-113-

ОБЩИЙ  ​​​​ ДНЕВНИК

 

 

1973

 

 

Важное:

Шиллер

Чуковский о Бродском

Дембель

Гете. Zueignung

Пастернак. Рассвет

Иду до полного изнеможения. Странно, что за этим приходит ясность.

Гейне ​​ 

Александр Блок

Фет

Эрмитаж

Скитания по Питеру

В ​​ охране

Под небом голубым ​​ Есть город золотой

Библия

Мой первый фильм в кинотеатре «Иллюзион»: ​​ 

«Лучшие годы нашей жизни».

Иван Ильин

Юрий Лотман. …человека окружают вещи

Воспоминания В. Даля о смерти Пушкина

Марика Рекк в ​​ «Девушке моей мечты»

Марсель Карне «Вечерние посетители»

«Ребекка» Хичкока

Комнату снял ​​ в ​​ Старом Петергофе (там физический факультет ЛГУ). Я уже подал заявление ректору.

Неужели скоро стану студентом физфака?

Толкиен. Властелин Колец

Константин Бальмонт. Амариллис

станция метро «Московская», Публичная библиотека Питера (Публичка)

На  ​​​​ лекциях ​​ дневного ​​ отделения филологического факультета ​​ ЛГУ

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького (Всемирка)

Петр Чаадаев

Читальный зал исторического факультета (истфака)

Семен Франк

Николай Бердяев

Кабинет доктора Калигари

«Крик» Антониони

Истфак. ​​ Платон

«Большая любовь Бетховена» Абель Ганс. С Гарри Бауром

Гарбо

«Нибелунги» ​​ Ланга

«Стакан воды» Скриба. Гастроли Малого, Элина Быстрицкая

«Доктор Мабу’зе» Ланга

«Дама с камелиями» с Гарбо

«Великая иллюзия» Ренуара. 1939.

«Алчность» Штрохейма. 1924. ​​ 

«Лучшие годы нашей жизни» ​​ Уильяма Уайлера, ​​ 1946

«Идиот» Куросавы

«Андалузский пёс» и «Золотой век» Бюнуэля

«Расёмон» Куросавы

Я ​​ подал документы на матмех ЛГУ

Гоголь пишет Погодину

Батюшков

Блез Паскаль. Мысли.

Юрий Кукин. ​​ И холодно, и ветер…

«Андрей Рублев» и ​​ «Солярис» ​​ Андрея Тарковского

Карамзин «Записка о древней и новой России…»

Пушкин пишет жене. Все вы, дамы, на один покрой...

Юлий Айхенвальд. И оттого Пушкин - самое драгоценное…

Цицерон. «О природе богов»

Я студент мехмата ЛГУ

Анджей Вайда: ​​ «Пейзаж после битвы» и «Березняк»

Гегель. Ничто великое в мире не совершается без страсти…

Задачник ​​ Полиа и Сеге 

Грибоедов пишет Миклашевич

Уильям Фолкнер. Речь при получении нобелевской премии

Первый раз сходил в оперетту. Имре Кальман «СИЛЬВА».

Чехов пишет сестре Марии

Шиллер. Phantasie an Laura

Двухтомник ​​ Остроумовой-Лебедевой

Цветаева

Отто фон Бисмарк. Чиновники - это трутни…

Газета ​​ «Вечерний Ленинград» об игре Алисы Фрейндлих

Достоевский.  ​​​​ Пушкин есть явление чрезвычайное

«Женитьба Фигаро» московского Театра Сатиры

Борис Пастернак, 1944. ​​ ПОЛЬ-МАРИ ВЕРЛЕН

Никита Струве

Ретроспектива ​​ фильмов с Бетт Дэвис. Всё о Еве. ​​ Иезавель.

«Преступление и наказание» Льва Кулиджанова

Иосиф Бродский

Бродвейская мелодия 40-х.  ​​​​ Музыка Кола Портера

Обводный канал

Рабле

«Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо.

«Как поймать птицу» ​​ Жака Превера ​​ 

 

Январь

 

1  ​​ ​​​​ Вхождение Великобритании, Ирландии и Дании в ЕЭС.

Не в ЕС, но ЕЭС.

 

2  ​​​​ Томас Манн:

- ​​ Грубость ставит вас на одну доску с кем угодно; дистанцию создает только учтивость.

 

3 ​​ Последний раз брожу по тундре.

Минус тридцать, душераздирающий холод, от ветра слезы на глазах. ​​ Бреду по пояс в снегу.

 

Сдал в библиотеку части последний том «Клима Самгина».

А вот двухтомник Есенина не оставил.

Как меня ни уговаривал библиотекарь.

Но почему?

Потому что слишком нравятся его стихи.

 

5  ​​​​ ШИЛЛЕР

 

Руссо

Rousseau

 

Monument von unsrer Zeiten Schande!

Ewge Schandschrift deiner Mutterlande!

Rousseaus Grab, gegrüßet seist du mir.

Fried und Ruh den Trümmern deines Lebens!

Fried und Ruhe suchtest du vergebens,

Fried und Ruhe fandst du hier.

Kaum ein Grabmal ist ihm überblieben,

Den von Reich zu Reich der Neid getrieben,

Frommer Eifer umgestrudelt hat.

Ha! Um den einst Ströme Bluts zerfließen,

Wems gebühr, ihn prahlend Sohn zu grüßen,

Fand im Leben keine Vaterstadt.

 

Und wer sind sie, die den Weisen richten?

Geisterschlacken, die zur Tiefe flüchten

Vor dem Silberblicke des Genies;

Abgesplittert von dem Schöpfungswerke

Gegen Riesen Rousseau kindsche Zwerge,

Denen nie Prometheus Feuer blies.

 

Brücken vom Instinkte zum Gedanken,

Angeflicket an der Menschheit Schranken.

Wo schon gröbre Lüfte wehn.

In die Kluft der Wesen eingekeilet,

Wo der Affe aus dem Tierreich geilet,

Und die Menschheit anhebt abzustehn.

 

Neu und einzig – eine Irresonne

Standest du am Ufer der Garonne

Meteorisch für Franzosenhirn.

Schwelgerei und Hunger brüten Seuchen,

Tollheit rast mavortisch in den Reichen –

Wer ist schuld – das arme Irrgestirn.

 

Deine Parze – hat sie gar geträumet?

Hat in Fieberhitze sie gereimet

Die dich an der Seine Strand gesäugt?

Ha! schon seh ich unsre Enkel staunen,

Wann beim Klang belebender Posaunen

Aus Franzosengräbern – Rousseau steigt!

 

Wann wird doch die alte Wunde narben?

Einst wars finster – und die Weisen starben,

Nun ists lichter – und der Weise stirbt.

Sokrates ging unter durch Sophisten,

Rousseau leidet – Rousseau fällt durch Christen,

Rousseau – der aus Christen Menschen wirbt.

 

Ha! mit Jubel, die sich feurig gießen,

Sei, Religion, von mir gepriesen,

Himmelstochter, sei geküßt!

Welten werden durch dich zu Geschwistern,

Und der Liebe sanfte Odem flistern

Um die Fluren, die dein Flug begrüßt.

 

Aber wehe – Basiliskenpfeile

Deine Blicke – Krokodilgeheule

Deiner Stimme sanfte Melodien,

Menschen bluten unter deinem Zahne,

Wenn verderbengeifernde Imane

Zur Erennys dich verziehn.

 

Ja! im acht und zehnten Jubeljahre,

Seit das Weib den Himmelsohn gebare

(Chroniker, vergeßt es nie),

Hier erfanden schlauere Perille

Ein noch musikalischer Gebrülle,

Als dort aus dem ehrnen Ochsen schrie.

 

Mag es, Rousseau! mag das Ungeheuer

Vorurteil ein türmendes Gemäuer

Gegen kühne Reformanten stehn,

Nacht und Dummheit boshaft sich versammeln,

Deinem Licht die Pfade zu verrammeln,

Himmelstürmend dir entgegen gehn.

 

Mag die hundertrachigte Hyäne

Eigennutz die gelben Zackenzähne

Hungerglühend in die Armut haun,

Erzumpanzert gegen Waisenträne,

Turmumrammelt gegen Jammertöne,

Goldne Schlösser auf Ruinen baun.

 

Geh, du Opfer dieses Trillingsdrachen,

Hüpfe freudig in den Todesnachen,

Großer Dulder! frank und frei.

Geh, erzähl dort in der Geister Kreise,

Diesen Traum vom Krieg der Frösch und Mäuse,

Dieses Lebens Jahrmarktsdudelei.

 

Nicht für diese Welt warst du – zu bieder

Warst du ihr, zu hoch – vielleicht zu nieder –

Rousseau, doch du warst ein Christ.

Mag der Wahnwitz diese Erde gängeln!

Geh du heim zu deinen Brüdern Engeln,

Denen du entlaufen bist.

 

Friedrich Schiller

 

6  ​​​​ Из дневника Корнея Чуковского за 6 января 1966 года:

 

Иосиф Бродский производит впечатление очень самоуверенного и даже самодовольного человека, пишущего сумбурные, но небездарные стихи. Меня за мои хлопоты о нём он не поблагодарил. Его любовь к английской поэзии напускная, ибо язык он знает еле-еле. Но человек он в общем приятный. Говорит очень почтительно об Анне Ахматовой.

 

9 ​​ Закончилась моя служба в советской армии.

Какое огромное событие!!

Нам объявляли, что ​​ скоро дембель, - но я в это верю только сейчас.

 

10  ​​​​ Поезд Воркута – Ленинград. Я еду в свободу. Здравствуй, Свобода! Но что ждет меня? Я не знаю, чего хочу; мама меня не понимает. ​​ Брат совсем чужой. Валя странная; слишком странная, чтоб назвать ее другом.

В вагоне ​​ какой-то человек сказал мне, что он – артист, а потом прочел ​​ невероятные по красоте стихи ​​ Владимира Маяковского:

 

Любит? не любит? Я руки ломаю

и пальцы разбрасываю разломавши

так рвут загадав и пускают по маю

венчики встречных ромашек

Пускай седины обнаруживает стрижка и бритье

Пусть серебро годов вызванивает уймою

надеюсь верую вовеки не придет

ко мне позорное благоразумие

 

Я ​​ был не просто поражен, но остолбенел.

Кажется, я где-то их читал, но из уст незнакомого человека они прозвучали необыкновенно сильно.

Потом он выказал себя ​​ еще и ​​ знатоком Есенина.

У артиста – благородное, но темное лицо, как у сильно пьющих людей.

 

Еще прежде этот человек поразил тем, что таинственно и методично напивался за своим столиком.

За своим?

Собственно, за нашим общим столиком.

 

На верхней полке ехал мужик, который давно не ел, – и очень просил нас дать ему что-нибудь.

Есть полагалось только в вагоне-ресторане, хоть на деле все ели за столиками.

Из столовой ​​ нашей части у меня был какой-то хлеб, я быстро его съел – и мужик сверху мне попенял:

- Я же просил тебя оставить!

 

Артист – он иначе так и не назвался - знал, как надо пить, и преподносил это умение нам, с интересом наблюдающим.

Мы ​​ разговорились – и ​​ он прочел ​​ длинное и неприличное стихотворение Есенина.

Я запомнил только эти последние строчки:

 

Я шел к б-м. В кармане было три рубля

И х-й стоял на всякий случай.

 

Тут ​​ я уж совсем поверил, что он артист.

Я обомлел от изумления: ​​ оказывается, я говорю с настоящим артистом!

Мне хотелось проговорить с ним весь день, но он неожиданно и мрачно отвернулся, вернувшись к своему старому и, видно, слишком привычному занятию: распиванию спиртных напитков.

Я никак не мог разделить его страсть: ужасы пьяного папы до сих пор мучают меня.

 

Тут мой друг по воинской части вызвал меня на разговор в тамбур и почему-то заехал по морде.

Меня так это удивило!

Я получил по роже вскользь, не было больно, - но я вернулся в купе совершенно подавленный.

Тут я заметил, что напротив меня сидит ​​ женщина.

Может, ​​ это унижение друга потому удивило, что весь путь откровенно говорил о себе ​​ с молодой, незнакомой женщиной.

Наверно, он-то думал, что найду время поговорить и с ним.

Кажется, я даже беспомощно заплакал перед ​​ этой незнакомой женщиной.

Как же это выглядело?

Я вернулся из тамбура, сел напротив нее, понял, что она желает мне добра – и тогда заплакал.

Кажется, так.

Я стал читать ей нашу переписку с Валей – и она почему-то остолбенела от восхищения: так понравились наши письма.

Я по глупости рассказал, что  ​​​​ ВК – из ТАСС.

Потом она стала мне объяснять, что она ​​ меня использовала: только потому, что меня старше.

Это я совсем не понял!

 

Все равно, я не мог обидеться, потому что мои письма расхвалили так сильно.

Но что в них может быть хорошего?

Я ведь не старался их писать: я только писал то, что думал.

Не больше того.

Я понимаю, может понравиться Лев Толстой или хотя бы Есенин, - но как может ​​ понравиться ​​ написанное мной!?

 

Почему ​​ я так разговорился с попутчицей, приятной женщиной лет сорока,  ​​​​ почему-то рассказал про трагизм моих отношений с Валей?

Трагизм моих отношений тут же наложился на трагизм ее отношений в школе: она работала учительницей.

Я дооткровенничался до того, что отдал ей связку писем Вали.

 

Она вышла, я остался один.

Мне вдруг стало страшно: ​​ почему я все доверил незнакомому человеку?

Потому что письма ВК проделали свою страшную работу: я больше не верю, что она любит меня и ​​ ждет.

Но что же тогда?

Может, я просто хочу ее?

Нет!

После тонны слез мне и это странно.

И как хотеть женщину, жизнь которой столь ужасна?

 

13 ​​ Вот я дома, сижу рядом с мамой.

Свобода, свобода, свобода, ​​ свобода, ​​ свобода!!!!

 

Я – дома, в Луге, у мамы.

Все дни от волнения молчу.

Я прав, что ушел из Академии, но и сейчас в моей жизни не стало больше ясности: я не понимаю, что делаю, что говорю.

Я ничего не понимаю.

 

Детство мое не было счастливым: я всегда был одинок, ведь родителей не было дома.

И юность не очень получилась!

Вот я начинаю жить заново.

Может, теперь будет лучше?

14  ​​ ​​​​ Читаю Гоголя.

Почему-то больше нравится, чем в школе.

Сел и за Достоевского.

Все дни читаю и брожу по лесу.

 

Вот что читаю: ​​ Гете:

 

Zueignung.

 

Ihr naht euch wieder, schwankende Gestalten,

Die früh sich einst dem trüben Blick gezeigt.

Versuch ich wohl, euch diesmal festzuhalten?

Fühl ich mein Herz noch jenem Wahn geneigt?

Ihr drängt euch zu! nun gut, so mögt ihr walten,

Wie ihr aus Dunst und Nebel um mich steigt;

Mein Busen fühlt sich jugendlich erschüttert

Vom Zauberhauch, der euren Zug umwittert.

 

Ihr bringt mit euch die Bilder froher Tage,

Und manche liebe Schatten steigen auf;

Gleich einer alten, halbverklungnen Sage

Kommt erste Lieb und Freundschaft mit herauf;

Der Schmerz wird neu, es wiederholt die Klage

Des Lebens labyrinthisch irren Lauf,

Und nennt die Guten, die, um schöne Stunden

Vom Glück getäuscht, vor mir hinweggeschwunden.

 

Sie hören nicht die folgenden Gesänge,

Die Seelen, denen ich die ersten sang;

Zerstoben ist das freundliche Gedränge,

Verklungen, ach! der erste Widerklang.

Mein Lied ertönt der unbekannten Menge,

Ihr Beifall selbst macht meinem Herzen bang,

Und was sich sonst an meinem Lied erfreuet,

Wenn es noch lebt, irrt in der Welt zerstreuet.

 

Und mich ergreift ein längst entwöhntes Sehnen

Nach jenem stillen, ernsten Geisterreich,

Es schwebet nun in unbestimmten Tönen

Mein lispelnd Lied, der Äolsharfe gleich,

Ein Schauer faßt mich, Träne folgt den Tränen,

Das strenge Herz, es fühlt sich mild und weich;

Was ich besitze, seh ich wie im Weiten,

Und was verschwand, wird mir zu Wirklichkeiten.

 

«Фауст»  ​​​​ Гете.  ​​​​ Перевод ​​ Н. Холодковского.

 

Посвящение:

 

Вы вновь со мной, туманные виденья ,

Мне в юности мелькнувшие давно...

Вас удержу ль во власти вдохновенья?

Былым ли снам явиться вновь дано?

Из сумрака, из тьмы полузабвенья

Восстали вы... О, будь, что суждено!

Как в юности, ваш вид мне грудь волнует,

И дух мой снова чары ваши чует.

Вы принесли с собой воспоминанье

Весёлых дней и милых теней рой;

Воскресло вновь забытое сказанье

Любви и дружбы первой предо мной;

Всё вспомнилось: и прежнее страданье,

И жизни бег запутанной чредой,

И образы друзей, из жизни юной

Исторгнутых, обманутых фортуной.

Кому я пел когда-то, вдохновенный,

Тем песнь моя - увы! - уж не слышна...

Кружок друзей рассеян по вселенной,

Их отклик смолк, прошли те времена.

Я чужд толпе со скорбью, мне священной,

Мне самая хвала её страшна,

А те, кому моя звучала лира,

Кто жив ещё, - рассеяны средь мира.

И вот воскресло давнее стремленье

Туда, в мир духов, строгий и немой,

И робкое родится песнопенье,

Стеня, дрожа эоловой струной;

В суровом сердце трепет и смиренье,

В очах слеза сменяется слезой;

Всё, чем владею, вдаль куда-то скрылось;

Всё, что прошло, - восстало, оживилось!..

 

15  ​​ ​​​​ Армия доказала, что люди особенно жестоки, когда осознают себя частью государственной системы.

 

Тот, кто в армии служил, в цирке не смеется.

Я больше не буду улыбаться.

Никогда.

 

В Луге работы быть не может: только в Питере.

Раствориться в ​​ других.

Все говорят об этом чувстве.

Мордюкова:

- Они - идут!

Так ее восхищает, когда утром миллионы идут на работу, - а меня это шествие удручает.

 

15  ​​​​ Пастернак

 

Рассвет

Ты значил все в моей судьбе.

Потом пришла война, разруха,

И долго-долго о тебе

Ни слуху не было, ни духу.

И через много-много лет

Твой голос вновь меня встревожил.

Всю ночь читал я твой завет

И как от обморока ожил.

Мне к людям хочется, в толпу,

B их утреннее оживленье.

Я все готов разнесть в щепу

И всех поставить на колени.

 

И я по лестнице бегу,

Как будто выхожу впервые

На эти улицы в снегу

И вымершие мостовые.

 

Везде встают, огни, уют,

Пьют чай, торопятся к трамваям.

В теченье нескольких минут

Вид города неузнаваем.

 

В воротах вьюга вяжет сеть

Из густо падающих хлопьев,

И чтобы вовремя поспеть,

Все мчатся, недоев-недопив.

 

Я чувствую за них за всех,

Как будто побывал в их шкуре,

Я таю сам, как тает снег,

Я сам, как утро, брови хмурю.

 

Со мною люди без имен,

Деревья, дети, домоседы.

Я ими всеми побежден,

И только в том моя победа.

 

А я?

Я не уверен, что эта общность меня принимает.

После академии ни в чем не уверен.

Смотрю на свое школьное фото: неприятно сверкаю самоуверенностью.

А сейчас?

Страшно смотреть на свое дембельское фото: это человек, который только и умеет, что плакать.

На время снимка он унял слезы, но они вот-вот хлынут.

Так-то вот: приходится признать свою слабость.

Черные круги вокруг глаз, потухший взгляд, череп обтянут кожей, как у пленника концлагеря.

Да ты что, парень?

Умирать собрался? Чудится, и душа-то ​​ - почерневшая.

 

16  ​​ ​​ ​​​​ После мягкой посадки на поверхность Луны в восточную часть Моря Ясности советской межпланетной станции «Луна-21» в путешествие по спутнику Земли отправляется «Луноход-2»

 

17  ​​​​ Чюрлёнис – чудо!

Вот его «Соната звезд – Анданте», 1908

 

20  ​​ ​​ ​​​​ «Вступление Ричарда Никсона в должность президента США на 2-й срок».

Я только слышу об этом, но со мной уже никто не проведет ​​ политзанятий!

 

Я вдруг встаю и иду наугад.

Иду до полного изнеможения.

Странно, что за этим приходит ясность.

23 ​​ Гейне ​​ Heinrich Heine

 

Mein Herz, mein Herz ist traurig,

Doch lustig leuchtet der Mai;

Ich stehe, gelehnt an der Linde,

Hoch auf der alten Bastei.

 

Da drunten fließt der blaue

Stadtgraben in stiller Ruh;

Ein Knabe fährt im Kahne,

Und angelt und pfeift dazu.

 

Jenseits erheben sich freundlich,

In winziger, bunter Gestalt,

Lusthäuser, und Gärten, und Menschen,

Und Ochsen, und Wiesen, und Wald.

 

Die Mägde bleichen Wäsche,

Und springen im Gras herum;

Das Mühlrad stäubt Diamanten,

Ich höre sein fernes Gesumm.

 

Am alten grauen Turme

Ein Schilderhäuschen steht;

Ein rotgeröckter Bursche

Dort auf und nieder geht.

 

Er spielt mit seiner Flinte,

Die funkelt im Sonnenrot,

Er präsentiert und schultert -

Ich wollt, er schösse mich tot.

 

Чудесно!!

Особенно «Я хотел бы, чтоб он меня убил»!

Как бы мгновенное видение, - но так трогает душу!

 

25  ​​​​ Почему революция – именно в России?

 

Павел Милюков:

 

Говоря вообще, можно было бы сказать, что есть известный период в жизни наций, способных развиваться, когда насильственный переворот становится весьма вероятен, как кратчайшее средство покончить с устарелыми политическими и социальными учреждениями отжившего строя и облегчить переход от средневековья к современной демократии. Русская революция не составляет исключения из этого общего правила – и в этом ее основной смысл.

 

27  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Парижское соглашение о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме, которое должно было положить конец Вьетнамской войне.

28 ​​ Читаю «Мцыри» Лермонтова. То, что человек может перед ​​ смертью говорить так долго и страстно, поразило в школе еще и потому, что мой отец с приближением смерти уходил из человеческого языка: он странно мычал или плакал, - но слов было мало.

 

31  ​​ ​​ ​​​​ Президент Египта Анвар Садат выступил в Народном собрании с резкой критикой оппозиции, заявив, что будет всячески подавлять оппозицию, не отказываясь от демократизации страны. Он провозгласил «демократию чрезвычайного положения».

 

Февраль

 

1  ​​​​ Александр Блок:

 

Пусть светит месяц - ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, -

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Ночь распростерлась надо мной

И отвечает мертвым взглядом

На тусклый взор души больной,

Облитой острым, сладким ядом.

И тщетно, страсти затая,

В холодной мгле передрассветной

Среди толпы блуждаю я

С одной лишь думою заветной:

Пусть светит месяц - ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, -

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

 

Написано: январь 1898. С.-Петербург.

75 лет назад.

 

2  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Почему-то от Воркуты осталось самое яркое впечатление, как иду по тундре.

Тайком вышел за границу части - и шагаю по этим странным кочкам.

А они такие древние: от самого сотворения мира, ​​ - что кажутся то ли нарисованными, то ли искусственными.

Когда в них тонет нога, ​​ ты веришь, что ты - наяву.

 

3  ​​ ​​​​ В этот день 3 февраля 1891 года Фет написал стих:

 

Не упрекай, что я смущаюсь,

Что я минувшее принес

И пред тобою содрогаюсь

Под дуновеньем прежних грез.

Те грезы - жизнь их осудила -

То прах давнишних алтарей;

Но их победным возмутила

Движеньем ты стопы своей.

Уже мерцает свет, готовый

Всё озарить, всему помочь,

И, согреваясь жизнью новой,

Росою счастья плачет ночь.

 

Вот зашел в Эрмитаж - и мне очень, очень, очень понравилось.

А ​​ что понравилось, если ничего не понял?

Не понимаю, но понравилось.

Меня пугает как раз то, что сразу ничего не понимаю и все нравится.

И дышать хорошо, и идти хорошо, и любить Рубенса и Рембранта, и даже всплакнуть ни с того, ни с сего.

В армии каждое мое действие было предписано, а тут оно продиктовано только моей волей.

«Жертвоприношение Исаака» Рембрандта!

Может, с этой картины началось мое познание Эрмитажа.

 

4  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Скитания по Питеру.

Чтобы прийти в себя и потом думать, мне надо идти в полном одиночестве.

Бродяжничество стало такой большой радостью, а в армии я его просто не знал.

Это ж только подумать, сколько б я не сделал открытий, если б остался в академии!

 

Но, может быть, мне теперь стало легче, чем в армии: теперь, без постоянного контроля со стороны, я обретаю свой собственный самоконтроль - какое же огромное открытие!

Теперь мне не так трудно разбираться со своими проблемами, потому что у меня появилась возможность ​​ с ними разбираться.

А в коллективе я попросту не мог себе такого позволить.

 

Школьный коллектив не был против меня, а военный прямо покушался на мою душу.

Это страшно.

Но мог я знать такое о себе, когда поступал в Академию?

Нет, конечно.

Да, на мое место в это высшее военное заведение СССР мог прийти нормальный парень - и он бы с радостью отдал жизнь армии!

Я ему - помешал.

 

Все же в школе не было унижений, а в армии они - на каждом шагу.

В школе мы не были противопоставлены друг другу!

 

Такая прогулка примиряет и с мамой.

Я ведь обиделся на ее просьбы остаться в Луге: там мне просто нечего делать, я чувствую себя плохо.

Мама этого не понимает.

 

Но разве я имею право на себя?

С точки зрения близких уход из Академии - чудовищная, непростительная глупость.

 

7  ​​​​ Зачислен в охрану коксогазового завода в Питере на Обводном канале!

Моя ​​ служба в советской армии стала моим стажем.

В трудовой книжке записано: ​​ «27.8.70 – 9.1.73 – служба в советской армии». ​​ Почему меня удивило, что написано «в советской армии»? а в какой еще, парень? ​​ Я не только служил, но еще и работал. ​​ Настолько неказистая работа, что берут и иногородних.

Я – счастлив: я – свободен и кормлю себя сам.

 

8  ​​ ​​ ​​​​ Архиепископ Макариос III третий раз переизбран президентом Кипра.

12  ​​ ​​ ​​​​ Георгий Федотов:

 

Революция для большевиков была уже делом, а не жертвоприношением… Они были профессионалы революции, которые всегда смотрели на нее, как на «дело», как сморят на свое дело купец и дипломат, вне всякого морального отношения к нему, все подчиняя успеху.

 

Если нужно назвать один факт, – один, но основной, из многих слагаемых русской революции, – то вот он: на третий год мировой войны, русский народ потерял силы и терпение и отказался защищать Россию. Не только потерял понимание цели войны (едва ли он понимал ее и раньше), но потерял сознание нужности России.

 

16  ​​ ​​ ​​ ​​​​ При обмене в СССР партийных документов билет № 1 выписали Ленину, а № 2 Брежневу.

 

17 ​​ Отсюда недалеко до Технологического института, а значит, и до центра Питера.

Уже одно это согревает меня.

Возьму, да и загуляю, а не сразу еду в Лугу.

 

19  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Звучит песня, сразу привлекшая всеобщее внимание:

 

Город золотой

 

Под небом голубым

Есть город золотой

С прозрачными воротами

И яркою звездой.

 

А в городе том - сад,

Всё травы, да цветы.

Гуляют там животные

Невиданной красы.

 

Одно, как жёлтый огнегривый лев,

Другое - вол, исполненный очей,

С ними золотой орёл небесный,

Чей так светел взор незабываемый.

 

А в небе голубом

Горит одна звезда.

Она твоя, о, ангел мой,

Она твоя всегда!

 

Кто любит, тот любим.

Кто светел, тот и свят.

Пускай ведёт звезда тебя

Дорогой в дивный сад.

 

Тебя там встретит огнегривый лев

И синий вол, исполненный очей,

С ними золотой орёл небесный,

Чей так светел взор незабываемый.

​​ 

Но до чего же странные образы!

Они не забываются.

 

21  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В Лаосе подписано Соглашение о восстановлении мира и достижении национального согласия, предусматривавшее полное и единовременное прекращение огня на всей территории страны.

На следующий день ВВС США прекратили бомбардировки Лаоса.

 

Над ​​ Синайским полуостровом двумя перехватчиками Израильских ВВС сбит  ​​​​ отклонившийся от курса лайнер Боинг 727 Ливийских Арабских авиалиний.

​​ рейса 114 Бенгази - Каир. Погибли 108 человек.

 

23  ​​​​ Мои скитания по Питеру.

 

Чтение Библии.

 

25  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Луга.

Помню, тут, в Тигельном дворе, я часто слышал самую ​​ популярную песню 60-ых годов: ​​ «Дом восходящего солнца».

 

Забудешь все, забудешь ты,

Но сердце сбережет

Твои слова, твои мечты,

Запомнит твой уход.

 

Эти душещипательные строчки неизменно заставляли плакать.

Тогда, мечтая стать певцом, я и сам подолгу пел именно эту песню.

Пел, задыхаясь и плача!

Мне чудилось, весь зал рыдал вместе со мной.

 

26 ​​ Питер.

Мой первый фильм в «Иллюзионе»: ​​ 

«Лучшие годы нашей жизни».

Я даже сам не могу понять, как меня занесло в этот кинотеатр.

Просто шел мимо, увидел странное слово «Иллюзион» - и вот в кинозале.

Он – битком!

Средний возраст зрителей – лет 70!

Я с восторгом высидел два с половиной часа – и даже не устал: настолько странный мир предстал моим глазам.

​​ 

Название на английском: The Best Years of Our Lives.

