиль - мастер открытий в морали, причем подаются они в виде математических формул и парадоксов.

Брат и сестра рядом в раздевалке (единственное место, где можно поговорить на Акции), слова любви витают в воздухе, но не произносятся - и это равновесие устанавливается благодаря Линдлеру.

 

Ульрих: «Мораль же и есть порядок чувств и их единство». Еще одна математическая ​​ формула! ​​ Может, и хватит?

Зачем так перегружать Ульриха моралью? Просто философ, а не персонаж. Он потому и философствует о морали, чтоб поступать аморально.

 

«Мораль - это фантазия».  Ну, уж не поверю! Сага вокруг морали неправдоподобна. Так Музиль отделяется от персонажей и плывет сам по себе.

 

А ​​ вот и центр романа. Как описать их близость? «Это снова пришло  из ​​ области Сиамских Близнецов и  Тысячелетнего  Царства,  где  жизнь  растет  в волшебной тишине, как цветок, и хотя сказанное им не было взято  с  потолка, указывало оно как раз на границы мысли, которые обманчивы и пустынны. Взгляд Агаты напоминал расколотый агат».

Опять глава вытягивается ​​ в бесконечность! Да кто же их компоновал?

 

Комичный итог Акции: «что-то в  пользу ​​ Моосбругера и против военных». Чтобы в таком контексте выплыл маньяк! Общественность его поддержала.

 

«Приятное отчаяние» Диотимы.

​​ Позиция автора: «Ульрих  предсказывал  будущее,  не  подозревая  о  том».  Вот он важный вопрос: на самом деле, «Человек без свойств» - исторический роман? Или это гигантская фреска? По-моему, роман не о прошлом, но о будущем: не о начале века, - но о тридцатых годах 20 века.

 

Август

 

1  ​​​​ Первое печальное следствие ранней смерти Пушкина: «История Петра Великого» так и не была им закончена.

Сохранились только наброски.

 

Хлебников:

 

Помню я свет отсыревшей божницы,

Там жабы печально резвились!

 

Ужасно смешно.  ​​​​ Особенно восклицательный знак.

Вот такой «черный», современный юмор.

 

А какие стихи запомнил 11-летний сын?

 

Коровы:

 

Мы врага бы

На рога бы!

 

(подумав)

 

Нынче шкура дорога…

 

(еще подумав)

 

И рога нынче тоже недешевы.

 

Так-то! Очень смешные стихи.

Забавно, что это с важностью произнес Олег в автобусе.

Так громко, что все грохнули от смеха.

 

А откуда эти строки?

 

Кого смога,

Того мы на рога.

 

3  ​​ ​​ ​​​​ Почему мир Стивена («Портрет» Джойса) так и не складывается в целое? Он ​​ все более предстает бездной. Неужели наша юность - только блуждания?

 

4  ​​ ​​​​ Пушкин, 1822:

- ​​ «Вся «Лалла-рук» ​​ (Жуковского) не стоит десяти строчек «Тристама Шенди». ​​ 

Такой вот юношеский максимализм.

 

Нет культурной среды.

Есть группки.

Например, люди сбиваются в группу, чтоб получить литературную премию.

 

6  ​​​​ Пушкин, 1823:

- Всё и ​​ все меня обманывают – на кого же, кажется, надеяться, если не на родных?

 

7  ​​​​ Пушкин, 1824:

- Тут смотри, как бы с голода не околеть, а они кричат «Слава»!

 

Поэт жил среди более обеспеченных людей, так что его ламентации понятны.

Родители Пушкина были от него в ужасе.

Наверно, для них он был просто беспутным картежником.

 

В «Эвридике» написана сцена смерти героини.

Сделал – и четыре часа сижу на пляже.

Так прихожу в себя.

Теперь можно возвращаться в квартиру.

 

8  ​​​​ Как интересно, что в пушкинское время признанные писатели получали прямую поддержку царя.

Именно ​​ царя, а не государства.

Карамзин – две тыщи (с 1803),

Жуковский – четыре (в 1816),

Крылов – 1500 (1812),

Гнедич – 3000 (1815).

Это же большие деньги!

В этом русле царь и оплатил посмертные долги Пушкина.

 

21 июля 1825, Пушкин – Анне Вульф:

- ​​ «Никогда мы так долго не говорили. ​​ Что же нас неожиданно сблизило? Угадайте! ​​ Скука? ​​ Близость чувств? ​​ Я ничего об этом не знаю».

Я сам перевел.

Язык в письме – именно салонный.

Что меня потрясает, так это огромное ощущение своей среды.

Для меня, вечного изгоя, это кажется чудесным.

Меня обдает теплом эта их общность!

Меня, далекого потомка ​​ крестьянина.

 

10 ​​ Журналист Боровик рассказывает о встречах с Хемингуэем.

Рассказ получился интересным комментарием к «Старику и морю».

 

Ахматова о Пастернаке:

 

Он, сам себя сравнивший с конским глазом,

Косится, смотрит, видит, узнает –

И вот уже расплавленным алмазом

Сияет небо и луна плывает.

 

Красиво до безумия.

Но еще и проникновенно, и верно!

Но при этом Пастернак получил дачу и жил по-человечески, а Анна Андреевна ютилась в коммуналке.

 

11 ​​ Пушкин, 27 мая 1826:

 

-Я, конечно, презираю мое отечество с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство.

 

1826: Пушкин сватается, но получает отказ.

 

Про свою юность:

 

Душа лишь только разгорадась,

И сердцу женщина являлась

Каким-то чистым божеством.

 

Пренебрежительное ​​ «каким-то» плохо вяжется с «божеством».

 

Булаховский. Курс русского литературного языка.

 

Народная латынь. Дынникова.

 

12 ​​ Чтоб хоть как-то выразить восхищение Арсением Тарковским, помещаю его «обычный» стих, не шедевр:

 

Дом без жильцов заснул и снов не видит.

Его душа, безгрешна и пуста,

В себя глядит закрытыми глазами,

Но самое себя не сознает

И дико вскидывается, когда

Из крана бульба шлепнется на кухне.

Водопровод молчит, и телефон

Молчит.

Ну что же, спи спокойно, дом,

Спи, кубатура-сирота! Вернутся

Твои жильцы, и время в чем попало -

В больших кувшинах, в синих ведрах, в банках

Из-под компота - принесут, и окна

Отворят, и продуют сквозняком.

Часы стояли? Шли часы? Стояли.

Вот мы и дома. Просыпайся, дом!

 

Чудесная простота!

Найдено так много красок, что читать радостно и светло.

 

«Танкред» Вольтера.

Пушкин любил: Un jour elle pleurera…

 

15 ​​ Иде до конца читаю «Дым» (опубликован в 1867-ом).

Меня всегда удивлял Тургенев: так подозрительно легко он связывал интимную жизнь с социальной.

А для меня тут - пропасть.

 

Действие романа - после «перестройки» 1861 года.

Тоже, так сказать, «освободили».

 

16 ​​ Много ли живут близкие Пушкина?

Наталья Николаевна Гончарова: 1812-1863. 51 год.

Мать Надежда Осиповна: 1775 - 1836. 61 год.

Отец Сергей Львович: 1767 - 1840. 73 года. Почему-то много думаю об этих цифрах.

 

17 ​​ А если моя вера - мое творчество?

 

Пушкин в 1831-ом признается, что не знает французской орфографии.

 

На Аральском море мой сын Олег несколько дней болел и в это время читал исключительно Бродского.

 

20 ​​ Пушкин интересно склоняет «прозу».

Есть и «прозы», и «проз», и «прозам».

 

Пушкин – деду жены:

 

- ​​ «Если я умру, моя жена остается на панели, а мои дети – в нищете».

 

Его мучила бедность не потому, что он был бедным, но потому, что он был беднее людей своего круга.

Он катастрофически не умел жить по средствам.

 

Вот то, чему меня жизнь научила силой!

Мне все же это страшно: страшно, когда унижают известного человека.

Думаю, многие известные люди сейчас очень бедны.

Катастрофически.

Например, Татьяна Самойлова, наша бесценная Анна Каренина.

Ужасно, когда беден носитель и создатель прекрасного образа.

 

21 ​​ Пушкин, 1835. ​​ Свет хорошо знал о бедности Натальи Гончаровой!

Да, она имела успех, но это не улучшало финансового положения семьи.

Дантес ужасен именно тем, что он хорошо знал проблемы семьи – и что же он сделал?

Он сделал эти проблемы невыносимыми.

А Наталья?

Она пересказывала ​​ мужу слова Дантеса.

Такой вот ребенок.

 

Мог ли Пушкин потерпеть это унижение и избежать дуэли?

Наверно, нет, ведь таких унижений накопилось слишком много.

Это не максимализм, но адекватный ответ травле.

Конечно, только он понимал это, как «травлю»!

Но тут уж речь идет о чувствительности художника.

 

22 ​​ Знаменитое письмо Пушкина Чаадаеву.  ​​​​ От 19 октября 1936 года.

Хорошо известно по «Зеркалу» Тарковского.

Пушкин не послал письмо, зная положение друга.

 

1917. ​​ «Островитяне» Замятина.

Опять имитация!

 

23 Василий Кориотской. Подступы к Ломоносову.

Вот-вот, чудится, начнется современная литература.

Русская.

 

«Эвридика». Раскачать стиль.

25 ​​ Ломоносов:

 

Россия, коль счастива ты

Под сильным Анниным покровом.

 

К ​​ одическому в стихах вернулся не только Бродский, но и вся наша эпоха.

 

26 ​​ Конец августа - ​​ необыкновенно волнительное время.

 

Выписал все свои жалкие финансовые тревоги. Сюда не несу.

 

27 ​​ Но где взять русскую классику? В здешних библиотеках ее нет.

Вот и приходится читать французские книги во ФКЦ.

 

«Душенька» Богдановича:

 

- Но кто ты? - старец вопросил.

- Я Душенька, люблю Амура.

Потом заплакала, как дура.

...

И с ней взрыдала вся Натура.

 

Хороший 18 век.

 

28 ​​ Рассказы Замятина.

 

Последняя глава «Эвридики».

 

31  ​​ ​​​​ Иде читаю «Новь» Тургенева.

Поиски в вере!

Куда они заведут?

 

Два тома «История французской литературы».

 

«Человек без свойств» Музиля. Из опубликованного посмертно.

 

39 ​​ главка.

 

Как ее назвали? «После встречи».

«Линднер не пугался даже уступок  ницшеанскому  «сильному  человеку», ​​ который для буржуазного ума той эпохи был еще  камнем  преткновения,  а  для Линднера  и  точильным  камнем». 

