Пинские Александр Николаевич и Елена Васильевна.

Свиридовы Татьяна Олеговна и Николай Осипович.

Старцев Алексей Петрович и Никонова Вера.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ ОРФЕЙ ​​ И ​​ ЭВРИДИКА

(Вариант ​​ «Эвридики»)

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Первая часть

Старцев поднимает бокал и лукаво спрашивает:

-А вы за меня не выпьете, Эльвира Васильевна?

Весь его вид излучал благополучие и уверенность в себе, лысина приятно, до торжественности, блестела.

-Она что, обязана пить за ваше здоровье? – вмешалась Таня.

Она понимала, что она одна из всех присутствующих может говорить то, что думает. Назначение Алексея Петровича Старцева в их театр главрежем означало большие неприятности и для неё, но не в её характере было идти на прямой конфликт.

Эльвира дома.

-Ты сегодня позднее обычного. Неприятности?

-Да, Сашка. Ты ужинал?

-Нет, - признался он. – Почему-то ждал тебя. Ты ещё сыграешь в театре «Эвридику» до гастролей?

-Вряд ли, - горько усмехнулась она.

-Что?

-«Эльвира Васильевна, в этот месяц вам нет работы. Готовьтесь к гастролям».

Сашка, ты представляешь?! Это просто скотина. Он мог бы пробить мне хотя бы один спектакль: свободных сцен по Москве полно! Он меня высадит из театра, это точно.

Перед сном, в ванной, она внимательно разглядывала своё лицо. Волосы были едва тронуты сединой и казались очень молодыми. Пышная, золотистая копна.

-Мне ​​ кажется, ты зря её так расчехвостил, - Вера по-приятельски взяла его под руку.

-Мне эта Эльвирка, знаешь, где! – Старцев поморщился. – Что она о себе думает? Я вообще хочу, чтоб Эвридику играла ты.

-Где тут проблема, Алёшенька? Будем играть с ней на пару. И потом, Кольку лучше не трогать.

-Ты думаешь, он обидится, если сниму её с роли?! Да он будет только рад.

Не прошло и месяца, как Эльвира Васильевна встретилась со Старцевым уже в Питере, на сцене, во время гастролей. Пьеса «Орфей и Эвридика», в которой главную роль играла Эльвира, имела успех, но Старцев многозначительно молчал. Молчала и его продолжающая блестеть лысина. Эльвира, работающая в театре уже тридцать лет, хорошо понимала, что значит это молчание.

Стоя за кулисами, у авансцены, Лена слушала неостывающие аплодисменты, но не решалась ещё раз выйти к публике: уже через полчаса здание сдавалось под другое мероприятие, и задержка грозила большой неустойкой.

-Эльвира Васильевна! А я как раз вас искал, - к ней подошёл главреж. - Для серьёзного разговора.

Она покраснела от злости, но всё-таки нашла силы улыбнуться:

-Я здесь, Алексей Петрович. Где мне ещё быть? Вы опять со своими нотациями?

-Леночка, это не нотации, это просто просьба. Вы играете не совсем то, что мне нужно. Если вы хотите остаться в театре, вы должны измениться: ваше понимание роли меня не устраивает.

-Это уже будет не моя Эвридика! Я могу играть Эвридику только так, как я её понимаю. И никак иначе. Мне же хлопают! Или вы не слышите? Я уже три года в этом театре играю Эвридику - и всегда аншлаг.

-Понятно! Вы – звезда, а я только пришёл. И я вам не нравлюсь, - иронично улыбался Старцев.

-Алексей Петрович, это не может быть целью моей жизни: понравиться вам. Во что бы то ни стало.

-Даже так! Я всё-таки надеюсь вам понравиться.

Подошла Вера, артистка, появившаяся в театре вместе со Старцевым, и шутливо заметила:

-Я всё смотрю на вас и смотрю - и уже начинаю ревновать. У вас какой-то горячий спор, правда ведь? Алёшечка, ты чего пристал к женщине? Смотри, я заревную.

Она шла домой в полном изнеможении: опять борьба! Несмотря на то, что спектакль делал сборы, он вечно кому-то не нравился, его приходилось отстаивать.

-Саша! - крикнула она мужу. - Ты где? - И, не дождавшись его появления, устало выдохнула: - Старцев изгоняет меня из театра.

- Да ты что!? С чего ты взяла? Я как раз думал об этом. - Александр Николаевич

подошёл к жене. - И у меня чёрт знает что.

-И у тебя, Сашка? А что может быть у тебя-то? Репетиции идут уже месяц, все уверены, что всё хорошо.

-Вот, вот! Может, ты знаешь, что ​​ с ней такое, раз ты - знаешь её мужа? Пинский слишком хорошо ​​ знал, что муж Свиридовой был любовником его жены, но постарался сделать вид, что забыл об этом.

-Я!? Саша, почему я должна знать такие вещи? Я ничего не знаю. - И она изменила тему: - Что сделать, чтоб Старцев от меня отстал. Взъелся и пилит. Вот что делают в таких случаях? Как ты думаешь?

-Может, его любовница хочет играть эту роль? - спросил Пинский. - Да что ты стоишь? Садись. Хоть чаю попьём. Уже час ночи! Кстати, - он неумно вернулся к старой теме, - Свиридов – твой друг детства, так ведь? Я почему спрашиваю? Если Таня не переломит себя, мне придётся ему звонить и откровенно говорить с ним о его жене. Это нормально, как ты думаешь?

Он посмотрел в зеркало и нахмурился, увидев своё уставшее, постаревшее лицо.

-Или лучше с ним встретиться?

-Отстань, - спокойно и твёрдо попросила она. - А что там с Таней?

-Она не может репетировать. Я думаю, лучше б было просто с ним встретиться, - растерянно пробормотал он. - Вот что хочешь, то и делай.

-Не буду, ладно, - он послушно кивнул головой. - Когда ты в следующий раз играешь Эвридику?

-В декабре, - ей очень хотелось расспросить о Тане, но на боялась всего, связанного с ней.

Она и минуты не верила, что Таня справится с ролью

-Через три месяца! Тогда, Ленуля, просто подожди; может, отстанет.

-Нет, не отстанет. Он уже третий раз ко мне придирается. Он репетирует новую пьесу с понедельника. Я в главный состав опять не попала. Я три года играю Эвридику, только её, и, наконец, могу надеяться на ещё какие-то роли. Я совсем чужая в моём театре! Они что, сговорились съесть меня?

-Леночка, успокойся! Ты всё равно Эвридика.

-Для кого?

-Для меня.

-Мне этого мало, Саша. Мало.

-Мне это тоже неприятно, - объяснил он. - Ты же знаешь. Я ставил эту пьесу в пяти театрах; правда, из московских только в двух. Она идёт! На трёх сценах идёт, и я живу этим. А ты - моя первая, единственная Эвридика и на сцене, и в жизни. Представь, как мне это неприятно!

-Хватит! Я жрать хочу, как волк.

-Не груби, Леночка: у тебя всё равно не получается.