Чёрно-белый ​​ фильм.

Режиссер Уильям Уайлер, ​​ 1946 год.

Я ведь видел его «Квартиру» в Луге, в девятом классе.

Вот как живут американцы: как мы: у иных свой дом, - а другие – в квартирах.

Но такой отмытый, вычищенный мир!

Даже не верится, что люди могут так хорошо обустроить свою жизнь.

Из фильма следует, что я – жалкий скиталец и маргинал без семьи.

Да, в моей семье нет человеческих отношений.

Может, я как-то должен их наладить?

Я хочу, но не умею.

​​ 

Экранизация романа Мак Кинли Кантора «Слава для нас. Glory for us».

Лента получила семь премий «Оскар» (в том числе за лучший фильм года), а также ряд других наград.

 

Я ошибся! ​​ «Квартира» - не Уильяма Уайлера, но Билли Уайлера!

 

28  ​​​​ Мне – 20.

Ну, и что?

Ничего.

Просто ничего.

Как я могу ответить на мое незнание социальной жизни, на мое неумение жить среди других?

Мой ответ – изучать эту жизнь.

Буду и дальше вести дневник: такая форма познания социальной жизни.

 

Вот брожу весь день, чтоб прийти в себя: так взволновал американский фильм.

Этот фильм разбудил во мне много новых мыслей. ​​ 

Да, в Академии я слышал об убегающих на Запад, но тут стало как-то ясней, почему они это делают. ​​ 

28  ​​​​ О революции.

 

Иван Ильин:

 

Смута была хаотическим бунтом и дезорганизующим разбоем. Революция оседлала бунт и государственно организовала всеобщее разграбление

 

Смуту никто не замышлял: она была эксцессом отчаяния, всенародным грехопадением и социальным распадом

 

Безумие русской революции возникло не просто из военных неудач и брожений, но из отсутствия политического опыта, чувства реальности, чувства меры, патриотизма и чувства чести у народных масс и революционеров

 

Революция размягчает, разлагает духовный хребет души. Люди теряют способность сосредоточиваться, держать себя в руках; внимание их рассеяно, глаза бегают, слова скачут; отовсюду страхи, опасности, неуверенность, соблазн вседозволенности подрывает способность к дисциплине, чувство общей неустойчивости, опасности, социальной дисритмии – повергает душу в состояние непрерывного «гона» (гнать) и «гомона» (неугомонился)

 

Революция есть криминализация политики; источники этого – в националистическом эгоизме (злодейство, низость, свирепость – во имя родины – считается прямой доблестью), классовой революционности, в войнах

 

Революция по существу своему правонарушительна и почти никогда не соблюдает граней между политическим и уголовным правонарушением, между публично-правовым неповиновением и частно-правовым захватом

 

Революционер отличается от уголовного нередко только «интеллигентностью» и желанием завладеть государственной властью

​​ 

28 ​​ ДР Юрия Лотмана

 

…человека окружают вещи, ценность которых имеет социальный смысл и не соответствует их непосредственно вещественным свойствам. Так, в повести Гоголя «Записки сумасшедшего» собачка рассказывает в письме своей подруге, как ее хозяин получил орден <…>. Для собачки ценность ордена определяется его непосредственными качествами: вкусом и запахом, и она решительно не может понять, чему же обрадовался хозяин. Однако для гоголевского чиновника орден – знак, свидетельство определенной социальной ценности того, кто им награжден. Герои Гоголя живут в мире, в котором социальные знаки заслоняют, поглощают людей с их простыми, естественными склонностями. Комедия «Владимир третьей степени», над которой работал Гоголь, должна была завершиться сумасшествием героя, вообразившего, что он превратился в орден. Знаки, созданные для того, чтобы, облегчив коммуникацию, заменять вещи, вытеснили людей. Процесс отчуждения человеческих отношений, замены их знаковыми связями в денежном обществе был впервые проанализирован Карлом Марксом

1973

 

Март

 

1  ​​ ​​​​ Воспоминания В. Даля о смерти Пушкина:

 

Пульс упадал с часу на час и к полудню 29-го исчез вовсе… - ​​ больной изнывал тоскою, начинал по временам уже забываться, ​​ ослабевал, и лицо его изменилось… Жизнь угасала, видимо, ​​ и светильник дотлевал последнею искрой… Я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. ​​ Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, ​​ лицо его прояснилось, и он сказал: «Жизнь кончена». ​​ Я недослышал и спросил тихо: «Что кончено?» «Жизнь кончена», - отвечал он внятно и положительно.

«Тяжело дышать, давит», - были последние его слова. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу - руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни, колена также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более на медленное, тихое, протяжное; ​​ еще один слабый, едва заметный вздох - и пропасть необъятная, неизмеримая разделяла уже живых от мертвого».

 

Что читаю?

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Античный Мир.

Гомер. «Илиада». «Одиссея» (пер. Н. Гнедича)

Странно, что мне нравятся эти огромные размахаи.

Они совсем не кажутся бесформенными, и это – при большом объеме!

 

2  ​​ ​​​​ Зашел в «Иллюзион».

Марика Рекк в ​​ «Девушке моей мечты».

Такой приятный блеск!

Конечно, зал битком, все сражены этой красотой.

 

Потом сразу – фильм Марселя Карне «Вечерние посетители. Les Visiteurs du soir».

Но ​​ какой же странный мир!

Сходил на фильм еще раз.

Понятно, что такого не ​​ бывает, но и понятно, что о любви сказано ​​ много.

Из всех мне понравилась Арлетти.

Она внушает любовь, не любя: это всего проще для женщины.

Иногда ее красота так хрупка, словно б из сказки, но ее методы – злой земной женщины.

 

3  ​​​​ Мне – 20, и я скитаюсь по Питеру. Много хожу наугад – и мне хорошо.

Как раз сейчас мне бы пригодились 25 рублей, но этот долг брата немыслимо у него попросить: или он пьяный, или он меня избегает. ​​ 

 

Давно ли я замирал пред существованием каждого человека?

Вот вспомнишь Георгия Яковлевича Лозановского – и он чудесно светится изнутри, словно б посланец божественного.

Его специальность – функциональные пространства.

 

Именно это и мешало ​​ общаться с людьми: ​​ встретить человека казалось очень важным событием.

Но вот ​​ учусь просто не воспринимать других людей: это надо уметь в большом городе, где толпа огромна и всемогуща.

 

4  ​​ ​​​​ «Ребекка» Хичкока.

Не очень понятно, но очень притягивает.

Словно б задан вопрос, на который мне не дано ответить.

То, что уже в 1940 году создавались такие шедевры, меня потрясло.

Но где же я жил все это время?

Почему такой фильм не показать в Союзе на широком экране?

Так СССР предстает сущей тюрьмой!

Ну да, есть идеология строителя коммунизма, но есть и реальная жизнь.

Тонкость Хичкока: он заглянул из внешней жизни в настоящую.

 

5  ​​ ​​ ​​​​ У меня появились какие-то деньги – и потихоньку переселяюсь в Питер.

Мама недовольна.

Я ​​ свободен, ​​ я в Питере и начинаю ходить по театрам.

В охране получаю 60 рб в месяц.

За комнату плачу 20 рб.

 

6  ​​ ​​ ​​​​ Комнату снял ​​ в ​​ Старом Петергофе, потому что там физический факультет ЛГУ.

Лена ​​ Кульдсаар, моя знакомая еще со школы, советует восстанавливаться прямо туда.

Она горячо советует пойти на физтех!!

Она сама – на факультете физики Земли.

 

Я уже подал заявление ректору.

Неужели скоро стану студентом физфака?

Читаю много Гоголя.

Гончаров: его «Обломов».

 

7  ​​ ​​ ​​​​ Толкиен

 

Властелин Колец

Они услышали о великих Могильниках и зелёных курганах, о холмах, увенчанных белыми коронами из зазубренных камней, и земляных пещерах в тайных глубинах между холмами. Блеяли овцы. Воздвигались высокие стены, образуя могучие крепости и мощные многобашенные твердыни; их владыки яростно враждовали друг с другом, и юное солнце багрово блистало на жаждущих крови клинках. Победы сменялись разгромами, с грохотом рушились башни, горели горделивые замки, и пламя взлетало в небеса. Золото осыпало усыпальницы мёртвых царей, смыкались каменные своды, их забрасывали землёй, а над прахом поверженных царств вырастала густая трава.

 

Смутное чтиво. ​​ Хозяйке ​​ в  ​​​​ Петергофе ​​ вожу картофельные очистки: для ее свиньи. ​​ За ​​ них она ​​ платит ​​ целый рубль!

 

8  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Константин Бальмонт

 

Амариллис

Амариллис, бледная светлана!

Как нежданно сердце мне смутили

Ласки мимолетного обмана,

Чашечки едва раскрытых лилий.

О, как сладко светлое незнанье!

Долго ли продлится обаянье,

Много ль золотистого тумана,

Сколько будет жить моя светлана?

Призрак упований запредельных,

Тайна предрассветного мечтанья,

Радостей прозрачных и бесцельных, -

С чем тебя сравню из мирозданья?

С ландышем сравнить тебя не смею,

Молча, амариллис я лелею.

Стройная пленительностью стана,

Бледная воздушная светлана!

 

После Есенина - этот бездарь!

 

Помню, в мои семь лет моя мама отвела меня в пионерлагерь и там оставила.

А потом всех посадили за стол и накормили завтраком, - а мне не дали!

Потому что на меня не хватило завтраков.

 

А потом была долгая пионерская «линейка» - и ужасно устал стоять.

Потом накормили очень плохо.

 

Я пожаловался – и меня накормили, ​​ - ​​ но сначала дали понять, что я – лишний, что порция на меня не предусмотрена.

 

Потом была ужасная ночь: ​​ пришлось спать без одеяла во всей одежде: ​​ все одеяла разобрали.

Все наши воспитатели спали, завернувшись в два одеяла.

А потом я убежал из лагеря домой и категорически отказался возвращаться.

Теперь поражает, что из детства помнишь такие мелочи!

Мне почему-то это событие показалось тогда ужасным унижением. Но прав ли я?

 

9  ​​​​ После армии у меня появилось новое чувство: когда я среди людей, мне чудится, кто-то из них вот-вот вонзит в меня нож.

В школе мне было просто тяжело в случайной толпе, а теперь немножко невыносимо.

А то чувство ловко, как циркач, вывернется – и мне уже хочется, чтоб кто-то выстрелил в меня.

 

10  ​​ ​​ ​​​​ На станцию метро «Московская» приехал в Публичную библиотеку Питера.

Мне оформили разрешение: читательский билет - и я пустился в прекраснейшее плавание среди стеллажей. Торжественные ряды книг вовсе заколдовали меня. Сегодня я не смог выбрать!

Я только с восхищением смотрел названия и о чем-то трогательно бредил.

После маминой библиотечки томиков в пятьсот эти россыпи показались совсем уж сказочным богатством.

 

Кстати, тут рядом автобус на Царское Село и Павловск. Так что можно после книг пуститься в скитания.

 

11  ​​​​ Е. И. Шендельс. Грамматика немецкого языка. Москва, 1958.

Вот что купил и читаю.

 

Валя очень жестока: она потеряла всякий интерес ко мне. Она просто меня избегает. ​​ И это после всех наших писем!!

 

12  ​​ ​​ ​​​​ На референдуме в Сирии принята новая конституция страны, провозгласившая Сирийскую Арабскую Республику социалистическим, народно-демократическим государством.

 

Мне - двадцать, я на лекциях ​​ дневного ​​ отделения филологического факультета ​​ ЛГУ.

Как поражает эта толпа студентов, заглушающих лектора, рассказывающего о средневековой литературе. ​​ 

«Тристан и Изольда»!

Мне-то кажется, эту историю можно слушать, лишь затаив дыхание, - но нет!

 

13  ​​​​ Что читаю?

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Античная лирика. 1968 г. 624 стр. Тираж: 300.000 экз.

Гомер, Сапфо, Анакреонт, народные песни и др.

Лирика Рима:  ​​​​ Катулл, Флакх, эпиграммы Сенеки и др.

 

Конечно, Сапфо – всех интересней: странные, но и неотразимые чувства.

А если женская поэзия – что-то особенное?

 

Попробовал читать и Ахматову, и Цветаеву.

Очень сложные чувства!

Ничего не понимаю.

 

Только и ясно, что читать Всемирку очень интересно.

 

14  ​​​​ Петр Чаадаев:

 

Прекрасная вещь - любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо. Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что - истина и что - ложь....

 

15  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Странно, что этот диалог в письмах, ставший для меня смыслом жизни, в саму жизнь не был продлен: Валя отказалась встречаться со мной.

Нет, встреча все же была, но очень короткой: она потребовала ее письма.

Я попросил было мои, но, по ее мнению, даже на мои письма я уже не имел права.

 

Как?!

Только вернуть письма, и – больше ничего??!

Совсем ничего?!

Это так ​​ оглушительно странно!

Ведь они – мои.

 

Я сразу ​​ написал ​​ своей знакомой, чтоб письма прислала.

 ​​​​ 

Кстати, ​​ зачем я отдал письма незнакомой женщине?

Тогда, в поезде, я почему-то пообещал, ​​ что приеду к ней, куда-то под Вологду, ​​ - но моя крайняя бедность сделала встречу невозможной.

Но почему я пообещал?

Как я мог обещать, ведь совсем не знал, что со мной будет!?

 

А не выглядело вручение писем как знак любви с первого взгляда?

Конечно, Вале ​​ я ​​ ни в чем не признался.

Да, это было бы ​​ слишком унизительно.

 

20  ​​​​ В читальном зале Исторического факультета я натыкаюсь на выражения, поражающие своей резкостью.

 

Семен Франк:

 

Всякая революция есть смута. Как бы глубоки, настоятельны и органичны ни были потребности общества, не удовлетворяемые «старым порядком», революция никогда и нигде не есть целесообразный, осмысленный способ их удовлетворения. Она всегда есть только «смута», то есть только болезнь, разражающаяся в результате несостоятельности старого порядка и обнаруживающая его несостоятельность, но сама по себе не приводящая к удовлетворению органических потребностей, к чему-то «лучшему».

 

…Всякая революция обходится народу слишком дорого, не окупает своих издержек; в конце всякой революции общество, в результате неисчислимых бедствий и страданий анархии, оказывается в худшем положении, чем до нее, просто потому, что истощение, причиненное революцией, всегда неизмеримо больше истощения, причиненного самым тягостным общественным строем, и революционный беспорядок всегда хуже самого плохого порядка.

 

25  ​​​​ Николай Бердяев:

 

Революция есть свыше ниспосланная кара за грехи прошлого, роковое последствие старого зла

​​ 

Революция – конец старой жизни, а не начало новой жизни, расплата за долгий путь

 

Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения. И осуждением до революции господствующих слоев общества бывает то, что они довели до революции, допустили ее возможность. … Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, а потому прорвалась тьма снизу. Так всегда бывает. Это закон жизни.

 

Революциям предшествует процесс разложения, упадок веры, потеря в обществе и народу объединяющего духовного центра жизни. К революциям ведут не созидающие творческие процессы, а процессы гнилостные и разрушительные.

 

Народ, попавший во власть революционной стихии, теряет духовную свободу, он подчиняется роковому закону, он переживает болезнь… ​​ Не люди уже мыслят и действуют, а за них и в них кто-то и что-то мыслит и действует. Народу кажется, что он свободен в революциях, это – страшный самообман. Он – раб темных стихий, он ведется нечеловеческими элементарными духами. В революции не бывает и не может быть свободы, революция всегда враждебна духу свободы

 

Революция случается, как внезапная тяжелая болезнь с возможными осложнениями

 

Революционеры – медиумы безликих и темных стихий масс

Руководить революцией невозможно. На смену революции приходят реакции

 

Вы, ​​ революционеры, - ​​ люди духовной середины и посредственности, люди средних, серых, популярных мыслей. И ваша ярость – это ярость серой массы, завидующей всякому величию, всякой славе, всякой гениальности

 

За революцию хватаются и на ней наживаются все, считающие себя неудачниками, и обиженными, и озлобленными, все пасынки Божьи, а не сыны Божьи. Революции рождаются не от благородного сознания вины сынами Божьими, а от неблагородного сознания обиды сынами праха

 

Вот такое я читаю! Кажется, совсем случайно: по чьему-то недосмотру.

 

Апрель

 

1  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Античная драма.

Но как боги пересекаются с людьми?

Неужели где-то заложено все, что с нами случится?

 

Казалось бы, живу в таких плохих условиях, но это не мешает много читать.

Наоборот, чтение – мое единственное утешение.

 

Что-то больно – и не пойму, почему.

Начну читать – пройдет.

А еще проще избежать боль, если идешь до изнеможения.

 

2  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Поехал к питерской родственнице тете Марусе – и тут уж ​​ дядя Леша ​​ прямо мне сказал, ​​ чтоб я больше не приезжал.

- Чего ты ушел из Академии? Думаешь, мы тебя кормить будем?

Он дождался, пока тетя Маруся выйдет, - ​​ и прямо так и сказал.

После этого было бы странно приезжать к ним!

Дядя ​​ Леша плохо отозвался и о моем отце:

- Привык пить на дармовщинку!

3  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Опять случайно поехал в «Иллюзион»: только потому, что все о нем только и говорят, как о лучшем кинотеатре Питера, - и посмотрел ​​ немецкий фильм ​​ «Кабинет доктора Калигари. ​​ Das Cabinet des Dr. Caligari».  ​​ ​​​​ 

Фильм – 1920 года!!

Режиссер ​​ Роберт Вине

Сценарий ​​ Ганс Яновиц, Карл Майер

Продюсер ​​ Rudolf Meinert, Эрих Поммер

Оператор ​​ Willy Hameister

Композиторы ​​ Альфредо Антонини, Джузеппе Бечче, Тимоти Брок.

Художник ​​ Уолтер Рейманн, Уолтер Рорих, Херманн Варм.

 

Я выписываю это, потому что мое сознание всю жизнь ждало именно этот фильм.

Именно этот.

Он рассказал о жизни так много, что это не удалось бы никакому живому существу.

Теперь я знаю, как именно меня ужасает жизнь.

В главных ролях: ​​ Вернер Краусс, Конрад Фейдт, Рудольф Кляйн-Рогге.

 

Меня настолько поразил сюжет, что вот он:

 

В саду на лавочке сидят два довольно унылых мужчины. Один из них, пожилой, сообщает своему более молодому собеседнику, Францу (Фридрих Фейер), что их окружают духи, которые не дают ему вернуться домой, к жене и ребёнку.

На садовой дорожке появляется девушка (Лиль Даговер) в свободном белом платье, похожем на саван, и отрешённо проходит мимо. Франц рассказывает, что это была его невеста и что на их долю выпали ужасные переживания, рассказ о которых следует далее.

Всё началось в маленьком городке Хостенвилле на ежегодной ярмарке, на которой впервые появился таинственный доктор Калигари (Вернер Краус). Он пришёл в городскую управу за разрешением показать на ярмарке свою диковинку - сомнамбулу. Чиновник заставляет доктора долго ждать, а затем высокомерно выдаёт разрешение. Ночью происходит первое таинственное убийство - чиновника находят зарезанным в его спальне.

Молодой человек по имени Алан (Ханс Генрих фон Твардовски) соблазняется на призывы ярмарочных листовок и уговаривает своего приятеля Франца пойти с ним. На ярмарке они заходят в балаган под названием «Кабинет доктора Калигари», где доктор показывает публике сомнамбулу Чезаре (Конрад Фейдт), который спит вот уже 23 года и просыпается только по приказу Калигари. Калигари утверждает, что Чезаре ​​ - ясновидящий и может предсказывать будущее, и предлагает публике задавать ему вопросы.

Алан спрашивает у Чезаре, сколько ему осталось жить. Чезаре отвечает, что Алану осталось жить лишь до рассвета.

Вечером приятели возвращаются с ярмарки и встречают красавицу Джейн, в которую оба немедленно влюбляются. Они договариваются, что кого бы из них девушка ни предпочла, они останутся друзьями. Ночью неизвестный пробирается в спальню Алана и убивает его. Узнав о гибели друга, потрясённый Франц вспоминает о пророчестве Чезаре. Он сообщает полиции о своих подозрениях. Затем он идёт к Джейн и рассказывает о гибели Алана ей. Отец Джейн, доктор Олсен, обещает добиться разрешения на допрос Чезаре.

На следующую ночь на месте преступления пойман убийца - и все решают, что предыдущие преступления совершены им же. Сообщение об этом прерывает затеянное Францем и доктором Олсеном расследование, когда они уже пришли к Калигари и пытаются разбудить сомнамбулу. Оставив Калигари и Чезаре в покое, они отправляются в полицейский участок, чтобы присутствовать при дознании. Однако пойманный убийца утверждает, что он не имеет отношения к первым двум убийствам - наоборот, он рассчитывал, что его преступление также спишут на таинственного ночного убийцу.

Джейн, не дождавшись возвращения Франца и отца, сама отправляется на ярмарку. Калигари приглашает её в шатер и пугает, показывая проснувшегося Чезаре. Джейн убегает. Ночью Франц пробирается на ярмарку, заглядывает в окошко фургончика и видит Калигари, который спит, сидя рядом с неподвижно лежащим Чезаре. Франц остаётся дежурить возле фургончика.

Но в это же самое время Чезаре крадётся по улицам города, сливаясь с тенями. С ножом в руке он пробирается в спальню к Джейн. Однако вместо того, чтобы убить её, он, поражённый её красотой, похищает её и уносит по крышам домов. Крики Джейн будят доктора Олсена. Тот поднимает тревогу. Спасаясь от погони, обессиленный Чезаре бросает девушку и затем сам теряет сознание.

Узнав от Джейн, что на неё напал Чезаре, Франц никак не может ей поверить - ведь он всё это время следил за Калигари и Чезаре. Он убеждается, что пойманный убийца по-прежнему сидит в тюрьме, и возвращается с полицейскими на ярмарку. Они требуют, чтобы Калигари предъявил им сомнамбулу. Оказывается, что в ящике лежит не Чезаре, а изображающая его кукла. Калигари убегает и скрывается от преследующего его Франца в психиатрической лечебнице. Франц осведомляется у врачей, есть ли у них пациент по имени Калигари. Ему предлагают поговорить с директором клиники, которым оказывается сам Калигари.

Франц рассказывает врачам о том, что произошло в городе. Ночью они обыскивают кабинет директора клиники и находят старинный трактат о сомнамбулизме, где рассказана история о докторе Калигари: ​​ в 1703 году он в Северной Италии организовал серию убийств руками сомнамбулы Чезаре.

Находят и дневник директора, где тот пишет об опытах с сомнамбулой и о том, что спящего можно заставить делать всё что угодно против его воли. Узнав тайны сомнамбулизма, мечтает в дневнике директор, он сможет стать новым Калигари.

В этот момент приходит санитар и сообщает, что сомнамбулу нашли мёртвым в лесу. Франц предъявляет Чезаре директору клиники и требует, чтобы тот признался, что Калигари - это он. Директор впадает в буйство, на него надевают смирительную рубашку. «С тех пор, - заканчивает Франц свой рассказ, - безумец так и сидит в своей клетке».

Франц и его собеседник входят в общую залу психиатрической клиники, где находятся Джейн, Чезаре и другие душевнобольные. Франц спрашивает Джейн, когда же она выйдет за него замуж, но девушка отвечает, что «королевы не должны следовать велениям своих сердец», она безумна. В залу спускается директор клиники, которого Франц обвиняет в том, что он - тот самый Калигари. На Франца надевают смирительную рубашку. Он - сумасшедший, и весь его рассказ - бредовые видения.

Директор клиники говорит, что теперь, поняв характер мании Франца, он может ему помочь. Директор надевает очки и становится похож на Калигари.

 

Мог я подумать, что кино может быть столь мощным?!

 

4  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Крик» Антониони.

Я не выписываю сюжет, потому что он совершенно невразумителен.

Но невразумителен – прекрасно!!

Да, жизнь именно такова: ее и нельзя понимать.

Для меня новое в фильме как раз в том, что человек внутренне потерялся, - и это - самое важное.

Героев советского кино понять невозможно: я таких людей просто не знаю!, - а этот герой слишком напоминает меня.

 

Открытие Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

 

Только что узнал, что могу восстановиться прямо на второй курс физтех ЛГУ, - и именно ​​ в этот ​​ момент ​​ окончательно решаю ​​ туда не поступать. ​​ Я не могу понять себя, не могу рационально объяснить свое решение, - но чувствую, что прав. ​​ Теперь  ​​​​ не очень понимаю, ​​ почему ​​ живу здесь, а старом Петергофе, а не в Питере. Просто хочется провести тут лето.

 

5  ​​ ​​ ​​​​ Питер.

 

«Крик» Антониони.

Посмотрел второй раз.

 

Потом посмотрел фильм «М» Фрица Ланга, 1931.

Один из первых звуковых.

Ланг не пожалел красок на маньяка.

Кстати, не первый ли маньяк в звуковом кино?

 

Опять пошел на «Крик» Антониони!!

Что же такого в этом фильме?

Сижу – и не отвести глаз.

 

На этот раз прямо в зале попытался записать свои впечатление: не отводя глаз от экрана, записывал шариковой ручкой на тетрадные листы.

Чтобы строчки не налезали друг на дружку, водил пальцем.

 

Дома попытался разобрать каракули.

Переписал в дневник.

Потом вычеркнул: жалкая отсебятина!

Я весь переполнен жалкими комплексами и сомнительными образами.

Есенин:

 

Языком залижет непогода

Прожитой мой путь.

 

Весь день брожу с этой строчкой.

 

6  ​​ ​​ ​​​​ Истфак. ​​ Платон: Космос - это есть изваяние вечных богов, которое движется и живет.

 

Опять невероятное музыкальное впечатление!

Помню, в детстве видел «Жизель», - а вот ​​ «Большой вальс» с Милицей Корьюс.

В фильме есть чудовищная легкость, какой не может быть в жизни.

Фильм 1938 года, - а как передает лучшее в той эпохе!

 

7  ​​ ​​ ​​​​ «Un grand amour de Beethoven. Большая любовь Бетховена» Абель Ганс, 1936.

Черно-белый!

Вот она, французская культура.

Сценаристы: Абель Ганс, Стив Пассер

Операторы: Марк Фоссар, Роберт Лефевр

Композитор: Луи Массон

Актеры: Гарри Баур (Бетховен), ​​ Жан-Луи Барро, Филипп Ришар.

 

8  ​​ ​​ ​​​​ «Анна Кристи. ​​ Anna Christie», ​​ 1930 - ​​ экранизация пьесы Юджина О’Нила.

Первый звуковой фильм с Гретой Гарбо, которая за роль Анны Кристи получила номинацию на «Оскар».

Помимо этого картина выдвигалась на премию Американской киноакадемии ещё в двух номинациях: лучшая операторская работа и лучшая режиссура.

Для поднятия интереса к фильму студия «MGM» использовала рекламный ход, разместив на кинотеатрах плакаты с надписью «Гарбо говорит!».

 

Сижу на фильме с Гарбо и плачу от счастья: так сладко, так прекрасно жить.

Я еще не знал такой радости: я не знал, что она может быть такой большой.

Просто жить ради такой радости - уже очень много.

Правда, фильм-то слабый, - но зато - ОНА! Как красива Гретушка!

 

9  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Неделя фильмов Фрица Ланга.

«Нибелунги» ​​ Ланга.

От восхищения закружилась голова, так ​​ что весь фильм просидел с открытым ртом.

 

«Я – метафора». ​​ Смысловое становление метафоры, мое смысловое становление. ​​ Будто я - в чьих-то объятьях - и оттого наполняюсь смыслом.

 

10  ​​ ​​ ​​ ​​​​ «Анна Каренина» с Гретой Гарбо.

Я вообще ничего не понял, а видел только ее. Никогда ​​ еще женщина меня не заставляла так волноваться. Толстой сильно переделан, все не очень серьезно, кроме любви.

 

Утром была Гарбо, ​​ а вечером первый раз сходил в Александринку. Так зовут Александрийский театр, что за памятником Екатерине.

Симонова и Черкасова уже нет: нет звезд первой величины.

А что видел?

«Стакан воды» Скриба.

Гастроли Малого, Элина Быстрицкая в главной роли.

Быстрицкая необычайно воодушевила меня: она играет с какой-то молодой мощью, - так что только и остается, что смотреть на нее с восхищением.

 

После спектакля подошел к Ларисе Луппиан, слишком знакомой по ее театру: я ведь стал завсегдатаем «Театра Ленсовета» на Литейном.

Но надо же представить мою смелость!

Я так ей и сказал: ​​ «Я вас видел на сцене. Мне понравилось».

В какой-то момент показалось, что я перешел все мыслимые приличия, - но она приветливо ответила:

- Приходите еще в наш театр.

Лариса одним движением отшила меня, но так, что мне это очень понравилось.

Она так легко создала дистанцию между нами, помогла и мне ее почувствовать и оценить.

 

Отсюда в каких-то пятистах метрах умирал мой отец.

Вернее, начал умирать: ​​ там был поставлен смертельный диагноз: ​​ рак.

 

11 ​​ Гераклит:

 

Все едино: делимое - неделимое, рожденное - нерожденное, смертное - бессмертное, логос - вечность, отец - сын, бог - справедливость.

 

«Доктор Мабу’зе, игрок. ​​ Dr. Mabuse, der Spieler» Ланга, 1922.

Чудесно!!!

 

12  ​​​​ «Дама с камелиями» с Гарбо.

Такая красивая и с такими высокими чувствами!

Я плакал весь фильм, как сумасшедший. ​​ Второй раз я уже и не решился идти на этот фильм: настолько он меня потряс.

 

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Вергилий Марон Публий. «Буколики». «Георгики». «Энеида».

Как у Пушкина?

 

И помнил, хоть не без греха,

Из «Энеиды» два стиха.

 

И это знали все!

В 19 веке.

Но как же получилось, что Вергилий был столь популярен?