 

«Так разволновала кровь Агата!».

Забавно, что и Агата смело бросается в эту игру. Что называется, «с полоборота».

Ничтожество учителишки. Вот одна из его «мыслей»: «Как  раз  продолжительность  брака делает его лучшей защитой от чрезмерных желаний».

 

40 главка.

 

Линднер предстает очередной пародией на человечество, но что-то в нем непроходимо жалкое.

А разве Блум - не ничтожество? И, тем не менее, самое прославленное ничтожество.

Почему авторы добиваются успеха именно в посредственностях? Потому что типичность - мощна.

 

«Вообще все, с чем он ни соприкасался, Линднер превращал в  нравственное ​​ требование». ​​ 

Нравственность оборачивается кошмаром.

 

«Упражнение   характера   в   терпеливом   преодолении ​​ непредвиденных трудностей при быстром одевании».

 

Его философия.

«Терпение, послушание, уравновешенность, хладнокровие и другие очень добротные свойства ​​ становятся главными составными элементами человека в частном  плане,  а  все необузданное, насильственное, маниакальное  и  опасное,  без  чего  он,  как неудержимый романтик, тоже не может  обойтись,  прекрасно  находит  место  в режиме». 

Так государство приравнивается к уживчивому маньяку. Моосбругер - неуживчивый.

Агата своим появлением и свободой начинает разрушать его отработанную систему якобы просвещенного скотства. Он напоминает героев Достоевского, но у русского писателя герои опровергают себя. Если б Музиль успел разработать этого персонажа, его б ждала та же участь.

 

41 ​​ главка. ​​ 

 

«Брат и сестра на следующее утро».

 

Ужас Агаты: «Мир, откуда пришло это письмо (Хагауэра), притязал быть  реальным  для  нее  миром».

-Так что, Геннадий, - говорю я себе, - не один ты имеешь проблемы с реальностью! Просто ты хочешь быть свободным - и именно такое желание свободы мешает тебе успешно решать житейские задачи.

Насколько трепетна Агата, насколько не приспособлена к жизни! Но именно это делает ее неотразимой. Я тут вспоминаю железобетонную французскую политологичку Франсуазу Том или хитренькую певицу Гинте.

 

В сущности, и Линдлер - такой приспособленец.

Все же какая тонкость отношений! ​​ Никто столь подробно и убедительно не описывал душевную близость. В этих отношениях нет ущербности, - но она начинается с проникновением в них - социальности.

Эти двое страстно хотят друг друга, но еще выше, чем любовь, они ставят социум.

 

42 ​​ главка. ​​ 

 

«По небесной лестнице в чужое жилье».

Она идет к Линдлеру, а думает о том, как хорошо было бы оказаться в объятиях Ульриха. Эти мысли столь настойчивы, что бедному учителю предстоит спасти Агату: от них.

 

43 ​​ главка.

 

Семья Линдлера. Ужасная пародия на учителей, а, может, и на все состояние педагогической науки.

Что чувствует Агата? «Какой-то старомодный и  немужской  дух, ​​ направленный на человеческое страдание с неприятной старательностью».

 

«Она вдруг почувствовала, что  не  может ​​ удержаться от ​​ смеха при виде дома, где она сидела  в  добровольном  плену  и ​​ чего-то ждала».

Замужество на Хагауэре: «не по-настоящему, а  в  слепоте презрения  к  себе  самой».

 

44  ​​​​ главка. ​​ 

 

«Он чувствовал, что  его ​​ влечение не меньше, чем его страх».

Агата - разыгралась, потому что многое угадала в Хагауэре. Скоро становится ясно, как ей нужна эта победа: поединок несет простоту и ясность, которые не может дать Ульрих.

Неужли Агата, эта австрийская Татьяна Ларина, не понимает, как ей  важно раствориться в других? Именно не до конца, не в близости, - а раствориться ​​ в простоте?

 

45 главка.

 

Объятие брата и сестры. «Братство телесной их стати передалось  им  так,  словно они поднялись из одного корня».

Но что дальше? Как раз не любовная связь! «Из  мира более совершенного, хотя еще смутного соединения,  от  которого  они  прежде вкусила как  бы  мечтательно-символически,  на  них  дохнуло  более  высоким ​​ велением, повеяло более высоким предвестьем, любопытством или предвиденьем».

Мистическое единение.

 

46 ​​ главка. ​​ 

 

Растворение в образах и мыслях!

 

«Время  начинает  обесценивать  индивидуум,  не  будучи  в  силах  ​​​​ возместить эту  потерю  новыми  коллективными  свершениями».

 

Агата думает об ее отношениях с братом: «Это вообще последняя любовная история, какая  может быть!».

 

47 ​​ главка. ​​ 

 

«В мире людей». Одно название говорит, что брат и сестра опять воплощаются - для других.

 

«То таинственное и неопределенное, что связывало  их  самих, хотя говорить об этом свободно они не могли, отделяло их от других людей, но та же страсть, которую они постоянно чувствовали, потому что споткнулась она не столько о запрет, сколько об обетование,  оставила  их  и  в  состоянии, сходном с тяжкими перерывами в физической близости. Лишенное выхода  желание откатывало назад в тело и наполняло его нежностью, такой же  неопределенной, как день поздней осени или ранней весны». ​​ 

 

Физическая близость - совсем не высшая ценность: как раз ее-то ​​ Музиль отвергает. Автор придумал особое состояние близнецов, чтоб развернуть свои филсофские способности. Чтоб воплотить высшую Мечту!

 

48 ​​ главка.

 

Ульрих: «Я верил, что жить стоит только значительно, и желал  себе никогда  не делать  ничего  безразличного». 

Словарная статья о гениальности, а не глава романа!

49 ​​ главка.

 

«Разговоры о любви». Какая-то зарисовка! Не разработано.

 

50 ​​ главка.

 

Про любовь. Лучше укрупнять главы!

 

51 главка. ​​ 

 

Анализ слова «вилка». Это большая ошибка русского перевода - прыжок в философию. В планах Музиля есть и реальные события, касающиеся всех.

 

52 ​​ главка.

 

«Дыхание летнего дня». «Весна и осень, речь и молчание природы, да и волшебство  жизни  и смерти смешивались...».

Вот тут и кончаются дневники к русской части романа Музиля «Человек без свойств»; ​​ начинаются – к немецкой.

 

Сентябрь

 

2 ​​ Вильм Алексеевич Похлебкин, «Кушать подано».

Что ели Пушкин и Гоголь.

 

4 ​​ В «Карениной» у Толстого: «ядовитый господин».

В «Идиоте»: ​​ «господин с кулаками».

Так классики пользовались краткими описаниями.

 

7 ​​ Начинаю читать десятитомник ​​ Чехова.

 

Кажется, ​​ в баптизме ​​ упор делает на страданиях Христа. ​​ Ты молишься за Живого Бога, что умирает не вообще для людей, а для тебя лично.

8 ​​ Закончил «Эвридику».

Не понимаю, что ​​ написал.

 

10 ​​ Печатаю рассказ. Переживаю за героиню. Прочие почему-то скучны.

 

Или это кризис – так много, так безумно писать?

Но мне нужен этот диалог с Богом: только он держит меня на земле.

 

15 ​​ Печатаю 4-ую главу «Эвридики».

Вот мой диалог с Арсением Тарковским:

 

ЭВРИДИКА

 

У человека тело

Одно, как одиночка,

Душе осточертела

Сплошная оболочка

С ушами и глазами

Величиной в пятак

И кожей - шрам на шраме,

Надетой на костяк.

 

Летит сквозь роговицу

В небесную криницу,

На ледяную спицу,

На птичью колесницу

И слышит сквозь решетку

Живой тюрьмы своей

Лесов и нив трещотку,

Трубу семи морей.

 

Душе грешно без тела,

Как телу без сорочки,-

Ни помысла, ни дела,

Ни замысла, ни строчки.

Загадка без разгадки:

Кто возвратится вспять,

Сплясав на той площадке,

Где некому плясать?

 

И снится мне другая

Душа, в другой одежде:

Горит, перебегая

От робости к надежде,

Огнем, как спирт, без тени

Уходит по земле,

На память гроздь сирени

Оставив на столе.

 

Дитя, беги, не сетуй

Над Эвридикой бедной

И палочкой по свету

Гони свой обруч медный,

Пока хоть в четверть слуха

В ответ на каждый шаг

И весело, и сухо

Земля шумит в ушах.

 

Какое ясное продолжение Мандельштама!

16  ​​​​ Читатель будущего подивится моей политической слепоте и косности.

Разве не это я фиксирую?

Но смысл моих заблуждений в том, насколько индивид способен воспринимать информацию.

Ведь я записываю только то, что слышу.

 

17 ​​ Сажусь за сатиру «Ваш путь в искусство».

Получится хоть что-то?

У меня столько брака, мне столько приходится выкидывать! И эти тучи дневников, что загромождают квартиру, - как я от них спасусь?

Есть ли хоть какие-то шансы не напечатать, но хотя бы обработать их?

 

Я вот закопался с бумагами, а ведь скоро грядут электронные книги!

В Германии.

Уже ​​ сказано, что в ней будет 100.000 страниц, и незадорого она будет каждый месяц обновляться.

 

«Письмо Горацию» Бродского,

 

«Медея. ​​ Голоса»  ​​​​ Вольфса,

 

«Пока у нас есть лица» Льюиса,

 

«Шляпа из рыбьей чешуи» ​​ Павича.

 

18  ​​​​ «Элеацар» Турнье.

 

19 Допрос Клинтона, когда он лгал об отношениях с Ливински, опубликован.

Стал литературой!

И больше: об этом сделан фильм - и фильм уже продан.

 

«Школа женщин» Жида.

22  ​​​​ Михаль Вивег  ​​​​ Viewegh. Báječná léta pod psa. Praha, 1992; ИЛ, апрель, 1997. ​​ Юмористический бестселлер о коммунистической эпохе в Чехии, ​​ экранизирован в ​​ 1997 году.

 

24  ​​​​ Уже Маркес и другие нобелевские лауреаты протестуют против преследования Клинтона.

 

С ​​ Салмона Рушди официально сняты обвинения в оскорблении Аллаха, но он не отказался от охраны.

 

«Dan Leno and the Limehouse Golem. ​​ Дан Лено и известковый дом Голем», ​​ 1994. ​​ 

Еще название: ​​ «Процесс Элизабет Кри. ​​ The Trial of Elizabeth Cree».

В  ​​​​ ИЛ ​​ (Иностранке) появился в прошлом году.

 

26 ​​ Холодные, сухие дни.  ​​​​ Так приятна эта осенняя ясность!