Ему, Свиридову Николаю Осиповичу, каждое утро приходилось воевать со своей женой. Она работала в том же театре, где он был главным администратором, и жена-актриса только и делала, по его мнению, что усложняла его работу.

-Таня! Вставай.

-Репетиция в 11.

-Если ты сейчас не встанешь, ты опоздаешь. - Он смотрел на жену, как на напроказничавшую школьницу. - Если тебя вообще что-то может спасти, то только работа.

-Ну, что ты злишься, Колик? Ты мог бы меня спасти, а ты только изводишь меня своим пилежом. Хватит, а? Я ведь умру. Мне ведь не выдержать такого.

-Спасти тебя? Но я только и делаю, что тебя спасаю.

-А ты не спрашивал себя, почему я стала такой? Ты три года жил с этой Леной, жил открыто! Ведь это ты раздавил меня.

-Слушай, можно без пафоса. Эта роль - твой последний шанс. Последний! Всё. Если я сейчас уйду, ты побежишь за шприцем, уколешься - и прощай репетиция. Через месяц спектакль должен выйти. Через месяц! Иди и вкалывай. Это всё, что тебя спасёт, наркоманка.

-Зачем ты, Коля? Это жестоко.

-С тобой нельзя по-хорошему. Надо, в конце концов, уважать Александра Николаевича! Я ведь ему не говорил, что ты такое на самом деле. Почему я пригласил этого Пинского? Только ради тебя. А так он мне неприятен.

-Это муж твоей любовницы!

-О чём ты говоришь! Я не видел эту женщину три года и уже не увижу никогда! Это забыто! - кричал он. - Забыто!! Я пережил свою глупость и больше к ней не возвращаюсь. И ты давай так же! Неужели ты не понимаешь, что на кон поставлена твоя репутация? Если спектакль не выйдет, это же конец! Тебе не удержаться в театре.

-Ишь какой высоконравственный. Прямо, не муж, а воспитатель. Хочешь спасти мою душу? Поздно, Коленька. Поздно.

-Ты работаешь в учреждении и обязана подчиняться его правилам. Я женился на нормальном человеке, а кем ты стала?

-Ты меня сделал такой! Ты, холодная, бесчувственная скотина! - говорила она спокойно и строго. - Это ты меня довёл до того, что я чуть с собой не покончила!

-Прекрати, Таня! Я не мог думать, что ты ребёнка не родишь, а станешь наркоманкой.

-А! Так я тебя недостойна! Ты такой честный и правильный, а я курва. Да ты меня просто раздавил! И ты, и весь твой театр, эта свора интриганов! И вот в таком болоте я репетирую Эвридику!

-Танечка, ты не интригуешь только потому, что у тебя есть такая возможность: твой муж - администратор. А то б тебе пришлось, как всем, интриговать и идти на всё, чтоб получить роль. Ты её получила, потому что моя жена, - так работай.

-Танечка! Спасибо, что пришла. Как самочувствие?

-Сашка, да, вроде, ничего. Я вдруг представила, что меня нет - и мне не стало от этого больно.

Да? - он попытался перевести всё в шутку. - Это рабочие мысли. Мысли Эвридики. С такими мыслями можно начать работу.

-Не хочу. Это не моё призвание - быть Эвридикой. Как и не призвание твоей жены.

-Тебе обязательно надо упоминать мою жену? - он сразу почувствовал это навязываемое соперничество и разозлился. - «Да что это она? - подумал он. - Репетировать не хочет, а счёты сводит». - И он решил изменить тему:

-Ты часто думаешь о смерти?

-Всегда, - не задумываясь, ответила она. - Это, похоже, всё, что меня занимает. Мне чудится, день меркнет, я ухожу куда-то далеко, а ты меня зовёшь. Ты когда-нибудь чувствовал это: когда умираешь из мгновения в мгновение - и всё не умрёшь?

-Неплохо! - он изобразил восхищение, хоть на самом деле был только доволен, что Татьяна Олеговна настраивается на работу. - Ты входишь в роль! Этого, правда, нет в пьесе, но ты можешь это играть.

-Я вхожу в Смерть, - в трансе, будто объятая невидимым пламенем, прошептала она.

-Да не в Смерть, а в Роль, - ласково поправил он. - Это и есть работа. Ты сейчас - как пророчица. Неотразимая баба!

-Так я - Кассандра? - наконец-то улыбнулась она.

-Конечно, - весело подтвердил Александр Николаевич.

-Так вот, что я тебе скажу, Сашик: тебя ждёт семейный тарарам: она уйдёт к другому.

-Хватит! - одёрнул он. - Ты что-то агрессивна сегодня. Не выходи из роли, не становись стервой, оставайся Кассандрой.

-Ты не представляешь, как он её хочет.

-Ты о чём, Таня?

-Мой муж - твою жену.

-Хватит! - заорал он. - Хватит! Мне больно.

-Но почему? - искренне удивилась она. - Помнишь, какой они роман закатили три года назад? Казалось, уже приехали: я чуть с ума не сошла, стала курить травку, ты тоже бесновался. Самое интересное, не сговариваясь, мы действовали в унисон. Вот он, инстинкт! И мы их вернули. А теперь этот вулкан опять заработал. Почему, я не знаю.

-Да, - подтвердил он. Он не знал, смеяться ему или плакать. Его мучила боль ревности, но он не решался сказать об этом. Он смотрел на неё ​​ потемневшими, влажными глазами и не смог вымолвить ни слова. Наконец, он выдавил:

-Поразительно. У нас даже не дружеские, не рабочие, а просто семейные разборки. Мы не живём, а всё играем нашу пьесу «Орфей и Эвридика». Вот что хорошо, - с увлечением продолжал он, - мы не целуемся, а впечатление страсти. За твоими словами - любовь: ты любишь меня, Орфея. Вот и играй это дальше! Пока получается очень хорошо. Но ты уверена, что и на сцене сумеешь вот так сыграть в партнёра? Вот так наберёшься духу и - лети! И пусть ты лгала! И на сцене ври, отклоняйся от текста, но так, чтоб Орфей всегда чувствовал, куда ты летишь. Не потеряй партнёра в своих фантазиях!

-Да какие фантазии, Саша! Всё, что о тебе - верно.

-Да? - усмехнулся он. - Возможно. А ты подумай, кому нужна эта правда вне сцены. Если эта правда помогает тебе быть на сцене, пожалуйста! Чего закручинилась?

-Ты только врёшь! - ответила она, по-детски насупившись.

-Я? - Он посмотрел на неё и рассмеялся. - Пожалуй, что да. Но я лгу не из привычки лгать, а просто, сейчас это часть моей работы. Ты младше меня на двадцать лет, и ты не чувствуешь, как это много. Первый спектакль я поставил в 23, двадцать семь лет назад. Тогда все лгали, но как раз ложь всех объединяла. Надо было поступиться частью своей чувствительности и лгать по предложенным правилам.

-Так уж нужна эта общность? Людей сбивают в стадо, как скотов.