 

13 ​​ Какой-то фильм Бастера Китона.

Лектор ​​ объяснил, что Китон лишился своей улыбки по просьбе режиссеров: настолько она не шла его образу.

14 ​​ Платон: ​​ 

 

Аполлон надзирает за гармонией, осуществляя ее всеобщее вращение и у богов и у людей.

 

15  ​​​​ «Великая иллюзия» Ренуара. 1939.

 

«Алчность» Штрохейма. 1924. ​​ 

Лена ​​ Кульдсаар - моя знакомая еще со школы – и у нее нет ни малейшего желания стать моим другом. ​​ Измену физтеху она, похоже, поняла, как измену и детству, и всему на свете.

Я не могу ей объяснить свой страх.

У ​​ нее на физтехе жених - и ​​ ей и скучно, и некогда выслушивать мои сомнения.

 

16  ​​ ​​​​ «Лучшие годы нашей жизни. ​​ The Best Years of Our Lives» ​​ Уильяма Уайлера, ​​ 1946.

Фильм ​​ чёрно-белый.

Фильм очень хороший, но я мало что в нем понял.

Сюжет: ​​ «Трое солдат возвращаются в родной город с фронтов Второй мировой войны, но не испытывают никакой уверенности в завтрашнем дне. Каждый из них по-своему переживает процесс возвращения к нормальной жизни. Пехотный сержант Эл Стивенсон получает свою прежнюю работу банковского служащего, однако должен вновь привыкать к своей семейной жизни и заново узнавать своих уже почти взрослых детей. Капитан авиации Фред Дерри возвращается к красивой, пустой и неверной жене, думающей только о нарядах и развлечениях. Деньги, накопленные за время службы, быстро кончаются, и он вынужден устроиться продавцом в супермаркете. Моряк Гомер Пэрриш приходит с фронта инвалидом, без обеих рук, и испытывает большие сомнения: восстанавливать ли прежние отношения со своей невестой Вилмой».

Казалось бы, чего проще понять жизнь, но это как раз самое трудное для меня.

 

17  ​​​​ Фильмы с Марио Ланца.

Первый в моей жизни актер, что поет так чудесно. По-настоящему горячий голос.

Он поет так сладко, что надо плакать. Да и как иначе? Вот Голливуд, вот мечта!

Марио играет для себя, он один, хоть кругом много людей, он мало чувствует и понимает других.

Он может петь только вдохновенно, то есть работать он не может.

 

18  ​​ ​​​​ Пару недель просто не вылезал из «Иллюзиона». Мир кино совершенно увлек меня. ​​ Могу просидеть в зале подряд восемь часов: такие хорошие фильмы!

Мне очень нравится, когда с лекцией появляется бородатый дядечка: киновед. Он так умно, так интересно рассказывает обо всем! ​​ О Джине Келли так разговорился, что мне самому захотелось танцевать.

 

19  ​​ ​​​​ «Идиот» Куросавы.

The Idiot (Hakuchi) - Akira Kurosawa – 1951.

Masayuki Mori and Setsuko Hara.

Меня сразил этот фильм проникновением в атмосферу Достоевского.

Как это удалось японцу?

 

20  ​​ ​​ ​​​​ «Андалузский пёс» и «Золотой век» Бюнуэля.

Разрезанный глаз – это эстетика, а не жизнь.

В этих фильмах – такая первозданность.

Они – это та земля, по которой ходит моя душа.

Ты смотришь не фильмы, а разглядываешь свою душу.

 

Да, ​​ отдал ​​ Вале письма. ​​ Нашел время. ​​ Она облегченно вздохнула. ​​ Неужели она думала, что я ей как-то помешаю?

Впервые за долгое время она улыбнулась. Я вдруг понял, что мог бы шантажировать ​​ ее же ее собственными письмами.

Вот она и испугалась. ​​ Боязнь за социальный статус. ​​ В письмах я ​​ так подробно, так тщательно описывал все, что приходило в голову: что ее люблю, что светит солнце, что вот дали по морде, что мечтаю с ней встретиться. ​​ Это же была армия, а сейчас я свободен. ​​ Как какие ​​ пустяки могли ее настроить против меня? ​​ Когда я успел ее напугать?

Она именно в процессе писания писем поняла, как я ей неприятен.

 

21  ​​​​ Иван Бунин, «Иерихон»:

 

Скользят, текут огни зеленых мух.

Над Мертвым морем знойно и туманно

От блеска звезд. Песок вдали - как манна,

И смутный гул, дрожа, колдует слух.

То ропот жаб. Он длится неустанно,

Зовет, томит... Но час полночный глух.

Внимает им, быть может, только Дух

Среди камней в пустыне Иоанна.

Там, между звезд, чернеет острый пик

Горы Поста. Чуть теплится лампадка.

Внизу истома. Приторно и сладко

Мимозы пахнут. Сахарный тростник

Горит от мух... И дремлет Лихорадка,

Под жабий бред откинув бледный лик.

 

После Есенина все это кажется неестественным.

 

22  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Армия Конго уничтожает в районе Боко партизанской отряд Анжа Диавары.

 

23  ​​​​ Густав Роберт Кирхгоф:

-  ​​ ​​ ​​​​ Объяснять – это значит непривычные и непонятные вещи сводить к привычно непонятным.

 

За это время еще три раза посмотрел «Кабинет доктора Калигари».

 

24  ​​ ​​ ​​​​ «Бродвейская мелодия 1940-х» с Фредом Астером и Элинор Пауэлл в главных ролях.

 

«Расёмон» Куросавы.

 

Мама ездила к Вале и пообещала ее изувечить, если она меня не оставит. ​​ Это всплыло в разговоре с Лысановой Таней, моей кузиной. Да, я же сам, дурачок, проболтался ей о Вале! Вот и потерял ее. Сколько раз мои родственники были против меня! Я не изменю ни маму, ни Валю. Они обе мне не близки, но непонимание матери мне неприятно. ​​ Я не знаю, как бы и в чем я стал убеждать маму: настолько во всем не уверен сам. ​​ Я живу на рубль в день, а мама не помогает. Но разве она ДОЛЖНА помогать? Мама сказала, что поможет, если буду жить в Луге при ней.

 

25  ​​ ​​ ​​​​ Я ​​ подал документы на матмех ЛГУ.

Я буду математиком, как всегда мечтал.

Меня пообещали восстановить (то есть зачислить студентом): это простая, формальная процедура.

 

Почему несколько месяцев хотел стать физиком?

Не понимаю.

Я – загадка для самого себя.

 

26  ​​​​ Посмотрел за несколько дней фильмы Жана Кокто:

«Ужасные родители»,

«Кровь поэта»

и «Завещание Орфея».

 

27  ​​ ​​ ​​​​ Пленум ЦК вывел из состава членов Политбюро ЦК КПСС Г. И. Воронова, П. Е. Шелеста. Членами Политбюро были избраны председатель КГБ Ю. В. Андропов, министр обороны СССР А. А. Гречко и министр иностранных дел СССР А. А. Громыко.

 

Май

 

1  ​​ ​​​​ Платон:

- Сущность и принцип души есть ее самодвижность.

 

Сейчас я вне армии - и насилие государства размыто: оно не выражается в мордах недовольных сержантов. Сейчас никто не может меня послать мыть туалет - и не потому, что это нужно, а именно чтобы унизить меня.

 

2  ​​​​ Как же я приохотился читать Всемирку!

Уже не могу без нее.

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Ахилл Татий. «Левкиппа и Клитофонт».

Лонг. «Дафнис и Хлоя».

Петроний. «Сатирикон».

Апулей. «Метаморфозы, или Золотой осел».

 

Но как Апулей смел писать о таком?

Неужели наши нормы столь отличались от тех?

О таких чувствах в Союзе говорить не принято!

Об этом намекает Пушкин и прямо говорить Апулей, а мне надо как бы не знать этого.

 

3  ​​​​ Ральф Уолдо Эмерсон:

- ​​ Способность видеть чудесное в обыкновенном - неизменный признак мудрости.

 

4  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Плутарх: Миф - единовидный светлый луч божественного бытия, который является радугой в результате своего прохождения через облака и тучи бытия внебожественного.

 

5  ​​​​ ВК сообщила в письме, что сожгла наши письма.

Имеет право.

Попросила больше не звонить.

Имеет право.

 

6  ​​​​ Чаадаев:

- ​​ Слава Богу, я всегда любил свое отечество в его интересах, а не в своих собственных.

 

8  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Еще ​​ в ​​ феврале ​​ американские индейцы захватили посёлок Вундед-Ни на территории индейской резервации Пайн-Ридж в штате Южная Дакота и ​​ провозгласили его «Независимой нацией оглала».

71 день ​​ длилась ​​ осады ​​ ФБР, полиции ​​ и армии.

Самое ​​ громкое выступление современных индейцев США за свои права.

 

9  ​​​​ Созерцать, ​​ созерцать, созерцать!

Идти и смотреть.

 

Библиотека ЛГУ.

Плотин, начало нашей эры:

- Творчество ​​ явлено нам как созерцание. Ибо оно результат пребывающего созерцания, созерцания, которое делает не иное что, как творит именно благодаря тому, что оно созерцание.

 

10  ​​​​ В этот день в 1836 году Гоголь пишет Погодину:

 

Я виноват, очень виноват, мой добрый, мой милый Погодин, что бранил тебя за твое невнимание к моим письмам. Дело теперь объясняется само собою: всему виноваты знакомые и приятели, через которых ты писал и которые имели обыкновение проживать на дороге у знакомых или жить в Петербурге по целому месяцу, и потом уже припомин<али> о твоих письмах. Теперь только я получаю письма твои, писанн<ые> в феврале, генваре и марте. Прости меня за то, что я напустился на тебя. На что и как теперь отвечать тебе? Многие вопросы твои уже потеряли свою современность. После разных волнений, досад и прочего мысли мои так рассеяны, что я не в силах собрать их в стройность и порядок. Я хотел было ехать непременно в Москву и с тобой наговориться вдоволь. Но не так сделалось. Чувствую, что теперь не доставит мне Москва спокойствия, а я не хочу приехать в таком тревожном состоянии, в каком нахожусь ныне. Еду за границу, там размыкаю ту тоску, которую наносят мне ежедневно мои соотечественники. Писатель современный, писатель комический, писатель нравов должен подальше быть от своей родины. Пророку нет славы в отчизне. Что против меня уже решительно восстали теперь все сословия, я не смущаюсь этим, но как-то тягостно, грустно, когда видишь против себя несправедливо восстановленных своих же соотечественников, которых от души любишь, когда видишь, как ложно, в каком неверном виде ими всё принимается, частное принимается за общее, случай за правило. Что̀ сказано верно и живо, то уже кажется пасквилем. Выведи на сцену двух-трех плутов - тысяча честных людей сердится, - говорит: мы не плуты. Но бог с ними. Я не оттого еду за границу, чтобы не умел перенести этих неудовольствий. Мне хочется поправиться в своем здоровьи, рассеяться, развлечься и потом, избравши несколько постояннее пребывание, обдумать хорошенько труды будущие. Пора уже мне творить с бо̀льшим размышлением. Лето буду на водах, август месяц на Рейне, осень в Швейцарии, уединюсь и займусь. Если удастся, то зиму думаю пробыть в Риме или Неаполе. Может быть, там увидимся с тобою, если только это правда, что ты тоже думаешь ехать. Отправляюсь или в конце мая, или в начале июня. Письмо твое еще может застать меня. Только, пожалуйста, не пиши чрез приятелей: они чрезвычайно долго задерживают письма. Лучше по почте, хотя и за почтой нашей, которая до сих пор была пример исправности, начали водиться грехи. Я писал к тебе три письма и адресовал их прямо в университет. Кажется, довольно точный адрес, а между тем, как вижу из слов твоих, ты ни одного не получил. Это письмо я вкладываю в письмо к Щепкину. Авось-либо это будет вернее. Прощай.

 

14  ​​ ​​ ​​​​ Запуск американской орбитальной станции «Скайлэб».

 

15 ​​ Николай АСЕЕВ

 

Безумная песня

 

Рушится ночь за ночью:

Падай, безумье, падай!

Мы пленены воочью

Грозной твоей усладой.

Только метнет прожектор

Резкую ясь – и снова

Темный уходит Гектор

От очага родного.

 

В небо бросайтесь, в небо,

Грохотом сумрак взроем, –

С нами, кто смертным не был,

Кто родился героем.

 

Там в золотом убранстве,

В мощи вечного пыла

Плавает зоркий ястреб –

Гонщик яростнокрылый,

 

Мы ж из под вечных ярем,

Из под темнин окружных

Разом в него ударим

Воем тетив содружных.

1918

 

17  ​​ ​​ ​​​​ Во время авиарейса Ту-104 Москва-Чита неожиданно встал пассажир ​​ и закричал, что у него бомба, самолёт захвачен и направляется в Китай.

Милиционер ​​ выстрелил ему в спину.

Прогремел мощный взрыв.

Погиб 81 человек.

После этого случая в СССР прекращено милицейское сопровождение авиарейсов.

 

27  ​​ ​​ ​​​​ СССР присоединился к международным конвенциям по охране авторских прав.

 

28 ​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Исландские саги.

Ирландский эпос.

«Беовульф».

«Старшая Эдда».

«Песнь о Нибелунгах».

Вот это высший класс!

Особенно исландские саги: стиль настолько достоверен и скуп, что восхищает каждое слово.

Если б когда-то это прочесть в оригинале!

 

29  ​​​​ День рождения:

 

Константин Батюшков

 

 ТАВРИДА

​​ 

Друг милый, ангел мой! сокроемся туда,

Где волны кроткие Тавриду омывают,

И Фебовы лучи с любовью озаряют

Им ​​ древней Греции священные места.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Мы там, отверженные роком,

Равны несчастием, любовию равны,

Под небом сладостным полуденной страны

Забудем слезы лить о жребии жестоком:

Забудем имена Фортуны и честей.

В прохладе ясеней, шумящих над лугами,

Где кони дикие стремятся табунами

На шум студеных струй, кипящих под землей,

Где путник с радостью от зноя отдыхает

Под говором древес, пустынных птиц и вод, -

Там, там нас хижина простая ожидает,

Домашний ​​ ключ, цветы и сельский огород.

Последние дары Фортуны ​​ благосклонной,

Вас пламенны ​​ сердца приветствуют стократ!

Вы краше для любви и мраморных палат

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Пальмиры севера огромной!

Весна ли красная блистает средь полей,

Иль лето знойное палит иссохши злаки,

Иль урну хладную вращая водолей,

Валит шумящий дождь, седый туман и мраки, -

О, радость! ты со мной встречаешь солнца свет

И, ложе счастия с денницей покидая,

Румяна и свежа, как роза полевая,

Со мною делишь труд, заботы и обед.

Со мной в час вечера, под кровом тихой ночи

Со мной, всегда со мной: твои прелестны очи

Я вижу, голос твой я слышу, и рука

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ В твоей покоится всечасно

Я с жаждою ловлю дыханье сладострастно

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Румяных уст, и если хоть слегка

Летающий Зефир власы твои развеет

И взору обнажит снегам подобну грудь,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Твой друг не смеет и вздохнуть:

Потупя взор стоит, дивится и немеет.

 

30  ​​​​ К. Н. Батюшков.

 

Из записной книжки1817 года:

 

Недавно я имел случай познакомиться с странным человеком, каких много! Ему около тридцати лет. Он - то здоров, очень здоров, то - болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра - ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лице у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянно. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое - умирал! В походе он никогда не унывал и всегда готов был жертвовать жизнию с чудесною беспечностию, которой сам удивлялся; в мире для него все тягостно, и малейшая обязанность, какого бы рода ни было, есть свинцовое бремя. ​​ Он мало вещей или обязанностей считает за долг, ибо его маленькая голова любит философствовать, но так криво, так косо, что это вредит ему беспрестанно. ​​ Он вспыльчив, как собака, и кроток, как овечка. В нем два человека: один - добр, прост, весел, услужлив, богобоязлив, откровенен до излишества, щедр, трезв, мил; другой человек - не думайте, чтобы я увеличивал его дурные качества, право нет, и вы увидите сами почему, - другой человек - злой, коварный, завистливый, жадный, иногда корыстолюбивый, но редко; мрачный, угрюмый, прихотливый, недовольный, мстительный, лукавый, сластолюбивый до излишества, непостоянный в любви и честолюбивый во всех родах честолюбия. Этот человек, то есть черный - прямой урод. Оба человека живут в одном теле. Как это? Не знаю; знаю только, что у нашего чудака профиль дурного человека, а посмотришь в глаза, так найдешь доброго: надобно только смотреть пристально и долго. За это единственно я люблю его! Горе, кто знает его с профили! Послушайте далее. Он имеет некоторые таланты и не имеет никакого. Ни в чем не успел, а пишет очень часто. Ум его очень длинен и очень узок. Терпение его, от болезни ли, или от другой причины, очень слабо; внимание рассеянно, память вялая и притуплена чтением: посудите сами, как успеть ему в чем-нибудь? ​​ Он иногда удивительно красноречив: умеет войти, сказать; иногда туп, косноязычен, застенчив. Он жил в аде; он был на Олимпе. Это приметно в нем. Он благословен, он проклят каким-то гением. Три дни думает о добре, желает сделать доброе - вдруг недостанет терпения, на четвертый он сделается зол, неблагодарен; тогда не смотрите на профиль его! Он умеет говорить очень колко; пишет иногда очень остро насчет ближнего. Но тот человек, то есть - добрый, любит людей и горестно плачет над эпиграммами черного человека. Белый человек спасает черного слезами перед творцом, слезами живого раскаяния и добрыми поступками перед людьми. Дурной человек все портит и всему мешает: он надменнее сатаны, а белый не уступает в доброте ангелу-хранителю. Каким странным образом здесь два составляют одно, зло так тесно связано с добром и отличено столь резкими чертами? Откуда этот человек, или эти человеки, белый и черный, составляющие нашего знакомца? Но продолжим его изображение.

Он - который из них, белый или черный? - он или они оба любят славу. Черный все любит, даже готов стать на колени и Христа ради просить, чтобы его похвалили: так он суетен; другой, напротив того, любит славу, как любил ее Ломоносов, и удивляется черному нахалу. У белого совесть чувствительна, у другого - медный лоб. Белый обожает друзей и готов для них в огонь; черный не даст и ногтей обстричь для дружества, так он любит себя пламенно. Но в дружестве, когда дело идет о дружестве, черному нет места: белый на страже! В любви... но не кончим изображение, оно и гнусно, и прелестно! Все, что ни скажешь хорошего на счет белого, черный припишет себе. Заключим: эти два человека, или сей один человек живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге. Пожелаем ему доброго аппетита, он идет обедать.

Это я! Догадались ли теперь?

 

Июнь

 

1 ​​ Ахматова:

 

Я спросила у кукушки,

Сколько лет я проживу...

Сосен дрогнули верхушки.

Желтый луч упал в траву.

Но ни звука в чаще свежей...

Я иду домой,

И прохладный ветер нежит

Лоб горячий мой.

 

Написано 1 июня 1919, Царское Село

 

«Монолог» ​​ Ильи Авербаха.

Но какой же фильм! ​​ Столько хороших актеров, но впечатлила только Неелова: ​​ она показала всю сложную гамму чувств, она и ведет фильм. Между влюбленностью и покинутостью ее героини - бездна; это будет смотреться всегда.

Смотрю этот фильм со слезами, ужасом и надеждой.

Мало фильмов, которые б вызывали во мне так много переживаний.

 

2  ​​​​ Все же ощущение, что ты не один в мире, огромно и свято.

Я уже могу сказать так, раз читал Библию.

 

Читаю по 15 часов в день!

Нет другой жизни.

Нет других утешений.

 

3  ​​​​ «Иллюзион».

Упоминание о Годаре и «Новой волне».

 

4  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Странное впечатление от фильмов Кокто.

Это не режиссер (рядом с Антониони), а именно личность. Он - дилетант, но этот ​​ «дилетантизм» ценнее иного скучного, однобокого профессионализма.

Кокто доказывает, что талант - это свойство именно личности, а не любого человека, работающего в искусстве. ​​ 

Странное – то есть удивительное.

Разве не удивительно, что я сразу попал на такие шедевры, как его трилогия об Орфее?

Да мне жизни не хватит, чтобы ее осмыслить.

Неужели так много античности в нашей жизни?

 

Мария Казарес неотразима.

Дама в черном из небытия.

Сама смерть во всем ее обаянии.

 

5  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

 

Брант, Себастьян, «Корабль дураков».

 

Эразм Роттердамский: ​​ «Похвала глупости», «Навозник гонится за орлом», «Разговоры запросто», ​​ «Письма темных людей».

 

Гуттен Ульрих фон, «Диалоги».

1971 г., 768 стр. Тираж: 300.000 экз.

 

Очень понравились «Разговоры запросто»: так похожи на ​​ каляканье лужских мужиков.

 

6  ​​​​ Томас Манн:

-  ​​ ​​​​ Он понимал и то, что образование тесно связано со способностью получать наслаждение, более того, что образование и является такой способностью.

 

7  ​​​​ В читальном зале прочел «Антимиры» Вознесенского. 1961 год.

Живет у нас сосед Букашкин,

в кальсонах цвета промокашки.

Но, как воздушные шары,

над ним горят

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Антимиры!

 

И в них магический, как демон,

Вселенной правит, возлежит

Антибукашкин, академик

и щупает Лоллобриджид.

 

Но грезятся Антибукашкину

виденья цвета промокашки.

 

Да здравствуют Антимиры!

Фантасты - посреди муры.

Без глупых не было бы умных,

оазисов - без Каракумов.

 

Нет женщин - есть антимужчины,

в лесах ревут антимашины.

Есть соль земли. Есть сор земли.

Но сохнет сокол без змеи.

 

Люблю я критиков моих.

На шее одного из них,

благоуханна и гола,

сияет антиголова!..

 

...Я сплю с окошками открытыми,

а где-то свищет звездопад,

и небоскребы сталактитами

на брюхе глобуса висят.

 

И подо мной вниз головой,

вонзившись вилкой в шар земной,

беспечный, милый мотылек,

живешь ты, мой антимирок!

 

Зачем среди ночной поры

встречаются антимиры?

 

Зачем они вдвоем сидят

и в телевизоры глядят?

 

Им не понять и пары фраз.

Их первый раз - последний раз!

 

Сидят, забывши про бонтон,

ведь будут мучиться потом!

И уши красные горят,

как будто бабочки сидят...

 

...Знакомый лектор мне вчера

сказал: «Антимиры? Мура!»

 

Я сплю, ворочаюсь спросонок,

наверно, прав научный хмырь.

 

Мой кот, как радиоприемник,

зеленым глазом ловит мир.

 

Стихи моего современника. ​​ Но что же он хотел сказать? ​​ Я только и понял, что он – образованный человек. ​​ Так это далеко от меня!

 

8  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В  ​​​​ Испании впервые за 34 года, прошедшие после завершения Гражданской войны,  ​​ ​​​​ Франсиско Франко ​​ назначает ​​ председателя Совета Министров Испании.

 

В  ​​​​ СССР принят Указ о правах милиции.

 

9  ​​​​ Имена Ямвлиха и Порфирия!

Поздняя антика.

 

10  ​​​​ Царское Село. Агатовые комнаты.

 

11  ​​​​ Лоренс Дж. Питер:

-  ​​ ​​ ​​​​ «Если из двух заблуждений не складывается истина, попробуйте третье».

В таких фразах наука смыкается с искусством.

 

12  ​​ ​​​​ Удивительный спектакль московского Театра Маяковского: ​​ «Трамвай „Желание»« Теннесси Уильямса.  ​​​​ Всех заметней – Джигарханян: ​​ он играет кошмарного типа Ковальски.  ​​​​ 

Зато истинно поражает Светлана Немоляева в роли ​​ Бланш Дюбуа.

Это далекая, туманная звезда. ​​ 

К ней стремишься, не понимая, почему.

А может, мне и не надо ясности?

Ей не надо, чтоб я ее любил, но важно, чтобы помнил.

Вот и не забуду.

Так хорошо любить то, что далеко, что не понимаешь!

И так неприятен герой Джигарханяна, навьюченный угрюмым скотством.

 

13  ​​​​ Пушкин:

 

Близ мест, где царствует Венеция златая,

Один, ночной гребец, гондолой управляя,

При свете Веспера по взморию плывет,

Ринальда, Годфреда, Эрминию поет.

Он любит песнь свою, поет он для забавы,

Без дальных умыслов; не ведает ни славы,

Ни страха, ни надежд, и, тихой музы полн,

Умеет услаждать свой путь над бездной волн.

На море жизненном, где бури так жестоко

Преследуют во мгле мой парус одинокий,

Как он, без отзыва утешно я пою

И тайные стихи обдумывать люблю.

1827 г.

 

14  ​​ ​​ ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Утопический роман XVI-XVII веков:

Мор, Томас. «Утопия»,

Кампанелла, Томмазо. «Город Солнца»,

Бэкон, Фрэнсис. «Новая Атлантида»,

Сирано де Бержерак. «Государства Луны».

Дени Верас. «История Севарамбов».

 

Не впечатляет.

Или потому, что эти дурацкие идеи витают в воздухе ​​ с детства?

Помню, иду в первый класс, а на школе – огромная вывеска:

- Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!

Помню, историчка объясняла, что в этом раю все же будет место ответственности: все равно все будут работать.

Я бы так не злился, если б мы не жили по-настоящему бедно!

А наши партийные родственники процветают!

Таня Лысанова уже скаталась в Испанию.

15  ​​ ​​​​ Какое же раздолье болтаться по Петергофским окрестностям!

 

16 ​​ Блез Паскаль.

 

Мысли.

Я не знаю, кто дал мне место в этом мире, ни что такое мир, ни что такое я сам. Я нахожусь в страшном неведения всего. Не знаю ни своего тела, ни своих чувств, ни души, ни даже той части меня самого, которая мыслит то, что я говорю, размышляет обо всем и о себе самом и, однако, так же мало знает себя, как и все остальное. Я вижу обнимающие меня неизмеримые пространства вселенной, сам же приурочен к небольшому уголку этого необъятного протяжения, не ведая, почему именно здесь, а не там мое место, почему данное мне малое время назначено мне в этот, а не в другой момент, как всей предшествовавшей мне, так и последующей вечности

 

Отовсюду мне видны неизмеримые величины, заключающие меня в себе, как атом, как мимолетную, минутную тень

 

Все, что я знаю, это недалекая моя смерть, и самое недоступное моему познанию - та же неизбежная для меня смерть

 

Как неизвестно мне мое прошлое, так неведомо и будущее; одно только знаю, что по выходе из этого мира я навсегда повергаюсь или в ничтожество, или в руки разгневанного Бога, не ведая, какое из этих двух положений станет моим вечным уделом. Таково мое состояние, полное бедствий, немощей, мрака. И из всего этого я заключаю, что должен проводить все дни своей жизни, не помышляя проникнуть в грядущую судьбу мою. Может быть, мне и удалось бы несколько рассеять свои сомнения; но я не хочу брать на себя эту заботу, не сделаю ни шагу навстречу этому свету, а потом, относясь с презрением к тем, которые бы взяли на себя такой труд, я без боязни и предразмышления встретил бы это великое событие; без сопротивления дал бы вести себя на смерть, не будучи уверен в вечности своего будущего состояния

 

И сам день сегодня: 16.6.!

Число ворожит.

 

17 ​​ Вчера был юбилей: ​​ 16 июня 1963 года Валентина Владимировна Терешкова совершила космический полёт - первый в мире полёт женщины-космонавта. ​​ Он ​​ продолжался почти трое суток.

Помню, десять лет назад я почему-то мало это заметил.

Потому что уже читал Пушкина!

Потому что по ​​ радио говорят много такого, что я не понимаю.

 

20  ​​ ​​​​ В читальном зале ​​ нашел «Гойю» Вознесенского. 1959 год.

 

Гойя

 

Я - Гойя!

Глазницы воронок мне выклевал ворон,

   слетая на поле нагое.

Я - Горе.

 

Я - голос

Войны, городов головни

  на снегу сорок первого года.

 

Я - Голод.

 

Я - горло

Повешенной бабы, чье тело, как колокол,

   било над площадью голой...

 

Я - Гойя!

 

О, грозди

Возмездья! Взвил залпом на Запад -

   я пепел незваного гостя!

И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -

Как гвозди.

 

Я - Гойя.

 

Очень хорошо по ритму, но по идеям скучно.

 

23  ​​​​ После утопий проглотил и это:

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького, «Калевала».

Довольно скучно после исландских саг.

Словно б народная сказка.

 

24 ​​ День рождения мамы.

 

25  ​​​​ Петр Чаадаев. «Философические письма. Письмо второе», 1820-1830.

 

Надо избавиться от всякого суетного любопытства, разбивающего и уродующего жизнь, и первым делом искоренить упорную склонность сердца увлекаться новинками, гоняться за злобами дня и вследствие этого постоянно с жадностью ожидать того, что случится завтра. Иначе вы не обретёте ни мира, ни благополучия, а одни только разочарования и отвращение. Хотите вы, чтобы мирской поток разбивался у порога вашего мирного жилища? Если да, то изгоните из вашей души все эти беспокойные страсти, возбуждаемые светскими происшествиями, все эти нервные волнения, вызванные новостями дня. Замкните дверь перед всяким шумом, всякими отголосками света. Наложите у себя запрет, если хватит у вас решимости, даже на всю легковесную литературу, по существу она не что иное, как тот же шум, но только в письменном виде. На мой взгляд, нет ничего вреднее для правильного умственного уклада, чем жажда чтения новинок. Повсюду мы встречаем людей, ставших неспособными серьезно размышлять, глубоко чувствовать вследствие того, что пищу их составляли одни только эти произведения последнего дня, в которых за всё хватаются, ничего не углубив, в которых всё обещают, ничего не выполняя, где всё принимает сомнительную или лживую окраску и всё вместе оставляет после себя пустоту и неопределённость…

 

29  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ В  ​​​​ Чили  ​​ ​​​​ штурмуют президентский дворец Ла Монеда. Мятеж подавлен.