 

27 ​​ «Русская красавица» Виктора Ерофеева.

Мне не нравится броский сюжет и вообще установка на все головное.

Везде видна голова автора, а где же он сам?

Мы видим, что он думает, но нам интересно, что он чувствует.

 

29 ​​ Советские писатели перестали что-то значить, а с ними – вообще все писатели.

Понятие литературы, ее понимание меняются: пришли – борзописцы!

 

Купание в ванной: Гете.

 

30 ​​ Синявский:

- Пустота – содержание Пушкина.

 

-=

 

Дневники к ​​ немецкой части романа Музиля «Человек без свойств».

 

55 главка.

 

В издательстве «Ро'вольт» ​​ эта главка «Дыхание летнего дня» честно подписана издателем «Набросок».

 

56 главка.

 

«Звездный образ близнецов».

Надо ж, какой романище! 15 лет его читаю, но ощущение его мощи только растет. Вот и новая эра - и с ней роман читается по-новому.

 

Рассказ Генриха о женщине-ребенке. Не Кларисса? Эта тема могла бы стать главной, а не близнецы. Почему это выброшено из русского перевода? Бедный Апт! Такой хороший переводчик, а его подставили.

 

Лунное девичество, или лунное время. Раскрытие этого таинственного периода. Ульрих рассказывает об этом, потому что и сам с Агатой пережил такое.

Для меня вся эта «лунность» - ясная отсылка к «Генриху» Новалиса.

 

Пристрастное описание 12-летней девочки в России сочли бы похотливым. И Агата сомневается, не противоестественно ​​ ли любить девочку?

 

Бедная Агата! Так перегрузить ее образ: все мысли Музиля прогнаны через душу Ульриха и обрушены на его ​​ сестру. Закрадывается мещанское подозрение, что отношения брата и сестры силой выведены в научность.

 

Учение Музиля о ​​ связи красок и образов.

«Символ (Sinnbild = чувственый образ), сравнение и образ взаимоприникаемы, взаимопревращаемы».

Близнецы - двойники: они чудесно отражаются друг в друге. Музиль запечатлел красоту этих отражений, но эта красота кажется безжизненной, философской, надуманной, слишком умной.

Как идея сумасшествия и образ Моосбругера цементируют роман, так идея особенной близости близнецов его разрывает. ​​ Это - к позитивой роли зла!

 

Диалог близнецов в звездах. Боже, да когда ж он кончится! Милая Агатушка скукожилась под гнетом высоких идей.

 

57 главка.

 

«Особое задание решетки сада» (набросок).

Близнецы в саду.

Решетка - символ: «и связывает, и разъединяет». Разве не то же - близнецы? «Неразделенность и необъединенность».

Фраза Блока пришла на ум: «Жизнь и искусство нераздельны и неслиянны». Конечно, знал эту фразу и без Музиля, но его роман напитал знакомое выражение необычайным смыслом.

 

58 главка - ​​ набросок к 57 главке.

Составители пытаются внести смысл.

Verheissung (обещание, обет) в цепочке других философских категорий: предчувствие, вера, благовещение.

Кларисса ​​ появляется только в 61 главке, а из этих трудно хоть что-то выловить. Попытаться?

 

«Чуждое жизни преувеличение».

Конечно, это фразочка Линднера. Этот человек невольно вбирает в себя все ужасное. Поэтому Агата и посетила его логово: дракон - у себя.

 

59 ​​ главка - ​​ еще один набросок к 57 главке.

 

«Самочувствие в обмороке, похищение «я».

Любимый образ бумаги, запачканной жиром. У Музиля еще смачнее: с остатками еды.

Склонность Агаты любить мужчин, которые ей не нравятся. Как тут не вспомнить мои первые два брака? Я показал, как ​​ Агата, полную неспособность разбораться в своих чувствах.

 

60 главка.

 

Состояние «в сердце мира».

Die Geduld des Sich-ueberleben-lassen = терпение искусства переживать самого себя.

Увы, это тупик: из материалов ясно, что Музиль не знал, куда «двигать» отношения брата и сестры.

 

61 главка.

 

Наконец-то Кларисса! Действие опять включено.

Образ Клариссы куда убедительней, чем Агаты. Из всех женщин Агате, жене Фишеля ​​ и Рахили повезло меньше всего.

Сразу читать легче, потому что понятно, чего хочет Кларисса. Моосбругер давно стал ее - если не любовью, то стремлением. Почему она хотела физической близости с Мейггастом и Ульрихом? Так она движется к близости с преступником.

 

Ни Мейнгаст, ни Ульрих не подвержены сладострастию, и, если и Кларисса их и волнует, то последствия близости пугают куда больше: все понимают, что она не отвечает за ​​ себя.

Второй раз Клариссе не удалось увидеть Моосбругера. Она чуть не плачет и - вспоминает своего бога Ницше.

 

62 главка.

 

В изящном издании Ровольта это 1186 страница. Штумм и Кларисса. Ее образ больше несет ​​ в себе ту эпоху, чем прочие: прочие более «расположены» к вечности. Забавно, что ей уже нравится и генерал. В этой девушке с завышенными духовными требованиями живет «простая» проститутка. Она открывает жизнь - и когда мужчина предстает этаким «жизнеоткрывателем», она не может пред ним устоять. Но в генерале ее соблазняет еще и его высокий социальный статус.

 

Кларисса имитирует поведение сумашедшего - перед генералом. Она совсем не чувствует этой социальной дистанции, на которую мне часто указывали мои родственники. Генерал в восторге.

 

63 главка.

 

Вальтер хорошо знает - откуда? - о чувствах его жены к Ульриху и Мейнгасту, но эта борьба не только наполняет горечью: она и увлекает. Он знает и потому, что видит, а невидимое верно угадывает его фантазия.

Вальтер знает, что жена увлечена. Но как? Музиль говоит о Hingabe f. Это ​​ «преданность, самоотверженность».

​​ 

Hingabe an etw. (A) wenden, die grosste Hingabe zeigen = проявить величайшую преданность (самоотверженность).

mit Hingabe = с преданностью, преданно; самоотверженно

увлечение (делом, наукой и т. п.)

eine Aufgabe mit grosster Hingabe losen - целиком отдаться решению задачи

готовность (женщины) отдаться (мужчине)».

Стоит выделить именно эту «готовность».

Может ли народ быть безумным?

 

Она: «Народ, состоящий из сумасшедших, - самый здоровый».

Она признается мужу, что чувствует себя и мужчиной и женщиной, и это в ней главное. Гермафродит!

Жить «в образе греха».

 

64 ​​ главка.

 

Ульрих начинает вести дневник, так что превращается в писателя. Кажется, у него и нет иного выхода: он, видимо, повторит путь самого Музиля.

Дневник Ульрих понимает как измену Агате: они так и не в силах духовно оторваться друг от друга, а физическая близость тоже не для них. На меня огромное впечатление оказывает именно отсутствие ​​ физической близости.

 

65 ​​ главка.

 

По-моему, рассуждения Ульриха довольно холодны - и мне не понять, как они могут противоречить физической близости. Я не могу себе представить, чтоб присутствие живой женщины вызывало только одно желание: мыслить.

Они пробуют провести ночь вместе, но понимают, что физической близости не для них. Это я понимаю. Но что же - для них? Мысли?!

 

Октябрь

 

1 ​​ Из моих набросков ​​ к сатире «Ваш путь в искусство»:

 

- ​​ «Господа писатели, ср-те смело: вам заплатят за ваше дерьмо. ​​ Пусть каждая ваша какашка пойдет в печать. ​​ Все какашки, до одной».

 

Сейчас это кажется слишком грубым.

Во мне уже нет ненависти к этому времени.

Да и сами писатели настолько задвинуты эпохой, что их критиковать надо по-другому.

 

2  ​​ ​​​​ Веневитинов:

 

Судьба сказала мне давно:

Ты в мире молнией промчишься.

Тебе все чувствовать дано,

Но жизнью ты не насладишься.

 

И не потому, что в жизни ​​ нет ​​ наслаждений, а потому, ​​ что у поэта – другие наслаждения.

 

Генрих фон Клейст и Генриетта Фогель.

Двойное самоубийство.

 

4 ​​ «Сон» Шевырева, 1826-1827:

 

Мне бог послал чудесный сон:

Преобразилася природа…

 

Два солнца всходят лучезарных,

В порфирах огненно-янтарных…

 

Как это ни красиво, но все же есть что-то бесплодное в этой фантазии.

 

В августе 1991 я с крестными родителями был во Флоренсе, совсем рядом с Монтре.

Я не смог их убедить посетить могилу Набокова.

 

5  ​​ ​​​​ Бернанос:

 

- «Я никогда не был юным, потому что не осмеливался на это… ​​ Потому что с ​​ ранней юности я отмечен знаком нищеты, потому что таков мой детский ​​ опыт нищеты».

 

Неужели нищета может так травмитровать?!

Но вокруг меня нищими были – все!

 

Нежный иней в пути. ​​ Я иду через поля – и красота природы поднимает душу.

 

6 ​​ Жан Муа Moix. ​​ Ликования ​​ небесам. Париж, 1996 – ИЛ, 1997.

Очень живо.

Читаю в лесу.

Экстаз исключает порнографию.

 

7  ​​​​ После Лихачева орденом Андрея Первозванного награжден Калашников.

 

Бернанос. «La privation de l'etre». Трогательно, ведь маму не могу не вспомнить.

«Я плакал...» - потрясает.

 

Брожу четыре часа, благо вернулось тепло. Вот так остаться бы в пути - навсегда.

8 ​​ Книжной Франкфуртской ярмарке - 50 лет.

 

Бернанос. Il a prononce...

Смерть.

 

RL ​​ дает целые сериалы по Сальери и Казанове. Это интересно!

 

Люда от музея «проталкивает» меня на Антибукер.

Это второй такой конкурс.

Такое вот достойное желание.

Я - в конкурсе.

 

Забавно, что надо непременно от организации.

 

Сколько за границей советовали участвовать во Франкфуртской ярмарке!

Но как это сделать, никто не посоветовал.

 

9 ​​ В «Иллюстрированном гиде французской литературы с 1918 года до наших дней» (1980) я нахожу заметки о Бернаносе: «родился в Париже в 1888, умер в 1948. Он резок, необуздан, визионер, напыщен, всегда свиреп, но часто гениален». «Дневник сельского священника», 1936 - шедевр взвешенного ​​ реализма, человеческой симпатии и страстной веры в Христа».

В этот момент поиска веры Бернанос стал моим любимым писателем.

 

Меня неприятно поразило, что в словаре не упоминается Юрсенар.