-Танечка, свято место пусто не бывает! Что теперь объединяет людей? Страх перед террористами или каким-нибудь наводнением! Я потому и ставлю «Орфея», что в пьесе есть образ, который мог бы спасти многих: Эвридика. Почему, ты думаешь, на пьесу прёт публика? Они чувствуют это! Ты должна играть светлый образ. Конечно, и Эвридика - современная женщина, она разделяет все наши кошмары, но в этом ужасе она остаётся светлой!

-Ты ​​ хочешь сказать, я тебе нравлюсь только как образ? Да не ври.

-Это так! Это так, Танечка.

-Так ты меня не любишь?

-Я люблю тебя только по работе: в той мере, как это нужно для роли. Извини, я вообще не могу тебя всерьёз воспринять! Как человек с такими слабостями вообще работает в театре!

-Но сначала тебе эта слабость понравилась! Почему ты меня унижаешь? Потому, что мы были близки? Я была твоей, а теперь не нужна.

-Хватит тебе, хватит, хватит! - опять разозлился он. - Начинаем репетицию.

-Какой строгий! Орфея ещё нет.

-Я могу за него.

-У тебя не получается, ты не умеешь! Любовником - да, но не Орфеем!

-Таня, это на самом деле унизительно. Во что ты превращаешь репетиции?

Мы в постели или не сцене? Я тебе, что, первый встречный забулдыга? Ты - не актриса, а просто наркоманка. Или ты будешь репетировать, или я говорю мужу, что спектакль висит на волоске.

-За что? - закричала она, и он услышал слёзы в её голосе. - Ты просто раздавил меня, Сашка! Зачем тебе это?

-Иначе ты не начнёшь работать.

-Хорошо. Где я? - она казалась очень спокойной.

-Ты выходишь из ада. Смерть ещё не тронула твои черты. Ты красива, и красота сияющая, женственная, огромная.

-Это я? - засмеялась она. - Я всегда была замухрышкой.

-Неправда. Ты б не стала женой такого человека, как Коля, будь ты на самом деле некрасива. Главное, найди в себе это ощущение красоты и сыграй. Главное, не бойся усилий, работай!

-Опять ты за своё! Дрессировщик, а не режиссёр. Что ты меня гоняешь, как лошадь? Мне надо в туалет.

-Э, нет! - он проворно схватил её сумочку.

-Сашик, я должна уколоться, иначе я не могу работать, - умоляюще промолвила она.

Он смотрел с ужасом в это красивое, застывшее лицо. Ещё месяц назад она казалась ему очень красивой, а теперь он её ненавидел.

-Я так не могу. Ты понимаешь это или нет? Я не твой врач, я только режиссёр. Будто ты сама не знаешь, что на этом репетиция может кончиться! Так было уже четыре раза. Ты ведь много работала в том месяце, а тут что на тебя нашло? Как бы тебе ни было, ты должна превозмочь себя. Иначе спектакль пропал. Что ты молчишь? - он видел слёзы в её глазах и злился, потому что чувствовал, что тает. - Меня обманули! Да, я год сидел без работы и без денег, я был готов на всё, только б работать, - да ведь получилось из огня в полымя. Что с нами делает время! Тебя оно превратило в наркоманку, а я вот стал собакой: сижу и жду, кто кость бросит. Я ведь много работал! А теперь жду годами, чтоб кость на лету поймать!

-Я всё сделала, чтоб ты получил эту работу, всё! - она сжала кулачки, и это неожиданно рассмешило Пинского. Он разглядывал её злость и едва сдерживал улыбку. - ​​ Мой муж не желает тебе добра, я его еле уговорила.

-Танечка, хорошо, что репетиция превращается в исповедь, - он, наконец, решился улыбнуться, - но надо, чтоб эта сердечность работала. Вспомни, пожалуйста, текст и начинай. Итак, мы выходим из ада. Идём.

-Хорошо, Саша. Идём. Обними меня. Почему Колька женился на мне? Я не понимаю. Он ведь любит твою жену, только её. Зачем он раздавил меня? И сейчас мне изменяет. - И тут она рассмеялась: - Но ведь и я ему изменяю, правда? - И она весело подтолкнула его. - Я ведь тоже работаю, ты не подумай! Если я считаю, что для роли лучше с кем-нибудь переспать, я это делаю.

-Вот видишь! Все мы играем друг с другом, как кошки с мышками, а потом удивляемся, почему наша жизнь так тяжела. Но и без этой игры мы жить тоже не можем! Так будь взрослой! - он нагнулся и нежно её поцеловал. - Раз ты умеешь играть в жизни, так и на сцене это тоже получится!

-Я так и делала! Пока не поняла, что он меня не любит. А теперь у меня такие приступы отчаяния, что, боюсь, не справлюсь с ними. Я хочу тебя.

-А я тебя нет, - твёрдо отрезал он. -  ​​​​ Репетируй.

-Да что с тобой? С кем же ещё мне это делать? Ведь это очень помогает работе. Я обещаю: это поможет!

Но он оставался неумолим:

-Делай это с мужем.

-С кем угодно, только не с ним.

В полдень зазвонил телефон - и это было так неожиданно (по штатному расписанию ей полагалось в это время быть на репетиции), что Елена Васильевна даже вздрогнула. Она ​​ судорожно улыбнулась, взяла трубку и с любопытством спросила:

-Вам кого?

-Лена, это ты?

Она услышала знакомый голос, рванулась было бросить трубку, но не смогла.

-Коля, это ты? - наконец, спросила она, чувствуя, что её молчание неприлично затягивается. - Ты мужу звонишь? Он на репетиции.

-Я знаю, что он на репетиции, - твёрдо сказал знакомый голос самоуверенного, спокойного мужчины. - Я звоню тебе.

-Ты что-то хочешь сказать? - спросила Елена Васильевна.

-Я люблю тебя.

-Коля, ты долго думал? - со злостью спросила она. - Мы ведь всё похоронили, всё! Может, хватит? У тебя жена, у меня муж. Коля, пожалуйста, не звони мне больше.

-Почему!? Я ведь знаю: ты любишь меня. Я так и не понял, почему ты меня бросила, но эти три года во мне ничего не изменили. Я вернулся к жене, пытался забыть тебя - не могу. Не могу. Неужели ты меня забыла? Никогда не поверю в это.

-Но я на самом деле другая! Роль Эвридики совершенно изменила меня. Я вдруг почувствовала себя актрисой, совершенно независимой, способной жить ролью, способной найти себя в искусстве.

-Хоть бы ты не говорила об этой роли! - усмехнулся он. - Тебя потому Старцев и гонит из театра, что ты играешь больше верную жену, чем ту Эвридику, что в тексте пьесы. Ты играешь «с душой» - это и не нравится Алексею Петровичу. Ты играешь то, о чём ты мечтаешь, играешь какие-то свои сны, а надо следовать тексту!

-Коля, это он тебя просил позвонить? - с тревогой произнесла она. - Скажи, он? Да?

-Нет, Ленка, он не просил об этом, но я-то знаю ситуацию в вашем театре. Он хочет, чтоб ты только работала, а не несла в роль того, чего в ней нет.

