ОБЩИЙ  ​​​​ ДНЕВНИК

1983

Важное:

Мой музыкальный дневник

Саша Черный пишет Корнею Чуковскому

Дневник Чуковского: Всемирка

«Божественная комедия» Данте

Синклер Льюис

Блок. Как день, светла, но непонятна

В ЛГУ завалил школьную практику. Моя ​​ курсовая по «Черной крови» Блока не принята ​​ Борисом Авериным, мои дипломным руководителем. Пишу диплом о ​​ прозе Василя Быкова.

Евдокия Ростопчина. Что лучше?

Сомерсет Моэм о Достоевском

Ахмадуллина. По улице моей который год

Левитан. Сегодня, 2 февраля, войска Донского фронта

Анна Ахматова пишет Иосифу Бродскому

Рильке. Wie ein Ton

Гоголь - в письме к Жуковскому

Альфред Адлер. Тревога депрессивных личностей

Арсений Тарковский - МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

Юрский

Целан

Ezra Pound. Histrion

Ходасевич пишет Вишняку

Мандельштам. Сохрани мою речь навсегда

Ходасевич. Уединение

Мандельштам. Ариост

Из дневника Андрея Тарковского

Скрипачка София Муттер

Маяковский. Лиличка! Вместо письма

Венедикт Ерофеев, «Москва – Петушки»

Лапченко

Василь Быков. Сотников

Кла́удио Абба́до Claudio Abbado.

Жена Чехова – о его смерти

Борис Пастернак, Охранная грамота

Ге́рберт Марку́зе

Петрарка. Benedetto sia

Василь Быков

Пабло Неруда. Tú, mujer…

«Стена» Паркера. Шедевр Пинк Флойд.

Александр Вертинский. Мадам, уже падают листья

Бродский. К Урании

Речь Кинга «У меня есть мечта».

Блок. ​​ Неотправленное ​​ письмо Л. Д. Менделеевой

Томас Вулф. Беда так называемых «интеллектуалов»

Евтушенко

Паунд

«Квартира» Уайльдера

Роберт Пенн Уоррен. Тот, кто тебя любит

Василий Пушкин пишет из Парижа

Томас Вулф. Возможно, он принадлежал

В Интурист меня не приняли

Чехов

Дневник Кафки. Бессмысленность жалоб

Рильке написал Кларе Рильке

Борис Пастернак. Охранная грамота

Радио Свобода о Цветаевой

Гастроли Ленкома:  ​​​​ рок-опера «Юнона и Авось».

Никита Елисеев. ​​ Иногда я встречал у Асеева А. Е. Крученых 

Прощальное письмо Л.Н. Толстого Софье Андреевне

Гете. Amyntas

Борис Пастернак - Ольге Фрейденберг

«Полеты во сне и наяву» ​​ Романа Балаяна

Мюзикл  ​​​​ «Ах, эти звезды» учеников Додина

Николай Заболоцкий. Встреча

ВОРТИЦИЗМ

Пётр Наумович Фоменко

Киплинг. Если

Брюсов. РОДНОЙ ЯЗЫК

1  ​​​​ Мой музыкальный дневник! Вот что в нем было главное в этом 1983 году:

Александр Бенуа. ​​ Воспоминания

Фуртвенглер. ​​ Об исполнении старинной музыки

Синдром Стендаля

Джордж Баланчин

Ромен РОЛЛАН. ​​ Портрет Генделя

Гимн ​​ к Зевсу из орфической поэзии

Плотин

Письмо Шаляпина

Сергей Рахманинов

Вольпи

ЧТО ТАКОЕ ПОЦЕЛУЙ (1914 год)

Алексей Лосев

Бродский

Айседора Дункан

Hans Werner Henze and Ingeborg Bachmann. Enigma

Письмо Д. Д. Шостаковича Э. В. Денисову

Вера Каралли

Нина Берберова

Шуман. Последние дни

Прокофьев. Автобиография

Пеллеас и Мелизанда

Шнитке о Канчели

Иржи Килиан ​​ 

Опера МЕТ

ИЗ ДНЕВНИКА ЮРИЯ НАГИБИНА

Глюк

Январь

1 ARPANET меняет основной протокол с NCP на TCP/IP.

Что-то техническое.

Мы все – из русской общины. Во всем мире миллионы крестьян оказались в городах, но в России крестьяне, не успевшие выбраться в город, стали то ли заложниками, то ли рабами Советской власти.

2  ​​​​ А Герценберг?

Леонардович.

Неужели больше никогда не увижу его?

Его голос так и звучит в душе.

Как он говорил о языке!

Как о чем-то божественном, но и слишком близком.

Настолько близком, что было бы кощунством не изучать такое.

Не изучать значило б отказаться от самопознания, чуть ли не от собственной души!

3  ​​​​ Эрмитаж.

Сижу на лекции: ​​ Искусство Нидерландов 16 в.

В этот день 3 января 1917 года Саша Черный пишет Корнею Чуковскому:

Письмо Ваше и открытку вчера получил. Я думаю, что в первой строфе:

Воробьи в кустах дерутся,

Светит солнце, сны, как пух.

В васильковом небе вьются

Хороводы снежных мух

следует оставить и «васильковое» небо, и «хороводы снежных мух». Заменять - будет пресно, как таблица умножения («в светло-синем небе вьются…»), а образ и тот, и другой простенький, несложный. Говорят же тысячу лет: «розовый» (от роза), бирюзовый, гранатовый и пр. Если какая-нибудь семилетняя девица и споткнется, то ведь любая мать, тетя, бабушка и пр. объяснят, а образ полюбится и останется в памяти крепче, чем те приближенные и водянистые определения, которыми напичканы детские стишки. Ведь иначе придется весь поэтический словарь для маленьких сократить до нескольких сот слов. Значит, так и оставьте. «Цирк» пришлю: но ведь Вы знаете, что я его обещал в «Парус», а о рисунке еще раньше говорил с Ремизовым. Вам для третьего номера пришлю вовремя. Сам увлекся. Дай Вам Бог сто лет жизни за вашу затею.

Кланяюсь.

Такое письмо. Может, мы не уважаем друг друга потому, что не уважаем собственную, русскую историю?

4  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Лекция в Эрмитаже.

Искусство Нидерландов 15 в.

В этот день 4 января 1921 года Чуковский в своем дневнике описал заседание «Всемирной литературы»:

Мерили литературу не ее достоинствами, а ее политич (еским) направлением. Либералы любили только либеральную литературу, консерваторы только консервативную. Очень хороший писатель Достоевский не имел успеха потому, что не был либералом. Смелый молодой человек Дмитрий Писарев уничтожил Пушкина. Теперь то же самое. Писатель должен быть коммунистом. Если он коммунист, он хорош. А не коммунист - плох. Что же делать писателям не коммунистам? Они поневоле молчат [...] Потому-то писатели теперь молчат, а те, к(ото)рые пишут, это главн(ым) обр(азом) потомки Смердякова. Если кто хочет мне возразить - пожалуйста!» Никто не захотел. «Как любит Горький говорить на два фронта», - прошептал мне Анненков.

Меня ​​ засасывает забвение. Еще ​​ при жизни.

Это папа  ​​​​ заронил во мне сомнения в близости.

Теперь даже рядом с самым близким человеком я думаю не о любви, а том, как много разделяет нас.

Теперь все улыбки людей, все их взгляды, все слова кажутся жалкой ложью.

5  ​​ ​​​​ «Божественная комедия» Данте.

Перевод Лозинского.

«Ад», ​​ песнь первая.

Nel mezzo del cammin di nostra vita

mi ritrovai per una selva oscura,

chе la diritta via era smarrita.

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Божественный текст!

И с чего я решил, что он - пропуск в европейскую культуру?

Был ранний час, и солнце в тверди ясной

Сопровождали те же звезды вновь,

Что в первый раз, когда их сонм прекрасный

Божественная двинула Любовь.

А на итальянском?

Temp'era dal principio del mattino,

e 'l sol montava 'n su` con quelle stelle

ch'eran con lui quando l'amor divino

mosse di prima quelle cose belle.

Как меня воодушевляет ​​ этот текст!

Казалось, больше нельзя было сказать об этом мире - и при этом я понимал итальянский.

6  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Мне-то ​​ всегда чудилось, что Лозинский написал навсегда: с такой красотой, мощью, приятностию!

Любовь - конечно, не желание обладать женщиной, - но любовь к универсуму, сама постановка любви в центр твоего мира.

Но почему нет?

Как, к примеру, не любить лес или кота? Звери у Данте – знаки, символы порока. Я-то кажусь себе очень порочным.

Клубятся клубом в нас пороки...

Это Пушкин обо мне сказал.

7  ​​ ​​​​ В этот день 7 февраля 1885 года родился Синклер Льюис, американский писатель, первый американский лауреат Нобелевской премии «за мощное и выразительное искусство повествования и за редкое умение с сатирой и юмором создавать новые типы и характеры».

В Вашингтоне в 1920 году Льюис завершил свой самый важный роман, «Главная улица», невероятный успех которого вошел в ряд самых сенсационных событий в истории книгоиздательства в США.

В следующее десятилетие Льюис опубликовал еще несколько романов, привлекших к себе внимание огромной аудитории. Благодаря романам весьма широкого сатирического диапазона Льюис стал одним из крупнейших писателей в истории американской литературы.

Нобелевская речь писателя, названная «Страх американцев перед литературой» вызвала широкий общественный резонанс в стране, поскольку в ней Льюис выступил против тех, кто «боится любой литературы, кроме той, которая превозносит всё американское, в равной степени недостатки и достоинства».

Умер Льюис в Риме 10 января 1951 года.

Вот что отметил Льюиса? Мало же его люблю. Надо как-то отмечать дни рождений.

Читаю Данте. А вот появляется ​​ и Вергилий. Это я б написал рассказ, как на том свете встретил Достоевского. Конечно, «к свету» он бы меня не повел, а затащил бы баден-баденскую рулетку.

Итак, Вергилий. Если и возможна встреча, то только в вечности. Если и найдешь брата, то только там.

Много лет эта сцена вызывала слезы.

Песнь вторая.

Стоит признаться, что мой дар читать на иностранных языках никогда не умилял меня с такой силой, как в случае с Данте.

О Беатриче, помоги усилью

Того, который из любви к тебе

Возвысился над повседневной былью.

Беатриче не станет конкретней. Это мечта о женщине, но не ​​ сама женщина.

Это вечно-женственное, но не женское.

Так женщина предстает всеобъемлющей идеей!

Хорошо знаю это по Блоку.

«Люба» не хотела быть Беатриче.

Слушаем «Дидону и Энея» Генри Перселла.

Когда и как я слушал эту оперу?

Почему она звучит во мне?

8  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Побег из тюрьмы Синг-Синг, штат Нью-Йорк.

Песнь третья.

Per me si va ne la citta` dolente,

per me si va ne l'etterno dolore,

per me si va tra la perduta gente.

«Я увожу к отверженным селеньям»…

Эти три строчки - из всего итальянского языка самые известные в мире!

Три раза «Per me si va» = «я увожу».

На самом деле, «через меня идется, уходится, уводится». ​​ 

И куда?

Печальные города, вечная печаль, погибшие люди.

Я думал, речь - о нашей жизни: о том аде, где мы живем.

9  ​​ ​​ ​​​​ Странно, что образ Питера сливается с образом ада - и читаю как бы о самом себе.

И будет ли просвет в жизни?

Он не будет: он уже есть: в стихах Данте.

Оттого и читаю, весь в слезах.

Два слова: «русский» и «социализм» - слишком тесно связаны в 20 веке.

10  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Испании 14-15 вв.

любимые стихи Блока

Как день, светла, но непонятна,

Вся - явь, но - как обрывок сна,

Она приходит с речью внятной,

И вслед за ней - всегда весна.

Вот здесь садится и болтает.

Ей нравится дразнить меня

И намекать, что всякий знает

Про тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строго

В ее порывистую речь,

Слежу, как ширится тревога

В сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи,

И опьянят ее духи,

И я влюблюсь в глаза и в плечи,

Как в вешний ветер, как в стихи, -

Сверкнет холодное запястье,

И, речь прервав, она сама

Уже твердит, что сила страсти -

Ничто пред холодом ума!..

11 ​​ Скотство русских, нет, советских писателей. Хоть как осуждать людей, поставленных на колени?

Не напоминайте нам, господа писатели, что мы – русские, своим скотством! Это хамство – не русское, это ваше хамство.

Разве не страшно понять, что ты ​​ - в отсталой стране?

Именно из ненависти и страха ты понимаешь, что ты – русский.

Моя подлинная родина – Он, Бог.

А этот социалистический мир бредовых «общечеловеческих» идей?!

Это кошмар, с которым ужиться невозможно.

Я – из этого насилия и рабства.

Кто назвал этот ужас «моей Родиной»? Не верю, что Он, не верю.

Россия еще вернется русским.

12  ​​ ​​​​ Геннадий Айги, 1961:

Женщина этой весной

Птица у стенки, падая замертво,

клювом скользнула по белой бумаге,

я не вижу ее, но она - у нее,

потому это знаю,

что стыжусь ее взглядов.

Блеск подглазья,

как будто бесстыдно положенный

пальцами мальчика,

на мост поведет

меня через час,

и будут флаги свободны,

и далеки, и свежи;

это ведь за нее устаю

и за нее умираю

среди зелени странной:

все кругом состоит

из свисающих

и бесперспективных лоскутьев

осиновой дикой коры

без стволов и без веток;

а стыд за нее не проходит,

как будто касалась она

соломы на нищем гумне,

как будто из окон больницы

рассматривают ее вечерами

и знают: «не надо, не надо...»

и слишком уверенно

и равнодушно молчат.

Стихи! ​​ После Аполлинера это кажется несусветной ахинеей.

13  ​​​​ Меня не покидает ощущение, что такой асоциальный человек, как я, может только умереть. Главное доказательство правоты моих мыслей - бесконечное одиночество. Так с детства и не проходит эта боль, но лишь растет. ​​ 

14 ​​ В университете завалил школьную практику.

Все сокурсники легко проскочили испытание.

Это уж слишком!

Я, выходит, детей боюсь не меньше, чем женщин.

Когда жлоб, хорошо одетый мальчонка с первой парты, ​​ прикрикнул на меня, я ответил - и меня сняли с практики.

И тут ничего не понимаю!

Но что было делать?

Ответить на насилие, казалось, было необходимо.

А по сути, я боюсь жизни. Я не знаю, как жить. Вот какой-то мальчишка спровоцировал скандал – и мне грозит отчисление из ЛГУ. Разве это справедливо? Мне не к кому обратиться за помощью и советом, хоть вокруг меня десятки умных людей.

Одиночество. Одиночество. Одиночество.

Ни Олег, ни Лиля, кого считаю моими друзьями, равнодушны к моей боли. Уж про родню и не говорю.

Неужели моя первая жена Галя не понимает, чем грозит мое необщение с дочерью Кристиной?

17  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Правительство Нигерии отдаёт распоряжение о высылке из страны двух миллионов незаконных иммигрантов.

Эрмитаж.

Лекция: ​​ Искусство Испании 16 в.

17 января 1820 года родилась Энн (Анна) Бро́нте, английская писательница и поэтесса, младшая из трёх сестёр Бро́нте, классиков английской литературы. Энн Бронте - автор ряда стихотворений, а также романов «Агнес Грей» и «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла».

В книге «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла», опубликованной в 1848 году, Энн Бронте критиковала положение женщины в семье, изображала физическое и психическое насилие, бросая вызов моральным устоям викторианской Англии. «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» считается одним из первых феминистских романов. Менее чем через год после издания книги 29-летняя Энн Бронте умерла от туберкулёза.

18  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Подписан указ о размещении ракет «Першинг» в Западной Европе.

Группа из десяти промышленно развитых стран приходит к соглашению об увеличении фондов Отдела заимствований МВФ  ​​​​ с 7,1 до 19 миллиардов долларов.

После школы - ещё один серьезный прокол: моя курсовая по «Черной крови» Блока не принята ​​ Борисом Авериным, мои дипломным руководителем, в качестве материала для дипломной работы.

Работа отвергнута человеком, профессионализм которого слишком очевиден: это и блоковед, и друг Бялого, чьи лекции очень нравятся.

Он просто выгнал меня!

Неужели герр профессор не мог иначе?

Он поставил меня в немыслимую ситуацию: теперь я успею защитить диплом только чудом.

Конечно, я не могу не склониться перед его знаниями, - но он мог бы переехать меня не столь основательно!

Тогда зачем он принял прежнюю работу о «Снежной маске»?!

Ее-то стиль не вызывал у него столь большого негодования.

Его жена Светлана – просто ангел рядом с ним.

Много с ней общался: два года старославянского.

Просто просвещенное чудище.

Еще одна эманация Неверова, Полунина, Димитрина: всех, кто с такой радостью плевал в меня.

Спасибо, господа.

19  ​​ ​​​​ Компания Apple выпустила персональный компьютер Apple Lisa.

В Боливии арестован высокопоставленный нацистский военный преступник Клаус Барби.

ЮАР снова вводит прямое правление в Юго-Западной Африке (современная Намибия).

20  ​​ ​​​​ Евдокия Ростопчина:

Что лучше?

Восторженность души, дар чувствовать полнее

И мыслить глубоко, дар плакать и мечтать

И видеть в жизни сей всё ярче и светлее, -

То кара ль жребия? То неба ль благодать?

Что лучше: разуму спокойно повинуясь,

Судить, как судит свет, всё взвешивать, ценить;

С условным мнением небрежно согласуясь,

Жизнь, сердце и судьбу расчёту подчинить?

Или, дав волю снам, и думам, и желаньям,

Преображать весь мир своей живой мечтой,

Искать сочувствия, и верить предвещаньям,

И ждать... и счастье звать трепещущей душой?

Что лучше - знает бог!... что лучше - опыт скажет;

Не нам, не нам решить загадочный вопрос!

Кто заблужденье нам иль истину докажет,

Когда глас внутренний еще не произнес?

Но если втайне нам мечтается порою

Иль сладко плачется и рвется сердце в нас

На небо вознестись беззвучною мольбою

Иль на земле вкусить восторга светлый час, -

Зачем противиться?.. Полны благоговенья,

На крыльях радужных умчимся высоко...

Как чисты, как теплы те слезы умиленья,

Как сердцу после них отрадно и легко!..

1841

21  ​​​​ Неверов предлагает мне то же самое рабство, что и Полунин.

Для мима ​​ я должен был бесплатно переводить, а в Неверове увидеть женщину.

Такое насилие, такое унижение: разве возможно что-то им противопоставить?

Только и остается, что уйти из этого рабства добровольно.

Но, если ты не раб, то ты – предатель!

Именно так.

22  ​​ ​​​​ Бьорн Борг ушёл из большого тенниса после пяти выигранных подряд Уимблдонских турниров.

23  ​​​​ И вот, когда мое отчисление из ЛГУ стало уже решенным делом, мне протянул руку помощи ​​ Лапченко, специалист по советской литературе.

Он предложил ​​ сделать диплом по одному из ​​ советских авторов - и я предпочёл писать о ​​ прозе Василя Быкова.

Но какая же бурная жизнь! Нет, я поборюсь: я не дам себя просто так вытолкать из университета.

24  ​​ ​​​​ Двадцать пять  ​​​​ членов «Красных бригад» приговорены к пожизненному заключению за убийство Альдо Моро.

Эрмитаж.

Искусство Германии 15-16 ​​ вв.

25 ​​ ДР  ​​​​ Сомерсета Моэма

Он – о Достоевском:

Величие «Братьев Карамазовых» зависит от величия темы. Многие критики видят в ней поиск Бога; мне же кажется, это, скорее, проблема зла. И тут я подхожу к Ивану, второму сыну старика Карамазова, - самому интересному, хотя, возможно, самому непривлекательному персонажу романа. Возможно, как не раз говорилось, что в его уста Достоевский вкладывает свои выношенные убеждения. Они обсуждаются в книгах «Pro и contra» и «Русский инок», которые Достоевский считал кульминацией романа. Из них наиболее важна «Pro и contra». В ней Иван говорит о проблеме зла, которая человеческому разуму кажется несовместимой с существованием всемогущего и всеблагого Бога. В качестве примера он берет незаслуженные страдания детей. То, что людям приходится страдать за грехи, кажется понятным, но сердце и разум противятся тому, чтобы страдали невинные детки. Ивану все равно - Бог создал человека или человек Бога; ему хочется верить, что Бог существует, но он не может принять жестокость мира, созданного Им. Иван настаивает, что невинные не должны страдать за грехи виновных, а если они страдают, значит, или Бог - зло, или Его вообще нет. Больше я ничего не скажу: читатель сам может ознакомиться с «Pro и cоntra». Достоевский никогда не писал с большей силой. Но, написав, испугался того, что сделал. Аргумент был неоспоримый, но вывод противоречил его собственной вере в то, что мир, несмотря на все зло и страдания, прекрасен, потому что он творение Бога. «Если любишь все живое в мире, эта любовь оправдывает страдания, и все разделят общую вину. Страдания за грехи других станет моральным долгом каждого истинного христианина». Вот во что хотел верить Достоевский. И после «Pro и contra» он поспешил написать опровержение. Никто лучше его не понимал, что он не добился, чего хотел. Эта часть скучна, опровержение неубедительно. Проблема зла по-прежнему ждет разрешения, и вызов, брошенный Иваном Карамазовым, пока остается без ответа.

26  ​​ ​​​​ Для IBM PC совместимых компьютеров выпущена программа Lotus 1-2-3.

В Великобритании пролились красные дожди, вызванные песком, принесённым из пустыни Сахара.

В Великобритании стало обязательным использование ремней безопасности для водителей и передних пассажиров.

В Женеве возобновляются американо-советские переговоры. Обсуждается предложение СССР о создании безъядерной зоны в Центральной Европе.

Пол Мокапетрис разработал стандарт DNS.

27  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Умер  ​​​​ Луи де Фюнес, французский киноактёр.

Кумир детства.

Мне и сейчас он кажется детским актером.

28  ​​​​ Французское ТВ:  ​​​​ 20h Antenne 2 du 28 jan

vier 1983, Louis de Funès est mort. Archive INA

31  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Германии 15 -1 6 вв.

Февраль

1  ​​ ​​​​ Прекрасное стихотворение Беллы Ахмадуллиной:

По улице моей который год

звучат шаги - мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,

нет в их домах ни музыки, ни пенья,

и лишь, как прежде, девочки Дега

голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх

вас, беззащитных, среди этой ночи.

К предательству таинственная страсть,

друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!

Твой баловень, обласканный тобою,

утешусь, прислонясь к твоей груди,

умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,

на том конце замедленного жеста

найти листву, и поднести к лицу,

и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,

твоих концертов строгие мотивы,

и - мудрая - я позабуду тех,

кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам,

объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,

из бедного невежества былого

друзей моих прекрасные черты

появятся и растворятся снова.

Эти стихи еще и прекрасно спеты! ​​ 

Тут она – истинная наследница Ахматовой.

Эта поэтесса считается эталоном советского стиха.  ​​​​ Я так рад, что это стихотворение мне искренне нравится.

2  ​​​​ Этой бесценной речи - сорок лет.

Трудно переоценить, какое впечатление она произвела на моих родителей.

Юрий Борисович Левитан:

- Говорит Москва!

В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС

НАШИ ВОЙСКА ПОЛНОСТЬЮ ЗАКОНЧИЛИ

ЛИКВИДАЦИЮ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ВОЙСК,

ОКРУЖЕННЫХ В РАЙОНЕ СТАЛИНГРАДА

Сегодня, 2 февраля, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда. Наши войска сломили сопротивление противника, окруженного севернее Сталинграда, и вынудили его сложить оружие. Раздавлен последний очаг сопротивления противника в районе Сталинграда. 2 февраля 1943 года историческое сражение под Сталинградом закончилось полной победой наших войск. За последние два дня количество пленных увеличилось на 45 тысяч, а всего за время боев с 10 января по 2 февраля наши войска взяли в плен 91 тысячу немецких солдат и офицеров.

2 февраля нашими войсками взят в плен командир 11-го армейского корпуса, командующий группой немецких войск, окруженных севернее Сталинграда, генерал-полковник Штреккер и его начальник штаба, полковник генштаба Гельмут Роскурт.

Кроме того, 1 и 2 февраля взяты в плен следующие генералы немецкой армии:

командир 8 армейского корпуса генерал-полковник Вальтер Гейтц,

командир 76 пехотной дивизии генерал-лейтенант фон Роденбург,

командир 113 пехотной дивизии генерал-лейтенант фон Ленски, ​​ командир 389 пехотной дивизии генерал-майор Мартин Латман, ​​ командующий группой немецких войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда, генерал-майор Раске,

генерал-майор Магнос.

Взяты также в плен личный ад'ютант генерал-фельдмаршала Паулюса полковник Адам,

командир 14 танковой дивизии полковник Людвиг,

командир 227 пехотного полка 100 пехотной дивизии полковник Франц Найбеккер,

командир второго пулеметного полка полковник Фридрих Найер, командир 29 артиллерийского полка 29 мотодивизии полковник Гюнтер Краг,

начальник штаба 8 армейского корпуса полковник Шнитцер, начальник артиллерии 1 кавалерийской дивизии румын полковник Мальтополь,

командир 13 саперного полка 8 армейского корпуса полковник Шилленг,

начальник штаба 76 пехотного полка полковник Белогулат, командир 48 отдельного полка связи полковник Каренецкий, командир 51 артиллерийского полка 376 пехотной дивизии полковник Шварц,

командир 134 пехотного полка 44 пехотной дивизии полковник Бойе,

командир 376 артиллерийского полка полковник Фур,

командир 576 полка 376 пехотной дивизии полковник Шитезенф, командир 37 артиллерийского полка полковник Вольт, командир 134 артиллерийского полка 44 пехотной дивизии полковник Босартур,

командир 536 пехотного полка 376 пехотной дивизии полковник Шлезингер,

командир 627 пехотного полка полковник Беренек,

командир 767 пехотного полка полковник Штейдле,

начальник штаба 14 танковой дивизии полковник фон Вольт, начальник штаба 76 пехотной дивизии полковник Бридгульт, командир 54 пехотного полка полковник Лебер,

полковник врач Кайзер,

командир 523 пехотного полка 297 пехотной дивизии полковник Ганс Либау

и многие другие.

Всего нашими войсками в боях под Сталинградом взято в плен 24 генерала и более 2.500 офицеров.

За время генерального наступления против окруженных войск противника с 10 января по 2 февраля по неполным данным наши войска взяли следующие трофеи: самолетов - 750, танков – 1.550, орудий - 6.700; минометов - 1.462; пулеметов - 8.135, винтовок – 90.000, автомашин – 61.102, мотоциклов – 7.369, тягачей, тракторов, транспортеров – 480, радиостанций – 320, бронепоездов – 3, паровозов – 56, вагонов – 1.125, складов с боеприпасами и вооружением - 235 и большое количество другого военного имущества. Подсчет трофеев продолжается.

Таков исход одного из самых крупных сражений в истории войн.

СОВИНФОРМБЮРО.

3  ​​ ​​ ​​​​ Премьер-министр Австралии Малькольм Фрейзер объявил о роспуске обеих палат парламента и о проведении выборов 5 марта.

6  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Франции 15-16 вв.

8  ​​ ​​​​ Комиссия Кахана по расследованию обстоятельств «резни в Сабре и Шатиле» возлагает косвенную ответственность за случившееся на высших политических и военных руководителей Израиля и рекомендует уволить с поста министра обороны Шарона.

11  ​​ ​​​​ Израиль. Шарон подает в отставку.

12  ​​ ​​ ​​​​ Анекдот.

- Что такое? Длинное, зеленое, мясом пахнет.

- Электричка из Москвы.

Люди ездят за мясом в Москву!

13  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Рейган объявил 1983 «Годом Библии».

Во время пожара в кинотеатре в Турине погибло 64 человека.

Эрмитаж.

Искусство Италии конца 16 - начала 17 в.

15  ​​ ​​​​ В этот день 18 лет назад 15 февраля 1965 года Анна Ахматова пишет Иосифу Бродскому:

Комарово

Иосиф,

свечи из Сиракуз. Посылаю Вам древнейшее пламя, в свою очередь, почти украденное у Прометея.

Я в Комарове, в Доме творчества. В Будке Аня и сопровождающие ее лица. Сегодня ездила туда, вспоминала нашу последнюю осень с музыкой, колодцем и Вашим циклом стихов.

И снова всплыли спасительные слова: «Главное это величие замысла».

Хочу поделиться с Вами моей новой бедой. Я умираю от черной зависти. Прочтите «Ин. лит» ((Иностранная литература)) № 12 - «Дознание» Леона Филипе... Там я завидую каждому слову, каждой интонации. Каков старик! И каков переводчик! Я еще таких не видывала. Посочувствуйте мне.

Стихи на смерть Элиота м.б. ((может быть)) не хуже, но я почему-то не завидую. Наоборот - мне даже светло от мысли, что они существуют.

Сейчас получила Вашу телеграмму. Благодарю Вас. Мне кажется, что я пишу это письмо очень давно.

Анна

А что в политике?

Гражданская война в Ливане: отряды милиции христианских фалангистов покидают Бейрут, давая ливанскому правительству возможность установить контроль над ситуацией в городе.

16  ​​ ​​ ​​​​ Пожары в австралийских штатах Виктория и Южная Австралия унесли жизни 76 человек.

17  ​​​​ День рождения языка программирования Ада.

18 ​​ В этот день  ​​​​ 18 февраля 1404 года в Генуе родился Леон Баттиста Альбе́рти, итальянский гуманист, учёный, художник, архитектор, музыкант, поэт, священник, лингвист, философ, криптограф, писатель, ведущий теоретик искусства эпохи Возрождения.

Альберти первым связно изложил математические основы учения о перспективе.

Умер в 1472 году в Риме.

Во ​​ время попытки ограбления в Сиэтле, США было убито 13 человек.

20  ​​ ​​​​ Записан культовый рок-альбом СССР «Банановые острова».

Эрмитаж.

Караваджо и караваджизм; Академизм и барокко.

24  ​​ ​​​​ Специальная комиссия Конгресса США опубликовала отчёт, в котором осудила практику интернирования японцев во время Второй мировой войны.

В Индии во время парламентских выборов в штате Ассам произошли  ​​​​ столкновения, в результате которых по официальному сообщению погибли 1.500 человек.

25  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Умер ​​ Теннесси Уильямс, американский драматург.

Эпоха советского театра.

Мне близко, что иные из его персонажей просто раздавлены жизнью.

Так ведь и я порой себя чувствую.

Джигарханяна забыть невозможно: такую грубую скотину он изображает в образе Ковальского в «Трамвае и желании».

26 ​​ Воспоминания

НАРЫШКИНА Е. А.

Под властью трех царей.

В феврале 1913 года начались традиционные празднества в честь 300-летнего правления династии Романовых ... В Нижнем Новгороде Мы осмотрели несколько женских монастырей, после чего сели на пароход, доставивший нас в Кострому, жители которого приняли императорскую семью с таким неописуемым восторгом, что во время нашего отплытия целые толпы народа бросались в Волгу и плыли бок о бок с нашим пароходом в качестве эскорта. Императрица, сияющая и довольная, видя такое проявление народной преданности, сказала мне: «Теперь вы сами видите, как трусливы наши министры. Они постоянно пугают Императора надвигающейся угрозой революции, но Вы сами видите - стоит нам только появиться на людях, как мы сразу привлекаем их сердца».