 

Но я сам - почему я не способен писать о вере страстно, почему она остается головной?

 

10 ​​ Весь день шпарит дождь.

Сиди и пиши.

Пять «и»!

 

12  ​​ ​​​​ Дюраска из ФКЦ.

Иде читаю Тургенева.

К ней вернулись силы, и она, как всегда, рассказывает о прошлом.

Почему-то в ее рассказе оно непременно предстает необычайно бурным.

Никто и ничто: ни советская система, ни близкие – не отвечали на моли чувства, - и потому мое прошлое осталось только в моих строчках, которые я могу чувствовать.

 

13  ​​​​ Теплый дождь, лето вернулось.

 

14  ​​​​ Важная цитата из «Мифа о Сизифе» Камю:

 

- «Мир, который ​​ можно объяснить хотя бы и на недостаточных основаниях, - это близкий мир familier.

И, наоборот, в мире, лишенном иллюзий и света, человек чувствует себя чужим.  ​​​​ Это изгнание ​​ - без надежды, потому что оно лишено воспоминаний о потерянной родине или земле обетованной.  ​​​​ Этот «развод» между человеком и его жизнью, актером и теми декорациями, в которых он играет, - это, возможно, и есть чувство абсурда».

 

15 Гете: Ein braver Mann! Бравый мужик... 1805.

 

Каменский:

 

Я хочу один - один плясать

Танго с коровами... 1914.

 

16 ​​ Как красоты стиха сочетались в Маяковском с какими-то сомнительными теориями? ​​ Из «психологии» и «скотоложства» - «психоложество».

 

На анти-букера посылаем «Деву Марию». Я и минуты не верю в себя, я всем недоволен.

Стоило б послать «Жуана», но такой модернизм в нашем посткоммуническом обществе - не пройдет.

 

Литературная энциклопедия. Москва, 1933. Девять томов.

 

Фрейдизм в действии: RL, Борис Парамонов.

Прежде экзотично, а потом уж верно.

Один в поле воин.

Непременно аномалия! Все - то ли сифилитики, то ли скрытые (скрытные!) гомики.

На нашем общем распутье такие идеи кажутся «передовыми».

Чуть распутье пройдет - и они потускнеют.

Такое время: каждый эмигрант - с ореолом счастливчика.

 

RL ​​ - элита, тусовка, но не среда.

Интересные люди, но уж очень важно то, что они - «свои».

 

17 ​​ Пять часов утра. Читаю Чехова.

Нравится рассказ ​​ «Он и она». 1882.

«Она, обтесавшаяся, выдрессированная, умеет улыбаться».

Так написать о женщине!

Сейчас это нормально, но не сто лет назад.

 

Чехов и Чаплин только кажутся жестокими: это два великих реалиста.

 

«Он и она»  ​​​​ напоминает «Семейную жизнь» Жида.

Певица похожа на певичку из «Миллиона» Рене Клера.

Чехов несопоставимо более полнокровен, чем Жид.

Мне очень нравится та неразбериха жизни, что понята «нашим» Чеховым со всей силой.

 

Чем отличается чеховская женщина от современной?

Чеховская больше держится за приличия, больше ценит их.

Она хотя бы старается выглядеть возвышенной, понимая, что в этом ее сила.

А современная женщина легко переходит на грубость.

Разве так удивительно, что у нас – море абортов?

Но сама женщина провоцирует столь плохое отношение к ней.

 

18 ​​ Пишу «Мастера кошмаров».

 

Каменский:

 

Шпарят духом чох.

Матушку-Расею встабунят.

Дербалызнет Пугачев!

 

Прямо-таки, ярится, как бес какой!

 

19 ​​ Полтретьего ночи. ​​ Слишком много сил, чтоб уснуть.

 

«Ненужная победа» Чехова:

 

- «Голос графини был тих и дрожал. ​​ Глаза бегали, точно пойманные мыши».

 

Прямо-таки, пособие, как не надо писать.

Так плохо.

В текстах Чехова нахожу ​​ тучи таких неровностей и безвкусиц.

 

20 ​​ Читал «Мушетту» Бернаноса ​​ - и только так пережил эту ночь.

«Она проснулась в слезах, или, лучше сказать, это были слезы, что разбудили ее…». ​​ 

Девочка любит, но ее любовь не делает мир ближе и теплее.

 

Как описана смерть ее матери!

 

21  ​​​​ Из ПСС Чехова прочел первый том.

Сейчас не скучно.

Прежде меня ужасало, что написаны рассказы слишком небрежно, но теперь в этой небрежности вижу адекватность и знамение времени.

Но разве эта легкость - непременная черта таланта?

 

22 ​​ Клуар Clouard о Бернаносе в своей махине «История французской литературы».

«Видение мира более христианское, чем католическое». Конечно!

 

О «Дневнике»: «танец смерти».

 

О «Больших кладбищах»: «Дон Кихот стал острым и мрачным».

 

А что пишет о нем в своей книге Клер? «Произведения Бернаноса - свидетельство жестокого и богатого опыта».

Ничего.

 

23 ​​ ИЛ, номера 10-12 за прошлый год.

 

«Большой журнал ​​ cahier» Кристофа.

Филигранный лаконизм.

Традиция Дюрас.

 

В этот день в 1805 в Оберплане родился Адальберт Штиифтер ​​ Adalbert Stifter, ​​ австрийский писатель, поэт, художник и педагог.

Умер  ​​​​ 28 января 1868 в Линце. Будучи больным циррозом печени, в приступе депрессии перерезал себе горло бритвой.

 

24 ​​ Владимир Соловьев:

 

Все, кружась, исчезает во тьме,

Неподвижно лишь солнце любви.

 

Максим Исповедник:

- ​​ «Неподвижное подвижничество любви».

 

Данте:

 

Любовь, что движет солнце и светила...

 

Мне чудится, я разыскиваю какую-то женщину.

- Что вам нужно? - удивленно спрашивает она.

- Простите, но в Книге Чисел написано, что я люблю вас.

Она закуривает - и запах такой противный, что я в ужасе сбегаю.

 

26  ​​ ​​​​ В Американской библиотеке ​​ ИБ ​​ взял Бродского на английском.

Хорошо о Фросте. ​​ She was starting down…

 

ИЛ: ​​ Бродский, Бенджамин, ​​ Кундера, Набоков.

Журнал «Иностранная литература»

 

RL (РС, Радио Свобода) посвящает Казанове семь часов. ​​ Восхитительный сериал. ​​ Поразительно, что такой подарок получаешь от политизированной радиостанции.

 

27 ​​ Бернанос: ​​ экзальтация христианская, а не католическая.

 

28 ​​ Бодлер:

- «У этого реального мира такая толща вулгарности, что она превращает презрение мыслящего человека в подлинную страсть».

Лучше написать и на французском:

-Ce monde a acqui une epaisser de vulgarite qui donne au mepris de l’homme spiritual la violence d’une passion.

​​ 

Да, эта страсть креативна, - но каково ее нести!

 

Вечером с Людой, как обычно, читаем. ​​ Сегодня: она – «Живаго», я – Бодлера.

 

Бодлер – любимой:

- ​​ «Ты ​​ принесла грязь в наши отношения ​​ tu m’as donne ta boue, а я превратил ее в золото».

 

30 ​​ Наводнение в Баден-Бадене.

Это  ​​​​ касается и истории русской литературы.

 

Как жаль, что письма друзей я не могу напечатать на машинке: просто нет сил. ​​ 

Это сотни искренних, вдохновенных страниц на разных языках.

 

31 ​​ Гете: ​​ Im Vaterlande…

 

Дневники к ​​ немецкой части романа Музиля «Человек без свойств».

 

66 ​​ главка. ​​ 

 

Подчиняться требованиям Высшего - вот жизнь Ульриха. Свои человеческие ​​ «требования» забыты. Так «человек без свойств» становится человеком высочайших моральных требований, представителем Морали. Так за большими моральными требованиями роман «расползся» и остался незаконченным. Но сама идея безумия общества настолько мне близка, что я не могу отличить дневники от романа.

Внести смысл во все ​​ - задача жизни. Не только мораль. Повсюду руины больших теорий Музиля.

 

Способен я на экстаз? - спрашивает себя Ульрих.

Рецепт самому себе: относиться к Линднеру, ​​ как будто они «связаны в Боге».

Но Агата намеревается опять встретиться с Линднером. При этом она сама знает, что любит тех, кого презирает. Не разжигает ли так себя?

 

67 главка.

 

Зачем втягивать в философию генерала?

Разговор с генералом о любви? Не верится. «История человечества - наполовину история любви». Генерал говорит: «Параллельная Акция нашла цель!», - но мы уже знаем, что цели и быть не может. ​​ Все же приятно возиться с таким немецким языком. Тот же эффект и у Ницше: несколько безмерно, вовсе ​​ не «подстрижено» ​​ («Подстриженными глазами» Ремизова) - и смысл открыватся после многолетних штудий.

 

Странный образ генерала: ​​ «Apfelfrau. Яблочная дама». Что в словаре?

Apfel nicht essen mogen - не быть охотником до любовных похождений.

ein saurer Apfel - горькая пилюля

goldene Apfel in silbernen Schalen - прекрасное содержание в достойной форме.

В ткани романа частенько появляются такие странные образы.

 

68 главка.

 

Музиль планировал описать и историю городка близнецов. Но почему - генерал?

«Венок пороховых башен еin Kranz der Pulverturmen». Такой венок в Москве был из водонапорных башен.

 

Что же такое ​​ Eingeistigkeit, если ​​ Geistigkeit =

1) духовность; бесплотность, бестелесность; отвлечённость

2) интеллектуальность; ум; остроумие ​​ + крепость спиртных напитков.

 

Наверно, генерал хотел сказать «однодуховность, одноверие, вера». Именно этой «веры» много в армии, именно на нее надежда.

Уж не чаю, как избавиться от Штумма: немой (Stumm) слишком разговорчив.

 

69 главка. ​​ 

 

Агата читает дневник брата.

Идея Ульриха: любовь - это экстаз. Впечатление, что все это уже сказано, и Музиль не знает, куда развивать образ.

 

70 главка.

 

Опять ситуация в Акции устами генерала.

А что в этом нового? Да ничего.

 

71 главка.

 

Агатушка. Прежде тексты, связанные с близнецами, не казались мне столь заумными. Не потому ли, что читал их в переводе? В оригинале они заумны и неприложимы не только к Агате, но и вообще к любой ​​ женщине.

Тип внутреннего чувства, его состояния. Так Музиль усложняет литературоведческий анализ на живых людях. Аж ​​ «Учение о чувствах»!