 

Июль

 

1  ​​​​ Как понравилась песня ​​ Юрия Кукина!

 

И холодно, и ветер,

И сумерки в глазах.

Разорванным конвертом

Закончился азарт.

И новые заботы,

И трудно, и легко.

От дома до работы

Совсем недалеко...

 

​​ А все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето!

​​ Время летит - не удержать, дело не в этом.

​​ Среди взволнованных людей

​​ И в блеске мокрых площадей

Кончилось лето, кончилось лето!

 

Однажды было лето -

Оно внезапно началось.

Однажды было лето -

Оно так много значило.

Однажды было лето,

Что в памяти теряется,

Однажды было лето -

Оно не повторяется...

 

А все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето!

Время летит - не удержать, дело не в этом.

Когда в душе осенний дождь

И ничего уже не ждешь,

Все-таки жаль, что кончилось лето, кончилось лето.

 

Эта мелодия попала в меня и не уходит.

 

2  ​​ ​​ ​​​​ Посмотрел сразу два фильма Андрея Тарковского:  ​​​​ «Андрей Рублев» и ​​ «Солярис».

Из ​​ всех советских фильмов, которые мне предписывается называть «родными», мне ​​ понравились только ​​ эти два.

Я  ​​​​ только начал ходить в «Иллюзион» – и уже ​​ тонны наших фильмов о войне сразу показались невыносимо прямолинейными, грубыми, скучными.

А ведь везде – только они, только это развесистое г-о.

Так кино заставило понять, как, в сущности, мне враждебно советское официальное искусство.

Но не слишком ли многое мне не понравилось?

Не понравились ни школа, ​​ ни академия, ​​ ни искусство: все государственное.

«Андрей Рублев» – удивительный взгляд на нашу историю: через призму одного гениального человека.

Уже одно это заставляет смотреть фильм с восхищением.

А «Солярис»?

Только ​​ кажется, ​​ что это изысканная, но далекая от жизни фантазия.

 

3  ​​ ​​ ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Поэзия трубадуров.

Поэзия миннезингеров.

Поэзия вагантов.

4  ​​​​ Н. М. Карамзин «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», 1811:

 

Явился Петр... Он сквозь бурю и волны устремился к своей цели: достиг - и все переменилось! Сею целью было не только новое величие России, но и... присвоение обычаев европейских... Потомство воздало усердную хвалу сему бессмертному государю и личным его достоинствам и славные подвигам. Он имел великодушие, проницание, волю непоколебимую, деятельность, неутомимость редкую: исправил, умножил войско, одержал блестящую победу над врагом искусным и мужественным; завоевал Ливонию, сотворил флот, основал гавани, издал многие законы мудрые, привел в лучшее состояние торговлю, рудокопни, завел мануфактуры, училища, академию, наконец поставил Россию на знаменитую степень в политической системе Европы. ...Но мы, россияне, имея перед глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия государственного? Забудем ли князей московских: Иоанна I, Иоанна III, которые, можно сказать, из ничего воздвигли державу сильную, и, - ​​ что не менее важно, учредили твердое в ней правление единовластное? И, славя славное в сем монархе, оставим ли без замечания вредную сторону его блестящего царствования?..

Умолчим о пороках личных; но сия страсть к новым для нас обычаям преступила в нем границы благоразумия. Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам? Любовь к Отечеству питается сими народными особенностями, безгрешными в глазах космополита, благотворными в глазах политика глубокомысленного….

Жизнь человеческая кратка, а для утверждения новых обычаев требуется долговременность. Петр ограничил свое преобразование дворянством. Дотоле, от сохи до престола, россияне сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, - со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний. Петр уничтожил достоинство бояр: ему надобны были министры, канцлеры, президенты! Вместо древней славной Думы явился Сенат, вместо приказов - коллегии, вместо дьяков - секретари и проч. Та же бессмысленная для россиян перемена в воинском чиноначалии: генералы, капитаны, лейтенанты изгнали из нашей рати воевод, сотников, пятидесятников и проч. Честью и достоинством россиян сделалось подражание…

…Деды наши, уже в царствование Михаила и сына его присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а СВЯТАЯ РУСЬ - первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви к отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет находясь в школе иноземцев, без дерзости можем ли похвалиться своим гражданским достоинством? Некогда называли мы всех иных европейцев НЕВЕРНЫМИ, теперь называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию - неверным или братьям? То есть кому бы она, по вероятности, долженствовала более противиться? При царе Михаиле или Феодоре вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навеки оставить ее, чтобы в Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях?

Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Петр. Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться больше, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда для их гражданских добродетелей. К несчастью, сей государь, худо воспитанный, окруженный людьми молодыми, узнал и полюбил женевца Лефорта, который от бедности заехал в Москву и, весьма естественно, находя русские обычаи для него странными, говорил ему об них с презрением, а все европейское возвышал до небес. Вольные общества Немецкой слободы, приятные для необузданной молодости, довершили Лефортово дело, и пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию - Голландиею…

…Но великий муж самыми ошибками доказывает свое величие: их трудно или невозможно изгладить - как хорошее, так и худое делает он навеки. Сильною рукою дано новое движение России; мы уже не возвратимся к старине!..»

 

5  ​​ ​​ ​​​​ Военный переворот в Руанде.

 

6  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Фирдоуси. «Шах-наме».

Низами. Пять поэм.

Алишер Навои. Поэмы.

Руставели, Шота. «Витязь в тигровой шкуре».

 

Эта культура мне бесконечно чужая, но книги прочел с любопытством.

А есть эта культура в нашем русском менталитете?

Конечно.

Сказал же Достоевский о «всемирной отзывчивости русских».

 

7  ​​​​ Марина Цветаева.

 

«Вчера ещё в глаза глядел...»

 

Вчера еще в глаза глядел,

А нынче - всё косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел, -

Всё жаворонки нынче - вороны!

 

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О, вопль женщин всех времен:

«Мой милый, что тебе я сделала?!»

 

И слезы ей - вода, и кровь -

Вода, - в крови, в слезах умылася!

Не мать, а мачеха - Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

 

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая...

И стон стоит вдоль всей земли:

«Мой милый, что тебе я сделала?»

 

Вчера еще - в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал, -

Жизнь выпала - копейкой ржавою!

 

Детоубийцей на суду

Стою - немилая, несмелая.

Я и в аду тебе скажу:

«Мой милый, что тебе я сделала?»

 

Спрошу я стул, спрошу кровать:

«За что, за что терплю и бедствую?»

«Отцеловал - колесовать:

Другую целовать», - ответствуют.

 

Жить приучил в самом огне,

Сам бросил - в степь заледенелую!

Вот что ты, милый, сделал мне!

Мой милый, что тебе - я сделала?

 

Всё ведаю - не прекословь!

Вновь зрячая - уж не любовница!

Где отступается Любовь,

Там подступает Смерть-садовница.

 

Самo - что дерево трясти! -

В срок яблоко спадает спелое...

- За всё, за всё меня прости,

Мой милый, - что тебе я сделала!

 

12  ​​ ​​​​ Принята новая конституция Экваториальной Гвинеи, провозгласившая её Демократической народной республикой.

 

13  ​​​​ Максимилиан Волошин:

​​ 

Осень... осень... Весь Париж,

Очертанья сизых крыш

Скрылись в дымчатой вуали,

Расплылись в жемчужной дали.

В поредевшей мгле садов

Стелет огненная осень

Перламутровую просинь

Между бронзовых листов.

Вечер... Тучи... Алый свет

Разлился в лиловой дали:

Красный в сером - это цвет

Надрывающей печали.

Ночью грустно. От огней

Иглы тянутся лучами.

От садов и от аллей

Пахнет мокрыми листами.

1902

 

14 ​​ В этот день в 1834 году Пушкин пишет жене:

 

Из Петербурга в Полотняный завод.

 

Все вы, дамы, на один покрой. Куда как интересны похождения дурачка Д. и его семейственные ссоры. А ты так и радуешься. Я чай, так и раскокетничалась. Что-то Калуга? Вот тут поцарствуешь! Впрочем, женка, я тебя за то не браню. Все это в порядке вещей; будь молода, потому что ты молода - и царствуй, потому что ты прекрасна. Целую тебя от сердца - теперь поговорим о деле. Если ты в самом деле вздумала сестер своих сюда привезти, то у Оливье оставаться нам невозможно: места нет. Но обеих ли ты сестер к себе берешь? эй, женка! смотри... Мое мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети - покамест малы; родители, когда уже престарелы. А то хлопот не наберешься и семейственного спокойствия не будет. Впрочем, об этом еще поговорим. Яковлев обещает отпустить меня к тебе в августе - я оставлю Пугачева на его попечении. Август близок. Слава богу, дождались. Надеюсь, что ты передо мною чиста и права; и что мы свидимся, как расстались. Мне кажется, что Сашка начинает тебе нравиться. Радуюсь: он не в пример милее Машки, с которой ты напляшешься. Смирнова опять чуть не умерла. Рассердилась на доктора, и кровь кинулась в голову, слава богу, что не молоко. Она теперь принимает, но я у ней еще не был. Сегодня фейворок, или фейерверк - Сергей Николаевич едет смотреть его; а я в городе останусь. У нас третий день как жары - и мы не знаем, что делать. Сплю и вижу, чтоб из Петербурга убраться к тебе; а ты и не веришь мне, и бранишь меня. Сегодня съезжу к Плетневу. Поговорим о тебе. У меня большие хлопоты по части Болдина. Через год я на все это плюну - и займусь своими делами. Лев Сергеевич очень себя дурно ведет. Ни копейки денег не имеет, а в домино проигрывает у Дюме по 14 бутылок шампанского. Я ему ничего не говорю, потому что, слава богу, мужику 30 лет; но мне его жаль и досадно. Соболевский им руководствует, и что уж они делают, то господь ведает. Оба довольно пусты. Тетка в Царском Селе. Я все к ней сбираюсь, да не соберусь. Прощай. Обнимаю тебя крепко - детей благословляю - тебя также. Всякий ли ты день молишься, стоя в углу?

 

15  ​​ ​​ ​​​​ В Иллюзионе посмотрел «Пиковую даму» с Мозжухиным. ​​ 

Снято еще в ​​ 1916 году, еще до революции!

Сам фильм - Якова Протазанова по Пушкину.

 

16  ​​ ​​​​ Значение словосочетания ​​ «страдать херней».

Ничего неприличного в слове «хер» нет.

Так называлась в церковнославянском алфавите буква «х», а также любой крестик в форме буквы «х».

Когда крестом вычеркивали ненужные места в тексте, это называлось «похерить». Старый алфавит со всеми азами и буками окончательно отменили в начале XX века, и слово «хер», выйдя из использования, через полстолетия превратилось в синоним коротенького слова на «х» (ты знаешь какого). А заодно стало казаться непристойным и распространенное выражение с похожим корнем - «страдать херней». Hernia по-латыни означает «грыжа», и именно этот диагноз добрые военные врачи чаще всего выставляли детям обеспеченных мещан, которым не хотелось служить в армии.

Каждый пятый горожанин-призывник в России в конце XIX века исправно страдал херней (крестьянам же херня чаще всего была не по карману, и их забривали куда активнее).

 

17  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В ​​ Афганистане группа офицеров совершила переворот.

Провозглашён  ​​​​ республикой.

 

18  ​​ ​​​​ Plato: «All that is said by any of us can only be imitation and representation.»

Не понимаю, но напишу: пойму когда-нибудь.

19  ​​ ​​ ​​​​ Приняты Основы законодательства о народном образовании.

 

20 ​​ Юлий Айхенвальд:

 

И оттого Пушкин - самое драгоценное, что есть у России, самое родное и близкое для каждого из нас; и оттого, как заметил один исследователь русской литературы, нам трудно говорить о нем спокойно, объективно, без восторга. Мы вспоминаем эту дорогую кудрявую голову, мы повторяем его стихи, которые И. С. Аксаков назвал благодеянием, и, облагодетельствованные его стихами, истолкованием Божества, бодрее продолжаем свою трудовую дорогу: мы знаем, что в степи мирской, печальной и безбрежной, есть неиссякаемый, животворный источник, где обновляется наше воодушевление и сила жизни, где мы почерпаем все новые и новые возможности мыслить и чувствовать, где нам дается святое причастие красоты. Его стихи лепечут уста детей, и его же стихи, не покидаемые в стенах школы, на обязательных страницах хрестоматий, текут вослед за нами в продолжение всей нашей жизни и, «ручьи любви», навсегда вливаются в наши взрослые души. И так проходят годы, десятилетия, прошло столетие со дня его рождения и еще новые десятилетия, а сам он не проходит. Великий и желанный спутник, вечный современник, он идет с нами от нашего детства и до нашей старости, он всегда около нас, он всегда откликается на зов нашего сердца, жаждущего прекрасных откровений. Какое счастье!..

 

24  ​​​​ В этот день в ​​ 1791 году Радищев пишет Воронцову:

​​ 

Тобольск

Милостивый государь.

Когда это письмо отправится из Тобольска, я уже буду на пути в Иркутск. Признаюсь вам откровенно, что я не могу не испытывать чувства тоски при мысли о тех безлюдных пространствах, куда мне предстоит удалиться. Причины этого чувства слишком сложны, и я не хочу наскучить вашему сиятельству их разбором. Но почему же мне не вообразить себя путешественником, который, руководствуясь двумя своими излюбленными страстями – любознательностью и славолюбием, бесстрашно вступает на неизведанные тропы, углубляется в непроходимые леса, переправляется через пропасти, подымается выше ледников и, достигнув назначенного им предела, с удовлетворением созерцает все свои труды и тяготы. О, почему же я не могу признаться в подобном чувстве? Отнесенный к разряду тех, кого Стерн называет «путешественниками поневоле», не пользу поставляю я целью моего путешествия, и эта мысль подавляет всякое побуждение, какое бы могло пробудить во мне любопытство. Избегая быть надоедливым, я всё же могу наскучить вашему сиятельству; итак, я прерываю мои иеремиады!

Как богата Сибирь своими природными дарами! Какой это мощный край! Нужны еще века; но как только она будет заселена, ей предстоит сыграть великую роль в летописях мира! Когда непреодолимая сила, когда могущественная причина сообщит коснеющим народам этих стран благодетельную предприимчивость, свет еще увидит, как потомки товарищей Ермака станут искать и откроют себе проход сквозь льды Ледовитого океана, считающиеся непроходимыми, и тем поставят Сибирь в непосредственное общение с Европой, а тем выведут громадное сельское хозяйство этой страны из состояния спячки, в котором оно находится! Ибо, по тем сведениям, которые я получил об устье Оби, о заливе, называемом русскими «Карское море», и о проливе Вайгач, в этих местах нетрудно проложить короткий и свободный ото льдов путь. Если бы мне пришлось влачить существование в этой губернии, я бы охотно предложил свои услуги для поисков этого пути, несмотря на все опасности, обычные для предприятий такого рода!

Если до моего прибытия в Иркутск представится случай написать вашему сиятельству, то я поставлю это себе долгом и не премину его исполнить, повинуясь в этом и вашим приказаниям, и чувству, милому моему сердцу, – ежечасно возносить благодарность тому, кто не забывает, что и я некогда был чем-то. Соблаговолите продолжить ваши милости и будьте уверены, что я всю жизнь остаюсь с глубочайшим почтением и непоколебимой преданностью вашего сиятельства покорнейший слуга

Александр Радищев.

Тобольск.

 

​​ Граф Алекса́ндр Рома́нович Воронцо́в (1741-1805) - канцлер Российской империи, сын генерал-аншефа графа Р. И. Воронцова; брат известной княгини Е. Р. Дашковой, графини Е. Р. Воронцовой и дипломата С. Р. Воронцова.

 

25  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Данте Алигьери. «Новая жизнь» (пер. А. Эфроса).

«Божественная Комедия» (пер. М. Лозинского) с иллюстрациями Г. Доре.

 

«Божественная» так поразила, что сразу попытался почитать на итальянском.

Конечно, ничего не понял, но приятно.

Приятно ничего не понимать?

Получается, что да.

 

Конечно, это книга на всю жизнь.

Значит, есть книги, которые могут описать жизнь и даже встать над ней.

Вот так «Мертвые души» Гоголя.

 

Август

 

1  ​​ ​​ ​​​​ Мелькнули – на лекции в «Иллюзионе» - два интересных ​​ женских имени: ​​ Жозефина Бейкер и Луиза Брукс.

Они как-то странно пересеклись с Марикой Рекк.

 

Тучи прекрасных фильмов – и они ​​ окрыляют меня, меняют к лучшему.

Родилась ​​ мечта съездить заграницу: в Европу.

 

2  ​​​​ Гераклит:

- Из земли возникает вода, из воды же - душа.

 

Чудесный образ: ​​ Лувр. Статуя писца. Египет, 2375 лет до н.э.

 

Империя! Я нажимаю кнопку зонтика; ​​ он послушно, корректно щелкает и послушно опадает.

Мне это кажется чудом.

Советская привычка из детства: всего бояться.

Все ​​ разваливается, портится, гробится, уничтожается.

Тут ​​ люди не умеют ничего делать так, чтоб им было удобно. Им мешают вещи, и сами они мешает друг другу.

Картошка из магазина непременно оказывается гнилой, носки ужасно пахнут, ботинки ​​ сходу дырявеют.

Имперский мир ​​ - ​​ самый хрупкий из возможных.

 

3  ​​​​ Платон: «Единое не находится ни в себе, ни в ином».

Это уж совсем математическая идея.

Теория множеств оживает!

 

Вот брожу по Питеру - и от красоты пейзажей кружится голова.

Город - Град.

Город - прекрасный музей.

4 ​​ «Тихий дон» Михаила Шолохова.

Прочел на одном дыхании.

 

5  ​​ ​​​​ В.О. Ключевский:

 

Время от времени бедные собираются вместе, конфискуют имущество богатых и начинают драться за раздел добычи, чтобы разбогатеть самим.

 

Пришлось ​​ заплатить штраф за бесплатный проезд в электричке.

Целый рубль!

Семь буханок хлеба!

 

6  ​​ ​​​​ Жан де Лабрюйер:

 

Свобода - это не праздность, а возможность свободно располагать своим временем и выбирать себе род занятий; короче говоря, быть свободным - значит не предаваться безделью, а самолично решать, что делать и чего не делать. Какое великое благо такая свобода!

 

7  ​​​​ Просыпаюсь в ночи – и не могу нащупать себя.

Я беру книгу – и возвращаюсь к себе.

Почему ни мама, ни Валя не хотят, чтоб я жил ими, думал о них? Мне все-таки одиноко.

 

8  ​​​​ Цицерон

 

трактат «О природе богов»:

Сначала взглянем на всю землю: расположенная в центре мира, она плотна, шарообразна, по собственной воле сжалась в шар. Она одета цветами, травами, деревьями, плодами; растений этих очень много, и они поражают нас своим неистощимым разнообразием. Вспомним также прохладные струи источников, прозрачные воды ручьев, ярко-зеленый покров берегов, глубокие сводчатые гроты, суровые скалы, высокие нависающие горы и широкие поля; вспомним скрытые золотые и серебряные жилы и неистощимые запасы мрамора. А сколько разнообразных пород домашних и диких зверей! Как летают и как поют пернатые! Что за пастбище для скота! А жизнь лесных зверей! А что сказать о роде человеческом? Люди, будто их назначили блюстителями земли, не позволяют ей превратиться в обиталище диких зверей или сделаться пустырем, заросшим дикими деревьями. Благодаря их трудам поля, острова и берега сверкают, украшенные зданиями и городами. Если бы мы могли увидать все это и глазами, и душой, никто, глядя на землю в целом, не усомнился бы, что она создана божественным разумом. А как прекрасно море! Как красив его вид! Сколько разнообразных островов! Как прелестны берега и побережья! И сколько там различных видов животных: и подводных, и плавающих, и ныряющих, живущих в раковинах и прилепившихся к камням! А само море, набегая на берега, так нежно ласкает их, что кажется - две стихии сливаются в одну.

 

10  ​​ ​​​​ Возможно, я просто был обязан почувствовать все обаяние военной среды, но этого не произошло.

Я искренне ждал этого чуда, но оно не свершилось.


11 ​​ В этот день 11 августа 1973 начался показ “17 мгновений весны”.

 

15  ​​​​ Целыми днями брожу по окрестностям.

 

Какие тут ​​ неотразимые окрестности: дойдешь пешком до Петергофа – да и перелезешь через забор.

 

17  ​​​​ Неожиданно  ​​​​ грузная бабка с глухим трубным голосом, моя хозяйка, стала мне со злостью барабанить в стену.

Я выбежал к ней:

- Что случилось, Алена  ​​​​ Ивановна?

- Ты почему включил громко телевизор?

- Я его не слушаю: я – читаю!

- Серьезно? – строжится она.

- Да.

- Извини, Гена.

 

Этот царский воздух – и такие жалкие дрязги.

Вечером бегу к фонтанам. ​​ В заборе дыра, но поздно лучше в парк не заходить: ​​ уже есть охрана.

 

18  ​​​​ И вдруг я решил все изменить одним махом: ​​ уехал от бабки Алены и снимаю, где придется, в Питере.

Да, мне надо жить здесь, потому что механико-математический факультет – здесь.

Матмех – здесь.

Да, из ​​ меня не выйдет Эйнштейна, но я буду обычным, нормальным математиком.

 

20  ​​ ​​ ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Шекспир, Уильям. Трагедии. Сонеты.

Переводы Б. Пастернака и С. Маршака.

1968 г., 792 стр., Тираж: 300.000 экз.

«Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Отелло», «Король Лир», «Макбет», «Антоний и Клеопатра».

 

По фильмам я уже знаю все ​​ эти сюжеты.

Собственно, мое свободное время разделено между ​​ посещением «Иллюзиона» и чтением Всемирки.

 

22  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В  ​​​​ Чили президент Сальвадор Альенде назначил главнокомандующим сухопутными войсками генерала Аугусто Пиночета.

 

Сентябрь

 

1  ​​ ​​​​ В августе ​​ в СССР  ​​​​ было ​​ несколько неудачных запусков на Марс.

 

Я студент математико-механического факультета ​​ Ленинградского Государственного Университета.

Студент мат-меха ЛГУ.

 

2  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В один день – два фильма Анджея Вайды: ​​ «Пейзаж после битвы. Krajobraz po bitwie» и «Березняк. Brzezina». ​​ 

Оба – 1970 года.

Созданы всего три года назад!!

Я посмотрел его «Поколение. Pokolenie»,  ​​​​ «Канал. Kanał», ​​ «Пепел. Popioły», «Всё на продажу. Wszystko na sprzedaż», - но все они не произвели такого впечатления, как эти два фильма.

Ольбрыхский – это эпоха.

Но как же возможно, чтоб в социалистической стране были столь откровенные фильмы?

Поражает как раз то, что Вайда – современник.

Все же Гарбо – это очень далеко от нас по менталитету, по образам, - а фильмы Вайды слишком близко к нашей советской реальности.

 

3 ​​ Чтение ​​ «Хрестоматии философии» в библиотеке исторического факультета Ленинградского государственного университета ​​ ЛГУ.

 

Платон, «Тимей»:

 

Необходимо, чтобы в уме все было первообразом и чтобы этот ум был умным космосом, живым-в-себе.

 

4  ​​ ​​​​ Blaise Pascal:

 

All man’s miseries derive from not being able to sit in a quiet room alone

Добрался до смысла со словарем: посидеть одному в комнате – и никаких проблем!

Ух, как понятно.

Больше б одиночества!

5  ​​​​ Среди формул – приятное знакомство с девушкой.

Она красива. ​​ Ее звать Галя. ​​ В августе я искал, где жить – и попал к какому-то противному старичку. Неожиданно туда пришла девушка, которая мне сразу понравилась. Что же я? Я пригласил ее в Мариинку на оперу. Я бы пригласил на балет, но на него попасть куда сложнее. К опере она показала большой интерес. ​​ Потом мы бродили по Питеру - и я читал ей Есенина.

 

7 ​​ Гегель:

 

- ​​ Ничто великое в мире не совершается без страсти.

- ​​ Добродетель стала искусством, которому должно и можно выучиться, но судьба которого при этом оказалась странной: в то время как остальные искусства были усовершенствованы и одно поколение училось у другого, одна только нравственность заметным образом не умножилась, и получается так, что здесь каждый вынужден учиться заново и не может использовать опыт предшествующих поколений.

 

- ​​ Ответ на вопросы, которые оставляет без ответа философия, заключается в том, что они должны быть иначе поставлены.

 

- «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей».

В отношении воспитания мои родители были бездумны. ​​ Может быть, они и не могли быть другими: они же прошли войну, прошли полное обесценение человеческого.

 

- «Подлинно бессмертные произведения искусства остаются доступными и доставляют наслаждение всем временам и народам». ​​ Слишком строго! ​​ Тогда искусством признается только седая древность.

 

10  ​​​​ Среди таких тяжелых скитаний ​​ - ​​ это невероятное знакомство. Галя. Я поражен ее красотой и душевным теплом. ​​ Мы сразу – еще в августе - пошли в Мариинку на ​​ «Пиковую даму», на галерке я читал ей стихи Есенина, а потом осторожно поцеловал. ​​ Так прошла опера Чайковского.

 

11  ​​ ​​ ​​​​ Военный переворот  ​​​​ в Чили. ​​ Убийство ​​ Альенде, и приход к власти генерала Пиночета.

 

Мы решили жить вместе. ​​ Я много рассказывал Гале про Грету Гарбо! ​​ Экранный образ и земная женщина не только совместимы, но и дополняют друг друга. Главное в Гале - не ее обычная красота, а желание любить искусство. ​​ Да она уже его любит, только не знает об этом. ​​ Именно о нем мы постоянно и говорим. ​​ И потом, в обычной жизни я глуп - и Галя подробно объясняет мне мою глупость. ​​ Меня это так увлекает!

 

12  ​​​​ Галя взялась поступать в Академию Художеств на факультет искусствоведения и даже хорошо прошла собеседование.

 

13  ​​​​ Она не пошла на ​​ экзамен!!

Почему?

Побоялась?

Я б хотел видеть её студенткой-искусствоведкой!

Она не стала мне рассказывать, почему не пошла.

Я вообще не понимаю, что с ней происходит, но нам очень хорошо вдвоем.

 

14  ​​ ​​ ​​​​ Городам Керчи и Новороссийску присвоены звания Город-герой.

 

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Испанский театр. 1969 г., 824 стр.

Тираж: 300.000 экз.

Составление, вступительная статья и примечания Н. Томашевского. Перевод М. Донского, М. Лозинского, Ю. Корнеева, Б. Пастернака, Т. Щепкиной-Куперник, М. Казмичева.

Лопе де Вега: ​​ «Фуэнте Овехуна», «Собака на сене».

Тирсо де Молина: «Севильский озорник, или Каменный гость».

​​ Хуан Луис де Аларкон:  ​​​​ «Сомнительная правда».

Педро Кальдерон: ​​ «Стойкий принц», «Дама-невидимка».

Агустин Морето: ​​ «Живой портрет».

 

15  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Королём Швеции стал 27-летний Карл XVI Густаф Carl XVI Gustaf.

 

Я уже живу в квартире Гали. Вернее, в комнате коммуналки, где живет ее семья. ​​ Нас пятеро в 18 квадратных метрах. А что же Валя? ​​ Почему я так легко ее забыл? ​​ Я вдруг вспомнил все ее бесконечные слезы – и захлестнула душу благодарность Гале: избавила от кошмаров! Мы могли бы быть близки много раз, но Валя этого не хотела. ​​ Я уже тоже не уверен, что хотел, но я бы не сомневался, если б хотела она!

Или произошло нечто, чего я не знаю и не могу знать: например, Валя влюбилась?! ​​ Я еще помню ее желание перебраться в Москву: может, она так занята этим, что ей не до меня? ​​ В любом случае, я очень ей благодарен за ее мягкое исчезновение.

 

16  ​​ ​​​​ Меня легко взяли на мат-мех: льготы пришедшим из армии.

Задачник ​​ Полиа и Сеге стал моей настольной книгой.

 

17  ​​​​ «Аугусто Пиночет заявляет, что Альенде намеревался уничтожить около миллиона чилийцев».

Именно этот сюжет ​​ стал  ​​​​ в СССР ​​ главным в мировой политике.

 

17 ​​ В этот день 17 сентября ​​ 1828 года Грибоедов пишет Миклашевич:

​​ 

Эчмиадзин.

Друг мой, Варвара Семеновна. Жена моя, по обыкновению, смотрит мне в глаза, мешает писать, знает, что пишу к женщине, и ревнует.

Не пеняйте же на долгое мое молчание, милый друг; видите ли, в какую для меня необыкновенную эпоху я его прерываю. Женат, путешествую с огромным караваном, 110 лошадей и мулов, ночуем под шатрами на высотах гор, где холод зимний, Нинуша моя не жалуется, всем довольна, игрива, весела; для перемены бывают нам блестящие встречи, конница во весь опор несется, пылит, спешивается и поздравляет нас с счастливым прибытием туда, где бы вовсе быть не хотелось. Нынче нас принял весь клир монастырский в Эчмядзине, с крестами, иконами, хоругвями, пением, курением etc.; и здесь, под сводами этой древней обители, первое мое помышление об вас и об Андрее. Помиритесь с моею ленью.

«Как это все случилось! Где я, что и с кем!! будем век жить, не умрем никогда». Слышите? Это жена мне сейчас сказала ни к чему - доказательство, что ей шестнадцатый год. Но мне простительно ли, после стольких опытов, стольких размышлений, вновь бросаться в новую жизнь, предаваться на произвол случайностей, и все далее от успокоения души и рассудка. А независимость! которой я такой был страстный любитель, исчезла, может быть навсегда, и как ни мило и утешительно делить все с прекрасным, воздушным созданием, но это теперь так светло и отрадно, а впереди как темно! неопределенно!! Всегда ли так будет!! Бросьте вашего Трапёра и Куперову «Prairie», мой роман живой у вас перед глазами и во сто крат занимательнее; главное в нем лицо - друг ваш, неизменный в своих чувствах, но в быту, в роде жизни, в различных похождениях не похожий на себя прежнего, на прошлогоднего, на вчерашнего даже; с каждою луною со мной сбывается что-нибудь, о чем не думал, не гадал.