-Разве не всё решает успех у публики? Разве мне не хлопают? Разве я не работаю? - со слезами в голосе сказала она. - Что вам нужно, мужичьё проклятое? Он просто притащил в театр свою любовницу, и она хочет играть эту роль - вот и всё! Отстаньте от меня, идиоты! Что вы понимаете в искусстве? Кто вам дал право судить?

-Ленка, да что ж ты такая глупая! Ну, не меняться же всему миру ради тебя? Ну, не вписываешься ты в его понимание театра! Кстати, Вера Никанорова сменила три театра, хоть и молоденькая. Тут бабы не при чём. Твой Сашка потому и сидит без работы, что ставит только отсебятину. Это сходило ему с рук лет пятнадцать назад, при советской власти, когда критерии были занижены, а теперь требуют только работы, признают только её! Ты всё-таки не в частной антрепризе, а в государственном театре! Я и хочу тебе предложить что-то своё.

-Что, Коленька, что ты хочешь предложить?

-Я составил команду под Эвридику. Это надо обсудить - и не по телефону, как ты понимаешь. Но есть и ещё проблемы, и они касаются всех нас: всех четверых: и Таньки, и Саши, и нас с тобой. Поэтому нам надо встретиться втроём, без Тани. ​​ Ты помнишь наше место в «Яре»?

-Ты приглашаешь меня в ресторан?

-И тебя, и Сашу. Где нам ещё встретиться, Лена? Там с часу до трёх бизнесланч, совсем недорого. Сейчас полдвенадцатого, а ты будь там в два, хорошо?

-Коля, о чём мы будем говорить?

-Леночка, есть, о чём, поверь мне. У меня жуткие проблемы с женой. Я сейчас еду в театр, а потом в «Яр».

Саша пришёл с работы неожиданно рано, и она испуганно спросила:

-Что стряслось?

-Почему что-то должно случиться? - меланхолично ответил Александр Николаевич, но по тону его голоса было легко догадаться, что у него большие неприятности.

Он посмотрел на жену и мрачно сказал:

-Пришлось остановить репетицию: Тане стало плохо. Я этого Кольку, твоего «друга», просто придушил бы. Повесил на меня жену - наркоманку. Чуть не при мне колется. То вешается на шею, то в обморок грохнется. Осточертело! Таня - это такой чудовищный сплав романтизма и распутства, - ты себе не представляешь! Мне пришлось самому отвезти её домой. Хорошо, её мужа не было дома.

-Вешается на шею? Тут что-то новое.

-Она меня достала своими разговорами о любви.

-Надо же! Я ревную. Но хоть что-то в ней от Эвридики есть?

-Что-то есть, но я уже не верю, что смогу это вытащить. У неё бывают прозрения - и тогда ​​ она точно попадает в роль, - но это так редко! Я уже и не верю, что её можно натаскать на образ: ей не дотянуть физически. Вообще, она способна воспринимать мои идеи.

-Коля обо всём этом знает.

-Откуда, Леночка?

-Слушай, но он же не дурак. Он мне звонил, назначил нам обоим свидание в «Яре» по этому поводу. Так что вместе будем думать, как выбраться из этой ситуации. Разве я ​​ не предупреждала, что так будет?

-Ты звонила Коле и раньше? - строго спросил Саша.

-нет, конечно. Просто я и так знаю, что происходит. Ну, ты представь: я увидела Колю, когда мне было 12 лет. Это 20 лет назад! Он стал ухаживать уже тогда. Я была у него самая первая. Мальчик встретил девочку.

-Но три года назад ты к нему вернулась! Почему? Я чуть не сошёл с ума, и Таня едва пережила это. Как это может быть? Ты утром мне говоришь, что любишь меня, а вечером убегаешь к нему! Ведь это неприлично, Леночка.

-Я не верила в тебя до этой большой роли. Не верила. А сейчас, - она умоляюще сложила ладони, - ты должен меня защитить от Старцева. Как ты это сделаешь, мне всё равно. Мне надо, чтоб меня защитили от этого монстра.

-Мне что, его пристрелить? - шутливо спросил Пинский.

-Не знаю. Я не смогу жить без этой роли. Я просто сдохну, Саша. - Она посмотрела на часы. - Надо идти в ресторан.

Когда ​​ Свиридов вернулся домой, Таня курила, лёжа на диване.

-Что случилось? - строго спросил он. - Ты давно здесь?

-Да. Лежу и курю, - она насмешливо поддела мужа. Ей и в голову не пришло сказать правду: что её привёз с репетиции Пинский, что она сама не смогла бы добраться до дома.

Но Николай Осипович и так догадался:

-Опять?

-Да, - серьёзно подтвердила она. - Прогнали три сцены, а потом я попросила отвезти меня домой.

-Справишься с ролью?

-Коленька, думаю, что справлюсь. - И она насмешливо спросила: - Почему глаза горят? Опять за старое, что ли? - И она потребовала: - Говори: ты ведь позвонил ей!

-С чего ты взяла! - отмахнулся он. Он почувствовал, что солгал убедительно, и приятно улыбнулся жене.

-Тогда скажи, что любишь. Мне это будет приятно.

-Татьяна Олеговна! Вы мне изменяете, с кем попало, и последний раз - с Пинским. Так что не стоит требовать от меня признаний в любви.

-А ты соври. Чтобы сделать мне приятное.

-Ты изменяла мне с Пинским? Скажи прямо.

-Нет. Он первый, кто устоял передо мной. Представляешь, какой удар по моему самолюбию!

-Так у вас ничего не было?

-Ничего, - подтвердила Таня. - Ничего. И не могло быть: он меня не выносит. И причину ты можешь сам угадать: работаю плохо. Так уж он устроен: больше артист, чем мужчина. Если б он полюбил меня в роли, как Эвридику, то не устоял бы, а так куда мне до его жены, настоящей Эвридики! Вот что значит верность образу! Она оборачивается верностью собственной жене! Видно, иначе и нельзя быть верным! Вот почему ты мне постоянно изменяешь.

-Слушай, не разгоняй себя до депрессии. Мне надо бежать в театр.

-Скоро придёшь, Колька?

-Скоро. Пока.

-Ты себе не представляешь, как я боюсь повторений, - сказал Пинский. - Вот я чувствую, что ты злишься - и я боюсь.

-Чего? - спросила Лена.

​​ Бизнес-ланч на самом деле оказался недорогим. Они уже доедали суп, а Колька так и не появился.

-Помнишь, как четыре года назад был такой же день, ты чего-то всё злилась, а вечером удрала к Кольке. Неужели ты его любишь? Никогда не поверю. Ну, де- лает деньги - и что? Кто их не делает?

-Некоторые не делают, - намекнула Елена Васильевна. - Некоторые.

-На что ты намекаешь? - обиделся он. - Что я бедный и не могу тебе купить шубу за десять тысяч? Так у тебя и за четыре неплохая. Ты выглядишь шикарно. С годами ты всё больше меня соблазняешь.