Да это же Спиноза! Спинозистские, спинозные ​​ порывы Музиля.

 

72 главка.

 

Генерал и Ульрих в саду. Тут есть оцепенение: когда развитие остановилось.

 

Язык Музиля. Откуда?

Сouille f грубо мужское яичко = couillon = ? кujonieren.

Так, что ли?

А вот и нет!

Кujonieren = раздражать, донимать (кого-л.), мелочно придираться (к кому-л.).

Возможно, из французского, - но как за это поручиться?

 

73 ​​ главка.  ​​​​ 

 

Verwick(e)lung f = , -en

1) осложнение (положения). Internationale Verwickelungen ​​ международные осложнения

2) лит. ​​ завязка

 

Психиатрия. ​​ Schaltkraft ​​ = усилие включения. Музиль пишет «Трактат о Чувстве».

Тут подступы к «Я-переживанию». Ощущение, что Музиль мало пытается войти в огромные искусствоведческие и литературоведческие традиции.

 

74 главка.

 

Зачем она образована? Продолжение предыдущей: разрозненные мысли Ульриха.

Ineinander ​​ - одно в другое, друг в друга.

Типы страхов. Schlotternde Angst - дрожащий страх.

В словаре:

schlottern трястись, дрожать; вибрировать

die Knie schlottern ihm vor Angst (vor Kalte) - колени его дрожат от страха (от холода).

 

Анализ ​​ переживания. К примеру, Gesamterlebnis - общее переживание.

 

Связь переживания и чувства. Уже понятно, что преступник - подопытный самого автора романа.

«Квантовость» чувства: чем больше его рассматриваешь (анилизируешь), тем меньше его видишь.

По-моему, анализ чувства - это глубокомысленная немецкая пустота. После стратного повествования она кажется непристойной.

75 главка.

 

Линднер (кстати, Тополев или Мягков на русском).

Из рассуждений Музиля слишком ясно, что Агата может «полюбить» Линднера: именно потому, что в душе его презирает. Герр писатель! Это уже пахнет теорией, а не жизнью: столь очевидное пережимание образа учителя.

Линднер чует что-то чуждое, ранящее в Агате, но не может отказаться от мыслей о ней. Тут западня для них обоих.

 

Жизнь - западня для разума, разум непременно заводит в безумие или его подобие. В этом «пафос» Музиля.

 

Angsttraumen Линднера. «Сны, полные страха» или «страшные сны».

Идея Музиля: учитель «правилен» из боязливости Angstlichkeit.

«В его груди было чужое, беспокойное чувство. In seiner Brust war ein fremdes, unruhiges Gefuhl».

 

Старыми средствами Музиль ​​ описывает новые чувства. Spannung des Auslasses = напряжение расслабления!

 

«Eine wundervolle geistige Klarheit uberflutete nun alle seine Sinne. Какая-то чудесная духовная ясность овевала все его чувства». Зачем эти божественные чувства приписывать Линднеру? Он все равно останется валенком.

 

Так и один мой короткий рассказ начинается с «Я сижу в офисе ​​ и думаю о ​​ божественном».

 

По-моему, парадокс - не самая сильная сторона Музиля. Скорее, он блистает во въедливом анализе души. Он видит полу и целиком растленные, разъеденные веком души. Это пленняет. И Достоевский видел их, но наш классик показывает их более в действии, а Музиль - в созерцании, в трепыхании, в сомнениях. Души Музиля тухнут, как догорающие костры. Откуда у Линднера могут быть озарения? Его мучили школьные товарищи - и он пошел в преподаватели? Лучше никаких объяснений, чем такие.

 

Тип: «Он так долго пытал ее любовью, что она его полюбила». Жалкие нагнетения.

 

Фраза ​​ «vollziehende Faulnis einer Gesinnung свершающееся гниение смысла» недостойна окаменевшего сознания учителя.

 

Ноябрь

 

2 ​​ «Сказка о попе и его работнике Балде». ​​ Цехановский.

Помню, в детстве эту вещь Пушкина читал с восторгом.

Как же! Все понятно.

4 ​​ Какое утешение – читать латинские стихи!

Али что понимаешь, парень?

 

5 ​​ Воццек (Марии):

- ​​ «Женщина! Каждый человек - бездна».

 

А можно перевести и более эмоционально:

 

«Баба ты баба! Каждый человек - пропасть».

 

7 ​​ Все же надеюсь устроиться ​​ на работу за границей, чтобы тут издать мои книги.

Но как там заработать?

Шарлетта, кажется, обещала помочь, но как-то слишком туманно.

 

10 ​​ «Щербацки’е», но не «Щерба’цкие»!

Поверить?

«Каренину» стыдно и страшно забыть.

 

Сразу две Вознесенские газеты хорошо написали о моем литературном вечере.

 

11 ​​ Каролина Павлова, 1855:

 

Я стихла, я довольна,

Безумие прошло, -

Но все мне что-то больно,

И что-то тяжело.

 

Очень современно, но и – приятно.

Искренность всегда приятна.

12  ​​​​ Письма Елене Ивановне и в Антибукер (послал «Утку», «Деву» и «Искушение»).

 

13 ​​ Моя истинная Родина – сам процесс работы.

Пишу – и начинаю понимать, кто я.

Появляется эта важная иллюзия.

А раз пишу, то и побеждаю, преодолеваю бестиальность мира.

Отважиться жить и – жить на самом деле.

 

14  ​​​​ Журнал «Литература за рубежом».

 

Стихи Уоллеса Стивенса.

 

16 ​​ С утра - Гораций: O fons Bandusiae...

 

Cum tu, Lydia...

 

18  ​​​​ Кендзи Митзогучи. ​​ Жизнь женщины из Сайкаку. 1952.

 

Работа на кухне.  ​​​​ Чистка картошки. ​​ Суп.

 

«Я готов жить и умереть в этом мире».

В моей жизни такие прямолинейные мысли играют большую роль.

 

20 ​​ «Сентиментальный разговор» ​​ Верлена.

Paul Verlaine.

 

COLLOQUE SENTIMENTAL

 

Dans le vieux parc solitaire et glace

Deux formes ont tout а l’heure passe.

 

Leurs yeux sont morts et leurs levres sont molles,

Et l’on entend а peine leurs paroles.

 

Так двое после смерти кружат по парку и все не могут наговориться, потому что когда-то они любили друг друга.

 

Поэту Кривулину угрожают именно, как еврею.

Помню, в Питере 80-ых он был настоящим литературным генералом.

Сохранил он свою позицию?

Тусовки решают все.

История нашей современной литературы – история тусовок.

 

Мне тягостно понимать, что вся моя жизнь пройдет в безутешной борьбе с самим собой, во враждебной среде.

И как выйти из этого?!

 

21  ​​​​ В Петербурге убита Галина Старовойтова - опять мои кошмары реализовались!

Нет, идею «Человека толпы» надо двигать: материал для рассказа подбрасывает сама жизнь.

 

Час ночи. Работа и молитва.

Мои уста сомкнуты, а профиль отточен.

Таким и умру.

Странно, что эти мысли не удивляют меня.

Обычная проза.

И молитва - обычна:

 

Дай еще пожить, Боже, дай подышать этим воздухом, дай понять, что же происходит.

 

В диком, а, впрочем, обычном порыве переписал «Мастера кошмаров».

 

Нет, на слова переводится плохо.

Наверно, на музыку - яснее.

Этого мне не выразить.

 

Хармс:

 

Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина.

 

Хороший формализм.

Книга из местной библиотеки.

 

22 ​​ Вчерашняя порывистая работа сегодня поверяется рацио.

 

Стихи Альберти во время обычной прогулки. ​​ El angel desenganado.

 

Цветаева:

 

Забудешь ты мой профиль горбоносый

И лоб в апофеозе папиросы…

 

Кажется себе очень красивой, но у Цветаевой это не оскорбляет.

 

23  ​​ ​​ ​​​​ В 17.50 отключили электричество - ​​ и два часа мы сидели в полной темноте.

Не только мы, но, кажется, весь микрорайон.

Я дождался света, а потом два часа бродил в темноте.

Так мне это важно: бродить.

Иначе мне не примириться с собственным существованием.

Иду – и ощущение, как будто Иаков в темноте борется с ангелом: так и я сражаюсь с собственными кошмарами.

 

24  ​​​​ Поменьше соплей нести в дневник!

Какие-то особые надежды на жизнь, на сына, на успех – все это стоит безжалостно выбросить.

Вся лирическая часть пусть останется моим произведениям.

Пусть все, происхдящее со мной, станет моей судьбой, пцсть я буду терпим к другим.

Пусть ​​ и они пожалеют меня.

 

26 ​​ Ролан Барт. Ясная комната. ​​ Галлимар, 1980;  ​​​​ Ad Marginem, 1997.

Фото и созерцающий фото; их взаимодействие.

Мое открытие Ролана Барта.

 

27  ​​ ​​​​ Мое же впечатление от моих же дневников: этот человек умеет все переживать в строчках.

Конечно, если б это все перевести дословно, то читатель подивился бы этой какофонии и не воспринял ее.

Так что мне приходится смотреть на мои дневники как на литературное произведение.

Приходится придавать им божеский вид.

 

30 ​​ Мой Голубев в Старой Пинакотеке.

 

Дневники к ​​ немецкой части романа Музиля «Человек без свойств».

 

76  ​​​​ главка. ​​ 

 

Агата - та живая, но в описаниях Ульриха есть усталость и повторы. Образ выработан! Анализ экстаза?

Gelahmte ​​ Gefuhlszustand = подкалеченное состояние чувства. Оперирование «группами идей. Ideengruppen». Рукой подать до теории множеств.

 

77 главка.

 

Ульрих. «Entwickelt es sich hingegen zur Unbestimmtheit, so hat es anscheinend gar keine Tatkraft. В развитии нет силы поступка».

 

«Если ты развиваешься ​​ к неопределенности, то, очевидно, это лишает тебя деятельной силы».

Забавно в поисках определения, что такое «чувство», это противопоставление ​​ определенности ​​ и неопределенности.

Эти размышления о чувстве легко выделяются в теорию. Как хорошо, что у Гете это отделено и попало только в ПСС.

Зачем Ровольт включил это в роман? Да вслед за Музилем.

«Великие созвездия Всемирного. ​​ Grossen ​​ Gestirnen des Weltalls»!

 

«Сознание ангела. Bewusstsein der Engel»!

Тут Музиль настаивает, что Ульрих - ученый. Прежде такого впечатления не создавалось: Ульрих был только человеком. Роман об ученом?

 

78 ​​ главка.

 

«Ночной разговор».

