-123-
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДНЕВНИК
1996
Важное:
Анализ Достоевского: «Записки из подполья», «Преступление и наказание».
Смерть Бродского
Лариса Эриковна Найдич «След на песке. Очерки о русском литературном узусе», Санкт Петербург, 1995 Чеслав Милош
Из письма Бибихина Седаковой
«Портрет» Джойса
«Человек без свойств» Музиля
Январь
1 Эпический стиль. Закон хронологической несовместимости.
Ударение.
Пушкин: «Ко’ням, барин, тяжело» // Вяч. Иванов: «Единая двух ко’ней колет шпора».
Эразм плохо говорит на родном, голландском, зато по-латыни чешет виртуозно.
2 Нет-нет, да и припомнится Мандельштам:
Бессонница, Гомер, тугие паруса.
Я список кораблей прочел до половины…
Перечни в литературе – разве не особый жанр? «Балконы, львы на воротах…» Пушкина.
4 Ярослав Смеляков.
Жидовка
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена -
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.
Неопрятна, как истинный гений,
И бледна, как пророк взаперти, -
Никому никаких снисхождений
Никогда у нее не найти.
Только мысли, подобные стали,
Пронизали ее житие.
Все враги перед ней трепетали,
И свои опасались ее.
Но по-своему движутся годы,
Возникают базар и уют,
И тебе настоящего хода
Ни вверху, ни внизу не дают.
Время все-таки вносит поправки,
И тебя еще в тот наркомат
Из негласной почетной отставки
С уважением вдруг пригласят.
В неподкупном своем кабинете,
В неприкаянной келье своей,
Простодушно, как малые дети,
Ты допрашивать станешь людей.
И начальники нового духа,
Веселясь и по-свойски грубя,
Безнадежно отсталой старухой
Сообща посчитают тебя.
Все мы стоим того, что мы стоим,
Будет сделан по-скорому суд -
И тебя самое под конвоем
По советской земле повезут.
Не увидишь и малой поблажки,
Одинаков тот самый режим:
Проститутки, торговки, монашки
Окружением будут твоим.
Никому не сдаваясь, однако
(Ни письма, ни посылочки нет!),
В полутемных дощатых бараках
Проживешь ты четырнадцать лет.
И старухе, совсем остролицей,
Сохранившей безжалостный взгляд,
В подобревшее лоно столицы
Напоследок вернуться велят.
В том районе, просторном и новом,
Получив как писатель жилье,
В отделении нашем почтовом
Я стою за спиною ее.
И слежу, удивляясь не слишком -
Впечатленьями жизнь не бедна, -
Как свою пенсионную книжку
Сквозь окошко толкает она.
Февраль 1963, Переделкино
Откуда? Спасибо Евтушенко: «Строфы века. Антология русской поэзии». Минск, Москва: Полифакт, 1995.
5 Лосев:
Только у Филона //Филон Александрийский, 20 год до н.э. – 40 год// греческие философы научились понимать первоединое как полное и нерушимое тождество субъекта и объекта.
Прочел «Зеленого Генриха» Келлера – и не восхитился.
Как сказала госпожа Мирчуткина? «Кофе пила без всякого удовольствия».
А в 1978 прочел книгу на русском одним махом.
«Je dunkler die Ahnung …aufgebaut».
Теперь этот пассаж только приятен, но не «восторгает».
В том повествовании на русском была потрясающая нежность. Куда она делась в оригинале? Или я придумываю чувства?
7 Папирус у греков в обилии уже с 7 века до н. э.
Мой Луций пользуется именно им. До папируса была кожа.
9 Французское ТВ. «La Sept. Семь» по СПб.ТВ: Арагон.
Создан план восьмой главы «Иисуса».
10 Азианизм и аттикизм в греческой риторике. С помощью самого Флавия получает римское гражданство Арриан (95-175). Он становится Флавием Аррианом.
Так и мой Карп становится Лицинием Карпом.
Разве не странно, что люди, столь мною уважаемые, Костя Лаппо-Данилевский и Неверов, так и не стали моими друзьями?
Неверов все сделал, чтоб не помочь мне с замыслом «Иисуса».
Даже греческое имя не помог выбрать.
Конечно, он прав!
Но в результате, мир очень холоден. Человек первый не выносит того мира, что создает изо дня в день.
Немецкий словарь братьев Гримм. Лейпциг, 1905.
14 Как Сократ говорит о Боге! Вот что главное в моей жизни. Еще в 1978, в читальном зальчике истфака с упоением читал эти тома.
Тогда я утром не знал, где буду ночевать ближайшее время, моя жизнь была сплошным полем битвы – и я отвоевывал себе Сократа, а не живых людей.
Виктор Ерофеев рассказывает о современной русской литературе.
16 Платон о целостности восприятия.
Сократ: Существует ли искусство живописи как целое?
Ион: Да.
Платон: Быть и казаться прекрасным.
19 Пессимизм немецкого искусства. Не забуду, как было стыдно культурным немцам за то, что они натворили.
Платон: твердая, устойчивая сущность добродетели.
Или оная – от Бога?
Как в детстве поразил образ одной из задач по физике: Капица говорил о змее, пожирающей себя за хвост. Что-то загадочное в этой якобы «простой» задачке.
23 К трем ночи довел до «похожего» сцену у Вальпургии (8 гл., 2 часть).
Сократ говорит Горгию: Тогда установим два вида убеждения: одно – сообщающее веру без знания, другое – дающее знание.
24 Письмо Л. М. Лотман:
Дорогой Геннадий! Посылаю Вам открытку, соответствующую сюжету Вашей новой книги.
Поздравляю Вас с Новым годом. Желаю Вам творческих успехов и здоровья Вам и Вашим близким. Надеюсь, что Вам удастся завершить свою новую и очень серьезную работу. Вы желаете мне покоя, но, как писал Ал. Блок, «покой нам только снится» и боюсь, что это надолго. Я была тронута Вашим вниманием, письмом и открыткой.
Будьте здоровы и благополучны. Я думала о Вас, как Ваши дела, а вы как раз и письмо прислали. С приветом Л. Лотман.
25 Ранний Рильке в Insel-Verlag.
Блок:
Смотрю, как ширится тревога
В сияньи глаз и дрожи плеч.
Его стихи меняются в душе!
Гнедич хранит шарм древнерусского языка, а потому и веришь его «Илиаде». Гомеру бы понравилось.
27 Белль, «Глазами клоуна». Талантливо, но старо.
Месяц подготовки 8 главы и - двигаюсь вперед.
28 Смерть Бродского.
Сцены у Вальпургии пишу под знаком смерти Бродского.
Легко пошла 8-ая глава.
АНАЛИЗ
ДОСТОЕВСКИЙ
Федор Михайлович Достоевский, «Записки из подполья».
Часть 1.
Подполье.
«И автор записок и самые «Записки», разумеется, вымышлены. Тем не менее такие лица, как сочинитель таких записок, не только могут, но даже должны существовать в нашем обществе, взяв в соображение те обстоятельства, при которых вообще складывалось наше общество».
Камень в мой огород.
Разве заранее не ясно, что рассказ - обо мне? Забавно, что и я сам всегда чувствовал себя чьим-то персонажем.
1 глава.
«Я думаю, что у меня болит печень».
Основание мнительности. Надуманный предлог.
«У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь». Норма - неадекватность реакции.
«Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым».
Это же человек без свойств! Музиль.
Объект насмешек всех бунтарей писателя: «сребровласые и благоухающие старцы».
«Дайте дух перевести...».
Его герои впадают легко в стресс, в кошмары, а потом выбираются оттуда легко. Наверно, через потение. Это их особенность, очень мне близкая. По сути, все кошмары его героев от внутренних переживаний. Внешне они благополучны.
Это мне странно. Они как будто ищут предлог разозлиться. Я таких людей знаю мало.
2 глава.
Что за тема? Что за сюжет? Не понимаю. Как бы плохое настроение персонажа.
«Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым».
Такой вот выверт! После него не удивляешься рассказу Кафки «Превращение». Хочет Грегор или нет, а он - герой Достоевского.
«Петербург - самом отвлеченный и умышленный город на всем земном шаре».
Конечно, это «обвинение» всегда трогало меня, потому что и я уверен, что природа этого города именно такая.
После удара по граду вызов сознанию.
«Hо все-таки я крепко убежден, что не только очень много сознания, но даже и всякое сознание - болезнь».
«Чем больше я сознавал о добре и о всем этом «прекрасном и высоком», тем глубже я и опускался в мою тину и тем способнее был совершенно завязнуть в ней».
Сознание и знание высокого - не меняет человека! Это уже ложь. Но как же так? Искусство совершенно изменило меня. Так уж человек жаждет низостей?
Значит, персонаж писателя - не человек вообще, а именно такой самоед. И к искусству он безразличен, а привлекает его просто по глупости.
По-моему, ужасы социальной жизни делают человека плохим, а не его умственные выкрутасы.
Забавно, что герой объявляет себя причастным к «прекрасному и высокому». Это что, стало разменной монетой?
«Пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась наконец в какую-то позорную, проклятую сладость и наконец - в решительное, серьезное наслаждение!».
«Наслаждение было тут именно от слишком яркого сознания своего унижения».
«Все это происходит по нормальным и основным законам усиленного сознания и по инерции».
Вот она, философия унижения. Казалось бы, как я могу понимать такие вещи? Я, наоборот, жажду только высокого в мире, но он заставлят меня уметь и плохое, сам унижает меня.
Вот почему трудно понимать «Записки»: этот лейтмотив мне далек.
«Я виноват, потому что я умнее всех, которые меня окружают».
Но ты не сможешь так думать! Скорее всего, в этом отрицание реальности. Если у меня бывают проблемы отношений с другими, так потому, что ни меня, ни других не уважают.
Всё! Герой мне не близок.
3 глава.
Противопоставление человека «из реторты» человеку «из природы». Так вот перевернута идея Гете: вспомним его гомункулуса (= человечка) из реторты во второй части «Фауста».
Поразительно, что Достоевский умеет развивать эту тему.
Критика именно сознания.
«Усиленное сознание».
То есть его слишком много. Укоротить!
Но что такое душа «мыши»?
«Набирается какая-то роковая бурда, какая-то вонючая грязь, состоящая из ее сомнений, волнений и, наконец, из плевков, сыплющихся на нее от непосредственных деятелей, предстоящих торжественно кругом в виде судей и диктаторов и хохочущих над нею во всю здоровую глотку».
«Судей и диктаторов»!
Это уже не отсебятина. Это уж слишком мое. Но где этот переход от самоедства к острой социальной критике? Почему столь разные вещи перемешаны?
А плевки «непосредственных деятелей»? Это мои родственники.
«Hо именно вот в этом холодном, омерзительном полуотчаянии, полувере, в этом сознательном погребении самого себя заживо с горя, в подполье на сорок лет, в этой усиленно созданной и все-таки отчасти сомнительной безвыходности своего положения, во всем этом яде неудовлетворенных желаний, вошедших внутрь, во всей этой лихорадке колебаний, принятых навеки решений и через минуту опять наступающих раскаяний - и заключается сок того странного наслаждения...».
Невольно вспоминаю соседей по питерской коммуналке.
«Сомнительная безвыходность положения»?
Но что же в ней сомнительного? По-моему, люди уже давно не сомневаются, что им плохо.
«Уж как докажут тебе, например, что от обезьяны произошел, так уж и нечего морщиться, принимай как есть».
Ужас научной истины. Неужели она способна так унизить? Может, и эти «Записки» - только история, и таких чувств уже не бывает?
4 глава.
Анализ наслаждения болью. Зубной! И так-то склонность писателя к эстетическим трактатам очевидна, но тут это прямолинейно. Трудно понять, что именно развивает Достоевский.
«Hу так вот в этих-то всех сознаниях и позорах и заключается сладострастие».
Но что за «сладострастие»? Не понимаю. Почему запросто подвертывается слово совсем из другого фона?
«Hет, видно, надо глубоко доразвиться и досознаться, чтоб понять все изгибы этого сладострастия!».
Так это жалкое «сладострастие» приходит именно с духовным развитием человека? Не понимаю. Чудовищно. Это с какой стати сознание предстает западней?
5 глава.
«Сам себе приключения выдумывал и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожить».
Человек не живет, а изобретает свою жизнь. Я бы согласился, но с условием, что это государство заставляет его это делать.
«Сочинял»!
Человек сочиняет сам себя.
«Другой раз влюбиться насильно захотел».
Герой сочиняет любовь.
«У меня всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собою другую, еще первоначальнее».
Это критика Декарта. Цепочка причин и следствий оказывается ложной. Иррационализм мира.
Но забавно, что, сражаясь с Декартом, герой использует его философию.
Так все чувства, не доходя до воплощения, «перерабатываются» и растворяются.
Человек-идея. Или машина идей. А реальность куда-то уходит. Надо ж, и Достоевский хорошо знал эти чувства.
Мне-то казалось, до молотилок 20 века человек чувствовал себя в обществе довольно комфортно. Конечно, не без проблем, но и без кошмаров.
6 глава.
Хоть бы каких-то «свойств»!
«Лентяй!» - да ведь это званье и назначенье, это карьера-с». Музиль сменяется Обломовым.
Обыгрывание «прекрасного и высокого».
Повествование ускользает от анализа в своих постоянных кругах. Мы не можем понять, в чем же нерв этого человека.
Так часто и в жизни: я прячусь от слов в одиночество: чтобы слышать себя.
Слышит ли себя герой этой повести?
«А я бы себе тогда выбрал карьеру: а был бы лентяй и обжора, но не простой, а, например, сочувствующий всему прекрасному и высокому».
Но разве получится у человека вообразить себя?
7 глава.
«Им людям действительно это упрямство и своеволие было приятнее всякой выгоды».
«Совершенно ли верно сосчитаны выгоды человеческие?».
Так общество противостоит индивиду, - но сам он не изобретает ли это противостояние?
Индивид чувствует, что общество его раздавливает, но не поймет, где. Он хочет вербализировать это насилие.
«Первоначальная, самая выгодная выгода» - цель человека? Ради нее он готов на все?! Не понимаю.
«Выгода именно тем и замечательна, что все наши классификации разрушает».
Человек изобрел истину и почему-то ее противопоставил всем прочим истинам. Это непонятно.
Это огромный протест против всесилия научного знания, против позитивизма. Но почему на примитивное надо непременно отвечать протестом?
Неужели этот позитивизм пронизывал всю жизнь? Нет. Масса была темной. К кому же обращена эта критика? Мне она кажется темной, невнятной.
Логистика?
Смотрю в словаре. Логистика =
1. устар. Математическая логика.
2. Одно из философских направлений математики, обосновывающее возможность сведения всей математики к математической логике.
3. Теория и практика управления материально-техническим обеспечением, материально-товарными запасами.
Все равно это темно и непонятно.
Наконец-то прозвучало слово «цивилизация»!
«Цивилизация выработывает в человеке только многосторонность ощущений и... решительно ничего больше».
Вот это уже очень серьезно: уже другой уровень критики: повыше!
Почему после жалких рассуждений - это обвинение цивилизации? Герой как-то разом поумнел.
«Замечали ли вы, что самые утонченные кровопроливцы почти сплошь были самые цивилизованные господа?».
Двадцатый век этого не подтверждает. Наоборот, и Гитлер, и Сталин откровенно грубоваты. Свидригайлов, Ставрогин - эти персонажи проходят через многие романы писателя.
Достоевский путает цивилизацию и культуру. Да, европейцы более цивилизованы чем мы, русские, но они никак не культурнее нас.
«Сама наука научит человека (хоть это уж и роскошь, по-моему), что ни воли, ни каприза на самом-то деле у него и нет, да и никогда не бывало, а что он сам не более, как нечто вроде фортепьянной клавиши или органного штифтика».
Нет, это 19 век. Этого сейчас нет. Тут другое! Современный горожанин стал таким штифтиком. Так что писатель угадывает слишком многое.
«Все будет так точно исчислено и обозначено, что на свете уже не будет более ни поступков, ни приключений».
Это будет сделано не наукой, а диктаторами! Ужасно знать, что эти чувства мне слишком понятны, что и меня превращали в «штифтика».
«Тогда выстроится хрустальный дворец».
Это образ международных выставок, образ прогресса.
«Джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией». Представитель, так сказать, несогласного человечества. Самый запоминающийся образ. Воплощение злой воли.
Это критика не неверия, но именно позитивизма.
Для религиозного писателя Достоевского падение героя бесконечно. Он обречен отмочить что-то ужасное. Но пока - он только болтает.
«Хотеть же можно и против собственной выгоды».
Уже 20 страниц, а воз и ныне там.
«Свое собственное, вольное и свободное хотенье - самая выгодная выгода».
Но ведь это уже сказано. Зачем долбить читателя?
Февраль
1 Зелинский. Соперники христианства. Санкт-Петербург, 1910.
2 Погребение Бродского. Конечно, не показали. Во всем, что он делал, чувствовалась горечь и обманутые надежды. Забавно, что Ельцин потребовал захоронения поэта в России.
О себе поэт сказал:
«Я чувствую себя более-менее лесным братом (прибалтийский партизан!), с примесью античности и литературы абсурда… При всех этих самых нобелевках и ненобелевках, при том, что происходит в России, при том, что происходит в мире, ты чувствуешь себя в сильной степени на отшибе».
Почему я вспомнил именно эти слова? Может, потому, что многие русские газеты – с огромным портретом Бродского. В нем так и не преодолено чувство персонажности.
Почему же такой человек не вел дневники? Да быть такого не может. Конечно, захоронение в России имело бы политический успех, но – ценой бесчеловечности. Но какую строчку вспомнил я?
Дни расплетают тряпочку, сотканную Тобою.
Кого для меня продолжает Бродский?
Прежде всего, Державина:
Шампанским вафли запиваю
И всё на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.
…
Таков, Фелица, я развратен.
Строго говоря, Державин – и не поэт! Но почему-то для меня – идеал. Как и Анненский.
Сравнить с Бродским:
Конец прекрасной эпохи
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека; то ли некая добрая фея
надо мной ворожит, - но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу, -
да чешу котофея.
4 Лосев:
У Платона весьма отчетливо Ум трактуется, как отец; материя – как мать, а все вещи – как их порождение.
Ум у Плотина:
Поток, исходящий из Единого, подобный свету, исходящему от солнца.
Развертываемая потенция Единого. Это семя, потенциально содержащее все вещи.
Высшая степень проявления ума (и человеческого, и космического).
Ум происходит от Единого как потенция.
Ум – умный космос, содержащий прообразы земных вещей.
Космос взаимопроникающих духовных сущностей.
Вот попробуй, не прими такое определение Бога! Это не какие-то порывы Агни-йоги, но целая умозрительная, привлекательная, неопровержимая наука.
6 Плотин:
Творчество явлено нам как созерцание. Ибо оно – результат пребывающего созерцания, созерцания, которое делает не что иное, как творит именно благодаря тому, что оно – созерцание.
Чудесно, что ни говори. Мне, кто столько сил отдал созерцанию, эти строчки – как бальзам на сердце.
Начало, Отец – выше красоты и есть ее источник.
Ум, Сын, первообраз – красота первичная.
Душа мира, Афродита – красота вторичная, образ.
Лосев:
У эстетиков 19 века гений есть субъективное устроение человеческого духа, а в античности он – объективно существующее живое существо.
8 «Carpe diem. Лови день» Горация.
В «Горгии» Сократ говорит:
«Счастливец ты, Калликл, что посвящен в Великие таинства прежде Малых».
Великие – в Элевсине, осенью, Малые – весной, в Афинах.
Материал к «Жуану».
Из края в край,
Печальный ё-арь,
Порхал он, отдыха не зная.
Глупо развивать этот лужский низкопробный юмор.
10 Ида переваривает только сказки (любит, чтоб я их читал): Синдбад, Морская губка, Датский домовой.
Платон:
Пока государственная сила и философия не совпадут в одно, не жди конца злу.
12 Наверно, не имею права писать о гомиках, потому что имею к ним предубеждение. Или именно поэтому должен когда-нибудь всерьез написать о них?
Именно всерьез, потому что они так часто духовно насиловали меня гнусными предложениями.
Это связано именно с Питером. Вот уж the real harassment! Настоящие приставания.
Друг Жана Бержеза приехал со своим «мужем», грубым мужиком. Он говорил обычные вещи, но в устах француза они казались столь ужасными, что дамы НИМа вопили от ужаса.
«Выловили в Москве реке рыбу с таким вот червем»!
14 Для «Кратила» форма диалога совсем не подходит. Почему все-таки Платон предпочел ее?
15 «Федон»:
«Бесспорно, есть люди, которым лучше умереть, чем жить».
К вопросу об эвтаназии.
«Душа по природе своей настолько сильна, что способна выдержать много рождений».
Платон очень удобно «устроился» в античной культуре: он – в самом центре.
17 «Малина’» Ингеборг Бахман. Вспомнил фильм с Изабель Юппер! Bachmann:
Zu Tod erschöpft, ja erschöpft
Ich bin einfach tot
Nein, ich glaube nicht, gerade habe ich
Чудесные стихи Ингеборг. «Мертвецки выдохлась, выдохлась, Я попросту мертва, Нет, я не верю…».
Разве хуже Бродский? И не может быть «хуже», потому что ее брат.
…. а другая какая-то боль
Приникает к тебе, и уже не слыхать, как
Приходит весна;
Лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно
Маятник сна.
Это не может не пленять. Столь яркий талант! Рифма «весна-сна» кажется нелепой, случайной, но в этой случайности – философия, она превращается в метод.
20 «Подросток» Достоевского. Макар Иванович в гробу.
«Версилов взял икону в руку, поднес к свече и пристально оглядел ее».
21 Кублановский:
До-гётевой лепки
Альпийский алтарь слепоокий.
Из бронзовой репки
Под мраморный глянец протоки
Бегут, расплетаясь…
Стих 8 марта 1984 года. 12 лет назад. Всего-то.
Какая выверенность!
Этот автор не задыхается, не безумствует, как Бродский.
Что значит позиция писателя! Один сражается сейчас в Сербии или еще где-то (это Лимонов), другой сражается в стихах.
А я живу перед пламенем какой-то священной свечи, что страстно хочет всех согреть.
21 Мои персонажи «Иисуса» нуждаются в дальнейшей разработке.
22 Читаю Бахман в третьем часу ночи.
«Ich sehe meinen Vater in meiner Todesangst. В моем страхе смерти я вижу моего отца».
Вторая часть «Малины».
«Разбитый кувшин» Кляйста – все-таки тяжеловато для комедии. Вот уж оценишь Островского после таких опусов!
Что тут детективного? Он кажется сложным, и ничего удивительного, что толкнул Гете на каком-то рауте.
В самой Германии Кляйст слишком современен, но эта современность не переводится на русские язык и менталитет. Что ж, чаще всего так и происходит. Это только Шекспиру и Чехову повезло.
Karl Jaspers. Die grossen Philosophen. Nachlass. Ясперс. Великие философы. Наследие.
Kierkegaard ist kein abschliessender, kein lehrender, und er ist auch kein verkuendeter Denker, sondern ein erweckender. Er wirft uns auf uns zurueck.
Киркегор ничего не заключает, ничему не учит, ничего не сообщает: он – лишь пробуждает.
23 «Дважды был распорот» Бродского!
Великая русская традиция непременного единения с народом. Вы страдаете, и я тоже. У Достоевского это получалось естественней.
Именно этот стих сделали главным в Бродского.
Или еще тот, где
на Васильевский остров я приду умирать.
26 Мой «Иисус» и роль Демокла-пророка.
Он умер.
Подлинный бог римлян – Рацио. Тысячи пророков, как он, подготовили пришествие Христа.
Я написал вот что от имени Демокла:
«Я болен целый месяц, всего ломит и уже не уверен, что выкарабкаюсь. Все равно плетусь в библиотеку: если уж загнуться, так среди книг. От тебя получил два письма, радуюсь за тебя и их перечитываю. Не смешно ль: ты, римлянин, сидишь в Иерусалиме, а я, еврей, здесь? Шуткуют боги. Мне всё удивительнее, что я живу. Ещё хожу среди живых, но - мертв, мёртв, мёртв.
Моё тело уже мне не принадлежит - да и сколько можно?
После всех ужасов гражданской войны, самообожествления Октавиана и тибериевых разнузданий так хочется улизнуть из этого мира.
Ты мне как-то сказал о всесовершенном бытии. Что за слова? Я так и не нашёл их в книгах. К такому бытию я стремился, но ничего, конечно, не вышло. Где я только ни болтался! Жаль, прежде мало рассказывал об этом.
Я родился в Иерусалиме, но уже в юности удрал из Иудеи, потому что философствовал и пытался стать гражданином всего мира.
Осел было в Сирии, но мои идеи уже шли впереди меня, меня узнали - и мне засветило гражданство Родоса.
Я туда. Открыл было школу, но мое иудейство пугало местных - и я не мог набрать учеников. Мои противники - и философские в том числе - сожгли мой дом, так что я остался не причём.
Что дальше? Всё го-но, как говорится, плывёт в Рим. Приехал в эту клоаку по поручению, да так и застрял.
Дальше ты знаешь. Из новостей вот что. Твой дядя много читает, я самолично подыскиваю ему религиозную литературу.