 

Миклашевич, Варвара Семеновна (урожд. Смагина; 1786, Пенза, - 1846, Петербург) – русская писательница. Выступила в 1824 году как переводчица. Основное произведение – роман «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия» (1828-1836), печатавшийся отрывками в «Сыне отечества» (1831). Отдельно издан лишь в 1864 году. Проникнутый протестом против крепостного права, роман полностью не был разрешен цензурой. Среди его героев современники узнавали К. Ф. Рылеева, А. И. Одоевского, А.С. Грибоедова, которых Миклашевич лично знала. Сохранился положительный отзыв А. С. Пушкина, читавшего роман в рукописи («Современник», 1836, № 3).

 

21  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Военные в Чили декретом-законом № 27 распускают Национальный конгресс.

 

Осень. ​​ Торжественно падают листья. ​​ Если гуляю днем, аллеи Смоленского кладбища пустынны. Тут еще и Лютеранское, и Братское кладбища.

 

25 ​​ День рождения Фолкнера.

 

Уильям Фолкнер

 

Речь при получении нобелевской премии

Я думаю, что этой премией награжден не я, как частное лицо, но мой труд - труд всей моей жизни, творимый в муках и поте человеческого духа, труд осуществляемый не ради славы и, уж конечно, не ради денег, но во имя того, чтобы из элементов человеческого духа создать нечто такое, что раньше не существовало.

Вот почему мне эта премия выдается только по доверенности. Денежной ее части нетрудно будет найти применение, достойное ее истинного назначения и сущности.

Но я хотел бы найти то же применение и чести, которой я удостоен, использовав для этого сегодняшнюю кафедру, с которой я могу быть услышан молодыми людьми, уже обрекшими себя на то же страдание и труд, что и я, среди которых уже есть тот, кто когда-нибудь поднимется на трибуну, с которой сегодня говорю я.

Наша нынешняя трагедия заключается в чувстве всеобщего и универсального страха, с таких давних пор поддерживаемого в нас, что мы даже научились выносить его.

Проблем духа более не существует.

Остался лишь один вопрос: когда тело мое разорвут на части?

Поэтому молодые писатели наших дней - мужчины и женщины - отвернулись от проблем человеческого сердца, находящегося в конфликте с самим собой, - а только этот конфликт может породить хорошую литературу, ибо ничего иное не стоит описания, не стоит мук и пота.

Они должны снова это понять. Они должны убедить себя в том, что страх - самое гнусное, что только может существовать, и, убедив себя в этом, отринуть его навсегда и убрать из своей мастерской все, кроме старых идеалов человеческого сердца - любви и чести, жалости и гордости, сострадания и жертвенности, - отсутствие которых выхолащивает и убивает литературу.

До тех пор, пока они этого не сделают, они будут работать под знаком проклятия.

Они пишут не о любви, но о пороке, о поражениях, в которых проигравший ничего не теряет, о победах, не приносящих ни надежды, ни - что самое страшное - жалости и сострадания.

Их раны не уязвляют плоти вечности, они не оставляют шрамов.

Они пишут не о сердце, но о железах внутренней секреции.

До тех пор, пока они вновь не поймут этой истины, они будут писать, как равнодушные наблюдатели конца человеческого.

Я отказываюсь принять конец человека.

Легко сказать, что человек бессмертен просто потому, что он выстоит; что, когда с последней ненужной твердыни, одиноко возвышающегося в лучах последнего багрового и умирающего вечера, прозвучит последний затихающий звук проклятия, что даже и тогда останется еще одно колебание - колебание его слабого неизбывного голоса. Я отказываюсь это принять.

Я верю в то, что человек не только выстоит - он победит.

Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности и терпению.

Долг поэта, писателя и состоит в том, чтобы писать об этом.

Его привилегия состоит в том, чтобы, возвышая человеческие сердца, возрождая в них мужество и честь, и надежду, и гордость, и сострадание, и жалость, и жертвенность - которые составляли славу человека в прошлом, - помочь ему выстоять.

Поэт должен не просто создавать летопись человеческой жизни; его произведение может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человека, помогающим ему выстоять и победить».

 

Учусь с невероятным энтузиазмом. ​​ Неужели у меня призвание? ​​ Неужели смею быть свободным?

 

26  ​​​​ Первый раз сходил в оперетту.

Имре Кальман «СИЛЬВА».

Все мы театралы, спешим чуть вечер в залы,

Любить искусство – выше счастья нет.

Но признаем прямо, что нам мила не драма,

А только оперетта и балет.

Спорить не берусь я, тут дело лишь во вкусе.

Любите драму, оперу, кино.

Но влечет нас неизменно каждый вечер лишь одно:

Блеск, веселье, ритмов смена,

Все, что здесь дано.

И ждем мы в нетерпенье, когда раздастся пенье,

И мы услышим вновь куплет

Одной из самых модных оперетт…

 

27 ​​ Съездил в Лугу к маме: она очень рада моему счастью.

И почему ​​ мне не быть счастливым?! Я люблю, у меня есть учеба. ​​ Разве может быть больше этого?

 

28  ​​​​ Евгений Евтушенко

 

Я разлюбил тебя...Банальная развязка

 

Я разлюбил тебя... Банальная развязка.

Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.

Я оборву струну жестокого романса,

гитару пополам - к чему ломать комедь!

Лишь не понять щенку - лохматому уродцу,

чего ты так мудришь, чего я так мудрю.

Его впущу к себе - он в дверь твою скребется,

а впустишь ты его - скребется в дверь мою.

Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...

Сентиментальный пес, ты попросту юнец.

Но не позволю я себе сентиментальность.

Как пытку продолжать - затягивать конец.

Сентиментальным быть не слабость - преступленье,

когда размякнешь вновь, наобещаешь вновь

и пробуешь, кряхтя, поставить представленье

с названием тупым 'Спасенная любовь'.

Спасать любовь пора уже в самом начале

от пылких 'никогда!', от детских 'навсегда!'.

'Не надо обещать!' - нам поезда кричали,

'Не надо обещать!' - мычали провода.

Надломленность ветвей и неба задымленность

предупреждали нас, зазнавшихся невежд,

что полный оптимизм - есть неосведомленность,

что без больших надежд - надежней для надежд.

Гуманней трезвым быть и трезво взвесить звенья,

допрежь чем их надеть, - таков закон вериг.

Не обещать небес, но дать хотя бы землю.

До гроба не сулить, но дать хотя бы миг.

Гуманней не твердить 'люблю...', когда ты любишь.

Как тяжело потом из этих самых уст

услышать звук пустой, вранье, насмешку, грубость,

и ложно полный мир предстанет ложно пуст.

Не надо обещать... Любовь - неисполнимость.

Зачем же под обман вести, как под венец?

Виденье хорошо, пока не испарилось.

Гуманней не любить, когда потом - конец.

Скулит наш бедный пес до умопомраченья,

то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.

За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.

Прости меня за то, что я любил тебя.

 

По-моему, очень грубо.

 

29  ​​ ​​ ​​ ​​​​ В этот день ​​ 29 сентября  ​​​​ 1894 года  ​​​​ Чехов пишет сестре Марии:

 

Милан

В Венеции я купил себе стакан, окрашенный в райские цвета, а также три шелковых галстука и булавку. Теперь я в Милане; собор и галерея Виктора Эммануила осмотрены, и ничего больше не остается, как ехать в Геную, где много кораблей и великолепное кладбище. (Кстати: в Милане я осматривал крематорию, т. е. кладбище, где сожигают покойников; пожалел, что не жгут здесь и живых, например еретиков, кушающих по средам скоромное.)

Вероятно, у тебя нет или очень мало денег. Потерпи с недельку; в Ницце я получу подробный расчет из книжного магазина «Нового времени» и тогда прикажу выслать нам денег. Надо еще в банк 180 р. заплатить.

За границей пиво удивительное. Кажется, будь такое пиво в России, я спился бы. Удивительные также актеры. Этакая игра нам, россиянам, и не снилась.

Я был в оперетке, видел в итальянском переводе «Преступление и наказание» Достоевского, вспоминал наших актеров, наших великих, образованных актеров и находил, что в игре их нет даже лимонада. Насколько человечны на сцене здешние актеры и актрисы, настолько наши свиньи.

Вчера был в цирке. Был на выставке.

Слышу, как учатся петь. Здесь в Милане много иностранок, à la Лика и Варя, обучающихся пению в расчете на богатство и славу. Бедняжки, голосят с утра до вечера.

Сегодня тащусь в Геную.

Будь здорова.

Твой А. Чехов.

Если собраться большой компанией и поехать за границу, то обойдется очень дешево.

 

Мари́я Па́вловна Че́хова (12 (31) августа 1863, Таганрог - 15 января 1957, Ялта) - сестра А. П. Чехова.

 

Октябрь

1  ​​ ​​​​ Окуджава поет что-то очень ​​ странное.

Неужели чувства бывают такими?

Я вспомнил Тургенева.

Этих чувств не бывает в жизни - так почему же он так популярен?

Значит, правда - это не очень важно?

Или есть другая правда, что выше правды земной?

 

Но Окуджава далеко, а тут пел Саша Хочинский из ТЮЗа (Театр Юных Зрителей). Он пел необычайно артистично и в то же время с сердечной простотой. Это сочетание меня поразило.

Я сидел на первом «ряду», то есть на кресле метрах в двух от него. Эта близость меня необычайно возбуждала: мне чудилось, он поет только мне. Тем более, что он смотрел в мои глаза. ​​ 

 

2  ​​ ​​ ​​​​ Но можно ли любить женщину именно за то, что ничего в ней не понимаешь?

Это Одри Хепберн.

Как она движется?

Только танцуя.

Кино слишком ​​ легко угадывает мои мечты, но хорошо еще и то, что теперь ​​ я знаю, о чем ​​ мечтать. Кино меня направило.

 

3 ​​ Юрий Кублановский:

 

В сумерки

 

Морозные листья оканта,

белила в холщёвой суме…

Как много ума и таланта

не женского в этой зиме!

 

Сквозь посвист зазывного ветра

ты вслушайся, если не лень,

в псалом, распеваемый Гердой,

которую носит олень

и лёд выбивает копытом

от снежных вершин – до двора,

где бегает с горлом открытым,

гоняя в хоккей, детвора.

 

Осёдлывай, дочка, салазки,

тебя покатает отец,

он знает волшебные сказки

о вечном влеченье сердец.

 

4  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Как же странно, что мама, прежде не дававшая мне денег и считавшая, что мне помогать не стоит, вдруг стала мне помогать: ​​ после женитьбы.

Так что я мог бы спокойно учиться на мат-мехе.

И все же я ​​ продолжаю работать сторожем.

Мама дает 60, и я зарабатываю 60.

На 120 жить уже можно.

 

5 ​​ Шиллер

 

Phantasie an Laura

Meine Laura! Nenne mir den Wirbel,

Der an Körper Körper mächtig reißt,

Nenne, meine Laura, mir den Zauber,

Der zum Geist monarchisch zwingt den Geist.

 

Sieh! er lehrt die schwebenden Planeten

Ewgen Ringgangs um die Sonne fliehn

Und, gleich Kindern um die Mutter hüpfend,

Bunte Zirkel um die Fürstin ziehn;

Durstig trinkt den goldnen Strahlenregen

Jedes rollende Gestirn,

Trinkt aus ihrem Feuerkelch Erquickung,

Wie die Glieder Geister vom Gehirn.

 

Sonnenstäubchen paart mit Sonnenstäubchen

Sich in trauter Harmonie,

Sphären ineinander lenkt die Liebe,

Weltsysteme dauren nur durch sie.

 

Tilge sie vom Uhrwerk der Naturen –

Trümmernd auseinander springt das All,

In das Chaos donnern eure Welten,

Weint, Newtone, ihren Riesenfall!

 

Tilg die Göttin aus der Geister Orden,

Sie erstarren in der Körper Tod,

Ohne Liebe kehrt kein Frühling wieder,

Ohne Liebe preist kein Wesen Gott!

 

Und was ists, das, wenn mich Laura küsset,

Purpurflammen auf die Wangen geußt,

Meinem Herzen raschern Schwung gebietet,

Fiebrisch wild mein Blut von hinnen reißt?

 

Aus den Schranken schwellen alle Sennen,

Seine Ufer überwallt das Blut,

Körper will in Körper überstürzen,

Lodern Seelen in vereinter Glut;

Gleich allmächtig wie dort in der toten

Schöpfung ewgen Federtrieb

Herrscht im arachneischen Gewebe

Der empfindenden Natur die Lieb.

 

Siehe, Laura, Fröhlichkeit umarmet

Wilder Schmerzen Überschwung,

An der Hoffnung Liebesbrust erwarmet

Starrende Verzweifelung.

 

Schwesterliche Wollust mildert

Düstrer Schwermut Schauernacht,

Und entbunden von den goldnen Kindern

Strahlt das Auge Sonnenpracht.

 

Waltet nicht auch durch des Übels Reiche

Fürchterliche Sympathie?

Mit der Hölle buhlen unsre Laster,

Mit dem Himmel grollen sie.

 

Um die Sünde flechten Schlangenwirbel

Scham und Reu, das Eumenidenpaar,

Um der Größe Adlerflügel windet

Sich verrätrisch die Gefahr.

 

Mit dem Stolze pflegt der Sturz zu tändeln,

Um das Glück zu klammern sich der Neid,

Ihrem Bruder Tode zuzuspringen

Offnen Armes Schwester Lüsternheit.

Mit der Liebe Flügel eilt die Zukunft

In die Arme der Vergangenheit,

Lange sucht der fliehende Saturnus

Seine Braut – die Ewigkeit.

 

Einst – so hör ich das Orakel sprechen –

Einsten hascht Saturn die Braut,

Weltenbrand wird Hochzeitfackel werden,

Wenn mit Ewigkeit die Zeit sich traut.

 

Eine schönere Aurora rötet,

Laura, dann auch unsrer Liebe sich,

Die so lang als jener Brautnacht dauert,

Laura! Laura! freue dich!

 

Friedrich Schiller

 

6  ​​ ​​ ​​​​ Начало ​​ Войны Судного дня.

 

7  ​​​​ И вдруг Галя из своего книжного магазина приносит двухтомник Остроумовой-Лебедевой. Поразительное чтение!

Ее воспоминания - ​​ первые воспоминания художницы, которые я читаю.  ​​​​ Я бы, кажется, упал на колени перед такой женщиной. ​​ Пред ее даром и даже ее характером.

 

8  ​​ ​​​​ Гете

 

Осеннее чувство

Herbstgefühl

 

Johann Wolfgang von Goethe

 

Fetter grüne, du Laub,

Am Rebengeländer

Hier mein Fenster herauf!

Gedrängter quellet,

Zwillingsbeeren, and reifet

Schneller und glänzend voller!

Euch brütet der Mutter Sonne

Scheideblick, euch umsäuselt

Des holden Himmels

Fruchtende Fülle;

Euch kühlet des Mondes

Freundlicher Zauberhauch,

Und euch betauen, ach!

Aus diesen Augen

Der ewig belebenden Liebe

Vollschwellende Tränen.

 

Вроде, все понимаю.

 

10  ​​​​ Луга. Вот они, закоулочки моего детства! Может, их ​​ будет легко проходить к моим пятидесяти годам, когда боль уже уляжется, - а пока во мне все бурлит. Я люблю Лугу, но тут мне больно.

Вот мой подъезд, проходы, пожарная лестница, весь Тигельный дом – все это еще сильнее меня, все слишком живо живет во мне. ​​ Неужели я счастлив помнить все это?

Почему я верю, что мое детство так и останется здесь? ​​ Неужели я должен был покинуть Лугу, чтоб возвращаться сюда со всеми своими проблемами?

Врывается осень – и сразу холодное золото листьев переполняет мир, - и он предстает ярким, холодным.

И вот хлада все больше – и потихоньку врастаешь в него. Холод привычен и зол – и что скажешь этой ​​ естественной злости природы?

К ней можно лишь привыкнуть.

Как и к людям.

И уже любишь этот хлад, как недавно обожал жару.

Что делать, если тепла мало? Вот всё оно собирается, приносится на крыльях птиц! Его хватает только на три месяца.

Вот такой мир, и ты родился в него.

 

Как же хорошо, что я люблю, что могу любить: ​​ любовь помогает понять мир.

 

11  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Джованни Боккаччо. «Декамерон».

Перевод Н. Любимова под ред. Н. Томашевского.

Какая-то странная веселость. Как бы надо смеяться, хоть события не так уж и смешны.

 

12 ​​ Отто фон Бисмарк:

 

- Чиновники - это трутни, пишущие законы, по которым человеку не прожить. Почему у министров жалованье постоянно и независимо от того, хорошо или дурно живётся населению Пруссии? Вот если бы квота жалованья бюрократов колебалась вверх-вниз в зависимости от уровня жизни народа, тогда бы эти дураки меньше писали законов, а больше бы думали.

 

- ​​ Революцию замышляют романтики, осуществляют фанатики, а плодами её пользуются мерзавцы.

 

- ​​ Никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и до выборов.

 

14  ​​​​ Сходил в Ленком на спектакль «С любимыми не расставайтесь». Володин написал пьесу в прошлом году. Понравилась Малеванная. Потом я узнал, что она еще и  ​​ ​​​​ Лариса Ивановна. Она резко выделялась из ансамбля. На сцене висели разрисованные березы, она случайно ее коснулась – и береза зашаталась! ​​ Неужели забуду ее игру? Не верю.

 

15  ​​​​ Уже работаю на коксогазовом заводе (метро Техноложка – по прямой через Обводный канал). ​​ Перешел на инструментальный участок: теперь я - подсобный рабочий второго разряда.

 

18  ​​ ​​​​ Несколько раз сходил на оперетту «Севастопольский вальс»: такие простые, добрые чувства.

Покупаю страфантен – так называют входной билет - за ​​ тридцать копеек, ​​ сижу на откидном кресле – и плачу от наплыва чувств.

Мне нравится, что все чувства понятны и пропеты – да как же этому не радоваться?

 

20  ​​ ​​​​ В нашей квартире. Редкий случай: все на даче, - а я один в пустой комнате. ​​ Читаю стихи Блока, а цыплята разгалделись ужасно.

Завтра тёща отвезёт их на дачу, а пока вот трепещут своими душами гал-гал-гал, гал-гал-гал.

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ За лесами, горами,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ За дорогами пыльными,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ За холмами могильными

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Под другими цветёшь небесами.

Я иду к заливу. Дождь красивый, на загляденье.

Одна радость - ​​ раствориться в огромном: в дожде, в уходящей осени, в небе!

 

Утром Галя обычно уходит на работу в книжный магазин (он в подвале напротив арки нашего дома), родители и сестра – тоже – и я, хоть ненадолго, погружаюсь в сладкое одиночество.

Оно сладкое от мысли, что у меня есть семья.

 

23  ​​ ​​​​ Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 338 о прекращении огня в Войне Судного дня.

 

24  ​​ ​​ ​​​​ Конец ​​ Войны Судного дня.

 

25  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Иван НИКИТИН

 

ВСТРЕЧА ЗИМЫ

 

Поутру вчера дождь

В стёкла окон стучал,

Над землёю туман

Облаками вставал.

Веял холод в лицо

От угрюмых небес,

И, бог знает о чём,

Плакал сумрачный лес.

В полдень дождь перестал,

И, что белый пушок,

На осеннюю грязь

Начал падать снежок.

Ночь прошла. Рассвело.

Нет нигде облачка.

Воздух лёгок и чист,

И замёрзла река.

На дворах и домах

Снег лежит полотном

И от солнца блестит

Разноцветным огнём.

На безлюдный простор

Побелевших полей

Смотрит весело лес

Из-под чёрных кудрей.

Словно рад он чему, -

И на ветках берёз,

Как алмазы горят

Капли сдержанных слёз.

Здравствуй, гостья-зима!

Просим милости к нам

Песни севера петь

По лесам и степям.

Есть раздолье у нас, -

Где угодно гуляй;

Строй мосты по рекам

И ковры расстилай.

Нам не стать привыкать,

Пусть мороз твой трещит:

Наша русская кровь

На морозе горит!

Искони уж таков

Православный народ:

Летом, смотришь, жара -

В полушубке идёт;

Жгучий холод пахнул -

Всё равно для него:

По колени в снегу,

Говорит: «Ничего!»

В чистом поле метель

И кутит, и мутит, -

Наш степной мужичок

Едет в санках, кряхтит:

«Ну, соколики, ну!

Выносите, дружки!»

Сам сидит и поёт -

«Не белы-то снежки!..»

Да и нам ли подчас

Смерть не встретить шутя,

Если к бурям у нас

Привыкает дитя?

Когда мать в колыбель

На ночь сына кладёт,

Под окном для него

Песни вьюга поёт.

И разгул непогод

С ранних лет ему люб,

И растёт богатырь,

Что под бурями дуб.

Рассыпай же, зима,

До весны золотой

Серебро по полям

Нашей Руси святой!

И случится ли, к нам

Гость незваный придёт

И за наше добро

С нами спор заведёт -

Уж прими ты его

На сторонке чужой,

Хмельный пир приготовь,

Гостю песню пропой;

Для постели ему

Белый пух припаси

И метелью засыпь

Его след на Руси!

20 ноября 1854

 

Написано 119 лет назад. Надо же! ​​ С каким-то дружеским чувством. ​​ Я мечтал, чтоб и в Луге было такое чувство. Не получается.

 

Ноябрь

 

1  ​​ ​​​​ Блок:

 

Не разгадать живого мрака,

Которым стан твой окружен.

И не понять земного знака,

Чтоб не нарушить снежный сон.

 

Это мое.

Это то, что я наследую.

Это то, что я хочу наследовать.

 

2  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Тенор Иван Козловский: доморощенное, ​​ но все же невыразимо прекрасное бель канто.

Итальянец по призванию.

Лемешев его дополняет, а уж никак ему не противостоит.

Я никак не могу понять, где они поют, а где живут.

Естественность пения они возвели на пьедестал.

Или в пении Козловского все же больше искусства, чем жизни?

Не верю.

Есть свой ​​ «Козловский» и в нынешней Мариинке, куда прилежно хожу: Марусин.

Он поет хорошо, но уж никак не больше.

 

Козловский и Лемешев: так поет русская душа.

Увы, моя душа не поет: она - в вечной боли: я не знаю, кто я, я не понимаю, что со мной происходит.

 

3  ​​​​ Газета ​​ «Вечерний Ленинград», ​​ С. Цимбал:

 

Что говорить, ведь только благодаря возвышенной любви и поистине бесстрашной фантазии Дон Кихота, вообразившего себя грозным странствующим рыцарем, простая тобосская девушка Альдонса превратилась в прекрасную Дульсинею... ​​ «Теперь, - печально замечает Санчо Панса в пьесе Александра Володина «Дульсинея Тобосская», - когда его нет, мир наполнится злодеями. Потому что все злодеяния будут оставаться безнаказанными».  ​​ ​​​​ Такой вот притчей (автор насмешливо назвал ее «Исторической комедией») А. Володин как бы продолжил ведущийся уже несколько столетий поучительный разговор о «рыцаре печального образа».  ​​​​ В спектакле, ярко и темпераментно поставленном И. Владимировым (режиссер Д. Либуркин, художник Б. Коротеев, композитор Г. Гладков), эта мысль с наибольшей тонкостью и отчетливостью воплощена Алисой Фрейндлих (Альдонса-Дульсинея) и Анатолием Равиковичем (Санчо Панса). ​​ ((наконец-то нормальный текст)) В обоих этих характерах, в завораживающей искренности и непосредственности, с которыми Альдонса и Санчо живут на земле, более всего проявляет себя человеческое содержание происшедшего по воле драматурга в Тобоссо и Толедо. Оказывается, не Дон-Кихот превратил когда-то Альдонсу в Дульсинею, а «завистливые волшебники» превратили ее в простую крестьянку. Героиня А. Фрейндлих - грубоватая и не слишком понятливая простушка, которая по мере того, как оживают, набирают силу воспоминания о Дон-Кихоте, становится сама собой - может быть, именно такой и хотел ее видеть странствующий рыцарь, ненавистник всяческого притворства, лжи и корысти. Жизнь обернулась самым парадоксальным и неожиданным образом: Дон-Кихот, так легко отдавший себя во власть романтического вымысла, оставил Дульсинее в наследство приверженность правде и подлинной жизни. Именно такой получилась Альдонса у талантливой актрисы - необыкновенно земной и от этого особенно поэтичной, прямолинейной и вместе с тем тонкой. Искусство А. Фрейндлих совершенствуется изнутри и становится все более емким и подвижным. Может статься, что были когда-то у актрисы свои излюбленные интонационные фигуры и более или менее постоянные, хоть и удивительно яркие психологические краски, - теперь о подобном постоянстве не может быть и речи. Ее Альдонса в каждую новую минуту своей жизни по-новому интересна. Она проходит через душевные испытания, целомудренно скрытые от посторонних глаз, становясь душевно богаче и взрослее. Пробуждающаяся в Альдонсе высокая человечность деятельна и горда: ее выбор полон высокого нравственного значения. ​​ Прекрасно сыграл роль Санчо Пансы А. Равикович. В нем тоже многое изменилось с тех пор, как не стало Дон-Кихота. Оказывается, сама смерть рыцаря перевернула и осмыслила не одну человеческую жизнь. Равикович, как и Фрейндлих, придает своему герою психологическую определенность, освобождает от черт абстрактной театральности. Его Санчо Панса - человек из числа тех, в ком смешались разные качества и свойства, но уцелели при этом трезвая доброта и прямодушие. Все обращают внимание на то, что Санчо страшно похудел, но далеко не сразу людям становятся понятными происшедшие в нем душевные перемены. Только потеряв своего Идальго, Санчо сумел оценить его до конца и понять его правоту. Похудевший и погрустневший Санчо держится с доверчивой непринужденностью, как бы рассуждает про себя и размышляет вслух одновременно. И в чем ему теперь никак не откажешь - это в том, что над многими важными вещами он задумался не на шутку.

При очень верном решении режиссурой характеров пьесы в построении спектакля театр поддался соблазну зажигательной, но поверхностной и слишком уж напористой театральности. В постановке много живых и нарядных театральных красок, весело цветет красный или зеленый перец, развешанный на плетне родительского дома Альдонсы, всеми оттенками переливаются наряды тобосских горожанок, пляшущих, поющих или скандирующих стихотворные строки Г. Горбовского, Б. Рацера и В. Константинова. Строки эти тоже в достаточной степени разножанровы - иногда они близки по своей природе к современному мюзиклу, где музыка и драматический диалог слиты воедино; в других случаях они напоминают о непритязательных водевильных куплетах с рефреном или бравурных опереточных маршах («Вот это да, вот это да, в Тобоссо всякое бывало»). Иные из этих исполняемых на сцене стихотворных текстов грубоваты и с вызывающей откровенностью снижают поэтический смысл истории, разыгравшейся с тобосской выученицей Дон-Кихота Альдонсой, в такого рода подчеркнутом снижении нет никакого резона - хотя бы потому, что уже в самой пьесе возвышенное то и дело исподволь сталкивается с низкопробным и торжествует в конечном счете возвышенное. Чуждой духу пьесы и, в общем, ничем не оправданной представляется новая сцена с девицами легкого поведения, появляющимися в доме Тересы. Грубо профессиональный жаргон, на котором разговаривают эти девицы, обращаясь к Альдонсе: «Повытряхивала клиентов, попользовалась. Ну, ушлая девка!» - тоже далек от всей художественной атмосферы «Дульсинеи тобосской».

​​ 

Сам Владимиров принес мне контрамарку на этот спектакль – и все равно зрелище не понравилось: тут и Володин грубый, и все как-то неумеренно пошловаты. Почему они поставили столь странную пьесу? Кажется, Володину заказали мюзикл – и он не справился. ​​ Даже Алиса не на ее уровне (она-то груба по роли).

А еще и Рацер! Подсуетился с Константиновым. Моя жена не удержалась: призналась, что его знает. Он просил ​​ ее о свидании!! Да, значит, моя Галя – красивая. Но я и до Рацера так думал. Но это еще не все: он оставил… три рубля. Да, много в жизни интересного!

 

Блок прекрасно пишет о Питере:

 

О, город! О, ветер! О, снежные бури!

О, бездна разорванной в клочья лазури!

 

4  ​​ ​​ ​​​​ Галя приносит из своего книжного магазина альбом Ван Гога.

«Звездная ночь» Ван Гога.

Невероятно!!

Эта картина показывает, как много в моей душе странных видений: не реалистическая картина, но именно такая безумная фантазия вызвала мой живой отклик.

Я испытал нечто вроде удовольствия, которого прежде не знал.

Но почему именно сейчас я заметил Ван Гога?

Ведь его «Куст» видел в Эрмитаже, еще когда был курсантом.

 

«Счастливая любовь» Курбе.

Он и она обнялись – и тепло их отношений ясно чувствуется.

Только мечтать о такой любви.

 

5  ​​ ​​​​ Чтение стихов Блока стало нормой.

Каждый день.

Обычно с утра.

 

Я занимаюсь математикой и читаю Всемирку – и почему-то чтение побеждает.

Наш руководитель, приятная женщина, сделал мне комплимент:

- Если тут, на факультете, ​​ все студенты были на вашем уровне знания математики!

 

6  ​​ ​​ ​​ ​​​​ Ад метро.

Шумно и страшно, но я еще не чувствую, что это так.

И шум, и страх - важная часть жизни, - так что придется им учиться.

 

Что у Достоевского в «Преступлении и наказании»?