27  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Италии конца 17 - начала 18 в.

И вот мы сидим!

На этом курсе остались только самые стойкие: бабушки.

28  ​​ ​​​​ Вот мне тридцать лет.

И государство, и люди объяснили мне, что жизнь может быть только борьбой.

Меня грубо затолкали в искусство, как в вагон для скота, - но я с радостью понял, что этот вагон – мой, что лучшего места на земле мне и не найти.

Что же, господа, все не так уж и плохо.

Социальная жизнь меня учит, что жизнь ничего не стоит, что моя физическая смерть всегда стоит рядом со мной, - зато искусство обещает утешить.

И утешает.

Жаль, что не вы, господа.

И ощутить сиротство, как блаженство…

Спасибо, Беллочка!

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,

на том конце замедленного жеста

найти листву, и поднести к лицу,

и ощутить сиротство, как блаженство.

Нашел и всю строфу.

Стихи написаны, когда мне было шесть лет.

Март

1  ​​ ​​​​ Балеарские острова и Мадрид стали автономными коммунами Испании.

Выпущены первые часы Swatch.

2  ​​ ​​​​ Теперь даже женская улыбка меня настораживает.

Люди не кажутся мне такими уж безобидными существами.

Да, мы опасны друг для друга.

Потом я вспоминаю улыбку, но первый момент я просто не способен ей довериться.

Уже нет и не будет доверия к жизни и людям.

3  ​​​​ Невероятно поразили лужские ​​ родственники: на мое тридцатилетие подарили 25 рб!!

Очень трогательно.

Первый жест, - но какой!

Они мне говорили, что я их всех обманул, взяв книги из квартиры матери, - и тем сразили навсегда.

Мало того, что квартира досталась брату, так я еще и не смел взять книги!

Уже надо забывать такие мелочи: чтобы жить дальше.

Надо помнить доброе.

4 ​​ Рильке:

Wie ein Ton, der in Spiegel schaut,

klang im November ein Amsellaut

oder als rührte ans eigene Haar

einer, weil’s einmal geliebkost war.

Aber am Morgen im Februar

darf es ein Fink schon wagen

etwas was kein Erinnern war

offen ins Jahr zu sagen.

Februar 1924

5  ​​​​ Начало вещание CMT.

Гоголь - в письме к Жуковскому:

Не мое дело решать, в какой степени я поэт. Знаю только, что прежде чем понять значение и цель искусства, я уже чувствовал чутьем всей моей души, что оно должно быть свято. С самых ранних пор искусство стало главным и первым в моей жизни, а все прочее – вторым.

​​ 

6  ​​​​ СССР управляется Андроповым. ​​ Что нового?

Позиция государства: лучше наркоман, чем верующий. ​​ Прежде были страшнее диссиденты.

Бернар Фонтенель:

Красивая женщина для глаз - рай, для души - ад, а для кармана - чистилище.

7  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Я много пишу где-то лет с десяти, то есть лет двадцать.

Это всегда были дневники, то есть какие-то разрозненные записи, а еще бесконечные наброски, которым не придавал значения.

Чтение ​​ художественной литературы убедило, что никогда писателем не стану.

Да и мечтал-то в школе я совсем о другом: я решил сделать открытия в математике ​​ и квантовой физике!

Испещрял тонны бумаги на редкость сложными формулами, бредил искривлением пространства.

А литература?

Она всегда шла рядом, не претендуя на всю мою душу.

С восхищением в 14 лет прочел «Войну и мир».

- Вот это писатель, - подумал я. - Граф, а потому и писатель. А ты, сын пьяницы, советский гражданин, ты-то на что надеешься?

Только смерть матери заставила меня измениться: я пристрастился к писанине.

Так я дожил до тридцати лет!

Что дальше?

Только вопросы.

Ответить на них можно лишь всей жизнью.

8  ​​ ​​​​ IBM выпустила персональный компьютер IBM PC/XT.

Рейган впервые назвал СССР «империей зла».

9  ​​​​ Неужели власть не может дать ничего, кроме насилия и унижения?

Пустой, холодный мир.

Или человек так плох, что виноват именно он, а не власть?

Моя собственная человеческая природа не просто плоха, но невыносима.

10  ​​​​ Пафос Ходлера, его выставка в ​​ Эрмитаже.

Гармоническая энергия; в этом - ​​ его противостояние веку.

Почему этот пафос должен быть непременно ложным?

А Пастернак?

У него-то пафос – истинный.

И Пастернака - перепастерначил!

Так где-то у Ахматовой.

11  ​​​​ В. Брюсов, 1874

Перевод Поля Верлена

Искусство поэзии

О, музыка на первом месте!

Предпочитай размер такой,

Что зыбок, растворим и вместе

Не давит строгой полнотой.

Ценя слова как можно строже,

Люби в них странные черты.

Ах, песни пьяной что дороже,

Где точность с зыбкостью слиты!

То - взор прекрасный за вуалью,

То - в полдень задрожавший свет,

То - осенью, над синей далью,

Вечерний, ясный блеск планет.

Одни оттенки нас пленяют,

Не краски: цвет их слишком строг!

Ах, лишь оттенки сочетают

Мечту с мечтой и с флейтой рог.

Страшись насмешек, смертных фурий,

И слишком остроумных слов

(От них слеза в глазах Лазури!),

И всех приправ плохих столов!

Риторике сломай ты шею!

Не очень рифмой дорожи.

Коль не присматривать за нею,

Куда она ведет, скажи!

О, кто расскажет рифмы лживость?

Кто, пьяный негр, иль кто, глухой,

Нам дал грошовую красивость

Игрушки хриплой и пустой!

О музыке всегда и снова!

Стихи крылатые твои

Пусть ищут, за чертой земного,

Иных небес, иной любви!

Пусть в час, когда всё небо хмуро,

Твой стих несётся вдоль полян,

И мятою, и тмином пьян...

Всё прочее - литература!

12  ​​ ​​​​ Блок, 1909:

Когда я влюбился в те глаза, в них мерцало материнство - какая-то влажность, покорность непонятная. И все это было обманом. Вероятно, и Клеопатра умела отразить материнство в безучастном море своих очей.

О Любе?!

Блок, 1910:

Мы находимся как бы ((почему «как бы»?)) в безмерном океане жизни и искусства, уже вдали от берега, где мы взошли на палубу корабля; мы еще не различаем иного берега, к которому влечет нас наша мечта, наша творческая воля; нас немного, и мы окружены врагами; в этот час великого полудня яснее узнаем мы друг друга; мы обмениваемся взаимно пожатиями холодеющих рук ((почему руки холодеют?)) и на мачте поднимаем знамя нашей родины.

Зачем так синтаксис накрутил?

14  ​​ ​​​​ Организация стран-экспортёров нефти (ОПЕК) впервые соглашается уменьшить цены на сырую нефть. Цены на высококачественную нефть из Саудовской Аравии резко падают - с 34 до 19 долларов за баррель.

15  ​​​​ Альфред Адлер:

Тревога депрессивных личностей делает их тиранами. Фактически, они используют свою тревогу, чтобы управлять другими: с ними постоянно кто-нибудь должен находиться, их нужно сопровождать повсюду, куда бы они не направлялись, и так далее. Близкие вынуждены строить свою жизнь, подчиняясь требованиям депрессивного человека. Депрессивные и больные люди всегда являются центром внимания в семье. Таким образом, комплекс неполноценности является источником их силы.

Это же о Вове!

16  ​​​​ Арсений Тарковский

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

Всё наяву связалось - воздух самый

Вокруг тебя до самых звёзд твоих,

И поясок, и каждый твой упрямый

Упругий шаг, и угловатый стих.

Ты, не отпущенная на поруки,

Вольна гореть и расточать вольна,

Подумай только: не было разлуки,

Смыкаются, как воды, времена.

На радость - руку, на печаль, на годы!

Смежённых крыл не размыкай опять:

Тебе подвластны гибельные воды,

Не надо снова их разъединять.

16 марта 1941

Стих написан 42 года назад

А это еще и день рождения ДР Юрского!

Сергей Юрский

Всё начнётся потом,

когда кончится это

бесконечное душное, жаркое лето.

Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,

чтоб скорее пришло

то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.

Может, в детстве...

ну в юности... самую малость...

Может, были минуты... часы... ну, недели...

Настоящее будет потом!

А на деле

На сегодня, назавтра и на год вперёд

столько необходимо-ненужных забот,

столько мелкой работы, которая тоже

никому не нужна.

Нам она не дороже,

чем сиденье за чуждым и скучным столом,

чем свеченье чужих городов под крылом.

Не по мерке пространство и время кроя,

самолёт нас уносит в чужие края.

А когда мы вернёмся домой, неужели

не заметим, что близкие все почужели?

Я и сам почужел.

Мне ведь даже неважно,

что шагаю в костюме неважно отглаженном,

что ботинки не чищены, смято лицо,

и все встречные будто покрыты пыльцой.

Это не земляки, а прохожие люди,

это всё к настоящему только прелюдия.

Настоящее будет потом. Вот пройдёт

этот суетный мелочный маятный год,

и мы выйдем на волю из мучившей клети.

Вот окончится только тысячелетье...

Ну, потерпим, потрудимся,

близко уже...

В нашей несуществующей сонной душе

всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.

Вот окончится жизнь... и тогда уж начнётся.

1977

Шесть лет назад. Всего.

После Тарковского – такие «стихи»! Что ж, и Смоктуновский пишет слабую прозу. Надо прощать людям их слабости.

17  ​​​​ Целан ​​ Paul Celan

WO EIS IST (um 1954)

Wo Eis ist, ist Kühle für zwei.

Für zwei: so ließ ich dich kommen.

Ein Hauch wie von Feuer war um dich –

Du kamst von der Rose her.

Ich fragte: Wie hieß man dich dort?

Du nanntest ihn mir, jenen Namen:

ein Schein wie von Asche lag drauf –

Von der Rose her kamst du.

Wo Eis ist, ist Kühle für zwei:

ich gab dir den Doppelnamen.

Du schlugst dein Aug auf darunter –

Ein Glanz lag über der Wuhne.

Nun schließ ich, so sprach ich, das meine –:

Nimm es, sprich es mir nach,

sprich es mir nach, sprich es langsam,

sprich's langsam, zögr es hinaus,

und dein Aug – halt es offen so lang noch!

20 ​​ Aldous Huxley:

Brave New World

(But) I don't want comfort. I want God, I want poetry, I want real danger, I want freedom, I want goodness. I want sin.

Нет уж! Грешить не хочу.

23  ​​ ​​ ​​​​ Запущен «Астрон», советский космический ультрафиолетовый телескоп.

СОИ: президент США Рональд Рейган выдвинул предложение разработать технологию перехвата ракет противника.

СМИ назвали этот план «звёздными войнами».

Стратегическая оборонная инициатива, СОИ, SDI ​​ Strategic Defense Initiative.

Объявлена президентом США Рональдом Рейганом 23 марта 1983 года.

Долгосрочная программа научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Основной целью СОИ являлось создание научно-технического задела для разработки широкомасштабной системы противоракетной обороны (ПРО) с элементами космического базирования, исключающей или ограничивающей возможное поражение наземных и морских целей из космоса.

Её главными целями предполагались завоевание господства в космосе, создание противоракетного «щита» США для надежного прикрытия всей территории Северной Америки посредством развертывания нескольких эшелонов ударных космических вооружений, способных перехватывать и уничтожать баллистические ракеты и их боевые блоки на всех участках полёта. По мере развития проекта, к нему подключились партнёры США по блоку НАТО, в первую очередь, Великобритания.

По мнению некоторых военных специалистов, более точно передающим суть программы названием было бы «стратегическая инициативная оборона», то есть оборона, предполагающая выполнение самостоятельных активных действий, вплоть до нападения.

24  ​​​​ Райнер Мария Рильке

Элегия (Марине Цветаевой-Эфрон)

О растворенье в мирах, Марина, падучие звезды!

Мы ничего не умножим, куда б ни упали, какой бы

новой звездой! В мирозданье давно уж подсчитан итог.

Но и уменьшить не может уход наш священную цифру:

вспыхни, пади, - все равно ты вернешься в начало начал.

Стало быть, все - лишь игра, повторенье, вращенье по кругу, ​​ лишь суета, безымянность, бездомность, мираж?

Волны, Марина, мы море! Звезды, Марина, мы небо!

Тысячу раз мы земля, мы весна, Марина, мы песня,

радостный льющийся гром жаворонка в вышине.

Мы начинаем, как он, - осанной, но темная тяжесть

голос наш клонит к земле и в плач обращает наш гимн.

Плач... Разве гимну не младший он брат - но склоненный?

Боги земли - они тоже хотят наших гимнов, Марина.

Боги, как дети, невинны и любят, когда мы их хвалим.

Нежность, Марина, - раздарим себя в похвалах.

Что назовем мы своим? Прикоснемся дрожащей рукою ​​ к хрупкому горлу цветка. Мне пришлось это видеть на Ниле.

Как спускаются ангелы и отмечают крестами двери невинных, так и мы - прикасаемся только к вещам: вот эту не троньте.

Ах, как мы слабы, Марина, отрешены - даже в самых

чистых движеньях души. Прикоснуться, пометить - не больше.

Но этот робкий порыв, когда одному из нас станет

невмоготу, когда он возжелает деянья, - жест этот мстит за себя - он смертелен. И всем нам известна ​​ эта смертельная сила: ее сокровенность и нежность, ​​ и неземной ее дар - наделять нас, смертных, бессмертьем.

Небытие... Припомни, Марина, как часто

воля слепая влекла нас сквозь ледяное преддверье

новых рождений... Влекла - нас? Влекла воплощенное зренье, ​​ взгляд из-под тысячи век. Всего человечьего рода ​​ сердце, что вложено в нас. И как перелетные птицы, ​​ слепо тянулись мы к дальней невидимой цели.

Только нельзя, Марина, влюбленным так много

знать о крушеньях. Влюбленных неведенье - свято.

Пусть их надгробья умнеют и вспоминают над темной

сенью рыдающих крон, и разбираются в прошлом.

Рушатся только их склепы; они же гибки, как лозы,

их даже сильно согнуть значит сделать роскошный венок.

Легкие лозы на майском ветру! Неподвластны

истине горького «Вечно», в которой живешь ты и дышишь.

(Как я тебя понимаю, о женский цветок на том же

неопалимом кусте! Как хочу раствориться в дыханье

ветра ночного и с ним улететь до тебя!)

Каждый из нас, уверяли боги, - лишь половина.

Мы ж налились дополна, как полумесяца рог.

Но и когда на ущербе, когда на исходе, -

цельность сберечь нашу может лишь он - одинокий,

гордый и горестный путь над бессонной землею.

9 июня 1926

(перевод А. Карельского)

Не найти в оригинале, но искать буду.

25  ​​ ​​ ​​​​ На юбилейном шоу «Motown 25: Yesterday, Today, Forever» ​​ Майкл Джексон впервые продемонстрировал свою знаменитую «лунную походку».

Я влюблен или нет?

Не могу понять?

Кажется, я люблю саму трудность жизни, ее первозданный хаос.

27  ​​ ​​​​ Poem by Ezra Pound

Histrion

No man hath dared to write this thing as yet,

And yet I know, how that the souls of all men great

At times pass athrough us,

And we are melted into them, and are not

Save reflexions of their souls.

Thus am I Dante for a space and am

One Francois Villon, ballad-lord and thief,

Or am such holy ones I may not write

Lest blasphemy be writ against my name;

This for an instant and the flame is gone.

'Tis as in midmost us there glows a sphere

Translucent, molten gold, that is the “I”

And into this some form projects itself:

Christus, or John, or eke the Florentine;

And as the clear space is not if a form’s

Imposed thereon,

So cease we from all being for the time,

And these, the Masters of the Soul, live on.

31  ​​ ​​​​ Рейган отдаёт распоряжение приостановить поставки американских истребителей F-16 Израилю до тех пор, пока из Ливана не будут полностью выведены израильские войска.

Апрель

1  ​​ ​​ ​​​​ СССР:  ​​​​ создание Антисионистского комитета советской общественности (АКСО).

В этом году заканчиваю университет.

О чём думаю, кого люблю?

Почему люблю ​​ прекрасные тени кино?

Обожаю Жана-Луи Барро (кое-что из его прозы переводил для театра Полунина), а вслед за ним его жену Мадлен Рено. Он - высокий, изящный, умный, она с огромным внутренним достоинством, врождённым чувством сцены.

Видел его пять раз в «Детях райка» Марселя Карне, и этот образ уже не оставляет меня.

Могу себе представить, как он и играют «О, эти прекрасные дни» Беккета: она насмешливо торжественна, а он что-то такое мычит.

Как бы хотел, чтоб мои знакомые артисты пантомимы «Лицедеи» поставили эту пьесу, а не гнали б ​​ отсебятину денег ради.

2 ​​ В этот день 2 апреля 1928 года Ходасевич пишет Вишняку:

Милый Марк Веньяминович,

спасибо за статью Струве. Получил ее вчера, выходя из дому, чтобы ехать в Версаль. Она уже у меня была - но «не дорог твой подарок, дорога твоя любовь».

А для «Современных Записок» я все-таки не смогу написать статью. Я бежал из Парижа, чтобы очухаться и написать о Нине Петровской для «Возрождения» и для уплаты за квартиру.

Нина Ник. в Париже. В экстренных случаях пишите ей, она тотчас даст мне знать. Хотя случиться, кажется, нечему.

Вернувшись, начну «новую жизнь». Я думал - эмиграция хочет бороться с большевиками. Она не хочет. Быть так. Я не Дон-Кихот.

Я думал, эмиграция хочет делать литературу. Она не хочет - или не может. Опять же - я не Воронов. И не обезьяна, это главное.

Я возился с «молодежью». Но вижу, что эмигркульт не лучше пролеткульта.

Я думал, что Мережковские... А вижу, что Мережковские... Каюсь, другие были прозорливее {Хотя: Блок, Белый, даже Бунин - сидели червяками на этой удочке, как и я.}.

Баста. Отныне живу и пишу для себя, а на чужие дела сил и жизни не трачу. Ей-Богу, одно хорошее стихотворение нужнее и Господу угоднее, чем 365 (или 366) заседаний «Зеленой Лампы».

Словом - Вы теперь меня не узнаете. Говорю это очень серьезно.

Я здесь пробуду с неделю. А пишу это Вам потому, что чувства мои к Вам неизменно отличные. Передайте выражение таких же Марии Абрамовне.

Ваш В. Ходасевич.

Марк Вениами́нович Вишня́к; 2 января 1883, Москва - 31 августа 1976, Нью-Йорк) - российский юрист, публицист. Член партии социалистов-революционеров с 1905 г. Известный деятель культуры русского зарубежья

Рец. Г. Струве «Тихий ад» напечатана в варшавской газ. «За свободу» (1928. 2 марта). Струве писал: «Ходасевич сочетает жуткий, цинический реализм с какой-то страшной фантастикой, напоминая и тем и другим Бодлера.

<...> Стихи «Европейской ночи», по строению резко отличные от стихов «Тяжелой лиры» - те гораздо ровней, размеренней, эти отрывисты, переболтаны, почти судорожны в своем ритме, - таят в себе и глубокое внутреннее отличие. Устремленный к духовному поэт, отчаявшись «прободать прозрачную, но прочную плеву», обратился вновь к миру, но не с тем, чтобы принять его, а чтобы еще пуще его заклеймить, избичевать, обрушить на него всю свою злобу и ненависть. Поэзия «Европейской ночи» - страшная и жуткая - это подлинная поэзия разложения, распада, тления. Поэт клеймит пошлость мира, но вместе с тем с каким-то сладострастием в ней купается». Критик спрашивал: «Не есть ли эта поэзия разложения начало разложения поэзии?»

С. А. Воронов - автор кн. «О продлении жизни» (М., 1923), рассказал об опытах по пересадке щитовидной железы обезьяны больным людям. Он видел в этом способ продления жизни человека, сохранения интеллекта и трудоспособности.

​​ О «Зеленой лампе» и разногласиях Ходасевича с ее духовными «вождями» Д. Мережковским и З. Гиппиус см. коммент. к статье «Подземные родники».

3  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Интересный ​​ пример заклинания, обращения ​​ к универсуму:

Мандельштам:

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,

За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда...

Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,

Чтобы в ней к рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,

Я - непризнанный брат, отщепенец в народной семье -

Обещаю построить такие дремучие срубы,

Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи,

Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду, -

Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе

И для казни петровской в лесах топорище найду.

3 мая 1931.

О чем это стихотворение?

Его можно понять только как сон.

Если бы мне вот так прекрасно расправляться с собственными снами!

4  ​​​​ Эрмитаж, мое святое, намоленное место.

Искусство Венеции 18 в. Тьеполо.

5  ​​​​ Алексей Кручёных

Я жрец я разленился

к чему все строить из земли

в покои неги удалился

лежу и греюсь близ свиньи

на теплой глине

испарь свинины

и запах псины

лежу добрею на аршины.

Какой-то вестник постучался

разбил стекло -

с постели приподнялся

вдали крыло

и кажется мелькнуло

сурово-милое плечо

то перст или мигуло

иль уст свеча.

Мозгам вареным страшно

куда сокрылся он

как будто в рукопашной

с другим упал за небосклон

иль прозвенело серебро

в лучах невидимых

что вечно не старо

над низкой хижиной.

Тут вспомнилась чиная

что грозноуста

смотрит обещая

дни мясопуста

и томной грустью жажды

томиться сердце стало

вздохну не раз не дважды

гляжу в светало

гроза ли грянет к ночи

весенний студень глины

и вянет кочень

среди долины

он видел глаза какие

в жерлах ресничных плит

ну что ж! сто солнц спеки я

но уж, змея шипит

я строгий запах крылий

запомнил но с свининой

но тихо тихо вылей

чугун души кувшинный

(1913)

Ничего не вышло с моими переводами для Полунина: за них так и не заплатили - и ушёл из театра, вернулся к любимым теням.

Xорошо бы любить живых людей, да не получается! ​​ 

Словно поняв это, ​​ любимые тени любят, ищут меня.

Мама жива, она надеется меня встретить, - и когда её вижу, долго рассказываю, как её люблю.

Крик мальчика из «Жестяного барабана» разбивает мои стёкла, в гости приходит негр из «Страх съедает душу» Фассбиндера, а то ворвётся одиночество из фильмов Антониони и сладко укутает.

Парад смертей в «Большой жратве» Феррери всегда наяву.

Почему эти образы переполняют меня? Может, потому, что столько русских, как я, с надеждой взирают на Европу.

А Достоевский?!

Он считал себя самым русским писателем, почвенником, и в Европе его считают столь же своим классиком, как я русским.

Блок, как и весь Серебряный Век, вдохновлялся Ницше.

И Ницше, и Блок видели в себе Бога, -

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Пред ликом Родины суровой

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Я закачаюсь на кресте

но Блоку это воплощение давалось труднее, ведь в цивилизованном мире человек изначально мыслит себя, прежде всего, пред Ним, а уж потом пред другими людьми.

7  ​​ ​​ ​​​​ Полёт космического челнока Челленджер STS-6. Астронавты Стори Мюсгрейв и Дональд Петерсон, впервые за программу «Спейс Шаттл» совершили выход в открытый космос (продолжительностью 4 часа 10 минут).

8  ​​​​ Боже мой!

Так милая Аверина – жена Бориса Аверина?!

Невероятно.

Она так мила, а он – просто черт с рогами.

Сухощавый, неприятный черт.

Бывают черти приятными, но не этот.

9  ​​ ​​ ​​​​ Мои разводы показали, насколько это опасно: жить среди людей: тебе изобразят любовь, а потом будут с тобой бороться.

10  ​​ ​​ ​​​​ Американский план м

ирного урегулирования на Ближнем Востоке терпит крах после того, как мирные переговоры покидают представители Иордании.

Теракт Абу Нидаля.

Лиссабон, Португалия:  ​​​​ на социалистической международной конференции убит представитель ООП Иссам Сартави.

11  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Испании 17 в.

Козьма Прутков. Проект: о введении единомыслия в России. 1859:

«Собственное» мнение!.. Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства?! Откуда оно возьмется? На чем основано?

12  ​​ ​​ ​​​​ Впервые мэром Чикаго избран афроамериканец - Гарольд Вашингтон.

15  ​​ ​​ ​​​​ Открыт первый Диснейленд за пределами США в Токио.

18  ​​ ​​ ​​​​ Взрыв в посольстве США в Бейруте.

Эрмитаж.

Искусство Фландрии 17 в. Рубенс.

22  ​​ ​​ ​​​​ Уже два дня - ​​ пилотируемый полёт советского космического корабля Союз Т-8.

24  ​​ ​​ ​​​​ Военное правительство Турции даёт разрешение на создание в стране политических партий, но оставляет в силе запрет на деятельность 150 ведущих политиков.

25 ​​ Эрмитаж.

Искусство Фландрии 17 в. Ван Дейк, Йордане, Снейдерс.

Май

1  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Больше никогда ​​ не пойду на первомайскую демонстрацию.

Из ​​ шестидесятых ​​ я ​​ все еще ​​ вижу гордо реющие знамена и слышу радостные крики.

Это была настоящая радость, которая была столь редка, - а потому она так и помнится.

2 ​​ Запойно читаю стихи ​​ Владислава Ходасевича.

Например:

 ​​​​ 

Уединение

Заветные часы уединенья!

Ваш каждый миг лелею, как зерно;

Во тьме души да прорастет оно

Таинственным побегом вдохновенья.

В былые дни страданье и вино

Воспламеняли сердце. Ты одно

Живишь меня теперь - уединенье.

С мечтою - жизнь, с молчаньем - песнопенье

Связало ты, как прочное звено.

Незыблемо с тобой сопряжено

Судьбы моей грядущее решенье.

И если мне погибнуть суждено -

Про моряка, упавшего на дно,

Ты песенку мне спой - уединенье!

Интересно, что вторая строфа откровенно пустовата.

Но – красиво пустовата.

Она как бы механистична, как бы пробуксовывает.

Поэт ухватил момент, когда классичность остановилась и задыхается: она больше не может бежать вперед.

3 ​​ Настоящий герой Союза - Маргарет Тэтчер: эта англичанка всех восхищает.

4  ​​ ​​ ​​​​ Власти Ирана объявляют о запрете деятельности Народной партии Ирана Туле (коммунистической ориентации) и высылают из страны 18 советских дипломатов.

Президент США Рейган заявляет о поддержке никарагуанских «контрас» в их борьбе за свержение сандинистского правительства.

Умер Фёдор Абрамов, русский советский писатель.

Деревенщик.

Какая же это утрата для Рощина, лужского писателя: они же корешились!

Рассказывал мне по пьянке, как Абрамов его по дружбе печатал.

И сам Абрамов был партийным боссом.

Потому легко и печатался.

В Луге Рощина все считали нахлебником жены.

Так прямо и говорили, что она его содержит.

Захребетник, мол.

Кстати, содержать было и не так трудно: она работала на мясокомбинате.

А меня-то как отшил!

Он дал мне слишком ясно понять, что я для него – просто сумасшедший!

Пригласил в дом – и сразу стало ясно, что всем верховодит жена.

Ясно, ​​ хоть он сам как бы хитро улыбался.

5  ​​​​ Осип Мандельштам

Ариост

Во всей Италии приятнейший, умнейший,

Любезный Ариост немножечко охрип.

Он наслаждается перечисленьем рыб

И перчит все моря нелепицею злейшей.

И, словно музыкант на десяти цимбалах,

Не уставая рвать повествованья нить,

Ведёт туда-сюда, не зная сам, как быть,

Запутанный рассказ о рыцарских скандалах.

На языке цикад пленительная смесь

Из грусти пушкинской и средиземной спеси -

Он запирается, с Орландом куролеся,

И содрогается, преображаясь весь.

И морю говорит: шуми без всяких дум,

И деве на скале: лежи без покрывала...

Рассказывай еще - тебя нам слишком мало,

Покуда в жилах кровь, в ушах покуда шум.

О город ящериц, в котором нет души, -

Когда бы чаще ты таких мужей рожала,

Феррара чёрствая! Который раз сначала,

Покуда в жилах кровь, рассказывай, спеши!

В Европе холодно. В Италии темно.

Власть отвратительна, как руки брадобрея,

А он вельможится всё лучше, всё хитрее

И улыбается в крылатое окно -

Ягненку на горе, монаху на осляти,

Солдатам герцога, юродивым слегка

От винопития, чумы и чеснока,

И в сетке синих мух уснувшему дитяти.

А я люблю его неистовый досуг -

Язык бессмысленный, язык солено-сладкий

И звуков стакнутых прелестные двойчатки...

Боюсь раскрыть ножом двустворчатый жемчуг.

Любезный Ариост, быть может, век пройдёт -

В одно широкое и братское лазорье

Сольем твою лазурь и наше черноморье.

...И мы бывали там. И мы там пили мёд...

4 - 6 мая 1933

50 лет назад. Вот что наследую!

Власть отвратительна, как руки брадобрея.

6  ​​ ​​ ​​​​ Из дневника Андрея Тарковского в этот день 6 мая 1983 года:

Вчера ужин с приехавшими смотреть «Ностальгию» Суриковым и Мамиловым. Оплывшие лица с испуганными глазами. Нарымов тоже был какой-то перепуганный, правда, все это к концу вечера сгладилось. Суриков еще раз мне напомнил, что есть идея делать «Достоевского» с Понти. Хотя совершенно неизвестно, в какой степени он будет участвовать в этой постановке. Я не преминул высказаться по поводу Бондарчука и его нынешней роли в Канне. Пио De Berti сказал что французы выставили четыре (!) своих фильма и рвутся к Гран-при. Мамилов (сидевший рядом с Ларисой) сказал ей, что он, несмотря ни на что, «держит для меня место в плане». Я должен зависеть от того, «держит» для меня Мамилов «место» или не «держит»!

Сейчас все сконцентрировалось в последней неделе мая: и разговор с Ермашом, и поиски квартиры, и Канн, и контракты, и soggiorno ((вид на жительство! Но tasso soggiorno – то, что платит турист в гостинице каждый день сверх нормы)) на проживание в Риме. Всё-всё! Как странно...

Да, забыл... Суриков говорил также о том, что они просят копию фильма в Москву в конце июня. С тем, чтобы показать его на Московском фестивале. Вот тут-то мне и стало все ясно. Что все это вранье - и по поводу «Достоевского», и по поводу Понти, и тем более по поводу «Ностальгии» в Москве. Сказать так, не видя фильма! - разговор в высшей степени странный, фантастический, и здесь, конечно, Суриков, как говорится, погорячился.

Приехала Ольга Суркова с молодым человеком, «пожертвовавшим» своей невестой для Димы (мужа Ольги), на его машине. Потом едут в Канн.

Смотрел первую копию «Ностальгии». Плохо, и что-то со звуком. Очень тихо. Надо выяснить.

Сейчас для нас с Ларой самый главный вопрос, убраться куда-нибудь из Рима и отсидеться там до получения ответа из Москвы. Надо девать куда-нибудь мебель и вещи и уехать. Ездили с Ариеном, Ольгой и Ларой в S. Gregorio. Франко Т. с братом возил нас показывать дом. Многое можно сделать. Но: 50 млн первый взнос и 30 млн за строительство. Где взять денег. Анна-Лена?