Всё хочу ему привить систематичность чтения, но ничего не получается. Вальпургия всё так же прелестна и всё так же и туда же порхает. Часто вижу её дочь: она чем-то больна, но читает много.
Попробовал было поговорить с Вероникой о тебе, но она даже обиделась. Или считает меня за раба? Ещё надеюсь тебя встретить. Здоровья. И тебе, и мне».
Наверно, это будет последним его письмом другу Никандру.
Сирия и Родос – необходимые следы странствий.
А что далее с Демоклом?
Пусть будет так:
«Дата смерти Демокла неизвестна. Раб-привратник дома, где он жил, заметил, что философ, как обычно, не поплёлся в библиотеку, позвал Лисона, хозяина дома, который вместе с рабом поднялся на этаж. Демокл, предчувствуя смерть, последние месяцы держал дверь комнаты открытой».
И далее – отклики в письмах прочих персонажей.
27 «Федр» - явный перевес литературы над философией. Это и поражает в Платоне: от рассказа к рассказу литературность растет. Наконец, литературность разрастается до неба - и философии уже не заметить.
Ясперс: Беме нашел бога в «Umschlaege seiner melancholischen und euphorischen Stimmungen. В оттенках своих грустных и радостных настроений»!
Беме: Бог - это Ничто.
Поэтому Ясперс и назвал Беме экзистенциалистом. При переводе на русский текст Беме совершенно плоский.
28 Конец тоталитаризма празднуешь каждый день, а День рождения – только сегодня. Не осуждать прошлое, но мирно с ним проститься.
В 1937 были созданы сразу три шедевра:
«Александр Невский»,
«Человек – зверь» Ренуара
и «Северный отель» Карне.
Читаю Rutebeuf’а: старофранцузский. 13 век.
Бродский:
И отец игумен, как есть, – безумен.
Написано в 1964.
Помню этот год! Я – отличник, папа очень этому рад.
29 Безразличное письмо от Комара. Притом, что в Израиле так много взрывают. Читает ли она мои опусы, как раньше?
Разве не забавно, что параллельно пишутся иные речи к «Жуану»? Там, на том фронте, я еще не все сказал.
Вернее так: ужас того романа еще не покинул меня.
Вовсю идут «Реалии»!
Персонажи моего романа ожили, дышать стало легче.
Еще раз «Малина» Бахман.
«Способы смерти. Todesarten». У меня есть в черновиках такой рассказ: «Тысяча способов умереть».
ДОСТОЕВСКИЙ
«Записки из подполья».
8 глава.
«Формула всех наших хотений и капризов».
Ужас героя: меня - вычисляют! Да кто ж не поймет этого?
«Когда-нибудь откроют же законы так называемой нашей свободной воли».
Забавно! Тогда еще не было философии иррационализма, она еще только зарождалась - и такие выводы были возможны.
Из текста следует, что советская власть использовала частично грубый позитивизм.
Разделение жизни и рассудочной способности. Примитивно! Но зато интересно состояние сомнений людей того времени.
«Выдумает разрушение и хаос, выдумает разные страдания и настоит-таки на своем!».
Выдумает? Странно. Их выдумывать не надо.
9 глава.
«Hо почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так переделывать?».
Советский вопрос. Казалось бы, контекст таков, что читать скучно, но писатель - прозревает! Тогда уж прочее безразлично: лишь бы в тексте чувствовалось провидение.
«Положим, что это закон логики, но, может быть, вовсе не человечества».
Осточертел! Затвердила сорока Якова.
«Человек инстинктивно боится достигнуть цели и довершить созидаемое здание».
Просто непонятно. Такого не бывает. Тут именно Достоевский, только он. Где-то повествование превращается в его дневник - и думаешь, что лучше б он его вел: там такие путаные ходы выглядели бы более достойно.
Муравейник! Нужный образ. Что-то воздвигнет на нем Достоевский!
«Человек от настоящего страдания, то есть от разрушения и хаоса, никогда не откажется. Страдание - да ведь это единственная причина сознания».
Вот оно, кредо! Этак вот из-под руки выскочило. Почему «единственная причина»?
Страдание - это разрушение и хаос? Но почему? Попытка философии.
Не понимаю. Это красиво, - но что же это значит? «Страдает темный зверь», - сказал Фет. Нет, одной строкой это непонятно.
10 глава.
«Пусть даже так будет, что хрустальное здание есть пуф».
Пуф = Пышные приподнятые сборки на платье, ткани. + Струя, клуб выпускаемого пара, дыма. + То, что не внушает доверия.+ Мягкий низкий табурет.
В нашей жизни этого слова уже нет, нашел в словаре.
«Hеужели ж я для того только и устроен, чтоб дойти до заключения, что все мое устройство одно надувание?».
Среди трепа - такой перл! Очень трогательно. Мой ненаписанный рассказ «В начале была Ложь» - как раз об этом.
11 глава.
«Клянусь же вам, господа, что я ни одному, ни одному-таки словечку не верю из того, что теперь настрочил!».
Эта бесконечная болтология. Этот человек воспринимает сложность мира как «все позволено».
«Разумеется, все эти ваши слова я сам теперь сочинил».
Герой имитирует своего антипода: «нормального» человека. Он прикидывает: а если стать «нормальным»? Не все ли равно, кого играть в жизни?
Герой подводит себя к максимальной откровенности. О чем же она будет? Читатель уже измотан шараханьем в одни и те же углы.
Почему герой пишет?
«Тут форма, одна пустая форма, читателей же у меня никогда не будет».
Странно! О «стройности» изложения не может быть и речи.
«Вот нынче, например, меня особенно давит одно давнишнее воспоминание».
Выход на развитие сюжета!
Часть II. ПО ПОВОДУ МОКРОГО СHЕГА.
Объявление войны Некрасову. Но почему речь идет о женщине? До сих пор не было малейшего намека на сексуальность!
1 глава.
«Мне приходило в голову: отчего это никому, кроме меня, не кажется, что смотрят на него с омерзением?».
Здесь есть намек и на полноту, и на глубину характера. Почему же все ограничивается самыми жалкими рассуждениями? Или писатель имитирует юношу, который так и не сумел повзрослеть?
«Я сам вследствие неограниченного моего тщеславия, а стало быть, и требовательности к самому себе глядел на себя весьма часто с бешеным недовольством, доходившим до омерзения, а оттого, мысленно, и приписывал мой взгляд каждому».
Тщеславие - жажда славы. Требовательность к самому себе - это черта будущего человека искусства. Недовольство собой - нормально!
«Я был болезненно развит, как и следует быть развитым человеку нашего времени. Они же все были тупы и один на другого похожи как бараны в стаде».
Романтическая трактовка! Значит, юность героя прошла под знаком романтизма, а позже он, как кур во щи, попал в позитивизм.
«Всякий порядочный человек нашего времени есть и должен быть трус и раб».
В этом огромный социальный протест! Даже мне это очевидно. Но он направлен на саморазрушение, а не на критику общества, на желание его изменить.
Уже ясно обозначается двойничество героя: он сознательно несет в себе противоположности.
Русский романтик.
«Широкий человек наш романтик и первейший плут из всех наших плутов».
«Да-с, только между нами самый отъявленный подлец может быть совершенно и даже возвышенно честен в душе, в то же время нисколько не переставая быть подлецом».
Сплошная полемика! Разве это правда? В сущности, это все доморощенные идеи и - в чем-то идеи антирусские. Почему «только между нами»?
«Развратничал я уединенно, по ночам, потаенно, боязливо, грязно».
Старая песня! Фобия, небось. Фобия женского тела. Фобия, потому что боишься, что оно заберет тебя целиком и уже не выберешься из него.
«Закипала, сверх того, тоска; являлась истерическая жажда противоречий, контрастов, и вот я и пускался развратничать».
Школьник какой-то. Хочу разврата из «жажды контрастов».
Все, что касается секса, у Достоевского абсолютно неправдоподобно. Детские проблемы.
Офицер переставил в бильярдной. Преувеличенная реакция.
«Я с наслаждением писал эту повесть».
Против чего это выпад? Против журналистов? Почему послана в «Отечественные записки»?
На Невском.
«Я муха, перед всем этим светом, гадкая, непотребная муха».
Вот ответ на «Невский проспект» Гоголя! Вот почему и мне захотелось ответить Гоголю - и получился мой «Невский проспект».
«Графиня ходит, князь Д. ходит, вся литература ходит». Непременно «вся литература».
«Муха, всеми униженная и всеми оскорбленная».
Прямая полемика с самим собой! Свой же роман «Униженная и оскорбленные» - на суд.
В мировой литературе до Достоевского еще никто столь грозно не обличал «маленького человека».
Возможное столкновение с офицером на Невском.
«Публика-то тут суперфлю».
Что такое «суперфлю»? В русском словаре нет, а во французском находим:
superflu = лишний, излишний; ненужный, бесполезный + propos superflus = пустые слова + излишек; избыток.
А вот и заезд в «Шинель» Гоголя!
«Сама-то по себе шинель моя очень была недурна, грела; но она была на вате, а воротник был енотовый, что составляло уже верх лакейства. Hадо было переменить воротник во что бы ни стало и завести бобрик, вроде как у офицеров. Для этого я стал ходить по Гостиному двору и после нескольких попыток нацелился на один дешевый немецкий бобрик».
Вот что трогает.
«Значительное лицо»!
Гоголь, «Шинель».
«Кажется, вот-вот сейчас состукнемся».
«Мы плотно стукнулись плечо о плечо!... Он даже и не оглянулся и сделал вид, что не заметил... Я достиг цели, поддержал достоинство, не уступил ни на шаг».
Бред какой-то! Но природа человека именно такова. Сам текст меня убеждает, что Достоевский прав.
2 глава.
«Я делался вдруг героем».
«Мечты особенно слаще и сильнее приходили ко мне после развратика, приходили с раскаянием и слезами».
«Либо герой, либо грязь, средины не было».
Опять эта вода в ступе! Что ж тут нового?
«Замечательно, что эти приливы «всего прекрасного и высокого» приходили ко мне и во время развратика». Опять «прекрасное и высокое», но уже в приложении к конкретному: к разврату. Забавно, что столь конкретная штука, как разврат, никак не становится реальной. Это еще и известный литературный прием. Так и в моем «Писаке» Сиверцев все-то рвется мечтой - к кому?
«Соус тут состоял из противоречия и страдания, из мучительного внутреннего анализа, и все эти мученья и мученьица и придавали какую-то пикантность, даже смысл моему развратику, одним словом, исполняли вполне должность хорошего соуса».
Современная идея: человек культивирует свой ужас.
«Все плачут и целуют меня (иначе что же бы они были за болваны), а я иду босой и голодный проповедовать новые идеи и разбиваю ретроградов под Аустерлицем».
Вот что это? Самые затаенные мечты рядом с обычной пошлостью. Но это не портрет поколения, а лишь всплески индивида. Писателю важен диапазон эмоций. Действие разворачивается на весь мир - это важно.
«К Антону Антонычу начальник надо было, впрочем, являться по вторникам (его день), следственно, и подгонять потребность обняться со всем человечеством надо было всегда ко вторнику».
Повествование явно оживилось. Где ж тут «подполье»?
«Проклятие на эту школу, на эти ужасные каторжные годы!». Вот оно что! Всплывает и детство. Образ героя светлеет неудержимо - и все в нем кажется напускным. Да! Он нормальный, но почему-то рвется в ненормальные.
Март
2 Морис Дрюон в Москве.
Наконец-то мой роман приобрел ясные очертания. Мучителен процесс созидания, но он меня создал. Так из глыбы мрамора получается статуя.
Чудесно испытать такое чувство! Я почему-то хотел непременно его разделить с первыми женами, но выяснилось, что от людей нельзя требовать столь много.
3 Странное высказывание Эпштейна:
Ангелизм – это постоянная атеистическая стадия мировоззрения.
Что это? Вы умны, Михаил! Но понять вас трудно.
Холодно и пусто.
Крутится в башке песенка:
Vor der Kaserne
Вei den grossen Tor
Steht eine Laterne
Und steht wohl noch davon…
«Перед казармой у высоких ворот стоит фонарь». Шлягер Фассбиндера! Совсем без искусства, зато переполненный жизнью. Шигулла пустовата, но блестяща.
6 «Софист» Платона сложен, но продираюсь. Он, что называется, глубоко в жанре.
Как бы его мог поставить Анатолий Васильев!
«Возникшее - всегда целое, так что ни о бытии, ни о возникновении нельзя говорить, как о чем-либо существующем, если в существующем не признавать целого».
Написана сцена в «Иисусе»: Никандр прибывает в Рим.
7 Натуральная школа: Можаев. Мрачно говорить о г-не. Dreckschule.
«Парменид» и «Кефал» Платона.
«Когда мы прибыли в Афины из нашего родного города Клазомены...».
Одна из причин, почему Клазомены - родной город моего героя.
Идея - порождающая модель.
Здорово.
8 Какие-то сцены детства настолько ярко вспыхивают в сознании, что останавливаюсь. Играю в волейбол или бегу по лесу.
9 Сороковины Бродского.
Я не способен меняться: настолько зациклен на искусство, - но тем интереснее преодолевать себя.
11 Тютчев:
Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят.
Очень красиво весной. И физически работать - очень приятно. Потому что твое физическое существование приближается к тебе.
12 Анненский:
Раззолоченные, но чахлые сады
С соблазном пурпура на медленных недугах,
И солнца поздний пыл в его коротких дугах,
Невластный вылиться в душистые плоды.
Какая красота! Неотразимая.
13 Нехороший день, и стихи - нехорошие:
Мы жирную бабу
поймали за хвост.
А что же еще,
Что еще, господа,
Сумеет продлить
Ее внутренний рост?
Весенние стихи, да еще и мои. Какой ужас!
Глюкон встречает Никандра.
14 Теперь все, что мною написано, надо превратить в Целое, собрать. Только б на это хватило сил.
Да, я много написал, но где же в этом я сам?
Надо все так приготовить, чтоб пахнуло цивилизованностью.
Ночью - понос. Уже много накопилось об этом мыслей. Что-нибудь напишу.
15 Умер Вольфганг Кеппен.
Его «Смерть в Риме» столь вдохновляет меня.
«Писатель Валерий Ганичев открыто сотрудничает с секретными службами».
Этот мой однофамилец очень успешен.
Обанкротилось самое большое издательство: «Прогресс».
«Красная маска смерти» По.
16 Мог ли подумать, что мой «Жуан» так изменит меня? Теперь посреди улицы не могу удержаться от смеха. Что-нибудь вспомню из романа и - улыбаюсь.
Этот роман наполнил душу теплом.
Что же сделал другой роман «Иисус»? Он наполнил теплом мою веру. Мне этого тепла хватает, - а зачем требовать большего?
17 Дневник - фиксирование ужаса существования. Если б только это, то не стоило б и писать.
Кто знает, а если у меня получится портрет Целого: нашей эпохи?
19 Никандр видит Вальпургию, но не решается рассказать ей, что вынужден покинуть Рим. Он следует за своим Богом. Как это объяснить светской даме?
21 Дневники доказывают, что страшное надо человеку забыть и - жить дальше.
И еще один резон: надо себя веселить. К примеру, из какого будущего «произведения» эта строчка:
Что же, пи-дец, господа, -
Мрачно начальник сказал.
Этот мальчик из «Письма» все-то поносит. Все не прокакается.
20 «Кроткая» Достоевского.
«Благороднейшей из людей, но сам же и не верю».
Его разъедает сомнение.
То же, что столь часто убивает и меня. После всех низостей детства уже не могу верить людям.
«Меня все и всегда не любили».
Пугает эта заданная позиция. Столь нехристианский человек не живет, но мстит.
23 Чтение «Онегина» Иде. Здорово.
26 «Человек-зверь» Золя. Появление в повествовании ножа.
27 Закончена 8 глава «Иисуса».
Опасная привычка: читать умные книги. Постоянно чувствуешь свою глупость.
28 Просыпаюсь в новой девятой главе.
В Риме 781 год, а тут зима.
30 Написать «Горе от ума» по Грибоедову! Много лет мучит эта идея.
«Чацкий верит в свою светскость, но не в обворожительность! Вовсе не покорять приехал он. С жаром он целует руку Софьи».
Материал к 9 главе мирно распределился на главы.
«Бесы» Достоевского. Так много, что анализ поставить отдельно. Будет особая литературная инсталляция. Этот писатель этого достоин.
31 Достоевский:
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства.
Мы все в этой странной ситуации: в каком-то стакане, полном мухоедства.
Демократия - не демократия, тирания - не тирания.
Что же тогда?
Видна борьба за власть.
Человекоядец - есть такое слово. Стакан-то полон человекоядства.
Бальзак.
Написано впопыхах. Жалкое манихейство: только два цвета. И - жалкое знание того, как надо писать. Будто это можно знать!
Кажется, португальский классик Эса Кейрош сказал, что Бодлер сначала записывал свои стихи прозой, а потом «перегонял» в рифмы.
Я прочел это еще до филфака! Это и толкнуло любить стихи Бодлера. Но я не мог думать, что любовь получится такой серьезной.
Перечитка «Евгения Онегина».
Подступы к комментариям Набокова.
Пушкин - гармоничен?! Не верю. Другое дело, что все мы пред ним - толпа жалких оборванцев, идиотиков, недоучек, разночинцев.
Конечно, он маршал на нашем жалком фоне, но почему маршальство должно выражаться непременно в гармонии?
Достоевский, «Записки из подполья».
3 глава.
Симонов.
Все россказни первой части потихоньку рассасываются, становятся понятными во второй.
Тип Зверкова и должен не нравиться герою.
«Злейший враг мой» - частая характеристика людей.
Следующий кусок показывает, как герой не прав.
«Он Симонов не садился и меня не приглашал. - Гм... да... так завтра. Деньги-то вы отдадите теперь? Я это, чтоб верно знать, - пробормотал он сконфузившись. Я вспыхнул, но, вспыхивая, вспомнил, что с незапамятных времен должен был Симонову пятнадцать рублей, чего, впрочем, и не забывал никогда, но и не отдавал никогда».
«Мне мечталось одержать верх, победить, увлечь, заставить их полюбить себя».
Я помню что-то такое из моих пятнадцати лет, а юность в академии была столь сурова, что тех мыслей уже не могло быть. Но кто не мечтает о внимании среды?
4 глава.
«Обед заказан к шести часам».
Конечно, хорошо помню, как с людьми все всегда не складывалось.
Не будь этой сцены, что бы мы знали о герое? Что ж, он - создание своих же мыслей. Эпизод пустой, но нам важно видеть, как проявляется герой, как воплощаются его мысли.
5 глава.
«- Так вот оно, так вот оно наконец столкновенье-то с действительностью, - бормотал я».
Сейчас «столкновенье с действительностью» звучит комично.
Как сказал современный поэт?
Что ты жадно сосешь бормотуху
За ларьком у напиленных дров?
Знать, хватило присутствия духа
Наблюдать столкновенье миров.
«И потому я должен дать Зверкову пощечину! Я обязан дать. Итак, решено; я лечу теперь дать ему пощечину».
А ведь это уже болезнь. Грань давно перейдена.
Такой получился герой: в его мыслях и поступках - сплошные разрывы, сплошные бездны. Разве не таков герой «Андалузского пса» Бунюэля?
«Проклятая Олимпия! Она смеялась раз над моим лицом и отказалась от меня».
Оказывается, публичный дом - знакомое место и поле соперничества!
«Они, может быть, все начнут меня бить и вытолкают».
Это уже кошмары! Герой на самом деле остро современен и раскрыт.
Меня-то потрясает именно это прямое описание кошмаров. Обычно даже современные авторы их кодируют, прячут поглубже.
Так что герой знает, что такое секс, но секс для него только социален, и близость с женщиной - то же, что и служба. Так глубоко этот герой в обществе, что раздавлен его гнетущей социальностью. А что же еще есть в обществе, кроме этой безрадостной, скотской социальности?
Подробности кошмара.
«Особенно будет бить Трудолюбов: он такой сильный;
Ферфичкин прицепится сбоку и непременно за волосы, наверно».
Кошмар разрастается.
Вот герой в публичном доме.
«Машинально я взглянул на вошедшую девушку».
Что это? Надежда на новые отношения с людьми?
6 глава.
Пробуждение.
«Вдруг рядом со мной я увидел два открытые глаза».
Главное достоинство диалога с Лизой: он - живой.
«Когда-нибудь да умрешь же».
Культурная реалия. «Падаль» Бодлера.
Мне вся «прозаическая», реальная часть «Записок» всегда не нравилась: все рассуждения завершаются банальностями.
«Более всего меня игра увлекала».
Не только сам с собой, но и с ней герой «сочиняет» свою жизнь.
«Может быть, она меня рассматривала. Как жалел я, что не мог разглядеть ее глаз».
Да ведь это подлинные чувства. И далее мы видим, как герой раскрывается с другой стороны. Это интересный, глубокий, сердечный человек - и от его «подполья» он запросто может отказаться.
Неужели и это только «сочинение», имитация чувств?
«Любишь ты маленьких детей, Лиза? Я ужасно люблю».
7 глава.
«Любовь! - да ведь это все, да ведь это алмаз, девичье сокровище, любовь-то!».
То он о самом себе говорил хоть путано, но умно, - а теперь с тем же умением разворачивает рассказ о ее жизни. Теперь мне чудится, что это просто сказать гений на перепутье, который непременно заявит о себе. А не сам ли это Достоевский?
Распекает, атакуя сентиментализм. Опять стилизация. Как бы случайная, невольная.
Почему-то считается, что герой Лизу унижает. Но из текста этого никак не почувствовать. Наверно, опять мысли и дела разделятся. Тут чую начатки нашей советской идеологии, столь долго мучившей всю страну и меня.
«В могиле слякоть, мразь, снег мокрый».
Частые повторения мокрого снега: все происходит под снегопад, представленный вечным. Мокрый снег - и в сознании.
«Игра, игра увлекла меня; впрочем, не одна игра...».
Тут важно замечание «не одна игра». Герой не заметил, что сам неравнодушен.
Невероятная сцена прощания, отразившаяся боком в моем рассказе «Как я люблю».
Из текста следует, что он влюбился в Лизу.
«Глаза у ней были светло-карие, прекрасные глаза, живые, умевшие отразить в себе и любовь, и угрюмую ненависть».
Стиль преображается. Вот он, язык любви. Ну, Федор Михалыч! Любимый вы наш! Просто кудесник литературы.
«Сверкавшие глаза».
И эта сверкает глазами! Это уж судьба всех героев Достоевского: сверкать глазами.
Повествование взвивается, как пламя, словно бы вырвавшись из заточения.
Апрель
1 «Человек без свойств» Музиля. 1.114. «Ульрих бушевал wuetete».
2 Виктор Ерофеев:
Все валили - даже в великой классической русской литературе - на обстоятельства, на системы, на царей, а не на человека.
Мы приговорены к соцреализму и нашей классической литературой.
Не понимаю такой прямолинейности.
Куда искренней Бретон:
«Начиная с Жарри, литература перемещается на заминированную территорию».
То есть авторы ее минируют.
А посмотрим-ка словарь!
Miner 1) минировать; подводить подкоп 2) подмывать, подтачивать (о воде) 3) подрывать (авторитет и т. п.) ; подкапываться под кого-либо 4) истощать, разрушать; подтачивать, точить (о болезни).
Так что перевести так: «Почва литературы становится шаткой».
Неожиданное заявление Василя Быкова: он против союза России и Белоруссии.
3 «Филеб» Платона.
5.30. Начерно пишу вторую сцену 9 главы: Никандр дома после дня в суде.
5 Шукшин умер в 1974, а Трифонов - в 1981. Считаю их столпами советской литературы. Им далеко до Платонова!... Нет, нет, нет: не хочу оценок.
Перед смертью в «Литературке» Шукшин написал огромную статью с проклятиями на больницу, куда не пустил его жену.
Так меня когда-то не пропустили к отцу, а он не мог этого простить.
Так странно чувствовать это желание сохранить человеческое достоинство! Это нравоучительство меня шокировало еще десять лет назад, а ведь это куда больше, чем нынешняя чернуха.
6 А я все живу и пишу. Надо же.
В античности пробег лошадей посвящали Прометею и Афине. Наверно, и мои прогулки посвящены божеству Жизни.
«Государство» Платона.
Литература во Франции после 1945. Бордас. Париж - Брюссель - Монреаль. 1970.
9 Закончена 9 глава. 10-ая: Бунт.
Казелла. Стилизация станоится искусством.
10 «Подросток» в шести сериях. Прекрасное напоминание о разлюбимом Федоре Михалыче.
Долгоруков, герой романа Достоевского «Подростка», - в спешке, и под этой спешкой писатель скрывает торопежку своей работы. Странно, что эта неестественная напряженность работы делает голос Достоевского очень живым. Теперь в сделанности формы есть подвох. Если нет хаоса, то где же современность? Писателю не так важна середина, как начало и конец. Это забавляет. Упор не на основательность, но на азарт и игру.
14 В романе - смерть отца.
15 Закончена 10-ая глава.
18 Квинси Quincey «Исповедь английского курителя eater опиума». Прочел ради Бодлера. Скучно. И что так раскручивать свои слабости? Лучше служи Природе, как солдат - маршалу. О нем пишет и Джойс.
Тирания человеческого лица.
Лескова наконец-то издали в тридцати томах.