-Как ты сказал? - улыбнулась она. - Я всё красивее и красивее? Это очень при-ятно услышать. У меня тоже бывают приступы любви к тебе. Представляешь, как хорошо было бы иметь мобильники и постоянно перезваниваться? Жаль, мы не можем себе позволить даже этого. И что не идёт Колька? Мы никогда не встречались втроём. Мне вообще эта встреча неприятна.

-Дай слово, - прошептал он, - что у вас опять всё не начнётся!

-Сашечка, это отгорело на сто лет вперёд. Это было моё детство, и оно не вернётся. Я не хочу, чтоб оно вернулось.

-Спасибо, - серьёзно поблагодарил он. - Знаешь, почему ты стала Эвридикой для всех? Потому что ты стала ею для меня. После этой роли я понял, что ты хорошая актриса и что любишь меня. Трудно, но любишь. Во мне разом что-то сдвинулось, я тебе опять поверил. У меня опять ощущение, - он внимательно посмотрел на жену, - что с нами происходит что-то важное, а мы не знаем, что. Решаются наши судьбы, а мы сидим, сложа руки. Меня очень поразил разговор с Таней: она уверена, нас ждут большие потрясения. Почему она так думает? Не понимаю. На что мне остаётся надеяться? Только на то, что Эвридика опять придёт и спасёт меня, как это было три года назад. Я уже не надеялся тебя вернуть.

-И я репетировала с лёгкостью, которой больше не было. Удивительная пьеса. Почему она названа «Орфей», а не «Орфей и Эвридика», почему не «Эвридика», наконец? Мне легко дались немые места, особенно этот длиннющий, чуть не балетный проход, когда она поднимается из ада. В нём такая тревога, что не могу её забыть. Кажется, эта сцена затянулась на всю мою жизнь.

-Да, да! - подхватил Саша. - Ты помнишь, почему она тревожится? Она в душе уже изменила Орфею, но ещё не знает об этом.

-Да? - с удивлением спросила Лена. - ​​ Это нюанс я не заметила. Я просто играла его, не думаю, что тут может быть измена. Но мне не по себе: я боюсь, Старцев просто меня выживает. Я не знаю, куда деться. Наверно, надо довериться работе. Я ведь и пьесу не хотела репетировать - и успех сначала шокировал меня. Ты посмотри! - она показала в конец зала. - Никак, Колька? Вот злодей: на целый час опоздал.

-Привет! Извините. Я только из дома, - сказал подошедший Коля.

-Очень приятно, - Александр Николаевич приподнялся и подал руку. Николай Осипович поспешил её пожать.

-Колька, чего ты нас притащил? - Лена старалась говорить легко, с улыбкой. - Давай выкладывай, что там у тебя.

-Так вот сразу и начать? - Коля улыбался деланно. Он вообще очень старался выглядеть хорошо, хоть круги под глазами и грязный воротничок рубашки красноречиво говорили не только об особенностях его семейной жизни, но и его необычном волнении. Саша в первый раз видел его таким и предупредительно, сдержанно улыбался. - Дайте хоть отдышаться.

-Я даже готов подсказать тебе тему откровений. Чтобы тебе было легче начать, - сказал Саша.

-Валяй.

-Больная жена.

-Так и есть, - подтвердил Николай Осипович. - Собственно, у меня не было выбора: я дал Тане эту роль, чтобы спасти её. Не больше и не меньше. Конечно, ничего не получилось, и ты можешь сказать, ​​ что я тебя обманул. Я затеял всё это ради Таньки. Так что простите меня. И ты, Леночка, и ты, Саша. Она больше не может репетировать. Вчера мне это стало ясно до конца. Я был уверен, эта работа спасёт её! Я был уверен. Теперь ей надо уходить из профессии, - а куда? У неё нет денег таскаться по лечебницам, да и она - не та наркоманка, что вылечиваются. Она не будет лечиться. Я не решился сказать о её болезни. Простите. Я б не хотел, чтоб об этом знали в театре. Конечно, там и так знают, но вас я прошу: держите нейтралитет, вы хоть не боритесь со мной.

Лена остановила его затянувшийся монолог:

-Коленька, а что с ней теперь? Она дома?

-Да. Я надеюсь, что она дома. Надо позвонить. - ​​ Он быстро набрал номер по мобильному телефону. - Нет. Неужели унесло? - Он не выдержал и вскрикнул: - Ну, куда её носит в таком состоянии?

-Может, ей не дойти до телефона? - осторожно спросила Лена.

-Мобильник у неё всегда под боком, - ответил Коля. - Саша, простите, я вас впутал в мои дела. Но я на самом деле не знаю, что делать. Просто не знаю. Можно тут хоть что-то подправить? - и он умоляюще посмотрел на друзей: - Знаете, о чём я вас обоих прошу? Мне сейчас страшно. Может быть, первый раз в жизни. Пожалуйста, съездим ко мне домой, поговорим с Таней. Может, хоть что-то ещё можно уладить?

-Поехали, - Александр Николаевич встал.

Они добрались в полчаса.

-Смотри, окно открыто. Это она делает редко.

-Где окно? - спросила Лена.

-На шестом этаже. Рядом с жёлтым балконом.

Когда они один за одним вошли в комнату, то увидели Таню. Она лежала неподвижно с журналом в руках.

-Мне страшно, - растерянно пролепетал Коля.

-Слушай, Сашка, - сказала Елена Васильевна мужу, - я тебя прошу: дай мне помочь ему. Ты сам видишь, что с ним.

-Ты приедешь вечером? - спросил Саша.

-Да.

 ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​ ​​​​ Вторая часть

-Когда же они заявятся? - спросил Коля.

-Не всё равно? Придут - так придут, - ответила Лена.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись.

-Всё здорово, да? - спросил Николай Осипович.

-Конечно, - ответила Елена Васильевна.

Раздался звонок в дверь. Коля открыл. На пороге стояли Старцев Алексей Петрович и Вера Никонова.

-Явились - не запылились. Привет, ребята! - ​​ крикнул Старцев. - Елена Васильевна, моё почтение. Колик, как ты?

-Всё хорошо, - за двоих ответил Коля.

-Мы угодили в пробку, - сказала Вера. - Кажется, уж такого кругаля дали! А всё равно не помогло.

-Ставь бутыль для дорогих гостей! - пошутил Старцев. - Коля, ты не представляешь, на что меня подбивает Верка! Пристала, как банный лист к одному месту. Вынь, да положь! Вера, давай сама свой дурацкий проект выкладывай. - И он серьёзно спросил Веру: - Может, передумала?

-Нет. Не передумала. - И Вера повернулась к Коле: - Я хочу играть Эвридику.

-Я ей говорю, что у неё ничего не получится, - уверял Старцев, - а она не верит.

Лавров захотелось, что ли? - И он спросил прямо: - Елена Васильевна, это вы ей в этой роли так понравились, что вот сама играть хочет.

-Почему ты думаешь, что у меня ничего не выйдет? - спросила Вера Старцева.