Агата: ​​ 

- Ты не можешь представить, что после встречи с Линднером я словно б становлюсь сильнее?  ​​​​ 

Kannst du dir nicht vorstellen, dass ich dann starker (mutiger) zuruckkehre?

 

79 главка. ​​ 

 

«Unterhaltungen mit Schmeisser. Развлечения, беседы с говнюком, бранчуном».

Оказалось, что Шмейсер - имя кандидата технических наук. А то, что звучит так плохо, уже не так важно. Граф взял его в собеседники - вот и все.

Кстати, тогда бы не Schmeisser, но Schmeissler. Такого слова и нет в немецком. Как в русском нет «бранчуна». Да, «ворчать» - «ворчун», но из «браниться» не получается «бранчун».

 

Шмейсер - пролетарий! Его появление символично. Тут Музиль дает подробный портрет в духе классической русской литературы.

 

Конечно, Музиль, как и читатели, на стороне аристократа Ульриха, но стоит признать униженность, социальную раздавленность Шмейсера. Он не видит выхода. В начале 20 века революция обещала все, но теперь ясно, что она только перераспределяет богатства общества, но не меняет характер самого общества. ​​ Революция вознесла мою маму, очень помогла ей, но уже я не видел в ней ничего, кроме насилия.

 

Музиль не прав, представляя социалистов какими-то чокнутыми. Как раз нет! Они выражали ясно свою униженность - и это унижение было объективно. Другое дело, что социализм, как я его помню, унижал не менее! Люди строят справедливое общество, но их беда, что непременно ничего не получается. Не надо обвинять Шмейсера! В его лице мы обвиняем все человечество.

 

80 ​​ главка. ​​ 

 

Опять Шмейсер. Теперь его отношения с Агатой. ​​ Я всю жизнь думал, а сам я - не такой ли жалкий социалист

 

Шмейсер? Мне явилась Божественность - в познании мира, и жизнь для себя всегда была самой жалкой пародией жизни. Музиль прав: вблизи Агаты этот жалкий теоретик не мог не мечтать об обладании. Тут проводится параллель Линднера и Шмейсера.

 

81  ​​​​ главка. ​​ 

 

Ульрих обсуждает с сестрой Линднера и Шмейсера. Он зовет их Fuer-Maenner. Что это? Одна из функций fuer: указывает на замену одного лица или предмета другим. «Мужчино-заменители»!

При обработке Музиль, конечно, разбавил бы все эти теории житейским ​​ материалом, - но до нее дело не дошло.

 

82 ​​ главка. ​​ 

 

Мейнгаст и Шмейсер. Как интересно было бы напечатать все черновики Льва Толстого вдоль его текстов!

Вальтер о жене: «weibliche Wachheit бабье бдение». Влияние Ницше.

 

Трактат о музыке. «Абсолютные образы и явления из тонов. ​​ Аbsolute Gestalten und Erscheinungen aus Tonen».

Шмейсер: рождение морали из духа музыки. И социалист - ницшеанец.

Все же те социалисты (таковым оказыаается и Мейнгаст) не презирали культуры, но сложно играли с ней.

 

«Революционизировать культурное содержание либерализма»!

Не для слабонервных. Но на самом деле, столь ученых разговоров в ученой среде полно: там они  ​​​​ естественны. Нет сил выписывать все теории.

Музиль хотел отобразить всю эпоху, создать эпопею, а получился лишь срез, но не движение Истории. Зато очень глубокий срез.

 

83 главка. ​​ 

 

Тут уж одни бесформенные наброски. Причем, не вырисовывается «величие» замысла, но туча сомнений, в которых автор утонул.

 

Фикция культурного единства. Появление демократии - утрата единства. Она - не связывает. Но разве монархия связывала людей? Просто одна форма шаткости сменилась другой. По Музилю, появившееся Отдельное близко безумию и преступлению. Конечно, столь ясное присутствие Ницше в романе заставляет думать, насколько много этого философа в Ульрихе и Музиле.

 

84 главка. ​​ 

 

Агата у Линднера. Здесь ясно, что Агата приходит, чтоб испытать свою бесконечную власть над учителем, убедиться в этой власти еще раз. Кошка играет с мышкой! Линднер начинает светиться изнутри: так Музиль описывает его растущее желание.

 

85 главка. ​​ 

 

«Сон». Сестра и брат: слияние в высоком объятии. Они созерцают сексуальное как нечто третье, далекое от них. Сон Агаты - о близости с братом. Он заменяет саму реальность. Но что за образ горящего божественного herrlich цветка?

 

86 ​​ главка. ​​ 

 

Письма Хагауэра становятся все более угрожающими. Музиль давно говорит ​​ об этом, но пока эта фраза не выливалась в конкретные действия рассерженного супруга. Наконец, и сестра, и брат очнулись и понимают, что им предстоит тяжелая житейская борьба. Странно, что для меня вся жизнь состоит из ​​ таких вот тяжелых «прозрений».

 

Музиль впервые описывает столкновение с реальностью. Тут он говорит прямо о роде отношений близнецов: ​​ о «горькой сладости страсти» Агаты.

Все происшедшее между ними - Сравнение.

 

Сравнение - как философская категория? Это идет из философии древних греков. Почему все великие писатели свидельствуют, что идет деградация именно вдоль технического прогресса?

 

«Сожженное, отгоревшее Entbrannte стремится к Богу».

Wachsfigurenhaft = восковое фигурство = субстанция восковвых фигур.

 

«Не сомнение, но подвижная, эластическая неопределенность».

Ульрих: «Мы - три сестры: Агата, я и это состояние (наших отношений)».

 

87 главка.

 

Странно читать, что Ульрих способен расстрелять фортепьяно. Почему герой теряет над собой контроль? Это напряжение любви, не находящей себе выхода, но и понимание обыденного ужаса, перед которым Ульрих бессилен. В сознании это случается уже как норма, но почему ​​ герой не устоял пред искушением выплеснуть ужас?

Когда события совсем замерзли и читатель уже не ждет их развития, тут-то они и начинают начинаться.

 

«Лучистые глаза strahlenden Augen» Агаты - знак ее причастности к высшему.

Интересно, что была немка в Германии, что отметила мои глаза именно так.

Эта жена мюнхенского адвоката сказала так: «Ищут в Германии людей, кто бы мог на разных языках свободно говорить - и не находят, - а приходит русский с лучистым взглядом - и запросто это делает».

 

Мне не представить в Европе таких людей, как эти брат и сестра. Такая тонкость чувств! Моя близкая знакомая Шарлетт просто и себе не представляет, что такие чувства существуют. А Жан? А Матерн? Европа - не для европейцев?! Кто же они ​​ такие в их богатой культуре? Только жалкие, забытые странники.

 

88 главка.

 

Адвокат.  ​​ ​​​​ Музиль описывает реальность. Краски меняются. Ощущение сражения - непременное качество социальной жизни!

Почему Музиль выбрал столь тонкую натуру, как Агата? Встреча с адвокатом - «настоящее унижение». Музиль не объясняет, как это унижение связано ​​ с тем, что пришло в браке с Хагауэром. ​​ Новое унижение - продолжение того, что было в браке.

 

Слова Агаты: «Мы виноваты тем, что живем». Или: «Это унижение - налог на наше существование». Так можно перевести фразу «die Schuld der Existenz».

 

89

 

Hermaphrodit. Гермафродит.

Кларисса объясняет Мейнгасту, что она - гермафродит. ​​ Речи о мужской любви мне что-то слишком знакомы. Мейнгаст слишком прямолинеен. Почему он говорит это Клариссе? Почему в ответ она утверждает, что она - гермафродит? Довольно прямолинейно. Она явно его домогается. Теперь ей хочется ребенка от него. Это ее стиль: находит идеал и ищет ему отдаться. Увы, муж - не идеал. ​​ Сражения с «буржуазностью» - в сексе!

 

По мнению Мейнгаста, желать ребенка - буржуазно. Особый «буржуазный» Эрос. А как же миллионы советских девушек моей брежневской юности, мечтающие о ребенке? Разве они - «буржуазны»?

 

Когда-то ​​ Мейнгаст назвал ее мальчиком - и это потрясло Клариссу куда больше, чем может предположить ученый. Кларисса: «У меня есть силы превратить меня в гермафродита». Безумная идея, но она толкает действие. Такой энергии нет в отношениях брата и сестры: они лишь смотрятся друг в друга ​​ как в два огромных зеркала; - и эти зеркала - во всю вселенную.

Но Кларисса в своем гермафодитстве близка к брату и сестре. Так Музиль переполняет начало века этим страшным пороком.

Неужели превалировало такое чувство? Современный человек - продукт эпохи всеобщего презрения. Мы - не люди друг для друга.

 

90 главка.

 

Петр, сын Линднера, ​​ и Агата. Видно, что Музиль писал вслепую. В отличие от Достоевского, что работал уже на готовый сюжет.

 

91 ​​ главка. ​​ 

 

Агата находит заколку любовницы Ульриха. Музиль близко подводит брата и сестру к близости, но не для ее реализации, а для анализа сложных процессов. Неутоление - главный герой этих отношений. А сколько таких неутолениий в романе! Музиль подводит к мысли, что полнота понимания, а значит, и счастье - в неутолении. Словно б для истинного накала страстей близость не так уж и важна.

 

Слово «Das Unnaturliche неестественное» все же звучит. Агата благодарит - ​​ через боль - брата за то, что он не перешел черту, но открывает, что он сам же обесценивает то, что утверждает.

Совместное самоубийство. Клейст!

 

92 главка.

После всех мужчин Клариссу притягивает уже вопреки ее воле к убийце.

Клариссу поразило, как легко преступник сыграл светскость. Моосбругер при всех своих ужасах остается ребенком.

Как точно Музиль описывает работу врачей! Это делает роман затянутым, похожим на наброски, но именно обрывистость в сочетании с глубиной особенно чарует.

Почему ​​ в преступнике Клариссу поразило более всего, что у него не было настоящих женщин, а только их замена Ersatzt-Frau? Как тут не вспомнить «Великого онаниста» Дали? Дали нарисовал Ленина - и мне не очень ясно, почему Ленин назван именно так. На Западе диктатура часто приравнивается онанизму. Я вспомнил подобное высказывание Феллини.

 

И я могу сказать, что во мне много от Моосбругера. Столько бытовых безумий, столько необъяснимых убийств детей во всем мире, что в пору и весь-то наш мир назвать царством Моосбругера.

 

93 главка.

 

Кларисса и Фриденталь. Забавно, что Музиль все доводит до науки. Это и делает роман столь трудным для чтения. Но - не для меня: меня трудности воодушевляют.