19 Неужели будут времена труднее этих? Не верю. Как раз в этом ужасе я и написал два больших романа.
Еще дописываю второй.
Наверно, уже в следующем году сразу постарею: от напряжения этих лет.
Вспомнишь тут Пастернака:
Смотри: от этих лет
Остались пересуды, -
А нас с тобою нет.
Так вот и пахнуло вечностью.
Не чтобы убить меня, а чтоб дать понять, что мне предстоит стареть.
Долго и упорно стареть.
Каркопино. Carcopino. Ежедневная жизнь в Риме в эпоху расцвета. Hachette. Ашет.
Просто полезная книга. Как бы ее не прочел перед романом?
25 Произведения Маркеса.
26 Вчерне готовы последние главы.
Отходы производства романа небольшие. Как ни странно. Пишешь эти тысячи страниц наугад, - и тем удивительнее, что лишнего оказывается мало.
Да, будь я в 19 веке дворянином, помещиком, стал бы романистом.
27 Никандр молится Универсуму. Я и сам слышу этот далекий голос - и плачу. Наверно, это и слезы-то не мои. Я и сам хотел бы раствориться, исчезнуть в этой молитве.
Уж не деградируем ли мы в этом городе? Люда и я уверены, что все решает человек, а не место. Да, мы не изменим людей, но сами должны искренне делать то, что можем.
Но силы неравны. Я-то покачу в Питер, а у Люды нет отдушины.
28 «Законы» Платона.
Довольно прямолинейно.
«Миф о том, что мы - куклы, способствовал бы сохранению добродетели».
Итак, добродетель любой ценой. Мир рушится.
29 Ночью проснулся: сосед так курил, что в моей комнате оказалось много дыма.
Каждая весна - большое событие! Пока отсчет моей жизни начинается с весны.
Вот уже десять лет пишу дневник усидчиво, и он потихоньку формируется, как произведение.
Бывает же такой жанр: дневник!
Пусть не разработаю литературу, но в дневнике раздраконю свою жизнь!
ДОСТОЕВСКИЙ
«Записки из подполья».
8 глава.
Герой забывает о Лизе (или думает, что забыл) и спешит отдать долг. Опять пустые социальные чувства.
«К вечеру я вышел пройтись».
Опять выход в прогулке.
«Что-то не умирало во мне внутри, в глубине
сердца и совести, не хотело умереть и сказывалось жгучей тоской».
Достоевский намекает, что герой любит Лизу.
«Hо я еще не знал тогда, что и через пятнадцать лет я все-таки буду представлять себе Лизу именно с этой жалкой, искривленной, ненужной улыбкой, которая у ней была в ту минуту».
Прямое указание на любовь.
«И в дом мой смело и свободно
Хозяйкой полною войди!».
Стихи Некрасова - кольцо: напоминание о начале повести. Обозначение близости конца.
Странно, что такой текст обрамлен в любовь. Так писатель ставит это чувство на недосягаемую высоту.
Подробное описание слуги. Конфликта с ним. Со всем миром - борьба. Только Лиза не заставляет с ней бороться.
«Я не мог прогнать его, точно он был слит с существованием моим химически».
Двойник! Навязчивость этого двойника - вот о чем был предыдущий рассказ.
«Моя квартира была мой особняк, моя скорлупа, мой футляр, в который я прятался от всего человечества».
Как может такое жилье претендовать на звание «особняка»? Прямое указание на то, что герой - порождение питерской коммуналки.
Фигура слуги Аполлона разрастается.
«Если я и этим все еще не вразумлялся и продолжал бунтоваться, то он вдруг начнет вздыхать, на меня глядя, вздыхать долго, глубоко, точно измеряя одним этим вздохом всю глубину моего нравственного падения».
Имитация борьбы титанов!
Всю тревогу, смятение чувств (Лиза не пришла) герой вымещает на слуге.
9 глава.
«Я стоял перед ней Лизой убитый, ошельмованный, омерзительно сконфуженный и, кажется, улыбался, всеми силами стараясь запахнуться полами моего лохматого, ватного халатишки».
Особенно «халатишка» напоминает мою жизнь.
Все поведение героя - чудовищная неадекватность: он разрушил все, что построил.
«И вдруг я разразился слезами. Это был припадок».
Герой не готов к положительному, огромному. Он сосал лапу - и реальные события повергают его в хаос. Странно, что он не может контролировать неголовные, реальные события. Он только производит мысли, а жить не умеет - до какого-то дебилизма.
«Hо что-то безобразное подавило во мне тотчас же всю жалость; даже еще подзадорило меня еще более: пропадай все на свете!».
Триумф иррациональности. Странно, что писатель столь ясно обозначает эту враждебную, античеловеческую силу.
«Так знай же, знай, что я тогда смеялся над тобой».
Довольно прямолинейно. Этот обвал выглядит запрограммированным. Что это - код такой: все непременно разрушить?
В начале повести герой произносил идеи - и мы не знали, верить ли этому. Но вот его идеи воплощаются! Видно, что они его убивают.
«Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».
Знаменитейшая цитата.
Уже и ей, живому человеку, а не вообще публике, как это было в начале повести, герой высказывает свои идеи. Это зловеще. Впервые в мировой литературе писатель настаивает на низости человеческой природы.
«Она поняла... что я сам несчастлив. Испуганное и оскорбленное чувство сменилось на лице ее сначала горестным изумлением».
Признание Раскольникова в убийстве - Соне Мармелаловой. Тот же тип.
«- Мне не дают... Я не могу быть... добрым! - едва проговорил я, затем дошел до дивана, упал на него ничком и четверть часа рыдал в настоящей истерике».
Это уж слишком понятно. Социальная составляющая в человеке убивает в нем человека! Общество убивает индивида.
Почему все же эту повесть нельзя назвать страстным протестом? Да потому, что протеста в ней нет.
«Пришло мне тоже в взбудораженную мою голову, что роли ведь теперь окончательно переменились, что героиня теперь она, а я точно такое же униженное и раздавленное создание, каким она была передо мной в ту ночь, - четыре дня назад...». Так человек должен играть в социуме разные роли, и если в боли, в горьком открытии он все же остается человеком - это его достижение.
10 глава.
«Через четверть часа».
Так быстро? Это странно. Обычно на это уходит много времени. Кончил и убежал? Но так делают только преступники.
Герой целиком возвращается к своим прежним идеям. Значит, мы не узнаем, что же было на самом деле.
Достоевский близко подходит к описанию полового акта. Я, чудится, перешагнул эту его боязнь в «Как я люблю».
«Живая жизнь» с непривычки придавила
меня».
Это понятие «живой жизни» упоминал в своих лекциях Бялый, о нем говорила и Ветловская; настолько важное понятие.
И закончил за 15 минут, и заплатил! Да, герой испугался жизни и не увидел в проститутке человека. Этим, по мысли Достоевского, и погубил себя.
Тут писатель развенчивает героя. В первой части повести писатель и герой близки, но в конце автор с ним порывает.
Главное достижение повести - необычайная свобода повествования. Сам писатель уверен в своем новаторстве.
«В романе надо героя, а тут нарочно собраны все черты для антигероя, а главное, все это произведет пренеприятное впечатление, потому что мы все отвыкли от жизни».
«И как бы ни была гадка грязь, которая ее ожидает, - оскорбление возвысит и очистит ее... ненавистью... гм... может, и прощением ...».
Это последний абзац моего «Как я люблю».
Начинаются итоги. «Живую жизнь» чуть не считаем за труд, почти что за службу, и все мы про себя согласны, что по книжке лучше».
«Ведь мы даже не знаем, где и живое-то живет теперь и что оно такое, как называется».
И финал:
«Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи».
Май
1 «Законы» Платона.
«Сумасшедшие не должны показываться в городе».
Вот и одолел всего Платона. Чудо. Куда современнее нонешних.
2 В романе сходу написал три первых сцены 11 главы.
«Мартин Иден» Джека Лондона.
3 «Путешествие на край ночи» Селина. Текст источает запах г-на. Да! Кто-то из французов должен писать и так.
Это Мюссе красиво писал «кровью сердца», а тут - реакция на ужас жизни.
6 Ночь, пишу. Переливы отношений с женой. Много критикует, бывает противостояние, но всегда интересно. Эта душа меня понимает.
Зачем я так много говорю с людьми, что остались в моем прошлом? Но с кем этот спор?
Эти люди так равнодушны ко мне, но почему-то не хотят покидать мое воображение.
Для Люды главное - сын! Конечно, не я. И верно: я же люблю не себя! Я люблю - литературу. Зачем же тогда мне быть первым? Будь у меня такое желание быть первым, я бы не ушел из Академии.
ТВ. Клоун, драматические артисты, певица. Забавно.
О чем этот спор? Он не выходит за рамки искусства.
А если мое страдание приходит - от них? Если они, - может, невольно - насылают кошмары по мою душу?
Разве не справедливо, что люди равнодушны к моим исканиям? Ведь и я - равнодушен. Ты ищешь, но тебя не ищут.
8 «Бесы» Достоевского.
«Странное было тогда настроение умов».
То, что далее, - агрессия против читателя. Но она затихает, не развившись. Так вот порхаешь среди произведений Федора Михалыча.
Герой «Записок» загнан в угол, а ведь Достоевский всю жизнь прожил с таким ощущением. Герой сам себя казнит, сам себя загоняет. Это - психика писателя.
Внешнего толчка к написанию «Записок» нет. Например, как появилась «Кроткая»? В 1876 году в «Дневнике писателя» описывается факт, как девушка-швея с образом выбрасывается из окна. В оставленной записке: «Жить не на что».
А как проанализирую «Карамазовых»? Наверно, тут главное то, что в роман вложено прощание с миром. Пророческие предчувствия мучили писателя. И прощание, и - величие замысла.
А если «Двойник»?
Бурсов: «Двойничество Достоевского родилось в недрах его души и характера, как неотъемлемый признак его дарования».
Так! «Двойник» - не только литературная выдумка. Тут можно связать и с болезнью.
ДЖОЙС
Перечитка Джойса. Меня настолько пугает свой собственный образ, что пишу дневник: хочу спастись от самого себя. Как Джойс выписывал Блума, чтоб освободиться от него, так и я творю эманации одного и того же образа. Это воображаемый «я». Теперь мне важно, что роман передает становление самого Джойс.
Опять «Портрет» Джойса.
«Сцена в колыбели» кажется затерявшейся в бесконечности, откуда младенец и является. По-моему, отсылка к «В начале было Слово».
Лет десять назад я уже пытался анализировать этот текст.
Сколько этих «тра-ла-ла»? Почему Джойс уверен, что мы слышим эти мелодии? Мы их не помним и не слышим. Зато есть миф, что мы их помним и слышим: миф важнее.
Возвращения к памяти о матери. Именно так, как в «Портрете», мое детство не отпускает меня.
Ребенок: одержимость обидой и преодоление этой одержимости. Это возможно только с расширением знания о мире.
Очень не нравится перевод. Так я объективен? Может, просто чувствую свою зависимость от него - и это злит? Очень уж страдает синтаксис! А структура?
Всего 20 частей, но разбиты на 5 условных глав.
1.2. (первая глава, вторая часть).
Наконец, мое детство удалилось от меня на спасительное расстояние, так что могу без дрожи перечитывать этот роман. Почему на столькие вопросы ответил именно этот роман, а не мои близкие? Я так хотел говорить с родителями или родственниками, но они молчали.
Неприятно, что сложности Джойс часто выплескивает, впихивает диалог (в отличие от Музиля): это не очень правдоподобно. Или Джойс имел такую счастливую возможность проговаривать все свои проблемы? Может, он жил в подлинной университетской среде, где можно было говорить, о чем угодно и - с интересом?!
Диалог в этой части очень хорош, но в целом мне не нравится что-то преподавательское в его разговорах. Словно б Джойс «разжевывает» для читателей, трактуя их, как своих учеников (это уже в «Улиссе»: в обсуждении личности Шекспира). С другой стороны, диалог восстанавливает простоту жизни, ее реальность. Как, к примеру, «You are not well? Вам нездоровится?».
Иное выражение интересно выписать. Вроде этого: «Ломоть хлеба с маслом. А round of buttered toast».
У образов нет того пьедестала, что создает Бодлер. Скорее, образы Джойса положены на концепцию как на музыку. А для Бодлера сама жизнь - уже концепция.
Интересно, что Джойс, как русские классики, в этой главе сражается за «крепкий» текст. Мол, я могу и так.
Когда объявляется о смерти Парнелла, автор напускает торжественности. Зачем? Каждый раз поражаюсь. Но почему мальчик не может быть экзальтированным? Неужели он так гордится тем, что он ирландец?
1.3.
В прозе не доверился бы драматургии до такой степени. Все равно, несмотря на все усилия, читателю не разглядеть персонажей. Это же не кино! В прозе нет такой техники «укрупнения», чтоб всех можно было хорошо рассмотреть.
11 Клер подсунула писателя Юрия Волкова как молодого и знаменитого автора. А по-моему, это просто нуль. Мы окружены преуспевающими нулями. Увы! Толпа диктует все.
12 Донос полицейского о Никандре.
Поэзия московских концептуалистов.
13 «Бесы». Бал. Стихи Лебядкина.
Ретроградка иль жорж-сандка,
Все равно теперь ликуй.
Примитивно. Любят Достоевского не за такое. С другой стороны, он понимал, что его тексты надо «разбавлять» юмором.
15 Издали два года назад «Бесов», но без исповеди Ставрогина.
Тот же сон, что и две недели назад. Почему? Тревожно. Сон до того пустячный, что не вспомнить: кусок моей жизни.
Словно б я проживаю там то, чего тут, в реальности, удалось избежать.
Повторение не означает ли настаивание на чем-то?
Словно б настаивается не только чай, но и опасность.
А если этот сон - мое художественное бытие? Если это знак, чтоб об этом я должен написать? Тогда почему сон ушел, хлопнув дверью: не запомнившись?
105 лет Булгакову.
Селин и Лола в Булонском лесу. И я там бывал. Столько дам с собаченциями.
Виктор Астафев, наш главный деревенщик, говорит о возможной гражданской войне. «Россия еще раз обагрится кровью».
16 Чудовищная близость с природой! Каждое время года организм перестраивается - и это больно. Ни социально, ни природно в мир не встроиться; так жить трудно.
17 Страх нормального мужчины заразиться венерическим заболеванием. Это та психологическая обстановка, в которой мы живем. Очень серьезно. Все боятся подспидиться.
Лучше случайный онанизм, чем эти мытарства. Почему об этой естественной гигиене никто не пишет?
Советское общество внушало, что все, что вне брака, безусловно плохо. Почему-то женщины стараются приручить мужчин именно этим комплексом: что, мол, ты просто сойдешь с ума без нормальной половой жизни. Это да! Но при этом женщина диктует унизительную материальную зависимость от нее же. Она не понимает, что этим страшным давлением разрушает отношения.
Память о Юрсенар.
19 Ельцин и Астафьев, этот анахорет. Конечно, этот писатель нравится своей сдержанностью. Распутин, тот с пол оборота наговорит с три короба.
Сказки Афанасьева в трех томах.
20 «Молох» Куприна.
21 Климентина помогает Лицинию Феликсу в его суде против Анния Секста.
Смело бросаюсь в эти хитросплетения жизни и права: ведь в реальной жизни их слишком много. И потом, я, как автор, просто обязан показать знание той античной жизни.
Роман о Христе - огромное, пустое пространство, его оживляет только личность Христа. Странно, что моя душа живет в этом историческом холоде.
Человек с собакой идет на меня по тропинке. Мне приходится его обходить по мокрой траве.
22 Моя бедность - вызов Судьбы. Отвечаю на него не только приступами ужаса, но и Творчеством.
23 ТВ: Бродский и Питер. Он принимал именно искусство Питера, а не его социальность.
Что это за рассказ о Поэте? Говорят так, чтобы сказать как можно меньше. Кому нужна эта отписка?
25 Квинт встречает своего друга Никандра.
Ощущение игры в современной прозе - только у Саши Соколова.
Смех Гоголя все трагичнее. Он-то открывал Россию, он-то и те читатели еще могли верить, что что-то изменится, - но для нас будущее предначертано жестко.
Ты пишешь - и это поднимается до творчества где-то далеко от тебя. Ты сам не можешь ни понимать, ни подсмотреть этот процесс.
Новый мир, номер 2.
«Ольга» Ю. Волкова.
Три страницы анализа. Нести такое в дневник? Все что-то писал и писал об этой прозе, но вот заметил, что несу чушь.
Его порекомендовали Волковы!
На какого-то Волкова - три страницы, а на «Бесов» Достоевского - 50!
Передача критика Аннинского о Гроссмане и Симонове. Пока что более исторические, чем литературные фигуры. Значит, нет современных режиссеров, кто бы раскрыл их. Оба были военкорами в Сталинграде.
Военкор = военный корреспондент.
Лев Аннинский выступил в их защиту.
26 Из книг со мной в Питере «Сто лет одиночества» Маркеса и Новый Завет на нескольких языках. Еще и Библия (русский, латинский, греческий), «Шум и ярость» Фолкнера (английский, русский).
«Записки Бригге» Рильке (немецкий, русский).
В результате много русского языка.
Слышу мой голос. Неужели что-то еще есть от меня в этом мире?
Если есть мой голос, то где же я сам?
27 Много ходил, ничего не написал, а потому и злюсь.
30 Пробую читать «родных» советских поэтов. Мартынов.
... сонно замычал
В утреннем тумане, высунув язык,
Бык воспоминаний, крутолобый бык.
Ничего. Тьфу. А Кушнер? Вот о рояле:
Неповоротлив и крылат,
И равномерно обтекаем,
Он был одной из тех прохлад,
В которых мы души не чаем.
Не так противно, но студит сквозняком.
Как это «равномерно обтекаем»?
Херотень.
Хренотень.
31 Обычное чувство артиста: вот выйду на улицу и - полюблю. Как же.
Допрос раба в моем романе.
В словаре есть «аорист», но нет «Аонид».
Чье пенье слышит Бродский? Его стихи вдохновляют.
В моем цикле воплощений будут рассказы «Убийца» и «Паук». Второй - переделка из «Лжи».
А если постарею - и это горение уйдет?
Немножко «Братьев Карамазовых». Много «от автора». Не слишком ли много обстоятельности? Роман часто похож на церковный диспут с художественными вкраплениями.
Толстой о Достоевском: «Прочту первую главу, а дальше – все ясно».
«Преступление и наказание» Достоевского.
Часть ПЕРВАЯ.
Сначала «Преступление и наказание» задумывалось как исповедь.
О чем? О том ужасе, что его мучает?
Важно помнить трепет, с которым пишется «Преступление и наказание»: слишком многое поставлено на карту. Возвращение в большую литературу! Трепет и объясняет истерику, отсутствие строгой логики, частые повторения.
«Высокого пятиэтажного дома».
Я-то жил в шестиэтажном. По воспоминаниям Раскольников равнодушен к двору, а меня-то больше ужасала не моя комната, а именно колодец двора.
«С некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии».
Состояние у Достоевского определяет многое.
«Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься».
Мое обычное состояние в питерской коммуналке.
Кстати, именно этот роман был прочитан мной первым еще в 17 лет. Тургенев, Гоголь, Толстой давно были моими кумирами, но - не Достоевский. Тогда еще у меня была привычка подчеркивать непонятное. Я как-то открыл роман и заметил, что он весь исчиркан.
«На какое дело хочу покуситься».
Все сказано! Сюжет уже задан. Нерв романа обнажен.
«На улице жара стояла страшная».
Лето в Питере. В школе я еще не мог понимать, что это описано мое лето, моя юность. Так Раскольников стал необычайно близок, как только лирический герой Блока.
«Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека».
Ну, точно! И у меня была постоянная мысль, что жизнь - западня, - но у меня летом это чувство, как ни странно, смягчалось. Живя вне общества, я слишком зависел от природы. Но от чего зависит герой? От идеи! Это человек - от идеи, в нем нет «живой жизни», ему предстоит ее открыть.
Тут омерзение, но позже Раскольников предстанет чуть ли не красавцем.
Двукратное портретирование как Раскольникова, так и других персонажей: то ужасен, то красив. Романтик - автор! Это и углубляет характеристику героя, но и запутывает ее.
Это и нужно писателю.
«Он был до того худо одет».
Но для меня это было слишком важно. Боюсь, другие обо мне думали иначе. По-моему, Раскольников - в чем-то аристократ и должен следить за собой. Он должен думать и о своем питании. Что хочет сказать писатель? Неужели идея убийства так «опустила» героя?
«Он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать».
Преступление уже подготовлено! Достоевский приоткрывает процесс его подготовки.
Меня лично никогда не соблазняло убийство. Даже когда эти кошмары с необычайным ревом проносятся в голове. Мне, скорее, странно, что и женщины перестали меня соблазнять: настолько они грубы.
Мне чудится, и Достоевского-писателя соблазняли не женщины, не насилие, но некий бесформенный порыв. К счастью, он сумел оформить эти порывы чувствий в литературные формы. Божественный дар!
«Безобразную» мечту он как-то даже поневоле привык считать уже предприятием».
«Звонок брякнул слабо».
Запоминается именно эта слабость звонка. Уходят человеческие голоса, а звонок откуда-то брякает в памяти.
«Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками».
Исчадие ада.
«Ярко освещена заходящим солнцем».
Заходящее солнце - это непременно.
Как хорошо, что мебель описывается через восприятие Раскольникова, а не сама по себе (как часто у Тургенева).
«Лизаветина работа».
Появление Лизы. Как выходят персонажи? Раскольников, старуха, Лиза.
«И неужели такой ужас мог прийти мне в голову?». Собственный замысел пугает героя. Поражаешься мастерству Достоевского: так хорошо все «выстроить»!
«Он шел по тротуару как пьяный, не замечая прохожих и сталкиваясь с ними, и опомнился уже в следующей улице».
Идти наугад характерно не только героям Достоевского, но и многим известным деятелям культуры России: Пушкину, Чайковскому, Блоку.
«Стоит подле распивочной».
Кабак - это непременно.
«Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан».
Однако ж, это привычка! Очень просто! И что герой решил, что он особенный?
«Тотчас же все отлегло, и мысли его прояснели».
Пьяница!
2 глава.
«Он с удовольствием оставался теперь в распивочной».
Да что ж за «удовольствие»? Не слишком ли, Федор Михалыч?
«Все лицо его хозяина распивочной было как будто смазано маслом, точно железный замок».
Страшно! Жалкий натурализм. Зачем столько подчеркиваний грязи?
«Приписывал его предчувствию».
Встреча с Мармеладовым и впрямь оказалась судьбоносной. На сцену выступает провидение.
Бурсов: «Монолог Мармеладова - возможно, интерпретация апокрифа».
«Это был человек лет уже за пятьдесят».
Опять написано под Раскольникова. Как долго роман может продолжаться под одного героя? Пока все идеально.
«Во взгляде его светилась как будто даже восторженность, - пожалуй, был и смысл, и ум, - но в то же время мелькало как будто и безумие».
Прекрасно! Потом о Мармеладове будет сказано мало, так что это замечание особенно ценно.
«Ерошил волосы».
Хорошо сыграно артистом БДТ Евгением Лебедевым.
«К напитку непривычного».
В Раскольникове колеблется привычка и ее отсутствие. Весь роман он - на распутье, и тема романа - становление юноши.
Страшная, огромная тема. «Записки Бригге» Рильке, «Портрет» Джойса.
«Он был хмелен, но говорил речисто и бойко».
Семен Захарыч Мармеладов - обаятельный образ. Кажется, в инсценировках его часто сокращают. Эту нишу Лебедев заполнил прекрасно. Он ужасал на театре своим натурализмом, но в кино в этой роли его переигрывание пришлось весьма кстати.
«Нищета - порок-с».
Кажется, единственная фраза из всего романа, застрявшая в языке.
Конечно, этот разговор непристоен - и юноша, кажется, не чувствует этого. Наверно, это подчеркивает его общую сдвинутость на преступление: иначе он не пришел бы на это дно и не заговорил с бродягой.
«А разве сердце у меня не болит о том, что я пресмыкаюсь втуне?».
Высокий штиль! Это и забавно. Я вот таких людей не встречал. Мне такой разговор не представить.
«Сострадание в наше время даже наукой воспрещено». Хорошо! Так трактирная болтовня становится значимой. Да и главная тема творчества задета.
«Ибо дочь моя по желтому билету живет-с».
Эта полная откровенность указывает на финал: Раскольников придет к ней. Вот и получится единение людей!
«…и кашлять пошла, уже кровью».
«Детей же маленьких у нас трое».
Это уже натуралистическая школа с ее смакованием кошмарных подробностей.
«И тогда-то милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил, ибо не мог смотреть на такое страдание».
Это уже апология страдания. Что же? Образ Мармеладова перегружен.
«Физиология» Льюиса. Что за источник? В словарях нет.
«Раскольников слушал внимательно».
Он чувствует, что для него это очень важно. Меж тем, и мы много узнаем о персонажах. Тут Достоевский показывает редкое умение вести действие. В «Бесах» такого нет.
«К его превосходительству сам являлся».
Ясный отзвук «Шинели» Гоголя.
«Раскольников слушал напряженно».
Перелом в его настроении. Это должно было случиться. Все-таки отвращение должно пересилить. У меня нет столь низких персонажей, как Мармеладов, потому что нет и таких теорий.