-На самом деле, почему? - улыбаясь, спросила Лена. Две женщины смотрели на Старцева, да так, что, чудится, читали его мысли.

-Я ​​ просто знаю тебя, - сказал он Вере. - Просто ​​ знаю. Но с другой стороны, я знаю и твоё упрямство. Ну, если ты такая, раз упёрлась рогом и нивкакую, то звони Пинскому. Больше никто не может ставить «Орфея». - Тут он ​​ виновато улыбнулся: - Простите, Елена Николаевна.

-Чего тут прощать? - вмешался Коля. - Дело житейское. Слушай, Ленка, да позвони ты ему, в конце-то концов! Вот ему и работа. А то сидит без денег. Алёша, как ты: согласен: он будет ставить с Верой в твоём театре?

-Где же ещё? - тяжело вздохнул Старцев. - Вот бабы! Неймётся вам. - И он повернулся к Лене: - Елена Васильевна, позвоните Пинскому. Пожалуйста. Меня Вера уже три месяца пилит. Да пусть она попробует, чего там! Конечно, ​​ я должен бы вас пригласить на эту роль, но пока не могу. Может, если опять выпустим «Орфея», вы опять вернётесь к нам в театр: только на эту роль. Может быть. Почему нет? Так вы позвоните Пинскому?

-Конечно, - ответила Лена. - Я прямо сейчас.

-Пожалуйста, - попросила Вера.

-Лена, да не звони ты ему, - вмешался Коля. - Давай я.

-Николай Осипович! Пожалуйста! - умоляюще попросила Вера. - Пусть позвонит она.

-Хорошо, хорошо! - Николай Осипович ​​ постарался улыбнуться.

-Коля, я не хочу ему звонить, ты же знаешь, - сказала Лена, - но тебя он просто и слушать не станет.

-Это точно! - вставил Старцев. - Увёл жену, да ещё насмехается! Давай, Леночка, ты.

Когда Лена пошла звонить в соседнюю комнату и прикрыла за собой дверь, Николай Осипович сказал:

-Ну, ребята, и кашу же вы завариваете! Не вышло б себе дороже! Зачем это вам? -Я хочу, - упрямо сказала Вера. - Я хочу.

-Да плюнь ты! - примиряюще сказал Старцев. - Бабы! Бабы есть бабы. Живут по своим законам, хоть им кол на голове теши. Лучше выпьем.

-Сашка, это ты?

-Кто звонит?

-Это я, Лена. Вера Никонова хочет, чтоб ты для неё поставил «Орфея» в их театре. Что там с тобой? Чего ты молчишь?

-Я не верю ни одному твоему слову. Ни одному.

-Но эта правда, Саша! Старцев и Вера пришли в гости. Вера потребовала, чтоб я тебе позвонила. Соглашайся! Всё-таки, деньги.

-Ты же знаешь, что дело не в деньгах! Леночка, ты же это хорошо знаешь! Этот скотина Старцев высадил тебя из театра, а я теперь должен ставить любимую пьесу для его любовницы! Ты же Эвридика, моя Эвридика! Как ты могла бросить меня? Ну, хорошо, даже если мы забудем это! Ты ушла опять к Коле, опять вернулась к этому грубому мужику, который всё, что умеет - это делать деньги. Ты ведь четыре месяца не выходила на сцену!

-Саша, я уже решила для себя: я - Эвридика в жизни. А на сцене - никогда. Никогда. Это ужасно, что я тебя бросила - я понимаю, - но я устала. Я просто устала.

-Но почему мы - жертвы, Лена? Почему нас только пинают? Да я её видел, эту Никонову! Соблазнительная мордашка, а играет плохо. Это было с самого начала ясно: она завидовала тебе. Она всё сделала, чтоб тебя съесть, а теперь хочет блистать сама.

-Ты преувеличиваешь, Сашка! Вряд ли она видела во мне соперницу. Скорее всего, я просто надоела Старцеву. Я тебя умоляю: переступи через свою неприязнь и работай. Это всё-таки работа!!

-Но я не хочу идти по трупам! Если приму предложение, оскорблю тебя!

-Нет, Саша! Иди и работай! Всё равно, какой ценой.

-Неужели ты веришь, я смогу хоть что-то сделать из этой развращённой девки?

-Саша, это девушка со способностями. То, что она живёт со Старцевым, что помогла выкурить меня из театра - это всё тебя не касается.

И он ответил после долгого молчания:

-Скажи этой сволочи, что я согласен.

Когда она вернулась в комнату, за столом сидел один Старцев.

-Где Коля? - на всякий случай улыбнувшись, спросила она.

-Курит с Веркой на кухне. Дозвонились?

-Да.

-Пусть приходит хоть завтра. Мне вся эта затея неприятна, но ради Верочки я готов расстараться. Только б вы, Елена Васильевна, опять не захотели к нам в театр! - Съехидничал он.

-Я? Я больше не буду работать в театре. Я хочу просто жить.

-Да? - удивлённо спросил Старцев. - Постараюсь поверить. У меня нет к вам неприязни; просто, я не понимаю, что вы делаете на сцене. А, может, кому-то это и понравится. Почему нет? Но не мне. Простите. Не мне.

Разговор становился тягостным, и Лена была рада появлению Веры.

-Саша просил сообщить ему время первой репетиции! Он будет рад работать с вами.

-Да? - обрадовалась Вера. - Алёша, я хочу начать прямо завтра. Чего затягивать? Тогда спектакль выпустим ещё до конца этого сезона.

-Ты можешь нам объяснить, Верка, чем тебе нравится пьеса? - спросил Старцев. - Объясни нам, дуракам, что ты ждёшь от пьесы. Тем более, тут есть готовая Эвридика, - он кивнул на Лену.

-Коля, иди сюда! - крикнула Никонова. - Хватит курить!

-Точно! - подтвердил Старцев. - Курить - здоровью вредить.

И Вера сказала всем и подходившему Коле:

-Почему люблю пьесу? Да мне нравятся эти мысли. Мне чудится, пьеса обо мне. И больше: я в жизни играю эту пьесу. Она обо всех нас. Неужели вы этого не видите?

-Чего? - спросил Старцев. - Что пьеса о нас? Да не о нас она, не о нас. Я даже, признаться, не понимаю, о чём она. Какие-то бабы с того света возвращаются! Чем это может быть похоже на нашу жизнь? Верка, да с чего ты взяла? Что за блажь?

-Фантазёрка! - рассмеялся Коля. - Попробуй, не полюби такую!

-А я согласна: пьеса о нас, - сказала Лена. - Мы уже давно её играем. Просто, кто-то понимает, что он - персонаж этой пьесы, а кто-то нет.

-Вот так вам! - торжествующе закричала Вера. - Глупые вы, мужики!

-Надо ж! Прямо, заговор, - сказал Старцев. Тут он показал на Лену и Веру: - Нашли, на чём сблизиться! В театре не переваривали друг друга, а тут заговорили, как подруги. Ну, бабы! Скучно с вами не бывает.