Я совершенно не смог бы жить, если бы знал пророчество о собственной жизни. Видимо, жизнь теряет всякий смысл, если я знаю, как она кончается, – я имею в виду, естественно, свою личную судьбу. В этой детали есть какое-то невероятное, нечеловеческое благородство кого-то, перед кем человек чувствует себя младенцем, беззащитным и охраняемым одновременно. Это сделано для того, чтобы знание наше было неполным, для того, чтобы не осквернять бесконечность, чтобы оставить надежду. Незнание – оно благородно. Знание – вульгарно.

7  ​​​​ Вспоминаю вечер Александра Володина: он поразил своим холодом. ​​ Мне ​​ особенно неприятно, что холод был искренний.

Другой Александр: ​​ Хочинский - мог сходу растрогать любого!

Мне хотелось понравиться Володину: чтобы поговорить, - но он меня шуганул, как букашку.

Тоже полезно.

Говорят, на многих «теплых» володинских вечерах пел именно Хочинский: именно он наполнял вечера эмоционально: своим отношением к Володину и его текстам.

Хочинский – такой живой, - а Володин громыхал своими комплексами!

Это не отрицает его таланта драматурга.

Он – большой талант, а Хочинский – маленький. Володин – для России, а Хочинский – для теплой умной компании.

На ​​ вечере Володина ​​ не было ни одной живой фразы.

Запомнилось такое: «Был я на Ленфильме. Мне мой друг говорит: Тебя эта баба усекла».

Вот и все!!  ​​​​ Чего-то бубукал, чего-то мямлил.

Почему-то вспомнил сейчас, когда в моей жизни столько неясного.

10  ​​ ​​​​ С какой любовью преподаватель ЛГУ, красивая женщина, рассказывала о Хемингуэе! Потребовала прочесть и «Кошку под дождем» Хэмингуэя, и «Мост через Совиный ручей»… я с восторгом перечел всю рекомендованную литературу, что была в брошюре. Конечно, ни Джойса. Ни Кафки. Боже упаси. ​​ Идеологические требования.

А вот на наших авторов таких больших чувств не нашлось. «Рождественского, Евтушенко, Вознесенского не читайте: эстрадная поэзия».

Да, скоро покину ЛГУ, а ведь с этим университетом связано так много! Десять лет жизни! Как вернулся из армии, так и приник к этому роднику.

12  ​​​​ Илья Эренбург, 1912:

Так ждать, чтоб даже память вымерла,

Чтоб стал непроходимым день,

Чтоб умирать при милом имени

И догонять чужую тень,

Чтоб не довериться и зеркалу,

Чтоб от подушки утаить,

Чтоб свет своей любви и верности

Зарыть, запрятать, затемнить,

Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,

Чтоб вздох и тот зажать в руке.

Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал

Горячий ветер на щеке.

14  ​​ ​​ ​​​​ Опять записи скрипачки Софии Муттер довели до слез.

Как же хорошо, что Гурьев любит такую музыку.

Если есть мера индивидуальности, то высшую ступень  ​​​​ я все же присудил бы Рихтеру.

Именно Рихтер указывает на важность нормы, которая раскрывается в игре Муттер.

А как прекрасно дрожит, трепещет ​​ на грани нормы Каллас!

У Рихтера преобладает мысль, у Каллас - чувство.

16  ​​​​ ВАРЛАМ ШАЛАМОВ

Я беден, одинок и наг,

Лишен огня.

Сиреневый полярный мрак

Вокруг меня.

Я доверяю бледной тьме

Мои стихи.

У ней едва ли на уме

Мои грехи.

И бронхи рвет мои мороз

И сводит рот.

И, точно камни, капли слез

И мерзлый пот.

Я говорю мои стихи,

Я их кричу.

Деревья, голы и глухи,

Страшны чуть-чуть.

И только эхо с дальних гор

Звучит в ушах,

И полной грудью мне легко

Опять дышать.

Чудесно! Он умер в прошлом году. ​​ Годы его жизни: 18 июня 1907 - 17 января 1982

Это стихи современного каторжника. Да, ничего не меняется.

17  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Ливан, Израиль и США подписали соглашение о выводе израильских войск из Ливана.

18  ​​ ​​​​ Циприан Норвид. Перевод с польского Д. Самойлова.

Что ей сказать?

Что ей сказать?… Ах, что на ум взбредёт,

Не размышляя ни минутки.

Ну, например, что полный оборот

Земного шара - это сутки.

Что шар земной несется в небесах

Не зная постоянства,

Что слышен скрип веков на полюсах,

Что время тяготит пространство,

Что год - не есть простой круговорот

Покоя и движенья,

И что не только лишь мгновеньям счет

Ведёт сердцебиенье!

Сказать ей это…

… перейти к погоде,

Где холод, где тепло - и отчего…

Потом два слова о последней моде…

И больше ничего.

20 ​​ Часто читаю себе нотации. Вот пример одной:

Ты что же, скотина, зубы не чистишь? ​​ Или соседство бывшей жены ​​ заставляет тебя так деградировать?! ​​ О, не дури, не дури!

25  ​​ ​​ ​​​​ США объявляют о согласии на продажу Китаю высокотехнологичного оборудования.

26  ​​ ​​​​ Землетрясение и цунами на севере Хонсю, Япония, погибло 104 человека, ранено 163.

Владимир Маяковский

Лиличка! Вместо письма

Дым табачный воздух выел.

Комната -

глава в крученыховском аде.

Вспомни -

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

День еще -

выгонишь,

может быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезумлюсь,

отчаяньем иссечась.

Не надо этого,

дорогая,

хорошая,

дай простимся сейчас.

Все равно

любовь моя -

тяжкая гиря ведь -

висит на тебе,

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят -

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон -

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он

любимую на деньги б и славу выменял,

а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек...

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться,

жадно дыша?

Дай хоть

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

26 мая 1916 г. Петроград

27 ​​ Лапченко прочел мою дипломную работу «Особенности прозы Василя Быкова» и – доволен!

Меня так это потрясло, что мы разговорились как настоящие друзья.

В порыве доверия я всучил ему ​​ мой роман «Любовь на свежем воздухе».

В душе я уверен, что роман не получился, но тем больше жду хотя бы снисходительной похвалы.

А сюжет?

Она врач, он композитор.

Заниматься любовью ездят в Репино, в мои любимые места.

Она сбегает перед операцией домой и умирает ночью, рядом с мужем.

28  ​​ ​​ ​​​​ Саммит глав Большой семёрки в Вильямсбурге, Вирджиния.

Мама умерла восемь лет ​​ назад. Я не могу об этом написать брату или какому-то другому родственнику: я заранее понимаю, что ответа не будет. ​​ Я не вижу ни Кристину, ни Женю, моих детей.

29  ​​ ​​​​ Но что я написал?

«Дипломная работа на тему: ​​ Вопросы художественного своеобразия повестей ​​ Василя Быкова».

Вот кусочек из сорокастраничного опуса:

«Сотников».

Особенность повести, увидевшей свет в 1970ом году, - в существовании конгениального кинопроизведения, фильма Ларисы Шепитько «Восхождение» (1975). В целом мы придерживаемся хронологического порядка при анализе ​​ повестей, но при исследовании данной повести мы отступили от общего правила: «Сотников» - наиболее известное произведение Быкова, и всемирную известность оно получило дважды: как литературное произведение и как кинематографическое. Характер нашего исследования этой повести - сопоставительный.

Сам писатель сказал о киноверсии: «Мои книги ​​ часто попадают в театр или экранизируются. Но часто неудачно. Это не мои ошибки. Я думаю, более удачна экранная версия «Сотникова»…  ​​ ​​ ​​​​ Работу Шепитько характеризует, прежде всего, ​​ психологическая проницательность. Она не столько записала историю характеров, как она была в моей повести, но ​​ углубила драматизм характеров и ситуаций».

30  ​​​​ Самое ​​ главное, что я писал о Быкове с вдохновением! ​​ Честный писатель в море советских «десятитысячников», в болоте приспособленцев. Как ни уважаю Слепухина, в его прозе не получается пронзительной боли, - а ведь она разлита в самом воздухе нашей эпохи!

Июнь

1  ​​ ​​ ​​​​ Поехал в Лугу и там долго кружил по местам детства.

Присел что-то написать в заготовленный листок недалеко от госпиталя.

Сразу пришли солдаты, арестовали и отвели в проходную этой слишком знакомой больницы.

Я столько раз проходил через нее с мамой!

Прапорщик недоверчиво выслушал мои объяснения, потом яростно смял листок, на котором я ничего не успел написать, - и меня отпустили.

Мне слишком прямо напомнили, где я нахожусь.

2  ​​ ​​ ​​​​ Самая известная песня за наши советские времена?

Да вот она:

Приходите свататься,

Я не буду прятаться.

Я – невеста неплоха,

Выбираю жениха.

Вот идеология коммунистической веры – христианская: «Плодитесь и ​​ размножайтесь». Эта залихватская озорная песня только злит.

3 ​​ Торжественный «Юбилейный гимн» ​​ Горация был исполнен в храме Аполлона Палатинского хором из 27 юношей и 27 девушек 3 июня 17 до н. э.

Это было ровно ​​ две тыщи лет назад!!!

Венедикт Ерофеев, «Москва – Петушки»:

- «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало - и ни разу не видел Кремля.

Вот и вчера опять не увидел, - а ведь целый вечер крутился вокруг тех мест, и не так чтоб очень пьян был: я, как только вышел на Савеловском, выпил для начала стакан зубровки, потому что по опыту знаю, что в качестве утреннего декохта люди ничего лучшего еще не придумали.

Так. Стакан зубровки. А потом - на Каляевской - другой стакан, только уже не зубровки, а кориандровой. Один мой знакомый говорил, что кориандровая действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, ослабляет душу. Со мной почему-то случилось наоборот, то есть душа в высшей степени окрепла, а члены ослабели, но я согласен, что и это антигуманно. Поэтому, там же, на Каляевской, я добавил еще две кружки жигулевского пива из горлышка альб-де-дессерт.

Вы, конечно, спросите: а дальше, Веничка, а дальше - что ты пил? Да я и сам путем не знаю, что я пил. Помню - это я отчетливо помню - на улице Чехова я выпил два стакана охотничьей. Но ведь не мог я пересечь Садовое кольцо, ничего не выпив? Не мог. Значит, я еще чего-то пил.

А потом я пошел в центр, потому что это у меня всегда так: когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал. Мне ведь, собственно и надо было идти на Курский вокзал, а не в центр, а я все-таки пошел в центр, чтобы на Кремль хоть раз посмотреть: все равно ведь, думаю, никакого Кремля не увижу, а попаду прямо на Курский вокзал.

Обидно мне теперь почти до слез. Не потому, конечно, обидно, что к Курскому вокзалу я так вчера и не вышел. (Это чепуха: не вышел вчера - выйду сегодня). И уж, конечно, не потому, что проснулся утром в чьем-то неведомом подъезде (оказывается, сел я вчера на ступеньку в подъезде, по счету снизу сороковую, прижал к сердцу чемоданчик - и так и уснул). Нет, не потому мне обидно. Обидно вот почему: я только что подсчитал, что с улицы Чехова и до этого подъезда я выпил еще на шесть рублей - а что и где я пил? и в какой последовательности? во благо ли себе я пил или во зло? Никто этого не знает, и никогда теперь не узнает. Не знаем же мы вот до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или же наоборот?

Что это за подъезд? я до сих пор не имею понятия; но так и надо. Все так. Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.

Я вышел на воздух, когда уже рассвело. Все знают - все, кто в беспамятстве попадал в подъезд, а на рассвете выходил из него - все знают, какую тяжесть в сердце пронес я по этим сорока ступеням чужого подъезда и какую тяжесть вынес на воздух.

Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - ничего. Вот - аптека, видишь? А вон - этот пидор в коричневой куртке скребет тротуар. Это ты тоже видишь. Ну вот и успокойся. Все идет как следует. Если хочешь идти налево, Веничка, иди налево, я тебя не принуждаю ни к чему. Если хочешь идти направо - иди направо.

Я пошел направо, чуть покачиваясь от холода и от горя, да, от холода и от горя. О, эта утренняя ноша в сердце! О, иллюзорность бедствия. О, непоправимость! Чего в ней больше, в этой ноше, которую еще никто не назвал по имени? Чего в ней больше: паралича или тошноты? Истощения нервов или смертной тоски где-то неподалеку от сердца? А если всего поровну, то в этом во всем чего же все-таки больше: столбняка или лихорадки?

Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - закройся от ветра и потихоньку иди. И дыши так редко, редко. Так дыши, чтобы ноги за коленки не задевали. И куда-нибудь да иди. Все равно куда. Если даже ты пойдешь налево - попадешь на Курский вокзал; если прямо - все равно на Курский вокзал; если направо - все равно на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть. - О тщета!

О, эфемерность! О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа - время от рассвета до открытия магазинов! Сколько лишних седин оно вплело во всех нас, в бездомных и тоскующих шатенов! Иди, Веничка, иди».

Но какой же странный текст! При внешней примитивности в нем есть одуряющая ​​ красота свободы. ​​ Вот чего нет у деревенщиков!

5  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В  ​​​​ Ульяновске теплоход «Александр Суворов» врезается в пролёт моста, по которому шёл товарный поезд.

Этот пролёт не был предназначен для судоходства (не имел достаточной высоты для прохода под ним судов) и четвёртую палубу теплохода полностью снесло.

Погибли не менее 176 человек.

6  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Мой дипломный руководитель Лапченко прочел мой роман «Любовь на свежем воздухе» и обещает о нем поговорить после защиты диплома. Сам-то я считаю роман плохим. Не справился!

9  ​​ ​​ ​​​​ На парламентских выборах в Великобритании победу одержали консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер.

13  ​​ ​​​​ Пионер-10 стал первым искусственным объектом покинувшим пределы солнечной системы.

15  ​​ ​​ ​​ ​​​​ На июньском пленуме ЦК КПСС из состава ЦК выведены Н. А. Щёлоков и С. Ф. Медунов.

16  ​​ ​​​​ Папа римский Иоанн Павел II прибывает с официальным визитом в Польшу, где ведёт переговоры с генералом Ярузельским и Лехом Валенсой.

Диплом получен!!

После диплома ​​ Лапченко ​​ пригласил меня домой.

Он похвалил мой роман, но куда больше поразила эта удивительная супружеская пара! ​​ Его жена выдала суп необычайно вкусный, они приняли меня как родного.

Просто сразили.

18  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Челленджер STS-7: Салли Райд стала первой американкой совершившей космический полёт.

Без сожаления покидаю советский университет: ​​ связан с русской культурой и без него.

Люблю русский язык не потому, что на нём написаны учебники: он пришёл вместе с Природой, с тем лесом, что был рядом с моим домом.

Чудилось, язык - мой личный бог, он прячется от людей в лесах и в книгах, ​​ - и это чужие люди приходят в мои книги, в мои леса, чтобы их завоевать, отнять у меня.

Язык - это как воздух, как сама жизнь, ​​ - и мне лишь остаётся склониться пред огромностью происходящего и выражать его.

Я примитивен рядом с этой естественной мощью!

19  ​​ ​​ ​​​​ ДР Быкова

Василь Быков

Сотников

Рыбак, ​​ оставшись ​​ с ​​ Сотниковым, ​​ не ​​ очень ​​ уверенно ​​ подвел ​​ его  ​​​​ к ​​ последнему под аркой чурбану и остановился. Как раз над ​​ ними ​​ свешивалась ​​ новенькая, как и остальные, пеньковая удавка с узковато затянутой ​​ петлей, тихонько раскручивающейся вверху. «Одна на двоих», - почему-то ​​ подумалось ​​ Сотникову, хотя было очевидно, что эта петля для него. Надо ​​ было ​​ влезать на чурбан. Он недолго помедлил ​​ в ​​ нерешительности, ​​ пока ​​ в ​​ сознании ​​ не блеснуло отчаянное, как ругательство: «Эх, была ​​ не ​​ была!». ​​ Бросив ​​ уныло застывшему ​​ Рыбаку: ​​ «Держи!», ​​ он ​​ здоровым ​​ коленом  ​​​​ стал  ​​​​ на  ​​​​ торец, ​​ свежезаслеженный грязным отпечатком чьей-то подошвы. ​​ Рыбак ​​ тем ​​ временем обеими руками обхватил подставку. Для равновесия ​​ Сотников ​​ слегка ​​ оперся ​​ локтем о его спину, напрягся и, сжав зубы, кое-как взобрался наверх.

 ​​ ​​​​ Минуту он тихо стоял, узко составив ступни на круглом нешироком ​​ срезе.

Затылок его уже ощутил шершавое, леденящее душу прикосновение петли. Внизу застыла широкая в полушубке спина ​​ Рыбака, ​​ заскорузлые ​​ его ​​ руки ​​ плотно ​​ облапили сосновую кору чурбана. «Выкрутился, сволочь!» - недобро, вроде бы

с завистью подумал про него Сотников и тут ​​ же ​​ усомнился: ​​ надо ​​ ли ​​ так?

Теперь, в последние мгновения жизни, он неожиданно ​​ утратил ​​ прежнюю ​​ свою ​​ уверенность в праве ​​ требовать ​​ от ​​ других ​​ наравне ​​ с ​​ собой. ​​ Рыбак ​​ был

неплохим партизаном, наверно, считался опытным старшиной в армии, ​​ но ​​ как человек и гражданин, ​​ безусловно, ​​ недобрал ​​ чего-то. ​​ Впрочем, ​​ он ​​ решил

выжить любой ценой - в этом все дело.

 ​​ ​​​​ Рядом все плакала, рвалась из рук ​​ полицаев ​​ Демчиха, ​​ что-то ​​ принялся читать по бумажке немец в желтых перчатках - приговор или, ​​ может, ​​ приказ

для согнанных жителей перед этой казнью. Шли ​​ последние ​​ минуты ​​ жизни, ​​ и ​​ Сотников, застыв на чурбане, жадным прощальным взглядом вбирал в себя весь ​​ неказистый, но такой привычный с самого детства вид ​​ местечковой ​​ улицы ​​ с пригорюнившимися  ​​​​ фигурами  ​​​​ людей,  ​​​​ чахлыми  ​​ ​​​​ деревцами,  ​​ ​​​​ поломанным штакетником, бугром намерзшего у ​​ железной ​​ колонки ​​ льда. ​​ Сквозь ​​ тонкие ветви ​​ сквера ​​ виднелись ​​ обшарпанные ​​ стены  ​​​​ недалекой  ​​​​ церквушки,  ​​​​ ее проржавевшая железная крыша без крестов на двух облезлых зеленых ​​ куполах.

Несколько узких окошек там были наспех ​​ заколочены ​​ неокоренным ​​ суковатым горбылем...

 ​​ ​​​​ Но вот рядом затопал кто-то ​​ из ​​ полицаев, ​​ потянулся ​​ к ​​ его ​​ веревке; ​​ бесцеремонные руки в сизых обшлагах поймали над ним петлю и, ​​ обдирая ​​ его ​​ болезненные, намороженные уши, надвинули ее на голову до ​​ подбородка. ​​ «Ну вот и все», - отметил Сотников и опустил взгляд вниз, ​​ на ​​ людей. ​​ Природа

сама по себе, она всегда без усилия добром и миром ложилась ​​ на ​​ душу, ​​ но ​​ теперь ему захотелось видеть людей. Печальным взглядом он ​​ тихонько ​​ повел

по их неровному настороженному ​​ ряду, ​​ в ​​ котором ​​ преобладали ​​ женщины ​​ и ​​ только изредка попадались немолодые мужчины, подростки, девчата - ​​ обычный

местечковый люд ​​ в ​​ тулупчиках, ​​ ватниках, ​​ армейских ​​ обносках, ​​ платках, самотканых свитках. Среди их безликого множества его внимание остановилось ​​ на тонковатой фигурке мальчика лет двенадцати в низко ​​ надвинутой ​​ на ​​ лоб старой ​​ армейской ​​ буденовке. ​​ Тесно ​​ запахнувшись ​​ в  ​​​​ какую-то  ​​​​ одежду, мальчонка глубоко в рукава вбирал свои озябшие руки и, видно было ​​ отсюда, дрожал от стужи или, ​​ может, ​​ от ​​ страха, ​​ с ​​ детской ​​ завороженностью ​​ на бледном, болезненном личике следя за происходящим ​​ под ​​ виселицей. ​​ Отсюда

трудно было судить, как он относится к ним, но Сотникову вдруг захотелось, чтобы он плохо о них не думал. ​​ И ​​ действительно, ​​ вскоре ​​ перехватив ​​ его

взгляд, ​​ Сотников ​​ уловил ​​ в ​​ нем ​​ столько ​​ безутешного ​​ горя ​​ и  ​​​​ столько сочувствия к ним, что не удержался и одними ​​ глазами ​​ улыбнулся ​​ мальцу ​​ -

ничего, браток.

Таков Василь! Да я рад, что написал диплом по такому литературному материалу!

Польское правительство предостерегает церковь от вмешательства в политику.

Как же поразил Лапченко человечностью.

Так вот взял, да и озарил всю мою университетскую жизнь!

Есть же добрые, нормальные люди!

24  ​​ ​​​​ Ясир Арафат выслан из Сирии.

Сирийские танки захватывают базы партизан из ООП на территории Ливана.

25  ​​​​ ДР Арсения  ​​​​ ТАРКОВСКОГО

Где вьюгу на латынь

Переводил Овидий,

Я пил степную синь

И суп варил из мидий.

И мне огнем беды

Дуду насквозь продуло,

И потому лады

Поют, как Мариула,

И потому семья

У нас не без урода

И хороша моя

Дунайская свобода.

Где грел он в холода

Лепешку на ладони,

Там южная звезда

Стоит на небосклоне.

1964

В свой день рождения в 1935 году поэт написал такой стих:

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,

Но все мне кажется, что розы на окне,

И не признательность, а чувство полной меры

Бывает в этот день всегда присуще мне.

А если я не прав, тогда скажи - на что же

Мне тишина травы и дружба рощ моих,

И стрелы птичьих крыл, и плеск ручьев, похожий

На объяснение в любви глухонемых?

26  ​​ ​​ ​​​​ Аббадо – 50!

Кла́удио Абба́до Claudio Abbado.

Родился ​​ 26 июня 1933, Милан.

Итальянский ​​ оперный и симфонический дирижёр и музыкальный деятель.

Родился  ​​​​ в семье известного скрипача Микеланджело Аббадо.

Окончив Миланскую консерваторию им. Верди, Аббадо в дальнейшем совершенствовался у Ханса Сваровски в Венской Академии музыки и исполнительского искусства.

В 1958 году он получил 1-ю премия на конкурсе дирижёров им. С. А. Кусевицкого в США.

1963 год: Первая ​​ премия и на конкурсе им. Д. Митропулоса.

В качестве оперного дирижёра Аббадо дебютировал в 1965 году на Зальцбургском фестивале с «Севильским цирюльником» Дж. Россини.

С ​​ 1971 - ​​ главный дирижёр и худрук театра «Ла Скала».

Так много его слушаем, а вот и отметил его день рождения ДР.

Вот дипломные страсти позади: диплом получен!

Я вдруг понял, что получил его только чудом.

А все дело - в выходке Аверина: он забраковал мою дипломную работу слишком поздно: когда у меня уже не оставалось времени написать другой диплом.

Он держал мою работу три месяца! Сказал бы раньше, что мой опус его не устраивает! ​​ Я мог остаться без диплома.  ​​​​ Боже мой!

27  ​​ ​​​​ Запуск советского космического корабля Союз Т-9.

28  ​​ ​​​​ Как же поразил самого себя, что от Дворцовой, от самого Эрмитажа, этой зимнего дома Екатерины, дошел до ее летней резиденции: дворца в Царском Селе!

Я, далекий потомок, с упорством повторил этот путь императрицы.

Словно коснулся самой Истории России.

Это получилось и прекрасно, и безумно сразу.

Как же хорошо, что ушел из академии, что свободен!

Могу ​​ себе позволить столь высокий поступок.

И какое же божество – лето: просто идешь, - а уже голова кружится от счастья.

Пишут, и Пушкин проходил этот огромный путь.

29  ​​​​ Циприан Норвид

1

Игра на нервах, общность настроенья,

Восторги, взлёт идей -

Бесспорно могут сплачивать людей:

Но общность совести рождается в боренье!

2

Скорее человек среди противоречий

С собой войдёт в разлад

И будет им разъят,

Чем той гармонии дождётся человечьей.

3

Уж лучше наблюдать в своём уединенье

Гармонию планет

Чредою долгих лет,

Чем что прочесть в глазах? - сердец

разъединенье!…

Перевод с польского Д. Самойлова

Июль

1  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Северокорейский самолёт Ил-62М, направлявшийся в Конакри (Гвинея), разбился в горах Фоута Джалл в Гвинее-Бисау. Погибли 23 человека.

Умер ​​ Ричард Фуллер, американский архитектор.

2  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Смерть Чехова ​​ в ночь с 1 на 2 июля 1904 года.

Жена Чехова Ольга Леонардовна:

В начале ночи Чехов проснулся и ​​ первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты - два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лед, чтобы положить на сердце умирающего...

А он с грустной улыбкой сказал:

- «На пустое сердце льда не кладут»...

Пришел доктор, Чехов велел дать шампанского.

Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки):

- «Ich sterbe».

Потом повторил для студента или для меня по-русски:

- «Я умираю».

Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:

- «Давно я не пил шампанского...»,

спокойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда».

5  ​​ ​​ ​​​​ Невероятная книга:

Чарльз Уильям Моррис. ​​ Основания теории знаков. ​​ Семиотика. Сборник переводов.

Под редакцией ​​ Ю. С. Степанова.

Москва. Радуга, 1982.

6 ​​ Певец ​​ Эдуард ​​ Хиль путает акценты, всегда уступая ​​ своей осточертевшей жизнерадостности.

«Кораблям не спится в порту» ​​ требует женского голоса.

Мария Пахоменко зовет в любовь: ласково, утонченно зазывает в это нежное царство.

Но что же я?

Я нашел это царство только в искусстве, но не в реальной жизни.

Но я все же нашел нежность – и это очень много.

8  ​​​​ Запущен советский спутник «Прогноз-9»: начало эксперимента РЕЛИКТ-1 по изучению реликтового излучения.

Гораздо ужаснее, что Неверов ​​ втягивает меня в свои запутанные фантазии.

Мы просто говорим - и вот его уносит черт знает, куда.

Но все - на грани приличий.

На грани, но не переступая грань.

Все как бы хорошо, но он вдруг залепечет, как безумный.

А просто сесть, поесть супу?

Это трудно.

Мне так хочется сказать:

- Олег Яковлевич, давайте сварим суп и съедим! И это будет хорошо для вас: я буду помнить не ваши жалкие фантазии о каких-то там мужиках, - но наш общий рассольник.

9  ​​ ​​​​ Он дает понять, что он меня хочет, - но разве я виноват?

Да, у меня есть яички, но я не хочу, чтобы их трогали.

Да, Олег Яковлевич, я – такой.

10  ​​ ​​​​ Лувр. Статуя писца. Египет, 2375 лет до н.э.

12  ​​ ​​​​ Признавая талант Юрия Антонова, я все же не могу слушать его песни: настолько слащавыми они кажутся.

Что Таривердиев, что Окуджава, что Антонов не отражают того ужаса любви, который мне открылся.

Они воспевают то, чего они не знают!

А как поют: плохо!

Только Магомаев доносит высокий смысл Песни, а прочие просто чирикают.

Что же мне любить Пьеху, если она, по сути, все поет одинаково?

Истинный драматизм в песню принесла Пугачева.

Только она.

Оттого так приятно ее слушать.

Если брожу по полям, в моей головенке носятся арии, а не эстрадные песенки.

Потому что правда – в них, а не в этой разгуляй-малине.

14  ​​​​ Любимые стихи Блока

Г. Гюнтеру

Ты был осыпан звездным цветом

Ее торжественной весны,

И были пышно над поэтом

Восторг и горе сплетены.

Открылось небо над тобою,

Ты слушал пламенный хорал,

День белый с ночью голубою

Зарею алой сочетал.

Но в мирной безраздумной сини

Очарованье доцвело,

И вот - осталась нежность линий

И в нимбе пепельном чело.

Склонясь на цвет полуувядший,

Стремиться не устанешь ты,

Но заглядишься, ангел падший,

В двойные, нежные черты.

И, может быть, в бреду ползучем,

Межу не в силах обойти,

Ты увенчаешься колючим

Венцом запретного пути.

Так, - не забудь в венце из терний,

Кому молился в первый раз,

Когда обманет свет вечерний

Расширенных и светлых глаз.

19 марта 1906

15  ​​ ​​ ​​​​ В ​​ Японии начались продажи игровой приставки Nintendo Entertainment System.

Сотрудник Института Литературы, встреченный случайно, на перроне, у отходящей электрички, предложил поступить в его некрасовский отдел - и я испугался: какой из меня некрасовед?

И потом, он смотрелся простым, хитроватым, замотанным дядькой, улыбка которого меня почему-то насторожила.

Если Николай Василич, то прощай и скитания, и свобода.

Нет, в мои тридцатъ мне уже не повернуть свою жизнь, эта река уже не изменит своё течение, всё, что могу - это изо дня в день побеждать своё маленькое осточертевшее я.

Так!

Мне не стать ни Набоковым, ни Буниным, которые впитали образность с молоком матери, но и я хочу своего пути, именно его, только его.

16  ​​ ​​ ​​​​ На островах Силли потерпел катастрофу вертолёт Sikorsky S-61, погибло 20 человек.

Комитет 9 государств Организации африканского единства призывает все иностранные государства воздержаться от вмешательства в гражданскую войну, которая началась в Чаде.

17 Борис Пастернак

Охранная грамота /фрагмент/

В конце Гендрикова у ворот стояли две пустые машины. Их окружала кучка любопытных.

В передней и столовой стояли и сидели в шапках и без шапок. Он лежал дальше, в своем кабинете. Дверь из передней в Лилину комнату была открыта, и у порога, прижав голову к притолоке, плакал Асеев. В глубине у окна, втянув голову в плечи, трясся мелкой дрожью беззвучно рыдавший Кирсанов.

Сырой туман оплакиванья прерывался и тут озабоченными разговорами вполголоса, как по окончании панихид, когда после густой, как варенье, службы первые слова, сказанные шепотом, так сухи, что кажутся произнесенными из-под полу и пахнут мышами. В один из таких перерывов в комнату осторожно прошел дворник со стамеской за сапожным голенищем и, вынув зимнюю раму, медленно и бесшумно открыл окно. На дворе раздевшись было еще вдрызг дрожко, и воробьи и ребятишки взбадривали себя беспричинным криком.

Выйдя на цыпочках от покойника, кто-то тихо спросил, послана ли телеграмма Лиле. Л. А. Г. ответил, что послали, Женя отвела меня в сторону, обратив вниманье на мужество, с каким Л. А. нес страшную тяжесть стрясшегося. Она заплакала. Я крепко сжал ее руку.