Я так пишу, потому что чувствую, что в образе этого пьяницы писатель выводит «русскую душу». Мне это неприятно. Чтобы я увидел «русскую душу» в моем вечно пьяном отце? Это унижение для русских, а не их величие.
«А пожалеет нас тот».
Чуть не евангельская проповедь в кабаке.
Коммуналка описана со вкусом.
Замелькали лестницы! Подсчитано, что Раскольников где-то 48 раз поднимается и спускается по лестнице. Так что иные исследователи даже говорят о ее символическом значении: она - символ борьбы, преодоления.
Совсем не пустяк! Например, замечено, что в романе множество четверок. 4-ый этаж, 4-ое Евангелие и т.д.
Катерина Ивановна. Не живет, потому что не может жить: играет в свою страшную жизнь. Она будто на сцене. Много страшного, но и театрального мелодраматизма.
Театральность самого Достоевского: на вечерах он прекрасно читал свои произведения. Заколдовывал слушателей, а не просто читал текст. В нем приоткрывался пророк, все чувствовали его духовную силу, хоть читал он тихо.
Важно помнить, что Достоевский, как, впрочем, и Пушкин, был с аурой.
Я вот с «антиаурой» - и ничего, живу.
Так и Рахманинов – с аурой: заставлял на себя смотреть.
Почему Катерина Ивановна вся наружу? И в этой сцене, и во всех других. Дело и в том, что сам Достоевский не любил и не умел скрывать своих чувств перед близкими (а для меня это и азбука, и непреложный закон).
Так что чувства Раскольникова ему слишком известны, он их слишком хорошо знает; потому и описывает.
Эта сцена всегда меня шокирует. Почему Достоевский так перегибает? Но, с другой стороны, именно такие сцены сделали «Преступление и наказание» столь интересным для меня в юности. Увы, эти сцены разворачивались вокруг меня всю жизнь.
«В летних до неприличия костюмах».
Коммуналка как карнавал!
Амалия Липпевехзель. Lippewechsel - меняющая губы. Идиотская фамилия, подчеркивающая абсурдность.
Почему немка? Ничего удивительного. В 1869 году население Петербурга:
667.207. Немцев: 46.498.
Первые мысли Раскольникова - о Соне.
«И нет никаких преград».
Все возможно!
Июнь
4 В гостях у Лидии Михайловны Лотман. Интересно рассказала об Израиле (только что была там). В подарок получил книгу Найдич «Очерки о русском литературном узусе» и книжку Лотмана о Пушкине.
5 Из-под «Романа в письмах» стремительно уходит почва.
Почему я, русский, не перечитываю «Войну и мир» Толстого, а вгрызаюсь в «Человека без свойств» Музиля?
Музиль показывает жизнь как мощный биопоток, все сметающий на своем пути. Разве не такой нам предстает жизнь?
6 Что помню из разговора с Лидией Михайловной?
Кармазинов списан не с Ивана, а с другого брата. Ведь Иван Сергеевич был ростом 1.93.
Достоевский работал ночью - и это создавало дополнительную, неестественную напряженность его романов. В напряженности его мира - что-то от мира подростка.
«Вы еще придете к Толстому!».
И на самом деле, плотское все меньше меня страшит и подавляет.
Она, будучи цельным человеком, в армяно-азербайджанском конфликте занимает сторону армян, - а мой гуманизм абстрактен, я толком не понимаю, кому больше сочувствовать.
Опять говорили о моих ранних рассказах - и опять она стала мне объяснять, как они хороши. Я слушаю не ее, а то доброе, материнское чувство, что в ее словах. Так хорошо!
Сурово проехалась по КЛД. «Работать не хочет, а только устроиться».
Ее поразила фраза:
- Она - мать. Она не должна пить.
Якобы в моих рассказах есть такой эпизод:
«Отец привел меня на лесопилку и сказал:
- Ты здесь будешь работать».
Но эпизода не могло быть! Я обманул! Мой отец как раз мечтал, чтоб я стал писателем и не работал.
Вот еще.
Она: Трудно от одной вещи перейти к другой.
Я: Пишу заготовки.
Она: Их все пишут.
Вот еще.
Она: Вы все-таки гуманист, что бы о себе ни думали. Большой писатель (а вы, надеюсь, таким будете) не может не быть гуманистом.
Я: Даже если речь идет о гуманизме Достоевского...
Она: Знаете, «Герой «Записок из подполья» говорит:
- Я хочу любить людей, а мне не дают.
Возможно, это ваш случай.
Книга ее дочери «След на песке» - памятник нашей дружбе. Как ни крути.
Книга Юрия Михайловича Лотмана о Пушкине. Противоречивость образа поэта многому учит.
Но способен я воспринимать эту тонкость?
Или я - из этого нового поколения, для которого русская литература уже не существует?
Анализ СЛО «Ста лет одиночества» Маркеса.
Я, читая, невольно проецирую на Лугу, на распад и гибель моего клана. Автор блестяще, увлекательно скользит, а все равно повествование не вырывается из лубка, побеждает отрывочность.
«Era un hombre decrepito. С него все сыпалось».
7 Кошка Алиса и я.
Мертвая рыба в Волге.
Цель дневников - выявить красоту мира и то, что в ней мне близко. То, что для меня не имеет значения, не должно сюда попадать. И какой смысл лгать?
Никандр покидает своих учеников.
Меня неприятно поразило, что рядом с Литературными Мостками - простое Волково кладбище, где без всякого форсу похоронены простые смертные. Честно говоря, я бы предпочел затеряться. Пусть моя могила будет не видна! Пусть «братку» или знаменитости отгрохают монументище, но мне хватит крестика.
Мощная плита на могиле Тургенева, но она одна тянет на мемориал.
Нет, я не прав! Прежде всего, Литераторские мостки. Тургенев, Апухтин, много с детства знакомых писателей и - Блок.
Родня Ленина.
8 В книге Ларисы Эриковны Найдич «След на песке. Очерки о русском литературном узусе», Санкт Петербург, 1995, нашел и мое имя: очень много рассказывается именно о нашем семинаре в Институте Языкознания.
Я еще думал:
- Зачем читать? Что тут может быть интересного? Ну, приятная дама пишет - и что?
Но в книге есть слом, картина слома эпохи, что едва не похоронила нас. Мне дали понять, что и у меня была среда, что какие-то высокие понятия не остались для меня чужды. Взволнованная тонкость - так определил бы этот стиль.
12 «Вешние воды» Тургенева. Там прекрасно о первой любви. Но как бы о ней написал я? Два года назад встретил Женю К-вскую (kalatch = kind of fancy loaf) - и она очень напугала меня. Обладать ею?! Лучше умереть.
В 1822-ом Пушкин пишет брату Льву:
«Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца делаю тебе обладать ею».
Тогда, в мои 14 лет, я не мог мечтать обладать Женей, но сейчас сама возможность обладания меня унизила.
13 Полночь. Не могу уснуть. С одной стороны, Галя с ее приверженностью к странному божеству Кришне, с другой «Биография Пушкина».
Так наш бесценный Александр Сергеич хотел написать о Христе!
Надо же. Все русские литераторы мечтали написать о Нем. А мне повезло - пишу.
Никандр пишет свое предсмертное письмо. Конечно, как бы случайно, он будет распят.
Солнце, но ветер прохладный.
Вот мой «мост вздохов»: Львиный.
14 Маркес из другой эпохи, но при этом он стал хуже прочитываться мною: сейчас меньше его понимаю, чем десять лет назад. Он словно б уходит, хоть и чарует текстом.
Почти три года не был в Луге: с сентября 1993-го. Все думаю, ехать или нет. Всегда-то тяжкие раздумья.
Увы, пишу стихи.
И бабы те бредут на водопой
Тяжелою, натруженной стопой.
16 Джойс и выборы Российского президента.
Сегодня 16 июня. Взялся читать перевод «Улисса» - и не могу: до того невнятен. Это музыка, которая не звучит. Блум - не просто «посредственность», но на самом деле, куда выше среднего: блестящая, всеохватная посредственность. Я ведь жил среди людей и знаю, как мало столь интересных, как Блум.
Из «Улисса»:
«Мисс Данн отстучала по клавишам:
- 16 июня 1904».
В этот день Джойс встретил жену.
Это посещение Питера переполнено криками, шумами - и все это насилие переосмысляется мной в похоть. Да, именно она! И сама комната Лили, заполненная вещами аж до потолка, - триумф ужаса и пошлости.
Эпохальные выборы! А если написать о мальчике, что не может пойти с родителями на выборы из-за поноса? Обычно-то он ходил, а тут сидит на горшке. Собственно, это же моя история: у меня нет открепительного талона, - так что проголосовать не могу.
17 Дневники спасли от немоты.
«Конформист» Моравия. Это не поэзия встреч, хоть и говорится о любви, но трагизм непонимания и столкновений.
19 В журнальном зале Городской библиотеки.
Пятый номер «Юности» за этот год.
«День матери» Лимонова.
Сильная личность, но не писатель. Не настолько сильная, чтоб создать направление, как Брюсов: только для себя - сильная. Он на глазах уходит в политику. Прямой русский мат разбавлен кривым английским.
Номер 1 журнала «Октябрь».
«Маленькая волшебница» Петрушевской.
Toujour intelligente, mais parfois mordable. Вроде, интеллигентная, но может укусить.
Она горбом пробила свою известность, не будучи слишком талантливой.
Опять эта осточертевшая натуральная школа. Тогда уж лучше Лимонов: хулиганистей, но и талантливей.
У этой дамы мир - серенький и убогий, подсмотренный в щелочку сарая.
«Куча» Горенштейна.
Куда интереснее и интеллигентней первых двух. Не пойму, почему эта тонкость меня не затягивает. Кажется, я не понимаю, чего он хочет. О нем с восторгом говорит Блоха.
21 Например, образ ангела-хранителя уходит. А новые образы для меня пусты.
Лидию Михайловну ограбили прямо возле двери ее квартиры. Молодой человек ее выследил, напал и разбил лицо, когда отнимал деньги. Так сказать, к кануну восьмидесятилетия. Да, такое время: охотятся за стариками.
Я: В «Смерти в Венеции» Томас Манн уравновесил безумие и рацио, а в «Докторе Фаустусе» безумие настолько рационально, что в него трудно поверить. Да, Достоевский пишет нетехнично, но рядом с Томасом Манном это походит на преимущество. Достоевский создает атмосферу, в которой естественно сходить с ума - и эта естественность привлекает читателя, привыкшего к массовому безумию.
ЛМ: Да. Бехтерев еще в начале века говорит:
- Началась эпоха психологических эпидемий.
23 Сегодня уезжаю в Истру и вчерне закончил мой роман о Христе. Так иные дни слишком перегружены событиями - и уже ты не способен воспринимать их во всей полноте.
Боже мой, кому это нужно: писать! Разве кто-то когда-то прочтет мой роман? Начинается эпоха упрощенного искусства.
24 Поезд. 4.30. Рождается утро. Удастся для Буси почитать «Иисуса»?
Умер Александр Иванов, любимый пародист. Странно, но он был ближе всех «настоящих» литераторов.
Медленно перечитываю мой роман о Христе.
25 «Конформист» Моравия. Читается легко.
Библиотека Иды. Кафка на испанском. Томас Манн о Кафке - очень хвалит!
«Ustedes se sentiran inclinados, come yo, a situar les vehementes fantasias de Kafka entre las mejores lecturas que puedan encontrarse en el tesoro de la literatura universal.
Вы почувствуете, как и я, большое желание причислить бурные фантазии Кафки к лучшмм произведениям, которые вы можете встретить в мировой литературе».
Стал читать самого Кафку на испанском - и ужаснуло собственное варварство. Можно же в оригинале! Можно и нужно! Тогда подключается мистика и сила.
28 Зонтик портит мои отношения с небом.
Моль съела зимнюю шубу жены.
Это напряжение сил вокруг литературных занятий очень привычно.
29 Блоха мне поведала, что она не в штате университета, а работает там от какой-то программы. Так что только время может показать надежность ее положения. Так все мы оказываемся в системе сложных социальных отношений, мы обязательно - их заложники.
Ее книгу «Следы на песке» не печатали семь лет, но в ЛГУ появилась новая ректорша - и книга прошла.
МИЛОШ
30 Юбилей: Милошу – 85.
Чеслав Милош Czesław Miłosz.
Родился 30 июня 1911, Шетени, Ковенская губерния, Российская империя.
Польский поэт, переводчик, эссеист.
Лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 г.
Родился в Шетенях Ковенской губернии. Окончил гимназию имени Сигизмунда Августа в Вильне (1921-1929). Учился в Университете Стефана Батория сначала на гуманитарном отделении, потом на отделении права и социальных наук. В печати дебютировал стихотворениями в студенческом журнале «Alma Mater Vilnensis» в 1930 году. Один из основателей поэтической группы «Жагары» (польск. Żagary). В 1934 Союз польских писателей в Вильне наградил его премией имени филоматов за поэтический дебют.
Несколько раз встречался в Париже со своим дальним родственником Оскаром Милошем, французским поэтом. С 1935 года работал на радио в Вильне, через год был уволен за левые воззрения. В 1937 году после поездки в Италию переехал в Варшаву, где начал работать на радио.
Вторая мировая война
В сентябре 1939 года как работник радио отправился на фронт. С вступлением Красной армии на польскую территорию из Румынии перебирается в Литву и живёт в Вильнюсе, после присоединения Литвы к СССР - в Варшаве и участвует в подпольной литературной жизни. После подавления Варшавского восстания (1944) живёт в Кракове до конца Второй мировой войны.
«Народная Польша»
Становится одним из редакторов ежемесячного журнала «Творчество» (польск. «Twórczość»). В 1945-1951 годах служит в министерстве иностранных дел Польской Народной Республики в качестве атташе по культуре в Нью-Йорке и Париже. В 1951 г., выехав в официальную командировку в Париж, обратился к французским властям с просьбой о политическом убежище.
Эмиграция
В Париже жил до 1960 года, сотрудничая с журналом Ежи Гедройца «Культура». В 1960 г. по приглашению двух американских университетов выехал в США и стал профессором отделения славянских языков и литератур в Университете Калифорния, Беркли. В 1980 году был удостоен Нобелевской премии по литературе.
Стал почётным членом Союза писателей Литвы, почётным гражданином города Кедайняй.
АНАЛИЗ
«Преступление и наказание» Достоевского.
Первая часть.
3 глава
«Это была крошечная клетушка».
Уже и надоело. Эта тщательность начинает угнетать.
«Он решительно ушел от всех».
Герой «Записок из подполья» в новом обличье. Кажется, только Раскольников слишком близок к этому герою. Забавно, что в Питере эти детали ужасного жилья притягивали, а теперь ужасают.
«Все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок». Это образ из немецких экспрессионистов. Кстати, роман прекрасно вписывается в это течение кино.
«Она же и разбудила его теперь».
Вот она, «живая» жизнь!
«Хорошие щи, вчерашние».
Щи - капитальное средство. Семейственность Достоевского бросается в глаза: в сущности, все - одна семья. Она вовсе не обязана предлагать ему супу.
«Через минуту явилось письмо. Так и есть: от матери».
Ну, действие завихрилось!
Письмо. Просто голова кружится от обилия событий и персонажей. В столь бурной жизни человек должен бы сойти с ума, но, по мысли писателя, как раз наоборот: расцветает.
«Дуня терпит много от грубости в доме господ Свидригайловых».
Появление Свидригайлова. Прекраснейшая роль Ефима Копеляна.
Довольно зловеще.
В письме - манихейство, столь знакомое нам по «Униженным и оскорбленным». Дуня - добро, Свидригайлов - зло.
По сути, письмо - уже вторая вставная новелла после исповеди Мармеладова.
«Он уже надворный советник, Петр Петрович Лужин, и дальний родственник Марфы Петровны».
Вот речь зашла и о женихе сестры Раскольникова. Лужина прекрасно сыграл Басов. Забавно, что и этот, как Мармеладов, «прославился» своей грубостью. Рядом с ними Свидригайлов-Копелян кажется аристократом.
«Человек он Лужин благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал».
Дуня собирается замуж именно за благонадежность.
«Как бы высокомерный».
Какой же он на самом деле, если это замечает даже мать Дуни?
«Несколько как бы тщеславен».
Вот, вот!
Если мать так все понимает, то почему все же пристраивает дочь?
Из ее письма прямо следует, что она - идеал, а он - сволочь.
«Кажется, добрый».
Ну, ну!
«Значительное лицо» в «Шинели», а тут - «значительная тяжба» и «значительное дело».
«Госпожинки» в словаре нет.
Трудно себе представить более сердечное письмо. Почему же оно не остановило Раскольникова?
4 глава.
«Письмо матери его измучило».
Он думает уже не о преступлении.
«Не бывать этому браку, пока я жив, и к черту господина Лужина!».
Как могут сочетаться мысли о преступлении с мыслями о семье?
«И эта же Дунечка за это же кажется «кажется, доброго» замуж идет!».
Тема вынужденной продажности женщины.
«Знаете ли вы, Дунечка, что Сонечкин жребий ничем не сквернее жребия с господином Лужиным?».
На подробное письмо матери Раскольников отвечает столь же подробно. Так тема письма и ответа на него стала огромной. А с Мармеладовым разве было не то же самое? Будь автор помельче, это б назвали неумением писать.
«Тут Родя, бесценный Родя, первенец! Ну как для такого первенца хотя бы и такою дочерью не пожертвовать!». Раскольникова бесит сама идея якобы высокой жертвы. А сам он? Разве он не жертвует собой ради какой-то отвлеченной идеи? Он - то же, что и его мать, - но идея матери человечна.
В чем мастерство писателя? И письмо только ускоряет действие.
«Давным-давно как зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрировалась, приняв форму ужасного, дикого и фантастического вопроса, который замучил его сердце и ум, неотразимо требуя разрешения. Теперь же письмо матери вдруг как громом в него ударило».
«Да и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была в том, что месяц назад, и даже вчера еще, она была только мечтой, а теперь... теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это... Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах».
Ух, как здорово написано! Как это делается? Я не понимаю. Я так не умею.
«Маленькое приключение».
Пьяная молодая женщина. Еще одна добровольная жертва! Да сколько ж их?
«Один господин».
Развратник! Самого Свидригайлова еще нет, но его двойник уже появился. На это есть и прямое указание и самого Достоевского.
«- Эй вы, Свидригайлов! Вам чего тут надо? - крикнул он Раскольников ».
И тут Раскольников показывает наблюдательность и ум. Это что ж: горе от ума? Но в нем все только бродит, только становится.
«Пусть его позабавится».
Будущий убийца знает добро только как абстрактную идею.
«Да пусть их переглотают друг друга живьем - мне-то чего?». Первое «введение» в сон Раскольникова на каторге.
«Был он очень беден и как-то надменно горд и несообщителен; как будто что-то таил про себя».
Уж не мой ли это портрет в юности? Но откуда «надменно горд»? Кажется, за это Достоевский и расказнит героя.
«Это Разумихин был необыкновенно веселый и сообщительный парень, добрый до простоты».
Я опять же вспоминаю добром исполнителя роли Разумихина. Георгий Тараторкин так и остался непревзойденным Раскольниковым.
Бросается в глаза, что Разумихин - положительный двойник Раскольникова. Достоевский любит «раскалывать» людей - и чтоб потом половинки встречались.
5 глава.
В этой главе главное сон, но повествование начинается не с него.
«Вопрос, почему он пошел теперь к Разумихину, тревожил его больше, чем даже ему самому казалось; с беспокойством отыскивал он какой-то зловещий для себя смысл в этом, казалось бы, самом обыкновенном поступке».
Тень возможного близящегося преступления отбрасывает тень на все поступки Раскольникова.
«Он пошел, куда глаза глядят».
Это делает героя необыкновенно близким. В отличие от Мышкина он не может сосредоточиться.
«Прошел он весь Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешел мост и поворотил на Острова».
Мой обычный маршрут.
«Выпил рюмку водки».
Для Раскольникова это норма, хоть Достоевский и оправдывает его. Вроде бы, он бродит без цели, и водка заземляет блуждания. Ясно, в нем зреет решимость. Функция водки важна: сон!
«Приснилось ему его детство, еще в их городке».
Кабак. Опять он! От кабака дорога уводит на кладбище. Опять кабак. Раскольников уснул под кустом, блуждая, и во сне он продолжает бродить. Уже с отцом.
Раскольникова мучают сны: так они мучили самого Достоевского.
«В большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка».
Смысл сна: Раскольникову не под силу тяжесть греха. И он надорвется, как эта клячонка.
Может, из лучших чувств, но Достоевский воспроизвел де Сада. Как бы между делом.
«Сердце в нем поднимается».
Это выражение крайней степени взволнованности забыто.
Несомненный садизм Миколки ужасает мальчика. Тут ясен и садизм всего народа, сделавший возможной революцию. Народ не «безмолствует», как у Пушкина, но принимает участие в насилии.
Странно, что этот сон совпадал с моими кошмарами много лет. Может, мои кошмары такого рода ушли как раз потому, что не стало русского народа в его прежнем понимании, но новая европейская общность.
Мальчик целует мертвую лошадь. Что это? Меня это ужасает.
«Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе».
Но спал Раскольников прямо на городской траве.
Сон усиливает внутреннюю борьбу.
«Я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей!».
Герой «отрекается» от убийства.
Конечно, тут, как во все решительные моменты, полагается закат солнца.
«Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца».
Два раза «яркий».
«Знакомая эта была Лизавета Ивановна».
Крюк в повествовании и в блужданиях героя ради Лизаветы. Неожиданно Раскольников получает важную информацию. Идея преступления опять берет верх.
«Но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все вдруг решено окончательно».
Довольно крупные мазки, а все же, что, кроме литературы, передаст это движение души? В кино такого не сделать. Идея преступления берет верх окончательно.
Июль
1 Преподавание французского Ане, дочери коллеги Люды Луизы Григорьевны.
2 Из письма Бибихина Седаковой. 11.7.1994
Как-то все проясняется. В Париже вдруг сама собой отпала проблема Жака Деррида, который меня привлекал. Не вдаваясь в подробности, о которых я, наверное, где-то напишу, ограничусь костюмом. И надо знать, что в китайский ресторанчик нас с Константином Деррида пригласил и потом на последний свой семинар пришел в исключительном пиджаке, совсем светлом под цвет своих красивых ежиком волос, с изящным полустоячим воротником; пестрая рубашка вторила цвету его карих глаз, а длинный очень длинный фантастический галстук был аккуратно закреплен какой-то немыслимой брошкой или пинцетом. Все это выглядело сверхмодно. Меня смутило, что Федье комментировал мой рассказ об этом костюме так, что у Деррида никогда не было вкуса. Возможно, подумал я, у Федье просто нет класса, чтобы понять, скорее всего, страшно дорогой костюм Деррида, которому явно советуют лучшие модельеры. Сам Федье приходит на свой курс в ситцевых штанах. Хотя, с другой стороны, у него новейшая «Ксантиа» с массой электроники и с акклиматизацией. Несколько дней я хожу в незнании, что думать, и вот вечером 14 июня в элитарном бистро под стенами Нотр Дам мы встречаемся с Федье, его женой Моник, там же его друг очень богатый и светский человек со своей новой дамой, разведенной с немыслимым банкиром. Боже мой, что с Федье. Он в новом пиджаке. Но этот пиджак не виден. Я и сейчас не знаю, какой он. Федье и пиджак (галстуков он не носит) одно, неприметное и уместное. Так же Мишель. Мы говорим, как всегда в Париже, обо всем подряд, вдруг меняя тему; Марилор увлекается рассказом о Никите Михалкове и киношниках Варшавы, и тогда только я замечаю то, что и ее костюм тоже, собственно, невидим, потому что он одно с ее не фигурой даже, а живостью, манерой говорить. Деррида мне вдруг вспоминается как разодетое кричащее чучело, в каждой детали своего костюма назойливо броское! Вообще умение одеться в Париже не имеет отношения к моде и роскоши; если бы кто-нибудь сумел объяснить, как это делают парижанки, что теряет смысл вопрос, хорошенькие они или богатые.
То, что делает Деррида, похоже, в очень цивилизованной форме, на приемы Жириновского. Когда Жириновский кричит мне, ты русский, XXI век принадлежит тебе, у меня невольно вздрагивает сердце, я очень задет, я угадываю тут родное, в следующий момент у меня отвращение к наглецу, который позволил себе в отношении меня жест неприличной интимности. Конечно, я говорю, Деррида задевает цивилизованно, но разница между дать и взять остается: его модная яркость берет внимание, не дарит. - Кстати, о лжи красоты: она иногда мешает невидимой красоте, скрадывает ее, обкрадывает, опять отнимая на себя внимание, которое невидимой красотой было бы нечаянно подарено как бы из ничего.
3 В моих дневниках моя жизнь поворачивается со всех сторон, вращаюсь, так сказать, всеми гранями. Безумная попытка художника высечь гармонию из камня: нашего мира. Мне хотелось бы хоть как-то воссоздать возможную полноту жизни. Хотя бы в строчках.
4 Демократ победил коммуниста: Ельцин переизбран. Не мытьем, так катаньем.
Сходил в визовый отдел в Истре: пригласить иностранца легко. Если бы Шарлетта или Жан приехали! Я уж не говорю обо всех других, давших мне адрес и забывших меня.