Саша сидел один в комнате. Он выключил свет и смотрел в окно. «Что же происходит? - думал он. - Почему все играют мной? Почему я позволил ещё раз удравшей от меня жене диктовать мне какие-то условия? Сколько унижений! Неужели нельзя иначе?» Он чувствовал, что кто-то сидит за его спиной, и это чувство так нежило и успокаивало его, что он боялся шелохнуться.

Просидел целый час, а когда включил свет, одиночество привычно сжало ему сердце. Попил чаю, причём бутербродики были с сёмгой - не помогло. «Что же со мной? Я нашёл работу, должен радоваться, а у самого слёзы на щёках». И опять он выключил свет и сел у ​​ окна. Тени, касавшиеся стекла, были лёгкими, он, казалось, чувствовал их прикосновение.

-Ты слышишь меня? - кто-то сказал ему в спину.

Он подумал, что говорит сам с собой, и, улыбаясь, ответил:

-Слышу.

-Я пришла к тебе.

-Кто ты? Лена?

После побега жены полгода назад (она не вернулась домой в тот день, когда умерла Таня), он всё ждал её возвращения. Именно этого он хотел, а не телефонного звонка. Он не мог себе объяснить, почему ждал именно её. Она уже три месяца не играла Эвридику и даже не работала ни в каком театре, просто превратившись в домашнюю хозяйку, он знал точно, той, его Эвридики, уже нет - и всё равно ждал её.

-Это не Лена. Послушай себя - и ты поймёшь, кто я.

-Мало того, что сижу без копейки, ещё и с ума схожу! - сказал он вслух самому себе.

-Я - Таня.

-Да? - неуверенно спросил он. - Зачем ты пришла? - Пинский старался верить, что за ним на самом деле Таня. - Ты же знаешь, я к тебе неравнодушен. Наверно, к кому-то другому ты б не заявилась с того света!

-Я схожу и к мужу, но это уже не так срочно. Он хотел моей смерти, но он не знает об этом. Как и ты никогда б себе не признался, что любишь меня.

-Таня, что за речи! Ты ведь, как-никак, умерла. Или ты не знаешь об этом? Раз уж пришла, скажи, зачем. Мне интересно. И кто ты теперь? Всё та же Таня или ещё кто-то? Что ты меня смущаешь? Я начинаю думать, что люблю тебя. Я не хочу так думать! Мне неприятно так думать!

-Саша, успокойся. Ты был так жесток со мной: всё требовал, чтоб я репетировала Эвридику, а когда я вернулась к тебе Эвридикой, даже не узнал меня. Да, я умерла, потому что все этого хотели. Все!

-Это я хотел твоей смерти?! Да ты что? Ты меня путаешь с мужем.

-Извини, - попросила она. - Я вернулась не сводить счёты.

-Во! Это самое интересное. Зачем ты вернулась, Танька?

-Я вернулась, потому что стала образом. Твоим любимым образом.

-Ишь ты! - без тени улыбки ответил он. - А ты вот мне ответь, почему образ выбрал тебя? Ты не можешь себе представить, как это интересно узнать мне, режиссёру. Твоему режиссёру.

-Этого я не знаю.

Утром Саша пришёл в репетиционный зальчик театра. Его встретила Вера:

-Здравствуйте, Александр Николаевич. - И улыбаясь, спросила: - Будем репетировать?

-Конечно, будем. Куда мы денемся, Вера Николаевна. Можно даже сразу перейти на «ты». Вера, ты говоришь всем своим видом: «Вот тебе шанс. Вкалывай!», - но мне ещё нужно время, чтобы поверить, что это шанс. На самом-то деле, я просто не очень понимаю, что происходит.

-Что тут понимать! - рассмеялась Вера. - Женщины постарались найти тебе работу. Я хочу быть Эвридикой - вот и всё.

-На чём же, по-твоему, строится эта роль?

-На моём желании её сыграть! Не будь меня, и ты бы никакую Эвридику не репетировал бы.

-Нет, нет и нет! Роль строится на единственности Эвридики, и это ещё вопрос, сумеешь ли ты «встроиться» в эту роль. Эвридика - одна и других не бывает.

-Саша, это твоя теория, не больше. У нас у всех в головах какие-то теории; когда мы начинаем работать, мы их чаще всего забываем. Ты не представляешь, что я сделала, чтобы получить эту роль! Ведь Алёшка вообще-то не любит, когда его о чём-то просят.

-«Алёшка» - это Старцев Алексей Петрович, как я понимаю?

-Да, Саша, это он. Очень приятно, что ты знаешь инициалы твоего благодетеля.

-Инициалы моего работодателя!

-Ну, можешь поязвить, если тебе от этого легче. Ни тебя, ни твою Лену он на дух не переносит. Так что я многого жду от работы с тобой. Я так прямо это тебе и говорю, потому что знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

-Значит, именно эта пьеса так тебя сразила, что ты готова уже начать репетиции?

-Мне кажется, театру нужен этот спектакль. Алёше так не кажется. Я не могу ему объяснить, что эта пьеса - о нашей любви. Я хочу увидеть нашу любовь со сцены, но хочу и показать её другим: чтоб не думали, что живу с ним из какого-то расчёта. А почему ты? Потому что ты можешь ставить только эту пьесу. Всё прочее у тебя просто не получается. По большому счёту, это профнепригодность, но можно взглянуть на это и по-другому: ты ставишь пьесы только о том, что происходит с тобой.

-Может, всё, как ты говоришь, а может, и не так. Я ведь ставил десятки пьес, а сразу получилась только эта. И теперь мне не отделаться от чувства, что Эвридика ​​ живая и я уже должен подтверждать её существование моими постановками. У меня нет ни родителей, ни детей, ни жены - только она. Только этот образ. Это мой алтарь искусства. И представь себе, она приходит!

-Кто?

-Эвридика. Вчера проговорил с ней весь вечер. Сидим в темноте, говорим - и так хорошо!

-Да не поэтому хорошо! Нашёл работу - вот и хорошо! И давно бы нашёл, не будь твоя жена такой скандалисткой! Вот её идеал: пристроилась к Кольке - и никакой театр ей не нужен. Только Коля её получил, всем стало легче; возможно, и тебе.

-Хватит! - неожиданно даже для себя закричал он. - Хватит. Хватит, порочное создание! Ты сказала слишком много. Начинаем репетицию.

-Даже так! - разозлилась Вера в свою очередь. - Ты что себе позволяешь? Мне никто не говорил таких гадостей.

Когда Коля поздно вечером вернулся домой, его ждала рассерженная Лена:

-Почему так поздно? Ты не знаешь, что я жду тебя?

-Я ведь работаю! Или ты думаешь, я со свидания? Да что с тобой? И круги под глазами.

-Почему я ничего не делаю? Почему? Я полгода не выходила на сцену. Я так больше не могу.

-Почему ты не можешь? И куда тебе идти? Ты - моя жена, я тебя ​​ обеспечу. Мне было б неприятно, если б ты работала. Ты сама рассказываешь о твоей работе в театре: «сплошное унижение». Опять хочется в эту бучу?