Они среди безумных женщин, у коих «сила эротической мягкости». Кларисса в ​​ крайнем возбуждении. Она видит какую-то неслыханную оргию. Не работа ли это ее перевозбужденного воображения? Ведь и она загоняет себя в безумье, когда не утоляет свои желания.

 

Музиль посмеивается над своей Клариссой, приписывая ей ​​ «стигматы возвышенной нервности». Это - как у всех! Ну, точно наш «Серебряный век».

 

Кларисса плачет: так ей хочется мира безумства. Ее влечет все безумное, нелепое, лишенное смысла. Своих временных божеств она находит ​​ в мужчинах. Это не сами мужчины, как они есть, но идеи мужчин. Чего хочет этот мальчик-девочка-юноша? Или это изломанная женщина? Почему она восстала против собственной природы?

 

94 главка.

 

Брат и сестра путешествуют. Причем, без паспорта.

Уже не понять, были ли они близки, перешли они черту или нет. Что за «шкала сексуального Skala des Sexuellen»?

Повествование обретает краски! Все казалось, Музиль уже не вырвется из отношений Агаты и Ульриха: настолько они глубоки. Но вот есть и легкость! Легкость - непременный аттрибут всякого искусства.

 

А, ясно! «Счастливое изнеможение».

Эти скитания очень близки и моим снам. Они близки и реальности, если любимая ​​ - только видение. И вот они - в волшебном огне любви. Агата плачет от счастья.

Все очевидней, что столь подробную разработку этих отношений стоило вынести в отдельное произведение. Только-только налаживается ритм, как он сломан размахом глав о брате и сестре.

В какой-то слишком счастливый момент они начинают бояться себя, их настигает страх существования.

Интересно, доработай Музиль роман до конца, чем бы он уравновесил огромный материал о близнецах.

 

«Ужасное божество повторений» - вот что грозит брату и сестре.

В тексте смешаны куски до и после близости. То это монах и монашка, то двое страстных влюбленных. Автор – «не выстроил»! А теперь говорят.

Брат и сестра приходят к мысли, что им для равновесия нужен третий. Какой-то ученый недалекий путешественник незримо успокаивает их своим незримым присутствием. Так «полнота» свободы осторожно пододвигает их к идее оргии.

 

Декабрь

 

1 ​​ Когда минус 25, уже мерзнет и душа.

Это тот порог, за которым начинается беспокойство.

 

«Сага о Форсайтах».

 

3 Моя бездарность в том, что меня раздавило время.

В искуссте столько сытых, успешных людей.

Разве не им принадлежит мир?

Я не лелею собственную раздавленность, но она слишком часто напоминает о себе.

 

5 ​​ «Ленц» Бюхнера. Denn geriet er...» Между сном и пробуждением».

 

6 ​​ Розанов о Венгерове:

- Брюхатый таракан. ​​ Да еще черный!

 

Самый короткий анекдот:

- Кафе «Третий Рим».

 

8  ​​​​ Восемнадцать лет назад ​​ - ​​ Нобелевская ​​ речь Чеслава Милоша.  ​​​​ Выписываю большие куски речи ​​ на польском.

«Гимн».

 

9  ​​ ​​​​ Юбилей Солженицина: 80.

Его литература многое объясняет в современной России.

Уже за одно это было бы странно ее не ценить.

Из пророка он превратился в славянофила, - но и это тоже много.

Читая его, надо помнить, что он обращается к огромной, неразличимой массе, столь униженной репрессиями Сталина.

Поэтому мне никогда его не понять.

Увы, я не сидел.

 

Бернанос. ​​ Дорога Креста-Душ.

Издатель Лероше.

 

Долго бегал на лыжах.

Какое счастье!

 

10 ​​ Зима мне кажется молчаливой и корректной.

Немного грустной.

 

Булгаков умирает в 1940, и это остается незамеченными моими родителями.

Я к тому, что эта среда пистаелей всегда была элитной и все же жила получше всех прочих.

Нынешняя власть даже не делает вид, ​​ что интересуется людьми искусства.

В 1940-ом мои родители ​​ уже разведены, и папа из тюрьмы отправляется на Финскую войну.

Зима с 1940-го на 1941 была столь холодной, что обморозились слишком многие.

И мой папа.

​​ 

А мама?

Мама выходит замуж за летчика.

Летчик погибает в первые дни войны.

 

Вот Библия моей жизни.

 

Мой дневник по «Дару» ​​ Набокова.

Еще надо обработать.

 

11 ​​ Юбилей Солженицина, но он отказывается от Андрея Первозванного!

С хорошей фомулировкой:

- Совесть не позволяет.

На данный момент ​​ Солженицину нет альтернативы.

Это единственный авторитет в стране.

Неужели надо подождать, чтоб он умер, а иначе и классиком не признают?

 

12 ​​ Солженицын говорит о математике – и в чем-то наши мнения совпадают.

- ​​ «Она мне легко давалась, но жизненного призвания к ней не было».

Он почему-то убрал вовсе тот возвышенный элемент, которым руководствуюсь я в моих интимных отношениях с этой наукой.

 

«Грядущий хам» Дмитрия Мережковского.

«Русская общественность – вся насквозь благородна, потому что вся насквозь трагична… ​​ Жизнь русской интеллигенции ​​ - сплошное неблагополучие, сплошная трагедия… ​​ Хама Грядущего победит лишь грядущий Христос».

Думаю, пошлость жизни будет сама по себе, а Христос – сам по себе.

Этого изменить нельзя.

 

14 ​​ Пятая глава «Мастера кошмаров».

Голубев и его бывшая жена встречаются в столовой.

У меня сразу три печатные ленты для машинки, но одна хуже другой. И все три грязные.

Вот и мечусь от одной к другой.

Машикка с ее гроханьем остается моей головной болью.

Увы, вовсе неизбежной.

 

15 ​​ Фет:

 

Но зато я так влюбился,

Что приходится невмочь...

 

Какофония.

 

Общий дневник: набирается где-то 1.800 страниц. Меня, конечно, очень пугает это многописание, я не понимаю его природы.

Но все же я верю, что этот мой диалог с вечностью и людьми, даже если он никем не услышан, слишком важен для меня.

 

16  ​​​​ Новый вариант «Жуана».

Просто потому, что число «ошибок» в первом варианте зашкаливает.

 

17 ​​ Просыпаюсь от радости жить в четыре ночи.

Это уж слишком.

Читаю ЧбС.

 

Еще в 70-ые Набоков утверждал, что полета Гагарина в космос на самом деле не было.

Боже, спаси меня от такого идиотизма.

Он не пони мал, что тирания в чем-то может быть очень передовой.

Это то, что я знаю слишком хорошо.

Я был в Академии и своими глазами видел новейшие технологии.

 

Кларисса:

- Я забываюсь и без объятий мужчин.

 

18 ​​ Стал переделывать «Жуана» - и так разволновался, что не могу уснуть в ночи.

 

20 ​​ Хорошее издание Рембо - Сюзанны Бернар Bernard.

Хорошие комментарии.

 

21 ​​ Чеховское «Зачем ты гайки вывинчиваешь» - ​​ пропали гайки на маршруте Берлин - Ганновер.

 

- Становись!

Капитан Галин приосанился.

Худенький и махонький, вечно злой, он постоянно нас стращал.

Часто, кажется, просто по привычке.

- Руки из карманов! Кто там в бильярд играет?

Последнюю фразу он почему-то особенно любил.

Моя жизнь в ЛВИКА

 

22 ​​ Легкая переделка «Жуана». Знакомые образы обнимают меня.

 

Элиот, «Бесплодная земля». Его трудная любовь.

 

Больше не езжу молиться в Дедовск: не выдержать давления общины.

Такой вот итог года.

 

24 ​​ Арагон («Орелиан»), Пруст («Под сенью»).

 

25 ​​ «Метаморфозы» Овидия.

 

Гораций. Quid udo desperare...

 

Лекции Набоков по зарубежной литературе.

 

26 ​​ Всего в России 150 литературных премий.

Премия Андрея Белого: рубль и яблоко.

Но что толку, если критики нет?

А кто вырабатывает критерии?

Их нет.

 

28  ​​​​ «Былое и думы» Герцена.

 

«Последний квартет Бетховена» и другие рассказы Одоевского.

 

Проснулся ночью и с радостью пишу.

 

Вечером: «Божественная комедия».

 

29 ​​ «Когда погребают эпоху» Ахматовой написано на сдачу Парижа в 1940 году.

Вспоминаю, какие проклятия обрушил на немцев Бернанос по этому поводу.

 

31  ​​​​ «Былое и думы» Герцена.

 

«Страхи в одиночестве» Кольриджа.

 

Коррекция «Жуана».

Тучи ошибок.

 

Дневники к ​​ немецкой части романа Музиля «Человек без свойств».

 

95 главка.

 

В своем безумии Кларисса - отражение Моосбругера.

Видение Клариссы, усвоенное в сумасшедшем доме: голый мужик с опущенной по-бараньи головой.

Открытие: у Клариссы - душа убийцы.

 

96 главка.

 

Драка с мужем приводит Клариссу в экстаз. Глава посвящена такой обычной разборке. Драка идет вовсю! Одежка на ней уже разорвана.

Странно, что мои родители, совсем некультивированные люди, были близки именно к такому типу отношений.

 

97 главка.

 

Вальтер и Ульрих.

Опустошение в душе Ульриха. Приход друга заставил его со всей силой почувствовать одиночество, но и вывел из него.

Забавно думать, что и я для моих лужских родственников такой вот «человек без свойств», как Ульрих для других. Даже для своих друзей! Тяжка ноша индивидуальности.

98 главка.

 

У Клариссы ощущение, что муж ее изнасиловал - и она летит через лес, чтобы очиститься. Вот и теперь много говорят о насилии в семье.

У нее душа сатира, ​​ она хочет жертвы.

Надо ж, какой сложный харакиер. В этом проклятие этой интересной женщины: не будучи талантливой, она претендует на исключительность.

Да, она имеет на это право, но мало шансов, что ей удастся доказать это право.

 

Я всегда в таких историях думаю о моей жене Люде, которая посвятила себя служению, сумела и социально реализовать себя.

Но Ульрих никогда не желал Клариссу: не только как жену друга, - но и как чокнутую. Он считает простым завихрением все ее «идеи».

 

99 главка.

 

Директор Фишель знает Леону. Ту самую, с которой начинался роман. Но разве не все о ней сказано?

Глава о том, как служащий «осваивает» певичку. И что? Музиль описывает это «одной левой».

 

100 ​​ главка.