Или они не могли иначе?
Помню, встретил в Париже во француском посольстве китайца, очень хотевшего посетить Россию. Он просил помочь ему реализовать какие-то побрякушки. И я бы взялся решать его финансовые проблемы? Так он и пропал.
7 Сюжет: человек живет не среди людей, а среди их шумов. Это мне очень близко.
АНАЛИЗ
ДЖОЙС
Мое мирное возвращение в «Портрет» Джойса.
1.3.
Двенадцать лет назад уже «драконил» этот текст.
2.2.
Хорошо написано, а скучно. Это не самая сильная сторона Джойса. После Бунина и Льва Толстого это не кажется чудом. Традиционность - не самая сильная сторона Джойса.
Мечтал читать в оригинале - и читаю. Мечты сбываются. Чтение - тонкий, мистический процесс; я переполнил свою жизнь этой мистикой.
Такой англицкий возносит меня до небес.
2.4.
Сцена перегружена. Подросток Стивен неожиданно наделен мудростью. Глава рационально «выстраивается», и уже внутри рацио она переполнена безумием. Сочетание жесткой схемы и сложных идей делает мир подростка слишком взрослым, слишком тяжелым. Наверно, мальчик глубоко унижен, все происходящее с его родными он воспринимает как недостойный фарс. Я бы везде сказал «наверно», потому что с точки зрения первородного греха, греховности природы человека это не так уж и важно.
Так ли, сяк ли, а человек распят миром.
И уже все равно, на какой манер.
Я вдруг вспомнил, что сам ужасно переживал за унижение брата и отца. Если ехал куда-то с братом, там он напивался до бесчувствия - и мне приходилось тащить его под руку, и я был раздавлен презрительными взглядами прохожих. Я не мог понять, зачем так надо унижать себя, мне казалось, мои близкие любят быть униженными.
2.5.
Страх перед спящими людьми. Это интересно! Стивен не понимает, что с ним, его мучает Ужас вообще: ужас существования, - но важно, что вообще ужас конкретно воплощается. «Ужасные видения Стивена. His monstrous reveries».
В «Портрете» описаны эти послезагробные ужасы. Они? То, что не могу понять. Вокруг меня столько людей торопятся показать свою низость.
И как бы они не вызывали кошмары?
Даже Стивена мне не понять. Хоть я его люблю. Мне легче любить вот такого воображаемого двойника.
Меня чрезвычайно волнует, почему кошмары Стивена - литературны? Мне трудно представить, что литература может зайти столь далеко.
8 Переписал первую главу моего романа о Христе. Работа над ним, кажется, не кончится никогда. Неужели можно писать еще о ком-то, кроме Христа? Но социологические опросы показывают, что Его даже не считают исторической личностью.
Но кто же этакая личность? Ленин!! Такой средний человек не будет читать мой роман, да и просто всю русскую классическую литературу.
Иду, а в шутку проснется в душе разговор Жуанов с их бывшими женами. «Вы неотразимы - это верно; но вы и недостижимы».
9 Очередной конгресс посвящен спиду.
Особенно много пишу в дневник: такая жажда говорить с вечностью. А что, если это вечность по Свидригайлову?
10 Милош, «Третий сказ rozmowy о цивилизации». Переписываю на польском.
МУЗИЛЬ
Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля. Начало работы над второй книгой.
1 главка.
О главке сказать нечего! Просто брат и сестра сведены смертью отца.
Раз - и вечером Ульрих уже в родных краях. Чисто европейская черта. Мне при всем желании добраться до Луги за день было б трудно.
2 главка.
Они начинают говорить. Сразу кажется, что не кончат никогда. Так люди бесконечно интересны друг другу: свыше интересны. Надо ли говорить, что эти отношения воспринимаю как волшебную сказку? Мои отношения с людьми так жестоки и грубы, мне не представить таких тонкостей. Интересны лишь мои отношения с женой, но жену не могу отделить от себя, - а значит, и не могу написать о ней.
Они, одинаково одетые, перед гробом.
«Оба Пьеро стояли выпрямившись перед покойником, словно следя за ним».
Спектакль! Но они все же стараются, чтоб спектакль остался достойным.
Личность мужа Агаты преподавателя Хагауэра. Поражает именно его правильность: против нее Агата и восстает. В душе она не может простить отцу этот брак.
Образы Хагауэра и Арнгейма перекликаются. Похоже, Музиль против энциклопедичности человека.
Для брата брак сестры - насилие, он не может понять, как сестра пошла на такое. Так трудно понять легкомыслие другого человека, даже если ты сам легкомысленный.
Агата внушаема.
Она говорит: «После того как я послушала тебя, мне опять кажется, что я жила ужасно неверно!».
3 главка.
Ульрих, наконец, выспался.
«Вещи умершего отца вырисовывались так резко, словно их выпилили из окружающего пространства».
Метафоры Музиля - на грани литературности. Как прекрасно он чувствует эту грань!
4 главка.
«Светловолосая фигура (сестры) в черном стояла, казалось, в каком-то лучисто сверкающем гроте из воздуха».
Странно и очаровательно, что божественность витает где-то рядом. Появление коллеги и соперника отца.
5 главка.
У трупа.
«Они поступают нехорошо», - говорит Музиль, потому что дети играют с трупом отца на грани непристойности. Внешне все чинно, но Ульриха мучает их легкомыслие.
Воспоминания детей - о противостоянии с отцом.
Девиз мужа Агаты: «Думать - это тоже нравственная обязанность».
Ордена отца и шаловливость дочери. «У Агаты была такая манера поступать нехорошо, которая не допускала и мысли, что она поступает нехорошо».
Музиль говорит о «сильном чувстве их двуединства».
Подвязка дочери в кармане мертвого отца.
10 Новые книги Иды для романа. С десяток. Без ее библиотеки не написал бы романа о Христе.
Почему так трудно открываются судьбы? Нет большой книги о Мандельштаме - и только наощупь пробираюсь в откликах на его поэзию.
Бросили в общую могилу. Конечно. Там ведь есть только масса, а отдельных людей нет.
Эта судьба ждала и Шиллера - и часто мысленно вижу, - именно наяву у меня много видений, - как Гете находит его череп. Так легко найти и череп поэта, - но кто будет этим заниматься? На костях многих таких кладбищ уже построены дома.
Вот если б в этом обществе нашлось и для меня хоть какое-нибудь достойное дело! Было бы здорово искать остатки поэтов, жить этими поисками.
Как пишет о Цветаевой Пастернак?
Ах, Марина, давно уже время,
Да и труд не такой уж ахти,
Твой заброшенный прах в реквиеме
Из Елабуги перенести.
Торжество твоего переноса
Я задумывал в прошлом году…
11 Стратификация стеллажа. Забавно! Каждому языку - полка.
Письма Достоевского. Из Эмса, 1876. Довольно зло.
«А рожи и морды».
С чего? Он мог писать только в таком накруте.
12 В моем романе кончил переделку первой главы. Хорошо! Другие уже пойдут по накатанным рельсам.
Как творю? На полу раскладываю мой творческий пасьянс: листки главы, которую предстоит написать. Примерно знаю, что в них есть, - и вот градус накрута (вдохновение, господа?) толкает писать.
Это - переработка уже написанного: еще одно приближение к истине.
Вижу со стороны, как ползаю на карачках, и – смешно: творческий процесс!
Пишу на столе, а чаще на диване, сделав из книги твердую подкладку.
Вот написал - и ощущение, что били палками. Скорей бегу гулять.
13 Вторая глава лежит на полу, листки веером, но после вчерашнего изнеможения нет сил к ней подобраться.
16 Прежде не мог себе представить, что сексуального травматизма так много.
Чуть не каждый ранен - и ты должен предстать или пациентом, или врачом, чтобы сблизиться физически. Или проституция, или так.
Это никогда не предстает радостью, открытием, но решением каких-то невыносимых проблем.
17 В Риме 25 февраля праздновали луперкалии (lupus - волк). Посвящалось фавну.
18 И надо бы что-то подпечатать, но нет сил: и работа над романом, и будущий грохот машинки.
Как много пишу! Просто стыдно. Дневник - минимум десять страниц в день, да еще и тучи листков романа.
19 «Как я люблю» перепечатал! Вычистил ошибки. И вторая глава «Иисуса» переписана.
20 Семь утра, Селин. Диалог дочери и матери. «Petite gredine! Маленькая негодяйка!».
Faire ma putaine = выбить деньги.
Селин описывает двор, как мой в Питере.
«La plupart du temps. Большей частью».
22 Каскад сценок в романе вытягивает душу. Движешься от одной к другой, не замечая, что совсем вымотан.
23 Гречневая каша хороша тем, что заменяет хлеб.
26 Отвлекся на переделку «Музыка для тебя».
Мир Селина пронизан ужасом, ненавистью, скотством. Все же эта обнаженность трогает.
Переписка романа - с начала.
«Гантенбайн» Фриша.
А не растворятся ли в дневниках будущие «Реалии жизни и искусства»?
Техника Достоевского - в ее отсутствии. Другим бы не простилось.
27 Квинт и Никандр в цирке.
Последняя сцена первой главы: смерть Августа. Части этой сцены я набрасывал в Турции, прямо под моросящим дождем.
Ох, уж эта турецкая морось! Под нее и на кладбище ночевал пару лет назад.
Намучился с первой главой. Вторая будет проще.
28 Пишу, устал и - вместо радости ясное ощущение, что умираю. Фу ты. Откуда? Я вот не чувствую, что я унижен этой жизнью. Чувствовал бы - остался бы в Париже.
29 Я чувствую ложь в «Деве Марии» и не могу ее преодолеть. Собственно, мне хотелось запечатлеть мои надежды на сына, но получилось далеко от него. Получилась красивая идея, что и сейчас мучает меня.
30 Можно ли в Истре быть творческим человеком? Тут мне труднее, чем в пути, но тут есть опора: земля: поля, просторы. Разве тут мне хуже, чем в Питере или Париже? Нет. Я везде только гость.
Написано три сцены. Этим летом какие-то небывалые нагрузки: так тяжело дается роман.
АНАЛИЗ
ДОСТОЕВСКИЙ
«Преступление и наказание» Достоевского.
6 глава Первой части.
Экскурс в историю знакомства с Аленой Ивановной.
Преступление опять откладывается, но зато читатель может себе представить, как возникла его идея.
«Месяца полтора назад».
Вот сколько времени этой идее!
«Вдруг он услышал, что студент говорит офицеру про процентщицу, Алену Ивановну, коллежскую секретаршу, и сообщает ему ее адрес».
Какие-то силы, чудится, толкают Раскольникова на преступление. Ему случайно сообщается информация, которую он ждет.
В сущности, что слышит герой об Алене Ивановне? «Славная она... Только стерва ужасная...».
Какая тут «информация»? Так Раскольников решает, что можно убить.
«Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил», - слышит Раскольников - и чувствует, что сам готов к таким мыслям.
«Убей ее и возьми ее деньги, с тем, чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству».
Антихристианская и просто странная идея, но именно она - в основе романа. На самом деле, эта идея - только одна из тысяч вариантов самой распространенной идеи в мире: цель оправдывает средства.
Как ни ужасна идея, но она входит в каждое существование. Почему для себя не воспринимаю эту идею всерьез? Вот вишу в воздухе, сижу с ребенком, денег мало, но все равно не приходит в голову кого-то убить. На безумие и сложность мира ты не должен отвечать собственным безумием!
«Природу поправляют и направляют».
Советская идея. Да и фашистская! Сказано в кабаке.
«Свинцовый сон».
Еще сон! Длинная чреда снов - через весь роман.
Чуть было проснулся, так в грезы!
«Ему все грезилось, и все странные такие были грезы: всего чаще представлялось ему, что он где-то в Африке, в Египте, в каком-то оазисе».
Кажется, глупость, а на самом деле, вот-вот грянет преступление! Почему к нему подводят сны? Остроумно.
«Петля назначалась для топора».
Театральный кусок: герой выключается из мыслей, он просто действует.
«Тринадцать ступеней».
Я вот в Питере 16 лет жил, а ступени никогда не считал.
Достоевский добивается неслыханного правдоподобия, хоть в душе читатель понимает, что Раскольников - не преступник. Мы все знаем, что большинство преступлений - именно такие. Они не расследуются, потому что у государства нет на это сил.
«Но неразрешенных пунктов и сомнений оставалась еще целая бездна».
Надо ж, какой Раскольников творческий! Обычно все действия свершаются из ограниченности и даже идиотизма, но уж никак не из сомнений.
«Последний же день подействовал на него почти совсем механически: как будто его кто-то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественною силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать».
Раскольников не может противостоять силам, превосходящим его понимание.
Я выписываю только прекрасные куски.
«Он пришел мало-помалу к многообразным и любопытным заключениям, и, по его мнению, главнейшая причина заключается ... в самом преступнике».
Самоанализ очень интересен.
Раскольникову важно оправдать себя на высшем уровне, поверить алгеброй «гармонию».
Зачем раздувается литературная часть преступления?
А это метод писателя.
Связь болезни и преступления. Герой предстает еще и теоретиком.
Топор. Страсти вокруг топора! Тут важно провести героя плотно, целиком занять его мысли. Мысль о казни. В «Идиоте» это разовьется, а тут только мелькает.
Воз сена.
«Осторожный шорох рукой у замочной ручки».
7 глава.
Вот что тут восхищает? Самые простые вещи, но они поданы по-современному.
Сначала он очень ее испугал.
«- Господи! Да чего вам?.. Кто такой? Что вам угодно?».
«Прошло с минуту; ему показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась».
Важно не столько то, что происходит, но как это воспринимается Раскольниковым.
«Руки его были ужасно слабы».
Достоевский постоянно подчеркивает слабость героя.
«Он был в полном уме».
Мне кажется, тут важно отметить, что Раскольников настойчиво слушает, нет ли кого на лестнице. Поэтому первым делом он должен был броситься к двери: а если поднимается тихо?
«Среди комнаты стояла Лизавета».
Она вошла в открытую дверь! Неужели герой не думал об этом? Он в лихорадке и ничего не понимает. Автор хочет сказать, что Раскольников не в силах в малейшей мере совладать с собственными эмоциями.
«Страх охватывал его все больше и больше».
Раскольников совсем теряет контроль.
«Пустая и настежь отпертая квартира».
Выход!
Наверно, эта сцена в Союзе была слишком известна благодаря и фильму, и своей занимательности. Достоевский нашел нетривиальные ходы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1 глава.
«До него резко доносились страшные, отчаянные вопли с улиц».
Это они возвращают героя в реальность. Если опыт убийства мне не близок, то забытье переполняло мою юность. Я никак не мог рассчитать силы.
Чуть не сорок лет думаю о Раскольникове и могу сказать, что такой человек не мог стать убийцей. Настолько «идейными» преступления не бывают.
«Он отворил дверь и начал слушать: в доме все совершенно спало».
Это было со мной часто. Это душа писателя, а не преступника.
«Неужели это уж казнь наступает?».
Опять казнь! Своим преступлением Раскольников казнит свою душу.
Дворник и Настасья. Государство спешит со всей мощью заявить о себе. Правда, тут не без комизма.
«В полицию, значит, зовут».
Это мне нравится. После преступления - сразу в полицию. Наказание начинается сразу после преступления. Это план реальности. Но в философском смысле мысль о преступлении - уже преступление. Так наша жизнь переполнена преступлениями - и только вера несет примирение с низостью собственной природы.
«Это они хотят заманить меня хитростью».
Раскольников выпадает из реальности. А бывает, что убийство, наоборот, человеку реальности добавляет? Зачем толкать на убийство столь слабого человека? Но опыт говорит, что тут как раз отрицается рацио.
«Войду, стану на колена и все расскажу».
Не слишком прямолинейно?
«Лестница была узенькая, крутая и вся в помоях».
Нет, моя лестница не была узкой, и, помню, была довольно чиста.
«Все крошечные и низенькие были комнаты».
Это важно! Это атмосфера, в которой преступления возможны. Раскольникова реальность выталкивает в преступление.
«Он старался прицепиться к чему-нибудь и о чем бы нибудь думать, о совершенно постороннем, но это совсем не удавалось».
Человек не знает, куда он попал! В этом мире нет зацепки для ума. Ничего удивительного, что Мышкин и Раскольников в чем-то совпадают: они - творения одного автора.
«Но какое, какое было ему теперь дело до заемного письма, до взыскания!».
Или восторг, или печаль. Романтик!
И впрямь, он мог бы стать романтическим героем, а стал преступником. Как это современно! И сейчас таких историй тыщи.
Неожиданно Раскольников рвется вперед: учинил перебранку. Текст этого романа мною действительно зачитан.
Хорошие переходы настроений героя. Грубовато, прямолинейно, но Достоевский справился с реальностью прекрасно. Он, но не его герой. Что же современным авторам мешает писать так связно?
«С вас вовсе не требуют таких интимностей».
Я всю жизнь так и не смог «встроиться» в реальность: всегда говорю или не то, или больше, чем нужно.
«До того вдруг опустело его сердце».
Писатель строго регистрирует эти подъемы и спуски.
«С ним совершалось что-то совершенно ему незнакомое». Достоевский понимает, что читателю нужны открытия. Речь - об отчуждении. Чуждость других ужасает юношу. Вот для меня эта чуждость - судьба. Мои близкие силой вбили в меня эту чуждость: еще в юности.
Первое столкновение Раскольникова с информацией о собственном преступлении. Меня всегда пугала информация обо мне. Видимо, герою Достоевского страшно суждение о нем, особенно, если оно негативно.
«С желтым стаканом, наполненным желтою водою».
Что стакан желтый, то немытый - это понятно. Но почему и вода - желтая? Значит, ржавая. Достоевский непременно подчеркнет. К месту ли? По сути, сейчас эти оттенки не понять.
2 глава.
Раскольников идет прятать украденное.
«Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал, что весь изломан, но сознание было при нем».
Многое в этих детективных описаниях мне кажется механическим и неинтересным, но стоит помнить, что именно это принесло успех роману. Конечно, в юности я ставил выше и Гоголя, и Тургенева, потому что вязь «Преступления и наказания» мне казалась обедненной, прямолинейной.
«Глухая небеленая стена».
Писателя притягивают именно стены. Особенно стена Ипполита высится в моем сознании.
«Да, он помнил потом, что он засмеялся нервным, мелким, неслышным, долгим смехом».
Взгляд из будущего. Тонко.
Достоинство романа в том, что он переполнен действием. Насыщенность действия.
«Он поднялся к Разумихину в пятый этаж».
«В пятый», а не «на пятый».
Пришла очередь бреда Разумихина.
«Книгопродавец Херувимов... Теперь в направление тоже полез... рассматривается, человек ли женщина или не человек?».
Но этот бред уже социализирован. Так страшно близок мне этот роман: слишком многое угадывает в моей жизни.
Части «Confessions. Исповедь» Руссо. Достоевский не меняет оппонентов. В «Записках из подполья» был целый спектр учений. А тут мимоходом.
«Оборотился лицом к Неве».
И далее - целая поэмка среди грязи и ужаса.
«Он на том же самом месте остановился, как прежде». Раскольников постоянно сравнивает прошлое и настоящее. Вернее сказать, он распят между прошлым и настоящим.
«В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь все это прежнее прошлое». Абстрактно. Правильно, но холодно.
«Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту».
Это говорилось много раз, только по-разному.
«Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику». Подробное описание сна и кошмара сразу. Вообще, эта прямолинейность утомляет. Какова функция сна? Бьют хозяйку - и что? Это очень похож на мой юношеский дневник. Жаль, его не сохранил.
«Он пришел к себе уже к вечеру, стало быть, проходил всего часов шесть».
Очень похоже нам Мышкина, а, кстати, и на Пушкина, и на Рихтера - и прочих моих любимых.
Нам важно в этом кошмаре, что герой слышит голос Ильи Петровича. За ним пришли из полиции! По ошибке бьют не Раскольникова, а его квартирную хозяйку. Так что человек, сказавший Раскольникову «Убивец», появляется не сразу.
«Колотит ее головою о ступени».
Это все писатель знал. Сцены из жизни.
Достоевскому важно, что избиение вырастает в скандал на весь город.
«Страх, как лед, обложил его душу».
Эти натуралистические выражения ярко характеризуют экспрессивность языка 19 века.
«Раскольников в бессилии упал на диван, но уже не мог сомкнуть глаз; он пролежал с полчаса в таком страдании, в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий свет озарил его комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа».
Спасает народ! Тут писатель - почвенник. В сущности, столь прямой ход должен бы испугать читателя, но - наоборот!
«А это кровь в тебе кричит».
Народ ставит и диагноз.
Август
1 Три ночи. Не спится. Письмо Никандра Квинту.
Утро. Ночь получилась совсем безумной. Написал пять сцен. Не мог уснуть. Гулял. В ночных полях выл от ужаса. Весь джентльменский набор артиста.
3 Пере'к Perec.
Огромные монологи на разных языках с самим собой. Не решаюсь перенести из листков сюда. Что же! Мне не с кем говорить - вот и пишу десятки страничек.
6 Закончена третья глава романа. При переделке «Иисуса» укрупнил Лициния и его связь с Карпом. Никандр все еще в тени других персонажей.
Маркес, «Сто лет одиночества».
Повтор жестов, ситуаций, интонаций. Ты не можем из них вырваться. Вот такой он, наш мир: заколдован на повторения с нюансами.
7 Шарлетта написала, что могла бы меня пригласить во Францию. Я уже не верил, что такое возможно. Но почему? Почему она желает мне добра? Какая все же загадка - жизнь!
Мы встретились в Стамбуле, и она была очень недоверчива. Мы просто долго бродили вместе - и я, винюсь, так и не мог выбраться из своего вечного литературного экстаза.
Я и минуты не верил, что она захочет меня понять. И вдруг - эти письма. Они не о любви. Она пишет, как ей трудно понимать близких, а я в ответ - как мне страшно. Вот и спелись.
8 Отсутствие авторитетов в литературе. Как ни огромен Толстой, он не сумел воспринять идеи Достоевского. За всю жизнь среди писателей он искренне любил только Руссо. 18 век!
Селин. Разговор гопника. У нас такой Лимонов, но я все же предпочел бы Селина, потому что тот пишет с бо'льшей отдачей и даже не может не писать.
Лимонов пишет, но не уверен, что это ему нужно.
Но от такой «литературы» ничего в душе не остается.
Нет, надо, как Лотреамон, приподнимать безумие жизни - и тогда появляется дыхание.
«Портрет» Джойса.
2.5.
Опять кошмары Стивена! Будто больше и думать-то не о чем. А перечитываю с благоговением, хоть не понимаю.
2.6.
Джойс борется за истинность родства. Как и я, он не нашел этого родства родной семье.
«Человек-зверь» Золя. Сцена избиения Северины: выплывает все ее детство.
11 Еще не отказался от идеи спортивного дневника. Мне-то все еще кажется, что культура спорта глубоко сидит во мне. Не зря же все детство отдано именно спорту.
Бальзам на душу: Олег Борисов в «Женитьбе». Хоть и сделан фильм, а получилось не кино, не театр, но Гоголь.
И чем более удаляется советское время, тем фильм шедевральней.
12 Вот моя будущая книга «Как я люблю», отпечатанная на машинке, лежит предо мной.
В моей головенке есть некая типография, где ее готовы напечатать.
Я только вхожу, а меня уже встречают:
- Конечно! Мы вас издадим. Непременно-с.
Фантазии.
12 ТВ о Бродском. Довольно представительно: Никита Струве, Барышников, Евтушенко, Рейн. Ужасно понимать, что после его смерти интерес к нему стремительно убывает, - но для меня он останется звездой навсегда. Всегда буду читать его стихи: общаться с его духом.
13 Не писал два дня: такие важные события.
Люда привезла из Сибири пятитомник Есенина.
18 Есенин:
Вьются паутинки с золотой повети.
Поветь = местн. 1. Помещение под навесом в крестьянском дворе для хранения хозяйственного инвентаря, для загона скота и т.п. отт. Навес над таким помещением.
2. Помещение над скотным двором, где хранится сено, солома и т.п. Сеновал.
3. Крыша, кровля строения.
19 Четвертая глава «Иисуса». Женское «Общество обожания целомудрия».
МУЗИЛЬ
Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля. Начало работы над второй книгой.
6 главка.
«Последние полчаса перед выносом тела получился какой-то черный праздник».
Похороны.
«Люди из похоронного бюро проложили среди нетронутой обыденности тропу торжественных чувств».
Непременная торжественность!
«Смерть превращалась из страшного частного дела в переход, совершающийся общественно и торжественно».
7 главка.
«Приходит письмо от Клариссы».
Эта женщина наделена чудовищной энергией. Она любит играть с безумием.
8 главка.
«Семья вдвоем».
История моего второго брака.
«Но отнюдь не редко спутавшиеся вдруг пробуждаются и видят, - с удивлением, иронией или желанием убежать, кто как, все зависит от нрава, что рядом разлеглось совершенно чужое существо; а со многими это бывает и после многих лет».
Больше всего в чтении романа меня привлекает осуществление моей мечты. В Ульрихе сбылось все, о чем я мечтал: он - математик, хоть и не крупный. У него сестра - родственная душа. Нельзя сказать, что его любят женщины, но он их привлекает. Он не знает нужды. В детстве я не мог думать, что лишен столь многого.