«Черная ​​ лестница, совсем темная, вся залитая помоями и

​​ засыпанная яичными скорлупами».

Нет, наша лестница лучше.

 

7 ​​ Для меня из советского искусства есть только ​​ советский театр. То, что на сцене, создается на твоих глазах – и как ты не заметишь эту правду?

Немножко видел живопись современных питерских художников: ​​ она до ​​ того мрачна, что страшно смотреть.

Краски такие, будто на г-не. ​​ Этакие тяжкие нагромождения реальности. Будто в жизни нет ни любви, ни искусства.

 

8  ​​​​ А я все, как завороженный, пересматриваю альбом ​​ Гали.

Образ из альбома: Тициан, ​​ «Любовь небесная и земная».

Но какой же странный и в ​​ то же время рациональный образ!

И ​​ сами тихие, выразительные ​​ краски говорят куда больше, чем удивительный, но непонятный образ.

 

9  ​​​​ Мои мечтания об Италии.

 

Нина Петровская

 

Очерк «Рим», 15 октября 1922 года:

 

К вечеру, нагулявшись, надышавшись чужими ароматами, упившись легкохмельным итальянским вином, интернациональные гости млеют на террасах отелей под звуки вечной тоски и страстные стоны неаполитанского оркестра.

И кажется им, что все это уже в раю, в земном раю, охраняемом кудрявыми черноглазыми ангелами.

 

Завтра, всегда, вечно будут тянуться в «bella Italia» миллионы иностранцев. Будут бродить по ледяным залам музеев, дивиться небу, синему, как раскаленная эмаль, упитываться музыкой мрамора, заглядывать в бездонность черных глаз, будут гореть, не сгорая, в ее огнях и влечься к ней издрогшим сердцем. И после, в сумерке седых утр и в черноте холодных ночей будут томиться по ней и, не зная, любить до смерти».

 

10  ​​ ​​ ​​​​ Живу у жены Гали.

Ее отец ​​ Иван Семенович, маленький и юркий, наученный жизнью ко всему применяться,  ​​ ​​​​ воспринял моё появление в их семье как подлинную трагедию.

 

Вот уже неделя, как ​​ «Звездная ночь» Ван Гога меня волнует.

Это какое-то наваждение, я не могу его забыть.

В этот день я много гуляю, но образ так и не покидает меня.

Просто ужасно.

Я думал, такое чувства можно испытывать только к людям.

 

Словно б эта картина дала мне что-то столь ​​ бесценное, что хватит на всю жизнь.

 

11 ​​ День рождения ДР  ​​​​ Достоевского.

Как отметить этот день? Этой его знаменательной речью:

 

Ф. М. Достоевский.

 

Пушкин.

 

Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности.

«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа», - сказал Гоголь. Прибавлю от себя: и пророческое. Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом. В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание. Я делю деятельность нашего великого поэта на три периода. Говорю теперь не как литературный критик: касаясь творческой деятельности Пушкина, я хочу лишь разъяснить мою мысль о пророческом для нас значении его и что я в этом слове разумею. Замечу, однако же, мимоходом, что периоды деятельности Пушкина не имеют, кажется мне, твердых между собою границ. Начало «Онегина», например, принадлежит, по-моему, еще к первому периоду деятельности поэта, а кончается «Онегин» во втором периоде, когда Пушкин нашел уже свои идеалы в родной земле, восприял и возлюбил их всецело своею любящею и прозорливою душой. Принято тоже говорить, что в первом периоде своей деятельности Пушкин подражал европейским поэтам, Парни, Андре Шенье и другим, особенно Байрону. Да, без сомнения, поэты Европы имели великое влияние на развитие его гения, да и сохраняли влияние это во всю его жизнь. Тем не менее даже самые первые поэмы Пушкина были не одним лишь подражанием, так что и в них уже выразилась чрезвычайная самостоятельность его гения. В подражаниях никогда не появляется такой самостоятельности страдания и такой глубины самосознания, которые явил Пушкин, например, в «Цыганах» - поэме, которую я всецело отношу еще к первому периоду его творческой деятельности. Не говорю уже о творческой силе и о стремительности, которой не явилось бы столько, если б он только лишь подражал. В типе Алеко, герое поэмы «Цыгане», сказывается уже сильная и глубокая, совершенно русская мысль, выраженная потом в такой гармонической полноте в «Онегине», где почти тот же Алеко является уже не в фантастическом свете, а в осязаемо реальном и понятном виде. В Алеко Пушкин уже отыскал и гениально отметил того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем. Отыскал же он его, конечно, не у Байрона только. Тип этот верный и схвачен безошибочно, тип постоянный и надолго у нас, в нашей Русской земле, поселившийся. Эти русские бездомные скитальцы продолжают и до сих пор свое скитальчество и еще долго, кажется, не исчезнут. И если они не ходят уже в наше время в цыганские таборы искать у цыган в их диком своеобразном быте своих мировых идеалов и успокоения на лоне природы от сбивчивой и нелепой жизни нашего русского - интеллигентного общества, то всё равно ударяются в социализм, которого еще не было при Алеко, ходят с новою верой на другую ниву и работают на ней ревностно, веруя, как и Алеко, что достигнут в своем фантастическом делании целей своих и счастья не только для себя самого, но и всемирного. Ибо русскому скитальцу необходимо именно всемирное счастие, чтоб успокоиться: дешевле он не примирится, - конечно, пока дело только в теории. Это всё тот же русский человек, только в разное время явившийся. Человек этот, повторяю, зародился как раз в начале второго столетия после великой петровской реформы, в нашем интеллигентном обществе, оторванном от народа, от народной силы. О, огромное большинство интеллигентных русских, и тогда, при Пушкине, как и теперь, в наше время, служили и служат мирно в чиновниках, в казне или на железных дорогах и в банках, или просто наживают разными средствами деньги, или даже и науками занимаются, читают лекции - и всё это регулярно, лениво и мирно, с получением жалованья, с игрой в преферанс, безо всякого поползновения бежать в цыганские таборы или куда-нибудь в места, более соответствующие нашему времени. Много-много что полиберальничают «с оттенком европейского социализма», но которому придан некоторый благодушный русский характер, - но ведь всё это вопрос только времени. Что в том, что один еще и не начинал беспокоиться, а другой уже успел дойти до запертой двери и об нее крепко стукнулся лбом. Всех в свое время то же самое ожидает, если не выйдут на спасительную дорогу смиренного общения с народом. Да пусть и не всех ожидает это: довольно лишь «избранных», довольно лишь десятой доли забеспокоившихся, чтоб и остальному огромному большинству не видать чрез них покоя. Алеко, конечно, еще не умеет правильно высказать тоски своей: у него всё это как-то еще отвлеченно, у него лишь тоска по природе, жалоба на светское общество, мировые стремления, плач о потерянной где-то и кем-то правде, которую он никак отыскать не может. Тут есть немножко Жан-Жака Руссо. В чем эта правда, где и в чем она могла бы явиться и когда именно она потеряна, конечно, он и сам не скажет, но страдает он искренно. Фантастический и нетерпеливый человек жаждет спасения пока лишь преимущественно от явлений внешних; да так и быть должно: «Правда, дескать, где-то вне его может быть, где-то в других землях, европейских, например, с их твердым историческим строем, с их установившеюся общественною и гражданскою жизнью». И никогда-то он не поймет, что правда прежде всего внутри его самого, да и как понять ему это: он ведь в своей земле сам не свой, он уже целым веком отучен от труда, не имеет культуры, рос как институтка в закрытых стенах, обязанности исполнял странные и безотчетные по мере принадлежности к тому или другому из четырнадцати классов, на которые разделено образованное русское общество. Он пока всего только оторванная, носящаяся по воздуху былинка. И он это чувствует и этим страдает, и часто так мучительно! Ну и что же в том, что, принадлежа, может быть, к родовому дворянству и, даже весьма вероятно, обладая крепостными людьми, он позволил себе, по вольности своего дворянства, маленькую фантазийку прельститься людьми, живущими «без закона», и на время стал в цыганском таборе водить и показывать Мишку? Понятно, женщина, «дикая женщина», по выражению одного поэта, всего скорее могла подать ему надежду на исход тоски его, и он с легкомысленною, но страстною верой бросается к Земфире: «Вот, дескать, где исход мой, вот где, может быть, мое счастье здесь, на лоне природы, далеко от света, здесь, у людей, у которых нет цивилизации и законов!» И что же оказывается: при первом столкновении своем с условиями этой дикой природы он не выдерживает и обагряет свои руки кровью. Не только для мировой гармонии, но даже и для цыган не пригодился несчастный мечтатель, и они выгоняют его - без отмщения, без злобы, величаво и простодушно:

 

Оставь нас, гордый человек;

Мы дики, нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним.

 

Всё это, конечно, фантастично, но «гордый-то человек» реален и метко схвачен. В первый раз схвачен он у нас Пушкиным, и это надо запомнить. Именно, именно, чуть не по нем, и он злобно растерзает и казнит за свою обиду или, что даже удобнее, вспомнив о принадлежности своей к одному из четырнадцати классов, сам возопиет, может быть (ибо случалось и это), к закону, терзающему и казнящему, и призовет его, только бы отомщена была личная обида его. Нет, эта гениальная поэма не подражание! Тут уже подсказывается русское решение вопроса, «проклятого вопроса», по народной вере и правде: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве», вот это решение по народной правде и народному разуму. «Не вне тебя правда, а в тебе самом; найди себя и себе, подчини себя себе, овладей собой - и узришь правду. Не в вещах эта правда, не вне тебя и не за морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над собою. Победишь себя, усмиришь себя - и станешь свободен как никогда и не воображал себе, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя, и поймешь наконец народ свой и святую правду его. Не у цыган и нигде мировая гармония, если ты первый сам ее недостоин, злобен и горд и требуешь жизни даром, даже и не предполагая, что за нее надобно заплатить». Это решение вопроса в поэме Пушкина уже сильно подсказано. Еще яснее выражено оно в «Евгении Онегине», поэме уже не фантастической, но осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй.

Онегин приезжает из Петербурга - непременно из Петербурга, это несомненно необходимо было в поэме, и Пушкин не мог упустить такой крупной реальной черты в биографии своего героя. Повторяю опять, это тот же Алеко, особенно потом, когда он восклицает в тоске:

 

Зачем, как тульский заседатель,

Я не лежу в параличе?

 

Но теперь, в начале поэмы, он пока еще наполовину фат и светский человек, и слишком еще мало жил, чтоб успеть вполне разочароваться в жизни. Но и его уже начинает посещать и беспокоить

 

Бес благородный скуки тайной.

 

В глуши, в сердце своей родины, он конечно не у себя, он не дома. Он не знает, что ему тут делать, и чувствует себя как бы у себя же в гостях. Впоследствии, когда он скитается в тоске по родной земле и по землям иностранным, он, как человек бесспорно умный и бесспорно искренний, еще более чувствует себя и у чужих себе самому чужим. Правда, и он любит родную землю, но ей не доверяет. Конечно, слыхал и об родных идеалах, но им не верит. Верит лишь в полную невозможность какой бы то ни было работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность, - и тогда, как и теперь, немногих, - смотрит с грустною насмешкой. Ленского он убил просто от хандры, почем знать, может быть, от хандры по мировому идеалу, - это слишком по-нашему, это вероятно. Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы. Это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты, это апофеоза русской женщины, и ей предназначил поэт высказать мысль поэмы в знаменитой сцене последней встречи Татьяны с Онегиным. Можно даже сказать, что такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе - кроме разве образа Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева. Но манера глядеть свысока сделала то, что Онегин совсем даже не узнал Татьяну, когда встретил ее в первый раз, в глуши, в скромном образе чистой, невинной девушки, так оробевшей пред ним с первого разу. Он не сумел отличить в бедной девочке законченности и совершенства и действительно, может быть, принял ее за «нравственный эмбрион». Это она-то эмбрион, это после письма-то ее к Онегину! Если есть кто нравственный эмбрион в поэме, так это, конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно. Да и совсем не мог он узнать ее: разве он знает душу человеческую? Это отвлеченный человек, это беспокойный мечтатель во всю его жизнь. Не узнал он ее и потом, в Петербурге, в образе знатной дамы, когда, по его же словам, в письме к Татьяне, «постигал душой все ее совершенства». Но это только слова: она прошла в его жизни мимо него не узнанная и не оцененная им; в том и трагедия их романа. О, если бы тогда, в деревне, при первой встрече с нею, прибыл туда же из Англии Чайльд-Гарольд или даже, как-нибудь, сам лорд Байрон и, заметив ее робкую, скромную прелесть, указал бы ему на неё, - о, Онегин тотчас же был бы поражен и удивлен, ибo в этих мировых страдальцах так много подчас лакейства духовного! Но этого не случилось, и искатель мировой гармонии, прочтя ей проповедь и поступив все-таки очень честно, отправился с мировою тоской своею и с пролитою в глупенькой злости кровью на руках своих скитаться по родине, не примечая ее, и, кипя здоровьем и силою, восклицать с проклятиями:

 

Я молод, жизнь во мне крепка,

Чего мне ждать, тоска, тоска!

 

Это поняла Татьяна. В бессмертных строфах романа поэт изобразил ее посетившею дом этого столь чудного и загадочного еще для нее человека. Я уже не говорю о художественности, недосягаемой красоте и глубине этих строф. Вот она в его кабинете, она разглядывает его книги, вещи, предметы, старается угадать по ним душу его, разгадать свою загадку, и «нравственный эмбрион» останавливается наконец в раздумье, со странною улыбкой, с предчувствием разрешения загадки, и губы ее тихо шепчут:

 

Уж не пародия ли он?

 

Да, она должна была прошептать это, она разгадала. В Петербурге, потом, спустя долго, при новой встрече их, она уже совершенно его знает. Кстати, кто сказал, что светская, придворная жизнь тлетворно коснулась её души и что именно сан светской дамы и новые светские понятия были отчасти причиной отказа ее Онегину? Нет, это не так было. Нет, это та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! Она не испорчена, она, напротив, удручена этою пышною петербургскою жизнью, надломлена и страдает; она ненавидит свой сан светской дамы, и кто судит о ней иначе, тот совсем не понимает того, что хотел сказать Пушкин. И вот она твердо говорит Онегину:

 

Но я другому отдана

И буду век ему верна.

Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоза. Она высказывает правду поэмы. О, я ни слова не скажу про ее религиозные убеждения, про взгляд на таинство брака - нет, этого я не коснусь. Но что же: потому ли она отказалась идти за ним, несмотря на то, что сама же сказала ему: «Я вас люблю», потому ли, что она, «как русская женщина» (a нe южная или не французская какая-нибудь), не способна на смелый шаг, не в силах порвать свои путы, не в силах пожертвовать обаянием честей, богатства, светского своего значения, условиями добродетели? Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. Но она «другому отдана и будет век ему верна». Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, н за которого вышла потому только, что ее «с слезами заклинаний молила мать» а в обиженной, израненной душе ее было тогда лишь отчаяние и никакой надежды, никакого просвета? Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее «молила мать», но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того - пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание! Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим? Нет; чистая русская душа решает вот как: «Пусть, пусть я одна лишусь счастия, пусть мое несчастье безмерно сильнее, чем несчастье этого старика, пусть, наконец, никто и никогда, а этот старик тоже, не узнают моей жертвы и не оценят ее, но не хочу быть счастливою, загубив другого!». Тут трагедия, она и совершается, и перейти предела нельзя, уже поздно, и вот Татьяна отсылает Онегина. Скажут: да ведь несчастен же и Онегин; одного спасла, а другого погубила! Позвольте, тут другой вопрос, и даже, может быть, самый важный в поэме. Кстати, вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере в литературе нашей, своего рода историю весьма характерную, а потому я и позволил себе так об этом вопросе распространиться. И всего характернее, что нравственное разрешение этого вопроса столь долго подвергалось у нас сомнению. Я вот как думаю: если бы Татьяна даже стала свободною, если б умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным. Надобно же понимать всю суть этого характера! Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидал вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке, - да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет - свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мировые стремления, - вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!» И как прежде Алеко к Земфире, так и он устремляется к Татьяне ища в новой причудливой фантазии всех своих разрешений. Да разве этого не видит в нем Татьяна, да разве она не разглядела его уже давно? Ведь она твердо знает, что он в сущности любит только свою новую фантазию, а не ее, смиренную, как и прежде, Татьяну! Она знает, что он принимает ее за что-то другое, а не за то, что она есть, что не ее даже он и любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает! Любит фантазию, да ведь он и сам фантазия. Ведь если она пойдет за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. Не такова она вовсе: у ней и в отчаянии, и в страдальческом сознании, что погибла ее жизнь, все-таки есть нечто твердое и незыблемое, на что опирается ее душа. Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши, в которой началась ее смиренная, чистая жизнь, - это «крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни». О, эти воспоминания и прежние образы ей теперь всего драгоценнее, эти образы одни только и остались ей, но они-то и спасают ее душу от окончательного отчаяния. И этого немало, нет, тут уже многое, потому что тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею. А у него что есть и кто он такой? Не идти же ей за ним из сострадания, чтобы только потешить его, чтобы хоть на время из бесконечной любовной жалости подарить ему призрак счастья, твердо зная наперед, что он завтра же посмотрит на это счастье свое насмешливо. Нет, есть глубокие и твердые души, которые не могут сознательно отдать святыню свою на позор, хотя бы и из бесконечного сострадания. Нет, Татьяна не могла пойти за Онегиным.

Итак, в «Онегине», в этой бессмертной и недосягаемой поэме своей, Пушкин явился великим народным писателем, как до него никогда и никто. Он разом, самым метким, самым прозорливым образом отметил самую глубь нашей сути, нашего верхнего над народом стоящего общества. Отметив тип русского скитальца, скитальца до наших дней и в наши дни, первый угадав его гениальным чутьем своим, с историческою судьбой его и с огромным значением его и в нашей грядущей судьбе, рядом с ним поставив тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины, Пушкин, и, конечно, тоже первый из писателей русских, провел пред нами в других произведениях этого периода своей деятельности целый ряд положительно прекрасных русских типов, найдя их в народе русском. Главная красота этих типов в их правде, правде бесспорной и осязательной, так что отрицать их уже нельзя, они стоят, как изваянные. Еще раз напомню: говорю не как литературный критик, а потому и не стану разъяснять мысль мою особенно подробным литературным обсуждением этих гениальных произведений нашего поэта. О типе русского инока-летописца, например, можно было бы написать целую книгу, чтоб указать всю важность и всё значение для нас этого величавого русского образа, отысканного Пушкиным в русской земле, им выведенного, им изваянного и поставленного пред нами теперь уже навеки в бесспорной, смиренной и величавой духовной красоте своей, как свидетельство того мощного духа народной жизни, который может выделять из себя образы такой неоспоримой правды. Тип этот дан, есть, его нельзя оспорить, сказать, что он выдумка, что он только фантазия и идеализация поэта. Вы созерцаете сами и соглашаетесь: да, это есть, стало быть, и дух народа, его создавший, есть, стало быть, и жизненная сила этого духа есть, и она велика и необъятна. Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его духовную мощь, а коль вера, стало быть, и надежда, великая надежда за русского человека,

 

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни, -

 

сказал сам поэт по другому поводу, но эти слова его можно прямо применить ко всей его национальной творческой деятельности. И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после него, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин. О, у нас есть много знатоков народа нашего между писателями, и так талантливо, так метко и так любовно писавших о народе, а между тем, если сравнить их с Пушкиным, то, право же, до сих пор, за одним, много что за двумя исключениями из самых позднейших последователей его, это лишь «господа», о народе пишущие. У самых талантливых из них, даже вот у этих двух исключений, о которых я сейчас упомянул, нет-нет, а и промелькнет вдруг нечто высокомерное, нечто из другого быта и мира, нечто желающее поднять народ до себя и осчастливить его этим поднятием. В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нем почти до какого-то простодушнейшего умиления. Возьмите Сказание о медведе и о том, как убил мужик его боярыню-медведицу, или припомните стихи:

 

Сват Иван, как пить мы станем,

и вы поймете, что я хочу сказать.

 

Все эти сокровища искусства и художественного прозрения оставлены нашим великим поэтом как бы в виде указания для будущих грядущих за ним художников, для будущих работников на этой же ниве. Положительно можно сказать: не было бы Пушкина, не было бы и последовавших за ним талантов. По крайней мере, не проявились бы они в такой силе и с такою ясностью, несмотря даже на великие их дарования, в какой удалось им выразиться впоследствии, уже в наши дни. Но не в поэзии лишь одной дело, не в художественном лишь творчестве: не было бы Пушкина, не определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой (в какой это явилось потом, хотя всё еще не у всех, а у очень лишь немногих) наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов. Этот подвиг Пушкина особенно выясняется, если вникнуть в то, что я называю третьим периодом его художественной деятельности.

 

Еще и еще раз повторю: эти периоды не имеют таких твердых границ. Некоторые из произведений даже этого третьего периода могли, например, явиться в самом начале поэтической деятельности нашего поэта, ибо Пушкин был всегда цельным, целокупным, так сказать, организмом, носившим в себе все свои зачатки разом, внутри себя, не воспринимая их извне. Внешность только будила в нем то, что было уже заключено во глубине души его. Но организм этот развивался, и периоды этого развития действительно можно обозначить и отметить, в каждом из них, его особый характер и постепенность вырождения одного периода из другого. Таким образом, к третьему периоду можно отнести тот разряд его произведений, в которых преимущественно засияли идеи всемирные, отразились поэтические образы других народов и воплотились их гении. Некоторые из этих произведений явились уже после смерти Пушкина. И в этот-то период своей деятельности наш поэт представляет собою нечто почти даже чудесное, неслыханное и невиданное до него нигде и ни у кого. В самом деле, в европейских литературах были громадной величины художественные гении - Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры. Но укажите хоть на одного из этих великих гениев, который бы обладал такою способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин. И эту-то способность, главнейшую способность нашей национальности, он именно разделяет с народом нашим, и тем, главнейшим, он и народный поэт. Самые величайшие из европейских поэтов никогда не могли воплотить в себе с такой силой гений чужого, соседнего, может быть, с ними народа, дух его, всю затаенную глубину этого духа и всю тоску его призвания, как мог это проявлять Пушкин. Напротив, обращаясь к чужим народностям, европейские поэты чаще всего перевоплощали их в свою же национальность и понимали по-своему. Даже у Шекспира его итальянцы, например, почти сплошь те же англичане. Пушкин лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность. Вот сцены из «Фауста», вот «Скупой рыцарь» и баллада «Жил на свете рыцарь бедный». Перечтите «Дон Жуана», и, если бы не было подписи Пушкина, вы бы никогда не узнали, что это написал не испанец. Какие глубокие, фантастические образы в поэме «Пир во время чумы»! Но в этих фантастических образах слышен гений Англии; эта чудесная песня о чуме героя поэмы, эта песня Мери со стихами:

 

Наших деток в шумной школе

Раздавались голоса,

 

это английские песни, это тоска британского гения, его плач, его страдальческое предчувствие своего грядущего. Вспомните странные стихи:

Однажды странствуя среди долины дикой…

Это почти буквальное переложение первых трех страниц из странной мистической книги, написанной в прозе, одного древнего английского религиозного сектатора, - но разве это только переложение? В грустной и восторженной музыке этих стихов чувствуется самая душа северного протестантизма, английского ересиарха, безбрежного мистика, с его тупым, мрачным и непреоборимым стремлением и со всем безудержем мистического мечтания. Читая эти странные стихи, вам как бы слышится дух веков реформации, вам понятен становится этот воинственный огонь начинавшегося протестантизма, понятна становится, наконец, самая история, и не мыслью только, а как будто вы сами там были, прошли мимо вооруженного стана сектантов, пели с ними их гимны, плакали с ними в их мистических восторгах и веровали вместе с ними в то, во что они поверили. Кстати: вот рядом с этим религиозным мистицизмом религиозные же строфы из Корана или «Подражания Корану»: разве тут не мусульманин, разве это не самый дух Корана и меч его, простодушная величавость веры и грозная кровавая сила ее? А вот и древний мир, вот «Египетские ночи», вот эти земные боги, севшие над народом своим богами, уже презирающие гений народный и стремления его, уже не верящие в него более, ставшие впрямь уединенными богами и обезумевшие в отъединении своем, в предсмертной скуке своей и тоске тешащие себя фантастическими зверствами, сладострастием насекомых, сладострастием пауковой самки, съедающей своего самца. Нет, положительно скажу, не было поэта с такою всемирною отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов, перевоплощении почти совершенном, а потому и чудесном, потому что нигде ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось. Это только у Пушкина, и в этом смысле, повторяю, он явление невиданное и неслыханное, а по-нашему, и пророческое, ибо… ибо тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила, выразилась именно народность его поэзии, народность в дальнейшем своем развитии, народность нашего будущего, таящегося уже в настоящем, и выразилась пророчески. Ибо что такое сила духа русской народности как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности? Став вполне народным поэтом, Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уже и предчувствует великое грядущее назначение этой силы. Тут он угадчик, тут он пророк.

В самом деле, что такое для нас петровская реформа, и не в будущем только, а даже и в том, что уже было, произошло, что уже явилось воочию? Что означала для нас эта реформа? Ведь не была же она только для нас усвоением европейских костюмов, обычаев, изобретений и европейской науки. Вникнем, как дело было, поглядим пристальнее. Да, очень может быть, что Петр первоначально только в этом смысле и начал производить ее, то есть в смысле ближайше утилитарном, но впоследствии, в дальнейшем развитии им своей идеи, Петр несомненно повиновался некоторому затаенному чутью, которое влекло его, в его деле, к целям будущим, несомненно огромнейшим, чем один только ближайший утилитаризм. Так точно и русский народ не из одного только утилитаризма принял реформу, а несомненно уже ощутив своим предчувствием почти тотчас же некоторую дальнейшую, несравненно более высшую цель, чем ближайший утилитаризм, - ощутив эту цель, опять-таки, конечно, повторяю это, бессознательно, но, однако же, и непосредственно и вполне жизненно. Ведь мы разом устремились тогда к самому жизненному воссоединению, к единению всечеловеческому! Мы не враждебно (как, казалось, должно бы было случиться), а дружественно, с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий, умея инстинктом, почти с самого первого шагу различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия, и тем уже выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. О, всё это славянофильство и западничество наше есть одно только великое у нас недоразумение, хотя исторически и необходимое. Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей. Если захотите вникнуть в нашу историю после петровской реформы, вы найдете уже следы и указания этой мысли, этого мечтания моего, если хотите, в характере общения нашего с европейскими племенами, даже в государственной политике нашей. Ибо, что делала Россия во все эти два века в своей политике, как не служила Европе, может быть, гораздо более, чем себе самой? Не думаю, чтоб от неумения лишь наших политиков это происходило. О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову Евангельскому закону! Знаю, слишком знаю, что слова мои могут показаться восторженными, преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что их высказал. Этому надлежало быть высказанным, но особенно теперь, в минуту торжества нашего, в минуту чествования нашего великого гения, эту именно идею в художественной силе своей воплощавшего. Да и высказывалась уже эта мысль не раз, я ничуть не новое говорю. Главное, всё это покажется самонадеянным: «Это нам-то, дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой земле такой удел? Это нам-то предназначено в человечестве высказать новое слово?» Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина. Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю «в рабском виде исходил, благословляя», Христос. Почему же нам не вместить последнего слова его? Да и сам он не в яслях ли родился? Повторяю: по крайней мере, мы уже можем указать на Пушкина, на всемирность и всечеловечность его гения. Ведь мог же он вместить чужие гении в душе своей, как родные. В искусстве, по крайней мере, в художественном творчестве, он проявил эту всемирность стремления русского духа неоспоримо, а в этом уже великое указание. Если наша мысль есть фантазия, то с Пушкиным есть, по крайней мере, на чем этой фантазии основаться. Если бы жил он дольше, может быть, явил бы бессмертные и великие образы души русской, уже понятные нашим европейским братьям, привлек бы их к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им разъяснить всю правду стремлений наших, и они уже более понимали бы нас, чем теперь, стали бы нас предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво и высокомерно, как теперь еще смотрят. Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь. Но Бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем.

 

12  ​​ ​​​​ Но какая же огромная эта квартира! ​​ Увы, она поделена между восьмью людьми, а потому кажется очень тесной.

Все комнаты - слева от коридора в 20 метров. ​​ Первая - бабки Нюры: восемь на четыре метра. Потом - Зайцевы и я.

Тут нас аж пятеро!! ​​ Семья жены - Антонина Александровна (ей 43), Иван Михайлович, их дочери Галя и Римма. В комнате 4 на 4.5. ​​ Потом - семья в 10 кв. метрах! Это милая пара: Володя и его жена. ​​ Это пенал: два на пять метров.

Их ребенок, конечно, ​​ живет у родителей: тут ему места нет.

Потом – еще такой же пенал: учительница. ​​ Некое идеальное тишайшее существо, которое время от времени дает переночевать нашей семейной паре: на это время она уезжает к родне. ​​ Ее комната - 10 кв м. ​​ Потом - общая кухня: 2.5 на пять. Какой же идиот настрогал эти ужасные пенальчики?

Какой же гад так намуравейничал?

15  ​​​​ Недалеко от дома жены – «Иллюзион». Километра полтора. Судьба?  ​​​​ Первый фильм, что меня слишком ​​ поразил, - «Крик» Антониони. Кажется, меня сразило именно то, что я ничего не понял. ​​ Мне так понравилось это непонимание, что ходил с ним в обнимку по городу.

Прошло два дня - и фильм стал ближе: я, наконец, посмел представить себя героем фильма.

И - получилось!

 

16  ​​ ​​ ​​​​ Перечитал стихи моего современника Андрея Вознесенского «Гойя». Написано в 1959-ом.

Написано с таким хорошим ритмом, но поэт занимает чуть ли не партийную позицию.

Так это важно?

Для него важны не стихи, а сам факт, что он – за справедливость.