В окно лилось кажущееся безучастье безмерного мира. Вдоль по небу, точно между землей и морем, стояли серые деревья и стерегли границу. Глядя на сучья в горячащихся почках, я постарался представить себе далеко-далеко за ними тот маловероятный Лондон, куда отошла телеграмма. Там вскоре должны были вскрикнуть, простереть сюда руки и упасть без памяти. Мне перехватило горло. Я решил опять перейти в его комнату, чтобы на этот раз выреветься в полную досталь.

Он лежал на боку, лицом к стене, хмурый, рослый, под простыней до подбородка, с полуоткрытым, как у спящего, ртом. Горделиво ото всех отвернувшись, он даже лежа, даже и в этом сне упорно куда-то порывался и куда-то уходил. Лицо возвращало к временам, когда он сам назвал себя красивым, двадцатидвухлетним, потому что смерть закостенила мимику, почти никогда не попадающуюся ей в лапы. Это было выраженье, с которым начинают жизнь, а не которым ее кончают. Он дулся и негодовал.

Но вот в сенях произошло движенье. Особняком от матери и старшей сестры, уже неслышно горевавших среди собравшихся, на квартиру явилась младшая сестра покойного Ольга Владимировна. Она явилась требовательно и шумно. Перед ней в помещенье вплыл ее голос. Подымаясь одна по лестнице, она с кем-то громко разговаривала, явно адресуясь к брату. Затем показалась она сама и, пройдя, как по мусору, мимо всех до братниной двери, всплеснула руками и остановилась. «Володя!» - крикнула она на весь дом. Прошло мгновенье. «Молчит! - закричала она того пуще. - Молчит. Не отвечает. Володя. Володя!! Какой ужас!»

Она стала падать. Ее подхватили и бросились приводить в чувство. Едва придя в себя, она жадно двинулась к телу и, сев в ногах, торопливо возобновила свой неутоленный диалог. Я разревелся, как мне давно хотелось.

Так не могло плакаться на месте происшествия, где огнестрельную свежесть факта быстро вытеснил стадный дух драмы. Там асфальтовый двор, как селитрой, вонял обожествленьем неизбежности, то есть тем фальшивым городским фатализмом, который зиждется на обезьяньей подражательности и представляет жизнь цепью послушно отпечатляемых сенсаций. Там тоже рыдали, но оттого, что потрясенная глотка с животным медиумизмом воспроизводила судорогу жилых корпусов, пожарных лестниц, револьверной коробки и всего того, от чего тошнит отчаяньем и рвет убийством.

Сестра первою плакала по нем своей волей и выбором, как плачут по великом, и под ее слова плакалось ненасытимо широко, как под рев органа.

Она же не унималась. «Баню им! - негодовал собственный голос Маяковского, странно приспособленный для сестрина контральто. - Чтобы посмешнее. Хохотали. Вызывали. - А с ним вот что делалось. - Что же ты к нам не пришел, Володя?» - навзрыд протянула она, но, тотчас овладев собой, порывисто пересела к нему ближе. «Помнишь, помнишь, Володеичка?» - почти как живому вдруг напомнила она, стала декламировать:

И чувствую, «я» для меня мало,

Кто-то из меня вырывается упрямо.

Алло!

Кто говорит?! Мама?

Мама! Ваш сын прекрасно болен.

Мама! У него пожар сердца.

Скажите сестрам, Люде и Оле,

Ему уж некуда деться.

18  ​​​​ В этот день в 1968 году (15 лет назад) Бродский написал такой стих:

​​ Я выпил газированной воды

под башней Белорусского вокзала

и оглянулся, думая куды

отсюда бросить кости. Вылезала

из-за домов набрякшая листва.

Из метрополитеновского горла

сквозь турникеты масса естества,

как черный фарш из мясорубки, перла.

Чугунного Максимыча спина

маячила, жужжало мото-вело,

неслись такси, грузинская шпана

вцепившись в розы, бешено ревела.

Из-за угла несло нашатырем,

лаврентием и средствами от зуда.

И я был чужд себе и четырем

возможным направлениям отсюда.

Красавица уехала.

Ни слез,

ни мыслей, настигающих подругу.

Огни, столпотворение колес,

пригодных лишь к движению по кругу.

Москва

Ровно 15 лет назад.

Не скажу, что этот стих меня потряс, но он очень близок по ритму и чувствам.

19  ​​ ​​​​ ДР Маяковского.

В этот день  ​​​​ 19 июля 1898 года родился Ге́рберт Марку́зе (ум. в 1979), немецкий и американский мыслитель – социолог и политолог неомарксистской ориентации.

Маркузе критиковал капитализм, современную технику, исторический материализм и культуру развлечений, в которых он усматривал новые формы социального контроля.

Наиболее известны две его книги: «Эрос и цивилизация» (1955) и «Одноразмерный человек» (1964).

Герберт Маркузе:

Развитое индустриальное общество приближается к такой стадии, когда продвижение вперед может потребовать радикального изменения современного направления и организации прогресса. Эта стадия будет достигнута, когда автоматизация материального производства (включая необходимые услуги) сделает возможным удовлетворение первостепенных потребностей и одновременное превращение времени, затрачиваемого на работу, в маргинальное время жизни. Переход через эту точку означал бы трансцендирование техническим прогрессом царства необходимости, внутри которого он служил инструментом господства и эксплуатации, ограничивая этим свою рациональность; за счет этого технология стала бы субъектом свободной игры способностей, направленной на примирение природы и общества.

Я - в Михайловском!

Спасибо однокурснице Вере: дала пожить в ее доме.

Заколдованное пространство: брожу по полям вместе с тенью Пушкина.

Сходил и на его могилу.

Все же для меня эти поля - ​​ продолжение Луги.

20  ​​ ​​ ​​​​ День рождения Петрарки!

Francesco Petrarca (1304-1374)

Сонет

Benedetto sia ‘l giorno, e ‘l mese, e l’anno,

e la stagione, e ‘l tempo, e l’ora, e ‘l punto,

e ‘l bel paese, e ‘l loco ov’io fui giunto

da’ duo begli occhi, che legato m’hanno;

e benedetto il primo dolce affanno

ch’i’ ebbi ad esser con Amor congiunto,

e l’arco, e le saette ond’i’ fui punto,

e le piaghe che ‘n fin al cor mi vanno.

Benedette le voci tante ch’io

chiamando il nome de mia donna ho sparte,

e i sospiri, e le lagrime, e ‘l desio;

e benedette sian tutte le carte

ov’io fama l’acquisto, e ‘l pensier mio,

ch’è sol di lei, sì ch’altra non v’ha parte.

Перевод Вячеслава Иванова:

Благословен день, месяц, лето, час

И миг, когда мой взор те очи встретил!

Благословен тот край, и дол тот светел,

Где пленником я стал прекрасных глаз!

Благословенна боль, что в первый раз

Я ощутил, когда и не приметил,

Как глубоко пронзен стрелой, что метил

Мне в сердце Бог, тайком разящий нас!

Благословенны жалобы и стоны,

Какими оглашал я сон дубрав,

Будя отзвучья именем Мадонны!

Благословенны вы, что столько слав

Стяжали ей, певучие канцоны, -

Дум золотых о ней, единой, сплав!

20 ​​ В этот день 20 июля 1983 были написаны и другие примечательные стихи:

Леонид Губанов:

Дождь проливные слёзы льёт

из-за меня, из- за меня.

И, как судьба меня ни гнёт,

ей крылья белого коня

не обкорнать, не замочить.

Моя душа не обнищает,

ведь руки, словно две свечи,

лицо Пегаса освещают.

Правительство Польши объявило об окончании военного положения и амнистии политических заключённых.

21  ​​ ​​ ​​​​ Зарегистрирована самая низкая температура на Земле за всю историю метеорологических наблюдений. На советской антарктической станции «Восток» термометр на метеоплощадке показал минус 89,2 °C.

22  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Я жил у Веры Михайловой всего несколько дней, но они потрясли меня: настолько красиво глянулось Михайловское.

Безумно поэтическое место.

Несопоставимо лучше Луги; просто не идет ни в какое сравнение.

Начать с того, что тут нет ни шоссе, и железной дороги, ни артиллерийского стрельбища.

Да, в Луге шум - постоянный: то ли пройдет поезд, то ли грохнет орудие.

Кстати, Вера будет поступать на работу в какой угодно пушкинский музей страны: у нее рекомендация самого Гейченко.

Семён Степа́нович Ге́йченко (ему уже 80) - советский писатель-пушкинист, музейный работник. Заслуженный работник культуры РСФСР. Герой Социалистического Труда (1983). Организовал воссоздание мемориального музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское» в Псковской области

23  ​​ ​​​​ Сепаратистское восстание на Шри-Ланке. ​​ Погибло около тысячи тамилов, уничтожено их имущество.  ​​​​ Погром ​​ стал началом гражданской войны на Шри-Ланке.

Сильные дожди и оползень привели к 117 человеческим жертвам в префектуре Симанэ, Япония.

Тут я решаюсь открыть тайну: я только потому и поехал в Михайловское, чтобы потом скататься в Минск к Василю Быкову.

Но с какой стати? Он ​​ - очень известный военный писатель, он просто вытурит меня.

Но я хочу испытать себя.

И еще: у меня есть его адрес.

Наверно, он очень неосторожный человек, если его адрес могут найти даже такие люди, как я.

Я подчеркиваю слово «военный» писатель, потому что никто так хорошо не описал сами усилия войны.

Конечно, «Живые и мертвые» Симонова - классика, - но там все же много политики и просто прямой идеологии.

А Быков пишет, как оно было - на 100%.

Да, это я: я хочу увидеть знаменитость.

Потому из Пушкинских Гор еду на попутках в Минск.

Сердце бьется: вот увижу его - и станет лучше: поверю в себя.

А еще больше хочу посмотреть на человека, чьи мысли произвели на меня столь большое впечатление.

А еще мне хочется смыть тот ужас, что внушило общение с другими знаменитостями: профессором Авериным, либреттистом Димитриным, писательницей Катерли, клоуном Полуниным.

Я так им и кричу, я плюю в их рожи:

- Все вы - гады! Быков лучше вас.

Да, мое желание съездить к нему - это та же жалкая тщета, которой я так подвержен: я не дождался радости и внимания в браках, - а вот жду все это от незнакомого человека.

Я упрямо твержу себе:

- Идиот, идиот, идиот! Разве заранее не ясно, что тебе и тут наплюют ​​ в рожу!!

И все равно еду! Я кричу от радости только потому, что живу, я все равно надеюсь! Пусть и этот размажет меня!

24  ​​ ​​​​ Шесть дней длится  ​​​​ полёт второй в мире женщины-космонавта Светланы Савицкой на КК «Салют-7» в составе экипажа из 5 человек (СССР).

Я приезжаю в Минск - и вдруг с ужасом чувствую, что плохо ​​ одет: мой белый, видавший виды ​​ пиджачок как-то покосился, словно вывихнутая рама оставленного дома.

Я выхожу на главную улицу - и милиционер проверяет мои документы.

Ну да, я – подозрительный тип.

Я почему-то думаю, что Быков живет где-то неподалеку.

Но вот я нахожу квартиру и нажимаю звонок.

Я слышу шаги.

Дверь легко открывается - и я узнаю Быкова.

- ​​ Я написал о вас диплом, - неуверенно мямлю я.

- Заходите.

Он говорит на равных.

Он меня уважает.

Моему брату важно проявить свое превосходство, свою насмешку, свое презрение, а ему, знаменитому Быкову, важно подчеркнуть, что я ему интересен.

- А вы ели?

Признаюсь, что нет.

Да что там скрывать: я был уверен, что он просто и не посмотрит на меня, а мощно и злобно хлопнет дверью.

Ходят тут всякие.

- Хотите кофе?

- Да.

Мне-то очень бы хотелось хоть немного у него задержаться: тогда будет, о чем вспоминать всю жизнь.

Три чашки кофе с салями!

Такое уже не смогу забыть.

Он  ​​​​ долго расспрашивает, как живу.

Самое интересное для этого писателя  ​​​​ – мои родители.

Меня не покидает странное, но и прекрасное ощущение: мы говорим пред Вечностью.

Мы ​​ говорим в самой Вечности.

К нему надо приглядеться, чтоб рассмотреть черты его лица: настолько они будничны и обыденны.

Таких людей тысячами встречаешь на улице – и в голову не приходит им удивляться.

Лицо нашего солдата, нашей пехоты!

Вот я вышел от Быкова и подумал:

- Да, наш мир прекрасен, но прекрасен как раз тем, что в нем есть люди. Я никогда больше не увижу этого человека, но он мне открыл, что и я - человек. Ему на это хватило полчаса, а родители и родственники не сумели этого сделать за много лет.

В тот ​​ день вечером еду назад: уже домой, в Питер.

27  ​​ ​​ ​​​​ Террористы из Армянской революционной партии атаковали посольство Турции в Португалии, убив двух и ранив одного человека.

28  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Я живу с убеждением, что никому не нужен, что мое окружение против меня.

Но в коммуналке и не может быть человеческих отношений!

По кино я вижу, какой может быть жизнь!

У меня нет ванны, нет телефона, - и даже нет кухни: я не могу просто на ней посидеть: может кто-то прийти, - и меня видно из дома напротив.

29  ​​ ​​​​ Умер ​​ Луис Буньюэль, испанский кинорежиссёр.

Какой гений!!!

Увы, его гениальность я знаю только по обрывкам статей, ​​ на которые случайно набредаю в советских журналах.

Поэтому мне больше всего нравится критика «буржуазного строя»: в ней-то и нахожу крупицы, зерна радости.

​​ 

ЛИТЕРАТУРА!

Вот единственная моя спасительница: можно читать на всех языках.

Август

1  ​​​​ Пабло Неруда:

Tú, mujer, qué eras allí, qué raya, qué varilla

de ese abanico inmenso? Estabas lejos como ahora.

Incendio en el bosque! Arde en cruces azules.

Arde, arde, llamea, chispea en árboles de luz.

Se derrumba, crepita. Incendio. Incendio.

Y mi alma baila herida de virutas de fuego.

Quien llama? Qué silencio poblado de ecos?

Hora de la nostalgia, hora de la alegría, hora de la soledad,

hora mía entre todas!

Bocina en que el viento pasa cantando.

Tanta pasión de llanto anudada a mi cuerpo.

Вот это чувства!

Это 17-ая поэта из 20-ти.

Название цикла: ​​ «20 поэм любви и безутешной песни».

Годы жизни Неруды:  ​​​​ 12 июля 1904 - 23 сентября 1973.

Так я отметил десятилетие с его кончины.

А что в моей жизни?

Неверов.

Почему, чтобы быть с ним, надо его хотеть?

Мне это не понять, и мне это неприятно.

Я не хочу никого хотеть.

Не хочу.

Никого.

Это что, такая работа или обязанность: кого-то хотеть?

Почему мне навязываются такие чувства?

Много стихов Неруды понимаю и даже учу испанский язык благодаря немецкому издательству Reclam: они из дают билингвы (параллельный перевод – на соседней страницу)

2  ​​ ​​ ​​​​ Ливийские самолёты наносят бомбовый удар по Файо-Ларжо, Чад.

Я не чувствую в себе силы противостоять Времени: Оно меня уносит.

Или я настолько слаб?

Или это призвание человека – быть слабым?!

3  ​​​​ Чехов:

Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр.

Достоевский:

Наш либерал - это, прежде всего, лакей, который только и смотрит кому бы сапоги вычистить.

Писать дневники!

Упаковывать время!

Мне 30, у меня ничего, кроме любви к искусству.

4  ​​ ​​​​ Умер ​​ ЮРИЙ  ​​​​ ЛЕВИТАН, советский диктор.

О нем много рассказывал отец.

5  ​​ ​​​​ Вот я закончил ЛГУ – и что?

О современной советской литературе я знаю не больше, чем раньше. Я «проходил» ее в университете, но даже не упомянуты Платонов, Булгаков, Хармс, Заболоцкий, Солженицын!

Никто!

Сам университет не знает, как их преподавать, - и предпочитает замалчивать.

Но и я сам – почему я так мало их читал?

Только слышал о них.

Потому что не найти.

Куски из необычного фильма: из  ​​​​ «Стены» Паркера. Год 1982.

И фильм-то – новый.

Шедевр Пинк Флойд.

6  ​​ ​​​​ Юджин О'Нил ( O'Neill). ​​ Попробовал его читать в оригинале.

Страшно включить радио: услышишь Хиля.

Все же женские голоса не так раздражают.

Все понимают, что радио лжет и в музыке, и в политике, все стараются не слушать эту навязчивую муру.

Но не мой брат.

7  ​​ ​​​​ Франция посылает в Чад  ​​ ​​​​ 500  ​​​​ десантников в качестве военных инструкторов.

Ощущение, что вот-вот умру.

Странные замирания сердца.

К ним невозможно привыкнуть.

Словно б мир останавливается – и ты странно вглядываешься в знакомые предметы.

И ​​ не узнаёшь их.

8  ​​ ​​​​ Военный переворот в Гватемале.

9 ​​ Слышал у Гурьева прежде:

Александр Вертинский:

Мадам, уже падают листья

На солнечном пляже в июне

В своих голубых пижама

Девчонка - звезда и шалунья -

Она меня сводит с ума.

Под синий berceuse океана

На желто-лимонном песке

Настойчиво, нежно и рьяно

Я ей напеваю в тоске:

«Мадам, уже песни пропеты!

Мне нечего больше сказать!

В такое волшебное лето

Не надо так долго терзать!

Я жду Вас, как сна голубого!

Я гибну в любовном огне!

Когда же Вы скажете слово,

Когда Вы придете ко мне?».

И, взглядом играя лукаво,

Роняет она на ходу:

«Вас слишком испортила слава.

А впрочем... Вы ждите... приду!..».

Потом опустели террасы,

И с пляжа кабинки свезли.

И даже рыбачьи баркасы

В далекое море ушли.

А птицы так грустно и нежно

Прощались со мной на заре.

И вот уж совсем безнадежно

Я ей говорил в октябре:

«Мадам, уже падают листья,

И осень в смертельном бреду!

Уже виноградные кисти

Желтеют в забытом саду!

Я жду Вас, как сна голубого!

Я гибну в осеннем огне!

Когда же Вы скажете слово?

Когда Вы придете ко мне?!»

И, взгляд опуская устало,

Шепнула она, как в бреду:

«Я Вас слишком долго желала.

Я к Вам... никогда не приду».

1930

Цоппот, Данциг.

Так много тут начала века!

11  ​​​​ У меня появляются женщины, но я в них себя не нахожу. Я вдруг оказываюсь на человеке, которого не понимаю, - и мне это неприятно. ​​ Так мне это надо? Заблуждаться ​​ и дальше только для того, чтоб ​​ заблуждаться?  ​​​​ Близость приятна, но в воспоминаниях она несет ужас.

12  ​​ ​​ ​​​​ Президент Пакистана Зия-уль-Хак объявляет о проведении парламентских выборов и отмене военного положения в марте 1985 года.

18  ​​ ​​ ​​​​ На побережье Техаса, обрушился ураган Алисия, погибло 22 человека, нанесён ущерб в 3,8 млрд долларов (в ценах 2005).

В аэропорту Манилы убит лидер филиппинской оппозиции Бениньо Акино, только что вернувшийся из эмиграции.

20  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Рейган вводит запрет на поставки в СССР оборудования для строительства трубопроводов.

Сильнейшее впечатление лета: встреча с Василем Быковым на его квартире в Минске.

Я просто позвонил по его адресу, а он – он открыл дверь!!

После чопорности Питера, где мне сто раз давали понять, что, мол, куда ты, парень, прешься со свиным рылом в калашный ряд – и это гостеприимство!

Теперь этот день будет стоять в моем воображении, осиянный священным огнем.

Он напоил меня кофе с сервиладом.

Может, и не стоило б про сервилад, но я ел его первый раз в жизни.

Обычно я избегал колбасу: мне по цене доступна только докторская, - а ее не едят даже собаки.

22  ​​ ​​​​ Выход третьего студийного альбома группы Depeche Mode под названием Construction Time Again.

К Быкову я поехал из Пушкинских Гор, где жил несколько дней в квартире моей однокурсницы ​​ Веры Михайловой.

25  ​​ ​​​​ Бродский:

К Урании

И. К.

У всего есть предел: в том числе у печали.

Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.

Можно налить воды. Позвенеть ключами.

Одиночество есть человек в квадрате.

Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.

Пустота раздвигается, как портьера.

Да и что вообще есть пространство, если

не отсутствие в каждой точке тела?

Оттого-то Урания старше Клио.

Днем, и при свете слепых коптилок,

видишь: она ничего не скрыла,

и, глядя на глобус, глядишь в затылок.

Вон они, те леса, где полно черники,

реки, где ловят рукой белугу,

либо - город, в чьей телефонной книге

ты уже не числишься. Дальше, к югу,

то есть к юго-востоку, коричневеют горы,

бродят в осоке лошади-пржевали;

лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,

и простор голубеет, как белье с кружевами.

(1981)

28  ​​ ​​​​ Студенческие волнения в Судане. Закрыты все учебные заведения Хартума.

20 лет речи Кинга «У меня есть мечта».

La photo du jour sort des archives de l' Agence France-Presse : il y a tout juste 50 ans, le 28 août 1963, Martin Luther King prononçait son discours historique «I have a dream» à Washington.

Главное в его речи: «Я мечтаю о том, что наступит день и даже штат Миссисипи, изнемогающий от жары несправедливости и гнёта, превратится в оазис свободы и справедливости. Я мечтаю, что придёт день, когда мои четыре ребёнка будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету их кожи, а в соответствии с их личностными качествами».

Английский текст – другой: ​​ I have a dream that one day every valley shall be engulfed, every hill shall be exalted and every mountain shall be made low, the rough places will be made plains and the crooked places will be made straight and the glory of the Lord shall be revealed and all flesh shall see it together

29  ​​ ​​​​ В этот день 29 августа 1902 год ​​ Блок написал неотправленное ​​ письмо Л. Д. Менделеевой:

Пишу Вам как человек, желавший что-то забыть, что-то бросить - и вдруг вспомнивший, во что это ему встанет. Помните Вы-то эти дни - эти сумерки? Я ждал час, два, три. Иногда Вас совсем не было. Но, боже мой, если Вы были! Тогда вдруг звенела и стучала, захлопываясь, эта дрянная, мещанская, скаредная, дорогая мне дверь подъезда. Сбегал свет от тусклой желтой лампы. Показывалась Ваша фигура - Ваши линии, так давно знакомые во всех мелочах, изученные, с любовью наблюденные. На Вас бывала, должно быть, полумодная шубка с черным мехом, не очень новая; маленькая шапочка, под ней громадный, тяжелый золотой узел волос - ложился на воротник, тонул в меху. Розовые разгоревшиеся щеки оттенялись этим самым черным мехом. Вы держали платье маленькой длинной согнутой кистью руки в черной перчатке - шерстяной или лайковой. В другой руке держали муфту, и она качалась на ходу. Шли быстро, немного покачиваясь, немного нагибаясь вправо и влево, смотря вперед, иногда улыбаясь (от Марьи Михайловны). (Мне все дорого.) Такая высокая, «статная», морозная. Изредка, в сильный мороз, волосы были спрятаны в белый шерстяной платок. Когда я догонял Вас, Вы оборачивались с необыкновенно знакомым движением в плечах и шее, смотрели всегда сначала недружелюбно, скрытно, умеренно. Рука еле дотрагивалась (и вообще-то Ваша рука всегда торопится вырваться). Когда я шел навстречу, Вы подходили неподвижно. Иногда эта неподвижность была до конца. Я путался, говорил ужасные глупости (может быть, пошлости), падал духом; вдруг душа заливалась какой-то душной волной («В эти сны, наяву непробудные...»). И вдруг, страшно редко, - но ведь было же и это! - тонкое слово, легкий шепот, крошечное движение, может быть, мимолетная дрожь, - или все это было, лучше думать, одно воображение мое. После этого опять еще глуше, еще неподвижнее.

Прощались Вы всегда очень холодно, как здоровались (за исключением 7 февраля). До глупости цитировались мной стихи. И первое Ваше слово - всегда легкое, капризное: «кто сказал?», «чьи?» Как будто в этом все дело! Вот что хотел я забыть; о чем хотел перестать думать! А теперь-то что? Прежнее, или еще хуже?

Р. S. Все, что здесь описано, было на самом деле. Больше это едва ли повторится. Прошу впоследствии иметь это в виду. Записал же, как столь важное, какое редко и было, даже, можно сказать, просто в моей жизни ничего такого и не бывало, - да и будет ли? Все вопросы, вопросы - озабоченные, полузлобные... Когда же это кончится, господи?

Вот что Блок напишет через два месяца:

31 октября.

Мне было бы страшно остаться с Вами. На всю жизнь - тем более. Я и так иногда боюсь и дрожу при Вас незримой. Могу или лишиться рассудка, или самой жизни. Это бывает больше по вечерам и по ночам. Неужели же Вы каким-нибудь образом не ощущаете этого? Не верю этому, скорее думаю наоборот. Иногда мне чувствуется близость полного и головокружительного полета. Это случается по вечерам и по ночам - на улице. Тогда мое внешнее спокойствие и доблесть не имеют границ, настойчивость и упорство - тоже. Так уже давно, и все больше дрожу, дрогну. Где же кризис - близко или еще долго взбираться? Но остаться с Вами, с Вами, с Вами...

30  ​​ ​​​​ Челленджер STS-8: впервые в космос полетел астронавт афроамериканского происхождения Гайон Блюфорд.

Томас Вулф:

Беда так называемых «интеллектуалов» в том, что они недостаточно интеллектуальны и чаще всего нет у них никакой определенной точки зрения, а так - путаница случайных, смутных, несочетаемых, произвольно надерганных понятий. «Интеллектуал» и человек мыслящий - отнюдь не одно и то же. Собачий нюх обычно ведет собаку к тому, что она ищет, или уводит от того, чего она старается избежать. Иными словами, ее чутье - это ее чувство реальности. А «интеллектуал» обычно лишен чутья, и у него нет чувства реальности. Ум Уэббера разительно отличался от ума среднего «интеллектуала» прежде всего тем, что Уэббер, точно губка, впитывал жизненный опыт и все, что впитал, пускал в дело. Он поистине непрестанно учился у жизни. Меж тем его знакомые «интеллектуалы», казалось, не учились ничему. Они не способны были что-либо разжевать и переварить. Они не умели размышлять.

​​ 

Сентябрь

1  ​​ ​​ ​​​​ Холодная война: инцидент с южнокорейским Боингом компании Korean Air Lines. ​​ Он ​​ нарушил воздушное пространство СССР ​​ и был сбит советским истребителем.

Неподалеку ​​ от Сахалина.  ​​ ​​​​ Рейс 007 из Нью-Йорка в Сеул. Из-за навигационной ошибки самолет перед этим несколько раз пересек воздушную границу СССР. Погибли все 269 пассажира и члены экипажа.

1  ​​ ​​​​ Что-то нашел и о любимом Дали!

«Сальвадор Дали.

Полное ​​ имя: Сальвадор Фелипе Хасинто Дали

и ​​ Доменеч маркиз де Пуболь ​​ Salvador Felipe Jacinto Dalí i Domènech, Marqués de Púbol.

11 мая 1904 - 23 января 1989.

Фильмы: «Андалузский пёс», «Золотой век».

Родился ​​ в городе Фигерасе Figueras, провинция Жерона на севере Испании, в семье зажиточного нотариуса.

Обучаться изобразительному искусству начал в муниципальной художественной школе.

С 1914 по 1918 г. воспитывался в Академии братьев ордена маристов в Фигерасе.

В 1916 г. отправился на каникулы в город Кадакес, где впервые познакомился с модернистским искусством. Первая персональная выставка Дали состоялась в 1919 г. В 1921 г. отец решает послать Сальвадора для учёбы в Мадрид, в Академию художеств Сан-Фернандо, где он знакомится с такими деятелями испанской культуры, как Луис Буньюэль, Федерико Гарсиа Лорка и Педро Гарфиас».

Безобидно. ​​ 

​​ 

2 ​​ Пересмотрел ​​ «Квартиру»  ​​​​ Билли Уайлдера.

После своего выхода на экраны «Квартира» имела чрезвычайный коммерческий успех, принеся 25 миллионов долларов прибыли. Фильм был номинирован на «Оскар» в 10 номинациях и выиграл в 5-ти, в том числе в номинации «Лучший фильм». Актёрские работы Леммона и Маклейн были отмечены премиями «Золотой глобус» и BAFTA. Картина входит в список 100 лучших американских фильмов за 100 лет по версии Американского института киноискусства.

В СССР в 1960-х фильм выпущен в кинотеатрах с советским дубляжем, озвученный киностудией имени Горького.

Сюжет.  ​​​​ «Скромный незаметный труженик, «тихий американец» Си Си «Бад» Бакстер работает рядовым бухгалтером в крупной страховой компании в Нью-Йорке. Он одинок и снимает небольшую холостяцкую квартиру в самом центре города, на Вест-Сайде, недалеко от места своей работы. Это обстоятельство вызывает интерес нескольких менеджеров из его конторы, включая большого босса, директора по кадрам. Интерес этот особого рода: все эти начальники, женатые в основном мужчины, водят тайные интрижки на стороне, а для встреч с любовницами им необходимо какое-то удобное безопасное место. Квартира Бакстера подходит для этих целей как нельзя лучше. Начальство предлагает ему негласную сделку - быстрое его продвижение по служебной лестнице взамен за возможность пользоваться его квартирой для тайных любовных встреч. Бакстеру ничего не остаётся, как согласиться, хотя он крайне недоволен создавшейся ситуацией и терпит из-за этого большие неудобства. Он пытается завязать отношения с симпатичной лифтёршей, работающей в его же фирме, по имени Фрэн Кубелик. Девушке он приятен, однако она почему-то не спешит принять его ухаживания. Бакстер и не подозревает, что у неё тайный роман с самим директором, а их любовные свидания происходят именно в его квартире. Роман этот для девушки, впрочем, безнадёжен, поскольку директор женат, дорожит своим положением и - что бы ей там ни говорил - разводиться не собирается. Тем временем Бакстер успевает основательно влюбиться в очаровательную лифтёршу».

3  ​​ ​​​​ Евгений Евтушенко:

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги...

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

А любил я Россию

всею кровью, хребтом -

ее реки в разливе

и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку

и ее стариков.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

1965 год. ​​ Первый столбец очень трогательный. ​​ «И’дут» вместо «иду’т».  ​​ ​​​​ Но что потом? Какие-то раслабленные мысли.

4 ​​ Опять в иностранном журнале наткнулся на рецензию о пьесе Петера Вайса: ​​ «Преследование и убийство Жан-Поля Марата, представленное актерской труппой госпиталя в Шарантоне под руководством господина де Сада».

Просто наваждение, а не простая пьеса: ​​ она следует за мной по жизни.

5  ​​ ​​ ​​​​ Я закончил ЛГУ, но не эрмитажные курсы!

Сегодня - понедельник.

Заветный день: начинается мой ​​ третий музейный курс: сентябрь 1983 – май 1984.

 ​​​​ 

Ezra Pound:

I have tried to write Paradise

Do not move

Let the wind speak

that is paradise.

Let the Gods forgive what I

have made

Let those I love

try to forgive

what I have made.