Что с ним происходит? Ульрих чувствует «новую напряженность, которая возникла с момента его отъезда». Что это значит? Или сестра - первая женщина, та единственная, с которой он, наконец, связан безгранично?
Важность растворения. И Агата знает это состояние. Для Музиля такое проникновение в сердце мира, слияние с ним - слишком важно.
27 Зубная боль не дает уснуть всю ночь.
Поневоле станешь творческим человеком.
28 Просмотр всех моих опусов. Нашел много ошибок.
«Бовари» Флобера. 1.5 - ясный поворот повествования: поворот от Шарля к Эмме.
Странно, но в его стиле есть величие и гордая позиция художника. Мне это чуждо, но я это уважаю.
Золя, «Человек-зверь». «Le nouveau sanglot. Новое рыдание». Это же мое «Искушение»!
Жак чувствует в себе зверя. Конечно, Габен не пускался в такие тонкости.
Думаю, Золя прав, вкладывая столь ужасную ясность.
В проносящемся поезде Жак видит убийство. Правдоподобие искусства.
Золя: убедительная, убеждающая, упрямая тяжеловесность. Думаю, его современникам это нравилось.
29 Полнолуние. Три ночи. Скоро можно печатать «Иисуса».
Утро. Печатаю «Иисуса».
Вспоминаю книги Ленина. Тактика! Я думал, это чтение хоть чему-то меня научит. Нет! Насилие настолько грубо, что не учит ничему.
«Преступление и наказание» Достоевского.
3 глава Второй части.
«Это было лихорадочное состояние».
Опять то ли сон, то и бред. Достоевский не позволяет герою вырваться из кошмара. Преступление вызвало полное расстройство организма героя.
Приход Разумихин. Теперь окончательно ясно, что преступление Раскольников совершил по болезни.
Почему пришел артельщик?
«По просьбе вашей мамаши, чрез нашу контору вам перевод-с».
Но артельщики связаны и с преступлением студента. Так в романе пока что только две темы: болезнь и преступление.
«Опять вояжирует». Это «опять дурит». Хоть voyager = путешествовать. Наверно, в разговорном языке слово могло так опуститься.
С Разумихиным приходит поток «живой» жизни. Друг кормит Раскольникова из ложки.
«Без факультета» - «без совещаний». Писатель хочет передать университетский сленг. Рядом с Разумихиным бросается в глаза, что Раскольников говорит довольно книжно.
Если все это передать в фильме, то получатся сумбурные нагромождения. Часто кажется, что действие стоит.
О стиле «Преступления и наказания» сам Достоевский сказал: «Полная откровенность вполне серьезная до наивности, и одно только необходимое».
Откровенность как раз может быть глупой и повторяться. Но так ли это необходимо?
Я все более убеждаюсь, что образ Раскольникова не развивается, что это идея, а не образ. Отсюда и сумбур, и бесконечные повторения в его описании. Многое из написанного о Раскольникове сошло бы за наброски. Этого не происходит, по счастью, потому что читатель не в силах увидеть эту кухню.
Раскольников - антипод Разумихина. Социальная критика отодвинута: все проблемы Раскольникова в том, что он не живет среди людей, а питается какими-то головными идеями.
«Генерала Кобелев».
После Гоголя говорящие фамилии вошли в моду.
«Я хотел сначала здесь электрическую струю повсеместно пустить».
Разумихин напускает рацио - и все сразу встает на свои места. В 19 веке идея Обломова и Штольца витала в воздухе, но только Гончаров довел ее до концепции.
«Авенантненькая». Аvenant = приветливый; пригожий.
«Тут, брат, у нас такая эмблема завязалась».
Эмблема = embleme = предмет или изображение предмета как символ, выражающий какую-либо идею или какое-либо понятие. Наверно, в значении «загадка».
Всплывает «роман» Раскольникова с дочерью хозяйки дома. Понять ничего невозможно.
«Я, брат, за тебя поручился». Великодушный поступок Разумихина.
Во сне, в бреду Раскольников пересказал все свое преступление. Постоянно герой разоблачает себя.
«Проснулся он, услыхав, что кто-то вошел к нему, открыл глаза и увидал Разумихина».
Опять сон, опять друг. То-то мне в школе и показалось, что автор не умеет писать. Как раз в «неправильностях» Достоевского - его сила.
Круглая шляпа у Разумихина - пальмерстон! Пальмерстон - длинное пальто особого покроя. Ради шутки стоит сказать, что в Питере у меня был такой пальмерстон - с помойки. Милиционер мне сказал, что пальто с помойки - и тогда сразу его выбросил. Как мог думать, что оно с помойки, если его подарил сосед?
4 глава.
«Зосимов был высокий и жирный человек, с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым лицом».
А что в кино? Не высокий, не жирный человек, но с одутловатым и гладковыбритым лицом. Весьма похоже.
«Порфирий Петрович придет: здешний пристав следственных дел...».
Первое упоминание о нем. Для меня эта роль Смоктуновского - лучшая во всем фильме.
Потому так много пишу об этом фильме, что он многое уловил в романе.
Порфирий Петрович - еще и родственник Разумихина! Ну, и накрутили, Федор Михалыч!
«Заметов еще мальчишка».
Не запомнить столько персонажей. Насыпано, как гороху.
«Вот, про убийство старухи-то закладчицы, чиновницы... ну, тут и красильщик теперь замешался...».
Старуха всплыла! Вот и видно, что Достоевский не так-то и прост: Разумихин - прямой путь к старухе. Почему старуха? Почему старуха в «Пиковой даме» и в «Преступлении и наказании»? Образ старости странно нагружается кошмарами a priori, и это - кощунство.
Неожиданно Раскольников попадает в самый центр преступления! О нем все знают. Писатель так прессует события, так всех сводит, что и преступление обречено быть раскрытым.
«Нет, то досадно, что врут, да еще собственному вранью поклоняются».
Разумихин начинает собственное расследование. Это уж что-то неслыханное! Обстоятельства загоняют Раскольникова в признание. Тут мне чудится безвкусие: зачем весь мир превращать в одну семью? Такого не может быть: люди разобщены гораздо больше.
«Некто крестьянин Душкин».
Еще одна история! Но автор удерживает действие слишком часто. Разговор неправдоподобно долог.
«Митьку за волосы схватил».
Натурализма много до отвращения.
«За дверями? - вскричал вдруг Раскольников».
Он выдает себя постоянно!
Эта глава наредкость бездарна. До отвращения. Видимо, автор хотел «прокрутить» преступление еще раз. Но сколько можно?
«Настоящий убийца обронил эти серьги. Убийца был наверху, когда Кох и Пестряков стучались, и сидел на запоре. Кох сдурил и пошел вниз; тут убийца выскочил и побежал тоже вниз, потому никакого другого у него не было выхода».
Идея понятна, но сделано топорно. Раскольникову ясно дается понять ближайшим окружением, что его преступление активно раскрывается.
5 глава.
Лужин! Господин «с осторожною и брюзгливою физиономией».
Прекрасно! Достоевский как будто распрямляется.
Вот эта сцена выписана тщательно. И понятно: дружбу описать куда труднее, чем неприязнь.
«Лицо его \ Раскольникова \ было чрезвычайно бледно и выражало необыкновенное страдание».
Кажется, теперь, только теперь начинается главное в романе: история возрождения человека. Было преступление, а вот и наказание.
Лужин очень хорошо сыгран Басовым. Надо было сыграть посредственность - и тут известный советский режиссер Басов распустил свой хвост: свое небольшое актерское дарование. Кстати, и в других фильмах он несколько раз блестяще сыграл посредственность.
«Все было хорошо, кроме разве того только, что все было слишком новое и слишком обличало известную цель».
Все это ясно Раскольникову! Ему страшно за сестру. Вот что уводит героя от мыслей о собственном преступлении: ему надо спасать сестру!
«В одежде же Петра Петровича преобладали цвета светлые и юношественные».
Надо ж, какое хорошее описание! У Тургенева такие описания часто нейтральны, сами по себе, - а тут описывается все то, что врезается в душу Раскольникова.
«Скверность ужаснейшая».
Лужину намекают «с полоборота», что для будущей собственной семьи снимать номера - неприлично! Вот и воскресла стремительность действия. Она - в отношениях людей, в реакциях персонажей друг на друга. Собственно, в этом и состоит красота литературы.
«Лицо его, весьма свежее и даже красивое».
Достоевский совсем не хочет размазывать Лужина. Нет! В браке сестры с этим человеком нет ничего унизительного.
«А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены...». Спор Разумихина и Лужина вот-вот превратится в полемику.
«Литература принимает более зрелый оттенок».
Лужин спешит поддержать молодежь.
«Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано».
Лужин целиком выдает себя. А с ним и Достоевский. Обозначается противостояние.
Теория Лужина оказывается современной и для моей нынешней России. Разумихин прекрасно отвечает. Полемика - сильная сторона писателя.
«Порфирий своих мыслей не выдает, а закладчиков все-таки допрашивает...».
Важное замечание. Теперь Достоевский обозначает движение его персонажа.
«И ограбить-то не умел, только и сумел, что убить!».
Уже ясно, что встреча Раскольникова и Порфирия Петровича неизбежна.
Речь Лужина о преступности. Тут нельзя не отдать должное Достоевскому: он воссоздает подробно состояние преступности в России. Слишком актуально.
Раскольников: «дрожащий от злобы голосом, в котором слышалась какая-то радость обиды».
Прямота Лужина - лишь поверхностная, деланная, для внешнего употребления - и это чувствуют молодые люди.
«Что-то неподвижное, тяготящее...\ на уме у Раскольникова \».
Странно, что именно появление Лужина так выравнивает, так насыщает роман. Друзья замечают его обостренную реакцию на преступление.
6 глава.
«Это была первая минута какого-то странного, внезапного спокойствия. Движения его были точны и ясны».
Узкая цель: спасти сестру. Большая, пока невидимая цель: возродиться.
«Одевшись совсем, во все новое».
Автор не описывает обряд одевания, а ведь герой впервые за долгое время одевается в приличное белье. Значит, героя постоянно ведет большая идея, не позволяющая ему нисходить до мелочей.
«Солнце заходило».
Да! Уж лучше закат.
«Мысль терзала его».
Мое обычое состояние. Вот почему мне опасно хоть что-то совершать: я обречен: мысль будет меня терзать. Раскольникова мучает бешеная творческая энергия. Почему он не чувствует этого?
«Шарманщик».
Герой натуральной школы.
«Он залез в самую густоту, заглядывая в лица».
Это уж почвенничество. Наверно, такие прямолинейные ходы неизбежны: уж слишком автору важно выказать свою идею.
«И он \ мужик \ кувыркнулся вниз \ в кабак \».
Ну! Живая жизнь. В народном варианте.
Приговоренный, кабак «Хрустальный дворец» - все те же образы! Встреча с Заметовым в трактире. Всунуть в действие гимназиста - непременно. Чтение Достоевского требует немалой любви к нему и литературе.
«Об убийстве старухи чиновницы, - произнес он наконец». Даже с гимназистом эта игра, а на самом деле - признание. Поэтому Порфирий Петрович так легко и вычисляет Раскольникова.
«- А что, если это я старуху и Лизавету убил? - проговорил он вдруг и - опомнился».
Карты раскрыты, уже ничто не спасет Раскольникова. Игра на собственное поражение. Причем удивляет страстность игрока. Он жадно ищет гибели. В современных терминах, это - мазохизм. Броситься в гущу событий, очертя голову, чтобы эту самую олов сломать - это характерно для Достоевского.
«Нестерпимое наслаждение».
Почему герои Достоевского предпочитают именно такое?
«Он вышел» - из-за столика трактира? Но зачем столько чувств впихивать в проход от столика до двери? Раз - и налетел на Разумихина. Друзья невольно преследуют героя. И зачем такая толкотня? Слишком прямо. Зато видишь, как писатель учился писать.
«Ну, для чего ты отыскал меня в начале болезни?».
Можно понять раздражение Раскольникова: его друг невольно загоняет его в угол. По тому же сюжету Разумихин понравится его сестре! Это уж слишком.
«Первое дело у вас, во всех обстоятельствах - как бы на человека не походить!».
Разумихин критикует как представитель живой жизни.
«Наконец, в глазах его завертелись какие-то красные круги». Болезнь продолжается. Но вот реальное событие, которое выдергивает героя в жизнь.
«Грязная вода раздалась, поглотила на мгновение жертву».
Даже меня коробит от столь большого количества несчастий, а как же воспринимали такой роман любители популярного Тургенева? Скорее всего, с отвращением. Но именно «Преступление и наказание» взывали меня писать о правде жизни, какой бы она ни была.
Тут впервые герой задумывается о самоубийстве. До сих пор этих мыслей не было. По-моему, этот мотив проведен недостаточно ясно, и потому будущие слова Порфирия Петровича «Оставьте записочку», мне не кажутся обоснованными. Или следователь знает больше меня? Скорее, так.
«Вдруг, как будто кто шепнул ему что-то на ухо». Раскольников посещает место преступления. То есть он стал частью своего собственного деяния. Преступление проглотило его. Философия преступления Достоевского не так уж и примитивна: примитивен, скорее, Раскольников, решивший, что убить человека так просто. Роман о безответственности человека, не понявшего смысл своего человеческого назначения.
«Поколебавшись немного, он поднялся по последним ступенькам и вошел в квартиру \ процентщицы \».
Казалось бы, ему естественно зайти за закладом, - но это сделано так, что герой и тут обличает себя.
«- И чего-чего в ефтом Питере нет! - с увлечением крикнул младший, - окромя отца-матери, все есть!».
Опять колоритнейший разговор. Их очень много.
Стихия народной жизни.
Раскольникова называют «выжигой».
«Выжига = Золото или серебро, полученное путем выжигания из золотых или серебряных нитей, снятых с галунов, парчи и т.п. + разг.-сниж. Плут, пройдоха, умеющий из всего извлечь выгоду. + Употребляется как порицающее или бранное слово». Кажется, даже все значения сохранились.
7 глава.
Новое несчастие. Раскольников видит раздавленного Мармеладова. Здесь повествование делает очевидный круг. Возрождение героя питается такими вот кошмарами. Садизм автора.
«Как будто дело шло о родном отце».
Герой ищет родство!
«Красные пятна на щеках ее горели еще ярче, чем прежде». Диккенс! Кажется, столь сильные краски, но их слишком много, чтоб читатель смог их воспринять.
На квартире Мармеладовых. Сцена повторяется, но теперь глава семейства раздавлен. Во всем романе заложено отрицание преступления, но по мере развития повествования это отрицание все навязчивее, все прямолинейнее.
«Это была чрезвычайно вздорная и беспорядочная немка».
Немке, конечно, досталось, раз она немка.
Странно, что Достоевский не чувствует, что весь этот поток низостей обрушивается на читателя. Такова была норма! Но можно и понять, что Тургенева любили больше.
«Нам помогает один великодушный молодой человек».
Новая, прекрасная роль Раскольникова! Так преображают его обстоятельства.
Прочитана треть романа - и теперь он поражает совсем иначе, чем в школе: своим несовершенством. Бесконечные длинноты, бесконечные ужасные сцены - это плохо!
«Вошел доктор, аккуратный старичок, немец».
Такой доктор хорошо был выведен в 1975 году в «Моем брате Алеше» (постановка Эфроса в Театре на Малой Бронной). Даже такая эпизодическая роль меня потрясла.
«Из толпы, неслышно и робко, протеснилась девушка».
Появление Сони слишком важно для Раскольникова, а значит, и для всего романа. Достоевский увлекается деталями, так что читателю трудно выбрать главное.
«Довольно хорошенькая блондинка, с замечательными голубыми глазами».
Что-то есть в Соне, делающее ее более идеей, чем реальной женщиной. В этом смысле она похожа на Настасью Филипповну.
«Бесконечное страдание изобразилось в лице его».
Слишком разъезженный штамп. Их можно использовать только немножко.
«Он сходил тихо, не торопясь, весь в лихорадке и, не сознавая, того, полный одного, нового, необъятного ощущения вдруг прихлынувшей полной и могучей жизни».
Подлинное возрождение Раскольникова. Так вознесена Соня и - любовь. Все это очень правдоподобно, и если что и вредит этому правдоподобию, то прямолинейность автора.
«Ощущение приговоренного к смертной казни».
Непременно надо сунуть себя! Глупо.
«Через пять минут он стоял на мосту ровно на том самом месте, с которого давеча бросилась женщина».
Возвращение на старое место. Помню, в «Войне и мире» есть такой дуб. И Толстой, и Достоевский, и все писатели используют этот прием.
Обновленный Раскольников у Разумихина.
«Порфирий тоже желает с тобой познакомиться...».
Тут Раскольников предстает тонким игроком, но только не для Порфирия Петровича. Читателю уже ясно, что для следователя достаточно улик, чтоб осудить Раскольникова. В чем же тогда интрига? Не в криминале, а в спасении души убийцы.
«Мать и сестра его сидели у него на диване».
Вот! Это тоже оттягивает банальную развязку.
«Обе бросились к нему. Но он стоял как мертвый».
Он предал их своим преступлением! Достоевский почему-то готовит в своих сюжетах не события, но узлы событий: сразу приключается слишком много.
Сентябрь
1 Личность Арагона. Культура масс.
2 Вот она пришла, моя огромная любовь к мирозданию. Что мне делать с этой любовью? Да просто жить, ведь она неотделима от моего существования.
4 Печатаю «Иисуса» на большой немецкой машинке, она не так стучит.
9 Час ночи. Не спится. Верлен: «Вперед, печальные сновидения. Allez, aegri somnia».
Письмо от Норберта. Событие.
Напечатал уже две главы «Иисуса».
10 Люде приснилось, как женщину бьют ногами.
ТКК: цикл передач Юрия Лотмана о русской культуре. Сердечно, ясно, по-родственному.
13 Фет:
И роз, проснувшихся едва,
Сжималось сердце молодое.
Строчки поют в душе.
Агата Кристи в оригинале. «Смерть на Ниле». Так холодно после Джойса. Как и Дюрас, холодит бесконечно.
Семь лет отдано роману о Христе.
Блок связывал с Христом именно обновление.
Впереди - Иисус Христос
в «Двенадцати» говорит именно об этом.
14 Готов сборник «Хватит безобразий»:
«Письмо в правительство»,
«Квартирный эпос»,
«Тонкий человек».
«Смерть Ивана Ильича». Толстой раскрыт и в идеях, и в технике.
Лотман объяснил «обыденность» Татьяны Лариной: она типична. Она стала эталоном. Онегина легко прибило б к декабристам: та же культура.
15 Многие книги Иды в плохом состоянии.
К примеру, произведения Гамсуна: приложение к журналу «Нива» за 1910 год.
17 Лотман приводит интересный пример записи иностранца. 18 век. «Я жил на седьмой линии Васильевского острова и любил даму двенадцатого ранга». Табель о рангах в жизни.
18 Целиком в работе. Только б хватило сил напечатать роман о Христе!
МУЗИЛЬ
Продолжение работы над «Человеком без свойств» Музиля.
9 главка.
«Внезапный разлом»: Агата решает быть свободной.
Абзац «Freilich – Emanzipation» переводчиком разбит аж на три. Так вот разбавляется язык Музиля, чтоб предстать хоть сколько-то понятным.
Агата остро чувствует не только свою красоту, но и то, что она уходит. Почему все происходящее предстает мистерией?
Как Музиль «осеняет» повествование божественным?
«Суетность и доброжелательность (мужа) она сносила как чисто физическую тошноту».
Но как начинался этот брак? Ее тогдашние мысли о браке:
«Это не особенно прекрасно, но и не так уж неприятно!».
Надо ж, как представлены женщины! Обескураживает. Такие они и в моем «Жуане». Причем, преимущество Музиля в том, что он глубоко обосновывает и делает естественными самые низкие проявления.
Агата больше не хочет подчиняться лжи. Почему прежде она так легко принимала ее? «Разве я не принимала безропотно всю свою жизнь?» - думает она.
Как хорошо издал «Ровольт. Rowohlt»! буквы – как священные зерна.
20 В Германии 240 университетов. В 1968-ом они получили независимость, но сейчас у государства не хватает средств поддерживать эти институции в прежнем качестве.
Удастся ли Блохе пробиться в постоянный штат универа Иерусалима?
24 Когда печатаю роман, сосед начинает забивать гвозди. Неужели моя машинка такая шумная? Уж прячусь на кухню.
Cayrol Керол, 1965, o паразитической любви. Какая-то странная путаница. Выписал, но недоволен. Почему так много этой пустоты? Якобы любовь иная выродилась.
Лотман о воспитании.
Что не в отеческом законе
Она воспитана была...
Наталья Павловна из «Графа Нулина» - из иностранного Института Благородных Девиц.
25 Симон де Бовуар: «Я не различала с одним и тем же отвращением эпикуэризм Анатоля Франса и материализм рабочих, что напихиваются s'entassent в кинотеатр».
Наверно, эта проза очень впечатляла. Бобр Сартра!
27 Катулл.
Tua nunc operae meae puellae
Flendo turgidoli rubent ocelli.
«Глаза красные, разбухли и полны слез».
Turgidulus a, um (demin. к turgidus) немного опухший, припухший (ocelli Ctl).
Fleo flevi, fletum, ere = плакать, рыдать.
Rubeo bui, - , ere (ruber) быть красным.
27 Сюжет. Он идет по парку, и ему хорошо. Видит человека - и ему страшно. Он смущен. Он не знает, как быть.
29 «Смерть Иван Ильича» Толстого.
«Преступление и наказание» Достоевского.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1 глава.
Но что написать об этой сцене? Она слишком «запрограммирована», слишком вытекает из всех предыдущих событий.
«Состояние его\ Разумихина \ походило на какой-то даже восторг».
Едва Раскольников влюбился в Соню, как Разумихин - в Авдотью Романовну. Сляпано кое-как.
«А это, как я вас увидал, мне в голову и ударило».
Разумихин спешит признаться в любви.
Что тут поделаешь? После каторги Достоевский заново учится писать. Тут везде следы ученичества, а гениальность еще не проглядывает.
Тьфу! Поток самой жалкой болтовни.
«Авдотья Романовна была замечательно хороша собою».
Это непременно.
«Глаза почти черные, сверкающие, гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые».
Как это «почти черные» и «минутами необыкновенно добрые»?
Писатель понаписал. Бог с ним! Зато понятна страсть Свидригайлова. Порфирий Петрович и Свидригайлов - два наиболее удачных персонажа, а ведь они - лишь эпизодичны!
Я пересказал это все жене, внимательной читательнице Достоевского, - и она не поверила. Это кажется слишком убогим, чтобы в это поверить.
Большой романтический кусок. А как же единство стиля, Федор Михалыч?
«И все-таки это лицо было прекрасно».
Ну, ну!
«Кажется, славная личность!».
Эвон, как.
«Заметив еще при входе, как ослепительно хороша собою Авдотья Романовна».
Может, уже и хватит?
Разумихин об Авдотье Романовне:
«целомудрие ожесточенное».
Вот это да! Брякнул между делом столь важную фразу. Ну, хоть какая-то оценка, хоть что-то живое!
«Ну, начни проходить ей интегральное исчисление». Это Дуне-то! Глупо!!
Какой-то жалкий бред автора.
2 глава.
Действие переключается на Разумихина. Интересный прием, - но так болтливо, так прямолинейно!
Роман о болезни общества. Всех интересует именно это. Эта главная тема и разговоре Разумихина с близкими Раскольникова.
«Полтора года я Родиона знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд».
Узнаем мы хоть что-то новое?
«Кажется, и то верно, что возле него должна находиться женщина, - прибавила она \Авдотья Романовна \ в раздумье». Загадочное замечание. Она собирает вокруг себя странности.
А «целомудрие ожесточенное»?! Похоже, Достоевский «накачивает» ей инфернальность. Но вот мы много узнаем о Раскольникове от его близких - и это обогащает роман.
«Как он фантастичен».
Хорошо знает своего сына.
«Кто из них один другого погубил бы: он ли ее, или она его». Рогожин и Настасья Филипповна. Мимоходом, но очень важно.
Записка Лужина.
Сон матери.
«Приснилась покойница Марфа Петровна».
Так готовится появление Свидригайлова.
3 глава.
«Как бы более сосредоточенной муки».
Хорошие психологические зарисовки.
«Какой у него костюм».
Но костюм Разумихин дал Роде вполне приличный. Куда он делся? Испачкался при переносе тела Мармеладова?
Как Достоевский выбрал идею своего творчества: человек от книги?
Эта идея современна для нашего века куда более, чем для 19-ого.
Муки Раскольникова - именно этого рода. Мы видим, что роман написан неровно, как черновик, как эскиз, - но концепция искупает все.
«Ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик».
А если судить по нашим квартирам, то и мы не можем быть нормальными людьми. Что? Писатель предвидел наш жилищный кризис?
«Я намерена честно исполнить все, чего он от меня ожидает».
Потом в моем романе «Дон Жуан» это самое «честно» появляется часто, так что можно себе представить, как оно меня впечатлило.
В этом «честно» есть многое от кодекса строителя коммунизма. Мои героини «честно» отдаются. Так с романом Достоевского прочитываю всю мою жизнь.
«Зачем ты требуешь от меня геройства, которого и в тебе-то, может быть, нет? Это деспотизм, это насилие! Если я погублю кого, так только себя одну... Я еще никого не зарезала!».