-Да, унижение! Там унижение работой, а сейчас - бездельем. Что говорить об этом? Или ты устроишь мне антрепризу с этим спектаклем, или я от тебя уйду. Вот и думай.

-У меня есть деньги, но я не настолько богат, чтоб взяться за такое.

-Тебе придётся, Коленька, если ты хочешь меня удержать. И сейчас: я уезжаю к маме, а ты подумай.

-Что ты ждёшь от этой дурацкой пьесы? - закричал Старцев, когда Вера вернулась домой.

-Чего ты кричишь? Я устала. Он меня загонял. В жизни он кажется тряпкой, этот Саша, а меня загонял, как тиран.

-Ты ещё не понял, кто я?

-Я и не хочу понимать! - огрызнулся Николай Осипович. - Мне всё равно, кто. Уходи. - И он прошептал: - Да что ж это такое? То жена уходит, то этот кошмар.

-Ты посмотри на меня.

-Смотрю. - Он остановился и посмотрел себе в душу. - Соблазнительный бабец. Ты где: наяву или во сне? И чего тебе надо? Да кто ты!? Скажешь или нет?

-Я - Эвридика. Только образ. Со мной нельзя изменить и помешать я очень не смогу. Куда хуже то, что я всё о тебе знаю: и как ты любил Лену, а меня, твою Таню, не любил. Ты ведь всё сделал, чтоб Лену выперли из театра! Ты любишь Эвридик в жизни - и вот я пришла к тебе. Радуйся!

-Чему радоваться? Что я сумасшедший и меня посещают кошмары?

-Я не могу репетировать, не могу! - кричала она, сотрясая гримёрную.

-Здорово! Верка, это просто здорово! Поори ещё, - привычно провоцировал Старцев. ​​ - Это для меня подарок. Я сразу поверил, из этой авантюры ничего не выйдет. И вот!

-Это скандал! Как ты не понимаешь! Это скандал! - упрямо говорила она. - Алёша, что он обо мне подумает?

-Да какое нам дело? Чудесно, что ничего не вышло. Чудесно. Ты сейчас идёшь на репетицию, как ни в чём ни бывало. Я подхожу - и ты начинай выясняловку. А можешь начать сразу же, ещё до моего прихода.

Саша и Вера сидели на сцене.

-Я только день с тобой поработала - и больше не хочу.

-Чего ты не хочешь прежде всего? Ты хоть знаешь? - спросил Пинский.

-Всего! Ты видишь во мне только материал для каких-то там «своих» идей. Потом, я не хочу, чтоб тебя было так много в моей жизни. И вообще, сейчас придёт Алёша и всё объяснит.

-Алексей Петрович?! Он, что, здесь недалеко?

-Он идёт к нам, - сказала Вера.

-Точно! - восхитился Пинский. - Алексей Петрович, это вы ли?

Старцев уже поднимался на сцену:

-Да, это я. Здравствуйте, Александр Николаевич. Да ты что, Верка, никак репетировать не хочешь?

-Это не смешно, - Пинский равнодушно смотрел на сговорившуюся пару.

Пинский один на сцене. Сиди хоть два часа вот так и думай о том, что же произошло. Он не мог понять, унизили его или просто оскорбили; он только ждал, но чего, не мог понять. И ​​ опять ​​ он почувствовал, что она здесь.

-Зачем ты здесь? - спросил он.

-Я? - спросила Эвридика. - Я у себя дома.

-Больше тебе негде поселиться, кроме как на сцене?

-Конечно, негде, - просто ответила она. - Или на сцене, или в душе вот такого, как ты.

-Теперь уж мне ничего не остаётся, как поверить, что ты - Эвридика.

-Да уж поверь. Тем более, что я буду приходить к тебе гораздо реже. Ты придёшь домой и поймёшь, почему.

-Почему ты похожа на Таню?

-А ты не понял? Она на самом деле была Эвридикой по призванию, но её угробил несчастный брак.

-Почему ты пришла? Узнала, что сижу без работы и без денег - и пришла?

-Да. Тут уж без чуда было не обойтись. Какие чудеса могут быть для Кольки, если он зашибает деньгу на всём? Ты всё сделал, чтоб я жила - и вот, я живу. Ты можешь сказать, что любишь меня.

-Ты ведь и так знаешь об этом! - сказал Пинский.

-Я знаю, но мне всё равно приятно лишний раз услышать. Всё равно скажи! Всё равно!

-Я люблю тебя. - Он посмотрел ​​ в пустой зал и сказал: - Я столько раз говорил это Лене, моей Эвридике, а она ушла.

-Так ведь я - не Лена! Я не уйду. Но, пожалуйста, Саша: расскажи мне о любви. Я так люблю слушать об этом. Объясни мне, почему любишь.

-как объяснить то, на что ушла вся жизнь? Как мне её пересказать из мгновения в мгновение?

-Не сегодня.

Он сидел дома в полном одиночестве - и оно произошло. Звонок в дверь! Пинский открыл и увидел Лену:

-Привет. Это ты! А что скажет Коля?

-Я вернулась. Ты не рад? Я! Твоя Эвридика, твоя ​​ жена, твой друг. Прости меня.

-Я тебе что, подопытный кролик?

-Ты не понял! Я - Эвридика на самом деле. Коля организует антрепризу, а я в ней буду играть эту роль.

-Ты его уговорила?

-Нет. ​​ Я сказала: «Без антрепризы я от тебя уйду» - и он постарался. Саша, да что же такого произошло? Почему ты плачешь?

-Ты ещё раз убежала от меня?

-Да!? - переспросила она, словно б удивившись. - Но ведь я вернулась! Может, для того и убегала, чтоб вернуться! Я всё равно тебя люблю. Люблю моего слабенького, беззащитного дурачка, который всё, что может - это любить свои собственные фантазии. Но как же хорошо, что ты сумел ​​ меня дождаться!

-Ты любишь меня, Ленка, но ещё больше ты любишь меня мучить. Я больше так не могу. Я устал. Мне не вынести такой боли.

-Ради Эвридики ты можешь! ​​ Тебе больно, зато пьеса живёт. Прости, заинька, что тебе приходится играть Орфея в жизни, - но кому же, кроме тебя? Разве ты не хотел, чтоб пьеса жила, любой ценой жила? Вот я к тебе возвращаться именно так, как того требует текст - и что? Это-то тебя и злит!

-Значит, ты мне не изменила, а просто была Эвридикой?

-Точно!

-Как ни ужасна жизнь, которую ты мне предлагаешь, но другой просто не будет. Всё равно не будет. Кто в антрепризе ставит пьесу?

-Да ты, Сашик! Конечно, ты! Кто же ещё?

-Здорово! Но эта «Эвридика» будет об ужасе любви. Пьеса о страхе Орфея остаться без Эвридики. О её бесконечных изменах. Надо ж, какие они, Эвридики: они сбегают и возвращаются, они сами устраивают антрепризы. Чтоб пожить на сцене! Наверно, только такие образы и могут жить вечно.