 

Ульрих у Фишелей. ​​ Пошли «неконцептуальные» главы.  ​​​​ Это тоже нужно: разбавить накал страсти.  ​​​​ Для эпохи важно, как автор понимает рацио. Вот мы и видим рацио Фишеля, банковского служащего, подрабатывающего махинациями.

 

Что за письмо Герды? ​​ Сначала не кажется естественным.

«У меня есть мужество стать богиней. Это - ​​ по-немецки!». Так эта девушка вырастает в еще одну Клариссу.

 

Empfundenwerden или Gefuehlwerden. Становящееся испытанным, почувствованным. Такое werden ​​ часто: М подчеркивает становление.

 

101 ​​ главка.

 

Во время прослушивания музыки Кларисса нежничает - и так «конструирует» отношения с Ульрихом, втягивает его в отношения. Здорово! Кстати, лет 20 назад вернее было бы написать «Восхитительно!», но теперь это слово отдает нафталином.

 

102 главка.

Герда у Ульриха. Она забегает на минутку, чтоб рассказать о банкротстве отца, - и только чудо удерживает их от близости. Наверно, Музиль мог бы подробнее разработать отношения этих двух людей, почему-то обреченных друг на друга. Хоть внешне между ими - пропасть!

 

103 главка.

 

Мощь Клариссы. Забавно, что в какие-то моменты сразу несколько женщин хотят Ульриха. Но ситуация с Клариссой меняется: едва Вальтер уходит, как он подходит к его жене и кладет ей руки а плечи. Музиль показывает, что отдаются женщины того времени в высшей степени романтично или - вовсе избегают близости.

 

104 главка.

 

После сближения с Клариссой Ульрих решает помочь «спасти» Мосбругера. Музиль запутался: он и сам не знает, зачем Ульриху этот убийца.

 

105 главка.

 

Не очень вразумительное мелькание главок. Вот Вальтер просит Ульриха срочно прийти к его жене. ​​ 

 

106 главка.

 

Рашель! Опять появилась. «У нее песок в зубах, в носу, в сердце». Музиль не жалеет красок. Столько прозы! В сущности, скучно. И у Толстого в «Войне и мире» полно таких скучных, заданных мест, сделанных «на план».

 

107 главка.

 

Кларисса и Рашель.

 

108 главка.

 

Рашель и Мосбругер. Ульрих великодушен не в первый раз, посылая деньги Рашель. Тот факт, что Кларисса могла решиться на такую авантюру с преступником, да еще быть поддержанной Ульрихом, потрясает. Что же это за люди? Они - мои современники! Узнаю' тоже безумие. Немножко меняется тип сумасшествия, но само безумие не уходит. ​​ 

 

Неужели задача писателя - выявить тип такого безумия? Наверно. Этим занимался Достоевский - и он современен. А вот Толстой превратился в моралиста. Теперь попробуй, докажи современность Толстого или Тургенева! Да, они интересны для истории литературы, но не для моих современников. Для меня соседство преступника и девушки - очень страшно, но - не для Клариссы. Но Ульрих? Он невольно способствует опасным преступлениям: подделке завещания и побегу преступника. «Сверхчеловеком», героем, обещанным Ницше, предстает - преступник!

 

Рашель хочет от героя родить героя! Потом все обрывается в пошлость. Конечно, этот мужик попросту и не мог видеть в девочке женщину. Ничто так не удивляет, как странность чувств персонажей. Рашель - в заточении собственной любви. Но вот событие происходит: преступник - убивает! Теперь повествование Музиля набирает силу и резко углубляется: его конструкция оправдана.

109 главка.

 

Фишель. Наконец, и Арнгейм всплывает: ​​ Фишель передает ему Леону.

 

110 главка.

 

Всплывает и Зепп! Он в армии. Помню, как открыл наугад громадину «Человека без свойств» и попал именно на эту главку. Даже не верилось, что дочитаю досюда: такой трудный немецкий. Ганс Зепп чувствует обезличивание.

 

111 главка.

 

Вот и Лейнсдорф! Тут и выясняется, что Зепп не «вообще» ​​ бунтовщик, но именно он готовил антиправительственную ​​ демонстрацию. Так Музиль пытается завязать узел потуже.

 

112 главка.

 

Clarisse Кларисса. ​​ Чьи размышления о гении: женщины или автора? Распространение заменителей гениев. Мейнгаст:

 

Massenerlebnis = мaсса-переживание. Противопоставление Ich-Erlebnis («Я-переживание» Дильтея). Толпа и ее безумие. Толпа - тот же Мосбругер.

 

113 главка.

 

«В Сиену!». ​​ Разорванность романа: нет связных событий. Моосбругер исчез. Опять Кларисса. «Der Mann verweiblicht... Мужчина стал похож на женщину». Что за мысли о смешении полов? Задолго до нашей сексуальной революции. ​​ 

 

Раздвоение Клариссы: Христос и Ницше. Она силится объединить в себе обоих - и раздваивается, и стоит на грани безумия.

 

114 главка.

 

Она в Риме. То ли сны, то ли реальность Клариссы. Ее страх пред красотами Италии. Едет наугад, пока не оказываеся без денег. Тогда звонит Ульриху.

 

115 ​​ главка.

Зепп решил покончить с собой. Довольно схематичный и образ, и самоубийство.

 

116 главка.

 

Кларисса и ​​ Ульрих на острове. Знаки их отношений - примитивные.

 

117 главка.

 

Рядом с Клариссой Ульрих заражается ее кошмарами.

 

Страхи. И вот она так меняется, что ее чувства ей чужды. Для меня это главный признак свободы: когда у тебя едва хватает сил меняться вслед за своими чувствами. Вслед за Зеппом и Кларисса пододвигается к мысли о самоубийстве. Кларисса ​​ предлагает Ульриху покончить с собой из ее теорий. Он - телеграфирует Вальтеру.

 

118 главка.

 

Материалы к событиям на острове. Подлинная творческая лаборатория писателя.

 

119 главка.

 

Фишер стал создателем многочисленных предприятий. То самое, что творится вокруг меня. Забавно, что Фишель расцвел не только в жизни, но и в воображении Музиля.

 

120 главка. ​​ 

 

Праздник сада. ​​ Вот что заменило сборища в квартире Диотимы! ​​ Теерь она в саду. ​​ Ее невероятные откровения с Ульрихом. «Люблю вас, как брата». Все же из набросков складывается Целое - и наследники правы, что решили опубликовать все. Такое превращение в Целое меня не может не очаровать. Начинал читать «Из наследия» со страхом, но теперь горжусь, что открыл так много.

 

Диотима не может простить, что Арнгейм изменил ей с какой-то Леоной. Она - плачет, она - совем живая! Это ли не открытие? Диотима вызывает в нем совсем не братские чувства, но эта любовь связана ​​ с насилием: ему хотелось бы ее ударить. Все герои романа выясняют свои сексуальные отношения. Это возможно только во сне! Неужели та эпоха могла вместить такие тонны сексуальности? По-моему, моя эпоха не взывает к сексу. Скорее, к практичности.

 

121 главка.

 

Кларисса. Только муж уезжает, на улице дама случайно встречает грека и пишет ему любовное письмо. Разве не возможно, что этот случайный грек разбудил чувственность Клариссы? Она оттаяла. Тут Музиль открыто говорит, что его героиня пугает мужчин. Идеи Клариссы безумны (к примеру, «Бог - гомосексуалист»), что же делает ее типичной? О ней Музиль написал очень много.

122 главка. ​​ 

 

Кларисса в Венеции. Конечно, это важная и очевидная идея Музиля: Кларисса попадает в сумасшедший дом, она - двойник Моосбругера. Кстати, эта глава хорошо прописана. Значит, и важна, и ясна писателю.

 

123 главка.

 

Кларисса в сумасшедшем доме. Невероятная красота ее безумия: видения. Уж не пытается ли Музиль описать безумие Ницше? Так история Клариссы предстает во всей мощи и ужасе. Я почему-то прочел ее с болью. Мне страшно, что она уже испытала на себе безумие 20 века.

 

124 главка.

 

Герда. Вот и Лео Фишель развернул свою «философию».

125 главка. ​​ 

 

«Вставка о Какании». ​​ Очаг войны? Такая философская, обобщающая статья кажется самой слабой. Где нет действия, там наброски жалки.

 

126 главка. ​​ 

 

Столяр, приглашенный Агатой. ​​ Идет мобилизация (первая мировая война), Музиль убыстряет бег времени, а тут – какой-то плотник.

 

127 главка.  ​​​​ 

 

Ульрих-Агата. ​​ Тут уж не сами события, но их наброски. Лучше не гадать, куда развернулся бы роман, проживи Музиль больше.

 

128 ​​ главка. ​​ 

 

«Утопия индуктивных убеждений». Просто уж какие-то наброски, но лаборатория - настоящая: идеи - переплавливаются.

-Иронический роман-воспитание об Агате и Ульрихе? - спрашивает себя Музиль.

И впрямь, чуть не получился роман в романе.

Для меня роман Музиля - ​​ самый современный. Увы, наше безумие целиком неотвратимо!

«Erzahlungstechnik Katakombe: Ich erzahle. Dieses Ich ist aber keine fingierte Person, sondern der Romancier. Ein unterrichteter, bitterer, enttauschter Mensch. Ich. Ich erzaehle die Geschichte meines Freundes Ulrich. Катакомбы техники рассказа: Я рассказываю. Это «Я» - ​​ не какой-то выдуманный человек, но сам романист. Некий осведомленный, ожесточенный, разочарованный человек. Я рассказываю истории моего друга Ульриха».

 

Музиль обнажает технику. Главное - конфликт Ульриха с его эпохой.

 

«Проблемы современности несовременны! Die Probleme der Gegenwart sind unmodern».  ​​ ​​​​ 

Именно поэтому я и написал роман о древнем Риме, а не о современном. ​​ Писатель ищет время, где много его идей. Так вот и я писал о «Деве Марии» и об Иисусе.

Противопоставление «эмпирических мыслей» и «мыслей чувства» empirischem Denken und Gefuhlsdenken.

 

Некая 7 главка. ​​ 

 

Откуда ​​ уже отсчет? ​​ Это уж на совести издателей. «Уведомление о себе». Или «Справка о себе». Так Музиль добивается полноты самовыражения.

 

8 главка.

 

Послесловие.

И другие ​​ летучие главки. ​​ Это уже решение издателей все поместить именно сюда.

Вот ​​ они, эти тучи разрозненных листков, в которых большой кусок моей жизни, отданный роману. Сумею когда-то переработать их, довести до ума - или они так и останутся только грудой? Что мне принесет третье тысячелетие?