Восстание здравого смысла. Пока ничто не говорит, что Лужин низок. Ничто.
4 глава.
Соня вводится в круг родных Роди. Еще никто не знает, что навсегда.
«Худенькое, совсем худенькое и бледное личико».
Это не первое описание Сони, но сейчас оно - глазами Раскольникова.
При всех достоинствах этой прозы, этого автора роман «Преступление и наказание» - совсем без формы. В нем много живого, много интересного, но нет ощущения, что он сделан. Он просто написан, но не обработан.
Описание Сони столь проникновенно!
«Несмотря на свои восемнадцать лет, она казалась почти еще девочкой».
«Тоже почему-то вся счастливая».
А счастье в том, что Соня ясно указала на высокие качества души их сына и брата. Это для них - праздник! Они увидели Раскольникова нормальным - и это для них самое важное.
«Я в ту же минуту и подумала, что тут-то вот главное-то и сидит».
Мнение матери о Соне. Оно, если и не двигает действие, то поясняет его, и говорит о проницательности Пульхерии Александровны. Образ матери очень живой. Раскольников и Авдотья Романовна похожи, как двойники - и это мать тоже понимает.
Словно почувствовав, как мало было реального движения в романе, Достоевский резко убыстряет действие: вот уже Раскольников и Разумихин идут к Порфирию Петровичу, а Свидригайлов знакомится с Соней.
«Губы алые».
Это знак разврата, сохранивший свое значение до нашего времени. Читатель чувствует, что это Свидригайлов, хоть его фамилия не названа. Кто же еще мог следить за Соней?
Сама прямолинейность описаний персонажей, как ни странно, очень современна: именно своей примитивностью. Для нас Свидригайлов узнаваем, потому что он из сериала. Не важно, какого.
«Бабочка сама на свечку летит».
Раскольников идет к Порфирию Петровичу.
5 глава.
Описание Порфирия Петровича.
«Выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском». Как приятно, что в описании есть непременно изюминка, останавливающая внимание читателя. Нет, хорош Смоктуновский в этой роли.
«В весьма чистом белье и в стоптанных туфлях».
Может, и мне вернуться к этим интересным классическим описаниям? Так можно одним махом очень много сказать о человеке.
Помню, как прекрасно он «раскрутил» Раскольникова на признание.
«- О, на самой простейшей-с! - и вдруг Порфирий Петрович как-то явно насмешливо посмотрел на него, прищурившись и как бы ему подмигнув. Впрочем, это, может быть, только так показалось Раскольникову, потому что продолжалось одно мгновение».
Это может только гениальный Достоевский. До сих пор герой встречал только не очень далеких людей, но вот перед ним профессионал, легко его переигрывающий. Разве не был Раскольников в состоянии понять, что встретится именно с нмм, раз его заклад есть? Почему он не думал об этой встрече? Почему не предположил, что она будет началом его конца? Или, по логике писателя, он искал страдания?
«- Вещи ваши ни в каком случае и не могли пропасть, - спокойно и холодно продолжал он. - Ведь я уже давно вас здесь поджидаю».
«Спокойно и холодно»! «Поджидаю»! Раскольников чувствует, что его распинают.
Разумихин и Заметов! Бедный герой вынужден защищаться от всех.
«Стало быть, уж и скрывать не хотят, что следят за мной, как стая собак! Так откровенно в рожу и плюют! - дрожал он от бешенства».
«А что, если мне так только кажется?».
Какое уж преступление, если не совладать с собственным воображением? Моя жизнь переполнена именно такой борьбой, а потому так внимателен к ней.
«Снюхались! Непременно из-за меня снюхались!».
Это все понятно следователю: все реакции подследственного. Бросается в глаза дефицит нормальных реакций. Между тем, Раскольников для толпы и в фильме - только человек «в расстройстве», - а в романе он на грани безумия.
Целая дискуссия о преступлении.
«Натура не берется в расчет».
Та же тема!
«Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души!».
Подробно об этом в «Записках из подполья».
«Подождите, я и вас проведу».
Кошка с мышкой.
«Моя статья?».
Читатель узнает, что Раскольников - еще и «теоретик»! И не сказать, как это поразило меня в 1970 году, когда в школе меня буквально заставили читать этот роман. Заставили? Ну да. Иначе я мог не сдать школьные экзамены по литературе.
«- Я рассматривал, помнится, психологическое состояние преступника в продолжение всего хода преступления.
- Да-с, и настаиваете, что акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнью».
Фантастика! Это уж совсем неправдоподобно! И, тем не менее, это важно для смысла всего романа. Вот кто он, Раскольников: человек от идеи. Теперь уж нет никакого сомнения, что герой - «человек из подполья». И тут уж не так важно, что прежде чего написано: «Преступление и наказание» или «Записки из подполья».
«Обыкновенные» и «необыкновенные» люди. Раскольников - этакий жиденький доморощенный Ницше.
«Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно определен каким-нибудь законом природы».
Атака позитивизма. Так Раскольников - последователь этого учения? Теперь это ближе к фашизму.
6 глава.
Механика раскрытия преступления раскрывается все больше - и я не в силах оценить этот детективный элемент.
Это все лежит на поверхности, и это - сверхчитабельный элемент романа, поскольку в нашу эпоху детектив успешно вытесняет все прочие жанры.
Вот дошли до середины - и роман заметно «улучшился». Мне это нравится: мастерство писателя растет по мере разработки текста.
Мещанин.
«- Убивец! - проговорил он вдруг тихим, но ясным и отчетливым голосом».
Оживший голос совести, наваждение, кошмар - слишком много важных функций у этого случайного персонажа.
Как не любить такого писателя?
«Сердце на мгновение как будто замерло; потом вдруг застукало, точно с крючка сорвалось».
Чудо!
«Помертвевшие глаза».
Призрак.
«С улыбкой какого-то ненавистного торжества».
Тут-то Достоевский и показывает свою силу.
«Кто этот вышедший из-под земли человек?».
Еще бы подумал «Вестник богов»! А если это только случай, а не Судьба?
«Я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался... Только и сумел, что убить».
Центр романа и по страницам, и по мысли. Неужели Раскольников убивал, чтобы стать Наполеоном? Прежде это не было обозначено.
Студент откровенен - и это страшно. Почему мы так поздно узнаем об этом? Теперь Раскольников должен бы вызывать только отвращение, - но этого не происходит. Почему? Потому что он слишком болен и жалок.
В «Заратустре» Ницше говорится:
«So schenken wir dir den Ubermenschen! Тогда мы подарим Тебе сверхчеловека!».
Так говорит толпа. Неужели Раскольников не понимает, что в своем стремлении быть оригинальным, он как раз очень банален?
«Нет, мне жизнь однажды дается, и никогда ее больше не будет: я не хочу дожидаться «всеобщего счастья». Очень страшно.
Мое-то впечатление, что чаще всего наши идеи - против нас, - и мы не можем с ними сладить. «Всеобщее счастье» - идея, силой навязываемая мне советским режимом, а потому идея особенно ложная, особенно ненавистная.
«Отчего теперь я их ненавижу?».
Отчего Раскольников должен ненавидеть своих близких? Вокруг нас столько маньяков, убивающих десятки человек, но остающихся при этом в прекрасных отношениях с близкими. Наш-то опыт как раз и говорит, что угрызения совести не так уж и часты.
«Мещанин, верно, тут где-нибудь притаился в углу». Моделирование одних и тех же ситуаций. Рогожин и Мышкин в «Идиоте».
Встреча со «старушонкой». Чудо. Вот за такое-то все и прощаешь. Мещанин обернулся старухой. Достоевский довольно близко подходит к «Пиковой даме» Пушкина.
А что дальше? Старуха становится - Свидригайловым!! Этот господин и вписывается в кошмар героя.
Он - и в реальности героя! Так семья Раскольникова опутана Свидригайловым.
Октябрь
1 Ларус о Дюрас.
Родилась в 1914 во Вьетнаме. «Ее фильмы - о культурологическом culturelle и социальном безумии».
Ларус – впечатляющий французский энциклопедический словарь. Много наглядного материала.
2 Надо начинать печатать главу «Азия».
3 Растет гора моих дневников. Хватит жизни, чтобы их обработать?
Чтение стихов Гельдерлина в поле.
Наедине с природой легко выхожу из болезненных состояний. А вот попробуй, не сойди с ума среди истринцев!
4 Только Лотман открыл для меня значение декабристов.
5 Олег пишет сочинение. Я очень любил писать их в школе. Всегда писал раза в два длиннее, чем требовалось. Особенно - о Татьяне Лариной.
6 А мой герой мог попасть в Тасучу? Конечно. Я попал в дождь.
Не могу забыть это побережье. Жуткий дождь, а я пристроился под навесом на досках.
Я знаю, что гомосексуализм был очень распространен в моей древней Греции, но пусть это не попадет в роман. Мой герой - с периферии, из простой семьи.
8 Ночь. Читаю второй том Давида Юма (издано: Москва, 1966). Благо дано Ирой Б-кой на прочитку. Издано тиражом всего две тыщи. «Трактат о человеческой природе».
8 Отношения с Бусей кажутся мне очень интересными, но они литературны. Нет, не так: потому что они литературны. Как бы я претендовал на еще что-то?
10 «Философия будуара» Сада.
Донатьен Альфонс Франсуа Сад, 1740-1814.
Умереть в 74 года, и при этом бо'льшую часть жизни провести в тюрьме.
Загадка Сталина, одного из самых удивительных персонажей 20 века.
11 Заранее знаю, что мой роман прочтет Лидия Лотман.
Бродский и Пастернак, как они ни велики, так и не стали моими авторами. Только искренне чту их.
Идея всемирной революции в нашей литературе.
Чтоб от Японии до Африки
Сияла родина моя.
Или так:
Трансваль, Трансваль, страна моя!
Ты вся горишь в огне.
Трансваль-то, оказывается, - аж южная Африка. Всю жизнь слышу эти строчки, но не думал, что это так далеко.
При мне идея уже не витала в воздухе, но что могли думать мои родители? Разве они не правы, когда просто не читали такую «литературу»?
12 Благодаря ФКЦ можно почитать и нидерландскую литературу. Благо на французском, как и на русском, читаю очень быстро.
Ван дер Луббе. Биография Анри Робинсона. Издательство Грассе, 1993.
Приятно быть современным, но все ж такая литература скучна.
Почему в России нет зала, где можно было б почитать современную литературу? Да и прочту ли ее когда-нибудь?
14 Напечатал две трети романа.
15 Клазомены недалеко от Смирны. Название Нурхак должно намекнуть, что Персия недалеко.
16 Спор в Германии Виктора Ерофеева с Зиновьевым. Автор «Зияющих вершин» отрицает будущее России. Позиция философа механистична, неподвижна - при всей ее внешней обоснованности.
18 Неужели с 1825 по 1860 границы России были закрыты? Тогда Пушкин предстает жертвой.
19 Раннее утро.
«Замок» Кафки.
«Секретарь, голый».
20 Гете-институт. ПСС Булгакова в 13 томах (на немецком, конечно). Немцы постарались.
«Теории» Гадамера. «Fragwürdigkeit Сомнительность эстетического сознания» и др.
21 Из «Илиады»:
Вы ж свободите мне милую дочь и выкуп примите,
Чествуя Зевсова сына, далеко разящего Феба.
Прекрасно!
Вы ж закусон принесите, чтоб не успеть загрустить.
22 Сочинено Блоком почти 90 лет назад: 26 октября.
И сам не понял, не измерил,
Кому я песни посвятил,
В какого бога страстно верил,
Какую девушку любил.
Довольно безмятежно.
24 Умерший Юрий Лотман после смерти говорит со мной о роли книг.
Пушкин перед смертью сказал своей библиотеке, своим книгам:
- Прощайте, друзья.
«Хвала и слава» Ярослава Ивашкевича.
Пробовал читать еще в 70-ых: скучно.
25 «Люди на перепутье» написан Пуймановой в 1937 году, в ее 44 года. Понравился, но не настолько, чтоб перечитывать.
26 Печатаю седьмую главу «Иисуса».
Григорий Турский на латыни с параллельным немецким.
29 Сосед-барабанщик выкуривает меня из дома.
Я на машинке «барабаню» своего «Иисуса». Всего 1100 страничек, 900 уже напечатано.
Юм: «Идеи памяти сильнее и живей идей воображения».
Что значит «идея воображения»?
А я бы вот не смог разделить идеи памяти и идеи воображения.
30 Проперций, 2:
Quid iuvet ornato procedere, vita, capillo,
et tenues Coa veste movere sinus.
Пошто радовашься, украшаючись,
В платье койское наряжаючись?
Жена, строгий критик, читает мой роман.
Фицжеральда «Последний магнат».
Tycoon = 1) ист. сёгун (в Японии)
2) преим. амер.; разг. промышленный или финансовый магнат.
«Преступление и наказание» Достоевского.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1 глава.
Свидригайлов, как ему и полагается, появляется как черт из печки. Он привез в столицу свою хитроумную комбинацию.
Свидригайлов - мастер идеального убийства, а Раскольников - неудачник. Но свое наказание они понесут по-разному: первый покончит с собой, а второй - возродится. Так что название «Преступление и наказание» относится, по крайней мере, к двум персонажам романа. Лужин? Нет.
Конечно, я часто думал, почему Свидригайлов, при всей его низости, не изнасиловал Дуню? Потому что, по логике Достоевского, каждый преступник имеет надежду на возрождение. Для Раскольникова путь к такой надежде - Соня, для Свидригайлова - Дуня. Надежды не стало - и Свидригайлов застрелился.
«Исповедь» Свидригайлова.
«А с Марфой Петровной почти никогда не дрались».
Она переполнена холодным ужасом. Говорят два убийцы!
Мимоходом Свидригайлов высказывает прелюбопытные вещи. К примеру, о Петербурге: «А тут еще город! То есть как это он сочинился у нас, скажите пожалуйста!».
Свидригайлов, конечно, самый интересный персонаж. Почему-то его вспоминаешь первым. Конечно! Он - самый живой.
«- А вы были и шулером?
- Как же без этого?».
Как у Грибоедова? «А честный человек не может быть не плутом».
«Я бы, может, теперь в экспедицию на Северный полюс поехал».
Свидригайлов твердо решил покончить с собой: со скуки - и только Дуня могла бы его спасти.
«А кстати, верите вы в привидения?».
Свидригайлов угадывает, что Раскольников - его двойник.
«-Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится».
Этот кусок из всего романа впечатлил больше всего. Это очень современный взгляд.
Меня удивляет, что часто не верят люди искусства: те самые, что создают в других душах представление о вечности, если не саму вечность. Например, Высоцкий.
Теперь бросается в глаза, что Свидригайлов мертв.
Уже мертв: еще при жизни.
Интересное состояние души описал Достоевский!
«Ну, не правду я сказал, что мы одного поля ягоды?». Свидригайлов настаивает на родстве.
«Предложить ей (Авдотье Романовне) десять тысяч рублей».
Часто у Достоевского «бог из машины». Чисто театральный прием.
Поразительно, как много в романе развязывает этот недолгий разговор! По ощущению, он - центр романа. Теперь читатель все понимает.
2 глава.
«Не знаю почему, я этого человека очень боюсь». Раскольников чует Дьявола! В романе Соня - носительница божественного, а Свидригайлов - дьявольского.
На бедного Разумихина нагружена вся реальность: самая простая часть романа.
Приход Лужина.
«С примесью зверского и, так сказать, фантастического душегубства».
И у нас все основания верить Лужину. Но почему непременно «фантастического»? Теперь уж Раскольников - на сто процентов двойник Свидригайлова.
Теперь мне не удержаться, чтоб не похвалить мастерство писателя: информация растет постепенно, как снежный ком, - а не просто обрушивается на читателя.
И, конечно, изнасилование девочки! Стандартный грех у Достоевского.
Разговор семейства с Лужиным доказывает, как писатель может решать такие важные задачи. Лужин ужасен именно в своей правильности, расчетливости.
3 глава.
«Он (Лужин) решился попробовать Петербурга».
Город предстает вожделенным для всех: тут все маньяки и все честолюбцы.
«У Дуни глаза блестели».
Она поддерживает проект Разумихина. А ведь он - честолюбец. Во всем позитивном писатель скучен и прямолинеен.
«Оставь меня, а их... не оставь».
Завещание Раскольникова Разумихину. Трогательный момент.
«Одним словом, с этого вечера Разумихин стал у них сыном и братом».
Третья глава была большой, но вот писать о ней нечего, потому что она рационально развязывает узлы предыдущих глав.
4 глава.
Раскольников и Соня.
«Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь... другой же угол был уже слишком безобразно тупой».
Геометрический кошмар Сониной квартиры.
«Обшмыганные и истасканные обои».
Что в словаре?
«Обшмыгивать
I Быстро обходить, оббегать что-либо. II 1. Шаркая, затирать, залоснивать.
2. Очищая, делать гладким, ровным». Итак, залоснившиеся обои.
«- Я его (Мармеладова) точно сегодня видела, - прошептала она нерешительно».
И Соня - во власти привидений. Соня - тоже преступница: по отношении к самой себе.
«Ненасытимое сострадание» - вот что такое Соня.
«Точь-в-точь как если бы рассердилась канарейка или какая другая маленькая птичка».
Только такие мелочи заставляют понять, что это писатель 19 века. Это приближение человека к птице ушло. Теперь, по тенденции, человек, скорее, превратится в птицу, но не станет на нее похож.
Ужасы 20 века воздвигли стену между человеческим и животным миром. Но заботы о животном на личном уровне стало больше. Кто ж теперь поймет, что Достоевский нежничал?
«Она такие миленькие ботиночки выбрала».
Женщинам - женские черты. Тут писатель-мужчина старается не ударить в грязь лицом. Я вот не часто вижу, чтоб женщины проявляли себя по-женски. Тут Достоевскому повезло больше.
Писатель показывает, как бесконечное сострадание Сони меняет Раскольникова: из него уходит ужас, он опять начинает понимать людей.
«Поцеловал ее ногу».
Как святой. Как Марии Магдалене. В поэтике Достоевского этот жест естественен.
«Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился».
Фраза, ключевая для всего творчества писателя. Такие идеи и «гарантировали» актуальность Достоевского на все времена.
«Как этакой позор и такая низость в тебе рядом с другими противоположными и святыми чувствами совмещаются?».
Проституция предстает огромной жертвой. Самая идея: святость вопреки всему - мне кажется ущербной. Что же это за святость, если она рождается из насилия и ужаса? Или среди людей святость непременно связана со столь жестокими испытаниями? Понимает ли Достоевский, что его представление о святости - бесчеловечно?
Мысли Раскольникова о Соне жалки. Зачем они? Они отрицают то, что уже сказано между ними. Если он так думает, значит, он ничего не понял и просто дурак. Если нет у него мыслей, то их и придумывать не надо. Идея такая: эти мысли, как они ни глупы, уже подводят героя к вере. Ну!
«Что ж бы я без бога-то была?».
Так вот прямолинейно, «за рога», вводят Раскольникова в веру. Прямолинейно, а мне нравится: искренность искупает все.
«Новый завет».
Чтоб дошло до самого глупого читателя.
«Все у Сони становилось для него как-то страннее и чудеснее, с каждою минутой».
Его уводит вера.
«Ей мучительно самой хотелось прочесть».
Соня сама жаждет бога, сама просится к Нему - и чувствует, что к Богу они или придут вместе, или не придут вовсе.
«Соня приближалась к слову о величайшем и неслыханном чуде, и чувство великого торжества охватило ее».
Торжество - веры!
И далее - режиссерские ремарки!
И вот Раскольников убеждает ее в том, что она и сама чувствует: идти им - вместе!
«Свободу и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником!..».
Но в Раскольникове все равно взбрыкивает сверхчеловек. Как это сочетается с желанием веры? Значит, Раскольников все лгал? Даже Достоевскому не по силам задачи, которые он поставил. Тут довольно путаная сцена.
«Я тебя выбрал».
Подчеркнута избранность Сони.
Подключение к информации Свидригайлова.
5 глава.
«Негодование закипело в нем при мысли, что он дрожит от страха перед ненавистным Порфирием Петровичем».
Эта дуэль уже начата, исход ее предрешен, - но писатель тщателен в движении: каждая сцена выписана добросовестно.
«Маленькая, толстенькая и круглая фигурка».
Этакий колобок! Смоктуновский не таков.
Деталь дуэли: оба смеются.
«В семя пошел».
Непонятно.
«Он так и сыпал, не уставая, то бессмысленно пустые фразы, то вдруг пропускал какие-то загадочные словечки». «Творческий метод» следователя. Он как бы «заговаривает» подследственного. Конечно, в своей игре Смоктуновский изменил краски.
«Я ведь и без того знаю, что он моя жертвочка».
У Достоевского Порфирий Петрович совсем не безобиден. Так и вспомнишь Пушкина:
И человека растянуть он позволял
Не как-нибудь...
Писатель не боится обнажить садистическое удовольствие якобы безобидного следователя.
«Он у меня психологически не убежит».
Садист, да ученый.
«По временам ему хотелось кинуться и тут же на месте задушить Порфирия».
Дуэль!
«Озадаченный было Раскольников вдруг впал в настоящее исступление; но странно: он опять послушался приказания говорить тише, хотя и был в самом сильном пароксизме бешенства».
Мастерство писателя не знает границ. Пусть иные куски у него натянуты, но что касается криминальной части - шедевр!
6 глава.
«- Виноват! Мой грех! Я убивец! - вдруг произнес Николай».
Спасение Раскольникова?
Свидригайлов и Порфирий Петрович столь прекрасно выписаны, что просто дух захватывает. Ради таких высот можно и потерпеть мучительные хождения Раскольникова в веру.
«Это ведь у Гоголя, из писателей, говорят, эта черта была в высшей-то степени?».
Порфирий Петрович - знаток литературы. Это часто у Достоевского: литературные познания проявляют чуть ли не все персонажи.
Раскольников дома профессионально анализирует работу следователя! Вот это дуэль!
Сам тип Раскольникова очень правдоподобен: человек часто загоняет себя в безвыходное положение. Это как раз то, что хорошо знаю в людях (мои папа и брат, мои дяди), и то, чего так боюсь в себе. Состояние анализируется столь подробно, что человек, вовсе его не знающий, не будет читать роман: не будет вникать в него столь глубоко, как предлагает автор.
«Человек из-под земли» просит прощения. Достоевский юридически освобождает студента: рационально тот понимает, что его вину доказать трудно. Вот что делает роман таким длинным: автор хочет, чтоб и герой, и читатель «насладились» якобы невиновностью убийцы.
Ноябрь
1 Шарлетта написала из Реймса, что переехала на улицу Гамбетта'. Это деятель Парижской Коммуны.
«Я хотела бы много говорить с вами».
Люди, с которыми я общаюсь, легко загоняют меня в депрессивные состояния.
Вот и П-вы. Я уж не говорю о моих лужских родственниках.
Тут Шарлетта предстает добрым ангелом: наши диалоги в письмах огромны и сердечны. Я все о ней знаю, а мне вообще-то и рассказывать нечего: сражаюсь с образами, что населяют мою душу и сильнее меня.
Этим иностранцы и пленяют: пусть ненадолго, но они проявляют подлинное участие.
Фильм с Петером Фальком «Нет времени на смерть» вдохновляет меня самого написать детектив.
Неуклюжий Достоевский в фильме Пырьева «Идиот». Тем не менее, достижение советского кино: прекрасны актерские работы. Видно, каково было место писателя на советском идеологическом фронте.
4 Есть материал и на «Книгу безобразий».
«Хоровод» Уткина в «Новом мире».
Уже то, что роман противостоит чернухе, для меня достижение.
Ужасен дух конформизма. Неужели это будущее нашей литературы? Человек продается столь искренне, как будто он - раб по призванию.
В набросках к рассказу «Ваш путь в искусство» герой торгует попой. Все! От рассказа отказался.
5 Читаю «Энеиду». «Postquam res Asiae. С тех пор как азийские дела».
«Соборяне» Лескова.
Издание ПСС в 13 томах. 1989.
Я-то читал какой-то пятитомник в маминой библиотеке.
«Захария Бенефактов... Ручки у него детские, и он их постоянно скрывает и прячет в кармашки своего подрясника».
Лесков очень радостный.
Я бы тоже написал «скрывает и прячет»: чтобы противопоставить эти два слова.
6 Разве не естественно было бы заполнить весь дневник молитвами? Но он посвящен моему выживанию в обществе, а не тому, что мне хочется, что приходит в голову.
Кстати, без дневника я бы не понял, что живу: столь разорванной предстает моя жизнь. Читаю о своей жизни - и не могу поверить, что она - моя.
Когда вгрызаешься в гору дневников, эта тьма пропускает, ты видишь свет.
Но какой странный способ познания!!
8 Вот-вот кончу печатать роман.
9 В 16.20 заканчиваю печатать «Иисуса».
Темнеет. Иду гулять.
Как теперь мне жить?
Где-то в глубине души верил, что буду писать роман всегда - и так сделаю себя бесконечно счастливым.
Но вот надо жить иначе.
Надо поменять группу крови.
Жизнь продолжается.
Семь лет работы.
Наверно, эта страсть к античности изменит меня.
Если б я написал такой роман о русской истории! Не получилось.