ЗАРУБЕЖНОЕ ИСКУССТВО 17-20 ВЕКОВ.

Лекция: ​​ Искусство Голландии 17 в.

«Малые голландцы» + Хале, ​​ Вермеер Делфтский. + Рембрандт.

6  ​​ ​​​​ В ​​ Мадриде подписан Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, в котором правительства берут на себя обязательство продолжать процесс мирного урегулирования споров и уважения прав человека, начатый в Хельсинки.

7  ​​ ​​​​ Роберт Пенн Уоррен:

Тот, кто тебя любит, отбирает тебя из огромных залежей первозданной глины - человечества, чтобы сотворить из нее нечто, и ты, бесформенный комок этой глины, маешься, хочешь узнать, во что же тебя превратили. Но в то же время ты, любя кого-то, становишься одушевленным, перестаешь быть частью однородного первовещества, в тебя вселяется жизнь, и ты начинаешься. Ты создаешь себя, творя другого, кто в свою очередь, сотворил тебя, выбрал тебя, комок глины, из общей массы. Получаются два тебя: один, которого ты сам создаешь, влюбившись, и второй, которого создает твой любимый, полюбив тебя. И чем дальше отстоят друг от друга эти два твоих существа, тем натужнее скрипит мир на своей оси. Но если твоя любовь и любовь к тебе совершенны, разрыв между обоими твоими «я» исчезает, и они сливаются. Они совпадают полностью, они неразличимы, как два изображения в стереоскопе.

8  ​​ ​​​​ В  ​​ ​​​​ Судане пересмотрен уголовный кодекс, в него внесены нормы шариата. В стране запрещены азартные игры и алкогольные напитки

9  ​​ ​​​​ Блок

Записи в дневниках

1910

20 января

Я вне себя уже. Пью коньяк после водки и белого вина. Не знаю, сколько рюмок коньяку. Тебе назло, трезвый (теперь я могу говорить с тобой с открытым лицом - узнаешь ли ты меня? Нет!!!).

18 февраля

Люба довела маму до болезни. Люба отогнала от меня людей. Люба создала всю эту невыносимую сложность и утомительность отношений, какая теперь есть. Люба выталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе - мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Люба, как только она коснется жизни, становится сейчас же таким дурным человеком, как ее отец, мать и братья. Хуже, чем дурным человеком - страшным, мрачным, низким, устраивающим каверзы существом, как весь ее поповский род. Люба на земле - страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные. Но - 1898-1902 сделали то, что я не могу с ней расстаться и люблю ее.

10 ​​ Блок

Записи в дневниках

1911

Запись сделана на отдельном листке, вложенном в дневник:

Неведомо от чего отдыхая, в тебе поет едва слышно кровь, как розовые струи большой реки перед восходом солнца. Я вижу, как переливается кровь мерно, спокойно и весело под кожей твоих щек и в упругих мускулах твоих обнаженных рук. И во мне кровь молодеет ответно, так что наши пальцы тянутся друг к другу и с неизъяснимой нежностью сплетаются помимо нашей воли. Им трудно еще встретиться, потому что мне кажется, что ты сидишь на высокой лестнице, прислоненной к белой стене дома, и у тебя наверху уже светло, а я внизу, у самых нижних ступеней, где еще туманно и темно. Скоро ветер рук моих, обжигаясь о тебя и становясь горячим, снимает тебя сверху, и наши губы уже могут встретиться, потому что ты наравне со мной. Тогда в ушах моих начинается свист и звон виол, а глаза мои, погруженные в твои веселые и открытые широко глаза, видят тебя уже внизу. Я становлюсь огромным, а ты совсем маленькой; я, как большая туча, легко окружаю тебя - нырнувшую в тучу и восторженно кричащую белую птицу.

1917 ​​ год:

28 мая

… я написал письмо Любе, очень нехорошее письмо, нехорошее - моей милой. Не умею писать ей. Никогда не умел ее любить. А люблю.

11 ​​ Дневник Александра Герцена, 11 сентября 1842 года:

​​ 

Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования, - а между тем наши страдания - почка, из которой разовьется их счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, отчего ищем всяких наслаждений, пьем вино и пр.? Отчего руки не подымаются на большой труд? Отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. О, пусть они остановятся с мыслью перед камнями, под которыми мы уснем, мы заслужили их грусть...

12  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Франции 17 в.

В ​​ этот день 12 сентября ​​ 1803 года Василий Пушкин пишет из Парижа:

​​ 

Желание мое исполнилось, любезный Н. М. Я в Париже, и живу приятно и весело. Каждый день вижу что-нибудь новое, и каждый день наслаждаюсь. Сегодня поутру ходил я слушать славного метафизика Сикара. Он говорит хорошо, но слишком плодовито. Ученик его Масьё удивил меня своими ответами на вопрос: что такое Бог? - Солнце вечности, отвечал он: душа вселенной, отец отцов, причина причин, машинист природы. - Маленькая девочка лет одиннадцати, глухая и немая от рождения, читала вслух стихи и выговаривала довольно чисто; только monde (свет) она иначе сказать не может, как mode, и на каждом слове должна непременно останавливаться. - Сикар чрезвычайно самолюбив; он доказывал, что аббат де л’Эпе во многом ошибался. J’ai trouve le verre, сказал ему однажды сей почтенный человек: c’est a vous a faire des lunettes (я изобрел стекло; а вам остается сделать очки).

Каждую среду обедаю у г. Балка с здешними учеными, и успел уже со многими познакомиться. Дюсиз и Бернарден де Сен-Пьер добрые и милые люди; последний очень стар и дряхл, но еще приятен умом. Арно, автор трагедии Мария, человек с отменными дарованиями. Виже умен и довольно любезен, но так много о себе думает, так много говорит, что наконец проклинаешь и ум его и любезность. Мерсье ничто иное, как сумасшедший; он недавно сочинил сатиру, в которой ругает как можно более астрономию, Ньютона, Бюффона и пр. Я выпишу из нее несколько стихов, чтоб дать вам идею о целом сочинении.

Les costellations, je les ai dans ma poche;

Le globe de la terre est toujours a la broche,

Sous les yeux du soleil, ce beau dindon rôti

D’un si large bienfait n’est pas seul investi.

Tournez également, succulentes planètes! &c.

На сих днях я был у госпожи Жанлис. Она принимает хорошо, говорит умно и просто. - «Я редко вижусь с авторами», сказала она мне: «люблю их читать, а не быть с ними». - Госпожа Жанлис ненавидит философию, вздыхает о прошедшем и пишет романы в ожидании будущего. Она всем недовольна, а более всего, кажется мне, старостью.

В прошедшее воскресенье, в день блаженного Августина, славный оратор аббат де Булонь говорил проповедь. Многие утверждают, что он не хуже Масийона. Я слушал его с удовольствием; но признаюсь, что всего более поражало меня умиление французов, которые недавно жгли церкви и гнали священников. Оратор говорил о пользе религии, о монастырских учреждениях, о должном почтении к пастырям церкви и пр. Я сам думаю, что Боссюэт, Фенелон, Масийон достойнее любви Вольтера и Дидерота; одни были истинные друзья человечества, другие желали отнять у нас единственное утешение - веру!

Кто хочет видеть совершенную красавицу, тот должен идти в Музей Наполеона и смотреть на прелестную Венеру Медичи! Я согласен с Дюпати, что в ней все Венера. - В той же зале поставлена славная группа Лаокоона и величественный Аполлон Бельведерский. Антиной также достоин удивления. Он задумался; кажется, что меланхолия запечатлела уста его. В другой зале представляется взору славная Венера Капитолийская. Многие знатоки предпочитают ее Венере Медичи; но я не знаток, и люблю то, что более действует на мое сердце.

Французы ласковы и любят иностранных. Красавиц везде много; но должно признаться, что нигде нет столько любезных женщин, как во Франции. Все нимфы и грации! Госпожа Рекамье мила, добра, но совсем не так хороша, как говорят о ней. Здесь продают ее портреты, и когда она показывается в обществе, то все бегут и толпятся вокруг нее. Муж ее принял меня очень хорошо. Вчера я у него обедал; а госпожа Рекамье предложила мне место в ложе своей. У них в доме познакомился я с славной актрисой Дюшенуа, которая чрезмерно дурна лицом, но играет в трагедиях прекрасно. Вы знаете мою страсть к спектаклям, и можете вообразить, с каким удовольствием бываю в парижских!

Из здешних многих гульбищ самое приятнейшее есть Фраскати… Там встретился я с нашей московской знакомкой, любезной госпожой Вайлер, которой подлинное имя есть Дюкре де Вильнёв. Она и муж ее чрезмерно обрадовались такой нечаянной встрече.

Мы были в Сен-Клу представлены первому консулу. Физиономия его приятна, глаза полны огня и ума; он говорит складно и вежливо. Аудиенция продолжалась около получаса. Там, в большой зале, стоит картина, изображающая Федру с Ипполитом. Она есть славное произведение живописца Гереня. Федра сидит подле Тезея; меч Ипполита в ее руках; на бледном лице ее изображаются любовь и отчаяние. Ипполит, кажется, говорит:

Le jour n’est plus pur le sond de mon coeur.

Расин, увидев эту картину, конечно обнял бы Гереня от всего сердца. Нас представляли также и госпоже Бонапарте, которая принимает всех с величайшей любезностью.

Не буду вам говорить о Версале, великолепном его дворце и садах, которые вы знаете. Подобно вам, я гулял в Трианоне и наслаждался приятным вечером. Там, где все украшалось некогда присутствием Марии Антуанеты, видны теперь меланхолические развалины! Ресторатор живет в ее комнатах. Трианонские воды обратились в луга; где прежде ловили рыбу, там косят сено. Грот, хутор, хижина, существуют и ныне; но все близко к разрушению.

П. П. Нынешний вечер провел я с аббатом Сикаром. Он рассуждал о бессмертии души, и мне казалось, что я беседую в Афинах с Платоном. - «Атеисты и материалисты не чистосердечны», сказал Сикар: «они сами уверены, что мы имеем шестое чувство, которое управляет прочими. Глаз, например, видит, а душа различает и говорит: это дерево, стол, цветок и проч. - Думать есть говорить с собой внутренним словом, parole interieure, а говорить есть думать вслух. - Дар слова происходит непосредственно от Бога». - Виже спорил с Сикаром об одном грамматическом правиле; наконец согласился с ним, обнял его и сказал: mon ami, je suis un Grammatiste, mais vous etes un Grammairien.

В. Пушкин.

А что на самом деле? Le jour n'est pas plus pur que le fond de mon coeur. ​​ Это «Федра» Расина. Jean Racine Phèdre (1677), IV, 2, Hippolyte de Jean Racine

14  ​​ ​​​​ «Фантазии Фарятьева» ​​ Ильи Авербаха.

В ролях: Марина Неелова, Андрей Миронов, Зинаида Шарко. ​​ 

Такие чудесные актеры, а фильм словно замороженный. Но вспоминается и трогает.

15  ​​​​ Томас Вулф:

Возможно, он принадлежал к более древней и простой человеческой расе - к мифотворцам. Для него солнце было величественным светильником, зажженным, чтобы озарять его подвиг. Он верил в доблестные героические жизни. Он верил в хрупкие цветы нежности и кротости, которых ему не довелось познать. Он верил в красоту и порядок и надеялся, что сумеет подчинить их могуществу гнетущий хаос своей жизни. Он верил в любовь, и в доброту, и в светлую прелесть женщин. Он верил в мужество и надеялся, подобно Сократу, не сделать ничего бесчестного или мелкого в час опасности. Он упивался своей юностью, и он верил, что никогда не умрет.

17  ​​ ​​​​ Ванесса Линн Вильямс стала первой мисс Америка афроамериканского происхождения.

18  ​​​​ В школе работать не могу, а вот жаль, что и в Интурист не приняли: слишком плохая анкета, слишком бурная жизнь, чтоб работать с иностранцами.

Я подал документы еще месяц назад – и вот ответ.

Я официально изгнан из этого общества, мне ничего не остаётся, как быть одним из поколения дворников и сторожей.

Но за что?

Что в этом обществе не даёт мне стать его частью?

Бреду на Острова, слезы смешались с тёплым дождём - и вдруг я улыбнулся.

Вопреки всему.

Вот и диплом есть, а зачем он нужен?

Но ты-то, юность, ты-то хоть за меня?

Ещё помедли, дай ещё почувствовать твоё тепло.  ​​ ​​ ​​ ​​​​ 

Должно же быть у меня что-то, кроме этого беспомощного, брежневского «сисимасиси».

19 ​​ Эрмитаж.

Искусство Франции 18 в.

Теперь Интурист не принял!  ​​​​ Опять государственное насилие.

1969: государство убивает моего отца.

1972: оно исключает меня из комсомола.

Теперь - Интурист!

23  ​​ ​​ ​​​​ В ОАЭ в результате взрыва бомбы в багажном отсеке разбился пассажирский самолёт, погибло 117 человек.

Вспышка насилия в Новой Каледонии между аборигенами канаками и французскими переселенцами. ​​ В этих условиях французское правительство отказалось предоставить стране независимость.

24  ​​​​ Чехов:

С 10 января по 3 февраля - перепись. Я счетчик 16-го участка и наставляю прочих (15) счетчиков нашей Бавыкинской волости. Работают прекрасно все, кроме попа Староспасского прихода и земского начальника Галяшкина (заведующего переписным участком), который живет почти все время в Серпухове, ужинает там в собрании и телеграфирует мне, что он болен. Про других земских начальников нашего уезда говорят, что они тоже ничего не делают.

 ​​ ​​​​ 

Такие писатели, как Н. С. Лесков и С. В. Максимов, не могут иметь у нашей критики успеха, так как наши критики почти все - евреи, не знающие, чуждые русской коренной жизни, ее духа, ее форм, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский; и Гоголь уже не смешит ее.

Между «есть бог» и «нет бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский [же] человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его; и потому обыкновенно он не знает ничего или очень мало.

Легкость, с какою евреи меняют веру, многие оправдывают равнодушием. Но это не оправдание. Нужно уважать и свое равнодушие и не менять его ни на что, так как равнодушие у хорошего человека есть та же религия.

1897 г.

25  ​​ ​​​​ Побег из тюрьмы Мэйз. ​​ 38 заключённых боевиков ИРА, вооружённые 6 обрезами, захватили тюремный грузовик и бежали из тюрьмы. Крупнейший побег из тюрьмы в истории Британии.

26  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ День памяти 26 сентября (9 октября) Апостола Любви.

Апостол и евангелист Иоанн Богослов

При имени его вспоминается святой, который достиг совершенства в самой главной заповеди – в заповеди любви. Если за пламенную к Себе любовь любил его Иисус, то он имеет особенное дерзновение пред Ним, потому что любовь дает дерзновение пред любимым, как сам апостол говорит, что «в любви нет страха, но совершенная любовь вон изгоняет страх... Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда» (1 Ин. 4, 12-18).

Тропарь апостола и евангелиста Иоанна Богослова

Апостоле, Христу Богу возлюбленне,

ускори избавити люди безответны:

приемлет тя припадающа

Иже падша на перси Приемый,

Егоже моли, Богослове,

и належащую мглу языков разгнати,

прося нам мира и велия милости.

26 ​​ Сбой в системе предупреждения о ракетном нападении. ​​ Ложное ​​ сообщение об атаке со стороны США. ​​ Наш ​​ подполковник ​​ определил, что это сбой – и войны не случилось.

26 ​​ Эрмитаж.

Искусство Англии 18 в.

27  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Проект GNU публично объявлен в группах новостей net.unix-wizards и net.usoft.

28  ​​​​ Дневник Кафки

28 сентября ​​ 1915 года:

Бессмысленность жалоб. Как ответ на них - колющая боль в голове. ​​ Почему бессмысленны вопросы? Жаловаться - значит задавать вопросы и ждать ответа. Но на вопросы, которые не отвечают сами себе при возникновении, никогда не получить ответа. Между вопрошающим и отвечающим нет расстояний. Никаких расстояний преодолевать не надо. Потому вопросы и ожидание бессмысленны.

30  ​​​​ Из записных книжек Цветаевой 30 сентября 1913 года:

​​ 

Ялта:

Ревность - с этого чуждого и прекрасного слова я начинаю эту тетрадь.

Сейчас Лиля - или Аля - или я сама довела себя почти до слез.

Аля, ты, может быть, прочтешь это взрослой - и невзрослой, как я сейчас, и тебе будет странно и смешно и очень трогательно читать об этом маленьком, очень горьком горе, причиненном тобою, ребенком одного года мне (кому?), двадцати одного. Так слушай же:

Ты всё время повторяешь: «Лиля, Лиля, Лиля», даже сейчас, когда я пишу. Я этим оскорблена в моей гордости, я забываю, что ты еще не знаешь и еще долго не будешь знать, кто я, я молчу, даже не смотрю на тебя и чувствую, что в первый раз - ревную.

Раньше, когда я ревновала к людям, я не ревновала. Это было очень сладко и немного грустно. И на вопрос, ревнива ли я, я всегда отвечала: «К книгам - да, к людям - нет».

Теперь же в этой смеси гордости, оскорбленного самолюбия, горечи, мнимого безразличия и глубочайшего протеста, я ясно вижу - ревность. Чтобы понять всю необычайность для меня этого чувства, нужно было бы знать меня… лично до 30-го сентября 1913 г.

Октябрь

1  ​​ ​​​​ В нашем театре и всей культуре так много Михаила Ульянова, что мне хочется его любить искренне.

Я вижу в нашем искусстве много сильных людей, и они по совместительству - средние артисты.

Вот ​​ прет такой середняк - и заполняет все советское культурное пространство.

Попробовал посмотреть «Председатель» - и что?

Да это же идеология, а не искусство.

Это наша советская сказка.

«Председатель» - художественный фильм 1964 года, снятый режиссёром Алексеем Салтыковым.

Я еще в школе видел его фильм «Друг мой Колька».

А сюжет?

После Великой Отечественной войны ВОВ фронтовик Егор Трубников (Михаил Ульянов) возвращается в родную деревню восстанавливать разорённое колхозное хозяйство.

Роли:

Ульянов, Михаил Александрович - Егор Трубников;

Лапиков, Иван Герасимович - Семен Трубников;

Мордюкова, Нонна Викторовна - Доня Трубникова;

Невинный, Вячеслав Михайлович - Павел Маркушев;

Соломин, Виталий Мефодьевич – Валежин;

Владимир Этуш - Калоев.

Вот такой достойный фильм и человек, - но они вызывают в моей душе только кошмары.

Потому что такое идеологическое искусство – форма насилия.

Для меня это только изощренное насилие.

2  ​​ ​​ ​​​​ Гийевик ​​ Guillevic ​​ (1907-1997).

Нежность

Douceur

Je dis : douceur.

Je dis : douceur des mots

Quand tu rentres le soir du travail harassant

Et que des mots t'accueillent livre-Guillevic-terre-bonheur

Qui te donnent du temps.

Car on tue dans le monde

Et tout massacre nous vieillit.

Je dis : douceur,

Pensant aussi

À des feuilles en voie de sortir du bourgeon,

À des cieux, à de l'eau dans les journées d'été,

À des poignées de main.

Je dis : douceur, pensant aux heures d'amitié,

À des moments qui disent

Le temps de la douceur venant pour tout de bon,

Cet air tout neuf,

Qui pour durer s'installera.

Я плачу алименты 50%, а потому и не вернул второй жене Вале полушубок. Она считает, что мне его подарил ее отец, - и это верно. ​​ Почему я верну подарок доброго мужика его мегере-дочери? ​​ 

Я бы вернул, если б встретился с сыном Женей. ​​ Валя считает, что такой встречи не будет никогда.

Так мы и оскотинились в нашем противостоянии, и оба не способны на большее.

Внутри универа мы тоже друг друга избегаем, да ведь это и нетрудно: мы - заочники.

4  ​​ ​​ ​​​​ Ричард Ноубл установил новый рекорд скорости для наземного транспорта, развив скорость 1019,47 км/ч на автомобиле Thrust 2 в пустыне Блэк Рок, штат Невада.

5  ​​​​ Нахожу работу: уборщик в бане.

В шесть утра встаю с гимном СССР, ​​ бегу в баню, собираю веники и мою классы.

Веники сохнут, легчают, я их тогда в охапку и тащу вниз в помойку.

С утра сделал - гуляй весь день.

6  ​​ ​​ ​​​​ В качестве ответной меры на рост беспорядков в Пенджабе индийское правительство вводит прямое правление в этом штате.

7  ​​ ​​ ​​​​ В этот день 7 октября 1907 года поэт Рильке написал Кларе Рильке:

Париж VI, рю де Кассет, 29

...Сегодня утром я снова был в Salon d'Automne ... Там был и граф Кесслер и с изящной откровенностью много говорил мне о новой «Книге образов», которую они с Гофмансталем читали друг другу вслух. Разговор происходил в зале Сезанна, который сразу же захватывает все внимание зрителя. Ты знаешь, что на выставках мне всегда любопытнее смотреть не на живопись, а на людей, которые бродят по залам. Так было в Salon d'Automne и на этот раз, - за исключением зала, где выставлен Сезанн. Здесь вся правда действительности на его стороне: в этой пустой, как бы ватной синеве, свойственной лишь ему одному, в этих красных и в этих лишенных оттенков зеленых тонах, и в рыжеватой черноте его винных бутылок. И как бедны все его предметы: его яблоки можно есть только печеными, его винные бутылки так и просятся сами в разношенные, округлившиеся карманы простых курток. Прощай...

7  ​​ ​​​​ А я? Были браки, была и любовь, - но почему, почему, почему они, эти самые любимые женщины, никогда, никогда, никогда не отвечают на мои чувства? Может быть, потому, что просто не хотят думать обо мне. Я не смею обижаться на них за то, что в душе они не ждут от меня ничего. Вот две жены получают мои жалкие алименты: они не понимают, что за общение с Женей и Кристиной я постарался бы дать больше.

8  ​​​​ День рождения Цветаевой.

Ока

Ах, золотые деньки!

Где уголки потайные,

Где вы, луга заливные

Синей Оки?

Старые липы в цвету,

К взрослому миру презренье

И на жаровне варенье

В старом саду.

К Богу идут облака;

Лентой холмы огибая,

Тихая и голубая

Плещет Ока.

Детство верни нам, верни

Все разноцветные бусы, –

Маленькой, мирной Тарусы

Летние дни.

8 ​​ Марина Цветаева

Мигель де Унамуно:

Наивысшая степень героизма, на которую способен человек, индивид – уметь сталкиваться со смешным; но еще лучше – уметь проявлять себя смешным и не бежать от этого.

​​ 

Может, тут речь о моих браках?

Мы не просто разочаровали: мы ужаснули друг друга.

Я вызываю смех, но должен отвечать на него смехом.

Должен.

Потому что только такая реакция и адекватна, и спасет меня.

Там, где жду сочувствия, я смешон – и это надо принять как судьбу.

И бежать от таких людей.

Бежать от вас, дорогой Олег Яковлевич!

Бежать от человека, в котором хотел бы найти и друга, и даже отца.

9  ​​ ​​​​ Рангун (Бирма): ​​ покушение на президента Южной Кореи Чон Ду Хвана.  ​​​​ Погибли ​​ министр иностранных дел Ли Бум Сук и ещё 21 человек.

Томас Вулф:

А секрет житейской мудрости заключался в готовности с изяществом идти на компромиссы и терпеливо принимать мир таким, как он есть. Если хочешь прожить на этом свете и не остаться без гроша, научись смотреть в оба и слышать, что делается вокруг, на то даны глаза и уши. Но если хочешь прожить на этом свете так, чтобы тебя не били по голове, не терзали понапрасну боль, скорбь, ужас, горечь, все муки людские, - научись еще и не видеть, не слышать, закрывать глаза и уши. ​​ 

10  ​​​​ Странно, что учеба в универе меня как бы убаюкивала: я так привык к перегрузкам, к каким-то особенным надеждам.

Внешне я свободен от учебы, - но только внешне: продолжаю учить языки, как если бы скоро сдавал зачет.

Но кому это ​​ «сдавал»?

Да самому себе.

Меня увлекает само упоение знанием.

11 ​​ И что?  ​​ ​​​​ 10 et 11 octobre 1963 : successivement, Édith Piaf et le poète Jean Cocteau disparaissent, à quelques heures d'intervalle...

La légende voulant que l'annonce de la mort de «la Môme» ait fait littéralement mourir de chagrin son ami Cocteau.

Друзья – и Кокто, и Пиаф - умерли ​​ 20 лет назад чуть не одновременно, но он – позже.

Не от тоски по другу, но ​​ - так подстроила сама жизнь.

12  ​​ ​​​​ Бывший премьер-министр Японии Какуэй Танака признан виновным в получении взятки 2 млн долларов от корпорации Локхид ​​ и приговорён к 4 годам тюрьмы.

Руководство Коммунистической партии Китая начинает самую большую чистку партийных рядов со времён «культурной революции». Должны быть рассмотрены личные дела 40 миллионов членов партии.

15  ​​ ​​ ​​​​ Как хорошо было бы сейчас после университета хоть с чем-нибудь определиться!

Я все переживаю провал моего огромного романа «Любовь на свежем воздухе».

Да, я - не Трифонов, что сразил мир первым же произведением.

Что ж тянуться за звездами!

Блок научил, как важен сам путь.

Да, мой путь в литературу только начат.

Хорошо, что хотя бы это понимаю.

16  ​​​​ Кафка

Дневник

16 октября 1921 года:

16 октября. Воскресенье. Беда беспрерывных начал, никакого заблуждения относительно того, что все - лишь начало, и даже еще не начало, - глупость окружающих, которым это неведомо и которые, к примеру, играют в футбол в надежде когда-нибудь наконец «преуспеть», собственная глупость, которую погребаешь в себе самом, как в гробу, глупость окружающих, думающих, что перед ними настоящий гроб, то есть гроб, который можно перевезти с места на место, открыть, разломать, поменять на другой.

Среди молодых женщин в парке. Зависти нет. У меня достаточно фантазии, чтобы разделять их счастье, достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что я слишком слаб для такого счастья, достаточно глупости, чтобы верить, будто осознаю свое и их положение. Нет, глупости недостаточно, осталась маленькая щель, ветер дует в нее и мешает полноте резонанса.

Проникнись я желанием стать легкоатлетом, это было бы, вероятно, то же самое, как если бы я пожелал попасть на небо и там имел возможность пребывать в таком же отчаянии, как здесь.

Какой бы жалкой ни была моя первооснова, пусть даже «при равных условиях» (в особенности если учесть слабость воли), даже если она самая жалкая на земле, я все же должен, хотя бы в своем духе, пытаться достичь наилучшего. ​​ Говорить же: я в силах достичь лишь одного и потому это одно и есть наилучшее, а оно есть отчаяние, - значит прибегать к пустой софистике.

19  ​​ ​​ ​​​​ Во время военного переворота на Гренаде, казнён премьер-министр страны Морис Бишоп и ещё 40 человек.

20  ​​ ​​​​ Томас Вулф:

Да, таков был голос, таков был человек - въяве, словно эти мертвые губы только что двигались, этот мертвый язык шевелился и плел нам свои слова. Вот он сидит перед нами с желтоватым колером всей своей жизни на лице, который сменяется на глазах страшной пепельностью смерти. Бедная, жалкая, подобострастная, угодливая, бранчливая, растленная мелкая сошка, бедный, заморенный, униженный, хитрящий, ловчащий, исправно-послушный атом миллионностопого города. Бедный, унылый, невзрачный, порожний, потертый человечек - с твоей щетинкой колючих ругательств и криков, тусклых, удушенных слов, с твоими убогими планами, тоскливыми надеждами и мизерными целями, с твоей щепоткой разума и наперстком храбрости и огромным грузом уродливых и глупых предрассудков. О ты, несчастное создание из жира и студня, ты, жеватель скверной пищи и глотатель дрянного пойла. Радость, славу, великолепие предлагала тебе эта земля, а ты царапал тротуары, треща десятком стертых слов, как щебнем в горле, - и не принял их, потому что запах хозяина, слово патера, ничтожное одобрение Майка, Мэри, Молли, Пата не освятили их; и сегодня сияют звезды, большие корабли гудят в гавани, и миллионы тебе подобных топочут над твоей головой, а ты сидишь мертвый в сером тоннеле! Мы смотрели на твое мертвое лицо с ужасом, жалостью и благоговейным трепетом, ибо знали, что сделаны из того же теста. Что-то от каждого из нас - возвышенное и низкое, подлое и героическое, редкое, пошлое, славное - лежит мертвым в утробе неугомонного города, и участь всех людей живых - да, царей земли, рыцарей разума, властелинов языка и слагателей бессмертных стихов, - вся надежда, жажда, пожирающая землю страсть, которые непостижимым образом вмещаются в тесную каморку черепа и потрясают, рвут свой утлый сосуд, запечатлены в убогом обличье тронувшейся плоти.

Прекрасно!!

21  ​​ ​​​​ За эталон метра принято расстояние, которое проходит свет в вакууме за промежуток времени, равный 1/299792458 секунды.

22  ​​ ​​ ​​​​ Народная демонстрация в Бонне, ФРГ за ядерное разоружение.

23  ​​ ​​ ​​​​ Теракты ​​ против казарм американского и французского миротворческих контингентов в Бейруте (Ливан). ​​ Погибли ​​ около 300 человек.

25  ​​​​ Вооружённые силы США вторгаются на остров Гренада.

Первый релиз текстового редактора Microsoft Word.

26  ​​​​ Борис Пастернак

Охранная грамота

Памяти Райнера Мария Рильке

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Жарким летним утром 1900 года с Курского вокзала отходит курьерский поезд. Перед самой отправкой к окну снаружи подходит кто-то в черной тирольской разлетайке. С ним высокая женщина. Она, вероятно, приходится ему матерью или старшей сестрой. Втроем с отцом они говорят о чем-то одном, во что все вместе посвящены с одинаковой теплотой, но женщина перекидывается с мамой отрывочными словами по-русски, незнакомец же говорят только по-немецки. Хотя я знаю этот язык в совершенстве, но таким его никогда не слыхал. Поэтому тут, на людном перроне между двух звонков, этот иностранец кажется мне силуэтом среди тел, вымыслом в гуще невымышленности.

В пути, ближе к Туле, эта пара опять появляется у нас в купе. Говорят о том, что в Козловой Засеке курьерскому останавливаться нет положенья и они не уверены, скажет ли обер-кондуктор машинисту вовремя придержать у Толстых. Из следующего за тем разговора я заключил, что им к Софье Андреевне, потому что она ездит в Москву на симфонические и еще недавно была у нас, то же бесконечно важное ((это о Толстом)), что символизировано буквами гр. Л. Н. и играет скрытую, но до головоломности прокуренную роль в семье, никакому воплощенью не поддается. Оно видено в слишком раннем младенчестве. Его седина, впоследствии подновленная отцовыми, репинскими и другими зарисовками, детским воображеньем давно присвоена другому старику, виденному чаще и, вероятно, позднее, - Николаю Николаевичу Ге.