В итоге, он чуть ли не прямо говорит, что он – коммунист.

 

Не так плохо, что он коммунист, но плохо, что свои стихи он делает ареной своих политических программ.

А может, так принято: бить себя в грудь и кричать «Я – свой»?!

 

18  ​​​​ Невероятное событие: ​​ спектакль «Женитьба Фигаро» московского Театра Сатиры.

В ДК Ленсовета, что на Петроградской стороне.

Разве я мог себе представить, что спектакли могут быть такими хорошими?

Уже за час мы пришли с Галей к ДК и были сражены бурлящей, ищущей лишние билетики толпой.

Ужасный, неподдельный ажиотаж!

Вот мы стоим у касс и грустим, но вдруг выходит женщина и заявляет:

- У меня два билета!

Меня как осенило, я прямо аж взвился до неба:

- Отдайте нам: мы – молодожены!

Все аж ахнули от моей наглости!

Но я уже подскочил к подрастерявшейся женщине и сунул ей шесть рублей:

- Пожалуйста!

 

Что было в зале, сразило наповал: пели, танцевали, все в прекрасных костюмах. ​​ Миронов - тот завернут в свою необычайную ауру, как в небесный свет… Вот смотришь – и на глазах – слезы счастья. ​​ Да, вот таким бывает искусство.

Я тоже стану артистом, а как выйду на сцену, - все тоже заплачут от счастья. И так мне понравилась эта идея, что я плакал и от спектакля, и от своих привычно безудержных мечтаний.

 

19 ​​ Платон:

 

Во времени бытие становится и старше себя, и моложе себя, и оказывается одновременным с самим собою.

 

«Государство» ​​ Платона: и скучно, и непонятно сразу.

А если и я живу в таком как бы непонятном как бы государстве?

Я ведь в социальной жизни не понимаю ничего из происходящего вокруг.

Не ​​ понимаю еще и потому, что и не полагается, и запрещено понимать.

Мой отец, моя мама, мой брат - почему они так легко отказались от понимания?

Не мне проломить эту стену! И я умру, как бедный, несчастный, глупый раб.

 

20  ​​ ​​ ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Чосер, Джефри. «Кентерберийские рассказы».

Вот читаю, - но остается ли что в башке?

Не уверен.

Я делаю то, что мне нравится, а мне нравится напряжение.

 

Галя – талантливый человек! Она кончила швейное училище, специалист по готовому платью. ​​ Почему ​​ сама-то она не шьёт? ​​ Тогда у нее были бы деньги, которых ей вечно не хватает. ​​ Зачем ​​ же было учиться? ​​ Так вот и я не знаю, зачем учился в Академии.

Она работает продавщицей в книжном магазине, ​​ ненавидит свою работу, но при этом она не делает ничего, чтобы освободиться от этой ненависти.

Почему она не хочет свободы?

Или я должен больше зарабатывать – и только так дать ей свободу?!

Но ведь мы договаривались вместе любить искусство, а не чтобы кто-то на кого-то работал.

Должно быть равноправие!

 

21 «Раненый» Курбе.

Он словно б застыл в своем нежном и все же страшном сне, он не знает, что он живой, он живет и умирает сразу.

Такой выразительный черный цвет.

 

22  ​​ ​​ ​​​​ Вот прошло несколько дней, а спектакль «Женитьба Фигаро» так и стоит перед глазами.

Так что же произошло?

Почему этот спектакль так поразил?

Поразила слаженность, целое спектакля.

Дело не в костюмах, не в тексте, не в обаянии артистов, а в том, что все помогало друг дружке.

И – ощущение невероятной легкости Андрея Миронова.

Вот он – какой-то воздушный.

Все земные, а он – не совсем земной.

Словно б сама роль приподнимается его душу ​​ - и мы ясно это видим.

 

23  ​​ ​​​​ Борис Пастернак, 1944:

 

ПОЛЬ-МАРИ ВЕРЛЕН

30 марта 1844 года, в городе Меце родился великий лирический поэт Франции Поль Верлен. Чем может он занимать нас сейчас, в горячие наши дни, среди нашей нешуточности, в свете нашей ошеломляющей победы?

Он оставил яркую запись пережитого и виденного, по духу и выражению сходную с позднейшим творчеством Блока, Рильке, Ибсена, Чехова и других новейших писателей, а также связанную нитями глубокого родства с молодой импрессионистической живописью Франции, Скандинавских стран и России.

Художников этого типа окружала новая городская действительность, иная, чем Пушкина, Мериме и Стендаля. Был в расцвете и шел к своему концу девятнадцатый век с его капризами, самодурством промышленности, денежными бурями и обществом, состоявшим из жертв и баловней. Улицы только что замостили асфальтом и осветили газом. На них наседали фабрики, которые росли как грибы, равно как и непомерно размножившиеся ежедневные газеты. Предельно распространились железные дороги, ставшие частью существования каждого ребенка, в разной зависимости оттого, само ли его детство пролетало в поезде мимо ночного города или ночные поезда летели мимо его бедного окраинного детства.

На эту по-новому освещенную улицу тени ложились не так, как при Бальзаке, по ней ходили по-новому, и рисовать ее хотелось по-новому, в согласии с натурой. Однако главной новинкой улицы были не фонари и телеграфные провода, а вихрь эгоистической стихии, который проносился по ней с отчетливостью осеннего ветра и, как листья с бульваров, гнал по тротуарам нищету, чахотку, проституцию и прочие прелести этого времени.

Этот вихрь бросался в глаза каждому и был центром картины.

Под его дуновеньем рабочее движенье перешло в свою сознательную фазу. Его дыханье особенно сложило угол зрения новых художников. Они писали мазками и точками, намеками и полутонами не потому, что так им хотелось и что они были символистами.

Символистом была действительность, которая вся была в переходах и броженьи; вся что-то скорее значила, нежели составляла, и скорее служила симптомом и знаменьем, нежели удовлетворяла. Все сместилось и перемешалось, старое и новое, церковь, деревня, город и народность. Это был несущийся водоворот условностей, между безусловностью, оставленной и еще не достигнутой, отдаленное предчувствие главной важности века - социализма - и его лицевого события - русской революции.

И как реалист Блок дал высшую и единственную по близости картину Петербурга в этом знаменательном мельканьи, так поступил и реалист Верлен, отведя в своих непозволительно личных исповедях главную роль историческому времени и обстановке, среди которых протекали его паденья и раскаянья.

Он был сыном рано скончавшегося полковника, любимцем матери и женской дворни, и мальчиком был послан из провинции в Париж, в закрытое учебное заведение. Нечто сходное с жизнью Лермонтова было в его голубиной чистоте, вынесенной из женского круга, и в ее последующей судьбе среди распущенных парижских товарищей. По окончании школы он поступил чиновником в ратушу. 1870 год застал его ополченцем на парижских укреплениях. Он женился. Грянуло восстание. Он принял участие в работах Коммуны по делам печати. Это отразилось на его судьбе. По восстановлении порядка его рассчитали. Он запил. Тут судьба послала ему злого гения в виде того чудовища одаренности, каким был буян, оригинал и поэт-подросток Артюр Рембо.

Он сам на свою голову выкопал этого «начинающего» где-то в Шарлеруа и выписал в Париж. С поселения Рембо у Верленов их нормальная жизнь кончилась. Дальнейшее существование Верлена залито слезами его жены и ребенка. Начались скитания Рембо и Верлена, навсегда оставившего семью, по большим дорогам Франции и Бельгии, совместный запой, полуголодная жизнь в Лондоне на грошовые заработки, драка в Штутгарте, каталажки и больницы.

Однажды в Брюсселе после крупной ссоры Верлен выбежал за уходившим от него Рембо, два раза выстрелил по нем вслед, ранил, был арестован и приговорен судом к двухгодичному заключению в тюрьме в Монсе. После этого Рембо отправился в Африку завоевывать новые области Менелику Абиссинскому, к которому поступил на службу, а Верлен в тюрьме написал одну из своих лучших книг.

Он умер зимой 1896 года, не прибавив ничего поражающего к своей давно уже сложившейся славе, окруженный почтительным вниманием молодежи и подражателей.

Верлен рано начал писать. «Сатурнические стихи» его первой книги были написаны в коллеже. Его обманчивая поэтика, как и заглавия некоторых его книг, вроде «Песен без слов» (названия для произведенья словесности достаточно дерзкого), наводили на ложные мысли. Можно было думать, что пренебрежение к стилистике, которое он провозглашал, внушено стремленьем к пресловутой «музыкальности» (ее редко кто понимает), что он жертвует смысловою и графической стороной поэзии в пользу вокальной. Это не так. Совсем напротив. Как всякий большой художник, он требовал «не слов, а дела» даже и от искусства слова, то есть хотел, чтобы поэзия содержала действительно пережитое или свидетельскую правду наблюдателя.

Вот что по этому поводу говорит он в знаменитом своем стихотворении «Искусство поэзии», превратно послужившем манифестом зауми и «напевности»:

 

О, если б в бунте против правил

Ты рифмам совести прибавил!

 

И дальше:

 

Пускай в твоем стихе с разгону

Блеснут в дали преображенной

Другое небо и любовь.

Пускай он выболтает сдуру

Все, что впотьмах, чудотворя,

Наворожит ему заря, -

Все прочее - литература.

 

Верлен имел право говорить так. В своих стихах он умел подражать колоколам, уловил и закрепил запахи преобладающей флоры своей родины, с успехом передразнивал птиц и перебрал в своем творчестве все переливы тишины, внутренней и внешней, от зимнего звездного безмолвия до летнего оцепененья в жаркий солнечный полдень. Он как никто выразил долгую гложущую и неотпускающую боль утраченного обладанья, все равно, будь то утрата Бога, который был и которого не стало, или женщины, которая переменила свои мысли, или места, которое стало дороже жизни и которое надо покинуть, или утрата покоя.

Кем надо быть, чтобы представить себе большого и победившего художника медиумическою крошкой, испорченным ребенком, который не ведает, что творит. Наши представления также недооценивают орлиной трезвости Блока, его исторического такта, его чувства земной уместности, неотделимой от гения. Нет, Верлен великолепно знал, что ему надо и чего недостает французской поэзии для передачи того нового вихря в душе и в городе, о котором речь шла выше. И в любой степени пьянства или маранья ради баловства, разложив ощущенье до желаемой границы и приведя мысли в высшую ясность, он давал языку, на котором писал, ту беспредельную свободу, которая и была его открытьем в лирике, и которая встречается только у мастеров прозаического диалога в романе и драме. Парижская фраза во всей ее нетронутости и чарующей меткости влетала с улицы и ложилась в строчку целиком, без малейшего ущемленья, как мелодический материал для всего последующего построенья. В этой поступательной непринужденности - главная прелесть Верлена. Обороты французской речи были для него неделимы. Он писал целыми реченьями, а не словами, не дробил их и не переставлял.

Просты и естественны многие, если не все, но они просты в той начальной степени, когда это дело их совести и любопытно только то, искренне ли они просты или притворно. Такая простота величина нетворческая и никакого отношенья к искусству не имеет. Мы же говорим о простоте идеальной и бесконечной. Такою простотой и был прост Верлен. По сравнению с естественностью Мюссе Верлен естествен непредвосхитимо и не сходя с места, он по-разговорному, сверхъестественно естествен, то есть он прост не для того, чтобы ему поверили, а для того, чтобы не помешать голосу жизни, рвущемуся из него.

Вот, собственно, и все, что мы себе позволили сказать по ограниченности времени и места.

 

Но если б мне знать западную культуру на таком уровне!

Смею ли мечтать об этом?

 

25 ​​ Платон:

 

Все, что фантазия ни помыслит, есть очертание и форма мысли.

 

26  ​​ ​​​​ Каким-то чудом я наткнулся на стихи моего современника – и просто сражен их сложностью и красотой.

 

Иосиф Бродский

 

Я обнял эти плечи и взглянул

на то, что оказалось за спиною,

и увидал, что выдвинутый стул

сливался с освещенною стеною.

Был в лампочке повышенный накал,

невыгодный для мебели истертой,

и потому диван в углу сверкал

коричневою кожей, словно желтой.

Стол пустовал. Поблескивал паркет.

Темнела печка. В раме запыленной

застыл пейзаж. И лишь один буфет

казался мне тогда одушевленным.

 

Но мотылек по комнате кружил,

и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.

И если призрак здесь когда-то жил,

то он покинул этот дом. Покинул.

 

Эти самые простые описания повергли меня в совершенный восторг. ​​ Как обычно, я не понимаю, о чем стихи, но ощущение Тайны огромно. ​​ Да, это мир, в котором я живу.

Так у меня есть современники, которые мне близки.

 

30  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Парижская ​​ студия ​​ Радио Свободы.

Профессор ​​ Никита Струве:

 

В предыдущей ​​ беседе мы упомянули о том, что русские поэтессы, в отличие от поэтов, встретили ​​ русскую революцию единодушно отрицательно. И Цветаева, и Гиппиус, и Ахматова, каждая по-своему ​​ отразили революцию в своем творчестве. Цветаева ей посвятила целую книгу - ​​ «Лебединый стан». Вернее, не о революции, а о белом движении. ​​ И ряд стихов в других сборниках. Гиппиус - большой раздел своего поэтического дневника. Ахматова же, как всегда, тонко запрятала общественную тему в ткань своих ​​ интимных стихов. Марина Цветаева, пожалуй, отнеслась к событиям 1917 ​​ года, к совокупности ​​ этих событий, наиболее отрицательно. Это тем более, на первый ​​ взгляд, странно, что до 1917 года Цветаева почти не откликалась на политические или общественные темы. Если не ошибаюсь, чуть ли не единственная из всех поэтов и поэтесс, ​​ Цветаева прошла совершенно мимо военной темы. Видно, гражданские чувства в ней были ​​ разбужены революцией. В отличие от Зинаиды Гиппиус,  ​​​​ опьяневшей от февральской свободы, Марина Цветаева отнеслась к февральскому перевороту более чем скептически, ​​ отречение Государя восприняла прямо-таки трагически. Революционные войска для нее - ​​ без лиц, без имен, без песен. Лес красных знамен отнюдь не ​​ радует, ​​ а свидетельствует о заблуждении. Марина Цветаева с самого начала остро почувствовала невозможность согласовать религиозную суть, глубинное призвание России с революцией. Цветаева, которой с таким трудом давалась вера в Бога, в бессмертие, в дни ее молодости всем своим нутром, всем своим поэтическим чутьем как бы припала к церковной России. ​​ На Пасху 1917 года она обращается к вчерашнему царю с традиционным приветствием: «Христос Воскресе!» Падшего без славы она призывает как бы ​​ к прощению, к осмыслению своей верховной судьбы:

 

Царь! - Потомки

И предки - сон.

Есть - котомка,

Коль отнят – трон.

 

Цветаева - на стороне той подпольной России ​​ (это ее собственное выражение), состоящей из полоумных старух, воров, которые ​​ несут «гроши нищие, гроши ​​ острожные, гроши вдовьи», чтобы ставить свечи и вынимать просфоры

 

За живот, за здравие.

Раба Божьего - Николая.

 

Как бы предвидя страшную судьбу всей царской семьи, Цветаева еще в марте 1917 года вымаливает церковную ​​ крестьянку Россию за царевича Алексия:

 

Ласковая ты, Россия, матерь!

Ах, ужели у тебя не хватит

На него - любовной благодати?

 

Грех отцовский не карай на сыне.

Сохрани, крестьянская Россия,

Царскосельского ягненка - Алексия!

 

Это заступничество за царя и ​​ царскую семью было тогда в русской поэзии единственным. Только Ахматова, и то - двумя годами позже, ​​ уже после екатеринбургского убийства, вспомнила, как она видела царя, проезжающего зимой ​​ на санях. Обе поэтессы сошлись в центральном образе императорских глаз. Одновременно ясных и вероломных - у Цветаевой, пустых и светлых - у Ахматовой.

 

Помянет потомство.

Еще не раз

Византийское вероломство.

Ваших ясных глаз.

 

Это ​​ - у Цветаевой. А у Ахматовой:

 

И раззолоченный гайдук.

Стоит недвижно за санями,

И странно царь глядит вокруг.

Пустыми светлыми глазами

 

Это отношение, полное сострадания, жалости Цветаевой к отрешенному ((от власти)) царю, объясняется не столько политическими ее взглядами (вряд ли она была монархисткой, ​​ даже в те времена), сколько ее коренным убеждением, что поэт должен быть на стороне ​​ жертв, а не палачей, что ​​ если история жестока и несправедлива, он ​​ обязан ​​ пойти против нее. ​​ Тема екатеринбургской трагедии не покидала Марину Цветаеву и после, вплоть ​​ до конца ее жизни.

В 1936 году, когда муж ее уже сотрудничал с большевиками, она закончила ​​ большую ​​ поэму об ​​ убийстве царской семьи. Увы, эта ​​ редкая по своей теме в русской поэзии вещь ​​ погибла во время бомбардировки Амстердама, куда Цветаева отдала рукопись на хранение перед отъездом в советскую ​​ Россию. Однако в стихах ​​ Марины Цветаевой нет совсем политических мотивов. ​​ Так, Цветаева откликнулась непосредственно на смерть генерала Корнилова  ​​​​ девятистишием, и ​​ снабдила его следующим, чисто политическим, примечанием:

 

Я уже тогда поняла, летом 17 года, - ​​ писала Цветаева в 38 году, - что Корнилов куда дороже всего Керенского.

В ​​ октябрьские дни Марина Цветаева была ​​ Крыму. ​​ За ​​ ревом и ​​ пьянством солдат она решительно ​​ никакого величия не заметила:

 

Гавань пьет, казармы пьют. Мир - наш!

Наше в княжеских подвалах вино!

Целый город, топоча как бык,

К мутной луже припадая - пьет.

 

В винном облаке - луна. - Кто здесь?

Будь товарищем, красотка: пей!

А по городу - веселый слух:

Где-то двое потонули в вине.

 

Сразу после переворота Цветаева едет в Москву за своими дочерьми, чтобы с ними вернуться в Крым. ​​ К большевистской Москве Цветаева обращает одновременно ​​ гневные, порой скорбные, порой полны надежды, стихи.

Осквернение Кремля и всех московских святынь Цветаева воспринимает как вторжение чужеродного начал. ​​ Большевизм для ​​ Цветаевой - чужая власть, пришедшая ​​ извне - как власть ​​ Отрепьева, как гнет Петра или вторжение Наполеона. Как и в февральские дни, Цветаева ​​ - на стороне ​​ кондовой России, на стороне боярыни ​​ Морозовой, стрельчихи, против Петра. ​​ Обращаясь к Кремлю, Цветаева с надеждой восклицает:

 

Не в первый раз в твоих соборах - стойла.

Всe вынесут кремлевские бока.

 

Но ей чудится также и конец Москвы, разоренной и покинутой. То, ​​ чего не добились Гришка-Вор и Петр-Царь, теперь свершается:

 

Гришка-Вор тебя не ополячил,

Пётр-Царь тебя не онемечил.

Что же делаешь, голубка?

- Плачу.

Где же спесь твоя, Москва?

- Далече.

 

В Крым Цветаевой не суждено было вернуться - ​​ разразилась гражданская война и она оказалась отрезанной. Муж ​​ Цветаевой ​​ поступил в Добровольческую армию, ​​ а Марина осталась в красной Москве воспевать белое ​​ движение с тем большим чувством и горением, что она, как будто с самого начала, чувствовала обреченность  ​​​​ этого движении. Чем труднее, чем трагичнее ​​ положение ​​ лебединого стана, ​​ белых лебедей, тем ярче и сильнее выпивались стихи ​​ у Цветаевой. Самые лучшие родились у нее в дни первого разгрома Донской армии, весной 1918 года и в последние месяцы гражданской войны. Стихи ​​ на разгром Дона Цветаева сама назвала своими любимыми. И действительно, ​​ они звучат с редкой силой:

 

Кто уцелел - умрет, кто мертв - воспрянет.

И вот потомки, вспомнив старину:

- Где были вы? - Вопрос как громом грянет,

Ответ как громом грянет: - На Дону!

 

- Что делали? - Да принимали муки,

Потом устали и легли на сон.

И в словаре задумчивые внуки

За словом: долг напишут слово: Дон.

 

Белому движению в русской литературе, скорее, ​​ не повезло - ​​ не будь Цветаевой, оно так бы и ​​ осталось в тени. Нужен ​​ было именно  ​​​​ не политический, а женственно-эмоциональный подход. Нужен ​​ был не участник, и, даже, ​​ не непосредственный свидетель, чтобы почувствовать и передать ​​ жертвенность добровольческого дела. ​​ Будь белое движение более успешным, Цветаева не нашла бы, вероятно, для него того огненного ​​ сочувствия, которое слышится в ее стихах. Когда Мамонтов подходил к Москве, в первую годовщину Октября, Цветаева уже заступается за ​​ обольщенных и обманутых, и просит ​​ им пощады и прощения:

 

Разин! Разин!

Сказ твой сказан!

Красный зверь смирeн и связан.

Зубья страшные поломаны,

Но за жизнь его за темную,

Да за удаль несуразную

- Развяжите Стеньку Разина!

 

Будем с некоторым упрощением считать, что Цветаева встала за белое движение только в силу романтического склада своей души -  ​​​​ быть всегда за гонимых и поверженных. В ней в самой, и она не раз в этом признавалась, было очень ​​ острое чувство исторической преемственности, без которого невозможна никакая культура и, тем самым, никакая поэзия. В самой Цветаевой, ​​ «безнадежно ​​ распущенной москвичке», как ее ​​ назвал Святополк-Мирский, может, несколько резко, было слишком много бездн, неукротимой вольности, ​​ несуразной удали. Слишком хорошо она знала, по собственному внутреннему опыту, всю гибельность разинского начала, чтобы ​​ сочувствовать проявлению этого начала вне себя в истории. Именно потому, что по природе своей Цветаева была безудержна - она так ​​ отшатнулась от октябрьского разгула ​​ и потрясения всех основ. Слишком хорошо она знала, как незаменимы ценности этические, духовные, религиозные, ​​ с таким трудом добытые, с таким трудом выращенные предками. Внучка священника, ​​ дочь скромного поповича, ставшего ученым, основателя двух музеев, ​​ Цветаева всем своим существом стала на сторону престола, ​​ алтаря, белой кости, потому что знала всю  ​​​​ насущность, всю необходимость исторических ​​ ценностей. И ​​ потому Цветаева не отказалась от своих антиреволюционных ​​ стихов,  ​​​​ когда изменились политические симпатии ее мужа, может быть, ее собственные, и, наоборот, ​​ перед роковым ​​ отъездом в советскую Россию переписала заново эти стихи и завещала эту книгу ​​ потомству, в надежде на лучшие времена.

 

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами

Дамами, Думами,

Не слюбившись с вами, не сбившись с вами,

Неким ​​ -

Шуманом пронося под полой весну:

Выше! из виду!

Соловьиным тремоло на весу -

Некий - избранный.

Боязливейший, ибо взяв на дыб -

Ноги лижете!

Заблудившийся между грыж и глыб

Бог в блудилище.

Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! Ввысь

Не отвыкший... Виселиц

Не принявший... В рвани валют и виз

Беги – выходец».

Факт и жизни, и искусства.

 

Город Прикумск Ставропольского край переименован в Будённовск в связи с кончиной Маршала Советского Союза Семёна Михайловича Будённого

 

Ретроспектива ​​ фильмов с Бетт Дэвис.

 

Декабрь

 

1  ​​ ​​​​ «Бремя страстей человеческих. Of Human Bondage», Джон Кромуэлл, 1934 год.

Мне стыдно признаться, что я просто ничего не понял.

Я видел этих людей, я им сочувствовал, - но происходящее почему-то не тронуло меня.

А что Бетт Дэвис?

Какая-то странная женщина, жалкая идиотка.

И что тут играть?

 

Дома. Вот мы с Галей вместе, а больше никого нет.

Столько людей в театре, на улицах, а мы все равно одни.

Так удивительно, что можно забыть обо всем, кроме одного человека.

 

2  ​​ ​​ ​​​​ «Все о Еве».  ​​​​ Манкевич, 1950.

Он какой-то бесконечный, этот фильм.

Словно ​​ б только для того и затянут, чтоб раскрыть мастерство Бетт Дэвис.

Ведь она играет не просто хорошо, но бесконечно хорошо, бесподобно.

Но Бетт в своей игре превышает мое представление об актрисе.

Не насмотреться!

Вот мне 20 лет - и я не верю, что встречу более талантливую актрису.

Но почему этот фильм так поразил, а «Бремя» - нет?

Загадка.

Как Бетт может играть столь разные роли?

Как они умещаются в одном человеке?

Почему ей дана такая сила перевоплощений?

 

Фильм смотрел утром, а вечером вместе сходили на Райкина.

Это первый человек, кто так прямо и много рассказал о жизни.

Я глупо ждал такого от родителей!

Оказывается, что-то рассказать о жизни - это дар.

Значит, понимать жизнь - очень трудно.

Все те мужики, что матерились, когда играли со мной в шахматы, все они знали о жизни не намного больше, чем я.

Я впервые близко видел одаренного человека.

 

Вот тебе и правда: она звучит со сцены.

Там, на сцене, она есть, а в жизни ее нет.

На этом и держится наша любовь с Галей: мы очень хотим спасти друг друга, мы очень устали от лжи, что самоуверенно царит повсюду.

 

3  ​​​​ «Частная жизнь Петра Виноградова» с ​​ Борисом Ливановым.

Режиссер: Александр Мачерет.

Сцена с «музыкой» кранов.

В сущности, невероятно, что наше кино может быть столь интересным.

 

4  ​​ ​​ ​​​​ «Иезавель. ​​ Jezebel». ​​ 

Премьера 10 марта 1938 года.

Уильям ​​ Уайлер по одноимённой пьесе Оуэна Дэвиса.

Меня ничего не поразило в этом фильме, кроме игры Бетт.

Я просидел весь фильм в слезах: кажется, невозможно играть так хорошо.

Она играет хорошо, а фильм плохой.

Фонда, такой умный, только ходит из кадра в кадр, - а сам такой скучный.

 

А лучшая актриса года?

Люблю Грету Гарбо, но как актрису выше всех ставлю Бэт Дэвис.

В Грете Гарбо я открыл Женщину, а в Бэт Дэвис - Актрису.

 

Событие года?

В какой-то день посмотрел подряд три фильма с Гретой Гарбо.

Вдруг кинотеатр стал домом.

 

5  ​​ ​​​​ Наша коммуналка не такая уж большая: «всего» четыре комнаты, их метраж от входа: 14, 18, 10 и 10.

Проблемы коммуналки есть, но я-то их не понимаю.

Мне предстоит их понять!

Вот в одной из комнат живет бабушка: тихая и интеллигентная.

Она куда-то уехала - и на неделю пустила нас с Галей в свою комнату.

С другой стороны - бабушка Нюра.

 

Только подумать: ​​ мы живем впятером в 18 квадратах, да еще и в коммуналке!

Странно, что мне не страшно.

В такой толкучке постоянно что-то происходит – и ты быстро перестаешь понимать, что же случилось на самом деле.

Всего в квартире девять человек.

Мы - во второй комнате от входа.

В третьей – муж и жена.

Муж Володя постоянно придирается к жене: то чай не согрела в его приходу, то еще что.

В ​​ горкоме им обещали квартиру под ребенка, так что они активно его делают.

В четвертой – интеллигентная старушка; кажется, единственный светлый образ в нашем вертепе.

 

В довершение ко всему еще и цыплята!

 

6  ​​​​ Блок:

 

Принимаю бессонные споры,

Утро в завесах темных окна,

Чтоб мои воспаленные взоры

Раздражала, пьянила весна!

 

Много знаков, что ночью поэт оживал, вел какую-то особенную жизнь.

 

7  ​​ ​​​​ Любимая песня родителей жены:

 

Ты, моряк, красивый сам собою,

Тебе от роду двадцать лет.

Полюби меня, моряк, душою,

Что ты скажешь мне в ответ?

 

​​ Припев:

​​ По морям, по волнам -

​​ Нынче здесь, завтра там.

​​ По морям, морям, морям, морям.

​​ Эх! Нынче здесь, а завтра там.

 

Ты, моряк, уедешь в сине море,

Оставляешь меня в горе,

А я буду плакать и рыдать,

Тебя, моряк мой, вспоминать.

 

​​ Припев.

Слова ​​ и музыка неизвестного ​​ автора.

 

8  ​​ ​​​​ Спектакль Ленсовета «Укрощение строптивой» по Шекспиру.

Режиссер – Игорь Владимиров.

Исполнители: Алиса Фрейндлих, Дмитрий Барков, Леонид Дьячков, Михаил Боярский, Анатолий Равикович.

Музыка и песни: Геннадий Гладков.

Как хорош Равикович!

Алиса ​​ интересно безобразит. Но и тут роль – не ее! Да что они в театре с ума сошли, что ли: почему дают такие не тонкие роли? Ей же не раскрыться.

 

9  ​​ ​​​​ Но в чем же секрет Андрея Миронова?

Почему из всей толпы артистов на сцене я смотрел только на него?

Да, мне объясняли, что он знаменит, но так ведь говорят про очень многих.

Так же у меня было и с фильмом «Гамлет»: и там всех заслонял Смоктуновский.

 

В сущности, это очень жестоко: работают тысячи артистов, - а ты из всех выделяешь одного.

А что же остальные?

Прочие ​​ уходят бесследно.

Но ведь эти люди тоже жили!

 

10  ​​​​ Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

Рабле, Франсуа. «Гаргантюа и Пантагрюэль» с ​​ иллюстрациями Доре.

 

Я не мог себе представить, что литература может вмещать в себя так много!!

Много от этого смеха – в лужском фольклоре.

Но тут – обдуманный, высокий юмор.

Хоть внешне он и может показаться грубоватым.

Я буквально съел эту книгу: так она поразила.

А как передана стихия жизни!

Это мне куда ближе, чем «Казаки» Толстого: героев «своего» классика мне понять труднее.