Чудится, моя душа раскрылась - и все кошмары мира хлынули в нее.
11 Кочующий мавзолей.
- Где эта баба? - угрюмо и непрестанно вопрошал паша. - Достаньте ее любой ценой.
Не знаю, что делать с рассказом «Из бездны». Словно б он покидает меня навсегда, и я, зная это, не в силах его удержать.
12 В рассказе «Ложь» не получилась метафизика лжи. Пришлось выбросить материал и похерить идею.
Вячеслав Ива'нов: «Предел ужаса - видеть, как в чашечке цветка вдруг выросла шерсть, показался глаз, щупальце».
Анненский:
Не Скуки ль там Циклоп залег?
Получилось сражение Скуки и Циклопа, причем не самих скуки и циклопа, а их понятий.
Пересмотрел свои дневники по Блоку, Пушкину, Джойсу и Кафке. Как и приблизиться к этим кипам.
14 Вхожу в большую переделку «Писаки».
15 Головные боли гонят в поля. Обычно я предвижу эти боли. Не сегодня.
16 Записал одну свою молитву. Жалкая отсебятина.
Облегчаю «Писаку»: больше абзацей, яснее выделение внутреннего монолога.
Приятно поражает ВР: пропускает бесплатно на последнюю испанскую ретроспективу, дала сухого молока, - а главное, она меня читает.
Меня интригует, что все женщины, которых я знаю, предельно со мной корректны. Они словно изо всех сил стараются удалиться от моего сюжета «Жуана».
Дистанция определена жестко! И если мне помогают, то именно так: без намека на более тонкие чувства. Может, это и хорошо.
Разве уже в Луге было иначе?
18 В 1641 Декарт публикует «Метафизические размышления»: подвергает сомнению существование Бога.
1657, Паскаль, «Мысли»: Бог мог бы и не существовать.
21 Клаудия Шиффер, фотомодель, пожертвовала 10.000 д. на Ленинку. Приятно поражает. Конечно, это капля, но сам-то поступок!
Сон наяву: залив, тишина, волны.
22 «Писака» под звон пистонов детей.
Синтаксис этой повести очень увлекает. Я заметил, что часто его вспоминаю. Сиверцев не только свободен, но, по существу, еще более скучен.
25 Войнович издал свое ПСС, а нынче рисует.
- Быть писателем унизительно, вот я и взялся рисовать.
Посещение редакции журнала «Новый мир». В куче сваленных рукописей нахожу и мою.
Редактор казенно говорит:
- Ваши произведения нам не подходят. Наши требования слишком высоки.
27 Почему женщины ожесточали Рембо Rimbaud? В его поэзии столько нерастраченной нежности. Или кто-то так и про меня скажет, прочтя «Жуана»?
28 Лесков:
- Боже! Помози ты хотя сему неверию, а то взаправду не доспеть бы нам до табунного скитания.
29 ВР нашла некую литературную даму (из какого-то обозрения) и познакомила с ней меня. Она нашла невразумительным мой рассказ «Как я люблю».
Солженицын указывает на бездну между правительством и народом.
30 Девяносто лет Лихачеву.
«Преступление и наказание» Достоевского.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1 глава.
Роман чуть не кончился, Раскольникова чудом не арестовали. Меня восхищает как писателя, сколь большие задачи взял на себя Достоевский. Все сложно, но целое огромно и притягивает.
Лужин.
«Черный змей ужаленного самолюбия всю ночь сосал его сердце».
Андрей Семенович Лебезятников - друг Лужина. «Прикомандировался же он к прогрессу и к «молодым поколения нашим» - по страсти».
Писатель вбирает в себя всю русскую жизнь!
Очередной узел - поминки. Важно, что в читателя вдалбливается важность каждого очередного события, он заранее его ждет.
«Пуще всего боялся он обличения».
Какого такого «обличения»? Союз Лужина и «прогрессита» Достоевский описывает в самых черных красках. Не верится, что он понимает то, что пишет, но спасает, как это часто, искренность.
Критика коммуны. В предыдущих чтениях я равнодушно проскакивал этот кусок. Это не литература, а политическая полемика.
С этой страстной речью о коммуне роман раздувается бесконечно. Такова страсть Достоевского: вобрать в себя всю русскую жизнь.
«Оторваться от предрассудков».
Эти теории будут дискутироваться еще много лет.
2 глава.
Поминки.
«Были водка, ром и лиссабонское, все сквернейшего качества, но всего в достаточном количестве».
«Какого-то жалкого полячка».
Достоевский не мог знать, что именно «полячок» Анджей Вайда очень много сделает для его популяризации во всем мире.
«Полячки» бывают разные.
Как и русские.
Но почему поминки превращаются в спектакль самого низкого пошиба? Опять объем описаний явно завышен, подробностей куда больше, чем нужно.
«Как нарочно, кто-то переслал с другого конца стола Соне тарелку, с вылепленными на ней, из черного хлеба, двумя сердцами, пронзенными стрелой».
Вот что это?
«Чумичка I местн. Ковш, черпак. II 1. разг.-сниж. Грязный, неопрятный человек; грязнуля, замарашка. 2. Употребляется как порицающее или бранное слово».
Уж очень часто это слово.
3 глава.
Лужин появляется в разгар «схватки».
«Да и все как-то притихли мало-помалу при его появлении». Приготовление к важной сцене.
Обвинение Сони. Еще одно преступление и еще одно наказание! Но тут преступление - ложное. Оно сконструировано Лужиным.
Раскольников и Катерина Ивановна - два безнадежно больных человека, они «наперегонки соревнуются» в безумии. И вот они встречаются в этой важной сцене.
Я всегда думал, почему же еще в нашем искусстве не поставлена эта сцена во всей ее натуралистической красе? Это же типично для питерских коммуналок: такие кошмары. В других романах уже не будет такого обнажения, такой правды. От господ Толстого и Тургенева разве дождешься такого исступления?
Лебезятников подробно пересказывает преступление Лужина. И тут Достоевский дотошен!
Огромная глава, но события переполнены сами собой. Но какое обилие красок!
4 глава.
«Раскольников был деятельным и бодрым адвокатом Сони против Лужина, несмотря на то, что сам носил столько собственного ужаса и страдания в душе».
Соня и Раскольников невольно сближаются.
Изгнание Лужина - еще одна отсрочка для Раскольникова.
«Тут была любовь».
Любовь изгоняет кошмары Раскольникова.
И далее - сцена любви. Для всего мира этот «русский» тип любви стал загадкой, и никто так не поработал над этим мифом, как Достоевский.
Раскольников пересказывает историю своего преступления.
«Он смотрел на нее и вдруг, в ее лице, как бы увидел лицо Лизаветы».
Важное психологическое открытие. Психологизм не может быть лишь интенсивным: он непременно должен двигаться, менять отношения людей.
«Даже потом, впоследствии, когда она припоминала эту минуту».
Важно посмотреть из будущего. Соня раскрывается только в экстремальных ситуациях. Это ее природа и призвание: спасать других. Но до чего вера нетрадиционная! Вся направлена в страдание. В ней совсем нет государственности, без которой мы уже не можем себе веру и представить.
« -Так не оставишь меня, Соня? - говорил он, чуть не с надеждой смотря на нее.
- Нет, нет; никогда и нигде!».
Все! Раскольников спасен. Впервые мы видим его наивным, безоружным, искренним. Он доверяет Соне то, что не рассказал бы никогда никому.
«Взять просто-запросто все за хвост и стряхнуть к черту». Это «Записки из подполья». Все его романы - перекрестки одних и тех же идей.
«Тварь ли я дрожащая или право имею».
Уж по сотому разу.
«Я себя убил, а не старушонку!».
Какой раз? Но скоро совет Сони заставляет понять, как важно Достоевскому это повторение.
«Тогда бог опять тебе жизни пошлет».
«Ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят». Новизна чувства.
5 глава.
«Излечивать сумасшедших, действуя одним только логическим убеждением».
На фоне сумасшествия Катерины Ивановны этот разговор Лебезятникова - кощунство.
Раскольников в своей каморке. Какая бесконечная, изнутрительная, тяжелая душевная борьба! И как у Достоевского хватает сил столь тщательно ее выписывать?
Авдотья Романовна и брат. Дошло дело и до разрабоки образа Дуни. Ее история со Свидригайловым только-только разворачивается.
«За то, что ты нас бросил, я тебя не сужу».
В целом, довольно холодно.
«Он бродил без цели. Солнце заходило».
Все время заходит солнце!
«Предчувствовалась какая-то вечность на «аршине пространства».
Уже тюряга в башке. Понятно, но не так прямо.
Ужасный театр на улице: Катерина Ивановна и дети. Достоевский отдает дань натуральной школе: тут все огромно, натуралистично, ужасно.
И вот она умирает. Кто виноват в этом преступлении? Кто будет наказан?
Подводит итог большей части романа и этой части появление Свидригайлова. Это опять-таки театральный прием: «бог из машины», - но теперь он приносит ясность и покой. Только он и приносит.
Декабрь
1 «Писателишка» идет хорошо.
2 Овидий «Est Deus in nobis. Есть Бог в нас».
4 Борис Аверин по радио «Россия» интересно рассказывает о Некрасове.
5 ЛГУ получил от Сороса 1 млн д на создание факультета по бизнесу.
Эстер Вилар «Дрессированный мужчина».
Дискриминация мужчины в браке.
9 Читаю Иде вслух «Полтаву». Пушкин прекрасен.
Сразу несколько ночей я провел рядом с Идей, немощной, старой, слабой. Почему рядом с матерью я не мог так побыть? Она была такой суровой: всегда работа, работа, работа.
Так страшно быть рядом и точно знать, что этот человек скоро покинет мир.
Может, она проживет еще лет десять в таком вегетативном состоянии, - но и тогда она будет не жить, а умирать. Как сейчас.
10 Блок:
И вздрогнул ангел на кресте.
Как это возможно? Не понимаю.
АНАЛИЗ
«Портрет» Джойса.
2.6. (шестая часть второй главы).
Хорошо о Блуме в «Словаре литературных персонажей» Бомпиани.
Но - назад в «Портрет». Эта часть - похоти. Осторожно, но слишком ясно. Нет ли тут иллюзорности ужаса? Так мой герой «Искушения» ищет спасение в природе, но она его не принимает. То есть одно дело - природа, а другое - наши мысли о ней.
«His blood was in revolt. He moaned to himself like some baffled prowing beast. Его кровь восстала. Он мычал самому себе, как сбитый с толку, рвущийся вперед зверь».
«Рвущийся вперед»? А как еще перевести «prowing»?
Prow = нос (судна, самолета) 2) поэт. корабль, судно.
Блум. Огромность этого персонажа убеждает в его естественности. Он давно вошел в русскую толпу: в ту самую, что вижу каждый день. Как совместимы поэзия самовыражения Джойса и эта торжествующая посредственность Блума?
Итак, 2.6.
Стивен чувствует свою чуждость, но еще не осознает ее как судьбу. Хоть его же воображение уже толкает его к таким мыслям. Джойс уверенно ведет его через муки совести к жажде творчества. Тут я вспомнил гордыню Блока:
Мне, невоскресшему Христу.
Джойс же понимает себя, как бесконечно жалкого грешника. Как это сочетается? Он верил, что он - этакий литературный мессия и в то же время знал муки ада уже на земле.
11 Письма Кафки.
«Denn Unentschlossenheit kenne ich, ich kenne nichts anderes. Потому что я знаю только неопределенное, и ничего, кроме него».
1907: Кафка работает в страховой компании.
Я переделал «Писаку»! Надеюсь, улучшил.
Вычистить ошибочки. Было 78 страниц, стало 30.
12 Теперь пробую переделывать «Хронику».
Только два последних больших романа делают меня писателем хотя бы в глазах моей жены.
«Писака» и «Хроника» еще не ставят точки над «и».
«Хроника», кажется, обретает новое название: «Близость весны». Я почуял дух Тютчева! Героиня - актриса, она обожает читать этого поэта со сцены.
Первые отклики на «Иисуса». Кто хвалит, пока не решаюсь сказать: они же не знают, за что хвалят.
13 Пишу в ночи. Или зуб под новой пломбой болит?
Такой вот странный способ взрослеть: вести дневники. А если это и моя форма познания, и форма любви?
14 Подходит Новый год - и хочется поблагодарить всех, с кем встречался в уходящем году.
Конeчно, это - не персонажи: не смею их анализировать. Тем более, не пускаюсь в рассуждения о моей семье. Так надо! Дневник - только отблеск реальной жизни и самой Реальности.
Как бы случайно остановившись, я вдруг заметил, что живу среди друзей.
Только в этом году Бродский приобрел живые черты человека. А прежде был только поэтом. Настоящим Поэтом.
17 Кажется, уже есть партия Солженицына. Поддерживают его идеи. К примеру, земство.
18 Блок, «Ангел-хранитель»:
За то, что мир жесток и груб,
За то, что бог не спас.
Кусок из «Энеиды»: «Musa, mihi causa memora».
20 Начало «Близости весны».
Художник Кирилл Соколов готов прочитать мои рассказы. Люда ему передала.
«Письма» Кафки.
24 Кафка, 1909: «В нашей семье - подлинная foermliche битва: у моего отца дела идут все хуже, дедушка прямо в магазине Geschaeft упал в обморок».
Заколоть свинью! Сцена в моей повести.
Бомпиани о «Портрете» Джойса:
Уже с первых глав ребенок, проникнувшись чувством таинственной вины, сопровождающим его всю жизнь, обрек себя voue на горечь и одиночество.
25 Кафка лежит на снопах Garbenhaufen. Прага, сентябрь, 1910.
26 Может, мороз не дает уснуть? Где-то минус 35.
Кафка, 1912. «Als heute Abend. Когда сегодня вечером». Мать обвиняет его в болезни отца.
26 Кафка и зубная боль. Болит под пломбой! Писатель даже говорит о железах Druеse и блокировке (Absperren = перекрытие; запирание).
27 «Превращение» Кафки.
«Само животное не надо изображать».
Да, тут конкретность может разрушить.
Кафку мучали головные боли.
28 Перед свадьбой страх остаться с невестой наедине. Ну, Кафка!
30 Чудовищный поток душеизлияний. Это невозможно нести в дневник: такую блажь! Только общий дневник за 1996 год - 820 листов, или 1640 страниц.
Аномалия. Уймись, Геннадий! Нельзя так много говорить; даже на бумаге.
Если б я сказал это в жизни! Мой собеседник наверняка бы умер.
«Преступление и наказание» Достоевского.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
1 глава.
«Сознание его иногда как бы тускнело и что так продолжалось, с некоторыми промежутками, вплоть до окончательной катастрофы».
Раскольников движется к расплате.
«Особенно тревожил его Свидригайлов: можно даже было сказать, что он как будто остановился на Свидригайлове». Казалось бы, главным должно стать продолжение дуэли с Порфирием Петровичем! Во всей этой несоразмерности приемов писателя именно в этом романе чувствуется его необузданная сила, мощь ужаса, заключенного в его душе и готового обрушиться на читателя. И что? Разве не поразительно, что его личный кошмар угадал наши кошмары?
Скитания Раскольникова, его встречи с Соней и Свидригайловым, похороны Катерины Ивановны - все крутится, как калейдоскоп. Раскольников никак не может вернуться в человеческое существование, ощутить человеческие чувства. Что же он такое?
«Чем уединеннее было место, тем сильнее он сознавал как будто чье-то близкое и тревожное присутствие».
Осторожно - тема двойника. Сближение со Свидригайловым - сближение с двойником. Один человек отражается в другом - и это не дает ему покоя.
«Вижу, говорит, для своей у него есть время».
Ревность матери. Достоевский как будто боится не описать все эмоции.
Раскольников из сердечного разговора с Разумихиным узнает о письме Авдотье Романовне и догадывается, что письмо - от Свидригайлова. Такой вот закрут сюжета.
Этот разговор служит одной цели: свести роман в целое. Ведь ткань романа каждый момент готова распасться.
Известие о ложном свидетеле ничего нового не вносит: Раскольников и так все это знает.
«С самой сцены с Миколкой у Порфирия начал он задыхаться без выхода, в тесноте».
Раскольникову необходимо страдание, потому что он ищет Бога.
«Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием».
Следователь словно выходит из мыслей Раскольникова. Хороший ход. Как это правдоподобно? Порфирий Петрович хочет ему помочь - вот и все. Почему нет?
2 глава.
Сцена начинается - и Раскольников не успевает среагировать на тревожное известие о письме его сестре.
«Он никогда еще не видал и не подозревал у него такого лица».
Хорошо!
«Познав вас, почувствовал к вам привязанность».
У палача «привязанность» к жертве. Потом разовьется в «Приглашение к казни» Набокова. В тексте романа лишь набросано, но Порфирий рано «вычислил» Раскольникова. Только роман-то - не об этом!
«Статья ваша нелепа и фантастична, но в ней мелькает такая искренность».
Следователь прямо говорит о таланте Раскольникова! Очень поразило еще при чтении в школе. Жаль, Достоевский не показывает, как в довольно грубом Порфирии Петровиче просыпается деликатный человек. Он знает, что Раскольников - преступник, и все-таки ему хочется быть длинным. Может, потому и хочется?
«Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них «пострадать?».
Следователь тоже хорошо знает, что такое страдание. И сейчас он играет с героем, но играет с сочувствием.
Какой огромный монолог! Бесконечно правдивый.
«- Так... кто же... убил?.. - спросил он, не выдержав, задыхающимся голосом. Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом.
- Как кто убил?.. - переговорил он, точно не веря ушам своим, - да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с... - прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом».
Это гвоздь программы! Забыть невозможно. Прозрение необычайной красоты.
«Всю эту психологию мы совсем уничтожим, все подозрения на вас в ничто обращу, так что ваше преступление вроде помрачения какого-то представится».
Чудо. Ведь с житейской и государственной точек зрения это убийство более похоже на выходку.
«Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, - если только веру иль бога найдет».
Это и сам Достоевский.
Здесь в романе для меня самые интересные куски. Они умещаются в пятую часть романа. До сих пор были только истерики.
В Порфирии Петровиче есть что-то отцовское и человечное. Таким писатель предсталял себе отца.
«Я поконченный человек».
Что за страшная тайна в следователе? Или он просто говорит о рутине? Нарочно я сунулся в словарь.
«Покончить = 1. Довести до конца, завершить, закончить. 2. Положить конец, предел чему-либо, прекратить, оборвать что-либо. 3. Лишить жизни, убить кого-либо. 4. Уничтожить, разбить (о неприятельской армии, флоте и т.п.)» .
Все же поконченный человек = человек сложившийся; не хуже того.
3 глава.
Есть - накопилась! - огромная инерция мыслей Раскольникова: читатель не в силах ее вынести, ее воспринять.
«Ну, однако ж, что' может быть между ними общего?».
Сам текст до этого уже ответил на этот вопрос. И как до этого не мог догадаться умный Раскольников? Зачем начинать роман заново?
«Это страшно, до ужаса поразило его».
Свидригайлов и Раскольников встречаются естественно. Это не очень поражает читателя, ведь роман переполнен такими «случайностями».
«Он нашел его в очень маленькой задней комнате». Интересная деталь того Петербурга: обилие в трактирах маленьких задних комнат.
«Свидригайлов и недели не жил в Петербурге, а уж все около него было на какой-то патриархальной ноге».
Сначала туманно говорилось о каких-то знакомствах. Не поздно ли развивается этот персонаж? Разве не умнее было начать его развивать раньше?
Характеристика Петербурга.
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге».
Город сумасшедших и преступников! В целом, чувствуется усталость Достоевского: он измучен собственным материалом для романа: он вместил в него слишком много.
«Это было какое-то странное лицо, похожее как бы на маску».
Это уже было! Но мне интересно это повторение: игра в неопытность читателя: не бросится же он смотреть предыдущие главы.
Опять многое из уже сказанного о Свидригайлове повторяется, но в единую концепцию его образ не складывается. Мало действий! Ощущение лихорадочной работы.
Мне, признаюсь, это нравится, но тут есть опасность дилетантизма. Мы-то знаем, что Достоевский ее избежал.
Диалог получается путаный.
4 глава.
«Со мною контракт».
Да было же! Не может же повторение стать творческим методом! История повторяется, но при этом она обрастает все большими подробностями.
Мы даже не знаем, что думает Раскольников о сестре. Может, он ничего о ней не знает? Есть такое подозрение. А вот Свидригайлов знает очень много. Кроме того, у Раскольникова больна мать!! А он болтает в трактире.
Концепция Свидригайлова о себе: дон Жуан. А что думает автор? А что думать нам?
«Уверяю вас, что этот взгляд мне снился; шелест платья ее я уже наконец не мог выносить».
Говорить брату такое? Видимо, Свидригайлов готов к самоубийству.
«Светленькие волосики».
Но почему непременно педофилия? Это загадка. Достоевский тащит это из романа в роман. Надо ж, какой ход к «Лолите» Набокова. Почему эти асы русской словесности выбрали педофилию?
Откровенность Свидригайлова мне непонятна, не вижу тут мотивации.
«А я люблю клоаки именно с грязнотцой».
Эта фраза ходит из романа в роман.
5 глава.
«Так уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку!».
Америка - запасной вариант. Раскольников мог бы бежать.
Авдотья Романовна и Свидригайлов. Энергичная сцена.
«В глазах его уже блистал тот же самый пламень, который так испугал когда-то Дунечку».
Дуня бросается в расследование. Я вечно переосмысливал сцену как «добродетель в когтях насильника». Теперь Свидригайлов не кажется мне столь опасным.
«Русские люди вообще широкие люди, Авдотья Романовна, широкие, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому, к беспорядочному».
Это умно, но кто же тогда Свидригайлов? Почему его похотливые мысли переплетены со столь важными?!
«Он еще наделает много добрых дел».
Пересекается со следователем.
Они оба готовились к этой встрече. Оба на волосок от преступления. Прежде я безгранично сочувствовал Дуне, а теперь вижу, как жалок и несчастлив Свидригайлов. Есть что-то механическое, бездушное в романе, что допускает такую мою трансформацию.
Когда Авдотья Романовна без оружия, Свидригайлов понимает, что не может ее изнасиловать, не может свершить преступления: он не хочет преступления и наказания: он хочет разделенной любви.
В этой момент мы не верим, что он столь низок, как представлял себя Раскольникову.
«Но в этом «скорей», видно, прозвучала какая-то страшная нотка».
Он решается на самоубийство.
6 глава.
Меня почему-то всегда до слез трогает эта глава, как человек убивает себя. Я даже написал по этому поводу и свой рассказ и назвал его «Искушением».
Почему Достоевский вложил в душу Свидригайлова желание Любви?
«Тесная квартирка родителей своей невесты, на Васильевском острове».
Значит, Свидригайлов не лгал!
Гостиница.
Мышь.
Сон.
Цветы. Девочка в гробу и цветах - его жертва.
Длинный и узкий коридор. Девочка. Ее превращение «в продажную камелию из француженок».
Опять становится трудно понимать. Какие-то накруты.
«Молочный, густой туман лежал над городом».
С этого мгновения Свидригайлов особенно близок. С моим отъездом из Питера этой близости не стало.
Почему этот образ так волнует меня? По-моему, писатель так его перекрутил, что и сам запутался.
7 глава.
Завершение романа, как ни крути, прямолинейно. Мать Раскольникова рассказывает ему о литературных опусах отца.
Речетатив матери. Что-то заданное, да еще и оперное. Теперь поспешность работы меня не оскорбляет: это стало нормой. Так что Достоевский и тут современен: и в плохом.
«Как бы за все это ужасное время разом размягчилось его сердце».
Сама искренность не может быть плохой.
«Боязнь эстетики есть первый признак бессилия!».
С Дуней он пересказывает все свои идеи. Надоело.
«Двадцатилетней каторги».
Сказал же Порфирий Петрович, что скостят.
8 глава.
«Прекрасный образ Дуни... с тех пор навеки остался в душе ее, как одно из самых прекрасных и недосягаемых видений в ее жизни».
Ну! Ходули. Ложь во всем.
«Кипарисный крестик».
Только это и важно, а все слова можно сократить. Оставить одни действия.
«Он стал на колени среди площади, поклонился до земли». Плохо! Теория, а не жизнь.
Интересен заход в контору. Наконец-то мы узнаем много нового. Почему весь-то текст финала так не пролопатить?
«Слова Ильи Петровича».
Прекрасная речь чиновника! Она собирает роман, а не запускает его по новому кругу.
ЭПИЛОГ.
1 глава.
Финалу не хватало содержательности, и вот она появляется в этом конспекте.
Болезнь матери Раскольникова. Как раз не хватает голого движения сюжета.
Свадьба Дуни.
Смерть матери. Событий не хватало, так что теперь приятно, что они мелькают.
2 глава.
Болезнь Раскольникова.
«Он и заболел от уязвленной гордости».
«В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее».
Правильно, но подведено.
«Вместо диалектики наступила жизнь».
Теория! Прекрасная, но теория. Зачем так много назидательности? Почему кошмарный сон был до этого? Зачем этот Апокалипсис во сне?
Я в восхищении от романа, но мне больно видеть все эти многочисленные натяжки. Есть в этой рваности текста неотразимая красота таланта и связанного с ним знания ужаса.
Впервые напечатано в 1866 в журнале «Русский вестник».