Потом они прощаются и уходят в свой вагон. Немного спустя летящую насыпь берут разом в тормоза. Мелькают березы. Во весь раскат полотна сопят и сталкиваются тарели сцеплений. Из вихря певучего песку облегченно вырывается кучевое небо. Полуповоротом от рощи, распластываясь в русской, к высадившимся подпархивает порожняя пара пристяжкой. Мгновенно волнующая, как выстрел, тишина разъезда, ничего о нас не ведающего. Нам тут не стоять. Нам машут на прощанье платками. Мы отвечаем. Еще видно, как их подсаживает ямщик. Вот, отдав барыне фартук, он привстал, краснорукавый, чтобы поправить кушак и подобрать под себя длинные полы поддевки. Сейчас он тронет. В это время нас подхватывает закругленье, и, медленно перевертываясь, как прочитанная страница, полустанок скрывается из виду. Лицо и происшествие забываются, и, как можно предположить, навсегда.

2

Проходит три года, на дворе зима. Улицу на треть укоротили сумерки и шубы. По ней бесшумно носятся клубы карет и фонарей. Наследованью приличий, не раз прерывавшемуся и раньше, положен конец. Их смыло волной более могущественной преемственности - лицевой.

Я не буду описывать в подробностях, что ей предшествовало. Как в ощущеньи, напоминавшем «шестое чувство» Гумилева, десятилетку открылась природа. Как первой его страстью в ответ на пятилепестную пристальность растенья явилась ботаника. Как имена, отысканные по определителю, приносили успокоенье душистым зрачкам, безвопросно рвавшимся к Линнею, точно из глухоты к славе.

Как весной девятьсот первого года в Зоологическом саду показывали отряд дагомейских амазонок. Как первое ощущенье женщины связалось у меня с ощущеньем обнаженного строя, сомкнутого страданья, тропического парада под барабан. Как раньше, чем надо, стал я невольником форм, потому что слишком рано увидал на них форму невольниц.

Как летом девятьсот третьего года в Оболенском, где по соседству жили Скрябины, купаясь, тонула воспитанница знакомых, живших за Протвой. Как погиб студент, бросившийся к ней на помощь, и она затем сошла с ума, после нескольких покушений на самоубийство с того же обрыва. Как потом, когда я сломал себе ногу, в один вечер выбывши из двух будущих войн, и лежал без движенья в гипсе, горели за рекой эти знакомые, и юродствовал, трясясь в лихорадке, тоненький сельский набат. Как, натягиваясь, точно запущенный змей, колотилось косоугольное зарево и вдруг, свернув трубою лучинный переплет, кувырком ныряло в кулебячные слои серо-малинового дыма.

Как, скача в ту ночь с врачом из Малоярославца, поседел мой отец при виде клубившегося отблеска, облаком вставшего со второй версты над лесною дорогой и вселявшего убеждение, что это горит близкая ему женщина с тремя детьми и трехпудовой глыбой гипса, которой не поднять, не боясь навсегда ее искалечить.

Я не буду этого описывать, это сделает за меня читатель. Он любит фабулы и страхи и смотрит на историю как на рассказ с непрекращающимся продолженьем. Неизвестно, желает ли он ей разумного конца. Ему по душе места, дальше которых не простирались его прогулки. Он весь тонет в предисловиях и введеньях, а для меня жизнь открывалась лишь там, где он склонен подводить итоги. Не говоря о том, что внутреннее члененье истории навязано моему пониманью в образе неминуемой смерти, я и в жизни оживал целиком лишь в тех случаях, когда заканчивалась утомительная варка частей и, пообедав целым, вырывалось на свободу всей ширью оснащенное чувство.

Итак, на дворе зима, улица на треть подрублена сумерками и весь день на побегушках. За ней, отставая в вихре снежинок, гонятся вихрем фонари. Дорогой из гимназии имя Скрябина, все в снегу, соскакивает с афиши мне на закорки. Я на крышке ранца заношу его домой, от него натекает на подоконник. Обожанье это бьет меня жесточе и неприкрашеннее лихорадки. Завидя его, я бледнею, чтобы вслед за тем густо покраснеть именно этой бледности. Он, ко мне обращается, я лишаюсь соображения и слышу, как под общий смех отвечаю что-то невпопад, но что именно - не слышу. Я знаю, что он обо всем догадывается, но ни разу не пришел мне на помощь. Значит, он меня не щадит, и это именно то безответное, неразделенное чувство, которого я и жажду. Только оно, и чем оно горячее, тем больше ограждает меня от опустошений, производимых его непередаваемой музыкой.

Перед отъездом в Италию он заходит к нам прощаться. Он играет, - этого не описать, - он у нас ужинает, пускается в философию, простодушничает, шутит. Мне все время кажется, что он томится скукой. Приступают к прощанью. Раздаются пожеланья. Кровавым комком в общую кучу напутствий падает и мое. Все это говорится на ходу, и возгласы, теснясь в дверях, постепенно передвигаются к передней. Тут все опять повторяется с резюмирующей порывистостью и крючком воротника, долго не попадающим в туго ушитую петлю. Стучит дверь, дважды поворачивается ключ. Проходя мимо рояля, всем петельчатым свеченьем пюпитра еще говорящего о его игре, мама садится просматривать оставленные им этюды, и только первые шестнадцать тактов слагаются в предложенье, полное какой-то удивляющейся готовности, ничем на земле не вознаградимой, как я без шубы, с непокрытой головой скатываюсь вниз по лестнице и бегу по ночной Мясницкой, чтобы его воротить или еще раз увидеть.

Это испытано каждым. Всем нам являлась традиция, всем обещала лицо, всем, по-разному, свое обещанье сдержала. Все мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить. Никогда, прикрывшись кличкой среды, не довольствовалась она сочиненным о ней сводным образом, но всегда отряжала к нам какое-нибудь из решительнейших своих исключений. Отчего же большинство ушло в облике сносной и только терпимой общности? Оно лицу предпочло безличье, испугавшись жертв, которых традиция требует от детства. Любить самоотверженно и беззаветно, с силой, равной квадрату дистанции, - дело наших сердец, пока мы дети.

3

Конечно, я не догнал его, да вряд ли об этом и думал. Мы встретились через шесть лет, по его возвращении из-за границы. Срок этот упал полностью на отроческие годы. А как необозримо отрочество, каждому известно. Сколько бы нам потом ни набегало десятков, они бессильны наполнить этот ангар, в который они залетают за воспоминаньями, порознь и кучею, днем и ночью, как учебные аэропланы за бензином. Другими словами, эти годы в нашей жизни составляют часть, превосходящую целое, и Фауст, переживший их дважды, прожил сущую невообразимость, измеримую только математическим парадоксом.

Он приехал, и сразу же пошли репетиции «Экстаза». Как бы мне хотелось теперь заменить это названье, отдающее тугою мыльною оберткой, каким-нибудь более подходящим! Они происходили по утрам. Путь туда лежал разварной мглой. Фуркасовским и Кузнецким, тонувшими в ледяной тюре. Сонной дорогой в туман погружались висячие языки колоколен. На каждой по разу ухал одинокий колокол. Остальные дружно безмолвствовали всем воздержаньем говевшей меди. На выезде из Газетного Никитская била яйцо с коньяком в гулком омуте перекрестка. Голося, въезжали в лужи кованые полозья, и цокал кремень под тростями концертантов. Консерватория в эти часы походила на цирк порой утренней уборки. Пустовали клетки амфитеатров. Медленно наполнялся партер. Насилу загнанная в палки на зимнюю половину, музыка шлепала оттуда лапой по деревянной обшивке органа. Вдруг публика начинала прибывать ровным потоком, точно город очищали неприятелю. Музыку выпускали. Пестрая, несметно ломящаяся, молниеносно множащаяся, она скачками рассыпалась по эстраде. Ее настраивали, она с лихорадочной поспешностью неслась к согласью и, вдруг достигнув гула неслыханной слитности, обрывалась на всем басистом вихре, вся замерев и выровнявшись вдоль рампы.

Это было первое поселенье человека в мирах, открытых Вагнером для вымыслов и мастодонтов. На участке возводилось вымышленное лирическое жилище, материально равное всей ему на кирпич перемолотой вселенной. Над плетнем симфонии загоралось солнце Ван Гога. Ее подоконники покрывались пыльным архивом Шопена. Жильцы в эту пыль своего носа не совали, но всем своим укладом осуществляли лучшие заветы предшественника.

Без слез я не мог ее слышать. Она вгравировалась в мою память раньше, чем легла в цинкографические доски первых корректур. В этом не было неожиданности. Рука, ее написавшая, за шесть лет перед тем легла на меня с не меньшим весом.

Чем были все эти годы, как не дальнейшими превращениями живого отпечатка, отданного на произвол роста? Не удивительно, что в симфонии я встретил завидно счастливую ровесницу. Ее соседство не могло не отозваться на близких, на моих занятиях, на всем моем обиходе. И вот как оно отозвалось.

Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней - Скрябина. Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства. К его возвращенью я был учеником одного поныне здравствующего композитора. Мне оставалось еще только пройти оркестровку. Говорили всякое, впрочем, важно лишь то, что, если бы говорили и противное, все равно жизни вне музыки я себе не представлял. Но у меня не было абсолютного слуха. Так называется способность узнавать высоту любой произвольно взятой ноты. Отсутствие качества, ни в какой связи с общею музыкальностью не стоящего, но которым в полной мере обладала моя мать, не давало мне покоя. Если бы музыка была мне поприщем, как казалось со стороны, я бы этим абсолютным слухом не интересовался. Я знал, что его нет у выдающихся современных композиторов, и, как думают, может быть, и Вагнер, и Чайковский были его лишены. Но музыка была для меня культом, то есть той разрушительной точкой, в которую собиралось все, что было самого суеверного и самоотреченного во мне, и потому всякий раз, как за каким-нибудь вечерним вдохновеньем окрылялась моя воля, я утром спешил унизить ее, вновь и вновь вспоминая о названном недостатке.

Тем не менее у меня было несколько серьезных работ. Теперь их предстояло показать моему кумиру. Устройство встречи, столь естественной при нашем знакомстве домами, я воспринял с обычной крайностью. Этот шаг, который при всяких обстоятельствах показался бы мне навязчивым, в настоящем случае вырастал в моих глазах до какого-то кощунства. И в назначенный день, направляясь в Глазовский, где временно проживал Скрябин, я не столько вез ему свои сочинения, сколько давно превзошедшую всякое выраженье любовь и свои извинения в воображаемой неловкости, невольным поводом к которой себя сознавал. Переполненный номер четвертый тискал и подкидывал эти чувства, неумолимо неся их к страшно близившийся цели по бурому Арбату, который волокли к Смоленскому, по колено в воде, мохнатые и потные вороны, лошади и пешеходы.

4

Я оценил тогда, как вышколены у нас лицевые мышцы. С перехваченной от волненья глоткой, я мямлил что-то отсохшим языком и запивал свои ответы частыми глотками чаю, чтобы не задохнуться или не сплоховать как-нибудь еще.

По челюстным мослам и выпуклостям лба ходила кожа, я двигал бровями, кивал и улыбался, и всякий раз, как я дотрагивался у переносицы до складок этой мимики, щекотливой и садкой, как паутина, в руке у меня оказывался судорожно зажатый платок, которым я вновь и вновь отирал со лба крупные капли пота. С затылка, связанная занавесями, всем переулком дымилась весна. Впереди, промеж хозяев, удвоенной словоохотливостью старавшихся вывести меня из затруднения, дышал по чашкам чай, шипел пронзенный стрелкой пара самовар, клубилось отуманенное водой и навозом солнце. Дым сигарного окурка, волокнистый, как черепаховая гребенка, тянулся из пепельницы к свету, достигнув которого пресыщено полз по нему вбок, как по суконке. Не знаю отчего, но этот круговорот ослепленного воздуха, испарявшихся вафель, курившегося сахару и горевшего, как бумага, серебра нестерпимо усугублял мою тревогу. Она улеглась, когда, перейдя в залу, я очутился у рояля.

Первую вещь я играл еще с волнением, вторую - почти справясь с ним, третью - поддавшись напору нового и непредвиденного. Случайно взгляд мой упал на слушавшего.

Следуя постепенности исполнения, он сперва поднял голову, потом - брови, наконец, весь расцветши, поднялся и сам и, сопровождая изменения мелодии неуловимыми изменениями улыбки, поплыл ко мне по ее ритмической перспективе. Все это ему нравилось. Я поспешил кончить. Он сразу пустился уверять меня, что о музыкальных способностях говорить нелепо, когда налицо несравненно большее, и мне в музыке дано сказать свое слово. В ссылках на промелькнувшие эпизоды он подсел к роялю, чтобы повторить один, наиболее его привлекший. Оборот был сложен, я не ждал, чтобы он воспроизвел его в точности, но произошла другая неожиданность, он повторил его не в той тональности, и недостаток, так меня мучивший все эти годы, брызнул из-под его рук, как его собственный.

И, опять, предпочтя красноречью факта превратности гаданья, я вздрогнул и задумал надвое. Если на признанье он возразит мне: «Боря, но ведь этого нет и у меня», тогда - хорошо, тогда, значит, не я навязываюсь музыке, а она сама суждена мне. Если же речь в ответ зайдет о Вагнере и Чайковском, о настройщиках и так далее, - но я уже приступал к тревожному предмету и, перебитый на полуслове, уже глотал в ответ: «Абсолютный слух? После всего, что я сказал вам? А Вагнер? А Чайковский? А сотни настройщиков, которые наделены им?..».

Мы прохаживались по залу. Он клал мне руку то на плечо, то брал меня под руку. Он говорил о вреде импровизации, о том, когда, зачем и как надо писать. В образцы простоты, к которой всегда следует стремиться, он ставил свои новые сонаты, ославленные за головоломность. Примеры предосудительной сложности приводил из банальнейшей романсной литературы. Парадоксальность сравненья меня не смущала. Я соглашался, что безличье сложнее лица. Что небережливое многословье кажется доступным, потому что оно бессодержательно. Что, развращенные пустотою шаблонов, мы именно неслыханную содержательность, являющуюся к нам после долгой отвычки, принимаем за претензии формы. Незаметно он перешел к более решительным наставленьям. Он справился о моем образовании и, узнав, что я избрал юридический факультет за его легкость, посоветовал немедленно перевестись на философское отделение историко-филологического, что я на другой день и исполнил. А тем временем, как он говорил, я думал о происшедшем. Сделки своей с судьбою я не нарушал. О худом выходе загаданного помнил. Развенчивала ли эта случайность моего бога? Нет, никогда, - с прежней высоты она подымала его на новую. Отчего он отказал мне в том простейшем ответе, которого я так ждал? Это его тайна. Когда-нибудь, когда уже будет поздно, он подарит меня этим упущенным признаньем. Как одолел он в юности свои сомненья? Это тоже его тайна, она-то и возводит его на новую высоту. Однако в комнате давно темно, в переулке горят фонари, пора и честь знать.

Я не знал, прощаясь, как благодарить его. Что-то подымалось во мне. Что-то рвалось и освобождалось. Что-то плакало, что-то ликовало.

Первая же струя уличной прохлады отдала домами и далями. Целое их столпотворение поднялось к небу, вынесенное с булыжника единодушием московской ночи. Я вспомнил о родителях и об их нетерпеливо готовящихся расспросах. Мое сообщение, как бы я его ни повел, никакого смысла, кроме радостнейшего, иметь не могло. Тут только, подчиняясь логике предстоявшего рассказа, я впервые как к факту отнесся к счастливым событьям дня. Мне они в таком виде не принадлежали. Действительностью становились они лишь в предназначеньи для других. Как ни возбуждала весть, которую я нес домашним, на душе у меня было неспокойно. Но все больше походило на радость сознанье, что именно этой грусти мне ни во чьи уши не вложить и, как и мое будущее, она останется внизу, на улице, со всей моею, моей в этот час, как никогда, Москвой. Я шел переулками, чаще надобности переходя через дорогу. Совершенно без моего ведома во мне таял и надламывался мир, еще накануне казавшийся навсегда прирожденным. Я шел, с каждым поворотом все больше прибавляя шагу, и не знал, что в эту ночь уже рву с музыкой.

В возрастах отлично разбиралась Греция. Она остерегалась их смешивать. Она умела мыслить детство замкнуто и самостоятельно, как заглавное интеграционное ядро. Как высока у ней эта способность, видно из ее мифа о Ганимеде и из множества сходных. Те же воззрения вошли в ее понятие о полубоге и герое. Какая-то доля риска и трагизма по ее мысли, должна быть собрана достаточно рано в наглядную, мгновенно обозримую горсть. Какие-то части зданье, и среди них основная арка фатальности, должны быть заложены разом, с самого начала, в интересах его будущей соразмерности. И, наконец, в каком-то запоминающемся подобии, быть может, должна быть пережита и смерть.

Вот отчего при гениальном, всегда неожиданном, сказочно захватывающем искусстве античность не знала романтизма.

Воспитанная на никем потом не повторенной требовательности, на сверхчеловечестве дел и задач, она совершенно не знала сверхчеловечества как личного аффекта. От этого она была застрахована тем, что всю дозу необычного, заключающуюся в мире, целиком прописывала детству. И когда по ее приеме человек гигантскими шагами вступал в гигантскую действительность, поступь и обстановка считались обычными.

5

В один из ближайших вечеров, отправляясь на собрание «Сердарды», пьяного сообщества, основанного десятком поэтов, музыкантов и художников, я вспомнил, что обещал принесть Юлиану Анисимову, читавшему перед тем отличные переводы из Демеля, другого немецкого поэта, которого я предпочитал всем его современникам. И опять, как не раз уже и раньше, сборник «Mir zur Feier» очутился у меня в руках в труднейшую мою пору и ушел по слякоти на деревянный Разгуляй, в отсырелое сплетенье старины, наследственности и молодых обещаний, чтобы, одурев от грачей в мезонине под тополями, вернуться домой с новой дружбой, то есть с чутьем еще на одну дверь в городе, где их было тогда еще немного. Пора рассказать, однако, как ко мне попал этот сборник. Дело в том, что шестью годами раньше, в те декабрьские сумерки, которые я принимался тут описывать дважды, вместе с бесшумной улицей, всюду подстерегавшейся таинственными ужимками снежинок, ездил на коленках и я, помогая маме в уборке отцовских этажерок. Уже пройденная тряпкой и уторканная с четырех боков печатная требуха правильными рядами возвращалась на распотрошенные полки, как вдруг из одной стопы, особенно колышливой и ослушной, вывалилась книжка в серой выгоревшей обложке. По совершенной случайности я не втиснул ее назад и, подобрав с полу, взял потом к себе. Прошло много времени, и я успел полюбить книгу, как вскоре и другую, присоединившуюся к ней и надписанную отцу тою же рукою. Но еще больше времени прошло, пока я однажды понял, что их автор, Райнер Мария Рильке, должен быть тем самым немцем, которого давно как-то, летом, мы оставили в пути на вертящемся отрыве забытого лесного полустанка. Я побежал к отцу проверять догадку, и он ее подтвердил, недоумевая, почему это так могло меня взволновать.

Я не пишу своей биографии. Я к ней обращаюсь, когда того требует чужая. Вместе с ее главным лицом я считаю, что настоящего жизнеописания заслуживает только герой, но история поэта в этом виде вовсе непредставима. Ее пришлось бы собирать из несущественностей, свидетельствующих об уступках жалости и принужденью. Всей своей жизни поэт придает такой добровольно крутой наклон, что ее не может быть в биографической вертикали, где мы ждем ее встретить. Ее нельзя найти под его именем и надо искать под чужим, в биографическом столбце его последователей. Чем замкнутее производящая индивидуальность, тем коллективнее, без всякого иносказания, ее повесть. Область подсознательного у гения не поддается обмеру. Ее составляет все, что творится с его читателями и чего он не знает. Я не дарю своих воспоминаний памяти Рильке. Наоборот, я сам получил их от него в подарок.

6

Хотя к этому располагал рассказ, я вопроса о том, что такое музыка и что к ней приводит, не ставил. Я не сделал этого не только оттого, что, проснувшись однажды на третьем году ночью, застал весь кругозор залитым ею более чем на пятнадцать лет вперед и, таким образом, не имел случая пережить ее проблематику. Но еще и оттого, что она теперь перестает относиться к нашей теме. Однако того же вопроса в отношении искусства по преимуществу, искусства в целом, иными словами - в отношении поэзии, мне не обойти. Я не отвечу на него ни теоретически, ни в достаточно общей форме, но многое из того, что я расскажу, будет на него ответом, который я могу дать за себя и своего поэта.

Солнце вставало из-за Почтамта и, соскальзывая по Кисельному, садилось на Неглинке. Вызолотив нашу половину, оно с обеда перебиралось в столовую и кухню. Квартира была казенная, с комнатами, переделанными из классов. Я учился в университете. Я читал Гегеля и Канта. Времена были такие, что в каждую встречу с друзьями разверзались бездны и то один, то другой выступал с каким-нибудь новоявленным откровеньем.

Часто подымали друг друга глубокой ночью. Повод всегда казался неотложным. Разбуженный стыдился своего сна, как нечаянно обнаруженной слабости. К перепугу несчастных домочадцев, считавшихся поголовными ничтожествами, отправлялись тут же, точно в смежную комнату, в Сокольники, к переезду Ярославской железной дороги. Я дружил с девушкой из богатого дома. Всем было ясно, что я ее люблю. В этих прогулках она участвовала только отвлеченно, на устах более бессонных и приспособленных. Я давал несколько грошовых уроков, чтоб не брать денег у отца. Летами, с отъездом наших, я оставался в городе на своем иждивеньи. Иллюзия самостоятельности достигалась такой умеренностью в пище, что ко всему присоединялся еще и голод и окончательно превращал ночь в день в пустопорожней квартире. Музыка, прощанье с которой я только еще откладывал, уже переплеталась у меня с литературой. Глубина и прелесть Белого и Блока не могли не открыться мне. Их влияние своеобразно сочеталось с силой, превосходившей простое невежество. Пятнадцатилетнее воздержание от слова, приносившегося в жертву звуку, обрекало на оригинальность, как иное увечье обрекает на акробатику. Вместе с частью моих знакомых я имел отношение к «Мусагету». От других я узнал о существовании Марбурга: Канта и Гегеля сменили Коген, Наторп и Платон.

Свою жизнь тех лет я характеризую намеренно случайно. Эти признаки я мог бы умножить или заменить другими. Однако для моей цели достаточно и приведенных. Обозначив ими вприкидку, как на расчетном чертеже, мою тогдашнюю действительность, я тут же и спрошу себя, где и в силу чего из нее рождалась поэзия. Обдумывать ответ мне долго не придется. Это единственное чувство, которое память сберегла мне во всей свежести.

Она рождалась из перебоев этих рядов, из разности их хода, из отставанья более косных и их нагроможденья позади, на глубоком горизонте воспоминанья.

Всего порывистее неслась любовь. Иногда, оказываясь в голове природы, она опережала солнце. Но так как это выдавалось очень редко, то можно сказать, что с постоянным превосходством, почти всегда соперничая с любовью, двигалось вперед то, что, вызолотив один бок дома, принималось бронзировать другой, что смывало погодой погоду и вращало тяжелый ворот четырех времен года. А в хвосте, на отступах разной дальности, плелись остальные ряды. Я часто слышал свист тоски, не с меня начавшейся. Постигая меня с тылу, он пугал и жалобил. Он исходил из оторвавшегося обихода и не то грозил затормозить действительность, не то молил примкнуть его к живому воздуху, успевшему зайти тем временем далеко вперед. В этой оглядке и заключалось то, что зовется вдохновеньем. К особенной яркости, ввиду дали своего отката, звали наиболее отечные, нетворческие части существованья. Еще сильнее действовали неодушевленные предметы. Это были натурщики натюрморта, отрасли, наиболее излюбленной художниками. Копясь в последнем отдалении живой вселенной и находясь в неподвижности, они давали наиполнейшее понятие о движущемся целом, как всякий кажущийся нам контрастом предел. Их расположение обозначало границу, за которой удивленью и состраданью нечего делать. Там работала наука, отыскивая атомные основания реальности.

Но так как не было второй вселенной, откуда можно было бы поднять действительность из первой, взяв ее за вершки, как за волоса, то для манипуляций, к которым она сама взывала, требовалось брать ее изображенье, как это делает алгебра, стесненная такой же одноплоскостностью в отношении величины. Однако это изображенье тогда казалось мне выходом из затруднения, а не самоцелью. Цель же я видел всегда в пересадке изображения с холодных осей на горячие, в пуске отжитого вслед и в нагонку жизни. Без особых отличий от того, что думаю и сейчас, я рассуждал тогда так. Людей мы изображаем, чтобы накинуть на них погоду. Погоду, или, что одно и то же, природу, - чтобы на нее накинуть нашу страсть. Мы втаскиваем вседневность в прозу ради поэзии. Мы вовлекаем прозу в поэзию ради музыки. Так, в широчайшем значении слова, называл я искусство, поставленное по часам живого, бьющего поколеньями, рода.

Вот отчего ощущенье города никогда не отвечало месту, где в нем протекала моя жизнь. Душевный напор всегда отбрасывал его в глубину описанной перспективы. Там, отдуваясь, топтались облака, и, расталкивая их толпу, висел поперек неба сплывшийся дым несметных печей. Там линиями, точно вдоль набережных, окунались подъездами в снег разрушавшиеся дома. Там утлую невзрачность прозябанья перебирали тихими гитарными щипками пьянства, и, сварясь за бутылкой вкрутую, раскрасневшиеся степенницы выходили с качающимися мужьями под ночной прибой извозчиков, точно из гогочущей горячки шаек в березовую прохладу предбанника. Там травились и горели, обливали разлучниц кислотой, выезжали в атласе к венцу и закладывали меха в ломбарде. Там втихомолку перемигивались лаковые ухмылки рассыхавшегося уклада и в ожиданьи моего часа усаживались, разложа учебники, мои питомцы-второгодники, ярко накрашенные малоумьем, как шафраном. Там также сотнею аудиторий гудел и замирал серо-зеленый, полузаплеванный университет.

Скользнувши стеклами очков по стеклам карманных часиков, профессора поднимали головы в обращении к хорам и потолочным сводам. Головы студентов отделялись от тужурок и на длинных шнурах повисали четными дружками к зеленым абажурам.

За этими побывками в городе, куда я ежедневно попадал точно из другого, у меня неизменно учащалось сердцебиенье. Покажись я тогда врачу, он предположил бы, что у меня малярия. Однако эти приступы хронической нетерпеливости лечению хиной не поддавались. Эту странную испарину вызывала упрямая аляповатость этих миров, их отечная, ничем изнутри в свою пользу не издержанная наглядность. Они жили и двигались, точно позируя. Объединяя их в какое-то поселенье, среди них мысленно высилась антенна повальной предопределенности. Лихорадка нападала именно у основанья этого воображаемого шеста. Ее порождали токи, которые эта мачта посылала на противоположный полюс. Собеседуя с далекою мачтой гениальности, она вызывала из ее краев в свой поселок какого-то нового Бальзака. Однако стоило отойти от рокового шеста подальше, как наступало мгновенное успокоенье.

Так, например, меня не лихорадило на лекциях Савина, потому что этот профессор в типы не годился. Он читал с настоящим талантом, выраставшим по мере того, как рос его предмет. Время не обижалось на него. Оно не рвалось вон из его утверждений, не скакало в отдушины, не бросалось опрометью к дверям. Оно не задувало дыма назад в борова и, сорвавшись с крыши, не хваталось за крюк уносящегося во вьюгу трамвайного прицепа. Нет, с головой уйдя в английское средневековье или Робеспьеров конвент, оно увлекало за собой и нас, а с нами и все, что нам могло вообразиться живого за высокими университетскими окнами, выведенными у самых карнизов.

Я также оставался здоров в одном из номеров дешевых меблирашек, где в числе нескольких студентов вел занятия с группой взрослых учеников. Никто тут не блистал талантами. Достаточно было и того, что, не ожидая ниоткуда наследства, руководители и руководимые объединялись в общем усилии сдвинуться с мертвой точки, к которой собиралась пригвоздить их жизнь. Как и преподаватели, среди которых имелись оставленные при университете, они были для своих званий малотипичны. Мелкие чиновники и служащие, рабочие, лакеи и почтальоны, они ходили сюда затем, чтобы стать однажды чем-нибудь другим.

Меня не лихорадило в их деятельной среде, и, в редких ладах с собою, я часто заворачивал отсюда в соседний переулок, где в одном из дворовых флигелей Златоустинского монастыря целыми артелями проживали цветочники. Именно здесь запасались полною флорой Ривьеры мальчишки, торговавшие ею на Петровке в разнос. Оптовые мужики выписывали ее из Ниццы, и на месте у них эти сокровища можно было достать за совершенный бесценок. Особенно тянуло к ним с перелома учебного года, когда, открыв в один прекрасный вечер, что занятья давно ведутся не при огне, светлые сумерки марта все больше и больше зачащали в грязные номера, а потом и вовсе уже не отставали и на пороге гостиницы по окончании уроков. Не покрытая, против обыкновения, низким платком зимней ночи, улица как из-под земли вырастала у выхода с какой-то сухою и на чуть шевелящихся губах. По дюжей мостовой отрывисто шаркал весенний воздух. Точно обтянутые живой кожицей, очертания переулка дрожали зябкой дрожью, заждавшись первой звезды, появленье которой томительно оттягивало ненасытное, баснословно досужее небо.

Вонючую галерею до потолка загромождали порожние плетушки в иностранных марках под звучными итальянскими штемпелями. В ответ на войлочное кряхтенье двери наружу выкатывалось, как за нуждой, облако белого пара, и что-то неслыханно волнующее угадывалось уже и в нем. Напролет против сеней, в глубине постепенно понижавшейся горницы, толпились у крепостного окошка малолетние разносчики и, приняв подочтенный товар, рассовывали его по корзинкам. Там же, за широким столом, сыновья хозяина молчаливо вспарывали новые, только что с таможни привезенные посылки. Разогнутая надвое, как книга, оранжевая подкладка обнажала свежую сердцевину тростниковой коробки. Сплотившиеся путла похолодевших фиалок вынимались цельным куском, точно синие слои вяленой малаги. Они наполняли комнату, похожую на дворницкую, таким одуряющим благоуханьем, что и столбы предвечернего сумрака, и пластавшиеся по полу тени казались выкроенными из сырого темно-лилового дерна.

Однако настоящие чудеса ждали еще впереди. Пройдя в самый конец двора, хозяин отмыкал одну из дверей каменного сарая, поднимал за кольцо погребное творило, и в этот миг сказка про Али Бабу и сорок разбойников сбывалась во всей своей ослепительности. На дне сухого подполья разрывчато, как солнце, горели четыре репчатые молнии, и, соперничая с лампами, безумствовали в огромных лоханях, отобранные по колерам и породам, жаркие снопы пионов, желтых ромашек, тюльпанов и анемон. Они дышали и волновались, точно тягаясь друг с другом. Нахлынув с неожиданной силой, пыльную душистость мимоз смывала волна светлого запаха, водянистого и изнизанного жидкими иглами аниса. Это ярко, как до белизны разведенная настойка, пахли нарциссы. Но и тут всю эту бурю ревности побеждали черные кокарды фиалок. Скрытные и полусумасшедшие, как зрачки без белка, они гипнотизировали своим безучастием. Их сладкий, непрокашлянный дух заполняло погребного дна широкую раму лаза. От них закладывало грудь каким-то деревенистым плевритом. Этот запах что-то напоминал и ускользал, оставляя в дураках сознанье. Казалось, что представленье о земле, склоняющее их к ежегодному возвращенью, весенние месяцы составили по этому запаху и родники греческих поверий о Деметре были где-то невдалеке.