11  ​​​​ Достоевский

 

Преступление и наказание

 

Раскольников остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, - подумал  ​​​​ он. - Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история».

 

Да это же совсем рядом.

Тут много брожу.

 

12  ​​​​ Наконец-то посмотрел «Преступление и наказание», фильм Льва Кулиджанова.

Он ​​ снят по Достоевскому еще в 1969 году!

Я стал думать, что же со мной было все эти годы после школы – и удивился, как не сошел с ума.

Но ​​ сейчас-то я - в тихой, любимой гавани.

 

Одно из лучших впечатлений вообще от искусства и кино: ​​ Смоктуновский в роли следователя Порфирия.

Кулиджанов достучался до меня сквозь всю смуту моих чувств именно этим фильмом.

Такое огромное утешение понять, что есть Мысль, Искусство, Мечта!

 

В этом фильме второй ​​ после Смоктуновского - Евгений Лебедев: он хорошо играет пьяницу Семёна Захаровича Мармеладова. ​​ Здесь его грубые, крупные краски чудесно пригодились. ​​ Как ужасно это похоже на мою жизнь в детстве! ​​ О, Лебедев, этот грубый, неотесанный мужик!

Мармеладовых, к счастью, куда больше, чем Свидригайловых, а вот таких Раскольниковых (Тараторкин) – так их просто не бывает.

 

Тараторкин понравился, но я не могу понять природу симпатии.

Он играет странный символ!

Хоть и ​​ понятно, что эта роль уже куда больше его жизни, все же больше ценишь Кулиджанова, который сумел вдохнуть жизнь в столь странный символ.

 

Ефим Копелян играет этакого барина с комплексами: Аркадия Ивановича Свидригайлова.

Какое мастерство!!

Так и хочется сказать «Ефимушка».

 

Виктория Фёдорова играет Авдотью Романовну Раскольникову!

Так понравилась, что и не понимаю, играет ли она вообще.

Она не живет, но трепещет.

Кажется, чувствуешь, как дрожит ее душа.

 

13  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Иосиф Бродский

 

Я как Улисс

 

Зима, зима, я еду по зиме,

куда-нибудь по видимой отчизне,

гони меня, ненастье, по земле,

хотя бы вспять, гони меня по жизни.

 

Ну вот Москва и утренний уют

в арбатских переулках парусинных,

и чужаки по-прежнему снуют

в январских освещенных магазинах.

 

И желтизна разрозненных монет,

и цвет лица криптоновый все чаще,

гони меня, как новый Ганимед

хлебну земной изгнаннической чаши

 

и не пойму, откуда и куда

я двигаюсь, как много я теряю

во времени, в дороге повторяя:

ох, Боже мой, какая ерунда.

 

Ох, Боже мой, не многого прошу,

ох, Боже мой, богатый или нищий,

но с каждым днем я прожитым дышу

уверенней и сладостней и чище.

 

Мелькай, мелькай по сторонам, народ,

я двигаюсь, и, кажется отрадно,

что, как Улисс, гоню себя вперед,

но двигаюсь по-прежнему обратно.

 

Так человека встречного лови

и все тверди в искусственном порыве:

от нынешней до будущей любви

живи добрей, страдай неприхотливей.

1961

 

Такой талантливый мой современник

 

После армии звуки жизни стали агрессивнее, но их уравновешивает классические звучания.

Вот и слушаю «Пиковую даму»: она звучит во мне после ее живой прослушки в Мариинке.

 

14 ​​ Но что за мюзикл я посмотрел в Иллюзионе!

«Бродвейская мелодия 40-х.  ​​​​ Broadway melody of 1940».

Музыка Кола Портера.

Музыкальная ​​ мелодрама 1940 года со звёздами кино Фредом Астером и Элинор Пауэлл в главных ролях.

Я привожу сюжет, потому совсем его не понял.

 

«Джонни Бретт и Кинг Шоу уже несколько лет ставят и дуэтом исполняют эстрадные номера, основой которых являются танцы. А параллельно подрабатывают в конторе церемоний, выводя невест к женихам. Однако обе эти работы не приносят парням больших денег, поэтому щёголь и любитель хорошеньких женщин Кинг оказывается банкротом, которого разыскивает агент по возвращению долгов. Друзей предупреждают, что к ним наведывались по столь щекотливому поводу, пока они отсутствовали. Приняв это к сведению, артисты «работают» свой очередной номер в одном из престижных танцхоллов. Их видит и пытается познакомиться с лидером дуэта Боб Кейси, известный музыкальный импресарио. Приняв его за агента, пришедшего требовать возврата долга, Джонни представляется именем своего друга, полагая, что, если повестку, предназначенную для Кинга, вручат ему, это не будет иметь законной силы. Отсюда и начинается путаница.

На следующий день в номер гостиницы, где проживают парни, звонит Боб Кейси и приглашает «Кинга Шоу» на просмотр к режиссёру, который занимается постановкой нового бродвейского мюзикла с профессиональной балериной Клэр Беннетт. Ей подыскивают напарника.

В итоге Кинга утверждают на роль, начинают его раскручивать как будущую «звезду». И всё это время Джонни, даже узнав, что так получилось в результате ошибки, помогает другу в работе над новой ролью и сносит вдруг проснувшееся высокомерие «новой бродвейской примы».

И всё же в какой-то момент он не выносит зазнайство Кинга и покидает его. В день премьеры он приходит в театр, чтобы пожелать Кингу и Клэр Беннетт, с которой успел подружиться, удачи. И находит своего бывшего друга в гримёрке пьяным. Усилия по приведению Кинга в более-менее нормальное состояние ни к чему не привели. Тогда Джонни переодевается и выходит на сцену вместо товарища - скрыть личность от публики ему позволяет маска, которая положена артисту по сюжету в первом номере. Однако Клэр тут же распознала подмену, но доработала с Джонни до конца сцены, поскольку знала потенциал своего неожиданного партнёра. После того, как номер закончился, Джонни пришлось рассказать Клэр правду и пообещать привести Кинга в норму за перерыв. Что ему и удалось сделать.

Кинг, протрезвев и доведя шоу до конца, искупался в лучах славы, не зная, что в первую очередь зрителей и критиков восхитил именно номер, в котором выступил его друг. Но через какое-то время он узнаёт правду, и теперь наступает его очередь ответить другу той же монетой - пожертвовать собственной карьерой ради успеха Джонни».

 

Боже, какая же абракадабра. Не стоило и стараться ее понимать.

 

15  ​​​​ Пётр Яковлевич Чаадаев:

 

Иногда кажется, что Россия предназначена только к тому, чтобы показать всему миру, как не надо жить и чего не надо делать.

 

Горе народу, если рабство не смогло его унизить; такой народ создан, чтобы быть рабом.

 

- Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью.

 

Мне 20 лет – и мне горько читать такое о России.

Неужели это правда?

 

17  ​​​​ Стал бетонщиком!!

Уже на заводе «Красный треугольник».

Этот завод поражает своими размерами!

Кажется, он протянулся вдоль Обводного на целый километр.

Интересно, что и он – рядом с Балтийским вокзалом, но только с другой стороны.

 

Обводный канал - самый крупный канал в Санкт-Петербурге. Берёт начало от реки Невы в районе Александро-Невской лавры и доходит до реки Екатерингофки.

 

Первоначально канал был прорыт в 1769-1780 по проекту инженера Л. Л. Карбонье между рекой Екатерингофкой и Лиговским каналом.

Со стороны города как оборонительный объект был укреплён валом.

В 1805 инженером И. К. Герардом начата прокладка восточного участка Обводного канала, а также углублено и расширено существующее русло.

Работы продолжены в 1816-1833 годах под руководством инженеров П. П. Базена и Б. П. Э. Клапейрона.

К 30-м годам XIX века Обводный канал стал южной границей города.

Канал строился как судоходный.

В настоящее время он сильно обмелел: судоходство затруднено, могут проходить небольшие суда с малой осадкой.

Во второй половине XIX века Обводный канал стал местом скопления промышленных предприятий, служа как источником воды, так и открытым коллектором, собиравшим сточные воды окрестных заводов и фабрик.

Канал являлся дешёвой и удобной транспортной артерией для перевозки сырья и готовых изделий.

В середине XIX века к заводским постройкам добавились здания Варшавского (1852-1853) и Балтийского (1855-1858) железнодорожных вокзалов.

Сейчас Обводный канал пересекают 17 автомобильных и 6 железнодорожных мостов, а сам канал утратил своё значение водной транспортной магистрали, превратившись со временем в автотранспортную.

Длина канала составляет 8,08 км, ширина - 21,3 м (в восточной части - до 42,6 м), глубина - до 2 м.

В Обводный канал впадают реки Монастырка (справа) и Волковка (слева).

 

Достопримечательности

 

Дом 3-5 - хлебные амбары Александро-Невской лавры. Построены в 1846-1849 А. П. Гемилианом и К. И. Брандтом.

 

Дом № 7 - здание бывшей Духовной Академии, построенной в 1817-1819 годах по проекту Луиджи Руска на территории Александро-Невской лавры. Памятник классицизма.

 

№ 74 - Газовый завод Общества столичного освещения (1858-1862, архитектор Р. Б. Бернгард, совместно с В. Р. Бернгардом)

 

Дом 82 - доходный дом. Построен в 1898-1899 годах архитектором П. М. Мульхановым.

 

Дом 90а - производственное здание завода А. Ф. Штритера. Надстроено в 1885 году Б. Е. Фурманом.

 

Дом 107/Верейская улица, д.№ 47, угловая часть - доходный дом, построенный в 1886 году по проекту Б. Е. Фурмана, перестроен и расширен в 1908 году И. П. Володихиным. Дом постройки Фурмана был включён в новое здание.

 

Дом 118 - производственные здания станции Петербург-Варшавский-Товарный, вторая половина XIX века, кирпичный стиль.

 

Дом 124/улица Шкапина, д.№ 2 - доходный дом. Построен в 1907 году по проекту А. К. Голосуева.

 

Дом. 136 - производственное здание бумагопрядильной фабрики наследников Голенищева. Построено в 1863 году. Архитектор Ц. А. Кавос.

 

Дома 169-173 - Измайловские провиантские магазины, построенные в 1819-1823 архитектором В. П. Стасовым. Памятник классицизма.

 

Дом 181 - Дворец культуры имени А. Д. Цюрупы, бывший Дом просветительных учреждений. 1913, арх. Н. В. Дмитриев.

Дома 197-201 - угол с Циолковского, 15, правая часть - комплекс зданий 4-го казённого винного склада и завода. Построены в 1896-1898 годах по проекту Г. Г. Рабцевича.

 

Надо ли говорить, что хождения вдоль канала мне нравятся?

Но углубиться в центр – еще интереснее.

 

20  ​​ ​​ ​​​​ Физически невероятно тяжело!

Отбойным молотком вгрызаюсь в стену, хоть по должности я – только бетонщик.

Зато за работу отбойным обещают заплатить особо, как за халтуру.

Мне нравится мой начальник: он требует только то, что надо.

Не как в Академии: там всегда сержант старался тебя подковырнуть.

Что, мол, салага, привык ничего не делать!

 

Но тут мне нравятся эти физические нагрузки.

 

Всемирная библиотека  ​​​​ Горького.

«Европейская новелла Возрождения» и «Европейские поэты Возрождения».

Надо знать.

 

22  ​​ ​​​​ Я еще и работаю в охране!

Но тут – плохая компания.

То, что мне красивый охранник предложил отсосать х-й, поразило ужасно.

За это пообещал сразу 60 рб!

Конечно, он не сказал прямо «отсосать», но смысл-то именно такой!

«Возьмешь в рот».

 

Вот хожу с этим целыми днями и не могу опомниться от ужаса.

Если б только это!

И дама поглядывает на меня что-то уж слишком прямо.

Это, господа, не соблазняет, но отвращает меня.

Чтобы вы знали.

Вот или и запросто трахнись в каптерке.

Но я не хочу этого.

Не хочу, потому что у меня потребность меня уважать.

 

23 ​​ Одно из сильнейших впечатлений года: читальный зал ЛГУ.

 

24  ​​ ​​​​ РАБЛЕ

 

О том, как Пантагрюэль встретил Панурга ​​ и полюбил его на всю жизнь

 

Однажды ​​ Пантагрюэль, ​​ прогуливаясь ​​ за ​​ городом ​​ близ ​​ аббатства  ​​​​ св. ​​ Антония, ​​ рассуждая ​​ и ​​ философствуя ​​ со ​​ своими ​​ друзьями  ​​​​ и  ​​​​ несколькими студентами, встретил человека, бросавшегося в глаза хорошим ростом и изящным

телосложением, избитого до синяков и ​​ такого ​​ ободранного, ​​ что ​​ можно ​​ было подумать, будто его собаки рвали или же что он ​​ собирал ​​ яблоки ​​ в ​​ Першском

округе.

Пантагрюэль, завидев его издалека, обратился к своим приятелям:

- Видите, по Шарантонскому мосту шагает ​​ человек? ​​ Клянусь ​​ честью, ​​ он обойден лишь Фортуной. Если судить по его физиономии, то, уверяю вас, Натура ведет его происхождение от рода знатного и богатого, впал же он в ​​ нищету ​​ и дошел до крайности из-за приключений, к коим влечет людей любознательных.

Как скоро путник с ним поравнялся, Пантагрюэль его окликнул:

- Друг мой! Можно вас попросить остановиться на минутку и ответить ​​ мне на один вопрос? Вы об этом не пожалеете, ибо я горю желанием ​​ приложить ​​ все усилия и выручить вас из беды, - мне вас искренне жаль. Итак, скажите, ​​ друг мой, кто вы такой, откуда и куда идете, куда путь держите и как вас зовут?

Путник ответил ему по-немецки:

- Юнкер! Готт геб эйх глюк унд хейлъ. Цуфор, либер юнкер, их ласе ​​ эйх виссен, дал да ир мих фон фрагт, ист эйн арм унд ​​ эрбармлих ​​ динг, ​​ унд ​​ вер филъ дарфон цу заген, вельхес эйх фердруслих цу херен, унд ​​ мир ​​ цу ​​ эрцелен ​​ вер, виволъ ди поэтен унд ораторе форцейтен хабен гезагт ин ирен шпрюхен унд зентенцен, дас ди гедехтнис dec элендс унд армутс форлангст эрлиттен ист эйн ​​ гроссер луст.

​​ Пантагрюэль же ему на это сказал:

​​ - Друг мой! Я этой тарабарщины не понимаю. Если вы ​​ хотите, ​​ чтобы ​​ вас поняли, говорите на другом языке.

​​ Тогда путник заговорил так:

​​ - Аль барильдим готфано деш мин брин ​​ алабо ​​ дордин ​​ фальброт ​​ рингуам альбарас. Нин порт задикин альмукатин милько ​​ прин ​​ аль ​​ эльмин ​​ энтот ​​ даль хебен энзуим; кутхим аль дум алькатим ним брот декот ​​ порт ​​ мин ​​ микайс ​​ им, ​​ эндот, прух даль майзулюм холь мот дансрильрим лупальдас им ​​ вольдемот. ​​ Нин хур дъявост мнарботим даль гуш пальфрапин дух им скот прух галет даль ​​ Шинон

мин филъхрих алъ конин бутатен дот даль прим.

​​ - ​​ Вы ​​ хоть ​​ что-нибудь ​​ понимаете? ​​ - ​​ обратился ​​ к ​​ своим  ​​​​ спутникам ​​ Пантагрюэль.

​​ Эпистемон на это заметил:

​​ - По-моему, это язык антиподов. В нем сам черт ногу сломит.

​​ Пантагрюэль же сказал:

​​ - Приятель! Может быть, вот эти стены вас и поймут, мы же все, ​​ сколько ​​ нас ни есть, ровно ничего не понимаем.

​​ Тут снова заговорил встречный!

​​ - Синьор мио! Вой видете пер эсемпьо ке ла корнамуза ​​ нон ​​ суона ​​ май, ​​ с'эла нон аильвентрепьено; кози ио парименте нон ей сапреи ​​ контаре ​​ ле ​​ мне фортуне, се прима иль трибулато вентре нон а ла оолита рефекционе, аль куале ​​ э адвизо, ке ле мани э ли денти аббиано персо ильлоро ордине натурале э делъ тутто анникиллати.

​​ Эпистемон на это заметил:

​​ - Одно другого стоит.

​​ Тогда Панург заговорил так:

​​ - Лард! Гест толб би суа верчусс би интеллидженс эсс йи боди ​​ шал ​​ бис би начурэл реливд, толб шуд оф ми пети хэв, фор пэчур хэсс ​​ эс ​​ эквали ​​ мэд; бат форчун сам эксалтит хэсс, эн ойс депревт. Нон ю ​​ лесс ​​ вьюс ​​ му ​​ верчусс депревт энд верчусс мен дискривис, фор, энен ю лед энд, исс нон гуд.

​​ - Еще того чище, - заметил Пантагрюэль.

Тогда Панург заговорил так:

- Йона андие, гуауса гусветан бегар ​​ да ​​ эрремедио, ​​ бегарде, ​​ верзела иссер лан да. Анбатес, отойес наузу, эйн эссасу ​​ гурр ​​ аи ​​ пропозиан ​​ ордине ден. Нон иссена байта фашерия эгабе, генгерасси бадиа ​​ садассу ​​ нура ​​ ассия.

Аран гондован гуалъде эйдассу пай дассуна. Эсту уссик эгуинан сури ​​ гин, ​​ эр дарстура эгуи гарм, Геникоа плазар ваду.

- Смилуйся над нами, Геникоа! - воскликнул Эвдемон.

Карпалим ​​ же сказал:

- Святой Треньян! Бьюсь об заклад, вы, уж верно, шотландец!

Тут Панург заговорил так;

- Пруг фрест ​​ стринст ​​ соргдманд ​​ строхдт ​​ дрдс ​​ пагг ​​ брледанд ​​ Граво Шавиньи Помардьер руст пкальдраг Девиньер близ Нэ, Бкуй кальмух монах ​​ друпп

дельмейпплистринг дльрнд додельб уп дрент лох минк стзринквальд де вине дере корделис хур джокстстзампенардс.

Эпистемон же ему сказал:

- Друг мой! Вы говорите на языке человеческом или же на языке ​​ Патлена?

Впрочем, нет, это язык фонарный.

Тогда Панург заговорил так:

- Герре, ий эн спреке андерс геен тэле ​​ дан ​​ керстен ​​ тале; ​​ ми ​​ донкт нохтан, аль эн сег ий в нийт эен вордт, миуэн ноот ​​ в ​​ клэрт ​​ генох ​​ ват ​​ ий беглере; геест ми онит бермхертлихейт йет вэр он ий гефут мах цунах.

Пантагрюэль же ему сказал:

- Яснее не стало.

Тогда Панург заговорил так:

- Сеньор! Де тантпо аблар йо сой ​​ кансадо. ​​ Пор ​​ ке ​​ суплико ​​ а ​​ вуэса реверенсиа ке мире а лос пресептпос эванхеликос, пара ке эльос муэван ​​ вуэса реверенсиа а ло ке эс де консъенсиа, и, си элъос ​​ но ​​ бастпаран ​​ пара ​​ мовер

вуэса реверенсиа а пьедад, суплико ке мире а ла пьедад напгураль, ​​ ла ​​ куалъ ​​ йо крео ке ле мовра, комо эс де расой, и кон эсто но диго мае.

Пантагрюэль же на это заметил:

- Полно, друг мой! Я не сомневаюсь, что ​​ вы ​​ свободно ​​ изъясняетесь ​​ на разных языках. Скажите, однако ж, нам, ​​ что ​​ вам ​​ угодно, ​​ на ​​ таком ​​ языке, который мы в состоянии были бы понять.

Тогда путник заговорил так:

- Мин герре, эндог йег ​​ мед ​​ инхен ​​ тунге ​​ таледе, ​​ люгесом ​​ буэн, ​​ ок ускулиг креатуер, минеклеебон, окминелегомс магерхед удвисер ​​ аллиге ​​ кладиг хувад тюнг мег меест бехоф гиререб, сам эр сандерлих мад ок дрюкке: ​​ хварфор форбарме тег омсудер овермег, ок беф эль am гюффук мег ​​ ногет, ​​ аф ​​ хвилъкет йег кап стюре мине грендес махе, люгерус сон манд Цербера ен соппо форсеттр.

Соо шаль туе леве ленг ок люксалихт.

 ​​ ​​ ​​ ​​​​ - Я полагаю, - вмешался Эвсфен, - что так говорили готы, ​​ и, ​​ буде на то господня воля, научимся говорить и мы, но только задом.

Тогда путник заговорил так:

- Адони, шолом леха. Им ишар хароб халь ​​ хабдеха, ​​ бемехера ​​ титен ​​ ли кикар лехем, какатуб: «Лаах алъ Адонай хоненраль».

Эпистемон же на это заметил:

- Вот сейчас я понял, - это язык еврейский, и когда он на нем ​​ говорит, ​​ он произносит слова, как ритор.

Тогда путник заговорил так:

- Деспота тинин панагате, диати си ми ук ​​ артодотис? ​​ Горас ​​ гар ​​ лимо аналискоменон эме атлиос, ке эн то метакси ме ук элейс удамос; дзетис де пар эму га у хре. Ке гомос филологи пантес гомологуси тоте логус ​​ те ​​ ке ​​ ремата ​​ перрита гипархин, гопоте прагма афто паси делан эсти. Энта гар ананкей монон логи исин, гина прагмата, гон пери ​​ амфисбетумен, ​​ ме ​​ просфорос ​​ эпифенете.

- ​​ А, ​​ понимаю! ​​ - ​​ воскликнул ​​ лакей ​​ Пантагрюэля ​​ Карпалим.  ​​​​ -  ​​​​ Это ​​ по-гречески! Как, разве ты жил в Греции?

Путник же заговорил так:

- Агону донт уссис ​​ ву ​​ денагез ​​ альгару, ​​ ну ​​ день ​​ фару ​​ замист ​​ вус ​​ маристон ульбру, фускез ву броль, ​​ там ​​ бредагез ​​ мупретон ​​ den ​​ гуль ​​ густ, дагездагез ну круписфост бардуннофлист ну гру. Агу пастон ​​ толь ​​ нальприссис ​​ гурту лос экбатанус пру дукви броль панигу ден баскру пуду ​​ с ​​ кагуонс ​​ гуль уст тропассу.

- Я как будто бы понял, - сказал Пантагрюэль. - ​​ Должно ​​ полагать, ​​ это ​​ язык моей родной страны Утопии, - во всяком случае, он напоминает его ​​ своим звучанием.

Он котел было еще что-то сказать, но путник его прервал:

- Ям тотиес вое пер сакра перкве двое деаскве омнис обтестатус сум ут, ​​ си ква вое пиетас пермовет, эгестатем меам соларемини, ​​ нек ​​ гилум ​​ профицио кламанс эт вйюланс. Сините, квезо, сините, вири импии,

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Кво ме фата вокант

 

абире, нек ультра ванис вестрис интерпеллационибус обтундатис, меморес ​​ велтерис иллиус адагии, пво вентер фамеликус аурикулис карере дицитур.

- Полно, ​​ дружище! ​​ - ​​ сказал ​​ Пантагрюэль. ​​ - ​​ А ​​ вы ​​ по-французски-то говорить умеете?

- Еще как, сеньер, умею! - отвечал путник. - Слава богу, это мой родной ​​ язык, я родился и вырос в зеленом саду Франции, то есть в Турени.

- Ну, так скажите же нам, как вас зовут и откуда ​​ вы ​​ сюда ​​ прибыли! ​​ - ​​ молвил Пантагрюэль. - Честное слово, вы мне так ​​ полюбились, ​​ что, ​​ если ​​ вы ничего не имеете против, я не отпущу вас от себя ни на шаг, и ​​ отныне ​​ мы ​​ с

вами составим такую же неразлучную пару, как Эней и Ахат.

 

Казалось бы, этот отрывок мне должен не понравиться, - но он меня просто сразил: знать столько языков!!

 

25  ​​ ​​ ​​​​ Дом Культуры ДК имени С. М. Кирова.

Пошел на фильм, потому что на него пошли все.

Тут уж я воспользовался своим знакомством с билетершами!

Это ГДР-овский фильм, в конце которого раздеваются.

Я не пожалел свои двадцать копеек.

Зал – битком!

Я высидел только полчаса, да и то с великим мучением.

Так что не посмотрел на раздетых дам.

 

26  ​​ ​​​​ Каждый день - математика.

Дома заниматься нельзя, так что на факультете нахожу свободную аудиторию.

 

Вечером прихожу в наши 18 кв м – и мы ужинаем.

Для меня это какой-то праздник: я – среди родных людей!!

Мама и папа, и брат не могли дать такого чувства, - а эти незнакомые люди стали мне так близки.

 

27  ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Кусочек ​​ из ​​ «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо. ​​  ​​​​ Перевод ​​ Владимира Лихачева (1910).

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ ПЕСНЯ ДЕВЯТАЯ

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ 1

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ При виде ненавистного покоя

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ И стихшего смиренно мятежа,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Бессильная бороться против рока

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ И Неба изменить предначертанья,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Дочь преисподней в злобе улетает

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Иные сеять козни и бичи.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Где явится, везде бледнеет солнце,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Везде трава, зачахнув, умирает.

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ 2

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Известно ей, что знаменитый сын

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Бертольда из Христовой рати изгнан;

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Что больше ни Танкреда уж, ни прочих

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Опаснейших воителей в ней нет.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ И говорит она: «Чего ж еще

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Мне ждать? Теперь черед за Сулейманом;

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Врасплох напав, он без труда захватит

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Ослабленный и разделенный стан».

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ 3

 

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Сказала и летит к ордам бродячим,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Которых стал главою Сулейман,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Считавшийся ужаснейшим из смертных,

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Восстание поднявших против Неба;

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Тот Сулейман, что, по сказанью, был

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Рожден Землей Олимпу на погибель:

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Над турками царил он, и Никея

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Столицею была его владений.

 

Я все еще держусь за ту ​​ халтуру: пять часов работал отбойным молотком!

Здорово.

Все мышцы перетянуты и звенят.

Мне быстро понравилось ​​ это физическое напряжение: оно сразу замыкает на себе всю жизнь.

 

28  ​​ ​​​​ Как поймать птицу

 

Стихи Жака Превера,

перевод А. Дольского

 

Сперва нарисуйте клетку с настежь раскрытой дверцей,

Затем нарисуйте что-нибудь красивое и простое,

Что-нибудь очень приятное и нужное очень для птицы.

Затем в саду или в роще к дереву плотно прислоните,

За деревом этим спрячьтесь, не двигайтесь и молчите.

Иногда она прилетает быстро, и на жердочку в клетке садится,

Иногда же проходят годы, и нет птицы.

Не падайте духом, ждите.

Ждите, если нужно годы,

Потому что срок ожидания, короткий он или длинный,

Совсем не имеет значения для успеха Вашей картины.

Когда же прилетит к Вам птица, если только она прилетит,

Храните молчание, ждите, чтобы птица в клетку влетела.

И когда она в клетку влетит тихо кистью дверцу заприте,

И, не коснувшись ни перышка осторожно клетку сотрите.

А затем нарисуйте дерево, выбрав лучшую ветку для птицы,

Нарисуйте листву зеленую, свежесть ветра и ласку солнца,

Нарисуйте звон мошкары, что в горячей листве резвится.

И ждите, ждите затем, чтобы запела птица.

Если она не поет - это плохая примета,

Это значит, что Ваша картина совсем никуда не годится.

Но если птица поет - это хороший признак,

Признак, что Вашей картиной можете Вы гордиться,

И можете Вашу подпись поставить в углу картины,

Вырвав для этой цели перо у поющей птицы.

 

Даже в переводе что-то есть! ​​ Чарует само движение идей.

 

Иллюзион. Киновед в своем рассказе упоминает Трюффо и ​​ его ​​ фильм «Две англичанки и „Континент“.  ​​​​ Les Deux Anglaises Et Le Continent».

 

29  ​​ ​​​​ Дмитрий Веневитинов

Новый год

 

Друзья! Настал и Новый год!

Забудьте старые печали,

И скорби дни, и дни забот,

И всё, чем радость убивали;

Но не забудьте ясных дней,

Забав, веселий легкокрылых,

Златых часов, для сердца милых,

И старых, искренних друзей.

Живите новым в Новый год,

Покиньте старые мечтанья

И всё, что счастья не даёт,

А лишь одни родит желанья!

По-прежнему в год новый сей

Любите шутки, игры, радость

И старых искренних друзей.

Друзья! Встречайте Новый год

В кругу родных, среди свободы.

Пусть он для вас, друзья, течёт,

Как детства счастливые годы!

 

Столько начитал Вознесенского, а моего ничего не нашел.

Так трудно любить ​​ современника.

Или еще понравится?

Когда же?

Лет через двадцать?

 

30  ​​​​ Главные впечатления этого года – не только от книг, но и от кино.

Посмотрел сразу много короткометражек Чаплина.

 

Большое театральное впечатление года.

Спектакль  ​​​​ Петра Наумовича Фоменко.

Ленинградский театр комедии.

«Троянской войны не будет»  ​​​​ Ж. Жироду.

Что это?

Эксперимент?

Жанр трагического гротеска?

- Я люблю тереть о себя мужчин как большие куски мыла, - говорит Антонова в роли прекрасной Елены.

 

31  ​​ ​​​​ Может, это был самый счастливый год в моей жизни?

Я «встретил любовь»: принято говорить именно так.

А разве все эти фильмы не потрясли, не изменили меня?

Я стал совсем другим – и уже догадываюсь об этом.

Иной день целиком проводил в «Иллюзионе» - такая замечательная у меня юность!!

 

Но художественное сильнейшее впечатление года?

«Звездная ночь» Ван Гога.

Это живопись.

 

А фильмы?

Их слишком много.

Но больше всех – Антониони.

Страшное, но и утешительное потрясение.

Он так много рассказал мне - обо мне самом.