7

В то время и много спустя я смотрел на свои стихотворные опыты как на несчастную слабость и ничего хорошего от них не ждал. Был человек, С. Н. Дурылин, уже и тогда поддерживавший меня своим одобрением. Объяснялось это его беспримерной отзывчивостью. От остальных друзей, уже видавших меня почти ставшим на ноги музыкантом, я эти признаки нового несовершеннолетья тщательно скрывал.

Зато философией я занимался с основательным увлеченьем, предполагая где-то в ее близости зачатки будущего приложения к делу. Круг предметов, читавшихся по нашей группе, был так же далек от идеала, как и способ их преподавания. Это была странная мешанина из отжившей метафизики и неоперившегося просвещенства. Согласья ради оба направления поступались последними остатками смысла, который мог бы им еще принадлежать, взятым в отдельности. История философии превращалась в беллетристическую догматику, психология же вырождалась в ветреную пустяковину брошюрного пошиба.

Молодые доценты, как Шлет, Самсонов и Кубицкий, порядка этого изменить не могли. Однако и старшие профессора были не так уж в нем виноваты. Их связывала необходимость читать популярно до азбучности, сказавшаяся уже и в те времена. Не доходя отчетливо до сознания участников, кампания по ликвидации неграмотности была начата именно тогда. Сколько-нибудь подготовленные студенты старались работать самостоятельно, все более и более привязываясь к образцовой библиотеке университета. Симпатии распределялись между тремя именами. Большая часть увлекалась Бергсоном. Приверженцы геттингенского гуссерлианства находили поддержку в Шлете. Последователи Марбургской школы были лишены руководства и, представленные самим себе, объединялись случайными разветвлениями личной традиции, шедшей еще от С. Н. Трубецкого.

Замечательным явлением этого круга был молодой Самарин. Прямой отпрыск лучшего русского прошлого, к тому же связанный разными градациями родства с историей самого здания по углам Никитской, он раза два в семестр заявлялся на иное собранье какого-нибудь семинария, как отделенный сын на родительскую квартиру в час общего обеденного сбора. Референт прерывал чтенье, дожидаясь, пока долговязый оригинал, смущенный тишиной, которую он вызвал и сам растягивал выбором места, взберется по трескучему помосту на крайнюю скамью дощатого амфитеатра. Но только начиналось обсужденье доклада, как весь грохот и скрип, втащенный только что с таким трудом под потолок, возвращался вниз в обновленной и неузнаваемой форме. Придравшись к первой оговорке докладчика, Самарин обрушивал оттуда какой-нибудь экспромт из Гегеля или Когена, скатывая его как шар по ребристым уступам огромного ящичного склада. Он волновался, проглатывал слова и говорил прирожденно громко, выдерживая голос на той ровной, всегда одной, с детства до могилы усвоенной ноте, которая не знает шепота и крика и вместе с округлой картавостью, от нее неотделимой, всегда разом выдает породу. Потеряв его впоследствии из виду, я невольно вспомнил о нем, когда, перечитывая Толстого, вновь столкнулся с ним в Нехлюдове.

8

Хотя у летней кофейни на Тверском бульваре не было своего названья, звали ее все Cafe grec. Ее не закрывали на зиму, и тогда ее назначенье становилось странною загадкой. Однажды не сговариваясь, по случайности, сошлись в этом голом павильоне Локс, Самарин и я. Мы были единственными его посетителями не только в тот вечер, но, может быть, и за весь истекший сезон. Дело переламывалось к теплу, потягивало весной. Только появился и едва подсел к нам Самарин, как зафилософствовал и, вооружаясь сухим бисквитом, стал отбивать им, как регентским камертоном, логические члененья речи. Поперек павильона протянулся кусок гегелевской бесконечности, составленной из сменяющихся утверждений и отрицаний. Вероятно, я сказал ему о теме, которую избрал для кандидатского сочинения, вот он и соскочил с Лейбница и математической бесконечности на диалектическую. Вдруг он заговорил о Марбурге. Это был первый рассказ о самом городе, а не о школе, какой я услышал. Впоследствии я убедился, что о его старине и поэзии говорить иначе и нельзя, тогда же, под стрекотанье вентиляционной вертушки, мне это влюбленное описанье было в новинку. Внезапно он спохватился, что шел сюда не кофейничать и только на минуту, вспугнул хозяина, дремавшего в углу за газетой, и, узнав, что телефон в неисправности, вывалился из обледенелого скворешника еще шумнее, чем ввалился. Вскоре поднялись и мы. Погода переменилась. Поднявшийся ветер стал шпарить февральскою крупою. Она ложилась на землю правильными мотками, восьмеркой. Было в ее яростном петляньи что-то морское. Так, мах к маху, волнистыми слоями складывают канаты и сети. Дорогой Локс несколько раз заговаривал на свою излюбленную тему о Стендале, я же отмалчивался, чему немало способствовала метель. Я не мог позабыть о слышанном, и мне жалко было городка, которого, как я думал, мне никогда, как ушей своих, не видать.

Это было в феврале, а в апреле месяце как-то утром мама объявила, что скопила из заработков и сберегла в хозяйстве двести рублей, которые мне и дарит с советом съездить за границу. Не изобразить ни радости, ни полной неожиданности подарка, ни его незаслуженности. Фортепьянного бренчанья по такой сумме надо было натерпеться немало. Однако отказываться у меня не было сил. Выбирать маршрут не приходилось. Тогда европейские университеты находились в постоянной осведомленности друг о друге. Начав в тот же день беготню по канцеляриям, я вместе с немногочисленными документами унес с Моховой некоторое сокровище. Это был двумя неделями раньше отпечатанный в Марбурге подробный перечень курсов, предположенных к чтенью на летнем семестре 1912 года. Изучая проспект с карандашом в руке, я не расставался с ним ни на ходу, ни за решетчатыми стойками присутствий. От моей потерянности за версту разило счастьем, и, заражая им секретарей и чиновников, я, сам того не зная, подгонял и без того несложную процедуру.

Программа у меня, разумеется, была спартанская. Третий, а за границей, если придется, и четвертый класс, поезда последней скорости, комната в какой-нибудь подгородной деревушке, хлеб с колбасой да чай. Мамино самопожертвованье обязывало к удесятеренной жадности. За ее деньги следовало попасть еще и в Италию. Кроме того, я знал, что очень чувствительную долю поглотит вступительный взнос в университет и оплата отдельных семинариев и курсов. Но если б у меня денег было и вдесятеро больше, я по тем временам от этой росписи не отступил бы. Я не знаю, как распорядился бы остатком, но ничто бы на свете меня тогда во второй класс не перевело и никаких следов на ресторанной скатерти оставить не склонило. Терпимость в отношении удобств и потребность в уюте появились у меня только в послевоенное время. Оно наставило таких препятствий тому миру, который не допускал в мою комнату никаких прикрас и поблажек, что временно не мог не измениться и весь мой характер.

9

У нас сходил еще снег и небо кусками выплывало из-под наста на воду, как выскользнувшая из-под кальки переводная картинка, а по всей Польше жарко цвели яблони, и она неслась с утра на ночь и с запада на восток, по-летнему бессонная, какой-то романской частью славянского замысла.

Берлин показался мне городом подростков, получивших накануне в подарок тесаки и каски, трости и трубки, настоящие велосипеды и сюртуки, как у взрослых. Я застал их на первом выходе, они не привыкли еще к перемене, и каждый важничал тем, что ему вчера выпало на долю. На одной из превосходнейших улиц меня окликнуло из книжной витрины Наторпово руководство по логике, и я вошел за ним с ощущеньем, что увижу завтра автора въяве. Из двух суток пути я провел уже одну ночь без сна на немецкой территории, теперь мне предстояла другая.

Откидные полати в третьем классе заведены только у нас в России, за границей же за дешевое передвиженье приходится отдуваться ночами, клюя носом вчетвером на глубоко выбранной и разделенной подлокотниками скамейке. Хотя на этот раз обе лавки отделенья были к моим услугам, мне было не до сна. Лишь изредка с большими перерывами входили на перегон-другой отдельные пассажиры, больше студенты, и, безмолвно откланявшись, проваливались в теплую ночную неизвестность. При каждой их смене под крыши перронов вкатывались спящие города. Исконное средневековье открывалось мне впервые. Его подлинность была свежа и страшна, как всякий оригинал. Лязгая знакомыми именами, как голой сталью, путешествие вынимало их одно за другим из читанных описаний, точно из пыльных ножен, изготовленных историками.

На подлете к ним поезд вытягивался кольчужным чудом из десяти клепаных кузовов. Кожаный напуск переходов вспучивался и обвисал кузнечными мехами. Заляпанное огнями вокзала, в чистых бокалах ясно лучилось пиво. По каменным платформам плавно удалялись порожняком багажные тележки на толстых и точно каменных катках. Под сводами колоссальных дебаркадеров потели торсы короткорылых локомотивов. Казалось, что на такую высоту их занесла игра низких колес, нежданно замерших на полном заводе.

Отовсюду к пустынному бетону тянулись его шестисотлетние предки. Четвертованные косыми балками трельяжа стены разминали свою сонную роспись. На них теснились пажи, рыцари, девушки и рыжебородые людоеды, и клетчатая дранка шпалерника повторялась, как орнамент, на решетчатых наличниках шлемов, в разрезах шарообразных рукавов и в крестчатой шнуровке корсажей. Дома подступали почти вплотную к опущенному окну. Вконец потрясенный, я лежал на его широком ребре, зашептываясь до самозабвенья коротким восклицанием восторга, теперь устаревшим. Но было еще темно, и скачущие лапы дикого винограда едва чернелись на штукатурке. Когда же вновь ударял ураган, отзывавшийся углем, росой и розами, то, внезапно обданный горстью искр из рук увлеченно несшейся ночи, я быстро поднимал окно и задумывался о непредвидимостях завтрашнего дня. Но надо хоть как-нибудь сказать о том, куда и зачем я ехал.

Созданье гениального Когена, подготовленное его предшественником по кафедре Фридрихом Альбертом Ланге, известным у нас по «Истории материализма», Марбургское направление покоряло меня двумя особенностями. Во-первых, оно было самобытно, перерывало все до основанья я строило на чистом месте. Оно не разделяло ленивой рутины всевозможных «измов», всегда цепляющихся за свое рентабельное всезнайство из десятых рук, всегда невежественных и всегда, по тем или другим причинам, боящихся пересмотра на вольном воздухе вековой культуры. Не подчиненная терминологической инерции Марбургская школа обращалась к первоисточникам, т. е. к подлинным распискам мысли, оставленным ею в истории науки. Если ходячая философия говорит о том, что думает тот или другой писатель, а ходячая психология - о том, как думает средний человек, если формальная логика учит, как надо думать в булочной, чтобы не обсчитаться сдачей, то Марбургскую школу интересовало, как думает наука в ее двадцатипятивековом непрекращающемся авторстве, у горячих начал и исходов мировых открытий. В таком, как бы авторизованном самой историей, расположении философия вновь молодела и умнела до неузнаваемости, превращаясь из проблематической дисциплины в исконную дисциплину о проблемах, каковой ей и надлежит быть.

Вторая особенность Марбургской школы прямо вытекала из первой и заключалась в ее разборчивом и взыскательном отношении к историческому наследству. Школе чужда была отвратительная снисходительность к прошлому, как к некоторой богадельне, где кучка стариков в хламидах и сандалиях или париках и камзолах врет непроглядную отсебятину, извинимую причудами коринфского ордера, готики, барокко или какого-нибудь иного зодческого стиля. Однородность научной структуры была для школы таким же правилом, как анатомическое тождество исторического человека. Историю в Марбурге знали в совершенстве и не уставали тащить сокровище за сокровищем из архивов итальянского Возрождения, французского и шотландского рационализма и других плохо изученных школ. На историю в Марбурге смотрели в оба гегельянских глаза, т.е. гениально обобщенно, но в то же время и в точных границах здравого правдоподобья. Так, например, школа не говорила о стадиях мирового духа, а, предположим, о почтовой переписке семьи Бернулли, но при этом она знала, что всякая мысль сколь угодно отдаленного времени, застигнутая на месте и за делом, должна полностью допускать нашу логическую комментацию. В противном случае она теряет для нас непосредственный интерес и поступает в ведение археолога или историка костюмов, нравов, литератур, общественно-политических веяний и прочего.

Обе эти черты самостоятельности и историзма ничего не говорят о содержании Когеновой системы, но я не собирался, да и не взялся бы говорить о ее существе. Однако обе они объясняют ее притягательность. Они говорят о ее оригинальности, т. е. о живом месте, занятом ею в живой традиции для одной из частей современного сознанья.

Как одна из его частиц, я мчался к центру притяжения. Поезд пересекал Гарц. Дымным утром, выскочив из лесу, промелькнул средневековым углекопом тысячелетний Гослар. Позже пронесся Геттинген. Имена городов становились все громче. Большинство из них поезд отшвыривал с пути на всем лету, не нагибаясь. Я находил названия этих откатывающихся волчков на карте. Вокруг иных подымались стародавние подробности. Они вовлекались в их круговорот, как звездные спутники и кольца. Иногда горизонт расширялся, как в «Страшной мести», и, дымясь сразу в несколько орбит земля в отдельных городах и замках начинала волновать, как ночное небо.

10

Два года, предшествовавших поездке, слово Марбург не сходило у меня с языка. Упоминание о городе в глава о Реформации имелось в каждом учебнике для средней школы. Книжечка о Елизавете Венгерской, погребенной в нем в начале XIII века, была «Посредником» издана даже для детей. Любая биография Джордано Бруно в числе городов, где он читал на роковом пути из Лондона на родину, называла и Марбург. Между тем, как это ни маловероятно, я ни разу в Москве не догадался о тождестве, существовавшем между Марбургом этих упоминаний и тем, ради которого я грыз таблицы производных и дифференциалов и с Мак-Лоррена перескакивал на Максвелла, окончательно мне недоступного. Надо было, подхватя чемодан, пройти мимо рыцарской гостиницы и старой почтовой станции, чтобы оно встало передо мной впервые.

Я стоял, заломя голову и задыхаясь. Надо мной высился головокружительный откос, на котором тремя ярусами стояли каменные макеты университета, ратуши и восьмисотлетнего замка. С десятого шага я перестал понимать, где нахожусь. Я вспомнил, что связь с остальным миром забыл в вагоне и ее теперь вместе с крюками, сетками и пепельницами назад не воротишь. Над башенными часами праздно стояли облака. Место казалось им знакомым. Но и они ничего не объясняли. Было видно, что, как сторожа этого гнезда, они никуда отсюда не отлучаются. Царила полуденная тишина. Она сносилась с тишиной простершейся внизу равнины. Обе как бы подводили итог моему обалденью. Верхняя пересылалась с нижней томительными веяниями сирени. Выжидательно чирикали птицы. Я почти не замечал людей. Неподвижные очертанья кровель любопытствовали, чем все это кончится.

Улицы готическими карлицами лепились по крутизнам. Они располагались друг под другом и своими подвалами смотрели на чердаки соседних. Их теснины были заставлены чудесами коробчатого зодчества. Расширяющиеся кверху этажи лежали на выпущенных бревнах и, почти соприкасаясь кровлями, протягивали друг другу руки над мостовой. На них не было тротуаров. Не на всех можно было разойтись.

Вдруг я понял, что пятилетнему шарканью Ломоносова по этим мостовым должен был предшествовать день, когда он входил в этот город впервые, с письмом к Лейбницеву ученику Христиану Вольфу, и никого еще тут не знал. Мало сказать, что с того дня город не изменился. Надо знать, что таким же нежданно маленьким и древним мог он быть уже и для тех дней. И, повернув голову, можно было потрястись, повторяя в точности одно, страшно далекое, телодвиженье. Как и тогда, при Ломоносове, рассыпавшись у ног всем сизым кишением шиферных крыш, город походил на голубиную стаю, завороженную на живом слете к смененной кормушке. Я трепетал, справляя двухсотлетие чужих шейных мышц. Придя в себя, я заметил, что декорация стала реальностью, и отправился разыскивать дешевую гостиницу, указанную Самариным.

БОЖЕ, КАК ХОРОШО! Если б я мог так писать! Я поместил в дневник огромный текст, но это соответствует значению Пастернака.

27  ​​ ​​ ​​​​ Папа Иоанн Павел II посетил в тюрьме террориста Мехмета Али Агжа, который покушался на его жизнь.

28  ​​ ​​ ​​​​ Совместное торжественное заседание ЦК Коммунистической партии Грузии и Верховного Совета Грузинской ССР посвящённой 200-летию Георгиевского трактата.

29  ​​ ​​​​ Вот из моей жизни исчезла Г-нте, как ушли две жены – и у меня не осталось хоть каких-то чувств.

Я не успел любить этих женщин, не успел хоть что-то к ним почувствовать!

Значит, есть во мне что-то ужасное, как ни с родственниками, ни с женщинами мои отношения не сложились.

Но что же, что же во мне плохого?

Разве я не хочу быть, «как все», разве мне не хочется нежности, понимания, доброты?

Почему все, что происходит со мной в социуме, поворачивается против меня?

30  ​​ ​​​​ После семи лет военного правления первые демократические выборы в Аргентине.

В этом месяце – ​​ теракт Абу Нидаля.

Рим и Индия: попытка убить послов Иордании в Риме и в Индии.

Нобелевские премии

Физика.

Субраманьян Чандрасекар.

«За теоретические исследования физических процессов, играющих важную роль в строении и эволюции звёзд»,

Уильям Альфред Фаулер

«За теоретическое и экспериментальное исследование ядерных реакций, имеющих важное значение для образования химических элементов Вселенной».

Химия.

Генри Таубе.

«За изучение механизмов реакций с переносом электрона, особенно комплексов металлов».

Медицина и физиология.

Барбара Мак-Клинток.

«За открытие транспозирующих генетических систем».

Экономика.

Жерар Дебрё.

«За вклад в наше понимание теории общего равновесия и условий, при которых общее равновесие существует в некоторой абстрактной экономике».

Литература.

Уильям Голдинг.

«За романы, в которых обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла, все они объединены идеей борьбы за выживание».

Премия мира.

Лех Валенса.

«Как борец за права человека».

Ноябрь

1  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Радио Свобода.  ​​​​ Переводчик ​​ и эссеист Дмитрий Сеземан: «“Родина не есть условность территории, ​​ а непреложность памяти и крови. Не ​​ быть в России, забыть ​​ Россию ​​ - может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ​​ ком она внутри, ​​ - тот потеряет ее лишь вместе ​​ жизнью”. ​​ Так писала Марина Цветаева в 1925 году в Праге, на первом этапе своей эмиграции. И продолжала:

“ Вопрос о возврате в Россию - лишь частность вопроса о любви-вблизи и любви-издалека, о любви-воочию - пусть искаженного до потери лика, и о любви в духе, восстанавливающей лик. Так, если в писателе сильнее муж, - в России ​​ дело есть. Если ​​ же в нем одолевает ​​ художник, то в Россию он поедет молчать, в лучшем случае ​​ - умалчивать”.

В этих строках выражена одна из наиболее характерных черт личности Марины ​​ Ивановны Цветаевой. И ​​ Россию, и революцию, и Пастернака она любила издалека. Огромная, вулканическая сила ее, как поэта, требовала  ​​​​ отсутствия или отдаленности предмета хоть любви, ​​ хоть творчества, как будто реальная Россия, ​​ реальная революция, реальный Пастернак своим присутствием, своею жестокой или равнодушной действительностью являлись нестерпимой помехой ее поэтическому творчеству.

“Есть такая страна – Бог, - пишет она в очерке “Поэт и время”, ссылаясь на  ​​​​ также идеально любимого ею Рильке. - ​​ Россия граничит с ней”.

И ​​ уже от себя в 1932 году:

“С этой страной Бог - ​​ Россия и по сей день ​​ граничит”.

И ​​ революция ей мерещится, едва ​​ она убежала от ее железной бесчеловечной действительности, ​​ некоей то ли разинской, то ли пугачевской вольницей, во главе которой чествует, как сказочный добрый богатырь, добрый молодец Маяковский:

Превыше крестов и труб,

Крещённый в огне и дыме,

Архангел-тяжелоступ -

Здорово, в веках Владимир!

Маяковский представляется ей чуть ли не иконописным всадником того радостного ​​ апокалипсиса, который грезился некогда ​​ Блоку. ​​ Некогда обещанная живительная буря обернулась ​​ свинцовым холодом и мраком, ​​ Блок замолк и умер в глубоком отчаянии. Человек Цветаева, ​​ наделённый сильным и резким умом, ​​ знает правду о советской России. Поэт Цветаева, огражденный географическим и творческим отдалением, хочет верить, что, ​​ несмотря на диктатуру, бесправие и разруху, современная Россия ​​ неустанно и неуклонно приучает ​​ обывателя к новому искусству. Вот ​​ ведь Пастернак живет в России, он ​​ - с революцией. Она ​​ так и пишет: “Пастернак – там, я - здесь. ​​ Борис Пастернак с ​​ революцией, я - ни с кем. К ​​ тому же всякий поэт, по существу  ​​​​ - эмигрант. Даже ​​ в России”. ​​ Эти слова, написанные в 1932 году, не только ​​ и не столько банальный афоризм о некоей романтической ​​ неприкаянности поэта, о его изначальном положении вне времени  ​​​​ и пространства:

Поэтов путь: жжя, а не согревая.

Рвя, а не взращивая - взрыв и взлом –

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

Это еще и упорное нежелание увидеть, осознать советскую  ​​​​ действительность, или, вернее, последняя попытка ​​ увидеть ее очарованными глазами ​​ 1912 или 1915 года.

Но вот пришлось вернуться в страну доброго молодца, царевича-богатыря и красного коня, в страну,  ​​​​ где обывателя обучали новому искусству, куда звал ее ​​ Эренбург, и где, по-видимому, ожидал ее с распростертыми ​​ объятиями Пастернак. Ну, конечно, не столько вернуться, сколько бежать. Муж ​​ Марины Ивановны, человек добрый и слабый, взявшись служить фантасматическому отечеству, стране пятилетнего плана и ​​ чапаевских тачанок, ​​ стал сообщником преступлений советской разведки в Европе. ​​ И  ​​​​ с того дня, когда Марине Цветаевой стало ясно, что надо ехать в настоящую советскую ​​ Россию, ей, ее уму, открылось со страшной неизбежностью, что сбудется то, о чем она сама писала за 15 лет до этого: что “поэт в России ​​ будет молчать или говорить в стенах ЧК. Писать ​​ - да, с урезами цензуры, под угрозой литературного доноса”.  ​​​​ Боже мой! Как ​​ в воду глядела! И ​​ цензура была, не давшая ей печататься на родине. А ведь Эренбург в Париже твердил ​​ ей: “Вас на родине ждет ваш читатель”. И ​​ литературные доносы, со вкусом строчимые знаменитым ​​ советским критиком Корнелем Зелинским. И ​​ Пастернак, ​​ боящийся встретиться ​​ ней, с зачумленной, с приехавшей из эмиграции. ​​ Я в тот 39 год видел ее часто - каждый день. Она ​​ жила. Ждала ​​ конца. Арест ​​ дочери и мужа не удивил ее. Она ​​ даже читала вечерами стихи. ​​ На ​​ круг пустоты, образовавшийся вокруг нее в литературной Москве, она как бы не обращала внимания. Была в ней, кроме обычной прямизны в осанке, какая-то каменность. Теперь я знаю, что это было то же блоковское отчаяние, просто с опозданием ​​ в 20 лет».

1 ​​ Гастроли Ленкома:  ​​​​ рок-опера «Юнона и Авось».

Я в переполненном зале Дома Культуры ДК имени Горького, что у Нарвских ворот. Марк Захаров привез новый язык. Это куда дальше, чем в «Дульцинее Тобосской» Владимирова: даже Алисочка Фрейндлих не может увлечь на столь ограниченном материале. А тут – дыхание эпохи! Трагедия огромной любви и величие исторических событий – рядом.

2  ​​ ​​​​ В США учреждён новый праздник День Мартина Лютера Кинга, он отмечается в третий понедельник января.

Начало крупномасштабных учений НАТО.

3  ​​ ​​ ​​​​ Вот настолько популярная песня, что ее мелодия, чудится, разлита в воздухе.

Автор текста (слов): ​​ Танич.  ​​​​ Музыка Юрия Антонова.

Иногда о любви забываю,

Но про все забываю любя.

Без тебя не живу, не бываю,

Даже если живу без тебя.

Припев:

Гляжусь в тебя, как в зеркало,

До головокружения,

И вижу в нем любовь мою,

И думаю о ней.

Давай не видеть мелкого

В зеркальном отражении,

Любовь бывает долгою,

А жизнь еще длинней.

В дальней дали мне слышится, снится,

Голос твой, долети, доплыви!

И с любовью ничто не сравнится,

Даже звезды не выше любви!

Припев

И когда я с тобою прощаюсь

И ладонь твою глажу, любя,

Ты не верь, это я возвращаюсь,

Я иду от тебя до тебя.

Припев

Все песни Антонова – с таким удивительным ключом к сердцу ​​ каждого. Увы, каждого, - но не меня. Нет человека, который бы не переболел хотя бы одной его песней. ​​ «Зеркало» не просто сентиментальна, но прямое признание в огромной ​​ любви. ​​ Песня стала шлягером эпохи.

5  ​​ ​​ ​​​​ Инцидент с водолазным колоколом у побережья Норвегии. ​​ Пять ​​ водолазов погибли, один сильно пострадал из-за декомпрессии.

6  ​​​​ Томас Вулф:

В прежние времена, когда художник хотел изобразить ужас одиночества, он писал пустыню или голые скалы, и среди этого запустения - человека, совсем одного: так одинок пророк Илия в пустыне, и его кормят вороны. Но современный художник, желая изобразить самое отчаянное одиночество, напишет улицу любого нашего большого города в воскресный день. ​​ 

7  ​​ ​​​​ Теракт Абу Нидаля.

Афины:  ​​​​ нападение на посольство Иордании.

Убит ​​ охранник посольства.

Эрмитаж.

Искусство Англии 18-19 вв.

8  ​​​​ Никита Елисеев.

В упряжке с веком (фрагменты)

‪

Иногда я встречал у Асеева А. Е. Крученых. Странная и в своем роде единственная судьба у этого человека.

Весь российский авангард постоянно оглядывался на смысл, на содержание. Гневное восклицание Ходасевича «Нет, я умен, а не заумен!» - могли бы повторить и Хлебников, и Маяковский, и Цветаева. Все они были умны, очень умны. Все стремились к ясности выражения, а если не всегда ее достигали, то вспомните, какие Галактики пытался осмыслить хотя бы Хлебников.

Крученых ни к чему не стремился. Изобретя слово «заумь» (оно, как и слово «бездарь», сначала произносилось с ударением на втором слоге), Крученых действовал за умом, не очень далеко от ума, но все же не на его территории.

Полтора десятилетия дадаизма и сюрреализма, труд полу-поколения талантов Франции, Германии, Италии, Югославии был выполнен в России одним человеком. Современники наблюдали его усилия с любопытством, иногда - сочувственным, чаще - жестоким. Крученых был отвлекающей операцией нашего авангарда, экспериментом, заведомо обреченным на неудачу.

Ко времени нашего знакомства Крученых был на самом дне. Давным-давно выброшенный из печатной литературы в литографированные издания, давным-давно лишенный и литографии, он был забыт. Не знали даже, жив ли он.

Между тем он был жив и нуждался в одеянии и пропитании. Пусть самых приблизительных.

У Асеева его всегда угощали курой.

Помню некоторые из его разговоров.

- У нас, футуристов, у всех были двойные имена: Владимир Владимирович, Николай Николаевич, Давид Давидович (Бурлюк), Василий Васильевич (Каменский).

- А вы?

- У меня тоже почти двойное. Я называл себя не Алексеем Елисеевичем, а Алексеем Алексеевичем.

ЕЩЕ

Когда Крученых стукнуло восемьдесят, была организована складчина (по пятерке) и обед в одной из комнат Союза писателей. Речи на обеде произносили, естественно, юбилейные. Внесший свою пятерку и немедленно напившийся Смеляков восстанавливал правду и поправлял ораторов:

- Значительный поэт Крученых? Нет, ничего себе.

- Крупный вклад в литературу? Нет, ничего особенного.

Рядом со мной сидел Кудинов, которому Литфонд поручил отдать Крученых 300 рублей вспомоществования. Угнетенный собственной интеллигентностью, он мучился и не знал, как это сделать, чтобы не обидеть юбиляра.

Я ему посоветовал отдать просто, без затей.

После одной из речей Кудинов вскочил и сказал:

- А это вам на костюм, от Литфонда.

- Сколько? - спросил Крученых деловито.

- Триста.

Крученых нетерпеливо утихомирил очередного оратора, пересчитал мелкие купюры, а потом снова стал слушать речь о своем большом вкладе в русскую поэзию

ЕЩЕ

К слову о «Крылатых словах»: Крученых как‑то сказал мне (скорее всего, на улице), что в очередном издании книги Ашукиных всего два крылатых оборота современных поэтов:

- Мое - «заумь» и Михалкова - «Союз нерушимый республик свободных…». Мое лучше.

9  ​​ ​​ ​​​​ Министр иностранных дел КНР объявляет о намерении китайского руководства в одностороннем порядке объявить о воссоединении с Гонконгом в сентябре 1984 года в том случае, если не будет достигнуто соглашение по этому вопросу с Великобританией.

10  ​​ ​​​​ Прощальное письмо Л.Н. Толстого Софье Андреевне:

Отъезд мой огорчит тебя. Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.

Пожалуйста, пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения. Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, так же как я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной. Советую тебе помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства...

Лев Толстой.

В ​​ пятом часу утра 28 октября (10 ноября) 1910 года Лев Толстой тайно ушёл из Ясной Поляны. Через 10 дней, простудившись по дороге, он заболел воспалением легких и нашел последний приют на железнодорожной станции Астапово…

Боже мой, какая драма!

10  ​​​​ В этот день 10 ноября 1902 года Блок записал в дневнике:

Ты - мое солнце, мое небо, мое Блаженство. Я не могу без Тебя жить ни здесь, ни там. Ты Первая моя Тайна и Последняя Моя Надежда. Моя жизнь вся без изъятий принадлежит Тебе с начала и до конца. Играй ей, если это может быть Тебе забавой. Если мне когда-нибудь удастся что-нибудь совершить и на чем-нибудь запечатлеться, оставить мимолетный след кометы, все будет Твое, от Тебя и к Тебе. Твое Имя здешнее - великолепное, широкое, непостижимое. Но Тебе нет имени. Ты - Звенящая, Великая, Полная, Осанна моего сердца бедного, жалкого, ничтожного. Мне дано видеть Тебя Неизреченную.

11  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Умер ​​ Арно Бабаджанян, ​​ композитор.

Вот один из его шлягеров:

НЕ СПЕШИ

Музыка А. Бабаджаняна

Слова Е. Евтушенко

Ты спеши, ты спеши ко мне,

Если я вдали, если трудно мне,

Если я – словно в страшном сне,

Если тень беды в моем окне.

Ты спеши, когда обидят вдруг.

Ты спеши, когда мне нужен друг.

Ты спеши, когда грущу в тиши,

Ты спеши, ты спеши!

Не спеши, не спеши, когда

Мы с тобой вдвоем и вдали беда.

Скажут «да» листья и вода,

Звезды и огни, и поезда.

Не спеши, когда глаза в глаза,

Не спеши, когда спешить нельзя.

Не спеши, когда весь мир в тиши.

Не спеши, не спеши!

Не спеши!

Как это поет Магомаев, с какой фразировкой!

Сколько замечательных песен у этого композитора.

12  ​​​​ Гете

Amyntas

Nikias, trefflicher Mann, du Arzt des Leibs und der Seele!

Krank, ich bin es fürwahr; aber dein Mittel ist hart.

Ach, mir schwanden die Kräfte dahin, dem Rate zu folgen;

Ja, und es scheinet der Freund schon mir ein Gegner zu sein.

Widerlegen kann ich dich nicht; ich sage mir alles,

Sage das härtere Wort, das du verschweigest, mir auch.

Aber, ach! das Wasser entstürzt der Steile des Felsens

Rasch, und die Welle des Bachs halten Gesänge nicht auf.

Rast nicht unaufhaltsam der Sturm? und wälzet die Sonne

Sich, von dem Gipfel des Tags, nicht in die Wellen hinab?

Und so spricht mir rings die Natur: Auch du bist, Amyntas,

Unter das strenge Gesetz ehrner Gewalten gebeugt.

Runzle die Stirne nicht tiefer, mein Freund, und höre gefällig,

Was mich gestern ein Baum, dort an dem Bache, gelehrt.

Wenig Äpfel trägt er mir nur, der sonst so beladne;

Sieh, der Efeu ist schuld, der ihn gewaltig umgibt.

Und ich faßte das Messer, das krummgebogene, scharfe,

Trennte schneidend, und riß Ranke nach Ranken herab;

Aber ich schauderte gleich, als, tief erseufzend und kläglich,

Aus den, Wipfeln zu mir lispelnde Klage sich goß:

O verletze mich nicht! den treuen Gartengenossen,

Dem du als Knabe, so früh, manche Genüsse verdankst.

O verletze mich nicht! du reißest mit diesem Geflechte,

Das du gewaltig zerstörst, grausam das Leben mir aus.

Hab ich nicht selbst sie genährt, und sanft sie herauf mir erzogen?

Ist wie mein eigenes Laub nicht mir das ihre verwandt?

Soll ich nicht lieben die Pflanze, die, meiner einzig bedürftig,

Still mit begieriger Kraft mir um die Seite sich schlingt?

Tausend Ranken wurzelten an, mit tausend und tausend

Fasern senket sie fest mir in das Leben sich ein.

Nahrung nimmt sie von mir; was ich bedürfte, genießt sie.

Und so saugt sie das Mark, sauget die Seele mir aus.

Nur vergebens nähr ich mich noch; die gewaltige Wurzel

Sendet lebendigen Safts, ach! nur die Hälfte hinauf.

Denn der gefährliche Gast, der geliebteste, maßet behende

Unterweges die Kraft herbstlicher Früchte sich an.

Nichts gelangt zur Krone hinauf; die äußersten Wipfel

Dorren, es dorret der Ast über dem Bache schon hin.

Ja, die Verräterin ists! sie schmeichelt mir Leben und Güter,

Schmeichelt die strebende Kraft, schmeichelt die Hoffnung mir ab.

Sie nur fühl ich, nur sie, die umschlingende, freue der Fesseln,

Freue des tötenden Schmucks fremder Umlaubung mich nur.

Halte das Messer zurück! O Nikias, schone den Armen,

Der sich in liebender Lust, willig gezwungen, verzehrt!

Süß ist jede Verschwendung; o laß mich der schönsten genießen!

Wer sich der Liebe vertraut, hält er sein Leben zu Rat?

Johann Wolfgang von Goethe

13  ​​ ​​​​ Первые американские крылатые ракеты прибыли на авиабазу Гринхэм Коммон в Англии, несмотря на протесты борцов за мир.

14  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Германии 19 в.

Зернов Борис Алексеевич.

Прекрасно! Выше всяких похвал.

15  ​​ ​​​​ Борис Пастернак - Ольге Фрейденберг.

Из письма 15 ноября 1940

Жизнь уходит, а то и ушла уже вся, но как ты писала в прошлом году, живёшь разрозненными взрывами какой-то «седьмой молодости» (твоё выраженье). Их много было этим летом у меня. После долгого периода сплошных переводов я стал набрасывать что-то своё. Однако главное было не в этом. Поразительно, что в нашей жизни урожайность этого чудного, живого лета сыграла не меньшую роль, чем в жизни какого-нибудь колхоза.

Мы с Зиной (инициатива её) развели большущий огород, так что я осенью боялся, что у меня с нею не хватит сил собрать все и сохранить. Я с Леничкой зимую на даче, а Зина разрывается между нами и мальчиками, которые учатся в городе. Какая непередаваемая красота жизнь зимой в лесу, в мороз, когда есть дрова. Глаза разбегаются, это совершенное ослепленье. Сказочность этого не в одном созерцании, а в мельчайших особенностях трудного, настороженного обихода. Час упустишь, и дом охолодает так, что потом никакими топками не нагонишь. Зазеваешься, и в погребе начнет мерзнуть картошка или заплесневеют огурцы. И все это дышит и пахнет, все живо и может умереть. У нас полподвала своего картофеля, две бочки шинкованной капусты, две бочки огурцов. …Ах, как вкусно ещё живётся… как рано ещё сдаваться, как хочется жить...

Турецкая часть Кипра объявила независимость.

16  ​​​​ Неожиданное продолжение моих отношений с женщинами: завалили предложениями о фиктивном браке. Понятно! ​​ Без прописки не найти работу в Питере. ​​ Господа! Мне не то, что вас, мне себя-то не спасти.

17  ​​ ​​​​ В  ​​ ​​​​ Мексике создана Сапатистская армия национального освобождения.

18  ​​ ​​​​ В этот день 18 ноября 1921 года Цветаева написала стих:

МОЛОДОСТЬ

Молодость моя! Моя чужая

Молодость! Мой сапожок непарный!

Воспаленные глаза сужая,

Так листок срывают календарный.

Ничего из всей твоей добычи

Не взяла задумчивая Муза.

Молодость моя! - Назад не кличу -

Ты была мне ношей и обузой.

Ты в ночи нашептывала гребнем,

Ты в ночи оттачивала стрелы.

Щедростью твоей давясь, как щебнем,

За чужие я грехи терпела.

Скипетр тебе вернув до сроку -

Что уже душе до яств и брашна!

Молодость моя! Моя морока -

Молодость! Мой лоскуток кумашный!

2

Скоро уж из ласточек - в колдуньи!

Молодость! Простимся накануне...

Постоим с тобою на ветру!

Смуглая моя! Утешь сестру!

Полыхни малиновою юбкой,

Молодость моя! Моя голубка

Смуглая! Раззор моей души!

Молодость моя! Утешь, спляши!

Полосни лазоревою шалью,

Шалая моя! Пошалевали

Досыта с тобой! - Спляши, ошпарь!

Золотце мое - прощай - янтарь!

Неспроста руки твоей касаюсь,

Как с любовником с тобой прощаюсь.

Вырванная из грудных глубин -

Молодость моя! - Иди к другим!

А что же я? ​​ Всё! Больше не убираю трамвайный парк. Ушел в никуда.

20  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Песня, поразившая грустью: ​​ «Любовь и Разлука». Шварц и Окуджава.

Еще он не сшит, мой наряд подвенечный,

И хор в нашу честь не споет...

А время торопит - возница беспечный, -

И просятся кони в полет.

И просятся кони в полет.

Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,

Бубенчик не смолк под дугой!

Две вечных подруги - любовь и разлука -

Не ходят одна без другой.

Две вечных подруги - любовь и разлука -

Не ходят одна без другой.

Мы сами раскрыли ворота, мы сами

Счастливую тройку впрягли,

И вот уже что-то сияет пред нами,

Но что-то погасло вдали.

Но что-то погасло вдали.

Святая наука - расслышать друг друга

Сквозь ветер, на все времена!

Две странницы вечных - любовь и разлука -

Поделятся с нами сполна.

Две странницы вечных - любовь и разлука -

Поделятся с нами сполна.

Чем дольше живем мы, тем годы короче,

Тем слаще друзей голоса.

Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,

Глаза бы глядели в глаза!

Глаза бы глядели в глаза!

То берег, то море, то солнце, то вьюга,

То ласточки, то воронье...

Две вечных дороги - любовь и разлука -

Проходят сквозь сердце мое...

Две вечных дороги - любовь и разлука -

Проходят сквозь сердце мое...

​​ 

Эту песню поют Людмила Сенчина и Елена Камбурова. ​​ Сенчиной очень важно, что она красива: она сияет ​​ - и нет драматизма, - а у Елены нежность пробивается сквозь драматизм.

21  ​​​​ Эрмитаж.

Лекция: ​​ искусство Испании 18 - начала 19 в. Гойя.  ​​​​ 

Хожу ночью по моему любимому Смоленскому кладбищу - ​​ и плачу, и страстно шепчу:

- Спаси меня, Боже! Спаси меня, Боже!

Мне еще в детстве казалось, что я - пантера, и судорожно хожу взад-вперед по железной клетке.

Но теперь в этой клетке мелькнул спасительный свет: фраза «Спаси меня, Боже!».

Неужели в этом мире нет ничего, что бы меня спасало?

22  ​​ ​​ ​​​​ Бундестаг ФРГ голосует за размещение в стране ракет «Першинг-2».

Книги по искусству:

Нессельштраус Ц. Г. Искусство Западной Европы в Средние века. М., 1964.

Auber M. La sculpture française au Moyen Age. Paris, 1946.

Fergusson G. Signs and Symbols in Christian Art. Oxford, 1961.

Gaborit J.-R. Art gothique. Paris, 1978.

Male E. Medieval iconography. Readings in art History. Vol. I. New York, 1976.

23  ​​ ​​​​ После начала размещения американских ракет в Европе представители СССР покидают переговоры по ограничению вооружений, проходившие в Женеве.

24  ​​ ​​​​ Юрий Андропов объявляет об увеличении числа ракет, размещённых на советских подводных лодках, которые нацелены на США.

25  ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Полеты во сне и наяву» ​​ Романа Балаяна. ​​ Довженко 1982.

В ролях: Олег Янковский, Людмила Гурченко, Олег Табаков, Олег Меньшиков, Александр Адабашьян, Никита Михалков.

Как ни хорош Янковский, его гамма чувств довольно однообразна. Как талант, он расцвечивает депрессию, но она все же скучна. Только Неелова может дать всю гамму, а другие ее почему-то сокращают.

Какая же это «исповедь»? Именно так назвал свою работу в этом фильме сам артист. Персонаж несопоставимо уже самого актера.

Уже то, что сомнения стали главным «героем» фильма – огромное событие. Значит, в стране происходит что-то неотвратимое.

Как событие искусства, фильм скромен.

26  ​​ ​​​​ Ограбление Бринкс Мэт: в Лондоне из хранилища аэропорта Хитроу было похищено 6800 золотых слитков, стоимостью около 26 млн фунтов стерлингов.

27  ​​ ​​ ​​​​ Колумбийский самолёт разбился около Мадрида, Испания.

Погиб 181 человек из 192 находившихся на борту.

Бродский:

Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.

Есть разница меж них. И есть единство.

Одним вредит, других спасает плоть.

Неверье - слепота, а чаще - свинство.

Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.

Однако, интерес у всех различен.

Бог органичен. Да. А человек?

А человек, должно быть, ограничен.

У человека есть свой потолок,

держащийся вообще не слишком твердо.

Но в сердце льстец отыщет уголок,

и жизнь уже видна не дальше черта.

Таков был доктор Фауст. Таковы

Марло и Гете, Томас Манн и масса

певцов, интеллигентов унд ((und = и)), увы,

читателей в среде другого класса.

Один поток сметает их следы,

их колбы - доннерветтер ((Donnerwetter = черт возьми))! - мысли, узы...

И дай им Бог успеть спросить: «Куды?!» -

и услыхать, что вслед им крикнут Музы.

А честный немец сам дер вег цурюк ((der Weg zurueck = путь назад)),

не станет ждать, когда его попросят.

Он вальтер достает из теплых брюк

и навсегда уходит в вальтер-клозет.

(Два часа в резервуаре.)

8 сентября 1965

28  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Франции первой половины 19 в.

Классицизм + Романтизм.

29  ​​​​ Эрмитаж. ​​ Открытие выставки Тиссен-Борнемиса.

30 ​​ На выставке.

Среда, как бы обычный день, - но что я увидел!

Вот что меня очень поразило красотой:

«Мужской портрет» Вейдена.

«Портрет молодого человека» Мемлинга.

«Портрет молодой женщины» Альдорфера.

«Рыбак, играющий на скрипке» Хальса.

«Зимний пейзаж» Рейсдаля.

«Мужской портрет» Мессины.

«Молодой рыцарь на фоне пейзажа» Карпаччо.

«Портрет дожа Франческо Вениера» Тициана.

«Святая Екатерина Александрийская» Караваджо.

«Непорочное зачатие» Эль Греко.

«Благовещение» Эль Греко.

«Святая Касильда» Сурбарана.

«Дядюшка Пакете» Гойи.

«Довольный Пьеро» Ватто.

«Натюрмотр с кувшином и медным котелком» Шардена.

Декабрь

1  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Каков  ​​​​ мюзикл ​​ «Ах, эти звезды» учеников Додина!

Позже я узнал, что он длился ​​ 82 минуты, но его «художественная» длительность, небось, растянется на всю мою жизнь.

Премьера была ​​ в ​​ Театральном институте: туда и думать нечего попасть, - так что смотрел уже в БКЗ (это Большой Концертный Зал зал у Московского вокзала).

Эти ​​ ребята умело пародировали звезды: Эллу Фицджеральд, Лайзу Минелли, Элвиса Пресли, Жака Бреля и других.

Ребята пели ​​ сами!!

Критик:

В Кремле сидит Андропов Ю. В., в Смольном правит Романов. ​​ Два часа представления - это парад пародий на отечественных и зарубежных эстрадных звезд. Живых и ушедших. Тех, кто был калифом на час, и тех, кто останется навсегда.

Элвиса Пресли удивительно похоже изображает некий Максим Леонидов.

Некая весьма сексапильная Елена Кондулайнен просто вылитая Марлен Дитрих.

А этот бесподобный короткоштанный Робертино Лоретти с пронзительной «Джамайкой» в исполнении студентки Ирины Селезневой!

Селезнева еще и Анна Герман, и Нани Брегвадзе, и Любовь Орлова, а скажем, Игорь Павлов - он и Джо Дассен, и Николай Гнатюк...

Студенты поют сами, поразительно смешно копируя ужимки, прыжки и гримасы Боярского и Тыниса Мяги, Сенчиной и ансамбля «Верасы».

Чуть не все звезды советской эстрады, которых пародировали, посмотрели спектакль.

Юрий Темирканов просто свалился под лавки и плакал от смеха. Запомнилось, что нас он назвал «музыкальными инвалидами».

А Андрей Миронов, наоборот, сказал: «Да, так петь я уже не могу».

За выступление артисты ​​ получали две концертные ставки, то есть 17 рублей.

А стипендия – 40.

5  ​​ ​​​​ Два испанских пассажирских самолёта столкнулись во время тумана на ВПП в аэропорту Мадрида.

Погибло ​​ 90 человек.

Четверг в Эрмитаже.

Искусство Франции середины 19 в. Реализм.

Это лекция, но ходил и по Тиссену.

Из каталога тщательно выписал то, что особенно понравилось.

6  ​​ ​​ ​​ ​​​​ КОНСТАНТИН РОМАНОВ

Когда меня волной холодной

Объемлет мира суета,

Звездой мне служат путеводной

Любовь и красота.

О, никогда я не нарушу

Однажды данный им обет:

Любовь мне согревает душу,

Она - мне жизнь и свет.

Не зная устали, ни лени,

Отважно к цели я святой

Стремлюсь, чтоб преклонить колени

Пред вечной красотой.

Тот самый К. Р.

В  ​​​​ Турции распущен Совет национальной безопасности, что означает окончание трёхлетнего военного правления в этой стране.

7  ​​​​ Уайлдер умер в этот день 7 декабря 1975 года

Торнтон Уайлдер:

Одна из самых привлекательных черт Франции – всеобщее уважение к женщине, во всех слоях общества. Дома и в ресторане француз улыбается женщине, которая обслуживает его, и, когда он её благодарит, смотрит ей в глаза. В отношении француза к женщине всегда есть оттенок почтительного флирта, даже если этой женщине 90, даже если она проститутка.

8  ​​​​ Николай Заболоцкий

Встреча

И лицо с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавевшая дверь, - улыбнулось...

Л. Толстой. Война и мир

Как открывается заржавевшая дверь,

С трудом, с усилием, - забыв о том, что было,

Она, моя нежданная, теперь

Свое лицо навстречу мне открыла.

И хлынул свет - не свет, но целый сноп

Живых лучей, - не сноп, но целый ворох

Весны и радости, и, вечный мизантроп,

Смешался я ... И в наших разговорах,

В улыбках, в восклицаньях, - впрочем, нет,

Не в них совсем, но где-то там, за ними,

Теперь горел неугасимый свет,

Овладевая мыслями моими.

Открыв окно, мы посмотрели в сад,

И мотыльки бесчисленные сдуру,

Как многоцветный лёгкий водопад,

К блестящему помчались абажуру.

Один из них уселся на плечо,

Он был прозрачен, трепетен и розов.

Моих вопросов не было ещё,

Да и не нужно было их - вопросов.

1957

10  ​​ ​​ ​​​​ Завершение военного правления в Аргентине.

Президентом ​​ стал демократически избранный Рауль Альфонсин.

11  ​​ ​​​​ В финале Межконтинентального кубка мира по футболу ФК Гремио (Бразилия) победил ФК Гамбург (ФРГ) со счётом 2-1.

12  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство Франции второй половины 19 в. Импрессионизм.

На Тиссене.

13  ​​​​ Зинаида Гиппиус:

В моей душе нет места для страданья:

Моя душа - любовь.

Она разрушила свои желанья,

Чтоб воскресить их вновь.

В начале было Слово. Ждите Слова.

Откроется оно.

Что совершалось - да свершится снова,

И вы, и Он - одно.

Последний свет равно на всех прольется,

По знаку одному.

Идите все, кто плачет и смеется,

Идите все - к Нему.

К Нему придем в земном освобожденьи,

И будут чудеса.

И будет все в одном соединеньи -

Земля и небеса.

Ставлю ее стихи: она же – один из центров Серебряного века.

А что же моя мечта о Блоке: посвятить жизнь его творчеству? Его стихи обожаю – и это на всю жизнь. Но стать литературоведом? Такого дара к меня нет.

14  ​​​​ То, что осталось от детства, - горчайший привкус одиночества. Увы, он не проходит.

Я два раза был женат, у меня двое детей, но это ничего во мне не изменило. Ничего! Я все так же бесконечно одинок.

Неужели люди так мало могут дать друг другу?

Сразу я не могу понять женщину, рядом с которой нахожусь, но потом этих мыслей – на целые дни.

Из мыслей о них яснеет, почему они так глупы: ​​ им кажется, что их не любят, а насилуют под видом любви.

Они боятся предложить любовь, потому что уверены: мужчина поймет это, как право на насилие.

Но почему близость они воспринимают, как насилие?

Не понимаю.

Они готовы принять насилия от мужа: тогда оно освящено штампом в паспорте.

15  ​​​​ На Тиссене. Настоящая живопись.

Люди вокруг меня и государство: они не дают ничего понять. Или запрещено понимать?

Одни пустые речи.

Как всегда.

16  ​​ ​​ ​​​​ А что было 70 лет назад? Появился ВОРТИЦИЗМ

T. S. Eliot:

“...the Vortex of Lewis: sun, energy, sombre emotion,

clean-drawing, disgust, penetrating analysis...”

In December 1913, Ezra Pound wrote to William Carlos Williams calling the London art/literary scene “The Vortex.” Wyndham Lewis in turn appropriated the term to christen his budding movement in the arts, “Vorticism.” Vorticism was baptized on June 20, 1914 in the first issue of BLAST, A Review of the Great English Vortex - Lewis’s revolutionary literary magazine.

Манифест

　　　　The Manifesto

1. Beyond Action and Reaction we would establish ourselves.

2. We start from opposite statements of a chosen world. Set up violent structure of adolescent clearness between two extremes.

3. We discharge ourselves on both sides.

4. We fight first on one side, then on the other, but always for the SAME cause, which is neither side or both sides and ours.

5. Mercenaries were always the best troops.

6. We are primitive Mercenaries in the Modern World.

7. Our Cause is NO-MAN'S.

8. We set Humour at Humour's throat. Stir up Civil War among peaceful apes.

9. We only want Humour if it has fought like Tragedy.

10. We only want Tragedy if it can clench its side-muscles like hands on its belly, and bring to the surface a laugh like a bomb.

The literary magazine BLAST -= First Issue edited & cover designed

by ​​ Wyndham Lewis June 1914

p.s

First issue on 2 July 1914 (dated 20 June 1914, but publication was delayed)

Я ​​ каким-то ​​ боком узнал, что Г-те выходит замуж за американца. Ее мечта сбылась. ​​ Конечно, он – миллионер.

17  ​​ ​​​​ Во время пожара на дискотеке в Мадриде погибло 83 человека.

«Временная» ИРА взорвала автомобиль возле универсама Хэрродс в Лондоне, погибло 6 человек, 90 - ранено.

18  ​​​​ На ​​ Тиссене.

Лорка:

Las pupilas enormes

de las frondas resecas

heridas por el viento,

lloran las hojas muertas

Огромные зрачки – сухих рощ – раненых ветром – плачут мертвые листья

19 ​​ Эрмитаж.

Искусство Франции конца 19 в. Постимпрессионизм.

Тут Ван Гог бесконечно близок.

На ​​ Тиссене.

Долго стоял у Карпаччо.

20 ​​ В этот день  ​​​​ 20 декабря 1915 года Цветаева написала:

Лежат они, написанные наспех,

Тяжёлые от горечи и нег.

Между любовью и любовью распят

Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.

И слышу я, что где-то в мире - грозы,

Что амазонок копья блещут вновь.

- А я пера не удержу! - Две розы

Сердечную мне высосали кровь.

Москва

А что во внешнем мире? ​​ Ясир Арафат и 4000 его сторонников покидают Ливан.

Глухая слава о необыкновенном американском боксере Майкле Тайсоне.

Посмотреть его бои невозможно.

21  ​​​​ Бывшие жены научили меня жить.

Спасибо, господа. ​​ 

Они объединились с государством, чтобы раздавить меня, - но вот я живу себе на рубль в день – и не ропщу на судьбу.

Давайте так, господа.

Ведь иначе мы не умеем.

Если вы скрываете от меня детей, то целиком берете на себя ответственность за их судьбу.

Это ваш выбор.

Я не могу вам противостоять: я лишен всяких прав.

22  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Хрущев говорит в ООН двадцать лет назад.

Н.С. Хрущев: Вы сейчас идете впереди нас.

Переводчик: For the moment, you are ahead of us.

Н.С. Хрущев: Нам еще надо хорошенько поработать и попотеть, чтоб вас догнать.

Переводчик: We still have a lot of work to do to catch up with you.

Н.С. Хрущев: Приналяжем!

Переводчик: We'll do that. We'll do our best.

Н.С. Хрущев: Догоним!

Переводчик: We'll catch up.

Н.С. Хрущев: Обгоним!

Переводчик: We'll surpass you.

Н.С. Хрущев: И вперед пойдем.

Переводчик: And we'll go forward.

Н.С. Хрущев: Это мое убеждение.

Переводчик: That's my conviction.

Н.С. Хрущев: Вы можете смеяться над этим! Но посмеетесь, когда мы, знаете, обгоним вас и скажем «Господа капиталисты! До свидания. Наш поезд сюда идет. Пожалуйста, за нами!» (смех в зале)

Переводчик: You may perhaps laugh now. But when we overtake you, we'll wave our hands and say «Capitalists! Good bye. Our train is going ahead. Catch up if you can!».

24  ​​​​ НаТиссене.

Что еще из больших театральных впечатлений?

Спектакли  ​​​​ Пётра Наумовича Фоменко.

Ленинградский театр комедии (1972-1981)

1972 - «Этот милый старый дом» А. Н. Арбузова

Я посмотрел позже.

1973 - «Троянской войны не будет» Ж. Жироду

Что это?

Эксперимент?

Жанр трагического гротеска?

1974 - «Старый Новый год» М. Рощина

1974 - «Родственники» Э. В. Брагинского и Э. А. Рязанова

1975 - «Мизантроп» Мольера

1978 - «Лес» А. Н. Островского

1978 - «Пассаж в пассаже» С. В. Михалкова по Ф. М. Достоевскому

25  ​​ ​​​​ «Египет и Иордания подписывают Соглашение о восстановлении экономических отношений».

Судя по сообщениям, именно этот регион – самый опасный.

Наша дружба с Лилей продолжается – и я впервые доволен средой: музыкальной.

Спасибо Гурьеву, миллион раз «спасибо».

До этого была школьная, военная, театральная, железнодорожная, университетская среды – и все они только и делали, что переполняли меня ужасом.

Да, люди не желают друг другу добра.

Да, надо жить с этой болью.

Как страшно вспомнить театральное свинство!

Неужели каждый театр – место бесконечного сражения?!

Как же люди не задыхаются в этом ужасе?

26  ​​​​ Эрмитаж.

Искусство США 18 - начала 20 в.

Этот музей – моя радость, мой покой, моя жизнь.

Я хорошо понимаю, что за его пределами начинается безутешная житейская борьба.

Вот иду домой к моим пьяным гадам.

Ну да!

Так трудно их понять?

Они просто хотят жить, как умеют, а я им мешаю.

Они мне мешают, а я – им.

По нашему советскому раскладу, этот конфликт неизбежен.

27  ​​ ​​​​ Моих ​​ дневников уже полмешка.

Брежнев.

Вот выйдет такой дядечка - и правит мной всю мою юность.

Я не желал его смерти, но как же я рад, что его нет!

Неужели в России никогда не будет свободы?

Моя свобода - в изучении иностранных языков.

Я их учу, чтоб читать классную, а советскую литературу.

28  ​​​​ Меня потому столь волнует феномен БДТ, что этому театру предписано, предназначено, предопределено вознесение до небес.

Если это уже сейчас божество, то ​​ что же будет дальше!

Мне кажется чудовищной несправедливостью уравнять скитания Эфроса и стационарное соглашательство, партийную гавань Товстоногова!

Так на пустом месте создаются кумиры.

Так власти будут тебе объяснять, как хорош посредственный актер Кирилл Лавров.

29  ​​ ​​​​ Воскресенье, Эрмитаж. ​​ На Тиссене.

«Джесси Джексон прибыл в Сирию, чтобы обеспечить освобождение лейтенанта американских ВМС Роберта Гудмана, захваченного в плен после того, как его самолёт был сбит во время авианалёта 4 декабря».

Частая миссия американцев.

30  ​​ ​​ ​​​​ День рождения Киплинга

Если

If you can keep your head when all about you  ​​​​ 

 ​​ ​​ ​​​​ Are losing theirs and blaming it on you,  ​​​​ 

If you can trust yourself when all men doubt you,

 ​​ ​​ ​​​​ But make allowance for their doubting too;  ​​​​ 

If you can wait and not be tired by waiting,

 ​​ ​​ ​​​​ Or being lied about, don’t deal in lies,

Or being hated, don’t give way to hating,

 ​​ ​​ ​​​​ And yet don’t look too good, nor talk too wise:

If you can dream-and not make dreams your master;  ​​​​ 

 ​​ ​​ ​​​​ If you can think-and not make thoughts your aim;  ​​​​ 

If you can meet with Triumph and Disaster

 ​​ ​​ ​​​​ And treat those two impostors just the same;  ​​​​ 

If you can bear to hear the truth you’ve spoken

 ​​ ​​ ​​​​ Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave your life to, broken,

 ​​ ​​ ​​​​ And stoop and build ’em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings

 ​​ ​​ ​​​​ And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

 ​​ ​​ ​​​​ And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

 ​​ ​​ ​​​​ To serve your turn long after they are gone,  ​​​​ 

And so hold on when there is nothing in you

 ​​ ​​ ​​​​ Except the Will which says to them: ‘Hold on!’

If you can talk with crowds and keep your virtue,  ​​​​ 

 ​​ ​​ ​​​​ Or walk with Kings-nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

 ​​ ​​ ​​​​ If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

 ​​ ​​ ​​​​ With sixty seconds’ worth of distance run,  ​​​​ 

Yours is the Earth and everything that’s in it,  ​​​​ 

 ​​ ​​ ​​​​ And-which is more-you’ll be a Man, my son!

Что еще было в году?

Почти одновременно и независимо друг от друга Люк Монтанье во Франции и Роберт Галло в США выделили вирус, вызывающий синдром приобретённого иммунодефицита, или СПИД.

Разработан протокол NetBIOS.

Лаффлином была объяснена природа дробного квантового эффекта Холла.

Канада начала набор в собственный отряд космонавтов.

В этом месяце – ​​ теракт Абу Нидаля.

Измир, Турция:  ​​ ​​​​ диверсия против Французского культурного центра.

31  ​​ ​​​​ Два взрыва бомб во Франции.

Первый в парижском поезде убил 3 человека и ранил 19. Другой взрыв в Марселе убил 2 и ранил 34.

В результате переворота, возглавляемого генерал-майором Мохаммедом Бухари, в Нигерии свергнуто гражданское правительство президента Шагари.

Я не знаю мир: информация скрыта. ​​ 

Не знаю, а значит, не умею жить.

В этот день 31 декабря 1911 года Брюсов написал стих:

РОДНОЙ ЯЗЫК

Мой верный друг! мой враг коварный!

Мой царь! мой раб! родной язык!

Мои стихи - как дым алтарный!

Как вызов яростный - мой крик!

Ты дал мечте безумной крылья,

Мечту ты путами обвил,

Меня спасал в часы бессилья

И сокрушал избытком сил.

Как часто в тайне звуков странных

И в потаенном смысле слов

Я обретал напев - нежданных,

Овладевавших мной стихов!

Но часто, радостью измучен

Иль тихой упоен тоской,

Я тщетно ждал, чтоб был созвучен

С душой дрожащей - отзвук твой!

Ты ждешь, подобен великану.

Я пред тобой склонен лицом.

И всё ж бороться не устану

Я, как Израиль с божеством!

Нет грани моему упорству,

Ты - в вечности, я - в кратких днях,

Но всё ж, как магу, мне покорствуй,

Иль обрати безумца в прах!

Твои богатства, по наследству,

Я, дерзкий, требую себе.

Призыв бросаю, - ты ответствуй,

Иду, - ты будь готов к борьбе!

Но, побежден иль победитель,

Равно паду я пред тобой:

Ты - Мститель мой, ты - мой Спаситель,

Твой мир - навек моя обитель,

Твой голос - небо надо мной!